20 июля 427 года от н.э.с. Исподний мир. Продолжение
Свитко свернул к западу – и Спаска поняла почему: стража, когда спустится вниз, побежит на север. И Славуш тоже не догадается, в какую сторону они пошли. В тумане их не видно, разве что слышно. Но Славуш догадался – его неровные шаги раздавались совсем близко, он не отставал ни на шаг.
Свитко не мог долго бежать – начал задыхаться. На ходу хлебнул арутской соли из склянки, но это ему не помогло.
– Свитко, не беги… – сказала Спаска. – Я одна побегу. Я найду дорогу, ты не бойся.
Тот покачал головой и сильней сжал её руку.
– Свитко, остановись! – услышала Спаска голос Славуша.
И, оглянувшись, увидела его – он сильно хромал, но всё равно бежал быстрее. За спиной его висел разбитый лук, и правое плечо было подозрительно опущено – он сломал руку! И Свитко вдруг остановился. Наверное, бежать ему было совсем невмоготу. Остановился и повернулся к Славушу лицом.
– Отпусти девочку… – выдохнул Славуш. – Слышишь? Немедленно. Пока еще не поздно, отпусти девочку.
– Поздно, – ответил Свитко и сжал руку Спаски.
– Спаска, отойди от него. Он обманул тебя.
– Славуш… – Спаска отступила на шаг. – Славуш, не держи меня. Пожалуйста. Я очень прошу…
– Тебя держу не я. – Славуш сделал шаг вперёд. – Свитко, отпусти девочку. Быстрей.
– И что ты сделаешь, если я её не отпущу? У тебя сломано плечо. Даже если бы лук остался цел, ты бы всё равно не смог выстрелить. Ты не сможешь сделать ничего. Только закричать – но кому от этого станет лучше?
– Свитко. – Славуш наступал. – Я справлюсь с тобой и без лука, и со сломанной рукой. Не заставляй меня это делать. Спаска, отойди в сторону.
И тут она ощутила дрожь болота – с запада к ним приближались люди. Их было много, не меньше десяти человек. Нет, они ещё не слышали разговора, голоса тонули в тумане. Но если бы Славуш крикнул… Свитко притянул Спаску к себе.
– Славуш, ты уже ничего не сможешь мне сделать.
– Я смогу, Свитко. Я не хотел, но мне придётся… – Славуш потянулся к поясу левой рукой.
– Ты опоздал, Славуш. – Горячее дыхание Свитко тронуло затылок. Он говорил с горечью, а не с сарказмом.
– Лучше уходи. Если сможешь.
– Видишь ли… Ты, конечно, не знаешь… Никто не знает… А на самом деле я волшебник…
Спаске стало смешно от этих его слов, и Свитко усмехнулся – в самом деле, Славуш в эту минуту вовсе не выглядел героем.
– Да, – продолжил он, сглотнув. – Я умею творить чудеса.
И в этот самый миг из его руки ударил сноп жёлтых лучей… Наверное, это и был прожектор, собирающее лучи вогнутое зеркало! Пучок света не задел Спаску и уперся в лицо Свитко. И тот сначала отпрянул, закрывая лицо руками, а потом схватил Спаску за шею, прикрылся ею, как щитом, и крикнул коротко:
– Сюда! Девочка у меня!
Тут же блуждавшие по болоту люди устремились в их сторону. Нет, не десять человек, больше – и часть из них шла в обход, отрезая Спаске дорогу к замку. Крик Свитко услышали и стражники, но они были гораздо дальше…
И Спаска поняла, что предчувствие обмануло её: она не встретится сегодня с Волче. Она забилась изо всех сил, толкая Свитко локтями и босыми ногами. Ещё одна мысль появилась в голове: он знает имя Волче. И выдаст его Огненному Соколу.
Если им и суждено встретиться, то не на Лысой горке, а в башне Правосудия…
Свитко отступал, всё сильней сжимая горло Спаски, но слишком медленно: Славуш подошел вплотную, направляя жёлтый луч в лицо Свитко, – тот разжал руки и упал на колени.
– Бежим скорее! Бежим! – Славуш схватил Спаску за руку.
Он не чувствовал дрожь болота, как она, и не знал, что гвардейцы спешат им наперерез.
– Славуш, это и есть прожектор? – спросила Спаска, понимая, что спрашивать надо совсем не об этом.
Он дернул её за собой в сторону замка и расхохотался (хотя ему вовсе не было смешно):
– Это фонарик! С такими в Верхнем мире глупые духи ходят на чердак, чтобы не споткнуться на лестнице.
Но далеко уйти им не пришлось: гвардейцы сужали круг. Они были со всех сторон: и сзади, и с севера, и с юга… Они безошибочно выбирали прохожие тропы, словно бывали здесь каждый день!
– Беги вперёд! – крикнул Славуш, выпуская руку Спаски. – Я задержу гвардейцев, а ты беги со всех ног! И зови на помощь!
И Спаска побежала ещё быстрей, надеясь проскочить по тропинке до того, как на ней появятся гвардейцы, и недоумевала: как же Славуш может их задержать, ведь они не боятся желтых лучей, а лук сломан!
Но вдруг тот из гвардейцев, что бежал впереди всех, упал. Упал так, словно его с силой толкнули в грудь. И, подняв тучу брызг, тут же оказался в трясине. А Спаска вспомнила о безумном мальчике из Кины… Удар чудотвора – это оружие…
– Быстрее! – крикнул Славуш, и тут же в трясину повалился второй гвардеец.
Глухо тенькнула спущенная тетива арбалета. Спаска не услышала – телом ощутила этот звук, спиной почувствовала, как смертоносный арбалетный болт рассекает воздух. И ещё один, и ещё! Она не могла не оглянуться, краем глаза замечая, как в трясину валится третий гвардеец.
Славуш упал не сразу, ещё двое гвардейцев, бежавших Спаске наперерез, оказались в болоте, прежде чем второй болт, попавший ему в спину, уронил его на колени. Но и после этого он успел толкнуть комок силы, освобождая Спаске дорогу к замку.
Она с криком кинулась назад, к Славушу. Он уткнулся лицом в землю у неё на глазах, и из спины его торчали три коротких оперённых болта… Впрочем, глупый её поступок ничего не менял: прямо на неё несся конный гвардеец, она бы не успела убежать…
Гвардеец подхватил её на скаку и перекинул через седло. И сначала Спаска попыталась вырваться, но гвардеец заломил ей руку за спину – она не могла даже шевельнуться.
Нет, она не боялась, она даже не плакала, только шептала одними губами: «Славуш, Славуш!» – как будто он мог услышать её и подняться. Не умереть.
А навстречу бежали лучники из замка, стража и просто его жители, вооруженные топорами… Не меньше сотни человек. Гвардеец дернул к себе поводья и пригнулся, конь поднялся на дыбы – Спаска соскользнула с его спины и упала в мягкий, высушенный солнцем мох, а гвардеец помчался дальше.
В него стреляли, но он быстро исчез в тумане – только копыта лошади долго трясли болотную зыбь.
* * *
Сильный соловый конь сам выбирал тропу, словно родился в этих болотах. А может, это судьба хранила Волчка?
Он гнал коня вперёд и вперёд, опасаясь погони, и забрался в болото не меньше чем на четверть лиги от того места, где отпустил Спаску, – и тогда везение кончилось.
Конь ухнул в трясину передними ногами, забился, пытаясь выкарабкаться, но только сильней увяз, заржал от испуга – а Волчок почувствовал, как плотно жижа присосалась к сапогам. И когда ему удалось освободиться от стремян, конь уже не ржал, а храпел, захлебываясь грязью.
Если бы не круп коня, выбраться из трясины было бы гораздо сложней. Кочки вокруг были сухими и мягкими. Волчок рухнул на мох и несколько минут не двигался. А вдруг кто-то из гвардейцев его разглядел?
Капюшон не может прикрыть лицо совсем… На новой гати ему не встретилось ни одного знакомца, но на болоте… Вся бригада Огненного Сокола знала Волчка в лицо.
Впервые появилась мысль не возвращаться в Хстов – слишком рискованно. А если его никто не узнал? Волчок усмехнулся собственным мыслям: Змай был прав. Это как игра в зёрна, когда на кон поставлена жизнь.
И направиться в замок – ничуть не меньший риск: если Огненный Сокол прихватит Волчка там, то придумать что-нибудь правдоподобное будет трудновато. Разве что сослаться на Красена, ведь Огненный Сокол думает, что Красен хочет ему помешать.
Волчок приподнялся, достал с пояса флягу и выдернул пробку – спасибо Зоричу за хлебное вино в дорогу, без этого добраться до замка не хватило бы сил. Волчок выпил бы и напитка храбрости, тот снимал усталость ещё верней. Он сам ещё не верил, как вовремя появился около замка. Если бы не крик болотника из тумана, Волчок не угадал бы, в какую сторону пустить коня. И когда он несся по гати, не сомневался, что опоздал: не мог положиться ни на голубя, посланного на рассвете, ни на Славуша и стражу.
Эх, Славуш, Славуш… Жалко его было, горько, хотя Волчок и видел-то его три раза в жизни.
Но учебник он написал лучше, чем чудотворы в Верхнем мире. Нужно было уходить с этого места, ржание коня могли услышать. Впрочем, найти в тумане человека не так-то просто, для этого люди должны идти частой цепью, и вряд ли Огненный Сокол станет тратить на это силы.
Вставать не хотелось, Волчок хлебнул из фляги ещё раз, но вместо бодрости глоток принес только шум в голове и сонливость. По болоту он не доберется до Хстова и за трое суток, даже если не будет спать, но и выйти на Северный тракт слишком опасно – там его ждут на каждом постоялом дворе. А вот на востоке его точно искать не будут.
Но… Выморочные земли пустынны и бедны, даже лошадь купить и то будет трудно. Волчок поднялся и помаленьку двинулся на восток. Ему повезло, на деревню он наткнулся к закату, когда собирался искать сухое местечко для ночлега, – нечего было и думать идти по болоту в темноте, он и днём-то с трудом выбирал правильную дорогу.
Однако везение едва не обернулось серьёзными неприятностями – Волчок забыл, зачем на Выморочных землях обычно появляются гвардейцы и как их здесь встречают. И деньги бы не помогли, деревенским ничего не стоило убить его и забрать кошелёк, не дожидаясь, пока он втридорога заплатит им за лошадь.
Его спас колдун. Верней, его единственный сын, мальчишка лет восьми. Когда деревенские окружили Волчка и потихоньку глумились над его жалким видом, тот дергал и дергал отца за рукав. И даже Волчок услышал, как мальчик шепнул отцу:
– Тат, эту рубаху Спаска вышивала. Я сам видел.
Плащ Волчок давно обернул вокруг пояса, чтобы почки болели не так сильно. Да и жарковато было в плаще. Он не сразу, но сообразил, что мальчик этот – брат Спаски, Ладуш, отданный в семью Красных Кукушек. Он был совсем не похож на сестру – белоголовый, широколицый и конопатый. И когда Волчок назвал мальчика по имени, колдун окончательно уверился в том, что убивать Волчка не стоит.
Деревня жила тем, что поставляла в замок мясо и молоко, а потому имела сразу три лошади, у колдуна же была и крытая повозка. Он сам повез Волчка на Восточный тракт, не испугавшись двадцати лиг по жалким дорогам из хвороста.
Отдохнуть и отоспаться, конечно, не удалось – то и дело приходилось сходить с повозки, подкладывать под колёса ветки, толкать её вперёд, тянуть под уздцы конягу. Да и трясло в повозке совсем не так, как в карете Красена.
20–21 июля 427 года от н.э.с.
Йока, с ног до головы намазанный карболкой, провалялся в постели весь день. Но к ужину ему надоело лежать. Да, ссадины, оставленные «каменной дробью», саднило, тянуло синяки, но слабость прошла, разве что голова немного кружилась.
Черута, конечно, возражал, уверяя Йоку, что вставать ещё рано, но тут явился профессор и сказал, что скоро Йоку ожидает приятная неожиданность и лучше бы встретить её на ногах, а не в постели. Змая за ужином не было, и Йока догадался, что это как-то связано с обещанной неожиданностью, хотя и не стал расспрашивать Важана, – ведь понятно было, что тот ничего не расскажет.
– Посидим на крыльце, – предложил Важан после ужина. – Мне бы хотелось обсудить наш вчерашний «урок».
Слово «урок» он выговорил с сарказмом, изрядно поморщившись. Лицо профессора тоже было иссечено камушками, а под глазом сидел заметный синяк.
Солнце спускалось за лес, но комары ещё не появились. И вечер после жаркого июльского дня был тёплым – самое время сидеть на крыльце.
– Йелен, я надеюсь, произошедшее надолго отобьёт у тебя охоту выпить смерч?
– Не знаю, профессор. – Йока, весь день вспоминавший воронки с отвращением, вдруг подумал, что ему снова хочется за свод.
– Вот как? Мне казалось, тебя ветер потрепал сильней, чем нас с Охранителем.
– Ну и что? Теперь мне ещё сильней хочется… остановить воронку. Уничтожить…
– Ты собираешься мстить ветру? – Профессор улыбнулся краем губы.
– Нет. Скорей, я хочу доказать, что я сильней. И не ветру, конечно. Но вы, профессор, вовсе не обязаны рисковать вместе со мной.
– Обязан, – ответил Важан. – Ты несовершеннолетний, а учитель отвечает за ученика.
– А Змай сказал мне, что жизнь генерала ценней, чем жизнь солдата… – усмехнулся Йока.
– И был прав. Но в данном случае ценность твоей жизни намного превосходит ценность моей.
– Скажите, профессор… Я хотел спросить вас, ещё когда был в колонии… Вы хотите, чтобы к власти пришли мрачуны вместо чудотворов? Вам для этого нужен прорыв границы миров?
– Чушь… – прошипел Важан. – Нет никакой разницы, кто стоит у власти, чудотворы или мрачуны.
– Но зачем тогда вам, лично вам, прорыв границы миров?
– Лично мне? Если ты ставишь вопрос таким образом, ты многого не понимаешь. Что заставляет твоего отца ежедневно отправляться на службу, в суд ли, в Думу ли? Вместо того чтобы спокойно гулять в парке, ходить в театры, ездить на море и в горы? Он достаточно богат, чтобы вести праздный образ жизни.
– Но… это же со скуки умереть можно…
– Нет, Йелен. Праздность зачастую действительно ведёт к пресыщению и скуке, но это понимают лишь те, кто вкусил её сполна. Речь не о том. Прорыв границы миров нужен не лично мне, а этому миру. И я считаю себя вправе как выдвигать подобное утверждение, так и осуществить прорыв. Ну, или способствовать прорыву. Более того, я считаю себя вправе способствовать разрушению свода, независимо от того, произойдёт он до прорыва границы миров или после. Если этого не сделать в ближайшее время, Обитаемый мир умрёт.
– И вы не боитесь принимать такие решения? – Йока поёжился.
Сколько бы ему ни говорили о необходимости восстановления равновесия, он почему-то думал о жертвах, которые придётся принести этому равновесию.