Киборг Bond X4-17 Рассел Харт.
Киборг Paramedic Энди.
Шеррская сторожевая Хеш.
Июль 2191 года.
Заключив сделку с Сэнди, Рассел перечитал досье настоящего Сандерса Кольта и нашел замечательный факт. Оказалось, что этот молодой человек, наживший уже к шестнадцати годам третью стадию ожирения, вначале несколько лет успешно уклонялся от всеобщей воинской повинности, принятой на его родной планете. Вначале он должен был доучиться в старшей школе, затем поступил в колледж и получил отсрочку, но потом его все-таки приперли к стенке, но он опять выкрутился — по состоянию здоровья отслужил альтернативку медбратом в одном из госпиталей. Это было как нельзя кстати для Сэнди.
Шериф оформил новому жильцу временное удостоверение личности до тех пор, пока он не получит новые документы. Затем он связался с отделом кадров амбулатории и подтвердил, что они могут принять господина Сандерса Кольта на должность фельдшера. Конечно, все шито белыми нитками. Одна надежда, что в такой дыре, которой по сути, и являлся Пайнвилль, никому не придет в голову дополнительно проверять Сандерса Кольта. Иначе выяснилось бы, что и биометрия не совпадает. Скопировать ее у покойника киборг не смог бы при всем желании просто потому, что у этой линейки нет такой функции. Зато Чивингтон оформит Сэнди абсолютно легальные документы, нужно будет просто продержаться до того времени. А дальше останутся сущие «мелочи» — убедить руководство амбулатории оставить киборга на этой должности.
Закончив с этими делами, Рассел вместе с Сэнди, тихонько дожидавшимся его, поднялись на второй уровень.
Шериф махнул ругой в сторну ходовой рубки:
— Там мой кабинет, — он улыбнулся, — в дополнение к офису. Здесь у нас кубрик — гостиная, кухня и столовая в одном помещении, а там находятся каюты, — он указал на коридор, в который выходили четыре двери. — Каюта 2-1 — моя, номер 2-2 — доктора Эбигейл и ее мужа. Две другие пустые, но каюта 2-3 немного меньше, потому что соседствует с капитанской, то есть моей. Выбирай, какая тебе больше нравится.
Рассел открыл обе каюты. Сэнди заглянул в обе и растерянно повернулся к нему:
— А, может, мне лучше занять одну из кают внизу? Я видел, там их две.
— Здесь гораздо удобнее, а главное — спокойнее, — ответил Bond. — На нижнем уровне то и дело ко мне посетители приходят или задержанные. Здесь тебе будет лучше, — и добавил по внутренней связи: — Напоминаю — ты человек, поэтому я тебя и размещаю как человека.
— Хорошо, сэр, — сказал Сэнди. — Можно я тогда займу каюту номер 2-3.
— Идет, — кивнул Рассел.
Шериф выдал новому жильцу комплект постельного белья, полотенце и один из запасных комбинезонов Арни, чтобы было в чем приступить к работе, и сам ушел в рубку.
Сэнди просканировал каюту, в которой находился муж доктора Блэк-Свон. Киборг удивился, обнаружив у него бионические протезы, а кроме того массу достаточно свежих гематом и переломы ребер. Мужчина спал, но, судя по показателям датчиков, вот-вот должен был проснуться.
Сэнди застелил кровать, переоделся в комбинезон и собрался вернуться в мед отсек — нужно было проверить что как работает, уточнить что где лежит. В рубке он появился одновременно с Расселом.
— Ну как? Устроился? — спросил тот, хотя нужды в этом, на самом деле не было — он и сам все прекрасно видел по системам видеонаблюдения корабля.
— Да мне и устраиваться не с чем, — развел руками Сэнди. — Вещей-то и нет совсем.
— Ничего, купишь, — заверил его шериф. — А вот и Эйден, — он улыбнулся и кивнул в сторону коридора, в который вышел взлохмаченный Блэк, одетый в одни свободные мягкие штаны наподобие спортивных.
— У нас гости? — пробормотал он. — Извиняюсь за внешний вид. Я не знал. — Он поздоровался, представился и протянул Сэнди руку.
Тот осторожно пожал протез.
— Очень приятно познакомиться. Сэнди Кольт.
— Его Эби привезла. Будет у нас фельдшером работать, — пояснил Рассел.
— Понятно. Не будешь теперь ее ко всяким хулиганам и драчунам вызывать, — усмехнулся Эйден.
— Вам нужна медицинская помощь? — решился спросить Сэнди.
— Нет, спасибо. Эби уже все сделала, — махнул протезом Блэк.
— Тогда я, наверное, пойду в медпункт? — Paramedic посмотрел на шерифа.
— Давай. Я тоже в офис спущусь. Работать надо, — кивнул тот и они вышли из кубрика.
В офисе Рассел уселся за терминал и решил проверить систему видеонаблюдения городка, которой по праву гордился. К его появлению в Пайенвилле она успела прийти едва ли не в полную негодность. Пользуясь отсутствием шерифа, местные хулиганы часть камер разбили, а часть растащили. Новый шериф не стал обходить дома и квартиры с целью найти уворованное, а заказал новые и развесил на каждом перекрестке. Вот только отыскать их хулиганью и мародерам было бы уже непросто — замаскировал их Bond профессионально. Зато теперь он знал практически обо всем, что происходило на улицах его городка.
Мониторинг видеонаблюдения был полностью автоматизирован. Если фиксировались какие-либо правонарушения, искин корабля сообщал шерифу. За первую половину дня никаких происшествий пока не наблюдалось, но Рассел не спешил расслабляться. Лето, студенты и школьники на каникулах. Так что случиться могло что угодно в любую минуту. Взять хоть вчерашний вечер.
Не успел Рассел снять форму, как искин передал сообщение о несчастном случае на берегу озера. Официальный пляж с пунктом спасателей находился на противоположном его конце в двух километрах от участка. Но компания студентов, нагрузившаяся пивом, предпочла отдыхать неподалеку от участка. В итоге, когда у одного из них судорогой свело ногу и он начал тонуть, шериф оказался быстрее. Точнее, пес, которого он послал на помощь утопающему и поплыл сам. Разумеется, Рассел доплыл бы быстрее собаки, но демонстрировать свою скорость не входило в его планы. Так бедолага утопающий перепугался, когда увидел КАКАЯ собачка к нему плывет, с перепуга пошел на дно. Расселу пришлось нырять за ним, вытаскивать и вешать на спину псу и таким образом доставлять на берег. Когда шериф привел парня в сознание, тот увидел склонившуюся над ним здоровенную собачью морду и снова свинтил в обморок. К счастью, к этому времени подоспели спасатели и Рассел сдал им недоутопленника с рук на руки. Утром родители великовозрастного балбеса пришли с благодарностью и привели с собой спасенное чадо. Пришлось шерифу читать ему лекцию об опасности купания в нетрезвом виде. Папаша незадачливого студента, осознав, что балбес еще и на штраф нарвался, от души отвесил тому подзатыльник. Глядя на эту картину Рассел смилостивился и штраф выписывать не стал, потребовав с парня обещание никогда не купаться пьяным.
Шериф усмехнулся, вспомнив растерянную физиономию несостоявшегося утопленника, с опаской косящегося на собаку. Переключившись на внутреннюю систему наблюдения, он посмотрел, как Сэнди изучает комплектацию медпункта медикаментами и прочими необходимыми материалами и инструментами.
«Кто его знает, может, и не будет проблем от этого парня», — подумал Рассел.
Поступило сообщение искина о том, что на скамейке в парке на берегу озера обнаружен подросток в состоянии алкогольного опьянения. Рассел увеличил картинку. Мальчишка четырнадцати лет сидел, откинувшись на спинку скамейки, и раскачивался из стороны в сторону, изредка подергиваясь. Можно было бы подумать, что он просто двигается под музыку в наушниках-таблетках, но Bond’у что-то не понравилось в его движениях. В груди неприятно скребануло нехорошим предчувствием. Ох, как не хотелось оказаться правым. Он еще увеличил картинку. Камера давала очень хорошее разрешение и ракурс был то, что нужно. Увиденное заставило Рассела подскочить — зрачки подростка были запредельно расширены, а в уголке губ выступила голубоватая пена.
— Твою же мать!
Шериф вылетел из офиса на ходу командуя Арни садиться во флайер. Распахнув дверь мед отсека, Рассел скомандовал:
— Сэнди, токсикологическую укладку и за мной!
Paramedic схватил один из чемоданчиков,которые он только что проверял и рванул следом за шерифом. Во флайер он ввалился, когда тот уже оторвался от земли. Рассел назвал Арни координаты и флайер сорвался с места.
Еще в один из первых дней на работе, Bond разработал систему аварийных вызовов, которые отправлял в необходимые экстренные службы буквально одним нажатием кнопки. Так и сейчас он буквально на бегу вызвал «Скорую помощь», но от участка было гораздо ближе до того места, где был обнаружен подросток, поэтому они рванули туда первыми.
Выскочив из флайера, Рассел и Сэнди бросились к мальчишке. Paramedic быстро просканировал того, сделал экспресс-анализ предполагаемого токсического вещества, сняв пальцем и слизнув каплю выступившей на губах того жидкости и даже успел вколоть один из компонентов сложного антидота.
Прилетел флайер «Скорой». Из нее выбрались грузный фельдшер и медсестра.
— Ну-ка, что тут у нас? — пробасил фельдшер. — Наркоман что ли?
Он принялся водить вдоль тела мальчика портативным сканером.
— Док, побыстрее бы. Здесь дело очень серьезное, — поторопил его Рассел.
— А вы не суетитесь. шериф, — недовольно хмыкнул тот. — Это теперь уже наше дело.
— Вы не понимаете. Это чрезвычай но токсичный препарат, — рискнул вклиниться Сэнди. Он привык, что бригада «Скорой» прислушивалась к его мнению. Вот и сейчас он назвал зубодробительную формулу наркотика, заставив фельдшера переспросить:
— Чего-чего? А ты кто такой, под руку лезть?
— Это наш новый фельдшер, — остановил зарвавшегося медика шериф. — А у мальчишки передоз. Файербол. Это слово вам что-нибудь говорит?
Фельдшер побледнел — дело Сизова было очень шумным и чем он торговал, и что собой представляют файерболы, знали все. Мальчишке поставили капельницу, с помощью Сэнди быстро уложили его на носилки и погрузили во флайер, который тут же взмыл в воздух.
— Ты молодец, Сэнди, правильно определил наркотик, — сказал шериф, провожая машину взглядом, и тут же отвесил Paramedic’у подзатыльник.
— За что? — возмутился тот.
— Ты сейчас чуть не спалился по полной. Кто тебя просил называть формулу, балда?
— Файерболы дают характерную голубую пену изо рта, — обиженно пробормотал Сэнди.
— Молодец. Это логичное объяснение, — похвалил его Рассел. — А вот полную формулу сходу далеко не каждый вспомнит. Учти это на будущее. Не пались!
— Не буду, — вздохнул Сэнди.
— Не обижайся за подзатыльник. Это я дружески, — Bond легонечко толкнул его плечом.
— Да ладно. Ничего страшного, — с явным облегчением улыбнулся Сэнди.
— Но вот что мне больше всего не нравится, так это появление файерболов у нас в Пайнвилле, — нахмурился шериф. — Дрянь редкостная. На собственной шкуре знаю.
— Ты принимал наркотики? — удивился Paramedic.
— Я вот прям так похож на идиота, хоть вывеску вешай, — фыркнул Рассел. — Испытывать их свойства приходилось. По приказу полиции. И мне не понравилось. До сих пор почки не восстановились.
— Но ты же…
— Даже у меня, — с нажимом сказал Рассел пристально посмотрел на Сэнди и тот сразу сообразил, что эта информация только для них двоих. — Так что эту гниду, торгующую файерами в нашем городке, я из-под земли достану, добавил шериф, ударив кулаком по раскрытой ладони.
Первый раз это случилось с Ликой в пять лет. Собирая ее в детский сад, мама заметила нечто странное и повернула голову дочери к свету.
– Ну-ка улыбнись.
Лика послушно улыбнулась, и мама прижала руку к сердцу. В детсад в тот день Лику не повели, а повезли совсем в другое место.
– Доктор, ну как же это может быть? – причитала мама, заглядывая вместе с врачом в тёмную пластину рентгеновского снимка. Он неодобрительно хмурился и отворачивался – мама загораживала ему свет. – Да ведь ещё вчера всё было хорошо! Как же это?
– А раньше вы делали рентген?
– Нет. Да и зачем? Всё же нормально было. А теперь, вы посмотрите, нижняя челюсть как у бульдога выпирает.
– Дети растут, – вздохнул доктор, – то, что вы не замечали этого раньше, ну… Или вы считаете, что прикус у ребёнка испортился за одну ночь?
Именно это мама и хотела сказать, но, посмотрев на сердитое лицо доктора, промолчала.
– Не переживайте вы так, – доктор попытался успокоить её. – Мезиальный прикус вполне обычное явление. Сейчас и не с такими случаями справляются.
Мама только рукой махнула. А Лике, наоборот, всё нравилось. И кабинет с такими интересными штуками, и большое кресло, в которое её посадили, и лампа, которой дядя в белом халате светил ей в рот. Будет о чём в садике рассказать. Она послушно открывала и закрывала рот, хихикала, когда дядя щупал ей подбородок и нажимал где-то за ушами.
На следующий день Лика снова сидела в удобном большом кресле и послушно открывала рот.
– Что-то ничего не понимаю, – хмурился врач (уже другой). – Тут написано, что вам нужно сделать слепок для аппарата Энгля? Но я не вижу оснований. У ребёнка абсолютно нормальный прикус. Я бы сказал, идеальный.
– Представляешь? – восклицала мама вечером. – Так и сказал, идеальный прикус. Ну, как? А? – Она кормила отца ужином и никак не могла успокоиться. Лика сидела рядом и болтала ногой.
– Дочь, ну-ка улыбнись. – Папа подмигнул. – Молодец. Да всё в порядке с ней. Не надо панику наводить.
– Ну, мне не веришь – рентгену поверь. Мы же к врачу ходили.
– Ой, а то я не знаю, какие сейчас врачи! Может, ребенок нас разыграл. Да ведь?
Лика взяла пряник и сунула в рот.
– Знаешь, мне в детстве нравилась девочка с косоглазием. Так нравилась, что я тоже стал глазами косить.
– И что? – Мама грозно посмотрела на отца, потом на Лику.
– Да ничего, папа развёл руками. – Может, Анжелика у нас такая же влюбчивая. Признавайся, дочь, кто у вас в садике так ходит? – И он выдвинул нижнюю челюсть вперёд.
Лика захохотала и чуть не свалилась со стула. Папа был такой смешной и совсем непохож на Мотю Ветрова. Вот у того действительно торчали зубы и смешно оттопыривалась губа. А у папы совсем непохоже. Нет.
Случай вскоре забылся, и первый раз Лика осознала, что с ней что-то не так, в свой десятый день рождения. Ей тогда надарили кучу подарков, в том числе комиксы с любимыми феями Винкс. Вечером она листала книжку, разглядывая картинки. Какие же они все были красивые! Такие красивые, какой Лике никогда не быть. Она вздохнула и посмотрела на себя в зеркало. Оттуда на неё смотрели глаза феи Блум. Огромные, в пол-лица. Лика застыла на месте и моргнула. Блум в зеркале моргнула тоже. Лика подняла руку и помахала фее. Та сделала то же самое. И тут Лика поняла, что Блум одета в пижаму с пингвинами, совсем как у неё. Девочка дотронулась до лица и замерла. Это у неё были огромные нечеловеческие глаза, крошечный носик и остренький подбородок. Волосы, правда, остались прежними, так же как и рост, и фигура. Лика ощупала себя и сильно зажмурилась. Не помогло. Лицо Блум по-прежнему было здесь. На ней. Лика медленно вернулась к столу, закрыла комикс и спрятала в ящик. Потом также медленно легла в кровать и выключила свет. В любой непонятной ситуации ложись спать это правило Лика знала давно. Поэтому заснула, успев ещё подумать, как удивятся завтра подружки в школе.
Утром от лица Блум не осталось и следа. И Лика благополучно решила, что ей показалось. Ну, бывает же. Вечером она снова достала журнал и принялась рассматривать яркие картинки. И снова увидела в зеркале огромные глаза. Может, это комикс такой неправильный? Как и все дети, Лика любила страшилки и всякие истории про магию. Но одно дело любить их в кино, и другое – испытать на себе. Журнал Лика спрятала с клятвой никогда больше не доставать. Но через пару дней не выдержала.
Она стояла напротив зеркала и смотрела, как с её лица медленно исчезают глаза Блум. Лицо оплывало, таяло, менялось. Лика закрылась ладошками, села на кровать и крепко задумалась. Во-первых, возможно, она чем-то заразилась и скоро умрёт. Это был тот самый период, когда она много думала о смерти. Не о своей, нет. О смерти вообще. Почему люди умирают и почему рождаются, и для чего. Во-вторых, Лика поняла, что не должна никому об этом говорить. Это казалось стыдным. Словно вшей подцепить. У неё как-то были. Приятного мало, надо сказать. К тому же дети в садике отказывались с ней играть. Их было двое таких «вшивых». Она и Настя Волобуева. Два гадких утёнка. И хотя их быстро избавили от паразитов, дразнили потом долго. К счастью, скоро детский сад кончился и началась школа. С Настей они вместе пошли в первый класс и до сих пор дружат. Если она покажет, что может вытворять её лицо, не станет ли она снова посмешищем? Наверняка. И Лика промолчала. Просто сделала вид, что ничего не было.
Даже когда на следующий день у неё сильно-сильно заболели глаза, не решилась рассказать маме об этом случае. Окулист, к которому ее привели на прием, не нашёл чего-либо серьёзного, однако прописал носить какие-то специальные линзы. И больше о том случае Лика не вспоминала до самого окончания школы.
***
К выпускному классу Лика уже точно знала, какое значение имеет внешность. Настя Волобуева, верная подружка, превратилась в прекрасного лебедя, а Лика так и осталась худым угловатым подростком с острыми коленками и невыразительной физиономией. Она не была дурнушкой, отнюдь. Просто всё у неё было средне-обычное. Обычные пепельно-русые волосы, обычные серые глаза, обычный нос и губы. Вокруг Насти крутились парни, Лика же с усмешкой принимала знаки внимания тех, кто не удостоился благосклонности Волобуевой. Глупые, они рассчитывали вызвать в той ревность. Напрасно.
Если что и было у Лики необычным, так это ум и желание учиться. Она уверенно шла на золотую медаль, упрямо таща за собой Настю. Та к одиннадцатому классу совсем разленилась и мечтала не о грядущей студенческой жизни, а о софитах, красных дорожках и толпе поклонников. Так что ЕГЭ по математике Настя благополучно провалила.
– Нет, ты понимаешь, что тебе аттестат не дадут? Ну, Настя! – Лика переживала больше, чем подруга и её родители.
– Ой, да, может, ну его, этот аттестат? – смеялась Настя, зная, что дразнит подругу. – Ладно, пересдам я эту математику, не переживай.
Но накануне пересдачи Лика забежала к подруге узнать, как дела и проверить готовность к тесту и остолбенела от заявления:
– Не пойду на ЕГЭ. Всё равно плохо напишу. Видишь, кашляю?
– Ты совсем того? – Лика покрутила пальцем у виска. – Как ты в институт поступать собралась?
– А может, мне и не надо будет. Тут вон кастинг начинается в модельное агентство, хочу попробовать.
– А когда кастинг? – спросила Лика. – Завтра? Поэтому на ЕГЭ не хочешь идти?
– Ну, сдам потом. Эти ЕГЭ в любой момент можно сдать. Делов-то! – Настя дёрнула плечом.
Лика с досадой посмотрела на непутёвую подружку. Настя не понимает, что чем дальше от школы, тем меньше шансов сдать тест на приличный балл. Но никакие уговоры не помогли. Настя твёрдо вознамерилась пойти вместо экзамена на этот дурацкий кастинг.
– А давай, ты за меня сдашь? – предложила вдруг Настя, задумчиво разглядывая Лику. – А что? Сдавать будут в другой школе, меня никто там не знает. Я тебя накрашу, наденешь мою одежду. Фотография в паспорте такая, что мама родная не различит, кто есть кто, да и не будут они вглядываться.
– С ума сошла? – Лика покрутила пальцем у виска, но Настя уже не слушала возражений, выкидывая из шкафа вешалки с одеждой.
– Вот это, пожалуй. Платье и сверху джинсовую жилетку. Так не сильно будет заметно, что фигуры разные, – Настя улыбнулась и подбоченилась. Лика вздохнула. Фигура у Насти была что надо: и грудь, и бёдра и вообще она больше походила на студентку, чем на школьницу. А Лика всё ещё носила нулевой размер лифчика.
– И всё-таки это авантюра. Ты представляешь, что будет, если мы попадёмся?
Настя посмотрела на неё и нахмурилась.
– А ты не попадайся, Лик. Это же ты хочешь, чтобы я в институт поступила? Я же хочу совсем другого. Ну, боишься, и не надо. Обойдусь я и без этого аттестата.
Лика задумалась. Настя сейчас думает, что кастинг важнее образования, и когда спохватится, будет поздно.
– Хорошо, – решилась она, – давай сюда одежду и документы.
– А косметику?
– Сама накрашусь, – Лика встала. – Только обещай, что пойдёшь со мной документы в институт подавать.
– Не вопрос. Иначе меня дотаций лишат, – Настя улыбнулась.
Лика вышла на улицу и в задумчивости побрела домой. Родители Насти были в разводе. Мать играла в драмтеатре, и её часто не бывало дома. Отец появлялся раз в месяц с кучей подарков. Да, наверное, если Настя не получит аттестат, никто не расстроится, кроме Лики. Она-то уже распланировала всю свою дальнейшую жизнь. Они с Настей поступят в институт, получат диплом, потом найдут себе работу, желательно в одном месте. Было бы здорово. Лика тряхнула головой. Ей надо думать не об этом, а о том, как осуществить эту авантюру.
После двух неудачных попыток нанести макияж, Лика поняла, что их план полная ерунда. Она при всём желании не походила на фото в паспорте Насти. Никакая косметика не делала глаза больше, брови ровнее и губы полнее. Лика обхватила голову руками. Дёрнула себя за волосы, чтобы отогнать навязчивые мысли. Нет, это тоже ерунда. Перед глазами стояло лицо Блум. Нет, это было так давно и, конечно, неправда. Ей тогда всё показалось. Просто померещилось. Лика подняла голову и включила телефон. Нашла Настино фото. Поставила перед собой. Глядела так долго, что ей показалось, что у неё чешется лоб. И нос. Она тронула его рукой. Что? Ей показалось или?.. Лика бросилась к зеркалу и прижала руки ко рту. У неё получилось! Она медленно повернула голову влево, вправо. Да, несомненно, это лицо Насти Волобуевой. Лика засмеялась и даже тихонько подпрыгнула. А может, ей это кажется? Она ущипнула себя за руку и зашипела от боли. Нет, вроде не спит. Надо проверить на ком-то.
Лика надела Настину одежду, и ещё раз посмотрела в зеркало. Лицо-то Настино, а вот всё остальное, увы. Хорошо, что волосы у Насти только чуть-чуть темнее, чем у Лики. Она затянула хвост на затылке и пригладила выбившиеся петухи. Вздохнула и прошла на кухню. Там мама колдовала над ужином.
– Здравствуйте, – сказал Лика, стараясь понизить голос, подражая Насте, и сглотнула.
Мама обернулась, её брови взлетели вверх.
– Настя? Я не слышала, как ты пришла. Вы куда-то собираетесь идти? А не поздно?
– Нет, – Лика помотала головой, – не собираемся, кино решили посмотреть. Можно воды?
– Конечно, – мама налила в стакан воды из кулера. – Скажи Анжелике, что ужин почти готов. Будешь с нами? Я скоро позову.
Лика вернулась в комнату и бросилась на кровать. Мама её не узнала! Даже мама её не узнала! Это как? Что это? Она что, человек Икс, как в фильме? У неё есть суперспособности? Вот дела… Интересно, а как долго она сможет изображать другого человека? Она стояла и рассматривала себя в зеркале. Ничего не происходило. А что если она теперь так и останется с этим лицом? Вряд ли родители обрадуются, что у них теперь вместо Анжелики Анастасия. Руки сжались в кулаки, гася зарождавщуюся панику. Так, если она меняется, когда смотрит на чьё-то лицо, может, надо просто посмотреть на своё фото? Лика бросилась к телефону. Она не любила фотографироваться. Вот и зря, оказывается. Она листала альбом. Вот! Они вместе с Настей у плаката с новым фильмом про железного человека. Лика увеличила изображение, оставив только себя. Ну же, давай! Всматривалась в себя, словно видя впервые. Вот лоб, хороший лоб, высокий, ровный. И нос тоже ровный, как по линейке сделан. У Насти, наоборот, небольшая горбинка, и она всё мечтает он неё избавиться, ждёт совершеннолетия. Губы как губы. Нос отчаянно зачесался. Лика тронула его и почувствовала, как ходит под пальцами кость. Чуть было не отдёрнула руку, так жутко было ощутить это движение. Боже! Она ведь урод. Монстр! Её надо в клинику, на опыты… В дверь стукнули.
– Девочки, ужинать!
– Да, мам! Сейчас.
Ну, давай же, давай! Возвращайся! Ура! Лика с облегчением выдохнула, увидев знакомое, такое хорошее, родное лицо. И не надо ей другого. Она, склонив голову, посмотрела ещё раз на себя в зеркало. Ладно, что делать с этим необычным умением, она придумает. Потом. Лика переоделась в свою одежду и пошла на кухню, откуда доносились вкусные запахи. По дороге хлопнула входной дверью. Пусть мама думает, что Настя ушла. Может, ей всё же стоит рассказать? Лика задумалась. Нет, сначала надо ещё немного потренироваться. Может, это временное умение, и завтра всё пройдёт. Может, это зависит от фаз луны или солнечной активности? А может, ей поступить на биолога, чтобы изучить эту аномалию? Ой, сколько мыслей у неё в голове и ни одна не кажется правильной. Ей нужен, непременно нужен кто-то, с кем можно будет об этом поговорить. Иначе её просто разорвёт от этой тайны.
«Сейчас» в понимании Риккерта занимало прорву времени. Вот уже битый час Риан глазел на светящийся почти у горизонта купол дома Соане.
Хей, Йохи. Ты звал в гости – так я пришел.
Разноглазый ждал, пока куча загруженной им в лимузин аппаратуры сделает свое дело. Наконец он удовлетворенно улыбнулся.
— Поехали.
— Какого хера ждали! – Риан чуял, как внутри него расширяется то знакомое нечто. Теплая тварь, вылезающая на запах скорой крови. У него не возникло и тени вопроса – а нахрена Риккерту убивать Соане. Он-то знал, что все, кто треплет, что не любит убивать – вруны. И был уверен, что глаза за цветными линзами горят тем же азартом, что и его собственные.
— Нужно было получить контроль над его «умным домом». Отрубить связь и системы фильтрации. На Альенде работают отличные спецы, получше, чем на полицию. Найдут тебя по единственной чешуйке кожи, застрявшей в фильтрах.
«Зачем меня искать? — мечтательно подумал Риан. – Вот он я».
Таверна «У Веселого Роджера» мало чем отличалась от прочих питейных заведений, коих на Тортуге насчитывалось великое множество. Возможно, здесь было чуть-чуть менее шумно и грязно, но в общем разница практически не ощущалась. Деревянные столы располагались по просторному, с низким потолком залу в полнейшем беспорядке; меж ними сновала прислуга и посетители. Вся эта братия орала, толкалась и ругалась на множестве языков; периодически завязывались мелкие потасовки, выпивались реки спиртного и проигрывались горы золота. Бывали и крупные драки, когда в ход шли ножи, шпаги, а также все, что попадало под руку. И тогда через незаметную заднюю дверь за стойкой тихо выносили убиенных, находивших после приют на дне залива с увесистым камнем, привязанным к ногам.
У капитана Джека Воробья был здесь собственный столик в закутке, подальше от толкотни. Это, несомненно, указывало на уважение, коим пользовался среди «берегового братства» вышеназванный субъект. Переменчивая и ветреная госпожа Удача, вернувшаяся к Джеку три года назад вместе с «Черной жемчужиной» сопутствовала ему и по сей день. Нынче, помимо «Жемчужины», которая считалась флагманом, под его началом оказались еще два корабля: бывший испанский фрегат «Фердинанд», переименованный в «Гелиоса», превосходящий «Жемчужину» по габаритам и мощности, но уступающий в маневренности, а также небольшая, но быстроходная шхуна «Матильда».
Джек расслаблялся. Уже третья по счету бутылка ямайского рома была ополовинена, рубаха наполовину расстегнута, а широкополая фетровая шляпа с роскошным плюмажем небрежно брошена на стол. Светясь здоровым алкогольным румянцем и сверкая очами, Джек держал на коленях сильно декольтированную, пахнущую дешевым парфюмом девицу и нашептывал ей что-то в порозовевшее ушко, полуприкрытое рыжими прядями. Сидевший с ним за одним столом долговязый Йохансон, капитан «Матильды» созерцал эту сцену с истинно скандинавским спокойствием, прихлебывая из огромной кружки пенящийся эль.
— Что-то Гиббс запаздывает, — произнес Джек, отвлекшись от своего занятия. – Где его, интересно носит?
Йохансон флегматично передернул плечами.
— Гиббс никогда не спешит. Может, заскочил куда-нибудь по дороге промочить горло.
— Он мог бы сделать это и здесь! Вечно его… Ах, вот и он! – обрадовано возгласил Джек, увидав в дверях знакомую физиономию своего старпома.
Гиббс был не один. Позади него вырисовывался некий таинственный субъект, чье лицо скрывала широкополая шляпа, а фигуру просторный плащ.
— Капитан, — Гиббс приблизился к столу; вид у него был бледный и слегка взъерошенный, — вас кое-кто искал, и я подумал… , — вместо продолжения он сделал неопределенный жест рукой и плюхнулся на свободный табурет. Его спутник тоже присел, не дожидаясь приглашения.
Все это было весьма загадочно, и Джек слегка протрезвел, ощутив смутную тревогу.
— Пойди, возьми себе выпить! – он сунул монету за корсаж рыжеволосой девицы и, слегка хлопнув ее по заду в качестве напутствия, отправил восвояси. – Итак, — обратился он к таинственному незнакомцу, — у вас ко мне дело?
— Именно так, — отвечал тот, — и весьма важное.
Голос собеседника показался Джеку смутно знакомым, и, привстав со своего места, он довольно бесцеремонно приподнял на незнакомце шляпу, чтобы разглядеть его лицо. Разглядев, он едва удержался на ногах и плюхнулся на свое место, протрезвев окончательно.
— Чтоб я сдох! Вот это сюрприз! Не стану спрашивать, что вы здесь делаете. Уверен, у вас веская причина для подобного визита.
Тем временем, Гиббс увел Йохансона к стойке, чтобы не мешать собеседникам.
На столе словно бы сами собой появились чистый стакан и еще одна бутылка.
— Что ж, любезный командор, — произнес Джек, наполняя стаканы, — пейте! Пейте и рассказывайте, что привело вас сюда.
Норрингтон (а это был он) брезгливо поморщился и отверг предложенное угощение.
— Я не стану пить эту отраву!
— Нет, станете! – возразил Джек ласково, возвращая стакан на место, — Если вы не будете пить, то на вас обратят внимание, если на вас обратят внимание, то непременно узнают, а если вас узнают… — Джек очень выразительно изобразил человека, которому перерезают горло. — И вас не спасет ни сам архангел Михаил с огненным мечом, ни даже его превосходительство губернатор Тортуги! У вас здесь дурная репутация, мой друг. Так что пейте!
– Все ли у тебя готово, братец?
– Готово, ваша светлость.
– Ящики, значит, вскроешь, боковины отнимешь. И чтоб к девяти утра прислал за мной. Да насчет кофею не забудь распорядиться. Гостей много будет.
– Слушаю-с. А…
– Нет! На Стрелку я поеду сам.
– Волнения б только не было, ваша светлость.
– Управитесь! – приказным тоном объявил Юрьев и вышел.
Николай Леонидович – смотритель Летнего сада – опустился на стул и просидел несколько минут, опустив плечи, глядя в никуда. Затем, кряхтя, поднялся и пошел по Дворцовой аллее к старой петровской пристани. На пристани его помощник Ерофеев с бригадой плотников сооружали подъемное устройство. Нынче ночью им предстояло принять и поднять груз из Италии – шесть больших ящиков со скульптурами.
– Все ли у тебя готово, братец?
– К ночи управимся, лишь бы волны не было…
– Управишься, Ерофеев, а то граф с нас все шкуры посдирает. Ужо пообещал. И чтоб к семи у Грота все стояло. И чтобы чисто было. Сам буду в восемь. Прощай.
Наступила белая ночь. К часу Ерофеева разбудил бригадир плотников: «Баржа на подходе». И верно, с Невы в Фонтанку баркасом верповали плоскую баржу с ящиками на палубе. Ее подвели под стрелу и пришвартовали. Старшина гребной команды баркаса, выбравшись на берег, спросил старшего. Плотники указали на Ерофеева.
– Осмелюсь доложить, ваше благородие, прибыл с командой в помощь.
– Пусть матросы помогут поднять, а ты иди со мной.
Они подошли к Гроту, и Ерофеев объяснил, как и где надлежит ящики расставить. Затем они вернулись к пристани, где плотники и матросы с помощью стрелы и всех известных им матерей поднимали первый ящик. Удачно. К ящику по бокам пришили по брусу, и, взявшись по трое за каждый конец, понесли к Гроту. Там брусья оторвали. Операцию повторили еще пять раз. Последний ящик все-таки стукнули при подъеме. Ерофеев чуть голос не сорвал, матеря уставших людей. А плотникам еще надо было разобрать стрелу и вскрыть ящики. И матросикам надо было отбуксировать баржу в порт. Ну, потом-то все было обыкновенно: содрали крышки, выбрали опилки и унесли их в специальный для опилок амбарчик. Затем сняли распорки, отняли стенки и собрали остатки опилок. Ерофеев выдал бригадиру деньгу и остался один среди закутанных в мешковину каменных изваяний.
Уже светало, и надо было торопиться. Ножом он срезал завязки и освободил скульптуры от тряпок. Открывшееся зрелище повергло Ерофеева в тихий восторг. Шесть белоснежных, розовеющих в лучах утреннего солнца флорентийских красавиц предстали пред очи тверского мужичка. Оставшиеся лежать у подножий статуй скомканные полотнища мешковины казались ему сброшенными лягушачьими кожицами. И не ведающие стыда белые девы обнажили свои прелестные свежести. Оцепенение Ерофеева нарушил луч солнца, осветивший голову одной из статуй. Тот вспомнил, что надо торопиться, и бросился складывать куски мешковины.
Нет, ему не показалось: на палец одной статуи было надето кольцо. Серебряное, с камнем. В саду было множество статуй, но ни у одной из них на пальцах не было никаких украшений, кроме разве что мраморных. Это Ерофеев знал точно. Первым делом он попытался снять кольцо. Безуспешно. Он замер, соображая, что дальше-то делать. Его осенило: это же тот ящик, что стукнули. Ага. И тут рукояткой ножа он сам стукнул по изящному пальчику. Пальчик откололся и упал на гравий. Искра потухла. Он поднял его и сунул в карман. Быстро собрал мешковину в рулон, обвязал и оттащил к опилочному амбарчику.
Там он расколотил мраморный обрубок и смешал крошки с опилками. Мол, само так случилось. Бухнулся на мешковину, перевел дух и почувствовал, как его трясет. Успокоившись маленько, стал прикидывать, что сделать с кольцом. Продать, так узнают, да и в секретную канцелярию… Нет… Закопать, разве… А на што?.. Отдам жене, подарю. Скажу, мол, за работу справную награда вышла. Да прикажу не хвастать! Добро.
Кому и вышла награда, так это графу Юрьеву. Работа Альдоджи понравилась двору. Его попытали – где, мол, сам маэстро. На что граф чистосердечно ответил, что приглашение передал ему лично и вестей оттуда пока не получал. Мало ли, что могло случиться. Вот ведь отвалился пальчик по дороге… Ну, мало ли что.
Жена Ерофеева не шибко обрадовалась подарку – поняла, что носить это кольцо не будет никогда. Но приняла, ничего худого не сказала. Упрятала его в свою шкатулку и старалась не вспоминать. А по осени внезапно скончалась.
Когда обряжали, Ерофеев достал кольцо и попросил надеть его на палец усопшей. «Зачем это, дурень? – сказали ему бабки. – Оставь-ка на память. Наследством будет». Так и прожил он жизнь с этим «наследством» и памятью о той белой ночи.
…потому что ты более не в состоянии выносить этот затхлый комнатный воздух, словно бы продёрнутый запахами распада и тлена, воцарившимися здесь задолго до твоего рождения, когда ты, зачатый в ледяной купели без огненного соития мужчины и женщины, единственно по воле неведомого создателя, иронически усмехающегося и чуждого сомнений, ты, будучи эмбрионом, нераспустившейся почкой, получал от него биоподпитку в виде манны, а в виде бонуса — осознание себя, как субъекта, замершего у входа в этот мир, где на каждом шагу с пугающей очевидностью высятся глыбы сложнейших макро-задач, и от их решения зависит то, какая реальность встретит идущих за тобой, но ты, ещё не вполне твёрдо стоящий на ногах и уже рвущийся изучать, расчленять и приводить к общему знаменателю, наплевательски относишься к саду расходящихся тропок и видишь единственную тропу, самую натоптанную, и, чувствуя себя вершителем, безоглядно попрёшь по ней, не обращая внимания на пролившееся на плечи небо и острый, взрезающий кожные покровы солнечный свет, и в душе у тебя затвердеет уверенность в наличии свободы выбора, без которой жизнь смешна и нелепа, уверенность в том, что целеполагание не сыграет с тобой дурной шутки и приведёт тебя именно туда, куда ты хотел, а генетическая программа, предписывающая тебе прежде всего быть носителем генома, и передатчиком генома, обречённым на участие в бесконечной эстафете, — и даже не сама программа, а этот гаденький миф о ней, — скукожится и отлетит в ближайшую канаву, и будет лишь иногда напоминать о себе подловатым страхом в области селезёнки и сырым ознобом, охватывающим поясницу, и хотя этот страх, и этот озноб присущи всему живому, их даже не нужно будет побеждать, а просто — не думать о них, не замечать, игнорировать, пересекая сад в темпе, недоступном восприятию других искателей истины, в отличие от тебя твёрдо знающих, что путь твой от подножия одного автоклава лежит к подножию другого, по виду такого же, но работающего только на вход, терпеливо ожидающего тебя в самом тёмном углу сада, где и будет поставлена жирная точка, и сознание твоё схлопнется в чёрную кляксу, а значит, именно сейчас важно выбрать иное направление, ведущее к другой цели, — выскочить, что ли, за периметр, перекинув тело через живую стену из плюща и чертополоха, и постараться увидеть и оценить то, что находится снаружи; но ты лишь махнёшь рукой и, думая, что правильнее всего — доверять собственным ощущениям, а не слушать нестройный хор голосов со стороны, простишься с двухминутным детством и шагнёшь за порог…
…потому что ты более не в состоянии выносить…
Рыжебородый повёл отряд в город ближе к полуночи, воспользовавшись заброшенными тоннелями подземных коммуникаций, которые знал профессионально: в былые времена тягал по ним оптоволокно. Теперь он контролировал единственную дорогу, связывающую Северо-Западный район с остальным миром. Вовсе не везением объяснялась лёгкость, с какой Григ и Яся проникли в зону поверху. Просто патрулирующие вдоль барьера дроны были запрограммированы всех впускать туда, но никого не выпускать обратно.
Сбивать температуру девушке пришлось дважды: сразу после знакомства с обитателями зоны и поздним вечером, незадолго до вылазки. К утру лихорадка вернулась вновь, как и следовало ожидать. Ясю тряс озноб, она жаловалась на ломоту и слабость, однако проглотить ещё одну капсулу рыжебородый ей не позволил. Именно в таком виде она ему и требовалась для задуманной операции.
Оставшуюся часть ночи отряд пробирался вглубь жилых кварталов города. А когда небо посерело, предвещая рассвет, вожак «забросил бредень» — подключился к закрытому каналу санитарной службы. Ждать, пока «рыбина» заплывёт в подходящее для засады место, пришлось ещё часа полтора. Григ боялся, что Яся не выдержит, потеряет сознание. Но девушка справилась.
Едва жёлтый с красными крестами на капоте и боках бронированный автомобиль свернул в узкий проезд между ржавыми жестяными ларьками давно заброшенного рынка, Яся шагнула ему наперерез, отчаянно замахала руками.
— Помогите! Помогите, пожалуйста!
Водитель резко затормозил в десяти шагах от неё, громко рявкнул клаксоном.
— Немедленно освободите проезжую часть! — раздалось из динамика.
Яся и не подумала подчиниться, уступить дорогу, а та была слишком узкой, чтобы объехать стоящую посередине девушку.
Дверь автомобиля приоткрылась. Охранник в каске и бронежилете высунулся осторожно, выставив впереди себя ствол автомата, заряженного отнюдь не транквилизатором. Подозрительно огляделся по сторонам, крикнул:
— А ну убирайся с дороги!
— Помогите! — пролепетала девушка. — Мне очень, очень плохо!
Притворяться ей не требовалось, поэтому всё выглядело натурально. И упала на грязный асфальт Яся более чем правдоподобно.
Охранник обернулся к сидевшим в машине.
— Проверишь, что с ней? — спросил.
Задняя дверь открылась. Из автомобиля выбралась фельдшерица, с ног до головы упакованная в голубой костюм биозащиты, пошла к неподвижному телу девушки. Охранник поспешил следом, не переставая зыркать по сторонам.
Дотрагиваться до Яси, даже наклоняться к ней фельдшерица не стала. Направила на девушку ствол пирометра, посмотрела на экран. Объявила:
— Да, больная, температура под сорок. О, похоже, у неё чипа нет, ID не распознаётся. Не наш случай, пусть полиция разбирается. — Повернулась к охраннику, потребовала: — Оттащи её в сторону.
— И притрагиваться к этой падали не хочу, — возмутился тот. Крикнул водителю: — Переехать её сможешь? Аккуратненько, чтобы ненужных вопросов не было?
Водитель до половины опустил бронестекло на двери, высунул голову.
— Запросто! Садитесь в машину.
Это были его последние слова. Глухо тявкнул карабин, пуля вошла санитару в глаз. Сидевший рядом с рыжебородым Григ отметил, что и сам бы не смог выстрелить точнее.
В первые секунды охранник не понял, что случилось. Потом вскинул автомат, готовый изрешетить ржавые ларьки. Что делается за спиной, он не видел. А этих секунд бритоголовому хватило, чтобы скатиться с крыши ларька на противоположной стороне дороги, одним прыжком преодолеть расстояние до стоящих на её середине людей. Фельдшерица взвизгнула запоздало, охранник обернулся… и наткнулся горлом на нож. Длинный клинок вошёл ему под подбородок, снизу вверх проткнул голову до самого мозга. Нажать на спусковой крючок он так и не успел, повалился безжизненным кулем, оставив автомат в руках убийцы.
Фельдшерица завыла обречённо, залепетала:
— Не убивайте… Не убивайте, пожалуйста! Я всё, что хотите, для вас сделаю!
— Что хотим? — Бритоголовый смерил её взглядом, изучая. Забросил трофейный автомат за спину, приказал: — Тогда ставай на колени и маску сними. И с головы убери! Люблю, когда у бабы волосы.
Женщина подчинилась. Вьющиеся тёмно-каштановые пряди легли на укрытые пластиком защитного костюма плечи. Верзила осклабился, шагнул к ней, расстёгивая ширинку. Объяснять, чего он хочет, не требовалось. Фельдшерица протянула руки…
Больше она ничего не успела. Блондин подошёл к ней сзади, схватил за волосы, резко дёрнул, заставив запрокинуть голову, размашисто полоснул ножом по горлу. Кровь из рассечённой артерии брызнула фонтаном, бритоголовый едва успел отскочить.
— Ты что, сдурел?! — рявкнул на товарища.
— Ненавижу тварей! Не лечат, а только жируют на наших смертях!
— Да мне по барабану…
— Хватит! — оборвал перепалку вожак. — Забираем хабар и уходим. Пока дрон сюда не залетел.
Повторять не требовалось, бандиты поспешили к машине. На Грига внимания никто не обращал. Он подбежал к Ясе, присел. Нет, девушка не потеряла сознания. Теперь она открыла глаза, смотрела на лежащие рядом трупы, на лужу крови, растекающуюся по асфальту.
— Я не хотела, чтобы так… — пробормотала, когда Григ помог ей сесть.
— Они же собирались тебя убить, машиной переехать, — напомнил парень.
— Врачи не могут… не должны убивать!
— Какие это врачи? Санитарный патруль. Хотя врачи ничем не лучше. Настоящих врачей давно не осталось, ещё до нашего рождения вымерли.
— Это у нас не осталось! А там…
Она не сказала, где, но и так понятно — в закордонье, её земле обетованной. Проглотила капсулу жаропонижающего, сделала глоток воды… и закашлялась надрывно, схватилась за грудь.
— Больно, — призналась.
На звук кашля из санитарного автомобиля выглянул блондин. Посмотрел внимательно на девушку, предложил приятелям:
— Здесь экспресс-тесты всякие. Может, проверим подругу? Не верится мне, что у неё «синька». Скорее на эту новую дрянь похоже, от которой лекарства пока нет.
— Типун тебе на язык! — возмутился бритоголовый.
— А ты чего всполошился? У «арика» летальность высокая, зато вирулентность низкая. Оттого, что ты ей сиськи пощупал, не заразишься. Она же тебе в харю не плюнула.
— Не плюнула, культурная девочка. Но ты её всё ж проверь.
Блондин выбрался из машины, пошёл к Ясе и Григу, на ходу заряжая экспресс-тест в пробоотборник. Остановился в двух шагах, лыбясь. Спросил:
— Так что, будем укольчик делать, или признаешься?
Яся замотала головой. Прошептала:
— У меня Ar-3.
— Я так и думал! — обрадовался блондин. Обернулся к машине, крикнул: — Босс, нет смысла её обратно тащить. Загнётся скоро, только лекарства на неё переводить.
Бородач и бритоголовый уже закончили потрошить санитарный автомобиль, рюкзаки их заметно раздулись от награбленного. Вожак развёл руками.
— Извини, подруга, он прав. Спасибо за помощь, но назад в зону я тебя не поведу. И пристрелю, если сама опять явишься. Ничего личного, просто заразы там и так хватает.
— Что же мне делать? — затравленно пробормотала девушка.
Рыжебородый ткнул пальцем в небо.
— Молись. Вдруг он явит чудо, и ты выздоровеешь. — Посмотрел на Грига, поинтересовался: — Ты с нами?
— Нет.
— Как знаешь.
Да, Григ знал, что он сделает. Почему — иной вопрос. Он не любил копаться в причинах своих поступков, делает то, что делает, — и баста!
Едва бандиты скрылись за рядами ларьков, Григ бросился к телу фельдшерицы. Разрезал ножом рукав её комбинезона, извлёк чип из-под кожи — аккуратно, чтобы не повредить, благо покойница этому никак не противилась. Такую же операцию произвёл над санитаром-водителем. У охранника чип он тоже вырезал, но с этим не церемонился и сразу же раздавил о камень. Оставшиеся два оттёр от крови и прилепил лейкопластырем на предплечье под одеждой: чип водителя — себе, фельдшерицы — Ясе.
— Что ты делаешь? — спросила девушка, с недоумением наблюдавшая за его манипуляциями.
— Наши пропуска на проезд по стране.
До неё дошло.
— Ты хочешь… Но граница закрыта, нас не выпустят!
— Мы и спрашивать не будем. Я там три года прослужил по контракту, все тропки знаю. Риск есть, конечно. Но если за кордоном создали вакцину или хотя бы действенное лекарство, он того стоит.
Трупы Григ спрятал в одном из ларьков. По ID их не засекут, но рано или поздно всё равно обнаружат — хотя бы по запаху, когда начнётся разложение. Оставалось надеяться, что случится это не сегодня. Первое время он неслабо мандражировал при виде каждого замеченного полицейского автомобиля. Однако из города их выпустили без вопросов.
По южной трассе Григ гнал машину так быстро, как только возможно ехать, не привлекая внимание патрульных дронов. На блокпостах между регионами их останавливали для проверки ID и температурного скрининга, но вопросов по-прежнему не задавали. Мало ли что и куда везёт санитарная служба! Это было замечательно. Оставалось надеяться, что прихваченных из дому капсул им хватит: бандиты лекарствами не поделились, хоть и обещали. Но чем ближе к вечеру, тем призрачней становилась эта надежда. Пирометр Григ держал под рукой. Измерял температуру девушке каждые пятнадцать минут и, когда та поднималась, выдавал следующую капсулу. Увы, сбивать получалось всё хуже. И новая напасть: Ясю начал душить кашель. Что делать с этим, если приступ захватит во время скрининга, они придумать не могли.
К КПП, за которым начиналась тридцатикилометровая пограничная зона, они подъехали, когда солнце коснулось горизонта на западе. На юге горизонт заслоняли невысокие покрытые лесами горы.
— Добрались почти, — сообщил подруге Григ. — Я служил чуть западнее этого участка. Через час будем на месте.
Они пристроились в хвост небольшой очереди перед шлагбаумом: автобус с чёрными армейскими номерами и два бензовоза. На блокпосту с минуты на минуту должна была начаться пересменка, солдаты то и дело поглядывали на часы, спешили. Это Григ тоже предусмотрел. Спешка и тщательность — плохие союзники.
Тентованный грузовик со сменным нарядом подъехал, как раз когда подошла их очередь.
— Пропускай быстрее медиков и закрывай! — крикнул постовому начальник смены.
Григ невольно напрягся, когда солдат шагнул к автомобилю, жестом приказывая опустить стёкла на дверях. Последнюю капсулу жаропонижающего Яся проглотила полчаса назад. Температура её была на грани гражданской ответственности.
Солдат посмотрел на экран пирометра, нахмурился недовольно. Щёлкнул повторно. Спросил:
— Как вы себя чувствуете? Вас не знобит?
Яся отрицательно потрясла головой. Но постового это явно не устраивало, он ждал слов.
— Нет, всё в порядке. Я хорошо себя…
Кашель родился в глубине её лёгких, рванулся вверх к гортани. Удержать его Яся не могла.
Постовой отступил поспешно, хоть и лицо девушки, и его собственное закрывали маски. Приказал:
— Выходите из машины!
— Ага, щаз… — процедил Григ сквозь зубы.
Заглушить двигатель от него не требовали, осталось отключить нейтралку и вдавить педаль газа. Бронеавтомобиль рванул с места в карьер, сшиб шлагбаум. Постовой едва успел отпрыгнуть в сторону.
— Стой! Стой! — донеслось вслед. Потом ударили автоматные очереди. Пока что вверх, предупредительные.
Бензовозы Григ догнал в пяти километрах от КПП. Подрезал, обгоняя, заставил завилять, взвыть клаксонами. Вот бы они перевернулись как в кино, перегородили дорогу погоне, — подумал с тоской. И из автомата — по цистернам! Увы, водить как киношные герои он не умел, оружия тоже не было. Оставалось свернуть при первой возможности на уходящую к западу извилистую шоссейку и оторваться от погони, пока не подоспели коптеры. Сидящая рядом Яся захлёбывалась кашлем.