Тиль молча наблюдала представшую перед ней картину. Это как кошмар – ты можешь только смотреть и ждать, и совершенно никак не можешь повлиять на исход истории.
Ее подруга уселась прямо перед ползущей к ней нечестью, и когда южанка подумала, что все закончено – сейчас они кинутся на княжну и разорвут ее – все вдруг пропало. Призраки, до единого растворились. Вокруг Тиль и Лиэль был одинаково черный лес, но и стена между ними еще никуда не делась.
Лиэль с кем-то беседовала, было видно, как шевелятся ее бледные от холода губы, и кто-то из чащи отвечал ей, шелестя листвой.
Наконец, эти двое пришли к какому-то соглашению – Тиль увидела, как ее подруга выслушала предложение, обдумала, смешно постукивая пальцами по колену, и кивнула.
В эту же минуту ее фигуру вдруг заволокло туманом – он сгущался, и девушка полностью скрылась из виду.
— Эй, ты куда! – Тиль кинулась к прозрачному барьеру, размахиваясь на него кулаком… И больно ушиблась об дерево напротив. Барьер растворился, как и туман – вокруг была только ночь, ночь, деревья и кусты. Шоу, которое длилось так долго, закончилось. Южанка металась в поисках подруги – снова, с удвоенной силой крича, аукая, переходя на заковыристые проклятия в адрес заколдованного леса.
— Эй, ты чего кричишь так? – вдруг раздалось из-за деревьев, и Тиль, обернувшись, увидела, как ее подруга выбирается из чащи, спокойно шагая.
На плече у нее извивалась спокойная и довольная змейка, а в руках был увесистый мешок.
Может это была вторая часть заковыристого морока, но Тиль не стала уточнять и просто кинулась к Лиэль.
— Ты где пропадала? Тебя украли духи? Я видела все что происходило, но не могла до тебя дотянуться!
Княжна заобнимала свою верную телохранительницу и смущенно улыбнулась.
— Я сама к ним забрела. Огонек увидела. – увидев взгляд подруги она тут же добавила – Больше не буду! Обещаю дожидаться тебя смирно.
Тиль посмотрела на нее укоризненно, но быстро сменила гнев на милость. Да и гнев был тот только для вида. Уж очень Тиль была рада, что подружка смогла выбраться из такой передряги, да еще и сама, без помощи.
— Хорошо, что ты освободилась. Как же тебя отпустили?
— Сейчас расскажу. Но сперва ужин!
Через полчаса девушки наконец сидели у костра и грелись. Тиль зажарила ужин, который по времени был скорее похож на поздний завтра. Спать ложиться смысла не было, да и стресс у обоих был слишком сильный, чтобы после него просто так лечь, и заснуть.
Лиэль, жуя мясо, в красках рассказывала все, что случилось с ней в заколдованном лесу, а неподалеку – стоял, под деревом, раскрытый мешок, и последние лучи лунного света скользили по гладким человеческим черепушкам, которыми был наполнен мешок.
Княжна уговорила духов позволить похоронить их. Это далось вторым непросто – снова довериться человеку, в то время как последний раз это кончилось гибелью всех 12 человек.
Лиэль внимательно выслушала традиции давно умерших.
Нужно было отвезти их к горам. После смерти в этом племени нельзя было соприкасаться с землей – земля для живых. Поэтому соплеменников они хоронили в пещерах, над землей. Подальше от деревень, людей, урожая и животных.
Головы – вполне устроили духов. ПО правилам, нужен был отдельный камень или плита для каждого человека, но сошлись на том, что Лиэль просто расставит черепа в какой-нибудь пещерке, а утомленные долгим пребыванием в мире живых духи скорее хотели отдохнуть.
Чудесным образом нашелся нужный мешок, возможно, был у кого-то из предыдущих умерших в этом лесу. Лиэль пришлось потрудиться, но она быстро отыскала все двенадцать тел, двенадцать голов с помощью призраков. Все они лежали на поверхности – кажется, сам лес был рад расстаться наконец с этими нестандартными жителями.
В этот раз был черед Тиль удивляться тому, какая у нее смелая подруга. В ее племени обычно не боялись смерти, и ничего с нею связанного, но сама южанка выросла в немного других условиях. Тем более, что последние годы она прожила в замке – и там смерть вызывала у людей трепет и ужас. Тела редко кто видел, их хоронили в гробах, а уж речи о том, чтобы наблюдать голые от плоти черепа – вовсе не было.
Тиль оглядывалась на мешок с черепами и задерживала взгляд. Велик был соблазн взять каждый черепок, повертеть в руках, рассмотреть царапинки, прочитать их историю. Когда-то племя девушки умело определять по лицам давно умерших вождей их подвиги и жизнь, даже если самих лиц уже не было.
Но тревожить воинственных дикарей не хотелось. Их уже давно мертвые души были удивительно сильными, и это вызывало интерес, но тем более – с таким огнем шутки были плохи. Поэтому Тиль взяла себя в руки, с особым почтением перевязала мешок и прикрепила к седлу. В голову, конечно, закрадывались дурацкие мысли – так всегда бывает, когда немного страшно. Вдруг уронят и разобьют черепушки случайно, или прижмут чем – вот тогда обидно будет!
Так путешественницы обзавелись хрупким и странным во всех смыслах грузом. Сон был безвозвратно упущен, поэтому поужинав и одновременно позавтракав, они умылись, собрались, и тронулись снова в дорогу.
Теперь гор хотелось достичь еще быстрее, чтобы заодно избавиться от ответственности, которая легла на их плечи. Тиль не могла перестать думать о том, что это очень странный эпизод – не каждый день хоронишь людей по их собственному желанию.
Только Лиэль отчего-то была совершенно спокойна и даже радостна. Льдинка выползла ей на плечо поверх рубашки и грелась в лучах солнышка, а Туча и Ковыль, лошади девушек, неспешно шагали по незаметным лесным тропкам.
Горы были все ближе, а руку княжны теперь направляли двенадцать духов, которые совсем не хотели снова застрять в надоевшем им лесу.
Людвиг Гримальди сидел под вишнёвым деревом, впитывая в себя жалкие солнечные крохи подаренного ему зимой тепла, наслаждаясь своим новым домом и школой для юных волчат, одновременно. Перед ним возвышалось изящное, и в то же время, добротно рубленное здание, старомодно украшенное резными фасадными фигурками из детских сказок, которые совсем не портили основательной красоты постройки, способной выучить в своих стенах ещё не одно и не два поколения из Клана Волков. Мягкое зимнее солнце, окрасившее старые стены в коричневато-розовые тона, придавало окружающему его виду построек приятное для глаз очарование.
Однако, всё это тихое, такое далёкое от суеты дворцовых интриг великолепие, ещё вчера было разрушено одним лишь росчерком пера некой самодурственной особы, упоминание о которой даже всуе не несло ничего хорошего.
Перед его тоскливым мысленным взором вырисовывалась совсем иная не пасторально-идиллическая картина.
Величавый дворец в классическом стиле, большой квадратный плац и парковый ансамбль, своими гротами и разбитыми фальшивыми колоннами, уходящий за горизонт…
На этом угрожающем фоне абсолютной власти над миром, ему мерещилась в лучах тёплого солнца маленькая девичья фигурка с золотыми, как спелая рожь волосами. Акарин — графиня Грета, Всемилостейшая Милосердная Мадам, девушка из его снов и новая игрушка Ангеррана.
Он смог бы отказать ему, но не ей…
Какие-то два года назад всё складывалось для большого питона очень удачно. Естественно, любому именитому, но нищему мужчине совсем не помешало бы жениться на такой же знатной, и даже способной обеспечить обоим безбедную жизнь, особе. Но профессор действительно влюбился, и она, эта тонкая, умеющая думать, девушка, ответила ему, своей взаимностью. В уме Людвига, как медоносные синие пчёлы Южных Островов, уже роились планы их счастливого будущего, когда пришёл приказ очереди на Новую Мадам. И старый граф отказал нищему математику…
***
Над старой Ратушей колокол ударил два раза, сообщив Клану весть: «Не пора ли за обед, о Волки!», когда послышался цокот копыт по покрытой белым гравием дорожке. С седла спрыгнул смешной плотненький шустрый мальчишка, который, не дожидаясь, пока остановится отцовский конь, кубарём скатился со спины жеребца и, подпрыгивая, побежал к профессору.
— Рант, осторожно, — услышал Людвиг голос Хозяина Клана.
«Смешной мальчишка», — грустно подумал профессор и поднялся, издалека протягивая руки.
Какое-то время он бормотал вежливую чепуху и, наконец, видя недоумение на лице Марка, глубоко вздохнул и решился.
— Я вынужден вернуть Вам контракт и согласен выплатить неустойку. К моему великому сожалению, мне придётся покинуть этот благословенный край и вернуться в Вазерион. Меня ждёт путешествие.
Марк, с недоумением, смотрел на высокого складного молодого мужчину, сероглазого, с русыми непослушными, коротко стриженными волосами. Он имел твёрдый квадратный подбородок потомственного питона и обаятельную улыбку. Его рука была твёрдой и жёсткой. Именно такую руку имеют честные люди. И, наконец, запах. Волки оценивали людей только нюхом, различая сотни две разнообразных ароматов, которые могли охарактеризовать стоящего перед ними. Профессор пах правильно.
— Я получил письмо, — пробормотал Гримальди, он суетливо полез в карман сюртука и достал мятый конверт с остатками сургуча и печатью в виде раскрывшего свой капюшон нага. Вместе с этим коричневым посланием, на дорожку выпал небольшой белый бумажный листок. Профессор смутился и, близоруко щурясь на солнце, стремительно запихнул его обратно в карман.
— Пожалуйста, — протянул он пакет Марку.
— Вы можете ознакомиться… Это письмо от Правителя, — холодно закончил он.
Тонкое перо писаря выводило на гербовой бумаге паучьи знаки официального письма: «Мы настоятельно рекомендуем Вам отложить все свои занятия и предпринять путешествие по стране, с целью подсчета популяции диких, расплодившихся в последнее время, воррумов, обратив внимание на, вероятно, находящихся рядом с ними ящерообразных изгоев общества. При обнаружении последних, Вам надлежит немедленно сообщить о их местонахождении властям. В контакт не вступать! Напоминаем Вам, что в результате действий этих государственных преступников, погиб речной Анаконд, являвшийся Старейшим, Реликтовым членом нашего Рода. Мы, понеся невосполнимую утрату, ратуем на Ваше внимание в поисках редких зверей и сопровождающих их лиц. Советуем торопиться на выбранном Вами пути. В противном случае, Вы лишитесь не только кафедры, но и более дорогой вещицы…».
Людвиг покраснел и закашлялся, а Марк, ещё раз перечитав письмо, тактично не стал задавать дополнительного вопроса, способного прояснить плохо скрываемый официальным текстом шантаж.
Потом он вздохнул и, неожиданно широко заулыбавшись, сообщил расстроенному учёному мужу:
— А как насчёт совместной прогулки по стране? Я давно не был на побережье.
— Вы считаете, что это возможно? — не надеясь на подобную удачу, спросил профессор.
— Я считаю, что нам не нужно терять времени на пустые расшаркивания, — твёрдо сказал Марк.
***
Ужин не задался. Женщина, молча, убирала со стола посуду, а мужчина хмурился, пытаясь найти подходящие случаю слова.
— Яга! — начал, было, он.
Она резко подняла голову, отчего рыжие тугие косы колыхнулись на голове, словно корона, и грозно посмотрела на сидевшего мужа.
— Меня зовут Таисья, по батюшке Сергеевна, сто раз поправляла. Я в курсе. Согласна. Надо идти за Костей. Нагулялся, ужо. А ведь знала… и неча ему было шляться-то. Так недалеко и до тюрьмы. Где это видано, против правителя идти. Змей, он и в Африке, змей…
Марк не был в курсе нахождения Африки, однако, уходить из дома с разладом в душе не хотел.
— Я хочу позвать тебя в лес…, — наконец, решился он.
— Что? — переспросила она, опешив.
… Матёрый серый Волк бесшумно бежал по заиндевелому зимнему лесу, оставляя на неведомых дорожках следы огромных пятипалых лап. Следом, с непривычки вырывая куски стылого дёрна когтищами, бежала его спутница: совершившая свой первый в жизни оборот, рыжая волчица.
Только Луны, летящие в тёмном небе, могли видеть их бег. Первая, низкая и большая, изъеденная рытвинами и оспинами, светила жёлтым тусклым светом фонаря, собрав на своём, давно не мытом стекле, миллионы синих крупинок, слепленных по образу и подобию далеких звёзд. Крупинки сыпались на пушистый мех бегущих зверей, превращаясь на их спинах в резные кружева медленно исчезающих снежинок.
Вторая, светящая матовым серебром, похожая на тонкое хрупкое зеркало в дымчатой оправе пушистых облаков, только смотрела вниз, рисуя тенями кусты и деревья, словно создавая эскиз к будущей великой картине.
***
…А дорога пыльною лентою вьётся
Залипает снегом на наше лицо
Ворон все равно через бурю прорвётся
Нам с тобою вместе тепло и светло…
— теперь распевала Эмили тонким голосом переделанную Костей песенку.
Она ехала, укутанная в стёганное одеяло, сидя на Вороне перед Константином и радовалась солнечным дням. По ночам было холодно и сыро, но утром, сумрачные, почти чёрные от густых лесов горы, освещало яркое зимнее солнце. Синее небо, подкрашивало горные пики, а радуга сопровождала маленький отряд все оставшиеся дни пути по старому тракту.
Наконец, они достигли развилки, и две дороги, слившиеся в единый утрамбованный ногами тысяч странников каменный поток, ознаменовали для них начало нового отрезка пути.
Уже к вечеру, путешественники добрались до высокого крепкого крашенного ядрёной зелёной краской бревенчатого частокола, окружавшего, согласно карте, селение, носящее гордое имя: «Высокие горы».
Эмили пересела на Девгри, и ребята, следуя по указателю «Туда», подъехали к створкам ворот. Там печальный стражник, вооружённый планшетом и огрызком карандаша, долго расспрашивал их о цели визита, пока Константин, с глубоким вздохом, не вручил ему несколько медных монет. Створки разошлись, и компания, слегка покачиваясь в сёдлах от волнительного разговора с поборником закона, оказалась на узкой улочке. Одно и двух этажные домики, сложённые из ломанного на ближайшей каменоломне неровного камня, словно вросшие в каменистую почву много веков назад, создавали поселению таинственный средневековый вид.
— Сказочное местечко, — философски заметил хозяин ездового динозавра.
— Я читала, что в горных районах такие посёлки называются форпостами, и в них живут семьи оборотней. Каждое селение — новый клан. Они малочисленны, но сильны и дружны. Сюда боятся приезжать сборщики налогов, — сообщила Эми, стараясь удержать Девгри вплотную к спине Ворона.
— Чечены, — отметил Костя, проводив взглядом несущую на плече высокий кувшин с водой женскую фигурку в платке.
— Кто? — не поняла девушка.
— Горцы, — невозмутимо пояснил приятель.
Так, за разговорами, они подъехали к постоялому двору. Им открыл ворота морщинистый, седой, как лунь, старик. Ребята спешились и направились ко входу в трактир. Тут до Кости дошло. Дед двигался, как их армейский мастер по рукопашному бою, с той экономной грацией крупного хищника, который, при нападении, не оставлял шансов никому…
Парень замедлился, закрывая спину беспечно идущей вперёд Эми.
Они вошли в темноту помещения, ослепнув со света, но тут же услышали скрип открываемых ставень.
— Будьте гостями, вам нечего опасаться! — услышали они сзади.
— Я рад приветствовать у себя юного наследника с избранницей.