Земли к югу от озера
1 Орла 17 года Соленого озера
Вода обожгла рот горечью, Канги выплюнул ее, испуганный.
— Это нельзя пить!
Неужели долгий путь оказался напрасным? Они успели, от их ног впервые разошлись волны по чудесной синеве, но все оказалось зря?
Кипевшая на берегу драка остановилась, улеглась последними порывами бури. Засмеялась чужая женщина, оттолкнула замерший посох Искусной от своей шеи. Встала с песка, отряхивая жилетку. Бросила:
— Мы обе проиграли, сестра.
— Похоже, — Искусная подошла к кромке, зачерпнула прозрачную воду. Вылила с ладони. — Твои люди устали так же, как мои? Думаю, мы можем ужиться на этом ложном берегу.
Канги пошатнулся, едва удержавшись на ногах, протянул руки в немом вопросе. Как? Заключить мир с иным племенем, разделить землю, которую захватили по праву первых? Нарушить предсказание?
Искусная отвернулась. Помогла подняться одному из плосколицых чужаков, возвысила голос, исцеляя его раны. Канги отступил от берега, окинул взглядом бесконечную гладь. Их благо, оказавшееся обманом. Кто-то испортил его — чужая сила, сделавшая живительную воду смертельным ядом.
Он не посмеет более усомниться в мудрости Искусной. Бороться с неведомым нужно вместе.
магреспублика Илата, город Илата
16 Петуха 606 года Соленого озера
Обри очень жалела, что не посмотрела, как допрашивали мелкого засранца Витама! Наверное, это было что-то очень интересное, раз прошла всего пара часов, а он уже согласился сотрудничать.
Но Обри была занята. К ним все-таки пришли мясники, еще и остатки ее трущоб привели под руководством Элис. Именно из них Сид сооружал второй ряд оцепления, дырявый, как решето, но все равно здорово помогший. Вот только в оцеплении оказалось много людей, у которых тоже если не друзья, то знакомые были среди запертых на рынке. И надо было как-то объяснить, что все будет в порядке.
Обри не знала, почему именно она этим занимается. Но у нее получалось делать так, чтобы цепочка как бы городского ополчения оставалась цепочкой, а не побежала проверять, что на площади происходит.
Потом пришли девчонки Ямба, попросили всех, кто ел сахар или даже просто общался с циркачами, собраться рядом с зараженными, и у Обри волосы на голове зашевелились. Добрая четверть цепочки, смущаясь, пошла избавляться от мелодии! Сид тоже, конечно. А потом Обри подумала и сама с ними пошла. Мало ли. Пусть лучше она будет уверена, что на ней никакой хитро спрятанной магии не висит, чем дергается постоянно.
Это было как-то глупо и просто, как монах толпу в конце дней соловья благословляет. Витам стоял на крыше, с охраной из пары ребят тайной службы, водил пером, а Обри смотрела на него снизу, держала Сида за руку. Музыки никакой слышно не было, просто Витам опустил перо, другие проверили и сказали, что можно расходиться.
Правда, никто сразу не ушел. Куча народа обнималась, плакала, улыбался Сид. Обри ничего особенного не почувствовала, но все равно стало как-то спокойней.
Ребята из оцепления болтали, недавно пришлось пропустить жутко уставшего парня, представившегося Роксаном О’Тулом. Он приволок с собой какого-то мужика в качестве трофея, и теперь вся тайная служба ходила с такими довольными лицами, что Обри вместе с Сидом решили, это того самого Мак-как-его-там все-таки поймали. Правда, когда Обри прямо спросила Меган, та замотала головой, отпираясь. И улыбалась при этом так, что сразу было ясно — врет.
Ну и сушь с ней.
Кит зачем-то подошел, попросил быть в дворцовом саду на втором закате. А потом стал на колени посреди улицы, у всех на глазах, и извинился. Обри дала ему по морде. В общем-то, на том и разошлись.
Ей казалось, этот придурок понимает, она его не простит. Но судя по серьезному грустному лицу, наказан он был уже с головой, а чего еще Обри хотела, она сама не знала. Наверное, чтобы этого не случалось, или суметь совсем это забыть. Но с забыванием у нее, похоже, не сложится. Не бросать же город. Он — ее.
Направился к ним Кевин, присматривавший за своими. Обри сначала подумала, он к Сиду, они ведь всегда с Максом ходили говорить за весь квартал. Но мясник остановился перед ней. Сказал:
— Ты решила с сахаром, так что трущобы твои. Полезет кто со стороны — скажи. Поможем по-соседски.
Обри серьезно пожала его огромную руку. Спросила:
— А квартал циркачей? Вы, мы, или отдадим кому-то с северного района?
— Домовым, что ли? — фыркнул Кевин. — Ну уж нет. У вас с ними граница длинней, так что попробуй забрать. Не удержишь — мы придем.
Обри не представляла, как надо удерживать квартал, тем более тот, по которому недавно бегала, словно крыса от толпы голодных детей. Но с ней был Сид, Тара Бреслин из мастерской, Элис и вообще все трущобы.
А если будет совсем плохо, можно прийти в Золотого гуся, спросить совета у Ямба.
Но это в самом крайнем случае. Они справятся и сами.
Вот прямо сейчас начали справляться — пришли на Старую рыночную и громко сказали, что всю банду арестовали, а на площади снимают магию с тех, кто ел сахар. И даже не получили камнем по голове — тот, кто его бросал, здорово промазал. Разговаривать тут было не с кем, и вместо этого они с Сидом пошли по переулкам, а потом по домам банды.
Тело Ястреба разыскали затолканным в какой-то сарай. Птица нашлась тоже.
Копать могилы Обри уже приловчилась.
После всего этого она бы точно никуда не пошла, но Сид сказал, ему интересно послушать, как господа будут пытаться делать вид, что ничего не случилось. И Обри согласилась. Не потому что ей было интересно, а потому, что может быть, если очень громко кричать под их окнами, они услышат.
Но кричать снаружи не пришлось. Этим занялся Кит изнутри.
— Да, я публично объявляю о сестре, которую вы презрительно зовете бездарной! Вы — мы все, я ничуть не лучше никого из вас — вцепились в один-единственный дар, возведя его на пьедестал. Как будто он может вырастить пищу или построить эти стены так, чтобы они не рухнули к завтрашнему полудню! Как будто многие из вас успеют изобразить своим даром нечто, что защитило бы их от брошенного ловкой рукой камня — и я сейчас говорю о любом человеке в этом городе, а не о наемных убийцах!
Обри стояла под закрытыми окнами зала, запрокинув голову, и жалела только, что не видит лица господ, в которые вот так выплескивают их же помои.
— Я бы посмотрел, — перекрыл речь Кита знакомый голос старшего О’Тула, — как вы попытаетесь что-нибудь нарисовать, господин О’Киф! Вы защищаете бездарных только потому, что сами лишились магии!
— Спасая в том числе вашу задницу! Что вы мне предлагаете, собственноручно вычеркнуть себя из рода?! Уж извините, не дождетесь! Разве что Роксан решит в О’Кифы вернуться, я с радостью осчастливлю его этим креслом вместе со всеми прилагающимся к нему проблемами!
Рядом засмеялась смутно знакомая служанка — кажется, она была на площади. Сказала, ни к кому не обращаясь:
— Вот теперь я точно верю, что Шей — это ты.
Обри удивленно склонила голову к плечу, но спросить ничего не успела — Кит перевел дух, заодно, кажется, дав высказаться кому-то более тихому, и ринулся в бой с новыми силами.
— Кто, по-вашему, виноват в том, что люди задумались о бунте? Сушь возьми, они ведь правы! Ваш сын, Дара, прав! Он имеет право на фамилию, имеет право говорить и быть выслушанным. Ида права, мой отец не должен был выбрасывать ее за порог! И если кто-то, как доблестный Гомер О’Герман — да, я буду называть его так, потому что это его фамилия! — борется с этими чудовищными порядками бесконечным трудолюбием, и за все годы беззаветной преданности получает птичье дерьмо на палочке…
Его снова перекричали, теперь во дворце стоял гвалт, как в трактире во время драки. Сид рассмеялся, обнял Обри за плечи. Она обернулась:
— Думаешь, он победит? Он там один.
— Не один, у него брат есть. Еще Ямб этот, да и Фэй, которая О’Герман, с ними будет. После бунта отличное время брать козу за рога, — упрямо мотнул головой. — Но я к родителям не вернусь, даже если позовут. Не бойся.
Обри только фыркнула, оттолкнула его. Подошла ближе к колючим кустам, не дававшим добраться до самих окон, вытянула шею. Во дворце как раз что-то решительно грохнуло.
— Господа, — прозвучал стальной женский голос. — Я дала слово Киту О’Кифу и не забирала его. Соблюдайте протокол совета. И откройте окна. Как сказал господин О’Киф, мы должны слушать народ; в таком случае, им тоже лучше слышать и видеть нас.
Обри сжала руку Сида.
Они стояли перед дворцом и смотрели, как распахиваются окна Илаты.
***
королевство Цергия, окрестности Ференики
19 Петуха 606 года Соленого озера
Конечно, Цергия не текла молоком и медом, но после бескрайнего песка даже просто увидеть растения было приятно. Сначала это были серые колючки, однако постепенно краски менялись, уплотнилась почва. Четкой границы, как в Империи, не было, и путники осознали, что достигли цели, лишь когда под ногами оказалась нахоженая дорога, вокруг — деревья с темными плодами, которыми норовили полакомиться весьма горластые птицы, а впереди — некое поселение. Сев на обочине и расстелив карту, которую Эрик прозорливо прихватил на рынке, получилось с относительной уверенностью сказать, что это Ференики, небольшой город, о котором они знали только название, и даже в нем не были уверены.
— Учитель, — задумчиво спросил Эрик, когда они сошлись на том, что ни один другой город не расположен достаточно близко к пустыне и свернули карту. — А почему мы просто не спросили? Вон же стоит дом!
Засмеялся, обнял Рагнара. Тот хмыкнул.
— Очевидно, за дни пути мы оба привыкли полагаться только на себя, не принимая в расчет никого больше.
— И друг на друга!
Рагнар отвел взгляд, вместо ответа уточнил:
— У тебя остались деньги?
— Ни монетки, — радостно помотал головой Эрик. — Я все потратил!
То есть они не ели много дней, воды почти не осталось, и при этом не было средств, чтобы купить что-либо. Вдобавок по крайней мере в Империи бродяг, ошивающихся в виду городов, гоняли, если не хуже.
Возможно, переход через пустыню был еще не самым сложным.
— Вы из Империи?
Их окликнула девушка с большой глиняной миской. Нет, она не появилась внезапно, просто вышла из-за деревьев, а гомон птиц скрыл звук ее шагов. Рагнар задержался взглядом на одежде — прихотливо обернутый вокруг тела отрез ткани выглядел необычно. Вероятно, настолько же странными будут казаться здесь их собственные халаты.
— К нашему дому давно не выходили беглецы, — она улыбалась. — Заходите, я дам вам напиться и расскажу, куда можно податься. У меня как раз недавно гостил один из вашей гильдии.
— Гильдии? — удивился Эрик, посмотрел на Рагнара. — Сюда так много людей убежало?
— Да уж немало, — засмеялась она. — Идемте. Здесь вы в безопасности.
Эрик доверчиво пошел за ней, Рагнар в последний раз оглянулся. Здесь уже не было видно той пустыни, которую они пересекли, и все же она лежала за спиной.
Наконец-то навсегда — за спиной.
***
республика Магерия, город Варна
26 Петуха 606 года Соленого озера
Заставить Уве и Юргена встретиться на нейтральной территории было сложно, но пара писем с весьма неизящными угрозами сделали свое дело. Ада, конечно, пришла первой и очень задолго, так что когда вокруг дома начал шнырять подозрительный парнишка, распахнула окно и показательно бросила ему яблоко. «Я уже здесь и внимательно смотрю по сторонам, давайте без глупостей» — достаточно понятное сообщение. Вскоре поднялся ухмыляющийся Гирей.
— Спорим, они не поймут намек?
Ада только широко улыбнулась. После целого дня переписки с братом и визита законников, явившихся за фамильными гребнями и серьгами, которые покойные родители не удосужились вписать в список приданого, Адельхайд очень, очень хотела, чтобы эти два барана не поняли.
Они ее не разочаровали. Еще и свиту с собой прихватили, совсем хорошо.
— Считай, мы пожалели убогую, — с порога заявил Юрген.
— На первый раз, — добавил Уве. А может, как раз Юрген — братья были близнецами. Любопытно. Раз они явились вдвоем, значит, считали ее достаточно серьезной проблемой, хоть и делали вид, что это не так.
— Вы должны мне долю за наводку, — напомнила Ада, удобно устроившись в единственном в комнате кресле. — Вы взяли дело, получили навар, вдобавок нарушили договоренность не проливать крови.
— И че? Дело сделали мы сами.
— Ха! Да мы бы тебя и без наводки пощипали, козочка. Хоть ты и старая…
— А ничего!
Они откровенно нарывались. Вероятно, считали, раз перед ними женщина да недавний заключенный, можно безнаказанно глумиться над ними, а то и убить, чтобы не болтали. Такие простые, откровенно топорные планы, как братья вообще деньги зарабатывали? Не только ведь грабежами.
Гир подбросил и поймал нож, спросил насмешливо:
— Правого или левого, Ада?
Она только вздохнула. Вообще-то дорогой друг должен был убить обоих братьев, если те начнут зарываться, они планировали именно так. Но Гир все еще оставался мягким.
Ада не могла себе этого позволить.
Договориться с комнатой практически невозможно. Так же невозможно договориться с полом или доской в нем, предварительно не вынув эту доску из ряда прочих.
Но вот если накрыть пол ковром, проблема исчезает.
Адельхайд улыбнулась проступающему изумлению на лицах.
— Ведьма, — выдохнул кто-то из свиты, убедившись, что оторвать ноги от ковра невозможно никаким усилием, а если ткнуть в него пальцем, тот тоже прилипнет намертво.
Она, уже не скрываясь, прокрутила в пальцах перо, поправила:
— Магичка, — вдохнула и швырнула сонетом в одного из братьев. Поманила пальцем: — Подойди ко мне, милый. Как тебя зовут?
— Юрген, — ковер отпустил его подошвы, зачарованный бедняга подошел, сел у кресла, преданно заглядывая в глаза новой хозяйке.
— Хороший мальчик, — она погладила его по голове. Улыбнулась перекошенному лицу Уве, который, тем не менее, помалкивал. Обратилась уже к нему: — Твой брат останется со мной. Ко второму закату ты принесешь в эту комнату половину украденных вещей. Естественно, половину в пересчете на стоимость, а не по количеству. Юрген пробудет у меня до дней соловья, чтобы ты осознал свою ошибку. Имей в виду, если попытаешься убить меня, этот бедняга тут же покончит с собой. Верно, мальчик?
— Я не могу жить без вас! — с жаром отозвался он. В исполнении широкоплечего бандита с грубым лицом юношеский пыл выглядел смешно. Для Ады. А вот Уве, судя по всему, было очень страшно.
— Ты понял? — требовательно уточнила она. Бандит кивнул, скорее даже поклонился. — Тогда идите. У вас не так много времени до назначенного срока.
Когда Уве со свитой торопливо покинул комнату, Ада вздохнула, потерла переносицу. Гир протянул флягу, неодобрительно покосился на изображающего верного пса Юргена.
— Можно было придушить их воротниками.
— Можно было убить их и забрать банду, — раздраженно ответила Ада. — Как мы и собирались. Извини уж, пришлось импровизировать.
Впрочем, вышло даже лучше. Уве промолчит, но вот его люди наверняка начнут болтать о случившемся, по улицам поползут слухи. Ада единственная магичка среди бандитов, никто не сможет ей противостоять. Люди мало знают, поэтому наверняка преувеличат ее возможности, сами вознесут ее на престол.
А значит, Аде вовсе не нужна роль сестры дожа Зальцман. Она может стать намного большим.
Дожем городского дна Варны.
***
Южная Империя, город Пэвэти
17 Петуха 606 года Соленого озера
Легко перетерпеть боль, когда знаешь, для чего это делаешь. В бою едва замечаешь рану, после него все еще можешь сжать зубы и действовать. Даже в самом худшем случае остается по крайней мере надежда на выживание.
Сейчас надеяться было не на что. Отектей сумел приподняться на локтях, увидел, как обмякает тело Сикиса. Его подземница убила быстро, и Отектей не понимал, чем заслужил большую жестокость.
Шанс, который ему будто бы дали, мог быть или злой насмешкой, или полным непониманием, где они находятся. Раненый, истекающий кровью человек в гвардейской куртке посреди трущоб — лучше умереть, чем оказаться в таком положении. Здесь ненавидели гвардию, а слабость сама по себе была поводом для издевок. Отектей не хотел проверять, сколь богата фантазия местных жителей и как долго он будет умирать, оказавшись в их власти.
Медленно двинул вперед руку, впился пальцами в землю, подтянул тело. Прикрыл глаза, сдерживая стон. Ноги, волей подземницы совершенно бесполезные, вспыхивали болью в хирургически точных разрезах.
Вторая рука. Еще раз.
Отектей не мог убить себя магией — знал, перо дрогнет, он не сумеет направить нарисованную стрелу достаточно точно. Но на поясе Сикиса висела сабля. Нужно только суметь подползти к нему и «шанса», так страшно дарованного, не станет.
Отектей не учел, что теряет кровь. Каждое движение давалось все тяжелей, даже боль отступила, вместо нее навалилась сонливая усталость. Но еще не смерть. А он желал поторопить ее, чтобы утром здесь нашли только два трупа, которым будет все равно, как станут над ними глумиться.
Вот и залитое кровью тело, Отектей вцепился в пояс, подтянулся одним рывком. Потемнело в глазах, но Отектей упрямо нащупал ножны.
Пустые. Он уткнулся лбом в пропитанную кровью ткань, проклиная себя за глупость. Сикис ведь убил Текамсеха, обнажил оружие! Когда подземница напала на них, сабля была у Сикиса в руке. Если ее нет здесь, значит ее выронили там, возле тела. Которое забрала подземница, лишив Отектея ясного ориентира.
Нужно было все же попытаться найти оружие. Отектей попытался развернуться, но безвольно волочащиеся по земле ноги зацепились за что-то, пришлось, переставляя руки, добираться к ним. Ловушкой оказалась пола халата Сикиса, опутавшая ступню.
Пальцы едва слушались, но Отектей все же сумел освободиться, нашел взглядом блеск сабли — совсем близко. Снова попытался ползти и понял, что не может. Сил не осталось. Ни капли.
Он лежал щекой в пыли и молча молился птицам, прося о смерти, когда услышал голос:
— Да ладно тебе, драка уже давно кончилась! Давай посмотрим.
Отектей закрыл глаза.
Южная Империя, подземелья
17 Петуха 606 года Соленого озера
Она ориентировалась в тоннелях по движению воздуха, по камням под ногами, по едва слышным звукам с поверхности. Обычно еще по стенам и потолку, которых касалась пальцами.
Сейчас руки были заняты, да и любые звуки заглушало клокочущее кровью дыхание. Баланс между скоростью, собственной усталостью и покоем раненного Кадо обычно умела выдерживать, но в этот раз шла быстрей, чем стоило бы. Потому что еще одним значением уравнения всегда было расстояние до лекаря.
Слишком большое.
— Спасибо, — тихо сказал Текамсех. — Я бы не хотел умирать в одиночестве.
— Береги силы, — резко отозвалась она.
Узнать смех в этих звуках могла только та, которая не раз слышала, как умирают от подобных ран.
Кадо только еще немного ускорила шаг, на грани с бегом. Если Текамсех будет дышать, когда она принесет его Эш, он выживет. Пение исцеляет даже смертельные раны.
Конечно, Кадо знала, что шансов нет. С самого начала не было. Просто это она когда-то произнесла фальшивое пророчество, бросила как очередной выпад их долгой дуэли: “Однажды ты умрешь в темноте, один, понимая, что проиграл”.
Она не хотела оказаться правой.
Текамсех обмяк, очевидно потеряв сознание. Кадо перехватила его удобней, прижала плотную, совершенно пропитавшуюся кровью повязку. Помчалась дальше, считая — вот здесь два воздуховода близко, вот становится немного скользким пол, вот…
Вот Текамсех выгнулся у нее на руках, и стало понятно, что спешить уже однозначно некуда. Она положила его на пол, села рядом, не отрывая пальцев от груди.
— Прощай, — шепнула, когда кончилась агония. Вытерла пену с его губ, закрыла глаза. Наклонилась, коснулась лбом лба.
Они так долго сражались. Можно было даже сказать, это Текамсех научил ее быть не просто солдатом, но шпионкой. Лучшей из всех. Это он при первой их встрече — далеко за границами Империи, когда ни он, ни она еще не знал, что враги и тот день станет началом дуэли длиной в годы, сказал ей: “Все всегда могут погибнуть, главное то, как жил до того. Улыбайся, и все будет”.
“Все будет хорошо? Обещаете?”
“Конечно, нет. Никогда не бывает все хорошо”.
С того дня она улыбалась, кажется, даже во сне. Неискренне, она знала. Но этого и не требовалось.
Он был хорошим врагом. Настолько хорошим, что однажды она спасла его от обезумевшего певчего, едва не перебившего всех Золотых орлов. Настолько хорошим, что однажды он отпустил ее из готовой захлопнуться ловушки.
Он спас Айдана. Он пожертвовал своим местом в гвардии, узнав правду о мире. Он пожертвовал своей жизнью, поверив.
Кадо встала, снова подняла тяжелое тело. Конечно, Текамсех уже ушел на изнанку холста и ему было все равно, но она не хотела оставлять его крысам.
***
магреспублика Илата, город Илата
16 Петуха 606 года Соленого озера
Роксан успел о многом подумать, пока шел на площадь.
Например, что леди глава совета русая, с яркими голубыми глазами, распахнутыми, как у заричанки, высокая и крепкая. Насколько Роксан помнил, леди Киарнет была такой же, даже еще более крупной. А Витам тонкий, темноволосый, вдобавок с зеленовато-синими, иначе посаженными глазами. На мать он не был похож ни черточкой.
Почему Дара решила избавиться от едва родившегося сына? Определенно не по той же причине, по которой это сделал отец с Идой — дар Витама был очень сильным. При этом ребенок все же остался жив, а сама леди никогда не вышла замуж и не обзавелась другими детьми. Весьма и весьма странно — вряд ли она мечтала, чтобы титул главы рода перешел к двоюродному племяннику, вечно путешествующему птицы знают где, или к троюродным родственникам, в основном исполняющим роли послов. Они прекрасно работали, с этим невозможно было спорить, однако обычно главы родов предпочитали воспитывать своих наследников. Дара не выделяла никого, словно была вечной.
Что она планировала или о чем не желала думать? Роксан был совсем юным, когда леди Дара стала главой совета, однако все же помнил, какой она была до того. Намного менее железной, чем сейчас. Пятнадцать лет назад она казалась мягкой, слегка романтичной, однако отнюдь не глупой и не простой. Предположить, что ее мог соблазнить заезжий наемник, было невозможно.
Роксан вспоминал приемы — тогда его брали далеко не на все, но все же на нескольких он присутствовал. Кто танцевал с Дарой, со всеми одинаково вежливо равнодушной? На кого она смотрела? Хотя бы один раз, этого будет достаточно.
У Роксана было предположение, основанное на внешности Витама и поведении Дары, однако он искал новые подтверждения, надеялся проверить их хотя бы воспоминаниями. Ведь на этой теории держался весь его план.
Судя по тому, что Витам шептал тогда, сидя на матрасе рядом, он верил в то, что делал. Пытался сделать Илату лучше, как он это понимал, и одновременно мстил покинувшей его матери. Словно убеждал себя, что дело стоит любых жертв, даже тех, которые он не планировал.
Алан проделал тонкую работу, превратив чужую скрытую обиду в злость, направив ее в желаемое русло.
Когда распахнулись двери склада и Роксан увидел музыканта без марева контролирующей разум магии, сомнений не осталось. Странно, что мальчишка или его приятели не догадались сами.
Тот, увидев Роксана, сжался, а заметив, кого несет Кит, не удержал горестного возгласа:
— Учитель!
“Не знает,” — кивнул своей мысли Роксан.
— Ты злился, что тебя покинула мать, — сказал, подходя ближе. — Что ж, познакомься со вторым своим родителем. Алан Макгауэр Кэрролл, триверский шпион, единственная любовь леди главы совета, — заметил, как поморщился Ямб, пожал плечами. Не лучшее время для сохранения чьих-либо тайн, если они могут помешать делу. Добавил: — Я оглушил его, когда он собирал вещи. Отец использовал тебя и собирался бросить.
Тишина вышла долгой и Роксан решил не стоять. Он очень устал, вдобавок его начинало трясти, в желудке словно разверзся бездонный провал. Вероятно, симптомы зависимости от сахара.
Ямб предложил:
— Мы можем проверить эту догадку. Я наложу на Алана эпиграмму и прикажу говорить правду, после чего ты сам сможешь задать ему все интересующие тебя вопросы.
Витам едва заметно кивнул. Роксан смотрел, как Алана приводят в чувство и тут же, не давая опомниться, связывают поэзией, как мальчик медленно формулирует вопрос, и даже не меняется в лице, услышав ответ. Логично. Витам не казался дураком, значит, поверил сразу, просто надеялся на ошибку.
— Снимите, — попросил, не поднимая взгляда. Ямб покачал головой, пояснил:
— Алан хороший и опытный шпион, я не дам ему ни малейшего шанса сбежать. Итак, что нужно, чтобы ты снял свою музыку?
Витам помолчал еще.
— Что будет с моими людьми?
— Иду, вероятно, примут в ее родную семью, — Ямб взглянул на Кита, тот с улыбкой кивнул. — Наказание она все же понесет, однако с учетом того, что она спасла нашего агента и уменьшила число жертв, сдав тебя, оно будет намного смягчено. Тех, кто принимал участие в бунте, ждет суд совета. Если будешь сотрудничать с нами со всей отдачей, я обеспечу, чтобы они отделались тюремным заключением, а не казнью. Как и ты сам.
— Даже если остальные решат сохранить нам жизнь, он, — Витам кивнул на Роксана, — будет против.
Роксан мрачно взглянул на мальчишку. Он совершенно не желал посвящать кого бы то ни было в детали своего пребывания в плену. Ответил:
— Я не собираюсь поднимать этот вопрос в рамках правового решения вашего статуса.
Витам мгновенно вскинулся, полыхнул глазами.
— То есть ты нарушишь закон, который сам же защищаешь?
— Кодекс Илаты, раздел второй, пункт тридцать пятый, подпункт шестой, — равнодушно начал цитировать Роксан. — Любой маг, чью честь и достоинство оскорбили, понятие оскорбления развернуто в приложении сто двадцать семь, имеет право лично отомстить обидчикам, сообщив о подобном намерении или свершившимся действии в срок не более трех недель пояснительной запиской, направленной главе ведомства внутренней охраны или напрямую главе совета. Если возникнут сомнения в правомерности действий мага, как то несоответствие совершенного его обидчиками понятию “оскорбление” или жестокость мести выйдет за пределы допустимого, судебное разбирательство будет закрытым, дабы не создавать порочащих слухов.
Кит потянулся было к нему, но Роксан отодвинулся. Он без того с трудом контролировал себя, тем более плохой идеей казались любые прикосновения. Даже самые осторожные и дружеские.
— Проще говоря, — вернул себе внимание Ямб, — Роксан разберется сам, с чем он согласен, а с чем нет. И должен сказать, тюремное заключение обезопасит твоих друзей от, хм, соблюдения этого пункта и подпункта куда лучше, чем бегство.
— Я понял, — едва слышно отозвался мальчик. Встал, протянул связанные руки. — Мне нужны вода и перо. Лучше травяной настой. Можете накинуть на меня эпиграмму на невозможность вредить вам, это не помешает. Все, кто пробовал сахар, должны собраться в одном месте, а я должен видеть их всех хотя бы немного. Обычно я писал музыку с крыши.
Бросил взгляд на отца, тут же гордо выпрямился, пошел вслед за Ямбом, словно одолжение всем делал. Роксан хмыкнул, поднялся. Ему нужно было стоять вместе с другими зачарованными.
— Это что, — подала голос все это время молчавшая Мойра, — мы победили? Слушай, да ты птичий герой!
Роксан только передернул плечами, выходя на площадь.
Он чувствовал себя грязным, измученным и неприятно эмоциональным. Но уж никак не героем.
***
республика Магерия, город Варна
25 Петуха 606 года Соленого озера
— Ладно, дорогая супруга, — усмехнулся Гир, когда веселые горожане наконец утомились пить за новобрачных, проводили их до дверей и ушли разносить сплетню о птичьей деве дальше по городу. Впрочем, за прошедший день она наверняка разлетелась без дополнительной помощи, еще и обросла подробностями, как старый пень ростками. — Зачем я тебе?
— Подожди пару щелчков, — попросила она, открывая один из сундуков. Возница, благо, был слишком удивлен, чтобы попытаться не отдать им вещи, да и пьяная свершившимся чудом толпа вынуждала с собой считаться. Сложней было сейчас разыскать нужное — над Варной уже зажигались звезды, дом у Гирея был без лишних окон, и лампады на привычном месте тоже не стояло. Еще бы, после всех обысков.
Друг смотрел с веселой настороженностью, заставляя чувствовать в равной степени радость и боль. Адельхайд наконец нащупала шкатулку с письменными принадлежностями, вынула перо. Прижала его к губам шагнувшего вперед Гирея — привычный шест, просьба помолчать.
Только для нее привычный.
— Гир, — вздохнула, не пытаясь вырваться, когда он прижал ее к стене, заблокировав руку с пером. — Ты меня не помнишь из-за моего же сонета, который я наложила по твоей просьбе. Дай его снять.
— Извини, дорогая супруга, но у меня нет никаких причин тебе верить. Ты меня, конечно, вытащила из петли, но я все еще не знаю, для чего.
Ада вроде бы давно привыкла к его куртуазному тону, дивно сочетающемуся с бандитскими действиями, но иногда этот балаган раздражал так же сильно, как в юности. Следовало догадаться незаметно снять магию, Гирей ведь первые годы дергался при виде перьев. Потом перестал, конечно. Но для него никакого “потом” не существовало.
Впрочем, у Ады был простой способ убедить друга.
— Тебя зовут Безродным, потому что ты бывший раб из Империи. Вы бежали на корабле среди грузов после того, как твоего брата Нииола забрали в Цитадель из-за открывшегося магического дара. Твои родители умерли во время эпидемии влажной лихорадки, не успев внесли имена в городской архив, поэтому по бумагам их никогда не существовало. Тебя дразнили безродным, никому не нужным чужаком. Когда ты стал сильней, то решил сохранить это прозвище, сделать его знаком доверия между членами банды. Тебе это посоветовали. Помнишь, кто?
Гир, внимательно слушавший ее речь, задумчиво качнул головой. Отступил.
— Все, кто это знают, мертвы, и я уверен, они меня не предавали. Ладно, дорогая супруга. Пиши свою магию.
Распутывать собственный сонет оказалось любопытно. Ада гордилась этим творением — если не знать, что воздействие есть, никогда не нащупаешь мельчайшие искажения памяти. Едва успела закончить, когда в дверь постучали, а Гир аккуратно сел на пол и определенно не был готов кому-либо открывать.
Ада больше всего боялась, что это будет Беата, но та, к счастью, не была дурой и затаилась. На пороге топтался до отвращения знакомый мальчишка из дома Ферстнера. До недавнего времени — из дома и самой Адельхайд.
— Вам письмо!
Она с улыбкой взяла плотный конверт, сломала печать семьи Зальцман, сощурилась, стараясь разглядеть строчки. Кивнула скорее собственным мыслям.
— Спасибо.
Закрыла дверь, взялась разыскивать свечи в сундуках — это было определенно проще, чем пытаться найти лампаду Гирея, которую вообще мог прикарманить какой-нибудь стражник. Наконец справилась, теплый огонь осветил комнату.
Друг все еще задумчиво сидел на полу, приходилось переступать через его вытянутые ноги. Судя по тому, что сонет ушел без следа, это был более-менее нормальный эффект. По крайней мере, Гир дышал, это Адельхайд проверила. Вероятно, разуму требовалось время, чтобы заполнить образовавшиеся после магии пустоты.
Ада села за стол рядом, расстелила письмо. Как стремительно брат отрекся от нее! Еще и требовал вернуть назад якобы украденные вещи. Она хмыкнула, обмакнула перо в чернильницу.
— Разве не ты сам обещал мне приданое, — проворчала вполголоса.
Засмеялся Гирей, сжал ее локоть, подавшись вперед.
— Спасибо. Хотя ты чучело соломенное, что вообще пришла на мою казнь. Могла ведь жить нормально.
— Не могла, — отозвалась она, не отрываясь от составления изящно оскорбительного ответа. — У меня было отвратительно бессмысленное детство до того, как я встретила тебя. Жить так теперь? Ну уж нет. Правда, не представляю, как мы будем доставать деньги.
— Ну для начала, — Гирей встал, потянулся. — Нам нужны те ребята, которые грабили твою квартиру. Они ведь так и не вернули мне долю. И, Ада. У нас еще кое-какая проблема есть.
— А именно?
— Кровать. Она у меня только одна. Мы, конечно, теперь супруги и все такое…
— Упаси птицы! — с чувством отозвалась Адельхайд. — Кто-то из нас определенно будет спать на полу. В большом сундуке должно быть одеяло.
Засмеялись оба, сжали на мгновение руки. Ада вернулась к письму, Гир за спиной загрохотал, пытаясь привести свое жилье в порядок после обысков и заодно найти место для новых вещей.
“Наверное, давно можно было решить вот так”.
Она тряхнула головой, улыбнулась своим лучшим оскалом. Какой смысл о чем-то жалеть? Сейчас главное отбить у брата собственные вещи, а то с него станется еще и стражу на дорогую сестру натравить.
***
Южная Империя, подземелья
17 Петуха 606 года Соленого озера
Он был совсем мертвым. Лицо посерело, замерло, как у живых никогда не бывает, даже у спящих.
Эш опустилась на колени рядом с телом, скользнула взглядом от кляксой расплескавшихся по полу волос по шраму, рассекавшему спокойное лицо, по гвардейской одежде, которую Текамсех так и не сменил.
Человек, который поверил. Спас. Рискнул. Который купил чаранг для Айдана — такой неразумный жест, он должен был понимать, чем рискует.
Подземники покинули пещеру, от аванпоста не осталось и следа, только теплились лампады в древних плошках. Эш не знала, почему решила остаться и подождать. Просто она была должна.
Это было как воспоминания о Кадо. Чувство совсем рядом, кажется, протяни руку и коснешься, но оно тает миражом. Но здесь виной был не их тройной шедевр. Было что-то глубже. Важней.
Айдан стоял за плечом, его печаль казалась облаком горького дыма. Кадо сидела с другой стороны от тела, она что-то говорила, но Эш улавливала только общий смысл.
Его убили. Кадо не надеялась успеть принести его живым, просто хотела, чтобы он умер не в одиночестве. Не там.
Она пахла солью, как берег озера, где на камнях остаются белые следы. Эш не знала этого чувства — и знала одновременно. Чем-то, что было за ней самой. Тем, что умело петь теням чужих смертей.
Текамсех был давно и безнадежно мертв. Здесь нечего было исцелять.
Эш встала, перо само скользнуло в руку.
Она была охотницей раньше, чем стала певчей. Сейчас ей нужно было поймать одну птицу, птенца, совсем недавно вылетевшего из гнезда. Эш умела звать их.
Человек на самом деле не становится птицей, что-то в ней знало это без сомнений. Но это совсем не мешало.
— Вернись в свой дом, тебя ждут.
Это было как прясть нить из козьей шерсти. Нужно найти первые слова, зацепиться, а дальше она скользит сама, остается только не упускать ее. Пусть будет с узелками, прутиками, пусть то становится толстой, то тоньше волоса. Жизнь ведь такая и есть. А песня — это жизнь.
Которой еще не время кончаться.
Эш отступила в тень, Айдан потянулся поддержать, подать флягу, но истощения не было. Словно пела не она, а просто песня звучала ее губами, Эш была просто чарангом под пальцами мира. Под пальцами той себя, которая всегда так хорошо пряталась под тысячей косичек и вязаной жилеткой.
В другое время, для другого человека она бы не пришла. Чудеса — это не магия, у них нет законов. Их невозможно подчинить, описать. Повторить.
Кадо потянулась к лицу Текамсеха, словно пытаясь нащупать его дыхание. Тихо засмеялась, когда его рука мигом ухватила ее за запястье, не дав коснуться.
— Ты все-таки меня поймал.
Торжественность момента слетела, Эш закружилась по залу, распахнув руки. Получилось! У нее даже это получилось! Значит, она вообще все-все сможет! Налетела на Айдана, дала ему обнять себя, чуть-чуть отстранилась.
— Давай начнем путешествие прямо сейчас? Из Пэвэти совсем близко до Цергии!
Айдан кивнул, улыбаясь. Пошел рядом, только подхватив с пола сумку.
Наверное, невозможно ускользнуть разом от шпионки и гвардейца. Разве что если один чуть не умер, а другая чуть его не потеряла. А так — все получилось.
республика Магерия, город Варна
25 Петуха 606 года Соленого озера
— Не дело это, леди, — в десятый раз проворчал возничий, но все-таки остановил повозку. Адельхайд выбралась на мостовую, вскинула голову. Помост возвышался вдали, два тела болтались на виселице с прошлых дней, расклеванные птицами, отвратительно воняющие даже от края площади.
Ада прикрыла глаза, шагнула вперед. Здесь не было особой толпы, так, десяток стражников да пара десятков любопытствующих. Это ведь не казнь перед праздником, куда собирается толпа, и даже не обещали ничего зрелищного вопреки надеждам Ланге и Кайзера. Чуть более, чем простая рутина, куда родители приводят детишек, чтобы наглядно показать, почему нужно слушаться маму. Адельхайд оправдывало разве что то, что все думали, будто именно Гирей спланировал все ограбления.
Даже он сам так думал.
Она взглянула на небо сквозь пальцы. Малое солнце уже коснулось большого, скоро они сольются в одно.
Свадьбы любили назначать на полдень. «Как светила, что дарят нам свет, соединитесь вы вместе, и союз ваш будет освещен птицами».
Она много раз слышала церемониальную речь. Монахи читали страницу из книги на свадьбах братьев, некоторые вдохновенно, другие занудно, и никто не желал объяснять, как эта красивая метафора соотносится с засухами или тем, что в полдень не стоит показываться на улице без головного убора, если не желаешь потерять сознание.
Адельхайд оделась так, чтобы легче было говорить с братом, когда она приедет — девичий платок поверх косы, самое простое из платьев. Образ вне возраста и почти вне богатства, если не присматриваться к тонкости илатского кружева и гладкости ткани. На нее все же оглядывались, но скорее с уважением, чем с любопытством.
Брат грозился назвать ее сумасшедшей, блаженной. Адельхайд уже знала, как и это повернет в свою пользу, если придется. По крайней мере, костюм птичьей девы ей явно удался.
Ветер качнул трупы повешенных, Ада прижала к носу платок с каплей духов. Шло время, болели пальцы ног в тесных, пригодных только для поездок туфлях. Но все же наконец его вывели — их. Фридхен и ее старший сын тоже были здесь. И Гирей. Широкая тюремная рубашка на нем была тонкой и выгоревшей почти добела.
— Женщина, нареченная Фридой, обвиняется…
Ада смотрела. Сглотнула, когда на шею надели петлю.
— Отвернись, Рольф, — успела велеть Фридхен, когда из-под нее выбили табурет.
Эта смерть была хуже смертей Аластера и Клауса. Те были быстрей. Чище. Кровь до какой-то степени красива, как и работа магического дара.
Впрочем, он ведь тоже задохнулся. Просто тихо, сидя в своей комнате, а не дергаясь на веревке.
— Мам, а почему эта тетя не описалась?
— Потому что на ведро заранее сходила, — назидательно объяснила женщина совсем рядом.
Если веревка рвется, второй раз не вешают — вспомнилось вдруг. Если бы Ада подумала вчера, пришла, договорилась!..
Нет. Веревку принесли из тюрьмы, невозможно было зачаровать ее заранее.
Захрипел в петле Рольф, его дернули за ноги, чтобы скорей затих. Наверное, это считалось милосердием. У него ведь даже усы еще толком не росли.
— Мужчина, нареченный Гиреем по прозвищу Безродный, обвиняется…
Он улыбался, слушая длинный список своих преступлений. Смотрел в небо. Его могло спасти разве что птичье чудо, но Адельхайд не умела творить чудеса. Она была просто писательницей и немного поэтессой.
Шаг на табуретку, Гир сам надел петлю на шею.
Нет. Нет.
— Мам, он красивенький…
— Тш, глупая! Что, хочешь себе такого старого мужа? Вот и молчи, а то еще услышит господин судья.
Старого мужа?.. Ада рванулась вперед.
— Я беру этого человека в мужья!
Дева, чистая телом, может уравновесить грязь преступника, взяв его с помоста, если движут ей лишь птицы, но не знакомство с ним. Адельхайд совсем забыла про это правило, его же никогда не применяли на самом деле! Еще щелчок и стало бы поздно вспоминать.
— Вы утверждаете, что никогда не были замужем? — все вокруг смотрели с сомнением, но стражник у края все же подал ей руку, помог подняться на помост.
— Да. Можете проверить по записям монастыря и моей семьи. Я — леди Адельхайд Зальцман.
— Вы никогда прежде не видели друг друга?
Она покачала головой, Гир смотрел с веселым недоумением.
— Никогда, клянусь птицами! — Вынырнул из петли, спрыгнул с табуретки, тут же красиво опускаясь на колени. Ему никто не мешал. — Да благословят вас птицы и сам Создатель, леди Адельхайд.
— Ада. Зови меня Адой.
— Что будет вашими обручальными браслетами? — домогался судья.
Адельхайд растерянно оглянулась, но толпа, сильно увеличившаяся за прошедшие щелчки, помогла — протянула на выбор и кусок веревки, и кожаный шнурок, и даже настоящий медный браслет. Потрясающе равнодушный монах, провожавший к птицам преступников, уточнил:
— Если вы окажетесь нечисты, брак будет расторгнут, а ваш муж казнен.
Нудно начал читать благословение, пропуская целые куски.
Только когда Гир завязал на ее руке плетеную ленточку, которыми подвязывали волосы мастерицы, Адельхайд осознала, что происходит. Фыркнула, прикрыв рот, надела на запястье друга маленький, явно женский браслет.
Она столько бегала от свадьбы — и зачем? Чтобы теперь выйти замуж на виселице, под сенью четырех трупов?
Брат ей этого не простит.
***
магреспублика Илата, город Илата
16 Петуха 606 года Соленого озера
На лицо снова посыпалась пыль — щелястые доски обрешетки не спасали от крошащейся от старости седой соломы. Под ухом пищали мыши, устроившие гнездо в матрасе задолго до того, как сюда решили положить Роксана.
Он скользнул взглядом по комнате, повернул голову, выдохнул свербящее в носу крошево. С трудом сел.
Очевидно, музыка прервалась, если он был способен мыслить. Но почему?
Память словно провалилась в глубокий колодец, в котором, как ни старайся, не разглядишь дна. На той стороне веревки Роксана явно не ждало ничего приятного — что не отменяло необходимости добыть эту условную воду, иначе он не поймет, как действовать дальше.
Для начала стоило хотя бы встать. Тело болело так, будто ночью ломали его, а не разум, на языке держался горький привкус. От чего?
Роксан вспомнил. Упал на четвереньки, прижимая ладонь к животу.
Его долго тошнило, хотя желудок был пуст. Роксан вытер нити вязкой слюны, оглядел себя — одежда была в порядке, застегнута на все пуговицы. Словно чужие липкие прикосновения — больше, чем прикосновения — ему приснились.
Он все же встал, опираясь о стену. Убрал волосы с лица. Понял, что у него трясутся руки.
Отвратительно.
Где сейчас банда?
Обрывки допроса и того, что было после него, медленно выстраивались в цепочку. Роксан решил не ждать, пока память восстановится полностью, добрался до дверного проема, выглянул.
На лестнице было пусто, а внизу достаточно тихо.
“Бунт” — словно иглой вонзилось в спину. Сейчас на рынке должен быть бунт. Судя по тому, что здесь никого, уже начался. Возможно, музыкант не смог удержать две сильные мелодии одновременно.
Почему Роксана не убили?
Вспомнилось, как после… того, что сделали бандиты — их лица словно отпечатались на веках, и в этом был единственный хороший момент — Роксан точно знал, кого именно желает найти и убить, — музыкант сидел рядом, вытирал его мокрой ветошью и давал прополоскать рот.
Не помогло. Однако больше его не трогали.
Приказал другим не входить, а сам забыл о пленнике? Он очень юн, этот Витам, но все же это маловероятно. И в любом случае не забыл бы Алан Макгауэр.
Роксан крепко взялся за перила, спустился так тихо, как мог. Теперь улица.
Солнца уже сошлись, однако со стороны каналов не было видно зарева. Хорошо. Значит, Кит справился. Вся тайная служба справилась.
В отличие от Роксана.
Он тяжело привалился к стене, стараясь дышать ровно. Музыка исчезла, но он все еще был под каким-то воздействием. Сахар? Вероятно, да, слишком усиливалось все, что Роксан чувствовал.
Нужно было добраться до Ямба. Они наверняка уже занимаются вопросом, как снять это. Роксан все еще может до какой-то степени осознавать себя и значит, может быть полезен.
Ему не нравилось, как работала его голова.
Вся ли банда участвовала в бунте? Кажется, нет. Помимо Пита, которого они с братом похитили, один был ранен. Вероятно, он где-то в квартале. И еще Алан. В банде не знали, что он маг, считали странствующим ученым, менестрелем, который помог Витаму с музыкой. Он не собирался идти на площадь.
Роксан шел тропами между стоящих вкривь и вкось домов, предполагая, что рано или поздно выйдет из этого лабиринта, когда услышал шорох за стеной. Замер, осторожно заглянул за тканевый полог.
В теории два мага, тем более одного направления дара, должны сражаться честно, в идеале соблюдая дуэльный кодекс. Даже во время заданий на территории Тривера Роксан придерживался определенных правил — в том числе не нападал со спины.
Однако он все же не был самоубийцей.
Бесшумные движения Ольги получились сами собой, привычка Джейн помогла ловко ухватить самый увесистый из ближайших предметов — пузатый горшок. А огреть величайшего поэта севера по голове Роксан мог и своими руками.
Тот свалился без единого звука.
На миг пришло осознание — Роксан сам хотел бы лечь на пол и просто ждать; не важно, чего. По спине прошла волна дрожи, ясно вспомнилось, что случилось, когда он так лежал и ждал, не имея возможности даже шевельнуться по собственной воле. Хуже. Должен был выполнять любые приказы.
Снова затошнило, но он только взвалил Алана себе на спину, как мешок, ухватил за свисающие руки. Груз оказался немногим легче самого Роксана, но выбора было немного. Бросать триверского шпиона без присмотра он не собирался.
Достаточно того, что банда совершила эту ошибку с ним самим.
***
там же
Кит сидел на складе, временно превращенном в филиал не то Золотого гуся, не то особняка О’Флаэрти. Им даже поднос еды принесли из соседнего трактира для полного сходства!
Правда, есть никому не хотелось.
Шеф колдовал над связанным музыкантом, устроились на бочках Роша и девушка из разведки, представившаяся Мойрой. Все музыканты и поэты тайной службы работали на площади. Ну как, работали. Пытались снять или хотя бы скомпенсировать мелодию этого мелкого гения. Судя по тому, что никто еще не влетел на склад с радостными воплями, получалось паршиво. Вернее, не получалось никак.
— Он завязал музыку на вкусовое ощущение, причем так, чтобы она пробуждалась сама при повторении этого вкуса, — успела поделиться злая, как сто тысяч гусей, Меган. — Гений хренов! Мало того, что мелодия наверчена этим его придурочным способом и звучание не восстановить никак, так еще мы к ней подобраться можем только пока жертва ест сахар!
Переводилось это все так — или мальчишка сам снимет свой шедевр с толпы, или у Илаты есть сотня качественных, совершенно безнадежных безумцев. Держать их под постоянной музыкой для компенсации, во-первых, рискованно, во-вторых, надо десяток музыкантов только на это посадить, а в-третьих, сила мелодий быстро выветрится. Обеспечивать зависимых дозой сахара раз в пару дней не выйдет тоже — никаких полей и денег не хватит его в таких количествах производить.
— Пустите! Там моя жена…
В заднюю дверь склада ворвался мужчина, по виду слуга. Люди постоянно пытались попасть на площадь, кто из любопытства, кто беспокоясь о близких. Мойра с унылым лицом встала с бочки.
— Вашей жене оказывают помощь, вы там можете только помешать. Займитесь пока своими делами.
— Дайте хоть взглянуть, — взмолился мужчина. — Я увижу, что она жива и тут же уйду!
Мойра глянула на Ямба, но тот был погружен в долгий, знатно закрученный сонет, которым сейчас обрабатывал Витама. Кит подошел вместо шефа.
— На площади опасно — вы можете заразиться сами, как ваша жена. Даже выглядывать, даже ненадолго. Я понимаю…
— Да что вы можете понимать!
Мойра предупреждающе взяла мужчину за плечо, Кит лучезарно улыбнулся.
— Мой брат сейчас неизвестно где, заражен тем же самым и скорее всего вообще мертв. Я понимаю.
Это еще если не вспоминать о Хоуп. Про ту Кит хотя бы точно знал, что она жива и относительно в порядке. В последний раз она тихо плакала, так как не могла увидеть Шея. Кит не представлял, как будет объяснять, что его вообще никогда не существовало.
Однако признание на удивление помогло — любящий муж неизвестной женщины смешался, извинился и даже ушел сам, без ускоряющего пинка. Роша присвистнула:
— А ты молодец!
Кит только хмыкнул, возвращаясь на облюбованную бочку. Сгорбился.
— Тошно, что даже если мы снимем мелодию, всех не вернуть.
Кого-то затоптали в давке, кем-то пытались прикрываться бандиты, когда Ида сдала музыканта и остальные решили сбежать. Один раз в самом начале толпа сумела все-таки прорвать оцепление, и люди Сагерта предпочли надежный способ их остановить.
— Роксан из наших, — зачем-то сказала Мойра. — Он так просто не сдохнет.
Кит дернул головой в сторону двери.
— Там лежит четырнадцать трупов. Даже если мой брат не станет пятнадцатым, это все равно на четырнадцать больше, чем должно быть.
— На тринадцать. Один из банды.
— Плевать. И еще в трущобах очень много людей убили. Я даже не знаю точно, сколько, — обернулся к Витаму, хотя тот сейчас ничего не слышал, бросил: — Этого ты хотел?
И едва не свалился с бочки, когда мальчишка одарил его мутным взглядом исподлобья.
— Совет все равно падет. Если не моими руками, то позже.
Обмяк, завалился набок с остановившимся взглядом. Роша протянула шефу флягу с настоем — свою он уже израсходовал, теперь выпил залпом вторую.
— Алан его защитил от поэзии? — спросила Мойра.
— Нет, — Ямб покачал головой. Подумав, запил настой обычной водой. — Разве что основным принципам сопротивления научил, но оды не его специализация. У нас просто очень упрямый и талантливый ребенок. Сонет должен привязываться к его восприятию мира, иначе скатывается, как с гуся вода. Что вы, собственно, и имеете удовольствие наблюдать.
Кит посмотрел на шефа растерянно, перевел взгляд на Витама. Он не знал, что поэзии вообще можно всерьез сопротивляться!
Ямб черкнул быструю оду, сдобрив ее глотком воды. Мальчишка хватанул ртом воздух, тут же сурово нахмурился. Кита он бесил уже до дрожи. Ему что, нравится, что от него зависит сотня жизней?
— Пришли в себя, молодой человек? — спросил тем временем Ямб. — Хорошо. Мы с вами в одинаковом тупике — я могу сломать вас эпиграммой, чего вы явно не хотите, но вы тогда собственную музыку не одолеете. А вы можете доблестно молчать и домолчаться до пыточной, которая, впрочем, скорее всего придет к тому же эффекту, что и эпиграмма, но в более длительной перспективе. Страх и боль, знаете ли, не лучшие чувства для музыкального дара.
— Вам нечем меня шантажировать, — уверенно отбил Витам. — Покойнику неважно, есть ли у него дар.
— Как насчет жизней ваших товарищей?
Мальчишка дернулся, тут же упрямо поджал губы.
— Мы все знали, на что идем и были готовы умереть.
— Какой суши тебе надо? — в лоб спросил Кит. — Чтобы сотня человек, которых ты отравил, просто умерла?!
— Кто знает, — он блекло улыбнулся, — что еще может случиться. Их много, они вас ненавидят. А если вы убьете всех, их друзья и семьи уничтожат вас даже без моей музыки.
Кит отвесил мальчишке пощечину, рявкнул уже из объятий Мойры:
— Ты говорил, мы используем их, а что ты делаешь?! Хочешь пожертвовать чужими жизнями ради чего? Ради еще большего числа смертей?!
— Ради будущего, — у него страшно звенел голос. Искренним вдохновением. — Ради страны, свободной от вашей деспотии! Вы слепы, заперлись в своих каналах и не желаете знать, каково простым людям. Так эти люди придут к вам сами!
— Побереги речи для площадей, — очень мирно посоветовал Ямб. — Ты слеп ничуть не лучше нашего и крылья у тебя из тряпок.
— Я знаю. И я не говорю, что я птичий посланник. Но люди должны взять то, что их по праву.
— Люди сами могут решить, что они хотят и что они должны, — хмыкнул Ямб. — Во дворце, между прочим, жалобы от населения принимают в дни соловья. Пришел бы да написал.
Глаза мальчишки сверкнули.
— Вы знаете, что еще нужно, чтобы тебя хотя бы пустили во дворец к столу с жалобами?
— Не представляться бастардом О’Доннеллов, — серьезно кивнул Ямб. — Согласись, это было весьма глупо.
— Я не выбирал свою мать! Это истина, которая просто колет ей глаза! Но я заставил себя заметить!
Кит вышел со склада, яростно хлопнув дверью. Прижался макушкой к стене, вдохнул глубоко.
Этот Витам на самом деле был во многом прав. Методы у него были отвратительные, да и чего ждать от мальчишки, которым управляет триверский шпион. Но вообще Илата правда сама вырастила оружие против себя.
Нужно было попытаться сделать так, чтобы больше этого не повторялось. Кит встряхнулся, собираясь вернуться на склад, но заметил фигуру на другом конце площади. Выдохнул:
— Живой!
Засмеялся, бросился вперед, желая обнять, но Роксан вместо этого свалил ему на руки тело со спины. Кит едва не уронил его, поняв, что держит Алана, чтобы его птицы, Макгауэра.
— Где Ямб? — голос у брата был такой, словно он правда из могилы восстал, а не только Кит его сто раз мысленно похоронил. — Я знаю, как заставить музыканта сотрудничать.
***
королевство Цергия, приграничная пустыня
18 Петуха 606 года Соленого озера
Небо было зеленым.
— Как красиво!
Эрик вскарабкался на вершину дюны, запрокинул голову. Рагнар не спеша поднялся следом, огляделся. Протянул руку:
— Там руины. Можно переждать жару.
— Ага!
Рагнар не смог сдержать улыбку, когда мальчишка легко бросился вперед, промчался по крутому склону. Это было глупо, конечно, так же, как его манера рисовать, не упрощая. У них остался лишь глоток воды в одной фляге, если они не выберутся из пустыни за следующую ночь, вряд ли они смогут идти дальше. Но Эрик, кажется, вообще не думал, что все еще может умереть.
Когда-то здесь была деревня, но стены домов давно растрескались, многие крыши провалились. Под странным небом они тоже казались зелеными, текучими, как миражи. Рагнар никогда не заходил так далеко и не знал, чего ждать, но было очевидно — даже если колодец, наверняка бывший здесь, не пересох окончательно, вода из него в лучшем случае поможет путникам продержаться еще один день.
Порыв ветра толкнул в спину.
— Учитель, — тихо, благоговейно позвал Эрик, замерший между домами. — Это же дождь.
Рагнар поднял голову, моргнул тут же, когда на лоб упала крупная капля. Громыхнуло, снова пронесся ветер, и на землю рухнула вода.
Он упустил несколько мгновений, зачарованный невозможным, потом все же сорвал плащ, расстелил.
— Эрик, нужно собрать воду!
Оказалось невозможно перекричать этот грохот, но хотя бы его одежда должна была им послужить. Узел кушака спекся за прошедшие дни, Рагнар пытался распутать его, когда на плечо легла незнакомая ладонь.
— Не бойся. У меня довольно питья для вас.
Он отшатнулся, оглядываясь. За спиной щурилась в небо старуха с кирпичного цвета кожей и такими глубокими морщинами, что казалась едва ли не ровесницей деревни. Вода текла по причудливой плетеной жилетке, капала с перьев.
— Добрался все-таки, мальчик, — она посмотрела на него с мягкой гордостью. — Сумел наконец. Хорошо.
Как Рагнар мог слышать ее тихий голос, когда вокруг гремело так, словно небо решило упасть на землю? Женщина усмехнулась, он проследил ее взгляд, скользнувший над его плечом.
Эрик, конечно. Ученик кружил на открытой вершине поднятого к небу холма, смеялся, раскинув руки.
Жил. Не пытался выжить, как привык сам Рагнар.
Хорошо, что он с ним. Может быть, пустыня старается оберегать беглецов, но Рагнар хорошо знал, как часто человек выигрывает у нее. Слишком много раз он был этим человеком, чтобы теперь позволить себе верить во что-то иное.
Когда он обернулся, старухи не было, как и следов на песке, которые она могла бы оставить. Впрочем, неудивительно. Никто не может выжить в заброшенной деревне, так же, как никто не может перекричать ливень. Это был просто мираж, они и раньше иногда являлись ему.
Хотя обычно выглядели иначе и появлялись в полдень.
Все кончилось так же быстро, как началось, небо поблекло, снова засияло двумя раскаленными светилами. Рагнар поднял пропитанный водой плащ, начал отжимать над флягой.
— Как хорошо! И смотрите, что я нашел, — на вытянутых руках Эрик держал небольшую, плотно закупоренную амфору. — Лежала в доме, вон в том. Она, наверное, раньше была закопана, но ветер унес песок.
— Отожми воду с одежды во флягу, — велел Рагнар. Закончил со своей, осторожно взял амфору. Раскачал пробку.
Из темной глубины пахнуло прохладой, Рагнар коснулся губами горлышка, наклонил, проверяя.
— Ну что? — Эрик от нетерпения разве что не приплясывал вокруг. — Вода?
— Молоко, — ответил Рагнар. — Свежее.
Потер крошащуюся, явно очень старую пробку, оглянулся.
Никого не было в деревне, только ветер носился между домами, свистом напоминая старушечий смех.
Южная Империя, город Пэвэти
— Холодной ночи, — сестра помахала рукой в низках браслетов, прыснула. — Или теперь надо говорить “Да славится Император”?
— Всегда надо, — отрезал он. Повел плечами, оглядывая дом — такой маленький, до отвращения бедный и со всеми этими дешевыми безделушками, которые Чузи дарили ее гости. Разве что браслеты неплохи, тяжелые и одновременно изящные.
— Заходи, — она поднялась с циновки. — У нас тут целый праздник, гость вчера вяленое мясо принес.
Потянулась, выгибаясь, сонная и довольная. Сикис, вспыхнув, отвернулся. На сестре был слишком маленький, расходящийся на груди халат, и вязаная накидка с дырками ничуть не реже, чем у рыболовной сети, тоже ничего не скрывала.
— Нет, — отказался резко. — Я пришел только велеть, чтобы ты перестала болтать обо мне.
— Хммм? — плечи обвили тонкие, очень темные руки с длинными ногтями. Сикис ненавидел, когда Чузи его обнимала. — Ты же мой любимый маленький братишка! Выбился из пыли в птицы, легко, как солнышко всходит! Я тобой так горжусь…
Попыталась взять его лицо в ладони, но Сикис вырвался, отступил, брезгливо скривившись.
— Не касайся меня. От тебя несет мужчинами.
Она рассмеялась:
— Любовью, Сикис, я пахну любовью. Тебе ведь раньше нравилась моя подружка, Алта? И запах нравился. Ты так давно к ней не заходил…
— И не зайду, — жестко сказал он, глядя сестре в глаза. — Никогда больше. У тебя не было брата или был, но умер, выбирай сама. Но не трепи мое имя.
— Сикис, ты же не серьезно, — Чузи снова потянулась к нему.
Наверное, он не хотел ее бить. Просто так вышло, он отмахнулся, а она попалась под руку. Охнула, отступила. Мираж дуры, у которой мозгов не больше, чем у кошки, мигом развеялся.
— Я твоя единственная семья. Ты не посмеешь меня бросить.
— Ты — камень на моей ноге, — отрезал он. — Еще как посмею. Если продолжишь пачкать мое имя, это будет считаться клеветой о гвардейце.
— И что, ты меня казнишь?
— Если потребуется.
Они стояли друг перед другом, Сикис видел в лице сестры собственное и был уверен — она не станет рисковать. Она всегда была осторожной.
Как же он ошибался. Смертельно, невозможно, глупо. Целый год жил, как все, продирался наверх, учился думать и драться. А потом случилось это.
— Я не могу взять новое задание, — сказал Сикис девчонке, протянувшей ему тубус. — Я еще не закончил прошлое.
Она нахмурилась, поджала губы.
— Это окончательный ответ?
— Конечно…
Посмотрел вслед удивленно. Тогда он еще не понимал, зачем кому-то подсовывать ему новое дело, он ведь только недавно отчитался, что вышел на след. Решил, в канцелярии что-то напутали и еще два дня оставался в блаженном неведении. Если бы тогда не совпало, так бы и не понял, наверное.
— Все, мы закончили, — рядовой из чужой команды рухнул на ковер, блаженно вытянув ноги. — У этого беловолосого правда помощница была, вот только что взяли. Обычная шлюха из трущоб, но хитрая и драчливая, прямо степная кошка. Браслеты вместо кастета использовала, чуть глаз мне не выбила, представляете?
Сикис, обедавший здесь же, вздрогнул, поднял голову. Сказал себе — да ну, мало ли в трущобах девок. И украшения вместо оружия у многих. Чузи не дура, она бы не стала связываться с врагами Империи.
Он правда в это верил. Ровно до того допроса, на который его вызвали внезапно, выспросили все о сестре.
— Ты готов подтвердить свои слова болью?
— Да, командир.
Сикис был уверен, что не запнулся. Он вообще сразу рассказал все, что мог.
Но ему не поверили.
Следующий день он помнил обрывками — взгляд командира, первый удар, стекающую по лицу воду. Знал только, что точно не пытался ничего скрыть. Не защищал никого, кроме себя.
Потом болело все тело, но едва он вышел из пыточной, как тут же вернулся к заданию. Дело ведь у него не забрали, а из-за сестры он потерял целый день. Нырнул в работу, как в реку, с головой, и вынырнул только спустя неделю.
— Придешь на казнь?
— Я почти поймал шпиона, — огрызнулся Сикис. — Предлагаешь упустить его? Сейчас даже несколько часов могут все решить.
— Ну как знаешь, — товарищ, похоже, теперь уже бывший, отошел, взял кружку молока у трактирщика.
Сикис уткнулся в тарелку. Он был уверен, что раз выдержал допрос, раз ему позволили вернуться к работе, все позади. Не обязательно еще как-то доказывать свою верность, он без того не давал повода в ней сомневаться!
Холод поглощал его, наплывала темнота. Он был гвардейцем, всю жизнь он был только им. Это ведь та самая стена, возле которой много лет назад он сидел, высматривая свой шанс. И сорвался с места, как только тот показался из-за угла.
— Да славится Император! Вы ищете Басаана? Я покажу, где его спрятали!
Люди в птичьих куртках переглянулись, улыбнулся один — такой высокий по сравнению с четырнадцатилеткой. Сказал:
— Да славится Император. Как тебя зовут?
— Сикис.
Он знал, что должен выбрать, стать хищником — бандитом — или жертвой. Но эти люди в ярких перьях были больше, чем просто хищниками. Бандиты боялись гвардии, значит, гвардия не боялась вообще ничего. Сикис тоже хотел не бояться.
Темно. Пусто.
— Сикис, я принесла воды!
Он с трудом разлепил глаза, язык распух и едва шевелился во рту. Засуха. Засуха в трущобах — это когда такие, как он, умирают.
Сестра опустилась на колени рядом со стеной, прижала к губам глиняное горлышко. Глаза у нее были красные, заплаканные.
— Как ты смогла? — пробормотал. Чузи хрипло рассмеялась, словно закаркала, прижала его к груди.
— Не важно. Совсем не важно, братик. Ну, идем?
Она подала ему руку откуда-то очень издалека. Сикис был уверен — ему не дотянуться. Сейчас, когда он даже не видел, как она умерла, когда прошло столько лет…
Он взял сестру за руку и шагнул за порог.
***
республика Магерия, город Варна
25 Петуха 606 года Соленого озера
— Простите, леди, — служанка, принесшая завтрак, замялась на пороге. — Я не знаю, когда будет письмо, но, наверное, нужно сказать… Господин Ферстнер умер.
— Мои соболезнования, милая. Тебе есть, куда перейти?
Служанка покачала головой, такая трогательная с выбившимся из-под чепца локоном.
— Спасибо за беспокойство, леди. Я справлюсь. Мы все справимся.
Адельхайд кивнула, отвернулась к столу. Зачерпнула молочную кашу, посмотрела на нее. Вылила обратно в тарелку.
Она опять плохо спала — то болела вроде бы давно зажившая нога, то вспоминалась спина Гирея, то лицо Беаты. Она единственная из банды оставалась в районе и вчера пришла к Аде. Она просила помощи. Просила, чтобы блестящая леди, которая всегда находила решения, спасла Гира.
Во второй раз сонет оказался слабей, как и положено по законам магии, но все же сработал. Беата растерянно заморгала, присела в реверансе и поспешила домой. Наверняка еще долго удивлялась, зачем забрела в богатый район.
Стоило бы всю банду так обработать, но где теперь их искать.
— Письма для леди Зальцман!
Она открыла дверь, забрала у знакомого мальчишки конверты, осчастливила его монеткой. У ребенка был внимательный взгляд — или сам рассчитывает пробиться выше простого посыльного, или работает на одну из банд.
Или на кого-то еще. Ада потерла лоб, вернулась к столу, рассыпала бумаги.
“Леди никогда не занимается перепиской во время еды”.
— К птицам твои манеры, мама.
По крайней мере под изящный почерк женишка завтрак прошел незаметно, у Ады даже настроение поднялось. Рука Фрица не дрожала, но почерк стал размашистым, с длинными чертами в конце слов.
“Самое плохое в Сотне — в ней сидят старики, занимая свои места целые десятилетия! Они боятся любых перемен и готовы затоптать любого, кто предложит нечто новое — даже если это должно облегчить их же жизнь!
Простите, леди. Мне показалось, вы должны меня понять — я не могу сейчас покинуть Гарн. В память Аластера, с которым мы разработали этот проект, я должен бороться с косностью Сотни. Я пойму, если вы не пожелаете ждать — я ведь даже не могу быть уверен, что закончу с делами до дней соловья. Только скажите, и я отзову предложение свадьбы или отложу его настолько, насколько вы пожелаете. Уверен, ваш брат поймет и не станет вас обвинять, к тому же, думаю, я не выйду из этой схватки со столь же незапятнанной репутацией, как прежде — девяносто девять человек с семьями постараются замарать ее.
Мне то и дело пытаются намекнуть, что вы — сам рок, и всех, кто возжелает вашей руки, ждут несчастья. Люди часто видят схему в любых совпадениях, однако дошло до того, что мне прислали совершенно несуразную записку без подписи! Пересылаю ее вам, надеясь, что она вас развлечет так же, как меня.
С неизменным уважением и извинениями за столь сумбурное письмо,
Всегда ваш,
Фриц Ройтер”.
Ада провела большим пальцем по подписи, улыбнулась. Сам рок? Мило. Однако что и, главное, кто написал Фрицу?
Почерк был смутно знакомым — ровный, без обычных для дожей завитушек. Словно автор хотел, чтобы ничто не помешало смыслу текста достичь разума читателя.
“Адельхайд Зальцман виновна в смерти Аластера Макгауэра Нейла”.
Пальцы разжались, лист скользнул на стол. Ада тут же подхватила его, пробежала взглядом по остальным строкам. Нет, никакой конкретики, просто совет беречься и внезапные слова благодарности.
“Прежде я сомневался, не является ли все это лишь совпадением, однако благодаря вашей глупейшей попытке жениться на этой так называемой леди, теперь точно понимаю, что она из себя представляет. Вы можете не беспокоиться, Фриц. Ваш друг будет отомщен”.
Ада сощурилась, изучила бумагу и буквы, принюхалась. Обрезы были свежими, чуть махрящимися. Обычно их ровняют при покупке, в крайнем случае перед написанием письма, но этот неизвестный оставил как было. Можно выяснить, какая мастерская пользуется подобным размером формы. Чернила еще не проели бумагу насквозь, хотя сначала письмо добралось до Гарна, а потом до Варны. Впрочем, сколько здесь, день? Может, даже меньше. Цвет не монастырский, красноватый, а скорее отдающий в желтизну.
Адельхайд вынула из стола старую переписку, начала сверять.
— Леди, за вами повозка.
Она вскочила, смахнула бумаги в ящик. Только тогда подумала — какая повозка?
За дверью мялся возничий из дома.
— Это, я подумал, вам помощь нужна. С вещами.
— Я не собираюсь съезжать, — отрезала Адельхайд, захлопывая дверь. Удивленно тряхнула головой — что происходит? Даже со смертью Курта у нее оставалась неделя на улаживание дел и поиск новой квартиры.
В комнату снова поскреблись.
— Извините, леди Адель. Ваш брат очень требовал вас домой привезти до завтра. Тут же такое творится, вот он и испугался за вас. Вам разве записку не принесли?
— Подождите внизу! — велела она, перебирая письма. Где же сегодняшние? Вот, одно от Зары, оно ждет, и одно от брата.
Адельхайд пробежалась по съезжающим вверх строчкам, презрительно усмехнулась. Испугался? Скорее надеялся испугать ее! “Вокруг тебя вечно происходит птицы знают что и даже не пытайся делать вид, что ты тут не при чем”. Угрозы, угрозы и еще немного угроз, вперемешку монастырем, домашним заточением и объявлением сумасшедшей.
Бумага очень приятно захрустела, смявшись в руках, и еще лучше затрещала, разрываясь на клочки. Может, Аде стоило разрушить репутацию не жениха, но своего брата? Ах, жаль, нужно было сохранить письмо! Оно само по себе было весьма недурно — если бы не тянуло Адельхайд за собой.
Она вздохнула, распахнула окно, глубоко вдохнула запах Варны — смесь трактирных ароматов, соленого дыхания озера и вони сточных канав.
Придется ехать. Герхарда нужно успокоить, дождаться, пока Фриц отзовет предложение, и все станет как прежде.
— Казнь! Казнь! Величайший вор будет повешен на площади! Казнь!
Ада опустила голову. Глашатай на углу взмахивал руками, зазывая людей на главное городское событие.
— Когда? — крикнула, высунувшись по пояс.
— В полдень, леди! В полдень!
Как раз достаточно времени, чтобы собрать вещи и попросить возничего остановить рядом с площадью. Конечно, сестре дожа не следует смотреть на казнь из толпы, как простолюдинке, но Ада должна оказаться там. В последний раз взглянуть на Гирея.
Пусть даже он ее не узнает.
***
магреспублика Илата, город Илата
16 Петуха 606 года Соленого озера
Небо над городом медленно светлело, Кит шел, старательно сдерживая шаг. Это Сид с Обри умчались так, что только пятки сверкнули, а ему нельзя. Он — Шей, респектабельный слуга беспутного господина О’Киф, всем известная, надежная маска.
Почти как у Роксана его Джейн, Ольга или Диллон.
Кит нахмурился, не срываясь на бег. Сначала надо спасти город. Если повезет, брат спасется заодно. Если нет… Если совсем нет, он будет плакать позже.
Поворот из каналов, высокий мост — на соседнем их только недавно вылавливали из воды. Впереди рынок, необычно людный для такого раннего часа, а будет еще полней.
— Эй, тебе тоже нужно что-то докупить?
У крайней повозки стояла никогда не меняющаяся торговка, Кит — Шей, Шей, не выходить из образа! — остановился, перебросился парой фраз. Вечером прием во дворце, конечно, от рода О’Киф ничего особенного не ждали, но хорошие слуги должны подумать за своего господина.
Вроде бы пока все было тихо — то есть, шумно, но не больше, чем всегда. За прилавками знакомые лица, разве что коробейников всех не разглядеть. И это плохо, банда легко может продавать сахар с лотков или вообще с рук.
Кит зашел на третий круг и уже почти поверил, что они зря подняли панику, банда решила залечь на дно — очень разумное решение, между прочим! — когда его окликнули.
— Шей, давно тебя не видела!
Знакомый веселый голос. Он обернулся медленно, вмиг покрывшись холодным потом.
За спиной улыбалась Хоуп, служанка в доме О’Фоули, русоволосая, такая красивая в дымчатом свете раннего утра. Говорила:
— Что, господин опять пил и тебе пришлось за ним дома ухаживать? Давай я помогу с покупками.
И сразу стало совсем не важно, что они могут ошибаться насчет бунта. Потому что могут и нет. А тут — она.
— Уходи отсюда, — выдохнул, в два шага оказался вплотную к Хоуп. — Здесь сейчас будет опасно.
Запнулся, замер, увидев, что она сжимает в горсти.
Осколки сахара. И губы уже блестят липким! Кит чуть не застонал, но только крепко взял девушку за плечи.
— Хоуп, здесь сейчас начнется кое-что очень плохое. Я знаю. Поверь мне, пожалуйста, уходи быстро, куда-нибудь далеко. Потом найдешь меня или Келли, или кого-нибудь из слуг О’Флаэрти. Тебе нужна будет помощь.
Конечно, это было совсем не похоже на обычное поведение Шея, и все шансы, что хотя бы у него будет если не нормальная личная жизнь, то хотя бы приятная дружба, иногда переходящая во флирт, шли сейчас коту под хвост. Но это было не важно. Главное, чтобы Хоуп поверила.
— А что случилось? — она вмиг стала серьезной. Они стояли посреди рыночной площади, как камни, разбивающие течение ручья, Кит вытянул шею, пытаясь осмотреться. Хоуп поймала его за плечо.
— Шей, ты сам не свой. Что не так? Почему тогда не увести отсюда всех?
— Не получится, поздно, — ткнул в сахар, разом послав к птицам всю скрытность. — Где ты его купила?
— Мне дали на пробу, — она оглянулась тоже, покачала головой. — Лотошник, рыжий, кудрявый, с серым платком на голове. А что? Сахар отравлен?
— Не совсем, — помотал головой, тут же кивнул. — Вроде того. Не важно сейчас, Хоуп, просто надо…
И понял, что шум рынка начинает складываться в мелодию. Ухватил Хоуп за руку, растолкал людей. Где оцепление?! Какой суши Сагерт медлит?
Но хотя бы тайная служба была здесь в полном составе — Кит видел знакомые лица и магические огоньки по краю площади. Нашел Меган, поспешил к ней. Хоуп шла следом, не споря, и от этого было жутко.
— Мег!
Подруга едва глянула на них, кивнула.
— Ясно. Извини, девочка, — Меган отцепила от пояса кусок веревки, которыми увешалась, словно дерево сережками. Ловко скрутила запястья Хоуп, примотала к столбу веранды перед трактиром. — Целей будешь.
— Шей, — он посмотрел виновато, готовый к проклятиям, но Хоуп только строго попросила: — Потом объяснишь мне все. Обещаешь?
Он кивнул, развернулся обратно к рынку. Оцепление должно было стать здесь, между домами и торговыми палатками, но пока его не было, а толпа сгущалась, как кисель. И уже было ясно — все не в порядке. Не так, как должно быть.
Как выловить в этом бурлящем котле торговца сахаром? Как самому не оказаться под воздействием?
Потемнело вокруг, Кит удивленно оглянулся.
Магические огни погасли. Он посмотрел на свою руку, краем глаза заметив, что что-то не так. Маска шла мелкой рябью, как река под ветром.
— Что за сушь? — пробормотал, упрямо ввинчиваясь в толпу. В голове гудело, Кит не мог уловить мелодию, но и не понимал, что за чувство на них наводят. Не удивление же, в конце концов!
Люди стояли плотно, говорили, все еще создавая впечатление нормальной рыночной жизни — примерно настолько же недостоверную, как видимость жизни на портретах в кабинете господина О’Киф. Жара от человеческих тел, от восходящего солнца, пока только одного, от середины года обволакивала дурманом.
Здесь столько людей. А ведь не выйдет совсем без жертв, особенно если художники не смогут накрыть реку нарисованной мостовой. Площадь маленькая, когда сомкнется оцепление, начнется давка. Попрыгают в воду, кто утонет, кто уплывет, и где их ловить потом, безумцев?
Невозможно без жертв.
Это — музыка?
Словно тяжелый обруч сдавливал голову, но Кит продолжал протискиваться вперед. Где музыкант? На какой-нибудь крыше опять? Нет, ведь по ту сторону канала квартал мясников, кто бы ему позволил там устроиться! А по эту все должны были прочесать. Значит, он здесь. Прямо в толпе. В центре? На окраине? Нужно искать. Найти. Помочь своим. Восстановить справедливость.
Это — музыка?
Что-то закричали рядом, Кит слышал глухо, словно из-под воды. Оказался у решетки набережной, увидел на том берегу Рошу, старательно выводящую пером мостовую — раз за разом, раз за разом. Но камни едва на миг успевали появиться и тут же развеивались. Как-то не так. Словно их что-то впитывало.
Кажется, он понял, куда.
Зажмурился. Толпа стояла плотно, как колосья в поле. Он пробирался сквозь них, добровольно слепой, от музыки оглохший. Вот. Это здесь.
Распахнул глаза, ожидая увидеть музыканта, Иду — почему-то казалось, она здесь, Кит должен с ней поговорить, должен ее спасти. Но увидел только пустой пятачок мостовой посреди толпы. Само по себе странное чудо.
Не следовало, наверное, шагать вперед. Но Кит всегда делал то, чего не следовало.
Пусто. Холодно. Тут же яркой вспышкой эйфория, за ней отчаяние. Тянущий голод. Злость. “Это есть только у господ”. “Они никогда не поделятся с вами”. “Вы можете взять сами”.
Схлынуло быстро, как и положено краткосрочной музыке, оставив после себя густую горькую слюну.
Пусто. Холодно. Все тебя бросили. Ты недостоин. Ненужен. Нелюбим.
Таким знакомым было это чувство, таким ярким и в то же время удивительно чужим, что Кит улыбнулся. Потянулся к нему, назвал по имени:
— Одиночество.
Это было ложью? У него есть люди Ямба, у него есть Мария, у Шея вообще есть Хоуп. Просто у него нет мамы, папы, брата. Никто не может их заменить. Только он сам.
Эхом отдавалось — у того, кто создал это, была банда. Квартал. Но ему было недостаточно.
Кит обнял себя за плечи. Он не мог развязать этот узел, просто не знал, за какие ниточки тянуть. Он и в собственном-то еще не разобрался.
Но он мог сделать это, чужое, своим.
— Я здесь. Я тебя не брошу.
Словно выдернули что-то изнутри — и выдернули его из странного полусна. На колени. Посреди толпы.
— Свободу Илате! Смерть господам! — гремело вокруг.
Маски на нем больше не было, и Кит как-то очень ясно понимал — нарисовать новую он не сумеет. У него больше нет магического дара, это ощущалось так же, как если бы у него мгновенно отняли руку или ногу.
Зато по краям толпы виднелись отблески чужих огней.
***
там же
— Окружай, окружай! Орлы, не спим, не дайте им прорваться на мост!
Обри остановилась, уперлась руками в колени, пытаясь отдышаться. Все. Они успели, стройные колонны в мундирах столкнулись с пестрой толпой, обволокли ее, как тесто начинку. Громко командовал господин О’Тул, стоя в маленькой повозке, носился вдоль цепочки стражников Сид, передавая приказы, ругаясь с кем-то.
— Что значит командира нет? Значит, командуешь ты! Копья развернуть, придурки, вы не на козницу идете!
Обри так не умела, ее никто не учил. Разве что как выжить, оказавшись в такой вот давке, как убежать от преследователей или стянуть кусок хлеба. Ее на самом деле учили — и мама, пока была жива, и Тара Бреслин, и трактирщица Элис. Просто это были умения из другого мира. Того, где ты в толпе, а не помогаешь теснить ее к реке.
Это было страшно, оказаться не с той стороны.
Людей толкали пятками копий, кто-то прыгнул через решетку набережной, но вместо воды тоже оказалась мостовая. Отряд, стоявший на мосту, растянулся цепочкой, пытаясь перекрыть новую площадь, побежали ему на помощь другие, отрезая толпу от домов. Только рынок был большой. Очень, сюда словно все торговцы, все слуги и все воры города собрались. Стражи не хватало. Не чтобы стоять такой длинной цепочкой.
— Тесней! — пронесся по рядам приказ, стражники шагнули вперед, сжимая кольцо. За ними закричали, забралась на прилавок плачущая то ли от страха, то ли от злости женщина, швырнула яблоком, почему-то целясь в Обри. Она отскочила, желтая мякоть брызнула по мостовой.
— Тесней, птичьи дети!
Это было неправильно. Людей же там задавит. Они не виноваты, что какой-то музыкант сыграл им и теперь они кричат то, во что даже не верят, просто эти слова хочет услышать Витам!
Но разве он не прав?..
Обри сердито помотала головой. Нет, она этой музыке не достанется! Господа сволочи, да, но убивать их все равно нельзя. Потому что не все такие. Потому что вообще убийство — это только если бы они сами кого-то убили, как тот мясник маму.
Обри зажмурилась, стукнула себя по голове. О чем она вообще думает?! Стоит тут и решает, кто за что чего заслуживает, когда надо действовать! Где этот Кит вообще, должен же быть тут?
Увидела вместо него знакомую магичку из тайной службы, рядом с ней сидела на ступеньках служанка, почему-то привязанная к столбу.
— Что дальше делать? — спросила Обри, подбежав к ним.
— Мы не можем перебить эту дрянь, мелодия теперь проходит, но все равно не цепляется, — Меган ответила вроде спокойно, но глаза у нее были дурные. — Надо людей из толпы выдергивать, связывать и сажать под охрану, чтобы потом с каждым отдельно работать.
— Почему тогда этого не делают?
— Нас слишком мало, видишь же.
Обри прикусила губу, слизнула кровь с треснувшей корки.
Нужно, чтобы кто-то еще помогал.
Помчалась к реке, перемахнула ограду. Нарисованная мостовая была как настоящая. На той стороне ее попытались перехватить, Обри нырнула под руки, бросила:
— Своя, от Ямба!
Не та улица, снова не та…
— Грачи город городят! — выпалила в лицо очень мрачного парня. — Там страже помощь нужна, на рынке!
— Кевин не велел соваться.
— Пусти к нему!
Бегом, бегом, объяснить все, да хоть за руку утащить.
— Стой, малявка, — для верности Кевин еще и рот ей ладонью прихлопнул. — Не кипеши. Да понял я, что бунт, понял. У меня ж этот Питер из их банды пел, как птичка. Я своих людей там класть не буду.
— Вы сахар не ели, значит, все будет нормально, если в саму толпу не заходить!
Хотелось плакать от бессилия. Ей в последние дни вообще слишком часто хотелось плакать.
— Ну все, — вышла из задней комнаты Жаннет, вытирая руки от крови. — Жить будет, хоть ты и постарался, чтобы нет. Хороший алхимик, к слову, в бреду интересные вещи говорил…
— Да послушайте вы меня! — Обри с силой пнула табуретку. Взгляд Кевина мигом потяжелел, Жаннет вскинула брови, зато теперь они правда ее заметили. — Там помощь нужна! Вам же тоже не хочется, чтобы безумцы по всему городу что-нибудь крушили!
— Они только в каналах крушить собираются, — у мясника был чудовищно спокойный голос. — Нам до них дела нет.
Обри зажмурилась. Он прав? Да нет же!
— Вы им мясо продаете, — нашлась. — Они вообще Илату сделали! Если у господ все рухнет, сюда опять Тривер придет!
Об этом только что говорили в казармах, этого когда-то боялась мама, рассказывая про Тривер жуткие сказки. Про то, что даже река тут только благодаря господам магам, а раньше были колодцы, и при засухе люди воровали друг у друга, даже убивали за глоток. Обри думала, давно забыла эти рассказы, но оказалось, ничуть. И страшно от них было не меньше, чем в детстве.
У Ямба говорили, этот Алан Макгауэр, который наложил на нее и Кита стихи, из Тривера.
— Это все подстроили, — сказала. — Это не настоящий бунт, вы же не там! Это магия.
А если, пока она тут пытается уговорить мясников, там толпа прорвала оцепление? Там же Сид. Там все.
Надо и самой быть там. Может, она хоть что-то сумеет сделать. Если вместе с Меган, то они смогут вытаскивать людей из толпы сами.
Развернулась, потянула дверь, даже не прощаясь. Побежала обратно.
На площади была кровь. Оцепление сжалось плотней, но снаружи толпы останавливались прохожие, слушали. Тоже начинали кричать, нападали на стражу со спины.
— Нужно второе кольцо, — сама себе сказала Обри. Только его не из кого было сделать.
Прибилась к группе, которая ловила новых зачарованных людей.
— Мы так весь город перевяжем, — мрачно буркнул незнакомый парень в господской одежде.
— Веревки не хватит, — отозвалась оказавшаяся рядом Эбигейл. — Ничего, О’Тулы обещали перекрыть ближайшие улицы, сейчас хоть приток кончится.
Оцепление разомкнулось, выпустило нескольких человек, Обри подхватила на руки совсем маленького ребенка. Он еще и ходил-то нетвердо, но все равно толкнул ее в грудь, сказал громко:
— Сметь!
Вот тогда она наконец разозлилась. До того было страшно и странно, словно во сне, а теперь накрыло пониманием — эта банда использует людей, которые вообще не при чем!
— Витам! — заорала, остановившись прямо за стражей. — Ты трус! Ты дерешься детьми! Выходи! Ты все равно уже проиграл!
Конечно, ее голос не перекрыл ни приказы господина О’Тула, ни рев зачарованных людей, ни саму музыку — Обри слышала ее, грохочущую над рынком. Но вынырнула из толпы рыжая арбалетчица, встретила взгляд.
— Забери этого, — выдернула из-за спины помятого Кита. — Я хочу с ним живым потом еще поговорить.
— Ида, останови музыканта, — попросил он, подныривая под руки стражников. — Ты ведь можешь.
— Разве что я его по голове стукну, — хмуро ответила рыжая. — А я жить хочу.
Все было так медленно, страшно и тяжело, но все же понемногу у них получалось. Давно встало малое солнце, приблизилось к большому. На миг исчезла мостовая над рекой, тут же появилась на локоть ниже, перехваченная другим художником. Кто-то начал приходить в себя, люди сами пробирались к оцеплению. Маги выглядели так, словно не спали и не ели целый год.
Обри села рядом с Сидом у порога трактира. Ноги уже не слушались.
— У нас что, получилось? — спросила.
Сид привалился к ее боку, помолчал.
— Если со всех тягу к сахару снимут, то да. А пока — ну, по крайней мере, никто не пошел громить каналы. Вроде даже трупов нет, только раненые.
Вскочили одновременно, увидев стражников, тащащих к начальству темноволосого парня. Переглянулись и помчались за ними.
Обри знала, еще правда не все кончилось. Люди оставались под влиянием сахара, толпа, хоть и поредевшая, стояла. Но у них теперь был Витам, который это затеял. Наверное уж господа маги смогут заставить его все исправить!
Южная Империя, подземелья
17 Петуха 606 года Соленого озера
Она следовала за ними до развилки. Стук трости, уверенная поступь гвардейца, сбитый ритм шагов Текамсеха — настолько знакомый, что любую неправильность ощущаешь всем телом.
От поворота предстояло бежать. Соседний действующий выход был далеко, и хотя Кадо помнила сплетения тоннелей наизусть, это не сокращало расстояния. Особенно наверху.
Ночью этот город был немногим теплей подземелий, но всегда оставался куда более шумным. В каждом доме жило слишком много людей и они слишком старались быть тихими. Трущобы Империи отличались этой попыткой не шуметь, а еще — неровными узкими тропами и крохотными, в три циновки, домами.
Кадо предпочитала ходить здесь по крышам.
Направление на дворец она знала идеально — достаточно часто нужно было забраться хоть и не в покои Императора, но к его писарям или чиновникам. Вот и место, где должны были подняться Текамсех и остальные. Они не могли уйти далеко…
Запах крови был знакомым и острым.
— Да славится Император!
Вечная улыбка померкла, сползая с лица, Кадо поджала губы. Слишком просто было угадать, что происходит на улице — знакомые звуки, шорох, с которым ткань скользит по стали, стирая кровь. Влажный кашель.
Кадо вскинула голову.
Значит, все же не убит с одного удара.
Значит, есть шанс.
Перо уже было в руке, строчки рухнули на плечи предателей жестоким обвалом, сначала выводя из боя мага, а через пару мгновений и гвардейца. Кадо спрыгнула на землю, повела головой. Шагнула к убийце, который пытался отползти в сторону, схватила за длинные, как у всех имперцев, волосы.
Кинжал взрезал не только горло, но всю шею до позвоночника. Наступила очередь мага.
Он даже не пытался бороться или бежать, не человек — чужое безразличное оружие, не имеющее собственной воли.
Убивать его было не за что, но пощады он тем более не заслуживал.
Кадо подошла к лежащему на земле магу, сориентировавшись по тяжелому дыханию, прижала коленом. Два разреза по сухожилиям, короткое напутствие:
— Сбежать ты не сможешь, но шанс у тебя есть. Такой же, как у него.
Краткий миг потребовался, чтобы почувствовать направление, найти Текамсеха. Кадо скользнула пальцами по телу, нащупывая рану.
Наткнулась на широкую ладонь, всю в крови.
— Прижимай крепче.
Услышала смешок в ответ, подхватила Текамсеха на руки.
У него не было даже часа, а до аванпоста требовалось пройти намного больше. Она никак не могла успеть.
Но он имел право хотя бы умереть не в этих трущобах. Не у ног человека, которому поверил.
***
королевство Цергия, приграничная пустыня
18 Петуха 606 года Соленого озера
Идти было легко. Казалось, ничего не изменилось — в лицо все еще летел песок, гребни барханов уходили из-под ног. Дважды Рагнар падал, вставал, и продолжал идти, пока порывы ветра сбивал песчинки с ткани плаща. Вороний глаз оставался справа, и хотя следов на песке не было и птиц он не рисовал, знал, что идет верно.
Бурдюк был еще наполовину полон, когда у подножия дюны показалась маленькая светлая фигура. Рагнар шагнул к ней, не глядя под ноги, и, конечно, тут же поплатился. Обманчиво мягкий песок ударил в бок, небо и земля завертелись, сливаясь в серое марево, затрещала двойная, надежно прошитая кожа. Рагнар скатился в ложбину, с трудом приподнялся, вытер обожженное солнцем и песком лицо. Сел на коленях, улыбаясь.
Эрик замер на фоне встающего солнца, перо в руке капало водой.
Мгновение затянулось, Рагнар, просто чтобы занять руки, передвинул бурдюк вперед, убеждаясь — порвал. Засмеялся тихо.
Ему все же не дали права выбора. Впрочем, и хорошо. Так он точно не мог ошибиться.
— Учитель?
Словно сбилось что-то, как бывает, когда смотришь глазами творения. У Эрика была вода, почему же он медлил? Один росчерк и все закончится. Убей или умри, Рагнар столько раз вырывал собственную жизнь из чужих мертвых рук, разве не должно сейчас все повториться, только сменив роли?
Эрик подбежал к нему, рухнул на колени напротив.
— Вы в порядке, учитель? Вы не сильно ушиблись?
Он смотрел и не мог понять. Убей или умри, день или ночь, приказ или смерть — такие ясные противоположности, управлявшие его жизнью, рассыпались перед обеспокоенным лицом светловолосого юноши.
— Ты сильно обгорел, — сказал, просто потому что это было единственным очевидным фактом. Эрик улыбнулся обметанными коркой губами.
— Ну да, я же часто днем шел. Простите! Я подумал, — запнулся, отвел взгляд. Высокий голос стал тише, как будто взрослей. — Я подумал, вы рисуете намного лучше меня. И если я вас просто сразу подожду, могу не успеть ничего сказать.
Рагнар кивнул. Улыбка была болезненной, как рана. Эрик протянул руку, за шнурок вытянул из-под накидки приказ. Рагнар склонил голову, позволяя снять его, но тут же перехватил коричневый тубус, с трудом поднялся — пустыня здорово намяла ему бока. Размахнулся и зашвырнул приказ так далеко, как только смог, а в верхней точке вдруг появилась птица, закричала торжествующе, подхватив петлю, унося ее в глубины песков.
— Идемте дальше вместе? — Эрик спрятал перо. Рагнар кивнул. Уточнил другое:
— Ты сотворил ее за долю мгновения. Все же научился…
— Упрощать? Нет, — такое шкодливое выражение Рагнар, кажется, никогда не видел на этом лице. — Просто научился рисовать очень-очень быстро! Иначе у меня бы тот дворец не вышел. Вы же его видели, правда?
Рагнар кивнул, отводя взгляд. Его тут же взяли за руку.
— Учитель? Все в порядке?
— Да, Эрик.
Удивительно приятно было осознавать, что лжешь. И в то же время — что эта ложь вскоре станет правдой.
***
республика Магерия, город Варна
23 Петуха 606 года Соленого озера
Она устала. Фриц уехал и не подавал вестей, светская жизнь, которая раньше развлекала, казалась пресной. Это не отменяло необходимости посещать магазины, парки и дружеские ужины, конечно.
Обычно каждый месяц негласно принадлежал одному из дожей, живущих в окрестностях, но на этот раз все полетело вверх тормашками. Впрочем, Танкред Тилль, которого вообще только недавно перестали игнорировать в обществе, не опускал руки. Адельхайд по-своему восхищалась его упрямством: за двадцать лет, прошедших с тех пор, как вся Магерия говорила о его милой бастардке, Танкред сумел не только восстановить репутацию, но и заметно приумножить богатство.
Это вызывало уважение и одновременно безумно раздражало. После того, что он сделал, он заслуживал куда более глубокой ямы, такой, чтобы никогда впредь не подняться.
— Адель, дорогая, на тебе лица нет, — заметила Грета, когда не слишком многочисленные гости перешли из сада в гостиную. — Не верю, что ты так беспокоишься из-за своего Ройтера!
Адельхайд блекло улыбнулась.
— Конечно нет. Просто вся эта суета, убийство, облавы в городе. Еще и Курт совсем плох.
— Который владеет доходным домом, где ты снимешь квартиру? Но у него же есть наследники, — взмахнула рукой Грета. — Ужасно жаль его, конечно, но тебе ведь в любом случае не придется искать новое жилье?
— В том-то и дело, дорогая, что прямых наследников нет. Представляешь, сколько будет возни? А если за неделю никто не вступит в права, законники опечатают его имущество.
— Ужас какой!
Адельхайд выслушивала охи и заверения, что подруги обязательно помогут ей с новой квартирой, если потребуется, кивала. Сложно было не хлопать веером, не теребить платок. Жить, как ни в чем не бывало. Все семена посажены, полив не требуется, дожди идут в ее землях в соответствии со всеобщими пожеланиями.
В землях ее брата. Если план провалится, будут идти в землях мужа.
— Я слышал, стража поймала бандитов, которые забирались в доме, — донеслось от столика с напитками, вокруг которого собрались мужчины. Адель, вежливо улыбнувшись дамам, поднялась с кресла, подошла за бокалом.
— О да, — Ланге — к слову, в самом деле очень милый, но несколько более манерный, чем Аде казалось приятным — обернулся к хозяину дома. — Танкред, говорят, вы лично скрутили тех, кто пытался вас ограбить. Неужели это правда?
— Что вы, Вернер, — почти шестидесятилетний Танкред Тилль мог бы все еще считаться красивым, если бы умел улыбаться. — Слухи всегда преувеличивают. Мне помог случай, телохранитель и стража, которая подоспела вовремя.
— В самом деле? Жаль, Бальдвин не пришел, он был бы рад слышать, что хотя бы вы не жалуетесь на бедняг. Ройтер говорил, их всех следует заменить наемниками!
— И они бы точно так же разленились, — подал возвышенно-дрожащий голос седеющий дож Кайзер. — Постоянные выплаты, не зависящие от того, как хорошо ты делаешь свое дело, неугодны птицам.
Фыркнула подошедшая к ним Грета, Адельхайд тоже сдержанно улыбнулась. Когда Кайзер садился на любимую козу рассуждений о птицах и Создателе, можно было хоть незаметно удалиться из комнаты. Они проверяли пару раз — увлеченный дож проповедовал с закрытыми глазами, словно сверяясь с отпечатанной в памяти книгой, и мог вещать в опустевшей комнате добрые полчаса, прежде чем понимал, что паства давно удалилась музицировать или курить.
— Однако я думаю, — Танкред поставил опустевший бокал на поднос слуги. — Эти нападения были слишком хорошо спланированы, чтобы за ними стоял всего лишь один бандит.
— Разве он не признался во всем? — скучающе спросила Зара.
Адельхайд отступила к другому столику, опустила тонкий ломтик хлеба в мясной соус. Сложно прочитать что-то по лицу того, кто ест.
К счастью, ее и видели сейчас только слуги.
Однако это тоже было странно. Леди Зальцман должно быть любопытно, ведь ее квартиру тоже ограбили.
— Этот Гирей Безродный? — тем временем говорил Танкред. — Да, вы правы, леди. Однако вы недооцениваете стойкость и верность подобных существ.
“Существ”. Даже не преступников, не бедноты! Да хоть бы козлом обозвал, напыщенный индюк, но вот так вообще отказать им в человеческой природе!..
В висках стучала кровь, Ада мелкими глотками запила хлеб сидром. Обернулась с улыбкой.
— В самом деле? Я слышала, стража прекрасно умеет допрашивать воров, неужели это не так?
— Вот именно, — кивнула Зара. У нее брат или отец служит в страже, или почему она всегда так выступает за них? — Мне кажется, ваши сомнения беспочвенны.
— Возможно, вы правы, — Танкред говорил вежливо, но твердо и даже головы не склонил, как следовало бы в споре с первой леди города. — Однако я считаю, за ними стоял кто-то еще. Тот, кому была выгодна подобная шумиха.
— О, ну тогда начинайте подозревать дожей Триер-Иста, — засмеялся Ланге. — Я гостил там недавно и господа весьма обеспокоены быстрым ростом влияния Варны.
Адельхайд улыбалась вместе со всеми, когда встретила мимолетный взгляд Танкреда и едва сумела не вздрогнуть. В карих глазах, которые якобы всегда должны быть теплыми, ей почудилась спокойная ледяная ненависть.
Он не может ничего о ней знать. Даже за ту разорванную помолвку Танкред не мог винить свою невесту — он ведь сам отозвал просьбу раньше, чем матушка убедила отца, что им нельзя рисковать репутацией, выдавая дочь за так низко павшего дожа.
Тогда что это было?
Адельхайд позволила Грете заболтать себя сплетнями, рассыпалась во взаимных комплиментах с Зарой — знала бы та, что новое платье портные на самом деле перешили из готового и отнюдь не в самом дорогом магазине города! Однако потом нашла возможность столкнуться с Танкредом, в качестве вежливого пустого разговора отметила, что нынче над озером часто стоят туманы и это наверняка влияет на торговлю.
— Опытные капитаны справляются, леди, — ответил он. — Только маги боятся выходить на берег в сумерках.
— Разве не всем разумней держаться более безопасных районов? — заметила она. — Тем более в свете всех этих событий.
— Вы правы, Адельхайд, это намного разумней и безопасней. Особенно для леди.
Такой простой и естественный светский разговор, но возвращаясь к подругам Адель не могла отделаться от ощущения, что бежит с поля боя. Особенно когда за спиной начали громко обсуждать будущую казнь.
— Думаю, это будет весьма зрелищно, — с отвратительным энтузиазмом воскликнул Ланге.
— И поучительно, — добавил Кайзер.
— Адельхайд, дорогая, проводишь меня домой? — Грета смотрела внимательно. Адель безмятежно улыбнулась ей:
— Неужели ты уже хочешь уехать? Тилль ведь обещал танцы и этого милого менестреля, приехавшего из Зарицы.
Как в детской игре: тот, кто побежит первым, проиграет. Тот, кто покажет боль, выдаст себя.
Значит, нужно было терпеть.
***
магреспублика Илата, город Илата
16 Петуха 606 года Соленого озера
Они бежали, взявшись за руки, и ранние прохожие отпрыгивали с их дороги. В голове вертелась куча мыслей — словно мусор, когда перетряхиваешь крупу. Как вышло, что Сид был господином. Почему все удивлялись магии Витама. Почему господа вообще решили, что обязательно будет бунт и прямо сейчас.
Только все это было не больше, чем мусором. А горсть зерна в руке — вот она. Широкая ладонь Сида, его плечо, темные волосы и дурацкие редкие усы — он оброс как бродяга, пока сидел в плену. Но он был живой и знакомый.
Сид затормозил, развернулся, замер, вскинув голову. Обри смерила взглядом дом, перед которым они стояли — широкий светло-зеленый фасад, белые узорчики повсюду.
— Залезть раз плюнуть, даже я бы смогла, — сказала, когда поняла, что Сид словно к мостовой прилип, просто, чтобы хоть что-то сказать.
Друг фыркнул, повел плечом.
— Даже двенадцатилетний пацан, думавший, что кошки это только пушистые твари, смог.
Но отмер наконец, шагнул к высокой двери, потянул на себя створку.
— Вход на кухню в левой стороны, — начал было слуга, едва взглянув на них, но его крепко взяли за пуговицу.
— Где Сагерт?
— В, в, в кабинете! — слуга отскочил, как только его отпустили, отряхнулся дрожащими руками. Обри помчалась следом за Сидом, который через две ступеньки пропрыгал по укрытой ковром лестнице, пролетел коридором. Замер на миг, словно споткнулся, но все же толкнул дверь. Обри прошмыгнула следом.
Здесь было не так, как в кабинете господина Ямба. У того были шкафы, черновики на столе, кресла для гостей и почему-то сразу было ясно — тут правда работают, и работают так много, что легко представить, как за этим же столом едят, а на этих креслах спят.
У О’Тула же проще было представить, как здесь в кости играют. Ну, или просто красиво сидят за столом, вот как сейчас.
Господин правда был похож на Сида, хоть и сильно старше — такие же темные волосы, широкие брови, раскосые, как у заезжих наемников, глаза. Только Сид был растрепанный, с щетиной, синяком на скуле, шрамом на подбородке, а этот лощеный, словно его жиром намазали, и разодет как петух.
— Роксан, ты утром пропустил, — начал было господин, вставая, но взглянул на них и тяжело опустился обратно в кресло. Поджал губы. — Ты смеешь являться сюда спустя столько лет?
— Твой обожаемый наследник пропустил твою жутко важную херню, потому что сидит в плену, — с места рванул в драку Сид, пропустив мимо ушей чужой выпад. — Он спас мою шкуру, на которую тебе было насрать семь лет. А ты сейчас оторвешь свой зад от кресла и спасешь этот гребанный город.
Они с Сидом смотрели друг на друга, как два уличных кота, даже вой точно такой же слышался. Обри шагнула вперед — должен же кто-то чуть понятней объяснить, что этому господину делать, помимо отрывания зада.
— На рынке будет бунт, — плевать, что она не понимает, почему так решили, сейчас это вообще не важно. — На восходе солнца, когда там соберется толпа. Шеймус О’Флаэрти сказал передать вам, чтобы вы поднимали свою армиеподобную стражу, от нее будет толк.
Господин надулся, как индюк, даже не взглянув на Обри.
— Если ты считаешь, что можешь притащиться сюда, еще и с какой-то уличной девкой…
Она оказалась рядом с ним даже быстрее Сида, перегнулась через стол и влепила пощечину со всего размаха. Друг одобрительно хмыкнул, обнял за плечи. Представил:
— Обри. Тоже спасла мою шкуру — шесть лет назад, когда меня чуть не насмерть отметелили за слишком красивую рожу и господские манеры.
— Ты думаешь, я поверю, — Обри очень хотелось съездить ему по еще раз, уже кулаком, но Сид удержал. Повысил голос, перекрывая противное квохтание:
— И даже если тебе совсем на меня похер, твой драгоценный молодой господин О’Тул сдохнет в лапах тупой банды, если ты продолжишь засовывать голову в задницу!
— Силь?
Обри не сразу поняла, как оказалась в чьих-то объятиях: мягких, пахнущих господскими нюхательными солями. Просто открылась дверь и женщина в черном платье вмиг оказалась рядом с ними, обняла сразу обоих. Похоже, Обри ласка перепала за компанию с Сидом.
— София! Как ты можешь, — это опять возмущался господин О’Тул, и Обри стало уже попросту неловко за него. Настолько, что она посмотрела поверх обвившей ее руки, попросила очень тихо:
— Вы бы помолчали, а?
Не поняла, почему, но он правда заткнулся. Отвернулся, вздернув подбородок — Сид делал точно так же, словно место для удара подставлял, слабо, мол, врезать, или нет. Закрыл глаза, на фоне светлого окна очень заметно поднялась и опустилась затянутая в синее сукно грудь.
— С чего Шеймус взял, что будет бунт? — спросил до странного спокойно.
— Я сидел у этой банды неделю, и еще расследование было, — в тон ему глухо отозвался Сид. — Мам, пусти. Там городу… Плохо, в общем, будет, если мы сейчас не пойдем.
Женщина отпустила их, вытерла глаза. Обри наконец рассмотрела ее — немножко нескладная, в траурном платье и с простой прической, словно у служанки. От нее в сыне был разве что аккуратный тонкий нос, который Сиду, правда, успели сломать пару раз, да яркие, словно подкрашенные, губы.
— Как будут организовывать?
Обри удивленно оглянулась на господина О’Тула. Его как подменили — только что квохтал глупый петух, а теперь даже на Ямба стал похож.
— Музыкант, — объяснил Сид. — Может просто накрыть толпу, может по вкусовому ощущению, х… То есть, непонятно, что он еще может.
— Они возьмут людей и поведут в каналы, — дополнила Обри.
О’Тул коротко кивнул, быстро написал что-то. Встал, протянул им бумаги.
— Передадите в восточную и центральную казармы, — велел, одновременно снимая с полки и затягивая пояс с флягой. — Западной я займусь сам, оттуда выдвинемся, оцепим рынок. София…
— Я буду в безопасности, но рядом, — женщина быстро поцеловала мужа, потом сына. Обри не поняла, почему, но ее щеки тоже коснулись. — Да пребудут с вами птицы.
республика Магерия, город Варна
21 Петуха 606 года Соленого озера
Жених скушал свой драгоценный проект и не поморщился! Циска подбросила шкатулку со сломанным замком и слегка помятыми бумагами на маршрут стражи. Те, правда, добычу прошляпили, но подобрала куда более внимательная разномастная группа, и, как хорошие наемники, мигом притащили заказчику. Адельхайд в итоге целый вечер пришлось слушать прочувствованные речи о том, что хотя Аластер погиб, их дело будет жить.
Все еще могло получиться. Пусть плохо, пусть с потерями, но могло!..
Когда во время утренней прогулки, на которую Адель вышла просто потому что не могла уснуть, она нос к носу столкнулась с Гиром, показалось, что у корабля, из которого она так долго вычерпывала воду, лопнул разом весь трюм.
Друг был хорошо одет и выглядел в парке вполне уместно. Ада обронила веер, «приличный незнакомец» подобрал, подал ей с вежливым приветствием. Неспешно пошли бок о бок, говоря о погоде и ценах, и только убедившись, что их не слышат, замолчали.
— Сбежал? — она тут же обругала себя за бессмысленность вопроса. Ну конечно сбежал, что бы он иначе тут делал!
— Вроде того, — легко отозвался Гирей. — Пришлось дать по морде паре ребят, которые решили, что награда за мою голову нынче стоит больше, чем уличное товарищество.
Под ногами хрустел светлый камень насыпной дорожки, в кронах деревьев чирикали птицы. Вдали на центральных аллеях так же бессмысленно щебетали люди.
— Куда ты теперь? — наконец спросила Ада.
— Попробую выбраться из города, — друг пожал плечами. — Как я своим и советовал. Прибьюсь к какой-нибудь деревне, поскучаю в полях, если повезет, или побродяжничаю. Не впервой.
И тут же, без перехода сказал:
— Ада, меня возьмут. Слишком крепко вцепились, птицы знают, в честь чего, убийство этого мажека на облаву не тянет, даже если бы он твоему дожу не другом, а любовником был. Вряд ли получится выкрутиться, но чем птицы не шутят, так что самостоятельно топиться в озере я пока не собираюсь. Но и тобой рисковать — тоже.
— Ты меня не сдашь, — уверенность в голосе не вышла, растаяла, как кусок горного льда в низине.
Гир усмехнулся.
— Я вот тоже могилой матери поклясться не могу. Ты ж знаешь, какие у нас байки про допросы ходят. Так что я другое подумал. Поэзия ведь может изменить память?
Ада молчала. Показался край парка, кованая ограда с калиткой. На улице за ней кипела обычная утренняя жизнь торгового района — спешащие люди, стопки бумаг, курьеры, товары на пробу, крикуны-зазывалы. Каждый в этой круговерти был на своем месте, каждый играл роль и относился к другим сообразно. Одежда, манеры, внешность — все превращало людей в театральные маски со строго определенными возможностями.
У Адельхайд был целый веер таких масок. Но иногда приходится выбирать одну, которая ценней других. Которую не можешь потерять.
— Да, — кивнула терпеливо ожидавшему ответа Гирею. — Поэзия может изменять память.
Он взял ее за руку, сжал пальцы.
— Ты знаешь, что делать. Удачи. Это все равно были отличные годы, я рад, что знал тебя, — усмехнулся, обрывая путанные слова, коснулся шляпы. — Дождей твоим полям, леди Зальцман.
Медленно пошел вперед по аллее, Адельхайд смотрела ему в спину. Вздохнула, скользнула пальцами в непрошитый шов корсета, обмакнула маленькое перо в серебряную фляжку с гербом — вполне обыденный аксессуар при такой жаре.
У нее был заготовлен подходящий сонет. На самый экстренный случай, и она никак не ждала, что будет писать его Гиру, но стихотворение было, и от этого становилось еще больней.
Адельхайд сглотнула, нахмурилась, беря себя в руки. Она стоит посреди парка с пером, надо делать дело и жить дальше, прямо сейчас!
Капли воды легли идеально, даже чуть засветились, прежде чем унестись к подходящему к ограде Гирею.
Он ушел. Не оглянулся даже, просто отворил калитку, свернул в сторону городских ворот, сунув большие пальцы за пояс и насвистывая.
Аде хотелось привалиться спиной к дереву, но она не могла этого позволить. Спрятала перо, похлопала веером по ладони.
Что делать теперь? Куда идти?
Она глубоко вдохнула, медленно выдохнула. Сейчас второй восход, вечером Тилль устраивает небольшой прием. Он уже не в опале, так что следует прийти, к тому же Фриц должен сегодня официально объявить о помолвке — завтра утром он уедет наконец в свой Гарн. До того можно воспользоваться советом Зары и посетить хороших портных. В конце концов, это подозрительно — у нее скоро свадьба, а она к ней совершенно не готовится.
А вот плакать нельзя. Глаза покраснеют, будет заметно.
Плакать нельзя. Да и о чем? Леди Зальцман ведь ничего не грозит.
***
Южная Империя, подземелья
17 Петуха 606 года Соленого озера
Хотелось спать. Сикис не мог точно подсчитать время, прошедшее с тех пор, как спустился в подземелья, но подозревал, что провел на ногах уже две ночи. Вода кончилась, припасов изначально не было, но подземники на прощание поделились своими и указали путь к трущобам поближе к дворцу.
Сложней всего сейчас было бы говорить, продумывать детали безумного плана, но не пришлось. Спутники не начинали разговор, Текамсех негромко насвистывал — не как подземница, скорее на мотив смутно знакомой трактирной песенки, Отектей шел молча, мечтательно улыбаясь и безумно раздражая.
У них один шанс из сотни, если не меньше. С чего бы вообще их пустили напрямую к Императору, а не послали в канцелярию? Глупость. Воздушный замок, воздвигшийся из речного тумана, встанет солнце и он растает без следа.
Но все же они поверили: и Отектей, и Текамсех, и проклятая подземница с кровавыми волосами.
Сикис пытался представить, какой может стать Империя, и не мог. Каким будет город? Что станет делать гвардия? Что он сам будет делать, если все получится? Сладкая мысль о мести канцелярше растаяла первой со странным, непрошеным пониманием — она ведь тоже кому-то подчиняется. Она работает, как и сам Сикис.
Он никогда прежде не думал об этом. Не пытался увидеть систему целиком, это огромное строение, в основании которого был всего один человек. Император. Да и не видимость ли это? Не окажется ли, что смерть Императора, ради которой они идут на самоубийственный план, вообще ничего не изменит?
Каменный пол ложился под ноги, мерцал светильник за плечом, тянул длинные тени, выхватывая рисунки на стенах. Сикис шагал ровно, отслеживая повороты.
— Здесь, — остановился Текамсех у поднимающегося вверх колодца, отмеченного черным треугольником. Вместе взялись за железку, с помощью которой открывался люк, навалились.
Лестница была вырублена в стене и Сикис уже представлял, как придется подсаживать раненых, но Текамсех предпочел воспользоваться магией — изобразил маленький смерч, взлетел на нем. Очень эффектно. Нужно запомнить, что он и так умеет вдобавок к тому, что вроде бы прекрасный фехтовальщик.
— Тебе нарисовать? — тем временем спросил Текамсех, сев на край. Отектей покачал головой:
— Я не удержусь.
Однако сумел забраться сам, держась за железный рычаг. Сикис выбрался последним, толчком вернул на место люк.
Подземничий ход прятался в маленьком полуразрушенном доме. Сикис глянул в проем, убеждаясь, что на улице пусто. Дворцовая дорога начиналась всего в нескольких кварталах.
— Идемте!
Он знал эти трущобы, кажется, даже сам этот дом. Знакомая яма на дороге, когда случался дождь, дети пили из нее.
В полутьме утренних сумерек легко не разглядеть дороги, споткнуться. Сикис придержал Текамсеха под локоть, помогая выровняться.
Сталь обнаженной сабли удивительно легко вошла в бок предателя. Сикис отскочил — даже умирающий командир гвардии еще мог отомстить своему убийце. Но Текамсех только кашлянул, упал на одно колено, прижимая ладонь к ране. Усмехнулся, подняв голову.
— Да славится Император?
Скорее можно было прочитать по окровавленным губам, чем услышать.
— Да славится Император, — яростно выплюнул Сикис. К птицам воздушные замки! Командирский пояс — вещь куда более надежная.
***
магреспублика Илата, город Илата
16 Петуха 606 года Соленого озера
Обри никогда раньше не заколдовывали, но она почему-то думала, что тогда ты совсем лежишь, словно чушка бессмысленная и все. Лучше бы правда так было! А она чувствовала, думала. Только даже плакать не получалось.
Ястреб умер. Она знала его всего пару дней, но он прикрывал ее в драке, он спас Сида, он был рядом. А теперь его больше не было. Вообще. И птицы не было — Обри видела, как ее затоптали в драке. Зачем она только ввязалась в это! Могла бы убраться оттуда, она ведь уже была ранена.
Какая пакость эта поэзия, когда очень нужно разрыдаться, а не получается!
Сид сидел рядом, такой равнодушный, словно каменный. А мага, который сделал так, чтобы Обри не приходилось больше драться с лучшим другом, здесь не было. Он остался там, на берегу канала, в руках банды. В руках Витама, который умеет делать из людей куклы. Получается, маг им теперь все расскажет? Вот же сушь.
Напротив Обри безвольно растекся по сидению господин О’Киф. Ей очень не хотелось смотреть на него, а еще очень не хотелось думать, что он забыл на Старой рыночной. Они оба — птицы, она ведь даже имени второго мага не знает! А называть его Ольгой или Джейн было противно. Это же ложь, как у господинчика Эдвард и Даниэле.
Получается, как этого на самом деле зовут, Обри тоже не знает, только дурацкую окающую фамилию. Ну и сушь с ним.
Кольнуло — тот маг, который был Джейн, назвал Сида как-то длинно. Обри тогда видела лицо друга и могла поклясться — он понял, что это к нему, узнал то ли голос, то ли имя. Сильваном его назвали, что ли? Нет, но вроде похоже.
Но он же Сид. Обри его семь лет знает!..
И Джейн тоже семь. А ее, оказалось, вообще нет.
Обри бы головой потрясла, если бы могла, чтобы все эти глупые мысли вылетели из нее! Или, еще лучше, просто спросила бы Сида. Вместо этого приходилось кулем болтаться на сидении, надеясь, что там, куда их везут, придумают, как убрать эту дурацкую магию. Обри она уже просто до дрожи бесила — мало того, что ни шевельнуться, ни поговорить, ни даже заплакать не получается, так еще неудачно подвернувшаяся нога затекла и болела все сильней.
Наконец карета остановилась и все стояла и стояла. Обри тупо рассматривала красную обивку — уже даже злиться не было сил, а считать она все равно не умела так хорошо, чтобы этим развлекаться.
— В смысле они сами идти не могут, — дверца распахнулась, ударило по глазам светом. Темная фигура с фонарем на фоне первого рассвета присвистнула, фыркнула: — О, привет, Кит. А это еще кто?.. Впрочем, одна сушь к начальству тащить. Лора, поможешь?
— Мы все поможем. Начнем с девочки?
Их было трое, девушек примерно возраста Нэнси. Первую, темноволосую, в мужском костюме, звали Меган, Лора была русой, в россыпи веснушек и с подведенными глазами, а третья, Эбигейл, оказалась рыжей, в каком-то сложном платье, так что сразу понятно — леди. Хотя по остальным тоже было понятно, говорили они совсем не как служанки. Кажется, Обри их даже видела, когда тут работала.
Тошно было возвращаться в этот дом, да еще вот так, беспомощной тушкой.
— О, этого нести не придется, — обрадовалась Лора, когда Сид сам выпрыгнул из кареты следом за Обри. — Кис-кис, иди сюда, котик!
— На них разная магия. На этом еще и в два слоя, кажется, — Меган повертела пером, решительно сунула его за пояс. — Нахрен, я в это не полезу!
— Мег, — мягко сказала Эбигейл, — здесь, конечно, хоть нахрен, хоть к суши, но вечером прием.
— Да ладно тебе! Не уроню я фамилию О’Фоули бранью во дворце, не переживай. Дай хоть сейчас расслабиться.
— К тому же как будто на советах все всегда остаются в рамках приличий, — захихикала Лора, бедром открывая дверь в малую гостиную. — Давайте, кладем девочку на диван. Вы вдвоем Кита дотащите? Я пока присмотрю, мало ли, какие в них крючки заложены.
Над головой был красивый, в розетках потолок. Обри помнила, как надоедает протирать его щеткой на длинной палке. Ее, правда, тогда наняли только на кухню, но она сама стала хвататься за все. Хотела научиться разному, чтобы потом стать настоящей служанкой и денег больше получать.
А если бы не полезла, может, и пронесло бы.
От этой дурацкой неправильной мысли показалось, у нее сейчас пар из ушей повалит. Как же все-таки мерзко лежать таким вот бревном!
Сид сел у Обри в ногах, краем глаза можно было разглядеть Лору — она устроилась в кресле напротив и чуть взмахивала пером, словно на невидимой лютне играла. Вит совсем не так делал.
Обри его видела не раз: мальчишка ходил к скупщикам и иногда на главный рынок. Знала в общем историю — прибился такой к циркачам, еще когда совсем малышом был. На бандита Вит даже сейчас не тянул, но любой банде нужны не только громилы, так что Обри не слишком удивлялась. А вот что он станет главным, конечно, не ждала.
— Эй-эй, освобождай кресло!
Девушки принесли господинчика — получается, его звали Китом. Столпились вокруг, переглянулись, словно разговаривали, не разжимая губ.
— Шеф не сказал, когда вернется? — спросила Меган.
Ее подруги покачали головами и тут же стукнула дверь.
— Уже вернулся, — знакомый низкий голос и лицо знакомое! Ну да, наверное, можно было догадаться, что этот таинственный Ямб из господ. — Что тут у нас?
Наклонился над креслом, куда посадили Кита, потом подошел к Обри, посмотрел внимательно в лицо. Хмыкнул, глянув на Сида.
— Эбигейл, попробуй раскрутить сонет на нем, — достал перо, повертел в пальцах, словно кинжал. — Следи, чтобы то, что под сонетом, не заработало снова. Если что — перекрывай сразу, не рискуй.
Обри смотрела, как они водят перьями — не так, как когда колдуют, а словно угадывая сначала смысл в общем, потом ритм, потом отдельные слова. Меган погрызла губу и размашисто сыграла что-то, Обри не поняла, что. Ямб хмыкнул.
— Спасибо, но больше силы не трать. Найди мне настойку лучше и попроси у слуг воды.
Это было долго и скучно. Обри лежала, смотрела, как они распутывают стихотворения, и даже думать ни о чем не получалось.
— Ну здравствуй, друг мой Алан, — непонятно проворчал вдруг Ямб. Тряхнул пером, задумался ненадолго и написал такой стишок, что Кит мигом выпрямился в кресле.
— Шеф, у них Роксан остался! Я пойду…
— Сидеть и докладывать, — даже Обри вздрогнула от командного тона, хотя вроде бы еще не могла. Впрочем, через мгновение смогла — ей тоже написали стишок. Ямб отхлебнул из плоской фляги что-то, воняющее как травяная настойка Макса, коротко кивнул.
— Раз вы в моем доме, должен представиться — Шеймус О’Флаэрти. А теперь рассказывайте оба, где вы встретили Алана Макгауэра.
***
там же
— В смысле, Макгауэра?..
Кит аж замер, словно на стену налетел. Да ну нет, не может быть! К ним что, опять Тривер лезет?
Все время, что Кит работал в тайной службе, Алан Макгауэр был просто страшилкой, иллюстрирующей что даже когда кажется, что ты все делаешь правильно и смотришь в оба, можно прошляпить убийцу главы совета. То есть, смотреть надо во все четыре, обмениваться информацией, и при любых подозрениях мчаться к начальству.
Макгауэр, то есть поэт. Прямой наследник своего рода, он был ровесником Ямба, но когда толпа юных тогда магов создала Илату, этот человек остался по другую сторону границы. И в одиночку провел единственную операцию Тривера, увенчавшуюся до отвращения полным успехом. Если бы не Дара, железной рукой перехватившая поводья после своей матери, и не то, что весь совет мигом объединился, прекратив ругаться по мелочам, Илата бы рухнула.
Кит это помнил. Ему было десять, уже два года как официально господин О’Киф в Совете. Он тогда мало что понимал на заседаниях, просто старался слушаться Эмму О’Хэллоран, голосовать, как она, и все равно постоянно получалось птицы знают что. Но в месяц после убийства леди Киарнет О’Доннелл все стало иначе. Совет собирался часто, Кит ужасно уставал даже просто сидеть среди взрослых, зато они разом стали какими-то другими. Как будто немного похожими на маму.
Потом все вернулось в прежнюю палитру, конечно.
Но если в городе Алан Макгауэр, если это он швырнул им в спину эпиграмму, если его имел в виду Роксан…
То есть целая тайная служба, чтобы с ним разбираться! А Кит должен спасти брата.
Его даже слушать не стали, отмахнулись. Кит молча рванул к дверям, но Меган поймала за шкирку.
— Пусти! Ты не понимаешь, там…
Глянул на начальство и заткнулся сам, уверившись, что сейчас на собственной шкуре испытает, что Шеймус О’Флаэрти умеет не только оды для повышения боевого духа писать. Однако тот лишь шумно выдохнул, покачал головой.
— Кит. Прямо сейчас ты не можешь спасти брата. Если он еще жив, его убьют, как только тебя заметят. Мы возьмем эту банду, но сначала мне нужен доклад.
От спокойного голоса еще сильней хотелось кричать, драться хоть со всеми тут. Кит заявил запальчиво:
— Вы меня вообще отстранили от дела, я не должен им заниматься!
— Хватит! — Он становился рекордсменом, раньше шеф никогда ни на кого не повышал голос. Даже на заседаниях Совета только лицо ладонью прикрывал при особенно странных предложениях. — Ты был отстранен, потому что это единственный способ заставить тебя взяться за работу всерьез, а не между двумя бутылками рейнарского! Ты часто все делаешь наоборот и в этот раз тоже меня не разочаровал. Но сейчас ни у Илаты в целом, ни конкретно у твоего брата нет времени на подобные выходки. Поэтому садись и работай.
Кит открыл было рот, но наткнулся взглядом на Обри. Она замерла на диване, сложив ладони на коленках, на вид девчонка совсем. Которая недавно потеряла вообще всех, но взялась за дело. И вот, благодаря этому ее друг сидит рядом, хоть и под поэзией, но живой. Обри вообще первой имела право потребовать, чтобы Кита отсюда убрали, да хоть вообще в тюрьму бросили. Но она сидела и ждала, пока он заткнется. Прекратит свои выходки, как сказал шеф.
Он никогда раньше такого не говорил. Вообще никогда. Наоборот же было, Кит ныл, а Шеймус рассказывал, что он хороший агент. Почему он всегда пропускал это мимо ушей?
Кит решительно плюхнулся на пол, обхватил колени, как в детстве. Начал доклад с того, что кивнул на Сида.
— Это его Роксан приложил. Шедевром, я такой никогда не слышал.
Эбигейл наморщила лоб, попросила:
— Перескажи, что запомнил.
Стихи были красивыми: о безнадежном пути к звезде, которой никогда не достичь, но все равно к ней нужно стремиться. Шеф проворчал что-то нелестное о Сагерте, Кит не понял, к чему это, а Эбигейл тут же вывернула сонет наизнанку, превратила в противоположность.
— Там еще была музыка, — подала голос Обри. — Витам приказал ему драться со мной.
— О, это по нашей части! — обрадовалась Меган. — Ты саму мелодию не слышала?
— Нет.
Девушки переглянулись, Кит тоже задумался. А это вообще как получалось? Всем известно, музыканты работают с толпами, потому что не могут контролировать площадь распространения магии — в центре бьет сильней всего, а дальше зависит только от силы дара. Мег, например, в куче-мале совершенно бесполезна, накроет и своих, и чужих. А этот пацан, получается, может то, чего вообще не бывает? И мало того, музыка — это ведь только про эмоции, как можно с ее помощью приказывать, это ведь не поэзия?
— Вслух рассуждай, пожалуйста, — подтолкнула его носком туфельки стоящая рядом Эбигейл.
Он рассудил, добавил:
— Не понимаю, кто вообще его учил. Он странно колдует, не скорописью и не как по струнам водят.
Обри кивнула, нахмурилась, изобразила пальцем рваный рисунок. Лора с Меган переглянулись еще раз, теперь обеспокоенно.
— Шеф…
— Обычным способом вы это не снимете, — предугадал он. — Ясно, значит, надо пытаться скомпенсировать. Думайте лучше, что эта банда во главе с таким гением и Аланом будет делать.
Все посмотрели на Кита, он опустил голову.
«Они уже внутри стен», хотелось сказать. Теперь они выбьют двери, выкатят бочки, упьются своей водой прямо над телами тех, кто пытался помочь им выжить… Только правда в том, что Илата не была замком О’Киф.
— Они кормят людей сахаром, — решил говорить о фактах. — То ли его зачаровывают, то ли просто одновременно музыка звучит и как-то цепляется. В общем, люди сходят с ума.
— Убивают, — тихо добавила Обри. Посмотрела в лицо шефу. — У нас в трущобах это не банды были. Просто пришла толпа безумцев и убила всех, кто подвернулся под руку.
— Это я уже знаю, — кивнул тот. — Сахар, значит. Кто такой музыкант, выяснили?
— Роксан выяснил, — Кит прикусил губу, ущипнул себя за руку, чтобы собраться. — Сказал, бастард О’Доннеллов.
— Кого конкретно? — резко уточнил шеф. Кит только плечами пожал:
— Не знаю. Зато он наверняка самоучка.
— Его Алан не мог учить? — уточнила Эбигейл. — Или у них в Тривере совсем жесткое разделение на типы дара?
— Среди циркачей есть простой музыкант, — вставила Обри. — Дядя Падди, на дудочке играет. Он и научил, наверное.
— А мальчишка перевел в магию? — уточнил предположение шеф. — Что ж, возможно. Важно не это. Зачем они это делают, в общем, довольно очевидно — армию собирают, чтобы воевать. Как именно они это собираются делать?
— Натравят людей под сахаром на нас, — предположил Кит.
— Это понятно, — фыркнула Эбигейл. — Но когда? У них уже достаточно зависимых, чтобы это сделать?
— Прием, — Кит повернулся на незнакомый голос, поймал взгляд Сида. Низко опустил голову, почти поклонился, только не вставая с пола. — Музыкант рисует чужие лица, а Питер им делал перья.
— Подменить детей О’Хили, — аж подпрыгнул Кит. Зачастил: — Роксан рассказывал, они ничего в ее доме не взяли, но заходили в комнаты детей. Она же верит, что они вернутся, и вот они бы вернулись!
— Зачем? — уточнила Меган между глотками настоя. На ней, да и на Лоре тоже, лица не было. Ничего себе у мальчишки магия!
— Опресненная озерная вода, — коротко ответил Сид.
Повисла тишина.
— То есть они, — севшим голосом начала Лора, — хотели…
— Лишить магического дара всех, кого смогут, — подтвердил Сид. — А потом устроить революцию руками зачарованных людей. Им всем говорили, это не магия, а просто сахар такой. Который есть у господ, а простым людям его не достать.
Словно к полу придавило пониманием, что должно было случиться. Представилась беспомощность — всеобщая, когда даже шеф не мог бы писать стихи. Обезумевшая толпа, которая растерзала бы растерянных, вмиг ставших безоружными магов.
— Но это должно было случиться позже, — Кит встрепенулся, услышав продолжение. — У них пока людей мало, а сахар кончился. Третьего Петуха я отказался идти с ними на дело, шестого безумцы разнесли трущобы. Циркачи меня подобрали, ну и уже не спрашивали, понятно.
— Я думала, ты умер, — едва слышно сказала Обри. Она все сидела, как каменная, только за руки они с Сидом держались. — Кого-то переодели в твои вещи и разбили лицо, чтобы не узнать было. Ненавижу.
Сид исподлобья глянул на шефа, тот отчего-то ухмыльнулся.
— Не бойся, я тебя насильно отцу возвращать не собираюсь. Это сейчас далеко не первый приоритет, да и вообще мы сбежавших из дома детей не ищем.
— Я давно не ребенок.
— Да уж вижу.
Кита утешало только, что не он один ничего не понимал — девчонки, даже Обри, тоже удивленно моргали. Сид вскинул голову жутко знакомым движением и тут Кита как молнией ударило.
— Сильвестр О’Тул! Я тебя помню!
В самом деле видел же, даже не раз, хоть и не общались никогда толком — в детстве пять лет разницы в возрасте это много, тем более когда ты уже господин О’Киф, а у собеседника еще даже дар не открылся. Потом Роксан как-то незаметно занял место наследника О’Тулов, и родный сын Сагерта и Софии стерся из памяти.
— Ты меня иначе должен помнить, — прошипел Сид. Кит искренне улыбнулся:
— Как того, кто набил мне морду, да, — коснулся пальцем шрама на губе. — Спасибо, что не убил. И простите меня. Я не имею права, я понимаю, но…
— Драматичные покаяния, — прервал его шеф, — откладываются до тех пор, пока мы не разберемся с угрозой переворота. Ясно?
Кажется, он смеялся, хоть и говорил с серьезным лицом. Обри щурилась злой кошкой, Сид просто показательно отвернулся. Меган вернула разговор в прежнее русло:
— Вряд ли эти бандиты такие дураки, что полезут на прием теперь — они же знают, что ты у нас. Тебя как называть, кстати?
— Сидом. Они не дураки, верно.
— У них вообще мало времени, — заметила Эбигейл. — Мы же должны постараться сегодня до приема их накрыть. Что они будут делать?
Переглянулись. Кит встал.
— Бунт, — озвучил шеф то, что подумали все. — Сид, извини, но ты сейчас сам пойдешь к отцу. Пусть поднимает свою армиеподобную стражу, на этот раз от нее будет толк. Кит…
— Маска и на рынок, — перебил он. — Они наверняка начнут там: толпа, музыканту работать удобно, и вдобавок прямая дорога в каналы. Я попробую им помешать.
магреспублика Илата, город Илата
15 Петуха 606 года Соленого озера
Она бежала, оглядываясь через плечо. Сид держался за спиной, но не отставал, от этого хотелось хохотать и рыдать сразу, но было совсем не время. Перекрикивались бандиты, маячил позади Ястреб. Бежал за ними? Вроде бы да, но смотреть было некогда.
Сразу выскочить к каналу вдоль стены монастыря не получилось, их отрезал здоровенный мужик с дубиной. Обри заметила у него на поясе дудочку, кажущуюся игрушечной свистулькой, сказала:
— Привет, дядя Падди!
Выиграла мгновение для Ястреба, который от души двинул бандиту кулаком. Но вырубить не смог, пришлось уворачиваться от дубины и бежать назад. В квартале хлопали двери, один раз высунулась из окна женщина, закричала:
— Чужие здесь!
Обри только стиснула зубы и поднажала. Они бежали невидимой границей — шаг вправо и ты на земле циркачей, а слева все тянулась и тянулась до отвращения высокая монастырская стена. Впереди сиял факельными огнями проем и Обри чувствовала себя крысой, мчащейся прямиком в крысоловку — там же Старая рыночная, их наверняка ждут! Но останавливаться было еще глупей. Так была хоть какая-то надежда проскочить, успеть.
Она едва не влетела прямо в объятия знакомого бандита, споткнулась, пытаясь остановиться, проскользнула под его рукой, пропахала боком мостовую. Рядом стукнул о камни арбалетный болт.
— Сушь тебя!
Обри откатилась, подвернулась кому-то под ноги, на четвереньках метнулась в сторону. Ее поймали за воротник, но тут же взвыли и отпустили. Обри сплюнула чужую кровь, вскочила. Метнулась обратно к переулку, спиной к спине Ястреба. Наконец осмотрелась.
Как их много!
— Сид, — дурацкий ломающийся голос Витама раздался из-за спин бандитов, — дерись с девчонкой.
— Не смей, ты, ощипанный петушиный!..
Она услышала музыку и возненавидела мальчишку-мага еще сильней. Мелодия обессиливала, давила, но в Обри словно котел кипел. Держаться от Сида подальше и следить за всеми, только и всего.
Вот только циркачи совсем не собирались оставаться в стороне. Гудел трубой Ястреб, бросилась словно с какой-то крыши птица, перья посыпались на мостовую. Обри ругалась, пытаясь не даться никому. Она могла бы сбежать, наверное, но только если бросит Ястреба. Бросит Сида, который дрался до странного неумело. Из-за музыки?
Или потому что тоже пытался бороться с ней?
***
там же
Роксан был очень недоволен собой. План у брата оказался глупейший, но почему-то получилось осознать это только сейчас, когда отступать стало поздно. Поэт, не умеющий импровизировать, и художник со специализацией портретиста — великолепная команда для спасения кого бы то ни было из лап хорошо подготовленной банды! На что они рассчитывали, являясь сюда даже без оружия?
Сумка Хелен с парой кинжалов забыты в монастыре, меч Ольги в доме О’Флаэрти. С собой осталось перо, но Роксан всегда здраво оценивал свои способности. Обычно и принимал это равнодушно — как не всем везет родиться красивыми, так не всем везет и с силой дара, но сейчас слабость бесила до дрожи. Бессилие, глупость, что вообще согласился спасать Обри вместе с братом. Все сразу.
Не отвлекала даже уже начавшаяся драка.
Они с Китом влетели в осиное гнездо, едва успели выйти из квартала ремесленников на Старую рыночную. Брат вдохновенно рисовал миски и серебряные кубки, валящиеся на врагов, ловко сохраняя дистанцию. Роксан предпочел стиль простой трактирной драки со всеми прилагающимися приемами вроде поймать врага за пояс и, придав ускорения, швырнуть в его же товарищей.
Музыку он не услышал, только увидел Витама, сосредоточенно выводящего мелодию. Кажется, юный бандит еще не заметил, что бой идет на два фронта… Или почему-то выбрал одну конкретную цель. Нетипично для музыканта, действовать из центра драки.
Роксан присел, пропуская над головой меч, которым махали, как дубиной, прикрыл брата. В голове звенело. Кит указал:
— Туда! Там наши!
Наши. Обри и Ястреб, у которого безвольно висела левая рука, но он все еще упорно защищал девчонку. А рядом с ними кружил, выбирая момент для удара…
— Сильвестр?
Показалось, темноволосый парень с рисунком синяков на обнаженной спине вздрогнул. Какой птицы он тут делает?
Как Роксан вообще узнал его? Семь лет не видел ведь.
Впрочем, конечно. Он просто стал копией отца. А Сагерта О’Тула Роксан видел даже чаще, чем хотел бы.
Не отвлекаться!
Мысли текли лениво, затягивали. Что-то внутри трепыхалось, разрывалось — защитить брата, помочь беглому бездарному, вытащить раненого Ястреба и явно измученную Обри. Как? Не важно.
— Сид, убей ее!
Сильвестр замешкался, затем бросился вперед. Почему у него такое странное сокращение имени?..
Медленно, словно краска по влажному листу, побежало осознание, соединяя точки. Сид. Обри. Тихо звучащая мелодия.
— Ну нет!
Как это вышло? Перо в руках, старый, позабытый шедевр — его даже не приняли, золотое перо Роксан получил скорее за маску и хитрый обман, тот романс, который якобы приворожил отца к прекрасной Гретхен, вообще едва держался в воздухе. А вот это, единственное, что он считал удачным и что Сагерт, скривив губы, отверг еще на бумаге, сейчас, вдруг…
Сработало.
Роксан тяжело дышал, замерев на мгновение. Медленно оглянулся Сильвестр О’Тул. Сид.
— Дыши, — крикнул ему Роксан. — Следуй за Обри, защищай ее!
Поймал удивленный взгляд музыканта, схватил брата за плечо.
— Отступаем.
Кит смотрел восхищенно, его пришлось тряхнуть. Впрочем, бандиты быстро их отвлекли. Получилось наконец сойтись, нырнуть в переулок. Они бежали, прикрывая друг друга, петляли.
— Тупик!
— На крыши!
Роксан подсадил брата, тот подал руку, помог забраться. Ястреб закинул Обри, Сид сам белкой взлетел наверх. Тренькнула тетива.
— Нет! — взвыла девчонка.
Роксан перевел взгляд с оседающего на землю монаха на рыжую арбалетчицу.
Она была очень похожа на маму.
— Ида, — сказал громко. — Тебя зовут Ида О’Киф.
Прицел дрогнул, стрела ушла над плечом. Девушка, ругнувшись, выхватила метательный нож.
Кит шагнул было к краю, но Обри вцепилась в них.
— Дураки! Бежим!
Она была права.
О чем говорить? Тем более теперь. Скольких они убили из банды? Скольких убила она еще до Ястреба.
Она была их сестрой слишком много лет назад.
Мог ли Роксан тогда сделать что-то, что не привело бы к этому исходу?
Он оглянулся, думая в последний раз посмотреть на Иду.
Споткнулся, едва не упал. Заметил перо в худой руке, толкнул брата и Обри в спины.
— В канал, ныряйте!
Но сначала надо было все же спрыгнуть на мостовую. А в них уже летела тройная стрела эпиграммы самого сильного мага на севере Приозерья.
— Это… Алан… Скажи… Ямбу…
Роксан не мог преодолеть дар этого человека: все равно что ребенку бороться с цергийским убийцей. Но он был обязан. Их еще не разглядели достаточно подробно для идеальной поэзии.
Кит упал на колени у самого края канала, Обри, крепко вцепившаяся в его руку, рухнула тоже. А ведь совсем немного осталось. Всего один шаг.
— Вот они!
Роксан понял, что падает. Оттолкнулся в последний раз от мостовой, влетел плечом в спину пытающегося подняться брата. Упал. Улыбнулся плеску воды.
— Сушь, утекли!
— Этого вяжи! Чего он упал-то, до них Витам дотянулся, что ли?
«Дыши» — шевельнулись губы стоящего на крыше мага.
Роксан закрыл глаза.
***
там же
16 Петуха 606 года Соленого озера
Огрызок яблока скользнул мимо лица, пронесся дальше, крутясь. Течению было все равно, что тащить за собой — очистки, клок водорослей, или Китово тело, не способное ни шевельнуться, ни вынырнуть, ни вздохнуть. Впрочем, воду он тоже вдохнуть не мог, одна радость.
Или мог. Эпиграмма была охренительной, Кит раньше думал, так разве что шеф может приложить, но прицепилась она непрочно. Как стрела, вонзившаяся не прямо в сердце, а рядом.
В легкое, ага. Ничуть не лучше!
Роксан сказал, это Алан, и нужно сообщить Ямбу. Брат, наверное, тоже где-то здесь, тонет в проклятом канале. Снесет их в реку и все, прости-прощай! Впрочем, они намного раньше задохнутся.
Легкие жгло огнем, Кит уже готов был сдаться, хлебнуть мутной черной воды, но его перевернули, приподняли голову. Показалось, он захлебнулся воздухом, небо над городом было примерно таким же темным, как река. Рядом неловко бултыхался смутно знакомый парень, держал Кита, не давая снова уйти под воду. Где Обри? А Роксан? Это же он влетел в спину, когда Кит падал на мостовую в шаге от спасительной воды, он должен был нырнуть вместе с ними!
— Ой-ей, что у нас в канале плавает! Смотри, Фэй, какие красивые дети.
— Молли, птицы тебя дери, сеть рисуй, их же сейчас снесет!
Плеск, упругий толчок. Кит проморгался, разглядел на мосту над каналом сразу двух леди совета: Фэй О’Герман и Молли О’Келли. Еще бы, главы таможни и береговой охраны должны держаться вместе.
— Фэй, поймай какого-нибудь приличного поэта, — попросила золотоволосая, располневшая с возрастом художница, плавными движениями пера вытягивающая сеть. — Смотри, как их приложило.
— Шеймусу сдадим весь комплект, — рыжая, худая как палка, в неизменном черном платье с серебром, леди О’Герман была похожа на злодейку из сказок, словно вот-вот предложит деткам посмотреть на ее золотых птиц.
— Хочешь погрузить их в карету? Между прочим, мою, а с них ручьями течет, смотри.
Их уложили на мостовую, Кит попытался оглядеться, но куда там. Дурацкий поэт, дурацкая эпиграмма! Пока не снимут или сама не развеется, даже сказать ничего не выйдет.
— На лица посмотри, а не на ручьи, — посоветовала Фэй. — И прекрати спорить.
— О-ой, — всплеснула руками О’Келли. Кит был готов к очередным завываниям, как он низко уронил все, что можно было уронить, и попрал даже то, что нельзя было попрать, но леди любовались не им, а оставшимся на ногах парнем. Сидом, тем самым другом Обри, который все-таки оказался жив. В драке музыкант вертел им, как куклой, Кит никогда не видел, чтобы этим даром так пользовались. А Роксан перебил чужую музыку стихами.
Где брат теперь, вот главный вопрос? Обри вроде бы рядом, Кит видел, как ее доставали из воды, а Роксан?
— Это что, мальчик О’Тулов?
Кит совсем перестал что-либо понимать. Роксан вроде был единственным О’Тулом, который хоть как-то тянул на звание «мальчика». Но разглядывали леди все еще Сида, замершего истуканом. Ну еще бы, брат его таким шедевром приложил, это вам не баран чихнул.
— Так может, их лучше к Сагерту? — протянула Молли.
— Дорогие леди, что у вас за улов?
Кит закрыл глаза. Что здесь вообще делает О’Фаррен, Совет же только завтра!.. Хотя нет, ночь же, выходит, уже сегодня. Скоро заседание можно будет прямо не сходя с моста провести, эффективность и осмысленность от этого ничуть не пострадает. Шуму много, толку — он вот все еще лежит и пошевелиться не может. Проще дождаться, когда эпиграмма сама спадет, чем когда они до чего-нибудь договорятся, честное слово!
— А, господин О’Киф, — над ним наклонился пепельно-рыжий О’Фаррен. Присмотрелся внимательно к лицу, выпрямился. — Моя дочь советовала в таких случаях обращаться или к Нилу, или к Шеймусу. Первого пока нет в городе, насколько я знаю, так что…
— Одолжите свою карету, Дэниэл?
— Почту за честь, леди. К тому же мы можем поручить этот ценный груз моему кучеру, а сами вполне поместимся в одной. Если моя компания будет уместна, разумеется.
Брачные танцы стаи гусей, вот что это, а не этикет! Зато их наконец-то запихнули в карету и сейчас повезут к шефу. Обри, парень…
Роксана не было. Теперь точно, раньше Кит все надеялся, что просто не видит его, потому что не может голову повернуть. Внутри словно лопнуло что-то, он сумел выдавить:
— В реке… Никого больше?
— Никого, — уверенно сказала леди О’Келли. — Я весь канал перехватила сетью.
Роксана ведь не могло унести раньше них? Да нет, с чего бы. Значит, он остался там. У бандитов. У этого музыканта, Витама, чтоб его птицы, О’Доннелла! Еще и с невесть откуда взявшимся поэтом. Еще и после горсти сахара.
Кит сидел, зажмурившись, и считал мгновения. К Ямбу. Доложить. Назад в район. Найти, вытащить, спасти — любой ценой!
Карета тряслась, подпрыгивая на камнях мостовой.
***
королевство Цергия, приграничная пустыня
17 Петуха 606 года Соленого озера
Он знал, что это сон. Чувствовал, как яростный свет двух солнц, отражаясь от барханов, пробивается сквозь ткань плаща и сомкнутые веки, как песок, забившись под одежду, колет спину, как липнет к небу сухой язык.
Но так же ясно видел темную комнату своих покоев, частые низки бусин, заменяющие дверь, резьбу большого окна. Под потолком металась летучая мышь — эксперимент наконец увенчался успехом, но разведка с помощью этого создания пока казалась невозможной. Едва Рагнар соединялся со своим творением, у него начинала отчаянно болеть голова — мышь летала совсем не так, как птица, и воспринимала окружение тоже определенно не зрением и даже не нюхом.
В стену у входа постучали, за подобием двери маячил силуэт. Рагнар собирался проигнорировать гостя или сказать, что занят, если тот окажется упорным, но оценил вероятную личность посетителя и передумал.
— Входи.
Эрик развел ладонями нити, нырнул под них. Выглядел он до странного серьезным, однако Рагнар едва успел удивленно поднять бровь, как мальчишка попросил:
— Возьмите меня в ученики! Я хочу рисовать птицу для шедевра, я уже решил.
Ему было всего одиннадцать. Обычно дети в этом возрасте не уверены даже в типе дара — в юности у многих проявлялось два или три направления, из которых предстояло выявить самое сильное. А Эрик уже выбрал специализацию?
Впрочем, он в самом деле был увлечен анималистикой, за четыре года с первой встречи в библиотеке успев прочитать все книги, которые давал ему Рагнар, и обогнав всех в классе по рисованию.
— Ты все еще обязан посещать общие занятия, — напомнил Рагнар. Эрик засиял:
— Конечно! Хотя у меня ничто другое так хорошо не получается, да и вообще почти никак, если честно. Я художник, как вы, я точно знаю.
Слышать подобный восторг в чужом голосе было странно. Впрочем, Эрик во многом отличался от других детей — начиная с прилежания, совершенно нехарактерного для его возраста.
А вот терпения у него было не больше, чем у других. Мальчик переступил с ноги на ногу, просительно заглянул в лицо.
— Так вы согласны? Декан Анаквад сказал, я должен сам вас просить, и что вы никого раньше не брали, но мне очень нравится анималистика! И я очень хочу больше учиться. А то я сам не могу разобраться.
— С чем? — уточнил Рагнар.
— С бабочками, — охотно ответил Эрик, тут же вынул из сумки эскизы, разложил на столе. — Вот, я рисовал как в книге, но видно же, что получается неправильно!
Рагнар придвинул к себе листы, указал на ковер. Ученик тут же плюхнулся напротив, разве что локти Рагнару на колени не пристроил.
Неплохие работы. Действительно неплохие, если учесть, что насекомых ребенок видел только в одном общем томе, в котором изначально были ошибки. Нужно будет велеть кому-нибудь из рабов наловить образцы и составить каталог, аналогичный гербарию.
— Что ж, начнем не с бабочки, а с этого жука…
Кажется, он так и не сказал Эрику, что берет его в ученики. Впрочем, разве это не было очевидно уже давным-давно? Помощь с учебой, ответы на вопросы, забота, насколько он умел ее обеспечивать. Рагнар делал все, что мог.
Он понял, что все будет разрушено, намного раньше дня экзамена. Обычно дети сдавали шедевры декану, если сами не рвались в гвардию, но им с Эриком не оставили выбора. Когда Сугар между уроками отдала ему письмо, и Рагнар понял, чего от них хотят, разве не знал он уже тогда, чем кончится его жизнь?
Темная фигура замерла на фоне первого рассвета, у них обоих не осталось ни капли воды, но у Рагнара на поясе почему-то висела тяжелая гвардейская сабля.
— Врешь, — тихо сказал он пустыне. — Я никогда не приходил в твои пески с клинком. Мне довольно пера.
Но ладонь против воли легла на рукоять, сжала. Эрик шел вперед, разведя руки, показывая, что безоружен.
Приказ жег кожу.
Это был только сон, видение, которому невозможно сопротивляться. Которое желало снова разыграть, как Рагнар попытается убить своего ученика и погибнет.
Можно пропустить первую часть?
Острие вонзилось в живот, прошло насквозь, хлестнула на руки кровь — не Эрика, его собственная.
Рагнар улыбнулся, не открывая глаз. Перевернулся на бок, подложил ладонь под щеку.
Скоро первое солнце зайдет. Тогда он встанет, нарисует ездовое животное и догонит беглеца — потому что должен догнать. А вот из «убить» и «быть убитым» он может выбрать то, что пожелает сам.
королевство Цергия, приграничная пустыня
17 Петуха 606 года Соленого озера
Рагнару казалось, чем внимательней он смотрит по сторонам, проверяя, что в этот раз не идет по кругу и не отстает сильней, тем чаще спотыкается. Никогда еще ему не было так тяжело идти, и он даже не понимал, винить за это пустыню, словно вознамерившуюся сбить его с ног, или самого себя за внезапную неловкость. Словно собственное тело предавало его, не желая идти туда, куда нужно было направляться вслед за Эриком.
Беглецом.
Эти сны мешали. Как будто прошлое могло что-то изменить. Глупость.
Один раз он все же не смог вернуть равновесие, сел, но, к счастью, на пологом склоне и не скатился вниз. Просто поднялся, твердо упер ноги в песок, осмотрелся, как планировал.
Понял, что, наверное, увидел это до падения. Однако теперь устоял. Медленно начал спускаться по обманчиво мягкому боку дюны.
Впереди на высоком каменном основании стоял дворец. Лестница поднималась из песчаных волн, вела под изгиб изящной арки, проработанной столь тонко, что казалось, ее можно разглядывать вечно, изучая перетекающие узоры, миниатюрную скульптуру.
Какие бы руины Рагнар ни находил прежде, они всегда были повреждены хоть немного. Здесь же казалось, это место возвели лишь вчера, резчики едва успели убрать инструменты. Разве время не должно было сгладить линии, уничтожить удивительно мелкий орнамент?..
Он замер, войдя под ярусный, пронизанный звездным светом свод. Оглянулся, быстро прошел сквозь ряды покрытых барельефами колонн, заменявших здесь внутренние стены.
Маленький фонтан был пуст, лишь на дне осталось немного влаги. Рагнар провел ладонью по лицу, сказал медленно, тщательно проговаривая каждое слово:
— Беглец использовал источник, чтобы восстановить это место.
Нельзя было думать ни о чем другом. Беглец. Приказ.
Но он не мог. Рагнар знал, как выглядел этот дворец на самом деле, помнил до мельчайших подробностей, хотя видел лишь раз в жизни. Взгляд невольно возвращался к одному и тому же пустому углу, хотя сейчас даже стены здесь были не такими, как тогда. Тем более не осталось праха убитой женщины. Все давно унес ветер, тот самый, что сейчас тихо свистел меж колонн, касаясь прохладным дыханием лица.
Рагнар осознал, что стоит на том же месте, что и тридцать три года назад, отшатнулся. Нужно было подойти к каменной чаше фонтана, напиться остатками воды. Обойти дворец, прислушиваясь — беглец мог прятаться здесь.
Как она.
Рагнар осел на колени, согнулся, цепляясь за плечи. Из груди словно рвалось что-то, но не могло выбраться и в ярости раздирало внутренности. Он смотрел на каменный пол и просто пытался дышать. Серо-голубые в звездном свете плиты, утром они будут желтоватыми. Утром сотворенное глупым беглецом чудо развеется, оставив выглаженные до неузнаваемости фигуры, и вскоре песок снова начнет заметать, уничтожать это место.
Рагнар закрыл глаза. У него приказ. Он должен сейчас же встать и продолжить погоню. Обыскать каждый закоулок, нарисовать птицу, взглянуть сверху ее глазами. Понять, ушел ли беглец отсюда или играет в прятки.
Он не мог.
Ветер ударил в лицо, словно перед бурей, но почему-то остался холодным и чистым. И принес странный звук.
Рагнар поднял голову. Медленно, чудовищно медленно, он не имеет права сидеть здесь, чувствовать все это! Если беглец…
Но это оказался не он. У творения была длинная морда с бархатной, как у крысы, шкурой, огромные темные глаза. Оно фыркнуло в лицо Рагнару, переступило стройными ногами. Вдоль шеи росла полоса более длинной шерсти, струилась, словно человеческие волосы.
Такое было на обелиске. Значит, Эрик здесь. Вряд ли он бросил свое ездовое животное.
Наконец получилось встать. Это случится прямо здесь, у фонтана, в углу, куда забилась женщина, желавшая свободы? Что ж, пусть так. По крайней мере, сейчас все закончится.
— Выходи, — сказал, оглядываясь, держа в руках перо.
Ему ответил только ветер да творение, удивленно склонившее голову. Шевельнуло похожими на козьи ушами, отошло к фонтану.
Рагнар моргнул. Потряс головой. Подошел ближе.
Нарисованное существо пило воду.
— Невозможно, — пробормотал он. Коснулся коричневой шкуры, погладил. Взмахнул пером — удлинил немного хвост, поменял цвет. Потрогал. Едва не получил копытом в грудь.
Это определенно было творение художника. Как оно могло поддерживать себя само? Эрик был талантлив, несомненно, но все же он не был гением!.. По крайней мере, до сегодняшнего дня Рагнар так думал.
Ветер шевельнул полы халата, словно зовя за собой. Рагнар решил считать, что просто следует приглашению. Он не хотел обыскивать это место. Он тем более не хотел оставаться у фонтана, в этом маленьком закутке, где она была убита.
Почему они вообще пришли сюда? Тогда ведь погоня началась от Цитадели, путь должен был пролегать совершенно иначе!..
Впрочем, что можно сказать точно, когда дело касается этой погони и этой пустыни?
Дворец был пуст. Рагнар обошел его весь, дважды, чтобы быть уверенным. Здесь жили лишь странные тени и большое ездовое животное. И память.
Рагнар вернулся к фонтану перед тем, как уйти. Небо уже светлело, но он решил, что лучше разобьет стоянку посреди песков, чем останется здесь.
Глупо. Еще глупей тратить силы на бессмыслицу.
Она рисовала деревья. Говорила, видела их дома, еще до племени, очень давно.
Узловатая тонкая ветвь вышла сама собой, одним движением, распустились на ней бело-розовые цветы. Рагнар сделал шаг к углу, второй. Опустился на колени, положил недолговечное творение на каменный пол. Лепестки едва заметно колебались.
Он забыл, как ее звали. Он почти не помнил лица, только что оно было не таким, как у всех вокруг. Остались ее цветущие ветки, такая красивая, совершенно бесполезная специализация. Осталось это место, и, должно быть, записи в цитадельском архиве.
«Беглая магичка признана мертвой. Засвидетельствовано со слов ее сына Рагнара и гвардейца Навчаа».
Если бы он не рисовал птиц, ему все равно бы велели тогда участвовать в погоне?
Рагнар встал. Нет смысла гадать о том, что было бы. Случилось так, ему приказали и он пошел. Он выследил ее для гвардии. Он стоял здесь, у стены, и смотрел, как ее убивали.
Нет смысла даже просить прощения. Не у кого. Незачем.
Показалось, фонтан начал журчать сильней. Рагнар поднял голову, увидел, как тает резьба.
Не его специализация. Как Эрик сумел это сделать, тоже не вполне понятно. Но если не с нуля, а просто подхватить рассыпающееся водой творение…
Когда он спускался по ступеням, дворец стоял надежно.
***
республика Магерия, город Варна
18 Петуха 606 года Соленого озера
За весь день хорошим было только то, что Адельхайд наконец-то выспалась. Найти идеально подходящую бумагу не удалось, потом вообще пришлось обедать с женишком, утешать его. Она, конечно, извлекла пользу даже из этого — узнала, что договор писал Аластер еще в Тривере, и стража теперь озадачена тем, чтобы найти шкатулку едва ли не больше, чем собственно поимкой убийц.
Однако искали они излишне старательно и слишком близко к нужному месту. Гирей прислал записку, по которой выходило, что банда не просто залегает на дно, а рассыпается. Конечно, в надежде собраться после, но если смотреть правде в глаза, некоторые сбегут, как крысы с корабля! Даже сам Гир был вынужден покинуть свой район, договорившись с Юргеном.
Адельхайд надеялась, друг понимает, что едва гостеприимные хозяева почуют серьезность дела, его попросту сдадут. Не мог не понимать, правда? Значит, пути отступления у него есть.
Встречу с мастером по почерку Гир, тем не менее, назначил. Правда, Аде предстояло слушать разговор не из любимого сундука с дырочками для обзора и дыхания, а пробраться в один из трактиров Юргена и засесть там в кладовке, отделенной от кабинета тонкой стенкой. Не очень удобно и куда более рискованно, но второй вариант был вообще отчаяться, сложить руки и выйти за Фрица замуж. Это ее никак не устраивало.
Бумагу в итоге пришлось взять собственную, к счастью, у Адельхайд был запас и по качеству листы были похожи на триверские. По крайней мере, размер и обрезы такие же, а что плотность и оттенок не тот Фриц вряд ли заметит. А даже если вдруг перечитает, раскусит подделку, на Аду все равно выйти не сможет — той же бумагой пользуется весь свет Варны.
«Золотая подкова» — совершенно безвкусное название, таких в каждом городе по три штуки — стояла прямо у городских ворот. Ужасно неудобное место для тайных встреч, слишком людно и внутри, и на улице, даже задами подойти тяжело. Аде обещали, что раскроют калитки нескольких проходных дворов, но через один куцый заборчик все же пришлось перелезать. Подвернутая нога, которая благодаря выданным Беатой мазям не мешала при обычных прогулках, тут же напомнила о себе, заныла и остро стреляла болью в пятку весь оставшийся путь.
Ада злилась. Казалось, она бегает по трюму корабля и пытается заткнуть течи рубашками, но вода находит все новые и новые щели.
— Посторонись!
Она едва успела отодвинуться, пропуская грузчика с тяжелым мешком. Теперь еще ждать, пока он разберется с помощником кухарки и выклянчит монетку на брагу? Ну уж нет! Ада решительно ускорила шаг, вскинула подбородок.
— Семья без рода, — сказала, прервав проверку качества картофеля. На нее едва посмотрели.
— Обожди, — буркнула крупная женщина. Запустила руки поглубже в мешок, проверяя, что на дно не положили гниль, отсчитала грузчику два десятка мелких монет-колосьев. Ада думала, все уже сноп режут, а не с этой мелочью возятся.
Наконец ей кивнули.
— Давай бумагу и заходи. Да не к той двери, дура! Хочешь в общий зал выпереться? Туда иди.
Ада скрипнула зубами, но послушалась, нырнула в низкий проем. Окошко здесь было только под потолком, для кошки, но через неплотно сколоченные доски пробивался свет из соседней комнаты.
— Мастер Брент, не надо пытаться меня обобрать, — весело говорил Гир. Похоже, встреча началась раньше, чем планировалось. — У вас материала столько, что вы хоть книгу можете этой рукой написать. Бумагу вам предоставят… Да, Лотте, спасибо. Вот бумага.
— Она не соответствует оригиналу, — заметил мастер.
— Но заказчику подходит. Чернила монастырские, их качества будет достаточно. А вы мне называете цену стада овец.
— Если хотите дешевле, обратитесь к Этти, — спокойно парировал Брент. — С учетом бумаги, готов сбросить пять снопов. Не больше.
— Десять.
— Пять, иначе я уйду прямо сейчас.
— Брент, — голос у Гира стал совсем задушевный, — посмотри вокруг. Мы в Бараньем роге? Нет. Как думаешь, я могу сейчас так легко достать тебе полновесную копну?
Ада аж задохнулась в своей кладовке. По пять снопов за лист, что ли? Брент озерной воды нахлебался, столько просить?!
— Но если ты поможешь мне сейчас, — продолжал Гир, — я этого не забуду. Ты много берешь, сам знаешь, многие правда идут к Этти. Но я тебе слово даю, тринадцать моих будущих подделок — твои.
Повисла тишина, только доски поскрипывали. Ада поджала губы. Сволочи. Гирея уже сбросили со счетов? Хотят ободрать последнее и продать страже? Прижать бы Брента вместе с его Юргеном, напомнить, кто их вообще в люди вытащил!
— Ладно, — согласился наконец мастер. — Три крестца и три снопа. Кому отдать работу?
— Ребенку, который придет с этой шкатулкой, — пауза, звон монет. — Спасибо, Брент. Я не забываю тех, кто мне помог.
Ада вздохнула, коснулась лбом стены. Да, они сейчас не на позиции силы, но как можно позволять так с собой обращаться? Еще и благодарить за это! Нет, Гирей не прав. Если он покажется слабым, его здесь обмолотят, как колос, и выкинут.
Однако подделка у нее будет. Завтра, самое позднее послезавтра женишок должен разливаться дырявым кувшином о своем прекрасном прожекте, а через неделю он отправится в Гарн. И перспектива замужества развеется, словно озерный туман.
***
Южная Империя, подземелья
16 Петуха 606 года Соленого озера
Живой. Живой. Казалось, вся боль, весь страх вытекают из нее по капле, хотелось танцевать и немножко ругаться. Ну почему ей сразу никто не сказал?
— Мы же не знали, что ты меня видела и вспомнила, — Айдан обнимал ее, и казалось, весь прошедший месяц был сном. Просто долгим кошмаром, от которого она наконец проснулась.
Но ведь…
— Кого же казнили? — Эш отстранилась, посмотрела в дорогое лицо. Прикусила губу, снова, как впервые, наткнувшись на черную повязку.
— Кадо нашла похожего на меня человека, — ответил Айдан серьезно. — Он был правой рукой главаря одной из трущобных банд, Кадо решила, он заслуживает смерти больше меня. Только глаза у нас оказались разные, у него были черные, как у всех. Давай сядем, я расскажу, как меня спасли. Только помоги дойти, пожалуйста, я еще совсем не умею без зрения ориентироваться, даже просто стоять сложно.
Эш подвела его за руку к столу, помогла сесть. Айдан нащупал кромку, осторожно вытянул ноги. Ему было ужасно неудобно, Эш видела. И больно. Он, наверное, уже привык, но все равно сразу понятно, что он сейчас как Отектей, каждую секунду сдерживает гримасу страдания.
Айдан собрался говорить дальше, когда к ним подошел один из андаварудцев, протянул чаранг.
— Это тебе подарок, — сказал. — От твоего палача, судя по всему, мы нашли на месте передачи записок.
Эш засмеялась, спрятав лицо в ладонях. Ну точно, им же мастерица сказала, Текамсех покупал инструмент! Они совсем про него забыли, не выяснили, куда потом делся. А оно вот как.
Ей хотелось знать, какова на самом деле Империя? Она думала, этот гвардеец воплощает ее?
Ей хотелось петь. Для него, для всех этих жестоких людей, которые оказались похожи на пустынные цветы. Они ведь тоже совсем сухие, жесткие, колючие. Но стоит пролиться дождю, и плотный высушенный шар разворачивается, подставляет листья солнцам, становится зеленым, прекрасным, мягким. Нужно только найти правильную воду. Дождь для этой земли.
Она сумеет. Теперь она обязательно сумеет.
— Айдан, — потянулась, накрыла его руки, бережно изучающие инструмент. — Давай я спою тебе. Твоим глазам. Я сейчас смогу.
Он улыбнулся, такой счастливый, но тут же стал серьезным.
— Они, наверное, ужасно выглядят. Тебе обязательно смотреть?
— Конечно, обязательно, — погладила его вместо улыбки, которую он сейчас не мог видеть. — Не бойся. Ну какая разница, как они выглядит? Ты живой, а у меня должно получиться вернуть тебе зрение.
Айдан вздохнул.
— Не зрение, — поправил. — Глаза. Их пришлось совсем выколоть. Я ведь столько всего выдержал, а простую слепоту как будто не смог? В это бы не поверили.
Мотнул головой, перебрал струны. Эш улыбалась, хотя опять хотелось плакать. Нет. Не месяц ей приснился. Всего неделя: его казнь и после. А до того он правда был в плену. Его правда мучили.
— Они меня из-за письма взяли, я же отправил тогда на фальшивое имя Кадо в Зарицу записку про разрывы в Цитадели. Доказательство не самое верное, а у Императора пунктик, что все должно быть точно. Так что добивались, чтобы я с одной стороны признался, с другой к птицам не ушел раньше времени, ну и вообще на казнь смог на своих ногах выйти. После того, как год бродил по Приозерью, неприятно, конечно, но выдержать можно. Я так подумал. Потом оказалось, что день можно, два, а к десятому стало понятно, что я скоро с ума сойду от боли. Но тут мне повезло, остальных гвардейцев куда-то отослали, остался только Текамсех. Я ему и выложил про разрывы, про певчих, про то, что засухи все чаще и дольше, что озерщики и рыбаки с возрастом становятся странными. В общем, что мир скоро умрет, если так продолжится. Не то чтобы Текамсех мне сразу поверил, я ему долго это все рассказывал, прямо в процессе, кхм, допросов. А потом еще пару дней отдыхал, молясь птицам, чтобы разрыв в трущобах никуда не успел деться — я Текамсеха туда послал посмотреть. Когда он вернулся, снова потащил меня в пыточную и сказал, что на месте дома руины, я решил, что все, конец. Надо признаваться во всем, что от меня хотят, умирать и не тянуть больше. Но Текамсех оказался дотошным. Он опросил там людей — гвардеец, в трущобах! Как его не убили, не понимаю. В общем, поверил.
— А как тебя подменили?
— Ну, — усмехнулся Айдан, — мне очень повезло с тюрьмой. Я сразу заметил, какой там пол, прямо в пыточной, сразу ясно, что есть лаз в тоннели, и что им не пользовались последние лет дцать. Показал Текамсеху, рассказал, где оставить записку для Кадо. Еще несколько дней мы вместо допросов просто сидели, разговаривали. Я про Приозерье байки травил, про Праздник имени спрашивал. Помнишь, я рассказывал, что он там тоже был, но упустил Кадо? Я так и не понял, как это вышло, она только хитро улыбается. Ну, ты ее знаешь.
Эш кивнула, сложила руки на столе, поставила на них подбородок. Ей всегда нравилось его слушать. В этот раз было жутко, но все равно.
— В общем, они с Кадо договорились, что она украдет человека на замену и приведет его прямо к спуску, только с цветом глаз проблема. Когда Текамсех вернулся и рассказал об этом, я даже не испугался, знаешь? Плясать был готов, музыку сочинил, «Избавление», потом сыграю. Целый город вдохновить можно! Ну, по крайней мере, целый рынок. Потом, правда, оказалось, что просто ослепить меня горячим железом нельзя, нужно именно совсем глаза выколоть, другого у них в списке пыток не значится. Я и не помню ничего, только подготовку, а дальше уже когда меня Кадо передавали. Несколько дней было совсем плохо, потом привыкать начал. У нее же получается обходиться без зрения. Я решил, что тоже смогу.
Эш ползком обогнула стол, обняла Айдана. Попросила:
— Покажи мне.
Он вздохнул, медля. Отложил чаранг, коснулся повязки, потянул вверх.
Это правда выглядело жутко — провалившиеся внутрь срастающиеся веки. Но зато Айдан был жив. Он просто рассказал Текамсеху правду, и тот сразу начал ему помогать. Спас его, как смог.
Она в них не ошиблась. Во всей гвардии, в Империи. Они умели быть добрыми по-настоящему, даже рисковать собой, и сами решали, что правильно.
— Нас будет больше, мы справимся! Не обязательно бежать, прятаться в норах. Можно все изменить!
Эш обернулась, засмеялась. Сикис! Он тоже сумел, сбросил с себя постоянный страх. Пусть он все равно хочет решать силой, но главное — он понял, как быть собой. Свободным.
Она встала, выдернула перо из гвардейской куртки, обмакнула во флягу.
— Эти цветы распускаются от единственной капли, смотри!
Песня лилась, Эш видела, как собираются в путь Сикис, Отектей и Текамсех, идут к выходу, кивают ей на прощание. Они решили сделать свою страну лучше. Чьей-то смертью, да, но они просто иначе не умеют. Они — хищные птицы. Красивые птицы.
Горло пересохло, Эш с благодарностью взяла флягу из рук Кадо, улыбнулась Айдану. Он сиял блаженством, скользя взглядом по залу.
— Спасибо, — выдохнул, потянулся к ней, не вставая, поцеловал руку. Эш засмеялась — он ей рассказал про господ с севера, которые так делают, и почему-то ему очень нравилось за ними повторять.
Получилось. Она на самом деле немножко боялась, что не справится. Там же уже почти все зажило, сложно было вытягивать из того, что осталось, то, что раньше было. Должно быть. Наверное, промедли она еще день, и Айдан остался бы слеп навсегда.
— Это благодаря им, — сказала, кивнув в темный коридор. — Они же хотят поменять Империю, да?
— Убить Императора, — пояснила Кадо. Голос у нее почему-то был мрачным.
— Думаешь, у них не получится? — Эш испугалась. Они что, идут на смерть? Так не должно быть!
— Не знаю, — Кадо хмурилась, даже вечная улыбка почти пропала. — Но я за ними прослежу.
республика Магерия, город Варна
17 Петуха 606 года Соленого озера
— Как они могли попасться! — Ада ходила из угла в угол небольшого домика. — Гир, объясни мне, домашней женщине, что происходит?
Лежащий на кровати друг криво усмехнулся на “домашнюю”, повел плечами. Рана на спине оказалась тонкой, но глубокой, так что Беата пока не позволяла своему главарю вставать. Пришлось Аде под прикрытием прогулки по магазинам и с помощью знакомой швеи самой добираться к ним в гости.
— Сушь происходит, — хмыкнул друг. — Хорошо, парней Уве и Юргена не взяли.
Ада сердито сложила руки на груди.
— Они Курта пырнули, лекарь до сих пор не уверен, что выживет. Мы на такое не договаривались.
— Мы и мага твоего убивать не собирались, — напомнил друг. — Бывает, что уж там. Не бойся, я послал команду, которая недавно к нам прибилась, тебя они не знают. Даже если захотят, не сдадут.
— Они знают тебя, — села на кровать рядом, сжала руку. Гирей прикрыл глаза.
— Не в первый раз кого-то из наших берут, попробуем пересидеть. Главное мы сделали — теперь выглядит так, словно какая-то банда нацелилась на съемные квартиры и пощелкала сразу несколько, пока шухер не подняли и охрану не поставили. Что с твоим женихом?
Ада вздохнула, уперла локти в колени. Дома так сидеть было нельзя, да и здесь не стоило — слабая поза, слишком ясно показывающая, как она растеряна. Но при Гирее можно не изображать железную леди.
— Плохо. Он, конечно, во время птичьего стола такую речь произнес, что если продолжит в том же духе общаться с обществом, Герхард сам разорвет помолвку. Но он собирается сам финансировать поиски убийцы.
Помолчали. Гирей, сжав зубы, приподнялся на кровати, сел.
— На тебя они не выйдут, — сказал уверенно. — Наверняка же писатель там уже поработал и ничего не получил, потому что ты отличная магичка. Даже если срисуют Клауса, что с того? Ну придут в наш квартал. Все ученые, скажут, жил такой, ходил в порт каждый день, рыбачил, бочки катал. И пусть ищут в порту до соловьиного месяца!
— Ты меня успокаиваешь, — фыркнула Ада.
— Ага. Помогает же!
Соприкоснулись лбами, улыбаясь. Ада снова начала ходить по комнате, Гир сполз ниже, охнул, переворачиваясь на живот. Сказал:
— Давай лучше подумаем, как твоего Фрица щелкнуть. А то может он будет сам бесить общество, а может, и нет.
— Может, — согласилась Ада. — Шкатулку ты вскрыл?
— Сушь, забыл! Хотя все равно у меня только сейчас в глазах двоиться перестало. Вон она стоит, давай сюда.
Маленькая шкатулка с наборным узором смотрелась странно в бедной лачуге. Ада знала — Гир, уже давно владеющий не самым бедным районом, мог позволить себе дом побольше. Мог и не бегать от стражи, попросту заплатив им. Мог вообще одеться как господин и явиться лично к Бальдвину. В Магерии хоть и была формально аристократия земли, но эту землю покупали и продавали. Если бы Гирей захотел, он мог бы хоть дожем стать.
Но он не хотел. Вместо того, чтобы брать с района деньги и класть их в свой карман, Гирей тратил. Приваживал сирот, давая им работу по силам, помогал чинить дома, открывать маленькие мастерские. Он не был добрым абсолютно для всех, доверие нужно было заслужить, поработав на него. Но своим он помогал всеми силами. Иногда Аде было даже жаль, что он настолько хороший — она видела, как можно было расширяться, где стоило прижать, или выгнать из района, или убрать человека совсем. Но Гирей был не таким, как она.
И хорошо. Иногда ей казалось, именно благодаря тому, что она умеет мыслить не людьми, но схемами, друг может быть настолько человечным. Иначе он бы или не удержался на должности главы банды, или ему самому пришлось бы стать не старшим братом всего района, но строгим хозяином. Гирей бы смог, конечно. Она помнила, в детстве он и был жестче. Но ему это никогда не нравилось.
Щелкнул замок, Гир осторожно приоткрыл крышку, удерживая одновременно отмычки и чуть потертую выпуклость на боку шкатулки.
— Прошу, — пригласил, как привратник на пороге особняка.
Ада с жадностью закопалась в открывшиеся бумаги. Застонала.
— Нет, ну это уже издевательство!
— Что там? — Гирей, хоть и умел читать, очень это не любил, предпочитая устные пересказы.
— Посольские полномочия! Проект реформирования дипломатических отношений Магерии и Тривера, — она потрясла стопкой листов. — Они что, с птичьими крыльями родились?!
Друг сложил руки под подбородком.
— Так не бывает, — сказал убежденно. — Чем белей человек снаружи, тем больше гнили в сердцевине.
— Да ничуть он не бел снаружи! Он даже не старается, понимаешь? — Ада расстроено села на кровать. — Зато вот, герой-спаситель страны внутри. Куда уж “нутрее” этой шкатулки.
Хотелось плакать. Все напрасно? Смерть Клауса, рана Гирея, арест команды, которая пыталась ограбить съемную квартиру Тилля, и все зря? Ради вот этих бумаг, которые ничего не дают?
Перечитала еще раз, ища зацепки, пусть уже не вполне правду, но что-то, что можно вывернуть в свою пользу. Представить Фрица новым Рейнаром Скацо, сепаратистом, которому только дай палец и он отхапает всю руку, заявив, что плевал на Сотню, и будет единолично править своей землей.
В принципе, могло получиться. Не совсем, жених выбирал очень осторожные формулировки, но если сделать достаточно хорошую подделку — поправить буквально пару мелочей тут и там, не меняя общего смысла, но чуть-чуть искажая настрой. А потом устроить так, чтобы Фриц нашел свой обожаемый проект, и пусть едет в Гарн на заседание. Когда этот план прочитают, на него обрушится вся Сотня.
— Я знаю, как это использовать, — встала, не тратя времени на подробные объяснения. — Достану только правильные листы бумаги. Сможешь устроить мне встречу с мастером по подделкам завтра?
— Нет, — огорошил Гир. Усмехнулся, — Извини, но ты сейчас ни с кем встречаться не будешь. Вызову человека сюда, ты спрячешься в наш любимый сундук и проследишь, чтобы я ни в чем не ошибся.
Она улыбнулась, поцеловала друга в щеку. Вздохнула:
— Как хорошо, что ты у меня есть.
— Как хорошо, что мы друг у друга есть, — серьезно поправил Гирей.
***
Южная Империя, подземелья
16 Петуха 606 года Соленого озера
Сквозь тонкие волосы подземницы просвечивала розовая кожа. Отектей смотрел в ее спину, а отмечал такие детали — волосы, обрезанные по подбородок, шерстяную ткань рубашки, не раз побывавшие в боях кожаные краги. Разум не желал работать, не складывал даже образа. Тем более не анализировал происходящее. Отектей не понимал, в плену они или нет, и не думал об этом. Просто шел рядом с Сикисом, отслеживал его движения, чтобы не пропустить приказ. Больше ничего.
Кадо начала насвистывать, ей откликнулись из-за поворота.
— Хорошей работы, — прозвучало вслед за свистом. В проеме перед ярко освещенным залом стоял подземник. — Ого, ты с уловом? А у нас тут тоже кое-какой сюрприз. Сказал, ты или Айдан можете подтвердить, что он не лазутчик, это верно?
— Возможно, — отозвалась Кадо. — Эти двое хотят с ним поговорить.
Чуть повернула голову, уверенно повела их между палатками и столами аванпоста. Она всегда двигалась, словно в бою — настороженно, внимательно.
Текамсех сидел на тонком одеяле на полу. Единственный имперец среди беловолосых подземников, он выделялся, как клякса на бумаге. Вскинул голову, но навстречу не встал.
— О, гвардия, — он улыбался странно, широкий светлый шрам, тянущийся наискось через все лицо, скрывал другие приметы. — Вероятно, за мной?
— Вероятно, — в тон отозвалась Кадо. Отступила в сторону, но не ушла, замерла рядом. Сикис, помедлив, сел напротив цели их поисков.
— Как вы спасли Айдана? — спросил.
— Я думаю, тебе намного интересней, зачем, — усмехнулся Текамсех. — И как теперь вам выпутаться из всего этого.
— Они привели певчую, — добавила Кадо. — Вы шли напрямик?
— Я да, — первым ответил Текамсех, погладил бедро. Вероятно, под одеждой скрывалась повязка. — Посмотрел на разрыв, которые мне так красочно описывали. Если вы следовали за мной, значит, тоже видели.
— Эш его закрыла, — Сикис оглянулся, Отектей тоже нашел взглядом отделившуюся от них парочку, утроившуюся за низким столом на другом конце стоянки.
— Жаль, я не слышал.
Отектей снова посмотрел на Текамсеха. На миг он показался серьезным и печальным, но тут же снова улыбнулся.
— Если вы хотели понять, почему я предал Империю, ответ вы знаете, — развел руками. — Когда Айдан рассказал мне о разрывах, певчих, и что наш мир без них успешно катится к птичьей матери, у меня несколько поменялись приоритеты. Естественно, после того, как я проверил, что он не лжет.
Сикис щурился, вокруг сдержанно шумел лагерь — подземники сворачивали тюфяки и разбирали оружие со стоек. Отектей скользнул взглядом по пещере, отметил — много пустого места. Похоже, этот аванпост уже собирались сворачивать, а после их появления ускорились.
— Потому что в Империи шестой дар запрещен? — не вполне понятно спросил Сикис.
— Потому что, — холодно ответила вместо Текамсеха подземница, — в Империи певчих убивают.
Бывший гвардеец кивнул, задержал взгляд на своих руках, улыбнулся уголком рта. Он вообще почти все время улыбался, как и Кадо.
— Лагеря здесь скоро не будет, — сказал. — Если мне позволят, я уйду с ними. Следы, которые я оставлял, должны были создать видимость засады и похищения.
— Ты оставил целыми барельефы, — Сикис резко перешел на ты. Верно, ведь этот человек уже не вышестоящий по иерархии. — Подделка не удалась.
— Это можно исправить. Тогда вы сможете вернуться с докладом о том, что я попался подземникам.
— Создаешь еще один повод ненавидеть нас, — заметила Кадо. Текамсех искренне рассмеялся, покачал головой:
— Я все равно не сделаю вашей репутации в Империи хуже, чем вы сами.
Они говорили так, словно были друзьями. Впрочем, возможно настолько давние враги, так и не сумевшие убить друг друга, в самом деле становятся ближе друзей.
— У меня есть другое предложение, — голос Сикиса звенел. — Мы знаем, ты выполнял личные приказы Императора. С твоей помощью мы сможем подобраться к нему вплотную.
Несколько мгновений тишины, Кадо отступила на шаг, словно специально отстраняясь от разговора. Текамсех посмотрел внимательно.
— И?
— И убить его, конечно! На нем держится система, а кто после него? У Императора нет детей, значит, кто-то из магов. Отектей?
— Трон унаследует декан Анаквад, — ответил он. — За ним его дочь Рейен, за ней ее старший сын Чагатай.
Сикис скривился, мотнул головой:
— В любом случае кто-то совсем другой! Мы можем заставить всю систему измениться, гвардию, канцелярию, все! Если ты придешь сейчас наверх, сразу к дворцу, потребуешь срочной аудиенции, потому что нашел что-то в подземельях…
— Меня не примут, — спокойно ответил Текамсех. — Я бежал в том числе потому, что заметил слежку.
Сикис прикусил губу, сжал кулаки. Вскинул голову тут же:
— Тогда мы тебя приведем. Как арестованного, но все еще потребуем аудиенции, потому что у нас есть тайные сведения. Да хоть этот аванпост, все равно вы снимаетесь! Или о певчих, не важно, главное оказаться рядом с Императором на длине клинка.
— С ним будут наложницы, — заметил Текамсех. Усмехнулся недоумению, пояснил: — Телохранительницы, у них хорошая подготовка.
— Но не гвардейская, — Сикис вскочил, взмахнул руками. — А тебя мы свяжем так, чтобы веревка легко свалилась при необходимости. Нас будет больше, мы справимся! Не обязательно бежать, прятаться в норах. Можно все изменить!
Отектей смотрел на него, и казалось, распускается узел внутри, напитывается водой земля. Это был безумный план. Они все могли погибнуть. Им могли не поверить. Но Сикис говорил так, что Отектей начинал надеяться — это возможно. Кто-то из магов на троне, изменения.
Жизнь. Открытые ворота Цитадели.
Церен. Она ведь все еще где-то там, живет в другой стране. Он может ее найти. Хотя бы просто увидеть. Спросить — почему она его не убила?
В этот миг казалось, он наконец поверил в изначально очевидный ответ.
— Хорошо, — ответил Текамсех. Сикис протянул руку, помогая ему встать, стало заметно, что бывший гвардеец сейчас хромает не меньше самого Отектея. — Ты прав. Мы должны хотя бы попытаться. У нас есть шанс.
***
магреспублика Илата, город Илата
15 Петуха 606 года Соленого озера
— Сахар? — мясник скрестил руки на груди. — Ну-ну. Тащите этого торгаша туда, я им лично займусь.
Дверь выглядела так, словно должна была вести в подсобку, а вместо этого открывала путь в весьма обширный подвал. С потолка свисал внушительный крюк, инструменты на столе и стенах Кит увидел только мельком, и предпочел не приглядываться.
Роксан, кажется, тоже не горел желанием находиться здесь дольше необходимого. Пленника они просто оставили на полу, вышли наверх. Кит покосился на брата, все еще скрытого под маской Келли. Так непривычно было видеть это лицо не в зеркале, а на ком-то другом. Но Роксану как будто шло, встраивалось в ряд с Джейн и Ольгой.
— Сними это, — кажется, сам брат с мыслями Кита был не согласен.
— Странно будет, — ответил. — Вошли две служанки, а выйдут господа? Здесь ремесленный квартал все-таки, а не трущобы, заметят.
Роксан прикрыл глаза, коротко кивнул. Кит взял его за руку.
— Ты как? Ты же целый мешок этого сахара проглотил, зачем!..
— Я слышал музыку, значит, она на меня не влияла, — отрезал брат, отстраняясь. — И там была всего горсть. Если бы его съел ты, было бы намного хуже.
Кит опустил голову. Да, он тогда вообще не понимал, что рядом музыкант. Просто очень хотелось попробовать, казалось, это правда что-то совершенно особенное.
Мясник ушел в свой жуткий подвал, закрылась толстая дверь. Женщина — кажется, ее звали Жаннет — принесла им по кружке воды, пригласила сесть за стол. Спросила:
— Кашу будете? Сорговая, с мясом.
Кит только сейчас почувствовал, как ноет пустой желудок, засиял.
— Да, пожалуйста!
Роксан рядом сидел, закрыв глаза, словно дремал. Кит коснулся его плеча, потряс.
— Эй, ты чего?
Брат потер лицо каким-то странным, не своим жестом. Хотя, может, это из-за маски так казалось?
— Две драки и бессонная ночь. Думаешь, ты выглядишь лучше меня?
Зато интонации были до отвращения знакомыми!
И вообще не о Роксане сейчас надо переживать. Кит хотел обойти этот квартал к югу от трущоб, когда его остановил торговец. Не то чтобы Кит очень хорошо ориентировался, где тут территория какой банды, но уж сложить-то дважды два мог — где дом Обри, где мясники, и где тогда циркачи.
Живот выдал какую-то жуткую руладу, Кит нахмурился. Так он рискует себя выдать, если будет там прятаться. Значит, нужно все-таки поесть сначала, заодно рассказать, что он собирается делать. Вдвоем точно будет проще.
Роксан выслушал, не шевелясь, Киту даже показалось, что брат заснул. Но когда подошел к нынешнему плану — раз Обри нет у нее дома, она могла сама попытаться закончить дело с циркачами, и надо искать в их квартале, Роксан приоткрыл глаза, усмехнулся криво.
— Хочешь сказать, она скорее всего попала в плен, если вообще еще жива каким-то чудом. И ты жаждешь последовать за ней?
Кит сморщил нос.
— У меня маски есть. Увижу любого из местных, скопирую и все.
— Пароль и отклик ты тоже скопируешь?
— Да с чего у простой банды!..
— У мясников есть. Прекрати недооценивать противника. Они, судя по всему, подделывают лица магов на уровне не хуже моего, у них гениальный музыкант, которому еще пятнадцати не исполнилось, и с ними наша сестра, у которой и наследственно голова должна хорошо работать, и в монастыре она не только куриц считала.
— Слушай, — Кит аж схватил брата за руку. — Так давай найдем ее! Это же она стреляла? Хильда, значит? Она даже своего имени не знает, мы ей скажем!..
— Ей не с чего нам верить, — оборвал его полет Роксан, но Кит не собирался так легко сдаваться.
— Да я если без маски приду, у нас же лица будут почти одинаковые! Ну, кроме того, что я мужчина. Я же очень на маму похож, и она, ты говорил, тоже. Она поверит!
— Ох, страсти какие, — перед ними поставили две миски. — Едва на ногах держатся, а уже решают, как Илату спасать.
— Пока только Обри, — серьезно поднял голову Кит. — Но Илату тоже. Этот сахар, неизвестно, сколько людей его съели, и что теперь их руками можно сделать.
— “Всем будет лучше, когда вас не станет,” — процитировал Роксан, проглотил первую ложку каши. Поморщился так, что Киту даже обидно стало. Ну, не тушеный гусь по-магерийски, да, но все равно же вкусно!
А потом он понял.
— Они что, натравят людей на нас? То есть, на магов? Но это же чушь, там куча музыкантов, одна Меган легко толпу накроет!
— Надо доложить, — коротко сказал Роксан, посмотрел на Жаннет, устроившуюся на табуретке со ступкой и сухими травами. Женщина негромко засмеялась.
— Не беспокойся, я не буду пользоваться тайным знанием, что у меня на кухне сидела парочка аристократов и ела кашу.
И Роксан даже улыбнулся в ответ. Кит смотрел и не мог решить, то ли ему хочется широко и глупо улыбаться, то ли реветь в три ручья, как маленькому.
— Я ужасно по тебе скучал, — сказал все-таки. Был почти уверен, что сейчас получит если не неприятный комментарий, то по крайней мере удивленный взгляд, но Роксан только кивнул. А потом вообще сказал:
— Вероятно, я тоже.
И не разреветься стало еще сложней. Кит все-таки сумел, только носом шмыгнул. Быстро проглотил остатки каши, встал решительно.
— Обри надо спасти. Пошли, вместе мы справимся! Хотя бы узнаем, где она.
— Жива ли она, — вполголоса добавил Роксан, но тоже поднялся. — Ладно. Идем. Если встретим Иду, попробуем провернуть твой план.
***
там же
Обри лежала и рыдала, уткнувшись в колено Ястреба. Тот тихо ухал что-то, наверное, пытался успокоить, но Обри просто не могла остановиться. Слишком было страшно. Она только поверила в чудо, но чудо оказалось кошмарным. Сид был…
Сида здесь просто не было. Было его лицо, его тело — Обри сначала испугалась жутким синякам и куче перевязок, а это оказалось мелочью. Потому что Сид ее не узнавал. Он вообще сидел на тюфяке, не шевелясь, и смотрел на них. Обри пыталась его звать, кричать, ругаться. Сначала ей чудилось, она видит, как он иначе смотрит, моргает, дергаются уголки губ. Теперь казалось, она все придумала.
Ее Сида не убили, да. Вот он, живой, в плену. Только все намного хуже. Они его сломали.
Она шмыгнула носом еще раз, вытерла лицо о сутану Ястреба. Пообещала:
— Я не оставлю тебя чужой вещью.
Обри бы предпочла умереть, чем жить вот так. И она точно знала — Сид был таким же. Нужно только вывернуться из веревок, а дальше, если он вообще ни на что не реагирует, она сможет его даже просто задушить. Чтобы не оставлять здесь. Не оставлять таким.
Пока она ревела, по-дурацки тратя время, руки онемели и теперь плохо слушались. Обри кусала губы, пытаясь извернуться и достать до узла, потом ее осенило.
— Ястреб, повернись!
Добраться зубами до его пут оказалось куда проще. Обри сосредоточенно жевала веревку, дергала, отплевываясь от колючих кусочков. Челюсти уже сводило и губы противно чесались, когда узел наконец поддался. Дальше пошло легче, Обри прислушивалась к происходящему внизу и снаружи — бандиты говорили, должен прийти их главарь. Но у того, похоже, были дела поинтересней. Вот и отлично.
По всему выходило, что верховодил у них сейчас Витам. У Обри это в голове не укладывалось — он же совсем мелкий еще, даже младше ее! Его что, только из-за магии слушаются? Как все слушаются Совет только потому, что они маги. Вот же глупость!
Ястреб тихо загудел, Обри постаралась отодвинуться. Веревки наконец упали на пол.
— Теперь ты меня!
У монаха руки тоже не слушались, все выходило жутко долго. Обри шипела сквозь зубы — путы затянули так, словно она была кровяной колбасой, попытки развязать их делали только хуже. Но все-таки у Ястреба получилось. Обри едва не взвыла от боли, когда попыталась шевельнуть уже свободными пальцами, вгрызлась себе в плечо. Опять навернулись слезы — не от боли даже, от злости. Ястреб возился с путами на ногах, потом потянулся что-то писать, но Обри не хотела ждать. Ни одного лишнего мгновения Сид не будет чьим-то рабом. Хуже, чем рабом, те хоть сбежать могут!
Встать не получилось, но подползти она сумела. Посмотрел в неподвижное лицо, положила руки на шею.
— Иди к птицам, — шепнула на ухо, надавила.
Ястреб схватил ее за шкирку, оттаскивая, сердито ухнул, тыча в лицо своей бумажкой.
— Не мешай, — тихо кричать — это странно, но у нее получалось. — Он бы для меня то же самое сделал!
Ястреб тряхнул ее. Обри вдруг подумала — он всегда был спокойным или улыбался. А сейчас казалось, он ее вот-вот ударит.
Это было так странно, что она даже взяла лист. Там должно быть что-то очень важное, наверное.
“Магию можно снять”.
— Ты хочешь сказать, — она замолчала, повернулась к Сиду. Это правда можно исправить? — Но как?
Ястреб усмехнулся, взял ее за руку, отошел к окну. Сид следил за ними, не отрывая глаз.
— Этот бандит сказал ему нас охранять, — какой дурацкий у нее сейчас был голос, словно она правда надеялась на что-то! Подняла взгляд на Ястреба, тот покачал головой. Открыл окно, выглянул осторожно. Указал наверх, помог Обри забраться на подоконник. Вылезти оттуда на крышу оказалось совсем не сложно.
Она посмотрела вниз, твердо решив, что если Ястреб предлагает просто сбежать, она не согласится, вернется, хоть свяжет Сида, но вытащит его тоже… Но друг сам сидел на подоконнике. Увидел ее, тут же глянул в комнату. Опять на нее.
— Следить, — выдохнула Обри, засмеялась в ладонь. Отползла по крыше. — Ну, иди сюда. Следи за мной.
И Сид правда перебрался через край. Только, вот дурак, встал во весь рост! Здесь же наверняка есть наблюдатели, сейчас их заметят!
Закричала вдали птица, как-то не так, как раньше. Ястреб, тоже вскарабкавшийся к ним, скривился, словно от боли, лег на солому. Достал из-под одежды целую связку свистков, Обри раньше не видела, чтобы он ими пользовался. Выбрал один, светлый, словно его вообще никогда не трогали.
Клич был пронзительным до звона в ушах. Ястреб встал, вытянулся, расправляя плечи. Махнул рукой, Обри проследила направление.
— К каналу? Зачем?..
Он покачал головой, махнул рукой еще раз. Подошел в противоположному краю, Обри на четвереньках метнулась к нему, ухватила за сутану, не давая спрыгнуть.
— Ты что, дурак! Сид же должен за нами обоими следить! Что будет, если он не сможет?!
Ястреб опустил голову. Кивнул.
Обри очень не хватало его слов. Хоть какого-то объяснения, что вообще случилось, почему он вдруг захотел их бросить. Но писать времени точно не было.
— Эй, куда они делись?!
Голос пробился сквозь солому, Обри осторожно отступила по крыше подальше от окна. Дома стояли совсем близко, как везде в бедных районах, чтобы поместиться в пределах городских стен. На соседний можно было просто перешагнуть. А потом еще на один. И еще…
— Вон они!
Ястреб толкнул ее в спину, они вдвоем спрыгнули в переулок — вовремя, над головой свистнул не то болт, не то метательный нож.
Только здесь их тоже ждали.