Концерт «Звездного бродяги» в Озерном парке Пайнвилля прошел на ура. После его окончания музыкантов утащили очаровывать и угощать. Местные дамы охотно фотографировались с парнями, а Тину наперебой приглашали потанцевать парни. Irien привычно сбрасывал с внутреннего экрана рекомендации процессора, который безошибочно распознал сексуальный интерес и буквально засыпал его инструкциями и предписаниями. Если бы он их все выполнял, то, пожалуй, остался бы в том баре навсегда.
Вырвались не скоро. Точнее, Тинка выбралась сама, а вот Мэрка Руслан вытащил за руку, пообещав восторженной публике еще пару концертов.
— Вот это я понимаю! Полный аншлаг на следующих выступлениях нам обеспечен! — отбившись от последних провожатых, Руслан распустил хвост, позволив волосам рассыпаться по плечам, застегнул ворот куртки, хотя на улице было тепло. — Все время забываю, что тут дефицит мужского населения! Но ничего. Прорвемся!
— Да уж, — Мэрк даже встряхнулся. — Дамочки попались весьма хищные! В глазах до сих пор от вспышек рябит.
— Да не говори! Тебя вообще чуть не похитили! — Руслан откровенно веселился. — Смотрю, моего человека какая-то рыжая бабенка тихонечко перемещает к выходу. Я уж, было, решил, что это ты по обоюдному согласию…
— Достаточно было просто позвать! — ответил Мэрк и спохватившись, что чуть себя не выдал, поправился: — Я на тебя все время поглядывал, ждал сигнала к побегу!
— Ступил, — повинился Руслан. — Мне казалось, ты отлично проводишь время.
Ничего отличного в таком количестве клиенток Irien не видел, его вполне устроило бы спеть песню и уйти со сцены, оставив восторженную публику товарищам, но, увы, это было невозможно. Он по-прежнему оставался самым востребованным в группе. Мэрк решил, что в ближайшее время разузнает, как избавиться от ненужной функции, наверняка такая проблема не только у него! А значит, есть и решение, надо просто поискать.
Мэрк не знал, что горячие поклонницы уже выложили фоточки с ним в сеть и одну из них случайно обнаружил тот, с кем он ни за что на свете не хотел бы встретиться вновь…
Утром Мэрк проснулся от шумного обсуждения. Тина с братом спорили, вроде бы, вполголоса, но киборг слышал их отлично. И собственное, так часто повторяемое имя.
— Что случилось? — спросил он.
— Бабушка умирает. Надо лететь, — сообщила Тина и всхлипнула, утирая выступившие слезы. — У тебя с документами совсем никак? Чтобы с нами полететь?
Мэрк с трудом вдохнул внезапно сгустившийся воздух и помотал головой. Нет, он понимал, что рано или поздно все откроется и его, скорее всего выгонят, но надеялся хоть еще немного пожить нормально.
— Не ссы! — Руслан хлопнул его по плечу. — Мы ненадолго. Смотаемся и прилетим за тобой. Тинка права, надо с документами думать. Опекуны тебя хрен отпустят, и в суд не пойдешь… Короче, придумаем. А пока не кисни! Я скоро.
Мэрк механически помогал Тине складывать вещи. Инструменты решили не тащить, сняв камеру хранения. Ребята не планировали задерживаться дома, только подписать документы о наследстве и опять уехать.
Очень хотелось рассказать Руслану и Тине, кто он на самом деле, но удерживал страх — ладно, если презирать начнут, а если вернут хозяевам?
Руслан появился через три часа.
— Так, Мэрк! Не парься, все сделано, — сразу, без предисловий начал он. — Вот ключи и адрес, комнату я тебе снял. Хозяйка обещала кормить. У нее кофейня, будешь иногда выступать. Договорился еще с владельцем самого популярного бара «Кривая сосна». Они тебя тоже примут, им живой звук очень зашел. Если что — беги к шерифу. Я ему все объяснил, он сказал, что присмотрит за тобой, когда мы улетим, а может и с документами поможет. Я ему все объяснил — и про опекунов твоих сволочных… Чего смотришь! Мне Густав рассказал, да и сам я шрамы видел! И про побег. И про аутизм. Короче, все полностью. Так что не ссы, если что — сразу звони ему и прячься за широкую спину бывшего космодесантника! Он мужик строгий, но справедливый, не обидит.
Мэрк вздохнул и кивнул — все равно ничего другого ему не оставалось.
Утром Рассела пробудил искин, сообщив, что киборг DEX-6 Глэйс вышел из режима сна. Bond подключился к системе корабля и проследил, как девушка поднялась, натянула медицинский комбинезон, который ей выдал Сэнди, привела постель в порядок, выскользнула в коридор. Рассел перетек в сидячее положение и сделал вид, что потягивается — сканеры «шестерки» вполне могли показать ей чем он занимается. Но Глэйс направилась в душ, а после гигиенических процедур, за которыми он не стал наблюдать, пошла на кухню и… принялась готовить завтрак.
Девушка взяла с полки кастрюльку, налила воды и поставила на плиту, которую активировала легкими прикосновениями пальцев. Видимо, данная модель имелась в ее программах. Затем она достала из шкафчика упаковку злаковых хлопьев, отмерила необходимое количество и засыпала в кипяток…
Рассел улыбнулся, видя эти простые, домашние действия, которые выполнял боевой киборг в нежно-розовом комбинезоне.
После душа Bond со все еще влажными волосами зашел в кубрик. Глэйс с выжидающим выражением лица поставила перед ним тарелку исходящей паром каши с плавящимся кусочком сливочного масла, рядом водрузила стаканчик с яйцом всмятку, блюдо с поджаренными ломтиками бекона и плетенку с хлебом.
— М-м-м! Какая прелесть! — протянул Рассел, приветливо улыбнувшись девушке. — У меня заранее слюнки текут!
Просиявшая Глэйс смущенно потеребила салфетку, которую держала в руках, и сказала:
— Приятного аппетита, хозяин! Что будете пить на завтрак?
— Кофе. И давай договоримся, хозяином, а лучше командиром, ты меня называешь только при посторонних. При Сэнди, Эбигейл и Эйдене обращайся ко мне по имени — Рассел или Расс. И на ты.
— Информация сохранена, — ответила девушка. Шериф иронично изогнул левую бровь и она тут же исправилась: — Хорошо, Рассел.
— Вот и замечательно! Бери себе порцию и составь нам с Сэнди компанию. Вон он как раз из душа вылез, — он указал ложкой в сторону коридора, по которому к ним шагал Сэнди.
— Всем привет и приятного аппетита! — воскликнул Paramedic, усаживаясь за стол.
Глэйс поставила по тарелке с кашей и по яйцу для него и для себя и тоже стала завтракать.
Рассел окинул беглую парочку взглядом, улыбнулся и сказал:
— Утро началось очень хорошо, надеюсь, день будет таким же.
Сэнди горячо его поддержал, а Глэйс смотрела на довольных мужчин и думала, что уж она точно хотела бы, чтобы и все остальные дни были такими домашними, уютными. Чтобы больше никогда не пришлось ни голодать, ни убегать, чтобы не грозила утилизация. Чтобы остаться у этого хозяина… то есть, командира, навсегда. Он ее вполне устраивал даже при том, что пугал своим контролем. Сэнди уже успел рассказать ей, что Рассел купил дорогую аппаратуру для того, чтобы спасти ее, хотя мог просто оставить подыхать в том ручье, в котором нашел.
Завтрак подошел к концу. Рассел уже допил кофе и поднялся из-за стола, когда Глэйс задала вопрос:
— Командир, то есть, Рассел, какие будут приказания на день?
Он задумчиво потер подбородок и сказал:
— Сейчас пока тебе следует отдыхать побольше, чтобы восстановиться на сто процентов. В принципе, можешь навести порядок, приготовить обед, если тебе не трудно.
— Не трудно, — замотала головой Глэйс.
— Отлично! — улыбнулся Рассел. — Если мне потребуется твоя помощь, как боевого киборга, я тебя вызову по рации. Сейчас дам тебе устройство связи.
Вручив девушке клипсу рации, шериф спустился к себе в офис, проверил отчеты искина по городской системе видеонаблюдения и приступил к разбору рабочей корреспонденции. Буквально через полчаса в участок заявился продюсер «Звездного бродяги» Руслан Баль. Оказалось, у музыкантов возникла проблема: бабушка Руслана и Тины находилась при смерти и им срочно нужно было улететь, чтобы проститься и принять участие в погребальной церемонии. К сожалению, у них не получится взять с собой их солиста Мэрка. Неожиданно для шерифа Руслан рассказывал явно придуманную историю про парня-аутиста с очень высоким процентом искренности, а это означало, что он сам в нее верит целиком и полностью. А вот отсюда следовал вывод, что историю про сироту-аутиста, которого жестокие опекуны не выпускали из дома, приковывали наручниками и даже избивали, придумал не продюсер. Кто? Сам Irien или кто-то помог? Следы ран Рассел и сам видел — во время концерта у Мэрка задрался рукав и стали заметны сглаженные рубцы на запястье. Если уж косметическая регенерация Irien’а не справилась с устранением видимых повреждений, то раны были довольно глубокими. В том, что это следы от силовых наручников, рассчитанных специально на киборгов, шериф не сомневался — у самого такие же отметины.
Неожиданно Рассел разозлился. Сомнений в том, что Мэрк разумен, у него не оставалось, а значит, с большой долей вероятности этот парень, чувствовал боль, когда над ним измывались. Обзаведясь уже двумя «сорванными» подопечными и будучи и сам таким же, он испытал сочувствие к Irien’у.
— Я все понял, — кивнул Рассел Руслану. — Присмотрю за вашим солистом. При необходимости пусть сразу же обращается ко мне. Вот мой номер. Или вообще пусть приходит. А так могу вам вот что порекомендовать. У меня есть хорошая знакомая. Она хозяйка кафе-кондитерской. У нее раньше подрабатывал парень, который играл на гитаре и пел незамысловатые баллады. Ну, вы знаете, живая музыка для привлечения клиентов. Недавно он улетел из городка. Думаю, она с радостью примет Мэрка хотя бы и временно, а кроме того у нее есть свободная комната, которую она сдает, да и питаться можно там же, в кафе. Кроме того, я звякну хозяину бара «Кривая сосна». Думаю, он будет только рад, если Мэрк будет выступать у него по вечерам.
— Шериф! Вы нас просто спасаете! — восторженно воскликнул Руслан. — В баре мы и так должны были дать пару концертов, но я не думал, что они могут согласиться на одного Мэрка. Я даже не мог надеяться, что все сложится так хорошо!
— Мой долг помогать людям. — Шериф улыбнулся такой искренней обаятельной улыбкой, что даже эта избитая фраза не показалась пафосной в его устах.
А что же наши крымско-татарские герои?
Как им в оккупированном Крыму, где они привыкли чувствовать себя хозяевами, а теперь вынуждены красться по полуострову словно тати?
Спрятав акваланги в известной Мустафе потаенной расщелине близ пляжа, диверсанты достали приготовленную одежду из резиновых мешков и влились в толпу отдыхающих на Приморском бульваре. Особых подозрений они не вызывали. Ну, что там, пожилой человек идет со своим взрослым сыном. Старичок, как и полагается, маленького роста, сын – повыше.
Рустем шел, о чем-то сосредоточенно думая. Потом не выдержал.
— Послушайте, уважаемый Мустафа Абдулджеми́ль, когда мы плыли от катера… У вас точно на дупе есть глаза, или мне показалось?
Рустем подавился словами, почувствовав жесткую хватку старика на своем горле.
— Нет там никаких глаз! – прошипел Мустафа. – Тебе показалось!
— Конечно, показалось, — торопливо соглашаясь, закивал Рустем. – Ну, и в самом деле, откуда там взяться глазам? Я понимаю жабры. А глаза? Ну, зачем там глаза? Все равно вы в брюках ходите!
Они взяли такси и проехали по побережью. Настроение портили отдыхающие, вызывающе говорящие на москальском языке. Не прибавляли оптимизма многочисленные кафе, от которых нестерпимо вкусно пахло, подвальчики, в которых торговали домашним вином и знаменитой «Массандрой» да не менее знаменитыми крымскими портвейнами, русские военные корабли у горизонта, заставляющие постоянно помнить, зачем наши герои прибыли в Крым. А так хорошо было бы посидеть на открытом воздухе, лакомясь отмоченной в аджике и запеченной на углях скумбрии, поесть приготовленной искусным поваром кефали, да что там говорить, бычков и простой тюльки хотелось. Но выходить на люди было бы слишком опасно, они просто постояли на берегу, полюбовались весенним морем, и вернулись в такси.
Больше всего бесило, что татары даже не думали о сопротивлении режиму, а радостно бросились в строительство и торговлю. А что вы хотели, это вполне легальный бизнес, который дает максимальную прибыль. В Ялте фланирующим по прибрежным бульвару туристам не давали покоя шустрые татарчата, предлагая купить крупные раковины рапан. Татарчата бойко болтали, перемежая татарские, украинские и москальские слова, но отдыхающие, как ни странно, их понимали, раковины охотно покупали и гладили татарчатам маленькие черные головенки. По дороге Мустафа по-отечески больно дернул за ухо татарчонка, продававшего с лотка красивые раковины. Думать надо о борьбе, а не торговлей с оккупантами заниматься!
От этого настроение испортилось еще больше.
Едва они выехали из города, как «Ауди» сильно тряхнуло на выбоине.
— Долбанные дорожники! – выругался водитель. – Все дороги в выбоинах. Едешь, как по минному полю!
— Вот-вот, — поддержал разговор Мустафа. – Вот при прежней власти такого не было. Порядок был.
— От прежней власти все и осталось! – зло бросил водитель. – Только и умели деньги осваивать! Может Путин отремонтирует!
После этих слов поддерживать беседу Мустафе не захотелось, он переглянулся с Рустемом и замолчал. Ясно было, что водитель из ярых коллаборационистов, или что хуже засланный Россией казачок, с таким спорить — слова на ветер бросать.
Машину оставили на въезде, щедро заплатив водителю. До дома Джамилевых добирались в темноте и пешком, чтобы добрый человек случайно не увидел и не доложил куда следует. Хоть пока им посещение Крыма не запретили, но появление в доме главы меджлиса и его правой руки бесследно бы не прошло, а беседовать с российскими чекистами не хотелось. Хватит, наговорились! Язык до Колымы доведет, в этом Мустафа не раз убеждался!
Дом был освещен. Ну что говорить, хороший дом, добротный дом, как и полагается главе меджлиса. В таком доме да при верной жене только старость встречать. И встретил бы ее Мустафа, и глаза бы спокойно закрыл, если бы не наглые ручонки бессовестного хозяина Кремля.
Джамилев почувствовал растущее раздражение. С этим негативным чувством он и вошел в дом.
— Сафинар, готовь на стол! – открывая дверь, приказал Мустафа Абдулджемиль. – Хозяин дома!
— Радость-то какая! Мустафа, ты надолго? Тебя уже спрашивали несколько раз.
— Меджлис?
— Нет, приходили русские. Вежливые мальчики. По-нашему хорошо говорят. Меня на Федотова двадцать семь вызывали!
На Федотова, 27 находилось местное Управление государственной безопасности Украины, а после мятежа расположилось Управление ФСБ
Рассказывая новости, хозяйка дома хлопотала у стола.
– А мать все болеет. Эльдар на заработки в Турцию подался. Хайсер из тюрьмы пишет, плохо ему там…
— Был бы умный, не сидел бы, — проворчал Мустафа, печально разглядывая висящий на стене портрет покойной внучки. – Говорил ему, коси под психа, через годик я бы его выручил. Так он и психа изобразить не сумел, надо же, заявил, что он Ихтиандр! А сам и плавать не умеет! На море жил, а утюгом остался!
Ладно, что говорить! Рустем, садись за стол, завтракать будем!
— Так ведь ночь на дворе! – удивился татарский побратим.
— Это здесь ночь, а в Якутии, где я когда-то сидел, – утро. Дай полотенце, Сафинар!
Мустафа аккуратно расстелил полотенце на коленях.
— Ну, как здесь с питанием? – поинтересовался он, беря ложку и принимаясь за ароматный къашык-аш.
— Слава Аллаху, все хорошо, — сказала жена, стоя перед мужем. – Баранину вот взяли на базаре, свежее мясо, халяльное. Я лагман приготовила, кубете испекла, сочный получился, попробуй сам!
— Не будет у вас мяса, — пообещал Мустафа. – И продуктов не будет. Вернусь в Украину, блокаду установлю, чтобы ничего в Крыму не было.
— А со светом у вас как? – строго продолжил он допрос.
— Хорошо, Мустафа, — сказала жена. – Слава Аллаху! Свет редко отключают. Я уж и не помню когда!
— А будут часто, — пообещал Мустафа, подвигая к себе пиалу с лагманом. – Вернусь в Украину, опоры высоковольтные обязательно взорву, чтобы не было у здешней власти света! Воды хватает?
— Слава Аллаху, Старокрымский канал течет, — сказала жена. – Два завода-опреснителя работают, ну и артезианских вод пока еще хватает.
— Не будет у вас воды, — пообещал глава семейства, доедая сочный кубете.
Жена завыла, запричитала, впрочем, негромко, как это всегда делает женщина, послушная заветам Аллаха и воле супруга.
— Не плачь, не плачь, — подбодрил жену Мустафа. – Не дам я эти русским спокойно жить в Крыму. Не дам! Все сделаю, чтобы не было у местной власти света и воды, чтобы жрать стало нечего! Не будет им в Крыму житья!
— Думаете, вас будут любить?
— Не надо любви. Достаточно, чтобы боялись, — жестко сказал хозяин.
— Наши-то при чем? — вздохнула Сафинар. – Молятся, намазы совершают, Аллаха чтят, а ты им воду отрезать обещаешь, голодом грозишь. Я сама в Украине жить хочу, а русские мост обещают, продукты из России будут завозить. Работы пока мало, не знаю, как там русские с этой проблемой справляться будут.
И эта туда же!
— А вот пусть татары оккупанту сопротивление окажут, — нахмурился Мустафа. — Пусть будут достойны своих великих предков, правивших в Бахчисарае! Никогда им высылку нашего народа не прощу! Пусть встанут с украинцами плечом к плечу! Сафинар, пригласи Карима, надо попросить его об одном одолжении.
Сафинар ушла, но вскоре вернулась.
— Карим сказал, что отныне у вас разные меджлисы. Ты ему не командир!
А вчера еще в рот заглядывал, любые взгляды ловил!
— Нечестивая собака! – выругался Мустафа. – Сафинар, поезжай завтра утром в Севастополь, посмотри в Южной бухте подводную лодку.
— Любую?
— Нет, — сказал Мустафа. – Любая мне не нужна. Мне нужна эта!
И он достал из кармана снимок с изображением подводного човена «Запорожье».
От Кейт вышли довольно поздно, уложив ее, накачанную снотворным, в постель. По мнению Тони, Кира заслуживала большего, чем быть быстренько доставленной домой.
– Покатаемся? – спросил он.
Она расцвела и кивнула.
И он не меньше часа носился по опустевшим ночным улицам, задевая плечом мостовую на поворотах, подпрыгивая на трамплинах горбатых мостиков и рискуя взорвать котел сумасшедшим давлением пара. И все это время чувствовал тепло Кириного тела, прижавшегося к нему, и ее дыхание ему в затылок.
Он вылетел к Пеклу случайно: обрадовался открывшемуся вдруг широкому пространству пустыря впереди.
Атомная бомба, на которую так уповал кайзер во время Великой войны, оказалась грязным, но малоэффективным оружием, и теперь в глубине вулканического жерла бесконечная энергия непрерывного ядерного распада продолжала проплавлять себе дорогу к центру Земли, чтобы когда-нибудь обязательно его достигнуть. Живительная радиация сделала Ист-Энд прибежищем множества мертвецов (или некрограждан, как их теперь было принято именовать), и постепенно он становился все более и более презентабельным районом – но не делался от этого более престижным. Сити, куда упала вторая атомная бомба кайзера, со времен Великой войны подрастерял свою элитарность – лондонцы гнушались соседства с мертвецами. Однако там вулкан выглядел приличней, носил красивое имя «Парадиз», в противовес почти ругательству «Пекло», к нему водили туристов и охраняли силами полиции церемониального графства. Здесь же, в Ист-Энде, вокруг Пекла лежал пустырь, поросший клочковатой травой (сочной и зеленой даже зимой) и высоким, кое-где в человеческий рост, бурьяном.
Бродяги давно перестали греться у жерла искусственного вулкана – никому из них не хотелось стать случайным свидетелем какого-нибудь преступления. Только бездомные собаки собирались тут стаями, но и они давно научились потихоньку прятаться во тьме, если возле Пекла появлялись люди, ибо ждать от этих людей не приходилось ничего хорошего.
Тони остановился в тени разросшегося бурьяна и заглушил двигатель.
– Пошли посмотрим?
Смотреть на лаву можно бесконечно, и это служило развлечением для многих молодых парочек и компаний: стоять на самом краю жерла было немного страшновато, что придавало остроту поцелуям и объятиям.
Расплавленная плоть земли в жерле, подернутая застывшими черными корочками, отдавала тепло подобно огромной жаровне, лава кипела нехотя, как густая овсяная каша на медленном огне, и булькала, как каша, выбрасывая вверх светящиеся ложноножки.
Тони обнимал Киру за пояс – лава освещала ее лицо мерцающим красноватым светом, в глазах застыл испуг (и восторг от этого испуга), и он подумал в который раз, что его прекрасная леди в самом деле необычайно красива. И хотя более всего ему нравились ее веснушки – мелкие и частые, покрывавшие нос и щеки, но в свете Пекла они были совсем не видны и лицо ее из трогательного делалось утонченным и женственным. Как у сказочной принцессы.
Он поцеловал ее и шепнул ей на ухо:
– Ты никогда не узнаешь, как сильно на самом деле я тебя люблю.
Кира не была склонная к сантиментам, но жар Пекла делал ее мягкой и расслабленной.
– Да я тожа втрескалась в тебя по уши, – ответила она. И добавила, будто вспомнив: – Но я честная деушка!
– Ну что ты, я же джентльмен, – усмехнулся он.
Он никогда не передразнивал ее кокни, хотя иногда ему очень этого хотелось. Во-первых, она бы не поняла, что ее дразнят. Во-вторых, решила бы, чего доброго, что так и следует говорить. Потому он просто постучал себя кулаком по лбу – и она рассмеялась.
Они уже направлялись к моноциклету, когда заметили на пустыре какое-то движение. Тони остановился и прижал палец к губам – он сделал это из простой предосторожности, не собираясь вовсе выслеживать тех, кто приближался к Пеклу.
Мама в гостиной всё так же сидела за ноутбуком, правила статью.
– А фамилию профессора помнишь? – спросила Лика. Мама не помнила. – А адрес? Ты же туда ехала, искала, как можно забыть? – пытала она её.
– Ой, да не помню, будто амнезия какая, – мама хмурилась, силилась восстановить забытое. – Вот крутится в голове, крутится, а всё будто в тумане, ускользает. Мы проехали Каменноостровский проспект и где-то свернули, и там я заблудилась, но у меня был телефон, я позвонила и мне подсказали. Там так путано всё. А ты что, собираешься туда поехать? Я тебя одну не пущу. Тем более, пока у тебя нет телефона. Ещё одного твоего исчезновения я не переживу. Понятно?
– Да нет же. Конечно, только с тобой. Кстати, а телефона его у тебя не осталось? Ну, этого профессора?
Мама задумалась.
– Точно! В записной книжке. В старой. Если я её не выбросила. Пойду поищу.
Мама открыла ящик и вскоре вытащила на свет потрёпанный блокнот, с вылетающими страницами. Долго листала, щурилась, не в силах порой разобрать полустёртые строчки.
– Вот! Смотри, сохранился.
На страничке в клеточку убористым маминым почерком значилось «Проф. Стропалецкий А.Ф. Кам.остр. Бок.ал.8\3» и телефон с городским номером.
– Ну что, позвонить? – мама набрала цифры на дисплее.
«Номер, который вы набираете, не существует», – сказал в трубку механический голос.
Лика и мама разочарованно посмотрели друг на друга.
– Может, он просто отказался от городского номера? – предположила мама. – Сейчас редко кто пользуется стационарным телефоном.
– Ага, – Лика списала на листок данные из записной книжки и ушла к себе.
Включила компьютер и открыла Гугл-карты. Кам.остр. – это, скорей всего Каменный остров. Бок.ал – Боковая аллея. А вот дома номер 8\3 на карте не было. И вообще на карте дома с таким номером не существовало. Лика в досаде начала искать сведения о доме в поисковике. Нет. Да что ж такое! Надо ехать на этот остров и облазить его вдоль и поперёк. Может быть, удастся расспросить местных жителей.
Лика подпёрла щёку рукой и машинально нажала на вход в соцсеть. Ой, сколько сообщений. От одной Насти пять штук. Вот стоит пропасть на сутки, и сразу ты всем нужен. И Матвей Ветров тоже что-то написал. Лика открыла сообщение.
«Привет, Лик. Я же тебе говорил, что буду в Питере. Так вот – я уже тут. К сожалению, у меня нет твоего телефона. Но я завтра буду на соревнованиях по джиу-джитсу. Приходи, если хочешь. Посмотришь, как я бьюсь за титул чемпиона. Начало в 14 часов. Школа высшего спортивного мастерства на Каменноостровском проспекте, дом 68. Приходи. Ты мне ещё киношку должна».
Чуть позже Матвей прислал ещё одно сообщение.
«Эй, про киношку я пошутил. Не думай, что я такой уж настырный. Просто буду рад тебя видеть».
Лика обрадовалась. Они с Матвеем учились в разных школах. Родители отправили его в гимназию с углублённым изучением иностранных языков. Так что встречались они изредка после школы, ходили гулять по парку и разговаривали о всяком разном. В основном о фильмах, которые любила Лика, или о книгах, которые любил Матвей. Но после того как Ветровы переехали в Москву, общение свелось к редкой переписке в интернете. Она открыла Гугл-карты посмотреть адрес. И даже подскочила на стуле. Это же на Каменном острове. Прямо как специально. Это точно знак, что ей надо попробовать найти дом профессора Стропалецкого.
– Мам, там Матвей Ветров приехал. Я пойду с ним встречусь.
Лика побежала одеваться, было почти два часа, пока она доедет, будет уже все три.
– Я тебя никуда не пущу без телефона! Мало мне вчерашнего? Смерти моей хочешь?
Лика показала свой старый телефон.
– Я по дороге зайду в салон сотовой связи, восстановлю сим-карту и сразу тебе позвоню. Всё. Побежала.
Доктор убедил ее не ходить. Эри сама понимала, что не надо, что правильней ждать в музее или даже остаться на Корабельной.
Но не смогла. Вышла на площадь, потом спустилась к «маяку» и там некоторое время ждала, вглядываясь в силуэт линкора.
Корабли казались вымершими. Она нервно перебирала лямки сумочки, но стоять было невыносимо, и Эри дошла до дома капитана. Хотела подняться на борт, но не решилась. Там на носу стоял мрачный патрульный с застывшим лицом, Эри таких боялась.
Вчера в музее она удивилась тому, что со дня смерти Даниэля прошел почти месяц, а там ничего не изменилось. Новый смотритель хмуро сказал, что сам распорядился оставить все, как было. Как будто это музей теперь не только всего флота, но еще немного и личный музей его предыдущего смотрителя.
Их провели в кабинет. Там Даниэль работал. Когда Варков спросил, чем же именно тот занимался, смотритель стушевался и не смог подобрать правильный ответ. Сам-то он только открывал музей, водил экскурсии и следил за порядком.
Эри уже была здесь однажды — Грегори привел ее как-то раз сюда на целый день. Они не только осмотрели основную экспозицию, но побывали еще в библиотеке и в запаснике. Тогда от избытка впечатлений она ничего не запомнила, а сейчас с удовольствием узнавала знакомые вещи. И эти знакомые вещи говорили ей порой совсем другое.
— Доктор! Смотрите, письмо!
— Да. Тут написано, это один из ранних отчетов нашего капитана.
— Да нет же! Неужели вы не видите?! Это тот же почерк, что в письмах, которые я вам показывала.
— Вы очень наблюдательны, Эри. Я вот не заметил. И вправду…
«Совет принял решение отказаться от «самоубийственной экспедиции». Старые глупцы. Самоубийство — оставаться здесь и ничего не делать. Сейчас пока еще реально подготовить хотя бы одно судно, поставить на ход, произвести разведку. Сколько мы продержимся на привезенных с собой ресурсах? Ледник не дает портиться продуктам, это для нас огромный плюс. Но это — не спасение. Они назвали меня мечтателем. Но до того момента, когда вопрос экспедиции станет вопросом нашего выживания, не так уж много времени. Может быть, они его еще застанут. Но застанут дряхлыми стариками, не способными поднять в небо ни один корабль. А среди нового поколения не будет никого, кто владеет теми же знаниями. Я принял решение выйти из совета. Они убеждали меня остаться, но мое слово там ничего уже не значит…».
— Тут дата. Он написал это тридцать лет назад. Через двадцать лет после появления города.
— Эри… вы знаете историю, умете читать. И вместе с тем вы долго жили на улице…
— Да, так бывает. Мать ушла работать поваром на ледник. Она хорошо готовила. Тогда мы жили… — Эри неопределенно мотнула головой. — Я сейчас понимаю, что мы жили лучше, чем многие в городе. Но отец умер, мать ушла работать на ледник, а с детьми туда нельзя. Я осталась у родственников, а потом сбежала от них. Мне было двенадцать, я подумала, что лучше в нижних кварталах, чем у таких родственников.
— А мама что же?
— Мы виделись. В тот же год. Она замуж вышла. Я сказала, что у меня все хорошо, что не нужно беспокоиться. А это что?
— Не трогайте. Это личные вещи капитана. Его трубка и трость.
— А книга? Я могу полистать?
— Эри, я посмотрю в кабинете Даниэля, а вы тут побудьте, хорошо?
— Конечно.
Книга в кожаном коричневом переплете оказалась чем-то средним между личным дневником и техническим справочником. Капитан как будто особо интересовался несколькими небольшими воздушными судами. И что замечательно, наброски двух из них Эри точно видела в сумке у Грегори. Воздушный катер сопровождения Р-12 и военный буксир «Зеркало».
Рисунки как будто были срисованы с книги капитана.
Таких судов в жилой части города Эри не знала. А ведь за почти четыре года бродячей жизни она побывала и на нижних улицах, и на катерах Торгового спуска. Видела вблизи даже корабли Наследников — зимой там бродяг никто особо гоняет, если не лезть на палубу.
— Хороший был человек наш капитан, — вздохнул за спиной смотритель, высокий круглолицый моряк, обладатель короткой бороды и густого баса.
— Да. И Даниэль.
— А поди ж ты, какую змею пригрели.
Эри не стала отвечать. Закрыла книгу и с сожалением положила ее обратно.
— Пойдемте в кабинет.
В кабинете доктор рассматривал разложенные на столе чертежи и схемы. Эри подошла ближе.
— Не могу понять, где это судно. По виду военно-воздушный катер. Он маленький, значит, должен быть где-то наверху, но…
Эри молча указала на печать под схемой. Она только что видела это название в тетради капитана. Значит, Даниэль не просто хотел починить корабль. Он хотел починить именно тот, на который указал сам капитан…
— Р-12. Не понимаю.
Доктор снял и протер очки.
— Он, наверное, на Корабельной скале, — подсказала Эри. — Ведь никто не помнит, что там за суда. Никто не интересуется.
Варков вдруг заторопился. Как будто вспомнил про неотложное дело или что у него назначена встреча с пациентом. А на улице, в свете заката, сказал:
— Я нашел ключ. Не то, чтобы он лежал на виду, нет, под чертежами. Я все думал, какой странный ключ. От чего он может быть.
— Думаете, это от катера?
— Схема Корабельной скалы есть у сторожа. Если поторопимся, можем успеть.
Эри уже не спрашивала, зачем это надо. Надо — и все. Так правильно. Грегори хотел бы, чтобы так было.
…сейчас она не знала, куда себя деть. Доктор просил «Не делать глупостей» и дождаться его на «Родерике». Если бы Эри знала, какой глупостью можно себя занять, чтобы убить время, она непременно бы ее сделала.
Вернулась к бару. Постояла у входа. Внутрь не зашла — нет ни денег, ни желания кого бы то ни было видеть. А потом все-таки решилась. Надо идти к линкору. Ведь может быть, Грегори выживет. И тогда… тогда его отправят на Корабельную, да. Но там-то как раз и есть возможность оказать ему помощь.
…Доктор, едва лишь увидел катер, покачал головой:
— За ним присматривали. Прибирались. Даже палубу кто-то красил. Давненько уже, но по сравнению с другими он как новый.
Внутри катер тоже не разочаровал. Все оборудование казалось целым, механизмы — смазаны. А то, что местами появились ржавчина и плесень, так это не беда. Можно отчистить.
Доктор побывал в трюме. Вернулся печальный: «Угля почти нет. Мешка два всего, запустить машину не хватит».
Но Эри это не казалось важным. Катер нравился ей с каждым мгновением все больше. А когда уже собрались уходить, она увидела на штоке спущенный флаг.
— Давайте его поднимем, — попросила у доктора. — Никто не увидит. Но пусть он завтра будет поднят!
…Она миновала «Родерик», когда над всем городом раздался треск и грохот обвала. Почувствовав, что происходит что-то недоброе, Эри ускорила шаг, насколько это было возможно. Но увидеть, что делается возле «Чезара Воителя» не успела — навстречу ей пошел плотный поток испуганных людей. Поток ее захлестнул, вовлек в себя, сделал своей частью. И лишь на палубе «Родерика» она быстро, как мышка, протиснулась в технический люк под трапом. Там, внутри, было темно и пыльно, но там не было опасно плотной, заполнившей все толпы.
Из разговоров она поняла, что с линкором случилось что-то ужасное. Он то ли взорвался, то ли рухнул вниз. В любом случае для Грегори это означало верную смерть. И оставалось только надеяться, что доктора не было на борту. И что он не сорвался со скалы и не погиб в давке. Если погибли они оба, то куда ей бежать? Кого звать на помощь?
Эри облизнула губы. Гасс заперт в каюте Варкова. Бедный пес! Он еще не понимает, что хозяин не вернется. И добрый доктор может тоже не вернуться.
Надо хотя бы выпустить его на свободу. Он убежит на Корабельную и там прибьется к дикой стае. И все забудет…
Рассуждая так, она осторожно стала спускаться вниз. Вернуться на палубу не решилась, но ведь рано или поздно она выйдет в жилую часть буксира и найдет нужную каюту…
Первыми он обнаружил полуодетую парочку. Они так обрадовались ему, пришедшему их «спасать», что так и умерли с восторженными лицами. Женщина была очень в его вкусе, и чуть угасшее было возбуждение охватило снова. Впору пожалеть, что время поджимало, можно было пообщаться с ней подольше. Но, что сделано, то сделано.
Следующий клиент начал возмущаться.
— Что за дьявол происходит?! У меня срочный анализ горит, а у вас такое творится! Система глючит, электричество гаснет, унитаз не работает! Я буду жаловаться сеньору Алехандро! Что вы на это скажете!
— Э-э…- глубокомысленно сказал Риан, все еще сосредоточенный скорее на тяжести в собственном паху. Потом добавил: «Ну-у»…
Должно быть верно, что когда кровь приливает к хую, она отливает от мозга и тот перестает соображать. Он попытался еще что-нибудь выдать, потом досадливо махнул рукой и молча пальнул в доставалу. Выстрелом разнесло верхушку стеклянной лампы над правым ухом мужика. Тот взвизгнул и зачем-то попытался спрятаться за довольно тонкой ногой этой самой лампы. А может, собирался ей защищаться — кто его поймет. В общем, вторая слива все же попала по адресу.
— А, вот! — вспомнил Риан. — Ты уволен!
Последней оказалась девчонка. Тощая, с глазами на пол-лица, занавешенными густой челкой. Она сидела на полу в пышном расшитом платье, обнимала медведя. Увидев Риана, она улыбнулась и помахала ему рукой, увешанной разноцветными веревочными браслетами.
— Привет!
Риан широко улыбнулся в ответ. Малолетки как раз в его вкусе не были, но припекло ему настолько, что он уже подумывал запереть дверь и уделить сеньорите немного больше своего времени. Может и удастся справиться быстро.
— Вы такой красивый! — усугубила свое положение она.
Он шагнул в комнату, буквально заваленную мягкими игрушками. В голове сидела мысль, что он сейчас совершает большую ошибку, но ноги уже несли его сами. Глаз с девчонки не сводил. Не такая уж и малолетка, все на месте. Худая просто.
Взгляд ее вдруг переместился куда-то за его плечо, и на лице полыхнула такая радость, что он невольно обернулся и пропустил момент, когда пуля опрокинула ее на спину. Ровно между глаз, снайпер хренов.
Да, большая-пребольшая ошибка. Дверь-то нужно было запереть.
Его затопило черное бешенство. Всю оставшуюся обойму он всадил в распростертое на полу тощее тело. Пули заставляли тело вздрагивать. Половина ушла мимо, две срикошетили от чего-то с противным визгом. Пнув напоследок распотрошенного медведя, Риан повернулся к Риккерту.
— Что? — спросил его желчно. Тот покачал головой.
— Ничего. Пойдем.
Ближе к лифту Риан наконец доформулировал мысль.
— Эта девка. Она тебя узнала.
Лицо Риккерта осталось непроницаемым.
— Это племянница Альенде. Она не выходила из дома. Откуда бы ей меня знать.
Риан помолчал.
— Не держи меня за тупаря. Она тебе обрадовалась.
Разноглазый только фыркнул.
— В тот момент она бы черту в ступе обрадовалась. И кто угодно на ее месте.
Теперь фыркнул Риан.
— Да я только зашел! — и с некоторой обидой в голосе добавил: — Она сказала, что я красивый.
— Это правда. — Риккерт улыбнулся.
Риан ощутил непонятный холодок в позвоночнике.
Вонг и Вальдес дежурили сразу у выхода на уровень два. Завидев Риана, оба вскочили на ноги. Вальдес доложил:
— Хефе, все сделано. Хрен знает, что там внутри творится, но вылезти никто не пытался, я отвечаю.
— А официант ебанулся, — лаконично дополнил Вонг.
У закрытых дверей банкетного зала, под наблюдением Агуэрры, маялся Виктор. Взгляд его не отрывался от пола. Точнее, от багрово-алой лужицы, просочившейся сквозь щель. Увидев Риккерта, Вик кинулся к нему, как родному, и Риан отметил взгляд, такой же, как у девицы наверху.
Племянница, значит, Альенде. Интересные же у тебя, черт разноглазый, друзья. И уж как интересно они жизнь заканчивают.
Тут как раз подрулили остальные ребятишки, груженные слегка подмороженными официантами и барменами. Добытый в гараже робопогрузчик полз медленно. Одного, не влезшего в погрузчик, тащил на спине страшно недовольный Норьега.
Риан сухо им кивнул — хорошо, мол. Взгляд не отрывался от Виктора. Куда только девалась его непрошибаемая невозмутимость? Волосенки дыбом, морда в испарине. Того и гляди затрясется и взрыднет.
Некоторым точно не стоит лезть на чужое место в пищевой цепи.
Немного спустя тот, вроде бы, взял себя в руки, хотя взгляд так и остался диким.
— Пора взглянуть, — негромко сказал Риккерт.
Обманчиво мягким движением он развернул Виктора лицом ко входу в бальный зал Альенде. И лепестки двери раскрылись.
— Господь Единый и Неделимый, — прошептал Виктор.
Они лежали везде, вповалку друг на друге и поодиночке. В странных изломанных позах. Кого где настигло. Охранник – у самой двери, лицом вверх и с багровой лужей вокруг смятой головы с провалившимися в череп глазами. По всему полу, погасшему и растрескавшемуся, растекались лужи. Вонь стояла просто дикая. Одна массивная люстра висела, перекосившись, у самого пола. Остальные валялись разбитые.
— Расписное дерьмище… — Агуэрра заглянул в зал через плечо Риана. – Они как-будто разбились, мать их…
— Нда… Накосячил все же, — задумчиво проговорил Риккерт, глядя на люстры. – Нужно было на полметра ниже брать.
— А как вы, мать вашу, это сделали? — восхищенно спросил Агуэрра. Риккерт посмотрел на него долгим взглядом.
— Понимаешь, там есть наверху такой специальный рубильник, переключающий гравитацию. Мы пошли и перевели его с единицы на двадцать. А потом обратно.
— А!- Агуэрра понятливо кивнул. — Ясно.
— Мне… что… — Голос Виктора был слаб. Риккерт обнял его за плечи.
— Пойдем-ка, поищем Альенде.
И повел официанта вглубь зала, переступая через тела и лужи.
Риан повернулся к братишкам.
— Короче, пацаны. Этих заносите всех на ту херню вдоль стены.
«БАНКЕТКУ», — подсказала линза.
— Банкетку, — подсказал неспособный вовремя заткнуться Агуэрра.
— Ебало завали, — оборвал его Риан. — В лужи с дерьмом не наступать. Кто надумает сблевнуть — заставлю сожрать обратно прямо с пола.
— Ебать, хефе! — скривился Вальдес. — Вот теперь конкретно захотелось блевать!
Риан отмахнулся и отошел в сторонку, чтоб не мешать выполнять распоряжения. Сквозь дверной проем он смотрел на две фигуры в центре зала. Поскакал немного по каналам, наконец, нашел нужный.
-…секунды две. Может, три, — услышал он голос Риккерта.
Виктор смотрел на свои руки. В кулаке он что-то держал — сквозь пальцы свисала цепочка. У ноги скрючился труп Альенде.
— Но они видели? Они поняли? — Голос у официанта уже почти не дрожал. Он перевел взгляд и смотрел теперь Риккерту в звериные глаза. Улыбался тот, впрочем, грустно.
— Я сделал все, как ты просил. Они увидели твою семью. Поняли — не знаю.
Виктор, кажется, покачал головой. Снова перевел взгляд на свою руку. На раскрытой ладони лежал медальон с красными мелкими камнями — явно бабская фитюлька.
— Ну скотина… — одними губами восхищенно прошептал Риан. Он узнал закорючку на медальоне. Именно ее изображали на потолке дома Соане его жена и детишки.
Его голос был отчётливо слышен сквозь гул генераторов и электроустановок. На удивление, страха Калинкова не испытывала ни от того, что оказалась запертой в техническом помещении, ни от того, что рука человека, которого она не могла разглядеть, лежала на её плече. И дальше Ника сделала то, чего, возможно, в её положении не сделал бы ни один здравомыслящий человек.
– Привет, – добродушно произнесла девушка и слегка погладила своей рукой пальцы незнакомца, не оборачиваясь, после чего положила свою кисть поверх его.
Для того, кто начал с ней разговор, это было настолько неожиданно, что он вздрогнул, но свою руку с плеча девушки не убрал.
– Ты что, меня совсем не боишься? – настороженно, но миролюбиво спросил он.
– Тебя? – призадумалась Калинкова. – Во-первых, я тебя не знаю. Во-вторых… – она сделала паузу, – ничего плохого ты мне пока ещё не сделал. Надеюсь, и не сделаешь.
– Насчёт последнего не уверен. Это будет зависеть, в первую очередь, от тебя и от твоих дальнейших действий, – предупредил незнакомец. – Ответ твой мне нравится. Мне в принципе нравятся смелые люди. Смелые и рациональные. Теперь ответь на мой главный вопрос.
– Тебя интересует, что я делала в АКУ, или конкретно на кафедре? Уточни, – раздался громкий, чтобы перекричать гул, но спокойный голос Калинковой.
– На кафедре. Почему ты решила зайти внутрь? И ещё. Когда упал портфель профессора, из него выпало много документов. Что заставило тебя обратить внимание именно на этот?
Свободной рукой он сделал мягкое осторожное движение, снимая руку девушки со своего плеча. И, судя по ощутимому движению корпуса, теперь он стал напротив и развернулся к ней лицом, не выпуская её руку из своей. Теперь Ника видела отблески его глаз, находящиеся с её глазами на одном уровне. То ли он был одного с ней роста, то ли специально наклонился, журналистка не могла понять из-за отсутствия какого бы то ни было источника света. В отличие от неё, незнакомец, похоже, прекрасно ориентировался в темноте.
– Я обратила внимание именно на этот документ, потому что мне буквально на днях рассказывали про «квантовую ловушку» и её настоящего изобретателя, – ничуть не соврала Ника. Она глядела в глаза незнакомца – единственную часть его лица, которую хоть как-то, крайне неотчётливо, было видно за счёт отражаемых отблесков индикаторов.
Незнакомец слегка сжал её кисть. Не до боли, а как-то даже по-товарищески. Ника слегка обомлела.
– И что бы ты сделала потом? С этой фотографией, – продолжал он расспрос.
– Предала бы огласке факт плагиата и присваивания себе чужих идей. Фото с этим листком я уже разместила у себя в социальной сети. Вот только боюсь, пока мы с тобой разговариваем, Графченко удалит и её, – вздохнула она.
– Не удалит. Твой телефон у меня, – голос незнакомца, казалось, заглушил все установки. – Фотография как была, так и есть на твоём аккаунте. И, если ты не возражаешь, я напишу небольшой сопроводительный пост от твоего имени. Чтобы было понятно, что это заявка на патент изобретения, созданного одним учёным, и подлая попытка другого присвоить себе авторство.
– Не возражаю, – пробормотала журналистка, всё ещё пытаясь понять, что с ней сейчас произошло, где она и кто этот человек напротив.
– Я не враг, – словно прочитав её мысли ответил он. – Лишних и необдуманных действий не совершаю. Можешь быть спокойна.
Отпустив Никину руку, незнакомец развернулся спиной и сделал несколько шагов вперёд. И тут в его руке что-то сверкнуло – по-видимому, экран смартфона. Он на миг осветил его худой силуэт и тут же растворился в окружающем мраке – возможно, тот, кто с ней говорил, уменьшил яркость экрана. Видимо, заметив попытку девушки разглядеть и запомнить черты его лица, которое скрывала темнота, подсвечиваемая лишь тусклым светом лампочек индикаторов, он неторопливо обошёл Калинкову и стал у неё за спиной. Незнакомец набирал текст в её смартфоне, проговаривая некоторые фразы вслух сначала на каком-то иностранном языке, а потом переводя на русский. Это был язык, которого Ника не знала, однако некоторые слова показались девушке созвучными.
Допечатав текст и проведя ещё какие-то манипуляции с её аппаратом, незнакомец подошёл обратно.
– Вот, держи, – снова раздался голос над ухом. Он снова взял Никину руку и вложил в неё мобильный телефон. – Я его отключил. Как только выйдешь отсюда, можешь включать обратно. Как и говорил, я сделал пост от твоего имени. Вполне нейтральный, боятся тебе нечего.
– Спасибо, – негромко произнесла девушка, сжимая родной аппарат. Он был не старый, но с ним были связаны некоторые приятные моменты её жизни. Поэтому она была искренне рада, что телефон вернулся к ней обратно.
– А теперь иди. Ты вольна поступать как хочешь и как посчитаешь нужным. Но в моих интересах было бы, чтобы ты не упоминала об этой встрече никому. Так будет лучше для меня. И для тебя, возможно, тоже.
– Но кто ты?
– Этого я не могу тебе сказать, – прозвучал ответ. Судя по призрачному силуэту, незнакомец покачал головой.
– Хорошо. Тогда другой вопрос. Чистое любопытство. Для меня здесь темнота, хоть глаз выколи. Однако ты, в отличие от меня, хорошо в этом ориентируешься. Ты используешь какой-то специальный прибор?
Над её ухом раздался смех.
– Этот прибор называется глаза. Просто у меня генетическая мутация – повышенное количество палочек на сетчатке.
– Мутация? – переспросила Ника.
– Тератогенный эффект радиации. Внутриутробное облучение, – спокойно, но жестко проговорил незнакомец, чеканя слова. – Район, в котором проживала моя мать, подвергался бомбардировкам ядерными боеприпасами, начинёнными обеднённым ураном.
Ника сразу вспомнила всё то, о чём во время их вечерней прогулки на мосту ей рассказывал Стешкин. Перед глазами поплыли кадры бомбардировок, спасающихся от взрывов, огня и дыма людей. Матерей, которые пытаются закрыть своих чад от дыхания смерти. И… его друг, который позвонил ему «поболтать напоследок», зная, что скоро его уже не будет.
– О, Боже! – в ужасе пролепетала Ника.
Рука словно сама потянулась к лицу незнакомца. Ника наощупь дотронулась до его глаз, погладила щёки. Её правая рука прошла через всё его лицо от лба до подбородка. Она словно пыталась представить перед собой ту картину и ощутить всё то, что чувствует человек, ставший жертвой подобного ужаса.
– Хотела проверить, нет ли у меня третьего глаза на лбу? – расхохотался иностранец. – Однако я тебя разочарую: мои мутации незаметны ни глазу, ни наощупь.
Он снова стал сзади и, положив руку ей на плечо, слегка подтолкнул вперёд.
– Когда откроется дверь – не оборачивайся, – раздался его голос сзади.
И тут же магнитный замок пиликнул, на нём загорелся светодиодный огонёк и дверь оказалась разблокирована.
Ника потянула дверь на себя. Та легко поддалась, открывая выход – и девушка зажмурилась от непривычно яркого света. Постояв так несколько секунд, она схватилась пальцами за металлические поручни лестницы, и стала спускаться спиной, чтобы не обернуться. Впрочем, как только её нога коснулась ступенек, металлическая дверь захлопнулась.
У лестницы её ждал тот же азиат и хитро улыбался.
– Если будут спрашивать про телефон, скажи, что я нашёл, – с акцентом выговорил он. – Меня зовут Нарит. А тот, с кем ты разговаривала, как представился тебе?
Калинкова дёрнулась. В её ушах вдруг снова зазвучал сквозь гул электроустановок голос незнакомца: «Ты вольна поступать, как хочешь и как посчитаешь нужным. Но в моих интересах было бы, чтобы ты не упоминала об этой встрече никому…»
– Я ни с кем, кроме тебя, не разговаривала, – пожала плечами девушка.
– А что же ты там тогда делала? – вздёрнул брови азиат, с задором глядя на Нику.
– Меня… стошнило, и я… искала уборную, – протянула Калинкова, сказав первое, что ей пришло в голову.
Она поймала себя на мысли, что от резкой перемены тьмы и света у неё закружилась голова. Так что слова её на фоне общего замешательства звучали вполне правдоподобно.
– Молодец! – ещё сильнее расплылся в улыбке иностранец. – С тобой можно иметь дело. Идём.
И он увлёк журналистку во второй технический коридор, который выводил уже к другой лестнице, бетонной и широкой.
– А ты сам откуда и что здесь делаешь? – слегка осмелев, задала вопрос Ника.
– Как я уже сказал, меня зовут Нарит, я из Камбоджи. Мой дедушка был учёным. Он жил и работал в городе Пномпень. Во время захвата нашей страны красными кхмерами он со всей семьёй приговорён был к смертной казни. Его спасли советские разведчики-нелегалы, тайно переправив вместе с семьёй во Вьетнам. С тех пор он жил и работал у вас в городе. Мой отец тоже учился в АКУ, потом вернулся к себе, на родину, создал семью. Я, как старший сын, по сложившейся семейной традиции поехал учиться сюда.
– Красные кхмеры? – переспросила Ника. – Из истории я помню, что это были самые кровавые марксисты в истории.
– На самом деле им негласно оказывал поддержку Военный Альянс, цель которого была снизить влияние Советского Союза в данном регионе.
Они спустились вниз и направились по ещё одному коридору, освещаемому лишь тусклыми лампами аварийного освещения, и дошли до небольшого холла с несколькими дверями. Азиат направился к одной из них – и разблокировал ещё кодовый замок. На этот раз дверь открылась наружу – и в помещение пахнуло свежим воздухом. Ветер занёс несколько жёлтых листьев.
Пейзаж вокруг был неизвестным. Какие-то одноэтажные корпуса, похожие на бараки или мастерские. Ника сделала шаг вперёд. Дверь за её спиной тут же захлопнулась. Впереди возвышалась и гудела электроподстанция за бетонным забором, поверх которого была в три ряда натянута колючая проволока и висела табличка: «ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ».
Справа от неё находился свежевырытый котлован, а сзади виднелись высокие корпуса кораблестроительного университета. Калинкова помнила, что когда она ставила материал про строительную корпорацию, главный редактор говорил о нахождении незаконного котлована рядом с территорией университета, который был делом рук «Сити-Индастриал». И хотя землю официально им ещё никто не передал, строительная техника вовсю работала.
В нескольких десятках метров от университетской аллеи, словно вырытые окопы, выпирали груды рыхлой глины вперемешку с выкорчеванными и переломанными молодыми саженцами деревьев, которым так и не суждено было вырасти. Жутковатое зрелище усиливало страшную картину войны и разрушений в её голове, нарисованную воображением под впечатлением историй двух иностранцев. Мысли о военных конфликтах, массовой гибели или геноциде мирного населения настолько засели в сознание Калинковой, что она не могла выбросить их из головы и вернуться к нормальной жизни.
На автомате Калинкова решила сделать снимки котлована и, достав из кармана мобильный, даже удивилась тому, что он отключён. Девушка была словно в прострации. Она не догадалась даже элементарно позвонить товарищам и дать знать о себе. Словно ступор какой-то. Она просто шла вперёд, к реке. Тягостное чувство не оставляло её. Иностранец, подвергшийся радиационному облучению в утробе матери, не выходил у неё из головы. Невероятная симпатия и притяжение к незнакомому человеку, возникло у Ники как-то сразу, из ниоткуда.
Несмотря на свою вольную и независимую натуру, девушка часто влюблялась, рисуя в воображении романтические сцены с объектами обожания. Но то, что произошло сегодня, было с ней впервые. Это чувство, возникшее сразу и так внезапно, не было похоже ни на что другое. Оно казалось более глубинным, осмысленным. А то, что было раньше, на фоне его блекло, становясь каким-то несерьёзным и поверхностным. Такого у неё никогда не было. Ей снова захотелось оказаться с ним во тьме генераторной. Захотелось, чтобы он снова положил свою ладонь ей на плечо. Нике казалось, что она до сих пор чувствовала тепло его руки.
Бетонный забор электроподстанции остался позади. Перед девушкой раскинулся пустырь. Строительных работ здесь не проводили, ибо в непосредственной близости была охранная территория первого судостроительного завода, ограждённая колючей проволокой.
Посреди пустыря возвышался огромный дуб. Таких больших на весь Адмиральск было раз-два и обчёлся. Их называют черешчатыми и охраняют как особо ценные. Калинкова как-то писала про такие дубы. Но они росли возле административных зданий и особняков. А этот оказался посреди пустыря. Девушка подошла к дубу, притронулась к толстой кроне.
– И не боишься гулять здесь одна? – раздался голос откуда-то сверху.
Ника подняла голову и на несколько секунд ей даже показалось, что у неё глюки. На одной из огромных веток, подобно пушкинской русалке, сидела девушка с длиннющими тёмными волосами. Кожа девушки была такой же тёмной, как и волосы.
– Тут вообще безопасно, но просто почти никто не ходит, – продолжала сидящая на ветке.
– Почему? – бросила на неё взгляд Ника.
– Да завод там дальше. Говорят, вещи странные происходят. То рында на крейсере ни с того, ни с сего зазвонит, то молнией кого-то бахнет, – задорно расхохоталась девушка на дереве.
– Молнией? – удивилась журналистка.
– Было тут сборище. Нажрались до одурения и подожгли вышку контрольно-пропускного пункта. Видишь вон там обугленный остов? – чернокожая показала рукой в сторону колючки, где виднелись почерневшие доски и останки рабочей вышки.
– Вот уроды, – процедила Калинкова. – Я бы таким руки отбивала.
– Ну, кару свою они за это получили. Молния их всех и поразила. Так и остались лежать на земле до приезда полиции.
Чернокожая ловко спрыгнула с ветки и оказалась перед журналисткой.
– Габриэла, – протянула она свою руку. – Можно просто Габи.
– Габриэла Н’Тьямба? Та самая? – У Ники аж глаза расширились от удивления.
– Я такая знаменитая? – рассмеялась в ответ африканка.
– Да мы с коллегами просто специально ехали, чтобы записать интервью с тобой, – казалось, Ника от волнения растеряла все слова.
Теперь Калинкова могла её хорошо разглядеть. Негритянка. На вид лет двадцать пять. Высокая, с красивыми чертами лица. Тёмные вьющиеся волосы спадали ниже пояса. Прекрасная атлетическая фигура и яркая зелёная куртка с такими же джинсами, которая на контрасте сочеталась с её тёмной кожей.
– А ты никак на завод хочешь попасть? – негритянка пристально смотрела на журналистку, с интересом разглядывая малиновые волосы Калинковой, и мобильный в её руках.
– Я просто гуляла…
– Просто гуляла, – покачала головой Габи. Акцента у неё почти не было. – Ну идём гулять вместе. Я покажу, как пройти.
Калинкова хотела было сказать, что на завод ей вовсе не надо, но любопытство превозмогало. Да и после того, что произошло в университете, хотелось привести мысли в порядок и понять, что же говорить коллегам и главному редактору. И говорить ли.
Девушки пересекли пустырь и пробрались к берегу, поросшему густым камышом. Почва под ногами играла. Негритянка в чёрных кроссовках аккуратно ступала по глиняной жиже и даже подала руку Калинковой, чтобы та не шлёпнулась. Здесь, почти вплотную к колючке, проход был выложен. Вначале Нике показалось, что досками, потом она поняла, что это погрязшие в глину деревянные шпалы. Габи смело ступила на них, продолжая держать свою новую знакомую за руку.
У самого берега столбы были повалены, а колючая проволока лежала на земле. Буквально в десяти метрах у воды стояла будка КПП, однако дверь была выломана, следов охраны не было и близко. Девушки подошли прямо к ней и заглянули через дверной проём. Внутри на полу стояли резиновые сапоги и деревянная скамейка, на которой были разложены рыбацкие снасти.
Они пересекли территорию завода. На противоположном берегу, где лазили Калинкова с Дорогиным, располагалась действующая инфраструктура. Здесь же их встретили пустые цеха с разбитыми окнами и ржавеющие краны. Калинкова снимала кадр за кадром.
– Я не могу поверить, что это вижу! Я не верю, что это происходит с моим городом! – Калинкова приходила в ужас от увиденного.
Негритянка с интересом наблюдала за её реакцией. Тут в руках Ники настойчиво зазвонил мобильный. Телевизионщица Алютина сообщала, что они находятся у главного входа в университет и что уже вызвали полицию по факту нападения на журналистов, препятствования журналисткой деятельности и незаконному удержанию.
– Надо было сразу отзвониться и сказать, что со мной всё в порядке, – корила себя Калинкова.
– Да забей! Графченко в последнее время начал сильно борзеть. Его надо было немного попустить, – выдала африканка на местном сленге.
Ника подняла на негритянку удивлённый взгляд.
– Ты так хорошо говоришь по-русски. И словечки ещё эти сленговые — «борзеть», «попустить»…
– Не удивляйся, я и не такие слова знаю, – рассмеялась Габриэла. – Отец как-никак двадцать восемь лет назад этот универ заканчивал. Ладно, пошли. Мне уже на пары пора, да и твоим коллегам комментарий дать. Идём обратно к корпусу, выведу тебя отсюда. Только в АКУ тебе сейчас лучше не появляться. Почему, ты знаешь сама…
На тренировках Альбина о нем забывала. И рукой ему никогда не махала, хотя проезжала совсем рядом мимо того места, где он стоял. Каток был обнесен высокой и густой сеткой для хоккеистов. И Невский стоял в дальнем углу. Прожекторы светили на каток. И его просто не было видно. Никто и не замечал его едва приметную тень.
Правда, был все-таки для Альбины один положительный момент в том, что где-то, невидимый, стоял Женька. Она вспоминала о нем тогда, когда надо было прыгать. И ей это помогало. Падать перед ним ей не хотелось.
Галина Геннадьевна кивала самодовольно, считая это результатом своей тренерской работы. Ей даже казалось, что Альбина послушалась и похудела. Она видела результат. Хотя на самом деле все обстояло скорее наоборот. Просто Альбина каталась теперь в черных рейтузах. А связанную бабушкой юбку-абажур тайком выбросила в мусорный бак.
– Ну, вот видишь! – Галина Геннадьевна выставляла пухлую ручку с золотыми кольцами, как будто показывала Альбине сидящую на ладони божью коровку, и азартно выкрикивала: – Вот! Видишь! Вот! Можешь ведь!
Геворская бросала косые взгляды. А Альбина уходить из спорта уже не хотела. Решила до весны докататься, раз уж за сеткой так незаметно прятался секрет ее спортивного прорыва.
После тренировки он ждал ее вдалеке, на боковой аллейке, притопывая от холода ногами и подняв воротник. Видел, как она выходила с девчонками. Поворачивалась к нему спиной и что-то им говорила. Он не слышал.
Катя, с любопытством заглядывая ей за спину и видя замерзшую фигуру, спрашивала:
– Тебя ждут? – И опять смотрела не на Альбину, а мимо нее, туда, где кто-то топал ногами. Ей ужасно хотелось подойти поближе. Но Альбина не давала.
– Да… – махнув равнодушно рукой, говорила тихо и пренебрежительно. – Из класса моего парень. Увязался…
– Познакомь? – Кате ужасно хотелось увидеть того, кто так фанатично за Альбиной ходит. В лицо хоть таких увидать разок!
– Не с чем там знакомиться. Он стесняется. Молчать будет. Потом.
Прощалась и с каким-то непонятным чувством вины заворачивала к нему. Ведь ей с ним было интересно. Зачем она так за глаза? Но потом думала: «Ну, а чего она привязалась? Познакомь, познакомь. Может, я не хочу его ни с кем знакомить».
– Ты молодец, – встречал он ее приветливо. – Здорово катаешься. Лучше всех. Я так не умею.
– Еще бы ты так умел. Я с шести лет занимаюсь.
А потом они ехали в теплом трамвае обратно, глядя, как обычно, на убегающую от них дорогу, а не друг на друга.
– Ты как-то странно мыслишь. Придумал себе какой-то бред, извини меня. С твоей-то головой. Вот стал бы врачом, поехал бы на север. Спасал бы кого-нибудь. Что, это не жизнь разве? И опыта бы набрался. Я не права, что ли?
– Не знаю. Я не думал об этом. Врачом… Кишки всякие, кровь. Кости переломанные. И ты что, хочешь этим сама заниматься?
– Я – могу. Я, знаешь, таких разговоров за столом наслушалась, что меня это все уже давно не смущает. Мама-то с папой над котлетой с картошкой все про гнойную хирургию и ожоговое отделение любили поговорить. Так что, знаешь…
– Но это же сердца не хватит всех жалеть!
– А жалеть никого не надо. Надо просто работать. Жалеть – такое слово дурацкое. Особенно для врача. Представь – ты приходишь к врачу, тебя резать надо. А врачу тебя жалко. Ладно, говорит, идите, больной. Не буду я вас мучить. Ты уходишь и загибаешься. Нет, Жень, жалеть больных нельзя. Это точно. Они от этого дольше болеют. Им нравиться начинает…
– Ну хорошо, согласен. Жалость – не то слово. Ну, значит, сострадать.
– Это что же будет, если вы все вместе будете страдать? У него болит – и у тебя болит? Он страдает, и ты страдаешь? Здорово придумал. Тогда бы вместо больниц морги надо было открывать. Нет, сострадать тоже вредно.
– А зачем ты тогда хочешь врачом быть? Ты – сама. Если тебе никого не жалко?
– А, может, я сама не хочу. Я просто рядом хочу быть. Мне они нравятся. Я бы и замуж за врача вышла… Но это я так… Врач не может быть злым, раз он выбрал такую профессию. И не может быть тютей мягкотелым, потому что надо быть жестким в мелочах ради спасения целого. Отрезать ногу, а человека спасти. Такие решения на себя брать. Мне нравится. Ни одна профессия мужчине так не идет, как врач. Тут всегда есть место подвигу.
– Ты это серьезно? Ну, а космонавт там какой-нибудь? Летчик?
– Ну что летчик? Может, он хам трамвайный или еще какая-нибудь зараза. Летает себе в облаках. Есть летчик, нету летчика – мне все едино. За что мне его любить?
– Знаешь, как это называется? Это называется – эффект переноса. Женщины всегда во врачей влюбляются. Просто врач по долгу профессии должен выслушивать твои жалобы, заглядывать тебе в глаза, спрашивать о самочувствии. И все это очень похоже на модель поведения влюбленного в тебя человека. Эффект переноса профессии на личность. Мне вообще не нравится, когда говорят: люблю врачей, люблю пожарных, люблю французов. Сволочи повсюду есть. Ты же вроде не глупая. Понимать должна.
– А мне все равно врачи нравятся. Не пожарные, прошу заметить. А врачи! Знаешь, почему? Сказать? Он тебя любит и делает тебе больно. Разве не здорово?
– Ты знаешь, а я об этом тоже читал. Только в другом месте… У Фрейда.
– А кто это?
– Да так…Тоже, между прочим, врач. Только он бы тебе вряд ли понравился.
Он провожал ее до двери. И вечером перед домом всегда стояла серая «Волга» с серебряным оленем. И перед ним ей почему-то не хотелось хвастаться, что это ее машина.
– Марлен Андреевич изволили вернуться, – сказала она со странной интонацией.
– А кто это? Марлен Андреевич?
– Отец мой. Два дня ночевал в больнице. Шишка какая-то там у них в реанимации лежит. Ну ладно, я пошла.
– Давай.
И она уходила. Расставания давались им на удивление легко.
Как только город зевнул и ожил на следующее утро, Азирафаэль прыгнул в автобус до Мейфэра и помчался в квартиру Кроули.
Он пронесся по тусклым серым коридорам и поднялся по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и остановился, чтобы перевести дух, лишь когда добрался до верха. Он оперся рукой о холодный бетонный угол и, как только сориентировался, побежал к двери Кроули.
Но именно в тот момент, когда он нажал кнопку на дверном звонке Кроули, «Бентли» с визгом пронесся по улице Азирафаэля и припарковался у тротуара.
Кроули подскочил к книжному магазину и с силой дернул за ручку, а когда обнаружил, что она заперта, еще раз крепко встряхнул ее. Он вертел ее снова и снова, но она так и не сдвинулась с места. Тогда он наклонился, открыл почтовый ящик и заглянул внутрь.
— Эй! — крикнул Кроули в темную лавку. — Впусти меня!
А в Мейфэре Азирафаэль постукивал ногой по полу.
— Кроули? — Азирафаэль нажал кнопку во второй раз. — Мне нужно тебе кое-что сказать!
Прозвенел звонок, но дверь осталась закрытой.
— Кроули, впусти меня. Это очень важно…
Тем временем в Сохо Кроули колотил в дверь книжного магазина.
— Ангел? — Он приложил ладони ко рту. — Я знаю, что ты там!
Никто не ответил.
— Да ладно тебе, — проворчал Кроули и отошел от магазина. — Ты опять в ванне?!
Проходивший мимо бизнесмен бросил на него возмущенный взгляд.
Кроули развязно усмехнулся в ответ:
— Что? Ты не моешься?
Мужчина ускорил шаг, не сказав ни слова.
Азирафаэль упер руки в бока.
— Кроули, я настаиваю!
Там тоже никто не ответил.
Азирафаэль повысил голос:
— Кончай дуться!
— Что бы я ни сказал, мне очень жаль! — крикнул Кроули в окно.
— Я не обиделся на тебя! — крикнул Азирафаэль в дверной звонок. — Ты был очень пьян!
Со вздохом Азирафаэль попятился и побежал вниз по лестнице, проходя мимо пожилой соседки Кроули, подметавшей перед дверью. В то же время Кроули метнулся в сторону магазина и увидел, что шеф-повар из ресторана разгружает грузовик с продуктами.
— Мэм! — позвал Азирафаэль. — Простите за беспокойство. Вы не видели вашего соседа, того, который живет прямо над вами?
Женщина склонила голову набок.
— Э…
Азирафаэль попытался помочь себе руками:
— Рыжеволосый? Немного выше меня? Носит темные очки?
Женщина посмотрела в конец коридора.
— Он ушел минут десять назад.
— Эй! Сэр! — Кроули подошел к повару. — Вы не видели владельца вон того книжного?
— Хм?
Кроули махнул рукой вверх и вниз.
— Блондин. Чуть ниже меня. Забавная одежда.
— Нет… — Повар поставил ящик с капустой. — Хотя… Подождите. Я думаю, он ушел
— В какую сторону?
Шеф-повар указал на Мэйфейр.
— В ту сторону.
— Арх… — Кроули бросился прочь. — Спасибо!
— Надеюсь, он еще не ушел… — Азирафаэль мчался по улицам.
Кроули резко остановился.
— Стоп. Нужно его здесь подождать, он вернется.
Азирафаэль протискивался сквозь толпу.
— Прошу прощения, проходите, проходите…
Кроули постучал ногой и посмотрел на часы.
— Что он там возится?
Он резко развернулся — лишь для того, чтобы грудь в грудь столкнуться с перебегавшим улицу Азирафаэлем.
— Кроули!
— Ангел!
Их крутануло друг вокруг друга, они перепутались ногами и удержались на них не иначе как чудом.
— Где ты был? Я ходил к тебе домой. Тебя там не было.
— Я искал тебя здесь.
— Почему?
Кроули шагнул к двери книжного магазина.
— Мне нужно кое-что тебе сказать.
Глаза Азирафаэля расширились.
— Ну, мне тоже нужно тебе кое-что сказать!
— Послушай, просто открой дверь.…
— Ладно, ладно!
Когда он наконец отпер дверь и они ввалились внутрь, Кроули тут же захлопнул ее за ними.
— Я его нашел!
— Что нашел?
— Способ все исправить.
— Подожди. Сначала я должен тебе рассказать…
— Я поехал на станцию метро и…
— Я встретил Сабраэль.
— Этот профессор, он мне сказал…
— Она сказала, что во всем виноват Гавриил…
— Нет никакого…
— Шпионы…
— Я имею в виду правила…
— Что…
— Армагеддон…
— Я…
Кроули вскинул руки, сдаваясь:
— Хорошо, ты первый.
— Вчера вечером я встретил Сабраэль на многоэтажной автостоянке. Она сказала мне, что за всем этим стоит Гавриил.
— Но зачем?
— Он пытается втянуть меня в неприятности, потому что боится меня.
— Скользкий ублюдок. — Кроули оскалил зубы. — Я знал это.
— Это он на днях послал за нами шпионов. Это он приказал Сабраэль расследовать мои чудеса. — Азирафаэль все объяснял и объяснял, не переводя дыхания. — Он шантажировал ее, но она действительно на нашей стороне! — Он заломил руки. — Или, может быть, нет. Она пока еще так и не решила.
— Архангелы шантажируют друг друга? — Кроули изумленно уставился на него. — Но чем?
— Она поставила под сомнение Великий План!
— Она что?
— Мы были не единственными!
Кроули скривился.
— Что, черт возьми, там происходит?
— Видимо, много чего! — Азирафаэль похлопал себя по помятым лацканам жилета. — Сабраэль сказала, что после суда Гавриил боится меня. Он пытается… Я не знаю, сдерживать меня, вот этим вот всем. Думает, что это сработает.
— Ну, он зря тратит время.
— Я знаю это, но…
— У него должны найтись дела поважнее.
Затем Азирафаэль разгладил лацканы пиджака.
— Что ты имеешь в виду?
— Я встретил профессора теологии на станции метро. Долгая история. Потом расскажу. — Кроули тоже тараторил со скоростью одна миля в минуту. — Дело в том, что я спросил его об ангелах, Армагеддоне и свободе воли, и он сказал, что нет никакого свода правил для того, что происходит после Конца света.”
Азирафаэль отпустил его рукав.
— Какое это имеет отношение к делу?
— Они не могут ничего тебе инкриминировать! — Кроули развел руками. — Никаких правил больше нарушить нельзя. Потому что больше нет никаких правил.
— Ты же понимаешь, что на самом деле конец света не наступил? — осторожно уточнил Азирафаэль.
— Ты прав! — Кроули беспечно пожал плечами. — Адам его откатил. Ребутнул. Переписал. Мы еще больше отклонились от сценария.
Азирафаэль покрутил кольцо на мизинце.
— Ты же не думаешь, что Гавриил с этим согласится.
Кроули пожал плечами.
— По крайней мере, это дает возможность для оспаривания его санкций.
— Нет никакого способа, каковым я мог бы выиграть спор с Гавриилом лоб в лоб.
Внезапно Кроули замер, его челюсть отвисла.
— Кроули?
— Я идиот. — Кроули уставился в пространство.
Азирафаэль снова хмыкнул.
— Я бы не стал утверждать этого так категорично…
— Нет, я имею в виду, что меня вдруг осенило. — Кроули схватил Азирафаэля за плечи. — Нам не нужно с этим бороться. Нам просто нужно избавиться от улик.
— Я не могу НЕ творить чудеса!
— Тебе и не нужно, — ухмыльнулся Кроули.
— Ты не… — лицо Азирафаэля обмякло от ужаса. — О боже.
— Сабраэль записывает их, верно? И куда она их записывает?
— Это…
— Небеса — большие поклонники бумажной работы. Она должна куда-то записать.
— Это гигантский отчетный журнал… — Азирафаэль прервал себя. — Ты не можешь просто пойти и украсть его у нее!
— Ты шутишь. — Улыбка Кроули стала еще шире. — Это почти слишком просто.
— Ты же не собираешься всерьез вычеркнуть меня из досье Сабраэль?
— Я один из старейших демонов, все еще живущих в этом мире. Если я не смогу, то и никто не сможет. — Кроули потер кончики пальцев друг о друга, словно кусочки кремня. — Итак. Говоришь, Сабраэль встретила тебя на многоэтажной парковке?
— Совершенно верно.
— Какой именно?
— Той… той, что на Олд-Берлингтон-стрит.
— Отлично. Замечательно. Совсем рядом. — Кроули зашагал через магазин. — Это также означает, что она не боится спускаться на Землю на некоторое время.
Азирафаэль последовал за ним.
— Как все это решает проблему в долгосрочной перспективе?
— У тебя есть идея получше?
— Нет, но…
— Тогда перестань жаловаться и помоги. — Кроули схватил с полки старый путеводитель по улицам Лондона. — Проведи меня через нее.
— Через что?
— Через вашу встречу.
— Э-э… — Азирафаэль собрался с мыслями. — Я спустился на самый нижний уровень, и она вышла из лифта.
Кроули положил книгу на стол.
— Подожди. Лифт?
— Да…
— Она не телепортировалась вниз?
— Нет.
Кроули поднял брови.
— Это значит, что она была на Земле до того, как встретилась с тобой.
— Ты так думаешь?
— Готов поспорить на свою квартиру, что у нее здесь были другие дела. — Кроули открыл переднюю крышку. — И я готов поспорить на «Бентли», что она все еще где-то поблизости.
Азирафаэль присоединился к Кроули на дальнем конце стола, и наблюдал, как Кроули перелистывает страницы, пока не нашел нужную.
— На Олд-Берлингтон-Стрит. Это в Мейфэре. — Кроули постучал пальцем по карте. — Мы здесь. Я предполагаю, что она пришла откуда-то из… — он обвел кругом стоянку, — оттуда.
— Ты сейчас о чем?
— Ты ведь можешь чувствовать других ангелов, не так ли?
— Ну конечно.
— Так вот оно что! — Кроули хлопнул по карте тыльной стороной ладони. — Держи ухо востро. Мы ждем, пока она не появится снова. Мы идем. Найдем журнал. Украдем его. Я тебя вычеркну. И на этом все.
Азирафаэль побледнел.
— Боюсь, мы не сможем долго ждать.
— Почему нет?
Азирафаэль сглотнул.
— Она сдает свои отчеты в последний день месяца.
Кроули тоже побледнел.
— Ах, черт. Нет!
— Да. Увы.
Кроули бросил взгляд налево, потом направо и выскочил из-за стола.
— Кроули?!
Кроули споткнулся о ковер и распахнул дверь. — Садись в машину!
Азирафаэль поспешил за ним.
— Он хочет сам на ней жениться? – лицо Алисы на миг стало машинным, и Нина резко вздрогнула от внезапности перемены, но Bond виновато улыбнулась: — Извините, я просмотрела страницы этого Дробота в соцсетях… действительно, странно… он не служил в армии по призыву… интересуется техникой… собирается поступать в Ново-Московский Госуниверситет на физмат на платное… он настолько богат?
— Вряд ли… если только продаст дом и всё, что в доме… да кто ж ему даст сделать это? Видишь ли, я исхожу из самого худшего варианта. А это может быть и вылет с планеты… он старше её на год и паспорт уже получил, и она вполне может улететь с ним вроде как посмотреть на новые места… и не вернуться. Я исхожу из того, что он её кому-то обещал за деньги и сейчас может или отдать её где-то в глухом месте или отвезти сам… вроде как в гости к друзьям. В голову всякое приходит… и ни один из вариантов нельзя исключать.
— А ты права, — ответил Змей. — Ведь увести девушку в лес во время Купальских таинств проще простого… особенно, если девушка совершенно уверена в своей безопасности и в том, что этот парень не причинит ей вреда. Если ей разрешат участвовать в празднествах, то первую половину вечера она будет с девушками… а из девушек-DEX в деревне будет только Зима. Я уверен, что Мира меня любит… и я люблю её. Мы так странно познакомились… ведь тогда она сама подстроила так, чтобы я её вытащил из воды, чтобы предсказание не сбылось! Она считала меня человеком… но узнала, что я киборг… и не рассердилась. В деревне достаточно киборгов, но я хотел попросить тебя отпустить к ней Виту и Злату для дополнительной охраны, ведь любой из парней может отправить DEX женской модификации для её похищения, а венки плетут и пускают на воду вдали от парней и от зрителей.
— Я уже пригласила всю её семью на Купальские праздники на наши острова, так легче будет обеспечить её охрану, так как она у всех наших ребят прописана как особо охраняемый объект. И девушки DEX будут с ней рядом… но… во-первых, её семья может не отпустить её, оставив дома. Во-вторых, она сама может захотеть, например, покататься с братом на его новом флайере. В-третьих… Стожару настолько явно нравится Злата, что я не смогу ей отказать видеться с ним и пойти с ним гулять после прыжков через костёр. Сообщить Мире и её семье о своих страхах я не могу, она не является частью моей семьи, да и засмеют… и у этого Дробота появится новый план. Или у кого-то ещё.
— Да у Вас просто DEX’овская паранойя! — уважительно воскликнула Алёна, — Змей и то спокойнее Вас!
— Паранойя — это обычное состояние музейного хранителя, — устало ответила Нина. — Я больше двадцати лет отработала в отделе фондов музея и безопасность ценю больше, чем поиск приключений. Когда я иду по залам любого музея, я прежде всего обращаю внимание на охрану. На расстановку DEX’ов, надёжность витрин, наличие огнетушителей, наличие запасного выхода, на карту эвакуации, освещение… иногда думаю, как бы я себя вела, если бы мне надо было что-то украсть… и радуюсь, когда понимаю, что украсть что-то незаметно невозможно. Я предпочитаю излишне перебдеть и в случае с Мирой. Я не хочу ограничивать её в свободе выбора и передвижении, да и не могу. Но я могу максимально обезопасить её при этих передвижениях. Поэтому я прошу твоей помощи. А Змей… он умеет сдерживать эмоции и… он прежде всего мужчина и привык действовать, а не мотать нервы окружающим, как я.
Алёна совершенно спокойно выслушала и ответила:
— Меня для этого и создавали… для координации охраны одной очень знатной молодой девушки… но почему-то продали в отдел полиции по борьбе с маньяками. Что я должна делать?
— Стать её лучшей подругой, быть всё время рядом. Так, чтобы она позвала тебя с собой, если решит сбежать из дома… или быть рядом, когда её похитят. Или подставиться самой под похищение, чтобы она сама поняла, что и в её родне есть нечестные люди… если это произойдёт. Ты должна убедить её родных, что на наших островах она будет в безопасности, что тебе самой хочется посмотреть на наш праздник и что тебе разрешено лететь туда только с ней. Ты должна видеть и слышать по возможности всё, что говорят о будущей свадьбе Змея и Миры… и постараться убедить её… и всех остальных, что это нормально – идти замуж за киборга. Ты будешь с ней минимум две недели… и, если ничего не произойдёт, после Купальских праздников можешь вернуться сюда. Максимум… насовсем… стать её сестрой, учиться у неё рукоделию, ходить с ней на посиделки, поступить вместе с ней в один вуз… желательно на этой планете, учиться вместе… короче, быть рядом круглосуточно. Быть человеком… это трудно, но для тебя это – возможность нормально жить. Может быть, мы найдём возможность сказать всем, кто ты на самом деле… потом. А теперь ты – Алёна с Новой Москвы.
— Придётся всех обманывать, хоть это и не совсем хорошо, — поддержал Нину Змей, — но в данном случае это необходимо. Ведь если Дробот… или другой кто-то будет знать, что рядом с Мирой Bond, он может заранее предпринять меры по её устранению. Так что я согласен. Я его страницы не отслеживал и драться с ним мне не приходилось, пару раз встречал… но думаю, что он Мире не должен желать плохого… но действительно лучше подумать о её безопасности заранее.
— Поняла, — подвела итог Bond, — моя задача: познакомиться с Мирой, войти в доверие, познакомиться с её роднёй, обеспечить её безопасность, проверить её окружение, узнать её планы… и остаться с ней её подругой. Можно вопрос?
— Ты о Сэме? – догадался Платон, — он сегодня получил чип и должен пару дней отлежаться, и лучше в мансарде, где его никто посторонний не увидит. Поэтому и ты остаёшься на эти же два дня здесь.
— Он отправится в бригаду Змея, но будет наблюдать за деревней и страховать тебя, познакомишься с ним и со Змеем через пару дней, когда Мира сама решит сходить к зимовке, где живёт бригада Змея, — договорила за него Нина, — Змей, твоё знакомство с Алёной должно быть при свидетелях и твоя реакция на её внешность должна быть естественной… насколько это возможно. Я пока оставлю Самсона у себя, так как у Платона с понедельника начнётся сессия и мне будет спокойнее, если он будет с охраной. А Сэм будет привезен в твою бригаду вроде бы вместо Самсона, но занят будет охраной территории от деревни и до зимовки и будет на связи с Алёной. Кстати, деревенские киборги тоже не должны знать, что Алёна киборг, так как от прямого приказа они отвертеться не смогут… а спросить, кто такая новая подруга Миры, могут. Лютый твой друг, но Дроботу… или кому-то ещё могут дать на него право управления… что маловероятно, но возможно.
— Хорошо, я понял… — ответил Змей, — для всех будет понятно, что Самсон нужен Платону в качестве телохранителя потому, что Сэм быть им пока не может, так как только что прооперирован. Я буду постоянно на связи, Алёна, звони постоянно и будь на связи. У меня сейчас в бригаде шесть DEX’ов… это со мной, так что поможем.
— Договорились, — подвела итог Нина, — Платон, закажи, пожалуйста, для Алёны видеофон, такой, какой обычно носят девочки её возраста, и планшет. И занеси все наши номера. И надо подобрать одежду и обувь… чтобы удобную. Купи чемодан… такой, чтобы было понятно, что приехала в деревню чисто городская девочка.
И тут Хельги сообщил Змею по внутренней связи о приходе Родиона, и Нина, узнав об этом, попросила Алёну встретить его в прихожей, не сообщая, что она киборг, и попросила остальных киборгов не сообщать об этом ни ему, ни Эстер, когда она появится.
Алёна вышла из гостиной в коридор и совершенно естественно удивлённо сказала:
— Ой! А Вы кто? Здравствуйте… а тётя Нина занята, я сейчас позову её… я в гости прилетела на лето… на свежий воздух и натуральные продукты. У вас тут так классно!
— Здравствуй… — не менее удивлённо ответил Родион, — я программист из ОЗК, можешь звать меня Родион. Я тут живу… с женой… временно. Нина Павловна ничего о тебе не говорила…
Нина вышла из гостиной и поздоровалась с пришедшим:
— Добрый день! Это Алёна, прилетела в гости на лето… то есть, её привёз Леонид.
— Так это она? – изумлённый программист прислонился к стене, чтобы не упасть, и снова чуть слышно спросил: — Это… что… та самая? Про которую… она… Bond?
— Да… но об этом не следует знать всем. Я отвезу её в деревню, как живую девочку и дочь моей старой подруги. Ты, как программист, можешь подкорректировать её программы? Ей около полутора лет и ей надо учиться жить среди людей.
— Наверно, Вы правы… если её отвезти как Bond’а, будет слишком много любопытных, желающих посмотреть на неё и потрогать… хорошо, я помогу. Тогда ей нужны нормальные документы, вещи и банковская карта.
— Всё это есть, — ответил Платон, — паспортная карточка внутрипланетная, выдаваемая в четырнадцать лет, с адресом на Новой Земле. Я проверил – её легенда составлена безупречно!
— Отлично! – обрадовалась Нина, — тогда… послезавтра вечером я прилечу снова, а до этого времени Алёна побудет здесь. В мансарде устроен Сэм, «семёрка», привезенный вместе с Алёной, он чипирован сегодня ночью.
Родион попросил Алёну сесть на стул и дать ему доступ — и сел напротив неё с включенным ноутом. Через четверть часа он в полном изумлении оторвался от монитора и сказал:
— Ничего не понимаю… Лёня у неё ничего не удалил… а должен был бы это сделать. Если её привезли… на исследование… ну, да… Борис Арсенович запретил стирать память привезённым киборгам… нет только файлов о работе в полиции… а Лёня неплохо поработал. И уже поставил программы по местному времени… добавлю календарь и диалект. Если Алёна ново-москвичка, то должна быть в курсе последних событий на этой планете… и подростковой моды и сленга… поставлю и эти программы.
— Хорошо. Проверь тогда и Сэма, когда он проснётся, он в мансарде. Алёна, до моего возвращения, пожалуйста, не выходи за пределы участка. Из дома выходить можно, но не нужно без крайней необходимости. Еда без ограничений. Без прав управления на Раджа и Фреда. У Раджа ты будешь только как охраняемый объект. С киборгами соседей общение должно быть ровное и спокойное, мы все дружим… информацию ты можешь скачать у Кузи. В магазин за продуктами ходит Фред, но иногда приносит Эка, DEX владельца магазина. Послезавтра я прилечу и покажу тебе город, пройдём по магазинам и вечером полетим в деревню.
— Это всё хорошо, — остановил её Родион, — завтра мы сходим с утра в ОЗК…
— Пока не надо, пусть дома побудет… после Купальских праздников можно будет объявить Алёну киборгом, если она сама не будет против, — возразил Змей, — а пока пусть будет просто закончившей школу девушкой, прилетевшей в гости к старой знакомой матери… мать отправила её на транспортнике своего брата. Пока… чем меньше людей знают, что она киборг, тем лучше. И спать Алёне лучше в мансарде, так Сэму спокойнее будет.
— Кстати, Змей, это тебе, — и Родион вынул из кармана куртки и подал DEX’у две небольшие коробочки: — Эту возьми себе, здесь голограммы животных, персонажей мультфильмов и растений, а вторую отдай Мире… просто с целью перебдеть, как говорит Нина Павловна. Здесь голограммы тебя и Остина в боевом режиме… фрагменты боя и крутка бревна. Как активировать кристаллы, уже знаешь… только по возможности собери использованные, я заряжу их снова.
Змей поблагодарил программиста и убрал обе коробочки в нагрудный карман комбинезона. На этом разговор был закончен. Змей сходил в магазин за крупами и специями для Миро — и вскоре полетел в свою зимовку.
Платон заказал и оплатил чемодан и одежду для Алёны, и пришлось почти час ждать курьера с заказом. Нина дала девушке скачать учебники за курс средней школы, чтобы она могла в них ориентироваться. Bond, получившая сначала информацию о колхозе от Лёни и от Платона и просмотревшая файлы не только с островов, но и из архива ОЗК, ухватилась за предоставленный шанс жить и была почти счастлива – задание казалось лёгким, а присутствие Сэма успокаивало. Он не просто машина, но и друг – и она была счастлива ещё и от того, что их не разлучили.
Нина с Платоном и Хельги улетели почти в три часа пополудни, Родион, проводив их и дождавшись Эстер, познакомил её с Алёной и убежал в ОЗК. Алёна долго просматривала видео из архива ОЗК и с островов — и после поданного ей Фредом ужина захватила с собой все купленные для неё вещи и поднялась в мансарду.