Cogito ergo sum.
Истина, сомнениям не подлежащая. Точка отсчета. Краеугольный камень. Мыслю, следовательно, живу. Где живу? Как? В комплекте или кое-какие части отсутствуют? Вопрос вторичен. Главное, что установлен факт присутствия. Она здесь. Жива.
Мерцающая точка сознания. Где она, эта точка? В парализованном теле? В куске плоти, утратившей очертания? В пустоте? А если… если она сейчас попробует сместить эту точку, и точка двинется свободно, беспрепятственно, как элементарная частица в пространстве? Нет ни височной кости, ни затылочной. Есть только искра сознания, вечная и неделимая. И блуждает эта искра по необъятной вселенной. От предположения, что это возможно, Корделия дернулась.
Тело! У нее есть тело. Кажется, со множеством повреждений. Зашитое в фиксирующий пластик. Но живое! И сознание не блуждает, не соперничает в скорости с фотоном. Заперто в клетке. Затаилось между висками. Корделия чуть качнула головой, желая спугнуть этот мыслящий сгусток, разогнать и распределить по телу. Она еще не знает, что с этим телом, насколько тяжелы последствия и все ли конечности в наличии. Мерцающая точка между бровями послушалась, зашевелилась, начала расширяться, делиться, исследовать. Осознавать границы. Они есть. По контуру человеческого тела. Вполне целого и дееспособного.
Корделия последовала за нитью присутствия до самой удаленной координаты – кончиков пальцев ног. Пошевелила – слушаются. Правда, с левой ногой фокус не удался. Затруднительно. Нога упрятана в негнущийся футляр. Импульс проходит, но палец тут же утыкается в пластиковый панцирь. Что-то с ней произошло, с этой ногой, что-то странное, неестественное. Она была вывернута или даже выломана, и опереться на нее было невозможно. Она складывалась, как поврежденный механизм. И когда это происходило, бросало в пот, тошнило и темнело в глазах. Потому что было больно. Больно было везде, одна боль накатывала на другую, перекрывая, как идущая навстречу волна. Это явление, кажется, называется интерференция. Взаимное увеличение или уменьшение амплитуды. В ее случае результатом стал шок. И она как будто ничего не чувствовала, потому что мозг, похоже, перегорел как древняя лампочка накаливания. Потому что если бы она что-то чувствовала, она бы не выбралась. Но она должна была выбраться и потому она опиралась даже на эту вывернутую под странным углом ногу.
Сергей! Сергей погиб!
Корделия резко вздохнула и открыла глаза.
Приглушенный свет. Размытое, кремового цвета, небо. Да какое небо? Потолок больничной палаты. О, она узнает это запах. Запах медикаментов и дезинфектанта. Помнит. Ненавидит. Этот запах стал символом утраты, персонификацией горя. С тех пор она избегала больниц. Выбиралась оттуда всеми правдами и неправдами. Выползала, если сохраняла самую незначительную мобильность. Но тут она в ловушке. Отсюда ей не сбежать.
— Очнулась!
Это произнес женский голос справа. Корделия повернула голову. К ней тут же приблизилась высокая темнокожая женщина.
«Анжелина», мысленно констатировала Корделия, удивляясь быстроте, с какой осуществила идентификацию. «Выпускающий редактор музыкальных программ. Бывшая джазовая певица. Надо же, помню!
— Госпожа Корделия, как вы?
Второй женский голос. Более молодой. Светловолосая девушка с короткой толстой косой. Корделия вспомнила и ее. Кира Тиммонс, дочь Александра Гибульского. «И ее помню!» Но вместо ответа на вопрос тихо, сипло произнесла:
— Сергей… он погиб…?
Она еще надеялась.
Обе посетительницы опустили глаза. Корделия сглотнула ком. Чуда не произошло. Сергей Ордынцев, ее верный ангел-хранитель, ее друг, ее соратник, ее второе «я». Это несправедливо. Это же на нее охотились, ее хотели убить. Почему же он? À la guerre comme à la guerre. Как сказал бы, вероятно, он сам.
Послышался звук открываемой двери. Вошел еще кто-то. Крепкий, бородатый мужчина. Конрад.
— Привет, — тихо сказал он, наклоняясь.
Взял руку Корделии, лежащую поверх одеяла, и поцеловал.
— Привет, Конрад. Жива, как видишь. Что там за шум?
— Больница в осаде, — пояснил первый зам, — репортеры со всей Галактики. Врачи и медперсонал выбираются тайными тропами, но кое-кого все-таки ловят и допрашивают с пристрастием.
— Что полиция? Нашли, кто стрелял?
— Район оцепили, но киллеру, как водится, удалось скрыться. Было установлено место, откуда он произвел выстрел. И брошенное оружие. Гранатомет AGC-240LXE. Состоит на вооружении. Предположительно украден с военного склада на Венере пару лет назад.
— Ничего удивительного. Бозгурд приторговывал оружием, вернее, Ржавый Волк, — добавила Кира.
— Стрелял кто-то из его ближайшего окружения. Возможно, некий Скуратов. Или один из его подчиненных. В службе безопасности «DEX-company» было достаточно бывших военных.
— Этого следовало ожидать… — прошептала Корделия. – Они будут мстить.
— Разумеется, не обошлось без предположений, откуда киллер мог знать время и маршрут. Ты же договаривалась конфиденциально и в последний момент перенесла встречу на более позднее время.
Послышался голос Киры.
— Так понятно же. Они там в Совете все и затеяли.
— Тише, — остановила ее Анжелина. – Мы не выдвигаем голословных обвинений.
— Cui prodest, — вздохнул Дымбовски.
— Сергей погиб, — сказала Корделия.
И все замолчали. Какая теперь, собственно, разница. Выгодно, невыгодно. В их рядах невосполнимая потеря.
— Как ты думаешь, — снова заговорил Конрад, — стоит извещать жену?
— Бывшую, — добавила Анжелина – Лариса ушла от него десять лет назад, когда он подал в отставку.
— Когда его ушли в отставку, — сказала Корделия. – Сообщить надо. А прилетать на похороны или нет, дело ее совести. Пусть сама решает.
— Я слышала, она хотела к нему вернуться. – Анжелина поправила подушку Корделии.
— Знаю, — ответила та. – Когда он засветился рядом со мной на светском мероприятии с мэром Новой Москвы и кем-то из Ван дер Бильдов. Противно это… — И прошептала цитату, некогда застрявшую в памяти. – Нужен тот, кто нужен. Нужен, когда нужен… Нужен, пока нужен. А потом выбросить. Как устаревшую модель.
Она закрыла глаза. Накатила слабость. И тоска. Невидимая жаба-мутант прыгнула на грудь. И Корделия задохнулась.
— Врача! Врача! Позовите врача.
Суета. Топот. Беготня.
Да не нужен ей врач. Не умрет она. Уже не умрет. Сергея не вернуть. Только оплакать. А вот Мартин… Он где-то далеко. За сотни световых лет. И он ждет.
Узкое как нож лицо врача. Врач касается ее запястья диагностом.
— Выйдите все! Ей нужен покой!
Слабость скорей всего от потери крови. Она же пропорола себе правый бок о какую-то зазубрину. Аккуратно так, будто зазубрину эту заранее заточили. Она даже не почувствовала. И края раны разошлись, как небрежно скрепленный шов. Боль пришла позже. Одна из конвергентных волн. Будет шрам. Можно обратиться к пластическому хирургу. Ну уж нет! Будут с Мартином шрамами меряться. Те, прежние, она убрала. Их было много. После Шебы, после захвата заложников. Беспокоить не беспокоили, но ее убедили. Медийная персона, на публике, съемки, интервью. Noblessе oblige, как говорится. Шрамы украшают мужчину, а женщину – уродуют. Но этот шрам она оставит. Из принципа! Чтобы Мартин не выпендривался. Как он там, глупый бегемотик?
Прибор, отслеживающий ее пульс, как-то подозрительно нервно пискнул. Врач еще не вышел из палаты. Тревожно оглянулся на монитор.
А если где-нибудь на станции гашения будет инфранет? Или даже головидение? Покушение на главу холдинга до сих пор сотрясает медиапространство. Репортажи идут по всем каналам. Журналисты преследуют и осаждают всех, кто владеет хотя бы толикой информации. В ее палату никто не прорвался благодаря ее службе безопасности, взявшей под охрану центральную больницу. В инфранете инфобедлам. Онлайн порталы кипят. Блогеры обмениваются версиями, в соцсетях тысячи перепостов. Кому-то из самых отчаянных папарацци удалось заснять и пылающий флайер и гравиносилки с телами пострадавших. Услышит ли Мартин за этим многоголосым воем шепот надежды? Успеет ли Дэн его остановить? Корделия доверила тайну комма рыжему киборгу, справедливо полагая, что всем остальным это знание будет бесполезной, гнетущей тяжестью. Остановить киборга может только другой киборг. Но что если Дэна в тот момент не окажется рядом? Он вовсе не обязан день и ночь караулить беспокойного пассажира, который в буквальном смысле навязан транспортнику. У Дэна свои обязанности, он навигатор «КМ», а не нянька при пассажирах. Он может, конечно, поручить пригляд второму киборгу, но сочтет ли это необходимым? Мартин на их корабле незваный гость, помеха, дополнительный фактор риска. Позволить Мартину активировать комм – вполне оправдывающая себя возможность этот фактор устранить. Всего-навсего несчастный случай, трагическое стечение обстоятельств. Мартин услышал новость, счел свою хозяйку погибшей и покончил с собой. Остановить его не успели. Нет, нет, рыжий этого не допустит. Во всяком случае, сознательно и намеренно. Он может не успеть, может не услышать, не понять, но без умысла, без тайного замедления.
Откуда у нее эти дурные мысли? Откуда эти саднящие сомнения? Ей о другом надо думать. Надо думать о том, что осталось незавершенным, о том, зачем она летела к зданию Совета Федерации. Собственно, ради этого все и затевалось, ради переговоров и сделки, которую она намеревалась заключить. Она не удивилась бы, что киллер получил сведения о ее передвижениях из того же Совета. «DEX-company» поставляет в армию киборгов. На их закупку деньги выделяются из бюджета. А где бюджетные деньги, там и… Своим демаршем Корделия нарушила чью-то отлаженную схему. А это непростительная дерзость. Покушение на высшие эшелоны. Этого ей не простят.
Врач все еще суетился у мониторов, снимал какие-то показания, корректировал состав препаратов в капельнице.
«Надо убираться отсюда», подумала Корделия. «Охрана охраной, но любая вошедшая в палату медсестра может стать убийцей». Правда, покушение на нее уже наделало достаточно шума. Уже известно, что именно она скупила акции «DEX-company». Руководство ВПК уже связали с попыткой убийства. Оппозиция приободрилась. Вооружилась версией о сговоре кого-то из высших эшелонов с руководством корпорации. До самой Корделии оппозиции нет никакого дела, не говоря уже о киборгах, а вот использовать ее имя, выставить жертвой режима, едва ли не мученицей, вот это сколько угодно. Нет, в ближайшее время ее не убьют. Невыгодно. Скорее попробуют договориться. Интересно, кого к ней пришлют в качестве переговорщика?
Ближе к вечеру, когда шум за окнами клиники немного стих (видимо, большинство журналистов удовлетворили основные потребности), в палату вбежала взволнованная медсестра.
— К вам… к вам посетитель…
По растерянному и одновременно испуганному лицу вестницы Корделия догадалась, какого рода и фасона этот посетитель. Ну вот, дождалась. Она знаком попросила девушку привести изголовье кровати в вертикальное положение и подать зеркало. Картина малоутешительная. Заплывшие глаза, синюшная бледность. Кровь с волос смыли, но вместе с ней, похоже, нейтрализовали и краску. Просто дежавю. Жесткий седой ежик. Ах, так даже лучше. Слабая, обескровленная, безобидная. Жалкая, покалеченная женщина. Кого тут бояться?
Сначала появился агент службы безопасности в сопровождении киборга. Агент окинул помещение цепкий взглядом. Киборг просканировал. Корделия хотела было предложить им заглянуть к ней под одеялом и проверить мочеприемник, но удержалась. Тем более, что оба так же бесшумно и стремительно вышли. Сразу же появился человек. Высокий, грузный. Лицо будто топором из камня какой-то умелец вырубил. Подбородок тяжелый. Волосы цвета выгоревшей соломы. Вот, значит, кого прислали! Корделия его знала. Хорошо знала. Он приходился дальним родственникам Виндзорам и бывал на Геральдике. Уже четыре года сенатор. И метит выше. Курирует федеральные расходы на вооружения. Один из тех, кто распределяет. Что ж, этого следовало ожидать.
— Здравствуй, Донни, — едва слышно произнесла Корделия, встречая вошедшего взглядом отходящей на небеса мученицы. И протянула руку. Жестом королевы. Пусть даже и умирающей.
Человек замешкался, но подошел и взял ее руку.
— Черт тебя возьми, Корделия, ты нас всех напугала! Мы тебя ждем, и вдруг – на тебе! Покушение! Гранатомет! Взрывы. Через пять минут уже на всех каналах.
Он говорил громко, с ярком театрализованным беспокойством, с пафосом доброго дядюшки, на что Корделия ответила чуть заметной горькой усмешкой.
— Донни, пожалуйста, говори тише…
— Прости, прости, я что-то увлекся.
Тот, кого назвали Донни, подтянул поближе к кровати кресло на колесиках и угнездился в нем, как самец гориллы на цирковой тумбе.
— Ну рассказывай, как тебе удалось во все это вляпаться. – Он дружески похлопал Корделию по руке.
— А то ты не знаешь, — ответила она.
— Кое-что, конечно, знаю. Хотелось бы твою версию. Из первых рук. А то говорят тут всякое.
— Что же говорят?
— Ну… — Посетитель поскреб подбородок огромной лапищей. – Даже повторять как-то неловко. Неприлично.
— Да ты не стесняйся, говори. Я девочка взрослая.
— Есть мнение… то есть, говорят, что ты на киборге своем… того, свихнулась. По курортам его возишь, в тряпки модные одеваешь, ублажаешь всячески. Я чего то не понял. Этот кибер… он у тебя вместо мужика что ли? – Гость осклабился. – Не, ну я понимаю. Ты дама зрелая, в самом соку. Не малолетка какая, которая сама не знает чего хочет. Кибер в этом деле самое оно. Осечек не бывает. Они всегда могут. И десять раз на дню, и двадцать. Вроде как у них там шарнир.
Корделия вздохнула.
— И это все? Больше ничего не придумали? Как-то бедненько, без фантазии.
— А чего ты хотела? Бритва Оккама. Самое простое объяснение – самое верное. К тому же, ты сама напросилась. Сначала прячешься с этим кибером на Геральдике. Сидишь там почти три месяца. Потом летишь с ним на Шии-Раа будто в свадебное путешествие. После этого живешь с ним в своем пентхаузе на Новой Москве. И как иначе это истолковать? Вот был бы это не кибер, а человек? Как бы расценили эту эскападу? Состоятельная дама развлекается. Прикупила себе молодого любовника. И нашли бы это вполне естественным. Ты свободная женщина, имеешь право. Вон, твоя матушка себе ни в чем не отказывает. Но кибер, Корделия, кибер! Нет, ну ты скажи, неужели нормальных мужиков мало? Ты же красивая женщина! Да тебе только пальцами щелкнуть. Очередь выстроится.
— Хватит, Донни. Твоя увертюра затянулась. Ты же не мораль приехал мне читать. Говори, что надо.
Гость согнал с лица улыбку влюбленного людоеда и стал похож на людоеда философствующего.
— Ты права, подруга. Твой облико морале Совет Федерации мало волнует. Ты девочка взрослая и вправе жить с кем пожелаешь. С кибером или даже с ксеносом. Некоторые кстати именно так и делают. Говорят, занимательно. Меня волнует другое. Твоя жизнь. Я о жизни твоей забочусь. Вот скажи, какого черта ты во все это влезла?
— Во что?
— В биржевые спекуляции. Акции скупила. Ты полезла в мужские игры. В опасные игры. Ты понимаешь, какие там крутятся деньги? И какие люди за этим стоят?
— Понимаю, Донни.
— Вот оно тебе надо? Вот зачем такой женщине всем этим заниматься? Такой привлекательной женщине.
— А чем, по-твоему, должна заниматься… эта привлекательная женщина? – вспылила Корделия. – Как же меня достали этим вопросом! Я слышу его постоянно. Вы же такая интересная женщина. Почему бы вам не найти занятие поинтересней? Зачем вам эти акции? Эти скучные совещания? Эти бесконечные юридические согласования? А какое занятие? Филиалом «Матушки Крольчихи» заведовать? Или самой там работать? Ах, нет, старовата.
— Тише, тише, не нервничай, — пошел на попятную гость. – Я говорил с врачом. Ты потеряла много крови. Тебе нужен покой. Я же ничего такого не имел в виду. Я же только спросил – на хрена тебе акции «DEX-company»? Это же не твой профиль. Что ты собираешься с ними делать? Или ты киберкорпорацию с кукольным театром перепутала?
— Обанкрочу и распродам, — зло ответила Корделия.
Гость помолчал.
— Ты это серьезно?
— А ты меня с кем перепутал? Со Stand Up комиком? Вполне. Я закрою эту проклятую живодерню.
Гость задумчиво пошевелил густыми белесыми бровями. Загнал их на лоб, потом опустил, свел к переносице, снова распустил.
— Все-таки ты свихнулась, — резюмировал он. – Ты свихнулась на своем киборге. Я ведь не верил. Посылал всех куда подальше. Говорил: Да не может быть! Да чтобы Корделия… Да она олицетворение здравого смысла! А ты, оказывается…
— Называй это как хочешь, — устало проговорила Корделия. – Считай, что я свихнулась.
— Если бы речь шла о какой-нибудь точке общепита, сходи себе с ума сколько хочешь. Банкроть, продавай. Никому до этого нет дела. Но это тебе не столовка и не пельменная. Это «DEX-company»! Это корпорация производит киборгов. Высокотехнологичное оружие. Это же государственная безопасность. Как это обанкротить? Ты в своем уме?
— Донни, не мели чушь. Армия Федерации прекрасно справляется и без киборгов. Добровольцев пруд пруди. И наемников. И оружия в избытке. Всякого, в том числе и высокотехнологичного. Киборги составляют ничтожный процент от личного состава. Их гораздо больше в частном секторе. Киборгов чаще используют преступники, чем законопослушные граждане. Пираты, контрабандисты, наркоторговцы. Донни, это узаконенное рабство, и я хочу с ним покончить.
— То есть, ты решила поиграть в Джона Брауна? А ты помнишь, чем для него все это закончилось?
— Помню. И не пугай меня. Пуганная уже.
— Ты же понимаешь, Корделия, — очень медленно произнес гость, — этот выстрел по твоему флайеру… может повториться.
Он посмотрел на нее очень холодно. От благодушия не осталось и следа. Корделия не отвела взгляда, такого же холодного и решительного.
— Я понимаю, Донни. Вы попытаетесь меня убить. И сделаете это руками тех, кто уже стрелял. Кто там был? Шеф отдела безопасности «DEX-company»? Или один из ликвидаторов? Но я приняла меры. Если со мной что-нибудь случится, акции «DEX-company» переходят по доверенности в распоряжении “Гольдман и Ко”. Это авшурская компания. Они незамедлительно начнут процедуру банкротства. Я пообещала им 80%.
Гость изменился в лице.
— Да, подожди. Я не это имел в виду. Бозгурд оставил завещание и согласно этому завещанию компанию переходит его… Анатолию Волкову. А ты лишила его наследства.
— Донни, не прикидывайся, что ты не знаешь, кто такой Бозгурд. И ты прекрасно знаешь, что Анатолий Волков его брат.
— Тем более. Это весьма опасная и непредсказуемая публика. У полиции есть версия, что по твоему флайеру стрелял некий Скуратов, бывший начальник службы безопасности.
— Да какая разница, кто стрелял. Я все равно доведу начатое до конца. Даже если вы меня убьете.
Гость снова замолчал. Вновь поскреб щеку.
— Хорошо, — сказал он. — Сколько ты хочешь?
— Вот с этого и надо было начинать. А то мораль он мне тут читает. Акции не продам, но…
— Но?
— Могу повременить с банкротством. Я не буду распродавать компанию, я ее законсервирую. Это будет мораторий. Производство киборгов будет остановлено. Кое-какие активы я пущу в оборот. Сам понимаешь, я потратила на покупку акций немалые деньги. Это деньги холдинга, деньги моих акционеров. Я не могу безнаказанно спустить их капиталы в трубу. От меня потребуют объяснений и отдадут под суд, если я этих объяснений не дам.
— Ну хорошо, хорошо, я понял. — Гость поморщился. — Сколько?
Корделия помолчала, изучая что-то на потолке, потом ответила:
— Миллиард.
— Да ты охренела! — воскликнул гость. — Где мы возьмем такие деньги?
Корделия пожала плечами.
— Если я распродам корпорацию по частям, я получу в два раза больше.
— Нет, ты не женщина. Ты… леразийская химера.
— Да хоть шоаррская лиса. Ты согласен?
— Мораторий на пять лет. По истечении этого срока ты представляешь государству право выкупа.
— Десять лет. Со своей стороны я обязуюсь сохранить все технологии и научные открытия в неприкосновенности. И кое-какие даже предоставить в распоряжении федеративных органов. Тех, что связаны со здравохранением, например.
— Ты стерва.
— Я знаю. Согласен?
Гость встал и прошелся по палате. Корделия спокойно за ним наблюдала.
— Когда начнем юридическое оформление? — спросил он.
— Как только будет перечислен аванс. Мне же еще юристам платить. Авшуров ты знаешь. Они без предоплаты коготь о коготь не ударят.
— Ты страшная женщина.
— А только что была привлекательной. Это еще не все, Донни.
— Не все? Тебе мало?
— Статус гражданина Федерации для разумных киборгов.
— Ах, вот оно что! Все-таки чертов кибер! Хочешь узаконить отношения со своим кибер-мальчиком? Слушай, Корделия, ты могла бы попросить. Уж для тебя мы бы что-нибудь придумали… Еще не поздно.
Корделия пропустила его оскорбительную тираду мимо ушей.
— Поздно, Донни. Это всего лишь небольшая поправка к декларации прав. Вынеси ее на ближайшую сессию.
— А как же…
— Над общественным мнением мы уже работаем. Об этом не беспокойся.
— Будешь должна.
— Буду.
— Я тут кое-что задумал. Через два года. Поможешь?
— Куда ж я денусь? Помогу. Только без откровенных фейков. Мне дорога моя репутация. Факты и только факты.
— Да за кого ты меня принимаешь?
— За политика, — вздохнула Корделия.
Она устала и чувствовала, что близка к обмороку. Гость сделал шаг к двери и уже коснулся сенсора, но в последний момент обернулся.
— Нет, ты мне все-таки скажи. Вот ради чего все это? Неужели ради денег? Не поверю. Ты бы этот миллиард и без авантюры этой заработала.
— Тебе не понять.
— А все-таки?
Корделия помолчала, собираясь с силами.
— Это любовь, Донни. Всего навсего любовь.
Гость хмыкнул и вышел из палаты.
В маленьком городке, («Уездный город, как столица… бооольшооой»), дворов на пятьдесят, новость о покупке ящера разнеслась со скоростью молнии, поразившей сухую сосну в середине поля.
Поэтому, когда новоявленный хозяин дошагал до мясных рядов, Косте без особого торга был предложен мешок костей и обрези. Но тот, понимая, как оголодал его скакун, не жалея средств, прикупил целиком заднюю часть местного аналога земной коровы и при помощи тележки самолично сгрузил перед зубастой, недобро осматривающей мир мордой. Видя такое богатство, морда мигнула широко расставленными, немного увеличившимися в размерах глазами и, торопливо чавкая, принялась за обед.
Минут через пятнадцать, сыто рыгнув и облизнувшись, скакун подцепил длинным когтем короткой передней лапы застрявший в зубах хрящик …помедлил и, подняв хвост зрелым гороховым стручком, выложил содержимое кишечника аккуратной пирамидкой.
Зрители, расположившиеся за сараями и с интересом подглядывавшие за трапезой, зажав носы, спешно эвакуировались с подветренной стороны, а перед Костей замаячила перспектива крупного штрафа за осквернение общественного места.
Гордый собственник ездового динозавра судорожно схватил его за хлипкий поводок и быстро поспешил в сторону управы — самолично признавать вину и не навязываться на скандал со службами правопорядка. Зная хорошую пословицу: «Не пойман – не вор», он, при наличии такого числа свидетелей, не решился наживать врагов среди местных правителей.
Уже через час, продолжая пребывать в возбужденно-сумасшедшем состоянии, он, без страха, по хвосту влез на спину скакуна, и последний двинулся в сторону тракта ровным, немного размашистым шагом, который легко перешёл в бег, более чем подходящий для дальних переходов. Дорога при их приближении странно пустела, но хорошо накатанная почва мягко пружинила под лапами ящера, и Костя задремал.
***
Проснулся он от толчка и тихого пофыркивания, которое доносилось из зубастой пасти.
Звуки были настолько не соответствующими размерам животного, что наездник открыл оба глаза и, повозив костлявым задом по коврику, мирно лежавшему на спине чудовища, сонно спросил:
— Ну, и что мы имеем в результате?
Морда хмыкнула и, повернув к ездоку голову, указала лапой на полянку, на которой расположился цыганский табор.
— Мои знакомые, — констатировал путешественник. — Пойдём, напросимся на обед. Я хотел к ужину к Яге попасть, но и пообедать нам не помешает.
«Коняга» фыркнула двумя ноздрями, похожими на шлангообразный водопроводный сток, и беззвучно повернула к стоянке.
Недолго размышляя, Костя подъехал к стоящим ромбом крытым повозкам и, спешившись, прошёл за полосу периметра. На холщовом тенте аккуратными белыми буквами было написано: «Магозин. Годание».
Лисий оборотень, больше напоминавший классического комиксного Будулая, явно принадлежал к категории, считавшей грамоту лишней проблемой. За спиной у Кости зашуршало, и тенты с повозок разом опустились.
— Почтеннейший, — обратился парень к «Будулаю».— Вы оказываете исключительно услуги по гаданию или продаёте и сопутствующие товары, например обед?
Когда-то, еще маленьким детдомовским мальчишкой, он любил слушать рассказы дворника о бурной молодости и часто глубокой ночью убегал в его каморку. Там вечно пьяный старик рассказывал удивительные волшебные истории: как ходил моряком на китобое, был старателем и мыл золото в тайге, путешествовал с табором цыган и воровал для них колхозных лошадей. Из этих рассказов врезались в память колоритные сцены погони да красивые цыганки в ярких цветастых платках, гадающие на судьбу.
Услышав такое пожелание, цыганский барон сделал глубокий вдох и, слегка поперхнувшись переполнившим грудную клетку воздухом, пёстрым шаром подкатил к вопросившему, посмотрел прямо в глаза и обрушил на него свою сбивчивую, но очень темпераментную речь:
— Весьма польщён! Какая неожиданная новая встреча! Вы сразу поняли главное! Как удачно вам и нам встретить на пустынном тракте в наше время по-настоящему образованное существо, чётко знающее, куда ему идти, где остановиться и что попросить!
От такого набора слов у Кости странно заломило в висках. Голова пошла кругом. Он хотел было остановить говорливого продавца, но почему-то не смог. Мир мягко поплыл перед глазами…
Тут сзади кто-то негромко рыкнул.
Словоразлив моментально прекратился, и в голове наступило прояснение.
А цыганский барон – почему-то со слегка потускневшей улыбкой – уже готовился на второй заход…
— Минуточку!
Цыган резко щелкнул зубами, закрывая рот, по новой давясь лишним воздухом.
— Минуточку, уважаемый! Просто скажите, вы торгуете едой на вынос, или занимаетесь исключительно гипнозом? — имея за спиной клыкастую поддержку, строго спросил Константин.
Лис обиженно посмотрел на присутствующих и, бормоча о вечно спешащих в неизвестном направлении путниках, легко, особенно для такого тучного существа, спрыгнул с повозки и отправился куда-то вглубь стана — туда, где сбитой кучкой стоял притихший табор.
Парень озадаченно посмотрел ему вслед.
— Кааакой милааай мальчииик! — внезапно услышал Константин.
— Мы гадаем! По волосу, руке, крови, по восходу и закату, на удачу и добычу, а тебе на судьбу! Дай руку, дорогой.
Уже абсолютно уверившийся в разуме ящера, Костя посмотрел на него – как раз о чем-то глубоко задумавшимся — и спросил:
— Ворон! Что я здесь забыл?
Ящер оторвался от размышлений о смысле бытия и… сел на задние лапы, всем своим видом показывая единение с природой. И полнейшее отсутствие желания куда-то уходить.
Костя вздохнул и, скривив лицо в непередаваемой гримасе покорности судьбе, протянул руку.
Цыганка, с горящими глазами (видно, уже предвкушая будущее изобилие) умоляюще оглянулась в поисках барона и, одарив путника ещё одним дружелюбным взглядом, погрузила в свои крошечные ладошки, удивительно напоминавшие лисьи лапки, Костину пятерню.
— Ооо, бальзам моего сердца… — проникновенно начала она.
Но тут червяк беспокойства завозился в груди ответственного путешественника, и он громко спросил:
— А денег сколько?
Лисица вздрогнула. Опустила, наконец, хитрый улыбчивый взгляд на широко открытую ладонь, посерела лицом, и, с трудом разжав внезапно ставшие синими губы, произнесла:
— Вам, господин, я судьбы не нагадаю…
— Почему? — вконец обиженный Костя хотел знать судьбу. Он любил волшебные истории.
«Вот ведь, умеют они цену набивать!», — подумал он и, достав серебряную монетку, предложил:
— Серебрянка. Мой ужин и ночлег в трактире! За судьбу. Расскажи, гадалка!
Лисица, блеснув глазами темной стали, повторно посмотрела на ладонь и благоговейно раскачивая ее, как ребенка в колыбели, вдруг запела:
Во имя милосердия пророка,
Создателя единого кольца,
Живого бытия, пространства мирового,
Который свет зажег во мраке тьмы начала и конца,
Что мыслью озарил глаза бездушных тварей,
Сокрытое увидеть нам помог.
Я помолюсь. Я расскажу тебе.
***
Когда с зарей времён вершился жизни бег,
И обретали мысль и чувства звери,
В тумане, порождающем сознание,
Сквозь тьму вселенной, приходило знание.
Огонь, подаренный пророком, не потух
Родился князь дракон, чтоб обновлялся дух.
Чтобы рождались новые сердца, пылал их Разум ,
Чтобы не было конца в кольце миров —
И в том его великое искусство,
Из разума пришло в наш мир и чувство.
Потом пришла любовь —
И тот душой велик, кто путь прошёл и
Тайну сам постиг.
Драконы будут те прославлены в народе,
Кто благороден по своей природе.
Драконом стать — от зверя отличаться;
Не только мускулом и языком,
Не только словом управлять умело,
Для них творец нашел иное дело —
Им предначертано исправить
Иль разрушить мир!
Есть сила у души — она из ощущения:
Из вкуса, зрения, привязанности, лжи.
У нового верховного дракона
Для жизни не хватило силы слова
И он погиб, исторгнув плод—яйцо
И далеко забросив в мир — кольцо.
Пришедший слаб пока душой и телом,
Но крылья нелетающей любви
Помогут обрести ему свои.
А дальше все решит судьба и тело.
Цыганка, не отрывая взгляда от Костиного лица, завершила свой речитатив, разом обмякнув, и, ещё больше побледнела.
Парень удивлённо посмотрел на странную ведунью и молча протянул ей маленькую, весело блеснувшую на послеполуденном солнце серебряную монетку.
— Ладно!— вздохнул он и развернулся к дракону. — Пошли, концерт окончен, а есть нам не предложили.
При слове «есть» тиранозавр икнул, рыгнул, поднял зад, смешно повилял хвостом, стряхивая пыль, и целенаправленными легкими прыжками, превращающими утрамбованную землю в асфальтовую дорогу, устремился в сторону табора.
Костя понимающе заулыбался и последовал за «коником».
Мерзкую миссию — сбросить Тиора в горах, — пришлось разделить с одним из воинов, сопровождавших Светлейшую, когда она ворвалась в опочивальню дочери. Не доверяла. Решила проконтролировать. Лантирель только зубами скрипнул, но ничего не сказал.
Тиору накинули на плечи плащ, надвинули на голову капюшон, чтобы скрыть и отсутствие волос, и рисунок, да и бессознательное состояние тоже. Они выволокли его из покоев принцессы по потайной лестнице, дотащили до площадки в саду, куда остальные воины уже привели трех оседланных аэрлингов. Рандира взгромоздили в седло, Лантирель закрепил его там парой петель силы, потом он и его сопровождающий, Геринель, вскочили на своих крылатых коней, и все три аэрлинга взмыли в ночное небо.
Лететь пришлось бы очень долго, даже учитывая то, что крылатые кони за час преодолевали расстояние, которое всадник покрывает за полдня., но отдалившись от Аретириоса на несколько лиг, Лантирель активировал амулет телепорта и они вынырнули из него уже на краю Поющей пустыни, оставив позади себя Восточную степь.
— А почему мы не телепортировались сразу в Серебряные горы? — покрутив гловой, оглядываясь, крикнул Геринель. — Сразу избавились бы от него, — он мотнул подбородком в сторону Тиора, — и домой повернули.
— Нельзя сразу, — хмуро ответил Лантирель. — Серебряные горы вотчина Сарналоса. Он прекрасно знает, что и когда в них происходит. Особенно на границе. Поэтому мы зайдем со стороны пустыни. Живущие там рэйсы состоят в дружественных отношениях с драконами. Оттуда он явно не будет ждать подвоха.
— А откуда ты узнал, что он сын Сарналоса? Он же не распространялся об этом.
— Мы с ним быстро сошлись, — Лантирель вздохнул, — вот он мне полное имя и назвал. А уж сложить два плюс два не составило труда. Кто бы еще носил имя Сарналеанора, кроме его сына?
Воин кивнул и снова замолчал, но от взгляда мага не укрылось, как он зябко повел плечами. «Боится, — подумал Лантирель, — догадывается, чем нам лично грозит, если Сарналос узнает, кто причастен к гибели его сына». Настроение у него самого было преотвратным. Выполнять приказ Светлейшей не хотелось не только из страха перед неминуемой местью Повелителя драконов. Все в душе восставало против этого приказа по простой причине — убить Тиора означало для него убить друга. А еще молодой маг понимал, что Сарналос вполне мог не ограничиться казнью непосредственных убийц сына. Сказать честно, Лантиреля не беспокоило и то, что, скорее всего, дракон уничтожил бы королеву вместе с ее дочерью. Бояться за свою семью ему не приходилось — родители и старший брат молодого мага погибли во время войны, которую остановил как раз Сарналос со своими драконами. Он беспокоился за своих собратьев, не причастных к безумному приказу Светлейшей, которые могут погибнуть из-за нее.
Из тяжелых дум Лантиреля выдернул возглас Геринеля, который указывал на показавшийся в отдалении оазис Инчи, в котором проживало племя оборотней рэйсов.
— Мы, что, полетим прямо туда? — спросил воин.
— Нет, конечно, — возразил маг. — Мы достаточно далеко забрались. Поворачиваем. Только держись немного ниже, чтобы нас не заметили. Светает уже.
Он заложил крутой поворот в сторону темневших на горизонте вершин Серебряных гор. Геринель был обычным эльфийским воином. Исполнительным, расторопным, но имевшим довольно слабенькие магические способности. Поэтому он не заметил, как слегка приотставший Лантирель ослабил витки силы, удерживавшие Тиора на крылатом коне. Чуть более резкие движжения аэрлинга трхнули бесчувственного наездника, и он сорвался вниз. Конечно, крылатые кони летели намного ниже, чем на протяжении всего пути, но падение с высоты в три десятка метров даже на песок не осавило бы юноше никаких шансов, если бы маг не придержал его слегка все теми же петлями силы. Грохнуться-то Рандир грохунлся, но с гораздо меньшими повреждениями. Лантирель постарался так направить его падение, чтобы он угодил на самый край гребня бархана и скатился по его склону в ложбину, где и остановился кучей тряпья.
— Лантрель, он упал! — воскликнул Геринель, натягивая поводья своего аэрлинга и указывая вниз. — Придется спуститься, забрать его.
— Не стоит. Пока спустимся, пока погрузим его — потеряем время. Вдруг нас заметит кто-то из оазиса. Пусть остается там. — Молодой маг усмехнулся так, что воин отшатнулся — такого злорадного лица у обычно уравновешенного и неизменно приветливого Лантиреля тот никогда не видел. — Рассвет уже близок. Оллар войдет в полную силу и убьет несчастного за считаные часы. Неужели ты не знаешь, что в этой пустыне нельзя находиться под открытым небом после восхода светила?
— Ты думаешь…
— Я не думаю. Я заню, — веско сказал маг. — Поймай аэрлинга, который вез его и летим, куда собирались, в сторону гор. Нам и самим не поздоровится, если мы задержимся здесь.
Геринель подозвал оставшегося без седока крылатого коня, ухватил его за повод и огланулся на Лантиреля, который взлетев чуть выше, осматривался по сторонам. Увидев, что воин управился со своим делом, он сделал знак, и они направили аэрлингов к Серебряным горам.
Лантирель не сказал Геринелю, что увидел всего в лиге от места, где они оставили Тиора, пустынную кошку. Рэйса неторопливо трусила как раз в ту сторону. Шанс, что она обнаружит Рандира, был достаточно велик, но молодой маг решил подстраховаться и незаметно для Геринеля оставил там магическую метку, которая должна была просто, как магнит, притянуть к себе рэйсу. Пустынные кошки не людоеды, а высокоразвитые оборотни. Рэйса найдет Тиора и поможет ему, в этом Лантирель был уверен.
А потом был утомительный путь домой, в Аретириос. Светило порядком напекло эльфам головы и прочие части тела, пока они не выбрались за пределы Поющей пустыни. Пришлось сделать остановку в предгорьях Серебряного хребта, где они дали аэрлингам отдохнуть, вволю напиться из ручья и попастись на высокогорном лугу. Затем, следуя вдоль предгорий, они долетели до Восточной степи, где уже воспользовались еще одним амулетом телепортации до границы с Таурардоном. Здесь они сменили крылатых коней, приказав пограничникам доставить аэрлингов в столицу через пару дней. Еще через три часа Лантирель с Геринелем уже были в Аретириосе.
Лантирель поднимался по ступеньками дворца королевы Антериель и думал, что сегодня он, пожалуй, совершил предательство — не выполнил приказ своей владычицы. Хотя с другой стороны, на душе стало немного спокойнее — он не стал убийцей друга, да и гнев Сарналоса, возможно, удастся смягчить, чтобы он не вымещал его на всем народе Таурардона. А королева… если ему удастся остаться в живых после всей этой заварухи, в чем молодой маг все-таки сомневался, то, пожалуй, он примкнет к вестарцам. Отличавшиеся более широкими взглядами западные сородичи нравились ему все больше.
Он покосился на шагающего чуть позади Геринеля. Когда они отдыхали в предгорьях Серебряного хребта, воин поделился с Лантирелем своими опасениями, что их ждут большие неприятности, если Сарналос узнает, что они бросили его сына на смерть в самом жарком месте Поющей пустыни. Магу было неприятно, наблюдать его страх, но делиться своей надеждой на то, что Тиора найдет рэйса, он не стал. Трус вполне мог выдать его.