Ничто уже не спасет, как рыбу затянет в лед.
Я понял, что все пройдет, ударив по тормозам.
Нести или бросить груз, валет иль пиковый туз;
Депрессии нет и грусти – их я придумал сам…
(Текст песни группы Animal Джаz)
– Вот что за дура безмозглая! Противная девчонка! – мама крутилась по кухне, то стукнув кружкой по подоконнику, то швырнув сахарницу на стол. – Только появился какой-то хрен, что на нее посмотрел, да глазищами своими поморгал, как она уже на все готова! Все забыла напрочь! Хоть имени не спрашивай – мозги отлетели! Ври с три короба ей, она даже лапшу снимать не станет!
Катерина сидела на кухне уже с полчаса, выслушивая эту непрошенную проповедь, казалось, что словарный поток не обмелеет никогда! Дочь знала, что самое главное – не вступать в полемику, ибо, если начнешь доказывать и добавлять аргументов, то все, что будет сказано – исковеркается напрочь, и обернется против. А потому, чем меньше знает мать, тем менее прицельно бьет! Рано или поздно, ей надоест, и она уйдет спать. А ногти сделать надо, и, по возможности, аккуратно. Уф лампа гасла каждые полминуты, перевернутые темно-фиолетовые овалы, цвета черной сливы, смотрелись благородно и томно.
– Затащит ее в постель, помутузит и бросит! По самоуверенной роже видно, что человек ее ни во что не ставит! – выругалась женщина и отбыла в комнату, выключив свет. Катя, молча, встала и включила обратно.
– Одиннадцатый час… я почти закончила, сейчас пойдем с тобой. – Хозяйка потрепала золотистого ретривера за теплым ухом. Мягкий язык лизнул в ответ. Они никогда не ссорились, и пес – казалось, единственное живое создание, которое полностью понимало и принимало ее. Он достался ей от знакомой – бесплатно с коробкой корма, когда та наигралась и решила избавиться от «шерстяного мешка». Даже мамины ультиматумы не сработали. Катя тогда огрызалась, как лесная кошка, загнанная в угол. Джек – остался с ней.
Улица встретила безмолвной темнотой. Снега не было. Весь мир, казалось, вымер. Высокое пустое небо напоминало бездну, контрастируя с белой землей. Телефон запутался в подкладке. Черт! Давно надо подшить, да все некогда было…
– Привет, Оль… – послушав с десять минут о жизни подруги, Катя вывалила все дневные эмоции в неподготовленные уши…
– Понимаешь, это все довольно странно… – осторожно начала трубка. – Он, какой-то, слишком идеальный, что ли. Ты уверена, что не приукрашиваешь?
– Нет! В том и дело! Я сказала ему, ну, ты понимаешь, что я старовер, и про маму, и про все это… а он, знаешь что ответил??? Что он еще больший старовер!
– Это на прикол больше похоже.
– Ну, почти. Он сказал, что его деда отчество Самуиллович, и что, получается, что он, на четверьпольский еврей! Представляешь?
– Ты смеешься? Нет? Ты серьезно?! Фамилия какая у твоего Макса?
– Светлов! – радостно выпалила Катя. Трубка вздохнула.
– Если он, действительно, еврей. То это должно иметь физические особенности, как минимум. Еще в детстве.
– Да! Ты представляешь… – Катя, стесняясь, и, почти заикаясь, прошептала, закрываясь от мира ладонью. – Он мне лично сказал. Жуткая интимная подробность, ты не находишь? Я чуть со стыда не сгорела, слушая. А если загуглить: «Секс до свадьбы у евреев…», то там категорически написано, что нельзя. Тогда понятно, почему женат трижды был!
– Кать, ты его только сегодня увидела. Давай притормозим. У тебя от влюбленности, совершенно, крыша течет. Нехорошо это.
– Да, сегодня, и это удивительный день! Утром я его била, вечером целовала, а перед уходом мы обсуждали, может ли он венчаться, как старообрядец. У меня дыхание перехватывает. Это все, как нереальный роман. Сказочный.
– Вот это и пугает. Понимаешь, еще ни один стремительный роман никого до добра не довел. А что начинается быстро – разваливается еще быстрее! И мама права: ты хочешь остаться одна, пустив свои принципы и свою жизнь Джеку под хвост?!
– Если Джеку, то да. – Усмехнулась Катерина. – Он у меня вообще солнце невероятное.
– Кто из них? – Ольга понимала, что достучаться до девицы – без шансов.
– Да, оба! Ладно, спокойной ночи, чудо. Я еще поброжу. Надо голову проветрить.
Девушка надела перчатки, подняла палку, послав питомца на апорт. Внутри стало пусто и грустно. Все ее радости куда-то исчезли, словно песок сквозь пальцы. Ну, и что, что быстро? Она, может, всегда так и хотела! Почему нельзя влюбиться за один день? А если они совпали, как две половины. Ну, это же так невероятно: он такой потрясающий, такой… что аж голова кружится! И! Он! На нее внимание обратил! И, потом, они давно знакомы. Он тогда технолог заканчивал, а она только поступила. Общий спектакль. Катя играла в массовке. Танец сумасшедшихснежинок – вот совпало, как погода сегодня! Прямо, Вангически! А он, конечно, главным героем был. Она еще тогда на него заглядывалась. Знакомы лично не были, но ведь вспомнил! Это судьба!
Внутри что-то ныло. Словно невидимые слезы, или невыразимая жажда. Вот, если бы Катя была в пустыне, то припасть к кувшину воды. Вот так примерно. Скорее бы напиться. Скорее бы исполнилось, пусть все будет хорошо. А пока этот кувшин в пустыне, его может занести песком в пыльную бурю, может, он налит вообще не Катерине, и воду выпьет кто-то другой, обрекая ее на смерть от обезвоживания?! Что-то тягучее и тоскливое поселилось после слов близких людей. Они не верят в нее, в хорошую и чуткую девушку Катю! А она им всем покажет! Она чувствует, что тут жарко и взаимно, с этим удивительным мужчиной. Понимаете?!
Остановилась посередь дороги и обняла Джека. Тот заскулил, тихо-тихо, понимая своей дикой душой: что-тотерзает хозяйку. Самого дорогого и важного человека для собачьего сердца.
***
Утро наступило раньше, чем прозвенел будильник. Девушка порхала по квартире, собираясь. Мама, бурча, села есть уже приготовленный ей завтрак. Катя, с выпрямленными волосами, в темном платье, с открытыми плечами расхаживала, допивая свой кофе.
Совсем эти офисные на нем помешались! Колготки прозрачные в мороз. Каблуки. Ушла, даже без шапки.
– Доброе утро всем! – Улыбка Катерины озарила офис. Стас, сидевший за ее ноутом, кивнул.
– Видела уже? Тендер выиграли. Вот я позже прове-е-ерю… отправила, даже со мной не согласовав! Если там цена окон без монтажа, то принципиально установлю, а ты будешь еще пять лет мне выплачивать, в долг работать!
– А что? Так можно было? – Макс хихикнул, скинул сумку на стол и пошел раздеваться.
– Очень смешно! – Катя села на освобожденное место и полезла проверять. – Вообще-то, в окнарезе автоматически проставляется с монтажом. Я настраивала. Вот, все так и есть. Чего настроение с утра пораньше по-ортить?
– Да ладно, не бзди. – Довольный Станислав Евгеньевич хлопнул дверью кабинета. Вошел Олег.
– Ну, чо? Как? Новости есть? – его всклокоченный вид говорил о бурной ночке. Слегка замазанная щека – об очередной потасовке.
– Есть. – Стас, выходя с новыми папками, смерил его презрительным взглядом. – Сегодня Макс поедет замерять. А ты неделю в офисе! И чтобы не показывался на глаза покупателям! Понял?
– Ясно. Может, я тогда до стоматолога пока доеду? – ручки молитвенно сложены. Шеф кивнул. – Там Костик, как раз, подошел. Максим, иди познакомься. Катя отведет.
– Так точно. – Новичок коснулся виска и бодрым шагом почапал за девушкой. Пальто не хотело ложиться на плечи и норовило упасть. Стена как раз не дала ему это сделать…
– Ты, что? Мне не рада? – придавив пискнувшую коллегу, проговорил Максим. – Даже не поздоровалась!
– Разве мы должны себя как-то иначе вести? Мы же на работе. – Отрывая губы, обиженно оправдывалась Катя. Ей было странно, ей было некомфортно – на работе везде знакомые, и так зажиматься в холле неприемлемо!
Колено уверенно оказалось между ее ног, подол загнулся почти до пояса. Шею обжигало настырными губами, а руки, разделившись, изучали: одна, грудь, залезая под платье, а вторая поглаживала невесомые трусики.
– Ммм… – на ухо промурчал мужчина, – кто-то не делает эпиляцию? Натуральность так возбуждает! Так бы и съел прямо здесь. Девушку развернули спиной к себе, так руке было удобнее изучать натуральные области ее тела. Ледяная стена отрезвила дофаминовую головушку. Катя отстранилась, тяжело дыша.
– Нам пора! А то сейчас кто-нибудь увидит! Так нельзя себя вести на работе. Так нельзя со мной, понимаешь?!
– Понимаю!.. – Максим приобрел суровое строгое выражение лица, словно тень надвинулась ему на лоб, закрывая черной тучей. – Ты доходчиво объяснила. Рыбовтолько показывают.
– Максим… – Катя хотела остановить и что-то объяснить, но мужчина уже вышел на улицу, протягивая руку Константину. Ей же пришлось вернуться, заглянув в туалет, и, оправляя все то, что они оба натворили с ее внешним видом…
До конца дня она Максима не видела, а на закрытие он не явился.
Спустя тринадцать недель, жарким июльским полднем 1834 года, отец Лоренцо, наконец-то, возвратился в Святые стены.
Всё тот же серый плащ и безукоризненный белый воротничок. Свидетельств сумасшедшей гонки не нашёл бы ни один самый пристрастный инквизитор.
И, всё-таки, он опоздал ровно на одну неделю, несмотря на то, что смог преодолеть расстояние от Лиссабона до Лондона, и от Лондона до Рима – за невероятные двенадцать дней!
И, конечно, если эту потерю осознаёт его преподобие, то её может и просчитать монсеньор кардинал Паоло Роспильози, ведь их учили одни и те же наставники. А высшая добродетель его Ордена – выдержка и чёткость исполнения просьб от вышестоящего к низшему лицу. Никто из членов Ордена не имеет права на собственное мнение. Его жизнь – собственность Святого Трона.
«Но пока я жив, я надеюсь!».
При всём этом, репутация его безупречна, а послужной список безукоризнен.
Он образцовый пример для подражания. Истинный служитель Веры.
Подчиняясь неумолимому времени, он честно стареет и должен вскоре сгинуть, став безвестным монахом в полуразрушенной обители какого-нибудь дальнего угла империи. Но Лоренцо, извлечённый когда-то из римской клоаки, и, буквально, вскормленный матерью-церковью, не желал уходить в безвременье. Немало повидав и прочувствовав за богатые событиями сорок лет службы, он совершенно не тяготел к тихому существованию в старости. Он хотел тишины внутри его собственного, принадлежащего только ему одному мира. Никогда не вступая в конфронтацию с сильными, отдавая себе отчёт в своей слабости, этот, битый жизнью мастиф Ватикана, просто ждал своего часа. И он его дождался.
Старые кости, найденные им, цепко держали чудо, лежащее в полусгнившем кожаном мешке: Кондиции, определяющие право на престолонаследие, право первенства и ещё какие-то непонятные сведения, смысл которых Лоренцо даже не пытался осознать, потому что это знание перечеркнуло бы всё то, во что он верил всю жизнь. А ещё пергамент с чётко прорисованной на нём картой и медная печать, больше похожая на ключ. Три предмета вместо одного! Торопясь вернуться к Престолу, он, тем не менее, смог передать самый интересный документ заинтересованному лицу и получить вполне зримое и осязаемое настоящее. Он даже смог положить драгоценный металл в надёжный банк.
Отец Лоренцо твёрдо знал, что карты могут быть недостоверны, а старые исторические документы – ценны практически всегда.
Однако работа ещё не закончена. Преподобный отец должен передать в Орден то, что изъято из разорённой могилы.
***
Его преосвященство ожидал своего посланника в небольшой оранжерее Апостольского дворца. Дверь в эту «Обитель души», располагалась в боковом коридоре, сразу при выходе из кабинета монсиньора. Аккуратно подрезанная живая изгородь, густая и зелёная, несмотря на обжигающую июльскую жару, блестела гладким лавровым листом. Нежные бледно-розовые орхидеи обвивали старые, искусно разложенные коряги. Их заботливо спрятали под тент, самолично натянутый кардиналом Роспильози. Так цветы дольше хранили свой аромат и радовали всех посетителей, восхищённо взирающих на это разноцветное совершенство. «Ибо нет ничего краше того, что создано самой природой».
Отец Паоло любил размышлять, пребывая здесь в одиночестве. Терпкие запахи оранжерейных трав не горячили его седеющую голову, и он давно не обращал на них внимания. Пьянящее благоухание могло свести с ума только случайно попавших в эту «Обитель тишины и света». А потому, погружаясь в очередную молитву, кардинал не разочаровывался в натуре человеческой. Он твёрдо знал, как велика опасность пропасть в суетном мире. Он всегда скорбел о потерях. И никогда не делал ничего второпях.
– Вы привезли, мой друг? – поинтересовался он после того, как обветренные губы пришедшего коснулись его кисти.
На резной столик легли некий металлический предмет в небольшом мешочке и пергамент, с начертанной на нём картой.
– Вы ознакомились с вещью? – спросил он повторно, после того, как рассмотрел привезённый документ. А получив утвердительный ответ, махнул рукой: «Отдыхайте!».
На безымянном пальце вызывающе блеснул алой каплей рубина перстень.
Утром отца Лоренцо найдёт в келье гвардеец. Увы, его преподобие в этот момент будет готовиться к встрече со своим самым главным патроном. Синее, после апоплексического удара лицо уже превратится в маску, но налитые кровью сияющие глаза ещё смогут рассмотреть фигуру вошедшего. Остывающий рот откроется, и гвардеец расслышит:
– Передай ему! Он меня опередил, но и я не привёз всего. Пусть ищет! И никогда не найдёт!
После сказанного отец Лоренцо отойдёт в прекрасный светлый мир, с улыбкой на чернеющем лице, (но улыбка эта, по правде сказать, будет больше похожа на оскал). Маленький цветок орхидеи, нежным пятном украшавший келью монаха, завянет вместе со смертью последнего.
Лично отпевая друга, кардинал положит руку на лоб и, прощаясь, скажет усопшему:
– Лондонский Тауэр тоже хорошее место для хранения, друг мой. Я всё уже нашел…
***
Лето 1972 года.
Сквозь приспущенные гардины в лиловый кабинет Букингемского дворца попадало ровно столько солнечного света, сколько требовалось для уставших глаз. Её величество встала с дивана и ещё раз поблагодарила за оказанную ей услугу:
– Спасибо.
Корги, такие же неспешные, как и их хозяйка, подняли головы, понимая, что беседа завершена – и приготовились провожать свою госпожу.
Между тем, вставший вслед за ней, немного полный господин продолжал говорить. Говорил, несмотря на то, что разговор завершён, и завершила его сама королева… несмотря на то, что его поступок был серьёзным нарушением этикета:
– Орден всегда будет благодарен Вам. Никто никогда не позволит опубликовать что-либо из событий полутысячелетней давности. Конечно, ситуация слишком щекотливая, но…
– Но это было очень давно, – коротко закончила её величество. Резко повернувшись, она добавила, уже даже не пытаясь уйти. – Извините, если доставила вам неприятности.
Но и эта попытка вернуть общение в рамки привычного протокола была напрасной. Полный господин улыбнулся – медленно и почти… хищно.
– Святой Престол никогда не забывает своих обязательств. Вместе мы всё сможем преодолеть.
«А цена?» – хотелось ей спросить. В какую цену обойдется это преодоление?
Но она тянула время, не вполне зная, но догадываясь, что произойдёт, и ей было заранее страшно.
Королева – сильная умная красивая женщина, всегда держащая свои эмоции под замком. В её маленьких ухоженных руках находится будущее семьи, будущее фамилии Виндзоров. Но глупые родственники, с какой-то особенно жестокой настойчивостью, всё пытаются и пытаются выбить камни в построенной предками стене престолонаследия.
***
В 1936 году дядя Эдуард отрёкся от престола и сочетался браком с дважды разведённой Уоллис Симпсон, католичкой. Его фраза во время отречения от престола потрясла весь мир, (он не нашёл возможности быть королём без женщины, которую любил). Слава Богу, детей они не нажили…
В 1972 году, не успев снять траур по своему авантюрному дяде, её величество столкнулось с новой проблемой.
Кузен – и девятый претендент на престол Уильям Глостерский – собрался под венец с разведённой Зузи Старклофф, американкой еврейского происхождения. К большому облегчению семьи, недальновидный родственник разбился, управляя самолётом.
Затем была невестка, которая, родив престолу двух наследников, и, расторгнув брак, вдруг решила выйти замуж за араба… сколько потерь. И не выглядит ли сегодняшний мезальянс её внука с разведённой американкой наказанием за бабкины грехи?
***
Точно известно другое.
В 1972 году родилась ABBA; состоялась премьера «Высокого блондина в чёрном ботинке»; в Лондоне прошёл первый, одобренный властями, гей-парад; НАСА запустило в сторону системы Альдебаран космический зонд «Пионер-10»; канцлер Энтони Барбер объявил о снижении налогов в бюджете более чем на миллион фунтов.
Немного западнее Сити, в Вест-Энде, модный новый мюзикл «Иисус Христос Суперзвезда» посетила королева.
На следующий день, в рамках заявленного ранее обеда, она принимала Хавьера Эчеваррия Родригеса, второго прелата Опуса Деи и личного представителя святого Хосемарии Эскривы, (умер в 1975 году). После обеда её величество уединилась с господином Родригесом, а затем, (11 августа), ему, в обход всех традиций и устоев Великобритании, был преподнесён личный подарок от Елизаветы II. Глава англиканской церкви, в качестве подарка, вручила главе тайной разведки церкви католической редкий раритет – пергаментный свиток, датируемый XV веком. Было объявлено, что это старый свод молитв…. и ещё – единственный подарок, когда-либо сделанный королевой неофициально. Также известно, что документ долгое время находился в королевской сокровищнице в Тауэре.
Непонятно другое: каким образом Елизавета самолично решила судьбу антикварного документа, который никем не изучался, (по крайней мере, таких сведений нет). Через 16 дней случилась авиакатастрофа. Принц Уильям Глостерский погиб.
Спустя 25 лет, 31 августа 1997 года, на мосту Альма в Париже разбился «Мерседес», в котором смертельно пострадала принцесса Диана Уэльская. За несколько дней до трагедии её величество встречалась в замке Балморал со своим старым другом мистером Родригесом, на безымянном пальце которого золотое кольцо блестело алой каплей…
***
«Надо как-то выбираться отсюда», – в очередной раз сказала сама себе Ксения, посмотрела на спящего благоверного, шумно вздохнула и захлопнула книгу, пометив её в своей голове ярлыком «не интересная». Томик Роберта Бернса ей подсунул Борис, и образчик вкуса супруга неделю пылился на тумбочке, ожидая своего часа. Дождался.
«Сам-то дрыхнет, гад!», – с раздражением, подумала она и встала.
Маленький будильник переместил стрелку на три часа ночи. Спать не хотелось.
«А я, между прочим, не создана для одиночества. А ты спишь!» – вновь мысленно обратилась она к мужу.
Бессердечный мужчина остался к призыву равнодушен и продолжал бесчувственно дрыхнуть.
«Мне нужно внимание и любовь!» – позвала Ксения. Но Кесслер, как-то особенно толстокоже, по мнению супруги, хрюкнув, повернулся на бок.
«Где-то за пределами веры и грехов есть сад. Я буду ждать тебя…».
– О да, в костюме Евы! – громкий голос ввинтился в мозг, но в спальне, по-прежнему, висела сонная дремотная тишина…
«Когда живёшь в окружении привидений и монстров, твоя дочь ходит по дорогам мёртвых миров, внутри тебя живёт огромная волосатая паучиха, кто ты, в конце концов? Ты хоть чего-то можешь бояться?».
– Можешь! – утвердительно сказал кто-то в голове.
Женщина подошла к окну и, отодвинув плотные шторы, увидела, как бледная полоса рассвета показалась в низком лондонском небе.
«И кого я должна бояться?» – поинтересовалась она.
Тишина подло промолчала.
Серые предутренние тени просачивались в дом вязким лондонским туманом, слоями ложились в спальне. Страдающая бессонницей «столбовая дворянка» прижалась лбом к холодному стеклу и застыла. Ксению словно утренней сыростью накрыла жалость к себе. За прожитые здесь полгода, она прониклась такой неестественной ненавистью к Британии, что для склонной к роскоши и «совсем не советской» женщины это граничило почти с патологией. А когда от мужа она узнала, что немцы издавна и очень ласково зовут англичан не иначе, как «inselaffe», что значит «островная обезьяна», скрытая патология перешла в открытое противоборство. С лозунгом «Прочь всё английское», Ксения открыла военные действия… в собственном доме! Никаких «английских завтраков»! Никакой овсянки! Джем? Джем тоже английский? К черту! К блинчикам подать мёд, вот!
Никаких газонов! Никаких разговоров о погоде! А кто заикнётся про пиво и пудинг, того она лично научит Родину любить!
Подлый Олладий еженощно призывал её совесть проснуться, но совесть дрыхла, как царевна в хрустальном гробу, а Ксения сопротивлялась и твердила, как молитву: «Хочу домой».
Женщина тяжело вздохнула. Жалость к себе тихо убивала её рассудок. Всю жизнь, боготворившая Яна, отдавшая ему своё здоровье, молодость, красоту, самую свою суть, сейчас Ксения дошла до вопроса: почему она обязана до смерти идти за ним?
– Почему?! – вдруг громом среди спящего дома прозвучал её тихий голос. – Домой хочу! Я просто хочу домой…
В кровати зашевелился Борис.
– Ты опять не спишь?
Она промолчала.
В душе сверкали молнии, и Ксения не могла их успокоить. Тяжёлая бархатная портьера зашевелилась и затрещала от мелких электрических разрядов.
Кровать заскрипела, и к сверкающей в утренней дымке фигуре приблизился в смешных зелёных тапках и полосатой пижаме, (неизменно застегнутой на все пуговицы), человек. Мужчина, которому она отдала себя в жертву, предмет греховной страсти, растопивший её ледяное сердце и обязанный ей своей собственной жизнью.
Она резко обернулась и почти с нескрываемой ненавистью посмотрела на Кесслера. А тот… заулыбался, протянул руки и подхватил на руки её резко ослабевшее тело.
– Родная моя… – хитро кольнула ухо зашуршавшая щетина…
Где-то в глубине гаснувшего от захлестнувшего счастья сознания, большая чёрная паучиха дала гулкий подзатыльник подкрадывавшемуся любознательному Олладию.