Азирафелю нравилось наблюдать за огнём в камине, особенно когда золотистые искры начинали осыпаться, но их подхватывал поток воздуха и, кружа, уносил в дымоход.
— Ангел, ты так ничего и не сказал.
— Всё ведь и так понятно. Хоркрукс найден, Барти допрашивать не надо. Клятвы принесены.
— Тебя словно что-то смущает…
В прозорливости Кроули нельзя было отказать. Или, может, он просто хорошо изучил Азирафеля.
— Думаешь, нечему? Неподалёку от нас живёт некий Тёмный Лорд, считающийся мёртвым, его обихаживает Барти, тоже, по общему мнению, давно умерший, который силой удерживает теперь уже двух пленников. Мы непостижимым образом перенеслись во времени, сменили реальность и за полгода ни на шаг не приблизились к разгадке этого феномена.
— Достаточно! — Кроули поднял руки, капитулируя. — С Лордом мы совсем скоро разберёмся, со своими пленниками Барти пусть разбирается сам, а для разгадки нашего феномена нам нужно взять под контроль Министерство. Именно этим я сейчас и занимаюсь.
— Да?! — Азирафель даже привстал, разворачиваясь к Кроули, чтобы лучше его видеть. — Мне казалось, что ты просто собираешься хорошо развлечься.
— Не без этого, конечно, — Кроули самодовольно усмехнулся. — Команда должна сплотиться вокруг Малфоя, а общие неприятности объединяют. Ты просто не представляешь, как это работает. Азарт, адреналин в крови, погоня, а в конце этого великолепия — победа, будь я проклят!
— Уже, — напомнил Азирафель.
— Как я мог забыть?! — согласился Кроули. — Так вот, Блэк мне поможет, сыграв за силы зла, и объединённые общими переживаниями Пожиратели Смерти без труда захватят Министерство. После этого нам откроются архивы, и мы наконец-то разберёмся с этими дурацкими хроноворотами.
— А как ты собираешься добывать чашу из банковского сейфа? Неужели сделаешь ставку на криминальные наклонности Блэка?
— Вижу, ты тоже оценил этот ценный приз. Но нет. Грабитель из него не выйдет.
— Интересно, почему? — Азирафель спрятал улыбку в кружке с какао.
— Ему не хватает хладнокровия, — отмахнулся Кроули.
— А разве не для этого ты вынуждаешь его сотрудничать со Снейпом?
— Я вынуждаю? Ангел, иногда ты бываешь слеп, как крот. Да он бы руку отдал за это сотрудничество… образно выражаясь. Но не в этом дело. Мы просто зайдём в банк с парадного входа.
— Кроули, что ты ещё задумал?
Но тот в ответ лишь загадочно улыбнулся и заговорил о каких-то особых фейерверках, которые придумали братья Уизли. Увлёкшись, Кроули щёлкнул по носу Пушка, задумчиво жующего печенье. Пушистик в долгу не остался и цапнул обидчика за палец.
— Ангел, уйми своего фамильяра! — Кроули сунул в рот палец, чтобы «отсосать яд», и обиженно добавил: — Никакого воспитания! То ли дело…
Одного взгляда Кроули оказалось достаточно, чтобы тренированные овечки построились и бодро зашагали по протоптанной дороге. Их блеянье даже показалось Азирафелю подобием армейской песни на марше.
— Это совершенно разные существа, Кроули. Карликовые пушистики не приспособлены для таких упражнений, — Азирафель подставил ладонь и забрал обиженного Пушка.
— Признайся, что ты его балуешь.
Иногда Кроули спорил лишь из любви к искусству, и Азирафель не собирался ему потакать. А для этого стоило сменить тему.
— Кроули, а ты не боишься, что Снейп намекнёт Малфою, что ты не их Лорд? Тот ведь его о тебе предупредил…
— Пусть намекает сколько угодно, — благосклонно разрешил Кроули.
— Но…
— Малфой ему просто не поверит.
— Почему ты в этом так уверен?
— Пф-ф! Для начала Малфою придётся признать, что он ошибся.
— И?
— И всё! Этого не случится никогда! Особенно после нашего тимбилдинга.
— Поверю тебе на слово.
— Уж постарайся.
Расшифровка «превосходных и точных пророчеств» шла небыстро. Азирафелю требовалось время, чтобы разобраться в иносказаниях Агнессы. Он никогда её не встречал — очевидно, она была слишком умна для этого. Как правило, Небеса или Ад брали на заметку всех пророков и, чтобы предотвратить неуместную точность описаний, глушили каналы ментальных связей. Хотя, скорее всего, Агнесса просто пыталась осмыслить свои видения и давала подсказки в силу своего разумения. Конечно же, она сильно обогнала своё время, но современные технологии всё-таки ей даже не снились. Чего только стоит пророчество про яблоко, которое нельзя съесть! Азирафель уже успел порядком отвыкнуть от такого архаичного языка, но с удовольствием продирался сквозь его дебри.
Именно поэтому, пока все остальные обитатели Хогвартса веселились на празднике влюблённых, Азирафель заперся в библиотеке, резонно рассудив, что сегодня всем точно будет не до него. Он неторопливо выписывал пророчества, касающиеся последних дней, на отдельные листки, пытаясь их упорядочить и выявить общие детали. Азирафель разложил их на столе и теперь копался в ворохе заметок. Агнесса действительно была умна. И хитра: понятные и однозначные предсказания никого не интересовали.
Когда раздался стук в дверь, раздосадованный Азирафель чуть было не решил его игнорировать, но в последний момент передумал, отдавая дань любопытству. В конце концов, время ещё было, а стук был подозрительно настойчивым. Барти вошёл в библиотеку, и сразу стало понятно, что он не в себе.
— Я убью его!
Перечить Азирафель не стал. Он просто запер двери, вернул Барти его облик и сунул в ледяные ладони горячую кружку какао.
— Попейте сначала.
— Я его убью, — повторил Барти чуть тише.
К такому заявлению следовало отнестись очень серьёзно.
— Вишнёвый штрудель с мороженым?
— Что?!
— Угощайтесь, пожалуйста.
Надо было отдать должное Винки — соображала она просто отлично. Угощение появилось на столе словно само собой, ничуть не потревожив взволнованного гостя. Возражать Барти не стал. Он допил какао, заел его мороженным и слегка поковырял любимый штрудель.
— Я его убью.
Теперь можно было и поговорить.
— Кого?
— Отца.
Поощрять такое Азирафель уже не мог. Одно дело — сообщение о пленниках, так сказать, постфактум, и совсем другое — декларация намерений. Причём, если в первом случае всё можно было с лёгкостью исправить, то сейчас…
— Вы уверены, Барти?
— О, да! Абсолютно… это была последняя капля.
Азирафель не раз убеждался, что смертные сообщали о подготавливаемом убийстве лишь тогда, когда хотели, чтобы их отговорили. А значит, шанс был.
— Расскажите, пожалуйста.
— «Расскажите», «пожалуйста»… будто вы не можете посмотреть всё сами! Вы ведь легиллимент.
Этим странным словом здесь называли возможность проникать в чужое сознание, и, похоже, те, кто овладевал этим искусством, не слишком себя сдерживали и ограничивали. Азирафель же уважал чужую волю, считая её слишком ценным божественным даром. Даже те три раза, когда пришлось нарушить собственные принципы, он не прибегал к столь грубому воздействию, предпочитая задавать вопросы.
— Только если вы сами это покажете.
— А если я не умею?
— Тогда просто расскажите. Пожалуйста.
Барти вздохнул и подтянул колени к груди, устраиваясь в кресле самым удобным для себя способом, после чего закрыл глаза и начал:
— Он к ней таскается! И это после всего, что было!
Понятнее не стало.
— А что было?
Азирафель добавил в какао крошечные зефирки. Потом подумал и проделал то же самое с кружкой Барти.
— Он же любил мать! Понимаете, Азирафель?! Он исполнил её последнюю волю! Он на руках принёс её в Азкабан… что её! Он меня оттуда вынес… уверяя, что ему противно ко мне даже прикасаться… он рыдал, когда она умерла… я впервые в жизни узнал, что он вообще может рыдать! Что он живой, понимаете?! А теперь… — Барти обхватил колени руками и спрятал в них лицо, выдыхая: — Он таскается к ней!
Азирафель мог бы сказать, что время лечит даже самые страшные раны, что любовь приходит, не спрашивая и не считаясь ни с чем… он мог бы пожелать Краучу-старшему счастья, а его избраннице мудрости… только вот Барти всё это было неинтересно. Он снова чувствовал себя преданным, что причиняло ему невыносимую боль. Изменить это Азирафель не мог, но никогда прежде творимая им благодать не казалась суррогатом. Чего-то настоящего и правильного. И слова тоже звучали как-то фальшиво:
— Всё будет хорошо, Барти… всё будет…
С Эйданом что-то случилось, и он весь покрылся цветочками. Решать проблему, как обычно, предстоит Ричарду Норвуду. Обычному, слабому и глупому Ричарду Норвуду, который стоит сейчас как истукан над лежащим Келли и обмирает от ужаса. Тупица! Кретин! Действуй, а не думай, безмозглый урод!
Норвуд наконец заставил себя сдвинуться с места и упал на колени рядом с Эйданом:
— Келли, ты меня слышишь? Можешь говорить? Что случилось?
Эйдан едва кивнул в ответ на первые два вопроса, а к третьему даже нашел в себе силы приподнять голову, глянуть на покрытые размытыми розовато-фиолетовыми рисунками предплечья, потом на Норвуда и очень аккуратно снова положить голову на пол.
Цветы появились теперь и выше локтя.
— Это что, сирень?
— Вереск… Пришёл за мной… Давно не был… До…
Сиреневый побег протянулся из-за ворота рубашки к мочке уха.
— Тихо, лежи и молчи. Дома давно не был? Кто у вас там так озверел, что так зовёт?!
Говоря это, Ричард спешно выдергивал ремень из брюк, вытряхивал из карманов железную мелочь… Ручка, которую он носил в кармане рубашки, зацепилась, Норвуд стянул рубашку через голову и бросил на пол. До холмов он, конечно, доедет на машине, а там будет неудобно избавляться от холодного железа. Вывел тачку из гаража, бросил на переднее сиденье скейт, открыл двери и вернулся в дом.
Ричард аккуратно, без лишних движений поднял напарника на руки, удивившись ещё более лёгкому, чем обычно, весу и непривычному цветочному запаху. Келли, до того напряжённо-неподвижный, как-то вдруг обмяк у него на руках.
Дорогу он помнил скверно, но старался об этом не думать. Если ехать достаточно быстро, то дорога сама найдет тебя…
Когда вдалеке показались Те холмы, Норвуд свернул с трассы и несколько минут ехал по грунтовке, пока машина не начала едва заметно дрожать. Тогда он остановился, снова взял Келли на руки, кое-как подхватил скейт и пошел. Эйдан, кажется, был невесомым, а вот скейт тяжелел с каждым шагом.
Ричард не знал входа, но холмы расступились сами собой. На пороге стояла пожилая, но всё ещё красивая женщина с тряпкой в руках. Женщина была явно очень рассержена, а с тряпки капала грязная вода. Не успел Ричард опустить Келли на землю, как тот получил этой тряпкой прямо по лицу.
— Эйдан, бессовестный ты негодяй! Если я, — мокрый шлепок, — ещё раз, — мокрый шлепок, — буду одна наводить порядок перед первым летним полнолунием, то цветочками ты не отделаешься!
Норвуд обессиленно сел прямо на землю и вдруг расхохотался. Тётушка с племянником обернулись к нему: тётушка удивленно, а Эйдан с явным облегчением.
— Какое же счастье, что завтра у меня отпуск!..
«Учреждение по отправлению религиозных потребностей приветствует вас! Выберите цель визита».
Арон почесал бороду и ткнул узловатым пальцем в окошко «помощь/прошение». На «Выберите суть прошения», подумав, нажал «разрешение имущественного спора в пользу просителя». Конечно, больше всего ему хотелось справедливости, но боги иногда очень своеобразно её толковали. Лучше не рисковать.
А вот следующая надпись озадачила уже всерьёз.
— Вам что-нибудь подсказать? — поинтересовался улыбчивый бритоголовый монах.
Монах был правильный, уважающий традиции, с вытатуированными на бритом черепе пейсами и полумесяцем, с серебряным крестиком на голой груди, спиралью Бау-Ти на плече и глазом Будды на лбу, зубами Бога Акулы в ушах и массой других атрибутов и знаков, чью принадлежность Арон опознать не мог, но благоговел.
— Да вот, эта… За справедливостью мы, — откликнулся Арон с облегчением. Монах человек знающий, он поможет, и не надо выбирать самому. — То есть ну чтобы эти гады отступились от нашей половинки кладовки! Наша ведь, испокон, а они… я мальцом был, когда они въехали, и началось. Стиралку свою воткнули… Полвека судимся. Я деньжат подсобрал и решился вот… чтобы сотворили, значит, божественную справедливость. А тут вот…
На экране светились две кнопки: «ТВОРЦЫ» и «БОГИ», внизу мелко змеилось курсивное — «выберите категорию адресата».
— Кого выбрать-то? Даже и не знаю…
— Вы хотите справедливости? Тогда вам к кому-нибудь из богов, могу подсказать тех, чей рейтинг наиболее высок именно в этом качестве.
— Нет-нет, — замахал руками Арон. — Мне бы просто кладовку вернуть. Или… Я тут подумал — может, они это… ну… Сделают нам ещё одну кладовку, а? Им же не трудно!
— А сами не пробовали? — монах смотрел с интересом. Ребристые бусины патерностера-рудракши мелькали в темных пальцах, успокоительно постукивая.
— Ну дык… — Арон моргнул. — Мы-то что? Им же проще! Пускай сделают, а?
— Тогда богов лучше не беспокоить, они не умеют творить ничего, кроме суда и чудес. Ну и справедливости, конечно же.
— К творцам, значит? — обрадовался Арон, которому показалось, что он правильно понял подсказку монаха. Но тот лишь задумчиво качнул головой.
— Творцы творят, да. Но творят они совершенно бездумно и бессистемно, всё подряд. Любой из них может сотворить вам кладовку. Легко. А попутно — котёнка.
— Котёнка?
— Ну да. Или льва. Или десяток новых соседей. Это уж как повезёт. Творцы не оценивают творимое ими, оценивают боги. Но боги не творят. Так что же вы выберете?
Арон помолчал, скребя бороду. Прищурился:
— А можно и этих, и тех? Чтобы, значит, наверняка уж…
— Можно, — монах вздохнул. — По двойному тарифу. Но при заказе комплексной услуги идет тридцатипроцентная скидка.
***
Когда проситель уходил, расплатившийся и удовлетворенный, монах смотрел ему вслед с грустной улыбкой. Вот и ещё один, который так и не понял, что боги не умеют творить, а творцы — делать выбор и принимать решения.
И то и другое вместе — доступно лишь людям.