Девка сдвигается, мне место уступает. Я ее по щеке глажу — мокрая щека. Опять плачет. Подумал, как парни сейчас ржать будут — и не стал девку раздевать. Успеем еще. Она шуршит чем-то. Я потрогал — сверху укрыла нас своим шалашиком, чтоб теплее было. Засыпая все думаю, как так получилось. Ушел на разведку одиноким парнем, а вернусь солидным
охотником. Со своей женщиной.
Ночью несколько раз просыпаюсь — девка рядом лежит. Холодно ей, ко мне прижимается.
Утром встаем, смотрю я на нее — сонная, лохматая, комарами искусанная, под глазами круги, на левой щеке синяк темнеет. Страшилка, не девка. Но — моя!
Костер запалили, вчерашним оленем закусываем. Мудреныш ехидно так на нас с девкой косится и говорит:
— Молодые остаются, остальные на охоту.
И под общий гогот первым к лесу идет. Остальные — за ним. Я, чтоб время не терять, девку в шалашик веду. Она не противится, хоть и не радуется. Сама одежки расстегивает, показывает мне, как это делается. Я ее, как полагается, беру. Не силой, но с лаской. А когда всплакнула, до того заводит меня, что еще раз, и еще раз взял. Оживать начинает.
Лопочет что-то на своем языке, всхлипывает, ко мне ластится. Признала меня, теперь у нас все хорошо пойдет.
Повалялись, понежились мы с ней, затем снова за язык принялись. Она половину слов вчерашних забыла. Да не половину, а почти все! Я и то больше слов из ее языка помню. Узнаю, как ее зовут. Оксана. Глупый я все-таки. На третий день только догадался спросить. Если сказать Ом-Ксана, получится Великая Ксана. Пару раз ее так называю, поправляет. Не хочет
быть великой. Вернутся ребята, расскажу — посмеемся.
Возвращаются охотники с добычей. Я туши пересчитываю — для меня тоже нашлась.
— Передохнем, поедим и трогаемся, — говорит Мудреныш.
— Оксана, костер, — кричу я, чтоб всех удивить. Для верности, все же, рукой на кострище указываю. Понимает, умница. Кивает мне и огонь раздувает. Все и на самом деле удивляются.
Доедаем оленя, собираемся идти. Оксана самую маленькую тушу себе на плечи взваливает. Верный Глаз ее нести хотел.
— Ух ты! — изумляется Кремень. — А донесет?
— Не донесет, так съедим, — хмыкает Мудреныш. — Ты сможешь оленя добыть и нас догнать?
— Легко! — усмехается Кремень и исчезает между деревьями. А мы трогаемся в путь. Думаете, к броду? Как бы не так! К той сосне, которую Оксана старалась повалить. Сообща ее через реку валим, осторожно по ней переходим. Мудреныш тушку у Оксаны отбирает, сам переносит. А мне велит за девкой следить, чтоб не бултыхнулась. Но она по стволу как по ровному месту идет, не пошатнулась даже. Ловкая.
На перевале мы останавливаемся ненадолго. Оксана дальнозоркую вещицу достает, вдаль смотрит. Мудреныш рядом с ней встает, ему протягивает. Он тоже смотрит. Отдает потом. Я радуюсь, что зла друг на друга не держат.
Даже как бы без слов друг друга понимают.
К вечеру Оксана хромать начинает. Все сильнее и сильнее. Копье у меня просит. Не хотел сначала давать, что я за охотник без копья? Потом думаю, кто в горелый лес по своей воле пойдет? И даю. Она на него опирается. Оленю хитро ноги стягивает, на плечи забрасывает, к поясу привязывает. Сначала я думал, умно сделала, потом понял — глупо. Если упадет — самой не встать. Дважды падает, я сзади иду, помогаю подняться.
На ночлег останавливаемся в горелом лесу. Много прошли! Не поверите — два дневных перехода. Устали все, прямо на углях спать готовы. Костер из головешек сложили, разжигать лень. Так и сидим у незажженного. Но Оксана затевает свой шалашик ставить. Что-то сделала — шалашик вдвое больше стал. Не шалашик, а просторный шалаш. Стены совсем прозрачные делаются. Пока ставит да подстилку надувает, я объясняю парням, как ее зовут.
— Хозяйственная она у тебя, — одобряет Фантазер. Я его чуть не расцеловал. Шучу, конечно. Но если Мудреныш, Кремень и Фантазер признали, что девка моя, никто оспаривать не посмеет.
Решаем для ясности звать ее Ксаной. А что, девки часто имя меняют, когда в другое общество уходят. Но Верный Глаз все портит.
Не Ксана она, а Ксапа, — говорит. И рот до ушей. Я его когда-нибудь копьем в голову стукну, чтоб глупые мысли вытекли. Так ему и говорю. Но поздно. Парни решают, что Ксапа — Хулиганка по-нашему — самое подходящее имя для моей девки.
Вылезает из шалаша, рядом со мной садится. Опять слова спрашивает. И опять половину забыла.
Хватит на звезды смотреть, спать пора, — говорит Мудреныш, треплет ее по голове и ложится на самое удобное место. А что? Кто первый занял, тот и прав!
За ним Фантазер сообразил. И тоже Ксапе прическу лохматит. Парням понравилось. После четвертого Ксапа взвизгивает, хватает меня за руку и в шалаш тащит. Парни гогочут.
Улеглась, ладошки между коленок зажимает. Я подумал, завтра вставать рано, идти далеко. Пусть отдохнет. Ложусь рядом, обнимаю покрепче, прижимаю к себе, чтоб теплей ей было. Мерзлячка она у меня.
— Думаю, чёрненькая тебе понравится. Доброе утро, кстати.
Я всегда встаю раньше Второго. Это удобно, можно самому выбрать завтрак. Хотя он, конечно, оспорит мой выбор — он всегда по утрам не в духе и спорит просто так, даже когда не прав.
— Утро добрым не бывает. А чего это как чёрненькая — так сразу мне? Я что — рыжий, что ли?! Блондиночка-то куда аппетитнее выглядит! Типа себе, как ранней пташке — самый лакомый кусочек, так что ли?!
Ну вот. Что и требовалось.
— Потому что ты любишь мозги, промаринованные интеллектом, а я нет. Блондинка тебе покажется пресной — она глупа, как её уронили, так и сидит, я уже полчаса за ними наблюдаю, с самой доставки. А чёрненькая всё время пытается удрать. К тому же… я сейчас рыкну — сам посмотришь.
Утробный рёв прокатился по каменным стенам, пол камеры дрогнул, ловчая мембрана выгнулась и затрепетала, словно готовая лопнуть. Пухленькая блондинка зарыдала, словно по сигналу. Слёзы градинами катились из огромных круглых глаз, открытый рот усиливал сходство с удивительно глупой рыбой. Жилистая брюнетка, до этого усердно пытавшаяся подцепить край мембраны острой шпилькой, отбросила ярко красную туфлю, вжалась спиной в угол и оттуда заверещала:
— Только не меня! Жрите её! Она толстая! Она вкуснее!!!
Мой напарник приятно удивлён.
— О… а ты прав, она мне нравится! Обожаю потрошить эгоистов. У неё наверняка восхитительно гнилое нутро, да с перчиком, да со стервозинкой!
Похоже, проснулся. К обеду войдет в форму, и мы с ним хорошенько поспорим при делёжке. Зато ужин выбирает он, вечером я клюю носом и почти не чувствую вкуса, вечером мне всё равно, лишь бы побыстрее.
Тем временем брюнетка пинает блондинку ближе к мембране — наверное, думает, что мы за ней. Второй облизывается:
— Чего мы ждем? Я жрать хочу, как сто драконов!
Уточняю:
— Блондинка мне?
— Забирай свою бледную немочь, терпеть не могу тупую преснятину!
Сердце брюнетки было твёрдым и сладким, как карамелька. Я не люблю сладкое, а Второй хрустел радостно и чавкал потрошками. Я же смаковал суфле девственно чистого мозга блондинки, не испорченного ни единой морщинкой, инфантилизм добавлял нежности, глупость и лень — воздушности. Вот уж не думал, что анекдоты настолько правдивы, действительно, редкая дура… была.
Потом, когда насмерть перепуганные девушки убегали — такие милые и няшно-кавайные, трогательно держащиеся за руки и поддерживающие друг друга на скользких валунах горной тропы — мы смотрели им вслед с сытым умилением, и Второго опять потянуло на лирику:
— Как ты думаешь, наша миссия выполнима?
Пожимаю плечом:
— Спроси у создателей.
— Но даже если и так, и когда-нибудь количество перейдет в качество, естественный отбор сработает и в людях совсем не останется скверны — что тогда будет с нами? Мы же просто сдохнем! от голода!
Снова пожимаю плечом:
— Зачем так пессимистично? Я предпочитаю верить в людей. И их неизменность. О, смотри, на обед сегодня чирлидерши. Кого выбираешь?
Новый этап трэшака начался тогда, когда он ожидался меньше всего. Хэль с Шеатом отыскали какой-то гныдник, где паразиты проводили свои опыты. Правда, эта подпольная лаборатория была несколько другой, не той, где накачивали детей черной дрянью, но не менее ужасной. Там проводились опыты иного рода.
На «Звезду души» они доставили двадцать пять золотых виверн, их них шестеро парней и девятнадцать глубоко беременных девушек. Все они были в человеческом облике, слабы и будто специально погружены в кому.
Общее исследование показало, что у всех виверн в шеях находятся паразиты, аналогичные драконьим, только меньше и тоньше, больше по облику напоминающие аскарид. А осмотр беременных девушек выдал ошеломляющий результат — их потомством были гибриды виверны и паразитов.
Я вообще без понятия, зачем скрещивать виверн и паразитов, но судя по количеству девушек и по рассказам Шеата, этот опыт пытались провернуть в намного больших масштабах. В лаборатории было найдено семьдесят три мертвых тела. Это были виверны из самых разных кланов. Выжили только золотые, как самые сильные. Тела наши парни сожгли, чтобы к ним уже не смогли вернуться и продолжить чудовищные эксперименты.
Так же у всех виверн зачем-то удалили по одному ядру. Не смертельно, но достаточно неприятно. Эти эксперименты ставили меня в тупик. Допустим, паразиты хотят контролировать драконов и виверн и для этого вживляют им в шею мелких паразитов-червей. Допустим, они хотят проникнуть к нам, потому заливают в вены детям черную дрянь. Кстати, по составу это всего лишь походные нефти. Как они могут помочь преодолеть силовую защиту корабля, я не знаю, но лучше перестраховаться.
А теперь это. Я зашла в палату одной из девушек и застыла напротив стола, на котором лежала виверна. Что-то такое смутно знакомое вспыхнуло в моей памяти и со всей силы долбануло в голову. Больше года назад я уже видела нечто подобное, только тогда аналогичный эксперимент проводили сверхи над синерианками. Тогда мне повезло — для меня это был всего лишь сон, кошмар, нечто далекое и ненастоящее. Сейчас я стояла перед лицом своего кошмара и не могла никуда деться. Нельзя просто взять и уйти, переложить ответственность на кого-то другого. Нельзя отвлекать Сина, нельзя дергать Зеру, работающую над способом очистки организмов драконов от черной дряни. Оставались только я и мой страх. Один на один, лицом к лицу.
Виверна выглядела паршиво. Бледная, с запавшими плотно закрытыми глазами, с уже начавшими терять цвет волосами, худая и истощенная, только живот торчит. Эта нереальная картина вернула меня во время моих ужасов. И сегодня я должна была не только выстоять в борьбе со своим страхом, но и помочь другим, тем, кто уже пострадал.
При осмотрел ауры были видно, что плод виверной не является. По крайней мере светится не ярким золотисто-оранжевым светом как должен, а больше похож на серую муть, скрадывающую очертания тельца. Еще не доношен, но уже скоро. Толстые энергетические канаты связывали мать и младенца. Он ее ел. Во всех смыслах этого слова. Питался ее кровью, ее воздухом, ее энергией. И стоит мне только попытаться его удалить традиционным путем, как он ее убьет. Вытянет все силы и убьет, чтобы выжить самому.
Да и нормальную операцию, как и преждевременные роды эта виверна не переживет. И все остальные виверны тоже не переживут. Значит, мне снова придется поработать чудотворцем.
Я вызвала операционную бригаду на случай непредвиденных обстоятельств, они все приготовили, и мы начали проводить самый странный аборт в мире.
Я погрузила руки в тело виверны, распределяя плазму так, чтобы она перекрывала все энергетические каналы, в том числе и пуповину. Питание этому кошмару уже не нужно. Перекрыв все доступы энергии, я аккуратно ухватила тельце новым щупом, укутала плазмой, чтобы он не вздумал присосаться к матери, и вытащила наружу.
Гибрид был уродлив. Выглядел он еще хуже, чем выглядят вылупившиеся драконята. Его вытянутая морда чем-то напоминала крокодилью, худенькое, но сильное тельце стало извиваться, цепляясь за жизнь. Мне показалось, или этот маленький уродец реально пытался кусаться… Беззубая мерзкая пасть раззевалась в еще беззвучном крике. Голосовые связки пока не сформировались. И уже не сформируются. Мне показался странным тот факт, что виверна была золотой, а этот уродец полностью черным. То ли паразиты что-то мудрили с генами, то ли использовали клетки черных виверн.
Рывком щупа я свернула шею маленькому монстру. К горлу подступил противный комок тошноты. Хорошо тем, кому тошнит один желудок. Мне же тошнило все тело. Я брякнула плод на поднос и дрожащим голосом попросила:
— Заспиртуйте.
Пока медперсонал суетился возле этого огрызка, я вытащила из шеи виверны тонкого глиста-паразита и тоже попросила заспиртовать. Мне невыносимо захотелось закурить. Принять демонический облик, выйти куда-нибудь к чертовой бабушке, лишь бы подальше, вытащить сигарету, щелкнуть зажигалкой и втягивать в легкие горький, противный дым. Чтобы отвлечься. Чтобы забыться. Чтобы не идти еще к восемнадцати таким же несчастным и не видеть еще столько же мерзких уродливых чудовищ. Чудовищ, созданных по прихоти чокнутых ученых-паразитов, для которых нет ничего святого.
Но вместо того, чтобы травиться табачным дымом, я вымыла руки и щупы и потащилась к следующей виверне. И к следующей.
Все дальнейшее слилось для меня в автоматическую процедуру. Осмотреть виверну, отсечь плоду все энергетически и физические связи с матерью и вытащить эту мерзость на свет божий. Это должно было перенестись легче, чем кесарево и, тем более легче, чем настоящие роды. Виверны просто не смогли бы пережить все эти процедуры. Потом убрать глиста-паразита из шеи и передать виверну в добрые руки медиков.
Они погружали пострадавших в ванну с водой с ионами золота, ставили капельницы с питательными смесями, вызвали какого-то опытного гинеколога осмотреть теперь уже бывших беременных. Мне было все равно. Я просто делала то, что была должна.
Одного уродца оставили в живых и запихнули в капсулу искусственной матки. Было интересно посмотреть, что получится. Я была против этого, но спорить с учеными и медиками у меня просто не были сил. Они делали свою работу, а я находилась в своем кошмаре. Я подходила к каждой из этих виверн и содрогалась — там, на столах я видела себя. Весь ужас происходящего и вся тяжесть валились мне на плечи. Мне хотелось напиться. До полного и абсолютного беспамятства, чтобы этот кошмар навсегда стерся из всех клеток до последней. Чтобы даже в диком угаре я не вспоминала этого. Но я не могла. Просто закрывала дверь и шла к следующей женщине, чувствуя себя чем-то средним между живодеркой и спасительницей.
Эти дети не виноваты — твердила одна часть моего сознания, пока я привычно отсекала энергетические каналы. Их можно было бы дорастить и попробовать воспитать. Это чудовища, монстры, мерзость — вопила другая часть сознания, пока я вытаскивала дергающееся скользкое тельце, норовящее даже при смерти что-то тяпнуть беззубой уродливой пастью.
Монстрика стошнило на пол черной гадостью. Я быстро это все уничтожила. Если эту лабораторию сдали намеренно, высока вероятность, что состав этой мерзости такой же, как и той, которая содержалась в телах бедных драконят. Только вот полупаразиты от этого не дохли. Зато вполне могли послужить проводниками для своих создателей.
Я мстительно хряснула тварюшку головой о железный стол. Да, мерзко вымещать свою злость на недоношенном младенце, но для меня это было что-то вроде еще одного шага на пути к преодолению своего страха. Эти уродцы боялись плазмы. Они ни разу не попытались тяпнуть меня за руку или за щуп, хотя вертелись как укушенные. Я же боялась понимания того, что в следующий раз на лабораторном столе может оказаться кто угодно. Я. Шиэс. Лисанна. Любая женщина, обладающая силой, равной силе демиурга. Женщина-дракон. Женщина-сверх. Женщина-демиург. Сотни, если не тысячи женщин могут быть привязаны где-то к лабораторным столам и вынашивать в своем теле монстров. И если я не преодолею свой страх сейчас, то потом может случиться катастрофа.
— Заспиртуйте, — коротко командую я, глядя на обмякшее тельце того, кто так и не стал убийцей своей матери.
Я не понимаю, почему. Зачем все эти сложности, если паразитов и так много. Сомневаюсь, что у них проблемы с рождаемостью. Скорее это какой-то очередной способ унизить нас и досадить. Показать, какие мы никчемные, слабые, разрозненные, не способные защитить друг друга. Какие все эгоисты, раз столько виверн оставили на произвол судьбы. Ну и да, отличный способ двигать науку вперед, когда ни законы, ни мораль, ни общественное мнение не мешают заниматься опытами.
Я остановилась только когда в следующей палате увидела вместо очередной беременной женщины обыкновенного мужчину. Виверн был в том же состоянии, едва дышал и выглядел очень истощенным, но цвет пока не терял. С ним будет легче, нужно всего лишь удалить червя… Еще пятеро парней, и я свободна.