Июль 2191 года.
— Неплохо разжились. — Руслан выложил выручку на стол. — Получаем зарплату и радуемся жизни!
— Еще есть работа? — Тина поморщилась, когда мимо, обдав ее густым запахом пива, прошли два аборигена.
— Да, на три вечера подписался. У них день города, грех упускать!
— Значит, все пьяные, — флегматично заявила девушка. — Не уходите далеко, парни. Праздники — полное дерьмо.
И опять Мэрк был с ней солидарен — в праздники самому востребованному Irien’у доставалось больше обычного.
— А репертуар?
— Гимн городка и какую-то супер-хитовую муть.
— Девочку и звездолеты?
— Пойдет. Давайте вместе посмотрим, — Руслан вытащил планшет. — Мэрк, ты шесть часов вытянешь?
— Постараюсь. — Он все еще предпочитал не афишировать свои нечеловеческие способности.
— И не пей, даже если будут очень сильно просить, — Руслан вздохнул. — Это сильно увеличивает шанс отхватить.
— Ненавижу алкоголь, — честно признался киборг.
Первый и второй дни прошли просто замечательно. Местные дружинники успешно следили за порядком и, если и появлялись буйные компании, тут же их блокировали, отправляя протрезветь в полицейский участок.
Но на третий день ряды дружинников поредели, сраженные зеленым змием, и к палатке, где отдыхали музыканты, прошли сразу пятеро «поклонников».
— Слышь, парень, мы не к тебе. Мы к бабе вашей, — заявил один из них, пытаясь оттеснить от входа Мэрка.
Киборг даже не шелохнулся. Позади поспешно что-то набирал на видеофоне Руслан.
— Ты не понял? — второй взял Мэрка за плечо. — Тебе же сказали — проваливай. Мы девушку хотим пригласить!
— Полагаю, она не хочет, – возразил Мэрк.
В душе боролись два чувства: страх перед человеком — хозяином — и огромное желание отметелить этих козлов, отплатив за все.
Позади затрещала ткань шатра, возмущенно завопила Тинка и одновременно взвыл чересчур умный поклонник — ему досталось по руке ближайшим тяжелым предметом.
— Разобьют гитару — порешу! — Тина зашипела, как разъяренная кошка, отоваривая второго «поклонника» увесистой сценической туфлей на остром каблуке. А Мэрк уже уклонялся от летящего в лицо кулака. Руслан подскочил, вышвыривая нападавшего прочь, крикнул:
— Берегите инструменты, помощь идет! — и с явным удовольствием врезал ближайшему парню в челюсть.
Мэрк оттолкнул от шатра еще двоих. Опасаясь за девушку он включил сканеры, чтобы отслеживать перемещения противников, но Тина была опытным бойцом — она отбивалась, не давая ухажерам пролезть внутрь. Секундное отвлечение стоило Мэрку удара по почкам, для киборга не опасного, но очень неприятного и памятного по прошлой жизни. Irien с яростью ударил в ответ. Не покалечить, но наставить синяков. От всего, усиленного имплантами, сердца.
Когда подбежали дружинники, он уже уложил своих противников отдыхать в обмороке, и помогал Руслану отбиться от двух оставшихся.
— Все целы? — Крупный, намного выше и шире Мэрка, мужик профессионально вывернул руку последнему из нападавших. Остальных уже закидывали в грузовое отделение флайера его товарищи. Такие же крупные и злые.
— Отбились, — весело улыбнулся Руслан. У него был рассечена бровь и подбит глаз. Парень прижимал к лицу быстро краснеющий платок. — Мэрк молодец, неплохо дерется.
Два противника Мэрка пребывали в полубессознательном состоянии, постепенно обретая насыщенный фиолетово-малиновый цвет в местах соприкосновения с киборговыми кулаками.
— Берсерк, — хмыкнул дружинник, от души хлопнув Мэрка по плечу. — А на вид такой смазливый…
— Одно другому не мешает, — тряхнул отросшей челкой Мэрк.
Он чувствовал удивительное облегчение, словно свалился с плеч давний, уже привычный и от того незаметный груз. Но как же без него хорошо стало!
Изорванный шатер им заменили, выдали большую армейскую палатку и несколько баллонов с краской.
— Кружок «Умелые ручки, или Сделай сам», — развеселился Руслан. – С другой стороны, палатка новая, а шатер наш на ладан дышал. Так что, красимся, сушимся и валим дальше!
Они установили палатку и принялись расписывать звездами, планетами и стилизованными космическими корабликами, среди которых преобладали «тарелки» центавриан. Мэрк вначале просто с любопытством наблюдал за Тинкой и Русланом, но затем девушка сунула ему в руки баллончик с краской и респиратор и велела действовать по образу и подобию. Irien’у так понравилось рисовать, что он даже расстроился, когда все закончилось.
В Пайнвилль прибыли утром. Руслан собрался получить разрешение на выступление.
— Думал обойтись, но болтают, новый шериф — зверь. Всех прижал, так что… хоть собирайся и уезжай!
— Может обойдется? — растерянно уточнила Тина. — В прошлый раз тут неплохо подняли!
— Посмотрим!
***
Рассел вовремя освободился и вернулся к себе в кабинет. Стоило ему усесться за терминал, как на комм позвонил менеджер местного парка. Оказывается, прилетели заезжие музыканты, которые должны выступать вечером на открытой концертной площадке. Менеджер отправил их продюсера к шерифу за разрешением — все-таки предполагалось большое сборище народа, тут без властей не обойтись.
Через пару минут прилетел симпатичный молодой человек двадцати пяти лет с серыми глазами и длинными светло-каштановыми волосами, стянутыми на затылке в низкий хвост.
— Руслан Баль, — представился парень, — продюсер группы «Звездный бродяга».
— Рассел Харт, местный шериф, — кивнул Рассел и пожал протянутую руку. — Значит, вы хотите у нас выступать? Каков состав группы и на какой срок вы к нам?
— Нас трое. Музыканты Кристина и Руслан Баль и солист Мэрк… — парень запнулся, что-то лихорадочно вспоминая: — Лавли, Мэрк Лавли.
Рассел отметил про себя, что продюсер, похоже, толком не знает, как зовут солиста его группы, и вот прямо сейчас сочинил ему фамилию.
— Точно Лавли? — добродушно усмехнулся шериф.
— Да, он просто совсем недавно у нас в группе, я еще не запомнил. Мы же его все по имени зовем — Мэрк и все тут. Без затей.
— Понятно, — Рассел завизировал разрешение на концертную деятельность на территории города Пайнвилля. Этот Руслан не показался ему каким-то пройдохой, поэтому он решил дать им выступить, а самому присмотреть за ребятами. Ну и ненавязчиво проверить документы. — Кстати, могу дать совет. Если нужно. У нас тут довольно много незамужних дам разного возраста, а это значит, что-то романтичное, про любовь и все такое воспримут на ура.
Руслан улыбнулся с явным облегчением, рассыпался в благодарностях. Они перекинулись еще парой фраз. Шериф сказал, что самых завзятых бузотеров он благополучно нейтрализовал, так что особых проблем у артистов быть не должно. Впрочем, он пообещал проконтролировать обстановку во время концерта.
***
Вернулся Руслан удивительно быстро.
— Все норм. Шериф мировой мужик оказался. Есть разрешение, есть даже рекомендации. Вечером выступаем в парке. Кстати, Мэрк, у тебя вообще документы какие-нибудь есть?
— Нет, — поник Irien, испугавшись, что вот сейчас его хорошая жизнь и закончится и опять придется ему бродяжничать где-нибудь в парке.
— Печально, — покачал головой Руслан. — Ну, ладно, с ними что-нибудь придумаем. Сила денег с нами, купим! Кстати, я сказал, что тебя зовут Мэрк Лавли. Будет у тебя псевдоним такой.
«Лавли. Прекрасный, очаровательный, восхитительный. Красивое слово», — подумал Irien и вслух добавил:
— Мне нравится. Пусть будет Мэрк Лавли.
— А то! Девицы вообще млеть будут, — закатила глаза Тина.
Мэрк вышел на сцену с непривычным ему покрытием из плотно пригнанных друг к другу деревянных дощечек. Еще не стемнело и он мог отчетливо видеть зрителей. Сбоку, возле третьего ряда приостановился высокий мужчина с военной выправкой с шерифской звездой на груди и здоровенной черной собакой на внушительной цепи. Как только Мэрк запел, она подняла темную с рыжими подпалинами морду и завыла.
Irien остановился и развел руками, мол, я бы рад, но у меня вон какой дуэт возник. Пес счастливо «улыбнулся» и повилял толстым хвостом.
— Ты еще на сцену поднимись, — сказал Мэрк в микрофон.
Хозяин наклонился к собаке, что-то сказал, пес виновато прижал уши, но, посмотрев на Мэрка, опять оскалился в «улыбке».
— Извините нас с Хешем, — обратился шериф уже к артистам. — Пес молодой, еще воспитывать и воспитывать!
— Ничего! Потренируется и будем петь хором! — Мэрк ответил собаке улыбкой. И уже зрителям: — А сейчас самый знаменитый хит сезона! «Альфианский звездолет»!
Концерт прошел замечательно. Шериф с собакой Мэрка почти не беспокоил — он еще немного постоял, послушал концерт, но когда Хеш на самом трогательном моменте «А я все жду-у-у», подвыл — подмигнул Мэрку, кивнул Руслану и ушел.
«Странный какой-то», — подумал Irien, добавляя еще больше страданий в куплете про отлет прекрасной альфианки в серебристом звездолете. На финальном «жду-у-у-у», ему радостно подвыла группа подростков. Остаток концерта обещал быть веселым.
— Это шериф заходил, — поделился Руслан, когда они собрались в разбитом тут же в парке шатре на отдых и для подсчета гонорара. — Похоже, ты ему понравился.
Мэрк пожал плечами.
— Он и ко мне походил, пока вы вдвоем по сцене скакали, — сообщила Тина. — Такой мужчина, жаль, староват!
— А чего хотел? — мгновенно насторожился Руслан.
— Просто поболтали, похвастался. У него киборг есть, DEX, «тройка». Он его Арни назвал. В честь актера со Старой Земли из какого-то древнего фильма про киборга. Приглашал посмотреть. Ну и просто постояли, потрепались. Да ты не дуйся! Я же говорю, староват он!
— Да ну! Ему от силы лет тридцать. Но ты мне тут давай не того! — витиевато выразился парень и отвесил девушке шутливый подзатыльник.
А Мэрк понял, что чего-то не понимает. Его клиенты часто жаловались на тупых меркантильных баб или мужиков, и он представлял себе отношения между людьми довольно четко, как бесконечную попытку друг друга наебать и наставить рога. Отношения Тины и Руслана в привычную картину не вписывались И он решил задать вопрос продюсеру.
— Рус, — перехватил его за шатром Мэрк. – А тебе шериф совсем не понравился? Ты боишься, что Тина тебе изменит?
— О боже, ну конечно нет! — удивился Руслан. — То есть, она не может мне изменить. Мы не пара! — и увидев непонимающие глаза Мэрка пояснил. — Это моя сестра!
Следующий концерт был в помещении самого большого из трех баров городка. Шериф опять пришел на представление, с красивой блондинкой, которую он галантно поддерживал под локоток, но без собаки. Мэрк даже расстроился — он рассчитывал познакомиться с псом и хозяином и узнать, как этот человек делает, что его не кусают. Без собаки шериф был ему неинтересен — военных и полицейских он повидал достаточно, все они одинаковы!
Концерт затянулся на полночи. Зал был преимущественно женский, очень отзывчивый.
Мистер Си демонстративно открыл крышку брегета – та откинулась с мелодичным звоном, заменившим прямой упрек.
– Доброе утро, Тони, – кашлянул мистер Си. Он имел привычку говорить тихо и вкрадчиво.
– Доброе утро, сэр, – изобразив самое искреннее раскаянье, ответил тот.
– Вот какое дело, Тони… – Мистер Си повертел в руках брегет и будто с сожалением убрал его в карман. – Мы с директором Бейнсом опять не нашли общего языка по одному важному вопросу…
Тони кивнул: мистер Си снова хочет получить информацию с аналитической машины Секьюрити Сервис. Без ведома директора Бейнса, разумеется.
– Не мог бы ты попытаться…
– Разумеется, сэр.
Хороший начальник никогда не отдает приказов – он обращается к подчиненным с просьбами. Понятно, в просьбах ему не отказывают.
– Ты слышал о преступлении на Уайтчепел-роуд? Мне нужно знать все, что могло бы так или иначе касаться этого дела. Никто, конечно, не делал перфокарт с копиями отчетов агентов Бейнса. Но косвенно… К каким картотекам обращались его агенты, какие запросы поступали к аналитической машине, какие телетайпограммы уходили из Темз-хаус. Ты и сам догадаешься, что может относиться к этому делу, а что нет.
– Да, сэр.
Ладно, Секьюрити Сервис, благодаря стараниям Бейнса, занимается не только контрразведкой – он еще и блюдет, в некотором роде, национальную безопасность. И в кое-каких преступлениях может усмотреть угрозу Великой Британии. Но чем Джон Паяльная Лампа может заинтересовать внешнюю разведку? А впрочем… Его не зря прозвали Паяльной Лампой – при поджогах он использует уникальный горючий продукт. Да и система огнеметания отличается от пресловутой паяльной лампы. Уж не подозревает ли мистер Си, что преступник – иностранец? Истинный англичанин будет считать мерзавца иностранцем, пока ему не докажут обратное? Но мистер Си обычно не делает выводы на основании патриотического пыла, чаще он все же опирается на логику и факты.
– Сегодня ночью аналитическая машина в Темз-хаус будет включена, – продолжил мистер Си. – Чтобы никто не заметил твоих обращений, не стоит вести поиски в рабочее время. И пожалуй, не нужно делать этого с Рита-роуд.
– Конечно, сэр.
Автоматон, который стоял у Тони на квартире, вполне позволял общаться с любой аналитической машиной, находись она хоть на краю света, – главное, чтобы на прием был включен ее телеграфный аппарат.
– Сейчас поезжай домой и хорошенько отдохни. И завтра на службу можешь не торопиться: я подожду, скажем, до полудня. Если, конечно, ты не решишь, что информацию следует передать мне срочно. В этом случае я не буду возражать, если ты приедешь на Рита-роуд на своем моноциклете. – Мистер Си по-отечески улыбнулся. Он не имел ничего против фривольной одежды, в которой Тони являлся на службу, но категорически запрещал использовать байк – якобы незачем оповещать весь Лондон о том, когда Тони прибыл на Рита-роуд и когда покинул штаб-квартиру.
– Спасибо, сэр, – кивнул Тони.
– Не нужно так официально, – подмигнул ему мистер Си и продолжил тихим и вкрадчивым голосом: – Директор Бейнс вчера рассказал мне презабавный анекдот. Как у молодого страхового агента где-то в Мидсомере сломался паромобиль и в поисках помощи он набрел на деревеньку, где в маленьком садике симпатичная девушка поливала цветы. Он просит у нее воды, и она ему отвечает: «Разумеется, сэр, но учтите, я честная девушка». – «Ну что вы! Я же джентльмен!»
Этот длиннющий анекдот Тони знал года три как и слышал его многократно. Разумеется, страховой агент сначала пообедал, а потом остался ночевать у честной девушки. И, поскольку он был джентльменом, наутро она оставалась честной девушкой. Интересно, на что намекал мистер Си, развлекая Тони анекдотом?
– «Боже правый! Зачем вам пятнадцать петухов на пятнадцать куриц? На пятнадцать куриц вполне достаточно одного петуха!» – «А здесь всего один петух. Все остальные – джентльмены», – торжествующе закончил мистер Си. В отличие от директора Бейнса, он не имел привычки смеяться над собственными шутками, – видимо, не считал собеседников идиотами.
Тони умел вполне искренне смеяться, когда ему было совсем не до смеха.
– Литр есть, – Пит посмотрел на свет, прозрачный пакетик с кровью, запаял его и подсоединил новый. – Как думаешь, Вернон, дадут нам небольшой отпуск после такой поставки? Кажется, мы заслужили.
Вернон смотрел на что-то за его спиной со странным выражением лица, и Пит мгновенно повернулся, готовый к нападению или атаке и тут же расслабленно рассмеялся.
– Чёрт! Надо было лучше привязывать. Девочка, ты не заблудилась? Я бы на твоём месте уже подбегал к Канадской границе. А так придётся тебе поехать совсем в другие места…
Лика стояла, выставив перед собой швабру, и сверила их глазами.
– Я вызвала полицию, она скоро будут здесь. Отпустите Риту, и обещаю, что ничего про вас не расскажу.
– Какое щедрое предложение, – Пит и Вернон переглянулись.
Это было большой глупостью соваться к ним, но по-другому она просто не могла. Наверное, её тоже убьют, но прежде она испортит им всё, что успеет испортить. Лика подскочила к аппарату для забора крови и занесла над ним черенок швабры.
– Стой! – Пит вытянул ладонь в латексной медицинской перчатке. – Подожди. Я понял, нам надо просто поговорить. Ты, наверное, решила, что мы какие-то чудовища? Людоеды, может быть. Так? – Лика молчала. – Мы спасители. Спасители человечества. Да, наши методы не всегда гуманны. Но разве академик Павлов был гуманен со своими собачками?
– Люди не собачки! – выпалила Лика. – Развяжите Риту или я разнесу тут всё, она покосилась на стоящие возле стены небольшие контейнеры, похожие на переносные холодильники, и на разложенные на столе медицинские инструменты. Даже думать не хотелось, для чего они предназначены.
– Это ничего не изменит, как-то даже с грустью сказал Пит. Он посмотрел на свой балахон, на руки в перчатках. Опять пачкаться? Вернон, разберись. Не хочу снова переодеваться.
Вернон пожал плечами и двинулся к Лике, которая с размаху опустила швабру на прибор, но удара не последовало. Вернон подставил лапищу и буквально вырвал сомнительное оружие из рук девочки. Лика отскочила и швырнула в него один из контейнеров. Вернон отбил его кулаком и схватил Лику за плечо.
– Попалась!
– Свяжи её. Потом с ней разберёмся, крикнул Пит.
Внезапно раздалось шипение, и фигура Пита окуталась белой пеной. Миг и он превратился в огромного снеговика.
– Что за?.. – Вернон не договорил, ему в лицо тоже ударила пенная струя, и он отшатнулся, выпустив Лику из рук.
В это время послышался удар, Пит рухнул на пол, а над ним Лика увидела ухмыляющегося Дэна с красным баллоном в руках. Вернон протирал глаза и шипел то ли от боли, то ли от злости. Но удар огнетушителя по голове привел его в такое же горизонтальное положение.
– Ну что ты стоишь? – Дэн бросил огнетушитель, громко подскочивший на кафельном полу. – Развязывай её быстро. Я вытащу иглу.
Лика бросилась расстегивать ремни. Дэн отсоединил кювету и помог женщине сесть. Её голова свесилась на грудь.
– Подержи, – велел Дэн, подтащил Пита и Вернона друг к другу и связал их спинами. Потом обыскал и вытащил ключи от машины. – Идём. Надо спешить.
Ему пришлось нести Риту на плече. Голова женщины болталась за его спиной, светлые волосы колыхались в такт шагам. Лика смотрела на худенькую фигурку Риты и думала, как они с ней похожи. Словно сёстры. И что как это странно осознавать, что ты не одна такая в мире. Что кроме тебя есть ещё такие же… Кто? Уроды? Монстры? И что есть те, кто за тобой, за такими, как ты, охотится. И что её жизнь уже никогда не будет прежней. И что, может, лучше было бы не лезть в это дело, а пойти домой и прикинуться, что ничего не было. И возможно, тогда жизнь как-то вернулась бы в своё прежнее русло. Может быть. А может, и нет.
Ну, вроде все налаживаться стало – Януковича геть, новая влада пришла, украинский язык объявили государственным, Украина, как жалмерка, кинула одного ухажера и притулилась к плечу более щедрого, соглашение с ЕС подписали, москалям два кукиша показали, так нет – Крым и Восток недовольны. Ну, Донбасс понятное дело, отстойный регион, населенный дебилами и синяками. Им бы только в шахте порыться, чумазое счастье поймать, а потом выпить, да подраться. Но Крым-то, Крым! Живешь в благословенном краю на берегу самого синего моря, стрижешь свои гривны с отдыхающих – чего тебе еще надо? Нет, бузят, самостийности требуют! Не хотят, сучьи дети в Европу!
А если по совести – ну, что нам те Европы?
Невоспитанные они там, грубые.
Когда капитан сборной СССР по хоккею Анатолий Фирсов преподнес на день рождения капитану сборной Чехословакии восьмикилограммовый торт, чех плюнул в торт. И заулыбался победно. Культурные люди себя так ведут? Хам, однозначно!
Правда, недолго он лыбился фирменной своей улыбкой. Восемь килограммов кулинарного шедевра вместе с плевком обрушились ему на голову! Свидетели говорят, и Фирсов на этого козла плюнул. А вот в это не верится, культурный был капитан звездной сборной, Овидия с Горацием в подлиннике читал, Котляревского наизусть мог декламировать. Он воспитывался в детстве в советских яслях, пионером был, комсомольцем и даже офицером Советской армии. Дипломаты конфликт урегулировали, на то они и дипломаты. Правда, половину ресторана в процессе мирного спора действительно разнесли, но тут уж можно только руками развести – темперамент!
А на следующий день советская сборная разгромила чехов уже на площадке. Так вот о культуре и воспитанности. Воспитание у нас другое, уважительное к праздникам других людей, с молоком матери всосанное. Но и достоинство страны, конечно же, значение имеет. Дарят тебе торт, бери и жри, а плевать не смей – бескультурье это.
Нет, уперлись многие — хотим в Европу! Ну, что там эта Европа? Там и арабов с неграми, прошу прощения, афроафриканцев каждый год прибывает, все на европейскую халяву нацелились, сытный кусок из украинского рта тянут, хряк им в чистую горницу!
Рассорился народ.
Каждый своей думкой затеялся жить, правительство побоку, а тут российский Путин – ла-ла-ла ему в зад – послал в Крым вежливых русских, вздыбил людей, ощетинился Крым в сторону Украины постами, больше похожими на государственную границу. Ну, подумаешь, два автобуса с крымчанами, что ехали из Киева, в патриотическом угаре украинские патриоты разгромили, ну, убили кого-то, а как без этого? Революция же! Революция гидности, это понимать надо! Нет, не понимают. Сразу о вековой дружбе двух великих народов забыли, референдум нацелились проводить. А Путин – ла-ла-ла – со своими зелеными вежливыми человечками военно-морской украинский флот к рукам прибрал, а ведь флот не игрушка, двадцать лет его строили, отнимая у украинских детей счастливое детство.
И опомниться никто не успел – уплыл Крым броненосцем «Потемкин» в сторону России. С «Артеком», здравницами, крымскими винами, «Ласточкиным гнездом» и природными ресурсами. Меджлисом татарским только презрительно сплюнул – нате, мол, забирайте, нам без надобности! И никто Батьковщину не защитил – разве что солдаты несгибаемого полковника Момчура вышли к русским с советскими знаменами под звуки русского марша, поспорили и вернулись в казармы. Да что там Момчур! Дельфины из противодиверсионного отряда вдруг решили, что русская скумбрия вкуснее и слаще украинской. Так ведь в одном море ловили! Том самом море, которое великие предки украинцев вручную выкопали. Для них же копали! Нет, суки, предали. Говорили, что не надо ловить дельфинов у берегов Тамани!
Но каковы русские? А еще братья! Мало того, что на газ цену повысили, так еще и Крым к рукам прибрали. Ограбили младшего брата и кричат, что крымский народ этого захотел. Да кто б ему позволил, народу, такие фортели выкидывать, если бы не севастопольский флот и молчаливые улыбающиеся зеленые солдатики на каждом перекрестке?
И сделать ничего было нельзя, только биться беспомощно, как бычок в корзине торговки на Привозе!
В горячке и буйстве обиды как-то забывалось, что Крым был подарен Украине в период тихой семейной жизни, но коли ты собралась к другому партнеру, то честно будет подарок вернуть.
Вместе с полуостровом к России отошел и флот. По совести говоря, флот был не ахти какой, но украинцы гордились им, как символом обретенной независимости от надоевшего соседа.
Особой гордостью украинского флота являлась подводная лодка.
«Запорожье» она называлась. Двадцать лет назад она могла быть грозным оружием, но при развале союза и дележе флота с нее украли и пропили аккумуляторные батареи. Черт знает, кто это сделал! Горилку все любят – и москали и украинцы, даже татары, несмотря на магометанство и шариат нередко прикладываются к бутылке, а уж про евреев и говорить нечего – у них такой специальный клапан есть, перепил, излишек выпитого выплеснул, и пожалуйста, вновь готов к подвигам во имя Отчизны! За двадцать лет никто не удосужился поставить новые аккумуляторы, лодка тихо ржавела и напоминала ту самую, легендарную, что когда-то грозно плавала в украинских степях. Страшное изобретение древних украинцев из Сечи, технологию которого, как всегда украли москали. Шло время, лодка потихоньку ржавела в Балаклаве. Теперь по-украински она называлась подводным човеном. Во избежание неприятностей ее наглухо приварили к пирсу. Представляете, что мог бы натворить подводный човен, лишенный аккумуляторов?
Наконец, в 2013 году подводный човен отремонтировали на российской базе, и он ошвартовался в подготовленном для нее месте со Стрелецкой бухте, в трех километрах к западу от Южного мола Севастопольской бухты. Именно там он и был захвачен агрессивными оккупантами из России, к великому негодованию украинских адмиралов. Их в вооруженных силах было целых четырнадцать на десять уцелевших кораблей. В марте 2014 года човен перевели в Южную бухту, где он тихо и мирно покачивался на ласковой черноморской волне.
В штабе ВМС Украины состоялся мозговой штурм, посвященный вопросу, что делать с лодкой.
Контр-адмирал Гайдук, блестя полученными в советское время орденами и медалями, хмуро оглядел подчиненных.
— Я слухаю, – резко сказал он. – Слухаю, товаришi офiцеры!
Ну, не приживалось среди моряков обращение «панове»!
— А шо тут думати? – сказал контр-адмирал Тимчук. – Где цей, який не зрадивил?
— Вы маете на увази капiтана другого рангу Дениса Клочана?
– Так точно! Хай бере свою команду, вибере нич поненастней, i вперед – на абордаж! А в море пiде, i шукай вiтре в полi!
– А не боишься? – Гайдук усмехнулся.
Ох, зловещая это была улыбка, волки так в степи улыбаются, встретив случайного путника.
— А мне-то шо?
— Підуть на службу москалям!
– Адже перший раз не пішли! – улыбнулся в аккуратно подстриженные усики Тимчук.
— А другою підуть. І потім доводитимеш, що про зраду не подумував. І що товчу від недомірків? Ти на їх зростання поглялі!
Помолчали. Нехорошая эта была тишина. Было так тихо, что слышно было, как грузчики в порту ругаются.
— Але ж заведено, щоб на підводний флот брали маленького зростанню…
— А давайте спецназ пошлем! – сказал подполковник Детитьский. – Мои орлы справятся. Они эту москальску погань… Обученные люди!
Тимчук посмотрел на подполковника, щелкнул пальцами.
— Розумний, так? Двічі вже посилали… виучених.
— И что?
— Вже звання в Кремлі отримали, — подавленно сказал начальник Центра спецопераций Тарасов. – У них в кожного в Криму або жінка або подруга. Нічна зозуля всіх переспіває!
— Тенюх знает? – поинтересовался Детитьский.
— Вже доповіли. Обіщяв особисто винуватим фаберже відірвати!
– Этот оторвет, — задумчиво согласился кто-то из сидящих за столом.
И вновь за столом печально помолчали.
Контр-адмирал Гайдук отошел к окну, задумчиво разглядывая могучие платаны вдоль аллеи.
Некстати вдруг вспомнилось тридцати пятилетие подлодки, которое отмечали не так давно – в 2001 году. Были шефы из Запорожья, которые в сравнении с экипажем подводного човена выглядели настоящими великанами. Почему-то по громкой связи пробили кремлевские куранты, матросик подошел к флагштоку, чтобы поднять флаг. Заиграл Гимн Украины. Гимн был длинный, а боец этого не знал, он поднял флаг, но Гимн продолжался. Воин растерялся и принялся приспускать флаг. Приспустил. Поднял. А Гимн все продолжается. Опять приспустил… и снова поднял… А Гимн все никак не закончится… Гости хихикают в кулаки.. Да, позор-то какой, позор! Начали говорить речи о том, какой хороший подводный човен у Украины, как багато он может неприятелю неприятностей доставить
И тут подводники пошли парадным маршем. В колонну по четыре. Все мелкие, шинельки ниже колена, а как они шли! Только за это хотелось расстрелять всех, включая гостей, которые увидели этот позор…
Гайдук скрипнул зубами. Его воля, он затопил бы этот долбанный подводный човен на середине Черного моря. И координаты запретил бы записывать. Но что делать с контр-адмиралом, который назначен руководить подводным флотом Вiйськово-Морськiх Сил Збройных Сил Украины? Не в отставку же его выгонять без выслуги лет!
Он вновь повернулся к совещанию, ожидавшему его решения. Как они смотрели! Как смотрели! С надеждой, любовью и верой!
— Ну? – голос у командующего вдруг осип, он откашлялся. – Каковы будут предложения?
— Есть одно! – контр-адмирал Тимчук выложил на стол две фотографии.
— Порнушка? – оживился Начальник Центра спецопераций Тарасов. – Ну-ка, ну-ка… Ты что, Игорек, — игриво хмыкнул он. – В ногу со временем идешь? На мужиков потянуло? Да я таких в голодный год…
— Ідіот. Це мої кандидати для проведення спецоперації, — сказал Тимчук самодовольно. — Хороші хлопці. Ці Кремю не продадуться, я відповідаю!
Подполковние Детитьский склонился к фотографиям, в руках Тарасова.
— Недомірки якісь. Що вони зможуть зробити?
— Дійсно, — кивнул Тарасов. — Я таких бачив у фільмі «Гарі Поттер». І сексуально не збуджують.. Ось я недавно дивився….
— Та не Гаррі Поттер, — с досадою сказал Детітьський — Точно. Нізкоросліки з трилогії про Хоббітов.
— Не в «Хоббітах» а у фільмі «Володар кілець», — авторитетно подытожил контр-адмірал Тимчук. — Не вірите — можу прямо зараз дружині подзвонити.
— Хватит! – хлопнул рукой по столу Сергей Гайдук. – Дайте фотографии сюда!
Надев очки, он долго и внимательно изучал изображенных на снимках лиц, потом бросил фотографии, снял очки и устало потер переносицу двумя пальцами.
— Дійсно не вставляє, — пробормотал он. – Маломерки. І лики знайомі. З якого корабля?
— Бери вище, представники кримського меджлісу. Мустафа Джамільов і Рустем Чембаров. Добровольці. Кремль їх Криму всіх годівниць позбавив, ось вони мстити зібралися. Зубами, говорять, рвати будемо. При великій злості мале зростання не перешкода!- сказал Тимчук. — Але коштувати це буде дороге!
Он бережно спрятал фотографии в карман кителя.
— Але ми при будь-якому розкладі не причому, — сказал командующий.
— Так точно, — радостно сказал Тимчук. – Виноваты будут татары и меджлис.
Одобрительные голоса, зазвучавшие над столом, указывали, что темнили отцы-командиры, не хотели ответственность за судьбоносное решение на себя брать. Ясен перец, если такое решение принимает кто-то другой, то ты вроде в стороне, и даже если ответственности полностью избежать не удастся, то отделаешься легким испугом, вроде неполного служебного соответствия, а фаберже будут крутить кому-то другому, храни его, Господь, и помилуй!
Командующий военно-морскими силами Украины Сергей Гайдук распустил совещание. Оставшись один, он снова посмотрел на зеленеющий бульвар
Где-то на бульваре звонко и истошно ругались две одесситки.
— Віра, ви што, захворіли?
— З чого ви узяли?
— Так від вас вранці вийшов лікарь Землянський.
— Ой, ти, боже, ви подивитеся на неї! Якщо від вас кожен ранок виходить полковник Кушенко, так що, завтра війна?
— Не мели мовою, стара курва!
— А до чого тут вік?
«Действительно, — устало подумал Сергей Гайдук и закрыл окно. – Причем тут возраст? Старая карга! И эта старая подлодка, которой уже сорок с лишним лет».
В воздухе пахло войной. Москалький грабеж украинцев возмутил. За Крым люди кровь проливали, а тут надо же – пришли и спасибо не сказали, отрезали территорию по самый Перекоп и Чонгар. Все возмутились, и никто не вспомнил, что пролитая кровь была большей частью москальская.
В воздухе запахло войной и свежей кровью. А война, как известно, дело серьезное. Впрочем, пролитая кровь – тоже.
— Сука, какой пидор мне на ухо наступил? Убери, блядь, копыто, пока не выдернул нах!
— В пасть его тебе засуну, хуепездала! Больше, блядь, все равно некуда в этой кишке сраной.
— Ну-ка все ебала завалили! — в очередной раз громким шепотом рявкнул Риан. Ругань внизу притихла.
Висеть в узком аварийном колодце было удовольствием, прямо сказать, херовым. Если б не слабая лунная гравитация на этом участке, оно было бы еще меньше. Вернуться сюда уж точно никто мечтать не будет.
Колодец открывался в третью хорду Нью-Женевы — одну из немногочисленных трасс для автотранспорта, проложенных внутри массива города. За годы, что Риан провел на Луне, вопрос о дороговизне закачки воздуха в хорды и кольцо, которыми «пользуется только кучка богатеев», поднимался трижды. Ответ был всегда один и тот же — снабжать транспортные артерии воздухом дешевле, чем полностью перестраивать их под вакуум, и уж точно дешевле, чем устранять последствия возможной аварийной ситуации. Хотя, как подозревал Риан, дело было все же в интересах кучки богатеев.
Сейчас эти интересы играли им на руку.
— Долго еще? — пробурчал Норьега, судя по звукам, потирая мягкое место. В стене колодца торчали скобы. Можно было встать на такую ступеньку одной ногой и спиной опереться о противоположную стенку. В таком положении все они и пребывали вот уже с полчаса.
— До расчетного времени три минуты.
Внизу с тихим шелестом пронесся автомобиль. Кажется, аж третий за все время. Что и говорить, сегодня движение на хорде активное. Прям транспортный коллапс. Учитывая, что личного транспорта на всю Луну штук семьсот. Не исключено, что все эти тачки направляются туда же, куда и они.
Время тянулось липкой резиной. Риан раздумывал, не поменять ли ему ногу, когда снизу раздалось:
— Все, выдвигаемся.
Один за другим они спустились на крышу вставшего точно под колодцем огромного серебристого фургона. Одновременно дроны Риккерта, сменившие квалификацию, должны были закрыть обзор направленным на этот участок камерам и выдать на информационные табло требование срочной остановки — на случай, если еще кому взбредет в голову тут поехать.
В фургон Риан входил с некоторым опасением, хоть его сто раз и заверили, что ядовитая смесь распадется на безвредные составляющие до того, как машина доберется до места встречи. Конечно, Виктор встретил их без кислородной маски, но черту, «не собирающемуся оставаться в живых», не стоит очень уж доверяться в этом вопросе.
Фургон плавно взял с места. Виктор включил автопилот, вынул из большого горизонтального холодильника пакеты с униформой. В этот же холодильник братишки споро покидали десять трупов досконально и со всех сторон проверенных специалистов своего дела, вышколенных и совершенных. Невезучих только.
Риан надеялся, что их десятке подфартит поболе.
Униформы были надеты, бошки причесаны и даже грязь из под ногтей выколупана, когда фургон мягко остановился у шлюзовых ворот к особняку Альенде. Двухминутный обмен данными с опознавательной системой, и лепестки шлюза раздвинулись. В паре сотен метров за ним обнаружился, правда, куда более серьезно укрепленный шлюз. Там Виктору пришлось выйти и засветить сканеру сетчатку глаза и отпечаток ладони. Все прокатило, но Риан ощутил, что начинает как-то нервничать.
За тремя последовательно открывающимися бронированными дверями обнаружился въезд в гараж Альенде. Автопилот тика в тику припарковал фургон на отведенное ему системой место.
— Прибыли, — сказал Виктор. Тут Риан понял, что тот тоже волнуется, иначе не пуржил бы про то, что и без него все в окно видят.
Ребятишки вполне профессионально высадились, каждый прихватил именно то оборудование, что было ему назначено. Головой никто особо не вертел, только взглядами с интересом обшаривали помещение. Которое меньше всего походило на гараж. Ну, во всяком случае, колонны, украшенные коваными деревьями из желтого металла, в гараже увидеть не ждешь. Да вот клали Альенде на ожидания.
Охранник, который к ним подошел, был знаком с Виктором и даже обменялся с ним рукопожатием. На Луне это было сродни хлопку по плечам в Параисо и значило, что здоровающихся связывает как минимум давнее знакомство.
— Новеньких привез?- кивнул охранник на ребятишек. Риан внутренне напрягся. Конечно, благодаря доступу Виктора все переданные охране данные на прибывших были какие надо. Но удача и судьба — бабы склочные. У этой попки наверняка нейроинтерфейс, и если он отрисует вдруг искомую рожу сквозь все эти косметические прибамбасы… А что охранник вызвал подмогу, они поймут, когда пули полетят.
Может, разноглазый был прав, и не стоило ему лезть. Остальные парнишки всегда держались в тени, нигде не засветились. Он же одной своей харей мог завалить всё дело. Но тут без вариантов: не пойдешь — не отмоешься потом. Кто струсил — тот не в авторитете. Все это знают.
Так что лучше бы этим пиздоблядским уколам в лицо сработать как надо.
— Все как пожелала сеньора, — улыбнулся Виктор. — Молодые, красивые и без комплексов. Кроме нас с ним, но кто-то же должен строить молодняк.
Кивнул он при этом на Риккерта, к которому из всего сказанного можно было уверенно отнести только «без комплексов». А Риан наконец понял, по какому принципу Виктор отбирал на это дело исполнителей.
Елисей на месте не мог ни минуты посидеть. Мама с ним ни сна, ни отдыха не знала и пошла к врачу.
— Всё очень просто, — сказал врач и потер переносицу. Очки он давно заказывал, а нос у человека всю жизнь растёт. Вот нос у него вырос, а очки остались как были – маленькие, поэтому теперь они доктору жали, и переносица чесалась. – У Вашего Елисея внутри вечный двигатель.
— Как же так? Что же нам делать? – испугалась мама.
-Не знаю, — не знал врач с большим носом, — Вот были бы батарейки, можно было одну иногда вытаскивать, чтобы отдохнуть немного, а потом на место вставлять, а тут вечный двигатель.
— Сейчас такая современная медицина, неужели совсем ничего нельзя сделать? – не унывала мама.
— Ну есть один способ, очень современный. Это западная методика, у нас почти никто ещё так не работает, — сказал врач и решил, что надо новые очки заказать – побольше. – Можно липучку сбоку ему поставить. Вы будите через неё один какой-нибудь шарик вынимать при необходимости, а когда отдохнёте – на место ставить.
Мама, конечно, обрадовалась и согласилась. Молодая просто мама была, неопытная. Доктор – тяп-ляп и готово. Липучка стоит.
И тут мама испугалась. Вдруг Елисей липучку отлепит и шарик сам выскочит и потеряется? А что делать? Липучка то уже есть. Позвонила мама доктору, а он уехал за новыми очками в другую страну, а когда вернется – неизвестно. Строго-настрого мама запретила Елисею липучку трогать.
Но Елисей маму не слушался и, когда мама не видела, нащупывал липучку и отлеплял её. А потом залеплял. А потом опять отлеплял. Однажды Елисей смотрел детектив «Плед» и баловался липучкой. До того добаловался, что липучка перестала прилипать. Так пришлось Елисею ходить незалепленным. А мама в клинику стала звонить, узнавать, вернулся тот доктор из другой страны или нет. Но ей сказали, что доктор задерживается, потому изучает новые западные методики лечения.
А утром проснулся Елисей – встать с кровати не может! Пока он спал, его вечный двигатель выбрался через открытую липучку и ушёл! Елисей попытался слезть с кровати и стёк на пол, как лизун из «Охотников за привидениями». На полу он как мог собрался и пополз искать свой вечный двигатель.
– Понятно теперь, почему без двигателя машина не ездит, а самолет не летает, – засопел Елисей.
Вечный двигатель оказался на кухне. Он взбил себе утренний смузи в блендере и теперь тянул его из трубочки. Утренний смузи попадал в вечный двигатель, смешивался там с какими-то шариками и курсировал внутри. Становилось похоже на маленький ураган.
— Слушай, двигатель, ты чего? – спросил Елисей.
– А ничего! – ответил двигатель.
– Вернись! Нечего голым по квартире разгуливать!
– Хорошо, я пальто надену, худи и спортивные штаны с начесом, – сказал двигатель и направился в коридор.
Испугался Елисей, что сейчас мама вернется, а на кухне ураган, то есть вечный двигатель в худи и в пальто, и говорит:
— Не ходят по дому в верхней одежде. Ты лучше пижаму надень.
— Ладно, — отвечает вечный двигатель. – Давай пижаму.
Открыл тогда Елисей свою липучку.
— А вот и пижама.
— Ага. Не обманывай. Никакая это не пижама. А ты сам. К тебе я не полезу, не уговаривай.
— Почему?
— Потому что ты маму не слушаешься и липучкой балуешься.
— Так я больше не буду. Честное пионерское.
— Ну раз честное пионерское, то поверю. Но всё равно я хочу мир посмотреть.
— А я как же?
— А ты не волнуйся, я погуляю и вернусь. Через недельку. Или через две.
А потом вечный двигатель взял зонтик и улетел в окно.
— И что же мне теперь 2 недели его ждать? Он значит гуляет, а я тут лежи как жижа какая-то.
Хотел Елисей себе какой-нибудь другой двигатель поставить, но тогда топливо нужно или электричество. Топливом заправляться Елисею совсем не хотелось, пахнет оно так себе. Елисею больше нравилось мороженым заправляться и малиной с молоком. Но таких двигателей на малине с молоком ещё пока не придумали. А на электричестве далеко не уйдёшь, надо к розетке подключаться. Засмеют. Скажут: «ааа это опять ты, Елисей, со своим удлинителем пожаловал». Да ну.
Решил тогда Елисей придумать план Б: вызвал такси и поехал в палеонтологический музей.
— Не нужен мне никакой двигатель, хочу стать большущим, как динозавр или как слон, плавать как кит, а лучше, как акула, воды хочу выпивать по два ведра за раз как верблюд, а ещё симпатичным быть как жираф и по деревьям не хуже обезьяны лазить.
Таксист правда не сразу ехать согласился: не каждый день приходится лужу с голубыми глазами возить, но Елисей таксисту все свои деньги из копилки вывалил, и таксист согласился, потому что добрый был.
Приехал Елисей в палеонтологический музей и думает, с кого бы начать:
— Тут и слон есть, и кит, а вот и динозавр.
Стал Елисей в свою липучку динозавра запихивать, а он ну никак не лезет. Что ты будешь делать? Попробовал слона. Тоже никак. Да что ж за напасть?
Увидел Елисея смотритель музея и говорит:
— Это что еще за безобразие? Кто экспонаты руками трогает?
— Да мне просто сверхспособности очень нужны. У меня был вечный двигатель, а теперь ушёл на две недели в неизвестном направлении.
— Тут музей, а не примерочная. Говори точно размеры, сейчас мы тебе подберем что-нибудь из остатков.
Елисей подумал-подумал и говорит:
— Мальчик Елисей, рост 158 сантиметров, вес 39 кило.
— Да, уж непросто. Ну что-нибудь придумаем.
Копался смотритель на складе, копался. И нашёл: череп верблюда, шею жирафа, хвост от акулы и туловище от обезьяны. Засунул Елисей все эти запчасти в свою липучку и стал таким красавцем, что не в сказке сказать, ни пером описать. Аж смотреть тошно.
— Мать честная, калитка навесная, — сказал смотритель, глядя на Елисея, — Только через 2 недели не забудь вернуть. А то будет у нас инвентаризация, меня тогда с работы уволят.
Так и побрел Елисей на улицу. Все, кто ему на пути встречались, разбегались в разные стороны.
— Домой в таком виде возвращаться нельзя, — подумал Елисей, — мама с ума сойдет. – Надо свой вечный двигатель искать.
Так ходил Елисей по улице в облике зверя неизвестного, устал, проголодался. А поблизости – никого. Никто к Елисею приближаться не хотел.
И вдруг на встречу ему вечный двигатель:
— Помогииите, — кричит, — Спасите!
— Двиииииигатель! – заголосил Елисей, что было силы. А на самом деле только «РРРРРРРРРРРРРРР» зазвучало, потому что череп Елисею верблюжий достался.
А вечный двигатель, как увидел перед собой Елисея с головой верблюда, шеей жирафа, акульим хвостом и туловищем обезьяны, так захотел в обморок упасть. Хорошо, Елисей его вовремя схватил и в чувства привёл:
— Ты чего удумал? Смотри, что ты со мной сделал. Ведь я же Елисей.
— Елисей, родненький, — говорит вечный двигатель. – Спаси. Меня схватили и в Сколково увезли. А там давай изучать, опыты ставить. Я ни сна, ни отдыха не знал, еле шарики унёс. Пусти меня обратно к себе, я больше не буду убегать.
Пришлось Елисею обратно дары палеонтологического музея из липучки вытаскивать, а они уходить не хотели. Им тоже понравилось по городу гулять. Еле-еле уговорил. Пообещал их в музее почаще навещать. Залез тогда Елисеев вечный двигатель обратно.
Елисей пошёл домой и обо всём маме рассказал. Мама ещё больше испугалась и хотела к доктору с большим носом и маленькими очками бежать – жаловаться. А Елисей не захотел больше к тому доктору идти, а то вдруг что ещё удумает. И предложил маме липучку зашить. А то мало-ли кто ещё погулять по городу захочет. Вечный двигатель-то теперь ученый, а вот мозг? Мозг ещё учить и учить, а то уйдет. А мозг – это не вечный двигатель, где его потом искать? Мама тогда взяла и липучку скотчем заклеила, потому что шить она не умела. А скотч – это вещь надежная, им даже космонавты космический корабль ремонтируют.
Окрестности острова Лас Мариньяс.
В просторной капитанской каюте «Черной Жемчужины» было на редкость тихо. Доктор О’Тул, судовой врач с «Элизабет» сидел у постели капитана. В одной руке он держал солидных размеров серебряный хронометр, в другой запястье Джека. Седые клочковатые брови почтенного эскулапа были нахмурены столь сосредоточенно, что никто из присутствующих в каюте не смел ни шевельнуться, ни заговорить. Закончив, доктор поднялся и начал неторопливо укладывать свой саквояж.
— Как он? — кашлянув, решился на вопрос командор.
— Неважно, — не замедлил тот с ответом, — Пуля прошла навылет, и это хорошо. Однако, у него есть все шансы умереть от кровопотери, либо лихорадки.
Высокая темнокожая Анна–Мария, капитан «Гелиоса», услыхав подобный диагноз, лишь презрительно дернула щекой.
— Паршивый же из вас доктор, раз вы говорите такое! Да капитан еще всех нас переживет!
Сочтя ниже своего достоинства спорить с женщиной, доктор О’Тул лишь вздернул подбородок и гордо удалился.
Проводив его недружелюбным взором, Анна-Мария деловито произнесла:
— Дьявол, капитан очнется и непременно потребует выпивки! И где этот чертов Гиббс?! – направившись к выходу, она бросила командору через плечо, — Побудьте пока с ним!
И вот, Норрингтон остался наедине с Джеком. И словно наяву услыхал задорный и насмешливый голос Воробья: «Командор, всю свою сознательную жизнь мечтал с вами уединиться!».
— Все шутишь, да? – пробормотал командор вполголоса, — Думаешь, жизнь такая веселая штука?
Джек молчал. Наконец-то. Он был сильно похож на покойника, и если бы не едва-едва вздымавшаяся грудь, то его вполне можно было бы за оного принять. Ощущение потери, как давеча у входа в тоннель, навалилось, придавило тяжестью и безнадегой. Норрингтон с достоинством выпрямился, борясь с этой напастью. Потери на войне неизбежны, так он всегда говорил. Стоял – тихий, гордый и неподвижный, словно воин почетного караула. «У меня умирает друг». Он еще не верил. Пока. Но в какой-то момент вдруг поверил. И кто-то внутри него, кто-то маленький и жалкий, вдруг скорчился, затрясся от безудержных рыданий. Командор вздохнул прерывисто, присел на край кровати.
— Ты наглый, хладнокровный мошенник, Джек, — говорил он, не надеясь быть услышанным, — и больше всего на свете я ненавижу, когда ты оказываешься в чем-то прав. Да, меня чертовски огорчила бы твоя гибель. И даже больше, чем ты способен себе представить. Можешь возложить это признание на алтарь своего тщеславия.
А в ответ – тишина. Норрингтон вглядывался в лицо Воробья, и его не покидало ощущение, что между ним и вот этим пиратом, протянута незримая нить, которая теперь грозит вот-вот оборваться. Они были словно двумя сторонами одной и той же медали – чеканный римский профиль командора с одной стороны и угловато-капризные черты Джека с другой.
— Джек,.. — голос командора вдруг осип, — без тебя будет… все не так.
Он бы не смог объяснить это словами. Будь командор не моряком, а поэтом, он сказал бы наверно, что со смертью Джека из его жизни уйдет что-то очень хорошее и значительное. Краски предрассветного неба, гудение ветра в парусах, а на губах привкус солоноватых брызг. И чарующее ощущение бесконечного простора и свободы. Все, что придавало смысл его пустой и банальной жизни со времени их последней встречи. Не осознавая, что он делает, командор стиснул похолодевшую ладонь Джека и прижался к ней пылающим лбом. Потом, словно очнувшись, отстранился торопливо, словно застигнутый за чем-то непристойным. Самообладание и решимость, так необходимые командиру эскадры, потихоньку возвращались.
— Что ж, — произнес Норрингтон уже более твердым тоном, — В любом случае, необходимо завершить начатое.
Когда за девчонками закрылась дверь, Марков сказал:
– С тебя «Блэк Саббат».
– А мы о сроках не договаривались, – самодовольно ответил Акентьев.
– Ты что, думаешь, после сегодняшнего тебе еще что-то светит?
– Именно после сегодняшнего и засветило. Столько работы проделано. И неприятной, прошу заметить.
– Ладно, пойдем. У меня там бутылочка портвешка заныкана.
И уже потом, подперев голову руками, Кирилл с Серегой слушали лекцию об укрощении строптивых.
– У Стругацких прочел, что, мол, женщины – самые загадочные существа на земле и, кажется, знают что-то, чего не знаем мы, люди. Даже Стругачи считают, что девки – не люди. А загадочны они не более, чем жующие козы. Если ты хороший пастух с хорошей хворостиной, то никаких сложностей содержание целого стада не представляет.
– Ну, а любовь? Ладно там, жены в халатах, я понимаю, меня самого раздражают. Но музы-то, в конце концов, нужны. Если музу хворостиной – она уйдет, и весь твой творческий заряд упрет с собой.
– Муза – это особая порода коз, – со знанием дела сказал Акентьев. – С нее шерсть надо чесать. Только и всего. Ну, особый паек. А все остальное то же. И хворостина, и колокольчик на шее.
– А Альбина? – спросил Серега Перельман, заедая портвейн докторской колбасой, которую по-хозяйски напилил Марков.
– И Альбина, – коротко ответил Акентьев, а потом добавил: – Коза, которая возомнила себя пастушкой, а всех кругом – козлами.
– И что ты будешь делать?
– А вот это моя маленькая профессиональная тайна. Тебя интересует результат.
– Но колесо ты все-таки проиграл. Я свое завтра распечатываю.
А Альбина в это время, злая, как черт, возвращалась по темному переулку домой. Но чем ближе она подходила к дому, тем на душе у нее становилось легче. И когда она уже вошла в подъезд, ее охватило острейшее ожидание счастья. Она кинулась к почтовому ящику и вытащила оттуда конверт. И даже прижала его к груди, зажмурив от радости глаза. И все неприятности, которые она сегодня переживала, показались не такими уж страшными. Какому-то идиоту Акентьеву что-то в ней не нравится… А другие зато пишут ей такое:
«В твоих умных глазах
мне смеется сама красота,
Потому что от мертвого
эти глаза отличили живое.
Я желаю тебе,
чтобы ты оставалась чиста,
Ведь тогда и расставшись с тобой,
Я останусь с тобою».
Я увидел её и погиб. Точнее, потерял рассудок.
Она танцевала на открытой веранде, под звёздным небом, на виду у сотен праздношатающихся конгрессменов. Танцевала так, что казалось, звёзды мерцают в такт её движениям. Достоинство, грация, женственность. Воплощённая в жизнь золотистая мечта.
Меня потянуло к ней, и я, боясь промедления, оказался рядом.
— тАбита, — сказала она. — Меня зовут тАбита. А тебя, мотылёк?..
Мотыльками землян зовут почти все галакты, входящие в Космосоюз, — за малый срок жизни и свойственную нам легкомысленность. На космолингве слова «мотылёк», конечно, не существует, но есть зато слово «ахар», а это примерно то же самое.
Я назвал своё имя и положил ладони ей на талию. И мы стали танцевать вдвоём.
Позже, когда мы остались одни, я заглянул в её сиреневые глаза, коснулся губами тонкой шеи, ощутил упругие бёдра, высокую грудь и острые лопатки — рудименты крылышек.
А потом она сделала мне предложение, и я отправился с ней на Крелон.
В «гостевом секторе» меня ждал сюрприз. Для представителей иных рас на Крелоне действовало ограничение срока проживания. Как мне объяснила пожилая крелонка в униформе, это вынужденная мера, направленная против иммиграции.
— Вам введут вакцину, и возможности вашего организма будут оптимизированы, а сам организм перестроен особым образом. — Она кольнула меня взглядом. — Ахарам это обычно нравится. Продолжительность вашей жизни возрастёт.
— Насколько? — робко поинтересовался я.
— До принудительной остановки сердца — один день.
— У нас длинные дни, — шепнула мне тАбита. — Почти вечный полдень. Ты не пожалеешь.
Я был слишком влюблён и излишне самонадеян и согласился на вакцинацию.
Процедура оказалась недолгой.
Радостная тАбита подхватила меня под локоть, и мы поехали в её родовое гнездо.
— Теперь ты стал полноправным гражданином Крелона, — объявила она, когда мы добрались до места. — У нас есть законный день, и мы должны подумать о потомстве.
— Так скоро?
— Таков закон. Раз уж ты стал одним из нас, тебе придётся подчиниться. Это невысокая цена за возможность жить в стабильном обществе. И приятная.
— А разница в геномах? — спросил я.
— Устранена. — тАбита великодушно махнула рукой. — Для настоящего гражданина это вообще не помеха.
Вот это был сюрприз так сюрприз!
Мы стали любить друг друга, укрывшись от лучей яркого полуденного солнца под сенью виноградных лоз. Невдалеке шумел прибой. Кажется, где-то кричали чайки. Я был абсолютно счастлив.
А спустя короткое время, тАбита играючи снесла четыре яйца.
Я испытал что-то наподобие гордости и пожелал любимой поскорее высидеть здоровых деток.
тАбита рассмеялась и поведала мне, что на Крелоне яйца высиживают самцы. Забота о будущем потомстве считается тут исключительно мужской обязанностью. И привилегией.
Делать было нечего, и я поинтересовался лишь — долго ли ждать появления наших птенцов?
тАбита объяснила, что потомство обычно вылупляется на закате.
Совсем забыл сказать: день на Крелоне равен примерно десяти тысячам земных лет.
Старые дороги Праник не любил. Таскается по ним всякий сброд: одинокого путника распотрошить, если повезет, а чаще поскоблить по старым автомобилям. Там подбирать уже давно нечего, но ни на что более фантазии не хватает. Это как холостяцкая яичница: открыл холодильник, почесал яйца, закрыл холодильник. Ритуал… Поэтому, коли лежал путь вдоль какого-нибудь заросшего шоссе, предпочитал Праник топать стороной, метров за сто, лесом, кустами, оврагами. На причитания китайца внимания не обращал, так меньше риск нарваться на засаду.
Подал сигнал наладонник, указывая на чужое присутствие вблизи дороги. Объект в единственном экземпляре, с места не двигается. Праник замедлил шаг, задумчиво постукал ногтем по светящемуся пятнышку. Будь на мониторе точек пять-шесть — это какие-нибудь козлы караулят прохожих, к бабушке не ходи. А здесь… Снайпер-одиночка? Праник опустил флажок предохранителя и бесшумно двинулся к обочине по широкой дуге, не слишком полагаясь на оценки наладонника с куском железа в плате.
В стороне от дорожного полотна стояла огромная высохшая липа. Под раскидистой кроной без листьев, привалившись спиной к стволу и закрыв глаза, неподвижно сидел старик. Подле на холодной земле скрючилась девчушка лет четырнадцати. Праник закинул автомат за спину и негромко покашлял. Девчушка встрепенулась и уселась, обняв колени. Ее била крупная дрожь. Сама щуплая, бледная, острые плечики выпирают, глазища карие, огромные. Постатомное дитя, никогда не видевшее солнца. Такие отчего-то напоминали Пранику ростки проросшей в погребе картошки.
— Чего трясешься?
— За… замерзла.
— А это кто с тобой? — Праник опустился на корточки.
— Дед. Он спит.
— Давно?
Девчушка кивнула.
Давно… Праник пощупал старику пульс. Закоченел уже.
— Как звать тебя?
— Аня.
Праник снял с мертвеца потертый пиджак, стащил свитер, штаны.
— Вот. Давай-ка одевай, Аня. Ему без надобности уже…
Повернулся и, не говоря ни слова, отправился обратно в лес, туда, где ждал китаец. Старик в семейных трусах и грязной майке так и остался лежать под высохшим деревом, острый подбородок его смотрел прямо в небо. Была мысль похоронить, но Праник ее отверг. Смысл? Ему усердствовать, зарывать, зверушкам откапывать потом. Нынче ни сил не хватит всех упокоить, ни земли… Вскоре догнала Аня, тихонько пошла позади. Молчал и Праник. Он не звал с собой, но и прогнать прочь не мог. А кто бы смог?
Дед Ане родным не был. Просто прохожий, к которому девчушка прибилась некоторое время назад. Тихая, внимательная, она послушно исполняла все поручения, на трудности не жаловалась, на судьбу не роптала.
Родителей своих Аня не знала.
— Мама, — однажды продемонстрировала бережно хранимое в недрах куртки фото.
Старую журнальную вырезку с улыбающейся белокурой Мэрилин Монро.
— Красивая, — Праник кивнул.
На сердце отчего-то снова накатила тоска. Захотелось завыть. От бессилья, от безысходности. Что же мы сделали?.. Что же мы сделали с собою, сволочи?..