Их долго не выпускали «за кордон»: милицию, полицию, судейских, прокуратуру; такими возможностями пользовались только защитники униженных и оскорблённых бандитов, нетрадиционно ориентированных взяточников и прочей нечести. Всей своей внутренней сущностью Андрей Дмитриевич Курчатов восставал против подобной дискриминации. И вот дождался, старшему советнику юстиции, прослужившему без малого тридцать лет на благо Отечества, наконец, разрешили выехать за рубеж!
«Попёрся, мля», — сидя на переднем сидении рядом с Димоном, грустно размышлял он. Помогать немцам уже не хотелось, объяснять потерю месячного оклада жене, за взятый в прокат лимузин, тоже. Почему-то вспомнились тёща и её рассказ о поездке в ГДР, в начале восьмидесятых. Её, премированную путёвкой, вызывали в райком партии, и она неделю учила даты, когда и какой съезд принимал решения о сенокосе и лесоповале… Но, ради столового сервиза «Мадонна», торжественно пылившегося четвёртый десяток лет, в такой же допотопной, как и он сам, «стенке», она была готова выучить суахили и объёмы резиновых галош, поставляемых во Вьетнам промышленностью Старшего брата.
Сзади трепался по-английски Ванька. Сидящая рядом немецкая девчонка хихикала в ответ. «Молодцы мы с матерью. Не зря индивидуально дурака языку учили», — вдруг подумал прокурор. И довольно оглядев в зеркало сидящую парочку, решил: « Нормальная девка. С формами. Есть за что ребёнку подержаться!».
***
Димон лихо гнал по гладкой скатерти шоссе, заранее притормаживая перед встречными камерами. По его расчёту, команда спасателей должна была нагнать кортеж, состоявший из любознательного немца и не в меру любопытного америкоса, (в национальности последнего прокурор не сомневался), через два с небольшим часа.
«Странный парень», — размышлял старший советник юстиции, поглядывая на неподвижное лицо Димона, больше похожее на натянутую маску. За два года отец уверился в нечеловеческой природе мальчишки, явно выведенного из пробирки, но в его роботообразной сущности сомневался. Обычный детдомовец, только из другого мира.
Собравшись в Турцию, Андрей Дмитриевич, учитывая специфику работы, ознакомился с материалами по культурному прошлому и экономическому составляющему страны, приветливо открывшей свои закрома русскому начитанному туристу. Однако данных о настолько древней культуре не обнаружил, ограничив свои познания Памуккале и постройками Трои.
Встреча с Хенриком ошарашила и, приняв за данность факт необходимости успокоить расшатанную нервную систему небольшим количеством алкоголя, прокурор, с удивлением, прослушал многочасовую лекцию по истории планеты Земля.
Квинтэссенцией рассказа явились прародители человечества — Адам и Ева, которые, со слов бредящего сказками фрица, оставили потомкам некий прибор, позволяющий улететь к звёздам и, якобы, переданный семейной паре в дар, девой Лилит.
— В «Алфавите Бен Сира» указывается, — вещал тогда Хенрик. — Что ссора Адама и Лилит возникла по вопросам семьи и брака. Микеланджело в Сикстинской капелле изобразил её, нарисовав женщину с хвостом змеи. Это первое упоминание о борьбе за гендерное равенство. Шумеры тоже признавали существование женщины-легенды, но она, по их мнению, превратилась в воздух и улетела, оставив предмет, содержащий знания, первым людям.
Побасенка оказалась настолько хороша, что красочно приснилась прокурору после запойной ночи и прочно утвердилась в восприимчивой ко всему новому голове. Во сне, почему-то, присутствовала тёща, которая, держа артефакт праотцов, сильно напоминающий скалку, приговаривала голосом немецкого искателя приключений: «Андрюша, как ты думаешь, подтолкнуть зятя в прорубь на Крещение, это святое дело, или уголовное?».
***
— Нагнали!, — громко прозвучало сообщение Димона, вырывая из тяжких дремотных дум. Прокурор замотал головой и окончательно проснулся:
— Где мы?
— Поворот на археологический район, Патара. Знаменит развалинами эллинского города-порта с судоверфью, датируемыми VII веком до н.э. Могу добавить, что в 270 году н.э. здесь родился Николай Чудотворец.
— О-о-о, — воодушевился Андрей Дмитриевич. — Ванька, хватит у сиськи-то греться, мы — туристы-экстремалы обязаны спасти от американского произвола немецких друзей и не забыть осмотреть христианские святыни. Просто так, что ли катаемся!
***
Возле Гелемиша Хенрик и предвкушающий невероятные открытия Марк, свернули с трассы на Патар.
Оставив, буквально в пятидесяти метрах от руин древнего театра, на площадке, машину и обогнув, небольшое стадо флегматично объедавших кусты, с синими цветочками, коз — они проследовали мимо центральной части древнего амфитеатра, представляющего собой руины циклопической безрастворной кладки, частью врытой в гору. Их путь лежал к оканчивающему свою изогнутую трубу водопроводу, на левом крыле театра, рядом с галереей-переходом для публики.
Взъерошенные утренним ветерком, смело спускавшимся по горе, от соснового массива, яркие каштановые волосы Марка, весёлым пятном играли под лучами белого турецкого солнца. Профессор Хенрик Рихтенгден сдвинул на лоб очки и, профессионально посмотрев на не знавший больше двух тысяч лет реконструкции театр, позвал скакавшего архаром по камням сына:
— Нам нужно найти тоннель спуска к первому ярусу, там должна быть небольшая комната, на которую указывает барельеф с высеченным панцирем римского легионера и коротким мечом, который укажет вход.
— Ты нашёл где-то карту сокровищ? — не моргая, спросил подошедший к нему юный искатель приключений. Хенрик только хмыкнул, охлаждая пыл.
— Нет, просто прочитал в путеводителе.
— А что мы будем искать в «подсобке»? — отец удивлённо уставился на Марка. — Ну, в маленьком помещении, — исправился тот, и, повернувшись к отцу спиной, временно потерял интерес к поиску очередных серых булыжников.
После пятнадцати минут блуждания, между каменных сидений, чудом сохранивших свой первоначальный внешний вид и не рассыпавшихся в прах, под натиском землетрясений, ветра и столетий, отец и сын рассмотрели выступающую у них кромку над основанием, чтобы сидящему было удобно подогнуть ноги и представляющую, несомненно, «ноу-хау» своего времени.
Потом, они подошли к театральному манежу, изящно завершающему торец амфитеатра. Стало ощутимо припекать. Между камней, то и дело, мелькали изумрудные и сине-серые головки крупных любопытных ящериц, составлявших, в наши дни, гуляющую публику старого театра. Наверху припарковалась ещё машина, и Хенрик, окрикнул сына:
— Хватит тренировать ноги, скоро здесь будет полно туристов, спускайся ко мне.
***
Они подошли к первому ярусу.
Впереди зияло некое углубление, расположенное прямо по центру закончившего свой путь водопровода. Обследование фонариком показало, что это не спуск к сцене, а искомое помещение.
Перед входом маячила строгая надпись: «Danger!!! Do not enter!! Well!!» Барельеф панциря и меча оказался с тыльной стороны рядом с водопроводом.
— Мы пойдём туда? — с надеждой спросил сын.
— Естественно, — хмыкнул авантюрно настроенный профессор и, аккуратно сдвинув табличку, первым устремился в проход. Темнота ослепила, и он включил фонарик, присланный из отделения полиции острова Пасхи и не пригодившийся там, но успешно используемый спустя два года.
Помещение было небольшим. У стены, аккуратно выложенное мощной и твёрдой базальтовой породой зияло чёрное пятно пересохшего колодца, такого же древнего, как и руины вокруг.
— Спустимся? — спросил отец у притихшего сына.
***
Хенрик не был профессиональным скалолазом. Но несколько посещений горнолыжных курортов числились в его личном зачёте. Больше всего он любил Zillertal Arena, с его парком Целль-ам-Циллер фрискиеров и сноубордистов, в котором они с беременной Ирен до умопомрачения катались на санках, по 7-километровой трассе родельбана.
Профессор достал из сумки верёвку и тщательно обмотал ей себя. Второй конец был намотан на огромный валун, мирно лежавший у входа. Затем, приказав Марку страховать и, в случае чего, звать на помощь, кинул камень в черноту зияющей дыры.
Звук падения отразился от стен почти рядом и Хенрик, хмыкнув, полез вниз. Он никогда не спускался по отвесным стенам, но в этот момент в его голове была странная упорная пустота, мешающая бояться и размышлять. Его вело, человек был совершенно спокоен.
А если она и всё остальное придумала? Его глаза, его руки.
Что, если она бредила? Это всё от жара, от боли. Она впала в забытье.
Позже она заснула и ей даже приснился сон, такой же ужасный, как и удушливая явь. Нет, не может быть. Она, бывшая уличная девка, дерзкая, отчаянная, бесстрашная, не знала сладких, обманчивых грёз.
Она никогда не позволяла себе мечтать. Она ходила по земле, по грязной, грешной земле, и верила в силу страха и ненависти. Если у неё был бред, она убедится в этом и забудет свое видение.
Окрепнув, она вернулась на службу. Герцогиня была приветлива и объявила, что должность её отныне первая статс-дама двора её королевского высочества. Появились завистники и враги.
Но Анастази принадлежала к тому редкому типу подданных, кто исполняет свои обязанности больше по велению сердца, чем во имя наград. Ей не нужны были связи или почести.
Ей нечего было терять, и этот странный мирской аскетизм делал её неуязвимой. Она не боялась и саму герцогиню, которой она не раз бросала в лицо неприятную, спасительную правду.
Герцогиня морщилась, бледнела, но принимала эту правду, как горькое лекарство.
Анастази была её верным, наточенным клинком, её счастливым оберегом, её верным псом.
Союз их был плодотворен, и мог бы со временем обратиться в разрушительную силу, если бы… если бы не Геро.
Анастази не сразу взялась за поиски. Она была слишком занята, утверждая свою власть, и почти не вспоминала о своем спасителе.
Но время шло. Враги присмирели, подданные её признали.
Анастази управляла маленьким двором её высочества железной рукой, подавляя заговоры, интриги и бунты. Тайны её высочества, как и серебряная посуда, пребывали в полной неприкосновенности.
Она увидела его сразу.
Анастази переступила порог той лечебницы под видом бедной горожанки, занятой поисками мужа. По легенде её супруг горшечник уже третьи сутки не казал носа.
А так как субъект он был задиристый и драчливый, то бедная женщина тревожилась, как бы он в пьяной потасовке не получил дубиной по голове или ножом под ребра. Вот и решила обойти все городские больницы, куда ночная стража доставляла раненых и убитых.
Таких несчастных жён, матерей, сестёр, дочерей, с тоской глядящих в бледные, синюшные, запрокинутые лица раненых, в городских лечебницах всегда было немало, и среди них легко было затеряться.
Анастази спрятала свои блестящие черные волосы под огромным чепцом и закуталась в длинный, битый молью шерстяной плащ.
Она рассчитывала под видом встревоженной супруги побродить по палатам, послушать разговоры милосердных братьев, а при случае осмелиться задать интересующий ее вопрос. Бывает ли здесь некий юный школяр? А если бывает, то часто ли? И возможно ли его застать?
Но толкаться в скорбном собрании, бродить среди недужных ей не пришлось.
Её спаситель был там. В той же потертой, но трогательно штопанной, вычищенной куртке, такой же внимательный и усталый.
Он был не один. Вместе с ним у хирургического стола присутствовали ещё трое: один с закатанными выше локтя рукавами, в длинном фартуке с кровавыми разводами и бурыми пятнами, уже седой, но крепкий и ловкий, и двое юношей, по виду так же студентов.
Старший, известный хирург, — Анастази даже вспомнила его имя, Дупле, ибо не раз видела его в Лувре, куда его приглашали вскрыть нарыв или вправить вывих — трудился над воющей, краснолицей тушей.
Несчастный, как вскоре догадалась придворная дама, получил удар наточенным вертелом в бедро. От удара вертел сломался, и его обломок торчал из раны. Хирург был занят тем, что, надрезав плоть, перевязывал шелковой нитью сосуды.
А трое учеников, затаив дыхание, наблюдали за его работой.
Раненый всхлипывал и сыпал проклятиями в адрес неба и ада.
Анастази заметила, что лица двоих студентов выражали едва ли не весёлое любопытство. И только её спаситель бросал тревожные взгляды на самого страдальца.
Минуту спустя он вернулся с кувшином, где монахи, скорей всего, держали молодое вино. Юноша протянул кувшин раненому, чтобы тот сделал несколько глотков сухим, перекошенным ртом, а затем, когда обломок был извлечен, промыл остатками вина рану.
Анастази не сводила с него глаз. Да, это он. Не видение, не греза.
Настоящий, те же глаза, брови, чуть сведенные от сострадания, черные, неровно подстриженные волосы, усталость, затаённая под веками, и красивые сильные исцеляющие руки.
Она его не придумала. Он есть.
Она может на него смотреть. Нет, на глаза она ему не покажется. Незачем. Но узнать кто он, где живет, откуда родом, необходимо.
С какой целью? Она не могла дать ответ. Даже для самой себя выдумала что-то невразумительное.
Зачем ей узнавать о нём что-то, если напоминать о себе она не будет? Из какой такой необходимости? Из любопытства? Из благодарности?
Она не знала. И не смела признаться.
Удивительной была причина. Абсурдная. Ей необходима была твердая уверенность в его параллельном присутствии.
Она хотела получить неоспоримые доказательства, что в то же с ней время, в том же городе, в той же полосе бытия есть он, что он живёт под одним с ней небом, дышит тем же городским, смрадным воздухом, видит ту же серо-свинцовую реку и ходит по тем же улицам.
Это знание отныне придавало её безысходной жизни осмысленность, позволяла ей видеть свет.
Всё выяснилось довольно скоро. Как будто сама судьба ей подыгрывала или кто-то другой, ответственный за её душу, указывал путь. Этот кто-то вел её к тому перекрестку, где ей предстояло сделать окончательный выбор.
Анастази прежде жила во тьме, но душа её не погибла.
Она не верила в Бога, как в непременное справедливое разрешение всех невзгод и страданий. Её всегда коробило от лицемерных увещеваний с амвона принимать голод и нищету, насмешки и побои, как проявлением божественной заботы, как очищение от первородного греха. Смирись, и за гробом тебе воздастся.
Нет, она не верила. Если и был во всем этом земном хаосе смысл, то от неё он скрыт, и от тех, кто призывал к смирению, этот смысл был скрыт так же. Легче было принять полное отсутствие смысла, уподобить течение жизни течению рек.
Какой может быть смысл в том, что вода стекает с возвышенности в море? Да никакой.
Где-то в горах тает снег, талая вода собирается в ручьи, в озерки, в реки. Нет никакого смысла в этом движении, в этом хаосе.
Вот так же и жизнь. Зарождается, зреет, приносит плоды, вянет и обращается в прах. Если приходишь в неё, то вынужден жить.
Страх перед смертью заставляет двигаться и нападать. Точно так же, как приходится это делать лесному зверю. В жизни зверя, как и в течении реки, нет никакого высшего смысла.
Это тот же страх перед продолжительной болью, медленным умиранием. Зверь так же вынужден влачить свою плотскую повинность, гонимый страхом.
Но зверю легче. Он не умеет думать. Не задает вопросов и не отвечает. Он не ищет в своих блужданиях смысла. Он не спрашивает, почему обречен на страдания своим милосердным Богом.
Он пожирает жертву или пожираем сам. Он оставляет потомство и умирает.
Но человеку нужен смысл, нужна цель, оправдание, нужна надежда. Ему нужно верить, что всё не напрасно, что его путь, устланный терниями, отягощенный крестом, ведет к вечной блаженной жизни, что грех его прощен, что жертва оправдана.
Анастази не раз ловила себя на этом мучительном вопросе.
Зачем? Зачем?
Вот она борется за свое жалкое существование, вот сражается за трепет и дыхание своего жалкого тела. Борется отчаянно, как зверёк, срывая кожу с пальцев, ломая кости.
А не легче было бы смириться? Свернуться худеньким, кожистым клубком в темном проломе меж стен и тихо угаснуть. Благо, что она так истощена, что ждать недолго.
Смерть придёт быстро. Или, на крайней случай, забытье.
Был ещё выход. Стать хищником, стать такой же, как те, кому она впоследствии мстила.
Голодную кошку не терзают угрызения совести, когда она пожирает мышь. И лисица, хватая в лесу зайчонка, не замаливает грех.
Почему бы и ей, Анастази, такой же голодной зверушке, не последовать их примеру, если уж мир так устроен, если уж нет в этом мире никакого подспудного смысла?
Но она так и не сделала последнего шага. К горлу подступала невыносимая тошнота, если представляла себя в качестве сводни или торговки краденым.
Она выбирала в противники тех, кто сильнее. Но делала это почти неосознанно, будто в её душе всё же проходил невидимый рубеж, за которым была погибель. Был соблазн переступить, продать, заложить свою душу. Но она не хотела и не могла.
Чтобы не страдать, она оставила душу в сумеречном пограничье, без света и тени. Там её душа пребывала в дрёме, не задавая вопросов.
Она не хотела делать выбор, не хотела искать. Смысла нет, все это выдумали философы, те сытые книжные черви, кто по-настоящему не знал потерь и лишений. Они искали, чем себя занять, шли по пути честолюбия, как это свойственно мужчинам. А она женщина, ей этот смысл не нужен.
Но всё изменилось в тех пор, как ей встретился этот странный юноша с чудесным голосом. Она вдруг поняла, что смысл есть.
Есть тот неведомый, божественный Промысел, который она прежде полагала за балаганный сюжет.
Она не смогла бы ответить, в чем состоит этот Промысел, не смогла бы даже отдаленно обозначить словами открывшийся ей смысл, но одно она знала: всё не напрасно!
Не напрасно! Сама жизнь задумана не ради безумного вращения смертных тел, а ради чего-то высшего, непостижимо великого.
Ощущение было очень смутным, едва осязаемым, размытым и нестойким, как светлое пятнышко на дне колодца.
Первая туча могла стереть этот луч. Но Анастази упрямо за этот луч цеплялась. Она шла за ним, потому что ей вдруг стало радостно.
Жизнь вдруг обернулась весной после затяжной слякотной зимы. Небо стало прозрачным. Сквозь мостовую росли цветы. Их давили колеса. Но они прорастали снова.
Анастази сорвала один такой цветок, хилый и блеклый, с венчиком почти бесцветным, и долго его хранила.
Не решаясь кому бы то ни было доверить свою тайну, она всё делала сама. Сама бродила по городу, сама выслеживала и выжидала.
Времени у неё, как у первой статс-дамы, было немного, приходилось откровенно лгать, чтобы ускользнуть из герцогского дворца.
Она теперь знала, что его зовут Геро, что он сирота, был когда-то оставлен на пороге приюта и затем воспитан престарелым священником, известным в городе, как отец Мартин.
В доме этого священника он жил и служил старику в качестве секретаря.
Что он также посещает медицинский факультет Парижского университета. И что он уже несколько месяцев, как женат на дочери ювелира с улицы Сен-Дени.
Услышав об этом впервые, Анастази испытала нечто похожее на раздражение или даже ревность. Но быстро успокоилась.
Что же тут удивительного? Он не может быть не любим. У него должна быть женщина. Не было бы жены, была бы возлюбленная.
Узнав, что его супруга дочь ювелира, человека состоятельного, Анастази испытала уже не ревность, а разочарование.
Неужели она ошиблась? Она знала подобные истории. Молодой красивый повеса без гроша в кармане обольщает богатую наследницу и родители, дабы избежать позора, выдают девушку за него замуж.
Но сомнения длились недолго. Девушка оказалась бесприданницей. Более того, родители отказали молодым от дома, отреклись. Их не смягчило даже рождение внучки.
Юные супруги существовали только на небольшое жалованье, которое епископ платил своему секретарю, и на те случайные заработки, что выпадали молодому человеку, сведущему в составлении всевозможных писем и жалоб.
Он так же нередко выполнял трудоемкие латинские переводы за других, менее прилежных, студентов, составлял рефераты и тезисы для семинаров для тех, кто, пользуясь родительским добром, проводил время не библиотеках, а в кабачках и борделях.
Жизнь её спасителя была трудной.
Иногда, обговорив свое отсутствие, Анастази наблюдала за ним часами, следовала за ним, пыталась уловить обрывки разговора.
Его жена — Анастази выяснила, что её зовут Мадлен — была ещё слаба после родов и почти не покидала их крохотного жилища.
Анастази не терпелось на неё взглянуть. Она всё ещё не излечилась от своей ревнивой досады и рисовала себе образ почти отталкивающий. Образ хитрой соблазнительницы.
Но Мадлен оказалась полной противоположностью всех самых смелых предположений.
Она увидела их на Пасху, когда Мадлен спустилась к мессе.
Геро нёс на руках свою трехмесячную дочь, а его жена, очень юная, худенькая, большеглазая женщина, цеплялась тонкой рукой за его локоть.
Анастази не назвала бы её красавицей. Но в этой юной матери было нечто щемящее, нежное. Когда она поднимала взгляд на своего мужа, глаза её светились. Она преданно любила его. И он отвечал ей тем же ласкающим взглядом.
Когда Светка с Колей шли от Кати, то половину дороги молчали – последние события не располагали к беседе, хотя обычно, когда они оставались вдвоём, часто хохмили. Светка знала, что Коле нравится Катя и что он с ней, со Светкой, только потому, что она Катина подруга. А ей с Колей было весело.
Она никогда не рассматривала Колю как парня. Но сегодня, когда он помогал Денису Владимировичу забивать окно листом ДВП, Светка залюбовалась им. Так бывает иногда, что человек раз – и откроется с неожиданной стороны. И тогда всё, что ты знал о нём раньше, заиграет новыми красками.
Так вот, молчала Светка не столько потому, что этот день был насыщен событиями, но и потому, что она прислушивалась к своим чувствам и понимала, что Коля ей нравится. И нравится давно! Она, оказывается, радовалась, когда Катя не приходила в кино и они шли смотреть фильм с Колей вдвоём. Так же, как сегодня «Пятьдесят оттенков серого»…
Воспоминания перенесли Светку в трамвай, и их с Колей шутки снова закрутились в мозгу, и она не сдержала смешок.
– Что-то не так? – спросил Коля.
– У моей внутренней богини сегодня был странный день, – сначала усмехнулась, а потом и вовсе рассмеялась Светка.
Коля задумчиво глянул на Светку, а потом улыбнулся тепло и, как ей показалось, нежно.
– А это потому, что она всё время кусает губы… – сказал он.
– Точно! Надо сказать ей, чтоб бросала эту привычку-у-у.
Тут Светка поскользнулась, и Коля подхватил её.
– Что-то совсем она у тебя… – начал Коля.
– …на ногах не стоит, – продолжила Светка.
– Держись! – предложил он Светке руку, и она с внезапно появившимся трепетом взяла Колю под руку.
Держаться за Колю было приятно и надёжно. Рука его была крепкой, твёрдой. Шагал он не широко, так, чтобы Светке было удобно идти рядом. И получалось у него это естественно, как будто только так и можно поддерживать и вести девушку. Он просто шёл и держал, словно делал это всю жизнь – не задумываясь.
И Светка поняла, что Коля такой и есть: простой, надёжный, твёрдый. Настоящий мужчина. Рядом с ним можно спокойно идти хоть по льду, хоть по горам, хоть по жизни и – не упадёшь. А ещё с ним интересно разговаривать. У него прекрасное чувство юмора, и он никогда не полезет в душу – он человек тактичный.
«Дура Катька – такого парня упускает!» – подумала Светка. Но следом пришла неожиданная мысль: «А может, и хорошо, что Катька с Пашкой… Может, и хорошо, что Коля один…»
Светка шла и держалась за Колю, у неё на сердце разливалось тепло и слегка «плыла» голова. «Похоже, я влюбилась в Колю. Смешно…» – подумала Светка и снова не сдержала смешок, на этот раз счастливый.
– Да, фильм забавный, но и только, – неправильно понял её Коля.
– Ты завтра на лекции идёшь? – спросила Светка. Ей очень захотелось слушать его, чтобы он шутил, хохмил, что-нибудь рассказывал.
– А куда я денусь? – нарочито тяжело вздохнул Коля и подхватил Светку, которая опять поскользнулась, прижал её за руку к себе. – Не падать!
Светка прильнула к Коле и зажмурилась на миг от жгучего желания, чтобы он обнял её. «Вот вам и День святого Валентина! – подумала она. – Может, это просто день такой. А завтра всё пройдёт?»
И тут же поняла, что она не хочет, чтобы проходило. Она хочет ходить с Колей в кино… Вдвоём! Хочет гулять с ним по вечерам… Сидеть рядом на лекциях… Разговаривать с ним обо всём, смеяться… Она хочет встречаться с ним, как девушка с парнем… И может, даже…
– Ну вот мы и пришли! – донеслось до неё, словно издалека, и сдёрнуло из мира фантазий на грешную землю.
«Ничего, я завтра с ним поговорю», – решила Светка и тепло улыбнулась Коле, прежде чем открыть калитку в воротах своего дома.
Войдя во двор, Светка оглянулась. Коля ещё стоял рядом, но мыслями был уже далеко – она это видела.
– Коля, – позвала она его, – а давай завтра на занятия вместе поедем?
– Давай, – задумчиво и несколько отрешённо ответил Коля. – Ну ладно, пока.
– Ты сейчас… – начала говорить Светка, но Коля уже развернулся и быстро пошёл прочь, и она закончила вопрос еле слышно: – …домой?..
Постояла немного, глядя в спину уходящему Коле, и, окончательно решив поговорить с ним завтра, закрыла калитку и вошла в дом.
Свет горел только в прихожей. Мама спала. Светка потихоньку разделась и прошла в свою комнату. Она старалась не шуметь, и не столько из-за того, чтобы не разбудить маму, сколько из-за того, чтобы не вспугнуть родившееся чувство, осознать его, обдумать, посмаковать…
Мысли снова и снова крутились вокруг Коли и Кати. Но Катя уходила прочь за Пашкой, а Коля оставался. И Светка брала ладонями его лицо и поворачивала к себе: «Я тут, я никогда не уйду, посмотри на меня, увидь меня…» А Коля никак её не видел. Она целовала его глаза, нос, щёки, губы, а он был холодный. Она обнимала и прижимала его к своему сердцу, согревала, и он сначала не поддавался, а потом вдруг улыбался и говорил строго: «Не кусай губу, ты же знаешь, как это на меня действует!» И тогда она начинала кусать нарочно, и он забывал Катю…
Когда прозвенел будильник, Светка так и не поняла, спала ли она хоть сколько-нибудь или всю ночь прокрутилась в полудрёме-полуфантазиях. Но тем не менее настроение у неё было хорошее, хотелось петь и танцевать. Тем более что договорились с Колей ехать на занятия вместе.
Светка надела свою самую любимую кофточку, повесила на шею цепочку с кулоном – стилизованными часами из сериала «Доктор Кто». Коле нравился этот сериал, да и ей тоже, особенно очаровательный Дэвид Теннант – десятый Доктор. Добродушный и активный экстраверт, глубоко скрывающий свою «вину выжившего». Большую часть времени этот Доктор мог выглядеть легкомысленным, компанейским парнем. Но когда ему приходилось участвовать в конфликте, он становился человеком, который непоколебимо защищает то, что ему дорого, и не прощает тех, кто осмелился угрожать ему.
Светка вдруг подумала, что Коля чем-то похож на десятого Доктора. И ей до ужаса захотелось путешествовать с ним на Тардис – космическом корабле и машине времени, которая выглядит, как полицейская будка 1960-х, и изнутри намного больше, чем снаружи. Тардис – продукт технологии Повелителей Времени – может доставить их в любую точку пространства и времени…
Пространства и времени…
Ух!.. Светка с нежностью погладила кулон. Светка с Колей и Катей заказывали эти кулоны через интернет. И точно такой же был у всех троих. Хотя Катя свой ни разу так и не надела. Зато из-за кулона, который подарил, а потом сломал Пашка, устроила скандал.
Наскоро перекусив, Светка прокрутилась у зеркала, прихорашиваясь для Коли, и теперь опаздывала. И опасалась, что Коля не дождётся её…
Она впрыгнула в сапожки и, застёгивая на ходу куртку, чуть не бегом побежала на трамвайную остановку. Бежала и ругала себя: ну почему вчера не договорились, на чём поедут: на трамвае или на метро? На трамвай нужно было идти в одну сторону, а на метро – в другую. Но трамвайная остановка была посредине между домами Коли и Светки, и поэтому она решила идти туда.
Коли на остановке не было. Светка глянула на часы на мобильнике и облегчённо вздохнула – была надежда, что она пришла первой, хотя… Светка похолодела от мысли, что Коля решил ехать на метро и вышел раньше, чтобы прогуляться через Нагорный парк…
Вообще-то за ним не наблюдалось привычки к утренним прогулкам, но вдруг он сегодня решил? И тогда они разминулись…
Светка не могла стоять на месте. Она доставала телефон, листала телефонную книгу, находила номер Коли и… и снова прятала телефон в карман. Ещё вчера, пока она не осознала свои чувства к Коле, могла легко позвонить ему по всякому поводу и без повода. А теперь, найдя его имя в телефонной книге, никак не решалась нажать на кнопку вызова. Светка хотела и боялась услышать его голос. Боялась услышать, что он про неё забыл. Она ходила по остановке туда-сюда. Утренние пассажиры хмуро на неё оглядывались. Но Светка не обращала на них внимания. Она посматривала в сторону Колиного дома, на Катин дом, на дорогу, на людей, которые спешили на транспорт…
Коли видно не было. Кати – тоже.
Светка вспомнила, что с Катей она тоже договаривалась сегодня ехать на занятия вместе. И тоже не обговорили, на каком транспорте…
А что, если Катя и Коля утром встретились и пошли вместе на метро?..
Ревность больно кольнула Светку, и она разозлилась. На глазах выступили слёзы, и Светка, расталкивая людей на остановке, первой подошла к двери остановившегося трамвая.
Трамвай был переполнен. Такого Светка ещё не видела! Она не помнила, чтобы вообще трамваи были так переполнены, что даже двери не закрывались, и некоторые пассажиры буквально висели на подножке.
Можно было не держаться – толпа не даст упасть. Главное, не позволить толпе вынести её, Светку, наружу раньше времени и вовремя протиснуться к двери, чтобы выйти на своей остановке.
Светка разозлилась ещё больше: мало того что Коля уехал с Катей, так ещё они на метро, а там такой толкучки не бывает.
– Блин, надо было идти на метро! – в сердцах проворчала Светка.
– Издеваешься? – обиделась тётка, которая рядом пыталась достать из кармана кошелёк, чтобы оплатить за проезд с трудом расталкивающей толпу кондукторше.
Светка не поняла, в чём именно заключалось издевательство, но выяснять не стала – мало ли чьи душевные струнки она нечаянно задела? Может, тётка тоже хотела ехать на метро, а теперь вот мучается рядом… С другой стороны, кто ей виноват? И ехала бы себе – быстро и с комфортом…
Представив, как Катя с Колей сидят на сиденье электропоезда и мирно беседуют, Светка сжала кулаки:
– Овца! – вырвалось у неё.
– Сама овца! – снова обиделась тётка.
– Да я не вам, – отмахнулась Светка, но тётка уже завелась:
– Невозможно доехать до работы, чтобы какая-нибудь прошмандовка не оскорбила порядочную женщину.
Светка взвилась:
– Это ты-то порядочная? Я тебя не оскорбляла! Так что завали пасть… бабуля!
– Нет, вы посмотрите на эту мымру! – распалилась тётка. – Что она себе позволяет?! Ну и молодёжь пошла!..
Кто-то среди пассажиров привычно не обращал внимания, кто-то начал активно поддерживать тётку, кто-то – Светку. Трамвай натужно гудел и ехал.
Наконец доехали до остановки «Аграрный университет». С трудом протиснувшись к выходу, измочаленная локтями пассажиров, Светка вывалилась на Красноармейский проспект и… чуть не попала под автобус, который и не думал притормаживать, несмотря на то что трамвай остановился и люди вышли.
– Что за… – воскликнула Светка.
Машина, которая ехала за автобусом, тоже не притормозила, чтобы пропустить пешеходов. Водитель опустил стекло и крикнул Светке, снова пытающейся перейти дорогу:
– Глаза разуй, дура! Чё под машину кидаешься? Жить надоело?!
Светка затравленно огляделась. Вышедшие вместе с ней из трамвая пассажиры, кто усмехаясь, а кто и не обращая внимания, стояли плотной толпой вдоль бордюра, отделяющего узкую полоску остановки от проезжей части, и ждали, когда можно будет перейти дорогу.
Трамвай, на котором приехала Светка, уже ушёл, но подходил следующий, и тоже переполненный. Новым пассажирам выйти было некуда…
Наконец в потоке машин появилась брешь, и люди кинулись через дорогу.
Подхваченная толпой, Светка перебежала дорогу.
Она шла и удивлялась – когда успели так разбить асфальт? Огромные ямы, ледяные увалы колеи и узкая тропинка для пешеходов – тоже заледеневшая и с наклоном к проезжей части…
Наконец с горем пополам Светка добралась до университетского корпуса, того, что на Димитрова. Вошла и с порога уткнулась в очередь в гардероб. Очередь двигалась медленно – в гардеробе работала только одна гардеробщица, да и та – бабулька-пенсионерка… Светка глянула на часы на телефоне и поняла, что если она дождётся очереди, то опоздает на лекцию. В предчувствии нотаций от преподавателя по поводу того, что есть гардероб, Светка пошла в аудиторию в пуховике.
Аудитория, в которой по расписанию должно было состояться практическое занятие по конфликтологии, была небольшой, человек на тридцать при полной загрузке. А розеток было всего три. Правда, двойные и с тройниками, но всё равно на всех студентов, чтобы подключить смартфоны, не хватало. И самые козырные места были именно около розеток.
Едва Светка вошла в аудиторию, как порадовалась, что не стала стоять в очереди в гардероб, – оставался ещё только один розеточный стол. Светка сняла пуховичок и повесила его на спинку стула, поморщилась оттого, что полы пуховичка оказались на полу, который если и мылся, то одной водой на весь этаж. Светка попробовала поднять края на сиденье, но не успела устроить всё, как хотелось. В аудиторию стремительно вошёл Лев Иванович Козинцев – преподаватель конфликтологии.
– В гардеробе пуховику было бы удобнее, – мимоходом бросил он, и Светка поняла, что жертва на сегодня выбрана…
– Там очередь, – автоматически ответила она.
– Вставать нужно раньше! – парировал Козинцев. – Я же успел!
Конечно, она могла бы сказать, что преподаватели раздеваются на кафедре, а не в общем гардеробе, а вот если бы в общем да вместе со студентами… И сказала б, что университету следует принять на работу ещё две-три гардеробщицы, да порасторопнее, и тогда очередь будет двигаться быстрее… Но промолчала, потому что вступать в перепалку с Козинцевым ей сейчас совсем не хотелось – все мысли были о том, что Кати и Коли в аудитории не было. Может, зря она уехала? Может, они сейчас стоят на остановке и ждут её? А она про них так плохо думала…
Между тем занятие началось. Аудитория была заполнена едва наполовину. Козинцев с довольной улыбкой отметил присутствующих – опоздавших, как обычно, ждал троллинг. С этим делом преподаватель конфликтологии справлялся великолепно!
– Светлана Скворцова, – смакуя каждую букву, проговорил Козинцев, – чего такая хмурая?
Светка внутренне напряглась.
– Специально для конфликтологии настроение приберегла, – ответила она и откинулась на спинку стула.
– Это хорошо, что вы заранее настраиваетесь, – Козинцев усмехнулся. – Потому что тема нашего сегодняшнего занятия: «Влияние избирательности восприятия нашего мозга на начало, развитие и исход конфликтной ситуации». Как вы понимаете тему, Светлана Скворцова?
– Мозг сам выбирает, в каком конфликте участвовать?
– Безусловно, и это тоже! Но всегда ли удаётся не участвовать в конфликте, если решил, что не будешь?
– Нет, – ответила Светка, она решила не участвовать в этом разговоре, но разве Козинцев даст ей такую возможность?
– Правильно! – подтвердил преподаватель. – А почему?
– А если там уроды и дебилы? – с возмущением прокричали с заднего ряда. – Надо же им объяснить…
Светка облегчённо вздохнула – сейчас Козинцев переключится на другую жертву. И действительно, Лев Иванович шагнул к ответившему.
– Отлично! – обрадовался он. – А зачем лезть к дебилам и уродам, если, конечно, ты сам не дебил и не урод?
Студенты заржали. На заднем ряду ничего не смогли ответить. Студент, чьего имени Светка даже не помнила, несмотря на то что учились вместе второй год и парней в группе было значительно меньше, чем девушек, пытался осмыслить, сформулировать ответ, жестикулировал, мимика показывала бурную интеллектуальную деятельность, но подходящей мысли не приходило. Наконец парень сделал вывод:
– Получается, незачем.
Студенты опять заржали.
– Поздравляю, вы начали мыслить! – сказал Козинцев и вернулся к доске. – Представьте себе, вот наши собрались отправить к Марсу экспедицию и объявили, что элементы межпланетного корабля будут выведены на орбиту «Протоном». И первый старт состоится, к примеру, через неделю. О чём будет эту неделю гудеть интернет? А, Светлана Скворцова?
– А почему я? – спросила Светка, которая уже расслабилась, решив, что Козинцев назначил на сегодня иную жертву.
– А потому что Артём Быхов уже начал думать.
– А я что? – спросила Светка, имея в виду, что уж она-то думает постоянно.
– А вы ещё нет! – с улыбкой удава, затягивающего кольцо объятий, ответил Козинцев. – Так о чём будет гудеть интернет?
Светка вздохнула.
– Одни будут писать, что «Протон» взлетит, другие – что упадёт. А потом они передерутся.
– Ага, получится славный холивар! – обрадовался Козинцев.
– А с чего это он взлетит?! – раздалось от окна. – У нас нет никакой финансовой поддержки. Государству пофиг!
– Ага! А ракеты сами себя строят… И ещё и летают, – прилетело с заднего ряда. – Ну или у нас бомжи на помойках строят ракеты… из старых коробок.
– Да они падают постоянно!
– А триста шестьдесят девять из четырёхсот девяти успешных запусков «Протона-М» ни о чём не говорит? А у «Дельты IV Хеви» всего восемь запусков, из них семь успешных. Вероятность аварии «Дельты» выше, чем «Протона».
Козинцев сидел на учительском столе, скрестив руки на груди, и с удовольствием наблюдал за перепалкой.
– Сорок потерянных ракет – это успех?! Эти падающие ракеты были сделаны на наши бабки, которые мы платим государству в виде налогов. Мне очень обидно, что сорок ракет грохнулись и бабки были потрачены впустую… Плюс никто не понёс наказания. Семь из восьми успешных, вот где профит! Хоть там всего восемь запусков… Может быть, у них уровень ответственности выше?!
– Много ты налогов заплатил? – включились в разговор девушки.
– Ну, родители, какая разница? Могли бы мне эти деньги отдать…
– Если американские ракеты такие хорошие, почему американцы обращаются за помощью к российским ракетоносителям? Вероятность успешного запуска «Протона» выше – тут простая математика!
– Ага, десятки успешных запусков, но быдло до сих пор думает, что российские ракеты падают, – поддержал одногруппника голос с первого ряда.
– А зачем вообще лететь на Марс? У нас что, на Земле все проблемы решены? Вот уж точно разбазаривание бюджета. Достала эта гонка! Дорог нет, кругом нищета, зато на Марсе мы будем первыми!
– А что? Вырастить медведей в двухсот двести пяти миллионах километров от Земли неплохо было бы.
– Да кому Россия там нужна? Намусорят, набухаются и марсиан изнасилуют.
Типичные русские.
– Вот отличие нашего народа от заграничного! Каждый пятый считает себя же быдлом. Не все в нашей стране такие! Необразованных алкашей и процента населения не наберётся.
– Да без русского космонавта точно не полетят! Потому что русский мужик решает много проблем и не паникует, когда иностранец будет от страха глаза руками себе закрывать.
– А я готов лететь… Хоть в багажнике! Я похудею! Честно-честно!
Студенты снова заржали.
– Ну что, друзья, вы меня не разочаровали! – подвёл итог Козинцев. – Мы сейчас имели возможность наблюдать небольшой экспромт-холиварчик в действии. А теперь ответьте на вопрос: насколько вот эта эмоциональная и, безусловно, содержательная беседа может повлиять на запуск экспедиции к Марсу? И насколько она отражает реальное положение дел в космонавтике?
– Не отражает…
– Не повлияет…
– Ага, а общественное мнение?!
– Ну да…
– Так ведь это просто трёп…
– Какой трёп? Кто трепался? Налоги-то…
– Замечательно! – подвёл итог Козинцев. А теперь давайте поговорим о причинах и поводах конфликтов.
– Эта тема уже была…
– Вы же сказали, что тема – влияние избирательности восприятия нашего мозга на начало, развитие и исход конфликтной ситуации! У меня всё записано…
– Мы к этому потихоньку подходим. Итак, рассмотрим холиварчик, который случился здесь, в этой аудитории. Каковы были причины и поводы для конфликта?
– Запуск «Протона» – это повод? – спросила Светка, которая вдруг осознала, что точно такой же спор мог бы возникнуть по любому другому поводу.
– Умница, Светлана Скворцова, – Козинцев распахнул руки. – А причина для спора какая?
– У меня причины не было. Я не спорила, – победно ответила Светка.
– Отлично! – сказал Козинцев. – Но это только за ответ. А за то, что не спорила…
– А зачем мне быть там, где уроды и дебилы? – съязвила Светка.
– Это кто тут дебил?
– А кто урод?
– На себя посмотри…
– Очень неосмотрительный ответ, Светлана Скворцова, – Козинцев был доволен. – Хоть и правильный.
– Почему правильный? – спросили с заднего ряда.
– Потому что у неё действительно не было причины ввязываться в холивар. А какие причины были у вас?
– Бабки жалко…
– То есть, – прокомментировал Козинцев, – конкретный человек в данный момент испытывает… скажем так: некоторые финансовые затруднения… А что? Хорошая причина для холивара – можно публично страдануть и обвинить в этом… Кого можно обвинить?
– Правительство, – подсказали с заднего ряда.
Студенты снова заржали.
– О да, многострадальное правительство! Оно, безусловно, виновато во всём. – Выдержав паузу, Козинцев продолжил: – Так, с одной причиной мы разобрались. А ещё какие причины для холивара у вас были?
– За державу обидно!
– А! Борцы за справедливость… Да-да! Это очень хорошая причина для холивара! – Козинцев потёр ладони. – Обожаю борцов за справедливость…
– А почему? – спросила Светка. Она как-то незаметно втянулась в разговор и забыла и о Кате, и о Коле. – Почему обожаете?
– Их так легко развести на холивар, – словно кот, которому предложили целую миску свежайшей сметаны, сказал Козинцев.
– Почему это? – возмутились те, кто защищал «Протон».
– А действительно, почему? – спросил Козинцев.
В аудитории повисла тишина.
– Но ведь страну нужно защищать, – неуверенно сказали с первого ряда.
– От кого? От кого вы защищали страну в этом нашем экспромт-холиваре? Здесь, у нас в учебной аудитории? Кто ей угрожал?
– Ну как… Доброе имя и всё такое…
– Ага! А давайте спросим у тех, кто говорил, что «Протон» упадёт. Что вы скажете про доброе имя?
– Ну, не знаю, как кто другой, а я хочу, чтобы не падали «Протоны», хочу, чтоб гордиться можно было…
– Да валить отсюда нужно. Тут зима, комары и вообще! Хочу на море!
– Забавно, правда? – спросил Козинцев, словно только что рассказал какую-то смешную побасёнку и теперь приглашал всех посмеяться с ним над глупостью персонажа. – Так в чём же причина для холивара у вас и у вас? Настоящая причина…
Козинцев поднялся и прошёлся по аудитории. В аудитории стоял гул, но преподаватель не обращал на него внимания.
У Светки пиликнул смартфон, и она, забыв про «Протоны» и холивары, открыла смс. И испытала разочарование – это не были ни Коля и ни Катя. «МегаФон» предупреждал, что через три дня будет списана абонентская плата.
Светка на всякий случай проверила: нет ли новых сообщений в «ВКонтакте», Telegram или в WhatsApp. Ни Коля, ни Катя в сети не объявлялись.
«Да что же с ними случилось?» – думала Катя, машинально листая ленту новостей.
– Вижу, Светлану Скворцову тема совсем не интересует…
Светка подняла глаза и увидела, что Козинцев опирается на её стол и с интересом заглядывает в её смартфон. Светка поспешно погасила экран.
– Вы, наверное, уже всё знаете? – ласково спросил Козинцев. – Может, расскажете нам, – он обвёл рукой притихших студентов, – о влиянии избирательности восприятия нашего мозга на начало, развитие и исход конфликтной ситуации?
Светка встала.
– Сидите, сидите, что вы?! – преувеличенно заботливо произнёс Козинцев.
Светка осталась стоять. Она не знала, что говорить. Ей казалось, что она только что открыла sms, а прошло уже больше половины пары. Но говорить что-то было нужно, потому что Козинцев стоял и ждал ответа. А Светка знала, что, если она не скажет сейчас хоть что-нибудь, отработка ей обеспеченна.
Студенты тоже молча ждали, как разрешится ситуация. И Светка поняла, что им пофиг, ответит она или нет. И всему миру пофиг! Потому что Коли и Кати нет в аудитории, и сегодня в сети их не было вообще.
Наконец она собралась с мыслями и громко сказала:
– Мозг в любой ситуации видит то, что хочет. И подсказывает действия те, которые хочет. А человек сам ничего не решает.
– Ну да, конечно! Человек и мозг – это не одно и то же. Человек у нас отдельно, а мозг – отдельно! – прокомментировал Светкин ответ Козинцев.
Все снова заржали, но Светке было всё равно.
Как прошли другие лекции, Светка не помнила. У неё словно бы включился режим «Полёт», когда связи с внешним миром нет, но телефон работает внутренними функциями… Светка ходила из аудитории в аудиторию, даже отвечала на вопросы преподавателей, как-то общалась с одногруппниками, но всё происходило помимо неё, где-то там, в другом измерении. А здесь была только одна мысль: где Катя и Коля?
Светка несколько раз включала смартфон и вызывала на экран то номер Кати, то Коли, но кнопку дозвона не нажимала.
Наконец перед последней парой она позвонила сначала Кате, потом Коле. Ни тот ни другой номер не ответил.
Светка совсем сникла. Она подумала: «А вдруг Катя поссорилась с Пашкой и теперь морочит голову Коле? Но ведь Коля ей не нужен! Она ведь разобьёт ему сердце, и всё! А он только рад будет…»
От этой мысли стало невыносимо, и Светка решила сразу после занятий ехать к Кате домой.
Трамваи ходили плохо, медленно и были переполненными. Кондукторши были злыми, пассажиры хамили. Водители не хотели пропускать пешеходов, а пешеходы бросались под колёса. Полиция бездействовала или штрафовала почём зря.
Оказавшись у Катиного дома, Светка на миг замерла и решительно нажала кнопку звонка. Целую вечность ничего не происходило, но потом стукнула дверь дома, послышался лязг поворачиваемого замка ворот, и калитка открылась.
В воротах стоял Иван – Катин старший брат. Он был хмур и неприветлив.
– А Катя дома? – спросила Светка и удивилась, как неестественно прозвучал её голос.
– Нету, – бесцветно ответил Иван.
– А Коля? – сама не зная почему, спросила Светка.
Иван посмотрел на неё внимательно, потом тяжело вздохнул и посторонился, пропуская подругу сестры внутрь.
Светка вошла в дом, где она была ещё вчера вечером. Сразу же вспомнились странные вчерашние события, глюки по поводу изменений города, перемещение с Катей и её родителями, выбитое окно. Всё казалось таким далёким, словно из другой жизни.
В комнате было не прибрано, натоптано. Катина мама сидела на табуретке заплаканная. Вокруг неё суетилась девушка Ивана – Ирина. Она уговаривала Аллу Игоревну выпить из бокальчика. В комнате витал запах корвалола.
Светка постояла в дверях и неуверенно спросила:
– У вас что-то случилось?
Ей никто не ответил.
Она подождала немного и пояснила свой вопрос:
– Кати и Коли не было в университете, вот я и решила зайти узнать, что случилось.
Эти её слова будто краник повернули – Алла Игоревна разрыдалась в голос.
– Да что случилось-то? – воскликнула испуганная Светка. – Вань, где Катя?
– Я правда не знаю, – ответил Иван. – Мы вчера приехали – её уже не было, родители говорят: исчезла во вспышке, а Коля…
– Что Коля? – похолодело в груди у Светки. – Господи, что с Колей, где он?! – закричала она, животным чутьём понимая, что случилось что-то непоправимое.
– Коли больше нет. Он умер, – глухо ответил Иван.
Светка почувствовала, что лишилась опоры – ноги её больше не держали, и она сползла по дверному косяку на пол. Это был конец. Но как же так? Ведь он вчера провожал её домой, они договорились, что вместе пойдут на занятия. А Коля всегда держит слово!
– Как это произошло? – спросила она. Спросила, скорее, автоматически. Она ещё не поняла: хочет знать подробности или нет.
Скорее да, чем нет, хотя если выяснится, что он умер, помогая Кате или спасая её… Скорее всего, именно так и было, но тогда их с Катей дружбе – конец!
«Господи, о чём я думаю?! – оборвала себя Светка. – Катя исчезла! Коля умер! И ничего поправить нельзя! Ну почему я вчера не сказала ему о своих чувствах, может, он теперь был бы жив?!»
Но Светка понимала, что, скорее всего, ничего не изменилось бы. Коля благородный! Он настоящий друг! Он в любом случае защищал бы Катю. Или её, Светку…
«Интересно, он меня защищал бы так же, как и Катю? – подумала она и снова оборвала себя. – Какая теперь разница?»
– Я мало что знаю, – сказал Иван. – Только то, что отец рассказывал полиции.
Светка огляделась и спросила:
– А где Денис Владимирович?
– Его забрали… По подозрению в убийстве… Коли.
Иван говорил с неохотой, но чувствовалось, что ему просто необходимо выговориться.
А Светка вспомнила, как вчера Катин папа и Коля вместе закрывали листом ДВП выбитое спецназовцами окно, и покачала головой:
– Бред! Денис Владимирович не мог!
– Полицейский сказал, что всё ясно: бытовуха на фоне алкогольного опьянения.
– Они ж не пили! Я же допоздна вчера здесь была! – возмутилась Светка.
Иван вдруг поднял на Светку глаза и спросил с надеждой:
– Во сколько ты ушла?
– Да уже в первом часу, в начале первого. И Коля провожать меня пошёл.
– Провожать?! Значит, он вернулся!.. Отец говорил, что они в пятнадцать минут третьего вместе с Катиным парнем пришли, замёрзшие, как цуцики. Отец ещё на часы посмотрел. Так, а мы приехали в полчетвёртого. И Коля к тому времени уже час, как был мёртв. Вы расстались во сколько?
– Не знаю. Где-то минут двадцать пять первого. И он был абсолютно трезвый. Мы с утра были вместе, и он не пил. Это точно!
– Светлана, ты же свидетель, понимаешь! Нужно ехать к следователю… – загорелся Иван.
Он начал быстро собираться. Алла Игоревна перестала плакать и с надеждой смотрела то на сына, то на Светку. А Светка не понимала, как это поможет Коле? Ведь это же его не воскресит! Наконец она не выдержала и спросила:
– А зачем ехать к следователю?
Иван остановился с ботинком в руке – второй он уже обул. Куртка его была расстёгнута – он не смог от волнения попасть в собачку замка. Шапка торчала из кармана – она всё время съезжала на глаза, пока он обувался, и Иван убрал её.
– Как зачем? – удивлённо спросил он. Для него это было настолько очевидно, что казалось странно, что кто-то не понимает. – Ты поможешь доказать, что отец не убивал Колю! Ты ж сама сказала, что это бред! Вставай давай, пошли! Отец в тюрьме!
Светка совсем растерялась. Она вдруг подумала о том, что она же не знает, что произошло. А вдруг Денис Владимирович действительно убил Колю. В тюрьму ведь просто так не сажают. Она уже хотела сказать это Ивану, но тут Алла Игоревна встала с табуретки и подошла к Светке.
– Доченька. – Алла Игоревна обняла Светку. – Отец точно не виноват. Незачем ему было… он хороший человек. Помоги ему.
– А как же Коля? – автоматически спросила Светка.
– Коля тоже очень хороший человек. Он Катю защищал. Мы даже понять ничего не успели, а он кинулся за ней, и его отбросило вспышкой. Если бы он не был таким хорошим, то и жив остался бы. А у нас теперь беда: отец вот в тюрьме, а Катя… мы не знаем, где она и что с ней. И жива ли…
Последние слова Алла Игоревна сказала чуть слышно, но для Светки они прогремели громом.
– А где Катя? – забыв, что уже спрашивала об этом, снова спросила Светка.
Как-то на лекции по экономике преподаватель, слушая доклад студентки, откровенно дремал. Подперев голову рукой, он пытался слушать, но время от времени голова соскальзывала, и преподаватель от резкого движения просыпался. Открывал глаза и строго осматривал аудиторию. Потом снова его глаза закрывались, и он опять засыпал.
Студенты сидели тихо и преподавателя не будили, а с интересом наблюдали… нет-нет, не за докладом по экономике – его давно никто не слушал. Наблюдали за преподавателем. За его борьбой со сном. И делали ставки – кто победит!
Светка попросила Колю, который сидел впереди, лечь на парту, как будто он тоже задремал.
Коля, глянув на смартфон в Светкиной руке, всё понял и изобразил спящего на лекции студента.
Светка, так, чтобы в кадр попали спящий преподаватель и притворяющийся спящим студент, словно он лёг на парту и уснул и тем самым открыл задний план, где препод тоже спит. Кадр получился интересным, хоть и немного не резким. Но это было даже хорошо, потому что показывало, что не постановочный, что всё именно так и было! Причём у Коли в кадр попала только спина, зато преподаватель был виден отлично!
Ни минуты не сомневаясь, Светка с комментарием: «На лекции по экономике я не спала!» выложила фотку в их группе «ВКонтакте». Фотка моментально была растащена по сети. И к концу лекции, когда бесконечный доклад уже закончился и шло обсуждение нового материала, в аудиторию заглянул декан и попросил преподавателя зайти к нему в кабинет на перемене.
На следующей лекции преподаватель, ехидно улыбаясь, сказал:
– Раз вы такие бодренькие и не спите на лекциях, у вас будет дополнительная контрольная точка! Староста, раздайте листочки с вопросами. Времени у вас до конца лекции. А я пойду спать. Или не пойду… Понаблюдаю, чтоб не списывали…
За всю пару он не присел, а ходил между рядами. Списать действительно мало кому удалось, и не только потому, что все студенты были под постоянным наблюдением, – они ЕГЭ под видеокамерами умудрились списать, а тут только один препод… Дело в том, что никто не знал и не догадывался о контрольной. Никто не подготовился.
Но ведь и интернет никто не отменял…
Светка вспомнила этот случай и подумала: а ведь, возможно, у неё это единственная фотография, где есть Коля! Как-то так получилось, что они не фотографировались вместе. Хотя, казалось бы, чего уж проще – селфи сейчас не делают только ленивые. А вот поди ж ты! Совместных снимков, где были бы запечатлены Коля и Светка, вообще нет. И где они втроём с Катей – тоже нет. Может, на общегрупповых есть?
Надо же! Вот были вместе, ходили в кино, гуляли, учились в одной группе, а фотографий нет.
Конечно, у Коли наверняка есть его фотографии, но на них нет её, Светки. И от этого ей стало ещё больнее и обидней.
И ведь не поправишь теперь.
Идти с Иваном решили к метро – так и быстрей, и станция метро как раз рядом с районным отделом полиции. Светка едва поспевала за Иваном. Вышли к Нагорному парку, быстро пересекли его, спустились к речному вокзалу – туда, где должен был быть вход на станцию.
Должен был быть.
Но его не было.
Было всё: конечная троллейбусов и автобусов, набережная, здание речного вокзала, Баваринская площадь, гостиница… Барнаулка текла в Обь, мост через Барнаулку… А спуска в метро не было. Совсем.
Иван со Светкой переглянулись.
– А где спуск в метро? – спросил на автобусной остановке Иван у мужичка в болотных сапогах, со спиннингом и рюкзачком за спиной. – Он должен быть здесь.
– Метро? – искренне удивился мужичок. – У нас в Барнеаполе метро?! Никогда не было! И вряд ли когда построят, в этой дыре-то…
Успенский “Дядя Федор, пес и кот”, Громыко «Космоолухи»
Автор: Светлана Тулина
джен, юмор, ангст
Рейтинг:< PG-13
Краткое содержание: Жил был один мальчик. И звали его дядя Стасик. (спойлеры к первым двум книгам Космоолухов)
Пролог
— Неправильно ты, дядя Стасик, киборга ловишь, — сказал однажды доктор Веня своему другу Станиславу, прозванному дядей Стасиком. — Ты его с бластером ловишь. А надо со сгущенкой ловить. Она вкуснее!
— Откуда ты знаешь? — подозрительно сощурился дядя Стасик.
Доктор пожал плечами:
— Пробовал. Нет, ну сам подумай, ну какой киборг на бластер клюнет? А сгущенку они все любят. Вот и лови, как на живца. Оставь открытую баночку на пульте и наблюдай: кто в нее первый ложкой полезет — тот и самый подозрительный! Того и лови.
— Не сработает, — хмуро буркнул дядя Стасик, убирая бластер в кобуру (и с трудом не поддавшись желанию его перед этим лизнуть, для окончательной капитанской проверки). — Не надо было кое-кому пищевой синтезатор ломать! А теперь он одну только эту сгущенку и выдает, у нас ею уже вся кладовка забита и все кастрюли. Даже в банках из-под Полининых огурцов — и то сгущенка! Во всех двенадцати! Я уже видеть ее не могу, в душ зайти боюсь: вдруг и в умывальнике тоже сгущенка!
— О! — нехорошо обрадовался доктор. — А вот про санблок я как-то не подумал, хорошая идея, и емкость там приличная…
— Только попробуй! Как мы тогда умываться будем?
— Пока на планете сидим — умываться можно и в речке, — обиженно поджал губы доктор, но тут же снова разулыбался, ибо долго злиться не умел. — Тут, кстати, пляжи хорошие, рекомендую. И недалеко бегать.
— Да? А в космосе как? Тоже до речки бегать?
— А в космосе можно и совсем не умываться. Кругом вакуум лежит, не запачкаешься. И вообще, некоторые члены экипажа языком умываются.
Котька, на которой скрестились два начальственных взгляда, на всякий случай зашипела и скрылась в недрах розового диванчика. Дядя Стасик проводил ее негодующим взглядом и припечатал:
— Некоторые и мышей едят! — И добавил сурово: — Вобщем. ты как хочешь, а чтобы сгущенки в умывальнике не было!
И ушел в каюту, довольный, что настоял на своем. Как и положено настоящему капитану. И раздумал ловить киборга. Тем более что на бластер они не ловятся, а на сгущенку не получится. А скоро ему совсем не до того стало.
О том, что киборгов можно ловить еще и на чипсы, дядя Стасик тогда не знал.
глава 1. Купи корабль, или С чего все начиналось
Жил был один мальчик (и пусть тот, кто считает его девочкой, первым бросит в него камень — если рискнет, конечно), звали его дядя Стасик. Потому что он очень серьезный был и вообще раньше десантниками командовал. А теперь вот на пенсию вышел. Голубей в парке кормить и муштровать, чтобы шеренгами летали и бомбометание осуществляли прицельно и по команде, а не где приспичит.
И вот однажды так было: захотел дядя Стасик купить корабль. И не простой обязательно чтобы корабль. а космический.
Не сам захотел — друг подбил, доктор Веня. Хотя друга того дядей никто не называл, но он тоже был серьезный и самостоятельный. Большой специалист по тому, что и как надо делать правильно, потому что доктор.
Очень уж доктор по кораблям тосковал, потому что не простым доктором был, а корабельным. И все его бабушки тоже на кораблях служили, с матросами. И дедушки тоже. А сам доктор не служил. Потому что он космоса боялся. И не любил. Но он очень любил своего друга дядю Стасика, и ради него был согласен немножко потерпеть даже космос. Ну и ради корабля тоже.
Сначала дядя Стасик корабль покупать отказывался. Наотрез.
— Мне одному денег на корабль не хватит! — спорил он. — И вообще корабль в хозяйстве не нужен, не корова же.
— Ну и что? — уговаривал его доктор Веня. — Необязательно же большой корабль покупать. Ты купи маленький. Есть маленькие такие, недорогие, специально для пенсионеров. Называются самокаты.
Так бы они долго спорили. Может быть, до весны. Если бы к ним пилот не подошел. Чернявый такой, глаза как пуговицы, нос толстый. Ну вылитый галчонок! И бандана еще красная, с черепушками.
Подошел такой и говорит:
— Нет уж, — говорит, — корабли лучше на свалке брать. У военных. Там дешевле и гарантия с приключениями. То есть наоборот, приключения с гарантией. А я с вами пойду выбирать, потому что пилот. И очень уж эти приключения люблю!
И тут дядя Стасик вспомнил про третьего друга, Колей его звали. Он как раз на военной свалке работал.
глава 2. Был бы корабль, а экипаж найдется!
И они пошли на свалку военного оборудования. Все втроем, дядя Стасик, доктор Веня и пилот, которого звали Тедом. Друг Коля страшно им обрадовался. А дядя Стасик сразу его спросил:
— Нету ли тут у вас какого-нибудь кораблика лишнего, пустого? Чтобы там жить можно было, по космосу летать и грузы возить.
— Да сколько хочешь! — отвечает обрадованный еще больше друг Коля. — У нас тут как раз за ближней орбитой суперсовременный линкор построили, так половина народу на него служить и перевелась. А старые кораблики тут побросали. С оснасткой, с искинами и даже с топливом кое-где. Выбирай себе любой и летай! А команда-то у тебя есть?
— Пилот вот уже есть, — сказал дядя Стасик. — И корабельный врач.
Доктор Веня аж приосанился, когда его не просто врачом назвали, а корабельным. Как его бабушки с дедушками.
— Пилот и врач — это хорошо, — говорит друг Коля. — Да только это не полный состав. Без навигатора вас не выпустят.
А тут как раз к ним навигатор подбегает. Тоже со свалки. Рыжий такой, лохматый, взъерошенный. Весь в репейниках и в драном свитере.
— Очень приятно, — говорит, — я навигатор. Меня Дэном зовут.
И кланяется. Сразу видно, что из хорошей семьи навигатор, только запущенный.
— Не люблю я рыжих, — говорит дядя Стасик. — Может, друг Коля, у тебя другой какой навигатор на свалке завалялся?
Но друг Коля клятвенно уверил, что других навигаторов у него на свалке нет. И вообще нет, а лететь надо. Так что пришлось брать, что само прибежало.
Но дядя Стасик все равно ворчал.
— Уж больно ты у нас запущенный, — говорил он навигатору. — Придется тебе отмыться как следует.
— И отъесться, — добавил доктор Веня. — И прививочки профилактические, а то что-то кашляешь ты подозрительно. Словно лаешь.
— А еще я картошку чистить могу, — говорит навигатор. — И посуду мыть. И места мне не надо, я могу на полу спать. Или вообще снаружи, на обшивке, прямо в космосе.
Очень он боялся, что не возьмут.
И пошли они корабль подходящий искать. Прошлись по свалке и каждый выбрал, что ему больше нравится. И оказалось, что один корабль все и выбрали — только по-разному.
Доктор Веня говорит:
— Просто отличный корабль! Медотсек удобный, вместительный, в холодильник куча шприцов влезет с таблетками, и еще место останется. И сквозняков нет, и отопительная система надежная, не замерзнем.
А пилот возражает:
— Да что там отопительная система?! Разве это в корабле главное? Зато искин там такой — закачаешься! Вот с такими огромными… эхм... возможностями!
Навигатор тут то ли закашлялся, то ли действительно залаял:
— Печка с искином, — говорит, — чепуха. А какой там диванчик — загляденье! Розовый! Никакого корабля не надо с таким диванчиком, мы все на нем поместимся. И кладовка сгущенкой забита! Будем сидеть на диванчике и сгущенку с чипсами есть.
— Не о том вы все думаете, — говорит дядя Стасик. — Надо, чтобы в корабле обязательно галавизор был с прямым выходом в инфранет. И окна большие. И даже удочка в кладовке есть. И название чтобы хорошее, интересное название и не дразнительное. «Космический Мозгоед», например. Сразу видно, что и грозно, и космически, и недразнительно.
Тут вмешался друг Коля и говорит:
— Да что вы все спорите, если один корабль выбрали?
И дядя Стасик решил, что друг Коля прав. Действительно, чего спорить? Надо брать корабль и везти биолухов на Степянку. Тем более что на корабле все есть: и розовый диванчик, и сгущенка с чипсами, и искин продвинутый с выдающимися параметрами, и галавизор с выходом в инфранет. И кухонный блок с электрочайником и кастрюльками, живи да пользуйся. И даже механик собственный в машинном отделении присутствует — то ли всегда там был, то ли самозародился в преддверии вылета. Что тут думать? Брать надо!
Очень уж им всем на том корабле понравилось.
глава 3.
На следующий день дядя Стасик, доктор Веня и навигатор Дэн корабль в порядок приводили. Чистоту наводили и порядок. А пилота Теда отправили с искином знакомиться. Искана корабельного Маруськой звали, а от пилота все равно при уборке никакой пользы не было, он только по кораблю носился, во все углы заглядывал, чихал и блестящие штучки себе в каюту таскал.
А с искином Маруськой знакомиться пилот с радостью пошел, Маруська тоже блестящие штучки любила. Вся ее мини юбочка в стразиках была, и мини-блузка тоже.
Услышал пилот, как дядя Стасик искина Машей называет, и тоже захотел ей понравиться. И сказал, что Машенька — его любимое женское имя. Но не учел того, что опытные корабельные искины — хуже жены со стажем, они пилотов насквозь и без детекторов видят, а уж с детекторами и вообще беда.
— Для кого и Машенька, а для кого и Маруся Климова! — заявила искин. — И вообще. товарищ пилот, уберите ваши руки с моей панели, что за фамильярности во внеполетной обстановке?! Я искин порядочный! Я во время стоянок только дяде Стасику подчиняюсь, поскольку он капитан! А у вас еще биолухи на борт не загружены с их цитометрами!
А тут как раз и биолухи прибежали со своим цитометром. И главный биолух — румяный такой, лет пятидесяти и в шапке. Не из светодиодов шапка, правда — из светодиодов это геологи носят, а у биолухов шапка просто. Зато цитометр.
Биологические женщины цитометр в корабль потащили, а главный биолух остановился перед дядей Стасиком и спрашивает:
— А вы, капитан, чей будете? От какого ведомства на корабль направлены?
А дядя Стасик ему отвечает:
— Я ничей. Я сам по себе капитан. Свой собственный.
Главный биолух удивился ужасно и говорит:
— Так не бывает, чтобы капитаны сами по себе были. Свои собственные. Капитаны обязательно чьи-нибудь. От какого-нибудь ведомства или конторы.
— Почему это не бывает? — удивился теперь уже доктор Веня. — Вот я, например, сам по себе доктор. Свой собственный.
— И я свой собственный, — говорит навигатор. И глазками сверкает. И добавляет совсем уж тихо: — Во всяком случае — с недавнего времени.
Совсем тихо добавил, не услышал никто.
А главный биолух совсем растерялся. Видит, что тут не только капитан сам по себе, но и вообще все. Необычное что-то здесь. Непорядок какой-то. А тут еще и дядя Стасик наступать начал:
— А вы почему спрашиваете? Вы из милиции, что ли?
— Нет, я не из милиции, — отвечает главный биолух. — Я из института. Старший научный сотрудник Владимир Карасюк. Я материально ответственный за эту экспедицию, и поэтому должен все знать. И про сотрудников своих. и про вашу команду. Чтобы знать, что от кого ожидать. Вот вы, например, что под креслом прячете?
— Упаковку пива, — говорит пилот. — А если вы про старые носки — так это не мои!
— А я сгущенку и чипсы, — говорит навигатор.
— А я ничего не прячу, — говорит доктор Веня. — У меня и кресла-то нет. Только стол. Операционный.
глава 4. База Альянса
Однажды решил дядя Стасик базу Альянса выкопать. Это уже на Степянке было, куда они биолухов привезли.
Биолухи со своей плесенью занимаются, им весело. А дяде Стасику скучно. Попытался на рыбалку сходить, так местная рыба удочку съела вместе с леской. Попытался киборга в экипаже вычислить да поймать — и тоже ничего не вышло. Не за мухами же охотиться!
Хотя, конечно, для охоты у них лиса была. Специальная, то ли шоаррская, то ли баскервильской сборки. Вся фиолетовая, глаза горят, шерсть светится, пять глаз сверкают что прожекторы, пасть как чемодан и зубы в три ряда. В такую милоту даже и стрелять как-то неловко. А тут еще и дождь.
Сидят все в корабле, скучают, кино смотрят. А тут в шлюз кто-то как начнет стучать!
— Кто там? — спрашивает пилот.
— Свои, — отвечают.
— В такую погоду свои дома сидят, телевизор смотрят. Только чужие шастают. Не будем шлюз открывать.
— Лучше откройте, — говорит искин Маруся Климова. — Это Фрэнк пришел, от соседей-геологов. Они там флайер в болоте утопили.
— Они утопили — а мы открывай? Может, еще и вытаскивать? — резонно возмутился пилот.
— Может, и вытаскивать, — вздохнула Маша. — Они ведь тоже утопились. Вместе с флайером. К тому же Фрэнк, он такой, что все равно куда угодно влезет, даже без мыла и ключ-карты. Лучше самим открыть.
— И откуда ты, Маруся, так много всего знаешь? — удивляется пилот.
— А вы поживите с мое, — говорит искин Маруся Климова, — еще и не то узнаете. И где меня только не инсталлировали! И у одних пользователей, и у других, и на линкоре, и на истребителе, и на рудовозе, и на круизном лайнере, и в библиотеке и даже в отделении галактобанка. Я, может, в жизни столько видела, что на целую энциклопедию хватит. А вообще-то вы тут бездельничаете, а у меня файлы не чищены.
И отключилась. А пилот с навигатором взяли катер и пошли геологов вытаскивать.
А что делать?
Вытащили они геологов. И их флайер тоже вытащили. Правда, попутно в процессе вытаскивания еще и свой катер утопили слегка, а заодно и пилота с навигатором тоже. Чтобы геологам в болоте одним не скучно было.
А потом снова заскучали. Вот тогда дядя Стасик и сказал, что не будут они на лису охотится, а будут базу Альянса искать.
И сразу так весело стало! Все забегали, засуетились. Геологи, пираты, десантники-фреане, змеелюды в воздуховодах, трактора с вертикальным взлетом. Даже деревья предпочли корни из болота повыдергать и от поляны подальше разбежаться.
А один из тракторов повадился клуш пугать, бирюзовых. Подкрадется и как рявкнет из всех стволов! Клуши врассыпную. А ему весело. Да и всем тоже весело, кто это видит и не на линии огня.
— И почему мы на Новом Бобруйске не додумались базу Альянса искать? — спрашивает доктор Веня. — Вон как всем весело. Может, и никакого корабля покупать не пришлось бы.
— Почему, почему… — ворчит дядя Стасик. — Да потому что у Нового Бобруйска военно космический флот — третий по размеру в секторе. Ну нафиг там что такое искать. Себе дороже. Да к тому же и асфальт кругом, как его прокопаешь? А тут земля мягкая, сплошное болото. Вот и геологи подтвердят.
И геологи подтвердили. Хотя были это вовсе и не геологи, а оборотни. Пусть даже и не в погонах, а в светодиодных шапочках.
глава 5.
Однажды пилот говорит:
— Что же мы все без зарплаты да без зарплаты? Так и умереть можно.
А навигатор ничего не говорит. Ему, как киборгу, зарплата все равно не положена. К тому же он при откапывании базы Альянса поломался сильно. А чинить киборгов — очень дорого. Вот теперь все и сидят без зарплаты.
— Надо бы хоть пива купить! — продолжает пилот.
— Надо бы, — соглашается дядя Стасик. — Да где денег взять?
— Может, занять у кого? — говорит пилот.
— А у кого?
— У соседей, которые геологами притворялись. Они же пираты, а у пиратов всегда деньги есть.
— Они теперь не пираты, а полицейские, — говорит доктор Веня. — Причем хорошие. А у хороших полицейских денег никогда не бывает. Да к тому же если займешь — отдавать придется. А нам нечем. Корабль — и тот заложен.
А навигатор ничего не говорит. Только ежится и голову в плечи все сильнее втягивает.
— Тогда надо что-нибудь продать! — не унимается пилот.
— Что?
— Что-нибудь ненужное.
— Чтобы продать что-нибудь ненужное, надо сначала купить что-нибудь ненужное, — вздыхает доктор Веня. — А у нас денег нет. — Тут он на навигатора посмотрел и говорит: — А давай, Дэн, мы тебя продадим.
Навигатор еще больше голову в плечи втянул, совсем в свитер по уши ушел. Спрашивает тихо:
— Это как так меня?
— А так. Ты же себя все равно правильным киборгом считаешь. Значит, и обижаться не должен. Киборгов все время продают и покупают, на то они и киборги. Вот и тебя продадим. Вон ты какой у нас стал красивый, починенный да ухоженный. Любой пират за тебя кучу денег отвалит. А ты потом от него убежишь и снова к нам. А мы уже с пивом.
А навигатор больше ничего не говорит, хотя ему кричать хочется. Ведь киборгов на приказ сажают, словно собаку на цепь, а с приказа уже никак не убежать. Это он сейчас убежать бы мог, потому что дядя Стасик на приказ его не сажал. И никто из экипажа не сажал.
Но как убежишь, если они корабль заложили, чтобы его починить? И теперь без зарплаты сидят тоже из-за него. Никак не убежишь. Отрабатывать надо. А как отработать, если киборгам даже зарплаты не положено? Пусть лучше продают. Хотя и очень не хочется.
— Никого мы продавать не будем, — хмуро сказал дядя Стасик. — Лучше взрывчатку для Аайды отвезем. — А потом покосился на доктора Веню и добавил язвительным голосом странное: — Видишь, Венечка? Не работают твои методы. Ты бы еще розги предложил!
***
Однажды дядя Стасик очень рассердился на Дэна и в угол его поставил.
— В следующий раз делай, что тебе говорят! И говори, если вдруг чего надумал, а не думай, что ты киборг, а значит, думать не умеешь!
Это когда они в завис попали. Очень уж дядя Стасик тогда рассердился.
И навигатор после этого правильным киборгом притворяться уже перестал. Чего притворяться, если все равно никто не верит?
А пилот все над ним смеялся.
Но дядя Стасик пилоту сказал:
— Нечего над человеком смеяться, когда он в углу стоит!
Конечно, Дэн был киборг, а не человек. Но для дяди Стасика он был все равно как человек.
— Никаких от тебя доходов, расходы одни!
— Знаешь, а мне уже что-то как-то даже хочется познакомиться с этим их хваленым Бондом! Ну и что, что о нем все трындят. Это еще не значит, что он плохой! Он совушек спасал, значит, точно хороший человек… то есть киборг.
Тут Дэн с Полиной был полностью согласен: чтобы спасать такое летающее уродство, как местные совушки (напоминающие гибрид летучей мыши, вертлявого раскормленного глиста и лупоглазой мухи с загнутым клювом вместо хоботка), любому зрячему человеку (ну или киборгу) нужно было быть доброты воистину потрясающей.
Полина подозрительно лизнула местное мороженое (березовое — значилось на этикетке), но на этот раз осталась довольна, и брикетик не полетел в урну, как предыдущий (с укропом и жареным луком).
— Интересно: он на самом деле Bond или это просто прозвище такое?
Полина с Дэном сидели на лавочке в парке на набережной, ели мороженое и смотрели, как Ланс рисует местных птичек — они обходились без перьев, но полупрозрачные перепонки и разноцветная шерстка смотрелись ничуть не хуже. Да и на самого художника, целиком ушедшего в процесс, посмотреть тоже стоило — для удобства и эффективности фиксирования быстро перемещающихся объектов корабельный «котик» рисовал обеими руками, причем асинхронно, зажав альбом между коленями. Руки мелькали со скоростью вертолетных лопастей, сливаясь в полупрозрачные сектора и полукружья. Наверное, Полина выбрала бы иное сравнение (например, с крылышками колибри), но Дэну больше нравилось именно такое, с боевым вертолетом, древним и мощным.
Теодор их компанию покинул сразу же по прибытии в Столицу, скомканно сообщив, что у него срочные дела и он ненадолго, а потом обязательно догонит приятелей. Судя по всему, дела эти заключались в налаживании более близкого общения с соседкой по флайеру (грудастенькой и смешливой блондинкой-туристочкой в коротких шортиках и почти не скрывающем выдающихся достоинств минитопике, с которой Теодор перебрасывался многозначительными взглядами всю дорогу до Столицы) и были действительно срочными. Последний перелет «Космического Мозгоеда» выдался долгим и напряженным, практически без увольнительных, и под конец у бедного пилота чуть ли дым из ушей не валил от переизбытка тестостерона.
— Мне жаль тебя разочаровывать, но я не думаю, что этот легендарный Бонд существует на самом деле, — ответил Дэн задумчиво. — Пока что мною не обнаружено ни единого твердого и недвусмысленного доказательства его существования. А вот сомнений в оном существовании возникает все больше.
— Да ты что?! — Полина от возмущения так всплеснула руками, что чуть не уронила мороженое. Вернее, технически она его как раз-таки уронила, и Дэну пришлось ловить (стремительно подныривая под лавочку с другой стороны и перехватывая брикетик над самой брусчаткой), а потом отдавать обратно. — Да нам же чуть ли не каждый встречный…
— Вот именно что: каждый встречный. Каждый, понимаешь? И — нам.
Полина задумалась, машинально облизывая и крутя брикетик в руке. Термоупаковку снизу она содрала, оставив только два кружочка под пальцами на серединках вафельных пластин, и теперь вычищала языком подтаивающую массу, зажатую между вафлями. Дэн предпочитал кусать: аккуратно, сверху. Его мороженое тоже называлось березовым, хотя ни щепок, ни опилок в его составе не обнаружил и самый тщательный анализ: обычные жиры-белки-углеводы животного и растительного происхождения, небольшая примесь натуральных пищевых красителей, загустителей, усилителей вкуса и ароматизаторов, ничего опасного для человеческого здоровья.
Дэн с наслаждением откусил еще раз, покатал холодную сладкую массу на языке, прогладил ею нёбо на выдохе, давая всем оттенкам вкуса и запаха растечься по рецепторам для наиболее полноценного анализа-ощущения. И наконец медленно проглотил, наслаждаясь и этой частью процесса поглощения. Хорошее мороженое. Вкусное. Почти как сгущенка с чипсами.
Впрочем, предыдущее, с укропом и жареным луком, ему нравилось даже больше. солененькое такое, остренькое. И томатное тоже было совсем неплохим. Жаль, что Полина наотрез отказалась даже пробовать рыбное…
— Думаешь, они все нам врали? — спросила Полина после долгого молчания. Голос ее звучал обиженно и недоуменно. — Но зачем?
— Вряд ли именно врали. Скорее, работали на создание и поддержание колоритной легенды о констебле-супергерое. Не может же один человек успеть столько всего и сразу.
— Так он же не человек!
— Киборг тоже не сможет. Особенно линейки Bond. В DEX’а я еще, может быть, и поверил бы, пусть и с натяжками. Наших армейских иногда очень причудливо срывало, да и сил бы хватило, пожалуй, если не беречь. Но чтобы Bond… Они же шпионская линейка, у них в прошивке скрытность и незаметность и упор не на силовые методы. А этот… Сама вспомни, чего нам про него только не наговорили!
Наговорили действительно много: и про почетное гражданство, полученное полицейским киборгом лично от президента Нереиды за спасение от чудовищного взрыва то ли Столицы («Да что вы такое говорите, я доподлинно знаю, взорвать должны были вовсе не Столицу, а таки Южную платформу, а Столицу бы просто смыло…» — «Ой, да мне смешно вас даже и слушать, какую такую Южную, где вы видали эту Южную, когда вовсе даже Факельную и Тритоний Блюз!»), то ли вообще половины планеты (некоторые утверждали, что и всей целиком с ближними орбитами вместе, на которых как раз тогда тоже что-то взрывалось, круизные лайнеры, например, и взорвалось бы куда мощнее, если бы не Бонд). И заигравшихся экстремалов он регулярно спасает пачками, снимая с крыш всевозможного городского транспорта. И любое преступление для него раскрыть проще, чем вам, к примеру, переслать файлик по знакомому адресу. («Вот у Фридриховны вчера два бидона браги увели… что? А, ну да, опять, ну так это же Фридриховна, ей что в лоб, что по лбу, вечно дверь нараспашку… Так старший констебль сразу и нашел злоумышленника, стало быть! В три минуты! Ага, конечно, Колян, кто же еще-то! Он бидоны те и до гаража дотащить не успел, где его уже дружки поджидали с закуской, как наш Джеймс их всех и сграбастал и на профилактическую трудовую вахту по озеленению Столицы и отправил… Это тоже его придумка, чтобы за мелкие преступления не штрафы там или еще что, а облагораживание города, стало быть, и трудотерапия, и всем на пользу, и красота, опять же…»)
Причем с одинаковой охотой о старшем констебле говорили все, независимо от пола, возраста, социального положения и даже занятости. Торговка жареными морепродуктами на вокзале оказалась вовсе не исключением: услышав кодовое словосочетание «старший констебль Бонд», любой столичный житель считал своим долгом немедленно отбросить все насущные дела и в обязательном порядке присоединиться к восхвалению неподражаемого и великолепного старшего констебля. И энтузиазм их удесятерялся, если среди слушателей оказывались инопланетники, с местной знаменитостью ранее не знакомые. Нереидцы жаждали незамедлительно поделиться с приезжими бедолагами рассказами о многочисленных подвигах старшего констебля Бонда, и с каждым новым рассказом эти подвиги становились все величественнее и многочисленнее.
— И супер-бомбы он разминировывает в три секунды, и сверхсекретные коды вскрывает как нефиг делать, и мимоходом раскрывает кражи века, и межпланетных бандитов, за которыми чуть ли не вся галаполиция гонялась безрезультатно, на живца ловит тоже он, попутно помогая старушкам переходить улицу и спасая детишек и котиков… то есть совушек. — Голос Дэна был нейтрально-скептическим: я, мол, ничего не утверждаю, но сами подумайте…
— Про взрыв лайнера я сама читала где-то, значит, про это не соврали точно! — Полина загнула палец на свободной от мороженого руке. — И поющие кристаллы, ну те, что украли, тоже на Нереиде нашли, это я тоже помню, я тогда ее название впервые и услышала. — Она загнула второй палец и торжествующе помахала рукой перед лицом Дэна. — Так что кое-что все-таки было!
— А я и не утверждаю, что этого не было, — пожал плечами Дэн. — Были преступления, были и те, кто их раскрыл. Кто-то спасал детишек, кто-то разминировал бомбу или ловил бандита, кто-то вытаскивал котиков из водосточных труб. Все это было. Просто вовсе не обязательно, чтобы все это делал один человек… ну или киборг.
— Думаешь?
— Семьдесят четыре с половиной процента вероятности. Еще полпроцента — и я с чистой совестью округлил бы до сотни.
— Думаешь, этого Бонда вообще нет?
— А вот это куда менее вероятно. Скорее всего он есть. Хороший полицейский киборг, может быть, даже и не сорванный. Просто удобный красивый символ, а в супергероя киборга людям поверить легче, чем в супергероя человека. И точно так же есть все эти подвиги, большие и малые. Совершенные другими людьми и киборгами, а старшему констеблю Бонду лишь приписанные.
— Грустно. — Полина вздохнула. — И людей этих жалко. Ну, которые старались, бомбы обезвреживали, преступников ловили… совушек спасали. А о них никто не знает! А вся слава только этому паршивому Бонду!
— Почему сразу паршивому? — поспешил Дэн вступиться за честь мифического киборга. — Может, он и не хотел бы такой славы. А его обязали. Потому что это выгодно для планеты и привлекает туристов.
— Тогда еще более грустно! — непримиримо насупила брови Полина: если на нее накатывало лирическое настроение, никакие самые разумные доводы не могли помешать ей с чувством и всласть пострадать. — И Бонда тогда тоже жалко! Бедный…
— Ты мороженое доедать будешь?
— Не буду. Иначе в меня шоколадное не влезет.
***
До чего же трудно умному и амбициозному молодому специалисту выживать среди слюнявых и вечно всем довольных идиотов — особенно если идиотов этих вокруг целая планета!
Нереида напоминала Смиту одну из собственных тетушек-бабушек: была такой же удушающе заботливой, самодовольно-тупой, ограниченной собственным мирком и не желающей видеть ничего на полметра от своего курятника. Не понимающей главного. Неспособной даже краешком вместить в свой крохотный куриный умишко, что за пределами ее ограниченного дворика существует огромный мир нереализованных возможностей, где активный человек может добиться многого и урвать свой кусок галактического пирога. Стоит только вырваться из ее вязких объятий и избавиться от тупых идиотов. «Да зачем тебе это?» — говорили они. «Все ведь и так хорошо!» — говорили они, помаргивая пуговичными глазами, в которых не было и капельки целеустремленности или попытки вырваться в лучшее, и улыбаясь так сочувственно, что Смиту хотелось то ли заорать, то ли треснуть их по тупым башкам чем-нибудь тяжелым. Чтобы поняли наконец, насколько же они все не правы.
Но, конечно же, Смит был человеком цивилизованным и вообще выше этого, а потому сдерживался. К тому же подозревал, что до идиотов все равно не дойдет. Они слишком увязли в своем болоте, слишком привыкли. Они не понимают и никогда не поймут, хоть разорвись.
Вот старший менеджер «DEX-компани» его понимал. Иначе не удостоил бы собеседованием наедине, уже после вручения диплома (с отличием! не рыбь чихнул). «Твоя учеба оплачена общиной, и потому ты обязан туда вернуться для отработки контракта», — сказал он тогда вконец расстроенному Смиту, который надеялся, что высший балл и примерное поведение позволят ему зацепиться хотя бы на Келлере, если уж не рвануть сразу на более достойную планету. Но менеджер был честен и безжалостен. «Контракт должен быть соблюден, — повторил менеджер и предостерегающе поднял указательный палец: — Но это не значит, что ты обречен оставаться там навсегда. Умному амбициозному человеку судьба всегда рано или поздно подкидывает шанс отличиться и обратить на себя внимание вышестоящих руководителей. Главное — не упустить этот шанс и проявить себя. Ну и достойно исполнять свой долг, конечно же».
Он так и сказал — умному и амбициозному. Он все понял про Константина Викторию Смита. Не может человек с такими именами не оказаться победителем! Главное — тщательно выполнять свою работу, всегда быть на связи, по первому же намеку лететь на вызов и проверять подозрительного киборга со всей возможной тщательностью, часами гоняя его на стенде и надеясь наковырять несоответствия. Ведь несоответствия — это значит что? Это значит угроза, смертельная угроза для окружающих идиотов, которые настолько глупы, что отказываются это признавать и пытаются оказывать сопротивление. А между тем могли бы понять и своими крохотными умишками, про кровавые срывы глюканувших киберов сейчас знают даже в их сонной глухомани!
Константин Виктория Смит помнит свой долг и свято его исполняет. Плохо настроенное оборудование, поломка которого могла обернуться трагедией, будет успешно ликвидировано, невзирая на истошные верещания идиотов! И кровавой трагедии не случится — исключительно благодаря ему, Смиту. Потому что долг Смита, который ему надобно ревностно исполнять, — устранять неисправное оборудование и спасать слюнявых идиотов. От их же собственной глупости в том числе и спасать.
Конечно, ликвидировать уже случившийся срыв было бы куда круче и героичнее, и жаль, что полтора года назад казавшийся реальным шанс так обидно ушел из рук. Но лучше об этом не думать. Лучше вообще лишний раз не думать про сволочного Бонда, непонятно каким хитрым манером заполучившего себе непробиваемую защиту.
То, что его прикрывал Колобок (так с легкой руки какого-то карикатуриста жители Нереиды именовали своего круглоглазого и щекастого президента Ивана Матвеева) — еще бы и ничего, подумаешь, президент! Да когда это великая и ужасная «DEX-компани» считалась с жалкими местными властишками? Особенно если дело затрагивало их коммерческие интересы — а что может затрагивать эти интересы сильнее, чем безнаказанно разгуливающий на свободе сорванный киборг шпионской линейки?! Он же черт его знает что в своей кибербашке носит! Кто его знает, когда и где его перемкнет! Смит был уверен, что стоит только сообщить и предоставить веские доказательства…
Однако вышло все совсем не так, и разговор с куратором из «DEX-компани» Смиту вспоминать тоже не хотелось. Его, Смита, не только не поблагодарили за проявленную бдительность, не только не пообещали забрать с гадской Нереиды — на него самым вульгарным образом наорали. И в категорическом порядке приказали отвязаться от гадского Бонда. Навсегда. Вообще забыть о его существовании, словно никакого старшего констебля Джеймса Бонда на Нереиде нет и в помине! И ловить другие шансы.
Забыть было сложно: гадский Бонд был из тех, что каждой бутылке пробка. Но Смит старался. И ждал нового шанса. И был готов не упустить, когда тот выпадет.
Вот как сейчас, например…
Смит продолжал пялиться в витрину пляжного магазинчика, делая вид, что разглядывает выставленные там тапочки и майки с местной символикой. На самом деле ничего из представленного на витрине он не видел и не смог бы ответить даже на вопрос, чем торгуют в этой лавчонке. Витрина привлекала его исключительно в качестве отражающей поверхности, посредством которой можно было незаметно следить за интересующими его объектами, не привлекая при этом их внимания к собственной персоне.
Объектов было два. Оба шестой модели, оба (с высокой вероятностью) из группы наивысшего риска, той самой сорок третьей партии. Оба предположительно сорванные.
Рыжую «шестерку» Смит засек первой, еще издалека: слишком уж фенотип приметный, чтобы ошибиться. Плох тот специалист, который с первого же взгляда не способен определить марку и технические характеристики подотчетного оборудования, а также все связанные с этим оборудованием риски. Смит вполне обоснованно считал себя хорошим специалистом и практически все фенотипы DEX’ов знал, что называется, в лицо.
Да и сколько их там было, фенотипов этих, даже со всеми элитно-телохранскими наворотками! Не Irien’ы, чай, — вот тех действительно было на все вкусы и кошельки, а от боевиков или телохранителей такого внешнего разнообразия вовсе не требовалось, что существенно облегчало Смиту задачу.
«Шестерка» была крайне подозрительной. Во-первых, принадлежала она к той самой печально знаменитой бракованной серии, где риск срыва составлял почти четыре процента даже по официальным (и сильно заниженным) данным. Во-вторых, вела себя крайне развязно и нагло, совсем как человек. Даже одета была не в предписанный порядочному киберу комбинезон, а в легкомысленные джинсы и футболку. Сидела на лавочке, размахивала руками и ела мороженое. Крайне подозрительное поведение для боевого киборга!
Впрочем — тут же поправил Смит сам себя мысленно, — не сидела, а сидел: рыжая «шестерка» была мужской модификации. То есть, конечно, не была, а был. Смит поморщился, разглядывая длинные рыжие волосы кибера, стянутые в высокий хвост: было в такой прическе что-то неправильное, особенно для армейской модели. Почти неприличное. У армейских моделей и прически должны быть армейские, даже на гражданке, в этом Смит был твердо уверен. Впрочем, чего еще ждать от некорректно работающего оборудования? А этот рыжий точно был сорванным, никакая имитация личности не обеспечивала такой свободы движений, да и отсутствия логотипа «DEX-компани» на одежде имитация личности точно не могла объяснить.
В парке на лавочке под самым носом у Константина Виктории Смита сидел и нагло жрал мороженое тот самый шанс. И теперь все, что требовалось от умного амбициозного специалиста, — не спугнуть.
Второго кибера Смит заметил не сразу, увлекшись осторожным разглядыванием рыжего шанса и обдумыванием того, как его лучше брать. Но увидев — возликовал.
Этот второй был не такой приметный, однако тоже вполне узнаваемый: фенотип более удачный, линейка не армейская, а элитных телохранителей. Тоже упакован не в форменный комбез с логотипом, а во что-то сугубо гражданское. И тоже сорванный на все двести процентов, если судить по поведению: ибо какой нормальный кибер будет рисовать, причем вручную, карандашом на бумаге? Среди людей Смиту доводилось встречать подобных придурков, словно не знающих о существовании сканеров, коммов, вирткамер и примитивных фотоаппаратов, если уж они такие враги научного прогресса. Среди людей полно идиотов, тут уж ничего не поделаешь. Но чтобы еще и кибер…
Три минуты Смит потратил на проверку тылов и, лишь убедившись в том, что там все в полном порядке и лакомый дар судьбы не застрянет у него костью в глотке благодаря несвоевременному вмешательству некоего старшего констебля, о котором лучше лишний раз не вспоминать, устремился навстречу своему шансу. Нет, не напрямую, конечно, с воплями размахивая глушилкой, словно заполошная курица с отрубленной башкой, теряя тапочки и яйца. Смит же не идиот! Прогулочным неторопливым шагом устремился, по длинной кривой дуге и вроде как вовсе не туда и направляясь. А по пути заодно и составляя торжественную речь.
Он не спешил. Спешка нужна при ловле блох, а не шанса.
Константин Виктория Марио Смит ненавидел Нереиду даже больше, чем третье свое имя (такое непобедительное и вообще почти что девчачье!), и искренне мечтал оказаться от нее как можно дальше. И навсегда. Пока что не получалось, но он твердо верил, что когда-нибудь это произойдет обязательно. Нереида была не его судьбой. Она подходила Марио, но никак не Константину Виктории.
Планеты — они как люди, Смит давно это понял. Не то чтобы в свои двадцать три года он лично посетил так уж много иных планет (если говорить начистоту, их можно было пересчитать по пальцам одной руки, да и то осталось бы из чего сложить кукиш), но умному человеку вовсе не надо трогать руками или пробовать на зуб каждую встречную-поперечную хрень, чтобы составить о ней точное и доподлинное представление. Перед умным человеком в наши просвещенные времена открыт весь мир, да будет во веки благословен изобретатель инфранета!
Так вот, что касается планет…
Есть планеты-красотки — яркие, манящие разнообразными курортными прелестями, фееричные и привлекательные даже издалека. Обещающие неземные наслаждения и вечный праздник любому, у кого есть деньги, — до тех самых пор, пока эти деньги не кончатся. С такими хорошо быть рядом, когда ты богат и успешен — вернее, они сами окажутся рядом, сами под тебя лягут и выполнят все твои желания, если у тебя приятно шуршит на кредитке, даже и усилий прикладывать не придется. И будут тебе верны, пока платишь. На таких хорошо отдыхать, оставив основную карточку под надежной охраной где-нибудь подальше, а с собой взяв только то из заработанного тяжким трудом, что намерен потратить на удовольствие. Да, удовольствие в этом случае окажется короче, но намного безопаснее. И если когда-нибудь Константину Виктории Марио Смиту выпадет подобный шанс — он был твердо намерен поступить именно таким образом. И уж точно он не стал бы задерживаться на такой курортной планете-красотке, с него вполне и родной Нереиды хватило по горлышко.
Планеты мужского типа нравились ему куда больше. Даже типично работяжные, шахтерские там или отраслевые, фонящие и воняющие производствами на половину родной системы (а то и на четверть прилегающего сектора). Они были честными тупыми лохами, как и их обитатели, и ничем иным не прикидывались, издалека недвусмысленно сообщая умному наблюдателю, что тут ловить нечего, можно даже и не заглядывать. Смит на такие и не собирался заглядывать, ему и рыбьей вони хватило, чтобы еще шахтерскую нюхать. Благодарим покорно, это пусть те, у кого мозгов не хватает ни на что более интеллектуальное, чем обслуживание типового харвестера. Смит не из таких! Смит еще с начальной школы знал, кем будет, когда вырастет, и планомерно шел к этой цели. Золотая медаль Столичной физмат-гимназии и диплом с отличием кеплеровского колледжа кибернетики и киберорганики при главном в секторе офисе «DEX-компани» на Бетховене были для Смита не целью, а только средствами.
Родился Костик-Витя в Столице, где до сих пор жила его бабушка и две незамужние тетушки со стороны матери (и куда он сам сбежал после четвертого класса под предлогом поступления в лучшую школу Нереиды с физико-математическим уклоном, ибо платформенная девятилетка, конечно же, не могла обеспечить амбициозного вундеркинда сколь-либо достойной базой знаний), но вырос на Западной платформе, где рыбарил его отец. Платформа была рыбарной до самой последней заклепки, и это втыкало в Костиковую гордость, и без того потрепанную местом рождения, еще одну болезненную занозу. Не нефтяная, не газовая — всего лишь рыбная, вот ведь стыдобище! Вечная качка, мерзкий запах и вездесущая сухая чешуя, набивающаяся повсюду, чуть ли не в трусы. Вечная рыба на столе, натуральная или переработанная в белковые концентраты для синтезатора — но даже у сладкого традиционного воскресного типа-творожника был неистребимый рыбный привкус!
Костик-Витя ненавидел рыбу. И страшно жалел, что у него нет на нее аллергии — тогда его не заставляли бы есть ее трижды в день. Вспоминая те годы сейчас, он понимал, что жизнь на платформе была адом. Но тогда он был слишком мал и никакой другой просто не знал. И не подозревал, что из любого ада можно выбраться, стоит лишь приложить достаточное количество усилий.
На лето его отправляли к бабушке в Столицу. Там был рай — уже хотя бы потому, что там не было рыбы. Зато были три пожилые одинокие женщины, балующие внука и племянника в шесть рук и наперебой подсовывающие «нашему золотцу» инопланетные деликатесы повкуснее.
Столица Костику-Вите очень нравилась. Здесь было светло и чисто и пахло цветами и зеленью. И не надо было носить специальный комбинезон, с которого легко счищалась рыбья слизь. И ботинки со специальной подошвой, снижающей опасность поскользнуться на вездесущей чешуе, тоже надевать было не надо. Переехать в Столицу Костик-Витя даже и не мечтал, она казалась ему тогда чужой, далекой и недоступной.
В Столице Костик-Витя не завел ни одного друга и общался исключительно с бабушкой и тетушками, а также их многочисленными подругами, а потому считал ее городом бабушек, куда такие дети, как он, могут попасть лишь временно, летом, пока садик закрыт, а у родителей «сезон». Да и то только в том случае, если эти дети хорошо себя вели весь предыдущий год. Так было, пока Костику-Вите не исполнилось восемь лет. А потом с ним случилось настоящее чудо — он увидел свою мечту. Наяву и вблизи.
Мечта носила форменный комбинезон техника-наладчика, чистенький отутюженный комбинезон, белый с пронзительно синими вставками, и такие же ботинки. Мечта явилась словно из сказочного мира, такого же чистого, как Столица, но только лучше, ибо мечта не была ни бабушкой, ни тетушкой, а была вовсе даже состоявшимся зрелым мужчиной лет двадцати или даже больше, брезгливо морщившимся при каждом шаге по загаженной рыбьими потрохами палубе Западной платформы.
Он пришел в роли истинного спасителя, когда забарахлил разделочный сепаратор и фарш в заводской рыборубке решил опровергнуть поговорку и таки провернуться обратно. И Костиковы родители ничего не смогли сделать, хоть и угваздались по уши. И остальные мужчины с платформы тоже не смогли.
А человек в ослепительно белом чистеньком комбинезоне — смог.
При этом он даже не спускался ниже второго яруса, только глянул — и сразу же пошел наверх, в рубку. А если и было где на платформе чистое место, так это именно там, на самой-самой верхней палубе, которую каждый день мыли из шланга по несколько раз, чтобы не носить грязь в святая святых. Ну и в самой рубке тоже, конечно же.
Костика-Витю на верхнюю управленческую башенку не пустили — туда вообще не пускали детей. Пришлось подглядывать из-за бортика. Техник заперся в рубке и сидел там долго, очень долго — минут, наверное, двадцать. А может быть, и все полчаса, Костик не засек времени, о чем потом страшно жалел. А потом техник вышел — такой же чистый, как и раньше, с такой же презрительной гримаской на чистом скучающем лице. И Костику мгновенно стало жарко и стыдно — и за себя, и за грязные нижние палубы, и за своих не менее грязных родителей, которые так и не сумели починить сломавшийся завод. Хотя и ныряли в рыбье дерьмо по уши. А этот, красивый и чистый, все починил, хотя никуда и не нырял и откровенно презирал тех, кто ныряет. И правильно презирал.
И местные это понимали, Костик видел! Друг друга они всегда по плечам хлопали, а его не стали. И правильно: мечту нельзя хватать руками. Особенно грязными.
Вот тогда-то маленький Смит и понял, кем станет, когда вырастет: таким настройщиком глючного оборудования. Не ремонтником, нет, а именно настройщиком-тестировщиком, чистым и всех презирающим. И тоже будет работать с чистыми кнопочками в чистой рубке и всех презирать. Потому что будет иметь на это право.
Киборгов тогда еще не было, но когда они появились, он только лишний раз убедился в правильности выбранного пути и чуть его подкорректировал: тестировать и настраивать не простую технику, а тех, кто будет нырять в разное дерьмо, почти что людей, но все-таки не людей — что может быть выше и чище?
— Мы в этом парке уже два раза были! Да и вообще уже по кругу весь Космопорт обошли и все посмотрели, тут больше нет ничего интересного, ну правда же нет, и океана тоже нет…
Когда у Полины делаются такие несчастные глаза и голос становится настолько жалобным — очень трудно не согласиться с резонностью ее доводов, какими бы на самом деле бредовыми эти доводы ни были. Если ты, конечно, не капитан.
Ну или хотя бы не киборг.
— Станислав Федотович сказал вернуться до наступления местной астрономической полночи, а это несколько ограничивает предельные расстояния наших передвижений, — ответил Дэн задумчиво. Он только что скачал расписание рейсовых пассажирских флайеров и как раз прикидывал, стоит ли эта конкретная овечья шкурка дальнейшей скорняжной обработки.
— Ну Дэ-э-эн! На этой планете только два города! Космопорт и Столица! Космопорт мы уже видели. И что же — мы совсем-совсем не побываем в Столице?
— На этой планете еще сорок девять океанских платформ. Каждая из которых ничуть не уступает некрупному городу или даже районному центру. Ты и на них на всех тоже хочешь побывать?
— Ну Дэ-э-эн! Ну это же совсем не то! А тут Столица! Вернее, там! И океан там есть, она как раз на побережье, я по карте смотрела. И, может быть, хотя бы там нам не будут на каждом шагу рассказывать об этом их великолепном старшем констебле Бонде, словно у них других и достопримечательностей нету, кроме этого Бонда…
— Насколько быстро ты умеешь бегать? — перебил ее Дэн, уже прикинув маршрут и придя к выводу, что конечный результат с довольно высокой степенью вероятности окажется адекватным затраченным усилиям.
— А… зачем? — несколько растерялась Полина.
— Если мы успеем добежать до остановки за три минуты — как раз попадем на последний дневной рейс. И на изучение Столицы у нас будет четыре с половиной часа — до последнего вечернего обратно.
— Так чего ты стоишь?!
Полина сорвалась с места, не успев договорить, парни сумели ее догнать лишь метров через пятьдесят — и сразу задали такой темп, что ни о каких разговорах не могло быть и речи.
— А если бы мы все-таки не успели? — поинтересовался Теодор уже внутри стартовавшего аэробуса — семью минутами позже, когда снова смог говорить, слегка отдышался и перестал напоминать выброшенную штормом на берег глубоководную рыбу. — Тогда бы что?
Вопрос не был риторическим: они действительно успели впритык, да и то только потому, что на последних ста метрах Ланс практически тащил обоих людей, а совершивший рекордный даже для киборга спринтерский бросок Дэн придержал для них двери. Немногочисленные пассажиры встретили подобное нарушение правил дорожного движения на удивление положительно, выражая одобрение воплями поддержки — особенно когда Ланс закинул взвизгнувшую Полину метров с пяти прямо на сиденье, а потом впрыгнул и сам рыбкой с перекатом сквозь смыкающиеся створки (Дэн отпустил их сразу же, как только оба человека оказались внутри салона).
Дэн философски пожал плечами:
— Тогда бы мы опоздали. И у нас не было бы четырех с половиной часов на обследование Столицы. А было бы только четыре. Ровно. — И пояснил: — Рейсы тут каждые тридцать минут.
И с интересом уставился на изменившееся лицо пилота — поскольку вид человека, подавившегося собственными словами, все еще доставлял ему чистое и ничем не замутненное удовольствие.
Но легче дорога не становилась. Стоило только солнцу подняться и вступить в свои права полностью, как на путешествующих навалилась удушающая жара. И если демонам она не причиняла ни малейшего вреда, то Миле досталось все и сразу. Она мгновенно взмокла, стоило солнцу хорошенько так припечь, платье прилипло к телу, а сердце заколотилось, как бешенное.
Девушка то и дело просила у Лэртины воды, и к середине дня пришлось делать привал, благо подходящий ручей нашелся. Вытоптанная многими путешественниками поляна с кострищами была оборудована лавкой и несколькими деревянными сидушками, судя по всему, просто хорошо обработанными пеньками. Ручеек был огорожен большими камнями, чтобы вода не растекалась зря.
Мила первым делом припала к живительной влаге, ощущая, что все выпитое сразу же выходит потом. В это время парни организовывали легкий перекус, поскольку наедаться в дороге до поросячьего визга было чревато. Лэртина же, как только Повелительница освободила ручей, сразу взялась заполнять фляги. Служанке казалось, что ее подопечная стала еще слабее и бледнее, но привычно списала это на жару.
Разобравшись с водой, она все же загородила Милу иллюзией и заставила переодеться. Впрочем, новое платье уже через пару минут было мокрым, как и предыдущее. Вздохнув, демоница решила оставить все как есть, поскольку справиться с этим явлением было невозможно.
Ела Мила мало, больше хлестала воду и отдыхала. Ее лишь слегка укачало с непривычки, но поскольку демонический «конь» двигался намного медленнее, чем родимый автомобиль, то это все было еще божески. Жаль, не ездили эти демоны в их маршрутках, вот была бы потеха!
За разговорами и перекусом время отдыха пролетело быстро. Лэртина быстро нашла общий язык с Борени. И хоть девушка была по статусу ниже Повелительницы, манеры и поведение у нее были на высшем уровне.
Отдохнув, демоны быстро собрались, уничтожили оставшийся после них мусор, а парни еще и принесли свежих дров для следующих путешественников. Миле помогли забраться в повозку, пользуясь случаем рядом с нею угнездилась и Борени. Лэртина же смотрела на все это сквозь пальцы, понимая, что начинающийся разговор хотя бы немного отвлечет Повелительницу от ее паршивого состояния.
— Знаете, вы очень смелая женщина, — потеребив подол походного платья, начала леди Борени и, чуть смутившись, опустила глаза. Выглядело это довольно мило. Крезет пырхнул, не зная, просмеяться ему с этого заявления или прокашляться. Служанка пнула его по спине и он притих, не вмешиваясь.
— С чего вы взяли? — Мила с трудом ворочала языком во рту. В голове же от жары плавали такие же тяжелые и неподъемные мысли. Разговаривать ей не хотелось, но проклятые обязанности…
— Я бы никогда не решилась так разговаривать с Повелителем, — призналась рыжая демоница, бросая короткие взгляды по сторонам.
Эртис нарочно выбрал довольно старую дорогу, обходя наезженный новый тракт и множество поселков, расположившихся по пути. Он не хотел, чтобы к ним приставали с расспросами, разговорами и объяснениями. Едут и едут… Сплетни в демоническом мире — вещь странная, и распространяются они быстрее скорости света. Так что по пути могут встретиться ярые приверженцы Аркала, желающие мстить и карать за оскорбление их любимого Повелителя. И сражаться с больными на голову фанатиками телохранителю не хотелось.
— А я никогда не могла бы подумать, что есть мир, где женщина — бесправное ничто, — буркнула Мила и отхлебнула из фляжки. Чистая вода показалась ей просто подарком богов.
— Почему же? — живо сверкнула глазами демоница. — Женщины у нас значат многое, просто… они правят исподтишка.
— Да вижу я, как они правят, — отмахнулась Мила. — Их бьют, насилуют, унижают, калечат, а они молятся на этого ублюдка и целуют ему сапоги!
Борени задумалась. Действительно, большинство браков между демонами были вынужденными. Для власти, богатства, чтобы породниться с каким-нибудь влиятельным родом… Взять повелительского бастарда в мужья или в жены было великой честью. Правда, семьи все равно не были идеальными и зачастую для демона семья была еще одним полем битвы. Битвы за власть, территорию и право сильного. И все зависело от того, кто сильнее — муж или жена. Если у мужчины было несколько жен, то там страсти были еще более яркими. Жены могли как драться до кровавых синяков и выдранных волос, так и сдружиться, и вместе измываться над супругом. Случаи, когда у одной женщины было несколько мужей, становились скорее исключением из правил, чем нормой. О таких женщинах даже писали в хрониках…
— Думаешь, в твоем… мире все было лучше? — усмехнулась демоница.
— Да практически точно так же, — горько пробурчала Мила, вспоминая все нелестное в своей прошлой жизни. — Всей и разницы, что это прикрывалось красивыми словами, благими намерениями, браком и обещаниями любви до гроба. Разве что многоженство практиковали только в некоторых странах…
— Тогда чему ты удивляешься? У наших миров много общего, — улыбка Борени стала еще шире. Мила подпрыгнула от удара колесом о какую-то кочку и тихо зашипела, потирая ушибленную руку.
— Знаешь, — девушка задумчиво рассматривала свои тонкие, почти прозрачные ладони, — в моем мире хотя бы был шанс. Призрачный шанс на счастье. Увы, я его уже упустила.
Она грустно склонила голову, разглядывая в меру своих сил демонические пейзажи. Как ни странно, эгоистичные демоны не вырубали леса под корень и не вытравливали луговые травы в угоду зерновым культурам. Поля были разделены большими участками лесных деревьев так, что порой даже хорошо так затеняли собой дорогу, принося облегчение от жары. Гор мусора и куч всякого непотребства вокруг дороги не было. Зато через равномерные промежутки пути появлялись одинаково оборудованные стоянки для уставших путников. И, не смотря на общую заброшенность дороги и отсутствие иных телег, всадников и пешеходов, стоянки были ухожены, убраны, без всякого свинства и привычного бардака.
Это не те лесопарковые лавочки, изрисованные матюгами и заплеванные жвачками у нее дома. Пожалуй, Мила согласилась бы, что демоны со своей суровой, кровавой дисциплиной в чем-то таки правы. Не захочется больше сорить, если тебе за выплюнутую жвачку выдернут язык из глотки. А судя по происходящему, такое вполне могло быть.
— Нам долго еще? — девушка попыталась расправить ноги, но уперлась ступнями в один из баулов.
— До вечера, дорогая, — успокаивающе улыбнулась Лэртина и на всякий случай пощупала Миле голову.
— Долго… я тут сварюсь с вами, — протянула Мила и грустно покосилась на сплошную зелень вокруг дороги. Да уж, путешествие обещало быть не из легких.
По пути они останавливались еще два раза на стоянках, точно так же немного ели, чуть общались и даже час переждали особый пик жары после полудня. Точнее, пережидали его именно из-за Милы, которая просто уселась в теньке и отказалась куда-то идти или ехать вообще. Даже просилась ее прибить, на что Эртис резонно заметил, что он как бы телохранитель, а не убийца собственной Повелительницы.
Сошлись на перерыве. Лэртина успокоила возмущающегося Эртиса тем, что Мила просто устала и больна. Да и ей самой уже порядком напекло макушку жаркое летнее солнце. Так что в этом вопросе служанка встала на сторону Повелительницы. Борени же помалкивала, прекрасно понимая, что ее сюда не звали и не спрашивали.
Она собрала небольшой пучок светло-лиловых цветов и преподнесла Миле в качестве подарка. Та красоту не оценила, неблагодарно расчихавшись и попросив больше ей такого кошмара не давать. Борени откровенно скисла. Ее слабый опыт в отношениях подсказывал, что к Миле просто так не подберешься, но какой именно вариант подхода правильный, она еще не знала. Разговаривать было тяжеловато, особенно учитывая слабый словарный запас Повелительницы. Зато можно было показывать, рассказывать и обучать ее новым словам, чем демоница и занялась на радость всем.
Так они и коротали время в пути. Борени и Лэртина называли слова и указывали на предметы, а Мила кое-как запоминала. У нее в голове уже мутилось от жары и солнца. Проклятые демоны, видимо, не додумались до такой простой вещи, как панама или кепка. Они все ходили простоволосые, с прическами и украшениями в волосах, и только Миле доставалось как всегда.
Не выдержав многочасовой экзекуции, девушка скрутилась кое-как на ящике и забылась тревожным, полным кошмаров сном.
Очнувшийся Хэль (так назвался вытащенный из саркофага красавец) оказался той еще обезьяной. Повадки парня добивали – при знакомстве он сразу лез нюхать уши и шею нового для себя товарища, чем вызывал полное недоумение исследуемого и громкий смех тех, кто уже прошел такую веселую процедуру.
Особенно порадовало знакомство сверха с Шеврином. Зашедший по какому-то делу к Ольту дракон замер истуканом, когда к нему прыгнуло эдакое счастье. Одним обнюхиванием сверх не ограничился, благополучно еще и облизав застывшего черного. Шеврин не знал, куда девать руки, так и стоял с поднятыми руками, пока происходила процедура. Судя по позе, дракон до последнего не мог выбрать линию поведения – то ли обнять странного жильца, то ли отшвырнуть. В итоге произошел третий вариант – Хэль успокоился и сам отстал, переключившись на Ольчика, как на самого близкого.
Поскольку самого сверха следовало отделить ментально от погибшего создателя, то Ольчик сделал ему татуировку на предплечье. Теперь на нежной белой коже красовался гибкий черный дракон с раскрытой пастью. Ирония судьбы или сверх действительно выбрал такой рисунок, неведомо, но факт остается фактом. Татуировка придала Хэлю индивидуальность и закрепила ритуал – теперь он не помрет без своего дражайшего создателя, как выполнившее свою функцию оружие. Он стал самостоятельной личностью и начал новую жизнь.
К несчастью, за таким сокровищем гонялись не мы одни и как только сверх оказался у нас, стали поступать предложения или угрозы с требованием вернуть такую ценность от самых разнообразных разноцветных граждан сверхов. Но стоило ритуалу завершиться, а самому Хэлю оклематься, как все попытки перехватить ценность резко прекратились.
В момент знакомства сверха с остальными семейством, которое не преминуло навестить эдакую диковинку, я заметила серый туннель портала, открывшийся откуда-то из дальней дали. В туннеле, шатаясь, шла золотоволосая девушка, довольно измученного вида, и несла просто огромное золотое яйцо. Интересно, золотые совсем крышей поехали собственными яйцами разбрасываться?
Я подала девушке руку, вытащила ее всю целиком, не взирая на протесты и требования сначала забрать яйцо. Золотистая оказалась виверной – слишком маленькая и хрупкая для дракона. Испачканное желтое платье доказывало, что незнакомка где-то шлялась в неприглядных местах, а истощенное тело – что дама не озаботилась собственным пропитанием.
Яйцо передали в инкубатор, виверну – в цепкие лапки пепельной Сатины. Вот уж кому тошнят все болезные, но ничего поделать с ними дракоша не может.
***
Очухавшийся Хэль крутился, как юла, вертелся, возился под ногами, периодически об него спотыкались почти все. Сверх чуял приключения пятой точкой, поскольку Шеат нашел кое-что интересное. Серебряный закопался в библиотеке и выудил оттуда интересную информацию о легендарных драконах. Якобы они все же существовали, но были настолько сказочными и непредсказуемыми, что все дошедшее до нас превратилось во множество легенд, сказок и преданий.
Ключ к сокровищнице легендарных драконов находился в простенькой книжечке со сказками и нужно было его только разгадать. Шеврин взял книжку и засел за шифр, а все остальные либо доделывали свои дела, либо как я сидели на диванчике в ожидании чуда. Один Хэль устраивал цирковое шоу. Чем больше я смотрела на черноволосого сверха, тем больше убеждалась – это разумная обезьяна. Животные повадки вкупе с вполне так активным разумом сбивали с толку. Впрочем, не страшно. Это маленькое чудовище на нашей стороне и пусть уже себе бегает.
— Нашел, — буркнул Шеврин и пробубнил под нос какие-то фразы.
— Наконец-то! – подпрыгнул Хэль едва ли не до потолка и оббежал вокруг Шиэс три раза. Неугомонное создание, откуда только энергия берется? Вчера лежал пластом с видом умирающего лебедя, а сегодня гарцует как застоявшаяся лошадь.
Собирались быстро. Я откараскалась от сбора яиц и с чистой совестью засела в инкубаторе, подготавливая новую комнату, стеллажи для яиц и настраивая систему освежителей воздуха. Хватит, пусть другие совершают подвиги и бьются головами о стены, а я тут посижу. Пока шла подготовка, я разговорилась с парой активных светлых эльфиек, пристроившихся в непыльное местечко – инкубатор – на правах помощников и будущих нянек.
Девушки были довольно молоденькие, но потрепанные жизнью. Одна оказалась вытащенной из черной пустоты, другая из какого-то мира, поди упомни все миры, где мы тырили страдальцев. Вот так и вышло, что красавицы устроились работать и вполне божески справлялись с уходом за яйцами и несколькими уже вылупившимися драконами и вивернами. Мелочь была переселена в другой корпус от греха подальше, чтобы не посбивали остальные яйца, и за мелкими в основном присматривали свеженькие бионики, но и эльфийки не чурались пойти посмотреть.
Вообще мелкие драконы прикольные до тех пор, пока с ними не начинается гемор. Магией балуются на интуитивном уровне, возгораются без ущерба для себя и с большим ущербом для окружающих, чешутся обо все, что попадется, обламывая углы и дверные косяки. А еще у самых продвинутых растут зубы и они, как собаки, грызут все, что увидят.
Сочувствую драконам родителям… Но особо думать некогда, наши приключенцы насобирали новых, на этот раз светло-зеленоватых яиц и переправляли это все в экран. Я осмотрела Хэля – уже не вертелся, сосредоточенно пропихивая хрупкий груз в скромный экран.
— Значит легендарные драконы не легенда, — бурчу под нос, расставляя яйца. М-да, думала на приеме будет проще, но вот не получилось. Ничего, переживем. Интересно, что из этого кошмара вылупится? Зеленые или серые уродцы?
По ходу дела сделала еще один крупный заказ на биоников нянек и директор ТЕХ-БИО едва не хлопнулся в обморок. И от суммы, и от количества заказа. Ничего, деньги сделать проще простого, а вот присматривать за будущими тысячами ходячих несчастий намного сложнее.