Нью-Йорк
Нина шла по темному тоннелю так бистро, насколько ей позволяло чувство осторожности. Под ногами хлюпала холодная вода. По запаху можно было предположить, что где-то прорвало канализацию. Кругом все шуршало — разбегались крысы.
Она потеряла счет времени и не понимала, как далеко и в какую сторону от станции «Сити-холл» убежала. Но скорее всего не очень далеко.
Узкий проход постоянно куда-то сворачивал. Иногда попадались и боковые ответвления, однако они были перегорожены железными решетками и спрятаться за ними от преследователей Нина не могла.
А те сидели на хвосте. Закрыв за собой дверцу люка на заброшенной станции, Нина выгадала несколько минут, пока бандиты осматривали лестницы. Но, сообразив, что деваться ей некуда, они стали искать тщательнее и догадались, где спряталась беглянка. Теперь у Нины болели ноги и отваливались руки. Книга как будто вдвое прибавила в весе, а ее острые углы впивались в тело. Но выкинуть ее или даже просто оставить, чтобы преследователи отвязались, получив что хотели, было нельзя. Нельзя просто потому, что старинный фолиант прикован к запястью наручником.
Еще один поворот. Нина обогнула его, надеясь увидеть выход или по крайней мере боковое ответвление, чтобы запутать китайцев. Ничего. Только тусклые лампочки на сводчатом кирпичном потолке продолжали указывать путь в темноте.
Вода прибывала. Тоннель стал глубже, застоявшаяся вонючая жидкость поднялась до колен. Где-то впереди слышно было, как булькает втекающий поток.
Идти стало тяжелее. С каждым шагом ноги погружались в слой липкой грязи под смрадной поверхностью. Казалось, воплощаются самые страшные детские кошмары, когда Нине снилось, будто она вязнет в зыбучих песках.
Накатил ужас. Чем медленнее она шла, тем ближе подбирались двое мужчин. В их планы вовсе не входило поймать ее. Достаточно застрелить. Им всего лишь нужно приблизиться на расстояние выстрела…
Задыхаясь, Нина из последних сил пустилась бежать, с трудом вытягивая ноги из ила. Звук текущей воды впереди зазвучал громче. Как и всплески позади.
Нина не решалась оборачиваться. Еще один поворот тоннеля, кроме желтых бликов от лампочек — слабый дневной свет на стене…
Один из преследователей вдруг остановился, потому что шлепать по воде продолжила лишь одна пара ног.
Выстрел!
Глухие хлопки глушителя в стенах замкнутого пространства отразились гулким эхом. Пули хлестко ударили о кирпичи. Нина, пригнувшись, бросилась к спасительному повороту, споткнулась и плюхнулась в отвратительную лужу.
Стрельба стихла. Нина заставила себя вынырнуть и встать, опираясь одной рукой о скользкое дно. Под ладонью что-то зашевелилось, и противный водяной таракан уполз в сторону. Тоннель снова пошел вверх, а в конце его отчетливо забрезжил дневной свет.
Выход!
Нина побежала к свету… и отчаянно ухватилась за подвесную трубу, чуть не свалившись в открытую шахту.
Высокая камера, в которую она попала, была шириной три метра. На разной высоте и под разными углами в нее выходили трубы, выплевывающие свое содержимое вниз, в пустоту. Дневной свет пробивался через неряшливые стеклянные кирпичи на потолке, всего в каких-то пятнадцати метрах вверху. Нина видела, что кто-то по ним ходит, закрывая на мгновение небо.
Из стены выступали ступеньки проржавевшей лестницы, ведущей к крышке люка на улицу…
К закрытому люку. Даже с такого расстояния Нина разглядела висящий на нем замок.
Она посмотрела вниз. Перекладины лестницы спускались в бездну; трудно было и представить себе, насколько глубока шахта. Впрочем, разницы никакой. Вверх, вниз — когда китайцы добегут до конца тоннеля, они ее застрелят.
Но на другой стороне шахты виднелся другой проход. Вход в него был меньше, чем тот, в котором она сейчас стояла, однако внутри тоже горели желтые фонари. Еще один шанс сбежать от преследователей.
Если только получится. Мостика через шахту, конечно, не было. Только металлическая труба над головой.
Делать нечего.
Нина пристроила тяжелый том на плечо, прижала щекой и осторожно протянула левую руку, чтобы проверить трубу. Затем подняла правую, сделала глубокий вдох…
И повисла над шахтой.
Книга поехала вперед, угрожая вывалиться из захвата. Нина изо всех сил прижала щеку к кожаной обложке, чтобы не дать фолианту упасть. Отчаянно хватаясь за трубу, она скользнула по ней правой рукой сантиметров на тридцать. Потом подтянула левую к правой. Острый угол книги врезался в плечо. Еще тридцать сантиметров правой, снова подтянуть левую…
Из-за спины доносилось, как по воде топают два человека.
Нина задержала дыхание и попробовала ползти быстрее. Книга снова предательски сдвинулась. С трудом, работая всеми мышцами шеи, Нина вернула ее на место. Еще тридцать сантиметров трубы, пододвинуть левую руку, опять вперед правой…
Полпути пройдено. Бандиты могли выскочить в любой момент и увидеть ее. Очень удобная мишень.
Страница 34 из 133
Если они убьют ее, она упадет вниз вместе с книгой. А если шахта ведет в основной коллектор, то добычу, за которой гоняются китайцы, унесет сточными водами. Возможно, они все-таки не станут открывать огонь. Кто знает…
От каждого движения дыхание прерывалось. Плечи отчаянно ныли, книга больно впивалась в мышцы. Два метра пройдено, два с половиной. Топот ботинок по поднимающемуся склону тоннеля…
Из стока над головой хлестала тошнотворная, если не сказать хуже, вода. Волосы и одежда промокли насквозь. Труба под руками стала скользкой. Книга по-прежнему норовила выпасть, теперь назад. Несмотря на все усилия, прикладываемые Ниной, скоро неизбежно наступит момент, когда удержать том будет невозможно.
Осталось всего лишь один раз передвинуть руки.
Книга наклонилась. Кожей лица Нина ощутила сначала обложку книги, а потом металлическую рамку.
Фолиант выпал.
Он пролетел, просвистев цепью возле уха, как раз в тот момент, когда Нина схватилась правой рукой за раму на краю прохода. Левая рука соскочила с трубы, не выдержав рывка.
Подавив крик, Нина вытянула ногу и носком нащупала выступ. Фолиант, словно маятник на цепи, качнулся в другую сторону. Книга стукнулась о стенку шахты, застежки на ней распахнулись. Мышцы просто горели, но Нине удалось последним отчаянным рывком прыгнуть в тоннель и вытащить при этом книгу.
На противоположной стороне появился вооруженный человек, вскинул пистолет и спустил курок.
Щелк!
Ничего не произошло. Азиат нажал на спуск еще раз, затем вытянул обойму, чтобы проверить ее, и закричал что-то, что, даже не зная китайского, иначе как площадную брань воспринять было нельзя. У него закончились патроны.
Через секунду появился человек с хвостиком. Он выкрикнул приказ. Первый китаец нерешительно посмотрел на него, затем схватился рукой за трубу.
Нина повернулась, чтобы бежать. Китаец завис над шахтой. Неожиданно край трубы отломался от стены.
Китаец с воплем рухнул вниз и исчез в темноте. Труба, отломавшаяся и с другой стороны, последовала за ним. Стук от их падения раздался позднее, чем предполагала Нина.
Она взглянула на китайца с хвостиком. Тот выглядел скорее раздраженным, чем расстроенным смертью помощника. Их взгляды пересеклись. Очевидно, у него тоже больше нет патронов. Погоня завершилась. Перебраться на другую сторону он не мог.
— Передай привет своим ублюдкам! — крикнула ему Нина, захлопнула книгу и поспешила по проходу.
Но не успела она пробежать и трех метров, как услышала позади себя какое-то движение.
Она обернулась и увидела, как мужчина прыгает через шахту. Полы пальто распахнулись, и китаец стал похож на большую летучую мышь. Вытянув руки вперед, он схватился за самый край металлической рамы, больно ударился о стену шахты, крякнул, но тут же стал подтягиваться.
— Вот черт!
Нина продолжила бег, подстегиваемая новой волной страха. Тусклые фонари дежурного освещения мелькали прямо над головой. Этот проход, хотя и более узкий, по крайней мере был сухим. И впереди слышался знакомый звук — грохот и лязг электропоезда. Тоннель возвращался в метро.
Появились яркие огни, холодный голубой отблеск на бетонных стенах. Нина выбежала в прямоугольную камеру, из которой в разные стороны расходилось несколько тоннелей. После темного прохода свет почти слепил. Служебный вход к станции метро, с открытым лифтом!
Нина вскочила в тесную кабину и кулаком стукнула по верхней кнопке на панели, ожидая, что дверь закроется автоматически. Через пару секунд она поняла, что закрывать дверцу старого лифта придется самой. Она схватилась за ручки внешней двери и дернула навстречу друг другу. Металлическая раздвижная решетка захлопнулась.
Китаец выбежал из тоннеля и помчался прямо к ней. В руках у него была черная трость. Вторую руку он прятал за спиной.
Нина захлопнула внутреннюю дверь. Заработал двигатель.
Китаец выбросил руку в сторону Нины. Серебряный клинок воткнулся между решетками дверей. Женщина инстинктивно вскинула книгу, прикрываясь ей как щитом…
Чик!
Меч без всяких усилий пронзил кожаную обложку, металл, стекло и пергамент.
И одежду.
И плоть.
Нину, все еще сжимающую фолиант, отбросило к задней стенке маленькой кабины. Она почти беззвучно вскрикнула, рот так и остался открытым в немом изумлении, когда она взглянула вниз.
Острый кончик меча торчал в ее груди чуть выше сердца…
Самый кончик.
Книга приняла на себя основной удар, и лишь полсантиметра заостренного металла достигло цели.
Нина оттолкнула книгу, и кончик меча выскочил из тела. На блузке вокруг раны появился кровавый круг. Только теперь, после первого шока, дала о себе знать боль.
Преследователь резко потянул меч назад чуть не вырвав книгу из рук Нины — она едва удержала ее одной рукой. И все-таки фолиант тяжело плюхнулся на пол. Оставшиеся до сих пор не разбитыми стеклянные листы треснули. Страницы раскрылись, поскольку клинок их больше не скреплял.
Лифт пришел в движение.
Китаец убрал меч и схватился свободной рукой за ближайшую половину раскрытой книги, переворачивая ее набок и подтаскивая к себе. Две половинки внешних дверей раскрылись, поскольку между ними вклинилось несколько страниц фолианта.
Страница 35 из 133
Цепь на руке Нины натянулась. Китайцу оставалось только подвинуть текст на несколько сантиметров, и он сам упадет через край пола лифта, а цепь перерубит приближающийся потолок.
Не обращая внимания на боль, Нина схватилась за цепь обеими руками и изо всей силы потянула на себя.
— Да пошел ты!
Лифт продолжал нехотя двигаться вверх, потолок приближался, словно топор гильотины. Фолиант с треском развалился на две части. Нина упала навзничь и больно ударилась затылком. В руках у нее осталась половина текста. Камера и ее противник исчезли из виду.
Испытывая головокружение, она села. Кровавое пятно на груди уже было размером с ладонь. Морщась, Нина прижала руку к ране. Было ужасно больно, но угрозы для жизни укол не представлял.
Чего не скажешь об обстоятельствах в целом. Да, ей удалось еще раз ускользнуть от преследования. Но о полной безопасности говорить преждевременно. Параллельно лифту шла лестница. Вероятно, преследователь уже бежит по ней вверх.
Нина подобрала остатки «Гермократа» и заставила себя подняться. На верхнем этаже лифт остановился. Она раскрыла дверь и выскочила наружу, слыша, как топает по лестнице китаец с хвостиком.
Еще одна дверь в конце коридора, пожарный выход…
Нина прорвалась сквозь нее и очутилась на платформе метро. «Ченнэл-стрит», одна остановка к северу от станции «Бруклин-бридж». Она пробежала больше, чем предполагала, несколько кварталов.
Плевать! Главное, что у платформы с раскрытыми дверями стояла электричка.
Нина вскочила в ближайший вагон, оглядываясь на пожарный выход.
Двери электрички зашипели перед закрытием.
Китаец с хвостиком вывалился на платформу и тоже бросился к поезду. Снова сверкнул его меч…
Двери захлопнулись.
Нина с воплем отскочила назад когда клинок проскочил между резиновыми прокладками на дверях. Поезд набирал скорость. Китаец бежал рядом, не спуская глаз с Нины, затем вынужден был признать поражение и вытащил меч из двери. Через несколько секунд он скрылся из виду, а поезд нырнул в темноту тоннеля.
Нина наконец смогла сделать вздох облегчения. И только после этого обратила внимание, что у нее есть зрители. Пассажиры в вагоне с любопытством смотрели на нее. Даже у привыкших ко всему ньюйоркцев грязная, мокрая и окровавленная женщина, за которой гонится азиат с мечом, вызывала неподдельный интерес.
— Привет, — устало произнесла Нина, сжимая книгу. — Да, у такого алименты не выбьешь!.. — Пара пассажиров хихикнули. Нина плюхнулась на сиденье, запоздало понимая, что ее сосед — тот самый «добрый самаритянин» с улицы возле резиденции братства. — О, привет, опять ты! — сказала ему Нина, вытряхивая грязь из разорванного рукава жакета от Армани. — Держи!
Парень с неприкрытым ужасом смотрел на таракана, которого только что получил в руки, затем швырнул его на пол и поспешно пересел на самое дальнее место. Нина послала ему усталую, но полную сарказма улыбку и решила проверить, что осталось от книги.
Обложка отсутствовала, как и первые несколько листов. Она быстро осмотрела те, что сохранились. Когда Нина переворачивала страницы, осколки сыпались на пол. У китайца осталась почти пятая часть рукописи.
Конечно, копии текста имеются. Но некоторые вещи можно изучить только по оригиналу, в чем Нина была уверена. Иначе зачем идти на такие крайние меры, чтобы похитить фолиант?
Ладно, к этому вопросу можно вернуться потом. А сейчас нужно куда-нибудь спрятаться и получить первую помощь.
И еще — принять душ.
Попадопулос, словно рыба, беззвучно открывал и закрывал рот, пока Нина выкладывала перед ним на рабочий стол то, что осталось от фолианта, содержащего древний диалог «Гермократ». Маленькие осколки стекла все еще выскакивали из погнутых рамок.
— Это… это… это катастрофа! — наконец выдавил из себя грек.
Нина сердито посмотрела на него:
— Могло быть хуже. — Уже наступил вечер; большую часть дня она провела в полицейском участке, пытаясь объяснить события, последствием которых стало несколько убитых в офисном здании в центре города и еще три трупа — один обгоревший, другой раздавленный, третий утонувший — в подземельях нью-йоркского метро. — Кстати, первые четыре страницы теперь у моего преследователя. Вы, конечно, не догадываетесь, кто это такой и на кого он работает?
— Я собирался спросить у вас то же самое! — взволнованно воскликнул историк. — Понятия не имею! Единственный человек, с кем я непосредственно общался по поводу «Гермократа», — это вы. — Неожиданно глаза за стеклами очков подозрительно сверкнули. — Не из-за вас ли все?
Нина в отчаянии потерла виски.
— Ага, я нанимаю банду психов, чтобы они украли древний документ, а заодно и меня угрохали!
— Однако вы выжили.
— Вы тоже! — Нина наградила его изучающим взглядом, подняв одну бровь. — Кстати, как вам это удалось? Что произошло?
— О, чистое везение… — хмыкнул Попадопулос и поправил настольную лампу так, чтобы она лучше осветила одну из страниц. — О нет, посмотрите! Пергамент поврежден! — Он показал на вертикальный разрез, оставленный клинком.
Страница 36 из 133
— Боюсь, так будет на всех страницах. Их проткнули мечом. — Глаза Попадопулоса округлились, а Нина продолжила, прежде чем грек успел выразить недовольство: — И скажите спасибо, что только это. Иначе я бы была мертва, а наш друг получил бы книгу целиком.
— Ничего бы этого не случилось, если бы вы не настояли на перемещении текста из архива в Риме, — наконец произнес Попадопулос, переворачивая страницу. Стеклянный лист с задней стороны страницы разбился, осколки выпали на стол. Нина аккуратно стряхнула стеклянные крошки с хрупкого пергамента и осмотрела чистую сторону страницы на предмет других повреждений. — Там такое бы не случилось, нет!
Нина хотела спросить, насколько он в этом уверен, когда в кабинет вошел Гектор Аморос.
— Нина! Господин Попадопулос! Слава Богу, вы оба целы.
— Спасибо. Один из нас наверняка, — ответила Нина.
Попадопулос раздраженно закусил губу, затем продолжил тщательно осматривать страницы в свете лампы.
— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Аморос.
— Как будто мне сделали пятьдесят уколов антибиотика. Но ничего, переживем.
— Это радует. Похоже, ты не единственный сотрудник АМН, с которым сегодня приключилась… э-э… чрезвычайная ситуация. — Он посмотрел на грека: — Господин Попадопулос, нельзя ли вас попросить на минуту выйти? Мне нужно обсудить наедине с доктором Уайлд нечто важное.
— Не беспокойтесь, я больше не собираюсь выпрыгивать из окна, — произнесла Нина, жестом показывая на разложенную на столе книгу. Попадопулос скривил выразительную гримасу, тем не менее послушно вышел из комнаты. Нина обернулась к Аморосу: — Что ты имеешь в виду?
— Я только что разговаривал по телефону с Эдди.
— С Эдди? — Нина неожиданно почувствовала тревогу. Она совсем забила про него в сегодняшней кутерьме. — Что случилось? Он в порядке?
— С ним все нормально. Уже возвращается в Нью-Йорк, звонил мне как раз с борта самолета. Он и с тобой целый день питался связаться.
Нина взглянула на мобильник на столе, впервые замечая значок пришедшего сообщения.
— Ой!.. У меня голова была немного не тем занята.
— Действительно. — Аморос задумчиво потер большим пальцем бородку с проседью. — Говоришь, напавшие на тебя люди были китайцами?
— Во всяком случае, из тех мест. Паспорта я у них проверить забыла… Подожди, ты думаешь, что они и поездка Эдди в Китай — звенья одной цепи?
— Эдди уехал в Шанхай, — объяснил Аморос, — потому что нащупал след, ведущий к разгадке гибели MPCP в Атлантическом океане три месяца назад.
— Что за след?
— Незадолго до того как вышка перевернулась, с нее по спутниковой связи было скопировано несколько закрытых файлов АМН. Эдди утверждает, что везет копии этих файлов. Среди них есть информация относительно утерянных текстов Платона. — Аморос кивком указал на книгу. — А еще — досье на наших сотрудников. А именно информация на Эдди… и на тебя.
По спине Нины пробежал холодок.
— То есть станцию затопили специально? И это как-то связано со мной?
— Да, связь вероятна. Какая, нам неизвестно. Пока… Но я тебя уверяю, мы из шкуры вылезем, чтобы это узнать. Если кто-то способен расправиться с персоналом станции лишь для того, чтобы прикрыть кражу файлов, то дело здесь нешуточное.
— Господи! — Потрясенная Нина опустилась на стул. — Где Эдди нашел эти файлы? У кого они были?
Лицо Амороса помрачнело.
— Как утверждает Эдди, у Ричарда Юэня.
— Что?!
Нина вспомнила встречу с китайцем на борту яхты Рене Корву. Высокомерный, щеголеватый, самодовольный и властный… Но чтобы при этом еще и убийца? Трудно поверить.
— Мы раскопаем всю подноготную, Нина, не волнуйся. Однако пока я не увижу файлы собственными глазами, я мало что могу сделать.
— Когда Эдди вернется?
— Рано утром, около пяти часов. Он приедет прямо сюда.
— Замечательно. — Нина припомнила первые слова Амороса. — Постой, когда ты говорил про чрезвычайную ситуацию…
— Главное, с ним все в порядке. С тобой тоже. И текст Платона у тебя.
— Большая его часть, — печально напомнила Нина.
— Что теперь будешь делать?
— Полагаю, наш друг за дверью мечтает схватить текст в охапку и сесть в ближайший самолет до Рима, — ответила Нина. — Мы должны этому воспрепятствовать, пока не выясним, почему ради гробницы Геркулеса Юэнь решился на убийства.
— Мы не знаем наверняка, что за всем стоит Юэнь, — возразил Аморос.
— Похоже, Эдди в этом уверен.
— Давай все же соберем факты, прежде чем выдвигать обвинения. Особенно против одного из директоров АМН. — Аморос направился к двери. — Я попробую убедить Попадопулоса оставить книгу нам на временное хранение.
— Хорошо бы.
Аморос кивнул и вышел из комнаты. Нина вздохнула, неожиданно почувствовав страшную усталость. Интересно, чем все-таки Чейз занимался в Шанхае?
Она принюхалась. Какой-то странный запах наполнил кабинет.
— Проклятие!
Нина резко обернулась и увидела, что лист пергамента под воздействием тепла от лампы начал сморщиваться.
Нина убрала лампу, хлопая ладонью по странице и дуя на старинный документ, чтобы охладить его. Ее сердце билось от страха от одной только мысли, что текст превратится в дым прямо у нее на столе. По счастью, страница не пострадала, разве что немного покоробилась. Однако запах не был похож на гарь…
Страница 37 из 133
Тогда что это?
Запах слабый, с очень знакомым, резко-кислым привкусом, который в мозгу Нины ассоциировался с кухней. Уксус… или лимонный сок…
Нина прижала ладонь ко рту, сдерживая возглас, когда до нее дошло значение запаха. Она снова направила лампу на страницу, нагревая заднюю сторону пергамента.
На нем медленно стали проявляться коричневые значки, казавшиеся на первый взгляд не более чем случайными помарками.
Нина взяла пергамент в руки и стряхнула остатки стеклянной крошки.
В кабинет вошел Попадопулос.
— Доктор Уайлд! О нет! — Он замер на месте, глядя, как Нина разламывает металлические рамки и вытаскивает из-под стекла тонкие странички. — Что вы творите! Вы безумный вандал!
Нина подняла руку.
— Другая сторона! — быстро произнесла она, продолжая заниматься своим делом. — Ведь ее никто раньше не изучал?
— Изучать нечего! Все листы с обратной стороны пустые!
— Вы уверены? — Нина продемонстрировала ему страничку, на которой появились отметки. Раздражение грека внезапно сменилось заинтересованностью. — Вы сами согласились, что использование только одной стороны пергамента очень необычно, не правда ли? Но за все столетия, в течение которых братство держало «Гермократ» в своих архивах, никто не удосужился понять почему. Я вам отвечу. — К этому моменту все листы уже были вытащены из рамок. Пластмассовым степлером Нина сбросила осколки и разложила листы на столе лицевой стороной вниз. — Потому что Платон хотел использовать обратную сторону для чего-то другого! Смотрите! — Она направила лампу на другой участок первой страницы. На свет появились очертания букв. — Он писал невидимыми чернилами!
— О Боже!.. — воскликнул Попадопулос, сгибаясь и внимательно всматриваясь в страницу.
— Невидимые чернила, — снова повторила Нина с легким укором и насмешкой. — Один из старейших трюков, изобретенных для сокрытия информации. А братство за две тысячи лет не додумалось это проверить.
— Наша цель — не дать знаниям атлантов попасть в плохие руки, — горделиво возразил Попадопулос. — Мы не собирались охотиться за сокровищами по следам древнегреческих мифов!.. — Он осторожно обвел пергамент по кругу под самой лампой в поисках других скрытых знаков. — Как долго чернила остаются видимыми?
— Не знаю. Возможно, они проявились навсегда, а может, снова поблекнут в прохладном месте. Во всяком случае, я позабочусь, чтобы все это сфотографировали. — Нина задумчиво почесала подбородок. — Странно…
— Что?
— Какой бы рисунок здесь ни был изображен, похоже, его разрезали пополам. — Она показала на центральную часть страницы. — Видите? Все линии обрываются по прямой, как будто сверху прикладывали лист бумаги. — Нина приложила второй лист, демонстрируя, что она имела в виду. — Нужно больше света.
Она выбежала из комнаты и вскоре вернулась с двумя настольными лампами, которые бессовестно стащила из соседних кабинетов. Воткнув штепсели в удлинитель, Нина поставила светильники на стол.
— Нужно просмотреть все страницы.
С помощью архивариуса все листы получили такую же импровизированную обработку светом, как и первый. Оказалось, что невидимые знаки есть на каждом.
— Прямо не знаю, что все это значит, — пожаловался Попадопулос, делая шаг назад, чтобы взглянуть на картину целиком.
— А я знаю. По крайней мере догадываюсь. Посмотрите сюда. — Нина показала на группу маленьких символов. — Это греческие буквы, точнее, нижние половинки греческих букв. А верхняя часть… — Она поискала среди остальных фрагментов и нашла похожие символы, идущие вдоль края листа. Когда два пергамента сложили вместе, буквы идеально совпали друг с другом и образовали слово βοθνό. Гора. — Это карта! Похоже на мозаику — нужно собрать все в единое целое, и тогда мы узнаем, где находится гробница Геркулеса!
Попадопулос все еще не мог поверить в открытие.
— Выходит…
— Разгадка была все время под носом! «Даже слепец может узнать дорогу, если обернет пустое лицо к теплу солнца». Пустое лицо — это чистая лицевая сторона!.. Значит, Критий все-таки рассказал Платону, как отыскать гробницу. По каким-то причинам они решили спрятать эту информацию. Возможно, просто не хотели, чтобы ученики Платона разграбили сокровища. Поэтому, создавая «Гермократа», Платон поместил прямо в тексте подсказки, как найти карту. А саму карту нарисовал с обратной стороны!
— И члены древнего братства Селасфорос попались на уловку, — задумчиво произнес Попадопулос. — Они хотели скрыть от человечества часть диалога, относящуюся к Атлантиде, но так и не поняли, что владели чем-то большим…
— Теперь мы добрались до истины, — напомнила Нина. — Давайте сложим все вместе.
На сборку пазла ушло некоторое время, поскольку линии местами проступили плохо, а местами были повреждены. Однако в конце концов им это удалось. Почти удалось.
— Черт побери!.. — выругалась Нина. Попадопулос странно посмотрел на нее. Нина покраснела. — Простите. Набралась словечек у своего друга… Видите, не хватает нескольких фрагментов.
Страница 38 из 133
Листы пергамента лежали друг на друге под разными углами, некоторые почти скрывались под двумя, а то и тремя другими. В целом картина казалась понятной. Это действительно карта, на которой изображен путь, ведущий в горы, обозначенные единственным греческим словом.
Ηραкλεφ. Геракл. Геркулес.
Гробница Геркулеса существовала, была реальным местом с географическим положением. Нина почувствовала приток адреналина. Она оказалась права.
Но добраться до гробницы невозможно…
— Все ясно, — произнес Попадопулос, изучая карту. — Это река, вот здесь она изгибается, вот здесь расширяется, словно впадает в море. Только… никакого моря нет.
— Побережье! — простонала Нина. — Карта побережья на другом листе, которого у нас нет. Пока мы не найдем ее, чтобы соотнести с реальным местом, гробницы нам не отыскать!
— Но есть одна хорошая вещь!
— Какая?
— Тот, кто украл остальные страницы, тоже не сможет добраться до гробницы!
— Это точно. — Нина еще раз посмотрела на карту. Она так близко подошла к тому, что искала, и не может сделать даже первый шаг… — Я займусь фотографиями. Нужно все запротоколировать и описать.
— Отлично! Тогда я смогу подготовить к возврату в архив то, что осталось от книги, верно? — с надеждой спросил грек.
Нина обдумала ответ.
— Пока что нет, — возразила она. — Думаю, мы нашли еще не все. В тексте есть другие фразы, которые, как мне кажется, Платон оставил в качестве подсказок. Я уверена, что мне понадобится оригинал, чтобы найти соответствие на карте.
Попадопулос разочарованно заворчал;
— Очень хорошо, доктор Уайлд очень хорошо. Пергамент настолько поврежден, что его не удастся сохранить долго. Но я все равно не понимаю, как вы собираетесь отыскать гробницу, даже если разгадаете остальные ключи. Ведь нескольких страниц не хватает.
— Значит, нужно их вернуть. — Лицо Нины светилось решительностью. — Я знаю, у кого они. Мы поедем к нему и заставим их отдать.
— Если только он не явится первым, — предупредил Попадопулос.
Дорога к санаторию была ему уже известна – приходилось уже здесь бывать и всякий раз скорее с ущербом для здоровья, нежели с пользой. «Еще один довод оставить вас, товарищи-друзья», – думал Акентьев.
Пространство перед парадным входом было заставлено служебными черными «волгами». «Словно гробами», – подумал Переплет, выбираясь из точно такой же машины. С некоторых пор, он во всем умел находить перекличку со своей специальностью. А вот и владельцы черных «волг» – чинные и степенные, как итальянские мафиози. Старые грибы. Гробы, грибы… Акентьев подумал, что все-таки зря он сюда приехал, но раз уж согласился, нужно отыграть роль до конца.
– Вы не передумали насчет ухода? – спросил его Черкашин и, обняв за плечо, повел к остальным. – Еще не поздно изменить решение…
«Сейчас скажет: «никто не уходит от нас живым!» – подумал Переплет. – Похоронных дел мафия никого не выпустит из своих рук!»
И похоронят заживо. Как в рассказах Эдгара По.
– Нет, я уже все обдумал! – сказал он твердо. – Чувствую, что должен сменить обстановку, – сказал Акентьев.
– Откровенно, Александр Владимирович, скажу вам, не понимаю я этой охоты к перемене мест! – проговорил Черкашин.
Больше его никто ни о чем не спрашивал. Переплет прекрасно понимал, что на его место, доходное при любой власти, сейчас метит не один человек. А значит, долгих уговоров не будет. И слава богу. Все было решено и решено не им.
В просторном холле санатория он встретил нескольких старых знакомых. В том числе и Никитина, с которым познакомился благодаря Дрюне Григорьеву. Никитин кивнул ему по-дружески. Он стоял в компании Лазаря Фаридовича Хохрева – главного исполкомовского демагога и любителя молодых девушек. Тут же был Андрей Милославский, который, скорее всего, займет место Переплета. Все они, задрав головы, разглядывали статую Владимира Ильича, украшавшую холл санатория.
– Скоро все это полетит к чертям собачьим! – пояснил Черкашин. – Неужели не ясно, куда ветер дует? Помните, как сразу после революции громили памятники? Это совершенно естественный процесс, скажу я вам – первое желание новой власти уничтожить напоминание о власти старой…
– Думаете, дело только в этом?
– Неважно, товарищ Хохрев, все это неважно… Важно только то, чем все закончится. Результат, так сказать. И, скажу я вам, заглядывая в будущее, что каким бы он ни был, этот результат, а жить в эпоху перемен я и врагу не пожелал бы.
Акентьев собирался было присоединиться к дискуссии и даже уже открыл рот.
– Добрый вечер! – сказал вдруг кто-то за его плечом.
Переплет обернулся и вздрогнул. Девушка была та самая – мулатка, что спасла ему жизнь. Или это только кажется?
– Больше не гуляете по ночам? – спросила она, и Акентьев понял, что не ошибся.
Он молчал – сейчас, при ярком электрическом свете, эта странная женщина напомнила ему его собственную дочь. А если быть точным – дочь Дины Орловой. Покойную. «Наверное, именно так она бы выглядела в этом возрасте», – подумал он.
Покойную? Ее ведь не нашли. Не нашли, и что же? Это ничего не значит. Он представил себе темную воду, темную холодную глубину…
«А ведь там, в темноте, может быть что-то», – подумал он и вздрогнул.
Девушка подошла ближе, плавно качая бедрами. Акентьев только сейчас заметил, что они остались одни. Кроме них в холле был только Ильич, вдохновенно простиравший руку к роскошной люстре.
– Я хотел бы… – начал он.
Она закивала раньше, чем он закончил мысль. Конечно, никто не узнает о том случае. Хотя, подумал Акентьев, здешнюю публику этот эпизод только позабавил бы, он даже представлял себе шутки, которые услышит по этому поводу. Тем более, что теперь после его ухода, никто не может использовать это в качестве компромата.
– Вы уже познакомились?! – спросил Черкашин, снова появляясь из какого-то угла. – Ангелина Степановна Безбожная, наше сокровище. Золотые руки, в буквальном смысле слова. Скоро сами поймете! Золотые пальцы, золотые… Словом, все золотое!
– Пойдемте! – она взяла Переплета за руку и повела за собой, как ребенка.
Ангелина лучше, чем он сам, ориентировалась в коридорах санатория. Странно, что они не встречались раньше – наверное, она недавно в здешнем штате. Нужно будет расспросить о ней Черкашина. Кто она и куда его ведет?
– Ой! – свет под потолком вдруг замигал и погас, но Ангелина не остановилась ни на секунду. Можно было подумать, она даже не заметила этого, и отсутствие света нисколько не мешало ей ориентироваться в темноте. «Она словно летучая мышь», – подумал Акентьев и сжал ее руку – нервы стали ни к черту.
Видимо, какие-то перебои с электричеством. Так оно и было, свет снова вспыхнул. Ангелина провела его в маленькую комнату, освещенную низко висящими лампами. Здесь стоял массажный стол. Акентьев вопросительно взглянул на свою новую знакомую. Та показала с шутливым поклоном на стол, приглашая занять его.
– Ничего мистического, – решил он. – Массажистка с отличной физической подготовкой… Только и всего.
Ангелина сначала прошлась ребрами ладоней по его спине, потом стала щипать мускулы. Акентьев подумал, что не зря приехал. Начало, во всяком случае, обнадеживало.
Рядом появился столик на колесиках, Ангелина была радушной хозяйкой. Переплет принял из ее рук чашку, наполненную каким-то незнакомым напитком – черным и тягучим.
– Что это? – спросил он.
– Это сделает тебя сильнее…
Он поверил. Напиток был странным на вкус – солоноватым, похожим на кровь. Черную кровь. Александр почувствовал, как по телу растекается пламя.
Потом Ангелина нацепила на руку специальный массажер, который противно загудел, но сама процедура оказалась приятной, так что можно было смириться со звуком. Ангелина ненадолго прервалась и попросила его перевернуться. Он увидел, что девушка обнажена. Тело ее казалось выточенным из темного дерева. Ее губы были приоткрыты, она облизала их, предвкушая удовольствие…
Ему не пришлось ничего делать. Только наслаждаться.
Спустя некоторое время Переплет присоединился к избранному обществу, уже перекочевавшему в полном составе в столовую санатория. После общения с Ангелиной он чувствовал себя родившимся заново. Столовая была оформлена в мрачноватом стиле, напоминавшем зал для ритуальных услуг. В помещение вели массивные двойные двери, тяжелые портьеры совершенно закрывали окна, не пропуская свет.
Переплет занял предложенное место и оглядел соседей. Ему улыбались, те, кто не успел еще пожать руку, сделали это теперь. Стол радовал обилием закусок и спиртного – когда, впрочем, здесь бывало иначе? Слово «дефицит» было здесь неизвестно. Оттого и вызвало удивление у соратников желание Переплета оставить все еще сытную кормушку.
– Позвольте мне, как хозяину, выразить свою признательность всем присутствующим… – начал Черкашин.
– Ради бога, Анатолий Степанович, не надо этого! – попросила кто-то из дам капризным голосом. – Ну, давайте просто выпьем по-людски! Мы же не на заседании!
Черкашин обиженно развел руками – мол, как скажете. Преобладал на вечере мужской состав, хотя некоторые из чиновников прибыли с женами. «Ангелина куда-то запропастилась», – отметил Переплет. Хотел спросить о ней у своего соседа, но тот был всецело занят поглощением пищи, и Акентьев решил не мешать.
У него отчего-то совсем не было аппетита, покопался вилкой в салате и оставил, предпочитая наблюдать за коллегами.
«Экие мерзостные рожи, – решил он через недолгое время. – Только жрать горазды. Нет, очень вовремя я от вас ухожу. Вон тот и на человека совсем не похож, какие-то бородавки лезут прямо на глазах…»
Через секунду-другую Акентьев с изумлением убедился, что с его соседом, в самом деле, происходят какие-то странные трансформации. Лицо его, и так не вызывавшее особой симпатии, теперь превратилось в чудовищную морду, напоминавшую картины Иеронима Босха. Глаза без век навыкате, разновеликие шипы украшали его загривок, а на короткой шее появился ошейник, тоже с шипами – как у сторожевых псов. Смысл этого украшения был неясен, потому что конец цепи, прикрепленной к ошейнику, был в руке самого исполкомовца. Хотя слово «рука» здесь было не совсем уместно. Рука эта теперь напоминала перепончатую лапу земноводного и вдобавок снабжена коготками.
Его сосед поводил острым осетровым рылом перед собой, очки в роговой оправе слетели на пол.
– Ничего не вижу! – пожаловался он. – Света! Больше света!
– Со светом, товарищи, перебои! – отреагировал Черкашин. – Не хватает на всех света! Объективно рассуждая, справедливое распределение света в принципе невозможно, поэтому нет ничего крамольного в том, что в первую очередь мы, представители власти, получаем его в количестве необходимом для плодотворной работы и заслуженного отдыха. Коммунизм, как известно, это советская власть плюс электри…
Его монолог был прерван самым возмутительным образом. Лазарь Фаридович вспрыгнул на стол и, встав в позу, провозгласил, что он больше не верит ни в бога, ни в черта, ни в советскую власть, и в доказательство этого сейчас у всех на глазах совершит акт самосъедения. Слова у него не расходились с делом, ибо в следующую секунду он уже вцепился зубами в собственную кисть.
Милославский отодвинул свою тарелку, едва не попавшую под сапог Хохрева и, взглянув пристально на этот самый сапог, сказал только:
– Обувка у тебя славная, я возьму, когда ты закончишь…
«К чему тебе сапоги? – подумал Акентьев. – У тебя ведь и ног-то уже нет, только плавники какие-то торчат колючие, того и гляди, полетишь со стула!»
Милославский повернулся к нему.
– Что же я, по-вашему, совсем не слышу, о чем вы там думаете? – спросил он гневно и затряс руками. Между пальцев у него были прозрачные перепонки.
«Это просто какой-то рыбный магазин», – подумал Переплет, обводя взглядом коллег и сослуживцев. С ужасом и восхищением наблюдал он за этими метаморфозами – казалось, начинается светопреставление и не только в масштабе столовой. Там, за стенами санатория, мир тоже должен был измениться. Вот-вот тьма, скрывающаяся по ту сторону реальности, захлестнет его с головой. Он обвел взглядом почтеннейшее собрание и отметил, что изменения в той или иной степени коснулись всех его участников.
Похоже, он единственный сохранял человеческий облик. А Ангелины нигде не было видно. Она хитрая, она все это предвидела. А может, даже это все и устроила. «О, эта девушка, – подумал он – от нее всего ожидать можно. Недаром она воспитывалась в моем доме, многое слышала, дети, они все видят, даже то, что незаметно взрослым… Нет, нет, о чем это я. Это ведь не Ксения», – напомнил он себе.
Одна из дам игриво ему подмигнула. Он только теперь разглядел, что ее платье сплошь состоит из мелких черных чешуек, а язычок-то, язычок раздвоенный! Это будило эротические фантазии, совсем неуместные в данной обстановке, тем более, что в следующий момент на улице за плотными зашторенными окнами раздались выстрелы и крики.
Вошел человек с аксельбантом, запер за собой двери и о чем-то с минуту, наверное, шептал в ухо Черкашину. Тот замахал руками, призывая всех к молчанию. В тишине стало слышно, как в холле кричат, хрюкают, стучат. Потом в запертые двери ударили – по-видимому, чем-то очень тяжелым. Люди, рыбы, амфибии вскочили с мест, прислушиваясь.
– Они Ильича вместо тарана взяли! – догадался Черкашин и побледнел от ужаса, то ли не мог вынести такого святотатства, то ли понимал, что дверям теперь долго не продержаться.
– Да ты не паникуй! Он же гипсовый! – сказал, не отрываясь от тарелки, Никитин и попросил Акентьева передать ему соус. – Развалится раньше, чем двери разнесут!
Акентьев передал. Завороженный происходящим, он действовал автоматически и так же автоматически переставил подальше бутылку водки, которую едва не сбил на пол взбесившийся Лазарь Фаридович. Тот продолжал терзать собственную руку, крутясь волчком, пока не слетел на пол – один из гостей предусмотрительно встал, уступая дорогу.
– Как это «гипсовый»?! – спросил, багровея, Черкашин. – Бронза!
– Черта с два, бронза! – усмехнулся Никитин. – Гипс, крашеный бронзовой краской!
– Что вы спорите? – рассудительно спросил третий, имя которого Переплету было неизвестно. – Сейчас сами все увидим!
Двери не выдержали, распахнулись, показалась голова то ли бронзового, то ли гипсового истукана, за которой волновалось море приземистых существ, многие из которых были вооружены короткими пиками, топориками и дубинками. Из их ртов вырывались крики, напоминавшие одновременно и кваканье, и хрюканье. Они бежали, прыгали, катились к пирующим. Статуя Ильича, которую они выпустили из рук… Или что там у них было – лапы, наверное?! Так или иначе статуя разлетелась на куски, доказав правоту товарища Никитина, который немедленно потребовал выплатить ему деньги, причитающиеся по пари. Черкашин ответил, что никакого пари с ним не заключал, Никитин сказал, что пари было, и Акентьев сам разбивал руки.
Переплет немедленно вспомнил, что и правда, разбивал, как ни удивительно, хотя сидел он на другом конце стола и не вставал с места с самого начала ужина. Голова Ильича, отколовшаяся от статуи, опередила волну атакующих и подкатилась к самому столу.
– Низшие создания… – вспомнил Акентьев, разглядывая незваных гостей, которые стремительно приближались к ним.
Нужно было бежать, спасаться от них, но ноги не слушались. Остальные гости смотрели на ворвавшихся скорее с любопытством, чем со страхом.
– Что это за разговоры? – строго взглянул поверх каких-то огромных очков на Акентьева некий чинуша с красным лицом. – Запомните, юноша, нет никаких низших существ – все мы равны. Кто был ничем, тот встанет всем!
– Станет, станет! – поправил, повышая голос, чтобы перекричать вопли нападающих, Никитин. – Но вы хорошо оговорились – в смысле, что встанет всем поперек горла!
Неизвестно, что намеревался ответить краснолицый, но твари уже вскарабкались на стол, и его очки слетели от удара когтистой лапки. Один из карликов схватил двузубую вилку, которая показалась ему подходящим оружием, и пытался уколоть ею в нос Никитина, тот закрывался руками и пронзительно вскрикивал. Посуда жалобно дребезжала под ногами захватчиков.
– Граждане, что вы себе позволяете?! Это ведь холодное оружие!..
Акентьев встал и попятился к окну. Он, наконец, снова обрел способность двигаться, вот только двигаться было некуда – кругом мельтешили эти твари. Их хриплые победные крики смешались с воплями избиваемых исполкомовцев. Акентьев чувствовал, что еще немного, и он спятит, но вдруг в зале появилась Ангелина. Она шагала среди карликов, и те разбегались от нее во все стороны, словно боялись обжечься.
Безбожная подошла к Переплету и снова повела его за руку прочь. В стене открылась потайная дверь, куда они и вошли. Акентьев еще успел услышать, как Черкашин просил не бить его по голове, а бить куда-нибудь в другое – менее важное место.
– Туда вам и дорога, – безжалостно подумал он. – Хорошо, что все уже началось…
Но что именно началось, и сам не мог сказать.
То, что было потом, помнил смутно. Комната, горящие свечи, горячий воск, капающий ему на грудь, солоноватый напиток, черная кровь, черное тело. Явь окончательно перешла в сон. Он блуждал где-то во тьме, пока не добрел до края бездны. Тут он понял, что сон ему снится почему-то мусульманский – вероятно, в этом был виноват Омар Хайям, которого он недавно читал. Над бездной простерся тонкий луч – тонкий, как путь, по которому души проходят в рай, где их ждут гурии – вечные девственницы.
«К черту их! – подумал Акентьев. – Кому это нужно?!», и мгновенно вернулся в Ленинград. Город словно вымер, знакомые здания приобрели новые пропорции, некоторые из них не отбрасывали тени, от других, напротив, они разбегались во все стороны, вытянутые, похожие на щупальца.
По Невскому проспекту, пустому, катилась голова Ильича, сбивая выставленные кем-то кегли. Пришел Моисей Наппельбаум, которого Переплет и живым-то никогда не видел. Посетовал в комическом стиле на преждевременную кончину и, кланяясь, поблагодарил за удобную могилу. Предложил в благодарность сшить платье. Переплет отказался. «Хорошо, что отказался…» – думал он, открыв глаза и пытаясь сообразить – где он и что он.
За окнами было светло.
– Славно вчера повесились! – сообщил Никитин, просовывая в дверь голову, а потом, не встретив возражений, уже и весь протиснулся в комнату.
«Повесились… – подумал Переплет. – Что за шутки?! Повеселились!»
Он понял, что еще не вполне проснулся. Потер глаза, потряс головой. Никитин без всякого сомнения сумел пережить вчерашний кошмар, как и он сам – тоже. Да… Его же увела Ангелина, прежде чем началась резня! Впрочем, все это, наверное, привиделось! Акентьев посмотрел на постель – подушка рядом с ним была смята, он почувствовал ее запах…
Никитин присел на край кровати.
– Вы позволите, Александр Владимирович? Простите за вторжение… – проговорил он, но уселся, не дожидаясь разрешения.
Переплет кивнул и подсунул себе под голову подушку.
– Вчера мы немного перепили… – сказал он. – Вы знаете, что Милославский разбил статую Ленина?
– Какой кошмар, – сказал Переплет. – Так она все-таки оказалась гипсовой!
– Именно! – прищелкнул языком Никитин. – Такой конфуз, знаете ли! Алкогольный психоз – раньше бы ему это стоило карьеры, а теперь можно оформить, как выражение гражданской позиции! Жалко, что вы отключились раньше, пить совсем не умеете, батенька, а это вам там ой как пригодится, в этой сибирской глуши… Может, все-таки скажете старику, что там у вас затевается? Я ведь знаю ваше поколение – вы не из этих, что за туманами и за запахом тайги едут, это уже все в прошлом… Значит, есть там что-то интересное. Может, возьмете старика в долю?! Я вам доверюсь, Александр, я ведь, как и все мы, не хочу остаться за бортом. Всегда лучше подстраховаться! Видите, я перед вами, как на духу, – хлопнул он себя по колену и замолчал, ожидая ответной откровенности.
Переплет вздохнул. Очень хотелось подремать еще немного. Шторы в комнате были задернуты, но свет, даже такой неяркий, все равно резал глаза. «Убрался бы ты, Никитин, подобру-поздорову!» – подумал он про себя.
– Поговорим позднее, – сказал он, решив, что постарается больше не встречаться с Никитиным до самого отъезда.
Тот кивнул и почти мгновенно исчез. Акентьев закрыл глаза. И тут же почувствовал движение рядом с собой. Рядом с постелью стояла Ксения… Нет, Ангелина. Переплет затряс головой.
– Откуда ты… Ты пряталась? – спросил он недоуменно.
– Нет, здесь еще одна дверь, – она показала куда-то за шкаф.
На Ксении-Ангелине были только трусики. Переплет понял, что между ними что-то было ночью, но что именно – никак не мог вспомнить. Это было обидно и странно – раньше ему удавалось сохранять рассудок и память даже после долгой попойки. «Должно быть, старею», – подумал он. Он вдруг вспомнил, что вчера воображал себя каким-то божеством, спустившимся, чтобы оплодотворить… Черт?! Акентьев взглянул с подозрением на свою спутницу.
– Не беспокойтесь, Александр Владимирович! Не беспокойтесь ни о чем! – сказала она, и он почему-то опять ей поверил.
В голове мелькали какие-то африканские боги с черными, как эбеновое дерево, телами, гибкие пантеры, скользящие по лианам. «Вуду», – вспомнилось странное слово. Вуду-шмуду, а факт налицо – вчера произошло что-то необычное. Впрочем, ему не привыкать.
– Чем ты меня вчера напоила?! – спросил он.
Ангелина усмехнулась.
– Разве тебе было плохо?
Акентьев задумался. Он и рад был бы сказать, что хорошо, да вот только не помнил ничего, кроме маленьких тварей, заполонивших столовую. Но ведь это был лишь кошмар. Впрочем, похмелья не было, а это уже немаловажно. «Откуда она взялась?» — думал он, глядя на то, как Ангелина медленно одевается. Слишком медленно, словно ожидает чего-то. Переплет почувствовал желание.
Кажется, снадобье продолжало действовать.