Подвалы замка магистров Редвайлей были обширны. Здесь проводились разнообразные эксперименты на благо короны. Повелитель не имел единственного придворного волшебника, доверяя по крохотному кусочку тайны своим приближенным друзьям, в числе которых был влиятельный магистр.
Женщины рода также были причастны к королевской службе, они проверяли в этих стенах бытовые заклинания и эликсиры. Коварство женской магии было неоспоримым, потому, что лишенные физической силы, как превосходства в бою, женщины упражнялись в превосходстве магическом. Приворотные ланты и ридиции красоты практически сразу вышли из обихода, но уколоть соперницу шипом ядовитой орхиднеи, и потом ждать результата через сутки — было нормой. Яды и манипуляции — игры придворных волшебниц, желающих получить корону при одиноком повелителе.
Только бабушка была совсем не такой. Строгие черты лица, упрямый лоб, суровый взгляд из-под сведенных бровей, красные губы в ухмылке. Она носила элегантные и простые по покрою платья, ярко очерчивающие сильное и прекрасное тело. Себастьян с восторгом воспоминал бабушку. Картина молодой красавицы висела на главной стене холла, напоминая внуку и всем гостям о том, кто является здесь главной хозяйкой. Огненно-рыжая кудрявая грива, зеленые серьезные глаза, румянец на одной щеке больше, чем на другой — мелкий нюанс, не заметный непосвященному — след от магического удара.
Именно Арида прижилась при дворе, заслуженно названная завистницами придворной магичкой. Она снискала уважение как мужской, так и женской аудитории, после того, как спасла повелителя от одной из отставленных особ и приняла удар на себя, не успев закончить защитный контур. При дворе ходили навязчивые слухи о толпах поклонников, а дамы прочили ей место будущей королевы.
Все это было смешно для тех, кто знал ее ближе. Тонкая и тихая, она преклонялась перед своим мужчиной и, с нее как водой смывало маску циничной сильной придворной дамы. В жизни и магии она всегда искала оригинальные решения. Часто, Редвайль советовался с ней, довершая свое новое изобретение, и оно обретало легкость и изящество, доработанное ее нетривиальным подходом.
Дед Себастьяна был не менее удивительным. Черные волосы, зачесанные назад, открывали высокий гордый лоб, орлиный нос не позволял спутать Орелля, сильнейшего магистра с простым леглером, рожденным без магии. Смуглая кожа, широкие плечи и узкая талия — характерные черты южанина, давно ассимилировавшегося в северной столице. Серо-голубые глаза, не свойственные брюнетам, напоминали о успешно проведенной мутации. Смелый и сильный магистр был достойным выбором своей женщины. И никогда не сомневался в этом.
Только ему не удалось спасти ее. Получив свой удар, Арида стала нестабильной. Ее магия гуляла во все стороны, то сходя на нет, то самым маленьким щелчком снося целую башню… До этого спокойная, она стала чувствовать себя настоящим порохом и ограждать от близких и родных. Бабушка пропадала неделями в своей лаборатории, ее упрямый ум искал решение. Получив образование в академии, и преподавая там несколько лет подряд, после аспирантуры факультета Тезариуса, она всегда славилась гибкостью подхода к основным столпам и маневренностью в подаче главных магических тезисов. Проще говоря, она не имела рамок, на все взирая, как на подручную к изменениям субстанцию.
«Получив смертельный удар, трансформировав его, и утратив стабильность магической триекции, Арида будто в свое море попала, неудивительно, что загадка поддалась ей» — рассказывал дед. Он всегда был уверен, что она осталась в живых.
— Взрыв был в этой секции. — Продолжил свой рассказ Себастьян. — Радужный вихрь пронесся круговым движением, сметая все отделы лаборатории с тринадцатого по сороковой. Смеси склянок, встречаясь между собой, взрывались, стуча градом в каменные стены. Огромный столб пламени вырвался прямо к небу, привлекая внимание всей столицы, так все узнали, что нашей бабушки больше с нами нет.
— Она умерла? — Аманда, будучи не в курсе этой истории, искренне сочувствовала.
— Она? В Рьярде искать не пробовали? — Сорренж, встречавший еще юнцом, эту стервозную особу, был более скептического мнения. Себастьян проигнорировал, продолжая вести друзей по развалинам вверх, иногда указывая на странные пятна, или растения, появившиеся из-за неконтролируемых магических реакций, и обладающих неизвестными, возможно, опасными свойствами.
— Жаль, что тентал не может проникнуть через эти развалины… — комментировал карлик, — как это некстати!
— Мне кажется, что несправедливо оставлять ее там, запертую и одинокую. Надо обязательно разобрать завал. — Аманда чуть сжала лисью лапу, пытаясь быть более убедительной. Себастьян посмотрел на нее желтым взглядом.
— Угу, давайте закинем сюда пару курсов на практику. — Профессор отдернул руку, обжегшись об обычный с виду серенький кирпич, превратившийся в странную красную водоросль, хищно размахивающую острыми веточками. — Хотя, лучше заключенных. Они точно никому не нужны. Спросите своего Шарэля, он подкинет.
— Рэни, ты передал, что мы здесь? — Аманда покрутила головой, (глаза панически округлились), осознавая, что за чередой происшествий, они потеряли ее брата!
— Когда он был с нами? — Сорренж стал прикидывать на пальцах. — Сбежал после болотной ведьмы! И шавку с собой прихватил! Жди беды, не иначе.
— Куда он мог?.. — сестра воскликнула и прикусила губу — всем прекрасно было понятно, куда мог удрать мелкий мальчишка, только недавно столкнувшийся со своими бурными эмоциями и еще не умеющий их контролировать, как взрослый.
— Любовь, чтоб ее! — профессор был явно не в духе, находясь в доме Редвела, да и знал, кажется, побольше остальных.
— Щупальца калипалла! — Хас взволнованно указал под потолок одной из секций волосатым коротеньким пальцем. — Дави его, ребят! Жги! Это важно!!!
— Стойте! — неизвестно, какие последствия… — но голос Себастьяна был заглушен взрывной волной. Она, больше похожая на утренний венильсий туман, окружила защитный кокон, который мгновенно сработал, выверенный до автоматизма. Их быстро выталкивало на поверхность, вслед за грибом первого взрыва.
«Вероятно приземление под потолком тринадцатой секции» — успел подумать Хас.
— Твоя бабушка была великим человеком. — Откашлявшись, признал Сорренж, — защита сработала отлично. А вот ты! Какого дайла?! Ты, что, не знал, что здесь опасно? — это уже карлику.
Аманда, вдруг почувствовав себя безумной тяжелой армадой, выдохнула, поняв, что ее нелогичный магический удар осуждать вслух не станут.
— Мы рисковали не больше, чем по процентному соотношению в любой из моментов нашего сотрудничества. — Ответствовал стравиец, и все вдруг резко вспомнили, что рискуют здесь, в основном, исключительно они.
— Это нити калипалла. — Они могли стоить жизни не только нам, если бы их увидел Норна. Учитывая неопознанные свойства, город… или страна… в зависимости от того, насколько существо обозлено.
— Думаешь, прирастут вместо отвалившихся? — удивился профессор.
— Кто знает. Но одноразового действия будет достаточно…
— Это да.
Среди более обжитого и даже не так давно прибранного этажа, между двух обгорелых на несколько сантиметров стен, ставших черными на века и впитавших свой пепел, наконец, появилась весьма новая дубовая зачарованная дверь.
— Ты не напомнишь, а куда, после всей этой бабкиной истории, делся твой дед? — профессор сглотнул, оглядывая зловещее местечко.
— Он пропал. Я слышала. — Аманда вставила реплику и притихла, осознавая, что сдала себя и свой давний интерес к коллеге.
— Его бабушка забрала к себе. Но я надеюсь, что они еще вернутся… — серьезно проговорил Себастьян и рванул створку на себя. — Ну, что, вот мы и дома.
Шестнадцать лет назад.
Доктор Лорна Колридж перевела взгляд с папки, которую держала в руке, на мальчика, который сидел перед ней с противоположной стороны стола. Его глаза были опущены, взгляд прикован к столу. Ничего сложного в ситуации не было, но позади был длинный день, и больше всего она хотела уйти домой.
— Попробуй ещё, Эмершан, — сказала она. Мальчик не шевельнулся. Лорна издала раздражённый звук, что-то среднее между щёлканьем языка и шипением. Теперь мальчик посмотрел на неё. Глаза его были мокрыми. Лорна вздохнула.
— Ты просил бумагу. И карандаши. Ты сказал, что если нарисуешь это, — она замолчала и подвинула на столе рисунок, чтобы мальчик его увидел, — то это поможет тебе сосредоточиться. Мы не просим от тебя большего, чем ты уже делал.
Она всего лишь раз видела полковника Риггинса. Подавляющее большинство его объектов «Чёрного крыла» были совершенно бесполезны с точки зрения тактики. Но не Эмершан. Если, конечно, ей удастся уговорить его сотрудничать.
Он снова плакал, в этом возрасте дети чересчур чувствительны. Лорна сжала двумя пальцами переносицу, где-то позади глазных яблок появился первый отголосок головной боли.
— Всё очень просто, Эмершан, — сказала она. — Либо ты соберёшься и у тебя всё получится, либо тебе придётся есть свою рыбу.
Её взгляд соскользнул с мальчика на поднос, который он оттолкнул от себя так далеко, что теперь вряд ли бы смог до него дотянуться. Еду принесли около часа назад. Рыба наверняка уже остыла.
— Я не люблю рыбу, — сказал Эмершан голосом, слишком тонким для рослого одиннадцатилетнего мальчика, сидевшего перед ней.
— Тогда соберись, — посоветовала ему доктор Колдридж. — Преврати её в то, что любишь..
Она дописала в его папку: «Отвлекают внешние факторы. Может потребоваться сенсорная депривация». Эмершан всё так же сидел, уставившись на стол. Рыба продолжала остывать. Головная боль Лорны уже была больше похожа на мигрень. Может, стоит вернуть его обратно, подумала она. Если Риггинс привезёт кого-то новенького.
~*~
Настоящее время.
Тут нужен был фокус, которому Дирк пока что не научился. Похоже, у Фары с этим вообще проблем не было. Во всяком случае, он ни разу не слышал, чтобы она заорала. Или взвизгнула. Или выругалась за закрытой дверью. А вот с Дирком, к его стыду, это случалось регулярно. И под словом регулярно он имел в виду постоянно. А под словом постоянно он имел в виду буквально каждый раз. Подряд.
— Бывало и похуже, — сказал он сам себе, но это, хотя и было правдой, никак не помогло ему решить проблему.
Может, не так уж ему и надо в душ? Прошло-то всего три дня. Подумаешь, ещё денёк. Ладно, кого он обманывает. Он не выносил, когда волосы становились жирными. Впрочем, ему стоило порадоваться, что в их офисе вообще есть водопровод, уж не говоря о техническом поддоне, вода из которого отлично утекала в канализацию — в их временной линии Фаре пришлось переделать туалет из кладовки, и там появился унитаз, а также зеркало и лампочки над раковиной. Как выяснилось, она была невероятно полезным сотрудником.
Разумеется, она категорически отказалась повторять что-либо подобное в этой временной линии, поэтому они пользовались туалетами автовокзала, расположенного поблизости, а душ принимали под приделанным Фарой к стене садовым шлангом, который был подсоединён к кранам над поддоном. И конечно, в этой временной линии не было нагревателя воды, а значит…
— Ах ты ж чёрт, — сказал Дирк, забираясь под исключительно бодрящую струю.
Напор воды тоже оставлял желать лучшего, из-за этого принимать душ приходилось раза в два дольше обычного, и при том, что Дирк не слишком усердствовал. Фокус был в том, чтобы постоянно двигаться, но это было сложно, потому что тело инстинктивно хотело свернуться в комочек, чтобы защититься от холода. Нередко лучшее, что он мог делать в этом случае, — это дрожать и покрываться мурашками.
В процессе он испустил несколько тонких писков, с облегчением выдохнув, когда шампунь полностью смылся с волос. И никакого бальзама. Ухаживать за волосами он будет, когда всё вернётся в норму. А сейчас он чувствовал себя чистым, и несомненно, намного приятнее пах, и этого было вполне достаточно для кого угодно. Дирк выбрался из поддона и дотянулся до полотенца.
Полотенце у него было всего одно, и не слишком хорошее — Фара была экономной до неприличия — но свою задачу оно выполнило, Дирк вытерся и надел своё последнее оставшееся свежее бельё. Фара по-прежнему работала за столом, когда он вернулся в комнату.
— У меня заканчивается одежда, — объявил он, подходя к стулу для блокировки двери, который одновременно являлся полкой для пластинок, и на его спинке висели брюки Дирка.
— Можем сегодня дойти до прачечной и постирать вещи там, если хочешь, — ответила Фара, не глядя на него. Дирк хмуро взирал на две рубашки, и его не устраивало состояние обеих, несмотря на то, что одна из них была новой.
— Может, нам стоит пустить некоторые средства на расширение гардероба? — спросил он. В его распоряжении было лишь два галстука, и всего одна куртка. Жёлтая, его любимая, но и грязь на ней было видно лучше всего.
— Нет, — ответила Фара, хотя Дирк был уверен, что она полностью увлечена чем-то на экране её ноутбука. — Всё, что мы могли бы потратить на одежду, ты потратил на пластинки.
Это был удар ниже пояса, но незаслуженным его назвать было бы неправильно. Дирк покосился на стул с пластинками на нём, и снова посмотрел на Фару.
— Если я пообещаю больше не покупать пластинки, можно мне будет купить новый галстук? — спросил он.
Вот теперь Фара на него посмотрела. Ну, значит, нет. Дирк повесил обратно рубашки, собираясь вместо них вытянуть из стопки с одеждой свою футболку «Мексиканских похорон». По понятным причинам он не надевал её с момента, как они очутились в этом… чем бы это ни было. А до этого она была чистой после их прошлого визита в прачечную. Дирк вывернул её наизнанку и надел через голову. Теперь он выглядел если и не элегантно, то вполне прилично.
— Ты не передумала? — осведомился он, перелезая через свежеприобретённые туристические матрасы и спальные мешки, чтобы добраться до своего места за столом. Его куртка висела на спинке стула. Фара в замешательстве подняла на него глаза.
— Я… не знаю, хорошо ли… То есть, нет ничего хорошего в том, что ты общаешься с Тоддом. Думаю, мне не стоит…
— Как мы собираемся это решить, если мы не используем наши главные преимущества? — перебил её Дирк. — Я же не прошу тебя приглашать её на ужин. Просто немного наблюдений.
Он постарался, чтобы это прозвучало чуточку авторитарно, будто это было одно из его предчувствий, а не просто попытка ухватиться за соломинку, но подозревал, что Фара на это не купится. В отсутствие более веских аргументов Дирк сделал умоляющее лицо. Фара сдалась.
— Ладно, но с одним условием, — сказала она.
— Всё, что угодно, — заверил Дирк.
— Больше никаких пластинок.
Она поднялась со своего стула и взяла куртку, и этим будто поставила точку в их разговоре. Её куртка была чёрной, и этот цвет намного больше подходил для длительного пребывания в альтернативных вселенных. Всё-таки она была права. Их сбережения были не бесконечные. Он был согласен, что нужно воздержаться от дополнительных трат. Но конечно, смотреть ему никто не запрещал. Бродить по магазинам, и если эти походы по магазинам будут включать в себя демонстрацию товаров и рекомендации консультантов, то хорошо, пусть так и будет.
— Замётано, — сказал Дирк, протягивая Фаре руку. Фара закатила глаза, но руку пожала. Её рукопожатие было таким же прочным, как и её слово.
~*~
Понедельник — мерзкий день.
Как ни банально это звучало, так оно и было. Понедельники были мерзкими, когда он поступил в колледж. Они были отвратительными, когда он ездил на гастроли с группой. Они были отстойными, когда он работал в отеле. И сейчас они продолжали быть дрянными. Казалось, сама вселенная постановила, что понедельники должны быть отвратными вне зависимости от того, чем занимается Тодд.
К тому же, по понедельникам в магазин приходил Альфредо. Иногда он болтался по офису. Иногда перекладывал пластинки в ящиках. Но в основном он торчал за стойкой и смотрел, как Тодд работает. Если бы Альфредо когда-нибудь решил уволить Тодда, наверняка это случилось бы в понедельник.
Не всё было так плохо. В магазине было спокойно, клиенты были слишком заняты собственными понедельниками, чтобы покупать пластинки или выбегать за кофе. Часто это позволяло Тодду нормально пообедать вместо того, чтобы повесить табличку «перерыв 5 минут» и метнуться через дорогу в местную забегаловку. Иногда Альфредо оставался подольше, и у Тодда был целый час на обед — даже больше, чем в Перриман Гранд. В такие дни он находил для обеда тихое местечко, откуда он мог позвонить Аманде и собраться с духом, чтобы принести извинения. Пока что у него это ни разу не получилось, но если когда-нибудь получится, то наверняка в понедельник.
— Захватить что-нибудь для тебя? — спросил Тодд, надевая свою куртку. Альфредо, зарывшись в очередной музыкальный каталог, только мотнул головой.
— Мне не надо. Давай, иди, съешь что-нибудь полезное, — ответил он. Тодд хмыкнул и направился к двери.
Он открыл дверь наполовину, когда она ударилась обо что-то снаружи. Подняв взгляд, он увидел по другую сторону стекла сморщившегося от боли Дирка Джентли. Дирк отступил, инстинктивно прижимая ушибленную руку к груди. До Тодда дошло, что случилось.
— Блин, прости. Прости, пожалуйста, — сказал он, выходя на тротуар. Дверь позади него захлопнулась. Тодду показалось, что Дирк почему-то смотрит на него с удивлением.
— Тодд, — сказал он так, будто бы не Тодд только что чуть было не сломал ему руку и он не держал её, прижав к груди.
— Честное слово, я тебя не увидел, — сказал Тодд, хотя сам не мог понять, как это вышло. Одна только куртка Дирка сразу же выделяла его в толпе, а сегодня он был особенно заметным. Тодду понадобилось несколько секунд, чтобы понять, почему: вместо рубашки и галстука, которые Дирк носил обычно, на нём была потёртая чёрная футболка, которая казалась смутно знакомой. Тодд заключил, что Дирку она очень идёт.
— Да всё нормально, — сказал Дирк так, будто его постоянно кто-то зашибал дверями. Тодд помотал головой.
— Нет, не нормально. Ну-ка, дай я посмотрю, — сказал он, дотягиваясь до травмированной руки Дирка. После краткого сомнения Дирк позволил Тодду взять его за руку.
Тодд повернул руку Дирка вниз ладонью, осторожно ощупал его пальцы. Вроде бы переломов не было. И не похоже, чтобы ушибленное место распухло — рука Дирка лишь едва заметно подрагивала, и это, наверное, означало, что Дирку всё ещё немного больно.
— Тут через дорогу продаётся лёд, нужно…
Остаток фразы рассеялся, Тодд поднял взгляд на Дирка и обнаружил, что тот смотрит прямо на Тодда, и у него такое выражение лица, которое больше всего похоже на нежность. Тодд не мог припомнить, когда кто-то последний раз так на него смотрел. Может, никто в жизни. На одну короткую сумасшедшую секунду Тодд решил было воспользоваться тем советом Аманды. Но вместо этого он отпустил руку Дирка.
— Спасибо, Тодд, но я уверен, что в этом нет необходимости, — успокоил Дирк. Он пошевелил пальцами, продемонстрировав их Тодду. — Уже не больно.
При этих словах он слегка прищурился, взглянул на музыкальный магазин и снова на Тодда, будто лишь сейчас понял, что Тодд не в магазине.
— Ты что, уходишь? — спросил Дирк. Тодд был практически уверен, что в голосе Дирка прозвучала тревога.
— Нет, — ответил Тодд намного быстрее, чем это предполагает обычная беседа между двумя едва знакомыми людьми. — Я просто собрался купить себе поесть.
На этом моменте вполне можно было распрощаться. Убедиться, что с рукой Дирка в самом деле всё в порядке и направить Дирка в магазин пообщаться с Альфредо, ведь у Тодда не было исключительных прав на обслуживание Дирка. Он знал, что в его отсутствие Дирка обслуживали Амир и Мара. Может быть, дело в самом Дирке. Может, он просто такой невероятно дружелюбный человек, которому нравится общаться с разными людьми. Может, он так на всех смотрит, как смотрел сейчас на Тодда, а Тодд напридумывал себе лишнего. Может, права была Аманда: Тодд просто слишком долго одинок и отчуждён, и ему не хватает того, чего у него, по сути, никогда и не было.
А может, он просто трус. Трусливый мудак, который не заслуживает, чтобы очаровательный британец с великолепным музыкальным вкусом заметил его, учитывая, что большую часть жизни Тодда вообще никто не замечал.
А может, Аманда была права. Может, лучшее событие его прошлой недели не было простой вежливой беседой. Да пошло оно, подумал Тодд. Что самое плохое может случиться?
— А ты не голоден? Может, ты хочешь…
Внезапно самым плохим, что могло случиться, стали вытаращенные в ответ глаза Дирка, как будто Тодд совершенно перешёл грань, как будто Дирк просто был вежливым, как будто Тодд понял его абсолютно неправильно.
— Извини, забудь, — сказал Тодд, думая лишь о том, как сбежать от Дирка и скрыться за углом, потому что теперь ему даже есть расхотелось. Всё, чего он хотел, это побыть минут десять в полном одиночестве, чтобы как-то свыкнуться со своей тупостью.
— Нет, погоди, — сказал Дирк немного громче, чем это требовало расстояние между ними. Тодд замер, нервничая так сильно, будто бы они с Дирком не были знакомы всего ничего. Очень медленно он взглянул на Дирка. Тот неотрывно смотрел на него с изумлением.
— Я… эээ… Я… принимаю твоё приглашение.
В некоторых случаях, сосчитать которые не представлялось возможным, — причём сейчас именно такой случай и был — Тодд не мог понять, то ли Дирк вежлив до эксцентричности, то ли всё дело лишь в том, что он британец. Вероятнее всего, и то, и другое вместе. Дирк по-прежнему выглядел очень удивлённым, но теперь выражение его лица смягчилось, будто предложение Тодда поесть вместе стало для него важным событием, будто ему в самом деле хотелось провести время вместе с Тоддом. Тодд даже не знал, кого это больше удивляет: Дирка или его самого.
— Ты не обязан, всё нормально, я просто… — уточнил Тодд, потому что последнее, чего бы он хотел, это чтобы Дирк согласился пообедать с ним из жалости.
Лицо Дирка снова выражало сплошную нежность, и Тодд мог поклясться, что его нижняя губа дрогнула. На секунду он подумал, что Дирк сейчас с облегчением откажется, раз уж Тодд предоставил ему возможность сделать это, не нарушая приличий. Вместо этого Дирк помотал головой.
— Я не ожидал, но да, я с удовольствием пообедаю с тобой — разумеется, если ты всё ещё хочешь пообедать со мной.
Вообще-то уже была половина третьего пополудни, и время обеда закончилось — к тому же, Дирк наверняка уже поел, — но он согласился пообедать, и теперь смотрел на него будто бы с надеждой, словно приглашение Тодда удивило его, но в хорошем смысле, в таком, что теперь Тодд размышлял, что, может быть, он всё-таки понял поведение Дирка правильно.
Он подумал, что теперь Аманда точно от него не отвяжется.
— Тут за углом подают прекрасные обеды, — сказал Тодд. Там было местечко, где весь день можно было заказать завтрак, а ещё там были настоящие молочные коктейли со взбитыми сливками и вишенкой сверху. Как раз такое место, где можно увидеть людей, носящих жёлтые куртки; как раз такое место, куда Дирк, по мнению Тодда, отлично впишется.
Дирк, который всё ещё выглядел несколько ошарашенным, коротко кивнул и слегка улыбнулся. Тодд счёл это за согласие. И пока он совсем не потерял самообладание, он повёл Дирка в направлении кафе.
~*~
Само собой, это была плохая идея.
Она знала об этом ещё до того, как Дирк предложил. Аманде незачем видеть её. В этой временной линии — или как там Дирк это называет? — Аманда даже не знала о существовании Фары. И Фара не собиралась возникнуть на её пороге и…
И что? Сказать: «Привет, ты меня не знаешь, но я знаю тебя, ну то есть другую версию тебя, так что я заскочила убедиться, что с тобой всё хорошо, ну и позадавать тебе кучу разных бестактных вопросов в надежде выяснить, в чём же разница, чтобы мы смогли устранить причину, повлиявшую на прошлое, и восстановить ту временную линию, а в результате ты вообще больше не будешь существовать, но зато другая ты — которую я знаю — снова появится, потому что я так скучаю по тебе, и мы только начали сближаться, и как же мерзко, что я этого лишена» ?
В общем, ничего такого она точно не собиралась говорить.
— Мэм, — окликнул водитель такси, вырывая её из задумчивости.
— Что, простите? — до неё дошло, что она настолько погрузилась в мысли, что не расслышала его вопрос.
— Я спросил, вы собираетесь выходить? — повторил он, указывая через лобовое стекло на дом Аманды с заросшим палисадником и давно не крашенными стенами. Фара помотала головой.
— Нет. Нет, не собираюсь. Можете везти меня обратно, — ответила она, не обращая внимания на то, как он вытаращился на неё, будто подумал, что она какая-то сумасшедшая. Что вполне возможно. Вообще-то она провела целый час, сидя в такси у дома Аманды. Ну что же, почему бы не извлечь из этого выгоду?
— Можно задать вам вопрос? — спросила она, как только они отъехали от обочины. Водитель взглянул на неё через салонное зеркало заднего вида. — Кто был первым человеком, ступившим на Луну?
Последовала продолжительная пауза, водитель всё так же рассматривал Фару через зеркало. Видимо, размышлял, не отвезти ли её в ближайшую психиатрическую лечебницу. Фара ждала.
— Ммм… Вроде бы это был кто-то из русских. Кажется, Леонов. Точно не помню, я ещё маленький был.
Фара не стала уточнять, что того космонавта звали Алексей Леонов — именно это имя она прочитала сегодня утром, и из своих уроков истории она помнила, что первым ступил на Луну совсем другой человек. Что бы они ни наделали, повлияло это не на одних Тодда и Аманду.
Каким-то образом, сами того не желая, они запутали всё на свете.
~*~
— Слушай, вроде бы ты никогда не упоминал, как зарабатываешь на жизнь, — заметил Тодд, пока они ждали свой заказ. Одно дело болтать с Тоддом через стойку музыкального магазина, и совсем другое — общаться с ним за совместным обедом. Ну что ты будешь делать? Дирк подозревал, что Фаре это совсем не понравится.
Но всё же это было не свиданием, а скорее обычным дружеским обедом, ведь Дирк знал Тодда — своего Тодда, так или иначе — достаточно хорошо, и был в курсе, что Тодд не встречается с мужчинами. Он совершенно точно никогда не хотел отношений с Дирком, потому что Дирк, хоть и не говорил об этом прямо, то и дело всячески демонстрировал свой интерес, а Тодд никогда — ни разу — не замечал знаков внимания Дирка и не отвечал на них.
К тому же, он и представить не мог, что могло произойти в этой временной линии такого, чтобы в результате Тодд стал интересоваться мужчинами. А значит, это не было свиданием. А если было, то, выходит, он совершенно неправильно понимал своего Тодда.
Впрочем, он не собирался развивать эту мысль. Так и с ума сойти недолго, поэтому он отпил свой молочный коктейль и начал отвечать на заданный Тоддом вопрос.
— Вообще я холи… частный сыщик, — сообщил Дирк. У сидящего напротив Тодда сверкнули глаза.
— Серьёзно? Это так круто!
Было невозможно понять, почему в этот раз Тодд совершенно иначе реагирует на попытки Дирка сблизиться — по-дружески, чисто по-дружески: из-за того, что Дирк появился в момент, когда жизнь Тодда более-менее стабильна, или потому, что сам Тодд чем-то значительно отличался от его Тодда. Между прочим, нынешний Тодд ни разу не кидался в него ботинком. Но с другой стороны, Дирк и в его квартиру не влезал через окно. Ещё этот Тодд вряд ли стал бы орать на Дирка посреди улицы, но ведь и с тройкой Роуди этот Тодд не встречался.
— Погоди, так ты сейчас расследуешь что-то? Ты поэтому постоянно заходишь в музыкальный магазин? — предположил Тодд. Прозвучало это с некоторым подозрением, но в большей степени восторженно, как в тот раз, когда Тодд просил Дирка угадать тот рисунок с ковбоем. Может, это не самый лучший пример, и Дирк точно не собирался уходить от ответа, как тогда. Тем более, что Тодд задал вполне разумный вопрос, на который был вполне разумный ответ.
Ну, был бы, если бы Дирк счёл, что честный ответ имеет какие-либо преимущества. Он ненавидел обманывать Тодда, но в противном случае…
— У меня одно дело закончилось, а другое ещё не началось, и я наслаждаюсь заслуженным отдыхом, — ответил Дирк.
Это был не совсем правдивый ответ, но и откровенной ложью он тоже не был. У него ведь и правда то дело кончилось, а другое…. Нерешённое дело, из-за которого он тут и оказался, и следующее, которое он должен был разгадать, чтобы вернуться. Причём он был совершенно уверен, что оба эти дела разрешатся одновременно, но Тодду обо всём этом знать было необязательно, и выходило, что Дирк его ни в чём не обманывает.
Взгляд Тодда напротив стал совершенно восторженным. Дирк изо всех сил старался не показывать свою досаду. Теперь он понимал, что отправляться обедать с Тоддом было не лучшим планом.
Тем временем им принесли заказ.
— А какие дела ты обычно раскрываешь? Если об этом можно рассказывать, конечно, — спросил Тодд, когда официантка отошла от их столика.
Вот такого Тодда Дирк знал. Которому всё любопытно. Который мог вечерами напролёт расспрашивать Дирка о его предыдущих делах, о том, как он был в «Чёрном крыле», о том, что Дирк хотел рассказать, и о чём не хотел. Это его Дирк назвал своим лучшим другом, это он искренне симпатизировал Дирку. Тот самый Тодд, которому Дирк нравился, даже здесь, даже когда он совершенно забыл, как они на самом деле познакомились.
Дирку было мучительно интересно, что было бы, если бы в этой временной линии они познакомились бы при таких же обстоятельствах, как тогда. Было бы это иначе?
Впрочем, такое вряд ли бы произошло. Хотя бы потому, что Дирк не обнаружил в этом мире никакого упоминания о Патрике Спринге. Казалось, что Захария Уэбб никогда не отправлял в будущее свою машину времени, никогда не отправлялся за ней, никогда не становился Патриком Спрингом, у него не появилась дочь по имени Лидия, и он так и не был убит котёнком-акулой в номере отеля, так что ему не пришлось нанимать Дирка. Иногда его поражало, как одно небольшое изменение может повлечь за собой столько последствий внутри временной линии.
— Если честно, — ответил Дирк на вопрос Тодда, — в основном всякая скукота. Пропавшие собаки и так далее.
Он всё отдал бы, чтобы вместе с Тоддом расследовать одно из его нынешних дел, то единственное, которые они так и не расследовали вместе. Но всё-таки этот Тодд не был его Тоддом. И что ещё важнее — этот Тодд ничего не знал о взаимосвязях вселенной. По правде говоря, чем дальше, тем больше Дирк считал, что и он тоже ничего об этих взаимосвязях не знает.
По крайней мере, что касается этой временной линии.
Нынешний Тодд всё так же смотрел на него, и брови его были приподняты, будто он ни единому слову не поверил.
— Нет, правда? Пропавшие собаки? — переспросил он.
— Ну, разумеется, тут уже действует принцип неразглашения информации, — пояснил Дирк. — Хотя как-то раз в одно моё дело была вовлечена лошадь…
Потом он наверняка пожалеет о своей откровенности. Но ему было слишком трудно помнить о необходимости сохранять дистанцию, потому что он безмерно скучал по смеху своего Тодда.
Стивен Буковски запустил программу онлайн-банкинга и ввел семизначный цифровой код. Ничего не произошло. Он ждал. Секунда. Вторая. Вирт-окно серым голографическим прямоугольником парило над мерцающим терминалом. Затем раздался странный, тревожный писк, и в окне вылезла надпись. Красная.
«Итоговое сальдо -10 000 галактов».
Стивен взирал на вспыхнувшие знаки в недоумении. Как минус? Почему минус? Или это тире перед запрашиваемой суммой? Но он еще ничего не запрашивал. Он всего лишь запросил данные о состоянии счета. Вот они, данные, тревожного красного цвета.
Может быть, программисты банка изменили дизайн? Внесли цветовые поправки? И теперь все цифры, вне зависимости от того, отрицательные они или положительные, высвечиваются красным? Возможно, они прибегли к этому средству, чтобы клиенты, особенно пожилые, слабовидящие, делали при переводах меньше ошибок? Потому что красные цифры сразу бросаются в глаза и перепутать запрашиваемую сумму с имеющейся на счету довольно трудно. Но он еще ничего не запрашивал. Он не собирался в ближайшее время снимать деньги. Он зашел на сайт, чтобы удостовериться, что деньги есть… Были. Вот именно — были. А сейчас их, кажется, нет.
Стивен свернул окно, вышел из программы и перезапустил терминал. Он скорее всего ошибся. Сделал что-то не так. Ввел не тот пароль. Вновь та же процедура. Терминал, онлайн-банкинг, пароль. И… итоговое сальдо -10 000. Нет, не может быть! Стивен свернул окно и запросил другой счет. Platinum. Снова пароль. Пауза и… тревожный писк. Счет пуст. Та же красная надпись. На этот раз без минуса. Итоговое сальдо — 0. У него есть еще один счет, общий с его женой Дарлой. На этом счету хранились их сбережения на старость.
Много лет с завидным постоянством они перекидывали туда со своих личных карт строго обозначенные суммы. В их семье это стало традицией, законом, догмой. С этого неприкосновенного счета деньги снимались всего один раз. Издательство, в котором в то время работал Стивен, переживало некоторые финансовые трудности, и большинство сотрудников, надеясь на перемены к лучшему, не покинули терпящий бедствие корабль, а ушли в неоплачиваемый отпуск. Личный счет Стивена, с которого осуществлялось большинство коммунальный платежей, был пуст. В это время, как это обычно бывает, частная школа, в который учился их сын Харви, потребовала оплатить следующий семестр раньше установленной даты, мотивируя это тем, что администрация школы планирует ремонт и обновление школьного оборудования. На счетах жены средств тоже было недостаточно. Поэтому на семейном совете решено было покуситься на «святое». Все-таки учеба сына в престижной школе не пустой звук, а долгосрочное вложение. Платеж был произведен. Вскоре Стивен был вызван из бессрочного отпуска на работу. Издательство справилось с постигшими его трудностями. Работа с авторами возобновилась, все задолженности сотрудникам были погашены. С тех пор их общий счет с Дарлой только пополнялся.
С отчаянно бьющимся сердцем Стивен зашел на страницу того банка, где они с Дарлой хранили деньги. Это был один из старейших банков Земли, основанный еще в начале ХХ-го века, репутации надежнейшей. Уж там не могло произойти сбоя. Пароль Стивен знал наизусть. Дата их с Дарлой бракосочетания и день рождения их сына. Двенадцать цифр.
Окно развернулось. Возникла хорошо знакомая цветовая гамма интерфейса. Несколько секунд длилась томительная тишина. Банковские сервера не спешили с выдачей запрашиваемой информации. Они были такие же надежные и солидные, как и владельцы финансового учреждения. На этот раз не писк, а тревожный шепот, вздох, шелест. И надпись — «Ваш лимит исчерпан». Стивен закрыл лицо руками.
Все началось три месяца назад.
Стивен просматривал подготовленную к публикации рукопись, когда в его кабинет осторожно постучали.
Стивен давно уже не работал в издательстве. Он возглавлял «Literary Observer», крупный онлайн журнал, входящий в издательскую группу «Public Industry». Сама группа, еще недавно независимая, представляла собой структурную составляющую холдинга «МедиаТраст». Стивен, как главный редактор и соучредитель «Literary Observer», получил возможность участвовать в советах и заседаниях в земном офисе холдинга, на которых время от времени присутствовала сама Корделия Трастамара.
Стивен страшно гордился этим неожиданным повышением и полагал его за неопровержимое доказательство своей ценности как знатока современной литературы. Со временем он надеялся обзавестись офисом в небоскребе, принадлежащем холдингу, но переезд в «МедиаТраст Тауэр» пока откладывался, и Стивен довольствовался своим кабинетом на 39-й улице рядом с Музеем Истории. Журнал занимал три этажа в особняке, построенном еще в ХХI-м веке каким-то меценатом, и когда-то считался в литературных кругах местом престижным и перспективным. К веку ХХII-му блеск литературной Мекки потускнел, но все еще привлекал начинающих авторов. Из тех, кто когда-то представил свои рукописи в «Literary Observer», многие добились головокружительного успеха. У Стивена был нюх на таланты. Со временем, обремененный обязанностями главного редактора, он стал уделять просителям не так много времени, но два раза в неделю выделял по два часа на встречи с молодыми авторами, во вторник и в четверг.
Она пришла к нему в четверг, за четверть часа до конца приема. В тот день, что совершенно удивительно, пожелавших встретиться с самим главредом «Literary Observer» было всего трое. Обычно их было не меньше десятка. Те, кому не хватило приемного времени, сразу записывались на следующие четверг или вторник.
В тот день Стивен даже заскучал. Он открыл вирт-окно с представленной на рассмотрение рукописью, хотя сам редко занимался редакторской работой (для нее давно были квалифицированные подчиненные) и принялся читать. Вникать было трудно. Отвык. К тому же речь шла о любви прекрасного ксеноса к земной девушке, а любовные романы, «дамские», жанр интеллектуальными людьми откровенно презираемый, никогда не входили в список его культурных приоритетов, что малодушно подвигло его поступиться дисциплинарными принципами. Он посмотрел на часы. Всего-то четверть часа…
Эх, если бы он прислушался к совету демона халатности. Не успел. В дверь постучали. Что тоже было необычно. О посетителях ему докладывала секретарша — дама немолодая и многоопытная. Секретарша охраняла подступы к его кабинету, как огнедышащий дракон — вход в пещеру с сокровищами. Как она могла оставить свой пост? Позже стало известно, что у госпожи Ламбер случился приступ кишечных колик, и она срочно отбыла в направлении туалета.
— Войдите, — ответил на стук Стивен.
На вошедшего не взглянул, уверенный, что секретарша явилась узнать о судьбе последней четверти часа. Но шаги были другие, не привычно шаркающие, а легкие, молодые. Стивен поднял голову и увидел женщину. Очень красивую женщину. Незнакомую. Она была одета в элегантное, светлое платье обманчиво простого покроя. Стивен знал цену подобной простоте. Так одевалась глава холдинга госпожа Трастамара, элегантно и просто. Но элегантной простотой она легко затмевала усыпанных бриллиантами жен вице-президентов инвестиционных фондов и директоров корпораций. Возможно, это шло от внутренней уверенности и полнейшего равнодушия к внешним атрибутам.
Простота и уверенность поздней посетительницы были примерно в той же спектральной области, правда, подсвечивались благородной сексуальностью. Посетительница была накрашена выразительно, но не вульгарно. Плотно облегающее платье позволяло оценить зовущие формы, а его длина — красоту ног. Двигалась посетительница как манекенщица на подиуме, но без покачиваний и вихляний.
Стивен смотрел на нее, не в силах вымолвить ни слова. Он уже давно не видел женщин такого класса в непосредственной близости, на расстоянии вытянутой руки. Конечно, ему доводилось бывать на всевозможных презентациях, книжных ярмарках, кинофестивалях, где собирались светские дамы и высокооплачиваемые актрисы. Все были безупречно и дорого одеты, элегантны, красивы, благодаря хорошо известным хирургам, но всем им чего-то не хватало. Они как будто все время чего-то боялись, какого-то несанкционированного выкрика. «А король-то голый!» мог крикнуть чей-то дурно воспитанный ребенок, и тогда все начнут смеяться, тыкать пальцами, и от прежнего величия не останется и лоскутка. Вот почему им приходится делать такие каменно-высокомерные лица, поглядывать свысока и держаться подальше от толпы языкастых плебеев. Вдруг кто-то все-таки крикнет. Очень немногие живут, не зная этого страха. Вот в этой его посетительнице было что-то такое… бесстрашное, аристократическое.
Дама изучала Стивена с искренней заинтересованностью.
— Вы Стивен Буковски? — начала она.
Голос низкий, бархатистый, завораживающий. Она смотрела на Стивена ясными, серыми глазами.
— Да, это я. Чем могу служить?
— Меня зовут Стелла. Стелла Майерс.
— Простите, не имею чести… Вы журналистка?
— Нет, писательница.
— Но я…
— Да, моих книг вы еще не читали. Это первая.
И она положила на стол перед Стивеном инфокристалл в прозрачном футляре.
— Я хочу, чтобы вы это прочитали. Я позвоню вам… — Она на мгновение задумалась, что-то высчитывая, — в субботу.
— Но я…
Стивен попытался спорить. Он не привык, чтобы с ним обращались подобным образом, тем более, какие-то никому неизвестные графо-любители. Сроки и встречи всегда назначал он, редактор, вершитель судеб. А тут — я вам позвоню…
— Постарайтесь, — очень мягко, в самом низком, щекочущем регистре произнесла посетительница и… ушла.
Стивен даже усомнился, заходил ли кто-то в его кабинет в ближайшие полчаса или у него было видение. Но перед ним лежал инфокристалл, а комнату наполнял тонкий аромат духов. Он так и сидел, оцепеневший за своим столом, пока к нему не заглянула секретарша Ламбер.
— Что с вами, мистер Буковски? Вы домой собираетесь? Ваша жена уже звонила.
Он вздрогнул.
— Да, да, конечно.
Стивен схватил со стола инфокристалл и спрятал в нагрудном кармане.
Вот так все и началось — таинственно, странно, неожиданно, и вот как кончилось — позорно и унизительно.
Она позвонила, как и обещала, вечером в субботу на его личный номер. Стивену часто звонили в выходные, и Дарла тому не удивлялась. Звонили писатели, критики, журналисты, коллеги. Что с них возьмешь? Люди творческие. Стивен спокойно ответил на звонок и удалился в свой кабинет.
Рукопись он прочитал. Впечатление было… противоречивым. С одной стороны, исполнение явно любительское, сырое, что всегда вызывало у Стивена, давно избалованного профессионализмом авторов, легкое раздражение. Эти новички, связав пару абзацев в текст, сразу требовали к себе повышенного внимания. А с другой стороны, текст был полон экспрессии, подлинного авторского соучастия, эмоций и… не без таланта.
В книге речь шла об отце — самодуре, лишившем своих детей наследства, уличив мать в измене. Детей было трое — мальчик и две девочки. Мальчик родился последним и гордо именовался наследником. Отец был ярым поборником патриархальных традиций, к тому же аристократом, и передать свой титул желал именно сыну. Женат он был также на девушке из благородной семьи. Брак с точки зрения приличного общества вполне благополучный. Дети учатся в престижных частных школах, супруга посещает благотворительные аукционы, отец заседает в каком-то совете регента. Само действие происходит в некой несуществующей Империи, что Стивена нисколько не удивило, ибо авторы женщины очень любят выдумывать всевозможные фэнтези-королевства. Однако, несмотря на шаблонность аристократических декораций, само поведение персонажей было психологически оправдано. И диалоги так же соответствовали естественным человеческим моделям. По мере чтения Стивен ни разу не поймал себя на чувстве досады, какую всегда испытывал, если автор пускался в эмоциональные излишества или приписывал своему персонажу небывалые таланты. Женщины-авторы непременно желали видеть в героине свой улучшенный вариант, получить через нее все недостижимое: небесную красоту, происхождение, богатство.
Тут же Стивен ничего подобного не увидел… Пожалуй, тиранство отца выглядело несколько преувеличенным. Да и вообще странный он был, этот потомственный аристократ. Прежде чем завещать титул сыну, решил провести ДНК-тест. Вот ему, Стивену, это и в голову бы не пришло. Правда, у него и титула не было, и владений, где произрастают особо ценные породы леса. Возможно, и сама мать семейства дала повод… Одним словом, выяснилось, что сын не его. Pater familias впал в бешенство, подал на развод и лишил всех детей наследства, не разбирая, кто его ребенок, а кто — нет. И как апофеоз самодурства прозвучало имя нового наследника, вернее, наследницы — внебрачной дочери. У папаши был многолетний роман с секретаршей. Перед самой свадьбой любовница с восьмилетней дочерью покинула столицу Империи. Но тирану следует отдать должное — он не выкинул ее на улицу без средств к существованию, даже оплатил учебу внебрачной дочери в университете. После чего посчитал свой отцовский долг выполненным и забыл о внебрачном отпрыске.
«Интересно», подумал Стивен, «а внебрачную он на ДНК проверял или влюбленная секретарша была вне подозрений?» В книге никаких пояснений на этот счет не давалось. Видимо, тиран позаботился об этом раньше.
После постигшего семью несчастья шли описания мытарств подросший детей. Особенно привлекательной и в тоже время отталкивающей Стивену показалась старшая дочь — Клелия. Собственно, все повествование шло от лица именно этой дочери. Ее мысли, чувства, переживания, мечты, надежды, разочарования выглядели пугающе реалистичными. У него даже мелькнула мысль, что перед ним не роман, а чья-то автобиография. Такими правдивыми, логически обусловленными были все детали, все оттенки. Кто-то переработал в эту рукопись целую жизнь. Кто-то очень умный, опасный, целеустремленный. Конец у книги оставался открытым. Автор предоставлял читателю домысливать самому, увенчался ли план мести успехом или провалился. Неужели эта роскошная блондинка, явившаяся в его офис, намерена кому-то мстить? Той самой незаконнорожденной дочери?
— Понравилось? — услышал Стивен низкий, тягучий голос.
— Да, — честно ответил редактор. — В тексте есть некоторые шероховатости, но это… поправимо. В целом очень впечатляюще.
— Я рада, — ответила блондинка. Ее изображения Стивен не видел. Видеосигнал она заблокировала. — Давайте встретимся и обсудим эти… шероховатости. А так же, как их пригладить.
И он согласился. У него не было даже секунды на размышление. Она уже все за него решила. Она всего лишь поставила его в известность о принятом ею решении, но так изящно, так непринужденно, что он не почувствовал себя добычей, не разглядел ловушки. Напротив, он чувствовал себя польщенным. Уже не один десяток лет с ним вот так приглушенно не разговаривала такая загадочная и безумно привлекательная женщина.
Они встретились в ресторане «Amber» в четверг. Ради этой встречи он отменил свои часы приема в редакции, отговорившись тем, что обнаружил очень перспективного автора. За обедом они говорили о прочитанной им рукописи. Стелла, Стивен не сомневался, что зовут ее совсем не так, призналась, что история основана на реальных событиях, что самой Стелле довелось наблюдать многие описанные сцены из жизни ее подруги, в некоторых даже участвовать, что она ничем не могла помочь этой несчастной семье, кроме как изложить эту историю в качестве предостережения излишне доверчивым и наивным, тем, кто полагает свой мир незыблемым. В этом мире нет ничего вечного и неизменного. Самая надежная конструкция может обрушиться в любой момент, и вся жизнь, надежды, мечты, все пойдет прахом.
Стивен слушал и украдкой ею любовался. Как восхитительно звучал ее голос! С каким достоинством, с каким глубинным, аристократическим трагизмом! Стивен не сомневался, что все это случилось именно с ней. Что именно ее семью постигло это несчастье. Ах, как он хотел помочь! Как хотел ее ободрить, утешить.
После обеда он вызвал для нее таксофлайер и, разумеется, оплатил. Поцеловал на прощание руку. Они договорились встретиться снова и обсудить издание книги. Для начала следовало внести кое-какие коррективы. Она согласилась.
Любовниками они стали после третьего свидания. Он уже не только заказал таксофлайер, но и проводил ее до отеля. Она снимала номер в «Marriott». Недорогой, но уютный. Сначала они задержались в гостиничном баре, а потом поднялись в этот уютный номер.
Домой Стивен вернулся около полуночи. От него пахло сексом и коньяком. Он был взвинчен и потрясен. Бешено колотилось сердце. Жизнь раскололась надвое — до и после. До — скучная, серая, размеренная, после — ослепительная, волшебная и преступная. Он никогда раньше не обманывал жену. Он был ей верен. Он не понимал и даже осуждал тех своих коллег, кто пренебрегал супружеской клятвой. Да и времени не было. Не было лишних денег. Они с Дарлой жили очень скромно, учитывая возможные расходы в будущем, всегда все планировали, распределяли. Им хватало. Они построили дом, оплатили образование старшего сына, обеспечили свою старость. Впереди не ожидалось потрясений. И вдруг Стивен обо всем забыл. В гостиничном номере Стеллы он видел только ее, ее тело, ее молодое, сильное, желанное тело. И с этим телом он познал наслаждение, которого не знал прежде. Это была буря, ураган, взрыв сверхновой. Он отрешился от себя, от своего прошлого, от своего дома, жены. Он стал другим, обновленным, и он хотел еще… Еще! Наконец-то он жил! Жил каждой клеточкой, каждым нервом, каждой молекулой. Ощущал себя живым. Вот что значит жить полноценной жизнью, на изломе, на пределе, на взлете.
Он не чувствовал раскаяния. На вопрос жены, почему и где он так задержался, Стивен ответил без малейшего смущения:
— Вызвали в головной офис холдинга. Извини.
Потом началось безумие. Настоящее безумие. Через неделю он забронировал номер-люкс в отеле «Ritz», чтобы провести со Стеллой несколько дней. Жене сказал, что улетает по делам журнала на другой континент. В номер он заказал самое дорогое шампанское и самые изысканные блюда. Ему нравилось тратить деньги. Вот так легко, без оглядки. Это было ощущение подлинной свободы. Не обсуждать, не спрашивать разрешения, не экономить. Когда он в последний раз делал что-то по собственной воле, подчиняясь не семейному кодексу, а личному капризу? Да он уже забыл! Он был рабом, семейным рабом. Рабом житейских мелочей и традиций, вечных страхов и сомнений. Всегда все одно и то же. Те же магазины, те же дешевые рестораны и тот же непритязательный отпуск на Эдеме в лесной глуши, в старом жилом модуле. Жена говорила, что детям там нравится. Там были эти забавные грибы! Стивен вдруг почувствовал, что этот роскошный номер в «Ritz» и есть его настоящий дом.
Стелла с неподражаемым изяществом разделывала креветку.
— Ты великолепен, Стивен. Ты нежен, опытен, надежен. Ты мне нравишься. Более того, ты делаешь меня счастливой.
А уж как он был счастлив! Это было счастье иного качества, высшей пробы, совершенно очищенное от примесей. Он был не просто счастлив, он чувствовал себя поднявшимся на ступень выше человеческой. Он не просто мужчина, он — полубог, сверхчеловек. Он обрел качества, которых у него прежде не было. Он научился преображать окружающую его реальность, изменять ее одним мановением руки. Он зажигал восторг в глазах женщины. Настоящей женщины. Великолепной. Как же ему нравилось баловать ее, исполнять ее желания и капризы, осыпать подарками, зажигать эту чувственную, благодарную улыбку.
Нет, нет, она никогда ничего не просила. Она была не из тех корыстных любовниц, которые одержимы драгоценностями и дорогими шмотками, вынуждая мужчину расплачиваться за каждую небрежную ласку. Или ему так казалось? Он сам возил ее по бутикам, сам выбирал украшения, сам платил. Она только задумчиво улыбалась и смотрела из-под длинных ресниц серыми глазами.
Стивен и сам изменился. Он похудел, даже занялся спортом. Изменения заметила жена.
— Что с тобой? — спросила Дарла. — Кризис среднего возраста?
Он почувствовал приступ ярости. Вот так всегда, если сделаешь что-то для себя, для своего самочувствия, для своего счастья, это сразу вызывает недоумение.
— А что? Я должен признать себя стариком? — ответил он довольно агрессивно.
— Нет, конечно, — пошла она на попятную, — раньше ты о своем здоровье не думал. Довольствовался тем, что есть.
— Теперь думаю! Имею право.
— Конечно, имеешь, — пожимала плечами жена.
Он думал не только о своем здоровье. Он думал и о своем гардеробе. Ему понравилось выглядеть модно, даже шикарно. Он должен соответствовать своей божественной спутнице. Он должен быть ее достоин. Все это стоило немалых денег, но у Стивена были сбережения. Он столько лет экономил! Столько лет планировал. Столько лет проявлял благоразумие. А жить когда? Жизнь проходит! И даже этот их совместный счет. Сбережения на старость. Получается, что он живет только ради этого счета, ради этой гипотетической старости, до которой он, возможно, не дотянет. Нет, он больше так не хочет. Он хочет любви, секса, безумия. Вот оно, истинное проявление жизни. Яркое пламя, а не тусклый, чадящий светильник.
Жена не могла не заметить происходящего.
— Стивен, ты как будто другой. Не говоришь со мной, не прикасаешься ко мне. И дети для тебя будто чужие.
Он хотел было возразить, но передумал. Ему было все равно. У него другая жизнь. В той, второй жизни он молод, он влюблен в прекрасную, молодую женщину.
Стивен зашел со своего рабочего терминала на свой банковский счет, чтобы осуществить оплату бунгало на Шии-Раа. Он намеревался полететь туда со Стеллой. Оплата не прошла. Отрицательное сальдо. Стивен воспользовался вторым счетом. Там еще были деньги. И был еще тот, третий общий счет. Он может им воспользоваться, а потом покрыть недостачу. Это была его ошибка. За ней последовала вторая, третья…
— Ваш лимит исчерпан, мистер Буковски, — произнес сотрудник надежного банка каким-то механическим голосом.
— Но я же… я могу взять у вас кредит?
— Нет, мистер Буковски, ваши кредитные возможности также исчерпаны. Вы уже превысили все сроки и задолженности. Мы даже пошли вам навстречу как одному из самых давних и дисциплинированных клиентов. В нашем контракте ни о каких кредитах речи не шло. Вы обязаны в течение недели вернуть деньги на счет, иначе мы запустим процедуру принудительных выплат.
Стивен закрыл глаза. Процедура принудительных выплат. Это значит, что у него отнимут дом! Детей исключат из школы! Какой позор.
— Я постараюсь найти деньги, — промямлил Стивен.
Сотрудник отключился. Стивен несколько минут сидел перед молчащим терминалом. Неожиданно пришел вызов от… Стеллы. У Стивена потемнело в глазах. Он обещал ей очередной романтический уик-энд. С тех пор как один из его счетов опустел, он уже не мог исполнять все ее желания. Ему приходилось снова быть осмотрительным. Хотя она, казалось, этого не замечала. Стелла была на удивление деликатна, что повергало Стивена в еще большее отчаяние, и вот она звонит.
Поколебавшись, Стивен ответил на вызов. Она не заблокировала видеосигнал. Напротив, будто жаждала, чтобы он ее увидел. Выглядела не совсем обычно. Как-то отчужденно. Почти без косметики. В темной простой блузе.
— Здравствуй, Стивен.
И голос звучал тоже по-другому. Холодно, по-деловому.
— Здравствуй… Извини, я должен был позвонить.
— Не должен. Мы не договаривались. Я по-другому поводу.
— Какому?
Она смотрела равнодушно, будто видела впервые.
— По поводу денег. У тебя неприятности.
— Нет… Откуда ты знаешь?
— Знаю. Ты задолжал банку. Даже двум.
— Но…
— Не пытайся отрицать. — Он опустил голову. — И банк пригрозил тебе процедурой принудительного возмещения.
— Да, — тихо ответил Стивен.
— И об этом может узнать жена.
— Да.
— И дети.
— Да.
Она помолчала.
— Я могу помочь.
Стивен в изумлении вскинул голову.
— Нет, нет, я не могу взять у тебя деньги.
— Я вовсе не собираюсь тебе их дарить, Стивен. — Что-то в ее глазах изменилось. Стало жестким, тугоплавким. — Ты их заработаешь.
— Заработаю? Как?
Она снова помолчала, как бы обдумывая то, что собиралась сказать.
— Расскажешь мне кое-что.
— Но я… Что я могу рассказать? Я ничего не знаю. Я всего лишь редактор онлайн-журнала.
— Пока, возможно, не знаешь. Но очень скоро тебе предстоит это узнать. Для меня.
Стивена уже трясло.
— Что именно?
— Твой журнал входит в группу «Public Industry», а «Public Industry», в свою очередь, был некоторое время назад куплен «МедиаТраст».
— Да, мы дочерняя структура.
— Ты же бываешь в их головном офисе, не так ли? Участвуешь в заседаниях, советах, конференциях? Ты в курсе, что там творится, где и когда бывает начальство.
— Да, но я… Я мало что знаю.
— Постарайся, Стивен. Будь посмелее и полюбознательней. Это же не секретное предприятие. Всего лишь медиахолдинг. Быть у всех на виду — это род их деятельности. Тебе и шпионить не придется. Всего лишь послушать и понаблюдать. Это нетрудно. Персона известная.
— Кто?
— Корделия Трастамара. Мне необходимы кое-какие сведения о ее передвижениях и местонахождении. И еще… Поинтересуйся ее киборгом. Слышал о таком?
Пора было снова пускаться в путь. Но прежде всего – девушки поспешили в деревню, потому что и так задержались у Змея.
Тиль, как всегда, в дороге практично рассуждала, какие продукты стоит взять с собой, что нужно успеть напоить лошадей перед отъездом, и постараться не задерживаться в деревне. Лиэль соглашалась абсолютно со всем и постоянно отвлекалась на змейку – то и дела почесывала ее и поглаживала.
— Как назовешь белую подружку? – Тиль улыбалась, глядя на чешуйчатую парочку.
— Не знаю, может у нее свое имя есть, а она мне потом его скажет.
Лиэль помогла змее перебраться с руки на шею, за шиворот, где зверушка устроилась под воротником и приготовилась дремать.
— Может быть буду пока называть ее Льдинка.
— Льдинка? – Тиль вскинула брови и почему-то засмеялась. – Неожиданная ассоциация. Я помню, как ты в детстве любила сосульки, отламывала их и грызла.
Лиэль закатила глаза. Тиль много моментов помнила из ее детства, и обычно это было что-то смешное.
Княжна была из тех детей, которые всегда найдут, куда влезть и чем ошарашить родителей и придворных. Она ела жучков во дворе, опрокидывала чан с яйцами на кухне, потому что повар пожадничал для нее пирожок, разрисовывала чернилами портреты в галерее (между прочим, у одного из герцогов так и не получилось отмыть черные усы). Иногда они творили что-то вдвоем, но зачинщицей – всегда была маленькая княжна. Например, однажды стражник нелестно высказался о том, что Тиль смуглокожая, и Лиэль предложила налить в туфли ворчуна тягучей черной смолы. У девочки была настолько развитая фантазия на всякие шалости, что даже местные хулиганы-мальчишки приходили к ней за советом.
Случай, который вспомнила Тиль, тоже имел место быть, и неоднократно. Лиэль в детстве действительно любила сосульки, хотя нередко простужалась после такого лакомства. Тиль однажды придумала раскрашивать сосульки морковным соком, и это было самое лучшее блюдо.
Правда, Лиэль чаще всего не нравилось, когда подруга припоминала о подобном – сразу вспоминалось, что между девушками, на сама деле, есть разница в возрасте, и что Тиль не просто ее спутница, а еще и охрана. Для княжны больше свойственно было воспринимать южанку своей сестрой. Пусть не по крови, но по духу.
Она покосилась на подругу и показала кончик языка.
— Вот это как сосулька, только юркая и очень шустрая.
Лиэль прикрыла змеюшку воротничком, чтобы той тепло было спать.
За деревьями показалась домики.
Тиль уже предвкушала беседу с жителями – наверняка они захотели бы услышать максимально много о геройском походе двух девушек.
— Главное, не пугать жителей лишними подробностями…- только и успела прошептать Тиль, как изо всех домов высыпал на улицу народ.
Было ощущение, что они все ждали их, выглядывая из окон уже второй день, а может быть, уже и подумывали собирать спасательный отряд.
Дети прыгали от радости и спорили, убили ли девушки змея, или отпустили, мужчины кинулись помогать Лиэль слезать с Тучи, а женщины радостно вздыхали.
Вокруг поднялся гвалт.
— Большая-то тварь была?
— Побили аль договорились?
— Ели то хоть что за весь день-то?
— Глазищи небось – во! Ядовитая?
— Всех змей победили? Али расползлись? Всех отловить надобно!
— А вона одна за воротник заползла, скидай ее на земь!
Лиэль едва успела выскользнуть из под чьей-то руки, которая уже лезла ей за шиворот, чтобы ухватить Льдинку за хвост.
— Идемте в дом! – Тиль решила взять ситуацию в свои руки. – Мы готовы вам все-все рассказать в обмен на две чашки горячего чая!
Скоро люди успокоились, и все кому было интересно выслушать историю, переместились в дом к Старосте, снова.
Тиль немного перефразировала их слишком личные и запутанные приключения. Староста немного с подозрением отнесся к новой версии, и потирал подбородок, косясь на девушек.
— То есть змеи просто хотели молока?
— О да, оно им очень понравилось. Если будете оставлять маленькую миску на опушке под кустом, они будут премного благодарны!
Тиль толкнула Лиэль, и так закивала, но у нее получалось не очень натурально. Собственно, поэтому переговоры в их компании чаще всего вела именно южанка.
— Ну ладно… Точно кусать не будут больше?
— А вы их лопатой поменьше бейте. В дом больше не полезут, — заверила княжна.
Мужчина закивал, но все-таки с подозрением покосился на разморенную змею на плечах у девушки.
-А эта что?
— Эта не кусачая, если не трогать.
Староста смекнул намек и на этом беседа закончилась. Тиль и Лиэль, конечно, не сильно помогли местным, ведь если бы не сами девушки – никакой заварушки с духом не было. Но тут главное было делать важный вид, и Тиль с этим точно справлялась.
Девушек снарядили в дальнейший путь, пожертвовав что было – сухари, орехи, сушеные ягоды, хлеб.
Скоро все было готово – лошади напоены, припасы собраны, и деревенские всей толпой проводили своих спасительниц.
— Уверена, что хочешь спасать мир? – Тиль похлопала свою лошадку по боку, успокаивая после резкого крика вороны.
— Скорее хочу побольше узнать о себе.
Лиэль снова почухала пальцем сонную змейку и поймав переливы чешуи на своем запястье, залюбовалась.
— Не просто так я такая. А если это не проклятие, которое призвано убить меня, значит – что-то другое. Может быть, я смогу найти в себе какие-то способности или по крайней мере, мы с тобой увидим мир.
— Даа, я так хочу посмотреть Поднебесные земли… — Южанка зажмурилась, представляя, как оказывается в теплых краях.
— А почему ты так хочешь именно туда, а не на родину? – Поинтересовалась Лиэль
— Что там на моей родине я не видела? – привычно ворчливым тоном отозвалась телохранительница и фыркнула. – Мне нравятся земли, в которых ничего не слышали о моих кровожадных предках и их обычаях. Если в этих краях мой вид и татуировки никому ничего не говорят, то смею предположить, что еще дальше, за горами, будет полная свобода.
— И вкусные фрукты? – Лиэль подмигнула.
— И вкусная рыба!
Девушки посмеялись и поехали дальше, сверившись с картой. Совсем немного времени оставалось до следующего ночлега. Их путь лежал в горы, и никто из девушек не знал, что их там ждет.
Сколько себя помнил Кейн Уайт, он никогда не переставал удивляться человеческой глупости. Казалось бы — чего проще? Природа дала тебе такой потрясающий инструмент, как разум — так пользуйся! Развивай его, тренируй, используй по назначению — и тебе воздастся сторицей и если не откроются немедленно все тайны Вселенной, то уж хотя бы некоторые тайны твоей собственной жизни точно откроются, станут понятными причинно-следственные связи и предсказуемым будущее. Хотя бы относительно предсказуемым, ибо великой силы случайностей никто не отменял, но насколько же мизерны самые большие случайности по сравнению с глобальным и повсеместным отсутствием у человека разумного этого самого разума как такового.
Кейн шел мимо покрытого ржавыми пятнами забора и думал о том, что Эзратаун умирает. Чтобы это понять, достаточно просто сравнить карты — сегодняшние и хотя бы столетней давности. Да что там! Достаточно просто прогуляться по окраинам и посмотреть своими глазами (вот как он сам сейчас, например). И, может быть, немножко подумать — самую малость, не особенно и напрягаясь.
Сектора, обжитые не более чем наполовину, а то и меньше. Заброшенные жилые блоки и производственные помещения. Кварталы, куда месяцами не заглядывают уборщики. А если пройтись по латеральной магистрали — можно увидеть и купола законсервированных шахт. И хорошо еще, если все-таки законсервированных, а не просто оставленных на произвол судьбы и полуразрушенных.
Сюда не водят туристов — жизнь современного Эзратауна сосредоточена в центре, где парки, аттракционы, торговоразвлекательные учреждения, виртотеатры и общественные мембраны на каждом углу. Сюда и местные-то почти никогда не приходят, Кейн не в счет. Рабочих мембран тут почти не осталось, одна из десяти в лучшем случае. Из маршрутных схем городского транспорта этот сектор был исключен более десяти лет назад — и не он один. Вообще ежегодные так называемые оптимизации маршрутных схем могут многое сказать думающему человеку, ибо с каждым разом они становятся все компактнее. Но это же нужно увидеть и подумать.
Люди в подавляющем большинстве вообще не хотят думать и действуют, подчиняясь исключительно инстинктам. И чем глупее и разрушительнее инстинкт — тем охотнее люди ему подчиняются. Возьмем, к примеру, красоту…
(Кейн свернул с относительно хорошо сохранившейся трассы на дорогу, которую можно было бы назвать грунтовой, имейся на Сильвии такое понятие, как грунт. И используйся он при строительстве дорог. Полоса точно такой же грязно-бурого цвета щебенки, как и вокруг, сколько видит глаз, до самого горизонта. Разве что чуть более укатанной силовыми треками — когда-то давно, когда Эзратаун еще был жив и на что-то надеялся, лет сто назад, а может, и больше)
Красота убивает.
Это ее основная функция в качестве защитного механизма эволюции.
По идее это должно быть ясно как день любому более или менее зрячему человеку, и то, что ее привлекательность по-прежнему лишает остатков и без того невеликого разума как отдельных людей, так и крупные человеческие общности (со стороны Кейна было бы самонадеянно говорить за все человечество в целом, хотя вряд ли там дело обстоит иначе), вряд ли возможно объяснить чем-то иным, кроме некоего аналога «инстинкта лемминга», генетической программы коллективного самоубийства, настолько глубоко зарытой в человеческом ДНК, что до нее до сих пор не докопались ведущие генетики. Своеобразный фактор контроля над численностью избыточно разросшейся популяции.
Ничем иным невозможно объяснить то прискорбное обстоятельство, что люди снова и снова летят на этот смертельно опасный огонь — и гибнут, и видят гибель других, и все равно летят, не замечая своих ошибок и не собираясь учиться на чужих. Люди, а ведут себя подобно слепым кройчатам.
Одно слово — люди.
Кейн любил длинные пешие прогулки по окраинам третьего северо-восточного сектора и до некоторых мест предпочитал добираться именно так. Пешком. Не только потому, что подобный способ перемещения не оставлял фиксируемых следов, хотя этот резон, конечно же, был из немаловажных. Люди не любят думать, это да, но всегда есть риск нарваться на редкое исключение из общего правила, и к тому же не стоит забывать, что на Сильвии присутствуют не только люди. Вероятность встретить других пешеходов здесь была невысока, что не могло не радовать, а в нашей жизни так мало действительных чистых радостей, так почему же не доставить себе одну из них?
К тому же прогулки полезны. Ноги — такой же орган, как и мозг, и точно так же атрофируются, если их не использовать по назначению. А остаточные боли в левом колене — вовсе не причина давать себе поблажки большие, чем использование трости.
Трость он предпочитал белую, находя в этом своеобразную иронию. К тому, что на всей Сильвии суть этой иронии вряд ли способен был понять и оценить по достоинству хотя бы еще один человек помимо него самого, Кейн относился философски. Глупо было бы единственному зрячему среди слепых осуждать окружающих за то, что они не видят того, что видит он. У разумного человека и без того найдется достаточно куда более веских поводов для их осуждения.
***
С интерактивкой Рик решил проявить благоразумие и заказал хотя и персональную, но лайт-стандарт, и всего лишь с маленькой пометочкой «не рекомендовано до 18+», без категорических запретов минвоспобраза. С одной стороны — смотровая кабинка отдельная, никто не проявит лишнего любопытства, если вдруг он и выдаст себя как новичок. С другой — не так дорого, как персонально ориентированная индивидуалка. Всего-то полтора бонуса. Может, охранница и не заметит, приличный шаурмбургер — и тот дороже стоит. Стандартные лайты шли по расписанию, и до следующего включения оставалось чуть больше десяти минут — как раз прогуляться в холл к автомату и загрузиться чем-нибудь приличным из недоступного мелюзге. Чего бы ему хотелось в такой прекрасный вечер — первый вечер взрослой свободы?
Рик стоял перед торговым автоматом и злился сам на себя из-за того, что его сиюминутные желания оказались на поверку совершенно не соответствующими возвышенной мечте. То ли парк аттракционов так подействовал, то ли вечерняя духота, но почему-то креш-пивасика не хотелось совершенно, даже холодного. А хотелось мороженого. Совершенно неприлично и очень по-детски. Даже обидно как-то.
Краем сознания он отмечал, что душный вечер — это очень удачно, ночь будет теплая. Лето — сезон стабильный, и есть надежда, что погода продержится такой и всю следующую декаду. Что радует — ведь он уходил налегке, не прихватив даже свитера.
Но погода погодой, а неисполненная мечта огорчала. У него карточка с полной валидностью и никаких надзирателей за плечом, можно делать что хочешь и покупать что хочешь безо всяких ограничений, по местной квишке такие автоматы тоже берут лишь треть стоимости — а он хочет мороженого. Которое и по детской квишке любому сопляку выдадут — ну если конечно не зарываться и не требовать больше двух порций в сутки.
Нет, это просто несерьёзно! Да его же засмеют, если узнает кто. Так бездарно потратить возможность свободного выбора, выбрав то, что и ранее было доступно. Но с другой стороны — а не в этом ли и состоит прелесть свободного выбора, что можно выбирать именно то, чего хочется? Ведь вся привлекательность взрослости вроде как именно в том и заключается, что никто тебе не указ, так зачем же делать то, чего не хочется? Это же типично подростковая отрицаловка, они такое еще в прошлом году проходили на психологических основах коррекционной педагогики.
С другой стороны — взяв и ранее нравившееся мороженое, не проявит ли он инертность поведенческих стереотипов, свойственную детской психике? Креш-пивасик — легкий умеренно разрешенный наркотик, его приобретение может означать ломку стереотипов и протест, нарушение правил, демонстрация внутренней свободы через социально приемлемый акт ограниченной самодеструкции… Но — не окажется ли он вдвойне дураком, взяв вместо желанного мороженого вовсе нежеланного пивасика только потому, что с его точки зрения именно такое поведение соответствует взрослости, а значит, вовсе и не является протестом, а наоборот, нормой обязательного поведения по новым взрослым правилам? Сложная она штука, оказывается, эта взрослая жизнь с ее проблемами аргументированного выбора…
Да пошло оно!
В результате Рик остановился на компромиссе и мороженое таки взял — но из условно рекомендованных, с трехпроцентным содержанием алкоголя. Вполне себе замена, к тому же куда вкуснее, горьковато-сладкое, чуть пощипывающее язык и восхитительно холодное. А тут как раз и мембрана на входе заискрилась радужно, показывая, что предыдущий сеанс окончен и зрители разошлись по своим делам. Очереди не было, но Рик все равно заторопился: на первый взрослый интерактив в его жизни опаздывать не хотелось.
Взрослый облегченный интерактив включал в себя две ленты — обычную полнометражку и кубсвильскую демо-версию. Первая Рика разочаровала. Нудная тягомотина про девушку, парня и антропоморфного, но бесполого ксена, которые все никак не могли образовать прочную и счастливую семью, потому что девушка любила в ксене мужчину, которым тот не являлся, а в парне — его женскую внутреннюю сущность, которую парень не хотел признавать. Парень же девушку вообще не любил, она ему даже не нравилась. Но ему приходилось мириться, потому что у них был сертификат генетически идеальной пары и с правом на нелимитированное размножение. Но дело осложнялось тем, что парень любил ксена как идеал и не хотел его ни с кем делить. И очень страдал, когда замечал, что ксен не всегда идеален.
Ксен же тоже очень страдал от непонимания его тонкой и ранимой ксенской души, все глубины которой недоступны для грубого человеческого восприятия, и бегал налево, где его понимали. Хотя нежно любил и парня, и девушку и больше всех старался ради создания семьи. Даже соглашался на роль суррогатной матери, если парень и девушка осчастливят его своим генетическим материалом. Короче, ляляля, розовые сопли в карамельном подсластителе. И в таком вот духе полтора часа, умереть можно. Плюс розоватая же дымка, которой всё затягивало в самых интересных местах, чтобы лента не вышла за пределы анонсированного рейтинга.
Рик быстро заскучал, и на «да» давил постоянно исключительно из вредности, каждый раз интенсивностью нажатия и многократным повтором усиливая важность запроса. Хоть какое-то развлечение. Любить-рожать, уйдет-не уйдёт, морс или кофе, будет плакать или нет, выпрыгнет ли девушка из окна, выживет ли парень после столкновения флаеров, изуродуют-не изуродуют ксена бандиты в подворотне, узнает-не узнает его девушка после операции, подставит ли парень шефа ради выгодной командировки… Да! Да, да, да-да-да, да-да да-да, да Да! Пусть! Все и всё! И всегда. Ну, а что, прикульно же.
Очевидно, остальным участникам интерактива кульных приколов не хотелось, а хотелось трагеди. И вот случайно забеременевшая девушка бежала топиться к мосту, ибо оказалась убежденной чалдфристкой, парень с горя принял смертельную дозу этанола, а идеально одинокий ксен идеально красиво заламывал руки, поднимая трагедь на должный уровень страсти. Тоска.
Не, кончилось ниче так. Девушку вытащил спасатель и так качественно сделал ей искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, что она враз передумала топиться. А парня откачала медсестренка, тоже ничего себе такая, и он сразу в нее влюбился, и потом ему уже плевать было, когда это оказался переодетый и накрашеный ксен. Туфта, короче, все опять разбежались по парам. А на обществоведении твердят, что прайдовые семьи прочнее и стабильнее, и вообще выгоднее и для общества, и для самих сопрайдников. И как тогда понять то, что каждая вторая лента в общем доступе кончается разбивкой на пары? Недосмотр минвоспообраза? Или взрослые сами не понимают, чего хотят?
Любой сериал из официальной локалки возьми, как на подбор — пары счастливы, остальные маются. А ведь всем отлично известно, что как раз большие семьи устойчивее и прочнее, и процент удовлетворенности в них намного выше. И трагедь там может быть только одна — если у партнеров по какой-то причине вдруг не совпадают фазы долгого сна. Вот это — да, это таки трагедь. Это все понимают. И медики тоже, а потому фазы стараются подогнать по максимуму.
Но активить такое никто не станет. Никому ведь неинтересно смотреть на настоящую трагедь и чувствовать себя подлецом, нажимая на роковое «да», или слюнявым идиотом, тыча спасительное «нет».
Рик до последнего все наивно надеялся, что будет какая-то изюминка. Ну, допустим, спасатель окажется монстром-маньяком, вспорет девушке живот и сожрёт сырым ее эмбриона. Или ксен выпотрошит парня, а потом задушит его его же собственными кишками. Но потом вспомнил, что лента всего лишь 18+, и даже без пометки «Осторожно! ТУС*», и совсем было расстроился. Но тут как раз началась вторая часть, куббсвильская.
Эта лента была тоже самой облегченной, ознакомительной. Коротенькие сюжеты из жизни нижнего города и его обитателей. Универсальная, рекомендованная как для индивидуального, так и для совместного просмотра. И даже без функции интерактива. Впрочем, Рик этого не заметил.
Хорошо, что мороженое давно кончилось, иначе растекаться бы ему липкой лужицей под креслом. Что там глотать — Рик временами даже дышать забывал, вспоминал только от нарастающей боли в груди, делал несколько судорожных вдохов-всхлипов и снова замирал, забывая опять. Так и сидел с открытым ртом, тихо млея от почти невыносимого счастья видеть и слышать Её — или же так же невыносимо страдая в ожидании, когда же Она снова появится.
Она. Вот эта. Белокурая. Нет, вот эта, рыженькая. С черными как смоль и гладкими как шелк. С золотистыми кудряшками. С острыми ушками. С крылышками. Или нет. Без — лучше. Она. Единственная. Такая вся… такая… Она, короче. Та Самая. О, да! Да… Еще, пожалуйста… Хотя бы на миг… Ооо… Да… Еще…
Кажется, кроме многоликой Нее там были и другие. Лента предназначалась для совместного просмотра, а значит, учитывала самые разнообразные вкусы. Просто Рик их не замечал — никого, кроме. Вернее, замечал — как досадные помехи, заставляющие его тихо страдать, умирая от сладкой муки ожидания, когда же наконец Она вернется. Сюжета он не запомнил — не заметил даже, что там вообще был какой-то сюжет. В памяти отложились лишь взгляд, от которого перехватывает дыхание, и голос, проникающий прямо в душу, до мурашек по коже, до полного обмирания.
Когда лента кончилась, Рик с трудом удержался от крика — боль была почти физической. Как? Все? И больше не будет этого взгляда, этого голоса, пустоты в желудке и сладкой дрожи под коленками? Ощущения то ли полета, то ли падения в пропасть и восхитительных мурашек под кожей? От подобной несправедливости хотелось плакать, как маленькому.
Встать он смог не сразу, ноги подгибались. И не сразу смог покинуть кабинку — это на входе билет срабатывает адресом, раскидывая всех зрителей по отдельным кабинкам независимо от того, через какую мембрану и где они входят. А на выходе мембране нужны четкие и точные указания, куда именно бывший зритель желает быть перемещен. Мембрана — она тупая, она возвышенных чувств не понимает, а Рик никак не мог сосредоточиться. Да и как тут сосредоточишься, когда в ушах все еще звучит ее голос, а стоит закрыть глаза… нет, глаз лучше не закрывать.
Мембрана еле слышно потрескивала, словно обиженная, но раз за разом отказывалась воспринимать адрес выхода, мысли о котором сопровождались бурными выплесками восторга и отчаяния. Пришлось упереться ладонями в колени и минуту-другую глубоко подышать, стараясь не думать вообще ни о чем, кроме адреса. Любого.
Получалось плохо.
Но с четвертого раза мембрана сработала и выпустила Рика во влажные сумерки на самом краю Юго-восточного сектора, знакомого с детства. Отсюда до парка аттракционов пешком не менее часа, но пусть лучше так, как раз будет время прийти в себя во время прогулки. Он никуда не торопится.
Рик шел по пустынной улице, освещенной редким пунктиром фонарей — странно, и когда успело стемнеть? День казался бесконечным и вдруг так внезапно завершился, сменившись ночью. Прохожих почти не было. Проехал рейсовый бус, тоже полупустой, затормозил на углу, без маячка, по требованию, выпустил припозднившуюся парочку, которая тут же нырнула в шлюз ближайшего жилого модуля, не задержавшись на улице и на минуту. В юговосточном секторе гулять не принято, здесь живет верхний слой среднего класса, все, что нужно для жизни, отдыха и развлечения тут расположено внутри жилых модулей. Ну, почти все. Многие и работают по удаленке, иногда не покидая модуля месяцами. Так и мама Рика работала. Девять лет назад. И жили они тогда как раз вот в этом модуле, напротив того, в котором только что скрылась парочка.
Понятно, почему его именно сюда выкинуло — детские воспоминания самые крепкие, а любого ребенка адрес-код заставляют вызубрить чуть ли не раньше имени-фамилии. Чтобы если вдруг заблудился где — достаточно было дойти до первой попавшейся мембраны, и она тут же доставила бы заблудившегося домой. Потеряться в городе ребенок мог только специально — и то ненадолго, в этом Рик и сам убедился.
Хорошо, что он уже не ребенок, а издали так и вообще за взрослого вполне сойдет. К взрослому патруль даже ночью вряд ли пристанет. Хотя гарантий нет. У патруля могут быть свои резоны-критерии, или просто от скуки. Тем более в этом районе, где по улицам ходить не принято.
По-хорошему, сектор стоило покинуть, и как можно быстрее, дабы не привлекать к себе лишнего внимания. Тем более что сюда, по домашнему адресу доинтернатского проживания, патруль сунется в первую очередь. И спрятаться тут негде — половина модулей с зеркальным покрытием и эффектом мнимой прозрачности, из-за чего сектор просматривается чуть ли не насквозь и любой прохожий тут как на ладони.
Рик шёл по пустой улице и улыбался. Он осознавал всю опасность сложившейся ситуации, а все равно ничего не мог с собой поделать, настроение напоминало небо после весеннего дождя — прозрачное и до одури ясное, кристально-радужное, с легкой грустинкой припозднившихся капель. Патруль его сейчас не пугал совершенно, на душе было светло и чуточку грустно — так, самую малость. Не хотелось никуда спешить и ни о чем думать. Хотелось улыбаться и любить весь мир. И идти вот так бесконечно сквозь влажные лиловые сумерки юго-восточного сектора, простроченные оранжевым пунктиром редких фонарей. И вспоминать Ее.
Мир, в котором существует подобное чудо, прекрасен. Он по определению не может быть плохим, тот мир, в котором возможно такое… такая… Слов для обозначения увиденного Рик подобрать не мог, но слова были и не важны, они все равно не смогли бы передать и сотой доли увиденного и прочувствованного им во время просмотра короткой — вроде бы она короткая, да? — куббсвильской демо-ленты.
Теперь он понимал выпускников с их нежеланием юзать закрытые порно-локации, даже самые высокорейтинговые, столь привлекательные для не достигших старшего курса подростков и для самого Рика — еще совсем недавно. О, как же он их понимал!
Он помнил взгляды, которыми они одаривали раздобывших новую запрещенку малолетних счастливчиков, спокойные, отстраненные и полные снисходительной почти что зависти взгляды. Как же пронзительно ясно Рик теперь осознавал причину этой зависти уже отравленных и не имеющих ни возможности, ни желания вырваться из пленительной паутины сладкой отравы — к тем, кто еще свободен. От того, что служит высшей наградой и чего добиваются всеми правдами и неправдами, но — свободен. Ненадолго, ибо малолетки скоро станут выпускниками и тоже приобщатся. Но все же пока они — свободны и счастливы, хотя и не понимают всей меры собственных свободы и счастья…
Теперь Рик понимал, почему выпускники учились с таким остервенением, всеми правдами и неправдами раздобывая лишние часы в симуляторах, зубря до обморока и тренируясь, как сумасшедшие, снова и снова. Почему так искренне ругали себя за упущенные годом ранее возможности, пропущенные занятия и сданные на минимум тесты. Ломали защиту, не допускающую работы в круглосуточном режиме. Глотали пачками стимуляторы — не для усиления кайфа, а чтобы еще поработать.
Нет, теоретически Рик и раньше отлично знал, для чего они это делали — все знали. В этом не было никакого секрета, наоборот, преподы постоянно говорили, и та же Директриса не упускала случая, типа учитесь хорошо и будет вам счастье. И не было человека, который бы не знал, что на первом же занятии выпускного курса в качестве стимула демят ленту из жизни нижнего города и напоминают, что у них, у выпускников то есть, есть реальная возможность заработать свой первый премиум-тур прямо тут, в интернате, в течение двух следующих семестров.
Престижно и почетно — получить премиум еще до выпуска, таких уж точно никуда не зашлют, есть смысл немножко поднапрячься. Рик это понимал и раньше. Разумом. Но только теперь ему сделалось до конца ясно, почему они так жаждали этого премиума, выбить, выгрызть зубами, выцарапать любой ценой… и престиж тут был абсолютно ни при чем.
От мысли, что такое вот чудо может стать твоим — пусть ненадолго, пусть совсем на чуть, но только твоим! Чтобы рядом. Чтобы вместе… от этой мысли перехватывало дыхание и слабели коленки. И хотелось немедленно бежать обратно в интернат, сдаваться первому попавшемуся патрулю, пусть только разрешат снова стать правильным, хорошим, уж Рик постарается, он будет вкалывать как проклятый и обязательно добьется, с маминой-то приблудой ему никакие защитные проги не страшны, он всех опередит наверняка, он будет лучшим, он сумеет, и его обязательно наградят…
Приходилось снова останавливаться, наклоняться и глубоко дышать, упираясь руками в колени.
Спасал лишь трезвый расчет: вернись он сейчас — и не будет никакого блефа. А значит — наказание по максимуму, и можно надолго забыть о премиуме.
Наказанным не положено.
То, что до выпускного ему еще почти год, почему-то не особо срабатывало, а вот мысль о наказании и возможности лишиться премиальных на веки вечные — иногда накладывали и такое взыскание на особо злостных нарушителей — вот это сработало, обдав почти нестерпимым отчаяньем и сведя на нет желание вернуться с повинной.
Понимал Рик теперь и то, почему ленты всегда жестко раздельные, или полностью кубсвилльские, или же человеческие, причем как документальные или игровые о первом контакте, так и рекламные демки. Совместных, где бы снимались и люди, и… эти вот… о которых даже вспоминать больно-сладко-больно… короче, смешаных нет совсем. И не может быть. Даже в тех, что про первый контакт, везде за обе стороны играют только люди. Нет ни одной совместной, где бы люди-актеры снимались вместе с…
Рик сглотнул — назвать увиденное чудо аборигеном или кубиноидом язык больше не поворачивался, даже мысленно. Понятно все, ясен шурф. Смысла нет в совместных. Зрители просто не увидят людей-актёров рядом с… Не увидят, и все. А кто же из актеров захочет быть всего лишь раздражающей помехой, отвратительной паузой, мешающей зрителям наслаждаться? Гиблая затея, тухлый штрек.
Начал накрапывать мелкий дождь. Рик запрокинул лицо, ловя губами чуть кисловатые капли. По-настоящему кислотных дождей на его памяти не было, хотя ими и пугали постоянно. А вот мама застала, лет двадцать тому назад эта гадость с неба сыпалась чуть ли не поквартально.
Но кислотный там или нет, а дождь — отличный повод включить зонт.
Удачно получилось — развернувшийся защитный купол только-только замерцал вокруг верхней части тела, как по параллели проехал патрульный скаф, Рик заметил его поздно, краем глаза зацепил лишь задние габариты. Может быть, они и так не обратили бы внимания, но благопристойный горожанин под энергозонтом куда менее подозрителен, чем промокший подросток, разгуливающий по приличному району в неурочное время.
Ныли ноги — все ж таки он за сегодняшний день находился-напрыгался. Силы кончились так же внезапно, как и день. Расстояние до парка показалось вдруг слишком большим, Рик даже оглянулся, нет ли возможности тормознуть какой подходящий бус? Но улица была пуста. Здесь редко ездят. И ни одной общественной мембраны, как назло, тут у всех внутримодульные.
Пообещав себе посидеть и как следует отдохнуть на первой же попавшейся остановке, Рик поплелся дальше. Прогулка уже не доставляла ему никакого удовольствия, тем более что годные лишь для внутренних помещений дышащие кроссы с дырчатой подошвой моментально промокли, и носки облепили ступни влажным компрессом, а стельки набухли и стали похожи на использованные памперсы, отвратительно попискивая при каждом шаге. Мерзость.
Зонтик — штука хорошая, но от луж он не спасает ни разу, и ночевка на мокрой — наверняка ведь уже мокрой! — скамейке в парке теряла свою привлекательность все больше и больше с каждым следующим влажно попискивающим шагом. Холодно Рику пока что не было, синоптики не наврали, обещая теплый вечер, да и движение согревало. Было просто противно. И пробирало мелкой дрожью от одной мысли, что придется сесть на влажный пластик и сушить его теплом собственной задницы. Не от холода, от омерзения. А тут еще и по защитному зонтичному колпаку начали проскакивать радужные искры, и чем дальше — тем больше, намекая на то, что заряд на исходе. Вот же балда, забыл зарядить!
Когда рядом тормознул идущий в космопорт последний рейсовый бус, Рик обрадовался ему, как родному.
***
ПРИМЕЧАНИЕ:
* ТУС — Треш/Угар/Содомия, официальная предупредительная пометка, обязательная для высокорейтинговых образцов любой информационной продукции.
Спала Гвен на удивление неплохо — даже без снотворного обошлась, и проснулась ровно за минуту до будильника. Бывают такие дни — когда вроде и не произошло ничего, а настроение отличное. Редко, но бывают.
И даже любимая футболка оказалась не в стирке, а вполне себе чистой и целой. Шикарно.
Зуб еще не вернули, но базу в кость уже установили, и теперь можно было трогать прикольно торчащий винт. Синячище на лице переливался всеми оттенками желто-зеленого — Гвен внимательно изучила физиономию, пока чистила зубы. Ну ничего, во устрашение.
Учения занимали обычно несколько часов, а потом — после скучного ожидания результатов — все расползались по барам. Сегодня Гвен определенно собиралась хорошенько напиться, но только после охуенной победы. Если провалится, будет качаться три часа, чтобы в следующий раз всем навалять по полной. Она выложила сигареты, закинула обезболивающие пластыри, еще раз все проверила и отправилась на работу. Все равно сбор проходил в участке.
Браун болтал со стажерками — и смотрел, умница, не на бюсты, а в глаза. Гвен это отмечала уже почти автоматически. Тина тоже была уже на месте, нервозно поигрывая карточкой доступа. Ричард вырулил откуда-то со стороны архивов. Он что, тут всю ночь опять сидел? Ладно, ему спать не нужно.
Вошел Аллен, злой и встрепанный.
— Рид, срочные новости. Пять часов назад началась крупная облава, тебя вызванивать не стали. Из спецназа будут только Крис Декарт и Дара Ли.
— Уилсоны?
— Оба в ударной группе, и я в ней должен быть бы!
— Твоя команда справится, Ал. Расслабься, — Гвен хлопнула его по плечу, Аллен поджал губы, но кивнул. Куда ему деваться?
Гвен осмотрелась: народ явно притих и нервничал. У половины тут это были первые учения в жизни. Да еще команда только что отощала на треть самых опытных бойцов.
— Эй! — она постучала по столу, добилась, чтобы все обернулись. — Без паники. Мы сейчас пойдем и надерем всем задницы, и целый год эта херня не будет висеть у нас над головой. Я собираюсь выбить нам всем звание лучших в городе!
Синеволосая Эхо переглянулась с близняшкой и заговорила:
— Наша команда меньше расчетной и меньше заявленных, уступает по опыту. Вероятность победить только что значительно снизилась.
Гвен кивнула:
— Снизилась, да. Но я вам открою секрет: на учениях можно победить даже в одиночку, если очень повезет. Я собираюсь довести вас всех до финиша и победить. Но даже если мы продуем, вы останетесь лучшим отделением Детройта, потому что решает реальная работа, а не учения. Я в нас верю!
Аллен вскинул кулак, и остальные тоже приободрились. В конце концов, исход был и правда не так уж важен. Да, финансирование могли поднять, но в целом реальные показатели влияли на него куда больше, а их раскрываемость стремилась к лучшей в городе.
Андроиды сбились в кучку, мигая диодами, и о чем-то трындели. Гвен подошла к ним:
— Рипл, Эхо — ну и Рич, раз ты с ними. Вы тяжелее, быстрее и опаснее людей. Постарайтесь обойтись без травм и сдерживать удары. Рич, поделись с ними нашими наработками, окей? Это не война на уничтожение. Никто не должен отправиться на больничную койку.
— Я как раз хотел спросить, можно ли передать схемы безопасных ударов.
— Передавай. И это, — Гвен запнулась, тронула языком лунку выбитого зуба. — Может, потренируемся снова? Это было… эффективно.
— Эффективно, — легко согласился Ричард. — Конечно.
В автобусе они не заняли и половину мест. Гвен устроилась на повернутом кресле, изучая личный состав. Трое андроидов, остальные люди. Аллен тихонько обсуждал ситуацию по городу с Дарой Ли и сокрушался, что не может участвовать с остальными. Крис Декарт очень неприятно пялился на андроидов. Черт, он мог напортачить, но деваться было некуда. Тина с Брауном и Льюисом пили кофе — все трое не особо крутые в бою, но надежные и исполнительные, можно положиться как на себя, точно не будут разводить самодеятельность.
Всего десять участников. Средняя группа начиналась с пятнадцати. Маловато, но не критично мало. Они потеряли титул лучших, когда Хэнк запил, и теперь Гвен собиралась вернуться на пьедестал. Может, не сегодня. Не последний год они идут, и даже в этот раз состав сильный: трое из спецназа, она с военным опытом, трое андроидов. Как минимум это будет серьезная заявка на успех.
Не думать о поражении, не думать о поражении… Да, она в тот год, когда запил Хэнк, безобразно и в хлам продула, но вот он, новый шанс. Ричард улыбнулся ей и показал большой палец. Его диод светился ровным синим.
Гвен выдохнула и заговорила:
— Итак, бойцы. Наше здание располагается по адресу Ван Хорн Роад, двадцать восемь, там здоровое хранилище. Поэтажный план теоретически не предоставляется, но все команды его давно нашли.
— У меня есть общая карта, — кивнул Аллен. — Но планировку меняют каждый год.
— Иногда даже между забегами, перегородки в основном из гипсокартона. Суть учений: команда вышестоящих, обычно из армии, защищают верхний этаж, две команды противников входят с противоположных сторон. Задача: занять здание, захватить флаг, спасти заложников. Срабатываемся не с противоположной командой, а друг с другом.
Тина подняла руку:
— Важно не перебить слишком много человек. Или андроидов!
— Особенно из своей команды, — хмыкнул Аллен.
— Верно, убийства и героические жертвы ради команды не нужны. За любую имитацию убийства противника снимаются баллы. За причиненные травмы снимаются баллы. За потерю точек контроля снимаются баллы. Выигрывает тот, кто потерял их меньше. За убитых военных снимается меньше, но это тоже потери.
Гвен развернула план, который прилетел от Аллена, и разместила вероятные точки для захвата.
— Четыре базы — «заложники», плюс флаг. Берем его обязательно.
— Двое на точку. — подсчитал Браун. — Жертвовать собой нельзя не только из-за баллов.
Гвен кивнула и продолжила:
— Экипировку берем на месте. Крайне рекомендую минимум два набора наручников и гранаты с краской. Они гуманизированы, можно бить по толпе, но баллов улетит пиздец сколько. Еще раз — личные геройства исключаются, работаем по четкому плану, выполняем указания, гарнитуру держим включенной, никаких «ой, у меня помехи» и «ничего не слышу, сбоит связь».
Аллен бросил предельно выразительный взгляд. Гвен сделала вид, что не заметила.
— Я проанализировал доступную тактику отрядов, побеждавших в прошлые годы, — заметил Ричард. — Некоторые потери допустимы.
— Да, если спровоцировать их перестрелять нас. Это не то, чему нужно учиться. Захватим точки с минимальными потерями — как в жизни.
Все вразнобой закивали. Ну, ничего, решила Гвен. Может, на этот раз все пойдет по плану.
***
Лучшим этапом учений был выбор оборудования. Гвен как в конфетную лавку попала — новые игрушки, старые игрушки, мобильные умные тараны, глушилки, защитные блоки — обалдеть просто.
Каждую было чем нейтрализовать, так что Гвен сделала ставку на старые надежные методы, а не на модные игрушечки, которых в реальной работе не будет. Их главным техническим преимуществом оставались андроиды: среди всего множества устройств не было ничего, что могло бы их нейтрализовать: вспышек и газа они не боялись, в дыму активировали тепловизоры, а иммобилайзеров и ЭМИ-пушек тут не нашлось.
Шестьдесят седьмое отделение уже торчало в районе входа в здание, как и два других, которые уже вышли и оживленно обсуждали, как прошло и кого где убило. Куча знакомых рож. Одним Гвен махала, другим показывала фак. Удалось проскочить, ни с кем не зацепившись. Но все равно пялились, шептались, передавали дальше…
Гвен поздоровалась с Тон, знакомой из отстрелявшегося шестьдесят пятого, и та сдала пару фактов перед тем, как раствориться в толпе.
Все, отделы уже разводили. Гвен направила своих в уголок и принялась сажать бронежилет так, чтобы он закрывал и живот, и грудь. Становилось все жарче.
Время для речи, решила она, застегнув последний ремешок.
— Слушать сюда. Против нас двадцать шесть человек. Из них одиннадцать — актуальные военные из приквартированной к ним армейской части.
— Выглядит не вполне честно, — заметил Ричард.
— Самая крупная команда у тридцать шестого, а они последний раз побеждали пятнадцать лет назад. Дело в скоординированности. Слишком много не тащите… Браун, нет! Тебе не нужен второй таран!
— А вдруг придется пробивать двери!
— У Льюиса есть один, его хватит.
Браун хмыкнул и отложил. Гвен продолжила:
— Понадобится — отожмем у противника. Минимализм, все помнят это чудесное слово?
Декарт обнимал снайперку и с тоской пялился на отложенную базуку. Сам все понимал.
Эхо и Рипл ограничились тем же, что взяла Тина. Разумно. У всех были бронежилеты, шлемы, пистолеты и тазеры, две-три пары наручников на поясе, Ричард и Аллен прихватили по паре гранат: те ебашили краской так, что могли оставить здоровенный синяк, если неудачно подставиться. Гвен раздала всем по две единицы гуманизированных светошумовых — очень эффективны и не снимают баллов.
— Тазер использовать только в крайней ситуации, — напомнила она всем, — если противника с катушек сорвало. Сильно ебнете — придется писать объяснительные, могут дисквалифицировать всю команду.
Девчонки закивали, не прекращая ловко вить пояс из бухты паракорда с коннекторами. Удобная штука, надо было раньше подумать.
Информация на шлем выводилась как положено, голоса в наушниках звучали четко и ясно. Ричард обратился к ней по личному каналу. Он не двигал губами, но голос звучал ровно и четко:
— Я пойму, если вы решите пожертвовать мной, детектив. Но прошу не жертвовать Эхо и Рипл, это может крайне негативно отразиться на их состоянии.
— Никем не жертвуем. Без геройств, запомнил?
Аллен закатил глаза, посмотрел Гвен за спину. Ну вот, не было печали. Крис Тернет шел, выпячивая сержантские нашивки вместе с лучшим дружком, как там его — Гвен забыла имя и не собиралась вспоминать.
— Эй, Центральный! Вас что, разогнали уже? И где ваша пьянь? Привет, красотки! О господи, Гвен, тебе все-таки въебали?
Гвен взвилась, но тут же себя притормозила. Очень внимательно оглядела его: чистое лощеное лицо, начал набирать вес, кулаки без ссадин. Сидит за бумажками, не на оперативной работе.
— Мне не нужна большая команда, Тернет. Забыл уже?
— Какой розарий! — вздохнул приятель, противный мордатый тип за его плечом. — Какие девочки сладкие! Пойдемте вместе пить, как закончится!
Гвен ткнула в него пальцем:
— Щас кто-то допрыгается, получит докладную за сексизм.
Оба захихикали, как будто она удачно пошутила, и продолжили пялиться на Трейси.
— Стоп, Рид! Они ж пластиковые! — опомнился Тернет. — Или мне мерещится?
Гвен изобразила максимально самодовольную мину и с гордостью осмотрела свой небольшой отряд. Лучшие девочки и мальчики во всем Детройте.
— У нас в команде андроиды. Так что пересчитайте своих по головам, мы вас скоро проредим.
Тернет офигевше вылупился:
— Это вообще законно?.. В Центральном настолько все плохо, что вы постовых в команду взяли? Нет, стоп, стоп… ты за главную?! Охренеть. Бедолаги, — он оскалился в деланом сочувствии.
Все эти жалкие попытки ее поддеть, выбить из колеи… боится, что снова получит. Даже вызов прямо не бросает. В прошлый раз он ждал, что его-тогда-еще-девушка поддастся, и здорово охренел, когда она восприняла соревнование всерьез и победила. Теперь на его стороне была должность, крупная группа, военные — и все равно, видать, что-то грызло изнутри, раз пришел наезжать. Гвен медленно ощерилась, не скрывая выбитый зуб. Изучила Криса с головы до ног.
— Крис, детка, не бойся. Мы будем очень бережны, когда выебем всю вашу команду.
— Ну, пару фингалов гарантируем, — заметил Аллен. — Не особо расслабляйтесь.
Мудак что-то зашептал Крису на ухо, и тот расплылся в омерзительной ухмылке, снова пялясь на девчонок. Видно, опознали молд.
— Знаешь, Гвен, в этом году понизили ограничения на нелетальные повреждения. Руки-ноги, все такое. Знаешь, поговорим там… наедине.
Гвен снова скроила самую мерзкую ухмылку.
— О, спасибо за информацию. Мы обязательно ей воспользуемся, когда будем вам ноги ломать, но разговор не обещаю. Мне не о чем говорить с офисной крысой, Тернет. Чао!
Раздался сигнал первой готовности, и эти долбоебы все-таки свалили, прерывая перепалку. Школьная драма, блядь. Гвен едва удержалась, чтобы не показать в спину фак. Опытные копы, а доебываются как школьники!
Аллен положил руку ей на плечо.
— Не кипятись. Мы имеем очень неплохие шансы победить, у них не самые сильные бойцы. Общий зачет не гарантирую, но тут мы, скорее всего, справимся.
Гвен медленно выдохнула и кивнула с благодарностью. Мерзкие мудаки, все-таки смогли ее взбесить. Нашли себе мишень по силам — девчонок-новичков.
Раздался второй звонок. Еще пять минут — и пора будет заходить.
Гвен осмотрела свою небольшую команду:
— Отделение, смирно! Защищайте спины. Выводите противника из строя нелетальными ударами. На провокации не вестись! Они будут давить на то, что вы андроиды, на мои старые провалы, на ваши молды — насрать. Вы лучше. Мы лучше!
Она вскинула кулак, и ее маленький отряд лихо заорал.
Два отделения, которые уже отстрелялись, смотрели на них с большим интересом, кто-то уже сканировал терминалами штрих-коды с экранов: сделали ставки. Гвен в целом было похуй, на чью победу. Хотя нет. Нужно будет узнать потом, кто болел за них, и проставиться в баре.
Гвен поставила тонкую перегородку и последний раз прошлась по плану: десять бойцов против двадцати шести, плюс военные наверху, которые будут стрелять по всем, тоже около десятка.
Чем-то придется пожертвовать. Гвен приказала не захватывать базы слишком активно. Главное — флаг. Он был основным артефактом. Команды, выбывшие до захвата флага, автоматически проигрывали.
Видео со шлемов могли просмотреть в любой момент, особенно при подозрении на нарушение, так что Гвен попросила всех помнить об этом и не лишать их баллов глупыми выходками.
Базовая структура здания была общеизвестна. На первом этаже — огромный общий холл, превращенный в лабиринт. Часть стен кирпич, часть — гипсокартон, биться головой и рушить нежелательно. Второй и третий этажи: тоже лабиринт из мелких комнатушек. Единственная широкая лестница, ведущая на второй этаж, очень хорошо простреливалась.
Базы прятались где-то в глубине лабиринта: они выглядели как пылесосы «румба», надо было отсканировать отпечаток ладони и держать руку прижатой шестьдесят секунд для временного захвата, триста для перманентного. Но кто ж им даст триста секунд держать. Андроиды не могли захватывать ни базы, ни флаг, поэтому задачей Эхо, Рипл и Ричарда было в том числе защитить своих напарников-людей.
Осталось дождаться последнего сигнала на выход. Времени косячить не будет. Они победят. Мир вокруг снова был виден сквозь синие стены ледяной воды: Гвен успокоилась. Они победят любой ценой, потому что они лучшие.
Девчонки продолжали перерабатывать паракорд: весь отряд обзавелся поясками, теперь они делали браслеты с мгновенным роспуском. Ричард присоединился к ним, пальцы так и мелькали — андроидам не нужны были дополнительные инструменты. Гвен не мешала — паракорд никогда не был лишним.
Перед лицом вдруг замахали. Гвен моргнула, осознала: Стенли из тридцать девятого.
— Я не доебаться! Удачи вам там! Можно только спросить? А то мы понять не можем. У вас что, реально девчонки из секс-клуба работают?
Гвен смотрела на него пустым взглядом. Ричард дернулся ответить, но глянул на нее и затих. Стенли смущенно ретировался. Пусть нахер идет.
Аллен тронул ее за плечо:
— Получил информацию: против нас будет военная группа, которая участвовала в подавлении восстания андроидов. Могут быть эксцессы.
Блядь. Ну конечно, этого только не хватало.
— Переформатируемся. Аллен, Дара, Браун, Декарт: флаг на вас. Эхо, Рипл, Тина, Льюис — второй этаж. Ричард, мы держим первый этаж и связываем противника.
— У нас должно быть преимущество, как у андроидов, — сказал Ричард. — Просто мы его пока не видим.
— Меткость. Устойчивость. Реакция, — Гвен обвела их взглядом. — Вы сможете простроить карту помещений и передать их на мониторы для всех.
Приободрились. Гвен прищурилась, изучая возможности шлема, и вдруг заметила интересную деталь.
— Вас не берет мой термосканер, он маломощный. Пользуйтесь незаметностью. Эхо или Рипл, возьмите точку наблюдения и информируйте нас о перемещении противника, это будет бесценно. Место не выдавать, напарников защищать информационно, а не стрельбой, или перебазироваться. Противники не идиоты.
Ричард коснулся ее плеча, шепнув на ухо: «Мы действительно будем просто защищать первый этаж?»
Гвен вызвала виртуальную клавиатуру и ответила: «Конечно, нет. Мы зайдем противнику в тыл и займемся нейтрализацией». Сообщение отправилось и остальным: был риск, что подслушают и передадут тактику противнику. Это не приветствовалось, но сегодня все были скорее против Центрального, а значит, ни одного шанса врагу.
Еще несколько дополнительных распоряжений ушло по каналам связи, защищенным от просмотра.
— Прорвемся, — сказала Гвен ровно.
Прозвучал звонок. Центральный и шестьдесят седьмой: на выход. Гвен распрямилась, первой заходя в черную пасть дверей.
Инфорамка принимала данные от всех участников группы: расположение точек-бойцов на упрощенной схеме помещений. Зеленые: свои, красные и белые — шестьдесят седьмой и военные, соответственно. Их пока не было видно, определялись только замеченные. Условная картинка сразу начала наполняться реальными границами и проходами по мере картографирования.
Время прохождения влияло меньше, чем количество трупов и нечестных приемов. Дисциплина, сработанность, взаимопомощь. Доказать, что Центральный даже в урезанном составе снова воспрял.
В старом здании было тихо. Стены раскрашивали разноцветные пятна от прошлых проходок, на гипсокартоне заметны были вмятины от драк, даже одна из несущих кирпичных колонн как-то неприятно накренилась. Гвен и Ричард свернули от группы, уходя за широкую и опасную лестницу. Под инфорамкой вдруг открылась еще одна, со странной размытой картинкой.
«Я нашел способ визуализировать сонар. Он позволяет анализировать ситуацию за тонкими препятствиями», — прошептал в наушнике Ричард.
Все больше границ, все точнее карта. Разделились две группы по трое: Аллен пошел наверх, Тина с девчонками занимали точки на галерее, где была хорошая видимость.
Раздались хлопки выстрелов, но контакта не было: противники сцепились между собой, наверное. Гвен продолжила движение.
Тина передала, что три точки заняты, они визуально контролируют все открытые части здания. Охренительно. Аллен передал, что они фиксируют первую базу, без охраны — видимо, их ждали с другого направления. Гвен приказала начать временный захват. И только она болталась в этом сраном бесконечном подвале, в котором никого не было!
Стоп. Не время. Они почти дошли до противоположной стены, значит, уже были в глубоком тылу, чудом ни на кого не наткнувшись.
Ричард выскользнул вперед, теперь Гвен его прикрывала — сонар давал отличный обзор. Они замерли, пропуская троих противников, один из которых ушел… вверх? Не мог же он взлететь!
Гвен поставила ногу на подставленную ладонь Ричарда, выглянула через перегородку и чуть не выругалась в голос, набирая на визуальной клавиатуре: «С этой стороны вторая лестница, внимание, с этой стороны вторая лестница!»
Временная, веревочная — видно, повесили во время переформатирования.
Она поймала взглядом спины, и у всех в инфорамках вспыхнули на секунду красные точки. Значит, шестьдесят седьмой. Охраняют.
«Атакуем?» — спросил Ричард.
Гвен оценила ситуацию: больше никто не двигался. Значит, это малый отряд, сторожат лестницу.
«Да. Жди».
Сверху загрохотало, раздалась стрельба, и тогда они тоже кинулись вперед, как акулы. Картинки перекрыло помехами, но Гвен пара слепых пятен не мешали: болевой, кинуть через бедро, проламывая парнем стену, содрать и отбросить шлем. В разинутый для крика рот она сунула выдранный из шлема наушник, руки защелкнула в наручники. Смутно знакомая рожа, но имени Гвен не помнила. Красная точка осталась на месте шлема и не гасла. Удачно: не считается, значит, захваченным. Пусть не знают пока.
— Молчать, — приказала она.
Ричард упаковал своего и так же положил шлем рядом. Точка помигала, но осталась на месте. Прикольный баг.
Помехи снова превратились в картинку. Все зеленые были еще живы, никого не зацепило.
— Доложить о задержании?
— Не нужно, пусть автоматика работает. Не будем облегчать Крису жизнь.
«Это ты заглушил канал?»
«Да».
Гвен показала большой палец. Пояс из паракорда офигенно пригодился, чтобы скрутить их попрочнее и посадить дальше от шлемов. Заметят, но не сразу.
Сонар и метки показали, что других бойцов на первом этаже не осталось: все ушли наверх. Крис выбрал тактику агрессивного удара. Первая база: временно захвачена, Аллен двинулся дальше. Тина объявила, что нашла и захватывает базу перманентно, все равно до нее никто не доберется.
Обзор у Эхо и Рипл оставался заебический, они зафиксировали двенадцать чуваков из шестьдесят седьмого и всех военных, а их пока никто не спалил. Проявлялось все больше точек, причем они перестали пропадать.
«Эхо взломала сеть», — сообщил Ричард. — «Если это против правил, мы отключимся».
В правилах такого не было, но Гвен все равно отправила запрос с пометкой «возможное нарушение», Через две секунды пришло судейское решение «Первый взлом за историю соревнований, нарушением не считается, правила будут доработаны позднее».
Огонь! Гвен переслала ответ судьи и восторженно ухмыльнулась.
Дара отрапортовала, что они с Льюисом только что вывели из строя двух военных. Не убили, не потеряли баллов. Три белые и три красные точки столкнулись, и все красные мгновенно погасли. Белые приблизились было к группе Аллена, но резко свернули и пошли на второй… нет, на первый этаж. Прямо к ним! Супер!
— Время для испанской инквизиции! — шепнула Гвен, указывая на стену из гипсокартона, надколотую телом кого-то из прошлых участников.
Стоило точкам приблизиться, как Ричард врезал ногой в перегородку, прошиб нехилую дыру и схватил ближайшего военного за шлем и моментально запаковал в наручники. Гвен юркнула мимо и выстрелила во второго, промазала, почти поймала в болевой захват, но этот гад оказался быстрее. От удара в живот на секунду она чуть не отключилась, но Рич перехватил повторный удар, а Гвен добавила тазером. Третий — здоровенный — успел выстрелить, не попал. Гвен влепила шарик краски ему прямо в стекло шлема. Наверху грохотало: группа Аллена сражалась с двумя красными. Убитый и двое связанных солдат: отличный результат.
Гвен, прихрамывая, поспешила к веревочной лестнице. Они вынырнули прямо к бою: двое военных выследили Тину, она отстреливалась из-за обломка стены левой рукой, не убирая правую с базы. Льюис выдернул сунувшуюся Эхо из-под огня и прикрыл собой, Гвен и Ричард сняли противников беглым огнем.
База на постоянном захвате! Охуенно. Гвен кинула светошумовую гранату на головы тройке пробегавших военных и гнусно хихикнула возмущенным крикам.
На третьем этаже погасли метки Дары и Декарта. «Расстреляны, потеряли позицию», — доложил Декарт. И флаг пока не нашли. Черт, следовало поторопиться.
«»Льюис, Тина, ищите и захватывайте базы, старайтесь избегать противника. Эхо, Рипл, занимайте снайперские позиции, прикрывайте их».
Все больше белых точек двигалось вниз по нескольким дополнительным лестницам. Черт, что они задумали? Пройти по лестнице снизу вверх, вынося засевших андроидов?
«Я приму удар на себя, помоги Аллену и Брауну захватить флаг», — написал Ричард.
«Убьют!»
«Подтверждаю».
Флаг все еще прятался где-то в лабиринте. Она готова потерять Ричарда?
Секунды быстро утекали. Некогда размышлять. Гвен кивнула и тронула его лицо через стекло шлема:
— Задержи их. Постарайся без лишних трупов.
Он кивнул.
Без поддержки за спиной было неуютно. Гвен торопливо пробежала по главной лестнице, остро чувствуя прицелы. У солдат не было таких ограничений по трупам. От шестьдесят седьмого осталось всего несколько меток.
Начался захват еще двух баз. Рядом с Тиной погасла подбиравшаяся белая точка. Гвен давно перестала считать очки. Пусть судьи разбираются, кто там на пожизненное настрелял.
Снизу раздалась пальба и голоса: Тина, Аллен, сама Гвен… Ричард отвлекал группу из целых шести белых меток, создавая иллюзию толпы. Эхо и Льюис удачно скрутили сразу двоих, неосторожно сунувшихся между ними. Еще одна база — начат перезахват от красных.
Грязновато, шумно… Гвен вылетела под ноги мелкой военной, уронила ее и скрутила паракордом из браслета, не дав опомниться. Нейтрализована. Аллен стрелял где-то совсем близко, но лабиринт третьего этажа был чертовой загадкой.
Времени оставалось все меньше, военные на первом этаже должны были уже понять, что их наебывают,что их противник — один-единственный андроид. И убить его.
Понарошку. Гвен куснула губу изнутри. Флаг должен быть где-то здесь. Где-то близко, на третьем этаже, он всегда был на третьем!
«Флага нет», — сказал Аллен по связи. — «Я осмотрел все помещения. Двигаемся на крышу».
Метка Тины вдруг переместилась на этаж выше, Эхо подтвердила: выдернули, кто-то с красной меткой.
Голос раздался совсем близко от Гвен. Спрашивал Крис:
— Для тебя игра кончилась, детка. Где эта засранка?
— Понятия не имею. Где-то там. Побеждает! — Тина отвечала очень громко.
Допросы не были запрещены правилами, но до них доходило редко. Гвен тронула стену: гипсокартон. Хорошенько разбежавшись, она врезалась всем телом и прямо с пола выстрелила по шлему, груди и штанам.
Крис аж отлетел. Терять время было нельзя.
— За мной!
Аллен был наверху, метка Брауна погасла одновременно с красной меткой напротив. Пошли проценты захвата главного флага: 10, 15, 25…
Метка Рипл погасла. Метки Льюиса и Эхо погасли. Ричард все еще был где-то внизу, как и солдаты. Все, кто не был связан внизу, рванули наверх.
45, 50, 55 процентов. Гвен стреляла, не давая высунуться. Тина вскрикнула, ее метка погасла. Ричард, Гвен и Аллен держались. 70, 75, 80, 85…
Прямо в лицо прилетел шарик белой краски, еще два в плечо, в бок, в голову — обошли и расстреляли. Картинка в шлеме погасла, чтобы она не могла подсказывать выжившим.
Снова раздался кошмарный грохот, крышу ощутимо тряхнуло, и флаг выбросил в небо зеленый луч.
Захвачен. Они победили.
Невысокий солдат протянул руку, помогая Гвен подняться.
— Я что, последний выжил? — спросил Аллен, стоял рядом с зеленым лучом.
— А Ричард?
— Погас одновременно с тобой.
— Значит, последний.
— Отличная работа, — сказала девчонка в солдатской униформе. Гвен протерла шлем от белых потеков и рассмотрела, что у нее лычки лейтенанта. — Хорошо вы нас взгрели.
— Да и вы нас почти закончили, — Гвен фыркнула. — Детектив Рид.
— Лейтенант Вуд. Двигаем вниз, там что-то странное. Не понимаю, что могло так шуметь. Снаружи паникуют, двери блокированы.
По пути они подобрали других расстрелянных. Эхо помогала Тине оттереть шлем от красной краски, Рипл держала под руку Лесли Уайт, у которой стекло раскололось мелкой паутинкой, закрывая обзор. Весь в зеленых пятнах, Крис тащил кого-то из своих и злобно зыркнул на Гвен. В ответ она с наслаждением показала фак.
На втором этаже клубилась мелкая белая пыль.
— Блядь, — сказала лейтенант Вуд.
Обрушились две несущие колонны, почти весь этаж просто сложился вниз! Парадная лестница лежала внизу, вся разбитая.
— Судьи включили активные метки, двух из красной нет, — сообщила Вуд, и Гвен перешла из шока в активность.
— Выводите людей через окна, там с северной стороны пристройка, можно вылезти! Я вытащу тех, кто внизу застрял. Скорую на первую готовность!
Она договаривала уже на бегу. У Ричарда не было гранат, как он вообще мог обрушить целый, блядь, этаж?! Или это был не он? Диверсия? Ошибка? Старое здание не выдержало?
Но главное — этаж осел сплошным полотном как тряпка, и она помнила, где в этом полотне есть дырка. И где-то под ним был Ричард, пока еще живой.
— Помочь? — деловито спросил Аллен.
— Держи паракорд и следи, чтобы никто на плоскость не спускался, может просесть и раздавить тех, кто под ней застрял, — Гвен замерла у оборванного края балюстрады. Внизу, в белом дымке, она видела серый проем. — Осторожнее, тут тоже может наебнуться.
— Мы справимся, — сказала Вуд.
Гвен приняла паракорд из рук Аллена и спрыгнула с края. Внутри плавала молочная взвесь. Кто-то стонал. Гвен обнаружила два раздавленных шлема рядом со сложившейся веревочной лестницей. Их владельцы, те двое парней, сидели рядом у несущей стены. Живые, только пыли наглотались.
Гвен разрезала веревки, расстегнула наручники и отправила наверх, проследив, чтобы вытянули без рывков. Сама она нырнула глубже в мутную гипсокартонную взвесь.
Кого-то тошнило. Гвен нашла солдата по метке, вывела, вернулась. Еще трое блуждали в темноте с фонариками, она просто указала, где выход. Конструкция над головой угрожающе похрустывала, несущие стены постепенно осыпались. Оставалось еще двое и Ричард, метка которого светилась где-то в самой глубине.
— Эй, выжившие! Да где вы, черт! — Гвен пробиралась едва ли не на четвереньках, за шиворот сыпались щепки и какое-то сухое говно.
— Мы здесь, — раздался голос Ричарда. Замерцал красный диод.
Гвен нащупала его руку и вцепилась изо всех сил. Жив, засранец!
— Повреждения минорные, — сказал он. — Тут сотрясение и сломанная нога, я не смог вытащить обоих и оставить тоже.
Гвен подхватила ближайшего солдата под руки и потащила сама. На свету оказалось, что у Рича разбит шлем, нахрен стесано пол-рожи, диод висел на ниточке. Человека бы убило, а этот ничего, моргает. Солдат со сломанной ногой молчал, контуженный стонал, но хоть не вопил.
Перед ними посыпались обломки покрупнее. Гвен замерла у несущей стены.
— Что тут нахрен произошло?
— Необъяснимые девиации в конструкции. — ответил Рич очень уверенно. — Я находился внизу, когда одна из несущих колонн обрушилась, и успел вывести двух человек из-под удара.
— Это ты в нее ебнул плечом! — зарычал поломанный. Контуженный просто стонал.
— Меня отбросило ударом. В любом случае моего веса не хватило бы на обрушение целого этажа.
Если не попасть в слабую точку… Гвен подхватила своего солдата и потащила на выход. За ними этаж постепенно схлопывался. Крошился старый кирпич, разрывались тяжи перекрытия, тяжелые балки сползали прямо на пол, давя все, что попадало под удар, но три человека и андроид уже добрались до расширявшейся, как на ткани, прорехи. Потолок осел слева и справа, но их не задело.
Гвен истерично хихикнула, ткнула Ричарда в грудь. Тот тоже улыбнулся, моргая посиневшим глазом.
— Какие у нас симметричные фингалы, охуеть.
Гвен с солдатом зацепилась за паракорд, их вытянули, хотя она чуть спину нахрен не сорвала, удерживая эту тушу. Второй взмыл на руках Ричарда с полным комфортом, даже завидно стало.
— Здание продолжает разрушаться, уходим, — приказал Аллен. Эхо и Рипл подхватили людей, он с Ричардом придержали Гвен и вытащили на безопасный участок, который уже не проседал.
За спиной с грохотом обрушился еще кусок балюстрады.
Сразу закружилась голова, и Нина присела на диван. Платон мгновенно принёс таблетку и стакан воды.
Она запила лекарство и тихо сказала:
— Я совсем забыла про Лину… и она мне давно не звонила… а я ведь видела Стефана недавно… и даже в голову не пришло спросить, как дела… у Лины и Игоря…
— Давайте я узнаю? По сети прямо сейчас… спрошу Стефана.
Через пару минут молчания на терминал пришёл звонок с видеофона Лины. Звонил Стефан:
— День добрый. У нас нормально всё… почти что. Вы в курсе, что в семенной жидкости Игоря обнаружились живые сперматозоиды? Всего полтора процента, но всё же они есть… и их хватило для оплодотворения. Созданные эмбрионы сразу помещены в боксы для инкубации… но их много… — Стефан замолчал.
Сзади него возникла Лина и почему-то в слезах. Она попыталась заговорить, расплакалась, потому говорить продолжил Стефан:
— Шестнадцать эмбрионов! Шестнадцать, не больше и не меньше… были получены четыре зрелых яйцеклетки… ты уже знаешь, что были выкуплены препараты для усиления роста яйцеклеток? Так вот, они сработали. В этом Центре каждую яйцеклетку разделили на четыре части… вероятно, не были уверены, что смогут оплодотворить хоть одну… и остальные погибнут в процессе… что тоже вероятно… но оплодотворены все. Причём после разделения. Ты понимаешь? Дети не будут совершенно одинаковыми… не как клоны. Разнояйцовые близнецы… так точнее. И все эмбрионы были отправлены на инкубацию. Лина через Степана Ивановича просила Ивана Сергеевича… это юрист заповедника, ты его наверняка помнишь… проследить, чтобы всё законно было, и чтобы всё правильно оформить… он помог, слава богам, и документы привёз… но… за аренду инкубаторов платить надо, и много. Борис Арсенович откуда-то узнал про всё это… словно ждал результата… позвонил так вежливо, так культурно… и попросил продать ему почти все эмбрионы, а оставить себе только одного или двух. Сказал, что ей этого более, чем достаточно. Но это же… её дети! Все шестнадцать – мальчики! Как же их можно продавать?
— А на инкубацию всех не хватает денег? – догадалась Нина. – Борис предложил оплатить полностью аренду двух инкубаторов в обмен на остальные эмбрионы? А… сколько надо, чтобы инкубировать все эмбрионы? И… наверно, можно часть заморозить? Лина не говорила об этом?
— Замораживать сразу надо было бы… нам не сказали об этом, а Лина так волновалась, что не вспомнила о хранении в замороженном виде… и по её умолчанию начата инкубация, и боксы своевременно нужно освободить… да и Борис Арсенович постоянно звонит… А сколько надо? Много. Сорок тысяч в месяц за работу всех шестнадцати инкубаторов. До конца года проплатили, пришлось кое-что продать…
— Кое-что – это что? Не тебя ли?
— Я предлагал и это… — совершенно серьёзно ответил Irien, – но Лина отказалась. Лина с отцом отдали все сбережения за годы жизни на метеостанции. В основном все неиспользованные отпускные и премиальные… тратить здесь некуда и не на что. А вот же… пригодились. Продали всю выловленную рыбу, шкуры, скутер, сообщили свекрови Лины, она обратилась к сородичам… они по своим сородичам… до Нового года проплатили. А что потом делать – не ведаем…
Нина открыла личный кабинет на сайте банка – на двух счетах было чуть больше пятидесяти тысяч галактов. Сумма от продажи родительской квартиры плюс приход от издания книги… плюс приход от продажи выловленной Змеем рыбы… плюс приход от продажи сшитых Лизой платьев… с каким же трудом они накоплены? Только боги знают. На свадьбу, на дом… ладно, ещё накопятся… до свадьбы далеко, и дом не сейчас строить…
— Стефан, сообщи номер счёта Лины. Вам на январь должно хватить… а там видно будет.
Irien скинул номер счёта – и Нина перевела на него почти все деньги, оставив по сотне галактов на каждом своём счете, чтобы только их не закрывать.
***
Через четверть часа после перевода денег позвонила Лина и со слезами на глазах начала благодарить… но потом снова стала плакать:
— …а январь пройдёт, как дальше платить? Сорок тысяч в месяц! Это очень много! А до середины июня… и так назанимали у всех, ведь отдавать надо будет… нам не потянуть столько!..
Нина слушала её плач, думая про себя, что большей суммой помочь она вряд ли сможет. А вот попросить Бориса не забирать эмбрионы… возможно.
Но… он же сам сказал, что более не желает с ней иметь дел. Звонить ему? — или не звонить?
Первым делом Нина добавила в звонок Степана:
— Может быть, ты позвонишь? Сейчас уже поздно… завтра, может, лучше будет… меня он вряд ли будет слушать.
— Зачем завтра? Он вряд ли спит сейчас… — Степан посмотрел на часы, — только полдевятого… возможно, он ещё на работе… звоню.
***
Борис действительно находился на работе – в кабинете. Работы было много. И даже очень много, и работы срочной – Лёня сообщил о почти десятке «…предполагаемых…» — слово-то какое нашёл! – «вероятно возможных срывах киборгов в космопорте и прилегающих к нему улицах…» и пришлось отправить туда ловцов. И теперь предстояло ждать их возвращения с пойманными киборгами – убивать он когда-то сам запретил. Чтобы было, что исследовать. И что продать после исследования.
И ведь когда-то сам приказал ему отслеживать в соцсетях информацию о сорванных и бракованных киборгах… а теперь думал, что делать с этой информацией. Каждый срыв – минус в работе филиала. А репутация компании – прежде всего. Поэтому эта информация не идёт дальше его кабинета – ловцы подчиняются ему лично, и пока есть возможность их контролировать, он сам принимает от них доставленную технику и сам исследует. И сам решает, что делать дальше с привезённым браком.
Или поручает Вере посетить владельца киборга и предложить ему обмен на новую модель с небольшой доплатой. Обмен разрешён головным офисом – за сданных двух «шестёрок» давать новую «семёрку».
Стремясь сохранить репутацию компании, Борис старался не допускать появления в СМИ планеты сообщений о срывах – насколько вообще это было возможно – и сохранял информацию у себя.
Но… этой никому не переданной информации становилось всё больше и больше с каждым днём! – всё чаще и чаще на форумах и в соцсетях пользователи жалуются… а порой и гордятся… что их машинки что-то делают самовольно.
Что делать? – изымать и утилизировать или… оставить как есть? А если проверка из головного офиса? Много срывов – плохо. А невыявление бракованной продукции – ещё хуже… Выход один – изымать киборгов до срыва, тихо и незаметно… и по возможности – очень тихо и очень незаметно… И что дальше?
Отдать Нине? За какие такие её заслуги он должен предлагать ей киберов сам? У неё и так… больше полусотни. Достаточно того, что он не сдал ни одного из её… экспонатов. Но – он до сих пор дважды в неделю получает до сотни контейнеров с кровью, лимфой, пробами костного мозга. А теперь потребовал ещё и семенную жидкость сдавать…
Хуже-то от этого никому не стало! – и Нина довольна, что все её экспонаты целы, и есть, что изучать, и… на продажу есть, что предложить… из биоматериала.
Ладно… как там она говорит? «Будем думать, что уговорил…»? Да, будем думать, что она попросила и он согласился… тех киберов, что привезут ловцы, он отдаст ей… после исследования… если будет, что отдавать…
Зазвонил видеофон, и Борис принял звонок, не глядя на монитор:
— Сразу в лабораторию! Немедленно! Уже иду!
— Борис! В какую лабораторию? Кого? – с монитора смотрел изумлённый Степан.
Брат Нины… чтоб ему пусто было! Ему-то какая печаль? Достали! Но Борис всё же сдержался и холодно ответил:
— Это я не тебе. Что нужно? – и тут Борис в открывающихся вирт-окнах заметил Нину, юриста заповедника, заплаканную женщину рядом с высоким мужчиной… где же он её видел?
Где же-где же… да, блин! Это же та самая тётка с какого-то там острова, хозяйка Irien’а, семенную жидкость которого отправил этот Mary с острова… как его там… Саня! А эта тётка называет его мужем… Irien’а… этим дикарям ещё нужен обряд, чтобы просто пользоваться секс-куклой! Вот без свадьбы затащить куклу в койку никак нельзя! – но это действительно только в их лесах… во всём цивилизованном мире Irien’а мужем не назовёт ни одна нормальная женщина!
Нет… есть такая женщина. Есть! – и она без проблем сможет выбрать в мужья Irien’а… и не только обряд провести, но и документально оформить.
И это – его бывшая жёнушка, помешавшаяся на скупке ломаной техники… для коллекции. Эта — может. Сама как кукла ходячая – на работу-с работы… но вот теперь оживать стала.
Сначала просто наблюдал – интересно было, куда её заведёт это глупое желание ему сделать на вред? Когда он проговаривался дома, что какой-то кибер сдох на столе или в стенде, она словно демонстративно уносила из дома сахар и лекарства для киберов в музее. Ну, сахар – понятно, зачем. Киборгам нужна глюкоза. А вот зачем куклам медикаменты? – вот это интересно было бы узнать…
Наблюдал. Изучал. И упустил момент, когда из игры её действия превратились в манию… ведь можно так назвать стремление к собиранию ломаных кукол? Можно. Но… вреда от этого никому нет, куклы на далёком острове, куратор коллекции ему подчиняется… стоит понаблюдать ещё немного… закрыть всё это можно в любой момент. Вот только сумма компенсации, которую необходимо будет ей выплатить, будет запредельной!..
Степан всё ещё на связи. И всё ещё что-то говорит… и баба эта рыдает… что им всем от него надо? Надо послушать, наверное.
Лина, увидев, с каким явным недовольством смотрит на неё глава местного филиала DEX-company, уже собралась обречённо отключиться, чтобы не злить его ещё больше – и начала прощаться.
Но Степан, взглянув на неё, снова обратился к Борису:
— Все знают, что киборги стерильны… взяты яйцеклетки Лины, это я понимаю, но чем их оплодотворили?
— Семенем этого… Irien’а.
Борис усмехнулся – ему не очень-то верили. Вроде умные люди, с высшим образованием – а такие вопросы… дурные. Осмотрел собеседников – и стал говорить, словно школьникам:
— Надеюсь, анатомию репродуктивной системы человека вам объяснять не надо. У мужской модификации киборга есть в наличии и пенис и яички. А у Irien’а они ещё дополнены некоторыми опциями… которых нет у человека. Вроде виброрежима.
Борис заметил, как вмиг густо покраснела Лина. Вот же… курица дремучая! Небось и с кибером только в темноте встречается… и голым его только во сне видела!
Он хищно улыбнулся и продолжил:
— Всегда думал, что грамотные люди знают разницу между стерильностью… и кастрацией… объясняю снова и как следует. При кастрации отрезают мошонку… начисто. Или удаляют из мошонки яички. Совсем. Их нет и не будет более. А будет евнух. Ни на что не способный. Он будет смотреть на голых баб и ничего не чувствовать. У женщин при кастрации удаляют яичники. При стерилизации яичники и семенники остаются. Перевязываются семенные канатики, по которым сперма выходит в мочеиспускательный канал. У женщин перевязываются яйцеводы. Таким образом половые железы остаются и функционируют по-прежнему, а семя и яйцеклетка не выходят. Киборги стерильны! Стерильны! А не кастрированы! Это совершенно не одно и то же! Потому, что именно половые железы вырабатывают необходимые для нормального функционирования организма гормоны… и это напрямую связано с образованием яйцеклеток и сперматозоидов! Неужели не понятно? Половые клетки у киборгов есть, но они не имеют выхода… и… неиспользованные клетки растворяются обратно. И выводятся в кровь. И сперматозоиды, и яйцеклетки… а поскольку яйцеклетка в матку не выходит, то и месячных у женских модификаций нет. У женских модификаций DEX и яйцеводов нет. Незачем им. У киборгов полностью блокировать развитие половых клеток нерационально – они в любом случае не реализуются. Это возможно… теоретически… но в этом случае стоимость киборга увеличится на четверть… или на треть. Они и сейчас для многих очень дороги…
— Если бы они были так дороги, их бы берегли и не издевались бы так над ними! – выкрикнула Лина.
— А она права… — заступился за неё Степан. — Многих киберов я видел, привозил не один раз… как только их не уродуют, как только не избивают. Потому их и срывает. Киборг беззащитен перед человеком… и если бы все нормально с ними обращались, то и не срывало бы их. Слава богам, у нас срывов нет…
— Стёпа! Ты стал верить в богов? – изумился Борис. – С каких это пор? А что срывов нет… так изымаем своевременно. Вот сейчас жду ловцов с добычей… тебе, что ли, их отдать… или продать кому… Нина, возьмешь ещё десяток ломаных машин? Ремонтировать?
— Вези… устрою… — Нина тяжко вздохнула. Размещать ещё десяток киборгов уже некуда. И новый модуль покупать и ставить поздно – зима на носу и денег лишних уже нет. Но… не оставлять же их здесь, у этого… садиста? — Вези, возьму. Ребята потеснятся. Но… ты не договорил о стерильности киборгов…
— Хочешь всё знать? Поскольку у киборгов есть семенники и яичники, то вырабатываются не только гормоны, но и половые клетки, и у киборгов могут быть дети… но только посредством ЭКО. Извлечь яйцеклетки… прямо из яичника… пункцией. Извлечь семенную жидкость… таким же образом. И провести оплодотворение в лаборатории. И не факт, что оно будет удачным… при таком способе неизвестно, каким будет результат… какой будет фенотип созданного таким образом… организма. Именно спермой этого её… Irien’а… и были оплодотворены яйцеклетки этой… дамы. Все шестнадцать… и я готов помочь… и выкупить их.
— Значит, ты действительно хочешь сделать из её детей… киборгов?
— Кто мне запретит? Не ты ли?
Молчавший ранее юрист устало сказал:
— Борис Арсенович, вы можете забрать эмбрионы только в том случае, если родная мать от них откажется. Вы это знаете не хуже меня. Эмбрионы являются собственностью Веселины…
— Знаю. Иван Сергеевич… знаю. Но и вы меня поймите… зачем ей столько детей?
Степан посмотрел на женщин, ждущих от него ответа, и принял решение:
— Значит, сделаем так. Эмбрионы – это дети. Дети для нас – святое. За декабрь и январь взнос сделан. Что остаётся? Февраль-март-апрель-май и половина июня. Это сколько? Двести тысяч. Нина, напряги своих ребят на сбор жемчуга. Я сообщу старейшинам родов и деревень, соберём денег, сколько сможем. Стефан, займись сбором птичьего пуха, он тоже денег стоит, попробуем продать. Лина, деньги будут. Сообщи свекрови, пусть готовится встречать шестнадцать внуков… летом. Борис, киборгов вези к нам… возьмём всех. В модуле… найдётся и место, и занятие.
Борис, изумлённый такой наглостью Степана, да ещё в присутствии юриста (а это значило, что весь разговор записывался), вызвал Лёню и приказал всех восьмерых доставленных киберов сразу отвезти на турбазу, передать Степану Ивановичу лично в руки… и оформить документы по статье «благотворительность». Конец года – и нужны положительные показатели работы филиала.
А заняться ими можно будет и позже – если выживут. А если и сдохнут, то не в лаборатории.
Всё было спокойно, спустя несколько минут насосы замолчали, закончив свой нелёгкий труд. Жаль только, так и не удалось перекинуться парой словечек с местными. Видно, накрылась моя бесплатная третья рюмашка. Ну да ладно, я на попутчиках больше заработаю.
Команда моя тоже успокоилась и разбрелась по своим нуль-креслам. Ещё полчасика, и можно будет всем вместе отойти ко сну. Подумав так, я сладко потянулся и запустил двигатели. Точнее, попытался это сделать — а в ответ тишина. Вот тут уже у меня всё упало и покатилось по полу. Баки были сухими, как мой любимый мартини!
Нас обобрали с такой элегантностью, что лучшие воры-карманники удавились бы от зависти. Должно быть, внутри топливного шланга проходил второй, по которому топливо выкачивалось быстрее, чем вливалось. Бортовая система просто не успевает распознать подвох. Я слышал про такой фокус, но вот увидеть довелось впервые.
— Почему не взлетаем? — в кабине вновь появилась Крыся.
— Всё, отлетались.
К её чести — и моему облегчению — она не набросилась на меня с кулаками, Видимо, поняла нутром, или чем там ещё женщины чувствуют, что дело — дрянь. Лишь выглянула в коридор, закрыла за собой дверь и приказала:
— Выкладывай.
Я, разумеется, выдал всё, хоть и не должен был. Она выслушала, неэлегантно, по-мужски поскребла подбородок и сказала:
— Дураку понятно, что это попытка захвата корабля. Старые пиратские штучки. Странно только, что ещё никто пока не лезет внутрь и не пытается перерезать нам глотки. Ну, или хотя бы требования выставить.
Сглазила. Не успела она договорить, как молчание в эфире оборвал низкий женский голос:
— Добро пожаловать на Базилевс одиннадцать. Предлагаю вам добровольно открыть главный шлюз и сдаться.
— Кто это там вякает? — осведомилась Кристина.
— С тобой не «вякает», а разговаривает губернатор вольного поселения, поэтому повежливей, — выдал эфир.
— С каких это пор пираты стали считать себя вольными поселенцами?
Это её замечание осталось без ответа, поскольку голос невозмутимо продолжил:
— Повторяю, открывайте главный шлюз и сдавайтесь, Тогда я, может быть, оставлю вам жизнь. У вас десять минут.
Крыся ответила и отключила связь. Я всегда не понимал, как сочные, спелые девичьи губки могут произносить грязные ругательства. А тут заслушался — такого отборного, квалифицированного мата я не слышал даже от грузчиков в космопорту.
Не теряя времени на раздумья, десантница кликнула своих подопечных и скормила им запись переговоров.
— Так, сопляки, слушаем меня, — начала без предисловий. Фразы: «К вам это не относится, капитан» я, естественно, не дождался, но возмущаться не стал.
— Если не сообразили, корабль в данный момент пытаются захватить пираты.
— Пиратки, — безмятежно внес поправку Семён.
— Пираты, — с нажимом продолжила Кристина. — Нас четверо, Савельича в расчет не берём. Пока он «оттает», пройдёт не один час. Помощи ждать неоткуда. Придётся делать все самим.
Извечный вопрос дополнился ещё одним словом и повис в воздухе.
— Что именно делать? — осторожно поинтересовался я.
— Оружие есть?
— Есть, — я кивнул на небольшую панель за её спиной, — стандартный набор.
Она мигом очутилась у неё.
— Пароль?
Я слегка покраснел и назвал набор цифр.
— Дилетант! — прошипела валькирия. — Кто ж заводские пароли на оружейном шкафчике оставляет?!
В этот момент даже Игорь с пресвятым Семёном смотрели на меня осуждающе. Я пожал плечами. Ну а что тут такого? В мире, где все ставят индивидуальные пароли, кто про мой дефолтовый догадается? Я не прав?
Кристина вытащила бластер, батареи и повернулась к нам.
— Негусто, но для того, чтобы некоторое время держать оборону, пойдёт. Жаль, что в оружейную комнату не попасть без каптера. Или, может, там такой же пароль, как у тебя на ящике, разгильдяй? – последняя фраза предназначалась мне. Однако пришлось признать, что каптер смыслит в безопасности больше пилота:
— Не, я разок попробовал ввести для смеху — безрезультатно.
— Эх, жаль, летун, я не твое начальство. Ты бы у меня отгрёб «за нарушение должностных», как пить дать.
— Смотрите, — завопил Игорь и пальцем ткнул в монитор, на котором отображался вид взлётного поля вокруг «Сарториуса». — Вот сволочи!
И действительно — к нам, не торопясь, следовала группа местных. На глаз, человек тридцать, в массивных скафандрах рудокопов. Картинка напоминала бы компанию отмечающих зарплату шахтёров, если бы впереди себя толпа не гнала девочку лет двенадцати. Чтобы лучше её рассмотреть, я увеличил изображение, насколько позволила оптика. Одета девчушка была в лохмотья. Под глазом красовался огромный синяк, на губах запеклась кровь. Иногда она спотыкалась и падала на серый, ноздреватый грунт, но её тут же поднимали на ноги и пинками подгоняли в нашу сторону.
Остановившись метрах в пятидесяти, пираты — а сомнений в этом не было никаких — рассредоточились полукольцом около главного шлюза. От толпы отделилась одна фигура. Лица я не разглядел, всё скрывал матово-черный гермошлем. Бандит схватил девочку за шею и поволок к входу в корабль. Забравшись под самое брюхо «Сарториуса», пират замер и сбросил защитный шлем. На нас смотрело женское лицо, а когда дамочка заговорила, я понял, что это она требовала нашей добровольной сдачи:
— Видит Бог, я не хотела, но вы меня заставили. Итак, правила изменились. Если вы отказываетесь сотрудничать, пойдём другим путем, — в её руках появился огромный тесак. — Даю минуту и начинаю отрубать девочке все выступающие части. Начну с руки, а чем закончу, зависит уже от вас, дорогие гости.
Услыхав это, пленница задергалась, но вырваться из захвата ей не удалось.
— Минута пошла, — крикнула разбойница и нервно хохотнула.
— Она блефует, — сказала Кристина, но я её уверенности и спокойствия не разделял.
— А вот сейчас и увидим — осталось-то пятнадцать секунд, — напомнил не к месту Игорь.
— Может по ней влупить из лучемёта? — полез с бесполезными советами Семен.
Кристина пожала плечами:
— Как? Мы же внутри, а она снаружи?
— Нет, я имею в виду те, что закреплены на обшивке.
— Не достанешь под космолётом, — она кивнула на монитор. — Эта баба знала, где встать.
— Пять…четыре …три…один, — услышали мы усиленный внешними микрофонами голос пиратки.
— Стой! — гаркнул я. — Если тронешь девочку — врублю из бортового лазера по твоим комрадам!
Потянем время. Тянем-потянем, да вытянуть не можем.
— Время тянешь, герой? — будто, прочитав мои мысли, хмыкнула пиратка, подняла тесак и…
Дьявол! Эта тварь не блефовала — тесак рухнул вниз. Девочка истошно завизжала, из отрубленной руки брызнул фонтан крови. Она упала на колени, держась за культю.
— У неё ещё осталась правая. И чудные ноги. А там постепенно доберемся и до смазливой мордашки, — тут голос пиратки изменился до неузнаваемости, превратившись в звериный рык. — Открывайте!!!
Поймите меня правильно, я повидал многое. Я убивал, меня убивали, не до конца, правда. Но видеть такое и бездействовать — не научился.
— Стой! — заорала Кристина, но было поздно. Наш шлюз открылся.
— Быстрее, закрывай! — Крыся ударила меня по руке и попыталась восстановить статус кво. Однако разгерметизация — штука серьёзная, плавная, поэтому у внешней двери отклик секунд семь-восемь. За это время пираты уже успели заскочить внутрь и парализовать створки какой-то дрянью.
Оставалось лишь обороняться. А чем, если на четверых у нас один лучемёт?
Я еще не сказал, что прратты — коты? В смысле, разумные прямоходящие живородящие млекопитающие, удивительным образом напоминающие земных кошачьих. Причем, именно кошек, а не тигров, львов, ягуаров и прочих крупных хищников. Особенно, мордочкой лица, как говорит Линда.
Различить котов и… то есть, самцов и самок очень просто. Лицо
самцов более плоское. Почти как человеческое. У самок типично кошачья слегка вытянутая мордочка. В остальном половой диморфизм выражен слабо.
Хотя, с переходом на прямохождение у самок начали формироваться верхние и нижние девяносто.
Главное внешнее отличие от земных кошачьих — стопохождение. (Земные кошки ходят «на пальчиках».)
Наш подарок — чуть ниже среднего роста, худенькая, рыжая с головы до ног. Спинка потемнее, ровного рыжего окраса. Брюшко чуть светлее. На боках и хвосте — слабо выраженные полосы. Из одежды — блестящая полоска ошейника на шее и набедренная повязка, совмещенная с мини-юбкой. Костюм рабыни-танцовщицы, как я понимаю.
Государственный строй прраттов — рабовладельческий, переходящий в феодальный с сильной централизованной властью. Рим, не Рим, но нечто близкое. Централизация двухуровневая — уровень государства (де — юре) и уровень провинции (де-факто) Из культурных особенностей — ярко выраженный культ единоборств. Как с холодным оружием, так и без. Впрочем, это касается только самцов. По этой же причине рабы представлены главным
образом самками. Или рожденными уже в рабстве самцами.
Почему разумные на Ррафете произошли от кошачьих, а не от
обезьяноподобных? Каприз природы. Как утверждают наши геологи с ксенобиологами, вначале была саванна. По ней бегали за антилопами местные львы и тигры. Потом климат изменился, количество осадков резко возросло. Саванну сменили джунгли. Зверюшки приспособились к жизни в джунглях. Растаяли полярные шапки, уровень океана поднялся. Надо сказать, период
обращения местной луны почти совпадает с периодом суток. Поэтому приливы очень неторопливые, редкие, но высокие. Когда уровень океана поднялся, приливы начали затапливать нижний ярус джунглей. Джунгли приспособились, зверюшки — тоже. Предки прраттов, вдобавок к когтям, обзавелись ловкими
пальцами и научились жить на деревьях. Иначе говоря, заняли нишу обезьян, если сравнивать с нашей историей.
Когда же наступило похолодание, вновь образовались ледяные шапки на полюсах и океан отступил, зверюшки спустились на землю. Климат из морского стал континентальным, с резкими перепадами дневных и ночных температур. Прратты научились греться холодными ночами у костра. Заодно перевалили
через горный хребет и заселили весь материк. А потом — и три других. Впрочем, на других материках государств еще нет. Живут племенами. То ли прайдами, то ли тейпами.
***
На подлете к базе я не удержался, протянул руку, погладил Миу по головке и почесал за ушком. Девушка зажмурилась и муркнула. Честное слово, муркнула. Шерстка на голове густая, короткая и шелковистая.
Петр плавным разворотом со снижением посадил грав у малого шлюза. А на верхней ступеньке трапа сидел, поджидая нас, Стас — наш лингвист, историк и аналитик. Правильней будет — ксенолингвист, ксеноисторик и ксеноаналитик. Приветствуя нас, поднял руку.
Я помог Миу расстегнуть пряжку привязных ремней, и оживленная Линда за руку потащила ее к багажнику машины. При этом щебетала без остановки.
— Шеф, можно тебя на два слова? — перехватил меня Стас.
— Что-то случилось?
— Наверно, да. Понимаешь, у котов очень строгие и выверенные сценарии ведения переговоров. Момент для таких подарков — он кивнул в сторону Миу, — еще не наступил. Да и вообще, обычно рабынь на переговорах не дарят.
Политические браки заключают, но рабынь не дарят. Подарки и рабынь дарят или в первый день, если коты уже знают друг друга, или при встречах без протокола, с глазу на глаз и в семейном кругу.
— А как фигура для политического брака рабыня никак не подходит?
— Для политического брака подходит Линда. То есть, фигура, место которой занимает Линда. Незамужняя девушка в команде гостя. Рабыня никак не подходит. Помнишь, что было, когда коты заподозрили, что Марта рабыня? К тому же, девушка должна быть с нашей стороны, а не с их. Они — хозяева, мы — гости.
— Думаешь, Миу — засланный казачок?
— А есть другие варианты?
— Может быть, может быть… Фаррам очень умен и мыслит нестандартно.
Согласился же он ввести в протокол встреч таймаут.
— Может, это была уступка нам в расчете на уступку в будущем с нашей стороны?
— Может и так. Вполне в духе котов, — согласился я.
Что должен делать шпион? Собирать информацию и передавать своим. Вариант самоубийственной атаки на землян отбросим как не имеющий смысла на данном этапе. Радио у котов нет. Значит, шпионка будет выпрашивать разрешение на встречу с родными и близкими.
— Сделаем так. Рабыня обязана носить ошейник. Изготовь ей ошейник с расширенным комплектом регистраторов, маяком-автоответчиком и шокером-парализатором. Управление парализатором заведи на главный комп. Остальным пока ничего не говори.
— Понял!
— Информации Фаррама о рыжих можно верить?
Стас задумался. По застывшему напряженному лицу понял, что
советуется с компом базы.
— Противоречий не обнаружено. Только рыжим рабам поголовно отрубают хвосты. Даже рожденным в неволе. Многим рыжим рабам, взятым из свободных, вырезают когти. Отрубить хвост — это позорное наказание. Страшней него только казнь.
— А наш казачок с хвостиком. Что бы это значило?..
— Отрубить коту хвост — все равно, что человеку отрезать нос.
Прилюдно подарить гостю изуродованную рабыню — это оскорбление, которое можно смыть только кровью.
— Может, и так… — опять повторил я. — Ладно, идем, нас уже
заждались.
«…С вами опять Энн Фокси, и сегодня я расскажу об «Игре престолов» по-иракски. Армия курдов вышла из коалиции демократических сил в знак протеста против отказа ООН признать независимый Курдистан. Их участок фронта оголился, и соседние шиитские формирования понесли тяжёлые потери. Торжествующий ИГИЛ наступает и вот-вот перережет линии снабжения Третьей пехотной дивизии США.
Жизнь идёт своим чередом: политики мелют языками, простые солдаты ложатся в неглубокие могилы или с комфортом устраиваются в цинковых гробах. А как прошёл ваш день? Нашли время на утреннюю пробежку? Пользуетесь ли зубной нитью?
Ещё хуже то, что в Багдаде поверили в возможность возвращения фанатиков. И если одних эта перспектива пугает, другие видят в ней возможность.
В городе неспокойно: подполье ИГИЛ убивает тех, кто поддерживает нас, равно как и тех, кто не поддерживает их. Да и обычных бандитов прибавилось — чем хуже дела на фронте, тем меньше солдат остаётся в тылу и некому смотреть за порядком.
В ближайшее время нас ждут очень тревожные новости…»
Резолюция редактора: Тему по ООН отработали, хвалю! И что ахиллы с титанами пропали из репортажей Энн, тоже хороший знак. Девочка растёт!
===5.===
Киваю дежурному и ныряю во тьму. Снаружи базы полная иллюминация, почти Лас-Вегас. Внутри же темно, как в подвале. Полпервого ночи. Послушным мальчикам полагается спать — команду «отбой» отдали несколько часов назад. Меня же потянуло в спортзал.
Вечером здесь всегда столпотворение, а ночью пусто и тихо. Не нужно стоять в очереди к штангам, не нужно собачиться за гантели. Один минус — нет музыки. Или есть?.. Я останавливаюсь перед выключенными колонками и прислушиваюсь.
Сегодня у меня по плану спина: трапеция, ромбовидные, широчайшие. Разминаюсь перед грушей, монотонно всаживаю удар за ударом. Перехожу к штанге, накидываю блинов на шестьдесят кило и, усевшись на скамью, выжимаю восемь раз за шею. В каждый следующий подход подвешиваю по десяточке — и так до сотки. Затем сбрасываю обратно до восьмидесяти. Выдыхаю.
Примерно тогда в зале появляется мой старый знакомый — тринадцатилетний Али. Парнишка отирался рядом с нашей базой, барыжил DVD и неплохо играл в футбол. За три месяца до окончания моего контракта собаки отрыли на пустыре его изувеченное тело.
Следом возникает та студенточка… Как её? Ирима? Та самая, у которой сунниты казнили отца и братьев. Ирима работала с нами… она была красивой, пока не попала в руки животных из «Аль-Хураб». Я ловлю взгляд Иримы в зеркале, она тянется ко мне и хлопает той ужасной дырой, что осталась от некогда прекрасного рта. Палачи вырвали все зубы — плоскогубцами, один за другим.
Следом выходит, путаясь в истерзанных пулями одеждах, безымянная старуха. Помню, как выдал по ней из Браунинга М2А1… Она появилась прямо перед «Хаммером», сжимая в руках свёрток. Внутри меня что-то перемкнуло: фугас! Не задумываясь, я крутанулся в пулемётной башне и надавил на спусковой крючок. Её швырнуло в пыль, вырвав из рук сверток. Мы промчались мимо — прямо по выкатившимся на улицу апельсинам.
Такие дела.
Перехожу к гантелям. Сначала становая тяга, затем шраги.
За моей спиной стоит Большой Иисус. Мы неплохо общались. Он был достаточно умён для латиноса и обладал собственным взглядом на происходящее.
— Послушай, амиго, самое разумное — дать этим ублюдкам перебить друг друга, — часто повторял он, — эти обезьяны питаются войной, паразитируют на ней. Сколько бабуинов мы бы ни положили, обязательно найдутся желающие занять их место. Ты бывал в Сан-Паулу? В Рио? Послушай меня: бедность порождает это. Бедность и несвобода. Если обращаться с людьми, как с животными, они и становятся животными. Мы тут ничего не сделаем.
Я спорил. Утверждал, что ИГИЛ — всеобщая угроза. Исламисты проглотят Сирию и Ирак, а потом что? Потом они, конечно же, обратят взгляд за пределы Ближнего Востока. И мир не отделается несколькими терактами, как в Париже и Лондоне…
— Парень ты забыл, что случилось 11 сентября? Или, твою мать, хочешь, чтобы всё повторилось?
Большой Иисус был хорошим парнем. Он точно не заслужил той участи, что досталась ему… впрочем, никто не заслужил смерти, растянутой на трое суток. Три дня — ровно столько его выворачивали наизнанку перед объективами камер.
— Gh… hhrt… mzzzffkk… — хрипят отключенные колонки.
В зале становится тесно — тьма ткёт призрачные фигуры, выталкивая их под тусклое свечение единственной включённой лампы.
— This summer gonna hurt… — хрипят обесточенные колонки.
Среди мертвецов те, кого я собственноручно отослал обратно к почитаемому ими Аллаху. Безымянные бородачи, искромсанные пулями и гранатными осколками. Задушенные, зарезанные, забитые до смерти. Хватает и безбородых, совсем юных парнишек, едва перешагнувших через пубертат. Есть и женщины. На моей совести много всякого.
Я не святой.
— This summer’s gonna hurt like a motherfucker! — хрипят колонки.
Я не монах, не мать Тереза и не Далай Лама.
Но я, чёрт побери, хороший парень.
Да, я прилетел сюда не для того, чтобы прокладывать дороги и строить школы.
И что с того?
— Чего вам нужно, мать вашу? Ждёте покаяния, ублюдки?
Мы пришли в Ирак с определённой целью, не просто так! Мы пришли, чтобы не дать плохим парням сделать то, что они задумали. Во имя этого Америка тратит миллиарды налогоплательщиков. Во имя этого гибнут наши ребята. Во имя этого, бывает, отправляется на тот свет кто-то из гражданских.
— This summer’s gonna hurt like a motherfucker! — ревут колонки.
Мёртвые наступают.
— Пошли вы! — ору я, пытаясь перекричать музыку, — пошли на хер!
Они думают, что могут спрашивать с меня? Чёрта с два!
Я заряжаю хук Большому Иисусу, пинаю в живот тринадцатилетнего Али и выдаю удар
головой прямо в переносицу Найлзу… Что? Найлзу?! Но он же…
—…this summer gonna hurt…
—…РАНЕН! — орёт мне прямо в ухо Уайт.
— Что?!
Мой крик глохнет в оглушительном взрыве — где-то неподалеку разорвалась граната. Пули, выбивая бетонную крошку, хлещут по нашему укрытию. Вонь горящей резины смешивается c запахом выгорающего бензина — «хаммеры» полыхают за нашими спинами, добавляя жара этому пеклу. Я вжимаюсь в угол и тут… Чёрт, это же апельсины! Такие же, как у той женщины — они повсюду. Целые, раздавленные, раскуроченные пулями. Какого..?
— Найлз! — орёт Уайт, — ранен!
Снова взрыв. Нас швыряет на пол. Оглушённый, я поворачиваю голову: от базарной площади практически ничего не осталось. Среди расстрелянных прилавков валяются трупы — гражданские, которым не посчастливилось угодить между нами и ублюдками из «Аль-Хураба»… и ещё Найлз.
Вот он, лежит в десяти шагах левее, отрезанный от нас простреливаемой зоной.
— Найлз! — ору я, порываясь выскочить из укрытия.
— Куда ты, чтоб тебя! — Уайт хватает меня за плечо.
И вовремя. Пули высекают искры прямо под ногами.
— Не сходи с ума, парень! Мы тут как на ладони!
Рядом рычит Маленький Иисус. Нет, он не ранен… скорей всего, на него снова накатило. Надеюсь, он не высунется из укрытия.
— Кайл! Я вызвал кавалерию! Вертушки будут минут через десять!
Я бросаю взгляд на Найлза, у него прострелена шея. Пулевые отверстия усыпают грудь и живот. Конечно, под камуфляжем кевлар, но едва ли он выдержал все попадания.
— У Найлза нет десяти минут! Хватай дымовухи и… Чёрт, мы должны попытаться!
— Кайл, не сходи с ума! Нас нашпигуют свинцом!
Я хватаю Уайта за отворот куртки и швыряю его вперед.
— Двигай, чтоб тебя!