На стоянке возле мэрии брюнетку Магниеву ждал автомобиль, похожий на «Черноморец» – детище местного автопрома с кузовом «универсал». В руках женщины блеснул и пиликнул брелок сигнализации. Автомобиль подмигнул ей фарами, гостеприимно разблокировав замки на дверях.
Журналистка и фотокор «Баррикад» поджидали своих коллег. Наконец, шаркая и бубня себе под нос, показался высокий и грузный оператор «Фарватера» Михаил Потапов, волоча треногу и сумку с камерой. Рядом грациозно дефилировала миниатюрная Алютина, держа в руках микрофон с надетым на него кубиком с буквой «Ф».
– Мих, ну не бузи, мы быстро. Возьмём у Эллы комментарий и снимем пару синхронов, – щебетала она.
Оператор пробурчал что-то нечленораздельное. Положив треногу в багажник, Потапов плюхнулся на заднее сидение, заняв его практически наполовину. Дорогин взял на руки миниатюрную Алютину, а Калинкова заняла кресло рядом с водителем.
Когда все расселись, Магниева снова нажала на брелок. Двери автоматически захлопнулись, ожили, перемигиваясь, датчики на приборной панели. Машина стала медленно выворачивать задним ходом со стоянки, хотя его водитель даже не прикоснулась пальцами к рулю и коробке передач. Журналисты вытаращили глаза.
– Автоматика, оснащённая датчиками. Ей управляет встроенная нейросеть с полным комплектом треков возможных маршрутов.
– То есть, вы хотите сказать, что сейчас автомобилем управляет робот или автопилот? – заинтересовалась сидящая на переднем сидении Калинкова.
– Не совсем робот. Обучаемая нейросеть. Когда я веду автомобиль, она запоминает мои действия, сопоставляет их с дорожной обстановкой через камеру видеорегистратора, а потом уже ведёт сама, – ответила Магниева, по-прежнему сидя с брелоком в руках, но тем не менее напряжённо поглядывая на дорогу.
Оставив позади мэрию, проехав здание театра и несколько кварталов, машина остановилась на красный свет, дождалась зелёного и, включив поворотные огни, плавно вывернула на мост.
– А как она называется? – спросила Ника.
– Официального названия у неё пока нет. Только рабочее. Автоматическая модель «ЭлМа-Энергия» с бортовым компьютером и встроенной нейросетью». Название длинное, но это тестовая разработка.
– А как наши доблестные инспекторы автодорог к такому ноу-хау относятся? – подал голос оператор.
– Еле зарегистрировали, – вздохнула Магниева. – И то, пришлось представить как модернизацию «Черноморца». Хотя от стандартного черноморца там только кузов. Занимался этим лично Караваев, наш ректор – регистрировал на вуз, объяснял, что бортовой компьютер тестируем. Ну, они ему навязали полный комплект своих дополнительных услуг, включая все свои платные страховки. Всё официально. Естественно, весь пакет документов у нас был, включая чеки об оплате, а вот чертежей и пояснительных записок никто смотреть не стал.
– А как они отреагировали на то, что она без водителя ехать способна?
– Они не в курсе, конечно. Мы нейросеть как бортовой компьютер замаскировали. Я при них, да и вообще при посторонних, ввожу её в режим пассивного наблюдения, который предполагает только экстренные реакции. Такие, как попадание объектов в поле трека. И да, она оборудована датчиками, способными обнаруживать людей, животных и предметы в «мёртвой зоне». Так она не только не задавит выбежавшего на дорогу котёнка, но и объедет случайно обронённую на дорогу куклу.
– А нам зачем рассказываете? – снова подала голосок Алютина.
– Чтобы вы представляли возможности нашего вуза, – улыбнулась Магниева.
Она снова цепко смотрела на дорогу. Доехав до моста, «ЭлМа-Энергия» сбавила скорость. За окном открылся потрясающий пейзаж. Зеркальная гладь реки, разрезаемая маленькими белыми парусниками, и такие же белые, но огромные облака над ней. Через окна были слышны крики чаек.
– Разработки АКУ давно стали лакомым куском для корпораций, специализирующихся на IT-технологиях. Нам приходится большое внимание уделять защите авторских прав и своевременному патентованию. История с Габриэлой Н’Тьямбой может привести к тому, что вузу придётся либо повременить с подготовкой патента на изобретение, в котором данная студентка является одним из разработчиков, либо просто вычёркивать её данные, чего бы лично мне не хотелось. Поэтому я как никто другой заинтересована в поддержке средств массовой информации.
И пока сидящие внутри журналисты переваривали сказанное куратором иностранных групп, Магниева продолжала.
– У нас учатся студенты из тридцати пяти стран. В Причерномории не все эти страны имеют даже свои посольства. И естественно, у многих из них нет другой поддержки, кроме как нашего вуза.
Машина прибавила скорость, проносясь через лодочную станцию первого судостроительного. Впереди показался Парк Победы.
– Мы его, будучи студентами, своими руками высаживали, – гордо произнесла Элла Магниева.
Сидящие в машине, озираясь по сторонам, глядели на дубы с раскидистой кроной, липовую аллею, клёны и ясени.
За парком начали виднеться учебные корпуса. Главный корпус Адмиральского кораблестроительного университета выглядел монументально. Здание, похожее на корабль, бросалось в глаза и откладывалось в памяти у каждого, кто проезжал по проспекту Адмирала Макарова. Построенное ещё в Советском Союзе, оно напоминало по форме большой шестипалубный лайнер, летящий над волнами. Длинные навесные коридоры-эстакады выходили из его боковых «палуб», подобно шлюзам, соединяя с другими учебными корпусами.
– А ещё говорят, в Советском Союзе одни коробки строили, – восхищалась видом университета-корабля Алютина.
Оператор выгрузил аппаратуру. Брюнетка так же ловко выпрыгнула из автомобиля, кликнула брелоком сигнализации и быстрым шагом направилась ко входу. Журналисты поспешили за ней. Они попали как раз во время большого перерыва, когда разноцветный поток студентов хлынул на улицу.
– Они со мной, – сообщила Магниева охраннику на вахте, и обернулась на своих гостей. – Дайте свои удостоверения для регистрации.
В просторном фойе их встретили огромные, в человеческий рост, модели кораблей, авианосцев и линкоров, научно-исследовательские суда и сухогрузы. Мониторы на стенах транслировали ролики, на которых были видны корпуса университета сверху, потом камера перемещалась к главному входу, фокусируясь на надписи «Добро пожаловать». Дальше статный улыбчивый мужчина – ректор – показывал многочисленные кубки и награды, которые получил университет. Следующий ролик показывал учебный процесс в просторных аудиториях: студенты жмут руку огромному человекообразному роботу, внимательно изучают турбину, создают модели кораблей. На третьем видео студенты управляли парусниками, дальше волны словно плескались о камеру и перед зрителями возникал волнующий фрагмент регаты. Дальше – шествие иностранных студентов в национальных костюмах по улице Дружбы народов. Заканчивался видеообзор надписью «Добро пожаловать в АКУ – Адмиральский кораблестроительный университет!».
В самом центре холла взгромоздился латунный земной шар высотой около двух метров. Вокруг него располагались человеческие фигуры знаменитых адмиральских мореплавателей, судостроителей и великих градоначальников прошлого. Со всех сторон «земной шар» был окружён якорными цепями, создающими своеобразное ограждение.
– Точная копия монумента, стоящего в центре города на пересечении Суворовсого проспекта с улицей Дружбы народов, – начала Магниева и тут же осеклась. – Ой, да кому я всё это говорю! Вы же местные. Привычка. Просто это – отправная точка всех экскурсий по вузу, которые я провожу для иностранцев и гостей.
– Наоборот, расскажите то же самое на камеру, а мы запишем. Вот как вы проводите экскурсию для своих гостей, так же проведёте и для наших телезрителей, – тут же оживилась Алютина, толкая в бок оператора.
И пока её товарищ расставлял свою треногу и закреплял камеру, Юля с извиняющимся видом подошла к Калинковой и Дорогину.
– Ребят, нам тут надо записать несколько синхронов, чтобы Элла рассказала про университет. Это займёт около получаса. А потом все вместе пойдём к Габриэле. Согласны?
Интернетчики кивнули, прекрасно осознавая, что для той же Магниевой намного важнее внимание тележурналистов, и думая, чем же занять себя эти полчаса. Брюнетка, словно прочитав их мысли, широко улыбнулась.
– Ребят, а вы пока можете подняться на второй этаж, дойти до блока «Д» и там найти третью аудиторию. Там как раз будут первокурсники из Намибии, которых защищала Габриэла. Заодно увидите всех моих иностранцев. Сейчас у них будет вводная лекция. Если профессор, который будет её читать, начнёт возражать против вашего присутствия, скажете, что вас пригласила я и что это связано с делом Габриэлы Н’Тьямбы.
Калинкова и Дорогин без труда нашли блок «Д» и последовали в аудиторию Д3. Это было светлое помещение с высокими потолками, где ряды, начиная с заднего, располагались сверху вниз, напоминая зал кинотеатра. Ещё большее сходство с залом придавал огромный навесной экран, который располагался на дальней стене, над доской, как раз напротив рядов с сидениями. На этой же стене, под потолком, висели широкие светодиодные часы. На их электронном табло чередовались время, дата, день недели и сколько минут осталось до начала следующей пары. Оглядевшись по сторонам, журналисты сели на задний ряд.
В двадцать минут третьего аудиторию стали заполнять первокурсники. Они выкладывали на столах конспекты, учебники, письменные принадлежности.
Возле них уселся щуплый светловолосый парень. Он выложил учебник, на котором Ника прочитала: Альберт Графченко, «Основы цвето-светового кода».
Его лицо показалось Нике знакомым. Весной Калинкова освещала городской турнир по шахматам среди молодёжи, на котором этот парень занял первое место. А потом она же брала у него интервью, после того, как он стал чемпионом Причерномории среди юниоров. Она даже вспомнила его имя и фамилию.
– Васнецов? Коля? – спросила она, глядя на шахматиста.
– Ника! – обрадованно воскликнул парень. – Я как только в аудиторию вошёл, сразу обратил на тебя внимание.
Ника ничуть не удивилась, ибо не обратить внимание на девушку с малиновыми волосами было довольно сложно. Возможно, именно поэтому девушка подсознательно выбрала столь яркий цвет – чтобы быть более заметной.
– А что ты у нас делаешь? – с интересом посмотрел на неё молодой чемпион.
– Я здесь по работе. Разбираемся с делом о нападении скинхедов на иностранцев, – заговорщическим тоном проговорила Калинкова, приложив палец к губам.
– Так вон один из этих ребят, на втором ряду, – полушёпотом проговорил Васнецов. – У нас сегодня с иностранцами совместная лекция.
– Я почему-то думала, что они отдельно занимаются.
– У нас тут сборная солянка, – рассмеялся шахматист. – А на лекции Мичман мы вообще вместе со вторым курсом ходим.
– Ты говоришь об Агате Мичман? Главном инженере первого судостроительного? – искренне удивилась Калинкова.
– Да, о ней, – кивнул Васнецов. – Агата Алексеевна ещё в том году должна была читать аналоговое программирование. Но у неё был конфликт с бывшим ректором, после которого она ушла. Или её «ушли». А Караваев как пришёл – восстановил.
Дорогин чувствовал себя не в своей тарелке. Пока его подруга увлечённо беседовала с шахматистом, он скучающим взглядом обвёл аудиторию, и достав из кармана мобильный с наушниками, начал выбирать музыкальные плей-листы.
– Ник, толкни меня, когда наговоришься, – ухмыльнулся он, вставляя наушники в уши и закрывая глаза.
Тем временем в аудиторию вошли ещё несколько африканцев и сели на второй ряд.
– О, эти ребята тоже были с Габриэлой во время того инцидента, – продолжал шахматист. – Слушай, Ник, а что с ней будет? Говорят, на неё даже уголовное дело завели.
Журналистка кивнула, тяжело вздохнув.
– Что будет, я не знаю, – сказала она. – Но сделаю всё от меня зависящее, чтобы правда восторжествовала.
Электронные часы показывали, что до пары осталось десять минут. Девушка решила воспользоваться этим временем и поговорить с иностранцами из Намибии.
Чернокожие ребята, громко жестикулируя, общались на своём языке, когда Калинкова спустилась на второй ряд и подошла к ним. Она представилась, объяснив, кто она такая и зачем приехала. Африканцы приветственно кивнули ей и снова загалдели между собой. Потом один из них подошёл к журналистке и посмотрел ей в лицо своими большими глазами.
– Мы не будем говорить без Габриэлы, – начал он с акцентом, но вполне понятно.
– Здесь не только я. Приехали ещё мои коллеги с телевидения, они тоже скоро подойдут. Мы просто хотим узнать, что произошло тогда на набережной, – заверяла Калинкова.
– Мы уже рассказывали всё полицейским, – стоял на своём африканец. – А потом везде написали, что во всём виноваты мы.
В этот момент дверь снова открылась и в аудиторию вошёл молодой мужчина в очках со стройной фигурой и красивыми чертами лица. Он направился к первым рядам. По дороге он зыркнул на Калинкову так, что та потупила взгляд. Вошедший подошёл к студентке на первом ряду, что-то шепнул ей на ухо и занял место за проектором.
С первого ряда встала и подошла к Калинковой невысокая худая девчушка славянской внешности в блузке свободного покроя и тёмных брюках с большими карманами. Её волнистые каштановые волосы ниже пояса были завязаны в два хвоста.
– Простите, а вы с какой группы? – спросила она, глядя на Нику.
– Я журналист и пришла поговорить с ребятами по факту о нападении на них скинхедов на набережной. Я хочу как следует разобраться в этом, ибо полиция всё спихнула на студентку, которая их защищала.
Девушка понимающе кивнула и, аккуратно взяв Нику за локоть, увела вверх, к последним рядам и выходу.
– Вообще-то, у нас не приветствуется нахождение посторонних. Но коль вы по такому поводу, то ладно, – вкрадчиво заговорила она, осторожно посмотрев вниз зала. – Ребята напуганы, они в каждом видят врага и скорее всего не будут говорить с вами. Поэтому запишите мой телефон. Думаю, я смогу вам помочь. Меня зовут Таня.
Она продиктовала Нике свой номер и тут же попросила позвонить, чтобы сохранить её контакты.
– Если хотите остаться, сядьте на задний ряд и не особо мелькайте у профессора перед глазами, – шепнула Таня и спустилась на площадку для лекторов.
Зычным голосом девушка объявила:
– Внимание! Группы 121 и 121-ИН, для тех, кто ещё не взял учебник «Основы цвето-светового кода», подойдите после лекции за ним на кафедру. Профессор сказал, что его надо обязательно иметь при себе на сегодняшней лабораторной.
Калинкова пробралась к месту, где оставила своего коллегу и Васнецова. Шахматист всё это время с интересом наблюдал за ней.
– Я так понимаю, эта девушка – староста курса? – полушёпотом спросила Калинкова.
– Почти. Староста иностранной группы. Той самой, в которой учатся ребята, попавшие в переплёт на набережной. Её зовут Таня Тарасова, она из Приднестровья. Может собрать радиоприёмник любой сложности буквально «на коленке» из подручных материалов.
– Из Приднестровья?.. – задумчиво протянула Калинкова.
– Да, у нас учатся многие, кто приехал из горячих точек или регионов, в которых были вооружённые конфликты. Вон по центру сирийцы сидят. Возле них – две девушки из Ливии. А вот на предпоследнем ряду, аккурат перед нами – парни из Нагорного Карабаха.
– Это что, какая-то социальная программа? – удивилась журналистка.
– Скорее, так исторически сложилось, – вздохнул Васнецов. – В девяносто втором университет принял нескольких студентов из Приднестровья. Потом в Абхазии началась война, и в АКУ перевелись студенты из Сухумского физико-технического института. Чуть позже приехали двое из Боснии и Герцеговины… – Васнецов говорил, как будто читал открытую перед собой книгу. Ника поняла, что парень обладает феноменальной памятью, ещё когда брала у него интервью после чемпионата. – Студентов прибывало, а мест в общежитии было не так много. Заявления на перевод в АКУ поступали, а вот селить оказалось некуда. Один корпус и так на ладан дышал, часть блоков была непригодна для жилья. Денег у университета тоже не было. Многие студенты были согласны даже работать в свободное время и обеспечивать своё проживание сами, только бы продолжать здесь учёбу. Но тогда в АКУ молодой серб преподавал, про таких говорят «изобретатель от Бога». У него куча изобретений была, он получал из Европы и Южной Кореи отчисления от патентов. Этот изобретатель на свои средства отремонтировал первый корпус студенческого общежития и достроил второй. Впоследствии этот второй полностью передали иностранцам. Этого серба любили здесь все, пары его почти не прогуливали. Говорят, он любой, даже самый сложный и скучный материал мог прочесть таким образом, словно это была научно-фантастическая повесть.
Журналистка слушала Васнецова, затаив дыхание. Казалось, она забыла про Дорогина, который по-прежнему сидел с закрытыми глазами и наушниками в ушах, и про телевизионщиков, которые, по идее, должны были уже закончить запись синхронов с Магниевой и искать аудиторию, где находилась она и Дорогин. Воображение девушки рисовало картины военных конфликтов, горящие здания, людей, бегущих от войны. Почему-то вспомнился и рассказ Стешкина про его друга-серба, и одно из его наиболее выдающихся изобретений, названное «квантовой ловушкой». Нике было интересно, тот ли это человек, про которого сейчас говорит её собеседник.
– В 1999 году у него на родине началась война, – продолжал парень, – он туда уехал. А потом в АКУ получили известие, что он там погиб. Это было трагедией для университета… Знаешь, Ник, у нас здесь есть научные сотрудники и преподаватели, которые ничего толкового в своей жизни не сделали. Что есть они, что нет их… А вот Милоша Лучича до сих пор вспоминают. И изобретения его работают, студенты из зон конфликта приезжают сюда, как в цитадель, и второй корпус общежития, который он достроил за свои средства, продолжает их принимать.
Когда Ника услышала имя Милоша Лучича из уст молодого, одарённого шахматиста, теперь уже студента АКУ, у неё пробежали мурашки по коже. Это был именно тот человек, про которого ей рассказывал Стешкин. Который стал его лучшим другом, помогал ему, приезжал на вручение «Конструктора года», тогда как остальные его соратники объявили Стешкину бойкот, и который в последние минуты своей жизни позвонил другу не попрощаться, а «поболтать напоследок»…
Электронное табло на часах показало полтретьего. Раздался специальный звуковой сигнал, сообщающий о начале пары.
В аудиторию зашёл приземистый полноватый мужчина в очках с седыми волосами и такой же седой, почти белой, бородой. Бородач уселся за преподавательский стол и включил звук через небольшой микрофон, установленный в центре стола.
– Здравствуйте. Для тех, кто со мной ещё не знаком, сообщаю: меня зовут Альберт Эдуардович Графченко. На первом курсе я буду читать вам лекции по фотоэлектронике и цвето-световому коду и со мной же вы будете проходить практику. Сегодня у нас с вами первая, вводная лекция.
– Цвето-световой код был открыт абсолютно недавно. Его первые разработки были начаты в стенах нашего университета в 1980 году. В 1985 году был разработан проект, который предполагал создание единой системы дистанционного управления производственными объектами. Так, подобная аппаратура была установлена на Первом судостроительном, Институте импульсных процессов и технологий, конструкторских бюро «Маяк» и «Ингульское». С развалом Советского Союза работы по внедрению единой общей системы затормозились, а после 1999 года были сведены на нет. Однако сам по себе метод нашёл применение в системах видеонаблюдения. Установки, использующие цвето-световой код, показали себя на практике более надёжными, чем аналоговые, использующие в своей основе бинарный код. Это выражается, в первую очередь, в защите от посторонних проникновений в систему. А сейчас я вам продемонстрирую принцип записи и возможные комбинации.
Профессор сделал паузу и подошёл к мужчине за проектором. Тот вывел на экран схему устройства, в которой Калинкова и Дорогин узнали странные пульты, которые они видели в кабинете у «дежурного по городу» Ивана Стешкина.
Ника смотрела и слушала, затаив дыхание. Ей казалось, что она прикасается к чему-то великому – тому, что должно было открыть новую эпоху.
– Ну что ж, перед тем, как разобрать принцип записи, начнём с небольшого экскурса в историю. Когда и кем был изобретён первый пульт дистанционного управления?
Девушка из Приднестровья подняла руку. Графченко жестом пригласил её подняться и ответить.
– Первый пульт дистанционного управления был изобретён великим физиком, инженером и изобретателем в области электротехники Николой Тесла. В 1898 году он представил пару радиоуправляемых катеров. Подавая радиосигналы со своего пульта, Тесла мог передвигать судно с разной скоростью, в разном направлении, выполняя весьма сложные маневры, – бойко заговорила она.
– Всё правильно, садитесь, – Графченко одобрительно кивнул.
Тем временем мужчина за проектором что-то шепнул профессору и показал рукой в сторону журналистки.
– Теперь вопрос посложнее. Что представляла из себя Общегосударственная автоматизированная система учёта и обработки информации? Где, когда и кем она была создана? – профессор сделал паузу, прошёлся по рядам, оглядывая аудиторию. – Теперь пусть кто-то с задних рядов ответит, – проговорил он, указывая рукой на Калинкову, сидящую в самом конце аудитории.
Ника почувствовала неловкость и даже побледнела. Ситуацию спас сидящий рядом Васнецов.
– Общегосударственная автоматизированная система учёта и обработки информации, сокращённо называемая ОГАС, представляла собой систему автоматизированного управления экономикой СССР, основанную на принципах кибернетики, которая включала в себя вычислительную сеть, связывающую центры сбора данных, расположенные в разных регионах страны. С предложением по созданию такой системы выступил Виктор Михайлович Глушков – руководитель Киевского института кибернетики, член многих академий наук и научных сообществ мира. Первым, кто поставил перед высшим руководством Советского Союза и научной общественностью вопрос о необходимости управления экономикой СССР в масштабах всей страны на основе повсеместного применения электронных вычислительных машин, сокращённо называемых ЭВМ, был Анатолий Иванович Китов, – уверенно и громко говорил Васнецов, словно читал по книге или конспекту.
– Хорошо, что вы это знаете, молодой человек, – кивнул профессор. – Однако, я спрашивал не вас, а девушку… – он снова подошёл к мужчине, сидящему за проектором, и что-то шепнул ему на ухо. Тот оторвался от проектора и направился прямо к журналистам.
– Молодые люди, предъявите свои студенческие, – обратился мужчина к сидящим на заднем ряду.
Васнецов полез в сумку и достал пластиковую карточку с голограммой университета и персональными данными.
– Теперь ваши, – попросил он, обращаясь к Дорогину с Калинковой.
Мужчина стоял над ними. Артур уже открыл рот, чтобы сказать, что студенческий забыл дома, но Ника спокойно открыла рюкзак, показав удостоверение журналиста.
– Выйдем в коридор. Нам надо поговорить, – спокойно сказал мужчина.
Уже в коридоре он представился.
– Меня зовут Денис Владленович Графченко, и я являюсь старшим научным сотрудником. Вы хотели взять интервью у профессора?
– Да, – бойко ответила Ника.
– А по какому поводу?
– Мы разбираемся с инцидентами, в которых пострадали иностранные студенты вашего вуза. И считаем, что профессор тоже мог бы дать нам свой комментарий, озвучить своё мнение по этому поводу, – тут же приукрасила журналистка.
– Тогда вам придётся подождать. У профессора сейчас пара, но по её окончании у него будет небольшой перерыв перед лабораторной и он сможет ответить на ваши вопросы, – сказал научный сотрудник.
– Мы бы хотели подождать в аудитории, – настаивала Калинкова.
– Это исключено, – перебил Денис Графченко. – Наш вуз подконтролен нескольким министерствам, и даже материалы, читаемые на лекциях, имеют стратегическое назначение. Тем более, в процессе обучения студентам демонстрируются разработки, на которые только поданы заявки и ещё не получен патент. Информация об этих изобретениях и их публикация в прессе может привести к хищению интеллектуальной собственности. Поэтому приношу свои извинения, но в аудитории вы находится не сможете.
– Нам стоять под дверью? – продолжала журналистка.
– Вы можете подождать профессора возле кафедры, там есть стулья, она расположена на этом же этаже. А сейчас позвольте ваши удостоверения, я перепишу данные.
Ребята молча протянули свои «ксивы». Денис Графченко сфотографировал их на свой мобильный и вернул обратно. После этого мужчина зашёл в аудиторию, закрыв за собой дверь. Проводив научного сотрудника взглядом, Дорогин с укором посмотрел на подругу.
– Слушай, Ник, нам вообще-то негритянка была нужна. Какого хрена мы должны идти на кафедру и брать комментарий у какого-то профессора? Да и что он может нам сказать по поводу этой истории?
– Дело не только в этой истории, – начала объяснять Ника. – Тут другое. Стешкин мне рассказывал, что именно профессор Графченко подбил Агату на бойкот. Вот я и хочу подойти на кафедру и поговорить с ним.
– И что теперь? Это их внутренние дела, мы какое отношение имеем к этому? Или ты собралась этого старикашку к совести взывать? – раздражительно проворчал Дорогин. – Ника, не дури. Давай сейчас дождёмся Алютиной, пообщаемся с африканкой – и в редакцию: ты – писать, я – обрабатывать фотки.
– Артур, ну пока Юлька не звонит, давай всё-таки на кафедру, – девушка посмотрела на него умоляющими глазами.
Её напарник сдался. Они пошли по длинному коридору университета. Дорогин вдруг резко остановился. Калинкова непонимающе глянула на него.
– Ника, видишь того азиата? – тихо начал фотокор, показывая на парня, который остановился недалеко от них.
– Вижу, и что?
– Он преследует нас, начиная с лекционного блока.
Ника посмотрела на иностранца. Он просматривал свой мобильный, периодически бросая цепкие взгляды на чужаков. Калинковой даже показалось, что Дорогин прав. Дойдя до кафедры, Калинкова ещё раз обернулась и встретилась глазами с иностранцем.
Тут дверь кафедры распахнулась и оттуда выпорхнула высокая женщина в очках с кипой бумаг. Она устремилась по коридору. Через открытые двери Ника посмотрела вовнутрь.
– Никого. Давай зайдём, – предложила она.
– Угу, прямо на глазах у этого! – процедил Артур и осёкся. Азиат как будто испарился.
Ребята какое-то время постояли у приоткрытой двери, но любопытство превозмогло. На специальных стеллажах, стоящих вдоль стен, располагались различные приборы, антенны различных форм и конструкций, разнообразные пульты. Некоторые из них имели семь кнопок, располагающихся в спектральном порядке. Возле каждой кнопки был вращающийся рычаг и индикатор – всё как на панелях в кабинете у Стешкина.
На квадратном столе в центре помещения лежали стопки учебников «Основы цвето-светового кода». Проходя мимо, журналистка зацепила одну из них. Несколько стопок завалились, толкая одна другую, подобно домино. Книги посыпались на пол, свалив профессорский портфель. Ребята замерли. Дорогин выглянул в коридор. Там всё было тихо. Осторожно выдохнув, ребята начали собирать учебники и складывать обратно в стопку. Потом Ника аккуратно подняла портфель. Из него выпали какие-то комплекты чертежей и листы формата А4. Разнервничавшаяся девушка начала их вталкивать обратно, однако листы в её руках не слушались, упорно отказываясь ложиться аккуратной стопкой. Тогда Ника достала беспорядочную кипу бумаг из портфеля и начала их перекладывать по одной. Тут девушка дошла до листа, на котором было напечатано:
«ЗАЯВЛЕНИЕ НА ВЫДАЧУ ПАТЕНТА НА ИЗОБРЕТЕНИЕ
ЗАЯВИТЕЛЬ: ООО «GARANT-IT».
НАЗВАНИЕ ИЗОБРЕТЕНИЯ: «КВАНТОВАЯ ЛОВУШКА»
АВТОР ИЗОБРЕТЕНИЯ: ГРАФЧЕНКО АЛЬБЕРТ ЭДУАРДОВИЧ»
– Ничего себе. Что это? – воскликнула Калинкова, глядя на листок округлившимися глазами.
– Что ещё? – отозвался Дорогин, который укладывал последнюю стопку учебников на стол.
– Квантовая ловушка!.. Но её придумал Милош Лучич. При чём тут Графченко?
– Ничего не понял, – мотал головой Дорогин. – Проясни.
– Стешкин мне рассказывал про уникальное научное открытие, которое совершил его друг. И это был отнюдь не Графченко. Однако в патенте на разработку стоит его фамилия. Здесь явный плагиат и подлог документов…
Она на автомате достала мобильный телефон и сфотографировала листок.
– И у кого вы здесь собрались брать комментарий? – раздался за спиной сердитый голос Дениса Графченко. – Я же сказал, подождите возле кафедры, а не внутри.
Я помню.
Мне было года три. Моя кроватка стояла в углу комнаты с высоким потолком. Но от двери её было не увидеть — угол отгородили трёхстворчатой синей ширмой. Там, за ширмой, в своём маленьком мире, я проводил бòльшую часть суток.
Мы жили в старом бабушкином доме: две комнаты, кухня и туалет. Бабушка обитала в крохотной светёлке, а папа, мама и я — в зале. Когда я просыпался и садился в своей кроватке, я мог коснуться рукой синего шёлка, на котором резвились золотые драконы.
Я очень хорошо это помню.
Когда мне исполнилось пять лет, мама решила научить меня кататься на коньках. К тому времени я уже спал на раскладушке у окна, а за ширмой хранились мои чепчики, ползунки, альбомы с младенческими фотографиями и кое-что ещё. Вещи, с которыми жалко расстаться всерьёз и навсегда.
Мама пошарила за ширмой и достала валенки, а затем — коньки-снегурки с загнутыми носами. А папа отыскал кусок бечевы и привязал коньки к валенкам. И всю зиму мы втроём ходили по выходным на каток. А потом пришла весна и коньки вернулись за ширму.
Год спустя за ширму переехал трёхколесный велосипед «Бабочка», а позже и двухколёсный «Уралец». Переехали разноцветные кубики, солдатики и немецкая железная дорога. Следом настал черёд учебников для начальной школы и потрёпанного ветром змея. Оказались за ширмой и пробитый на камнях Чёрного моря матрац, и утюг, который папа чинил, отвоёвывая у драконов то отвёртку, то плоскогубцы, а то и крохотные тиски. Годам к пятнадцати я, поколебавшись, отволок в угол, за синий шёлк, кляссер с марками, коллекцию монет и ворох чужих тайн, не дававших мне покоя. Вместе с плачущей мамой и хмурым отцом мы отвезли за ширму любимую бабушку, навсегда уснувшую в инвалидном кресле.
Школьный аттестат и институтский диплом я забросил за ширму с разрывом в пять лет, но за эти годы успел сгрузить туда же первую любовь, боль от глупых расставаний и предательства случайных друзей. Отпраздновав серебряную свадьбу и взявшись за руки, ушли за ширму мама и папа.
Осознав собственное одиночество, я стал избавляться от хлама. Передвинул за ширму стеллаж с видеодисками, моток финансовых неурядиц и стопки книг, заполонивших интернет. Отбуксировал настенный телевизор, список безнадёжных долгов, компьютер и увесистую пачку электронных акций Газпрома. Вкатил прямо в пасть драконам внедорожник с комплектом зимней резины, забив багажник пожелтевшими рукописями и бесполезной чужой мудростью.
Хотел навсегда избавиться от памяти, но сначала заглянул в тонкую щель между створками ширмы. И увидел лишь розовый свет, сочащийся сквозь белёсый туман. Где-то вдалеке считала годы кукушка.
Все мои победы и неудачи, все заусенцы и шрамы, чудачества и придумки были упакованы в этот туман.
Память, как тяжёлый рюкзак, гнула меня к земле. Всё, что мне могло понадобиться в жизни, было там, за ширмой. Все, кого я когда-либо любил, тоже были там.
Я смотрел на них и не видел.
И тогда я скинул невидимый рюкзак на пол, разулся и по мокрой от тумана траве пошёл на голос кукушки…
Он заглянул через ее плечо в книгу, которую она листала. Его щека оказалась в какой-то недопустимой близости от ее уха. Она почуяла незнакомый доселе запах мужчины. Руку он положил ей на плечо. Она с удивлением посмотрела на него. Он делал вид, что увлечен чтением. Но она вдруг деловым голосом спросила:
– Вы меня соблазнять, что ли, собираетесь? – И посмотрела на него абсолютно спокойным, но вполне согласным на все взглядом. Он так и не понял, почему именно так.
– Ну что вы. Вам показалось, – сказал он, скрывая улыбку. – Я просто за вами ухаживаю.
– Спасибо. Я не больна, – сказала она, выжидающе глядя на него. Она вовсе не ставила его на место. Она давала ему шанс сообразить.
– Хорошо. Вас, как я понял, больше интересует первое? – На всякий случай он приподнял одну бровь, чтобы в случае чего превратить все в шутку.
– Давайте-ка все сначала. – Она заговорила голосом человека, которого посетила муза. В этот момент он с уважением разглядел в ней коллегу-постановщика. И ему стало любопытно.
– Давайте. Только поясните, что вы считаете началом.
Она увлеченно распорядилась:
– Отойдите от меня и встаньте у двери. Я встану вот здесь. А вы подходите сзади. – Она требовательно взглянула на него. – Медленней… Нет. Еще раз!.. Не так… Ну вот. Примерно так…
– Теперь, когда услышу что-нибудь про Флоренцию, – сказал он иронично, – обязательно вспомню, что я в ней был. – И добавил, качая головой, с чуть преувеличенным восхищением: – Флоренция, вы – гениальный полководец. Ни одна женщина не была со мной так откровенна. – И повторил еще раз с немного странной, как ей показалось, артикуляцией: – Вы гениальный палковводец.
Она не придала этому значения. Она лежала и думала, что недаром тетя Циля всегда говорила, что ее любимая еда – та, которую готовила не она. Когда солишь по вкусу, перчишь и жаришь до готовности, вкус оценить невозможно. А главное – абсолютно не хочется есть. Все равно, что самой себе посылать поздравительные открытки.
В общем, все это оставило ее равнодушной. Не то, чтобы это было отвратительно. Нет. Просто вся мировая литература в этот момент показалась ей несколько надуманной. С чего вообще весь этот сыр-бор? В мечтах она экстазировала гораздо эффективнее. А потому приняла решение – больше к пройденному не возвращаться. Не ее это фасон.
Через два дня с удивлением для себя она обнаружила, что хотела бы продолжения. Была уверена, что должно быть какое-то развитие. Он станет уговаривать. Она с достоинством откажет. Он будет ждать ее на улице после работы. К чему это приведет, еще неизвестно. Но его все не было. Каждое утро она проверяла в каталоге читателей его формуляр. Среди прошедших за вчерашний день его фамилия не фигурировала. А карточка его мирно стояла на своем месте в первом ящике под буквой «А». И чем дольше его не было, тем отчетливей случившееся с ней приобретало романтический оттенок. И не так уж ей все это не понравилось. Сейчас, когда она не видела его уже две недели, ей казалось, что она бы, наверно, не отказалась встретиться с ним опять.
Но он не появлялся.
– Меня никто не спрашивал? – каждый раз начинала она вместо приветствия. Сотрудницы с любопытством на нее поглядывали.
– Да нет… Вроде бы никто…
Чем дольше они не встречались, тем ужаснее ей казалось его исчезновение. Прошел месяц. Пошел второй. Флоре нездоровилось. Жизнь казалась серой оттого, что она просто пропиталась библиотечной пылью. Пылью были покрыты Милита и Марианна, Нора, Руфина и Эсфирь. От пыли не хотелось ни есть, ни читать. А глазам от пыли хотелось только спать.
Так, полусонная, она сидела и раскладывала заказанные накануне книги стопочкам, когда вдруг услышала:
– Добрый день, дражайшая Флоренция. Заказик примите.
Он протягивал ей требования на книги – целую пачку. Все как всегда. И смотрел синими глазами. Бледная от природы Флора сильно порозовела.
– Здравствуйте… – Она мучительно неловко себя чувствовала. Он, по всей видимости, желал делать вид, что ничего не произошло. Что они просто старые знакомые. Она просмотрела заказы. – Новой пьесой занимаетесь?
– Да… – рассеянно пробормотал он, глядя по сторонам. – После института в Новосибирск зовут, на пять лет. Надо парочку пьес подобрать.
– А… Поздравляю, – выдавила она.
– Да не с чем пока. – Он говорил, нахмурившись, не глядя на нее. И вправду, выглядел не особенно довольным. – Ну хорошо. Спасибо. Пошел.
– Вы уже уходите? – Она чувствовала, что он сворачивает их знакомство, как отслужившую палатку. И быстро сказала: – Пойдемте. Мне тоже в ту сторону, заявки сдавать.
Он не выразил по этому поводу никаких эмоций. Они вместе спускались по лестнице. Вместе вышли в длинный коридор.
– Володя, где же вы были так долго? Я вас так ждала. Переживала.
Флора кинулась с этими своими словами так поспешно, как кидаются на подножку уходящего трамвая. Но он будто бы и не понял, какой накал эмоций прозвучал в ее голосе. Он шел рядом, чуть рассеянный, все время отворачиваясь от нее. И ей вдруг стало ужасно обидно, что в тридцать лет она позволила себе быть такой дурой.
– Мне было бы неприятно думать, что вы меня использовали, как вещь.
– А вот мои ощущения, разлюбезная Флоренция, вас не интересуют? – Он обернулся, наконец, к ней. И ее поразило склочное выражение его лица. Оно его так портило. – Это у меня чувство, что меня использовали. Это вы обязаны на мне жениться после того, что сделали. А ведь вам кажется, что все кругом только вам и должны. Вы никогда не думали об этом? – Он смотрел на нее с явным упреком. Ей стало неловко от своего вопиющего эгоизма. А он, пользуясь ее замешательством, повернулся и быстро пошел по длинному коридору. И, не оборачиваясь, пробормотал, поддержав свои слова картинным жестом руки: – А вы подумайте…
Она так и осталась стоять. И досмотрела до конца его мучительный уход, закончившийся резким поворотом за угол.
И почему-то не к месту подумала, что так никогда и не узнает, что же все-таки связывает «Основу психоанализа» с «Кузнечным делом в Омской губернии»…
Восьмого июня делегация от колхоза «Заря» и ОЗК в восемь утра вылетела в питомник на трех флайерах. От филиала ОЗК полетели Светлана с Златко и Грант с Гульназ, а от колхоза — Григорий, Аглая, Хельги, Аля и Арнольд. Практически в последний момент прилетели Влад и Ворон, тоже решившие посмотреть сады, и присоединились к делегации, чему Нина была крайне удивлена, так как ранее ни тот, ни другой общаться с незнакомыми им людьми желания не проявляли. Влад пробурчал:
— Слишком много охраняемых объектов для одного телохранителя… буду в паре с Хельги, а Ворону надо знать, почему его лимонные деревья не зацветают, — и Нина перестала спрашивать.
Хельги разрывался между желанием полететь и необходимостью охранять Нину, и, чтобы успокоить его, Нине пришлось пообещать ему не выходить из дома до его возвращения:
— Платон меня поохраняет. Да и охрана на острове не дремлет. Слетай, поохраняешь Алю и Арнольда, им ведь хочется посмотреть на сады.
— Тогда… я буду на связи… — пробормотал он, — спасибо.
И в восемь часов утра делегация улетела в соседнюю область.
***
Весь день Нина собиралась честно провести дома: сначала разбирала свои статьи, потом позвонила Дамиру и узнала о добыче янтаря, посоветовав ещё поискать и жемчуг. Потом позвонил радостный Авиэль и сообщил, что у пары лебедей вывелись птенцы:
— …так много, целых четырнадцать лебедят! Они такие маленькие и такие хорошенькие! – и он направил камеру видеофона на семью лебедей и стоящую на берегу Виту.
— Это замечательно, но… сколько у тебя сейчас кошек? Прошлые котята уже подросли настолько, что могут начать охотиться и повредить птенцам. Тогда Вита… будет вынуждена принимать меры по охране лебедей…
Авиэль испуганно взглянул на DEX-девушку и мгновенно нашёл выход:
— Тогда я подросших котят вечером привезу к вам… а новорождённых оставлю с Масей. Обычно я успеваю раздавать… а этих не взял никто… трое осталось… восьмимесячных… и один большой кот, мне его Лазарь из посёлка привёз… но он совсем-совсем не охотится.
— Хорошо, но подожди возвращения Влада и Ворона. А пока собери всех котят в переноске… Змей всё равно собирался лететь на медпункт за двумя DEX’ми… — Нина добавила в звонок Змея и попросила захватить с собой переноску с котятами по пути на Жемчужный остров, Змей согласился – и Нина спокойно отключилась.
Потом она позвонила в Кузино Пете и Лиде, чтобы узнать, как у них дела и не надо ли что-нибудь, убедилась, что всё в порядке и перед тем, как отключиться, спросила, смогут ли они поселить у себя ещё пару киборгов. Пётр мгновенно ответил, что готовы принять пару DEX’ов для охраны огорода и курятника – и Нина с ними попрощалась, пообещав прислать, как только будет возможность.
В полдень Платон пришёл на обед, но ничего не было приготовлено — и Нина вместе с ним спустилась в столовую. Там было тихо даже несмотря на то, что зал был полон — киборги двигались бесшумно и дольше необходимого на еду времени не задерживались.
Варя сразу заметила Нину с Платоном и отправила сразу двух девушек обслуживать их. Когда оба поели и официантки принесли чай с конфетами и пирогами, Нина попросила Варю сесть за их столик и рассказала о Дамире. Irien’ка выслушала её совершенно спокойно и ответила:
— Я многое уже знаю, Дамир со мной на связи… и Зирка тоже посылает записи.
— Хочешь полететь к нему в гости? Здесь пока некем тебя заменить, чтобы отпустить тебя в Звёздный насовсем. Но на день в гости слетать можешь. Если хочешь.
— Своё дизайнерское бюро ты можешь создать и здесь, — договорил за жену Платон, — интерьеры нужны не только в Звёздном, но и здесь тоже… строители уже работают. Подберу тебе замену, научи, что да как делать в столовой… и занимайся тем, что более нравится. Дизайном интерьеров. Подбери кого-нибудь из DEX’ов для сопровождения и охраны. А когда построят первое же здание, подбери помещение под офис.
Варя заметно обрадовалась, но всё же спросила:
— Значит, можно прямо сейчас это сделать? Тогда… Зирка была бы идеальной напарницей… но её хозяйка вряд ли отпустит сюда. Я могу её спросить…
— Подожди, не торопись, — остановил её Платон, — твой перевод на другую работу надо обсудить на правлении колхоза. Вот вернётся Григорий, соберёмся и решим, кто будет с тобой в паре. А потом все вместе слетаем в Звёздный. Пока только посмотреть. А в столовую мы можем взять Дерека… это Mary из столовой «Надежды» в городе… там есть, кому заменить его. Сейчас же позвоню и спрошу, могут ли его отпустить сюда.
Карина спокойно выслушала Платона, тут же посоветовалась с Эвой – и ответила, что отправит Дерека с Бернардом прямо сейчас. На этом разговор был закончен, и Нина вернулась в гостиную своей квартиры к терминалу.
***
В половину третьего часа прилетел Змей и крайне удивился, не увидев Нину около медпункта, как он ожидал. Он сразу позвонил ей, и Нина призналась:
— Я обещала Хельги, что до его возвращения не выйду из дома… если я не сдержу слово, он не будет мне верить. Можешь подойти к дому?
— Хорошо, сейчас буду… я не один прилетел, сейчас позвоню Хельги и попрошу, чтобы Самсон немного тебя поохранял вместо него. Котят пока оставил у Фриды… три котика.
Змей тут же добавил в разговор Хельги и спросил его разрешения — Хельги совсем этому не обрадовался, но Змей ему сказал:
— Мне же надо забрать двух киборгов с медпункта, как же я их увезу без мамы? А мне надо забрать их сейчас.
Хельги напряжённо думал почти минуту, потом неуверенно кивнул, согласился со Змеем — и Нина успела его поблагодарить за это, пока он не отключился.
Самсон пришел за ней уже через пару минут — и в его сопровождении Нина подошла к медпункту, перед которым уже стояли Саня, двое коротко стриженных парней с рюкзаками и Змей, который что-то говорил им. Нина поздоровалась:
— Ребята, добрый день! Вижу, что уже собрались и готовы лететь… молодцы оба, вы там нужны на охране озера от браконьеров, там мало людей и много работы. Ренат, Роман, вы оба разумны и здесь уже почти две недели и успели узнать, как здесь живут и работают киборги и вы оба согласились лететь со Змеем. С вами поработали и Родион из ОЗК, и Драган из Песоцкой школы, нужные программы уже поставлены?
— Да, — ответил вместо них медик, — они оба разумны и уже знают, как мы тут живём. Доступ к архиву ОЗК предоставлен сразу после перевода из реанимации в палату интенсивной терапии, так что они оба в курсе и согласие на работу у Змея дали. Учитель уже говорил с ними об этом. Всё будет хорошо… но им бы ещё пару дней отлежаться.
— Отлежатся у нас… пока на наблюдении будут, потом видно будет, — ответил Змей.
Потом Самсон проводил Нину сначала до левад, где она осмотрела животных и поздоровалась с Яном и Олафом, а потом и до дома, скинул запись этого Хельги, вернулся к медпункту — и Змей с Самсоном и новичками полетел к своей зимовке.
***
Оставшиеся полдня Нина разбирала почту за последние несколько дней. Писем накопилось почти три десятка, и на все надо было ответить.
Редактор сайта спрашивал разрешения публиковать её статьи под её настоящей фамилией — она на пару минут зависла в раздумье, а потом решительно ответила согласием, но сообщила о предстоящем замужестве и смене фамилии. И добавила, что регистрация будет через три недели, и после этого её фамилия будет Лебедева, по мужу, и вот только тогда можно будет поставить её настоящую фамилию на сборнике её статей и переводов.
Следующие полтора десятка сообщений были извещения и о переводах денег на её счета и на карты, данные киборгам, а также отчёты о расходах по всем картам — и Нина вспомнила, что когда-то Платон говорил ей о необходимости иметь секретаря для работы с документами. Тогда она ответила отказом, сказав, что у неё не так уж много писем… а оказалось, что много. И времени на разбор этих писем нужно тоже много… и это время находилось у Платона, имеющего доступ к её почте.
А ещё Платон говорил, что у Авиэля специализация от производителя — секретарь. Спецсерия киборгов развлекательной линейки для малого бизнеса… типа — и секретарь в офисе, и любовник в доме… а согласится ли на это сам Авиэль? А выдержит ли она его болтливость и его зацикленность на эльфах? «Надо вечером поговорить об этом с Платоном» — решила она и продолжила просматривать почту.
Отчёты Анны о состоянии Зарины Баженовны, приходящие регулярно четыре раза в сутки, Нина просмотрела буквально мельком — Платон в этом лучше её разбирается.
Письмо от Дианы из музея Новой Самары порадовало — к сообщению был приложен видеоролик о проведённом мероприятии совместно с местным ОЗК. Смотрины провели в точности как Нина рассказывала, и были туристам настолько интересны, что мероприятие было включено в годовой план по заявкам.
В половину пятого Бернард привёз Дерека, оставаться на ужин не стал и сразу отправился обратно, поэтому Нина попросила Варю дать парню с собой банку молока и пирогов. Морж сразу повёл нового повара в приготовленную для него комнату, а Платон попросил Клима и Эдгара провести в столовой ревизию и подготовить документы для передачи столовой от Вари новому заведующему. Дерек перемене места жительства был доволен, так как на новом месте он будет не просто «принеси-подай», а начальником.
Потом Нина вернулась к почте и открыла следующее сообщение. Оно было письмо от Юрия Сергеевича и Остина – и Нина искренне порадовалась тому, что они нашли контакт, и что Остин переведен в новый офис ОЗК с охраны пастбищ и что остальные трое разумных DEX’ов начали нормально общаться с главой нового филиала.
Последнее письмо оказалось из местного филиала «DEX-company» с предписанием в двухдневный срок предоставить для лабораторного исследования десятерых киборгов, представляющих интерес для науки, «…в случае отказа киборги будут изъяты без ведома владельца и после исследования утилизированы». Шокированная таким сообщением Нина открыла файл со списком — в нём были серийные номера и имена (в документе написано: клички) Фрола, Змея, Платона, Стефана, Агнии… почти все они были не только признаны разумными, но и имели паспорта граждан Федерации. Нина вернулась к первому документу и посмотрела подпись.
Подпись была Бориса. Его настоящая подпись, чернилами от руки.
— Проблемы? — спросил Платон, бесшумно появившийся в гостиной, — что-то серьёзное?
— Более, чем… смотри.
Платон просмотрел и письмо, и список, мгновенно скинул копию на сайт ОЗК, юристу заповедника и на видеофон Карине — и, сев рядом с Ниной, начал набирать текст ответа.
«Уважаемый Борис Арсенович! Указанные в Вашем письме киборги являются признанными гражданами Федерации со всеми правами свободных личностей и не могут быть переданы кому бы то ни было для лабораторных исследований без их на то письменного согласия. А так как этого согласия никто из них не дал и давать не намерен, то отвечаю на Ваше письмо отказом. В случае попытки изъять хотя бы одного киборга юридические проблемы Вам будут обеспечены.
Платон Лебедев, разумный киборг линейки Irien, сотрудник ОЗК».
Нина не успела что-то возразить, как Платон письмо отправил, причём не только Борису, но и юристу заповедника, Гульназ и Карине.
— Дырку от бублика он получит, а не ребят! — воскликнул Платон, когда пришли уведомления о получении писем адресатами.
Через пару минут позвонил возмущённый Борис, сидящий в своём флайере и летящий в направлении своего дома в сопровождении «семёрки»:
— Это что такое? Ты чего вытворяешь, кибер? Нина, здравствуй… уйми своего… муженька. Что ему приспичило?
Платон тут же молча переслал ему полученное письмо, а Нина ответила:
— Вот это я хочу спросить, что происходит?
Борис прочёл письмо, долго молчал, обдумывая увиденное, и медленно, словно сам с собой, проговорил:
— Я этого письма не только не подписывал, но и не видел… я ещё не сошёл с ума… у всех этих киберов нормальные документы и ни одного из них без их согласия мы не имеем права изымать… скандал с ОЗК нам совершенно не нужен, и так только что еле оправились после прошлого скандала… к тому же я только недавно подписал договор с ОЗК… я не писал это письмо… к тому же на такой компенсации разориться недолго…
— А как же твоя подпись? Я узнала её!
Борис усмехнулся, перевёл звонок на сопровождавшего его DEX-7 и направился в офис. Его «семёрка», приняв приказ, начал прямую трансляцию и Нина с Платоном на своём терминале видели, как он вышел из флайера и прошёл мимо киборгов охраны, мимо витрин с замершими в них киборгами, что-то спросил у менеджера в салоне, затем поднялся по лестнице на второй этаж и прошёл мимо своего кабинета — и направился быстрым шагом по коридору прямо к лаборатории. Изображение с камер его киборга показывало то салон, то лестницу, то длинный коридор… и замерло после входа в лабораторию.
«Как же хреново!..»
Первая мысль пульсировала, разрасталась и укрепилась в единственную. Живот горел адским пламенем, во рту пересохло, голова кружилась.
Праника несли куда-то на наспех связанных из веток носилках. Мужчины сменялись на ходу, подставляя плечи под жерди. Деловито бряцали трофейным оружием. Не совсем, значит, олухи. Сообразили собрать…
— Воду ищем, — с носилками поравнялся Зола, предупредил немой вопрос. — Последнюю подбили. Хоть обратно к реке возвращайся… Ты трое суток промаялся в этой, в коме…
В коме… Праник устало прикрыл глаза. Сразу захотелось пить. Зараза!.. Нельзя ему пить. У него сейчас вместо кишечника — сито. Содержимое выйдет в желудочную полость, и перитонит обеспечен. Если он еще не цветет и так.
На привале Праник потребовал наладонник. Скрежеща зубами, присел и долго боролся с головокружением. Прибор показывал воду совсем рядом, в нескольких километрах. И, самое интересное, позади, практически там, где шли пару часов назад.
— Нет там воды! — в один голос твердили Ярик и Зола. — И быть не может! Потому как сухо. И только пыль из-под копыт…
Напрасно Праник водил заскорузлым пальцем по экрану:
— Вот тополинии, метки рельефа, видите? Низина там. Вот значок «синяя капля» — вода, предположительно пригодна для питья…
На него смотрели со смесью жалости и недоверия, вздыхали, качая головой. Праник кипятился, сил на спор не было:
— Прибор не ошибается… Не ошибался… Я жив до сих пор благодаря ему. И вы, кстати, тоже!..
Рядом опустился на корточки Зола, заглянул в лицо.
— Не кажет ничего тамагочи твой. Ни меток никаких, ни линий… Дай!.. — Зола поддел ногтем крышку аккумуляторного отсека, потряс. Из наладонника посыпалось ржавое крошево, оставшееся некогда от батарей питания. — Глюки у тебя, бред…
Праник сглотнул. Не доверяя глазам, трогал закисшие клеммы. Сквозь пелену тумана медленно проступал скрытый смысл. Прибор не работал. Никогда. Попросту не мог работать. Все, что Праник до сих пор видел на экране, лишь плод его больного воображения. Видимо, жизненный опыт и интуиция делали остальное. Праник молча смотрел на серые облака, ощущая затылком шершавую кору. Сил на спор не осталось.
Рядом присела Мила, взяла за руку:
— Ты уверен?..
Праник покачал головой. Несколько минут назад был уверен. Теперь нет.
— Идем! — Мила утвердительно кивнула. — Веди!
Ага, осталось только указующую длань с носилок выпростать. Как Ленин с броневика. Праник вздохнул. «Веди»… Легко сказать.
Теперь сколько ни вглядывался в черный экран, видел только собственное отражение. Как символично! Действительно, при чем тут прибор? Когда виной всему психические сдвиги, вызванные тяжелыми жизненными потрясениями и избытком одиночества. А может, у него мозговая грыжа. Или галлюциногенные глисты.
— Можно мне посмотреть? — с носилками поравнялась Аня.
— Дарю! — Праник криво усмехнулся. — Носи на здоровье…
Некоторое время Аня сосредоточенно сопела, крутила наладонник в пальцах, тыкала в кнопки. Пару раз споткнулась, не глядя под ноги. И изрекла:
— Нам нужно взять чуть в сторону. Туда…
Праник закрыл глаза. В сторону — значит, в сторону. Чего все от него ждут? Он сделал, что мог. У него вообще дырка в животе.
Мимо прошагал Ярик, прошипел зло, выразив общее мнение:
— Разминка для ног! Блажь и дурь!..
Оно и понятно. С точки зрения здравомыслящего человека ситуация абсурдная до крайности. Ладно, все готовы обманываться в ожидании чуда. Так жить проще, представляя, что кто-то возьмет за шкирку и вытащит волшебным образом в безопасное и теплое. Ну, так проходили же там только что сами. Глазами собственными видели: нет воды! Но все равно идут. Не верят, ноют, злятся, но идут. За юной девушкой со сломанным прибором. Почему?
— Восемьсот метров, — объявила Аня.
Над Праником клубилось свинцовое небо. Он по всем законам жанра должен был отдать концы три дня назад. Символично и извергнув на прощание что-нибудь мудрое. Для скрижалей. Ан нет…
— Пятьсот метров, — отсчитывала Аня. — Триста… Сто…
Редкий лесок закончился, вышли на луговину, заросшую кустами лозняка.
— Тридцать. Десять. Здесь… — Аня неуверенно остановилась. — Где-то…
Зола устало опустился на землю, опершись на автомат. С досадой ткнул каблуком в сухой суглинок. Демонстративно раскрошил пальцами красноватые комья, развеяв пыль.
Ни намека на воду вокруг не было. Чуда не случилось.
— Дальше что? — Ярик в сердцах сплюнул, повернулся спиной.
Аня беззвучно плакала. Худенькие плечики ее сотрясались от рыданий. Сзади подошла Мила, попыталась утешить, обняв. Та вырвалась, размазывая слезы по чумазому личику:
— Ничего не понимаю!.. Вот, три метра, — Аня держала наладонник как распятие. — Метр… Полметра…
— Игры разума, — Ярик закатил глаза. — Может, хватит уже?..
Праник закашлялся, поперхнувшись словами:
— Полметра вглубь…
Надежда слабая, но все же. И повторил севшим голосом:
— Копайте!..
Зола вздохнул и без энтузиазма принялся долбить ножом неподатливую почву. Рядом присела Аня, стала выгребать ладошками сухое крошево.
Праник не видел, что произошло. Просто в какой-то момент Зола поменялся в лице. Суглинок сделался влажным, потом мокрым, затем превратился в жидкую кашицу. И вот из-под лезвия уже засочилась бурая жижа. Толкаясь локтями, мешая друг другу, ямку с ажиотажем углубляли в две саперные лопаты. Откуда-то натаскали камней, вымостили дно и стенки. И, едва муть чуть-чуть осела, принялись черпать воду мисками, котелками, руками…
В стороне стояла Аня, плакала и улыбалась одновременно, бережно прижимая наладонник к груди. Праник хмыкнул. Это ж раньше бубны были, кости и рамки из лозы. А теперь вон какие девайсы пошли… Даром что без батареек…
Мила процедила полкружки воды через чистую тряпицу, подала Пранику. И, не говоря ни слова, встала перед ним на колени. В глазах ее блестели слезы. Рядом опустился Цин, склонил лысину. Следом Зола, Ярик, взрослые, дети. Все как один.
— Э? Вы охренели, что ли? — Праник в недоумении изогнул бровь. — Ну-ка, отставить эту затею! Придурки…
— Ты наш вождь теперь! — прошептал Ярик. — Веди!
— Не… — Праник покачал головой. — Не отмазывайся… Вождь, он видит цель. А я только путь… Ты ведешь за собой. А я могу только куда-то…
— Но ты же нас не… оставишь? — Мила заглянула в лицо.
Праник поднес ко рту кружку, выдохнул воздух, будто собирался пить спирт, и мелкими глотками выцедил содержимое. Вытряс последние капли, задрав подбородок. И который раз за день уставился в небо. Там, в вышине на миг расступились облака, мелькнула голубая полоска.
— Не дождетесь!..