Город Тахко.
Сборы шли быстро и результативно.
Может, потому, что Рука не желала пускать в свою голову мысли о том, что их предстоящее деяние настолько далеко от Заповедей, Запретов и так далее, насколько это вообще возможно.
Только представить, что вельхо, проводники воли Круга, собираются отвернуться от этого Круга и — если быть откровенными — встать на сторону драконов. Дра-ко-нов. Иногда даже спокойному Пало казалось, что они чьим-то недобрым колдовством ухитрились переместиться в какой-то искаженный мир…
Мир, где Наставники — не мудрые и справедливые, а такие же жадные до власти люди, как и все. Только хуже, потому что у них есть все возможности эту власть обрести, и они этими возможностями пользуются. Мир, где он, Пало, стоит рука об руку с сектантом и мирно с ним беседует. Собирается позволить Виде взять у этого сектанта «запечатку». И не станет мешать ее использовать. Где бродят какие-то неизвестные «желтые друзья» (надо, кстати, посмотреть, что там в записях Ерины Архиповны, последний допрос дама вела без вельхо, и, кажется, ей удалось вытрясти из скрытного «друга» кое-что важное). Мир, где Рука собирается напасть на людей, чтобы спасти драконов.
Бред.
И в то же время реальность.
Что ж. Примем и это. Начал дорогу — иди. Поздно сворачивать…
Итак, к рассвету объединенные усилия дали результат.
Шаг освоили двадцать человека, результат, мягко говоря, немаленький. Пилле Рубин, несмотря на яростные протесты, был вынужден пока остаться в постели, а Виду, учитывая его «блестящие организаторские способности» попросили остаться в городе и вместе с господином Поднятым и организовать прием для драконят. Так что вместе Рукой и с новичками из Когтей количество Шагающих достигло, наконец, минимума, необходимого для похищения. Большинство, правда, с временными Знаками, но это тот случай, когда временные лучше постоянных.
Постоянные нельзя наносить больше одного за раз, а так у «диверсантов» (еще одно странное словечко Ерины) разом появилась целая цепочка Знаков — маскировочных, атакующих и защитных. Жаль, нет времени их по-настоящему отработать. Когти кое-как натаскали новеньких применять новое оружие, но до работы слаженной, в команде, еще трудиться и трудиться.
Откладывать же визит нельзя: и Эвки Беригу, и собственные чувства Пало говорили, что идти надо сегодня, потом будет поздно.
Опасно, конечно. Неразумно, глупо и опасно. Они еще не готовы. Но времени нет.
Остается сделать все возможное, чтобы скомпенсировать недостаток тренировки.
Швеи из мастериц Ерины Архиповны по рисункам Гэрвина сшили одежду и маски, имитирующие желтые лица.
Драконыш был расспрошен и переопрошен относительно устройства «драконофермы» столько раз, что, в конце концов, заснул посреди очередного разговора. Пало поразмышлял, стоит ли его будить, но появившаяся «внучка», сердито зашипевшая на «бестолковых дядей», мигом помогла нужному решению оформиться. Драконыша оставили в покое, тем более, план нужного места был уже составлен.
Гэрвин и его напарник до хрипоты спорили, выбирая удобный путь, и приставали к драконоверу с вопросом, что такого сказать пленным драконышам, чтобы они прониклись доверием к спасателям и не перепутали их со своими захватчиками…
Время близилось к рассвету.
Нервно переговариваясь, люди выстраивались на полигоне. Разбились, вопреки обычаю, не на пятерки, а на тройки, но команд все равно не хватало, отчаянно не хватало…
— Отвар, повышает силы, — монотонно повторял Вида, двигаясь вдоль «троек» с фляжками в руках, — Пить по паре глотков за раз, не больше… Отвар, повышает силы, пить по паре глотков…
Лицо одноименного сотоварища было серым и утомленным.
— Возьми, — в руку ткнулся деревянный бочок небольшой фляжки, — это «пинок», свежий, пока не настоялся, так что можно и по два глотка.
Ого! «Пинком» вельхо звали один из сильнейших настоев кратковременного действия. Выпивший глоток кисловатой жидкости мог час-полтора бежать с грузом на плечах, равным собственному весу, и колдовать в полную силу. Официально жидкость называлась «Дар Пятого», но рядовые вельхо как-то сомневались в божественном происхождении напитка — очень уж неоднозначным было его действие, а особенно последействие. Ведь если бог решил подарить людям что-то ценное, то он, по крайней мере, должен был позаботиться о том, чтобы после применения этого дара человек не валился пластом с дикой головной болью. И это если не вспоминать, что ощущения после первого же глотка милого напитка и впрямь были схожи с пинком в живот.
Или нет?
В свете последних откровений Пало сомневался даже в самом наличии богов, не говоря уже обо всяких сомнительных подарках.
— Спасибо. И когда сварить успел?
— Запас был. Осторожней там.
— Будем. Стоп. — Пало посмотрел через плечо соратника и почувствовал желание протереть глаза.
Ерина Архиповна, с совершенно невозмутимым видом, стояла среди «спасателей» и повязывала на голову кусок ткани. Желтая маска уже висела на ее груди на тонких ниточках…
— Ерина Архиповна! Что вы делаете?!
— Так удобнее размещать маску, — хладнокровно ответила двухименная. — Нитки — хорошо, но мало, а наголовная повязка закрепит маску на лице и заодно волосы прикроет.
— Что вы делаете здесь?! Мы не берем женщин в такое опасное место!
— Не берете, — согласилась та. — Я сама иду. Вам человека не хватает — это раз. Я обеспечу кое-какие детали прикрытия — это два. И учтите, спорить все равно некогда…
— А…
— А Шаг я освоила. Очень удобное умение.
Понятно. Отговаривать бесполезно.
— А Яна?
Дама чуть улыбнулась — самыми кончиками губ.
— Яна с нами точно не пойдет. Она приглядывает за своим новым другом и собирается стать ему родной матерью. С ней все будет… правильно. Со мной тоже. Не беспокойтесь.
Воздух дрогнул, сместился, холодом обдавая лицо… выпустив две человеческие фигурки. Эвки Беригу и его приятель Ветерок.
— Уфффф, — Эвки с усилием помотал головой. — Что ж так уши закладывает, а?
— Что разузнали?
— Информация подтверждается. Долина, болото, один длинный… дом, не дом… скорее, сарай, но каменный. Три поменьше, очевидно для людей. Внутри так похрапывают, что чуть сам рядом не прилег! Вокруг ни ограды, ни забора, одни болота и что-то вроде речушки.
— Охрана?
— Пара. Гнездо на одной из крыш. Оружие — сетеметы. По крайней мере, то, что на виду. Внутри сарая — скорей всего еще один. Смотровая щель там есть… но ближе подбираться мы не стали.
— И правильно. Точку Шага присмотрели?
— Да, там есть очень удобный подход — не у самых строений, чуть дальше, зато под прикрытием деревьев.
— Ну что ж… Первая тройка — моя. Следом — по очереди с промежутком в пять малых минут. Приготовились!
Сцена первая
Планета Аркадия. Коттедж Катрин Эскотт. Гостиная. Вечер.
Катрин при полном параде, задрапированная в синий шелк с огромными желтыми цветами, заламывая руки, взирает на происходящее. Корделия, в маленьком черном платье, стоит посреди гостиной с тарелкой в одной руке и ложкой – в другой. Мартин лежит на диване, отвернувшись к стенке. Кеша, в гавайской рубашке и пляжных тапочках, с видом «А я здесь не при чем» сидит в углу.
Корделия: Мартин, ну пожалуйста, ну одну ложечку!
Мартин: Нет.
Корделия: Мартин, ложечку за Дэна! Ложечку за Теда! Ложечку за Станислава Федотовича!
Мартин: Нет.
Катрин (трагически, воздевая руки, с подвыванием): Что же это такое? Моя дочь сошла с ума. Ее поразило безумие. На нее сошла кара небесная.
Корделия: Мама, что еще за Антигона на выезде? Ты нервируешь Мартина. У него тонкая душевная организация. Ему нельзя волноваться. А ты его расстраиваешь. Он отказывается есть. А ты понимаешь, что это значит? Что для меня это значит?
Катрин издает стон.
Катрин: Чем же я его расстроила? Я всего лишь сказала, что ему придется остаться дома. Что там, куда мы идем, не место… В общем, туда не ходят с чудовищами!
Мартин еще решительнее утыкается в спинку дивана. Кеша тихо хихикает. Корделия угрожающе размахивает ложкой.
Корделия: Какое такое место? И почему Мартину туда нельзя?
Катрин: Потому что он везде все ломает. И людей и мебель.
Корделия: Например?
Катрин: А кто бедного кузена Филиппа чуть до инфаркта не довел? Как схватит его за шиворот да как включит свои глазища!
Корделия: Этот твой бедный кузен Филипп меня за задницу ущипнул.
Катрин (недоверчиво): Зачем бы это ему понадобилось? Ему 83 года!
Корделия: Действительно, зачем. Если из всего действующего и шевелящегося аппарата у него только руки.
Катрин: А что ты сделала с бедной кузиной Рейчел? Ты стащила с нее парик и едва не выцарапала глаза!
Корделия: Эта старая нимфоманка зажала Мартина в угол и пыталась его лапать!
Кеша (по внутренней связи): Ух ты! И как это было? Расскажешь?
Мартин (по внутренней связи): Заткнись!
Катрин открывает рот, закрывает и смотрит на Мартина, пытаясь представить, как это могло бы быть в ее исполнении – парня ростом 185, с рельефной мускулатурой зажать в угол.
Кеша (оживляясь): Эх, ну почему меня там не было! (Пафосно декламирует) «Я норовлю всегда прийти, когда разгар событий кончен. Я – как трусливая шпажонка».
Корделия: Увы, Тристан, ты в это время был в ОЗК, на санобработке. У тебя анализы на хламидиоз брали.
Кеша (обиженно): У меня не бывает хламидиоза. Моя иммунная система подавляет даже бледную спирохету.
Корделия: Что, была возможность попробовать? Хватит заговаривать мне зубы. Вы мне мешаете кормить Мартина! Мартин, ложечку за Вениамина Игнатьевича. И за Ланса.
Мартин (страдальчески): Нет.
Катрин: Он все равно пойдет только через мой труп!
Мартин (с надеждой, приподнимаясь): Приступить к выполнению?
Корделия: Через труп и ходить незачем.
Кеша (по внутренней связи): Сделайся как без чувств.
Мартин очень естественно откидывается на диванную подушку, закатывает глаза и тяжко вздыхает. Корделия кидается к нему.
Кеша (по внутренней связи): Какой артист умирает!
Корделия: Мартин! Мартин! Скажи что-нибудь!
Мартин смотрит на нее своими фиолетовыми, полными отчаяния глазами.
Мартин: Я… я создан, чтобы служить… чтобы защищать. Это моя базовая директива. Но если для твоего блага требуется, чтобы я пожертвовал собой, пожертвовал своим долгом, я… согласен. Иди, я буду страдать и ждать.
Кеша (по внутренней связи): Ну ты даешь, дексяра!
Мартин (по внутренней связи): А по сопатке?
Кеша (по внутренней связи): Да я восхищаюсь!
Корделия (нерешительно): Ты уверен? Если хочешь, я останусь.
Мартин: Нет, нет, не надо.
Берет из рук Корделии тарелку с ложкой и с видимым, героическим усилием съедает три ложки – за Теда, за Дэна и за Станислава Федотовича.
Кеша: Я буду ему родной матерью.
Корделия: Вот это-то меня и пугает.
Катрин: Ну что ты делаешь из мухи слона, Корди?
Корделия: Не зови меня Корди!
Катрин: Хорошо, Корди! Видишь, мальчики подружились. Они прекрасно обойдутся и без нас. Кешенька у меня такой умница.
Киборги дисциплинированно сидят рядышком на диване, скромно потупившись.
Корделия: Я не верю их хитрым рожам. Особенно вон тому, с физиономией Irien’a. Мне было бы спокойней, если бы эту хитрую рожу мы взяли с собой, а не оставили его тут, перепрошитого на Mary.
Катрин (решительно): Нет, Кешенька нам будет только мешать. Привлекать внимание.
Корделия смотрит на маму с подозрением.
Корделия: Привлекать внимание? Это как? Я Марфушеньку сватаю, сватаю, а все сморят на Кешу проклятого? Мама, тебе лучше сотрудничать со следствием. Признавайся.
Катрин (делая невинные глаза): Не в чем мне признаваться!
Корделия: А если я процент искренности запрошу?
Катрин отводит глаза. Киборги глаза опускают.
Кеша: У меня… в общем, я не умею.
Мартин: А я отключил. В целях экономии энергоресурсов.
Корделия: Вот чувствую, что есть подвох, а какой… понять не могу.
Катрин: Корди, дорогая, да нет никакого подвоха. Пойдем, нас уже заждались.
Корделия: Поганец, иди сюда.
Кеша с готовностью вскакивает и подбегает. Строит умильную мордочку.
Корделия (делая строгое лицо, но едва удерживаясь от смеха): Вы тут, два пакостника, что-то задумали, я знаю. Ты мне ресницами сквозняк не делай. Не поможет. За Мартина головой отвечаешь. Если втянешь его в какую-нибудь авантюру, я тебя сдам.
Кеша: В супермаркет?
Корделия: В ОЗК, на опыты.
Сцена вторая
Едва за Катрин и Корделией закрывается дверь, Мартин хватает тарелку и жадно доедает оставшуюся кашу.
Мартин: Ну и на фига весь этот цирк? Я уже однажды разыгрывал приступ анорексии. Ничего хорошего из этого не получилось. Огреб настольной лампой по голове. И прозвище… как его. (Мартин роется в архиве) Ах да, Васисуалий Лоханкин.
Кеша хихикает.
Кеша: А что? Очень даже к месту. …Волчица ты, тебя я презираю. К любовнику уходишь от меня. К Птибурдукову от меня уходишь. К ничтожному Птибурдукову нынче ты, мерзкая, уходишь от меня. Так вот к кому ты от меня уходишь! Ты похоти предаться хочешь с ним. Волчица старая и мерзкая притом…
Мартин слетает с дивана. Сгребает Кешу за шиворот.
Мартин: Ты что несешь, фаллоимитатор с глазами? Да я тебе…
Кеша: Тихо, тихо! Это не я. Это классика. «Золотой теленок». Это я Васисуалия цитирую! Пусти!
Мартин: Какой еще теленок?
Кеша: Да в сети посмотри, дексяра необразованный!
Взгляд Мартина на несколько секунд становится отрешенным, обращенным внутрь, как при самой эффективной медитации. На внутреннем экране с бешеной скоростью мелькают окна книжных порталов. Обложки, страницы, абзацы, строчки. Есть! Ильф и Петров «Золотой теленок», глава 13. «Васисуалий Лоханкин и его роль в русской революции».
Мартин отпускает Кешу.
Кеша (потирая загривок): Козел!
Мартин: Придурок!
Кеша: Идиот!
Мартин: Дурак!
Кеша: Сам дурак! Жестянка ржавая!
Мартин: От жестянки слышу!
Кеша: Ты че, совсем неграмотный? Книжек не читаешь?
Мартин: Мне Корделия вслух читает. «Тома Сойера» и «Остров сокровищ».
Кеша (презрительно): Тома Сойера… Детский сад, штаны на лямках. С кем я связался! Классику надо читать! Классику!
Мартин: Можно подумать, ты ее читаешь, фаллоимитатор с подсветкой.
Кеша: А мне незачем. У меня вся классика на жестком диске. Начиная с Луки Мудищева и заканчивая Кристианом Греем. Я же должен светскую беседу поддерживать. Нас же не только этим… махать учат. Кулаками, то есть. Мы еще и в смысле духовности продвинутые. В отличие от некоторых, детсадовцев.
Мартин: Я тебя сейчас так продвину!
Кеша: Вот-вот, чего от тебя еще ждать, дексяра недоделанный! Мистер Совершенство.
Мартин совершает бросок. Кеша уворачивается. Ныряет под стол. Мартин его оттуда выковыривает. Кеша волочится по полу, цепляясь за мебель. Падает несколько стульев. Пару минут киборги самозабвенно мутузят друг друга. Молча и очень старательно. Раздается сигнал комма Мартина. Киборги разбегаются по разным углам. Мартин показывает Кеше кулак. Потом отвечает на вызов. Слышен голос Корделии.
Корделия: Мартин, сокровище мое, с тобой все в порядке? Ты себя хорошо чувствуешь? Я волнуюсь!
Кеша (изучая прореху на футболке): Вот за что дуракам такое счастье?
Мартин: Со мной все хорошо. Мы в шахматы играем.
Кеша шумно вздыхает.
Корделия: Вот и молодцы. Я скоро вернусь. Пока.
Мартин выключает комм и выжидающе смотрит на Кешу.
Мартин: Ты мне про цирк не объяснил. Я зачем этого… Васисуалия изображал?
Кеша: Да чтоб она про тебя, придурка, думала. Вот, слышал? Волнуется. Значит, на лапшу адвокатскую не клюнет.
Мартин: Сам придурок.
Кеша: Так, ладно. Пошалили и хватит. Пора за дело.
Мартин (оживляясь): Пойдем адвоката брать?
Кеша: Сначала на разведку. Я знаю, где он остановился.
Сцена третья
Мартин и Кеша бесшумно крадутся по улице, умело маскируясь в тени деревьев. Вскоре они добираются до одиноко стоящей виллы. Все окна в доме темные. Тишина.
Кеша: Вот, он снял этот дом.
Мартин: А нам туда надо?
Кеша: Да. Я кое-что заметил. Хочу проверить.
Мартин: Там же сигнализация!
Кеша: Ясное дело сигнализация. А у сигнализации — секретный код.
Мартин: И?
Кеша (с небрежным превосходством): В этом отстойнике пенсионеров пароли лет двадцать не меняли. Я его взломал. Пошли.
Киборги легко преодолевают увитую плющом ограду. Подбираются к окну на нижнем этаже.
Мартин(по внутренней связи): Стой! Я что-то слышу. Вернее, чувствую.
Кеша (по внутренней связи): Что?
Мартин: Активность процессора. Слабая. Очень слабая.
Кеша: Ага. Я оказался прав.
Мартин: Ты знал, что у него киборг?
Кеша: Подозревал.
Мартин: DEX? Я отправил стандартный пакет. Не отвечает.
Кеша: И не ответит. Она в гибернации.
Мартин: Она? Модификация ХХ? Irien?
Кеша: Не похоже. Мне тоже не отвечает.
Мартин: Что делать будем?
Кеша: Посмотрим. Ты же любишь кулаками махать? Вот и маши.
Мартин: Ладно.
Хватает Кешу за шиворот и за пояс джинсов.
Кеша: Эй, ты че делаешь? Охренел?
Мартин забрасывает Кешу в окно. Прислушивается к последовавшему шлепку об пол.
Кеша (по внутренней связи): Я все хозяйке расскажу! И синяки в травмпункте запротоколирую! Она твоей по мозгам настучит!
Мартин (по внутренней связи): Куда уж больше!
Мартин подтягивается и перепрыгивает через подоконник. Кеша сидит на полу и потирает поясницу.
Мартин: Ну что? Где она?
Кеша указывает куда-то в угол. Там проступают очертания человекообразной фигуры. Фигура сидит в кресле. Киборги на цыпочках приближаются. Мартин активирует ночное зрение. Подходит ближе и… замирает.
Кеша: Эй, ты чего?
Мартин указывает на фигуру дрожащей рукой.
Мартин: Это же… это же Валентина Сергеевна!
Вопль ужаса по внутренней связи.
Действие пятое
Кеша: Кто такая Валентина Сергеевна?
Мартин: Это мама Полины.
Кеша: Она – монстр?
Мартин: Да.
Кеша: А что делает?
Мартин: Кормит и заставляет копать.
На террасе, выходящей на пляж, сидит Мартин. Вид — задумчивый и мрачный. Из коттеджа появляется Кеша. Руки в карманах, вид — довольный.
Из дома слышны голоса Катрин и Корделии.
Катрин:
— Ты решила, что ты наденешь?
Корделия:
— Ну как обычно. Джинсы и майку.
Катрин:
— Только не джинсы!
Корделия:
— Почему?
Катрин:
— Потому что ты должна быть похожа на женщину!
Корделия:
— А я не похожа?
Катрин:
— Нет!
Корделия:
— Вторичные половые признаки не просматриваются? Ну пусть угадывают.
Слышен сухой, ритмичный стук. Похоже, что Катрин бьется головой о стену.
Кеша останавливается перед Мартином. Внимательно его оглядывает.
Кеша:
— Так, понятно. У меня есть мысль, и я ее думаю. Отпусти бедную. Ей и так страшно. Одна в пустой башке.
Мартин не реагирует.
Кеша:
— Эй? Есть кто дома? Завис, что ли? Я у тебя точку Джи искать не буду, не надейся.
Мартин не реагирует.
Кеша:
— Кто-нибудь знает, где у этого DEX’а кнопка?
Щелкает перед носом Мартина пальцами. Мартин оживает и молниеносно производит захват «подозреваемого».
Кеша (лежа мордой в пол):
— Охренел, дексяра! Пусти!
Мартин, помедлив для лучшего воспитательного эффекта, ослабляет хватку. Кеша встает, потирая едва не вывихнутое плечо.
Кеша:
— Правильно говорят — сила есть, ума не надо. Вот сломаешь меня, кто чинить будет?
Мартин:
— Сдадим тебя в ОЗК.
Кеша (в ужасе):
— Только не в ОЗК! Ты знаешь, как они на меня смотрели? Сядут в кружок и смотрят! Будто я на их глазах в сухопутного октопоида мутирую!
Мартин:
— Ты и есть октопоид.
Кеша:
— Мне конечностей не хватает.
Мартин:
— Двух.
Кеша:
— Почему двух? (Пересчитывает наличествующие конечности) Ну с пятой я еще могу согласиться. А вот шестая…
Мартин:
— Язык.
Кеша (после некоторого размышления):
— А почему, собственно, и нет? Да, да! Я такой, универсальный. А ты чего злой? Лохматость повысилась?
Мартин:
— Я не злой. Я думаю.
Кеша:
— Маньяк. Поймал бедную мысль и мучает. Завязывай, DEX’ы не по этой части.
Мартин:
— Слушай, а вдруг это судьба? Вдруг он ей понравится? А мы вмешаемся и все испортим.
Кеша:
— Кто кому?
Мартин:
— Ну адвокат — Корделии.
Кеша:
— С чего это?
Мартин:
— А вдруг в том и состоит великий вселенский замысел? Вдруг они созданы друг для друга и сама вселенная приложила к тому свои длинные, невидимые руки, чтобы они встретились, чтобы две червоточины их судеб сплелись в одну черную дыру?
Кеша от изумления шлепается на песок.
Кеша:
— Мать нашу «DEX-company», приплыли. Роман Федора Михайловича Достоевского «Идиот». С иллюстрациями.
Мартин (все в том же порыве самоотречения):
— Мешать соединенью двух сердец я не намерен. Может ли измена любви безмерной положить конец? Любовь не знает убыли и тлена…
Кеша хватается за голову.
Кеша:
— Нет, не надо, пожалуйста. Согласен на 50 Оттенков, но только не на DEX’а, читающего Шекспира! Такого извращения я не вынесу.
Мартин:
— А что такого?
Кеша:
— Да потому что смешно! Кулер не справляется! Все, DEX, прекращай. Тут дела серьезные, а ты в самодеятельность подался.
Мартин:
— Я понимаю, что серьезные. Потому и сомневаюсь. Может, нам не стоит вмешиваться? Вдруг он ей… ну, понравится. Вдруг она… ему тоже. Вдруг они будут счастливы…
Кеша:
— Поэтому мы и должны вмешаться! Именно потому что «вдруг он ей понравится»!
Мартин:
— Почему?
Кеша:
— Да потому что двум дурам он уже… понравился!
Мартин:
— Как это?
Кеша:
— Он уже был два раза женат! Два раза развелся и двух своих жен обул!
Мартин:
— Что сделал? Обул? Они босиком ходили?
Кеша (снова хватаясь за голову):
— Ну за что мне все это? К фетишизму, фроттеризму, вуайеризму и прочим парафилическим расстройствам еще и это! Обул — это значит нае… ну то есть, обманул!
Мартин:
— Как обманул?
Кеша:
— Перед свадьбой составил брачный контракт так, что при разводе они остались без трусов!
Мартин:
— А зачем ему трусы? Это такой человеческий ритуал? Их при разводе отдают? Я все-таки никогда не пойму людей.
Кеша:
— Идиот, это идиоматическое выражение! Ограбил он их, ограбил!
Мартин:
— Он еще и пират? Он же козел!
Кеша:
— Козел… пират… Это одно и то же. Кажется, пора ставить второй кулер на процессор! Объясняю еще раз, для тех, кто в транспортировочном модуле. Этот адвокат влюбляет в себя богатых дур, то есть, женщин, женится на них, а потом оставляет без гроша. Он так составляет брачный контракт… Знаешь, что такое брачный контракт?
Мартин:
— Ну это где записано, когда, кто и с кем должен спать, по каким дням и сколько раз.
Кеша:
— Точно! Откуда знаешь?
Мартин:
— «Жанет» объяснила.
Кеша:
— Опять «Жанет»! Я на нее запал. Так и передай. Правильно объяснила. Но там еще и про деньги. Кто кому за это «спать» платит. Если кто-то спит не с тем, с кем надо, то остается в трусах. То есть без. Это квалифицируется как «адюльтер». То есть измена. Я не знаю, на что этот адвокат их подловил, но в суде они отдали ему все!
Мартин:
— Он и дом наш может забрать? Наш дом? На Геральдике?
Кеша:
— Да, да, ваш дом. Я сам слышал. Говорил, отберу дом и продам эту говорящую жестянку.
Мартин :
— Он называл меня жестянкой?!
Кеша:
— Да, да, и еще земляным червяком!
У Мартина глаза загораются красным. Он смотрит на Кешу. Кеша пятится.
Из дома по-прежнему слышны голоса Корделии и Катрин.
Корделия:
— Ну что опять не так? Это платье!
Катрин:
— Это не платье! Это… какие-то веревочки.
Корделия:
— Да что ты понимаешь! Это точная копия платья Шерон Стоун из сцены в полиции. У меня под ним ничего нет…
Катрин:
— А-а-а…
Мартин (выходя из боевого режима):
— Нет, Корделию он не обманет. Она умная.
Кеша (презрительно):
— Ой, только не надо мне втирать про умных женщин. Они умные до определенного момента. До появления на их горизонте штанов. Те две тоже были умные. Одна — писательница, а вторая — депутат законодательного собрания. Обул обеих. Тоже воображали, что все про мужиков знают и нет такого, кто их бы нае… обул. Нашелся!
Мартин:
— Корделия не писательница. И не депутат. Она — акула большого бизнеса. К ней сам Бозгурд подкатывал.
Кеша:
— И чего?
Мартин:
— Откатился.
Кеша:
— Ну ты сравнил. Бозгурд, хотя о покойниках плохо и не говорят, был грубиян и невежа. И вообще в женщинах не разбирался. У него не было шансов. Его бы и та писательница отшила. Он Стравинского не читал.
Мартин:
— Кого не читал?
Кеша:
— Неважно. В общем, адвокат знает, что нужно женщине.
Мартин:
— Как ты?
Кеша:
— Даже больше. Я больше по практике, а он еще и теорией владеет.
Мартин:
— Какой?
Кеша:
— Есть такая теория, что главная женская эрогенная зона вовсе не там, где ее все ищут.
Мартин:
— А… где?
Кеша:
— Так, спросишь у «Жанет». Я не нанимался всяким DEX’ам читать лекции по половому воспитанию.
Мартин:
— Тогда давай просто ей скажем. Так мол и так, там будет козел, который уже обул двух жен.
Кеша:
— Я уже говорил про роман Федора Михайловича? Так вот — там твой портрет. На обложке. Ты представляешь, что будет, если мы ее предупредим? Она же всех пошлет! И мою хозяйку в первую очередь. Невзирая на общие хромосомы. Устроит скандал и снимет с довольствия. Ты этого хочешь? Чтобы я голодал? Тогда мне одна дорога.
Мартин:
— В «Матушку Крольчиху»?
Кеша:
— В супермаркет! Грузчиком!
Мартин:
— Я не хочу, чтобы ты голодал. Но это же самое простое решение. Бритва Оккама. Мы ей скажем, а она пусть сама решает, встречаться ей с этим жвачным полорогим или нет.
Кеша:
— Ты что, не понимаешь? Она не сможет притворяться, что ничего не знает! Она не киборг! Женщины, они вообще слабы на пере… на язык! Все всем сразу станет ясно. И в первую очередь — моей хозяйке! Она же думает, что я…
Мартин:
— Скромный, невинный, застенчивый?
Кеша:
— Ну да, я такой и есть. Просто иногда подслушиваю и подглядываю. А что тут такого? Должен же я знать, что эти люди замышляют. Вот я и подслушал. А потом в инфранет залез и все про этого козла… адвоката выяснил. Хочешь сказать, что я неправильно поступил?
Мартин:
— Правильно. Я бы и сам так сделал. Только я бы Корделию предупредил.
Кеша:
— Не надо ее предупреждать! Последствия будут непредсказуемыми.
Мартин:
— А что делать-то?
Кеша:
— Надо сделать так, чтобы он сам от нее отказался.
Мартин:
— Побреем налысо и намажем зеленкой?
Кеша:
— Не поможет. За такие деньги он и на кактус залезет.
Мартин:
— А что поможет?
Кеша:
— Запущенная киборгофилия.
«Ложь, подобно маслу, скользит по поверхности истины».
Генрик Сенкевич
Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.
Год 1203 от заключения Договора.
Провинция Ангон, город Ангистерн.
6 день.
Фабиус вздрогнул, очнувшись от дрёмы, встал, посмотрел в окно, и глаза его закололо от усталости.
– Идут, – выдавил он.
И тут же услышал, как гулко бухают по деревянному тротуару сапоги стражников. Лица их стали вдруг вполне различимы в утренней серости, и даже запах чечевичной похлёбки, что они ели на завтрак, коснулся его ноздрей.
Стражников было четверо. Усиленный патруль.
Фабиус подумал: а поднят ли по тревоге городской гарнизон? Его мысленный взор прошёлся по соседним улицам, отыскал казармы, потом кашевара на Железной площади у сборного пункта, куда уже тянулись нехотя или бодро уволенные и временно отпущенные.
Город не мог кормить большую стражу, лишь в трудные времена собирали всех, приписанных к гарнизону. Это лишало его части боеспособности, но экономило налоги.
Едва Фабиус вспомнил о налогах, как взор его заметался по чьим-то кладовым и погребам, показывая места, где рачительные хозяева закапывали в горшках дигли и глеи, чтобы скрыть достаток и меньше платить в городскую казну.
Маг едва не заблудился в подвалах, дёрнулся, чтобы увидеть небо, и его тут же выкинуло из-под земли, но страшно высоко, выше птиц, в холод и ветер….
Фабиус попробовал спуститься чуть ниже, но заблудился в облаках.
Он повис, не в силах понять, где верх, а где низ, и как подчинить себе внезапно расширившиеся чувства. Дар всевидения и всеслышания, подсунутый ему демоном, застал магистра врасплох.
Маг мысленно закрыл глаза, зажал уши, пытаясь вернуться в самого себя. Только пустота. Тёплая. Спасительная. Только он сам, запертый в ней от мира…
Наконец ему удалось добиться созерцания полной пустоты и овладеть своими чувствами.
Инкуб не мешал. Но и Фабиус не спешил возвращаться в дом префекта, туда, где его тело смотрело сейчас в окно пустыми глазами.
Маг ощутил, что пришло время создать некий противовес демону в своём собственном естестве.
Чтобы играть первую скрипку – нужно владеть инструментом. Чтобы владеть собой, нужно всегда помнить, кто ты. Найти стержень собственной воли, нечто такое, чего нет, и не может быть у демона. Образ. Воспоминание. Какую-то зацепку за свой особенный мир.
Фабиус вспомнил мать. Как гладила она его, шестилетнего, по голове и пела…Что же она пела тогда? Так невыносимо давно?
И вдруг в ушах у него зазвучало явственно, из самых глубин памяти:
Отцвела к морозу вишня. Полетели
Лепестки её, как перья белой цапли.
И заснили все весенние надежды,
Лишь к утру они под солнышком откапли…
Так пела мама шестнадцать десятков лет назад. Уже и слова изменили с тех пор свой строй, кажутся неуместными и больными, и многие буквы рисуют теперь иначе, чем в книгах, по которым он учился. Да и нет больше тех детских книг. Рассыпались от ветхости.
Он – человек, у которого не осталось ничего из далёкого прошлого. Он сам – это прошлое. Эхо ушедшего времени. И голос мамы связывает его через время с самим собой.
А ведь он и не понимал раньше, что в ветхости своего внутреннего мира давно оторвался от тех, кто живёт рядом. После смерти жены, сын постепенно стал единственной ниточкой между ним и людьми. Прочие не радовали его так, чтобы держать на натянутой струне бытия.
Он сердился на мальчишку, думал, что ребёнок отрывает его от важных дел. Но это он сам в помутнении рассудка пытался оборвать самого себя, отдалившись от единственного дорогого ему человека.
Как можно быть слепее слепца? Ещё вчера магистр творил свой маленький мир, ему казалось, что он пьёт жизнь полной чашей, щедро расплескивая на траву под ногами. Ещё вчера он думал, что понял суть смыслов, знает плату за равновесие и может держаться на плаву вечно.
Но твердь Серединных земель только кажется устойчивой, на деле – даже вода спокойнее в шторм. Одной капли настоящего хватило, чтобы переполнить моря, одного прутика – чтобы сломать перегруженную спину вола.
Сын умер.
Но и магистру уже нечего больше терять. Нет в нём ничего, кроме текущей жизни, а значит, и демон ничего не сможет отнять у него свыше имеемого. Фабиусу не нужно бояться смерти души – странно то, что она вообще уцелела до этих пор во тьме заблуждений.
Нет, не демон страшен магистру – лишь он сам создатель своей погибели! Да будет так, и… будь что будет!
Фабиус встрепенулся, возвращаясь в себя.
Расширенным зрением, оставленным ему демоном, он увидел, как стражников, идущих к префекту, догоняет посыльный на рыжей горбоносой кобыле. Как маракуют и спорят вояки перед дырой в высоченном заборе префекта. Как ругаются со слугами, не желающими пускать их в дом к господам.
Фабиус прошёл через обеденную залу и открыл двери на лестницу, что прошлой ночью была завалена телами бунтовщиков.
Отмытые мраморные ступени сбегали к порогу тусклой серой лентой. Там мажордом махал руками перед лицами стражников. Надувал торжественные красные щёки, такие неубедительные в апофеозе суточной щетины.
Фабиус, не желая возвышать голос, направился вниз, вспоминая, кто стоял на каждой из каменных ступеней. Вот тут был худой и измождённый служитель несуществующего бога, вот здесь – бандит…
Стражник, спешивший к префекту с известием, заметил мага и замолчал. Потом замолчали и остальные.
– Что случилось? – спросил магистр Фабиус негромко, но так, что шумные посланцы сбились в испуганную кучу.
Вперёд вытолкали гонца:
– Доброго вам… кхе… утречка, мейгир, – начал он, подкашливая от волнения. – У Утренних ворот пришлые толкутся, значит. Гутарят, что, мол, из Дабэна они… кхе… того. Префекту велели сказать, мол, пущать али не?
Стражник поклонился весьма изящно, но акцент у него был здешний, провинциальный.
Фабиус потёр лоб.
– Много их? – спросил он ещё тише, понимая, что флёр демонического сознания витает над ним и пугает людей.
– Значит… Много, мобуть, – пробормотал стражник. – Были б три семьи, так решили б как-нибудь без префекта.
«И то верно», – подумал Фабиус.
А вслух сказал:
– Вели пускать. И пусть пришедшие из Дабэна встанут лагерем на Кровавой площади у церкви. Тех же, кто откажется, пусть доставят сюда.
Так магистр надеялся не пропустить в город вместе с беженцами новых крещёных. Своих хватало. Тут и церковь не грех было представить пугалом.
– И пошли людей починить ворота!
Он не удержался, поднял голос. И понял, что больше ничего и не требуется, как не зададут уже и вопросов. И даже к стражникам сейчас перейдёт от него часть силы, что позволит им распоряжаться от его имени.
Маг тяжело вздохнул и ощутил, как усталость горбит плечи и спину.
Ему не нравилась та свобода, с которой демон давал ему свою власть над людьми. Фабиус не успевал и уловить, как и когда тот входил внутрь него и покидал своё пристанище.
Магистр снова вспомнил песню, что плескалась в памяти на самой глубине, и словно бы ощутил спиной опору.
– Поторопитесь же! – бросил он стражникам и поднялся в залу.
Демон ждал.
– Продолжим? – спросил он.
Мол, я помог решить текущие людские проблемы, давай займёмся расследованием?
Маг хмыкнул. Пожалуй, он тоже был весьма заинтересован в распутывании этого хитрого клубка с фурией и личинами мэтра Грэ. Чёртом стал префект или бесом – его нужно было поймать. Но как?
– Я бы начал с неё, – Фабиус задумчиво кивнул на кошку. – Она была кем-то вызвана. Хорошо бы узнать, кем?
Демон, казалось, растерялся. Алекто в облике кошки мирно дремала под столом.
– Но как мы её спросим? – удивился он.
Фабиус пожал плечами:
– Ну, например, так, как это делает инквизиция. Подвесим над костром и будем задавать вопросы. Думаю, даже если тебе будет не по силам проникнуть в её мысли, она сумеет подавать знаки, вроде «да» или «нет». Пусть жмурится или прижимает уши?
Кошка, услышав, что её собираются подвернуть поджариванию на костре, вздыбила шерсть и сердито зашипела.
Демону, наверное, ничего не стоило поймать её за шкирку, как обычного зверя, но он медлил. А Фабиус понятия не имел, какие зубы у фурии в кошачьем облике – звериные или таки родные, адские?
Он обвёл глазами стол и заметил серебряное блюдо. Серебро – неплохая подмога в поимке магической твари, особенно, если нужно всего лишь оглушить…
Фурия попятилась и прижалась к ногам инкуба. Шипение её стало жалобным.
Демон растерянно посмотрел сначала на кошку, потом на Фабиуса.
– Но она же всё-таки э-э… живая сущая… – пробормотал он. – У её жизни есть некоторая собственная ценность! Я не Сатана, чтобы судить её!
– Так мы и не будем, – Фабиус потянулся за блюдом.
– Нет уж, уволь! – поморщился инкуб и подался вперёд, словно бы защищая фурию. – Я не кошкомучитель! – У нас есть бандит и кошка. Почему ты выбираешь кошку?
– Потому что она сидит ближе!
– Но в ней нет никакой угрозы!
Фабиус поднял бровь. Демон почему-то никак не хотел искать того, кто ВЫЗВАЛ Алекто. Маг решил запомнить эту деталь, но пока не настаивать.
– Хорошо, – кивнул он. – Пусть тогда кошка поможет нам найти Барбра! Я видел его в трактире возле бойни. Не факт, что он сейчас там. Где он, Алекто? У тебя должна быть с ним какая-то связь, коль уж ты знаешь его?
– В твоих же интересах найти мерзавца побыстрее! – подтвердил демон, глядя на кошку. – Конечно, я могу с помощью магического зрения обыскивать в городе дом за домом. Но метод это долгий, а ты можешь успеть так свыкнуться с кошачьей личиной, что уже никто не сумеет превратить тебя обратно!
Потрясённая кошка совсем по-человечьи захлопала глазами и жалобно замяукала.
– Ты понимаешь что-нибудь? – нахмурился Фабиус.
– Вижу образы, что видела она и желает показать мне. С «Барбром» они встречались в трактире, – перевёл демон. – Но бес не глуп, и в трактире мы его уже не найдём.
– А тот, кто вызвал Алекто, может его найти?
– Вряд ли! – отрезал демон.
Фабиус нахмурился ещё больше, но промолчал. Подозрения его упрочились.
Демон не хотел говорить о маге, вызвавшем Алекто. Или это не маг, а ещё один, загулявшийся по земле демон? Да сколько их тут вообще?!
Он в раздражении уставился на тяжёлые шторины, отодвинутые, но всё ещё закрывающие большую часть оконного проёма. Пора сорвать их! Уже рассвет лезет в окна, как пьяный ловелас к своей красотке!
Маг шагнул, протянул руку, и тут же ближняя к нему штора вздулась, лопнула пополам, и в ней открылось странного вида зеркало без рамы – гладкое и текучее, словно вода. Похожее, пожалуй, и на огромный глаз без зрачка.
Фабиус отшатнулся и схватился за амулет: он никогда не видел такого «чуда»!
Инкуб же в мановение ока оказался в углу у окна, за второй шторой, в недосягаемости от круглого блестящего «ока», которое сначала пошло рябью, потом прояснилось и в нём возникла седая оскаленная морда.
Это был злокозненный демон Пакрополюс, которому всё-таки удалось починить магическое зеркало.
Фабиус, не убирая здоровой ладони с магистерского амулета, шагнул к артефакту, всё ещё слегка волнующемуся всей поверхностью.
– Кто ты?! – спросил он громко. – Что тебе здесь надо?!
Магистр ощутил опьяняющий страх: грудь его вздымалась, кровь бежала всё быстрей. Он снова стал щитом на пути страшных событий, рвущихся в людской мир.
Только теперь Фабиус осознал в полной мере, что за дивное чувство дала ему прошлая страшная ночь. Он упивался тогда собственным ужасом. Он поднялся над ним и ощутил себя больше Вселенной. Он слишком давно вёл размеренную жизнь и позабыл, как кровь закипает в жилах и ударяет в мозг, разом расширяя сознание от жизни до смерти.
– Склонись передо мной, человек! – тонко пискнуло зеркало.
Лицо демона покривилось, он исчез на пару мгновений, и зеркало выдало вдруг грозный, но совершенно нечленораздельный рёв.
Демон снова скрылся, видимо, регулируя звук, потому что рёв перешёл в высокое срывающееся звяканье. Пришлось сущему смириться с писком. Он надулся, пытаясь говорить ниже, но выходило смешно:
– Ты должен склониться передо мной!
– Кто ты? – нахмурился Фабиус. – И почему я, действительный магистр, Фабиус Ренгский, должен склоняться пред тобой?
– Я податель адского Гласа! – пискнул демон.
Фабиус слегка поклонился, но смотрел надменно.
Инкуб едва не пополам согнулся в своём углу от беззвучного смеха.
– Это у вас называется – склониться? – удивился Пакрополюс.
– Вроде того, – кивнул маг. – Чего тебе надо, бес?
– Я не бес! – оскорбился демон жалобно. И взвыл, сопя от натуги говорить толще. – Я демон Пакрополюс и обращаюсь к тебе именем самого Сатаны! Он желает видеть здесь Совет людских Магистров! Маги должны ответить за нарушение Закона, что свершилось на Серединной Земле! Волею людей похищена Дева Алекто!
Кошка совсем не обрадовалась тому, что её ищут. Она прижала уши и в объятья Пакрополюсу почему-то не бросилась.
Фабиус смотрел, не мигая. Так вот он какой, Глас… А казалось, это будет что-то величественное и грозное. Что мир содрогнётся, и небеса начнут осыпаться на землю. А тут – зеркало, похожее на текущую воду и старый писклявый демон.
Ну что ж…
Маг снял с шеи амулет и положил на него ладонь, намереваясь обратиться к Совету Магистериума. Ему было немного жаль, ведь такой сложный и экстренный контакт уничтожит камень…
– Зачем тебе Совет людских магов, Пакрополюс? – инкуб выступил из своего укрытия, отшвырнув слегка задымившуюся штору.
Фабиус чихнул и вместо того, чтобы начать заклинание, высморкался в манжет.
Нет, он совершенно не понимал действий инкуба! Что он творит, в самом деле?!
За сто шестьдесят лет маг как-то отвык быть глупым маленьким мальчиком, и решил погодить с вызовом Совета. От спешки и так уже родилась одна чумная кошка, не хватало ещё четырёх!
Маг сжал амулет в кулаке здоровой руки и крепко сомкнул губы, так и не произнеся необходимых слов заклинания, хотя они и вертелись у него на языке.
Инкуб явно не хотел показываться этому «гласу», и вдруг… Чего же он добивается? Не желает видеть в Ангистерне Совет магистров?
– А-а, проклятый Борн, – пробормотал седой демон, заметив инкуба. – Ну ты и вырядился! Чистое чучело! А мы – так просто с ног сбились, разыскивая тебя!
– Бегать приходится тем, у кого не наросло в башке, – ухмыльнулся инкуб.
– Так это ты похитил Алекто? – удивился Пакрополюс.– Ну и где же ты её прячешь?
– Я? Ты что, болен? – оскорбился инкуб. – Когда пропала Алекто, я сидел в подземелье милостью самого правителя Первого круга Ада. Холодно. И даже слегка сыро – представляешь мои мучения?
Пакрополюс внимательно вгляделся в инкуба и хмыкнул примирительно:
– Ладно, ладно, я пошутил. Но ты и меня пойми – положение в Аду таково, что я готов сейчас подозревать любого. Правитель мёртв, повара не желают топить кухонные котлы, стража разбегается… Ты – демон, ты должен помочь отыскать Алекто и наказать преступника!
– Должен… – выдохнул инкуб.
Губы его скривились, задёргались, удерживая рвущиеся слова, но он молчал.
Фабиус отметил, как тёмная радужка глаз демона начала увеличиваться, поглощая алую блёстку зрачка. Инкуб явно что-то испытывал. Судя по тому, что глаза его затухали, наверное, совсем не восторг по поводу неожиданной встречи? Тем более, поначалу он хотел уклониться от неё, спрятаться за шторой…
– Но объясни мне, почему я должен помогать тем, кто был недружественен ко мне все эти годы? – выдавил наконец инкуб.
– А я-то тут причём? Тебя проклял Сатана, ему и плати добром, – хмыкнул Пакрополюс. – Я не могу пообещать, что тебе позволено будет вернуться хотя бы в Первый адский круг. Но могу походатайствовать за тебя. Скажи мне, раз уж ты здесь – открыл ли ты уже, кто похититель Алекто?
Инкуб молчал. Зрачки его наливались алым, дыхание участилось, у корней волос на лбу выступили капли кровавого выпота.
Фабиус начал понимать, что его странный знакомец действительно знает, но никак не желает выдавать похитителя. Но что мешает ему соврать?
Пакрополюс уставился в горящие глаза инкуба и словно бы давил на него в невидимой дуэли взглядов и воль. Глаза старого демона покраснели, дыхание стало вырываться с шипением. Инкуб же почти задыхался – земной воздух был слишком холоден для него.
– А где гарантии?! – громко спросил Фабиус. – Где гарантии, что ты не обманешь, бес?!
Пакрополюс вздрогнул, уловив знакомое оскорбление, инкуб отшатнулся и отвёл глаза. Дуэль, если она и была, распалась.
– Какие гарантии? Куда ты лезешь, смертный?! Где твои маги? – пискляво взревел демон.
– Меня интересуют гарантии того, что ты похлопочешь перед Сатаной, если инкуб поможет тебе, – усмехнулся Фабиус. – Обманешь своего, тогда и мне не о чем с тобой торговаться. А ведь дело о поиске похитителя свалили на твои плечи, не так ли?
Пакрополюс явно растерялся, словно бы не понимая, о чём спрашивает его маг. Он затряс головой, потёр в недоумении лоб. И, не желая отвечать, рявкнул, и зеркало грозно запищало:
– Наш спор – не твоего ума дело! Где твои маги, смертный?! Я велел тебе собрать магов!
– Седлают коней, где же ещё? – пожал плечами Фабиус. – Ты знаешь, каковы расстояния между провинциями? Первые маги – из самой ближней провинции, Ассы, прибудут в Ангистерн послезавтра, да и то если сегодня же, не дожидаясь обеда, отправятся в путь. А дорога из столицы займёт неделю при самых благоприятных обстоятельствах.
– Как так? – растерялся Пакрополюс, не ожидавший подобного промедления.
В мире демонов вызванные появлялись тут же.
– А как ты хотел? – рассмеялся маг, но глаза его при этом блестели грозно и жёстко. – Люди не умеют летать. Высшие маги могут ненадолго оборачиваться птицами, но после пары часов полёта им нужен хороший отдых. И вот представь, как ворон садится в ночном лесу, и старенький маг оказывается там без горячей еды и даже без одеял? Сумеет ли он полететь на следующее утро?
Фабиус смеялся одними губами.
Демон в зеркале хлопал лишёнными ресниц веками. Не менее удивлённым выглядел и инкуб. Глаза его обрели, впрочем, привычный Фабиусу цвет, но вот лицо было полно недоумения и, кажется, даже… благоговейного страха.
Магистр картинно развёл руками, мол, что имеем.
– Мы, люди, слабы и хрупки. И безмерно уязвимы. Дай мне неделю, и тогда перед тобою предстанет более-менее полный магический Совет. Власть наша устроена сложно. У нас имеется для тебя многочисленный совет магов, в который вхожу и я, совет магистров, приближенных к правителю, и Совет Магистериума. Я полагаю, нужно собрать здесь всех. А ведь надо ещё привести в порядок залы Ратуши, разместить их, накормить. Это будет непросто.
– Целую неделю? – переспросил Пакрополюс.
– Меньше нельзя. Да и то, верно, маги прибудут не все. Но большая их часть уже имеет право говорить от лица прочих, и это не будет препятствием для решений.
Пакрополюс был явно растерян, но решил сохранить хотя бы хорошую мину.
– Хорошо, – торжественно мяукнул он. – Но помни! Ровно через неделю на этом же месте! И пусть устрашатся маги, ибо здесь произойдёт суд над людьми-отступниками, если они не предоставят виновного!
Пакрополюс исчез вместе с зеркалом, а потрясённый инкуб рухнул в кресло, налил вина и выпил залпом.
– Я чего-то не понимаю в твоей игре, – пользуясь его замешательством, Фабиус решил изобразить умеренную откровенность. – Я вижу, что ты не хочешь, дабы этот… гм… Пакрополюс узнал, где скрываются Алекто и её похититель?
Кошка завозилась под стулом, подбирая под себя лапы. Потом она прикрыла глаза и сделала вид, что происходящее её вообще не касается. Может, ей стало стыдно? Ведь никакой девой она уже не была, а примут ли теперь в Аду кошку?
Инкуб налил себе ещё кубок, до самого верха, так, что вино выпукло поднялось над серебряным ободом. Выпил, не пролив ни капли.
Фабиус ждал.
– Ты соврал ему! – выдохнул инкуб, отбросил пустой кубок и схватился за голову. – Ты совершенно ему соврал! Сказал то, чего не было вообще!
Выражение лица демона было странным. Непонятно было, чем он горит – радостью или отчаянием?
– Ты не вызывал магического совета! – продолжал он всё с тем же восторгом, смешанным с болью. – Заклинание не было произнесено, я видел! Но ты соврал! Соврал Пакрополюсу так ясно и уверенно, что у него даже не возникло сомнений!
– Ну… – растерялся Фабиус, уж слишком бурно реагировал инкуб на обыкновенную гм… военную хитрость. – У нас же есть ещё целая неделя? Я не то, что бы соврал… Я… э-э…
– Ты соврал! Ты сказал, что маги садятся на лошадей!
– Это была метафора!
– Что?
– Метафора. Как в стихах.
– Что такое эти стихи?
Фабиус прошёлся вдоль стола, уселся напротив. Не хватало им ещё начать говорить о поэзии.
Он вздохнул, оценил свою изорванную долу, потом – красоту слегка помятых манжет на рубашке покойного Ахарора и выдавил:
– Я не понимаю тебя, инкуб. Что тебя удивляет? Что я прибегнул ко лжи в разговоре с демоном? Но что в этом… гм… странного? Мы, люди, полагаем, что ложь в разговоре с более сильным противником – необходимое зло. К тому же она есть суть демонического существования, и обмануть демона – благо для человека. Ну, да, я соврал твоему… гм… Гласу, но какое особенное значение это имеет?
– Ты сделал это так, что в тебе не мелькнуло и тени лжи, – потряс головой инкуб. – Он читал тебя, как книгу, и не усомнился ни в чём! Ты – мастер, гений! Если все люди таковы… Сатана – отец лжи, но я понимаю, где он всего этого нахватался!
– Подожди, подожди же… – пробормотал Фабиус. – То есть демоны… И ты… Ты не умеешь… врать? Ты не мог соврать ему, что будешь помогать, но не знаешь, где Алекто? – теперь уже маг выглядел потрясённым.
– Я пытался, – инкуб сцепил пальцы, вспоминая свои воистину демонические усилия. – Но Пакрополюс читал это во мне. Он видел меня до самого дна, также как и я видел его.
– Невероятно, – пробормотал Фабиус. – Этот демон из зеркала мог бы сломать и искалечить меня, войти внутрь, завладеть сознанием… Но не смог распознать мой обман?
Инкуб кивнул.
– А тебя, такого же демона, он поработить не может, но и вы не в силах обмануть друг друга? – уточнил для верности Фабиус.
– Тут дело в противостоянии сил и воль, – кивнул инкуб. – А Пакрополюс… Он, конечно, опытен, но не так уж силён. Со мной ему не сладить, по крайней мере, в одиночку. Но и обмануть я его не могу.
Фабиус испытующе посмотрел на инкуба.
– Ты понимаешь, что даёшь мне в руки оружие, демон? Что лучше бы мне не знать всего этого?
Инкуб кивнул.
– Я понимаю. Но мы можем выиграть лишь сообща. Против нас будет и Совет ваших магов, и весь Ад.
– Но почему? Что случилось?
– Ты же слышал – в Аду беспорядки. Алекто считают похищенной. Скоро и вы услышите Глас. И лучше бы тебе к этому моменту поймать беса, что сидел в префекте. Я сейчас заинтересован в том, чтобы беспорядков ни в Аду, ни на земле – не было. Наши цели временно совпали, маг.
– Даже если совпали цели Ада и людей – ты-то тут причём? – пожал плечами Фабиус. – Я слышал, ты был проклят и посажен вашим Правителем в тюрьму? Думаю, дела Ада сейчас уже не так важны для тебя?
Инкуб чуть склонил голову в бок, и магистру захотелось сунуть ему с ладони горбушку, как Фенриру.
– Люди ужасающе высокомерны, – подытожил демон.
– Наверное, – не стал спорить Фабиус. – И всё-таки – зачем я тебе?
Демон вздохнул и посмотрел на Алекто, свернувшуюся в уютный клубок у него в ногах. И тут же она потянулась, выбралась из-под стола. А потом замяукала перед дверью, просясь на улицу, словно обычная кошка.
– Ах ты, кошачья немочь! – разозлился Фабиус. – Сбежать решила? А ну, марш под стол! Иначе посажу тебя в сапог и выдам бесам!
Фара разглядывала полицейский рапорт на своём ноутбуке. Добраться до него было нелегко, но получив его, она никак не могла понять, проясняет он ситуацию или только ещё больше запутывает. И способностей Дирка к разгадыванию загадок у неё не было. Впрочем, у неё не было даже способностей Тодда. Её навыки, сами по себе довольно полезные, не распространялись на сложные загадки, в которых было совсем мало смысла, или вовсе не было, если последовательно расписать их на маркерной доске.
Ну или, в случае данного дела, на картонных листах, которые она прикрепила к стене.
На первом листе были их списки, и список с заголовком «Одинаково» почти ничего не содержал. Взяв ручку, в списке под заголовком «Отличается» Фара написала: «Причина аварии: вождение в нетрезвом виде. Обвинение предъявлено Люксу Дюжуру».
Что это означало? Она как-то смогла уложить в своей голове машины времени, электрических акул и перемещение Лидии в тело собаки, но тут? Пожалуй, это было слишком, даже для Дирка.
На новом листе картона, который она прикрепила к стене вчерашним утром, была нарисована хронологическая последовательность событий первоначального дела. Туда был нанесён каждый шаг Дирка. Никакой связи между тем делом и фактами в списке «Отличается» Фара найти не могла. С её точки зрения, список содержал набор случайных, никак не связанных событий. Лишь присутствие Дирка наводило на мысли об обратном.
— Твой следующий шаг, — сказал Дирк, вырывая Фару из размышлений. Он вышел из туалета с такой тщательно уложенной причёской, что можно было подумать, будто у него нашлись время и деньги для посещения салона. Его щёки были даже чересчур гладкими для человека, который вынужден бриться в техническом поддоне. И на нём были лишь трусы и майка.
Фара подождала, но через минуту стало ясно, что Дирк не собирается заканчивать начатую мысль. С ним такое бывало: начинал говорить о чём-то и прекращал на полпути, а Фаре оставалось лишь догадываться об остальном.
— Хочу тебе показать, что я нашла, — сообщила она. Какой бы мудростью ни собирался поделиться Дирк, она явно могла подождать.
— Да? — заинтересованно сказал Дирк. Он подошёл к стоящей спиной к картонным листам Фаре. Прочитал написанное из-за её плеча, и его глаза изумлённо расширились.
— Люкс Дюжур? — переспросил он несколько недоверчиво.
— Начинаю думать, что это не совпадение, — ответила Фара. Выражение лица Дирка стало крайне озадаченным, и Фара решила, что у него нет ответа.
— У меня получилось добыть копию полицейского рапорта, — сообщила она. — В машину Аманды и её родителей врезалась другая машина, за рулём которой был пьяный водитель. Их машина перевернулась, родители Аманды погибли на месте, а Аманду зажало на заднем сиденье. Бензобак взорвался. Тот водитель, который в них врезался, был Люкс Дюжур. Он проехал на красный свет, и у него в крови был обнаружен алкоголь. Его обвинили в непредумышленном убийстве, приговорили к тюремному заключению сроком от трёх до пяти лет.
Рассказывая всё это, она отвернулась к своему ноутбуку, а Дирк так и стоял перед картонным листом в одном нижнем белье.
— Я нашла о Люксе Дюжуре всё, что смогла. Я… никогда не следила за его творчеством, но не похоже, чтобы он когда-либо пропадал.
— Ну разумеется! — сказал Дирк так, будто теперь ему всё стало ясно. Он повернулся к ней. Прошло ещё несколько секунд, прежде чем он смог подобрать слова. Фара ожидала.
— Мы уже выяснили, что Патрика Спринга тут не было, а значит, или Захария Уэбб не создал машину времени, или не смог отправить её назад. В этом случае «люди машины» не смогли переносить души в другие тела, и не завладели телом Люкса Дюжура. А значит, Гордон Риммер, которым был Люкс Дюжур, и который был одним из первых «людей машины», никогда не попадал в тело Гордона Риммера, то есть тело Люкса Дюжура не было захоронено под тем домом, следовательно, пришлось ему постареть и влиться в кажущийся нескончаемым легион поистрепавшихся рок-звёзд, которые рано или поздно кончают алкогольной или наркотической зависимостью.
К своему удивлению, Фара смогла в точности проследить за ходом мысли Дирка.
— И тогда… Патрик… Или всё это началось с Захарии Уэбба? — спросила Фара. Дирк снова скорчил рожу.
— Пока не знаю. Но наверняка Захария Уэбб должен был послать свою машину времени назад, чтобы мы с Тоддом встретились. Очевидно, что он должен был отправить её назад и для того, чтобы родители Тодда остались в живых. Но почему? И это всё равно не объясняет половину остальных изменений, которые мы записали.
Фара вслед за Дирком посмотрела на картонные листы, где запись «Алексей Леонов, первый человек на Луне» стояла в списке «Отличается», прямо под записью «нет никаких сведений о парарибулите».
— Так или иначе, — сказал Дирк, — нам всё равно нужно начать с самого начала.
— Наверное, тебе уже пора объяснить более конкретно, — сказала Фара, всё так же не понимая, что он имеет в виду. Дирк взмахнул руками.
— Мы с Тоддом ходили в аквариум. Ты проводила полевые изыскания. Нужно повторить те же поиски, иначе мы не сможем выяснить, что мы пропустили.
Говоря это, он подошёл к своим, теперь уже чистым, рубашкам, которые висели на спинке стула.
— О… ладно, — Фара так и не смогла понять, как это может пригодиться. При расследовании первоначального дела ей ничего не удалось, она постоянно заходила в тупик. Поиск изображений дельфина ни к чему не привёл. Она достала записи уличных камер наблюдений в их районе, надеясь обнаружить на них человека, доставившего те карточки. Бесполезно. Она даже попыталась выяснить, где их напечатали. И тоже бесполезно.
— Дирк, — начала она, когда тот принялся застёгивать рубашку. — Я не имею в виду, что сомневаюсь в твоей… методике. Но просто… Я не уверена… В общем, я сомневаюсь, что это правильный подход.
Ничто из этого не казалось хотя бы немного эффективным.
— Этот аквариум наверняка что-то значит, — сказал Дирк. Фара изо всех сил старалась не закатить глаза в ответ. В мире Дирка многие вещи что-то да значили.
— Допустим, но… В тот раз, когда вы туда ходили, ты что-то обнаружил?
Застегнув последнюю пуговицу, Дирк перешёл к выбору галстука. Он остановился на тёмно-синем в маленьких жёлтых ананасиках. Фара медитировала, воспитывая в себе терпение, очень важное при взаимодействии с Дирком.
— Вообще-то нет, в первый раз ничего не нашёл.
— Тогда почему? — всплеснула руками Фара. Иногда так трудно подбирать слова. Она не хотела задеть чувства Дирка, но и не хотела торчать здесь дольше необходимого.
А прошло уже четыре с половиной недели.
— Я должен воссоздать те же шаги. Если я не смогу это сделать в точности, как делал раньше, я упущу изменения. Есть что-то, чего я не замечаю. Что-то значительное, важное.
К этому моменту Фара знала Дирка уже почти год — достаточно долго, чтобы доверять его интуиции, но в этот раз она впервые видела, что он сам не уверен. И это несколько сбивало с толку.
— То есть по плану ты должен опять пойти в аквариум и ничего там не обнаружить?
Глаза Дирка загорелись. На лице появилась широкая улыбка.
— Именно! — ответил он.
Фара даже не поняла, что её, собственно, так удивляло.
— А мне… нужно пойти с тобой?
— Нет, — сказал Дирк довольно категорично, встретившись с ней взглядом. — Я должен пойти с Тоддом.
Брови Фары поднялись на свою максимальную высоту. Дирк поспешил с объяснениями.
— В первый раз Тодд был там со мной. Значит, он должен пойти со мной и сейчас.
У неё были… возражения. Много различных возражений, и хотя была уверена, что Дирк проигнорирует всё, что она скажет, она считала неправильным промолчать.
— Я не уверена, что стоит вовлекать Тодда в это дело.
Вместо того, чтобы встревожиться, Дирк просиял. Пожалуй, он даже выглядел немного самодовольным.
— Насчёт этого не волнуйся, — успокоил он. — Я не собираюсь рассказывать ему про дело.
Казалось бы, после того, как она присматривала за подростком, она должна была знать, как обращаться с эксцентричным Дирком, раз уж теперь она присматривает за ним. Однако это было совсем другое дело. Мотивы Лидии всегда были ясными, и их легко было вычислить. У Дирка же, похоже, вообще нет мотивов, а его действия настолько же случайны и хаотичны, как и сама вселенная.
— Так значит… Когда я тебе сказала, что тебе стоит воздержаться от отношений с Тоддом, ты воспринял это как разрешение начать… встречаться с ним?
А вот теперь, наконец-то, Дирк выглядел удивлённым. Он несколько раз открыл и закрыл рот, пока не нашёл подходящие слова.
— Но я же не это… Я не про…
Фара заставила себя сделать несколько глубоких, успокаивающих вдохов.
— Послушай, Дирк. Я тебе доверяю. Правда. Но я не видела Аманду почти пять недель, потому что та даже не знает, кто я, так что извини меня, но я в недоумении. И мне трудно понять, как твоё времяпрепровождение с Тоддом поможет нам вернуться домой.
Все случаи, когда по вине Фары Дирк терял дар речи, она могла пересчитать по пальцам. Сейчас был один из них. Он был просто в шоке. Фара почувствовала себя так, будто только что пнула чьего-то щеночка.
— Извини меня, — сказала она, потому что уже сожалела о сказанном. — Ты не заслужил этого. Я просто… устала, вымоталась и совершенно запуталась, потому что я здесь уже несколько недель, и мне не хватает Аманды, и моих пистолетов, и… нормального душа. Но ничего. Всё нормально.
— Нет, не проси извинений, — ответил Дирк. — Ты вправе расстраиваться. И мне жаль, что всё это так затянулось, но я обещаю, я разберусь. Мы вернём Аманду и Тодда и вернёмся домой.
Он сказал это с такой убеждённостью, что хотелось забыть о его предчувствиях, похоже, не срабатывающих в этой временной линии. Она поверила ему.
— Хорошо, — сказала она, потому что теперь у них хотя бы был план. — Ты идёшь в аквариум. Я посмотрю, как можно разузнать, что мы пропустили в первый раз.
Она подозревала, что ничего они не пропустили, но Дирку слышать об этом было не обязательно. Улыбнувшись ему, как она надеялась, уверенно, Фара снова повернулась к картонным листам. В любом случае она справится с тем, что уже делала прежде. Может, это ни к чему и не приведёт, но по крайней мере что-то добавится в их лист «Одинаково», который критически нуждался в дополнениях.
~*~
Время от времени в магазин приходили посетители, которые действительно знали толк в музыке. Тодд больше всего любил таких клиентов. Они обращались с пластинками очень осторожно, даже с благоговением. Они глубоко вдыхали, входя в магазин. Они настолько же бережно относились к обложкам пластинок, как и к самому винилу. Тодд очень уважал такой подход. В эти моменты он начинал думать, что ему самое место в этом музыкальном магазине.
Но потом появлялись другие. Эти люди заходили в магазин лишь потому, что коллекционирование пластинок было в моде. Пластинки они выбирали по обложке: впишется ли она на их страницу в инстаграмме. Их волновала не столько музыка, сколько цела ли целлофановая обёртка. Этих людей Тодд ненавидел.
К сожалению, соотношение было примерно один к десяти. Так что Тодд куда чаще думал, что эта работа в конце концов доведёт его до самоубийства.
С Дирком Джентли его ужасное настроение никак не было связано.
И с отсутствием Дирка — тоже.
Просто… ну кто обедает с человеком, а потом просто исчезает? Были недели, когда Дирк ни дня не пропускал. Как по часам приходил. А теперь прошло уже два дня, а Дирка всё не было. Наверное, у этого гада были занятия поинтереснее. Поинтереснее, чем Тодд, ведь тот обед наверняка был кошмарно неловкий, только Тодд мог не понять этого, а Дирк вовсе не собирался возвращаться, с чего бы ему?
Не надо было ему слушать Аманду. Точно не надо было позволять ей убедить Тодда в том, что у него есть какой-то шанс. Надо было просто соврать ей и сказать, что он пригласил Дирка, а тот отказал, и дело с концом. Боже, какой же он идиот.
На другом конце магазина звякнула дверь. Если это очередной хипстер, Тодд был бы готов его удавить.
Он увидел знакомую куртку Дирка и тут же позабыл, о чём думал. Тодд буквально чуть не грохнулся, вскакивая со стула. К тому времени, как он выпрямился, Дирк уже прислонился к стойке и выглядел одновременно и озабоченным, и заинтересованным. Тодд постарался робко улыбнуться.
— Привет, — выдавил он.
— Тодд. Здравствуй, — улыбнулся Дирк. Сегодня он снова был в рубашке с галстуком, а его жёлтая куртка выглядела немного заношенной. Как ни странно, это прибавило Тодду уверенности: может, Дирк не настолько безукоризненный, как ему сначала показалось.
— Ты не приходил вчера, — сказал Тодд, и тут же пожалел об этом. Он поспешил уточнить. — Я имею в виду, у нас было новое поступление. Возможно, тебе бы там что-то понравилось. Кажется, ещё осталось несколько пластинок. Если хочешь, я их достану.
Ну вот, а сам обещал Аманде ничего Дирку не продавать… Если полу было суждено разверзнуться и поглотить его, то сейчас был идеальный момент для этого.
— Вообще-то, я здесь не за этим, — сказал Дирк, и Тодд был слишком ошеломлён, чтобы заметить нервозность в его улыбке. К тому времени, как его дыхание несколько восстановилось, Дирк продолжал с ожиданием смотреть на него.
Разум Тодда мучительно искал способ интерпретировать слова Дирка так, чтобы не принимать желаемое за действительное. Может, Тодд остался должен Дирку. Может, Дирк пришёл, чтобы попросить вернуть ему часть чаевых, которые он оставил официантке. Может, что-то было не так с одной из купленных Дирком пластинок. Может, он потерял свой кошелёк и надеялся, что он хранится у Тодда в забытых вещах.
— Ну… ладно, — сказал Тодд, делая вид, что ничего такого не происходит. Дирк откашлялся. Неловко потоптался на месте. У Тодда просто дыхание захватило.
— Я тут подумал, — начал Дирк, и сердце Тодда бешено заколотилось в груди. — Я ещё ни разу не был в Сиэттлском Аквариуме, но слышал, что там… интересно. Может быть, ты бы составил мне компанию?
Тодду потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чём спрашивает Дирк, а потом ещё несколько — чтобы понять, что это значит. Потому что было уж очень похоже, что Дирк приглашает его на свидание, а это было совершенно невозможно.
Только вот Дирк продолжал неотрывно смотреть на него, и выглядел далеко не столь уверенно, как до этого. Тодд моргнул.
Наверное, стоило дать какой-то ответ. Принять приглашение Дирка, потому что, чёрт, Дирк зовёт его на свидание. Аманда была права, или Тодд спал и видел сон, и это вполне возможно, потому что такое не могло случиться с ним в реальной жизни. Но ведь взяло и случилось, и нужно было ответить Дирку, потому что Дирк смущался всё сильнее, будто он не подозревал о том, что нравится Тодду, и может, даже боялся, что Тодд может отказать, и…
Тодд всё ещё не мог вымолвить ни слова.
— Разумеется, если ты занят, то ничего страшного. Я не настаиваю. Просто у них там есть классные лососи, и эти… медузы. Правда, вот дельфинов нет. Я слышал, что в Америке перестали держать дельфинов в аквариумах, и мне кажется, это правильно. В конце концов, дельфины это млекопитающие с развитым интеллектом, они живут сложными социальными группами и могут перемещаться на несколько миль за день. А в аквариуме таких условий для них не создать.
Он усмехнулся, говоря о дельфинах, и Тодда накрыло ощущением дежа вю. Разум Тодда наконец совладал с его речью.
— Да. Хорошо. С удовольствием, — ответил он, чувствуя себя невероятно жалким. Дирк улыбнулся шире, опровергая мнение Тодда о нём самом.
— Вот и отлично, — удовлетворённо сказал он. Сердце Тодда вытворяло странные штуки в груди. И голова слегка кружилась.
— Эээ… — попытался продолжить Тодд, всё ещё испытывая трудности с подбором слов. — Я освобожусь в шесть, — наконец удалось сказать ему. Дирк сощурился, взглянул в сторону двери и снова на Тодда, будто собирался отправиться в аквариум немедленно, будто ему не приходило в голову, что Тодду нужно было оставаться на работе до конца рабочего дня.
Если бы не Аманда, Тодд бы взял и ушёл.
— О, точно. Да, — наконец сказал Дирк. — Тогда, может, в семь? Мы можем встретиться прямо там или ещё где-то, или у тебя дома. Ну то есть, у тебя же есть дом. Конечно, я не знаю, где ты живёшь.
Он снова коротко засмеялся, в этот раз точно нервно. Тодд ни за что бы это не признал, но во всей этой ситуации было что-то замечательное. И ещё это было очень естественно, будто бы беззаботная болтовня Дирка была именно тем, что нужно, будто всегда, когда Тодду хотелось заполнить чем-то тишину, Дирку просто нужно было начать говорить. Тодд улыбнулся.
— В семь это отлично, и мы можем встретиться уже там. Мой дом в другой стороне, не по дороге.
Вообще-то это была неправда, но Тодд был не настолько уверен в себе, чтобы пригласить Дирка в гости. Точно не сейчас, хотя может, он немного торопит события — в самом деле, что с ним вообще такое? Одновременно он осознал некоторые пробелы в его плане по переезду Аманды к нему. Им определенно нужно жильё побольше. С двумя спальнями. Разделёнными длинным коридором, пожалуй.
— Значит, в семь, — сказал Дирк, продолжая стоять посреди магазина. Стоял и смотрел в глаза Тодда с непередаваемым выражением лица. Тодд хотел было спросить, но к тому времени, как к нему вернулся дар речи, Дирк крутанулся на каблуках и направился к двери. Там он задержался, чтобы обернуться и махнуть на прощание. Тодд ответил тем же. Трепетание в груди переместилось в живот. Он дождался, пока Дирк пропадёт из поля зрения, прежде чем позволил себе слегка улыбнуться. Аманда наверняка повеселится от души, но Тодда это ничуть не беспокоило. У него будет свидание!
~*~
Спальня родителей была пуста. Все их вещи, исключая мебель, были убраны. Аманда была не при чём. Это сделали, пока она лежала в больнице. Вернулась она уже в пустой дом, к жалким останкам прошлой жизни.
Только их с Тоддом комнаты остались как прежде. Аманда помнила первую ночь после возвращения. Её руки ещё были в повязках. Она стояла в своей комнате и смотрела на плакаты, украшавшие стены. Девчачьи плакаты, с музыкальными группами и актерами, в розовой цветовой гамме. Она кричала, срывая их, орала, пока не охрипла и пока Тодд не появился в дверях с синяками под глазами.
Год он оставался вместе с ней. Она говорила, что он может уехать и с ней всё будет в порядке. Она действительно так считала.
Большую часть времени дверь в комнату её родителей была закрыта. Сегодня она её открыла. Сегодня она стояла в дверном проёме и смотрела на непокрытую кровать с балдахинами, занимавшую центр комнаты. Мысль о том, что больше она всего этого не увидит, перестала вызывать в ней ужас.
Когда же она последний раз выходила из дома? Не получалось вспомнить. Несколько месяцев назад, наверное. А может, даже год. Ей тогда пришлось самой идти в аптеку, Тодд работал, а Аманде срочно были нужны таблетки. И хотя её руки были закрыты длинными рукавами, на неё всё равно все пялились.
А Тодд хотел, чтобы она переехала в город. Чтобы она приехала и осталась с ним. Ходила мимо перекрёстка, где это случилось. Чтобы к ней приставали на улицах и спрашивали, что произошло с её руками. Чтобы как-нибудь на людях с ней случился приступ боли, когда перехватывает дыхание, и она падает на колени, и весь её мир превращается в воспоминания о пляшущем вокруг огне.
— Это просто на одну ночь, — сказала она себе. Она сможет это сделать. Она уже бывала дома у Тодда, и всё было хорошо. И теперь всё будет хорошо. К тому же, она не могла припомнить, когда Тодду последний раз кто-то нравился, так что ей было крайне любопытно самой увидеть этого Дирка Джентли
Вынув из кармана телефон, Аманда набрала Тодду. Он взял трубку после третьего гудка.
~*~
За десять лет до этого.
Предполагалось, что комната, в которой они его оставили, звуконепроницаемая. На стенах были звукопоглощающие блоки, пол и потолок были обиты плотным ковровым покрытием. Однако отсутствие белого шума лишь усиливало приток крови к его голове. В ушах отдавалось сердцебиение, и его неуклонный ритм был хуже звука метронома, который принесли в его комнату.
— Эмершан, — прозвучал голос доктора Колридж из динамика. Эмершан упорно смотрел на кучку синих плиток на столе перед ним. Его пальцы вцепились в края стола, он был не испуган, а рассержен. Он больше не был перепуганным ребёнком.
Он не ответил.
— Эмершан, — снова сказала доктор Колридж. — Мы это уже проходили. Я знаю, что ты можешь изменить эти плитки. Я не прошу ни о чём, чего бы ты ещё не делал.
Конечно, она не просила ни о чём таком. Дело было не в этом. Он понимал это даже в свои семнадцать. Ей нужны были стабильные результаты. Эксперимент бесполезен, если его нельзя повторить. Эмершану следовало это понимать. Он был её проектом последние шесть лет.
— Если это очень сложно, мы можем сделать перерыв, — продолжила доктор Колридж, даже не пытаясь скрыть недовольство. Эмершан слышал и то, чего она не говорила. Он знал, что его ждёт, если он не справится.
— Вам стоит быть осторожнее, — сказал он, отлично понимая, что они все его слушают. Каждый из них, камеры на его стенде передавали изображение и звук в наблюдательный кабинет. — Могу вместо плиток добраться и до вас.
Как далеко ему понадобится зайти? Вселенная хаотична, но этот хаос синхронен. События повторяются, бесконечные отражения чередуются с бесконечными связями. Было так легко задевать эти струны, но чем дальше он заходил, тем более перепутанными они становились. Зайди он достаточно далеко — и тонкая настройка нарушится. Несложно поменять эту плитку. Крошечное действие. А сделать так, чтобы Колридж перестала существовать…
Эмершан сосредоточился на плитке. Синий цвет поменялся на красный. «Когда-нибудь, — подумал он. — Когда-нибудь».
Нет, мы так не договаривались. Помню только собственный визг, жгучее желание выцарапать глаза, стремительный бросок моего, в общем-то, рыхлого тела и встречную оплеуху. Ещё припоминаю красивый узор полированного тика, по которому я скользила носом верных три метра, и обогнавшую меня перед финишем туфлю. Изящную алую лодочку, презревшую все догмы яхтенного этикета.
Соленая морская горечь стягивает мои губы, жжёт язык и дёсны, раскалённым тупым ножом терзает гортань… Так не бывает… Мы так не договаривались… Пить!…
Что-то мягкое, холодное, живительное и восхитительно пресное капает на моё лицо. Я продираю спекшиеся от морской соли глаза и судорожно впиваюсь зубами в мокрую тряпицу.
Сашка. Лицо тревожное. Одной рукой поддерживает меня за голову, другой выжимает белый обрывок рубашки. Я жадно ловлю падающие капли…
Остров нам достался небольшой, но таинственный. В том смысле, что притаился он бог знает где. Уже четвёртые сутки, как удалось добыть огонь, а горизонт всё также девственно чист. Никто и не думает приходить на помощь, несмотря на три густых вонючих столба дыма от тлеющих водорослей. Методу Сайреса Смита из «Таинственного острова» было по барабану на весь наш энтузиазм и находчивость, проявленные во время добычи огня. При помощи моих акриловых ногтей мы вытащили стёкла из наших наручных часов. Скреплённые глиной и наполненные водой, стекляшки должны были превратиться в лупу. Несмотря на принесённые в жертву Богу огня сверхмодные ногти, вода утекала из конструкции раньше, чем нам удавалось что-нибудь поджечь. Вероятно, следовало принести жертвы богам земли, воды и ветра, чтобы теория Сайреса заработала как следует, но увы — как островитяне мы были на редкость «жертвонесостоятельными». Всё, что удалось спасти от пиратов, было на нас, и мы не собирались отдавать на заклание последнее иначе чем в практических целях.
Красный, каким следовало быть вовсе не ему, а испекшемуся на углях крабу, остервенело чиркающий кремнями над сухим пучком травы, Сашка был зол, как чёрт. Мой благоверный всегда злится, когда хочет есть. И тем невиннее был мой взгляд, которым я его наградила, вручая туфлю. Каблуком вперёд, конечно, чтобы дошло… Дошло. Под пробковым колпачком, который меня заставили надеть, чтобы не царапать дерево палубы, скрывался чудесный твёрдый сплав шпильки. А что вы хотите — на заказ туфли делала, знала куда ввязываюсь. Жаль — только левая лодочка уцелела. Со спрятанной в каблуке гибкой пилой из набора для выживания. В правой, потерянной, помещался ножик с двадцатью предметами. Но хотя выход в моих «супертуфлях» на песчаный подиум острова под восхищенные аплодисменты мужа и не состоялся, я была всецело вознаграждена его радостным воплем при виде мощного снопа искр. Против такого фейерверка у импровизированного трута не было ни единого шанса.
Вслед за туфлей ушел на алтарь школы выживания и мой шикарный бикини. Его тесёмки Сашка сразу же пустил на тетиву лука, а из чашечек было устроено что-то вроде сачка, которым я с увлечением ловила мелкую креветку. Прыгая за ней по мелководью и прислушиваясь к визгу пилы — муж отправился строить жильё, — я в сотый раз пыталась осознать реальность происходящего с нами.
Что дело неладно, я почувствовала, когда Сашку свалили ударом приклада в живот. Ему только в прошлом году прооперировали язву, что было внесено мною в анкету при заключении контракта с «Ситуацией». С чего туда бить? Любой адвокат порвёт, как тузик грелку! Муж был великолепен, когда бросился на троих вооруженных чернокожих громил. С одной только шваброй. Натуральный центнер его разогнавшейся массы смёл молодчиков за борт, как хороший бульдозер. Храбро. Безумно даже, если учесть, что он считал это настоящим абордажем. А вот четвёртый успел шарахнуть раньше, чем Сашка добрался до него. Муж осел сразу. Без выдоха. На то, чтобы прийти в себя и озвереть, мне потребовалась пара секунд. Заорала, вскочила, кинулась, — и нарвалась на удар, выбивший меня из туфли и сознания.
Мы сменили отпускную ориентацию на водоплавающую, когда сухопутное пятизвездье достало нас до печёнок своим однообразием. Я вам так скажу — эффекта ноль. Если раньше мы любовались проплывающими мимо яхтами, то теперь лениво провожали взглядами уходящие в бесконечность берега. Радости от покупки новых посудин затухали в геометрической прогрессии. Шкипера и стюарды оставались на той же пятизвёздной высоте в море, что и управляющие с обслугой на VIP-побережье. Бесконечная роскошь могла закончиться только глупостями. Моими или мужа. Последние месяцы чуть ли не заполночь возвращался. Посиделки у них в клубе, видите ли. Ага. Знаю я эти посиделки и чем они рано или поздно заканчиваются… Я с тоской вспоминала наше ранее время, когда мы с Сашкой плечом к плечу вырубали свою дорогу в джунглях современной жизни. Вот это было времечко! Никогда позже счастливее не были. Одолели свою вершину. И соседнюю. И ещё парочку. И ещё… Выше уже куда? Очнуться хотелось. Понимаете?
Недавно купленная Сашкой двадцатифутовая лодка идеально подходила для задуманного. Облачённые в пиратский прикид агенты «Ситуации» должны были взять нас на абордаж и высадить на необитаемом острове «как есть». В том смысле, что без синяков и внутренних кровотечений. С комплектом предметов первой необходимости, аптечкой и спутниковой связью. Но это так, на всякий случай, если самостоятельно выжить не сумеем. Сундук с припасами должен был находиться рядом с островом, в рубке старого затонувшего баркаса, ориентиры местонахождения которого я заучила, как «Отче наш». И, конечно, не было на острове ни ориентиров, ни баркаса, ни тем паче сундука. Вернуться за нами должны были через пять дней; предполагалось, что за это время мы сумеем добыть огонь и запалить интернациональный сигнал о помощи — три дымовых столба. И, конечно, не вернулись. В том, что по роковой случайности нас захватили настоящие пираты, сомневаться уже не приходилось.
Говорить Сашке ничего не буду. Во-первых — убьёт. Во-вторых, назовёт дурой. И будет прав. Вот он сидит. Мрачнее тучи. В глазах черте что. Всю неделю демонстрировал мне чудеса изобретательности. Отыскал источник с пресной водой, добыл огонь, соорудил шалаш, сделал обсидиановый нож, нашёл множество съедобных растений и кореньев, бил стрелой рыбу, ставил силки на марасов. Причем делал это так, будто имел в этом неплохую практику. Я со своей стороны хранила огонь, чистила и свежевала добычу, пекла и жарила. Удивительного в моих навыках ничего не было — воспользовавшись клубными посиделками мужа, я тайком ходила на курсы экстремальной кулинарии. Понимала, что при скудной флоре-фауне достучаться до сердца любимого через желудок будет ой как непросто. Но ничего. Достучалась. Любовь под пальмами крутилась под печёного лобстера «на раз». А сколько было нежности под вкрадчивый шелест ночной волны! А огненной страсти под жаркими лучами утреннего солнца! На горячих камнях! В райской прохладе шалаша!
А вот сегодня Сашка сдал. Сидит такой, печальный весь. К вечеру прямо пятнами пошел.
«Не могу я, мать, этого выносить, — говорит. — Никто за нами не придет. Реально нас с тобой грабанули!».
Я, слегка опешив, поддакиваю, мол, конечно по-настоящему, а как же ещё?
«А так, — поясняет, — что должны были прийти за нами ещё вчера! И контейнера с рацией нигде нет, второй день по острову шарю».
Так, думаю, приплыли. Настучали! Прознал!
А он, сердечный, не унимается.
«Фирму «Игра» помнишь? Ну та, что психологическими розыгрышами занимается? Пиар-компанию год назад проводили. Вижу — ещё немного царской нашей жизни, и ты, родная, от скуки сбесишься, а там и до глупости не далеко. Вот и решил я с их помощью комедию с пиратами разыграть да на острове с тобой в неглиже высадиться. Адреналин… Жизнь на лоне… И вообще…», — заканчивает он, видя выражение моего лица.
«Чего вообще? — ору матом. — Лона ему захотелось! Я тебе сейчас такое лоно устрою, маму вспомнишь!» А про себя думаю: такие совпадения и раз в сто лет — редкость. Нет, ну надо же нам с Сашкой так… Точно говорят — Муж да жена — одна сатана.
Понятно теперь, откуда у него талант «нарисовался». Посиделки в клубе. Как же…
И что у нас по плану дальше? «С милым рай и в шалаше»? Нет? Или да? А СПА? Обслуживание в номерах? Фуа-гра? Цивилизованный фитнес, а не прыжки с выцветшими чашечками сачка за хитрой креветкой? Увижу ли? Поплакала, уткнувшись в широкое плечо мужа, и… и пошла краба в глине запекать…
Вот честно — взгрустнулось, когда через три дня за нами прилетел-таки гидросамолет. Со спасателями, Антоном, из нанятой мною «Ситуации», его девушкой, которую я мельком видела в офисе, но сразу всё поняла, и тремя африканцами, закованными в наручники. У Антона с подружкой был виновато-измождённый вид. У наших знакомых пиратов — измождённо-затравленный.
Забрались мы в самолет, помахали на прощанье приютившему нас острову и расселись в свободных креслах. «Что будет? Что будет?» — спрашивала я себя, предвкушая объяснения Антона. «Я это, — промямлил тот, — лодку вашу потерял…» От ужаса надвигающейся бури я едва не теряю сознание.
«Понимаете, чёрт меня дернул наёмную команду в дело пустить…», — продолжал вколачивать гвозди в крышку моего гроба проклятый Антон. Говорил он, естественно, обернувшись ко мне, не замечая, как у моего благоверного начинают ходить желваки. Вот тут мне захотелось жить так сильно, что единым духом призналась мужу во всём. Ну, почти во всём…
Его хохот потряс салон, войдя в резонанс с авиадвигателями, набирающими взлетную мощь.
Антон с испугом смотрел на нас и, дождавшись окончания приступа, продолжил убитым голосом.
«Наёмники вышли на вашу лодку по нашему радиомаяку, захватили её, высадили на ваш остров, как договорились, всех кто был на борту… Пригнали её в порт. А потом… Шикарная лодка-то, заскучает без дела, думаю. Взял Гальку, говорю, мол, пока клиент терапию проходит — махнём на пару дней… И махнули… О том, что наёмники высадили вместо вас на остров трёх разоружённых африканцев, я узнал на второй день по радио. Из конторы интересовались: почему трое, ведь контракт на двоих? Только подумал, что дело нечисто — бац, догоняет меня какой-то катер. Примерно с крейсер величиной и пушек не меньше. Приказывает лечь в дрейф, пришвартовывается и команду спускает. Нас с Галькой носом в палубу, мешки на голову… Всё, думаю, конец истории. Ан нет. Вечером вблизи какого-то острова отпустили. Лодку вашу забрали. Неделю на острове с Галькой просидели, костёр жгли, хорошо зажигалка была… А когда самолет, на дым наш прилетел, я с борта в контору отзвонил и координаты «вашего» острова спасателям дал. Там мы этих горе пиратов взяли, а они признались, где вас высадили. Тоже по дыму вышли…»
«Так ты рацию в контейнере не нашел?» — перебил его Сашка.
Иногда я позволяю мужу соображать быстрее себя.
«Какую рацию???» — шепчет Антон побелевшими губами…
Взрыв нашего с Сашкой смеха почти отрывает от самолета крылья, и он резко садится на воду. Совсем рядом с катером, подозрительно смахивающим на ракетный крейсер. У подветренного борта стального гиганта фривольно плещется наша лодка.
На пирсе нас встречает целая делегация. Полиция забирает пиратов и наши данные для показаний. Блики фотовспышек, заглядывающие прямо в рты микрофоны. Сашка решительно протискивается сквозь строй репортеров к какому-то здоровяку в тёмных очках. Мёртвой хваткой профессионального ловца крабов хватает того за грудки и, почти приподняв эту глыбу, медленно цедит в лицо: «Ильюха, совсем страх потерял? Ты видел, кого на абордаж брал? Видел? Или тебе всё равно кого?»
«Так, Александр Семенович, мы напрямую таких вещей не делаем. Только через наёмников. А те — по радиомаяку работают. Кстати, а почему на лодке у вас их два? Мы же всего один устанавливали?»
«Да хрен с этими маяками! — разжимает клещи отходчивый Сашка. — А то, что два дня назад должен был, пусть не нас, но хоть этих охламонов с острова забрать — память отшибло?»
«Тут дело такое, Александр Семенович, — Утёс с трудом восстановил дыхание. — Психологическая разгрузка, по мнению наших консультантов, должна иметь элемент неожиданности и для лица, заключившего контракт… поэтому забрать вас с острова должны были только сегодня… Постойте, а о каких охламонах вы говорите? » — «Об этих», — Сашка красноречиво ткнул пальцем в сторону Антона и Гальки, с быстротой молнии прибирающих любовный беспорядок на борту нашей лодки. Судя по устрашающему количеству разбросанных вещей, ребятки веселились не по-детски. «Об этих охламонах, — повторил Сашка, — что свои труселя и лифчики из нашего камбуза выносят! Которых твои остолопы вместо нас на остров ссадили!»
«Когда?» — поперхнулся от неожиданности шкаф — «Вас же только что спасатели доставили?» Мой муж выудил из кармана буфетообразного пиджака Ильи булькнувшую фляжку, не спеша отвинтил колпачок и картинно, не сводя глаз с собеседника, приложился к горлышку долгим, проникновенным глотком.
Сдобренное парами дешевого Курвазье жизнеописание было лаконичным, красочным и нецензурным. По мере разъяснения ситуации на светло-дувовый оттенок лица Ильи ложилась пепельно-серая патина просветления. Когда до него дошло, что хитросплетение нитей судьбы свело нас, пиратов, обе компании по тиражированию психологических розыгрышей с их радиомаяками, нашей лодкой, наёмниками и тремя отдельно взятыми островами Тихого океана, монументальный Илья отобрал у Сашки свой коньяк и приговорил последнего чудовищным залпом.
В этот момент меня трогают за локоть.
«Анна Сергеевна, не ваше? — Антон глуповато улыбается, — В кокпите валялся»
С диким удовольствием срываю с поданной мне туфли и зашвыриваю на обратную сторону Луны пробковый колпачок.
Как есть — в бикини, тесемки которого пошли на тетиву лука, висящего за спиной, в обрамлении пышных пальмовых ветвей, в ослепительно алых туфлях, я хватаю мужа под руку и увлекаю прочь от этой жадной и глупой прорвы людей. Мы идем по набережной под дробь шпилек, высекающих из древнего камня целые фонтаны искр.
Утро началось великолепно. Потому что я проснулась раньше господина. Небо только-только начало светлеть. Странно вообще-то, окон нет, а в комнате светлеет. Потом у госпожи Линды спрошу. А сейчас надо показать, какая я полезная и незаменимая.
Быстро осмотрела подстилку, которую для меня хозяин принес. Толстая, мягкая, просторная и совсем легкая. Не новая, видны потертости. Рабов у моих хозяев нет, значит, сами иногда спят на полу. И правильно! Как у нас рабыни шутят, падать с кровати на пол — привилегия господ!
Вообще, у людей вся мебель высокая. Как у северных народов. Сама я такую раньше не видела, только на картинках. Седалища — выше постели господ. Называются стулья. А столы — еще выше. На ладонь ниже, чем в половину моего роста.
Сдвинула подстилку в самый угол, свернула одеяло и коврик,
задумалась на секунду, куда их убрать — и засунула под подстилку. Она темно-синяя, выглядит красиво и совсем не портит вид комнаты.
Теперь — завтрак. Поспешила в трапезную. Чуть не налетела на
господина Мухтара, он уже выходил. Что-то сказал мне, но я на его языке всего несколько слов вчера выучила, этих не знаю. Склонилась перед ним, ушки назад, глазки в пол, все как учили. Не рабыня, а сама скромность!
— Рабыня не понимает господина.
Вот беда, а он меня не понимает. Вчера госпожа Линда переводила.
Я показала на свой рот, погладила по животу. Он взял меня за локоть, отвел через трапезную на кухню, дал в руки поднос и подвел к леднику, куда мы вчера мою еду убрали. Я выбрала несколько пакетиков, а господин достал три белых блюда, на мой поднос поставил. Рядом положил нож, вилку и маленький
черпак, которым люди едят. И поднос, и блюда не такие, как у нас. Но понять, что это такое, можно.
Я показала на рот, погладила себя по животу, показала на дверь,
изобразила пальцами, будто иду по столу, и сказала:
— Господин Влад.
Мухтар очень внимательно посмотрел, как я жестикулирую, повторил, как я пальцами по столу иду, указал на поднос и спросил:
— Влад?
Я закивала. Тогда он подошел к шкафчику, из которого люди еду вчера доставали, подозвал меня жестом, взял за руку и начал моим пальцем в пупырышки тыкать. Зажегся экран, а на экране появились слова на языке людей. Мухтар показал на экран и сказал: «Меню». Ткнул моим пальцем прямо в слово на экране. Под ним столбиком выстроилось несколько слов. Он ткнул в верхнее, сказал: «завтрак». Слово оранжевым засветилось. Ткнул в верхнюю
строку справа, под ней тоже столбик из слов появился. Опять ткнул в верхнее слово, сказал: «Влад». На экране старые слова погасли, на их месте новые строки засветились. Господин ткнул в самую верхнюю и самую нижнюю. Шкафчик тихонько загудел, тренькнул, дверца открылась, и я увидела два бокала с чем-то, похожим на молоко, и два ломтя хлеба на маленьком блюде. Осторожно понюхала бокал — на самом деле молоко. Хлеб я вчера
пробовала, он мне не очень понравился. В смысле, есть можно, но если очень проголодаешься.
Господин Мухтар переставил бокалы и блюдо с хлебом на мой поднос и отчетливо сказал: «Завтрак Влада».
Я горячо поблагодарила господина Мухтара, на секунду задумалась, как красиво сервировать такой скромный завтрак, взяла еще три подноса и поспешила в комнату. Хозяин спал. Я расставила подносы, раскрыла пакетики с мясом… Быть мне сегодня битой! Мясо холодное и твердое как камень!
Что же делать? Ни печи, ни плиты в этом доме я не видела. Костер на улице сложить — долго. Да и кто меня на улицу выпустит? Госпожу Линду разбудить?
Она вчера устала, наверно, полночи работала. Что же делать?
Распихала мясо назад по пакетикам и устремилась в ванную комнату.
Сложила пакетики в раковину, открыла горячую воду. Госпожа Линда вчера говорила, чтоб горячую воду не жалела. Ее здесь сколько угодно.
Через долю стражи мясо оттаяло. Но куски получились липкие, грязные, все в соусе и подливке. Украсить кусок зеленью и густым соусом — это искусство. А когда зелень с подливкой перемешалась… Семь бед — один ответ. Отмыла мясо под горячей водой. Все, что раковину забило, сложила в пакетики и отправила в утилизатор, как Линда вчера делала. Разложила мясо на блюде, красиво расставила бокалы и блюда на подносах. Ну, не то,
чтоб очень здорово получилось. Но за такое бить уже не будут. Бить будут за испачканную раковину.
Попыталась отмыть рукой и горячей водой — не получается. И ни одной тряпки нет. Если полотенцем оттереть — за испорченное полотенце еще сильнее попадет. Сделала попытку языком вылизать — тут в комнате хозяина бодрая музыка зазвучала, и хозяин проснулся. Все, пропала… Хвост между ног спрятался, ушки прижались. Сколько раз старые рабыни говорили:
«Никогда не прижимай уши. Кнута получишь! Раз уши прижаты, значит, виновата». Но ничего с собой сделать не могу. Стою, рассматриваю господина с открытым ртом, как маленькая девочка. Это вместо того, чтоб глазки в пол. Но я никогда иноземцев без одежды не видела. На нем на самом деле
шерсти нет. Как на лице и на руках. Зато мышцы под кожей — так и играют!
Ой, звездочки утренние, какие мышцы! Захочет — меня одной рукой поднимет. Захочет — пополам порвет. В папиной гвардии редкий боец такими может похвастаться. Из одежды — только синяя набедренная повязка мужской жезл прикрывает. Обидно! Хотела оценить, что меня ждет.
А хозяин увидел завтрак — развеселился. Спросил меня, когда встала, объяснил, что музыка не просто так, а его по утрам будит. (У нас это делает или римм смены стражников, или рабыня.) Объяснил, как сделать, чтоб в нужное время будила, но я не поняла, как часы и минуты в наши ночные стражи перевести. Потом у Линды спрошу.
Тут хозяин умываться пошел. И, конечно, испачканную раковину заметил. Удивленно посмотрел на меня.
— Господин, простите глупую рабыню, — залепетала я. — Рабыня не нашла тряпку чтоб убрать за собой. Рабыня обязательно уберет, только покажите ей, что где лежит.
— Раковиной займемся после завтрака, — совсем не разозлился хозяин.
— А сейчас одеваемся, берем подносы и идем в столовую. У нас принято там завтракать.
В столовой уже завтракали Марта и Линда. Линда была никакая.
Лохматая, и засыпала прямо над тарелкой. Хозяин что-то сказал им на своем языке, сел напротив них за длинный стол и посадил рядом меня. Я попыталась сесть на пол у его ног, как полагается рабыне, но нарвалась на окрик. Мамочки, уже второй раз сегодня провинилась.
— Господин, простите рабыню. Глупой рабыне трудно привыкнуть к новым порядкам.
— А кому сейчас легко? — сердито ответил хозяин. — Привыкай сидеть на стуле и есть за столом. Ложкой и вилкой, как люди, понятно? Тебе Линда вчера говорила, что будет трудно.
— Шеф, у меня книжка есть, «Не рычите на собаку» называется. Дать почитать? — подала голос Линда.
Хозяин сначала поперхнулся, потом фыркнул и усмехнулся. Взлохматил мне шерсть на голове и погладил по спинке. Я поняла, что прощена. Линда меня опять выручила.
— Обучи Миу готовить. Покажи, где аэрогриль, где СВЧ-духовка и как ими пользоваться. Миу сегодня завтрак в раковине под горячей струей разогревала.
Теперь Линда поперхулась и весело посмотрела на меня.
— Шеф, а сам?
— Готовить — не мужское дело.
Положил по тонкому куску мяса на ломти хлеба, показал мне и сказал:
— Это называется бутерброд.
А блюдо с оставшимися тремя толстыми кусками мяса мне пододвинул. В руки нож и вилку вложил.
— Марта, вы вчера с напитками разобрались, что из нашего Миу можно пить, а что нет?
— Не успели. Только до маринованных огурцов дошли.
— Постарайтесь побыстрее. А то совсем девочку голодом заморим. И так худенькая.
Я и на самом деле здорово проголодалась. Съела мясо так быстро, будто неделю ничего в рот не брала. Марта поставила передо мной бокал воды.
— Запей. Это чистая вода, от нее тебе точно плохо не станет.
— Спасибо, госпожа, — поблагодарила я. И подумала, что надо было больше мяса разогреть. О хозяине позаботилась, а о себе — нет. А он свою порцию мне отдал. При всех! У нас, если хозяин решил рабыню угостить, на блюде недоеденное оставляет, говорит: «вымой!». Если сказал «вымой», никто, кроме рабыни, из этого блюда есть не смеет, даже свободные.
— Миу, смотри, это называется мойка, — хозяин сложил грязные блюда и бокалы в очередной шкафчик. Я подошла со своим блюдом, открыла его — а там пусто. Только что ведь хозяин грязную посуду положил. Решила узнать, кто там. Поставила блюдо внутрь, закрыла и тут же открыла. Задняя стенка приподнялась, мое блюдо под нее уехало — будто и не было его.
— Там сзади машина, которая моет посуду, — пояснил хозяин.
Здорово! Значит, мне посуду мыть не придется!
— Идем, у нас еще дело осталось, — напомнил хозяин. Мы прошли в ванную, он открыл шкафчик над раковиной, взял кувшинчик с жидким мылом, мочалку, показал, как кувшинчик открывается, капнул мылом на мочалку — и вымыл за меня раковину. Сполоснул мочалку, убрал все на места, вытер руки
и погладил меня по голове.
— Ну, поняла, малышка?
Я чуть не заплакала. Все за меня сделал и еще меня приласкал. Таких хозяев просто не бывает! Я, наверно, в рай попала.
— Теперь слушай меня внимательно. На моем столе ничего не трогай.
Мы с Линдой улетаем во Дворец, вернемся вечером. Слушайся Марту, остальных и будь умницей.
И я осталась одна. Звезда весеннего равноденствия, что же это
получается? Я, рыжая, стала доверенной рабыней! Никто ведь не поверит!
У меня своя комната. Огромная! У хозяина такая же, но он свою со мной делит, а у меня — своя и еще уголок в хозяйской. Я лучше хозяина живу.
Это какая-то сказка, я, наверно, сплю, так не бывает!
Протанцевала по комнате, остановилась перед столом хозяина. Стол высокий, мне почти по пояс. У нас столы низенькие. Осмотрела все, что на нем лежит, протянула руку, но отдернула. Хозяин запретил то, что на столе, трогать.
Осмотрела ванную, обнаружила еще несколько шкафчиков. В одном нашла половую тряпку и ведро. Совсем как у нас, только ведро непонятно из чего сделано. Легкое.
Внимательно осмотрела и ощупала пол. В комнатах он зеленый с зеленым же узором. Только узор темнее. Как бы трава нарисована, но не трава, а нипойми что. Твердый, но не как камень, а, скорее, как дерево. Даже мягче дерева. Нажмешь пальцем — чуть-чуть проминается.
А в углу, в полушаге от стен — железом квадрат обозначен. И по
железу — чуть заметная щелка, тоньше волоса. С одной стороны — круглый блестящий пятачок, а в нем шестигранное углубление. Я подумала — и догадалась, что это люк в подпол крышкой прикрыт. И по центру коридора такие люки через равное количество шагов. И — припомнила — в моей комнате тоже есть. Только как открыть? И можно ли мне?
Набрала воды, вымыла тряпку и протерла пол. Он оказался совсем чистым — тряпка почти не испачкалась. Интересно, кто хозяину пол моет? Марта или железные «божьи коровки», которых мы вчера видели? Теперь я буду! Никому не доверю.
Теперь я опытная, в комнате тоже несколько шкафчиков нашла. В одном много разной одежды, в другом всякие хозяйственные мелочи и инструменты вроде тех, что в кузнице. Только маленькие и блестящие. В третьем — книги.
Много! Еще в одном трубы сверху вниз идут. Одна труба горячая. А внизу, рядом с трубами, много свободного места. Я аккуратно влажной тряпкой протерла этот шкафчик от пыли и убрала в него свою подстилку и одеяло.
Потом зашла в свою комнату, достала из вещей щетку, забралась в ванну и влажной щеткой вычистила себя сверху донизу. Подумала — и в своей комнате тоже навела чистоту и порядок. Разложила вещи по полочкам в шкафу. Вдруг хозяин сюда заглянет?
Зашла на кухню, там никого. Осмотрела и обнюхала то, что хозяин назвал аэрогрилем и СВЧ-печкой. Чуть-чуть горелой едой пахнут. Но — холодные. Как разогреть — непонятно. Подошла к тому шкафчику, что завтрак хозяину сделал. Нажала все точно так же, как утром Мухтар показал — и послушался меня шкафчик! Получила два бокала молока и два ломтя хлеба. Осторожно попробовала молоко. Холодное и вкусное. Отпила четверть бокала, съела кусочек хлеба. Больше не рискнула. Марта не велела незнакомую еду помногу есть. Оглянулась, никого нет. Вылила молоко в
раковину, хлеб отправила в утилизатор. Посуду убрала в мойку. Рабыни меня бы изничтожили за то, что еду выкинула. Но вчера Марта с Линдой сколько хороших продуктов в утилизатор спустили…
Вернулась в комнату хозяина и попыталась вспомнить, не давал ли хозяин каких поручений. Вроде, нет. Велел слушаться и быть умницей. Легла досыпать в своем уголке, накрылась одеялом. Когда хозяин вернется, буду свежая и бодрая.
Сколько проспала, не знаю. Проснулась от громкого голоса, который раздался непонятно откуда.
— Миу, это Стас говорит. Если не занята, зайди ко мне.
Громкий голос — это называется «связь». Линда вчера показывала. Вскочила, скомкала одеяло, забросила в шкаф, пробежала по коридору, поскреблась в дверь.
— Входи, Миу, — позвал Стас.
И мы начали работать. Как вчера. Стас показывает кусочек жизни, я объясняю. Совсем легкая работа. Но почему-то устала.
Потом пришла Марта и увела меня на кухню. Мухтар давал мне на маленьком блюде кашицу, я ее пробовала и говорила, что за еду она мне напоминает. А напоминала всегда мясо под различными приправами. Марта так и объяснила, что Мухтар старается сделать те блюда, что я с собой привезла.
Потом Мухтар что-то сделал, и вместо кашицы стали получаться
брикетики. Вкус как у мяса, но волокон мяса нет. Словно печенку кусаешь. И цвет не такой, как у мяса.
Затем пошло мясо почти как настоящее. Но вкус изменился. Мухтар что-то менял, Марта тыкала в образцы щупами, пробовала на вкус, я ела, сравнивала и говорила, что не так. Наелась на неделю вперед. Мы отладили четыре образца и перешли к пятому, когда вернулись хозяин, Линда и Петр. Начался вечерний «разбор полетов». Стас принес ящик-переводчик, хозяин сел на диван, я пристроилась сбоку от дивана и потерлась щекой о его руку. По созданию уюта у меня всегда были высокие оценки. Хозяин
машинально погладил меня, и я непроизвольно муркнула. Вообще-то, так и полагается, но у меня получилось само собой.
Так и пошло. Хозяин рассказывал и показывал на экране, как прошел день, а между делом гладил меня и чесал за ушком. Я прижималась щекой к его боку и таяла. А Линда краснела и злилась. Она поломала беседку на глазах у Владыки, и Владыка с хозяином провели их с Шурртхом как детей. Посмеялись над ними, но наказывать не стали.
Потом наметили планы на завтра. Хозяин спросил у Стаса, не пора ли переходить к демонстрации спортивных поединков. Стас сказал, что рано.
Вот на следующей неделе… Тогда хозяин поручил Стасу и Линде разработать доску для игры в калах и изготовить две штуки.
Я забеспокоилась. Поединки — они разные бывают. А наградой
победителю часто служит красивая рабыня. Но среди красивых у меня подруг нет. Они все гордые, носы задирают, а нас хуже слуг гоняют. Если такая сюда попадет, плохо мне будет.
Под конец хозяин спросил:
— Вопросы есть?
— Может рабыня спросить хозяина? — я, видимо, совсем голову потеряла.
— Спрашивай.
— Рабыня хочет выйти из дома. Дозволено будет ей погулять перед сном?
От лучших подруг слышала, что первые дни — самые важные. И Кррина, и Ррушан в один голос учили, попаду в новый дом — должна себе как можно больше свободы вырвать. Опасно? Да, опасно! Нужно по лезвию ножа пройти.
И хозяина не разозлить, и кусочек свободы побольше отхватить.
Если б хозяин знал, как обращаться с рабами, приказал бы мне идти на задний двор и получить десять ударов кнутом. Но сам при мне говорил, что рабов у него не было. К тому же, доверенные рабыни бегут редко. Но все же, я очень сильно рисковала. Я ведь рыжая, и до совершеннолетия всего три дня осталось. А Линда мою тайну знает. Слово скажет — и быть мне нещадно поротой.
— Стас, как дела с ошейником? — спросил хозяин.
— Завтра к вечеру, не раньше.
— А как тут с хищниками?
— Крупных нет. Есть змеи и ядовитые насекомые. В озере мы купались, никто нас не съел. Иногда заглядывают двуногие хищники, но системы мониторинга о них предупредят заранее.
— Хорошо. Линда, выдашь Миу кулон или браслет связи с СОС-маяком и будешь выгуливать, пока не убедишься, что Миу не заблудится и не потеряется. Время — на твое усмотрение. Но чтоб не в ущерб работе.
— Есть, шеф, — невесело откликнулась Линда.
У меня челюсть отвисла. Ни слова о том, можно или нельзя рабыне гулять. Только о том, чтоб не заблудилась и чтоб меня звери не съели.
После разбора полетов меня позвала Марта. Я взглянула на хозяина, и он чуть заметно кивнул. Думала, будем заниматься чем-то непонятным, но, оказалось, Марта решила сшить мне одежду. Сказала, что раз я живу с людьми, то и одеваться должна по-человечески. Ага… В прошлый раз две стражи в человеческой куртке проходила, потом полстражи щеткой шерсть
расчесывала. Но хозяин говорит, что в человеческом обществе в одной набедренной повязке ходить не принято.
В этот раз Марта сшила мне рубашку и шальвары из тонкой
полупрозрачной материи. Вроде бы и одета, а вроде и нет. Только пояс прочный, а на нем колечки и застежки для подвешивания кошелька и чего угодно. Я побежала к хозяину, повертелась перед ним в танце, и он сказал, что красиво, ему нравится. Тогда Марта загрузила выкройку в комп и сказала, что теперь сшить мне новый костюм проще, чем старый выстирать.
А пока я не научусь с компом ладить, сшила мне еще три комплекта.
А затем мы стали изучать, как мои мозги устроены. Марта усадила меня в мягкое кресло с высокой спинкой и надела на голову шлем. Я ойкнула и сморщилась, потому что шлем ухо придавил. Мы сняли шлем и попробовали надеть снова. Но в этот раз я старательно прижимала уши. Не помогло.
Тогда Марта обвязала мне голову косынкой. Получилось, но какой-то сигнал ослаб. Мы сделали косынку из той тонкой материи, что пошла на мои шальвары. Сигнал совсем пропал. Марта даже выругалась, но тут же сказала, чтоб я эти слова забыла. Подумала, кусая губы, и сказала, что мне это точно не понравится, но выбора нет. Отвела в ванную, сунула под струю воды самую первую косынку, отжала, потом велела нагнуться и намочила мою голову.
Подумаешь, мокрая голова. Для такой доброй госпожи я и не такое вытерплю.
Хотя, конечно, неприятно, когда капли по спине стекают. Зато сигнал сразу появился. Марта мне его показала. Это на экране такое зеленоватое облако, а в нем клубок шевелящихся зеленых линий. Марта сказала, что мы видим мои мысли. Но чтоб я не беспокоилась. В таком виде их никто не прочитает. И
начала задавать вопросы. Самые разные. Какого цвета небо? Сколько у меня пальцев на руке? Сколько углов у треугольника? Сколько будет шесть умножить на восемь? Можно ли дойти до горизонта? Что будет, если камень бросить вверх? Умею ли я летать? (Я ответила, что умею, если вниз и не очень высоко. Марта рассмеялась и погладила меня по плечу.) Почему вода не течет в гору? Где живет эхо? Умею ли я петь хором? И много-много других
вопросов. Когда вопросы кончились, я не утерпела и спросила:
— Госпожа Марта, зачем это?
— Чтоб комп смог научить тебя новым знаниям, — объяснила Марта.
— Сначала он должен с тобой получше познакомиться. Потом начнет учить.
Если все пойдет удачно, тебе предстоит сидеть в этом кресле много часов.
— Привет! — заглянула к нам Линда. — Вы еще долго?
— На сегодня заканчиваем, а что такое?
— Кто-то просился погулять.
— Ох, я про обувь забыла, — огорчилась Марта. — Подождешь десять минут?
С меня в четыре руки сняли шлем, высушили голову горячим ветром, потом приказали раздеться, загнали в ванну и намочили ноги от колен и ниже. Пригладили руками шерсть, чтоб плотно прилегала к коже, и поставили на круглую, медленно вращающуюся площадку. Площадка раз пять обернулась,
прежде чем разрешили сойти. Марта сказала, что мерка снята.
Затем мне дали пару сапог, у которых голенище расстегивается сзади хитрой застежкой от верха до самой пятки. Очень удобно надевать. И как раз по моей ноге. Прилегает плотно, но нигде не давит и не жмет. Вообще, я сапоги только один раз надевала, когда новый управляющий послал выгребные ямы чистить. На следующий день ему объяснили, что если от меня будет пахнуть, он сам отправится чистить выгребные ямы. Но полов и посуды
я перемыла достаточно.
— Теперь — ботинки! — сказала Линда. Ботинки — они вроде сапог, но без голенища. И застежка не сзади, а спереди.
А после ботинок были тапочки для дома. Тоже очень удобные. Но я не привыкла ходить в обуви.
— Влезай в штаны, надевай скорей ботинки и идем, — скомандовала Линда, надевая мне на руку браслет с крупным рубином. — У меня еще сорок минут осталось.
Я вспомнила, что вчера Линда выдала хозяину все мои секреты,
прикусила язык, но приказы выполнила четко и быстро. Линда повлекла меня по коридорам к тяжелой блестящей железной двери. Нажала зеленый пупырышек на стенке, и дверь с металлическим рокотом ушла вбок. За ней открылась маленькая комната и вторая железная дверь.
— Это шлюз, — пояснила Линда и нажала еще один пупырышек. Дверь за спиной закрылась, а спереди открылась. И я увидела солнце. А из-за него не увидела ступенек, о которых совсем забыла. Меня поймала Линда.
— Ну ты, подруга, даешь! Так и шею свернуть недолго.
— Рабыня благодарит госпожу, — пискнула я, опомнившись.
— Блин! Возвращаемся. Надо тебя зарегистрировать, а то дверь назад не пустит.
Подумала, что кончилась наша прогулка. Но Линда поставила меня в какую-то нишу. Сверху обруч опустился до пола и сам поднялся. Затем надо было приложить ладонь к светящемуся квадрату. Сначала одну, потом другую.
А после этого упереться лбом в изогнутую планку и внимательно посмотреть на красную точку в окошечке. Тоже, сначала одним глазом, потом другим.
— Морфометрия снята, теперь дверь будет тебя пропускать, — объяснила Линда. Я ничего не поняла, но удержалась от вопросов. Лучше потом у хозяина спрошу.
Вышли наружу. Непривычно ботинки на ногах ощущать. И по глубокому песку я редко ходила.
— Идем, покажу озеро, — предложила Линда.
— Как будет угодно госпоже, — по всем правилам отвечаю я.
— Послушай, что ты заладила? Какая я тебе госпожа? Мы вчера
договорились…
— Глупая рабыня вчера доверилась госпоже. Госпожа рассказала все хозяину. Теперь рабыня знает свое место.
Кажется, ничего не изменилось. Как шли, так и идем. Линда впереди, я слева, на полшага сзади. Только между нами холодно стало.
— Сядь, — хрипло приказала госпожа, когда мы подошли к озеру. И сама первая села под деревом. Я опустилась на колени, села на пятки, как положено скромной рабыне в присутствии гостя.
— У тебя же вчера коленки тряслись. Не вздумай мне говорить, что всю жизнь мечтала в постель к шефу забраться.
— Хорошая рабыня делает то, что дОлжно, без приказа хозяина.
— Шеф меня уволит без выходного пособия, — простонала Линда.
— Слушай, идиотка! Ты несовершеннолетняя. Нам с несовершеннолетними нельзя. Закон запрещает, ясно?! Так что зря ты боялась. У вас с шефом ничего бы не было. Вытолкал бы он тебя, и вся недолга. А ты, злюка, затаила бы обиду, так?
— Он хороший! — взвизгнула я. Совсем ума лишилась — поднять голос на госпожу.
— Он-то хороший. А знаешь, что ему было бы, если б переспал с тобой?
— Нет…
— И я не знаю. Но ты бы его долго не увидела. Так что подвести под статью своего хорошего могла очень сильно.
Почему-то я сразу ей поверила. Хоть не все слова поняла, а поверила. И разревелась как девочка. Только тихо. Линда сердито фыркнула и отвернулась. А на меня навалилось разом. И потеря всего, чем жила, с чем сроднилась за пятнадцать лет, и расставание с отцом, и этот непонятный новый дом, в котором я ничего не знаю и не понимаю, и неизвестное будущее, и то, что со мной играют как с куклой.
— Слуш, хватит реветь, — обернулась ко мне Линда. — Ну, я вчера
сглупила. Должна была тебя предупредить, а не разыграть. Но ведь все прошло так, как ты хотела. Осталась ночевать у шефа, и никто тебя не тронул. Разве нет?
— Я рабыня, а не игрушка, — выдавила я, всхлипывая.
— Была рабыня, да вся вышла, — хмуро сообщила мне Линда. — У нас рабов нет. Ты свободная с тех пор, как вошла на базу.
— Как — свободная?
— А вот так! Шеф же сказал, ты — стажер. Не рабыня, а стажер, сечешь разницу?
— А это? — я рванула ошейник. — Ничего не значит?
— Для вида. Ты же сама сказала, у вас рыжим хвосты под корень рубят, рыжий может быть только рабом. Далеко ты уйдешь без ошейника?
Опять на меня небо рухнуло. Оказывается, я никому не нужна. Старого дома нет, в новом терпят, чтоб не обидеть Владыку отказом.
— Не верю! Хозяин приказал новый ошейник сделать. Он не мог от меня отказаться! — слезы вновь хлынули ручьем.
— Дура ты беспросветная! Шеф удочерил бы тебя, да через три дня совершеннолетней станешь.
— И что?
— А то, что пока документы рассмотрят, неделя пройдет. Ты уже
взрослой станешь. Будешь сама решать, как жить. — Линда внимательно посмотрела мне в глаза, тряхнула челкой. — И думать забудь! У вас детей не будет.
— Почему?
— Потому что ты кошка, а он человек, вот почему! Ты видела
когда-нибудь, чтоб у петуха с крысой дети были? Гены разные!
— Я буду в его доме уют создавать. Я умею! Меня по уюту всегда в пример другим рабыням ставили. А если хозяин приведет молодую жену, я не буду против. Я и ей помогать буду. У нас будет крепкая, дружная семья, вот увидишь!
Линда смотрит на меня, а глаза большие и печальные. Понимаю, значит, опять что-то не так говорю, но остановиться не могу.
— Миу, давай я тебя к родственникам по маминой линии отвезу, — не вытерпела Линда. — Угоню грав, отключу следилки, подкину тебе денег, золотых цацек на продажу. Поживешь у родных, найдешь себе парня. Ты знаешь, где твои родные живут?
Я покачала головой.
— Я во Дворце родилась. Когда мама умерла, мне еще двух дней не исполнилось. Я ее только по папиным рассказам представляю. И все, кого знаю, живут во Дворце.
— Миу, а кто твой отец?
Вот это и случилось. Я затравленно огляделась и даже жалобно
заскулила. Бежать? Пустыню смогу перейти только на восток. Там город. Поймают — примут за рабыню, сбежавшую из Дворца. На мне же старый ошейник. Пальцем не тронут, но во Дворец отведут. Там все и раскроется. Нельзя бежать, надо здесь… Потом вспомнила о мече и двух парах метательных кинжалов в шкафу у господина. Справлюсь.
— Что опять не так? — то ли удивилась, то ли рассердилась госпожа.
— Если госпожа прикажет, рабыня скажет, кто ее отец. Но потом рабыня убьет себя. Так ей приказано. Рабыня просит госпожу пощадить ее и не спрашивать об отце.
Сумела! Твердым, ровным голосом, без интонации. Как воин! А Линда испугалась.
— Молчи! Приказываю, молчи, ничего не говори!
Это я с радостью. Сидим, молчим. Госпожа покусала губы, оглядела оазис невидящим взглядом и начала командовать:
— Слушай внимательно, запоминай правильно. Первое! Я отменяю свой вопрос. Второе! Если кто-то спросит об отце, скажешь, что я запретила тебе отвечать на этот вопрос. Пусть идут ко мне. Если будут настаивать, скажешь, что я запретила именем конституции. Все вопросы — ко мне.
Я молча кивнула.
— Теперь не будешь себя убивать?
Я кисло улыбнулась и помотала головой.
— Миу, — совсем другим голосом вдруг спросила Линда. — Я не
спрашиваю, кто твой отец. Но зачем так жестоко?
Показала пальцем на свой рот.
— Говори. теперь можно.
— Мой отец занимает важный пост во Дворце. Он меня очень любит. Если враги узнают, кто мой отец, меня выкрадут и начнут диктовать отцу свою волю. Всем будет очень плохо. Поэтому никто за стенами Дворца не должен знать, кто мой папа. А если кто-то узнает, я должна убить себя, чтоб врагам не досталось мое тело.
— А во Дворце знают?
— Несколько самых верных друзей отца зовут меня дочкой. Мать была рабыней, ее на самом деле любой из них мог бы положить в свою постель. Враги не знают, кто настоящий отец, кто будет мстить за мою кровь. Сейчас в провинции опять беспокойно, и Владыка решил удалить меня из Дворца, чтоб не вводить врагов в соблазн.
— Вот оно как… Миу, я должна немедленно рассказать об этом шефу и Стасу. Можно?
— Рабыня не возражает.
Вот и закончилась прогулка. Линда схватила меня за руку и чуть ли не бегом потащила к дому. На ходу обернулась.
— Миу, прости меня за вчерашнее.
Ух ты! Чуть не споткнулась. От такого подарка судьбы отказываться нельзя.
— Рабыня больше не сердится на госпожу.
Во Дворце за такую фразу мне бы на весь день прищепку на язык повесили. Как бы простила, но четко обозначила, кто есть кто. И кто разрешил рабыне осуждать госпожу? Но Линда не поняла, обрадовалась, и я ощутила пожатие ее руки. Разве можно быть такой наивной? Мне даже стыдно за себя стало, и… я на самом деле ее простила.
— Открывай, — сказала Линда, когда мы подошли к двери. Я поискала глазами зеленый пупырышек. Нету! Попыталась вспомнить, как вчера Петр дверь открывал. Шагнул под арку, положил правую руку на стену арки.
Наверно, сюда, где на железе квадратная заслонка, вся руками заляпанная. Я встала как он, положила ладонь на заслонку. Та легко открылась. А за ней — знакомые пупырышки, светящийся квадратик, какая-то решетка над черным отверстием. Я гордо улыбнулась и нажала на зеленый пупырышек. Но дверь не открылась, а вместо этого раздался человеческий голос.
— Положи руку на сенсор, — перевела Линда.
Фиг знает, что это такое. Но я — не тупая кухонная рабыня. Осторожно ткнула пальцем в светящийся квадрат. Он вспыхнул ярче. Тогда я смело прижала к нему ладонь.
Через пару вздохов квадрат погас, дверь с рокотом ушла в стену, а голос опять что-то сказал. Наверно, пригласил войти.
— Видишь, совсем несложно, — произнесла Линда, входя следом.
— Теперь закрой внешнюю дверь, открой внутреннюю.
Когда мы выходили, Линда нажимала зеленый пупырышек. По какому-то наитию я нажала красный, что под зеленым. И не ошиблась! Дверь закрылась. Потом я перешла к внутренней двери и открыла ее. А затем — закрыла за собой. Для пробы еще раз открыла и закрыла. На самом деле, совсем не сложно! Теперь в любой момент могу выйти из этого железного дома.
Хозяина мы нашли у Стаса. Правда, Линда сказала, что это не его комната, а аналитический центр. А живет он рядом, дверь напротив.
— Шеф, есть информация, — с ходу начала госпожа. — Миу мне такое рассказала! Здесь такой гадюшник, почище чем в Испании в средние века. Тайны Мадридского двора в полный рост!
— Начало захватывающее, — улыбнулся Стас. — А теперь без эмоций и поподробнее.
Линда рассказала все, что я ей сообщила, и даже больше.
— Я же говорил, что время для подарков еще не наступило! — непонятно чему обрадовался Стас.
— А ты, малышка, что можешь добавить? — обратился ко мне хозяин.
Я хотела сесть на пол у его ног, но Линда прижала меня к стулу.
— Госпожа все правильно сказала. Но, кроме налоговой Службы, есть еще много служб. Почтовая Служба, Служба дорог и сообщений, Служба порядка. В нашей провинции самые важные — Служба пахотных земель и Служба оросительных каналов. Риммы этих служб настроены против Владыки и готовы разорить страну, лишь бы Владыке стало плохо.
— С этого места — поподробнее, — весь подобрался Стас.
И начался настоящий допрос. Как в подвалах Дворца. Только что пятки не прижигали. Через четверть стражи Линда зевнула, прикрывшись ладошкой.
— Я пойду?..
Ее ухода не заметили. Хозяин, увидев, что я напряглась, пересел на диванчик, посадил меня рядом и обнял за талию. Сразу почувствовала себя уверенно. Что бы Линда ни говорила, а я — доверенная рабыня!
Еще через стражу со стороны экрана раздался голос Марты.
— Работяги! Ужин на столе.
— Сейчас идем, — откликнулся Стас, нажав что-то на своем столе.
Это «сейчас» растянулось еще стражи на полторы. Хозяин спорил со Стасом. Меня больше не допрашивали, и оба как-то незаметно перешли на свой язык. А я дремала на плече хозяина. Потом меня разбудили, и мы пошли в столовую.
На столе сиротливо стояли наши остывшие тарелки. На моей — мясо, а на остальных — куски пирога.
— Вот те раз, — огорчился хозяин. — Какой-то праздник был.
— Мой день рождения, — с кухни вышел Мухтар. — Я сам о нем забыл, но Марта напомнила… Ох, голова болит… Линда сказала, вы что-то раскопали?
Он поставил на стол три бокала, разлил по ним янтарную жидкость из бутылки.
— Тебе не наливаю. Несовершеннолетним алкоголь нельзя.
— Рабыня через три дня будет совершеннолетней, — на всякий случай напомнила я, скромно прижав ушки.
— Вот через три дня и налью!
— Подожди, а закус? — хозяин сунул мои тарелки в шкафчик, который называл «микроволновка», и набрал что-то там, где утром я училась завтрак готовить.
Через малую долю стражи перед мужчинами стояли тарелки с кусочками мяса, нанизанными на длинные палочки. Мое мясо разогрелось и парило. И хозяин поставил передо мной полный бокал виноградного сока.
— Чиф, мы еще не испытывали на Миу напитки, — опомнился Мухтар.
— Вот сейчас и испытаем. Миу, попробуй. Только чуть-чуть.
— Вкусно! — отхлебнула я. На самом деле было не вкусно, а очень
вкусно. Но Мухтар поставил передо мной еще и кружку воды.
— На всякий случай, — сказал он.
Мужчины поднялись, взяли в руки бокалы. Я тоже встала.
— Мухтар, мы знаем друг друга уже десять лет. Поэтому — к черту
слова. Удачи тебе. И женись ты, наконец! Ну, локоть на уровень эполета… Вздрогнули!
Мужчины разом выпили до дна, крякнули, сели и набросились на мясо. Я выпила половину бокала, нарезала ножом и вилкой мясо на кусочки и только потом заметила, что мужчины едят руками. Берут палочку с мясом за оба конца и зубами срывают кусочки мяса.
— Можно рабыне спросить? — шепнула я хозяину.
— В чем вопрос?
— Как положено есть это мясо?
— Шашлык? Прямо с шампура! Мухтар, вы наше мясо на совместимость проверяли?
— Мясо проверяли в микродозах. Специи — нет. Постой, красавица, сейчас и тебе шашлык сделаем!
Откуда-то появились деревянные палочки с острыми концами, мужчины отобрали мою тарелку, нарезали мясо кусками и ловко насадили на палочки.
Чем-то посыпали, сложили на тарелку и убрали в микроволновку.
— Шашлык должен быть горячим, — объяснил мне Мухтар, разливая остатки напитка по бокалам.
Что-то тренькнуло, и передо мной появилась тарелка с тремя
шашлыками.
— Ну, второй тост, по традиции, за прекрасных дам! — провозгласил Мухтар, поднимая бокал. И все посмотрели на меня. Я тоже подняла бокал с соком и выпила вместе со всеми. Голова слегка закружилась, и я с урчанием набросилась на мясо. Только освободив вторую палочку, заметила во рту легкое жжение. Не то, чтобы неприятно, но необычно. Сок кончился, мне налили еще бокал. Я выпила его залпом и схватилась за третью палочку.
Мужчины громко и весело разговаривали, а до меня вдруг дошло, что Мухтар говорил со мной на моем языке. Еще утром он его не знал. Фррр, не важно. Голова кружилась, мне было хорошо, но почему-то хотелось спать. Сама не знаю, как положила голову на стол.
— Миу, проснись! Миу!
— Шеф, что ты ей налил?
— Виноградный сок. Очнись, Миу! — встревоженный голос хозяина.
Я с трудом разлепила глаза, широко зевнула и испугалась. Все трое напряженно смотрели на меня.
— Фых! Рабыня просит прощения. Рабыня сама не понимает, как заснула.
— Как ты себя чувствуешь?
— Голова кружится, слова путаются.
Мухтар понюхал мой бокал, вылил в рот последние капли.
— На самом деле виноградный сок. Чистый, без примесей, если сахар не считать. Миу, попробуй встать и пройти.
Меня шатнуло вбок, но хозяин поддержал.
— Вино как раз из винограда делают, — высказался Стас. — Надо ее метаболизм на компьютере прокачать. Шеф, среди продуктов котов что-нибудь сладкое попадалось?
— Ни разу.
— Ага… — многозначительно сказал Стас. — Второй нежданчик. Первый был с соленым огурчиком.
— Это даже символично, — произнес мой хозяин. — Ни выпить, ни
закусить… Все, друзья, мы идем баиньки. Спокойной ночи.
Как хозяин вел меня домой, не помню. Только перед дверью — ошалелые глаза Линды.
— Шеф, зачем ты ее напоил?
— Ты не поверишь, всего пара стаканов виноградного сока. Мгновенная ферментация прямо в желудке.
Последнее, что помню — хозяин укутывает меня одеялом.
Главному редактору Daily News
Прошу уволить меня по собственному желанию.
Энн Фокси
Резолюция редактора: да.
=
===13.===
Не знаю, как это описать.
Никак, наверное.
Есть сущности, которые невозможно зашифровать в слова.
Как описать то, что происходило внутри солнца — те миллиарды лет назад, когда оно родилось из огромного взрыва? Учёные, наверное, затянут про водород и ядерный синтез, начнут рисовать какие-нибудь формулы.
Всё это херня.
Как описать вспышку, разрушившую Золотую мечеть и выпустившую в воздух сотни галлонов VR-3? Реальность трещит и рвётся, раскрывая над миром зияющую дыру. Портал в Кайла Риза, контрактного служащего армии США, 25-летнего уроженца Алабамы. Дыра пульсирует в такт моему пульсу, и с каждым ударом сердца наружу выплёскивается новая волна смерти.
Я вижу, как гибнут однополчане. Одних сжигает бушующее пламя, других проглатывает падающая мечеть. Большинство умирает мгновенно — как Уайт и Маленький Иисус, чьи тела расщеплены в считанные наносекунды. Другие — умирают медленнее…
Смерть волнами распространяется от Золотой Мечети, захватывая всё новые и новые районы. Мои мертвецы шарят по улицам, выискивая жертвы. Я вижу — чувствую — как они выжигают лёгкие, обдирают кожу, лопают глазные яблоки.
…Чувствую.
Мне кажется, это я тяну к Багдаду изничтожающие всё живое щупальца. Кажется, этот гигантский цветок распадающейся материи, что раскрывается сквозь купола Золотой мечети, и есть я.
Но потом это ощущение проходит.
И тогда передо мной возникает Найлз.
Мой проводник, мой привратник.
Он ведёт меня, нагого, сквозь то, во что превратилась одна из древнейших мусульманских святынь. Он ступает, проникая сквозь обломки мечети аль-Аскари, сквозь густую смесь пыли, праха и VR-3, и ведёт меня следом.
Наружу, наверх, в мир.
— Иди, Кайл, — шепчет он.
И я делаю первый шаг.
Ну что еще можно рассказать… Чет у нас тема такая бордельная пошла… Но все по порядку. Однажды у нас пропал Шэль. В принципе, я не слишком неволила золотых, чтобы обращать внимание на их короткие или долгосрочные отлучки. Драконы все равно рано или поздно возвращались домой. Но в этот раз что-то все же настораживало. Обычно Шэль не отключал связь, так что его всегда можно было найти или переговорить, если он не желал показывать своего местонахождения. Но в этот раз связь он вырубил капитально. И даже его брат не знал, где искать и куда бежать в первую очередь.
Впрочем, после череды вопросов выяснилось, что братцы-золотые не скучали, а периодически посещали один занятный бордель. В принципе, я их понимаю и ни в чем не виню, здоровые мужики, все дела. Да и Дэвиса можно было поздравить — он уже недели три как не был нежным невинным мальчиком.
Обычно в семьях замечают такие перемены, но загнанная на стройках я как обычно проморгала едва заметные следы на ауре. Да и, если честно признаться, я никогда не присматривалась, не мониторила драконов и не придиралась к тому, что кто-то там пахнет другими духами или чужим гелем для душа. Честно говоря, мне было и есть похер на это все.
Наверное, это неправильно с моей точки зрения, и такое равнодушие их угнетает. А может я зря сама себе выкушиваю несуществующий мозг, поскольку еще никто на мое равнодушие не пожаловался. Наоборот, все воспринимали это как должное. Кто их знает, этих драконов и сверхов, какие именно взаимоотношения в их семьях, гнездах и кланах приняты и нормальны. То, что будет просто изменой для человека и смертельным предательством для эльфа, драконы, к примеру, воспринимают естественно. Так что бить тревогу по таким пустячным вопросам я не стала.
А вот Шеврина, Дэвиса и Ольчика с собой прихватила. Хорошо, если Шэль просто загулял в борделе, не взяв с собой брата. И плохо, если его там нет.
Как выяснилось в ходе занимательного разговора, в это заведение ходили почти все наши. А привлекло моих благоверных оно тем, что здесь работали добровольно, всех клиентов проверяли на наличие неприличных и просто заразных болезней, ну и работников тоже, соответственно. Никакого рабства, никакого садизма, никаких супермегаизвращений, как любят рекламировать все прочие места подобного рода.
Мы вышли из экрана в аккурат перед дверью искомого борделя. Небольшая, не ляпистая, но достаточно заметная вывеска гласила: «Цветущий сад тетушки Лорель». Я задумчиво потерла подбородок, переняв этот дурацкий жест у гномов, постоянно щупавших свои бороды. С кем поведешься…
— Это оно? — кивнула на дверь.
— Оно самое, — подтвердил Дэвис, рассматривая вывеску, как по мне, то слишком приличную для борделя.
— Но Шэля там нет, — поисковик в наглую отворачивался от двери и уходил куда-то в необъятные дебри, похоже, даже дальше этого мира.
Шеврин тихо заворчал, показывая, что терпение на грани.
— Слушай, может он где-то выпил и развлекается вне борделя? — пока я раздумывала, Ольчик, как самый мозговитый, просто толкнул дверь.
Драконами там пока даже не пахло. Зато всех прочих ароматов было в избытке. И первое, что едва не выбило их меня дух — мощный пряный аромат духов. Но все же я, подумав, пошла вслед за парнями. Нашего золотого здесь не было и в помине.
В зале ожидания, как я мысленно назвала то место, в которое мы попали, было достаточно атмосферно. Немного перебор с красными и розовыми тонами, как по мне, но все, что требовалось, имелось. Уютные мягкие диваны и кресла, столики с какими-то журналами, небольшой бар со скучающим там барменом. Ну и парочка ожидающих, видимо, кого-то из привычных им работников. Приятная, не раздражающая музыка, спокойная атмосфера. Я бы даже сказала, что это место было больше похоже на домашнее кафе, чем на бордель. Сейчас на Приюте стало появляться все больше и больше чего-то подобного, с уютным домашним оформлением, разнообразной кухней и возможностью просто посидеть в тишине.
Мои размышления прервала достаточно заметная барышня в ярко-алом облегающем платье. Оно вроде как и прикрывало все самые стратегические места, но ничего особо и не скрывало.
— Чего изволят господа? — мягко улыбнулась она, кивая Дэвису, как знакомому. Я осмотрела женщину и пришла к выводу, что это суккуба. Тем удивительнее было вспоминать о правилах этого заведения. Борделем его назвать даже язык не поворачивался.
— Мы ищем брата этого оболтуса, — объяснил Шеврин, кивая на Дэвиса, и показал иллюзорного Шэля. — Не загулял он тут у вас случайно?
— Ох, он был сегодня, да, — сладко улыбнулась суккуба. И судя по тому, как ей поклонилась какая-то прошедшая мимо нас эльфийка, это как раз и была мадам Лорель — хозяйка в своем заведении. — Но он уже давно ушел, — она развела руками.
Я тихо вздохнула. Конечно он ушел, поисковик-то тыкается вообще в какие-то дебри тундры… Если бы Шэль был здесь, мы бы его уже нашли.
— Очень жаль, — тихо пробормотала я, подумывая, почему бы просто не притащить дракона по связи. А там пусть с ним разбираются все остальные.
— А не подскажете, в котором часу это было? — Шеврин все же не терял надежды докопаться до истины.
— Где-то примерно с полдня назад… — демоница задумчиво потеребила рукоять плетки на поясе. И, тряхнув копной черных волос, громко позвала кого-то:
— Таириль!
— Иду!
Вбежавшая в зал чуть растрепанная светлая эльфийка не выглядела запыхавшейся. Зато ее прическа оставляла желать лучшего. Пряди золотистых волос рассыпались по плечам. Видимо, она как раз приводила себя в порядок. Девушка склонилась в легком уважительном поклоне и тут же выпрямилась, рассматривая нашу компанию.
— Скажи, как давно у тебя был господин Шэль? — суккуба спрашивала спокойно, не кричала и это тоже добавляло ей плюсов.
— Утром, госпожа, — эльфийка рассматривала нас ярко-зелеными, чуть светящимися глазами и невольно теребила в пальцах какой-то кулончик. А учитывая, что сейчас в этом мире был уже почти вечер… Шэль был где угодно, но не здесь.
— Можно спросить? — вклинился в разговор Ольт, и, дождавшись кивка Лорель, продолжил: — Он не выглядел растерянным, взволнованным чем-то? Быть может был рассеянным или задумчивым?
— О нет! — заулыбалась Таириль, от такой искренней улыбки невольно захотелось улыбнуться в ответ. — Все было как обычно, ну разве что он немного переплатил… за выслушивание его историй, но так бывает. Клиенты любят иногда поговорить…
Я тихо хмыкнула, но дальше развивать мысль не стала. Лорель поблагодарила эльфийку и отправила ее восвояси, а я стала терять терпение.
— И так понятно, что его тут нет. Давайте я просто вытащу его к нам сюда и всех делов! — мое терпение не безгранично. В конце концов, пока мы тут пинаем кое-что и пялимся на хорошеньких эльфиек, Шэля, возможно, где-то убивают. Хотя никаких болевых импульсов не ощущается, но это еще ни о чем не говорит.
— Это может быть опасно, — возразил Шеврин. — У нас так пара студентов чуть не угробилась.
Я подождала еще, пока они наговорятся с мадам Лорель. Ничего не имею против поисков в борделе, но, как ни крути, Шэль-то отсюда ушел. Живой, здоровый и вполне довольный. А не дождавшись никакого результата, я все же просто открыла экран за поисковиком и потянула дракона на себя. Попутно в экране мелькнула рожа какого-то охреневшего синекожего типа. И нет, это не Син. Син бы никогда не заблокировал Шэлю связь. Кто-то другой.
Золотой встал на ноги как раз перед Лорель и ошалело заморгал. У него был такой прикумаренный вид, как будто я его вытащила из наркопритона… А может и не как будто, откуда мне знать. Но судя по совершенно здоровому телу, дракона не травили. Зато в мозгах копались вовсю. Я вздохнула и крепче приладила свой щуп, попутно подзывая Ольчика на предмет посмотреть, что с головой нашего горюшка.
Сверх тяжко заворчал, как будто мы его тут просим вручную фуру с цементом разгрузить, но все-таки взялся за дело.
— Вообще, защиту ему сковырнула ты, — обличающе наставил он на меня свой палец. — Еще когда подчинила… А теперь у него не голова, а проходной двор, кто хочет, тот и копается.
— Ну… я расковыряла, мне и восстанавливать, — присоединяюсь к осмотру и подправляю кое-какие совсем уж расковырянные нити. Менталист довольно усмехается, слегка пихая меня под бок.
— Вот так правильно.
— Слушай, он все равно какой-то… точно прикумаренный, — я внимательно всмотрелась в карие глаза Шэля, чуть затуманенные из-за частого ментального воздействия. Дракон стоял ровно, как на плацу, застыв в одной позе, словно оловянный солдатик.
— Мадам Лорель, щелкните его, пожалуйста, — обворожительно улыбнулся Шеврин, от чего потекли бы даже шторы… Ну может же, когда захочет! Обаятельная улыбка черного дракона никак не вязалась с обликом эдакого буки, который он регулярно цеплял на себя. И мне такой вид Шеврина понравился намного больше. Я уже настолько привыкла к его страшненькой роже, что уже и позабыла, каким красивым и милым может быть этот дракон.
— Без проблем, — усмехнулась суккуба и достала плетку. Длинную, с небольшим закруглением на конце, довольно изящную, я бы сказала. И легко щелкнула Шэля по ягодицам, будто строптивого нижнего.
Золотой заморгал, пораженно рассматривая нас. Он стоял с таким видом, словно только что проснулся после пары-тройки часов сна, и совершенно не понимал, как оказался в борделе.
— А… вы тут… что делаете? — наконец кое-как оформил мысли он.
— Тебя ищем, — буркнула я. Хорошо же, когда все хорошо кончается.
— То есть… ты знаешь, что мы ходим в бордель? — на лице Шэля вырисовалась целая гамма чувств. От растерянности из-за нелепости ситуации до осознания того, что их таки спалили. На щеках заиграл легкий румянец.
— Да ходите на здоровье. Сюда — разрешаю, одобряю, может и сама когда-нибудь припрусь, — засмеялась я, видя, как вытягиваются лица мужей. Ага, вот теперь дошло. Им легально разрешили ходить налево и предупредили, что могут поступить так же.
— Госпожа Лорель, прошу прощения за беспокойство, — Шеврин очнулся первым, протянул суккубе кошель и, видя ее замешательство, просто сунул его в тонкие изящные ручки. — На этом попрощаемся, — дракон вцепился в мой локоть стальной хваткой. На другой руке растерянно повис Шэль, Ольчик подхватил Дэвиса под руку, тоже запихивая в портал.
Хорошо хоть пропажа нашлась. И даже без особых проблем. И без драки обошлось. И мы никого не убили, не развалили бордель и не уничтожили ничего ценного. Просто идиллия!