Южная Империя, подземелья
16 Петуха 606 года Соленого озера
Кровавая улыбалась так, что Сикиса передергивало. Спрятала кинжал, вплела перо в волосы, склонила голову к плечу.
— Спасибо, что привели Эш.
Невысокая, но с фигурой воина, много времени проводящего даже не в тренировках, а на поле боя, она заставляла забыть, что слепа. Слишком точными были движения, слишком уверенно она поворачивалась к ним.
Сикис вбросил саблю в ножны, Отектей, следуя примеру, убрал перо. Нападать нужно было, когда девчонка бросилась вперед, отвлекая всех. Тогда был хотя бы какой-то шанс победить, а сейчас — ни единого. Сейчас можно было только ждать.
— Итак, — Кровавая подошла ближе, обнимающаяся парочка осталась за ее спиной. — Что вы делаете в подземельях?
— Выполняем задание гвардии, — ответил Сикис, следя за ее руками. Сейчас они были пусты, но кто знает, что и где еще припрятано у подземницы.
— Это очевидно, — так, одними губами, часто улыбалась канцелярша. — Какое именно задание? Искали шпионов?
Насмешка была очевидна и раздражала невероятно.
— Нет. Искали Текамсеха Пустынника. Он у вас?
Кровавая повернула голову, словно прислушиваясь.
— Текамсеха? Я не встречала его давно. Почему вы ищете здесь?
Сикис промолчал. Белые пальцы с розовыми ногтями пробежали по волосам, коснулись пера.
— Я поэтесса, как вы, надеюсь, знаете, — сказала так, словно они были парой офицеров, встретившейся в трактире между заданиями. — Всем будет лучше, если вы ответите.
Даже Сикис знал, что поэзия искажает допросы, но Кровавая еще могла попросту спросить девчонку, да и детали задания вряд ли можно было считать важным секретом. Он вздохнул, старательно расслабляясь. Если подземница хочет играть в друзей, что ж, он может поддержать игру.
Все равно с точки зрения гвардии он уже наговорился на казнь.
— В его доме был вход в подземелья. Следы вели в эту сторону.
Совершенно дикое ощущение, словно он отчитывается Кровавой, как канцелярии.
— Хорошо, — легко решила она. — Если вы желаете его найти, мы проводим вас к аванпосту.
— У нас нет снаряжения для многодневного похода, — ну хоть чем-то ей мешала слепота!
— Оно и не нужно, — Сикис отвел взгляд, чтобы не видеть эту проклятую улыбку. — Здесь меньше двух часов пути.
Что?.. Аванпост подземников на землях Империи?! Птицы, да за такие сведения!..
Какая глупая мысль. Сейчас важно вообще выбраться отсюда — нет, даже не выбраться. Если их отпустят сейчас, придется бежать из Империи. Ни один человек не поймет, почему они не сражались. Хотя это глупо, очевидно же, что невозможно вдвоем справиться даже с этой женщиной, и тем более с целым аванпостом! Сикис не может выполнить задание, оно завело их слишком далеко.
Почему нельзя просто вернуться и сказать об этом? И почему кажется, что стоит попросить, и Кровавая легко отпустит их. Вот с этой своей улыбочкой, прекрасно зная, что отпускает на казнь.
Проклятая подземница.
Проклятая канцелярия.
Два летящих друг к другу меча, а Сикис между ними и попробуй увернись.
— Идемте, — подземница поманила их за собой, легко поворачиваясь спиной. Сикис прикрыл глаза на миг, сжал кулаки. Ударить в эту напоказ подставленную спину, и все спишется!
Ясно же, Кровавая только этого и ждет. Проверяет если не возможность им верить, то хотя бы выдержку.
Сикис пошел за ней, насколько мог спокойно. Отектей держался рядом, безмолвный, с равнодушным, словно у статуи, лицом. По крайней мере, от него можно было не ждать сюрпризов. Девчонка со своим Айданом замыкали, и Сикис был уверен, что мужчина, хоть и слепой, следит за ними не хуже подземницы. Их взяли под надежный конвой, не сбежать.
Однако Сикис собирался найти выход из этой ловушки. Прислушался, рассчитывая уловить слова девчонки, козыря, выпавшего из рукава в самый важный момент партии. Единственная польза — она все еще неплохо отвлекала мужчину. Айдана, чьи останки вообще-то должны были лежать на поле костей. Значит, предательство Текамсеха началось куда раньше, чем они думали. Непонятно только, что именно он сделал. Подменил осужденного? На кого? Как это могли не заметить?
Слишком много вопросов, на которые даже можно получить ответы, но зачем?
— Вы собирались рассказать, как спасли Айдана, — напомнил все же, просто чтобы не идти в тишине.
Кровавая ответила, не оглядываясь:
— Если Текамсех добрался до аванпоста, вы сможете спросить его сами. Это будет достаточно любопытный рассказ.
***
магреспублика Илата, город Илата
15 Петуха 606 года Соленого озера
Сбежать в беспамятство просто потому, что очень хочется, у Кита никогда не получалось. Вот и сейчас пришлось вставать.
Он попытался удержаться на ногах сам, но Мария аккуратно подхватила под руку. Ей наверняка было неудобно — только с рынка же, корзинка набита по крышку, тяжелая, а еще дверь отпирать. Но Кита она не отпускала. Как в детстве. Как всегда.
Давно ведь могла сменить работу, уйти к кому-то более приличному. Но нет, оставалась. Говорила, что начала работать еще на дедушку с бабушкой, и не хочет ничего менять.
Было ужасно больно разочаровывать ее. Жить господином О’Кифом вообще было ужасно больно.
Зато Шей ей нравился. Серьезный, деловой мужчина, не чета своему хозяину. Любимая маска, которую сейчас не нарисуешь. Шеф запретил. Да и зачем вообще.
— О птицы, — Мария замерла перед открытой дверью. — Зачем…
Кит сунулся вперед, посмотреть. Зажмурился, протер глаза. Вошел, придерживаясь за стену, огляделся.
Расхохотался, сползая на пол.
— Господин? — Мария беспокойно наклонилась над ним, коснулась лба.
Он откинулся на спину среди осколков разбитой миски. Еще раз осмотрел разоренную кухню с мрачным удовлетворением.
— Вот так. Теперь они грабят того, кого нужно.
Сел рывком, заскулил — голова начинала болеть, но все-таки поднялся, доковылял до лестницы так быстро, как мог, проверил кабинет.
Заходили. Они заходили сюда, какие-то сушью взятые воры! Трогали все это, видели все это, обсуждали. Кит рванулся в спальню.
Такой же разор. Перерыты вещи, валяется на столе фляга. Между прочим, с эмалевым рисунком. Почему ее не взяли, дорогая же?
Открыл осторожно, понюхал. Вылил несколько капель на ладонь.
Вроде простая вода, но лучше сдать алхимикам. Птицы знают, чего хотят эти странные воры.
Спустился с флягой вниз, отдал Марии, пересказал. Уселся на табурете.
— А я отнести не могу, — заявил со злым торжеством. — Мне запретили появляться в городе!
Мария вздохнула, погладила по голове. Придвинула миску и полотенце, смена одежды уже ждала рядом. Кит послушно умылся.
— Вы ведь всю ночь работали, — тихо сказала Мария, подавая травяной настой. — Что же случилось?
Кит сделал глоток, глядя, как она крутится по кухне, наводя порядок, собирает черепки разбитой посуды.
— А я вообще начинать не должен был. Мы с Мег позавчера так отметили получение дела, что шеф разозлился.
Мария улыбнулась чуть-чуть, Кит засмеялся.
— Ну, меня это тогда не остановило, да. Спорю, он сразу все понял, еще и сам так задумал наверняка. Только в команде оказался господин О’Тул. Тоже под маской.
— Рок? Он ведь не художник…
— Если гримом рисовать, то еще какой, получше меня, — заявил и осекся. Почему с такой гордостью прозвучало, что за бред? — В общем, мы поругались. И девчонка, которая с нами была, еще раньше ушла.
Замолчал, сгорбившись. Мария остановилась рядом.
— Что вас гложет?
— Она служанкой была у шефа. Я ее взял. Пьяный был, не помню почти ничего.
Тяжелый вздох, Кит охнул, как мальчишка, когда его потянули за ухо, заставляя поднять голову.
— Такой красивый юноша, — сказала Мария, и показалось, что вот теперь он правда ее разочаровал. — За таким девушки сами будут бегать, если побреется, а он…
— Что? — Кит насупился. — Она не сказала нет! Я бы тогда не стал, точно.
Мария грустно хмыкнула, присела на табурет напротив.
— Давайте я расскажу вам историю. Когда я была гораздо моложе, а Илата еще не была отдельной республикой, я начинала обычной служанкой в богатом доме в Тривере. Я была даже красива, и юноши на меня заглядывались. Цену я себе знала, но в доме было два молодых господина. Одному я приглянулась. Он поступил так же, как вы, а я знала правила, как и ваша девочка — господам не отказывают. Потому что будет хуже — не остановятся ведь, еще и место потеряешь, жить будет не на что.
Она сцепила руки на коленях, но пальцы все равно дрожали. Кит смотрел на нее, женщину, которую помнил с детства, и не мог осознать, что услышал. Поджал губы, сдерживая дурацкое желание обнять. Мария сглотнула, улыбнулась.
— Вскоре я ушла к вашим бабушке и дедушке, потом к родителям. Приехала сюда вслед за ними. Всем было страшно, а я радовалась, что больше никогда не увижу ни того господина, ни даже тот дом, — подняла голову, встречаясь взглядом с Китом. — Девушка не всегда может сказать вам “нет”. Важнее, что она не говорит “да”. Пора бы вам научиться понимать такие простые вещи.
Кит помотал головой, оглушенный, растерянный. Соскользнул на пол, прижался лбом к морщинистым рукам.
— Прости. Прости, я…
Словно исчезли и безымянный господин, и Обри, остались только Кит и Мария. Тот, кто брал, не спросив, и та, которая не хотела этого, но не смогла помешать.
Она погладила его по волосам.
— Вы ведь не передо мной должны извиняться. Где сейчас та девочка?
Что-то ударило в окно, заставив поднять голову.
На подоконнике сидел старый ястреб. Закричал тревожно, переступил с лапы на лапу, хлопнув крыльями.
Кит вскочил. Зажмурился от боли в голове, залпом допил отвар, вытер потекший от горячего нос.
— Передай, пожалуйста, флягу Ямбу, в ней может быть яд. И список, что у нас украли, тоже ему. Я должен бежать.
***
там же
Роксан сидел на скамье в монастырском дворе, придерживая тяжелую книгу на коленях. Читать все это в комнате с крохотными окошками при свете лучины он не пожелал, и унес сюда под сдержанные вздохи. Ничего, не развалится.
На отдельном листе были выписаны птицы и фамилии, использовавшие их перья. Картина складывалась именно такая, какую Роксан ожидал увидеть — приходили люди, которых сложней всего было отследить, брали перья, а потом где-нибудь появлялась, например, Агнес О’Фаррен. И никто не подозревал подмены, потому что на поясе у мнимой Агнес было самое лучшее из возможных подтверждений. А так как перья заказывали сразу на семью, никого не удивляло, что узор наносить не требуется.
Лицо самого Роксана, очевидно, использовали, чтобы скопировать О’Рурка: они тоже предпочитали вороньи перья. Правильная монастырская заготовка, нужные красители, подобранный пример — перья достаточно часто требовали замены и их попросту выкидывали, не скрывая. Скопировать любого из магов оказалось на удивление просто.
Вздохнул, прикрывая глаза. Очень плохо. У них кошмарные провалы в безопасности. Нужно написать Ямбу.
За стеной раздался странный шум, Роксан отложил книгу, прислушался.
— Да ты попробуй!
Прикинул высоту — нет, не перемахнуть. Да и слишком странно будет. Метнулся к воротам, пошел пустынной улицей, замедляя шаг. Сушь, неподходящее лицо!
Сбросил камзол, швырнул через стену, сорвал с волос ленту. Мало, невыносимо мало! Но большего не сделать, не хватит времени.
Вот и нужный угол, крысиной норой открылся переулок между монастырем и бедным кварталом. У халупки виднелась знакомая фигура Даниэле.
Кита.
— Прямо-таки только у господ? — говорил он с сомнением, но рука уже тянулась в открытое окно.
— А то, — громко хвастал невидимый человек внутри. — Нам он просто чудом птичьим достался! Ты бери, не стесняйся. Первый кусочек бесплатно!
— Хэй, Дан, что покупаешь?
Что это? Кто это? Как назвать это блеклое подобие Ольги со слишком красивым мужским лицом? Какое наполнение дать случайной маске, у которой даже нет настоящего прошлого? Он не умел так работать, слепой импровизацией. Но сейчас он обязан был справиться.
— Ро… Ронан? — Даниэле обернулся с изумлением. — Не знал, что ты в Илате.
— Я и не собирался приезжать, — не собирался существовать вообще! — Случайно вышло. Так что?
Окно, захлопнувшееся с его проявлением, снова открылось. Налысо выбритый мужчина с серьгами в ушах выглядел весьма эффектно, а улыбался как обычный жулик.
— Что ж так пугать меня, хэй. Я уж подумал, стража.
— А что, есть причины ее бояться? — Ронан усмехнулся, выражая презрение что к стражам закона, что к излишней трусости.
— Проблемы и они могут создать, — усмехнулся в ответ торговец. — Так что, возьмете горсть на двоих? Почувствуете себя господами хоть на один вечер.
— Да, давайте, — Даниэле полез в кошель. — Возьмем, сядем в трактире.
Ронан присмотрелся, что им отмеряют, нахмурился. Колотый сахар? Действительно недешевое лакомство. Понял, что уже протянул руку за кусочком, замер. Зачем ему это есть? Он ведь прекрасно знает вкус.
— Попробуйте, — повторил торговец. — Надо ж проверить сразу, а ну как не понравится!
Тянуло правда взять, закинуть липкую от жары сладость в рот, прикрыть глаза, наслаждаясь…
Музыка. Роксан постарался не вздрогнуть, перехватил мешочек, в который уже запустил руку зачарованный брат.
— Попробуйте.
Насладись. Стань счастливым. Вот то, что приносит радость. Запретное, недоступное, только для господ.
Роксан слышал мелодию, понимал, что она должна приносить, но разум, к счастью, выстроил достаточную стену. Эмоций не было, желания последовать настойчивому искушению — тоже.
Киту явно было хуже, он тянул мешочек на себя, канючил:
— Это я купил, дай!
И торговец смотрел внимательно, скоро он заподозрит неладное, перехватит инициативу.
Роксан высыпал всю горсть сахара в рот. Кит сделал жалобное лицо.
— А мне?
— Извини. Не смог удержаться, — пожал плечами Ронан. Протянул руку в окно и схватил торговца за горло. Прошипел: — Любую маску на него, живо!
Хотел выволочь наружу и скрыться под маской, но не рассчитал привычку торговца к опасным клиентам. Удар по ушам заблокировать сумел, но рука соскользнула с чужой шеи, торговец вывернулся, свистнул — хрипло, негромко. Его не должны были услышать. Ронан перемахнул через подоконник, скрутил врага, спутал ему руки бечевой, перевязывавшей мешок. Вскинул голову — музыка оборвалась. Значит, все же заметили.
— Куда? — Кит распахнул дверь, помогая.
— В трущобы.
Тащить сопротивляющегося человека без того достаточно сложно, а когда одновременно пытаешься найти дорогу и следишь, нет ли погони, еще сложней.
— Роксан!
Он дернулся вбок — вовремя, в стену вонзился арбалетный болт. Пленник воспользовался заминкой, пнул по ноге, повалив на землю, Кит подскочил помочь. Роксан вывернулся, вскочил, подхватив врага за ноги.
— Плечи бери!
Знакомая фигура на крыше. Чей-то высокий возглас:
— Хильда, стой!
Взвыл торговец — болт вошел ему в плечо, похоже, сбили прицел. Хотела попасть в одного из них или убить пленника, чтобы ничего не разболтал?
Спикировал на девушку ястреб, получил удар арбалетом. Роксан не стал смотреть дальше.
По крайней мере, раненый пленник брыкался меньше. Они протащили его через полквартала, запутав следы, забрались в пустующий дом с выбитой дверью.
— Фух, — Кит вытер лоб — теперь и внешне Кит, маска рассыпалась каплями воды. — Слушай, какой птицы!..
Осекся сам, даже останавливать не пришлось. Роксан — наплевать на имя и маску, все равно естественно не получалось, а держать ее через силу не было необходимости — наклонился над торговцем.
— Как зовут?
— Пит, — ответил вместо него брат. — Он мне успел представиться.
Присел рядом с пленником, внимательно посмотрел в лицо.
— Тебя свои же пристрелить хотели. Поговорим?
Пит кашляюще рассмеялся, мотнул головой. Прищурился, протянул:
— Так вы у нас господа маги. Ну полюбуйтесь, что на самом деле происходит в вашей кружевной Илате!
— Любуемся, — Роксан сжал плечо брата. — Почему сахар сводит людей с ума?
Ему плюнули в лицо. Роксан отступил на шаг, вскинул бровь.
— Мне показалось, ты хочешь жить.
Пит послал их к птицам весьма замысловатым путем.
— Лучше я под пытками сдохну, чем стану как тот, — подытожил непонятно.
Сощурился Кит:
— Зачем же пытать. Роксан?
Он смерил пленника взглядом, дернул уголком рта. Человек, который ждет воздействия и готов сопротивляться всеми силами — не для его таланта испытание, но он должен попытаться.
Хотя бы бумага была с собой. Кит, видимо, надеялся заболтать пленника, но пока скорее тот доводил его до белого каления.
— Сколько у тебя бастардов, господин О’Киф? И сколько из них одаренных? Магов, равных тебе, нет, даже превосходящих тебя, которым при этом закрыт путь в совет?!
Кит отшатнулся от пленника, наклонился над Роксаном.
— У тебя что, ни одной заготовки нет? А импровизация?
Он промолчал. Переписал начисто эпиграмму — четкий, высчитанный ритм, хорошая рифма. Роксан видел, что в ней чего-то недостает, и даже не удивился, когда след воды попросту осыпался на пол, не воплотившись.
— У тебя же есть поэтический дар, — прозвучало обвинением, Роксан огрызнулся:
— Наличие дара еще не гарантирует его силы.
Пленник расхохотался.
— И эти люди правят Илатой?! Всем будет лучше, когда вас не станет!
Роксан подумал и не стал сдерживаться, пнул в раненое плечо. Смех перешел в вой, Кит сорвал с собственной шеи платок, затолкал в рот пленника, связал ноги.
— Отнесем его мясникам, — предложил. — Эти люди из него все вытащат.
Взмахнул пером легко, словно вообще не размышляя, что рисовать. Роксан посмотрел на свои руки, ставшие еще тоньше, с изящными пальцами. Кит представил:
— Келли, служанка Ямба. Ты дважды девчонками был, вот я и…
— Ясно.
На пленника легла маска старичка, Роксан, хмыкнув, поднял его с пола, подхватив под локоть, Кит, тоже сменивший лицо, взял под другой.
Даже если их искали, едва не рассыпающийся от старости дед и пара почтительных внучек никого не заинтересовали.
***
королевство Цергия, приграничная пустыня
16 Петуха 606 года Соленого озера
Его шатало от усталости. Долгая погоня, пять дней в одну сторону, едва хватило воды. Отрезанная голова беглеца, ссохшаяся под солнцем, уже была сдана надзору, Рагнар собирался уйти к себе, когда раздался обеденный гонг.
После десяти дней без пищи пропускать еще один обед было нельзя.
В трапезной ждал привычный круг тишины, даже юный надзорщик, разносивший еду, поставил миску на пол, а не дал в руки. Рейен, дочь декана, рядом с которой Рагнар сел, резко поднялась, не притронувшись к супу, ушла из зала. Шептались старшие ученики.
Рагнар медленно начал есть, привычно сдерживая жадный голод.
Он знал, дети все равно будут приходить на общие уроки. Коситься, конечно, особо смелые презрительно кривить губы. Снова кто-нибудь напишет на стене “Рагнар — предатель Дара” или что-нибудь настолько же значительное и глупое. Снова будут читать нотации Сугар и Анаквад, выстроив всех в ряд — мероприятие настолько же бесполезное, насколько утомительное. Проще велеть одному из цитадельских рабов стереть надпись раньше, чем ее увидит кто-нибудь из надзора. Который, конечно, тоже будет согласен с ней, но решит, что маги не имеют права писать подобное на стенах своей тюрьмы.
— Учитель, — звонкий голос отвлек, Рагнар поднял голову. — Учитель, у вас все в порядке?
Знакомый мальчик из библиотеки, только недавно начавший посещать занятия, смотрел с беспокойством. Ребенок, один из самых младших. Неудивительно, что ему еще не рассказали, чем занимаются некоторые из учителей. Сейчас — только Рагнар.
— Да, Эрик. Все в порядке.
Ведь это такой порядок — подчиняться приказам. Догнать и убить собственного ученика.
Беглец лежал на спине, наполовину занесенный песком. Не хватило воды? Попал в бурю? Рагнар подошел ближе, опустился на колени, проверил биение жилки на шее. Рука сама взялась за перо, стремительно вывела не животное даже — одну когтистую лапу.
— Учитель!
Взгляд голубых глаз за миг до того, как на их месте останется лишь кровавая рана — и пронзительная боль, невозможность вдохнуть от ответного смертельного удара.
Он открыл глаза, коснулся горла, которое только что было разорвано. Обернулся, смерил долгим взглядом обелиск, у подножия которого уже второй день спал и видел похожие сны.
— Может ли быть, что это место зачаровано навевать кошмары?
В принципе, если объединят усилия поэт и писатель, подобное возможно, но кто станет зачаровывать руину посреди пустыни? И тем более магия не могла сохраниться с тех пор, когда здесь жили люди. Рагнар не увлекался историей, но был уверен, что с тех пор прошло не одно столетие.
Он встал, выпил немного воды, перелил из бурдюка во флягу, следя, чтобы не пропало ни капли. Набросил плащ, нашел след. Убедился, что это не тот, по которому он шел вчера.
Розово-золотое небо казалось отражением пустыни.
магреспублика Илата, город Илата
15 Петуха 606 года Соленого озера
Уговора ходить в монастырь со своим лицом не было, но Роксан, поразмыслив, все же не стал задерживаться, меняя маску. В убежище, рассыпающийся домик на Крыльях, все-таки зашел, но только взял всегда готовую сумку у входа, оглядел закрепленные на стенах рисунки.
Хелен была прекрасной художницей, работала в графике, имитируя магические рисунки, но в ней не было ни капли дара. Обычно она появлялась в городе в конце месяца, сразу с кипой набросков с разных концов Приозерья, или хотя бы с родными Илатскими степями и лесами.
Возможно, в этот раз она приедет раньше.
Сумка дисгармонировала с костюмом, светлую коричневую кожу с черными туфлями он никогда бы не стал носить. Не совершенно безобразно, но могли заметить и спросить, поэтому Роксан предпочел не проходить напрямик мимо дворца и через район каналов, а обогнуть их с запада. Держался главных улиц, несмотря на полдень — в Илате и под обоими солнцами можно было наткнуться на бандитов. Он бы с ними, несомненно, справился, но ни терять время, ни привлекать внимание не хотелось.
Кто-то тоже пользовался масками. Само по себе не удивительно: талант достаточно ценный и в то же время сравнительно простой для освоения, и, например, в рядах тайной службы Роксан был далеко не единственным мастером. Но чтобы подобный специалист, явно высококлассный, был связан с бандитами? Любопытно, ведь даже у О’Флаэрти говорили, что кто-то заходил, Джейн тогда запомнила, но не обратила серьезного внимания. Его тоже хотели ограбить?
К нему залез Сид, о котором говорила Обри. И, судя по всему, тем же способом залезли на кухню О’Германов. Почему только на кухню? С подобной живой отмычкой они могли украсть и куда более ценные вещи, чем десяток куриных тушек. Что именно перечислял Гомер? Мука, картошка, кизил, сахар, индюшки. Было что-то еще? Три круга сыра, конечно. Мед. Молоко… Впрочем нет, кринку не украли, а разбили. Почему именно кринку? Ольгино словечко.
Что-то из всего этого перечисления наверняка важно. Или было что-то другое, замаскированное кражей еды. У О’Хили цель грабежа еще загадочней. Обошли весь дом, забрались в комнаты-памятники детям, но ничего не взяли. Зачем тогда это потребовалось?
Он сбился с шага, догадавшись. Ускорился, огибая стену монастыря, толкнул тяжелую створку. Едва не споткнулся о курицу.
— Ох, простите, господин!
Молодой монах, гнавшийся за птицей, сумел затормозить, а вот перья, налипшие на его сутану — нет. Роксан отряхнул одежду, уточнил:
— Голубь на месте?
— Ага. Только если вы снова за перьями, их еще не подготовили!
— Что значит “снова”?
Он ожидал, что перья окажутся украдены или что здесь скажут, что приходила сама леди Грейс. Но при чем здесь он?
— Ну как же, — растерялся юный Петух. — Вы три недели назад заказывали набор перьев, фамильных. Я лично выбирал и обрабатывал каждое.
— Ясно. Учетные книги по перьям у Голубя?
— Ну да, у него все записи… А что-то не так?
Роксан не стал отвечать, прошел по дорожке к главному зданию. В приемной сидел знакомый старый монах.
— Молодой господин О’Тул, — голос у него тоже напоминал голубиное курлыканье. — Надеюсь, ваш отец в порядке.
— В полном. Мне нужны учетные книги перьев и списки подкидышей примерно двенадцати-четырнадцатилетней давности. Главное — был ли у кого-нибудь магический дар?
— Что вы, откуда!
— Не было или никто не проверял?
— Мы подобное не проверяем, конечно…
— Ясно. Несите списки.
Темноволосых мальчиков, к счастью, в монастырь подбрасывали не слишком часто, нашлось всего четыре кандидата.
— Расскажите мне о них, — велел Роксан. Старик подслеповато сощурился, наклонился над листом, разбирая, куда ему показывают.
— Этот стал Голубем, могу его позвать, если нужно…
— Не нужно. Этот?
Двое отсеялись — один умер, второй остался в монастыре. Еще один вырос и якобы отправился странствовать. А четвертый сбежал.
— Когда?
— Давно уже, четыре года назад. Витаму всего десять было, но он всегда отличался живым умом. Дружил с ребятами старше себя, особенно с Хильдой. Вместе и сбежали.
— Кто такая?
— Мне кажется, — Голубь осторожно опустился на стул, потер глаза. — Мне кажется, вы знаете это лучше меня.
Роксан коротко кивнул, принимая ответ. Уточнил:
— Рыжая девушка с серыми глазами.
— Или рыжая новорожденная в весьма дорогом покрывале.
— Если у вас столь прекрасная память, — вышло скорее шипение, — скажите мне, кто принес Витама?
Голубь отвечать не спешил. Опять потер глаза, развернул список к Роксану.
— Это было в 592 году. В Совете, простите за откровенность, снова начался разброд, зато леди Дара прочно заняла кресло главы, хотя и тяжело болела. Думаю, ее полугодовое отсутствие никого не удивляло. В конце концов, когда Илата потерял главу Совета, леди Дара потеряла…
— Мать, — оборвал излишне долгую лекцию Роксан. — Леди Киарнет О’Доннел, я знаю, Тривер хотел обезглавить совет, но план провалился. Что с того?
Голубь посмотрел на него очень внимательно. Роксан еще раз перебрал факты — год, Дара единогласно занимает место главы, хотя даже не присутствует на Совете…
А. Ну конечно, О’Доннелы как раз славятся сильным музыкальным даром. Кто был отцом, еще следует уточнить, но для начала убедиться, что теория с перьями верна.
***
там же
Обри рассказывали, когда-то здесь был рынок. Давно, даже мама его не застала, и с тех пор широкую улицу сто раз успели застроить маленькими домиками и еще сто раз эти домики успели рассыпаться. Проезд остался, даже широкий, для телеги с запасом хватит, но только безумец станет заезжать в город воротами, выходящими на Старую рыночную. Стражи здесь и в помине не было, а мзду, которую брали за проезд циркачи, вполне можно было считать грабежом. Это если днем. Дурак, сунувшийся сюда ночью, отправлялся прямиком к птицам. Здесь очень не любили чужаков.
Вот и сейчас возле задней стены монастыря, бывшего границей квартала, ошивался типчик размером едва ли не с какую-нибудь халупку. Булава у него на поясе казалась погремушкой.
Обри осторожно выглянула из-за угла, разглядывая улицу. Между вкривь и вкось стоящими домиками виднелись проходы, но Обри была уверена — заблудиться там раз плюнуть. Будешь еще аукать, чтобы нашли и помогли выбраться.
Потянул за плечо Ястреб, коснулся своей груди, указал за угол, потом ткнул в Обри и ладонью изобразил плывущую рыбку.
— Нет! — ей совсем не нравилась идея разделяться. — Давай в мой квартал вернемся и с середины района попробуем зайти.
Небо уже совсем посветлело, наверное, взошло второе солнце, но из узких переулков было не разглядеть. Каменные стены кончились, вот мазанка гончара, а за ней выход к циркачам. Дома здесь стояли совсем близко, Обри надеялась, Ястреб сможет протиснуться сквозь щель.
Выглянула первой, огляделась. Никого. Наверху тоже должно быть пусто, иначе, Ястреб обещал, их предупредит птица.
Раньше Обри ничего не имела против соседей. Живут как могут, грабят только богатых, девчонки из их квартала тоже в мастерской работали. Говорили, циркачи берут деньги за защиту, но правда защищают, никаких проблем. Когда-то действительно балаганом были, и сейчас иногда развлекают своих всякими фокусами. Кого-то из банды даже с детьми просили сидеть — дядю Падди, что ли? Говорили, он играет на дудочке.
Это он научил мага, что ли? Но там же перо нужно, а не дудка! И вообще что за глупости с балаганом — сколько Обри себя помнила, они бандитами были! Брендан, старый главарь, был даже более сердитым, чем старший мясник.
Когда Обри была совсем малявкой, она однажды случайно зашла в их район. Многие бандиты детей просто выпроваживали и все, а этот нравоучения полдня читал и выпорол еще за то, что плохо слушала. Помер — и слава птицам. Обри слышала, они какую-то телегу грабили, где охрана оказалась шустрей, чем циркачи, так что вообще все честно, как нормальный человек умер.
Вот только сейчас она вряд ли так легко отделается. И Ястреб еще, ему-то зачем в мышеловку лезть?
Оглянулась сказать монаху, чтобы подождал где-нибудь подальше, но тот приложил палец к губам. Помахал рукой — иди, мол.
Ладно. Если Сид у них, они за ним следить должны. Значит, какой-нибудь из двухэтажных домиков, или хотя бы с чердаком большим. И чтобы наверху окон не было открытых. Подвалов-то посреди улицы не накопаешь, чтобы там пленников держать.
Приметила пару подходящих, подкралась к ближайшему, прислушалась, заглянула в окно.
Не то, склад какой-то, сплошь пустые мешки.
Проверить второй дом не успела.
— Опа. Это что у нас за цыпочка?
Обри вскинула голову, не собираясь отступать перед неожиданно выскользнувшим из-за дома мужиком. Сушь, он тише кота ходит! Еще и с мечом. Вот дрянь.
— Я пришла торговаться. У вас есть то, что мне нужно, а у меня — дары.
— Пфе, деньги, — он отмахнулся так презрительно, словно триверским королем был! — Какие дары у такой шмакодявки могут быть? Лучшая доильщица Илаты?
Она оскалилась, вытащила из кошелька пару монет, швырнула в лоб мужику. Тот поймал одну, вторая все-таки попала и отлетела, зазвенела по брусчатке.
— А ну-ка, — он попытался ухватить ее за плечо, Обри увернулась.
— У меня еще один такой же кошелек есть. Спрятан, ты сам не найдешь.
— Ты мне найдешь, девка, — пообещал мужик. Ястреб сунул Обри себе за спину, издал жутковатый низкий звук, словно труба загудела.
— Чед, какой суши? — раздалось откуда-то из-за домов.
— Тут чужие! — отозвался мужик, увернувшись от кулака Ястреба.
Сушь!
Обри юркнула в переулок — они договаривались, Ястреб сейчас то же самое сделать должен. Покружила между белесыми, выцветшими под солнцем стенами, прислушиваясь к голосам. Вроде оторвалась, теперь главное выбраться.
Как она и боялась, это оказалось совсем не легко. Тем более когда тебя все ищут, ходят, перекликаются. Крадутся, чтоб их птицы!
Обри едва успела юркнуть в завешенный тряпкой проем, чтобы ее не заметили. Вздохнула, начала оглядываться…
— Замри.
Как-то стало понятно, что нужно слушаться. Нельзя не. Можно делать только то, что скажут.
Ее развернули, осмотрели. Приказали:
— Дыши.
Обри жадно вдохнула. Теперь получилось сосредоточиться, подумать — а почему она слушается?
“Потому что иначе невозможно”.
Стало жутко. Обри смерила взглядом задумавшегося человека — только глазами, даже головой шевельнуть было нельзя. Высокий. Волосы темные, но уже седеют целыми прядями. Подстрижены странно, на макушке длинные, а к затылку короче. Выбрит гладко, только маленькая бородка клинышком, которую он поглаживает двумя пальцами. Морда от этого еще длинней становилась, породистая, как у господ, хотя одежда простая. Ну, не совсем, скорее как у очень серьезных менестрелей.
Кто он такой, птицы возьми? Маг? А перо где спрятал? В рукав не влезло бы, узкие слишком!
— Иди на улицу и попадись кому-нибудь из банды циркачей. Ненавязчиво, все должно быть естественно. О том, что заходила в этот дом и обо всем, что здесь происходило — забудь.
Обри моргнула, стоя на пороге домика. Так, сейчас ее не заметили, хорошо. А вот уже и край ее района! Сейчас направо, прямо и сразу…
— О, а вот и наша верткая птичка!
Обри вцепилась зубами в обхватившие ее руки, но ловец был не один. От тяжелой оплеухи потемнело в глазах, брыкающиеся ноги тоже поймали, обмотали чем-то.
— Ого, какая горячая!
— Смотри, как бы она тебя не сожгла, — сердито отозвался мужчина поменьше. Видать, стрелок, а не драчун. — Держи крепче, я свяжу.
В рот сунули веревку, словно упряжь козе, скрутили. Мужик — тот самый, на которого она налетела в самом начале — вскинул Обри на плечо, похлопал по заднице. Она яростно дернулась, чуть не свалившись.
— Хороша козочка, надо объездить. Робби, как насчет на двоих?
— Сдурел вообще? Хильда ездилку оторвет за любую девчонку! Тащи к тем двоим, пусть полежат вместе, пока Витам не вернется.
Тем двоим? Обри даже брыкаться перестала. Кто там? Они Ястреба поймали?! Но даже если правда поймали, то второй…
Этот дом стоял с северной стороны улицы, где начинался мирный квартал, она бы и не подумала здесь посмотреть. Заскрипела лестница, Обри охнула, когда ее сбросили на пол. Попыталась перевернуться, осмотреться. Рядом правда Ястреб, сушь, хорошо, не убили. А птица где?
— Мы с тобой еще поиграем, красотка, — пообещал мужик. Оглянулся к кому-то, приказал: — Этих двоих не слушай. И следи за ними.
Обри извернулась — сушь, ее спеленали, как гусеницу! — смогла закинуть голову на колено мирно лежащего Ястреба. Задохнулась.
Она была права. Права! Только…
Что тогда значили слова циркача?
***
королевство Цергия, приграничная пустыня
16 Петуха 606 года Соленого озера
Цепочка следов то исчезала, слизанная ветром, то появлялась вновь. Рагнар полностью сосредоточился на этих темных отпечатках — ступня чуть меньше его, соответствующая росту беглеца, промежуток между следами тоже. Идет уверенно, но шаг левой немного короче, вероятно, из-за раны. Когда беглец долго брел по изменчивому гребню дюны, и следы надолго прерывались, приходилось рисовать птиц, а затем снова можно было идти по залитому холодным звездным светом песку, глядя только себе под ноги и думая только о том, что видит.
Рагнар делал это так упорно и поднимал голову так редко, что когда снова пришлось оглядываться, вздрогнул, невольно отступил на шаг. Нога поехала по песку, Рагнар с трудом вернул потерянное равновесие.
— Как? — вырвался вопрос.
Он снова стоял перед обелиском, от которого начал путь на закате. Черная стрела на фоне усыпанного звездами неба, белое полотнище полоскалось на ветру, яркое, словно впитавшее свет. На него было больно смотреть.
Рагнар моргнул, отворачиваясь. Оглянулся, ища цепочку следов, но налетевший порыв ветра взметнул песок, запорошил лицо, заставляя прикрыть глаза рукой. Словно толкая в спину — посмотри. Убедись, что это не сон.
Что весь день ты в самом деле шел зря.
— Мы оба шли зря, — дополнил мысль словами. Почему Эрик пошел кругом?
Из-за раны. Из-за короткого шага левой ноги, если он не следил постоянно за звездами, легко мог потерять направление. А Рагнар просто шел по его следам. Верно?
Нет. Он чувствовал, что простое объяснение не подходит, на нем все не заканчивается. Сделать настолько идеальный круг, когда все время ищешь более простые пути, поднимаясь по пологим бокам дюн, идя по их вершинам не напрямик, а чтобы не пришлось скатывать с крутого склона? Ерунда!
И все же это случилось. Вот он, обелиск.
Или не он?
Рагнар спустился к каменному основанию, огляделся. Увы, за ночь следы стоянки исчезли, а рисунки, высеченные на камне, он не запоминал. Он вообще едва заметил их вчера, сконцентрировавшись на цели.
Схватил воздух по боевой привычке, заметив, что к нему что-то летит. Разжал кулак.
Еще один рисунок, как тот, что принесло у колодца. Распахнувшая крыла птица, нарисованная знакомой рукой, но манера иная, Эрик никогда раньше так не рисовал.
Рагнар еще раз посмотрел на обелиск, коснулся пальцами, прослеживая едва видимые в темноте линии. Сравнил с эскизом, убеждаясь в правильности идеи — ученик решил скопировать изображенных в камне существ.
Значит, он потерял время. Разрыв должен был сократиться, об этом говорили и явственно видимые следы, по которым шел Рагнар.
Говорили бы, если бы он не знал, что как минимум начал идти по следу спустя шесть часов после того, как его оставили.
— Стоянка, — прошептал. — Я не видел следов стоянки. Он шел весь день?
Очевидно, да, иначе он бы заметил.
Так же, как очевидно, что невозможно выйти на одно и то же место, путешествуя по огромной пустыне.
Зачем Эрик копировал рисунки? Даже он не стал бы просто так терять время, он должен понимать, что от этого зависит его жизнь!
— Я совершаю ошибку, — сказал тихо. Сел на песок, достал из сумки несколько листов и кусок графита. Присмотрелся к обелиску, замерил длиной пальца пропорции первого попавшегося на глаза существа, больше всего напоминающего большую тонконогую козу со странно длинной шеей. Отчеркнул крайние точки, обозначил пропорции.
Рагнар рисовал, а за его спиной всходило первое солнце.
***
республика Магерия, город Варна
16 Петуха 606 года Соленого озера
— Бедный мальчик!
После церемонии погребения ахали многие дамы: в традиционной одежде, открывающей торс, Аластер был весьма эффектен.
— Грета, тише. Ему все-таки было сорок семь, — Адель воспользовалась случаем присесть на свободный стул рядом с подругой. Ноги гудели от беготни: даже сейчас она должна была ходить между столами, лично проверяя, все ли в порядке и указывая замершим в углах шатра служанкам, где нужно что-то добавить.
Увы, правильный птичий стол требовал от хозяйки редкой стойкости.
— Он так рассказывал про свое путешествие, что мне казалось, не больше тридцати, — вздохнула Грета с потрясающей смесью искренности и лицемерия. — Только вчера мы танцевали, а сегодня хороним его. Как жестока жизнь!
— Не “жизнь”, дож Мейер, отнюдь, — Фриц остановился рядом. Он мог бы сидеть за большим столом, но вместо этого бродил тенью среди гостей. Немного помогал со служанками, но в основном выслушивал соболезнования, которые иначе изливали Адельхайд. — Вполне конкретные убийцы.
Грета ахнула, прижимая пальцы к губам. Адель оглянулась, посмотрела на жениха внимательно:
— Так его убили? Вы писали весьма обтекаемо…
— Я писал так, потому что знаю наше общество, — Фриц заговорил громче, перекрывая дамские причитания и разговоры. — Вы не пришли бы, если бы я написал, что Аластера убили. Здесь приемлют лишь приличную смерть, пришедшую от времени или болезни. Яд еще позволителен высшему свету, но от жертв кинжалов и перьев отворачиваются.
— Мы все видели тело, Ройтер, — встал Бальдвин. — Кинжалы здесь ни при чем, значит, ты утверждаешь, его убили магией? Это серьезное заявление!
— Я знаю. Я не обвиняю вас или ваш город, — он даже поклонился в знак уважения. Собрал гостей обманом, а теперь произносит речи, ну-ну. — Однако должен предупредить, что буду искать убийцу и надеюсь на помощь.
— Можно просто позволить страже делать ее работу, — заметила Зара.
Адель сдержала улыбку, Фриц усмехнулся открыто.
— Увы, первая леди Варны. Я желаю видеть убийцу Аластера на виселице, и знаю, что для этого должен потрудиться сам.
Вероятно, он все-таки имел в виду финансирование наемников, но, конечно, уточнение прозвучало бы менее героично. Бальдвин кивнул, церемония вернулась в прежнее русло, но, конечно, не вполне. Обычно птичьи столы длились до тех пор, пока виден Вороний глаз, но гости постепенно исчезали из шатра. Традиция не прощаться после погребения была всем на руку.
Всем, кроме Адельхайд, которая осталась на рассвете с Фрицем вдвоем. Последними ушли Бальдвин с Зарой, Грета сбежала еще раньше, сказав, что не может так часто не спать всю ночь. Адель старательно посочувствовала.
Третья ночь подряд. У нее уже даже не слипались глаза, просто сильно болела голова и иногда казалось, что из памяти выпадают отдельные моменты. Пока нужно было играть роль хозяйки, было проще, а сейчас, когда даже Фриц вышел подышать свежим воздухом, хотелось сесть и уснуть.
Но было нельзя.
Адельхайд вышла из шатра, прищурилась на встающее солнце и, к счастью далекую, дымку над озером. Фриц сидел прямо на земле, смотрел на север, где недавно померк Вороний глаз.
— Проводите меня домой?
— Конечно, — он быстро поднялся, предложил ей руку. Адель слышала, как за спиной начинают переговариваться рабочие. Все-таки иногда от дорогих трактиров есть польза — достаточно заплатить, согласовать меню, объяснить свои пожелания, и тебе привезут не только еду с напитками, но и шатер на случай дождя, а после соберут все без твоего участия.
— Прошу прощения, — жених был бледен. — Вы очень много сделали для меня, а я еще даже не поблагодарил.
— Я не могла оставить вас в такой тяжелой ситуации одного, Фриц.
Он не нравился ей ни на полмизинца. Это он был виноват в смерти триверца, во всей этой беготне, и он собирался отправить Аду на виселицу, хоть и не знал еще, что говорит о ней. И все же сейчас, глядя на него, она почти готова была ему посочувствовать.
Адель приезжала на наемной повозке, а вот у Фрица оказалась своя. Сонный кучер запряг пасшихся на лугу коз, направил повозку в город. Адельхайд поежилась от холодного озерного ветра, с беспокойством посмотрела на улицы. Нет, тумана не было. Разве что на набережной, но туда ей, к счастью, не нужно.
У дома творилось птицы знают что: стайкой сбились служанки, толпились зеваки, которых аккуратно оттесняла стража.
— Что происходит? Где Ферстнер?
Адель встала в повозке, высматривая хозяина дома. К ней тут же устремились служанки.
— Леди, такой ужас!
— Простите, леди Зальцман…
— Хозяин сам пошел посмотреть, а там!..
Адель прижала пальцу ко лбу, потребовала:
— Пусть рассказывает одна!
Женщины переглянулись, выступила вперед девушка, отвечавшая за квартиру Адельхайд.
— Простите, леди. В дом залезли бандиты. Хозяин как раз приехал проверить, что у жильцов все в порядке, услышал шум… С ним сейчас лекарь.
Фриц сжал ее запястье.
— Если бы вы были дома…
— Вероятно, они бы тогда не полезли в квартиру. Стража, я живу здесь. Я могу попасть к себе?
Одетые в зеленую форму юноши переглянулись, один побежал внутрь. Адельхайд ждала, сидя в повозке. Фриц говорил, что бандиты совершенно распоясались, она кивала, едва слушая.
Почему в ее стройные, точно выверенные планы всегда вкрадываются люди? То Аластер, то вот излишне бдительный Курт Ферстнер. Если он погибнет, будет очень неудобно.
королевство Цергия, приграничная пустыня
15 Петуха 606 года Соленого озера
Он снова заработался до ночи и глаза болели, устав разбирать в полутьме схемы крыльев летучих мышей. Пора начинать эксперименты.
Дверь библиотеки скрипнула, Рагнар резко поднял голову. Нет, не надзор, всего лишь цитадельский ребенок. Светловолосый мальчик лет семи даже не заметил сидящего у окна взрослого, подошел к шкафу и попытался дотянуться до чем-то приглянувшейся книги. Роста ему явно не хватало.
Рагнар ожидал, что ребенок передумает или попросит помощи, но тот только насупился, с трудом подтащил поближе каменную лесенку в две ступеньки и снова потянулся к книге. Не достал совсем немного, попытался стать на нижнюю полку.
— Ты не хочешь, чтобы на тебя рухнуло все, верно?
Мальчишка оглянулся на голос, опасно покачнулся, уцепился за полку. Рагнар едва успел вскочить и удержать ее.
— Извините, — мальчик улыбнулся. — Я Эрик. Дайте мне, пожалуйста, вон ту книгу!
“Вон той” оказался том “Описание животных всего Приозерья”. На взгляд Рагнара, совершенно бездарная работа, содержащая массу ошибок в описаниях, а на рисунки вообще нельзя было взглянуть без содрогания.
Он положил книгу на стол, Эрик тут же кинулся к ней, как путник в пустыне к колодцу.
— Спасибо!
— Не за что. Это плохая книга.
Ребенок поднял сияющие глаза.
— А какая хорошая? Про птичек!
Рагнар оглядел шкаф. Сам он тоже учился по “Описанию”, но с тех пор, к счастью, в Цитадели прибавилось приличных трудов по анатомии различных существ.
Правда, он заказывал их для себя. И когда получал долгожданные книги, то списывал их лично, возвращал оригиналы надзору для пересылки, а копии оставлял в своей комнате. Давать труды, на которые потратил не один месяц, ребенку?
Который, видимо, всерьез заинтересовался анималистикой.
— Я принесу кое-что.
Конечно, не “Сравнительную анатомию”, которую переписывал больше года, но хотя бы “Основные виды тварей из разных уголков мира”. Если ребенок будет учиться по ним, то хотя бы сразу поймет, как рисовать конечности четвероногих так, чтобы они могли на них не только стоять.
Поймет. Выучится даже лучше, чем надеялся учитель.
Небо на рассвете было белым, Эрик серьезно хмурился, поджимая губы. Перья в руках у обоих, единственный вопрос, кто успеет первым.
— Я не хочу умирать, — принесло ветром.
Капли в воздухе, мальчишка суетился, добавляя детали — его огненная птица, конечно. Загнутые когти, пылающий хохолок. Он не успевал — Рагнар уже завершил своего ворона.
Но черная птица промахнулась, рассыпалась каплями. Огненные крылья обняли плечи, сжигая до кости, только видно было почему-то лицо стоящего на коленях Эрика. Шепот:
— Я не хочу…
Рагнар проснулся, задыхаясь. Оттолкнулся от камня, встал, оглядываясь.
Все спокойно. Небо в самом деле было почти белым — желто-розовым, окрашенным первым закатом. Жара отступала, и цепочка следов все еще была ясно различима, хотя макушки барханов истекали песчаными слезами.
Ученик — беглец, он лишь еще один беглец! — шел здесь пешком, и Рагнар тоже мог позволить себе сэкономить воду, не тратя ее на рисование пустынной козы. Только собраться, отряхнуть и надеть плащ, поправить совершенно размотавшийся тюрбан.
Идти.
***
республика Магерия, город Варна
16 Петуха 606 года Соленого озера
Она смогла вернуться домой тихо и до рассвета. Проскользнула в комнаты, придерживая юбки нового платья, разделась торопливо, расплела уложенную вокруг головы косу. Еще раз убедилась, что нигде не осталось крови, забралась в кровать.
Сна не было ни в одном глазу, конечно. Как там Гирей? Она оставила его на попечение Беате, в которой никогда не сомневалась — но и во Фридхен они оба не сомневались! А та как с моста упала, ни следа. Что случилось? Кто виноват, дети не уследили — вдвоем, не может быть! — или Фридхен отлучилась с поста? Точно второе, иначе она ждала бы их внизу. Но почему?
Адельхайд перевернулась на бок, подложила ладони под щеку.
От Ирвина они тоже не ожидали предательства. Учитель был терпеливым, деловитым и серьезным, улыбался редко и еще реже шутил — всегда вдруг, словно искры вспыхивали в давно потухшем очаге. Все знали, что он из взрослой банды, которая решила взять под крыло детей. Когда ту банду повязала стража, ни Ада, ни Гир ничего не заподозрили, наоборот, радовались, что Ирвин в порядке, помогали ему прятаться.
А потом был дом Танкреда Тилля и доносы во вскрытом сейфе. Ада не могла не узнать почерк.
Ирвин заплатил за предательство жизнью. Танкреду, увы, переманивание честного вора на сторону стражи встало всего лишь в потерю репутации вплоть до положения парии среди дожей.
Если предал Ирвин, не могла ли предать Фридхен? Нет! У нее двое сыновей в банде, она бы не рискнула. Даже если Гир не воспользуется этим козырем в смысле мести крысе, мальчики просто не поймут мать.
Ада крутила вопрос так и эдак, надеясь заснуть с ним, но на фоне все время маячил другой.
Что случилось в комнате Аластера? Что она сделала?
Всхлипнула вдруг, сама от себя не ожидая, вытерла глаза. Обняла подушку, утыкаясь в нее лицом.
За всю свою жизнь она ни разу не убивала своими руками. Даже Ирвина — она только договорилась с арбалетом, стрелял Гирей. И это было не так. Не было одежды в крови, не было этого мерзкого запаха мяса и потрохов. Они стреляли с крыши, зная, что болт попадет точно в сердце, увидели, как предатель падает на мостовую, и убежали. Гир потом еще дергался проверить — вдруг выжил? Но Танкред организовывал похороны, получилось даже издали посмотреть на лодку с телом — почему-то отдельно радовало, что предателя не похоронят в земле, а по андаварудской традиции отправят в последнее плаванье по реке, текущей от озера под землей неизвестно куда.
Аластера будут хоронить иначе. И Клауса.
Она села на постели.
Клаус! Разрубленный напополам мужчина, которого она помнила ребенком. Он попал к Гиру пятилетним и не умел говорить, Ада сама его научила…
Стиснула подушку крепче. Его не вернуть, совсем не вернуть. Плохо другое — его одежду могут допросить! И даже если та окажется верна мертвому хозяину, все равно могут узнать, зарисовать лицо, начать показывать, спрашивать.
— Они выйдут на банду, — прошептала, не желая верить самой себе. — Если не совсем дураки будут работать, они узнают, кто залез в дом!
Стук в дверь заставил вздрогнуть. На миг показалось — уже узнали, пришли!
— Госпожа Зальцман, простите, — знакомый голос квартирной служанки был сонным. — Вам письмо принесли, сказали, срочное.
Ада глубоко вздохнула. Положила подушку на место.
— Подождите, — велела.
Накинуть домашнее платье прямо на рубашку было делом пары щелчков, но Ада подождала еще немного, прежде чем открыть. Она ведь только проснулась, верно? Разбуженные люди намного медленней тех, кто еще не ложился.
— Спасибо, дорогая.
Конверт был подписан небрежно, дрожащей рукой.
Фриц. Она сломала печать, вынула письмо.
Приглашение на похороны, конечно. Он быстро все организовал, уже было известно и время, и место — на первом закате скорбящие должны собраться у монастыря к северу от городских стен.
“Я знаю, вы мало знали его, но поверьте, первое впечатление, которое он наверняка произвел на балу, было верным. Мне очень жаль, что вы не сможете познакомиться с ним лучше, но я надеюсь увидеть вас на церемонии прощания.
Мы с вами еще даже не помолвлены, и я не имею права просить о подобном, но Адельхайд, теперь мне больше не на кого положиться. Если вы сможете встретиться со мной в полдень и поможете с птичьим столом, я буду вашим должником”.
Еда для звездных птиц, которые помогают мертвому переродиться в новом пернатом обличьи. У Адель был опыт подобных вещей — кто бы еще занимался этим, когда умер отец, или когда утонул Вильгельм, третий из братьев.
Посмотрела в окно, на светлеющее небо. До полудня было еще достаточно времени, чтобы хоть немного поспать.
Или организовать кое-что. Идеальное время, этот вечер, Фриц ведь наверняка пригласит всех или почти всех, кто был на вчерашнем балу. Адельхайд бросила сожалеющий взгляд на такую уютную кровать и принялась собираться.
***
Южная Империя, подземелья
15-16? Петуха 606 года Соленого озера
Сикису очень не нравились подземелья. Настолько, что пару мгновений он всерьез рассматривал идею повернуть назад прямо сейчас. Потому что они нашли под землей сушью проклятого голема!
Хотелось кричать просто от невозможности происходящего. У него была нормальная жизнь, он думал, что знает в Пэвэти каждый камень. А оказалось, что под городом тянутся подземелья беловолосых крыс. Оказалось, что под лобным местом скапливается магия, способная убить проходящего мимо гвардейца. Оказалось, что, слава птицам уже не в городе, но до отвращения близко к нему спит под землей какая-то чудовищных размеров тварь! Сколько же воды нужно, чтобы сотворить такого змея? Подземное озеро? Река?!
Они шли вперед, в сторону вражеской земли. До нее, конечно, оставалось самое меньшее неделя пути, но это скорее пугало. Что еще может случится за это время?
Например, замерший на полушаге маг, мгновенно выдернувший перо из-за пояса и отправивший вперед светильник. Сикис обнажил саблю быстрей, чем разглядел выступившую из тени опасность, выругался сквозь зубы.
Одежда совсем не имперского кроя — подземничьи шпионы. Двое, спина к спине, с темными повязками на глазах, мужчина крашенный в черный, а женщина…
Белые волосы невысокой плоскогрудой подземницы на концах были алыми.
Кровавая. Сейчас. Здесь. Еще и с напарником.
Но и Сикис не один. Трое против двоих, да еще у Эш дар исцелять! Они могут справиться. Должны.
— Айдан? — голос девчонки взлетел, сломался. Черноволосый подземник с плотной повязкой нарушил стойку, слепо вытянул руку.
— Эш? Ты здесь?
Не в их пользу трое.
— Добро пожаловать в подземелья, — голос у легендарной шпионки был низким, грудным. — Не нападайте, и мне не придется вас убивать.
Эш вывернулась из-за спины раньше, чем Сикис решил, что делать, бросилась к мужчине, обняла. Подняла голову.
— Как? Я же, — запнулась, повернувшись к подземнице. — Кадо?..
***
там же
Память пришла песчаной бурей, налетела, сбивая с ног. Эш закрыла глаза, отдавая себя этому ветру. Пусть дует, пусть засыплет с головой. Зато больше нет внутри стада овец, так настойчиво оберегающего, не дающего думать. Помнить. Иногда даже чувствовать.
Что было в начале? Пустыня. Не та, что виднелась из окон Цитадели, а далекая, раскинувшаяся южней границ Империи и длящаяся, наверное, до края мира. Она никогда не казалась Эш жестокой, просто иной, так же, как птица отличается от человека, и каждый человек отличается от другого. Пустыня была, и Эш была, и старый ястреб, которого когда-то исцелила маленькая девочка, впервые запевшая в птичьем шатре. Песня была выражением ее любви к миру — белому небу, желтому песку, серым колючкам, дичи и ловчим птицам, и людям, всем, кто встречался в жизни. Солнца могли обжечь даже привычную кожу, но любовь от этого не уменьшалась. Они ведь просто не умели иначе.
И они едва не убили ее. Долгий месяц казалось — белая жара выжгла память, Эш очнулась в чьем-то доме, долго приходила в себя. Теперь знала — все было не так.
— Хорошего пути! — губы обметала корка и улыбаться было немножко больно, но увидеть человека — это же так радостно!
Вся белая, словно звездный свет, женщина посмотрела сквозь нее. Спросила:
— Из пустыни? Сколько ты не пила, девочка?
— Долго! Не знаю. Я Эш, а ты?
— Кадо. Идем, нужно дать тебе воды.
Потом Эш пила по чуть-чуть, рассказывала про племя и пустыню. Потерялась на охоте — маленькая правда, прятавшая большую истину. Ну какой кочевник заблудится в переходе от стоянки? Только тот, кто хочет заблудиться.
Взамен ей рассказывали про Приозерье. Эш впитывала истории, как цветок пустыни впитывает дождь. Удивлялась и самой Кадо — как у нее, слепой от рождения, все так ловко получается? Пыталась научиться. Восхищалась тем, как она всегда улыбается.
Даже когда на поселение напали разбойники, Кадо улыбалась. Дралась и улыбалась, хотя рядом падали свои. Тогда Эш запела — впервые с тех пор, как оказалась вне племени. Невозможно ведь не помочь, если можешь! Пусть могут прогнать, пусть будут бояться. Нельзя быть соловьем и всегда молчать.
Потом ужасно хотелось пить, горло саднило, словно Эш целую пустыню проглотила. Ярко вспоминалось лицо Кадо в тот момент. Недоверчивое. Восхищенное. Как она говорила — певчая. Носительница редчайшего дара. Птица, которая может спасти мир.
Эш было смешно и страшно. Ну какая она носительница? Она просто поет, потому что не может молчать, вот и все. А от нее ждали, что она сотворит чудо. Исцелит целый мир, а она даже после нескольких раненых так устала!
Значит, надо было учиться. У Кадо. У Айдана, ее друга, который однажды пришел. Он смотрел с восторгом, и его удивительные зеленые глаза сияли. Он видел Приозерье, он обещал показать — надо ведь знать то, что пытаешься вылечить. Он рассказывал о Цитадели — немножко тюрьме, но главное — школе. Тогда Эш решила, что хочет попасть туда. Узнать, увидеть. Империя была частью мира, а значит, ее тоже надо было полюбить.
Почему же все это так долго было выцветшим, обрывистым, словно совсем старый халат?..
Кадо. Кадо в Цитадели, укутанная в много слоев ткани. Говорящая:
— Бежать поздно, гвардия придет за тобой на первом восходе.
Комната Айдана, чаранг у него в руках. Спокойное лицо. Эш кусала губы за двоих.
— Как же так? Неужели нельзя спастись?
— Я бы с удовольствием его встретила, — зубасто ухмыльнулась Кадо.
— Не надо, — Айдан покачал головой. — Ты же понимаешь, всех тогда будут допрашивать. Попробую с ним поговорить, а если нет, ну что ж. Стану птицей.
— Я тебе стану. Постараемся что-то придумать, ты слишком ценный, — Кадо совсем не нравилось его самопожертвование. Эш тоже не нравилось, и она не знала, что делать.
— Главное — защитить тебя, — они повернулись к ней одновременно, сказали это хором.
Иногда ей было жаль, что она певчая. Но тогда они сидели втроем, Айдан коснулся струн влажным пером, Кадо подняла свое, Эш сделала то же. Музыка, песня, стихи сплелись в одно творение, опутывая Цитадель, одурманивая.
— Ты вспомнишь нас только когда увидишь, — шепот на грани сна.
Но она проснулась слишком рано. Увидела Айдана, когда его уводили, вспомнила — только часть.
Теперь память наконец вернулась до последнего мгновения, Эш посмотрела на Кадо, улыбнулась — и словно споткнулась о так и лежащую на пути большую пушистую овцу. Все события хранились в памяти, нанизались бусинами на ремешок, вот только самого важного в них не было. Чувств. Казалось, стадо, сохранявшее Эш в безопасности, съело их, как траву.
— У вас получилось! — все равно сказала радостно, обнимая Айдана еще крепче. Казалось, если она его отпустит, все станет сном.
— У него получилось, — поправила ее Кадо. — Расскажем на стоянке. Как ты здесь оказалась? В компании пары гвардейцев, судя по звуку их одежды. И ты, — коснулась плеча, потерла перышки. Попросила: — Сними это. Тебе не идет так шуршать.
Эш только прижалась головой к плечу Айдана. Закрыла глаза.
Живой. Она словно только сейчас медленно начинала понимать. Живой.
республика Магерия, город Варна
15-16 Петуха 606 года Соленого озера
Богатая набережная, гордость Варны, тонула в алом закате, как в крови. Адельхайд поморщилась — Фриц не мог не устроить еще какую-нибудь пакость, помимо того, что уговорил друга съехать из гостиницы. Выбранная им квартира оказалась у воды. Адельхайд приходилось гулять по здешней, замысловато выложенной разноцветными камнями мостовой, когда Бальдвин только построил ее, но едва общество наудивлялось и стало прилично вернуться в парки, Адель сделала это с радостью.
У озера ей всегда было неспокойно. Конечно, просто так свалиться в воду невозможно, балюстрады сделали достаточно высокими, а от катаний на лодке всегда можно отказаться, объяснив, что тебе станет нехорошо. Вполне приличная причина даже для то и дело путешествующей леди: всем известно, маленькие суденышки качает куда сильней больших кораблей. И все же набережная раздражала. Близость соленой воды была постоянной угрозой, перед которой Адельхайд была бессильна. Сейчас, то ли с непривычки, то ли из-за того, что они шли на дело, это ощущалось еще острей.
— Там отличная пристройка, — рассказывал тем временем Гир, — войдем, как по лестнице. Решетка была очень симпатичной, но давно, сейчас Клаус птицами клянется, что без шума вынет ее, не успеем моргнуть.
Ада кивнула, одернула норовящий съехать выше необходимого корсаж. Нужно будет достать новое платье торговки, это ей все же мало. Посмотрела на друга, залюбовалась тем, как свободная рубашка лежит на жилистых плечах, и глубокий развязанный ворот открывает грудь. Все же ремесленная мода куда лучше господской — меняется медленно, берет у богачей все лучшее, неизменно удобна и так же неизменно красива.
Она редко сама влезала к женихам, их бывшим женам, торговым партнерам или бастардам. Хватало даже не Гирея, а его людей, чтобы без шума обшарить дом в поисках тайников и принести или рассказать обо всех находках. Но Аластер был магом и это многое меняло. Как когда-то Ада только вдвоем с Гиром преследовала своего учителя, продавшего банду страже, так и сейчас она должна была находиться рядом с ними.
Писательский дар плохо защищает от чужих талантов. Даже если договориться с десятком камушков и поддерживать их сознание, те не станут сказочными амулетами. Лучшее, что они могут — раскалиться, отвлекая от наведенной музыки. Но и это уже что-то, а кроме того, у Ады был один козырь. Плохонький, как засаленный туз шулера, но столь же действенный, если сработает.
Дом был похож на тот, где снимала комнаты Адельхайд — трехэтажный, каменный, с несколькими входами. Однако хозяину, похоже, показалось мало того, что он построил сразу, или по случаю достался еще клочок земли рядом, слишком маленький для самостоятельного строения: сбоку от дома к глухой противопожарной стене лепилось одноэтажное зданьице, словно высунутая из конуры собачья морда.
— Красавчик, правда? — умиленно вздохнул Гир. — Как специально для нас строили. Идем, все самое веселое сзади.
Как всегда, не обманул — с тыла к без того куцей пристройке примостили еще и совсем крохотные сараюшки, сделав дом похожим на медовую рогульку. Ада хмыкнула, переглянулась с другом.
— Жадность — зло, — сказали хором самым противным менторским тоном. Ада добавила: — Теряешь куда больше, чем приобретаешь.
— Сейчас мы местного домохозяина этому научим, — Гир вытер ладони о рубашку, подпрыгнул, хватаясь за верх крыши. Забрался, свистнул по-птичьи, к пристройке тут же подтянулись Краус и Фридхен. Вторая махнула рукой и отступила к улице, наблюдать вместе с детьми, первый подсадил Аду. Гир подал руку, помогая сойти на черепицу пристройки, вместе подобрались к окну. Клаус взялся за решетку.
— Далеко они ушли? — уточнила Ада.
— В “Рейнскую лозу”, не ближний свет. Циска с Окке присматривают. Если господа выйдут и направятся сюда, одна метнется к Фридхен, а вторая задержит. Юная цветочница, все богачи покупаются.
— Фриц не обычный богач, — новый жених заставлял ее тревожиться, даже не находясь рядом! Бесило до зубовного скрежета.
Гир улыбнулся, сжал руку.
— Все будет как надо.
Решетка в самом деле вынулась легко, Клаус положил ее на крышу. Гир договорился с крючком, скользнул внутрь первым. Придержал раму, помогая Аде залезть.
Темный дощатый пол, светлые стены с трафаретным рисунком кораблей. Мебель накрыта чехлами.
— Соседняя квартира?
Гир кивнул. К ним присоединился Клаус, изнутри приладив на место решетку и закрыв окно. Проскользнули на лестницу, затем в темную деревянную дверь, потеряв всего несколько мгновений на возню с замками. На четвереньках преодолели крохотный коридор, где за конторкой скучал, раскладывая пасьянс, не то секретарь, не то привратник Фрица, наугад выбрали левую дверь в торце. К счастью, петли были смазаны на совесть.
Ада выпрямилась со вздохом, потерла спину. Бросила взгляд на стол, кивнула довольно — перья с узором, таким только северные маги развлекаются, используя сочетания линий как личную подпись.
Теперь обыск. Любимая часть.
Времени было немного, так что прятать свой приход они не стали, от души переворачивая все вверх дном. Клаус заодно прихватывал ценные безделушки, нашли шкатулку с секретом под ворохом музыкальных эскизов, Гир взялся за нее. Ада, быстро обойдя комнату и разъяснив вещам, почему не следует отвечать ни на чьи вопросы, кроме ее собственных, проглядывала бумаги, которых оказалось приятно много.
Но не самого приятного содержания. Переписка с Фрицем тут была, хоть и весьма небольшая и бесполезная, изобилие записок с авансами, вероятно, после вчерашнего приема, смятый черновик письма домой. Несколько исчерканных листов, в которых угадывались наметки торгового контракта. Заверенная доверенность о представлении интересов семьи Макгауэр в торговых делах, однако с весьма ограниченными полномочиями. Еще несколько писем из дома, настолько вычурных и одновременно пустых, что Ада, прорвавшись сквозь словесные па, и убедившись, что ничего полезного не найдет, сердито разорвала бумаги в клочья.
— Клаус, еще письма есть?
Тот кивнул, протянул стопку, только что извлеченную из походного сундучка. Адель очень надеялась, что в них наконец будет что-то более интересное. Развернула первое.
— Нет уж, благодарю покорно, сегодня я предпочту выспаться!
Бесшумно открылась дверь: плечи в голубом камзоле вполоборота, светлые рыжие кудри. Удивленные глаза. Взлетевшее перо…
И падение.
Ада тяжело дышала, вздрагивала рука, только что написавшая самую стремительную в ее жизни миниатюру. Она успела.
Гирей подхватил падающего мага, Клаус быстро прикрыл дверь. Все замерли, прислушиваясь.
“Ну? Что ты от меня хочешь?”
Ада беззвучно рассмеялась. Голос у камзола был усталым, с характерными для севера мягкими шипящими, каких в речи самого триверца не было.
— Оставайся жестким и сжатым, пока я не прикажу иного.
Фриц их не услышал. Это хорошо, но яростно сверкающие глаза Аластера ясно давали понять — он вряд ли пойдет на мирные переговоры. Только впившийся в горло воротник мешал ему закричать.
Что ж. Пора вынимать туза.
— Второе перо, — потребовала, не отрывая взгляда от мага. Гир выдернул длинное, покрытое золотом перо из чужой фляги, передал Клаусу, тот — Аде.
Мастерское. Такое дают за первый подлинный шедевр всем, в любом краю, достаточно прийти в монастырь с двумя магами, которые подтвердят уровень творения.
У нее такого не было. Никогда не будет.
Ада переложила свое перо в левую руку, удерживая связь с камзолом, взяла это. Быстро вывела давно задуманный сонет, но линия капель оказалась неплотной, и после точки осыпалась на пол.
Этого она и опасалась. Вложение идеи, измененная память — сложная магия. Едва развитого поэтического дара мало, чтобы воплотить подобное творение. Однако был еще один вариант.
Горло першило, стоило сначала выпить воды, но так же стоило поторопиться. Ада сощурилась на лежащего мага.
— Красив, умен, изящен? Как модный танец пуст! В чужом костюме, всем послушен, идет туда, куда ведут.
Это не было эпиграммой, конечно. В другое время Ада постеснялась бы даже записывать такое убожество. Однако у мира был плохой вкус.
Лицо триверца обмякло, взгляд остановился. Ада ослабила давление камзола — постепенно, кто знает, не притворяется ли маг. Но нет, он лежал спокойно, только пальцы вздрагивали.
— Сядь, — приказала на пробу. Все внутри замирало, не верило и торжествовало одновременно — получилось! Теперь она может приказывать не только вещам. Долгие годы тренировок, тысячи написанных стихов разной паршивости, и вот. Победа.
— Забудь все, что видел, слышал и ощущал с тех пор, как открыл эту дверь, и не запоминай ничего, пока не увидишь Фрица, — велела. Подождала несколько мгновений, усмехнулась — он же не скажет ей, что сделал, ну конечно. Добавила: — Ответь, выполнен ли прошлый приказ.
У него покраснело лицо. Почему? И он молчал. Что она упустила?
Снова дернулись пальцы под кружевом манжета. Ада шагнула ближе…
Гир сбил ее с ног, метнулся к магу Клаус, но крохотное белое перо уже сделало свой росчерк. Взмахнул нарисованный меч — художник?! — рассекая надвое большое тело, взвыл Гирей. Ада вывернулась из-под него, торопливо записывая миниатюру, но в глазах потемнело на середине, перо чуть не выпало из рук.
Она ничего не могла. Клауса больше не было, рубашка Гира на спине стремительно пропитывалась кровью, а маг…
Лежал неподвижно. Глаза закатились, блестя белками, изо рта выступила пена. Ада осторожно шагнула вперед, заскользила на крови. Что случилось? Как она…
Словно в вихре закружились письма, с грохотом рухнул шкаф. Ада попятилась. Что происходит?
— Аластер?
Голос из-за стены. Как сбежать?!
— Шкатулку… возьми. И в окно, — Гир попытался встать, она помогла. Окно выходило на фасад и здесь правда не было решеток, но увидят же все! Хотя хуже уже не будет. Ада дернула крючок, раму. Снаружи был карниз в пару стоп, даже Гир, едва держащийся на ногах, с такого не упадет.
Холодный озерный ветер взметнул юбки, но главное — помог прижаться к стене. Шаг, еще шаг, подмышкой шкатулка, во второй руке ладонь друга, липкая от крови. Окно знакомой пустой квартиры Ада попросту выбила, влезла внутрь, втащила полубессознательного Гира.
Не та комната! Пришлось пробежать через несколько, прежде чем она нашла нужную. Ногой вытолкнула из расшатанных пазов решетку, вытолкнула Гира, вылезла сама. Поскользнулась на черепице, упала, но не покатилась, а поехала ногами вниз. Свалилась с края в обнимку с другом. Щиколотка вспыхнула болью, Ада взвыла, но остановиться и не подумала. Похромала переулками, Гир висел на ней кулем. Тяжело поднял голову, посвистел знакомой птичьей трелью.
Никто не отозвался.
***
магреспублика Илата, город Илата
15 Петуха 606 года Соленого озера
Мостовая уходила из-под ног, Кит расставил руки, чтобы удержать равновесие и хихикал, представляя себя канатоходцем. К горлу подкатывало, но он упрямо сглатывал, не давая паршивой браге сбежать из желудка. Зато крепкая!
Полуденные солнца слепили, словно через глаза желая выжечь мозг. Тому давно следовало вытечь из этой дурной башки, но почему-то до сих пор не нашлось желающего раскроить череп Киту О’Кифу. А было бы отлично. Никогда никакого похмелья, никогда вообще ничего. Сам он вечно не доводит все до конца. Допиться до смерти — это какой-то слишком долгий план, уже на столько лет растянулся.
От него шарахались. Кит фиксировал краем рассудка, помахал рукой какой-то дамочке, попытался подхватить за локоть вторую.
— А ну отстань!
Крепкий удар заставил сесть на мостовую — со второй руки у дамочки уже был кавалер. Кит бы с удовольствием еще и разлегся прямо здесь, но какой-то кучер, не желая топтать его козами, ругаясь, слез с повозки, отволок не стоящего на ногах господина к стене.
И даже кошелек не забрал. Ну до чего честные люди пошли, а, даже пьяницу не оберут!
Кажется, он сказал это вслух, выкрикнул на всю улицу. Прохожие отодвинулись еще на шаг, огибая Кита по дуге.
— Эй, — наметанный взгляд выцепил в толпе трактирного служку, — эй, пацан! Лови! Чего-нибудь крепкого!
Монету он кинул хреновей некуда, но мальчишка ухитрился поймать. Затерялся в толчее. Интересно, вернется?
На дне бутылки оставалась еще крепленая брага, но Кит подозревал, что если сделает хоть глоток, она вся выйдет наружу. Стоит ли рисковать?
А почему нет, в конце концов!
Сначала мутная желтая дрянь отлично пилась, но последние капли пошли не в то горло. Кит закашлялся, сгибаясь пополам, выронил бутылку, едва отдышался. Вот была бы отличная смерть — захлебнулся дрянной брагой! Достойная господина О’Киф.
Отчего-то на глаза навернулись слезы. Кит сидел, привалившись к стене, плакал, вытирая текущий нос рукавом. Всем жаль руки о него марать, да? Роксану — точно жаль.
— Ненавижу! — выкрикнул, опять, кажется, кого-то напугав. Подкатило к горлу и Кит не удержал рвоту, едва наклониться успел, чтобы не заблевать собственную грудь.
— А ну кыш отсюда! — кажется, жителей дома блюющий под окнами мужик уже не устраивал. На голову выплеснулись помои, судя по запаху, кухонные, даже не особо противные. Жаль, для ночных горшков не время.
Кит с трудом встал, утерся. Побрел в сторону дома.
Мария расстроится. Ничего не скажет, потому что очень хорошая, Кит такую не заслужил, но расстроится. Он ее все время расстраивает. И разочаровывает — вообще всех.
От него шарахались, морщились, косились. Ну да. Господин О’Киф как всегда. Все готовятся к Совету, будь он неладен, а О’Киф опять пьяный. И это решает, как будет жить Илата? Пусть на одну двадцатую, но решает?!
Споткнулся, полетел на мостовую, даже руки не подставив. Поднялся не скоро — тут кончалась улица и повозок было мало, а оставшиеся предпочитали объехать пьяницу, чем прикасаться к нему. Свернул к задней двери по привычке, вспомнил неожиданно ярко — его здесь избили сколько, месяц назад? Хорошо так. Болело потом все, и на губе до сих пор след остался. Может, вообще никогда не заживет.
Умный парень тогда сразу срезал с Кита пояс с пером, отпихнул подальше, и принялся за дело. Почему-то здорово запомнился образ на фоне сумерек — невысокий рост, узкие, почти девичьи плечи, общая худощавость. Темные волосы обрезаны совсем коротко, узкий подбородок с маленький ямкой, словно его слепили из глины и оставили отпечаток пальца, орлиный нос. Он был немного похож на Роксана — если бы Роксан был больше человеком, чем статуей.
Был. Как там Обри говорила, Сид? Теперь он мертв. Потому что какой-то мудак натравил на трущобы безумцев. Потому что кто-то продал им что-то. И Кит с этим ничего не сделает. Ничегошеньки! Потому что этой девчонке что-то оказалось не так. Ну ладно, его избили, но грабить шефа-то на кой было?! И сейчас тоже, устроила.
— Господин? Ох…
Знакомый голос, знакомые шаги. Кит закрыл глаза.
Перед Марией ему всегда было ужасно стыдно.
***
там же
Выбор между вернуться домой и переодеться или работать в одежде с чужого плеча Роксан решил просто — отправился к О’Руркам. Начальника не было в стране, однако людей Хорея здесь принимали всегда, и один из наследников был дома, чтобы оправдать чей угодно визит.
На этот раз решка выпала Сэмюэлю.
— О, Рок! Все-таки добыл себе задание в городе?
— Да, — он прошел через комнату сразу в гардеробную.
— И как всегда больше ни слова не скажешь, пока не закончишь, — засмеялся коллега, не вставая с дивана. — Ох сушь! Раньше вы же с Лизой работали и рассказывала она! Кстати, куда ты напарницу дел? Все-таки сожрал?
Роксан промолчал. Вообще-то правила о неразглашении распространялись и на коллег. Однако почему-то никто, кроме него и иногда Лизы, их не соблюдал.
— Ты был у Фэй дома недавно? — спросил, переодеваясь. — Или Томас?
— У кого, у леди О’Герман? Нет, на кой? Она все равно с побережья только к самому совету приедет. А что?
Роксан застегнул последнюю пуговицу, свернул чужой костюм. Вернулся в маленькую гостиную.
— Это надо будет передать людям Ямба.
— Ну брось в гардеробной. Так что там с Фэй? Она что, замыслила сделать Илату королевством с собой во главе?
— У тебя есть основания для таких подозрений?
Сэмюэль закрыл лицо руками. Спросил уныло:
— Без Лизы с тобой вообще невозможно общаться, да?
— Могу задать тебе тот же вопрос.
— Ну тебя к птицам! Если пойдешь в “Пять даров” или еще где встретишь наших, скажи, я тут помираю от скуки.
Кивнуть было проще, чем отвечать и продолжать разговор.
Роксану всегда было странно в доме начальника. Вместе с напарницей терпимей — она говорила за двоих, от него требовалось только поправлять детали или, когда кто-то из коллег рассказывал об очередном еще не завершенном задании, думать вместе со всеми. Одному и со своим лицом — очень неудобно. Казалось, здесь игнорируют, каков он, и где другие соблюдали дистанцию, не стремясь сближаться с молодым, но высокомерным не хуже старшего О’Тулом, люди Хорея норовили обнять, толкнуть в плечо, пошутить или поговорить по душам.
Лиза, когда их только поставили в напарники, объясняла, что его просто считают своим и хотят помочь. Он не желал помощи, предпочитая справляться со всем сам, и тем более не искал дружбы.
Поэтому сейчас, наконец работая в одиночестве, не понимал, отчего постоянно тянет оглянуться. Вероятно, дело было в привычке.
Он знал про старую О’Хили не больше других. Поэтесса, специализирующаяся на романсах, она однако не вышла замуж после смерти супруга. Кем он был, что леди, урожденная О’Хили, так О’Хили и осталась, Роксан не знал. Были ли у них дети, не знал тоже, но если и были, то, очевидно, давно умерли. Жила пожилая леди не в прямоугольнике каналов, а на Крыльях, что говорило о ее достатке даже верней, чем положение в совете — дальнее кресло от главы, напротив О’Киф. Роксан обычно стоял намного ближе к госпоже Даре. Не сидел — Сагерт О’Тул редко пропускал сборы Совета, и кресло рода занимал он.
К счастью, где стоят дома всех магических семей, Роксан знал. Обойти дворец вдоль ограды, свернуть к западу по засыпанной мелким камнем дороге. За парком и заброшенным, осыпающимся от старости домом был разбит ухоженный сад, небольшой двухэтажный особняк в давно неподновлявшейся розовой краске смотрелся сильно поношенным дамским платьем, к которому швеи-слуги пришивали новую латку.
Вернее, вешали на петли дверь. Роксан толкнул калитку, подошел к крыльцу.
— Здравствуйте, господин, — слуга не намного моложе хозяйки держал дверь, пока служанка пыталась вставить петли. — Простите…
Он подождал, пока они закончат.
— Госпожа О’Хили дома?
— Конечно, где ж ей быть. Наверху. Желаете мятного настоя?
— Спасибо, нет.
Лестница скрипела под ногами, лучше любой охраны сообщая о посторонних.
— Эйлин, это ты? — раздалось из-за первой двери. Роксан постучал, представился:
— Роксан О’Тул, насчет ограбления.
Дождался разрешения войти. Комната была маленькой и темной, скорее будуар, чем кабинет или гостиная. И запахи такие же, роза и лаванда. Много лаванды, словно весь дом был шкафом с убранной до лучших времен одеждой.
Старушка в кресле казалась деталью обстановки, в черном платье и чепце на седых волосах. Отвечала, однако, живо, по-девичьи заламывая руки.
— Как хорошо, что я крепко сплю! А если бы я их услышала? Окликнула или сама вышла? Страшно представить!
— Что они украли?
— Ничего не взяли, нет, — неожиданно ответила она. — Да у меня и нечего.
— Из кухни? — уточнил Роксан.
— Совсем нечего, не муку же им воровать, да и той мало, — старушка покачала головой. Объяснила: — Врач запретил мне мясо и специи, да и денег не много. Как этим бандитам не стыдно было, забираться в дом к пожилой леди!
— Это свойство бандитов, отсутствие стыда. Где они были, вы знаете?
— Конечно! Грязи нанесли повсюду, ужас, бедная Эйлин весь день оттирала. Даже наверх ходили, в детские комнаты.
Госпожа вздохнула и замолчала. Роксан уточнил:
— В детские?
— Да. У меня есть дети, Беатрис и Эдуард. Они давно уехали, но обязательно однажды вернутся.
— Я могу увидеть их комнаты?
Она зачем-то потерла ногти, взяла платок со столика рядом, положила обратно. Роксан ждал ответа.
— Из-за ограбления… Хорошо. Да, вы можете. Я покажу.
Подал руку, давая леди О’Хили опору, проводил ее по коридору. Ключ старушка сняла с шеи, Роксан тут же уточнил:
— У слуг есть дубликаты?
— Конечно, Эйлин вытирает пыль. Все должно быть готово, когда они вернутся.
Из открытой двери дохнуло лавандой, Роксан шагнул вперед, осмотрелся. Узкая кровать накрыта кружевным покрывалом, на столе бумаги, перья с личным узором, фляга. На стене в рамочке лист с поэзией, поверх — золотое перо. Шаль на спинке стула. Казалось, хозяйка только что вышла и действительно может вернуться в любой момент.
Отчего-то стало холодно, Роксан передернул плечами.
— Они что-то повредили в обстановке?
— Нет, нет, что вы. Я бы такого не пережила, — просто ответила старушка. — Вторую комнату тоже надо показывать?
— Да, пожалуйста.
Она была похожа, только вместо шали висела куртка, старый меч на стене и…
— Ваш сын был болен? — Роксан наклонился над костылями, изучая их.
— Да, — у нее был фальшивый голос. — Ему было тяжело двигаться. И говорить. Магия ему удавалась, я была уверена, что он справится с шедевром, но это было так… Необдуманно, что я старалась не давать ему перья. Но Беатрис с ним как раз отправились искать лекарство. Они обязательно вернутся, как только его найдут.
— Понятно. Спасибо, госпожа О’Хили, это все, что я должен был узнать.
Он церемонно поклонился, поцеловал воздух над ее кистью. Хотел уйти, но она задержала руку в сухих трясущихся пальцах.
— Я так рада, что вы пришли. Если вас не затруднит, вы не могли бы приходить еще? Раньше ко мне маленькая О’Фаррен заглядывала, но неделю назад она уехала…
— Куда? — “Маленьких” О’Фаррен Роксан знал ровно двух, Агнес и Кейт, и мог поклясться своими масками, что в городе ни одна из них не появлялась как минимум полгода.
— К жениху. Вы же знаете, наверное, бедный Кеннет всегда был болезненным мальчиком, а после последней засухи…
— И Агнес покидала его постель, чтобы приехать в город? Когда?
— Месяц назад, — растерянно ответила старушка. — Она сказала, ему стало лучше, и она решила немного побыть одна. Не осуждайте бедную девочку, я понимаю, она, наверное, скрывалась от общества. Но с тяжелобольными сложно находиться долго, тем более когда это лишь назначенный родителями жених.
— Она обожает его больше жизни, — отрезал Роксан. Нет, нет и еще раз нет! Он ходил мимо дома О’Фаррен каждый день, он был уверен, что никто не приезжал, слуги только неделю назад начали готовиться к возвращению хозяев из загородного поместья.
Как раз, когда исчезла фальшивая Агнес.
— Я тоже обожала Эдуарда больше жизни, — тихо ответила старушка. Руки ее упали бессильно. — Но когда Беатрис захотела уехать с ним в поисках лекарства, отпустила обоих. Я не должна была. Что они не вернулись — моя вина.
— Чушь.
Его не слушали, и он предпочел уйти. На кухне Эйлин посмотрела на него искоса, заваривая травы. Садовник заступил путь.
— Простите, э. Вы б не приходили больше? Госпожа расстроилась.
Роксан отодвинул старика в сторону. Вышел на Крылья, размашисто дошагал до реки. Казалось, запах лаванды въелся в одежду и теперь преследовал его.
Можно помнить и действовать при этом. Можно помнить, не надеясь и не сожалея.
Верно?
***
Южная Империя, подземелья
15-16? Петуха 606 года Соленого озера
Он снова шел первым. Тело двигалось, как руки ткачихи, выполняя привычную работу, шаг за шагом, размеренно стучала трость. Разум же словно застыл там, рядом с чужой кровью и срезанным с пояса мечом. Рядом с пустотой, которая оказалась способна применять магию. Способна убить.
Знать подобное Отектей не хотел. Это явно было не то, что можно помнить, если не обсуждаешь и не используешь. Если шестой дар настолько скрыт, что, судя по словам офицера в казармах, даже говорить о нем не позволено, то людям, которые не только знают о его существовании, но и видели его проявления, не позволят жить.
Эш этого, похоже, не понимала. Шла за спиной, тихонько насвистывая, иногда замечала что-то на барельефах, восклицала:
— Какие красивые животные!
Или:
— Кажется, они тут поссорились, жалко!
Она была похожа на перо, которое кружит ветер, словно то, что спутники знали ее тайну, должно было сблизить их. Молчание в ответ ее не смущало.
Отектея сейчас не интересовали тайны подземелий. Он только надеялся, что Сикис знает, что делать дальше.
Когда он в последний раз был настолько растерян, не способен думать и что-то решать? Когда пришла Сугар и сказала, что Церен бежала, а он должен догнать ее?
Нет. Тогда все было просто, во многом привычно. Берешь бурдюк и плащ, получаешь даже не гвардейский приказ, а бумагу с печатью магнадзора, переправляешься через реку и идешь по следам. То, кем была его цель, усложняло задачу, но не меняло сути. А вот так, когда страшно идти и ты можешь только надеяться, что впереди будет что-то, кроме смерти…
Пожалуй, так было, когда кончилась война и в приграничное селение пришли слухи о казни всех затеявших переворот магов вместе с их семьями. Тогда говорили, спасутся только бездарные. Калека, бывший солдат, которому отрезало ноги, брызгал слюной, крича, что всех проверят и за малейшее подозрение убьют. Отектей в ответ спокойно напоминал, что на стороне Императора маги тоже были, и победил он благодаря цергийским големам.
Сколько ему было, пятнадцать? Нет, уже минули дни соловья и стало шестнадцать.
О Цитадели сообщили только через полгода.
Нельзя задумываться надолго, спорить сейчас не с кем. Только следовать приказам, выполнить задание и вернуться в те стены, которые когда-то посчитал приемлемой платой за знания и безопасность. Надеяться, что ему позволят вернуться, а не убьют. Что Сикис найдет способ отчитаться обо всем, не упоминая Эш. Что девочка, выйдя обратно на поверхность, будет скрывать дар так же хорошо, как делала прежде. Что никто не заподозрит умолчания в их словах.
А сейчас — следить за дорогой.
Коридор впереди словно залили тьмой, вероятно, он выходил в большой зал. Отектей подошел к проему, выглянул осторожно. Похоже, подземелья выходили в естественную пещеру — или, возможно, частично обрушились. Судя по перепаду пола, скорее второе — пришлось подниматься достаточно высоко, что было странно. Отектею казалось, коридор шел ровно и пролегал почти у поверхности, но на таком расстоянии даже минимальный уклон мог привести их глубоко под землю.
С потолка изредка капало, стен видно не было. Отектей нарисовал еще один огонек, послал облететь пещеру. Впереди нашелся проем коридора, однако следовало убедиться, что никто не притаился в темноте.
Когда огонек сначала отразился в чем-то, а потом исчез, Отектей даже не удивился. Разве что тому, что не испытал страха перед тем, что ждало его. Пошел вперед, опережая приказ, и замер только услышав змеиный шелест чешуи. Странно, ему казалось, эти твари предпочитают тепло. И где она? Под ногами был только камень, и стена, которой Отектей почти коснулся…
Гладкая, с рисунком чешуек.
Он прошел вдоль нее. Добрался до того, что можно было принять за выпуклое зеркало размером с человеческую голову. Подумал отстраненно — похоже, это глаз. Отвел огонек дальше, чтобы не раздражать существо.
Зеркало закрылось мутной пленкой, вздох почти оглушил, порыв ветра отразился от стены и взметнул полы халатов.
— Ух ты, какой большой! — воскликнула позади Эш. Отектей надеялся, что если чудовище заинтересуется ими, окажется, что с гигантскими змеями певчие разбираются так же ловко, как с разрывами.
***
там же
Он был очень красивым! Серая чешуя блестела, как поверхность воды на солнце. Эш обежала змея целиком — хорошо, что Отектей привязал один свой огонек к ней, сразу все было видно, — погладила прохладную шкуру.
— Это голем, — сказал сзади Сикис. — Таких змей не бывает. Его поставили здесь стеречь проход?
— И вовсе он не голем, — обиделась Эш. — Он же дышит! Он живой.
Подбежала к голове, прикоснулась лбом к чешуе.
Или Сикис прав? Змей же здесь ничего не ест. Не прохожих же, иначе тут бы не ходили! И не пьет. Но он все равно живой!
живой
Она отступила на шаг, сжала руки перед грудью.
— Нет, так не может быть.
— Что? — Сикис и Отектей тут же оказались рядом. Кажется, они собирались защищать ее. Эш улыбнулась, помотала головой.
— Просто он немножко неправильно живой, — подошла снова к Змею, погладила. Сказала совсем тихо, только для него: — Тебе же тут грустно. Ты один, тебе тесно, ты ничего не видишь и ничего не делаешь. Только впитываешь воду, которая сочится сквозь камни и спишь, потому что больше ни на что нет сил. Зачем? Может, тебе помочь?
Он, оказывается, не шипел, а рычал, как собака. Поднялась губа, обнажая клык, большой, с локоть.
— Эш, беги!
Она только снова погладила серую чешую.
— Извини. Это каждый сам должен решать, ты прав. Спокойного сна.
Вернулась к спутникам, отступившим к проему коридора.
— Он успокоился? — недоверчиво спросил Сикис.
— Да. Он просто тут спит, это его нора. Ему не важно, что мы рядом ходим, он просто хочет здесь быть. Жить.
Оглянулась в темноту, где лежало несчастное существо. Прикусила губу.
Она могла бы ему спеть. Он бы даже не рассердился и никому не навредил. Но это было бы нечестно. Если обычно она успокаивала, пела колыбельные разрывам, Змея она бы убила. А это было совсем не правильно.
Может, ему сняться хорошие сны? Она очень хотела на это надеяться.
Южная Империя, подземелья
15 Петуха 606 года Соленого озера
Отектей шел первым, огонек над плечом светил ярко, загоняя темноту в проемы и углубления барельефов. С тростью, позволившей меньше нагружать больную ногу, в совершенно новом месте, он чувствовал себя удивительно молодым и одновременно особенно ярко ощущал, насколько изменился.
Вокруг была история. Знания, опыт, возможности — скорее всего, недозволенные, но это если их обсуждать или использовать. Просто знать даже гвардия не запрещала. Но он должен был проходить мимо. Смотреть не на цветные барельефы — сколько им лет? Зачем их сделали? Кто на них изображен? — а на пол, пытаясь отыскать следы.
Когда в последний раз он узнавал что-то новое — настолько новое? Двадцать лет назад? Нет, еще раньше. Когда была дочитана библиотека Цитадели, когда исчерпалась память тогда еще молодого Анаквада, брать по-настоящему новые знания стало неоткуда. Чей-то шедевр, слухи с той стороны озера, очередная настойка, позволяющая рисовать то, на что обычно не хватало воды — вот и все откровения.
Отектей все же ловил рисунки краем глаза, думал. Соотносил с живописными традициями. Стиль больше всего напоминал старые монастырские росписи, и часто встречающийся светловолосый мужчина без лица, но с солнцем вокруг головы был похож на каноническое изображение Создателя.
Часть фресок читались буквально как иллюстрации к сотворению мира, Отектею хватало беглого взгляда, чтобы соотнести их с надежно запомнившимся текстом. Вот бескрайняя вода, сложно поверить, что когда-то ее было так много. Поднимаются волны, рождается из капель птица первого месяца, ястреб. Вторая, третья… В подсчете Отектей все-таки сбился, и не мог сказать уверенно, было их двенадцать или тринадцать, считая не запрещенного, но почему-то ловко умалчиваемого соловья. Причину, по которой даже не встречающуюся в Империи серую птаху старательно обходили упоминаниями и выделили ей всего пять дней в году вместо тридцатидневного месяца, Отектей так и не сумел выяснить.
А вот дальнейшие события. Строки всплыли в памяти голосом женщины, у которой Отектей жил сразу после того, как пришел из пустыни.
“Поднимались волны все выше, ярилось море, стонал мир, и Дар, не находя выхода, сгущался, грозя погубить прекрасных птиц, рожденных им. Но взмахнули они крыльями и вместе с миром сотворили подлинное чудо, первый Шедевр. Создателя, что впитал в себя Дар и стал проводником его”.
Отектею всегда было удивительно, почему Император после победы над своими одаренными дядьями не пошел до конца и не велел переписать Птичью книгу. Создатель в ней, правда, никогда не назывался магом, но все же он творил мир водой и перьями, и читалось это весьма однозначно. Приписки о том, что ни один из живущих ныне не является чистым птичьим созданием и не воплощает в себе дар даже на сотую долю того, что делал Создатель, мало что меняли.
Дальше на барельефах творился мир. Неизвестные скульпторы, видимо, решили запечатлеть абсолютно все виды животных и растений, еще и в окружении соответствующей им местности. Многие изображения были безвозвратно испорчены, часть отсутствовала вовсе. Хронологией создатели тоннелей не утруждались, Отектею приходилось выстраивать ее самостоятельно, и, конечно, вскоре он начал путаться. Непонятно откуда появилась темноволосая женщина без лица, хотя творения людей вроде бы не было. Потом разом шесть мужчин и шесть женщин, похожих на жителей разных стран. Почему при этом рядом с ними все еще находился Создатель, по книге превратившийся в первое солнце, Отектей решительно не понимал. Временами встречались еще более странные изображения: под двумя почему-то одинаковыми солнцами шли по пустыне люди, закутанные сильнее, чем нужно; шесть магов с лицами разных стран творили что-то; ложилась на величественной каменной лестнице темноволосая женщина и от нее расходились волны песка.
Если бы было, с кем это обсудить!..
Отектей качнул головой, сосредотачиваясь на гладком, тщательно отполированном полу. Рядом шла причина, по которой он вообще видел эти барельефы, пусть и мельком. Довольно с него и этого.
Часто встречались двери, большинство невозможно было сдвинуть с места, другие просто явно не трогали. Иногда — ответвления коридора, в которые Отектей каждый раз посылал один из светильников, чтобы убедиться, что они не оставят позади врага. Сворачивать самим не было смысла — коридор, словно стрела, тянулся на восток, за пределы столицы.
За весь путь они едва обменялись несколькими фразами, однако по ним начало казаться, что Сикис считал, подземники построили эти тоннели. Отектей решил не высказывать свои сомнения. Даже если не беловолосые прорубились сквозь камень и сделали барельефы, они этими переходами явно пользовались. Слишком чистый пол, слишком легко дышать, и пятнышки воздуховодов, изредка мелькавшие над головой, не были засорены, даже песка в них почти не нанесло.
Трижды встречались выходы-колодцы, такие же, как тот, через который они спустились. Около двух из них на стене были нарисованы черные, явно старые, но несравнимые с барельефами кресты, третий остался без метки.
— Нужно проверить, — заметил Сикис, но тут же уточнил: — После выполнения задания.
На полу у стен начали появляться следы пыли, но никаких свидетельств, что Текамсех прошел здесь. Отектей думал, вскоре придется развернуться и идти обратно, или разведывать боковые тоннели, когда огонек над плечом потянулся вперед пламенем лампады, моргнул и погас. Тот, который летел позади, остался, освещая совершенно пустой коридор.
Отектей обмакнул перо по флягу, нарисовал новый светильник. Тот вспыхнул, ослепляя, и погас тоже.
— Что происходит? — резко спросил Сикис.
— Я не знаю.
Отектей отступил на несколько шагов, повторил попытку. Получилось.
— Ловушка? — гвардеец был лаконичен. Отектей покачал головой.
— Если это она, то я не понимаю, как ее создали. Судя по всему, — он повел пером, рисуя и запуская вперед крохотную искру. Та пролетела немного и исчезла раньше, чем должна была. — Что-то здесь поглощает дар.
Сикис, уже обнаживший оружие, приказал:
— Перейди это место и сотвори светильник там.
Отектей замешкался. Может ли то, что находится в воздухе, повредить саму возможность пользоваться магией? Общеизвестно, что озерная вода способна на это, но здесь даже ее испарений не было.
— Ты не расслышал меня, маг? — голос гвардейца лязгнул сталью.
— Я могу лишиться дара, — предупредил Отектей. Сжал оголовье трости, медленно пошел вперед, на всякий случай ощупывая пол, как слепец. Страх усиливался с каждым шагом, намного сильнее, чем было естественно, словно Отектей попал в круг мелодии или под эпиграмму поэта. Однако этот страх, сковывающий тело, спас ему жизнь — выставленная вперед трость зашипела, вспыхнула кожаная набойка. Отектей быстро отступил туда, где мог переносить выкручивающий внутренности ужас, сбил огонь. Оглянулся на Сикиса, тот потребовал:
— Уничтожь это. Это ведь магия.
Отектей сглотнул. Казалось, его посылают на смерть. Против приказа отступил дальше, подошел к самому Сикису. Перевел дыхание. Объяснил:
— В четырех шагах начинается наведенный страх. Затем, вы видели, загорелась набойка. Это магия уже писателей, но сейчас никто ее не накладывал.
Сикис сощурился на пустое место, сам прошел четыре шага. Еще один. Велел:
— Ко мне.
Отектей подчинился, рядом оказалась Эш. Еще один шаг, другой. Показалось, рядом с гвардейцем и девочкой страха было меньше, и все же он давил, вытапливал пот из кожи, хотя в подземелье было прохладно. Сикис, шипевший сквозь сжатые зубы, вдруг упал на колени, Отектей подхватил его, и словно попал в песчаную бурю. Страх? Ужас, ненависть, горе — все самые тяжелые чувства окатили его с головой. Заныли давно зажившие шрамы, вспыхнули болью, словно каждая из ран открылась вновь.
— Над нами лобное место, — неожиданно ясно услышал он голос Эш. — А Сикис — гвардеец. Его ненавидят больше, чем нас.
***
там же
Твоей любви выкололи глаза. Твоя любовь стояла истощенная на этом помосте. Твою любовь изодрал злой пустынный ветер. Твою любовь оставили на поле костей и птицы склевали ее плоть.
По щекам текли слезы и улыбаться не получалось. Не за что было зацепиться, удержаться над этой бездной, ничего не осталось, ощущение боли мира размывалось, звуча в такт с ее болью. Разве смерть — это неправильно? Разве месть не естественна?
Как можешь ты исцелить рану, когда собственные руки лишены кожи?
Разве что вспомнить птиц. Черные тела и белые крылья, длинные красивые перья, розовые голые головы. Круглые глаза смотрят внимательно — зачем ты идешь по нашему полю, к нашей пище?
Она уже не могла его узнать. Даже не смогла назвать по имени. И до сих пор не могла поверить, что зеленоглазый Айдан, музыка ее сердца, мертв.
Айдан. Коричневая кожа, темные шелковые волосы, глаза сияют нездешней северной травой. Звучит чаранг под пальцами, не магия — больше, чем магия, не принуждением заставляющая испытать что-то, а приглашающая с собой, как в игру. Истории о Приозерье, всем разом.
Он верил, что она справится. Он всегда был рядом.
Он и сейчас был. Он, умерший здесь вместе с другими, ставший частью этой сокрытой под землей боли, поймет.
Маленькое перо легло в ладони, Эш улыбнулась сквозь слезы.
— Прости, — выдохнула первое слово. Бедное неспокойное создание вздрогнуло, пошел рябью воздух, а Эш пела, сдувая водяную пыль с пера, чувствуя боль каждого казненного — страдания не тела, но души, которой не позволил сделать все, что она хотела. Выкинули за порог, за который никому не хочется ступить раньше срока.
Кто-то когда-то говорил ей, за смертью мы не просто становимся птицами. Мы рождаемся снова людьми, если захотим. И это она пела сейчас, утешая след чужой жестокой смерти.
Последнее колебание. Последнее слово.
Эш упала на пол, ничего не видя. Нащупала на боку фляжку, но пальцы не слушались, не получалось ее отцепить.
Кто-то помог, дал напиться. Когда фляга опустела, прижал к губам еще одну.
Она улыбнулась Сикису.
— Спасибо.
— Ты певчая, — мрачно сказал он. — Мы обсуждали твой дар, а ты молчала.
— Ну да. Я же запрещена, — улыбнулась она. Выпила еще воды, с сожалением закрыла флягу, протянула обратно. — В меня больше не поместится. Ничего, она скоро впитается и все будет хорошо.
— Что это было? — он старался звучать сердито, а выходило все равно испуганно. Ему ведь хуже всех пришлось, ему даже назад повернуть не давали, когда он вошел в круг.
— Разрыв, — назвала, как когда-то назвали ей. Кто-то… Не Айдан, раньше. Сикис ждал подробностей, и Эш поспешила объяснить: — Вы же убиваете магией на одном и том же месте, вот она и накапливается. А если много-много раз черкать грифелем по одному месту, однажды лист обязательно порвется.
— А ты что сделала?
— А я певчая, — Эш попыталась встать, но Сикис почему-то не дал, удержал за плечо. — Мы можем не только грифелем быть, но и чем-то вроде тряпочки, стирать написанное. Я уже могу идти! Только если еще раз на разрыв наткнемся, закрыть его сразу не смогу, нужно будет подождать.
Сикис смотрел на нее внимательно. Почему? То есть, да, ей вообще нельзя было показывать, что она маг и певчая. Совсем нельзя. Но ему было очень плохо.
— Я подумала, лучше я его утешу, чем мы через него прорвемся, — объяснила. — Тебе было больно, а дальше он еще и ранил бы. Видишь, вон там кровь.
Сикис почему-то вздрогнул, помог ей встать, но плечо так и не отпустил, подошел вместе с ней к полукругу крови на полу.
— Текамсеха ранило, наверное, — вздохнула Эш. — Разрыв спал, пока тут не было магии и гвардейцев. Но он, наверное, тоже с нарисованным огнем шел, вот оно и проснулось.
***
там же
Его трясло. Сикис старался не показывать, но понимал — он не девчонку, оказавшуюся магичкой, за плечо держит, он сам за нее держится.
Что это было? Объяснение про разрыв мало помогло, воспринимать мир листом бумаги — как это вообще? Мир — это мир, песок, вода, сталь, шпионы-подземники и канцелярия. Магия была опасна, это Сикис знал, но не в таком же смысле!
И что теперь делать с этим? Всем этим — тем, что только что тянуло его к себе, словно подцепив на крючок и разрывая на куски изнутри; тем, что магические казни создают подобное; тем, что вот эта девчонка пела колыбельную пустому месту, и то дрожало, как раскаленный воздух, когда приходит сушь.
Сикис был уверен, что должен убить эту девчонку. Магичка в надзоре, скрывающая свой дар — уже достаточно плохо. Шестой дар, пение. Вот как оно выглядит.
Если он не казнит ее, не сдаст канцелярии хотя бы, и не сможет достаточно убедительно скрыть это на допросе, убьют уже его.
Но с другой стороны, зачем его допрашивать? Если они выполнят задание, если Текамсех в самом деле ушел к подземникам сам, изобразив засаду и похищение, если Сикис покажет несколько выходов в тоннели подземников, разве кто-то усомнится в его докладе?
Нет. Конечно, нет. А девочка с таким удивительным даром может стать его козырем.
— Пение исцеляет, верно? Надеюсь, не только разрывы?
Эш кивнула, смутилась.
— Ну да. Я так и лечила часто, то есть, травами и бинтами тоже, но больше пением. Оно куда лучше помогает, — оглянулась к Отектею. — Только со старыми травмами я не умею. Там же все зажило, срослось, и поправить не получается. Только боль прогнать.
Маг кивнул спокойно.
— Я понял. Спасибо и за это.
Сикис наконец отпустил плечо девочки, присел над кровью. Широкий веер брызг, частые капли дальше. Ага, вот и пятно.
— Здесь он сделал перевязку. Задето что-то серьезное, если даже из зажатой раны так текло.
Оглянулся, размышляя. Кувырком он, что ли, преодолевал это место? Похоже на то. А вот и еще один след.
Отектей заметил тоже и уже подобрал скрывшийся в тени барельефа клинок в ножнах, принес. Крепления порвались? Нет, разрезаны чем-то удивительно острым. Маг озвучил вывод:
— Его ранило в бедро и срезало оружие. Если рана достаточно глубока, это сильно его замедлит.
Сикис улыбнулся. Верно, а путь впереди долгий. Значит, у них есть шанс действительно догнать Текамсеха, предъявить канцелярии даже не следы и тоннели, а его самого.
— Отлично. Трость цела?
Отектей оперся на нее, чуть стукнул по полу — звук теперь стал чуть заметней, но не громче их шагов. Сикис кивнул.
— Значит, идем. Догоним дезертира.
***
магреспублика Илата, город Илата
15 Петуха 606 года Соленого озера
Диллону было неудобно. Во-первых, тяжелый тюк подружкиных вещей стоило сначала забросить в трактир, где она временами квартировалась, или на худой конец в общее убежище за городом, а не тащить с собой. Во-вторых, он никогда раньше в каналы не ходил. Даже близко не появлялся. Куда ему. Не того полета птица, да. А теперь вот, приходится. Еще и так по-дурацки. Одна фифа нанялась, другая работай, а он отчитывайся? Тьфу. Даже в самой последней шабашке так не делали. Взялся, так тяни до конца.
Монетки для перевозчика, всегда торчащего на причале, было жалко, и Диллон сам сел на весла. Ухнул, налегая, тут же пожалел о своей жадности — намятые в драке ребра здорово болели. Но возвращаться и звать мужичка все равно не стал, чтобы совсем уж дураком не выставляться. Догреб с горем пополам, неловко привязал лодку, выбрался, чуть не навернувшись в воду. Запрокинул голову, присвистнув.
Ну и дома тут строят. Это ж по сто человек жить можно! Нечестно получается. В трущобах вот в одной комнатке семья с бабками-дедками и мелюзгой живет, а тут пара господ на эдакую хорому?
Цокнул языком неодобрительно, но все-таки пошел, куда сказали. Постучал в трактир с заднего хода.
— Мне это. К Ямбу.
— Господин Ямб не принимает, — холодно отозвалась девушка в ладном костюмчике. — Что ему передать?
— Ну. Я от Ольги. То есть, Джейн. Тех, кому дело давали. Вчера.
Зевнул широко. Эти всю ночь по делу бегали, вот и он тоже работал, да. Вышибалой в “Правой стене”, как всегда.
Привратница еще раз оглядела его.
— Письмо?
Он покачал головой.
— Нету. Джейн с этой. Мелкой приходила. Обри.
— Тогда вам придется подождать.
— Сколько?
— Не знаю. В течение дня Ямб освободится.
— Э, э, — он заволновался. — Нельзя в течение. Быстро надо. Важное.
Перед ним попытались захлопнуть дверь, но Диллон ловко вставил ногу в щель. Сверкнул глазами.
— Хорей, Камень.
Сработало, девушка тут же открыла дверь. Посмотрела на него внимательно. Уточнила:
— Полный ключ?
— Сонет леди Греты пятнадцатого Лебедя.
Привратница наконец соизволила свериться с листком, кивнула.
— Ямба действительно нет. Можете передать письмо или поискать его в другом месте. Вряд ли это для вас проблема, если вы знаете…
— Понял, не дурак, — проворчал Диллон. И вот стоило его мурыжить! Развернулся обратно в переулки, кругом добрался до дома О’Флаэрти, постучал сразу в три-два-пять.
— Господин дома?
— Да, — его пропустили на кухню. — В кабинете. Вас проводить?
Диллон молча кивнул, зашагал вслед за служанкой к лестнице. Неудобно было, жуть. Ладно, богатый трактир. Но дом? Кабинет еще. Такое не для него.
Ямб считал так же. Поднял голову, откинулся в кресле, прищурившись.
— Я про работу, — пробормотал Диллон. — Ту. Воры которые, и трущобы.
— Роксан, это далеко не самая удобная маска для доклада, — ответил Ямб. — Где вода, ты знаешь, смывай грим и не будем тратить время.
Он встал, чуть поклонился. Удалился в соседнюю комнату, умылся, привел в порядок прическу. Костюмы здесь тоже были, хоть и не под его размер. Агенты Хорея предпочитали собираться у своего шефа, а не у коллег, а большую часть реквизита вообще хранили по домам и трактирам.
Однако выбрать нечто приличное удалось. Хотя камзол ощутимо жал в плечах, это было лучше, чем грязные штаны Ольги и Диллона.
— Другое дело, — господин Ямб, он же Шеймус О’Флаэрти, одобрительно кивнул. — Садись и рассказывай. Завтракал?
Роксан качнул головой.
— Нет.
— Спал?
— Нет. Позвольте начать.
— Позволяю, — но за кисть колокольчика все-таки дернул, велел мгновенно заглянувшей служанке: — Завтрак и бодрящий отвар.
Доклад вышел длинным, на упоминание Кита Ямб хмыкнул:
— Вот же пролаза. Молодец, оба вы молодцы. Начальство твое непосредственное в курсе, чем ты занимаешься?
— Господин О’Рурк, как вы знаете, уехал в Рейнарию, а должность Хорея формально пустует после смерти Шинед О’Киф, — бесстрастно отозвался Роксан. — Не имея других заданий, я назначил себе это.
Ямб рассмеялся, жестом велел продолжать. Роксан переждал приход служанки, под строгим взглядом не своего начальника взялся за еду, стараясь не прерывать и не затягивать отчет.
— Гений, значит, — Ямб хмыкнул, взял горсть орехов из вазы. Вдумчиво разжевал один. — Как выглядел?
— Волосы темные, но не черные, глаза я не рассмотрел. Ниже среднего роста, нескладный.
— Значит, бастард О’Фоули, О’Тула, О’Рурка, О’Кэррола, или самородок, — заключил Ямб. — Судя по дару, скорее О’Фоули… Или кого угодно другого, но второй родитель был сильной темной масти. Сколько лет гению?
— Не меньше двенадцати, но не больше пятнадцати.
Ямб кивнул, съел еще пару орехов. Роксан молчал, глядя на его руки. Потом все же сказал:
— Девушка, которая была с ним — Ида О’Киф.
Руки замерли.
— Объяснись.
— Сестра родилась живой. Отец объявил ее мертвой, так как вычислил, что она будет бездарной. Я подслушал и сам отнес новорожденную в монастырь, так как не был уверен, что повитуха не убьет ее. Она не сказала отцу, забрала пустую корзинку.
— И ты не сказал Шинед. Ясно.
Орехи исчезли в массивном кулаке, раздался треск. Ямб покачал головой.
— Сколько тебе было тогда, семь лет?
— Восемь.
— Н-да. Молодец, ты почти все правильно сделал. По сравнению с твоим отцом, так и вообще все, чтоб его… Ладно, — оборвал себя Ямб. Верно. Птицы ведь давно взяли и отца, и мать. — Работаем с тем, что имеем. Что планировал делать?
— Осмотреть дом О’Хили. Сходить в монастырь — если музыкант бастард, следует искать там. Возможно, его мать отдавала его сама, и ее запомнили. Найти, кто и что продает в трущобах.
— Один?
— Вероятно, — ответил спокойно. — Команда рассыпалась, где искать остальных, я не знаю.
— Ну-ну, — Ямб смотрел с откровенной насмешкой, которую Роксан не желал понимать. — Хорошо, дерзай. Но в команде вы будете эффективней.
— Понял. Я могу идти?
— Доешь, напьешься и выйдешь. К Грейс пойдешь со своим лицом, — вдруг приказал Ямб. Роксан посмотрел удивленно, начальник хитро усмехнулся. — Ее место в совете ниже, чем у О’Киф только потому, что с ней не ведут дел. А дел не ведут, потому что ей шестьдесят четыре уже, наследников нет, и на советах она тихо сидит в углу. Поговоришь со старушкой, молодой О’Тул, заручишься поддержкой на будущее.
— Когда я сменю отца в совете, госпожа уйдет к птицам, а ее герб будет разбит, — возразил Роксан. Встал. — Однако если вы считаете это необходимым, я пойду к ней без маски.
Почти равнозначно необходимости отправиться на задание голым. Однако Ямб кивнул, и предстояло следовать поставленным условиям.
***
королевство Цергия, приграничная пустыня
15 Петуха 606 года Соленого озера
Солнца, сошедшиеся в высшей точке, заливали мертвую землю жаром, от которого дрожал воздух. Безрогое создание медленно испарялось, можно было бы приникнуть губами к шерсти, не видя дорогу и наверняка замедлившись, зато выпивая воду, но Рагнар предпочел скорость. Ориентир был уже близко, не позволяя сомневаться — беглец проходил здесь, хоть его следы и слизнул ветер. Темная стрела на фоне пронзительно синего неба, трепещущее белое полотнище на вершине — вряд ли здесь было второе такое же место, хоть пустыня и хранила множество странных руин. Рагнар видел их не раз, и давно не удивлялся даже целым домам, выглядящим так, словно их покинули лишь день назад.
Творение вдруг споткнулось, закричало жалобно, заваливаясь набок. Рагнар успел спрыгнуть, откатился в сторону. Встал. На месте нарисованной козы уже остались только быстро исчезающие темные пятнышки.
Песок обжигал даже сквозь сапоги, но нужно было идти дальше. Одинокий обелиск был близко и Рагнар рассчитывал найти беглеца у подножия.
Однако ложбина между дюнами пустовала. Рагнар осмотрел каменное основание, нашел крохотный осколок графита и еще не стершиеся углубления от кольев, на которых, вероятно, крепился тент. Беглец все же купил не только рабынь, которые находились теперь неизвестно где, но и экипировку.
Рагнар взобрался на гребень дюны, огляделся. Снова рисовать птицу и облетать круг? Нет, не пришлось — цепочка следов явственно уходила на север.
— Он идет в самое жаркое время, — тихо проговорил вслух. — Тратит больше воды, хотя разумней было бы остановиться на привал у обелиска.
Но если бы беглец остановился, Рагнар уже настиг бы его.
Посмотрел на теряющуюся вдали линию, на гребни дюн. Сейчас ветер стих, не тревожа песок, но даже до первого заката может многое измениться. Есть ли смысл останавливаться на привал?
Да. Ему нужна будет вода, когда он догонит цель.
Он вернулся к обелиску, снял плащ, устраиваясь на отдых. Оглядел камень, решая, можно ли закрепить тент на нем, поднял голову и замер.
Издали он неверно оценил размеры: древняя стела, казалось, держала на себе небеса. Рагнар протянул руку, как завороженный, провел по камню. Темная поверхность было прохладной. Невозможно — солнца должны были раскалить ее, как котелок над огнем. И все же было так.
Хорошо. Он мог это использовать. Рагнар сел с востока от обелиска, спиной к камню, частично развернул тюрбан, чтобы тот не мешал откинуть голову, завернулся в плащ. В вышине шевельнулось белое полотнище — оно казалось большим даже издали, каких же оно размеров на самом деле? Сколько ему лет, и как оно закреплено, если ветры еще не унесли его?
Пустые вопросы. Рагнар накрылся с головой, прижался к обелиску, впитывая прохладу. Закрыл глаза.
Он должен заснуть сейчас, чтобы идти с заката. Чтобы выполнить приказ.
магреспублика Илата, город Илата
15 Петуха 606 года Соленого озера
Он ненавидел музыкантов! Обломки пера лежали на земле, Кит сломал его, когда не получилось нарисовать задуманную вазу. Или когда Роксан упал с крыши? Теперь не вспомнить.
Голова гудела, как после жуткой многодневной пьянки. Монах уже разгребал руины рухнувшего дома, птица улетела. Кит от души пожелал ей удачи. Может, хоть она, почти неподвластная магии, сумеет набить этому сушью взятому музыканту морду. То есть, выцарапать глаза, конечно.
Чтобы встать, пришлось вцепиться в стену дома, ладонь провалилась в дыру в двери. Обри сказала, ее пробили чьей-то головой. Кит суеверно отдернул руку, едва не потеряв равновесие, хотя кровь на дереве давно высохла. Да и было ее как-то мало. Вроде из лица же много должно хлестать, разве нет?
Поделиться мыслью было не с кем. Кит побрел к разваленой их стараниями хибарке, мысленно благодаря птиц, что, похоже, нынче в трущобах не принято выходить и смотреть, что происходит.
Безумцы шли на звуки? Искали ли они людей? Нет, Обри говорила, какие-то дети спаслись, спрятавшись в подвале. Значит, убивали всех, кто попадался на глаза, но специально не искали. Кто мог заставить людей сделать подобное? Зачем? Музыкант наверняка с этим связан.
Кит потер лоб. Ему и раньше прилетало мелодиями, даже часто получалось сопротивляться им, просто слыша музыку, а не испытывая наведенные чувства. Да и что тех чувств? Ну кажется чья-то речь более вдохновляющей, или в драке уверен, что вы ну очень сильные и сейчас всех победите, или наоборот, и все!
Такого, как сделал этот парень, Кит не испытывал никогда. Он вообще не знал, что такое возможно.
— Нужно спросить Мег, — пробормотал себе под нос. Потянул дверь, предупреждающе заухал монах, Кит поднял голову.
— Что? Не открывать? А, вижу, на ней все держится. Ладно, сейчас поищу окно.
Нашел не окно, а сразу брата, вылезающего из него. Роксан посмотрел мрачно, спросил:
— Что ты тут делаешь? — у него на лице еще оставались пятна грима, но они больше не складывались в лицо Ольги. Просто краска. У Кита был коллега, который делал так же, но что так умеет Роксан!..
— А ты? — вырвалось само.
Брат скривился, оглядел двор. Присел на корточки, подобрал штуки, изображавшие грудь, повертел в руках. Завернул в остатки рубашки вместе с париком.
Кит топтался рядом. Он не понимал примерно ничего. Спросил:
— Ты знал, кто такой Ямб?
— Знал.
— Поэтому хотел перекупить контракт? А просто взять у него задание почему не мог? А если бы не был знаком с Обри и не пришел с ней?..
— Джейн знакома, — зачем-то поправил Роксан, словно не было очевидно, что Джейн тоже его маска. Остальные вопросы вообще проигнорировал. Встал, посмотрел на хибарку с проломленной крышей. — Где Обри?
Уже подошедший к ним монах написал ответ, показал. Роксан кивнул, Киту пришлось самому забирать бумагу, читать.
— Побежала за музыкантом. Одна?!
Монах изобразил ладонями крылья, сцепив большие пальцы. Кит сначала взбесился — вот только светлой птичьей помощи им не хватало! — потом понял, что имеется в виду вполне конкретная птица.
— Пойдем за ними, — решил Роксан. Ожесточенно потер лицо, запустил пальцы в волосы, вытягивая заколки.
Он все равно был на себя не похож. Роксан О’Тул — идеально одетая сволочь, которая стоит так, словно палку проглотила, и смотрит на тебя сверху вниз с презрением. Даже если из хвоста выбивается прядь, падая на лоб, кажется, что это специально сделано, как на портретах придают живости образу. А сейчас. Полуголый, в широких серых штанах и высоченных сапогах — птицы, они же вдобавок на немаленьких таких каблуках! Как он по крыше в них скакал? Как вообще. Все.
Слова закончились уже даже в мыслях, Кит просто смотрел и пытался решить, что ему больше хочется: вцепиться в брата, которого словно впервые за пятнадцать лет увидел, или ударить его. Джейн! Ольга! Роксан знает про Ямба, значит, тоже работает на тайную службу, и Кит ничего про это даже не слышал?!
Решать ничего не пришлось — вернулись Обри с птицей. Девчонка выдохнула, вытирая текущую из разбитого носа кровь:
— Упустила, до улиц Циркачей бежала, но их там ждали. Что вообще…
Не договорила, замерла, уставившись на Кита. Он ответил:
— Музыка. Птицы знают, откуда тут маг!
— Не просто маг, — поправил Роксан. Голос у него был, словно они в дворцовых коридорах встретились! — Гений. Надо доложить Ямбу и выяснить, откуда он взялся.
— И дом О’Хили осмотреть, — напомнил Кит.
— Это ждет.
Негромко ухнул монах, Кит оглянулся к нему. Перевел взгляд на Обри, которая так и смотрела в упор, почему-то сжимая кулаки.
— Мы вообще на тайную службу работаем, — объяснил. — Ну и маги, так что лицом светить нельзя.
Что-то она ему смутно напоминала. Опять. Только одежда неправильная…
— Ты у О’Флаэрти работала? — спросил.
— Да, — ответила мрачно. Улыбнулась криво, одними губами. — И навела на него банду, да. Это Сид туда залез, договорился с Домовыми. Хороший куш.
— Зачем? — равнодушно спросил Роксан.
Киту было интересней, почему тогда ее нанял Ямб. Не может быть, чтобы шеф не знал, что в его собственном доме происходит! Намекал на что-то? Зачем?..
— Из-за тебя.
Кит удивленно посмотрел на уткнувшийся в него палец.
— Эй, а я-то тебе что… — и вспомнил. Был хреновый день. Хреновая неделя скорее, или даже больше, а шеф потребовал прийти. Кит приперся зачем-то в полдень, хотя было сказано на закате, поцапался с Меган, надеялся переспать с ней же, но она его отшила. Тогда он выпил еще, бродил по кругу в охотничьем зале, пялился на картины в дорогих рамах — вроде, и вычурных до отвращения, а вроде и красивых. Поцеловал какую-то служанку…
У нее тогда волосы были длинней. Он помнил, как зарывался в них носом, и как из-под кудрей выглядывали маленькие груди над стянутым до пояса платьем.
— Ты же не сопротивлялась, — брякнул, ничего не понимая.
Щеку обожгло резкой болью, голова мотнулась вбок.
— Ауч, — Кит накрыл горячий след пощечины. Обри стояла перед ним, сжимая кулаки, маленькая, яростная. Сколько ей лет? Ну не пятнадцать же, правда? Если ее к О’Флаэрти взяли, значит, все-таки взрослая. Просто выглядит так.
Совсем не в его вкусе.
— У меня остались шрамы от тех камней, — выдохнула тихим, дрожащим голосом. От злости? Ну сказала бы тогда, он бы подвинулся… Наверное. Все-таки пить надо меньше.
— Ну, извини.
Среагировал в этот раз быстрее, перехватил руку.
— За что?!
Монах закрыл лицо ладонью, потом взял Обри за плечо. Она вздрагивала. Тоже от злости, что ли? Почему, что происходит вообще?!
Обри швырнула ему под ноги кошелек.
— Можешь вернуть своему Ямбу или как там его на самом деле. Я не стану с тобой работать.
Как-то часто он смотрит ей в спину. Повернулся к Роксану.
— Ты что-нибудь понял?
Роксан убрал заколки в кошель, тряхнул головой, заставляя зализанные раньше волосы рассыпаться по плечам.
— Не имеет значения, — оперся о стену, начиная расшнуровывать высокие сапоги. — С музыкантом была Ида.
— Кто?
Брат посмотрел снизу вверх, кивнул чему-то, продолжая разуваться. Опять ужасно захотелось его ударить.
— Мы команда, — напомнил Кит сердито. — Обри — наша напарница. Нельзя ее бросать!
— Скажи это ей. Ида — наша сестра. Ты, очевидно, не помнишь…
Мама с круглым животом. Много смеется и всегда рядом, каждый день. Киту разрешают потрогать, а под кожей что-то шевелится. Страшно. “У вас будет сестра!” “А может, брат?” — ревниво спрашивает Рок. Мама смеется, гладит по голове. “Ваш папа все посчитал и уверен, что родится девочка. Такая же рыжая, как мы с Китом”.
Папа все время ходит с бумагой, что-то пишет. Это называется нумерологией. Папа архитектор, он строил Илату. Он верит в цифры больше всего.
Потом мама долго болеет. Кит ее почти не видит, а когда один раз спрашивает о сестренке, мама плачет и скоро уезжает. После этого она почти не бывала дома.
— Ребенок же умер, — сказал медленно. Вцепился в брата, тряхнул, повторил: — Она умерла! Я помню!
Лицо у Роксана было неподвижное, как на портретах.
— Отпусти. Мне надо снять сапоги Ольги.
— К птицам твои сапоги! Она умерла! Родилась мертвой, я теперь понимаю!..
— Она родилась живой, — брат все же отцепил Кита от себя, вернулся к своей сушью проклятой обуви. — Просто отец высчитал, что она будет бездарной. И заплатил повитухе, чтобы та сказала, что ребенок мертвый. Я видел бумаги и подслушал разговор.
— Не может быть. Папа бы не стал!.. — запнулся, тяжело дыша. Папа. Киан О’Киф. Всегда с пером, терпеливо учащий сына рисовать линии и завитки. Он когда-нибудь говорил не о магии?
Кит сглотнул. Спросил глухо:
— Что они собирались с ней делать?
— Не знаю, — Роксан не смотрел на него. — Я решил не ждать. Мы тогда в городе жили, если помнишь, так что я взял девочку и отнес в монастырь.
Кит сел на землю. Он не понимал. Не хотел понимать. Не хотел видеть, как ровно складывается картинка, щелкают кусочки головоломки, выстраиваются обрывки воспоминаний. Прошептал:
— Зачем? Ну не было бы у нее магии, ну и что.
— Не “и что”, — уверенно ответил Роксан. — У О’Тулов был родной сын, сбежал из дома в двенадцать лет, но его не стали искать, потому что он был бездарным. Гомер — сын Фэй О’Герман, но работает домоправителем. Бездарный не может наследовать фамилию и имущество одаренных родичей, заседать в совете, владеть землей в размере более трех государственных полей. Бездарный — прерванный род. Бездарный — пятно на репутации хуже бастарда. Конечно, тебе плевать, герб О’Киф все равно уже не отмыть после твоих выходок.
Кит все-таки врезал ему. Попытался. Роксан легко ушел из-под удара, остановился в шаге.
— На правду не обижаются.
Кит шагнул было вперед, нащупывая на поясе перо, выругался, вспомнив, что сломал его. Замер.
Роксан был каким-то не таким. Немного ссутуленная спина, босые ноги, голова опущена, вжата в плечи, но не испуганно, а как у барана, собирающегося боднуть несимпатичного наездника. Он был похож сейчас не на себя и даже не на Ольгу, а на грузчика со складов.
— Эй. Ты чего?
Роксан отступил еще на шаг, вынул из кошелька какие-то железные банки. Сел на порог дома Обри.
— На кой ты тут красишься?!
— Потому что Роксан О’Тул не может идти через город в таком виде, а вещи Ольги испорчены.
— Давай я на тебя портрет нарисую! Или тихо проберемся задворками до реки, умоешься, я за нормальной одеждой сбегаю.
— Нет, — он даже не задумался над предложением! — У Ольги есть приятель, Диллон. Грузчик, вышибала, как повезет. Живут вместе в заброшенном доме за стенами.
Большое родимое пятно на щеке. Брови гуще и темней, почти сросшиеся посередине. Лицо кажется шире. Накладка из бумаги, краска закрывает края, и вот уже тонкий нос становится кривым, много раз переломанным.
Кит помотал головой. Какая разница, как брат делает свои маски?! Ида. Сестра, которая, наверное, даже не знает, что она их сестра.
— Как ты ее узнал? — он еще надеялся, что Роксан что-то напутал, ошибся.
— Копия матери. Только глаза серо-синие, как у нас с отцом.
— Почему ты не сказал? — спросил наконец, поняв, что грызло с самого начала разговора. — Не мне, плевать на меня! Маме. Я был маленьким, но даже я видел, как ей плохо!
Роксан помолчал, заканчивая грим. Встал.
— А какая разница? Они в земле давно. У нас тут работа.
Кит моргнул. Перед ним стоял незнакомый мужик, даже голос у него был другим. Вскипело внутри, взорвалось:
— Прекрати! К птицам твои маски! Я спрашиваю Роксана! Почему ты не сказал?!
Все равно что со стеной говорить. Этот человек пожал плечами, развернулся, бросил:
— Я этому доложусь. Ямбу.
Кит вцепился себе в волосы, взвыл. Он думал, он хороший масочник? Вот, посмотри, как работают профессионалы! Ничего лишнего — ничего личного! Ничего прошлого. Ничего вообще.
Ты так не умеешь? На помойку тебя. Из-за тебя развалилась команда. Лучше бы герб разбили. Его все равно уже не отмыть. Мама бы никогда не позволила такого.
Нужно было выпить. Все равно от него никакого толку. Он всегда все делает только хуже.
***
там же
Далеко она не ушла, так, попетляла немного, села за чьим-то домом — кажется, Гарри, но ему уже все равно, как многим другим — уткнулась лицом в колени и разревелась, как маленькая.
Маги. Оба. Ей не понравилась Ольга, ей было плевать на Эдварда и Даниэле, но с Джейн она работала! Портниха была настоящей, ее семье, живущей к северу от Илаты, сочувствовали — калека-отец, болезненная мать, сын старается, но у него своя семья, а у Джейн жених умер во время засухи, и она теперь навсегда одна. Кто-то вроде бы даже ездил туда, говорил со всеми. Точно, Нэнси ездила. Ее уже не спросить. И что теперь, никому не верить?
И этот рыжий господин. Когда Обри решилась пойти в служанки, Молли предупреждала, что с господами нельзя спорить, надо отвернуться к стене и ждать, пока они уйдут. А Сид послушал, как ей это рассказывают, сплюнул. Сказал, чтобы если что, давала в морду, как всегда. Плевать, что уволят, они нормально раньше жили и дальше так же проживут.
Она так и собиралась. Не совсем понимала, что может случится, хотя Сид объяснял, но была уверена, что сможет дать отпор хоть даже магу.
Не смогла. Замерла в чужих жадных руках, как тупая зайчиха, прижала уши и не то что не ударила, даже не пискнула. Просто не смогла. Она вообще разозлилась только когда эта старая тетка, как ее, уже не вспомнить, рявнула в служебном коридоре, где Обри сидела в слезах, «Не стеклянная, не разобьешься! Отряхнись и иди напитки господам отнеси. Привыкнешь еще». Тогда Обри рявкнула в ответ, отряхнулась и ушла. К Сиду. Сказала «Найдешь, с кем на дело пойти? Богатый дом, я там все знаю». Он нашел. Он не только нашел, он вернулся тем же утром с разбитыми кулаками, целовал и шептал, что проучил этого господина.
Она радовалась, но скорее тому, что раз у Сида сбиты костяшки, значит, бритву он не доставал. За убитого мага всем трущобам досталось бы. За избитого тоже могло, но обошлось.
А теперь Сида нет. Никого нет, ни его, ни Макса, ни Молли, ни Нэнси, ни Гарри, только дети, с которыми Обри не знает, что делать, и Тара Бреслин, хозяйка мастерской. И денег не будет, потому что ну не может она работать с человеком, который сделал с ней это! Не может и не станет. Можно простить драку, даже кражу можно, но не это. Никогда.
Знакомые тихие шаги рядом, звуки мирно сидящей на тюрбане птицы. Обри прерывисто вздохнула, вытерла лицо о плечо.
— Я уже не с вами. Видел?
На колени упал кошелек, Обри уставилась на монаха непонимающе. Повторила:
— Я не с вами. Ты что, не понял?
Он жутко выглядел, когда улыбался. Провел по своему поясу — пустому. Это он не тот, ее кошелек подобрал, а свой отдал. Обри тут же протянула подарок назад.
— Я не возьму. Тебе ведь тоже нужно.
Монах опустился перед ней на корточки, достал бумажку. Обри следила, как он корябает слова палочкой, медлит, пишет дальше.
“Мне не нужно. Не на что тратить, незачем. У меня есть еще, я долго жил, и могу заработать. Я хочу сделать лучше тем, кто здесь выжил”.
Обри вела пальцем по буквам, шевеля губами.
— Так не бывает, — сказала.
Ястреб усмехнулся. Забрал лист, написал еще что-то.
“Ты сказала, узнала одного по одежде. Как ему разбили голову?”
— О дверь, — она содрогнулась, обняла себя за плечи, вспоминая. — Он лежал лицом в эту дырку, и там совсем ничего… Только кровь, кости, совсем все.
“Крови мало”
— А? — Обри посмотрела на монаха. — Там по всей улице были пятна!
“Череп разбили?”
— Ну да, там мозг тек…
“В доме он был?”
Она задумалась. Кровь была в комнате, где убили Молли и Нэнси. На пороге правда было чисто. Только на углу дома сзади были пятна. Точно, если бы там приложили головой, вышло бы именно так.
Дыхание сбилось, она впилась ногтями в ладони. А ну не реветь! Взрослая дура, нечего тут плакать. Поздно уже. Похоронили всех.
А у Сида рубашка была задом наперед.
Обри моргнула. Посмотрела на монаха.
— Он может быть жив?
Медленный, внушительный кивок.
Подскочила.
— Тогда он у Циркачей! Они на нас напали тут, мальчишка ихний! Точно, они хотели Сида нанять тогда, он отказался, и они из-за этого!..
Задохнулась от ярости.
— Пошли! Их район там, я знаю, как обойти.
Монах придержал ее за плечо, вывел туда, где сидели эти два господинчика. Подобрал с земли брошенный кошелек, сунул в руки. Обри оскалилась. Им настолько деньги не нужны? Ну и отлично. А ей пригодятся. Один спрятать в доме под полом, второй на пояс, напоказ. Если не получится пробраться тихо, то она Сида выкупит. Тут денег как с грабежа, и еще со скупщиком собачиться не надо!
Все получится. Обязательно получится.
***
республика Магерия, город Варна
15 Петуха 606 года Соленого озера
Когда после долгого бала и захвативших первый рассвет разговоров с подругами леди заказывает доставку завтрака из трактира, это никого не удивляет. Выбор разве что мог показаться странным — «Бараний рог» был далеко не самым престижным заведением, идти туда лично так и вовсе было небезопасно для репутации. Шелковая улица рядом, любая здравомыслящая леди обойдет подобное место за сто шагов.
Адельхайд лично и не ходила. А что в записку вложена вторая, никому знать не обязательно.
Поспать пока не удалось, так что голова болела, ныли натанцевавшиеся ноги, да и лицо отнюдь не сияло. Увы, у сорока лет есть объективные недостатки, а не только общественное мнение, что ты уже стара и надо замуж срочно, пока не стало окончательно и бесповоротно поздно.
Адельхайд сдержанно улыбалась в ответ на подобные восклицания, которых вчера пришлось выслушать немало. Тетушки начали петь о безвозвратно уходящем времени, когда Аде едва исполнилось двадцать пять. С тех пор «окончательно и бесповоротно поздно» было уже пятнадцать лет, и увы, женихов это ничуть не останавливало.
В дверь тихонько постучали. Три удара, долгая пауза, пока посыльный переминается с ноги на ногу, а Ада делает вид, что полностью погружена в неразобранные вчера визитки и ничего не слышит. Еще два тихих удара и один громкий — посыльный решился побеспокоить покой леди.
Отлично.
— Завтрак для леди Зальцман, — пискнул ребенок, закутанный в платок так, что не понять было, оно мальчик или девочка. Адельхайд улыбнулась.
— Спасибо, дитя. Заходи, мне найдется, что разделить с тобой.
Забота о нищих и убогих, все аплодируют и умиляются.
В комнате ребенок поставил поднос на стол, стащил тряпку с головы, оказавшись темноволосой девочкой, посмотрел деловито.
— Да, детка, я правда знаю Гирея, — улыбнулась Ада. — И даже знаю, почему его зовут Безродным, но только это очень большой секрет.
— Мне не нужны секреты, — девочка вытерла вздернутый нос рукавом. — Адрес дайте и приметы человека, и мы будем смотреть.
Адельхайд все же сначала достала из-под тарелки записку, прочитала.
Писать Гир стал заметно лучше. Неужели тренировался, находил время? Теперь это была уже не детская попытка повторить прописи, а вполне пристойный почерк. И ошибок не так уж много, хотя концепцию запятых не в качестве пауз в разговоре Гирей так и не понял.
Все верно, описать триверца и примерное место, где он живет, девочке, которая, как оказалось, откликалась на имя Циска. Ада подвинула ребенку тарелку.
— Ешь и слушай. Запомнишь лучше.
Гировы дети найдут жилье Фрица и Аластера если не к полудню, то к первому закату. Как раз когда те приведут себя в порядок после бала и отправятся изучать трактиры, которые Адельхайд вчера расписывала триверцу.
И наконец можно будет действовать.
Циска ела со сдерживаемой жадностью, раздирая руками копченое до расходящихся волокон мясо. Адельхайд, очертив круг поисков и для верности набросав лица Фрица и Аластера на листе, присоединилась к трапезе. Понюхала вино, коснулась губами, прислушиваясь к себе — разбавить могут все, и самой дешевой водой, но нет. “Бараний рог” держал свое слово, и по крайней мере ей вино приносили хоть и плохонькое, но не долитое. Спросила девочку:
— Откуда ты?
Циска посмотрела исподлобья, но вопрос “а вам какое дело?” все же не задала. Ответила:
— Здешняя. Родители уехали на заработки в поля и не вернулись. Нас с братом выгнали из дома. Он младше, поэтому я работаю за нас обоих.
— Хорошо, что ты попала к Гиру.
Девочка серьезно кивнула, облизала пальцы, спрятала за пазуху портреты.
— Спасибо, леди Зальцман.
— Ада, детка. Для таких, как ты, просто Ада.
Проводила ребенка с опустевшим подносом до порога, улыбнулась, закрывая дверь.
Эта девочка очень напоминала Гирея, такого, каким он был, когда они впервые встретились. Голодный, злой, решительный мальчишка, который схватил ее за руку и уволок с Шелковой, прямо из-под носа пары бандитов постарше, которые не то всерьез решили, что дорогое платье и вежливый отказ это такие способы привлечь к себе внимание, не то были достаточно пьяны, чтобы забыть, что надругаться над дочерью дожа верный путь на виселицу. Уволок прямо в “Бараний рог”, у которого тогда еще не было названия, но была та же хозяйка, сквозь пальцы смотрящая на чумазых детей, шныряющих по кухне, пока те не таскали со стола еду, не отработав ее.
Адельхайд тогда еще все знали только как юную леди Зальцман, и сокращали имя разве что в любимое матерью и старшим братом Адель. Для девочки, которая бегает по опасным кварталам и помогает банде подростков находить правильные цели, такое имя совсем не подходило, и они с Гиром придумали новое. Конечно, после того, как перестали шипеть друг на друга парой котов, несколько раз вместе спаслись от смерти, и подкинули страже улики против первого Адиного жениха, который по совместительству оказался убийцей Гирова хорошего друга.
Гирей Безродный, мальчик со шрамом от ошейника, сирота. Наверное, он тоже не ожидал, что так сдружится с девчонкой из богатых, и тем более что она поможет ему стать не просто лидером детской банды, но главным в немалом квартале.
Ада потянулась, оглянулась на окно. Солнца поднялись высоко, но весь золотой свет Варны гулял всю ночь, и можно было надеяться, что никто не пожелает нанести ей визит. А на вечер у нее были планы, которые подразумевали бодрость и собранность.
Южная Империя, город Пэвэти
15 Петуха 606 года Соленого озера
Канцелярша бегло просмотрела письма, соединила пальцы домиком.
— Вы уже знаете, куда исчез Текамсех?
— Он не выходил из дома и не мог покинуть его магией, — отчитался Сикис. — Полагаем, в доме есть тайный ход.
— Почему вы все еще не нашли его?
— Сейчас отправляемся на поиски, — оправдываться всегда бесполезно, он знал. Смотрел в стену и считал про себя.
Сушью проклятые письма! Нужно было отдать их потом, после выполнения задания. Но их увидели, Сикис подумал, что могут донести и стоит подготовить тыл.
Вот, подготовил. Теперь только стоять и молиться птицам, чтобы позволили довести поиски до конца.
— Вы взяли мага из Цитадели.
— Так точно.
Канцелярша еще несколько мгновений смотрела на него в упор, потом смахнула письма в сторону.
— Работайте, Сикис. Да славится Император.
— Да славится Император!
Перевел дух в коридоре, разозлился там же. Он работает и работает хорошо! Он, птицы возьми, имеет право не бояться.
Если бы не сестра, он бы и не боялся. Не было бы этого невидимого, но непробиваемого потолка, не было бы недоверия к нему. Он даже не знал тогда, от какого задания отказывается, просто действовал по правилам — сначала закончи текущее дело, потом берись за следующее. Но это посчитали слабостью.
Плевать. Он справится сейчас и все изменится.
Коляску Сикис взял сразу на троих, но вскоре пожалел об этом. Путь к баракам пролегал вдоль рынка, где на втором восходе творилось птицы знают что.
— Дорогу!
Дважды чуть не столкнулся с другими повозками, несчетное множество раз удержал коз, чтобы те не боднули полезшего под копыта прохожего. Одна польза в ворохе проблем — Сикис не сходя с повозки смог купить жареного цыпленка и тут же обглодать до косточек, наверстав пропущенный завтрак. Привстал, ища свободный путь, но заметил кое-что другое.
— Железные! Деревянные! Каменные! С клинком внутри! С головой козла! С роговой рукоятью!
Сикис подвел повозку ближе, шуганув носящихся с лотками детей. Изучил разложенный на циновке товар, спросил:
— Для человека на ладонь выше меня что подойдет?
— Для красоты, для опоры? — торговец, похоже, был из-за озера.
— Для опоры. Хромой, нога неправильно срослась.
— Ему бы к лекарю, — посоветовал торговец. — Сломать кость и заново сложить. А пока — на ладонь выше? Тогда вот эту или эту берите. Или эту, здесь если вот так ручку повернуть, вытаскиваешь и оп, оружие! Шпага, на севере все с такими ходят.
Сикис указал на простую гладкую трость:
— Эту.
Цена показалась разумной, как и советы, так что он решил заплатить. Положил покупку на дно коляски, тряхнул поводья.
— Пошли!
Солнца выжигали город, и Сикис, остановившись у трактира, зашел, взял кружку воды. Его уже ждали, девчонка мигом забралась в повозку, заняв любимое место впереди.
— Ой, трость! Это Отектею?
Сикис кивнул, посмотрел, как маг, замешкавшись, кланяется с негромкой благодарностью. Отрезал:
— Так будет быстрей и проще.
Он чувствовал себя неловко, хотя по сути ему просто надоело смотреть, как маг на каждом шагу привычно сдерживает боль. Но все же это был подарок. Когда Сикис в последний раз дарил что-нибудь? Кому?
Допил воду, оставил кружку на полке и сел рядом с магом на скамью. Эш свистнула козам, пуская бегом, коляску дернуло. Сикис откинулся на спинку, следя, как девчонка лавирует в потоке. Спросил:
— До надзора ты была возницей?
Она оглянулась, улыбаясь, как всегда.
— Нет! Просто путешествовала тут и там, — подвернула под себя босую ногу, серую от пыли. — Я из пустыни однажды пришла, из той, которая на юге. Впервые охотилась с племенем, как взрослая, и потерялась. Ужасно глупо. Но у меня папа был из Империи, так что я знала, что если идти на север, придешь к озеру. Вот я и пришла, познакомилась с людьми. Поселилась в Цитадели.
Ее руки словно работали сами, чувствуя, когда и что следует потянуть — или это козы, с таким трудом слушавшиеся Сикиса, сами угадывали, куда идти в потоке других повозок?
— Твоего отца угнали в рабство в последнем набеге? — уточнил он. Девочка кивнула.
— Ну да. Это по-вашему две засухи назад было.
— По-нашему?
— Ага, — она засмеялась, хотя Сикис в засухах совершенно ничего смешного не видел. — У нас засухи чаще. Но большую, когда все объединяются и идут на север за водой, я только одну застала.
— Ты участвовала в набеге? — заинтересовался Отектей.
— Нет, — расстроенно помотала головой она. — Меня не взяли! Я давно охотилась, но в племени считалось, что дети становятся взрослыми на шестнадцатые дни соловья. А в поход идут только взрослые.
Отектей невесело усмехнулся, Сикис сощурился.
— Ты тоже из кочевников?
— Да, — подтвердил маг. Рассказал без понуканий: — Изгнали, когда открылся дар, в племенах есть такая традиция.
— Разве у вас вожди не маги?
— Вожди?.. Искусные, те, кто прокладывают путь. Может быть, раньше были, но я никогда не видел, чтобы наша Искусная творила магию.
Истории о кочевниках были любопытны, но Сикис только кивнул, больше ничего не спрашивая. Они приближались к дому Текамсеха и нужно было сосредоточится на деле.
***
магреспублика Илата, город Илата
15 Петуха 606 года Соленого озера
За спиной шагал монах, на удивление тихо для его комплекции, и это здорово успокаивало. Даниэле шел следом за Обри, искоса разглядывал заричанку. Откуда она взялась? Джейн предупреждала о подруге, но что ей окажется Ольга, знакомая по трактиру, стало неожиданностью.
Этой наемнице еще там почему-то захотелось перекупить контракт, причем только когда Эдвард его уже взял. Почему? Что могло случиться в тот момент? Конверт она видела раньше, а тогда… Возможно, рассмотрела печать?
Допустим, и что? Там же даже не герб одной из семей был, а непонятные никому постороннему черточки — слоговый размер ямба и хорея, выстроенные в кольцо.
Маг она, что ли? Да вроде бы нет, на поясе только меч, видавшая виды железка. В Илате давно предпочитали что-нибудь более изящное. И заодно более длинное, конечно.
Впрочем, сейчас Даниэле полностью устраивала любая дружественная и вооруженная компания. Обри, похоже, втравила их в совершенно безумную историю — в мясницкой лавке Даниэле всерьез собирался драться, но, к счастью, обошлось. Принято считать, что все художники отличные бойцы, но птицы с две. Когда у тебя специализация портретиста, что использовать в качестве оружия? Разве что вспомнить полузабытые учебные натюрморты и нарисовать у врага над головой вазу!
С учетом того, по каким трущобам они сейчас шли, Даниэле был почти уверен — идея с вазами ему пригодится. Главное, придумать достаточно вычурную, чтобы не оказалось, что миру надоело воплощать такие банальные штуки.
Обри остановилась так внезапно, что Даниэле едва не налетел на нее. Хотел спросить, что происходит, но девочка вскинула руку, призывая к тишине. Он прислушался, различил только спор в соседнем доме, да далекий гам рынка. Оглянулся на Ольгу, та развела руками. Зато монах тихо ухнул, очевидно что-то понимая. Обри крадучись подобралась к углу ближайшего дома, Даниэле пошел за ней, тоже стараясь не шуметь. Хорошо, девчонка была совсем невысокой, даже под нынешней маской можно было смотреть над ее головой.
На пятачке, куда выходили глухие стены местных хибар, сидел человек. Даниэле моргнул, протер глаза. Картинка не изменилась — здоровый мужик тихонько хныкал и равномерно бил кулаками в землю. О мостовую он давно бы кости переломал, но и здесь это был скорее вопрос времени. Кровь уже текла здорово.
Снизу присвистнули, Даниэле опустил взгляд. Ольга тоже решила посмотреть, и почему-то не перебежала на другую сторону переулка, а опустилась на четвереньки, выглядывая из-за ног Обри. От глупости сцены стало даже как-то немного проще. Они втроем выглядывают из-за угла, как на шуточном рисунке, мужик бьет кулаками землю, ну что ж, случается.
— Эй, ты куда?
Но вот подходить к нему Даниэле точно не собирался! В отличии от Обри.
— Привет. Что у тебя случилось?
Захотелось повертеть пальцем в ухе. Он никогда бы не подумал, что эта сердитая девчонка может быть такой мягкой. Вот когда она попыталась схватить мужика в три раза крупней себя за запястья, это уже было вполне в ее духе. Ольга рванулась вперед прямо с четверенек, но защищать никого не потребовалось — мужик просто не заметил, что его пытаются остановить, силенок Обри явно не хватало. Подошел монах, и Даниэле решил, что пора тоже прекратить изображать осторожность.
Количество столпившихся вокруг зрителей мужика смущало не больше, чем вцепившаяся в него пигалица. Тревожно закричал ястреб на голове монаха, тот опустил большие ладони на макушку мужчины, перебрал пальцами по лбу, сжал, сдвигая кожу, провел назад, вперед. Даниэле смотрел, как на странную магию. Впервые подумалось — поэта бы сюда. Роксана, например.
Подавил истерический смешок, представив брата, ныне молодого господина О’Тул, всего в черном и с кружевами, посреди этих трущоб. С чего он вообще вспомнился? Шефа сюда надо, вот кого! Мигом прояснил бы рассудок этому безумцу.
Однако монах справился не хуже. Мужик дернулся, пытаясь стряхнуть ладони, поднял взгляд, наконец перестав колотить по земле.
— Зачем ты это делаешь? — первой успела с вопросом Обри.
Он посмотрел на нее, как баран на бойне. Даниэле всерьез ожидал, что мужик сейчас заблеет, и здорово удивился хоть и невнятной, словно у запойного пьяницы, но вполне человеческой речи.
— Плохие руки, — заплетающимся языком объяснил мужик. — Плохие руки…
— Почему руки плохие? — это уже Ольга, села рядом на корточки и заглядывает безумцу в лицо.
— Руки убили. Плохие руки! — возглас заставил отшатнуться, мужик опять с тупым упрямством впечатал кулак в землю.
— И теперь ты их наказываешь, — закончил логическую цепочку Даниэле, чувствуя, что такими темпами сам сойдет с ума. — Охренеть. А кого убили руки?
— Макса, — тихо ответила Обри, встав. — Сида. Молли. Бренду.
— Бренда-а-а, — завыл мужик. Брызнула кровь.
— Пошли, — резко сказала Обри.
— Эй, — Даниэле — Кит, от маски тут давно одно лицо осталось — схватил девчонку за руку. — Нужно помочь ему. Он же так калекой себя сделает!
— Пусть делает. Отпусти.
Он в самом деле отпустил, оглянулся неуверенно. Ольга хмуро смотрела на мужика. Сказала:
— Идите. Я попробую ему помочь.
— Ты же не собираешься его добивать? — уточнил Кит. Она словно через силу оглянулась, улыбнулась.
— Нет, ну ты чего! У меня способ примерно как у Ястреба, только если смотрят, не получается. Идите. Я сейчас.
***
там же
Напарники ушли, она подождала еще немного. Посмотрела на мужика.
Чем бы их ни сводили с ума, мясники говорили, это вроде дури. Значит, этот человек сам взял это и сам виноват в том, что с ним случилось. В каждой из смертей.
Так пусть осознает все ясно, а не винит собственные руки.
Перо выскользнуло из выреза рубашки, нырнуло в крохотный пузырек с водой. Замерло. Нужно было закрыть глаза, сосредоточиться, посчитать слоги. Прошептать стихотворение вслух, поправить. Лучше было бы с бумагой, но ее с собой не было.
Наконец получилось что-то относительно пристойное, такое, что мир должен был принять. Капли воды зависли в воздухе, словно размышляя, стоит ли воплощаться, потом все же исчезли.
Мужик поднял взгляд. Моргнул, глядя на наемницу. Завыл протяжно на одной ноте.
Перо и пузырек спрятались на места, Ольга вздохнула, тряхнула головой.
— Ну что ты смотришь, — спросила мужика. — У тебя дом есть, семья или еще кто. Не всех же ты убил. Вот иди, помогай им, а не вой тут.
Следить, что он послушается, не стала, зашагала вслед команде.
Ее ждали через два дома. Тут же спросил Даниэле:
— Ну что, получилось?
— Руки он разбивать перестал, — улыбнулась она, пожимая плечами. — А что дальше будет делать — это не ко мне вопрос. Может, в Илате утопится. Куда дальше идем?
— И много ли тут еще сумашедших? — дополнил вопрос Даниэле.
Обри вытерла кровь с подбородка — когда она успела так прокусить губу? — мотнула головой, но все-таки ответила.
— Идем туда, где эти плохие руки убивали. Сколько их, не знаю. Я тогда в мастерской была, у портних сейчас все время занято всегда из-за господского праздника.
Повела между домами в сторону старой рыночной. Даниэле пристроился рядом, тихо спросил:
— Ты магичка, да? Музыкантша, и нас прогнала, чтобы не беспокоиться о площади действия мелодии?
Ольга загадочно улыбнулась, толкнула напарника в тощее плечо.
— Много будешь знать — много будет бед, слышал поговорку?
— Не слышал, — смутился он. — Извини. Просто я подумал, если такие важные вещи друг про друга знать, работать будет проще.
Она фыркнула, на ходу оглянулась на Ястреба, прищурилась.
— Спорим, ты раньше наемником был?
Равнодушное, изуродованное шрамами лицо не изменилось, монах качнул головой. Подумал, положил ладонь в воздухе, второй ткнул намного выше нее.
— Что, бери выше? — угадала она.
— Магом? — тут же ткнул пальцем в воду Даниэле.
— Убийцей? — одновременно предположила Ольга.
Вот и гадай теперь, кому он кивнул. Не обоим же, магов в цергийскую гильдию не берут.
— То и другое по очереди? — фыркнула она, монах полез за пазуху, но написать ответ не успел. Обри остановилась в очередном узком проулке.
— Здесь, — сказала глухо, словно ей трудно было дышать.
Ольга огляделась. На земле и камнях еще можно было угадать впитавшиеся пятна крови, тонкая деревянная дверь ближайшего дома пробита насквозь. Обри с трудом сглотнула.
— Я пришла после работы. Еще на краю квартала все начиналось, кровь, раненые. Прибежала сюда, — шагнула к низкому порогу, погладила разбитую доску. — Это был дом Макса. Он с Молли и детьми приютили мою маму, потом не выгнали меня.
Отвернулась, прижавшись спиной к стене. Указала рукой.
— Его тело было дальше по улице. Наверное, пытался остановить тех, кто пришел. Сид выскочил на порог. Его головой пробили дверь, я его только по одежде узнала. Молли и Нэнси, ее старшая дочь, в комнате были. Младших они в подвале спрятали, их забрала потом Элис. У нее трактир, работа найдется и ложка каши тоже.
Она говорила и говорила, называла незнакомые имена. Ольга слушала, хмурясь.
Здесь убили стольких людей. Почему никто не остановил убийц? Почему на крики не пришла стража?
Потому что это трущобы. С трех сторон банды, с четвертой городская стена. Сосед держится за соседа и так выживают, но против толпы безумцев…
— Так не должно быть, — сказала громко. Ухнул сердито Ястреб, больно схватил за плечо. Расхохотался, захлебываясь смехом, Даниэле.
— И что ты сделаешь, чтобы так не было?!
— А все думают, разборки банд, — уже кричала Обри. — Посылают наемников, которых интересуют только деньги!
Ольга не запомнила, кто первым кого ударил. Поднырнула под кулак монаха, толкнула его в стену. Птица с клекотом вцепилась в волосы, пришлось кувыркнуться, чтобы сбить его.
Коса осталась на птичьих когтях, в одежду вцепилась Обри, тут же отлетела в сторону. Ткань треснула, вместе с рубашкой, рассеивая пух, шлепнулись на землю две подушечки.
— Роксан?!
Он встал, вытирая лицо: вода из спрятанного пузырька разлилась, повредила грим. Стучало в ушах — нет! Это чужая музыка лилась в них, злым частым ритмом ускоряя сердце.
Из ножен выдернули меч, Роксан не успел перехватить. Обернулся и замер.
Перед ним стоял невесть откуда взявшийся брат, указывал дрожащим острием в грудь.
Хлопнуть по плоскости лезвия, сблизиться, вырвать оружие, не встретив сопротивления. Ярость наполняла, требовала ударить, он вместо этого прорычал:
— Лучше бы герб разбили!
Уже однажды сказанное после совета, куда господин О’Киф явился в сопли пьяным.
— Так разбей!
Он едва успел отвести меч, чтобы бросившийся вперед Кит не насадился на него. Получил чувствительный тычок по ребрам, отскочил, разрывая дистанцию.
— Ненавижу тебя! — ударило вслед. — Лучше бы я умер, да?! Убей!
Музыка, значит, накрывают определенную площадь в прямой видимости мага. Роксан подхватил за шкирку Обри, кружащую вокруг Ястреба, швырнул как можно дальше в переулок. Увернулся от кулака монаха — почти, полетел на землю от силы даже вполовину смягченного удара. Откатился, рванул в сторону.
А вот и они!
На крыше виднелись два темных силуэта: худой невысокий мальчишка вдохновенно выводил мелодию, девушка рядом целилась из арбалета.
Ящик, бочка, пристройка, черепица. Болт свистнул над плечом, Роксан хотел ударить мальчишку, прервать нескончаемую музыку, но тот ушел танцевальным па, сосредоточенная девушка закрыла его собой.
Ее лицо. Широкие брови, линия губ, рыжие прямые волосы заправлены за уши, приподнятые уголки глаз…
Он слишком замешкался и пропустил толчок в грудь, успел только выучено отбросить меч, чтобы не напороться в падении. Удар о землю вышиб воздух, Роксан с трудом поднялся на локте. Увидел, как белкой взлетела на крышу Обри, взвизгнув:
— Это ты?!
Выругался за спиной Кит, спикировал на девушку ястреб.
— Ида.
Совпадение было невероятным, но оно было.
Встать оказалось невыносимо трудно. Роксан подобрал оружие, шагнул к дому, преодолевая даже не боль в избитом теле — апатию, давившую на плечи парой мешков.
Музыка. Просто сменилась музыка, эти двое сбегут под ее прикрытием, останавливать их уже поздно.
Не поздно!
Сумел взобраться наверх, вовремя — выдернул Обри из-под выстрела. Птица налетала на арбалетчицу, музыкант прятался за спиной, отступая. Роксан попытался достать его, но подвела черепичная крыша, провалившись под ногами. Еще одно падение и нежелание даже открывать глаза, даже дышать.
Это неправда. Это музыка. Он ничего такого не чувствует, он просто выполняет удачно полученное задание.
Разумных мыслей хватало, чтобы не желать умереть прямо здесь от личной беспомощности и общей бессмысленности бытия, но не чтобы преследовать кого-то.
***
Южная Империя, город Пэвэти
15 Петуха 606 года Соленого озера
Этот дом сразу показался ей красивым, уверенным и немного насмешливым. Он словно наблюдал за пришельцами глазами сильного, спокойного мужчины; позволял искать все, что им захочется, но настоящие тайны прятал всерьез.
Эш улыбнулась, подставив лицо солнцу под резным окошком. Боль никуда не исчезала, продолжая терзать сердце, но ей почему-то было радостно знать, что этот человек правда верил в свою страну. Текамсех Пустынник, охотник, палач, весь его дом говорил о любви к Империи и гвардии. Настоящей любви, а не прикрывающей страх ширме.
Когда человек что-то любит, его можно понять. Полюбить в ответ. И может быть, узнав больше о нем, поняв его сердце, Эш поймет, как можно любить этот жестокий край.
Сикис сказал, Текамсеха могли забрать подземники. Эш уже привыкла, что все здесь называют их так, а еще беловолосыми, альбиносами, шпионами, крысами. Почему-то она ни разу не слышала из уст имперцев название соседней страны.
Андаварудо. Словно перекатывается во рту глоток воды, теплой, чуть-чуть горчащей. Имя пахнет сухими травами, а еще сильней — камнем, влагой, горячим железом кузниц. Там, на маленьком клочке степи, отрезанном от нежилых земель за пределами Приозерья, жили совсем не так, как здесь. Наверное, поэтому и отзывались о них без дружелюбия.
Могли ли андаварудцы прийти сюда?
Эш не знала. Что-то мешало думать об этом, словно на стадо овец наталкиваешься, мягкое, теплое, но никак не пробраться сквозь него. Зато она поняла, где должна быть дверь. Топнула ногой, обошла очаг, разглаживая остатки пепла. Вынула камни обода. Под ними оказалась глубокая щель.
— Нашла? Молодец, — похвалил Сикис, плечом оттесняя ее. — Отектей, иди сюда.
Маг подошел, вместе они поддели люк тростью, наполовину сдвинули в сторону, открывая темный лаз. Дальше крышка почему-то не пошла, и ступеней видно не было. Отектей нарисовал огонек, уронил с ладони вниз.
— Неглубоко, — заключил Сикис. Кивнул Эш: — Проверь.
Она повисла на руках, спрыгнула в подземелье. Подняла голову:
— А что проверять?
Сикис фыркнул, не ответив, но уже через миг стоял рядом с ней. Оглянулся, поджал губы:
— Очевидно, это не подвал для воды. Отектей, — кинул вверх ключи. — Запри дверь и спускайся.
Ему будет больно, если он спрыгнет вниз. Эш хотела сделать ступеньку из рук, но Сикис отодвинул ее, коротко объяснив:
— Не удержишь.
Подставил плечо опорой для ног севшего на край мага, плавно опустился на одно колено. Эш подхватила Отектея под руку, помогая удержать равновесие, спуститься на каменный пол.
— Спасибо.
Сикис отряхнул куртку, с неудовольствием покосился на помятые перья. Эш склонила голову к плечу. Чем внимательней она смотрела на него, тем сложнее было разобраться, какой же он. Зоркий, умный, часто сердитый, иногда очень добрый и тут же снова недовольный. Почему? Не понять.
С люка вниз спускалась длинная железка, Сикис потянул ее вбок, наклонил, заставив каменную плиту со скрежетом сдвинуться, почти закрыв лаз. Отектей поднял огонек с пола, подбросил над плечом, и тот повис желтым крохотным солнышком, давая оглядеться.
Коридор был широким, Эш подошла к стене, погладила разноцветный камень. Из-под пальцев с шорохом посыпался песок, заставив отпрянуть, прикусить губу, сожалея о хрупкой красоте.
— Отектей, смотри, здесь рисунки.
Он подошел, приблизился огонек. Поправил:
— Раскрашенные барельефы. Многое долепили поверх камня, но смесь была плохая.
Сикис на стены не смотрел, изучая что-то на полу. Потребовал:
— Посвети.
На светлых камнях были ясно видны темные пятна — полосами, брызгами, каплями. Эш присела рядом, потрогала.
— Сухие.
— Конечно, им третий день уже. Отектей!
Тот замер в центре пятен, во вскинутой руке очень не хватало пера. Сикис медленно шагнул вперед, взмахнул ладонью. Тут же качнул головой.
— Шаг назад. Ты без пера, ты с саблей.
— Я не умею.
— Какая разница? Текамсех умел. Руку выше. Левую ногу назад.
Эш смотрела зачарованно. Они изображали сражение медленно, красиво, угадывая удары по следам на полу. На миг показалось, она видит, как это было, понимает, что здесь случилось. Вступила сама, обняла Отектея со спины, Сикис изобразил удар в грудь.
— Он спустился сюда сам, — заключил. — Возможно, что-то услышал. Его ждали и тут же напали. Пока один отвлекал боем, другой или другие зашли сзади.
Эш моргнула. Посмотрела еще раз на стену, где казавшийся прочным и целым барельеф потек песком под пальцами. На кровь на полу. На огонек над плечом мага.
— А так бы получилось?
— Конечно, — уверенно кивнул Сикис. — Даже лучший гвардеец не справится с несколькими врагами в темном коридоре. Видимо, была цель захватить его в плен. Осталось понять, в какую сторону они пошли.
Снова сел на корточки, изучая пол. Эш не знала, как можно увидеть следы на камне, но на всякий случай перебежала назад, разглядывая коридор с другой стороны от пятен. Не удержавшись, замерла перед барельефом, сцепив руки за спиной, чтобы случайно не потрогать.
Мужчина и женщина держатся за руки, лиц не нарисовано, но он весь светлый, волосы как лучи солнца, а она темная, словно ночь. Под ними два ряда фигур, шесть и еще шесть. Такие разные, темные, светлые, рыжие.
— Вряд ли они пошли бы в Цергию, — Отектей нарисовал еще один светильник. — Скорее в сторону своей границы.
— Несколько дней перехода, — напомнил Сикис. — Тащить раненого пленника так далеко рискованно.
— Но у него же не текла дальше кровь, — Эш указала на пол коридора. — Наверное, его сразу перевязали. Если дрались.
— Ты сомневаешься?
Он был похож на гремучую змею. Трещит предупреждающе — ближе не подходи!
Но Эш никогда не боялась змей.
— Барельефы очень хрупкие. Разве они бы не испортились, если бы тут дрались?
Сикис сощурился, прикоснулся к ближайшей стене, посмотрел, как тут же песком осыпалась краска. Было обидно, но Эш надеялась, что если этих рисунков много, то не будет очень плохо, если они немножко поломают один.
— Их граница в той стороне. Ищите следы, оба. Если ничего не будет, развернемся и проверим другое направление.
***
королевство Цергия, приграничная пустыня
15 Петуха 606 года Соленого озера
Он вышел к колодцу на втором восходе, когда пустыня начала разогреваться после ночи. Привычную картину каменного обода на фоне плавной линии холмов нарушал ком, который Рагнар сначала принял за принесенный ветром цветок пустыни. Однако, подойдя ближе, понял, что ошибся. Опустился на колени, распутал ссохшийся комок ткани. Один край подрублен, второй грубо оторван, кровь пропитала его пятнами.
— У беглеца ранена рука или нога. Он отрезал на бинт подол халата, а здесь, вероятно, промыл рану еще раз и сменил повязку.
Раньше ему не требовалось проговаривать вслух свои выводы.
Коснулся лежащего рядом ведра на веревке — сухое, хотя было в тени, значит, отставание пока не сократилось. Толкнул тяжелую крышку.
Здесь редко накапливалось много воды, и чаще всего беглецы выпивали всю, ничего не оставляя охотнику. Но нужно было проверить.
Опущенное вниз ведро едва намокло снаружи и ничего не зачерпнуло. Хорошо, значит, отставание не больше двух часов. Однако как раненый беглец сумел идти с той же скоростью, что и опытный охотник?
Линия песчаных волн, за которой он следил одним глазом, уже давно начала блекнуть, однако он все еще не отзывал птицу, и теперь был вознагражден. Мелькнула вдали черточка, Рагнар медленно опустил ладонь, упрощая приказ до жеста. Картина приблизилась, ясно обрисовалась линия следов, идущая по верху бархана. Вдали виднелся незнакомый ориентир, одна из руин, которых было много в пустыне. Рагнар поманил далекое творение ладонью, позволил связи ослабнуть. Без спешки снял и расстелил плащ, сел в тени колодца. Коснулся приказа на шее.
Он не желал ни о чем думать.
Посмотрел вперед, но птица была еще далеко, различить ее на фоне слепяще яркого неба было невозможно. Порыв ветра вонзился в кожу песчинками, заставив прикрыть лицо. Тут же что-то коснулось ладони, Рагнар сжал пальцы. Взглянул на нежданную добычу.
Лист бумаги. Ученик… Беглец рисовал что-то здесь и потерял эскиз?
Первыми в глаза бросились кудрявая шерсть и загнутые рожки. Бессмыслица. А вот общее строение тела, изгиб спины, длинные ноги действительно были удачной находкой. Копыта слишком маленькие, вряд ли подобное создание сможет пройти достаточно далеко по здешним пескам. Но все же это ответ на вопрос, как беглец смог увеличить разрыв.
Ответ, принесенный ветром. Рагнар оглянулся, зная, что один, но все же перепроверяя это. Однако до самого горизонта виднелись лишь редкие кусты и холмы. Да и кто мог бы последовать за ним?
Горестный птичий крик, на плащ рухнуло маленькое, тающее тело. Рагнар взмахнул пером, прерывая его бытие, тут же припал к ткани губами. Да, сейчас у него был полный бурдюк и фляга, но здесь нельзя терять ни капли воды. Иначе можешь поплатиться жизнью.
Понимает ли это беглец? Если он творит таких удивительных коз, его расход…
Тем проще будет его догнать.
Рагнар взглянул на рисунок еще раз. Если убрать избыточность и увеличить возможность идти по песку, это должно стать разумным вложением.
Маленькое копытное переступило изящными ногами, издало странный звук, не похожий на блеянье обычной козы. Без рогов его голова казалась неправильной, но внешний вид значения не имел. Рагнар набросил плащ на спину творения, сел, хлопнул по пушистому коричневому крупу.
— Вперед.
Ухватился за шею стремительно рванувшегося с места создания. Оно передвигалось длинными легкими скачками, вскоре Рагнар приноровился к ним, смог одной рукой высвободить хвост тюрбана, прикрывая лицо от песка, норовящего забиться в рот.
Солнца поднимались, превращая пустыню в пылающий очаг, но Рагнар упорно подгонял свое творение. Он знал, где беглец. Он надеялся догнать его на дневной стоянке.
И пусть все решится быстро.
магреспублика Илата, город Илата
14-15 Петуха 606 года Соленого озера
Ольга еще раз прошлась кончиком пальца по губам, придирчиво рассмотрела себя в зеркальце. Вот как так выходит — в баночке помада отвратительно розовая, не дать не взять свиная задница, а на лице смотрится нормально? Чудеса! Коса сильно растрепалась, на макушке торчали прядки. Ольга дернула одну, лизнула ладонь, пригладила. Расплетать это богатство сейчас, расчесывать, плести заново, да еще ж захочется не просто в три пряди, а рыбкой или еще как хитро… Нет уж, обойдутся прохожие и без лишних красот!
К тому же Джейн просила быть на рынке на первом закате. Тут уж не до косы, тут со всех ног бежать пора.
Наемница откинула волосы за спину, сунула зеркальце в кошель и, хлопнув дверью, умчалась из трактира, не забыв по пути запустить еще одной бусиной в хозяина. Выходило дороговато, но комната была слишком удобной, а местные не задавали вопросов, так что оно того стоило.
Обежать трактиры Джейн успела. Не все, конечно, но приличную часть тех, что брал продукты у людей с улицы, а те, где брали у банд, наверняка обойдет Обри. Оставалось только не опоздать на встречу, а то где потом она будет ловить внезапно свалившееся в руки дело?
Когда этот наемник купил контракт, поняла — обязательно надо его заполучить. И вот, все получилось само собой. Еще и работать предстоит с тем же человеком, забавно.
Она вывернула из-за угла, перебежала широкий каменный мост над рекой. Илата в Илате в Илате, у местных совсем нет фантазии — одинаково назвать реку, город и страну! Наверняка была какая-то красивая причина, но Ольга таким не слишком интересовалась. Причины — это скучно, а она хотела жить весело.
Рынок сворачивался, убирали последние товары, запирали сундуки, кто попугливей грузил добро на повозки и увозил на склады. По сравнению с утренней кутерьмой, тишь да гладь.
Девочку и монаха Ольга приметила сразу — они стояли у перил набережной, делили пополам орехи из кожаного мешочка, щелчками запуская скорлупки в воду. Наемник запаздывал…
Или вообще не собирался приходить. Ольга замедлила шаг, оглядываясь. Увидела шагающего к компании паренька, волосы в закатном свете полыхали багровым пламенем. Профиль почти цергийский, а уши топорщатся, как у сородичей самой Ольги. Рейнарец, что ли? Вместо Эдварда?
Ну-ну. Смешно выходит. Обхохочешься.
Она остановилась, закрыла глаза. Высокие сапоги обтягивали ноги, каблуки поднимали пятки над мостовой. Широкие штаны, заправленные в них, ложились складками. Короткий меч на бедре оттягивает ремень, свободную рубашку подпоясывает плетеная лента, завязана туго, узел давит под ребра. Коса за спиной привычной тяжестью, так что подбородок задирается сам. На лице белила и румяна, подводка и помада.
В ответ на привычные ощущения взбурлил внутри источник, вырвался, пробивая камни. Весело же! Дело, важно, люди? Весело!
— Хей, не уходите без меня! Ну да, чуть-чуть опоздала, ну и что?
— Ты кто? — мрачно спросила девчонка. Ольга улыбнулась широко:
— Ольга! Подруга Джейн, ей ехать надо было. Она ж в городе только раз в неделю бывает, такие дела. А я тут, и как раз хотела этим вашим делом заняться. На деньги не претендую, со мной Джейн поделилась. Эй, у вас вроде наемник еще должен быть?
— Я за него, — неловко улыбнулся рейнарец. — Даниэле, мы на набережной встретились, а потом он еще друзей встретил, ну и… Вот. Зато я картофелину нашел! Я уже рассказал Обри, там городские лодки на причале починены, и в одной картошка была.
Ольга цапнула улику, повертела в руке. Посетовала:
— Эх, писателя бы сюда. Допросил бы этот овощ на раз.
— Корнеплод, — поправил Дэниэле.
— Да хоть фрукт! У нас в свидетелях только эта штука, а толку нам от нее. Как от сырой картошки, да.
Оглядела всех, подытожила:
— Но ни у кого знакомых писателей нет, да? Вот сушь. Ну ладно, что там у вас по плану было?
Вместе с Даниэле посмотрела на хмурую Обри. Та переводила взгляд с одного на другую, потом мотнула головой:
— Я на это не подписывалась. Джейн я знала, на Эдварда согласился Ямб. Мне это все ни на полмизинца не нужно, у меня свои дела.
— Эй, а деньги для трущоб? Вроде нужны были, нет? И Ямб все равно просил выяснить про банды.
— Вы понятия не имеете, для чего, — рявкнула девочка. — Передел территорий?! Ха! Никому до нас дела нет, ни богачам, ни приезжим, так и не надо, мы сами разберемся!
Даниэле только моргал непонимающе, монах положил руку девочке на плечо, но она вывернулась, быстро пошла через мост. Ольга догнала, подлаживаясь к скорости.
— Эй, ты чего? Если у тебя беда, так скажи. Может, мы поможем.
— Мертвых воскресите?!
— Нет, — Даниэле догнал тоже, шагал теперь рядом, чуть задыхаясь. — Но поможем за них отомстить. Только скажи, кому.
— С чего вдруг вам мне помогать? — кажется, они ее только сильней разозлили. — Вы меня впервые видите, я вас тоже!
Ольга рассмеялась:
— Ну и что? Хочется, вот и все. Интересно же!
Поняла, что ее сейчас ударят, успела отпрянуть. Подошедший монах сгреб Обри в охапку, подержал, пока та не перестала брыкаться. Ухнул негромко, не то успокаивая, но то так странно пытаясь что-то втолковать.
— Эй, — Ольга окликнула девочку. — Извини. Я тоже теряла близких, просто давно, и с тех пор привыкла над смертью смеяться.
Обри мотнула головой. Сказала глухо:
— Хотите в трущобы идти — ладно. Я пойду тоже. Но помощь мне не нужна.
— Вы, — окликнули их. — Вы кто такие?
Ольга вскинула голову и выругалась сквозь зубы — они остановились за мостом, в нескольких шагах в глубину квартала. Для местных, яро блюдущих свою территорию, это уже было нарушением.
— Сейчас уйдем, — попытался было сказать Даниэле, но Обри сжала кулаки, вышла вперед.
— А вы кто? Это не ваш район!
— Пф, малявка, ты от жизни отстала, — добродушно сообщил крупный рыжий мужик. — Тут работаем мы, мясники. Четыре дня уже как.
Топор у него за поясом вполне годился для рубки не только разделанных туш, но Обри он, похоже, не слишком впечатлил.
— Вам никто не позволял! Это свободный район, наш!
Ольга пожалела, что не зажала девчонке рот и не уволокла к птичьей матери. Впрочем, с этой бешеной сталось бы насквозь руку прокусить и все равно ругаться.
Мужик прищурился на них, словно пытался рассмотреть в сгущающихся сумерках. Сплюнул.
— А ну-ка, малявка, пошли к старшему. Будешь с ним спорить, чьи это улицы.
— Деру, — прошептал было рейнарец, но монах удержал его.
— Поздно, — кивнула Ольга. — Не трусь, все нормально будет. По крайней мере, весело.
Он хохотнул, сильно напомнив Эдварда, Ольга покосилась на него. Смешно будет, если Джейн права. Очень смешно — ей. Но не у всех получается так смеяться.
***
там же
Обри кусала губу, во рту уже появился кровяной привкус. Страшно? Нет! Ей не было страшно. Она злилась так сильно, что ногти втыкались в ладони. Как они смели? Сушь, ладно, она знала, что по району шныряют Крысы, они всегда так делали. Пара зуботычин, и дети Рыжей понимали, что на чужие улицы лучше не соваться. Но Мясники! Это куда серьезней. С ними раньше говорили Макс или Сид. Теперь их нет.
Их провели дворами, как попавшихся воров под конвоем, вывели на Мясницкую, светлую от плошек с жиром. Здесь было чисто, тихо. Самый безопасный район западней реки — если прохожий не забыл заплатить, перейдя через мост.
Обри здесь раньше не была, только слышала. Она была девочкой с Пшеничной, дочкой красной юбки. Она одного из здешних мясников убила. Давно, но говорили, их старший никогда и ничего не забывает.
Хотя Сид же к ним ходил. Выходит, здесь не знали виновников? Или признавали право взять кровь за кровь?
Она не собиралась выяснять.
— Заходите, что ли, — буркнул конвоир.
Над головой скрипела вывеска главы мясницкого общества. Обри с силой толкнула толстую дверь, та неожиданно легко поддалась, распахиваясь, звякнул колокольчик.
— Кого принесло?
Очень высокий, Обри ему в пояс дышала. Кожаный фартук, заляпанные штаны, босые ноги. Даже на пальцах рыжие волосы.
Обри запрокинула голову.
— Нас не принесло, а пригласили. А район от Пшеничной до старой рыночной — наш!
Мясник развернулся неспешно, словно издеваясь. За спиной красовалась разваленная туша свиньи, мясной сок капал с тесака.
— А, Кудряшка, — губ за густой бородой было не разглядеть, но он что, улыбался? — Жаль ваших, хорошие были люди. Но район охранять буду я. Крысы или Циркачи мне под боком не нужны.
— Так их и не будет, если вы сами к ним по нашей земле не придете.
Он думал, если высокий и сильный, то может просто прийти и взять? Так Обри и позволила! Стиснула кулаки еще крепче, подстегивая себя, готовая ответить, но мясник помолчал. Вытащил табуретку из-под стола, сел.
— Кевин.
Обри не сразу поняла, что это он так представился. Нахмурилась.
— Вы мое имя знаете.
— Ты удивишься, девочка, но нет. Тебя, понимаешь ли, не все в городе знают, не того ты полета птица. Даже я не того и это понимаю. А уж твою компанию я и подавно впервые вижу.
Она обернулась, только сейчас вспоминая — ну да, наемники, дело, Ямб. Дернула плечами, назвалась:
— Обри. Это Ястреб, Даниеле.
Посмотрела на светловолосую наемницу. Сушь, она же не помнит ее имя!
— Ольга, — широко улыбнулась та. — Из Зарицы.
— И что вы тут делаете?
— Это наше дело!
— Кудряшка. Обри, — очень мирно начал мясник. — Ты у меня в гостях. Пока. Если хочешь отсюда выйти…
— Я шла по своему району, — голос звенел, но не срывался. — Ваш человек захотел, чтобы я к вам пришла. Кто кому оказал милость?
Табуретка ударилась в стену, разлетелась на части. Обри только сглотнула.
Она бы успела увернуться. Правда?
— Кевин, что у тебя опять, — из-за двери, ведущей в соседнюю комнату, выглянула пышная женщина. — Ой-ей…
— Ты вовремя, — мрачно сообщил возвышающийся над ними мясник. — Скоро их бы уже зашивать пришлось.
— Давай все-так без этого, мне и так работы хватает, — отмахнулась женщина, словно речь шла о том, чья очередь пол мести. — Ты Кудряшка, которая с Сидом ходила?
Обри кивнула. Женщина протянула ей руку:
— Жаннет, лекарка этих героев. Ты одна район не удержишь, если не мы, то Крысы или Циркачи придут. Но у нас было предложение, верно, Кевин?
— Верно, — мясник потряс головой, как собака, пытающася вытрясти воду из ушей. — Так, девочка. К нам от Циркачей какая-то дрянь сочится. Я им запретил торговать у нас, они вроде не нарушают. Но принимают у них, а идут потом к нам.
— Кто идет? — спросил Даниэле.
— Безумцы. Тихие в основном, но все равно радости мало. Некоторых потом отпускает. Других нет. Жаннет, сколько их уже?
— Пятого сегодня мальчики привели, — вздохнула лекарка. — Причем нашего! Что они брали, не говорят, только что было хорошо и еще хочется.
— Вот так. Уберете эту дрянь из моего района — буду за вашим присматривать, пока сами на ноги не встанете.
— Денег ни с кого брать не будете, — поставила условие Обри.
— Было бы что с вас брать, — хмыкнул мясник. — Договорились? Или давай уже сразу ты к нам в банду, чего воду в ступе толочь. Ты дурная, конечно, но это потому что малявка.
— Я дурная, — кивнула Обри. — И в банду не пойду. Мы находим, что продают и убираем это, вы охраняете Пшеничную от других банд и не берете за это охранные ни с кого.
Протянула руку первая, Кевин пожал.
— Отлично. Если кто из моих остановит, скажете “грачи город городят”. Будет значить, что вы свои.
— Грачи город городят. Запомнила. Тихой ночи.
— И тебе удачи.
Вышла. Посмотрела на свои руки.
На ладонях медленно разглаживались полукруглые следы ногтей. Пальцы дрожали.
У нее правда получилось? Их район будет свободен, как раньше?..
Ястреб обнял ее, Обри уткнулась в широкое плечо, судорожно всхлипнула. Получилось. Только если получится еще разобраться с непонятной дрянью, сводящей людей с ума.
Сводящей с ума?
Обри резко отстранилась, вцепилась в запястье монаха.
— Идемте. Мне надо посмотреть на одно место, — мотнула головой, решаясь. — И вам объясню, что здесь происходит. Вовсе никакой не передел, это он теперь только. Потому что у нас никого нет.
— Твою банду убили? — тихо уточнила наемница.
— Да какую банду! — Обри сердито отмахнулась. — Мы сами жили. Просто многих. Слишком многих. Я лучше там буду объяснять. Идемте уже!
***
Южная Империя, город Пэвэти
15 Петуха 606 года Соленого озера
Он должен был начать с площади, и так он и сделал. Вот место, где в последний раз видели беглеца, отсюда он мог направиться куда угодно.
У него было очень много денег. Что он купил на них?
Рынки в столице никогда не пустовали, менялись только лица. Охрана тоже, но сменьщикам могли рассказать о юном светловолосом маге.
Расчет оказался верен.
— Да, конечно! Теперь целая байка будет, — стражник опомнился, стал навытяжку. — Прошлая смена сообщала о похожем по описанию юноше. Он купил трех рабынь: чужеземную женщину и двух девочек из кочевниц.
— Дорого?
— Мне не говорили точно. Торг шел на том помосте.
Сколько у него осталось денег после покупки? Пошли ли эти женщины с ним?
Зачем он это сделал… Не имело значения.
Чужестранка — надежная примета для рабыни. Рагнар потребовал учетные книги, нашел запись о продаже. Девица Мадлен, магерийка, девятнадцать лет. Следом — девицы Чимэг и Ургамал, кочевницы, двенадцать лет.
Цены рядом с записями ясно свидетельствовали — все, или почти все деньги, что были у беглеца, он потратил здесь.
— Куда ушел после этого?
Никто не видел и тратить время на выяснение не стоило.
Стража на стене оказалась куда более ценным источником информации, особенно когда разглядела гвардейскую куртку и приказ.
— Да славится Император! Вы за беглецом? Простите, упустили, эта сушью взятая птица отвлекла.
— Нападала?
— Нет, только кричала. Все, кто рядом был, до сих пор слышат плохо. Маг сразу посреди стены возник и прыгнул вниз, вот между этих зубцов. Художник, чтоб его. Мы стреляли, но попали или нет, точно не скажем.
— Ясно. Да славится Император.
Рагнар шагнул в черную пустоту за стеной. Росчерк пера родил под ногами оперенную спину, но здесь оказалось выше, чем он думал, птица развеялась слишком рано.
Хрустнули кусты, Рагнар встал, отряхнул плащ. Оценил — он не первый сюда упал, иначе в одежду вонзилось бы куда больше колючек. Присмотрелся внимательней, коснулся пальцами темного в ночи пятна, нашел арбалетные болты. Большая часть вонзилась в землю — стреляли сверху, но два лежали отдельно. Древки еще были липкими от крови.
На крутом берегу тоже нашлись следы, похоже, беглец съехал по склону и преодолевал реку вплавь. Рагнар поправил сумку и пошел к причалу в стороне. Постучал в хибару рыбака.
— Да славится Император. Перевезите меня на тот берег.
Сухая старуха, чинившая сеть, встала, удержала за руку молодую помощницу.
— Да славится Император, — уронила сухо, выходя. Быстро отвязала лодку, придержала, давая Рагнару время устроиться на скамье.
Заплатить было нечем, но сейчас он выполнял приказ гвардии. А значит, любой житель Империи должен был помогать ему, ничего не прося взамен.
Старуха высадила его на пологом берегу ничейной земли и размеренно погребла назад. Рагнар смочил лицо и одежду в реке, напился из ладоней. Впереди ждала серая каменистая пустошь, тут и там поросшая колючками, а за ней желтые песчаные барханы, где не жили даже ящерицы. Пустыня была негостеприимна, и чем дальше, тем больше, но он знал ее. Он был уверен, что догонит беглеца, как много раз до того.
Первым ориентиром был колодец. Рагнар полагал, когда-то их выкопали вдоль всей границы пустыни, поэтому любой беглец, где бы ни началась погоня, всегда выходил к колодцу. Однако полагаться на это не следовало.
Творение было похоже на орла лишь в общих чертах, небольшое, но зоркое. Рагнар указал пером направление, зашагал сам — северо-восток, напрямую от реки. Моргнул, привыкая к новому зрению — левый глаз смотрел птицей из поднебесья, правый оставался человеческим. Теперь он мог заметить следы беглеца намного раньше, убедиться, что выбрал верное направление.
Они всегда бежали напрямик, и Рагнар всегда их догонял. Двадцать одно выполненное задание, ни одного провала — в пустыне провал был бы равносилен смерти.
Умирать Рагнар не собирался.
***
там же
Отектей думал, что долго не сможет уснуть. Думал, будет сниться пустыня, жажда, тот проклятый бархан, выскользнувший из-под ног. Пустой колодец, неряшливая перевязка. Одиночество. Как полз назад, беспомощный, словно раздавленная ящерица. Унизительные допросы.
Он провалился в сон, как в ловушку, и в ней была Цитадель. Та, старая, где на огромную крепость приходилось всего два десятка людей. Где он учился взахлеб, всему, и учил сам. Где его не боялись и не жалели, сначала все, потом она одна, которая брала за руки, даже когда Отектей только что смыл с них кровь.
Он проснулся, когда понял, что не может разглядеть ее лица. Церен, восточный род, значит маленький вздернутый нос, высокие скулы, вытянутые к вискам глаза.
Он перестал пытаться вспомнить, поняв, что скорее придумает ее заново, чем вызовет образ в памяти.
Побудка прозвучала очень вовремя, одновременно со звуком рога вошел монах, огляделся. Сикис шагнул ему навстречу.
— Письмо из Цитадели?
— От главы магнадзора Сугар, дочери Эрденэ, — кивнул монах. — Она прислала много голубей в ответ.
Передал кипу писем, откланялся и ушел. Сикис разложил бумаги по своей койке, бросил через плечо:
— Давайте быстрей.
Отектей уже был одет и подошел сразу, Эш присоединилась мигом позже.
— Ух ты, сколько! А почему?
— Потому что ваша Сугар — умная женщина и снимала с писем копии, — Сикис довольно улыбался. — Раскладываем по порядку, делим на трети, каждый читает свою часть.
Отектей развернул первое письмо. Ему досталось самое начало, Текамсех писал декану с вопросом, какая магия может влиять напрямую на тело человека. Ответ казался очевидным — никакая и ни при каких обстоятельствах, но во втором письме Текамсех сообщил, что декан, конечно, увиливает очень красиво, но ему все-таки нужна информация, а танцы он предпочитает в исполнении кого-нибудь помоложе, и приложил очень странный рисунок. Вроде бы человеческое тело, но искаженное, изломанное.
Эш заглянула Отектею через плечо, прикрыла рот ладонью.
— Так нельзя!
— Так еще и невозможно, — мрачно добавил Сикис, присоединяясь. — Он пишет, ребра не пилили, а вывернули. Хотя с другой стороны, писатель ведь любому объекту может приказать изменить форму.
— Любому неживому объекту, — уточнил Отектей. — Живая плоть магии неподвластна, это непреложный закон.
Разгладил лист, присматриваясь, перечитал. Текамсех утверждал, что таким образом людей убивали, а не изменяли мертвые тела. Декан ограничился небольшой запиской о том, что передает письмо девушке, занимающейся изучением истории, а второй ответ уже принадлежал руке Оуюн.
— Вряд ли это было его задание, — задумчиво сказал Сикис. — Это дела канцелярии, а не гвардии. В кабинетах работают они.
— Его команду чуть не убили, — голос у Эш дрожал, похоже, ее слишком впечатлил рисунок. — Конечно, он стал узнавать.
— Мы работаем не для удовлетворения своего любопытства, — отрезал Сикис. — Что у тебя в письмах?
— Оуюн писала, что находила в старых текстах записи о шестом даре, — добросовестно отчиталась Эш. — И они с Текамсехом думали, что это может быть.
— Разве не скульптура? — удивился Сикис.
— У даров нет определенной последовательности, — ответил Отектей, — но их пять. Рисование, поэзия, музыка, писательство, скульптура. Что может быть шестым, я не знаю.
— Это не ваш уровень доступа, — сказали за спиной. Сикис вскочил, поклонился.
— Да славится Император. Мы изучаем переписку пропавшего Текамсеха Пустынника, которого нам приказано найти.
— Вам всем? — короткостриженная женщина с алым поясом сложила руки на груди.
— Мне не ставили ограничений по использованию цитадельских магов, — быстро ответил Сикис.
— А она? — кивок на Эш.
— Из надзора, работает на тех же условиях, что и маг.
Офицер изучила их всех еще раз. Сказала:
— Вы обсуждаете то, что мало кто имеет право знать. Однако это связано с вашим заданием, и это уважительная причина. Вторая комната слева сейчас пуста. Займите ее.
В указанной комнате на столе еще лежали листы бумаги, силуэты птиц, ящериц и змей ясно давали понять, кто жил здесь до них. Эш осторожно сложила рисунки стопкой. Сказала рассудительно:
— Если он сюда не вернется, наверное, лучше забрать, — и спрятала в сухарку.
Отектей полагал, еще меньше надежды случайно встретить Рагнара в процессе работы, но говорить это не стал. Сикису тем более было все равно. Он закрыл за собой дверь, шагнул к столу, бросая на него только что распечатанное письмо.
— Пение. Текамсех написал, что это пение и что он лично слышал его. Если бы мне не поручили его найти, я бы предположил, что его убрала канцелярия. Потому что писать о таком в Цитадель, где письмо вдобавок скопировали…
Хмыкнул, видимо, не находя слов для точного описания своего мнения о подобном.
— Потом они еще переписывались, — Отектей указал на оставшиеся несколько писем.
— Не по делу, — отмахнулся Сикис. — Она с самого начала пыталась его соблазнить, а он игнорировал, даже манера обращений всегда подчеркнуто строгая.
— Она в него просто влюбилась, — запротестовала Эш. — И очень стеснялась!
Сикис фыркнул, сложил письма по порядку.
— Информации много, зацепок для нас нет, — подытожил. — Я сдам это канцелярии. Вы вдвоем идите в трактир. Встретимся там и отправимся к его дому.
***
республика Магерия, город Варна
14-15 Петуха 606 года Соленого озера
— Дож Сотни Фриц Ройтер и леди Адельхайд Зальцман!
Она улыбалась и кивала, встречая взгляды знакомых. Некоторые делали удивленные лица, другие сочувственные. Грета улыбнулась и подошла знакомиться с женихом.
— Господин Ройтер, я так рада! Адель много о вас рассказывала.
— Взаимно очень рад. Дож Грета Мейер, я не ошибся? Давно хотел выразить вам восхищение, отвести треть земель под лекарственные растения — это был очень смелый ход. И он, как я понимаю, окупился?
— Ну конечно, окупился, иначе как бы я позволила себе это платье! Адель, как тебе?
— Восхитительно, Грета, чудесно.
Платье в самом деле было прекрасно: серебристо серое, строгих линий, с темным узором вышивки на растительную тему. Пожалуй, даже немного слишком хорошо — затмевать блеском Зару не следовало. Хоть она и была пока лишь новой фавориткой мэра, Адельхайд по сплетням и одному взгляду поняла — эта едва поднявшаяся из цветочниц леди своего не упустит. А хваткость часто сочетается с отменной злопамятностью и мелочностью.
Адельхайд поэтому выбрала одно из любимых платьев прошлого года. С одной стороны, красиво, с другой точно никого не затмишь, а с третьей неплохая насмешка над собой — старой деве старые наряды. Здешнее общество любит такие шутки, когда они не касаются их самих.
Вот только почему Фриц тоже нарядился по прошлогодней моде? Конечно, его ногам облегающие штаны шли куда больше завоевывающих все и вся шаровар на южный манер, но Аде такое совпадение вкусов совершенно не понравилось.
— А вот и мой друг. Адель, позвольте познакомить вас — Аластер Макгауэр Нейл.
— Очень рад знакомству, леди, — триверец старомодно склонился к ее руке. Сухощавый, с немного слишком длинным лицом, светло-рыжий — в Магерии такими волосами могли похвастаться только дети. Флягу с пером он носил открыто, не стесняясь.
— Взаимно, господин Макгауэр.
Ее, конечно, тут же попросили звать его Аластером. Разговор естественно перешел на тяготы путешествия по озеру, маг с приятной насмешкой над собой описывал, как не мог заснуть, пока десять раз не перепроверил дверь и окно каюты, а потом для верности заткнул все возможные щели собственным гардеробом.
— И как, после этого вы сумели заснуть? — Адель, пожалуй, даже могла ему посочувствовать.
— После этого ко мне постучал капитан и сказал, что пора завтракать!
Слушатели, которых вокруг иностранного гостя уже собралось немало, рассмеялись, Аластер улыбался. Добавил:
— Поэтому на следующий день я поступил умней.
— Сразу заткнул рамы своими рубашками? — предположил Фриц.
— Ты слишком хорошо меня знаешь, чтобы угадывать! — притворно возмутился триверец. — Конечно, я так и сделал. Поэтому простите меня за этот костюм — мне пришлось одолжить его у Фрица.
— Увы, — серьезно кивнул тот. — Тебе куда больше идет северная мода, чем наша. Думаю, это естественно — одежда соответствует людям, которые ее придумывают так же, как обработка земли соответствует самой земле.
— О птицы! Леди, я заранее сочувствую вам и преклоняюсь перед вашим терпением — это человек сведет к севу пшеницы и стрижке овец любую шутку.
Адельхайд вежливо спрятала лицо за веером. К счастью, проверить, что она улыбается, а не кривится, было невозможно.
Объявили танцы, Фриц уверенно повел ее к Бальдвину, который даже здесь спорил над какими-то бамагами.
— А, Ройтер! Отлично, теперь у нас есть четверка. Зара, ты ведь знакома с леди Зальцман?
— Еще нет, но рада познакомиться.
Они обменялись реверансами, Адельхайд сделала комплимент прекрасной прическе, выполненной в удивительной, а проще говоря — чрезвычайно странной манере, получила в ответ восхищение смелостью в выборе нарядов.
Ей всегда казалось, что танцевать с людьми, которые злы на тебя, особенно интересно, даже когда это не было запланировано. Впрочем, судя по обрывкам разговоров, слова, которые сама Адель даже не посчитала бы шпилькой, просто слишком удачно сошлись со всеобщим мнением и обилием “комплиментов”, уже выпавших на долю Зары.
Танец действительно удался на славу, и вполне соответствовал высокому званию ведущей четверки, однако после него Адельхайд, воспользовавшись тем, что всем следовало поменяться парами и Фриц наконец отцепился от ее локтя, подошла к Заре.
— Дорогая, вы не могли бы подсказать хороших портных в городе? Вы правы, мне давно пора обновить гардероб и то, что я не планировала выезжать из дома меня совершенно не извиняет.
Живая заинтересованность и еще несколько вопросов в русле разговора позволили сгладить первое впечатление и заодно показали слабое место новой леди Варны — она очень любила учить и помогать. Адель в целом понимала Бальдвина — Зара была уверенной, весьма неглупой, с острыми клыками, которые изящно прятала за улыбкой. А волосы, ну что ж. Если родился с мелкими горскими кудрями, приходится как-то с ними жить.
Прошло еще несколько танцев, Адель позволила Фрицу найти ее, потом снова извинилась, удалившись к подругам. Грета подговорила балмейстера, так что следующий танец оказался чисто женским, и Адельхайд с удовольствием составила тройку с самой Гретой и юной испуганной девицей в розовых илатских кружевах. Зара танцевать отказалась, и, на взгляд Адельхайд, правильно — женские тройки были все-таки весьма вызывающими, а той, кто собиралась ворваться в высший свет за счет мужчины, приходилось быть сдержанной. Объявили тривез — симпатичный простой танец, пришедший из Тривера и разом захвативший все бальные залы.
— Окажете мне честь?
Они с Аластером сказали это одновременно, протягивая друг другу руки. Адельхайд не знала, что именно двигало триверцем — возможно, Фриц подослал друга побеседовать с невестой, но сама она отказываться от намерения потанцевать с ним не стала. Во-первых, тривез с триверцем — это должно быть любопытно. Во-вторых, танцевать парный танец с иностранцем — оказаться в центре внимания публики. В-третьих, она знала все фигуры наизусть, и танец превращался в отличную возможность поговорить без присутствия Фрица. Конечно, тот узнает в общих чертах о разговоре, но вряд ли ему будут пересказывать все, так что Адель надеялась, ее расспросы пройдут незаметно.
Да и расспрашивать не пришлось. Несколько фигур танца, восхищение Аластера тем, как прекрасно у нее получается, и разговор завязался сам.
— Фриц говорил, вы приехали недавно?
— Только вчера! Не спал всю ночь, так что, признаюсь, мечтаю сейчас только о кровати и подушке.
— Снимаете комнату в городе? На Северной всегда пустует несколько симпатичных домов, — принадлежащих лично мэру и сдаваемых за совершенно баснословные деньги, но это уже можно было опустить. Зато престижно, и все до последней монетки шло в казну.
— Я больше люблю гостиницы, — признался Аластер, — но Фриц убедил меня съехать. Теперь делю с ним симпатичную квартиру, всего в нескольких шагах отсюда. Правда, приличный трактир я здесь пока не нашел, может, вы подскажете?
— Конечно!
Она рассказывала об интересных местах Варны и даже улыбалась. Приятно говорить с мужчиной, который не считает, что ты не должна знать о том, где подают лучшие колбаски, и где варят единственное в городе стоящее пиво. Такие жили в трущобах, такие встречались за озером, но среди дожей Адельхайд ни разу не видела никого подобного, а семья, увы, была согласна только на дожа, причем из Сотни.
Впрочем, насколько она помнила правила именования в Тривере, Макгауэр — один из родов-советников королевской четы? Тогда, возможно, Аластер брата бы устроил. На миг Адельхайд всерьез задумалась, не попытаться ли соблазнить триверца — не то чтобы он был ей симпатичен, но по меньшей мере не раздражал, однако столкнулась с тем, что просто не знает, как. Да и слишком они с Фрицем дружили, даже на удивление. Такой не станет вредить будущему семейному счастью.
— Спасибо за танец, Аластер.
— Что вы, спасибо вам, леди! — он задержал ее руку в своей. — Фриц тоже любит этот город. Вы похожи, и я искренне желаю вам счастья вместе.
Адельхайд мило улыбнулась, позволила снова поцеловать себе руку и ушла к окну. Веер в пальцах треснул.
Похожи? Ладно, может быть. Но это не значит, что она собирается мирно обменяться браслетами с этим человеком! Умен? Богат? Их было пятеро, умных и богатых, и еще пять десятков, слава птицам, не получили благословения отца или брата. Они хотели ее купить, сделать залогом сделки, дружбы, приобрести, как картину, которая будет украшать холл.
Ада не желала быть чьим-то товаром. Ни за что.
республика Магерия, город Варна
14 Петуха 606 года Соленого озера
Мама говорила, утро для женщины — самое важное время. Если ты упускаешь время между восходами, если на первом рассвете тебя не дозваться, хорошей хозяйки из тебя не выйдет. И еще тетушки кивали, не выйдет, нет-нет-нет, никогда.
Адельхайд села на постели, блаженно потянулась, щурясь ярким пятнами света на стене, запустила пальцы в спутавшиеся за ночь кудри. Она ненавидела вставать рано. Когда в детстве ее поднимали, одевали и волокли сначала на чтение Птичьей книги, а затем на легкий завтрак, маленькая Адель попросту спала с открытыми глазами, не споря. Когда стали требовать вставать самой и еще делать что-то осмысленное, долгие годы ненавидела оба солнца разом за слишком короткие ночи. Потом мама как-то нечувствительно удалилась в монастырь, и вдруг оказалось, что всем плевать, когда ты просыпаешься. Главное — явиться к полднику в столовую, а уж это Адельхайд легко могла сделать.
В данном случае еще задолго до полудня наверняка принесут ворох визиток, которые нужно будет разобрать и решить, с кем разделить трапезу. Адельхайд выглянула в окно, убеждаясь — чувство времени не подвело, большое солнце медленно поднималось над городом, малое еще только выпутывалось из облачных одеял. Второй восход. По меркам ночных жителей трущоб, пора самого глубокого сна, но Адельхайд все-таки жила не с ними.
Она успела набросить домашнее платье и заканчивала прическу — ее необычно светлые для Магерии локоны приходилось укладывать даже когда в моду вошел образ милой пастушки, просто чтобы самой в них не путаться и ни за что не цепляться — когда в дверь постучали.
— Войдите! — последняя шпилька перекочевала изо рта в волосы, надежно закрепляя башню из трех тугих кос.
Как Адельхайд и ожидала, пришел посыльный. Следом потянулась целая вереница юношей и изредка девушек почти детского возраста. Гора визиток на туалетном столике росла с устрашающей скоростью, Ада не успевала писать ответы, когда дверь распахнулась.
— Адель!
Они расцеловались с восхитительной Гретой Мейер, взаимно рассыпая комплименты. Достаточно искренние, хотя девушка по непонятным причинам раздавалась вширь все сильней. Адельхайд ни разу не видела, чтобы подруга хоть что-то ела, и подозревала, что дело в семейном лекарем Мейеров, приучившим без того здоровое семейство пить не только простые ромашковые отвары, но и настойки личного изготовления, которые сама Адельхайд в рот бы не взяла. Увы, отношения с лекарем у Греты были сложные, запутанные, и в целом скорее любовные, чем рабочие. Вот и сейчас, когда Адель спросила:
— Ну, что Иоганн?
Подруга только взмахнула полной рукой:
— Ой, я раньше состарюсь, чем он соберется с духом начать разговор не о примочках и настойках! И птицы с ним, благодаря тебе я от мужчин не завишу.
— Грета, я вовсе…
— Да-да-да, бегство моего дорогого брата из страны и признание меня дожем земель Мейеров конечно совершенно не связано с твоей трагически разорванной помолвкой! — Грета устроилась на заметно маловатом для нее кресле, сложила руки на коленях. — Рассказывай, кто у нас новый безумец? Кого через месяц перестанут звать на балы?
Адель вздохнула, села напротив. Уточнила:
— Мне нужно ответить на эту кипу записок, ты позволишь?
— Выкинь их, — тут же потребовала Грета. — Все равно в ратуше с полудня отмечают день рождения Зары, новой леди Бальдвина. Даже если тебя не успеют пригласить, мне положен кавалер!
— Грета, я очень люблю тебя, — улыбнулась Адельхайд. — Но нас неправильно поймут, если мы придем вместе. Тем более, если ты так меня представишь.
— Ладно, ладно, пиши свои ответы, только расскажи! Ротбауэр? Кайзер? Ланге? Он красавчик, так что ты смотри, если придется отказать ему от дома, на тебя прекрасная половина не только Варны, но всей Магерии обидится!
— Ройтер, — сказала, краем глаза следя за подругой. — Фриц Ройтер.
— Ройтер? — Грета вытянула губы трубочкой. — Я такого не помню. Он разве из Сотни? Или Герхард снизил планку?
— Говорят, девяносто восьмой.
Грета подставила ладони под полные щеки, покачала головой.
— Нет, точно не помню. Ничего себе! Дож из сотни, про которого я не слышала ни одной сплетни. Должно быть, ужасно скучный, Адель, как тебе не повезло! Ну хоть симпатичный?
— Как девушка.
Грета скривилась — у них полностью совпадали вкусы в мужской красоте. Когда у Аберхарда Мейера обнаружилась такая младшая сестра, Адель даже всерьез раздумывала, не согласиться ли на свадьбу. Однако дружить с Гретой было определенно лучше, чем жить в одном доме. Она была слишком громкой, заполняющей пространство, как запах розовой воды. Одна капля чудесна, но купаться в таком не пожелаешь даже самому надоедливому жениху.
Фриц оказался как раз из таких. Гулял ведь всю ночь по городу, разве нет? Но визитка с весьма изящным, в этом не откажешь, приглашением на праздник — вот она.
— У тебя такое лицо, словно ты зеленое яблочко укусила, — заметила Грета. — Что, твой сладкий и безгрешный Ройтер прислал визитку?
Адельхайд кивнула, подумала и написала на обороте, что согласна и будет рада встретиться у ворот ратуши за час до полудня. Собрала все ответы, выглянула в холл. Мальчик, околачивавшийся у порога, тут же подбежал к ней.
— Разнеси адресатам за ближайший час, — Ада сдобрила поручение парой монет, и посыльный умчался.
Знакомое лицо. Вряд ли ребенок из Гирова квартала, но стоит запомнить.
Остаток времени предстояло провести за сплетнями, в которых Грета была прирожденной мастерицей. Если бы они еще касались жениха! Увы, звучало так, словно Фриц выскочил потешным монахом из коробочки, за один день успев влюбиться в Варну и узнать тысячу подробностей о ней.
Невозможно. Он входил в Сотню, он приносил на рассмотрение прожекты, да, отклоненные, но о них тем более должны были болтать! Если бы он не собирался на праздник, можно было бы расспросить там, но он будет.
Кстати, а куда он планирует деть мага? Приведет знакомить с обществом или спрячет козырь в рукаве?
Ада улыбнулась и решительно отодвинула остатки бумаг — магазины тканей, сластей и украшений не требовали серьезного внимания. А вот Грета могла вооружить подругу темами для беседы на весь прием.
***
магреспублика Илата, город Илата
14 Петуха 606 года Соленого озера
— Получается, влезли здесь так же, как к О’Флаэрти, — кивнул Эдвард. — Небось и у О’Хили тот же почерк будет. Пошли пройдемся до канала, могли же остаться следы.
— Нет, — малявка с неожиданно обширным воровским опытом уперлась. — Я в трущобы. Рыжая права, кто-то это покупал. Спрошу у скупщиков и в харчевне, дурацкое дело, что взяли только еду. Непонятное.
— Эй, эй, а встретимся мы потом как? — Эдвард едва успел поймать уже собравшуюся уйти девчонку за плечо. Тут же охнул, отпустил, когда в живот прилетел маленький, но твердый кулак.
Обри тряхнула рукой, посмотрела исподлобья.
— Не трогай меня.
— Ладно, — выдохнул он, потирая место удара. — Ну ты, однако…
— Я из трущоб. Встретимся на рынке на первом закате.
Тряхнула темной гривой кудряшек и ушла. Рядом с ней шагал монах и девочка, помедлив, вдруг взяла его за руку. Эдвард хмыкнул, выпрямляясь.
— Бодливая коза, а все равно домашняя. Так что, идем?
Джейн покачала головой, взглянув на небо.
— Извини, нет. Канал на тебе, а я схожу на рынок сразу и в мелкие трактиры. На продуктах не написано, что они краденые, могли продать и так.
— Одна, в трактиры? — с сомнением протянул Эдвард. — Может, быстро пройдемся до набережной, а потом вместе?
— Не одна, — качнула головой портниха. — С подругой. Думаю, она с вами и встретится, а мне нужно к родным. Я не живу в городе постоянно, только приезжаю.
— Слушай, я тут подумал… Ты тоже из трущоб, да? Или из крестьян?
— Да.
— А записку Ястреба слету прочла, хотя почерк у него чисто как птица когтем писала.
Джейн улыбнулась уголком рта.
— У меня к тебе тоже есть вопросы. Но лучше мы оба сохраним свои тайны при себе, ты так не думаешь?
— Э, нет! Мне с тобой еще работать!
— Не со мной. Я же сказала, мне нужно уехать…
— Еще хуже! С кем-то, кого ты пошлешь вместо себя. Скажи просто, откуда ты такая умная взялась? Может, я поражен в самое сердце, щас дело кончу, отмоюсь, побреюсь и свататься приду!
Джейн фыркнула, покачала головой:
— Не стоит. Ладно, если тебе так любопытно, я работала проводницей для леди Гретхен Хольцман, дочери магерийского дожа. Она жила в Илате несколько лет назад, сейчас тоже иногда приезжает. Если захочешь проверить, спроси о ней в Зеленом маге, это трактир в купеческом районе, она снимала там комнаты.
— Да ладно, я верю. Хочешь, я тебе тоже что-нибудь расскажу?
— Не хочу. Мне пора идти. Удачи, Эдвард.
— И тебе не хворать!
Он недолго смотрел в спину второй уходящей женщины, потом передернул плечами, прищурился в небо. Ох ничего себе, сколько времени прошло! Удачно они разделились.
Он едва успел нырнуть в темный тупичок, когда рваная куртка вместе с распахнутой рубахой и разбойничьим ножом испарились. На глаза упала рыжая прядь, Кит отбросил ее назад.
Ладно. Все равно Эдвард ему уже поднадоел. На кого бы поменять…
Знакомые маски так и лезли под перо: Шей, выдуманный слуга господина О’Киф, Келли, служанка О’Флаэрти. А нужно было что-нибудь попроще, лоточник там бродячий, крестьянин или рыбак. Вот, точно, рыбак! Приезжий, например кто-то вроде вчерашней рейнарки, только парень. В механизмах он разбираться не будет, конечно, но любить может всем сердцем. И уши с портрета того пастуха, который свиней на рынок пригонял, чтобы запоминались.
Взмахнул пером, рисуя импровизацию сразу в воздухе, очертил профиль, косицу, дурацкий упирающийся в подбородок воротник.
Теперь волосы падали из-за ушей. Цвет вышел странный, почти красный, но достаточно темный, чтобы на него все-таки не оглядывались, зато лицо, судя по ощупыванию, удалось на славу. А звать его будут, например, Даниэле, как того парня, приглашавшего всех стать его учениками на рынке.
Плечи стали уже, рост меньше, руки получились жилистыми и бледными. Как-то ты плохо на рыбака тянешь, Даниэле. Ладно, будем говорить всем так, а кто не поверит, тем выдумаем историю получше.
Он потоптался на месте, приноравливаясь к новому облику, зашагал к задним окнам, из которых, если они все правильно поняли по дорожкам в пыли, вытаскивали добычу. Заодно изучил свое блеклое, искаженное отражение. Остался в целом доволен.
На камнях следов, конечно, не было. Писатель мог бы помочь, но у них тоже получалось не всегда, и в коллегах у него, то есть, у Кита, таких мастеров было мало.
Он мотнул головой. К птицам коллег, работу и вообще жизнь господина О’Киф! Даниэле — старый друг Эдварда, встретились на набережной, взялся помочь, потому что интересно же. Вот, отличная деталь, любопытство. Надо запомнить.
Мостовая шла под уклон, канавка посередине пахла отнюдь не цветами. Раз Даниэле едва увернулся от выплеснутых из окна помоев и сильно удивился. Каналы же. Ну ладно, канализация не везде, но со второго этажа-то зачем?!
Небольшая пристань оказалась прямо напротив переулка. Сейчас на ней никого не было, зато через полосу воды сидели люди с удочками. Почти под самыми стенами дворца, надо же. Впрочем, чему удивляться — те районы, хоть и красивые, засаженные старыми деревьями, мало отличались от трущоб что достатком жителей, что безопасностью по ночам.
Пришлось сделать крюк, выйти на главную улицу и по мосту добраться до дворца, а там уже по узкой набережной подойти к рыбакам.
— Хорошего дня.
С ним поздоровались неохотно, Даниэле даже порадовался, что пришел без удочки — показалось, будь он соперником, совсем бы прогнали. Подумал и взял козла за рога:
— Извините, а вы тут всегда сидите? Неделю назад, например?
Рыбаки переглянулись, усталая женщина поправила упертую в мостовую удочку, подошла к нему.
— А чего спрашиваешь?
— Просто подумал, вдруг вы видели, — он сделал шаг назад, оправдываясь. — Где-то между сегодня и неделей назад с того берега канала увозили мешки. Дом ограбили один. И я подумал, вдруг вы…
— Так увозили небось ночью, — кажется, его ошибка смягчила рыбачку. — А мы тут только с рассвета бываем. Да и откуда ты знаешь, что прямо оттуда везли? Может, с какой другой пристани. Вот там, например, вечно лодочки свободные. Дырявые малость, зато хоть ночью отвязывай и плыви себе куда хош.
— Точно! Спасибо, я туда схожу. Вы очень, очень помогли.
На самом деле пользы от идеи с городскими лодками было немного. Да, угнать эту дырявую лоханку проще простого, они для того и стоят у причалов, чтобы не обходить птицы знают как, если из края каналов в парк хочешь попасть. Но везти в такой муку, сахар? Разве что бандиты заранее починили одну из лодок.
Похоже, правда починили, и даже не одну — Даниэле нашел сразу две в ряду прочих стоящих на причале, которые, судя по виду, протекать не должны были. Обыскал обе, разве что не обнюхал, и был вознагражден маленькой, закатившейся под лавку картофелиной.
Не то чтобы она что-то доказывала. Но определенно обнадеживала.
***
Южная Империя, город Пэвэти
14-15 Петуха 606 года Соленого озера
Эш отступила из проема, мотнула головой. Ну почему он их послушался? Конечно она знала, что Рагнар работает на гвардию, ей говорили, он даже убивал для них, ну и что! Его ведь могут наказать, помешать пойти за Эриком. Это ведь их птицы летали над городом, было светло, как днем, и сладко екало в животе от восторга.
Все будет хорошо. Нужно было в это верить и нужно было делать — то и столько, сколько получалось. Помогать тем, кому она могла помочь. Искать Текамсеха, потому что решила, что хочет его найти. Хочет посмотреть в глаза человека, ставшего для нее воплощением гвардии, воли далекого и страшного Императора. Куда он мог исчезнуть? Зачем? Как так вышло, что гвардия ищет одного из своих командиров?
Эш плохо помнила его лицо, потому что тогда не присматривалась. Но имя и прозвище не забылись. А еще голос. Мелодичный, красивый, как толстые струны чаранга, как звонкое эхо внутри барабана.
“Именем великого Императора, избранника солнца…”
Она шмыгнула носом, обнимая саму себя, опустила голову, чтобы косички упали на лицо. Когда же ей наконец перестанет быть больно? Когда эта рана заживет. Тело всегда можно было поторопить, попросить, но с такой болью Эш справляться не умела и приходилось просто ждать. Потому что когда эта боль кончится, она сможет выйти на дорогу, ведущую на север. Пойти по ней в Цергию, потом в Магерию, Рейнарию. Оттуда на восходящее солнце, в Тривер и в Илату, и снова на юг, уже по другому берегу озера, в Зарицу. Там она остановится, дойдя до границы, не ступив на земли последней маленькой страны, которую исходила вдоль и поперек еще до Империи. Станет на высоком берегу лицом к озеру и наверное, наверное сможет что-то сделать. Что-то хорошее.
Лишь бы не каждая страна оказалась хищной птицей. Ведь если Эш оставит каждой по кусочку своего сердца, не останется ничего. Как тогда она будет любить?
— Да уж, — сказал Сикис рядом. Гвардейцы возвращались в комнаты, обсуждая случившееся, кто-то предлагал делать ставки, через сколько дней вернется Рагнар. Эш подняла голову, увидела, как отстраненно смотрит в пустой проем Отектей, коснулась его ладони. Он вздрогнул, оглянулся резко, отнял руку. Сказал:
— Сейчас многие будут в таверне. Это не моя специализация и не мой ученик, но я могу рассказать об анималистике и Эрике, который, вероятно, нарисовал огненную птицу. В ответ можем попросить рассказ о Текамсехе и его делах.
Сикис кивнул, первым направился к дверям вместе с многими другими.
Эш нравился здешний трактир, немного похожий на столовую Цитадели, но веселей, громче. И кормили здесь намного вкусней. Сикис сел на подушку у стены, махнул Отектею рукой. Тот на миг замер, пожал плечами. Опустился с кружкой на середину ковра.
— Он не вернется.
Сказал вроде негромко, но услышали все, и замолчали разом. Принимающий ставки лысый мужчина поинтересовался:
— Это еще почему? И тебе-то откуда знать, ты вообще кто?
— Цитадельский маг, здесь по заданию. Я больше тридцати лет жил под одной крышей с Рагнаром.
— Пф, как будто это значит, что ты его знаешь! Я слышал, у него выполненных заданий как у опытного гвардейца, и почти все — поимка беглецов.
Отектей поставил кружку рядом с собой, вытянул больную ногу. Эш прикусила губу. Он же не собирается…
— Простые беглецы — это одно дело. Но если сам учил человека, и учил хорошо, он превзойдет тебя.
— Слушай, — раздалось из толпы, вперед пробралась полуседая женщина с круглым восточным лицом. — Ты же Миражист! Плащ теней, да? Мы работали вместе, Дэлбэ, помнишь?
Отектей кивнул. Он был такой напряженный, с закаменевшей спиной, и Эш казалось, он сейчас, как и она каждый миг, лезет пальцами в собственную рану. Эш только не понимала, для чего. Чтобы потом расспросить о Текамсехе? Разве нельзя было сделать это иначе? Или ему, как ей, зачем-то это было нужно? Но что бы ни случилось с ним, это было очень давно, неужели его сердце так и не зажило с тех пор?..
Эш понимала, что да. Как его нога, которая навсегда осталась хромой, внутри он тоже был хромым. На месте ран не бывает обычной кожи. Там остаются шрамы, болезненные или бесчувственные, но всегда другие.
Неужели с ней будет так же?
Она привстала уже, чтобы подойти, обнять, но остановилась.
Наверное, он не обрадуется ее пониманию. Так же, как каждый раз отдергивает руки, словно ее прикосновение причиняет ему боль.
***
там же
Сикис глотнул еще кислого молока, наблюдая за сценой. Маг в самом деле завладел общим вниманием, его слушали, с ним говорили. Еще и старые знакомые нашлись, которых после можно будет расспросить подробней.
Пока говорили о совместных делах, об анималистике и учениках, с которыми всегда одна морока. У гвардии, предпочитавшей брать своих новичков детьми, оказалось много общего с цитадельским обучением, но разговор, перейдя на отдельные случаи из жизни, постепенно начал рассыпаться. Отектей заметил, сумел ухватить ниточку вопроса — что у него сейчас за задание. Ответ вернул потерянное было внимание.
— Пустынника? Из Золотых орлов, серьезно?
— Нашего командира, вы?
Подсел ближе молодой гвардеец, наклонился, внимательно изучая Отектея.
— Кто поручил?
— Канцелярия, — отозвался Сикис со своего места. — Задание дано мне, я собирал команду.
— Вот сушь, — гвардеец провел по волосам ладонью. — Я думал, у него отдельное задание или что-то такое. И у нас дело, я его бросить не могу. Меня зовут Шиай. Если получится хотя бы посоветовать что…
— Расскажи про Текамсеха, — попросила Эш. — Куда он мог деться?
— Да никуда, — Шиай передвинулся уже к ним. — Скорее его подземники достали, он вечно с ними танец с саблями отплясывал. К нему в группу попасть — это было птичьим везением, один из лучших командиров же. Никогда новичков не подставлял, только если вообще выбора не было. С тех пор, как я пришел, у нас только трое выбыло, один из них даже не посмертно, просто без пальцев остался.
Этот Шиай был лет на десять моложе Сикиса. Судя по перу и фляге — маг, а судя по складной речи и обожанию в глазах, в группе был уже не последним человеком. Такой долго в рядовых не задержится, может, пропажа командира в итоге окажется мальчишке еще и на руку.
Раздражение клокотнуло в груди, заставило перебрать пальцами по коленям. Плевать на чужую карьеру, надо собственную строить!
— С кем-то конкретным отплясывал? И как, сам, или с вами всеми?
— Со всеми, конечно, — гвардеец, похоже, даже обиделся. — Но говорил, все началось еще когда он одиночкой был. А с кем — угадай.
Сикис сощурился. Угадать? Из подземников? Не так уж много имен было известно из тех, кто еще не ушел к птицам с имперских площадей.
— Каам? — предположил, припомнив листовку в штабе. Этот подземник, прежде притворявшийся простым торговцем, которого не пугали пошлины, несколько лет назад вытащил шпиона едва не из-под пера палача. Ходили слухи, что с тех пор его видели еще несколько раз, хоть и не при столь впечатляющих обстоятельствах.
— Бери выше!
— Ну не с Кровавой же!.. — сказал и запнулся. Шиай кивал так, словно не было ничего обыденней, чем командир группы, ведущий личную дуэль с мрачной гвардейской легендой. — Говорят, те, кто ее видел, не остаются в живых.
— Говорят, озерная вода сладкая, — фыркнул гвардеец, не то гордый за командира, не то просто довольный удивлением собеседника. — Я сам ее видел, хоть и замаскированную, трижды упускали на рынке. Потом еще…
Запнулся, замолчал.
— Потом командиру отдельное задание дали, я не знаю подробностей, и вряд ли имею право говорить о них. Я потому и не удивился, когда он на сбор не пришел. Не в первый раз так: он ведь лучший, а мы умеем справляться сами.
Сикис молча слушал. Думал: чтоб мне живым к птицам попасть. Стоит ли того командирский пояс, если на пути к нему может оказаться Кадо Кровавая, сушью проклятая легенда? Сикис о ней только истории слышал, и очень надеялся, что они приукрашены. Хотя бы в той части, где говорится, что эта женщина, убившая своими руками едва ли не треть армии во время войны, еще и слепа. Потому что так не бывает. Не может быть. И Сикис не хотел расставаться с этой надеждой.
Однако если дело не в подземниках, то в чем?
А например, вот в чем.
— Чем вы последним занимались? Может его исчезновение быть связано с этим?
Шиай покачал головой, но все-таки начал рассказывать:
— Вряд ли. Обычное дело — цитадельский парень получил разрешение на путешествие, был у подземников, вернулся в Империю уже как их шпион. Мы его арестовали, получается, сколько, месяц назад, меньше?
— Три недели, — подсказал Отектей. — И два дня, насколько я помню.
— Ну да, вы же оттуда. Вот и все. Допрашивали его долго, правда, нам уже другое задание дать хотели, а мы все с ним возимся. Текамсех один заканчивал, все как обычно: получил признание, казнил на площади. У командира специализация боевая, так что помощь не требовалась. К нам вернулся, помог закончить дело — за одной бандой гонялись, что в трущобах залегла. Угнали армейского голема, так что послали нас, а не кого попроще. Мы их в драке положили, иначе не выходило. Пересчитали по приметам, точно всех, да и они просто грабителями были, такие мстить не станут.
Сикис кивал, слушая. Уточнил на всякий случай:
— А голем?
— Требовали доставить в целости, — Шиай скривился как от зубной боли. — Мы их тихо окружили, заняли точки для броска и меня послали жезл управления перехватить перед дракой. Только у меня специализация совсем не та, прятаться не помогает. — Помедлил, потирая ладони. Добавил спокойно: — Я бы там умер, если бы не командир. Когда меня заметили, он накрыл стоянку песчаной бурей. Иллюзия, дышать можно, а мы тренировались без зрения обходиться, так что справились. Жезл отдали канцелярии, голема даже исправлять не понадобилось — он слушался того, кто держит палку, и все.
— Ясно.
Разбойники в самом деле отпадали. Сикис поблагодарил неожиданного информатора, повернулся к Отектею.
— Что за парень из Цитадели?
— Айдан. Музыкант, уезжал на год для поиска шедевра. Вернулся даже раньше срока, сдал экзамен декану.
— Что именно?
— Не знаю. Я художник и предпочитаю не заниматься с детьми.
— Мог кто-то за него отомстить?
Отектей покачал головой.
— Даже если бы кто-нибудь хотел, они все в Цитадели.
— Мог завести друзей в путешествии, — заметил Сикис, но тут же сам оспорил предположение: — Прошло не так много времени, чтобы из-за озера узнали, что он казнен, да еще кем именно. Гвардия легко говорит с гвардией, но не с чужаками.
Ущипнул себя за нижнюю губу. Мысли вертелись в голове маленьким смерчем, обрывистым, полным мусора. Что-то то и дело выпадало из потока, продолжалось заново. Отектей прикрыл рот ладонью, Сикис зевнул тоже. Решил:
— Спать. Утром проверим дом Текамсеха и округу на предмет выходов подземников. Похоже, в подозреваемых у нас только они.
Если он прав, командирский пояс ему обеспечен. Но Кровавая… Впрочем, не обязательно ведь лично с ней сталкиваться. Эту женщину вся гвардия годами не может убить, никто не осудит Сикиса за осторожность. А найти вход в крысиные ходы, следы в них — одно это тянет по крайней мере на похвальную грамоту.
Магреспублика Илата, город Илата
14 Петуха 606 года Соленого озера
Джейн не знала, как именно относится к богатому району, очерченному каналами и рассеченному посередине рекой. Он был красивым, да. Чистый, разноцветный, в ее жизни таких красок не было. Но восхищаться этим местом не хотелось. Даже ей, даже сейчас.
Сочувствовать ограбленным не получалось тоже. Здесь семья не обеднеет и на сотую часть, даже если все убранство дома вынесут — не трущобы ведь. Однако работать это не мешало.
Письмо, принесенное юной Обри, было воистину птичьим даром. Напарники… Впрочем, Эдвард скрывал куда больше, чем одну свою трезвость, и Джейн это вполне устраивало. Догадаться о том, что у немого монаха тайн не меньше, было несложно.
— Спасибо за помощь, — она кивнула слуге, провожавшему их по дому. — Можете вспомнить еще что-нибудь? Возможно, кто-нибудь слышал шум ночью, или до того кто-то подозрительный заходил, или вокруг дома крутились?
— Нет, что вы! Если бы мы заметили, сразу бы господину сказали. И чужих не заходило, только молодежь, друзья племянниц.
Джейн кивнула, а Эдвард вдруг вцепился клещом:
— Кто именно из молодежи?
— Ну, О’Фоули днем была, и Роша с Рисом точно, в смысле, молодая госпожа О’Келли и молодой господин О’Брайан. Вечером О’Киф пришел, они все вместе сидели. Утром еще юный О’Грэди заглядывал, на первом рассвете, до того, как хозяин вернулся. Увидел, какой тут разор и ждать не стал, откланялся.
Эдвард прищелкнул пальцами, но больше ничего спрашивать не стал, попрощался. Джейн дождалась когда они выйдут на улицу, спросила:
— Подозреваешь, кто-то из господ связан с кражей?
— Нет, ты чего, — искренне возмутился наемник. — Они бы не стали! Но говорят же, всех тянет возвращаться на места преступлений, а тут только эти приходили. Я и зацепился.
— Часто расследуешь что-то? — уточнила Джейн. Эдвард мотнул головой, смущенно почесал в затылке.
— Да нет. Чаще прячусь от расследователей, вот какой-то опыт и набежал. А ты?
— Никогда не доводилось.
— Брешешь! То есть, простите, врете вы, госпожа портниха. Или у вас прям талант, надо вас во главе стражи ставить, может, тогда она делом займется.
Джейн промолчала, следя, чтобы ни с кем не столкнуться в плотном потоке прохожих. Приподнялась на цыпочки, высматривая Ястреба — Обри маленькая, ее в толпе точно не разглядеть. Увидела у порога дома О’Германов, а еще через пару шагов и услышала — не немого монаха, конечно, а визгливые жалобы домоправителя.
Гомера знали даже те, кто с магическим семейством О’Герман никаких дел не имел. Громкий, въедливый, жадный, не любящий никого и ничего, кроме договоров и денег — так говорили о нем на рынке, часто даже не дожидаясь, пока тощая спина домоправителя скроется из виду. Джейн слышала эти сплетни не раз, а некоторые люди, которых она близко знала, общались с Гомером лично. Сложив же все услышанное нельзя было не признать, что хотя приятным человеком домоправитель не был, работал он на зависть многим.
— …десять куриц, пять индюшек, лукошко кизила, три круга сыра, два мешка сахара, мешок муки, полмешка картошки, горшок меда, и вдобавок эти варвары расколотили крынку молока! Сплошной убыток! Если бы Дара подписала хозяину переезд на территорию дворца, там бы такого точно не случилось! Я так и сказал молодому О’Рурку, когда он заходил, и вот, напророчил! Нет, это совершенно недопустимо! Посреди каналов, на самой центральной улице!..
— Они что, лично к вам на кухню влезли? — прозвучал сердитый голос Обри.
— Хуже! — возопил Гомер. Ему явно не хватало слушателя всю последнюю неделю. — Из чего теперь готовить нашу часть еды для праздника?! Целый мешок муки, три круга сыра…
— Да поняли мы, поняли, — замахал руками Эдвард, протолкавшись к снова заведшемуся домоправителю. — Десять куриц, пять индюшек и далее по списку. Дело птицы знает когда было, ты все равно уже заказал замену с рынка, хватит вопиять.
— Да вы представляете, какие сейчас цены дерут? И где мне, скажите на милость, доставать сахар?! Вы вообще догадываетесь, какой это убыток, ведь чистейший был, напрямую у Пола Доэрти купленный! До праздника никак не успеть, нет, никак.
— Нам плевать на господские кухню и убытки, — рявкнула Обри, которая, очевидно, выслушивала жалобы Гомера довольно долго. — Покажи, откуда забрали продукты, и займись своим делом наконец!
Гомер открыл было рот, но взглянул в лицо маленький портнихи и благоразумно промолчал, шагнул в дом. Было слышно, как он громко зовет слуг.
Выскочившая на порог девочка была не старше Обри, отчаянно рыжая и конопатая настолько, что светлой кожи было меньше, чем коричневых пятнышек.
— Вас на кухню проводить?
Едва дождалась кивка и зайцем помчалась вокруг дома, распахнула черную дверь.
— Вот! И ворота для бочек открывали, точно — дядька Эмби говорил, створку покосили, жуть, она теперь до конца не идет, в пол упирается.
Джейн вошла на кухню, вернее, на продуктовый склад первой, оглядела стеллажи и дверь внутрь дома.
— Дальше они не пошли? — расспрашивал тем временем Эдвард девочку.
— Не-а! Там замок висит — во! Гомер вешал, ключи только у него и у кухарки. Вот они и нагребли чего смогли. Я вот думаю, сами съедят или в какой-нибудь трактир продадут? Или на рынок и обратно Гомеру! А потом опять стырят!
Юная служанка прыснула в ладошку, Обри тоже ухмыльнулась. Ястреб, планомерно обходящий склад, ухнул, поднял кулак вверх. Джейн поспешила посмотреть, что нашел монах.
В углу между стеллажами просыпалась мука, в мелкой пыли отпечатались внушительные следы. Если присмотреться, белесые подошвы немало потоптались по подвалу, оставив явные тропинки.
— Эй, малявка, а что где лежало?
Подвал не вынесли подчистую, оставив все бочки и бутылки, и даже не прихватив висевшие под потолком колбасы.
— А это почему оставили? — тоже задался вопросом Эдвард. — Небось подороже индюшек будет!
Что-то написал на своем замызганном листочке Ястреб, протянул им. Джейн зачитала вслух:
— Запах. Все остальное пахнет меньше, а колбасы любой схорон провоняют быстро. Разумно.
— А куда потом пошли? — Вмешалась Обри. — Их было немного, иначе заметили бы! На повозке не уедешь, узко, на руках далеко не унесешь.
— Может быть схорон рядом, — у Эдварда загорелись глаза. — Есть тут нежилые дома поблизости?
— Ага, — служанка заскакала на месте, — есть! Идемте!
Гостевой дом О’Германов стоял в глубине квартала, углом к главному зданию. Эдвард присел было у двери, внимательно осматривая скважину замка, но тут же разочарованно отодвинулся:
— Чистый, царапин не могло остаться, даже если взламывали.
Фыркнула Обри.
— Чистый. Кто бы его тут чистил!
— Думаешь, воры? — скептически уточнил Эдвард.
— Конечно!
Джейн вздохнула, обратилась ко всем напарникам разом:
— Нужно попросить у Гомера ключи и проверить.
Спор ведь сам по себе ничем не помогал.
***
там же
Сушь, как же ее это все злило! Ну какая разница, кто что украл у господ? Зря она пошла, это никак не касалось ее трущоб. Деньги разве что, но да птицы с ними, важны сейчас не они, а время. Она и так слишком много потеряла.
— Вот!
Рыжая притащила ключи, оправила фартук, стреляя глазами в наемника. Дура. Обри забрала у нее связку, завозилась с дверью. Замок точно взламывали, зубцы стояли неровно, и ключ шел с трудом, застревая и скрежеща. Отмычками проще было бы, честное слово!
Оказалось, что еще и бестолку. Тут работали не дураки, постоянный схорон под носом у магов делать не стали. Хотя сначала, похоже, правда таскали сюда.
— Заносили через парадную дверь, а забирали через окно сзади, — подвела итог Джейн.
— Там уже и до канала близко, накидать все в лодку и до свиданья, — дополнил наемник. — Пойдем посмотрим, где грузились? И где они лодку могли взять, вдруг нанимали.
— У них, в отличии от тебя, котелок варит, — отрезала Обри. — Если время лишнее — хоть всех рыбаков Илаты расспрашивай.
Вышла из комнаты, в которой остались следы воровского склада, сунула служанке ключи. Все понятно уже…
Хотя нет. Не все.
— Как они залезли на склад?
— Ой, это же самое интересное! Дверь была заперта, там такой замок, в общем, если бы в него полезли, обратно бы его повесить не смогли, точно-точно! Окошек нет, ну ты сама видела, а ворота изнутри на брус были задвинуты! Представляешь? Наверное, у них маг какой-то был!
Джейн и наемник одновременно покачали головами:
— Не помогло бы.
Монах указал на ключи, Джейн уточнила:
— Разве что кого-то зачаровать и заставить принести ключи, да. Но магам в банде воров взяться неоткуда.
Обри просто пошла к еще открытому складу. Оглядела стену, замерла. Указала дрогнувшей рукой вверх.
— А это что?
— Кошачий лаз, — охотно ответила служанка. — Нет, ну в него точно бы никто не влез, он же крошечный!
Бросило в жар, Обри вцепилась себе в локти. Спросила глухо:
— Когда вас ограбили?
— Неделю назад! Почти, сегодня шестой день.
Этого не могло быть. Обри подтащила ящик к стене, забралась на него, дотянулась до лаза. На пальцах остался жир.
Она едва не оступилась, слезая, монах поддержал под локоть. Провел по ее ладони, начал копаться в сумке. Она перехватила его запястье. Сказала медленно:
— Залезли в кошачий лаз. Человек обмазал одежду жиром, чтобы лучше скользила, а потом открыл ворота изнутри.
Сердце колотилось в горле. Этого не могло быть. Никак. Кто-то другой научился, чужак, ребенок, да кто угодно! Наверное, Обри и сама могла бы купить на рынке жир, натереть им белье и проскользнуть в лаз даже поменьше размером.
Это был кто-то другой. Потому что шесть дней назад она копала могилу того, кто всегда работал так.
***
Южная Империя, город Пэвэти
14 Петуха 606 года Соленого озера
Отектей представлял, как именно рисовать огонь, чтобы тот обладал достаточной силой, хотя подозревал, что из-за отсутствия опыта потратит много воды. Однако магия не потребовалась — маленькая надзорщица в ответ на приказ Сикиса взмахнула руками:
— Ну зачем так портить дом! Вон же окошечко, давайте я попробую в него влезть. Он бы наружу так не смог, ну, Текамсех, он же больше меня, а я смогу.
Гвардеец хмыкнул недоверчиво, но согласился. Отектей подставил руки, помогая Эш забраться к проему, выпрямился по стене. Нога, утром почти не болевшая, сейчас решила отомстить.
Гвардеец заметил, конечно.
— Где продают трости? — спросил резко.
— Не знаю. Я вас не замедлю.
Получилось слишком похоже на просьбу не прогонять его. По сути, это она и была, потому что Отектей не мог сейчас отказаться от дела, цели, шума улиц вокруг. Настолько, что не знал, как именно поведет себя, если ему прикажут вернуться в Цитадель. Гвардеец, к счастью, продолжать разговор не стал, отвернулся.
— Ну? — спросил у дома. Девочка внутри отозвалась глухо, чихнула. Им пришлось прождать довольно долго, Отектей разминал ногу и боль, как ни странно, отступала. Наконец дверь распахнулась, чуть не снеся их.
— Получилось!
Эш на пороге сияла улыбкой. Впрочем, кажется, это было ее нормальное состояние.
— Потрясающе, — процедил Сикис, едва успевший отскочить от тяжелой стальной пластины. Отодвинул девочку, вошел. Отектей последовал за ним, остановился внутри, позволяя глазам привыкнуть. Сразу заметил ключи, висящие на вбитом между камней крюке.
Здесь было красиво. Колонны поддерживали свод, разделяя пространство на девять квадратов, справа тянулась уходящая наверх крутая лестница. Второй этаж не был сплошным, скорее напоминая круговую террасу, в центре оставалась пустота и свет из резной решетки потолка свободно падал на пол первого этажа. Отектей присмотрелся к узору, различил скрещенные саблю и жезл управления големами, зубцы крепости и распахнувшего крылья орла. Над всем этим, конечно, сияло солнце.
Герб Империи. Что еще может украшать дом гвардейца.
Прямо под решеткой оказалось кольцо маленького очага, в гостевом левом углу лежала циновка с парой подушек, нашелся небольшой запас еды и почти пустой бочонок. Отектей коснулся крана, понюхал ладонь.
— Что там? — окликнул сверху Сикис.
— Сорговая брага.
Дом не был бедным, но и богатым тоже не казался. Практичное, удобное жилье человека, который вряд ли привык подолгу отдыхать. И ни следа сборов или побега, ни одного намека, куда мог пропасть жилец. Разве что склад выполненных приказов, нашедшийся на втором этаже, мог помочь.
Гвардеец сел под герб разбирать их, Эш бегала сверху, принося в охапке пергаменты. Отектей поворошил золу в очаге — огонь погас давно, и не определить, когда именно, но…
В пепле почудился обрывок бумаги, Отектей, задержав дыхание, склонился над ним. Осторожно выдохнул, сдувая пепел, в руку вложили лист.
— Вытащи его.
Завести старый приказ под остаток сгоревшей бумаги, поднять, накрыть сверху вторым. Перевернуть.
— “С надеждой на новое письмо, Оуюн”, — прочитал из-за плеча гвардеец. — Наконец-то! Там могло остаться что-то еще, проверим.
Легкий пепел разлетался по каменному полу, они втроем аккуратно сдували его, разгребали пальцами, едва не просеивали. Нашлось еще несколько недогоревших обрывков, Сикис раскладывал их на гостевой циновке. Наконец очаг опустел, Отектей отряхнул руки.
— Оуюн, музыкантша из Цитадели, — гвардеец сказал это, словно зачитывал приговор. — Вы ее знаете?
Отектей постарался припомнить. Точно не из первых, пришедших в Цитадель. Учил ли он ее? Кажется, нет.
— Я знаю, — тихо сказала Эш. — Она разрешение на путешествие получила, долго магнадзор уговаривала. Уехала месяц назад.
Сикис поморщился, Отектей его понимал. Уехавшего из Империи мага попробуй найди, может хоть вообще не вернуться. Поэтому разрешения выдавали редко, при особых обстоятельствах.
Переписка с гвардейцем, видимо, была именно таким обстоятельством.
— Она давно ему писала?
Эш подергала себя за косички, мотнула головой:
— Не знаю. Письма Сугар получает и раздает, ну, глава магнадзора. По-моему, Оуюн всегда что-то получала.
Поедут снова в Цитадель, лично расспрашивать Сугар? Отектей взглянул вверх, убеждаясь — небо над крышей дома успело потемнеть.
— Напишем письмо, — решил гвардеец. — Утром уже получим ответ, для гвардии монахи постараются. Сейчас запрем дом и вернемся в казармы, переночуем, узнаем про его последнее дело побольше. Магией он отсюда испариться мог?
Отектей задумался. Начал медленно:
— Очень хороший писатель с большим запасом воды мог бы договориться с дверью, заставив ее открыться без ключа. Художник мог бы создать настил над порогом, который после растаял бы водой. Музыкант мог бы накрыть всю улицу рассеянностью, чтобы этого не заметили.
— Понятно, слишком сложно, — кивнул Сикис. — Скорее мы не нашли тайный ход. Завтра продолжим.
— Я могу нарисовать источник света, — напомнил Отектей.
— Я сказал, завтра, — нахмурился гвардеец. — Если мы найдем ход, по нему нужно будет пройти со всем вниманием. Сейчас мы уже никуда не торопимся — два дня прошло.
Эш кружилась на пороге, из-под босых ног взлетали облачка пепла. Отектей на миг засмотрелся — красивая картина, живой, текучий силуэт. Идеально для миража, и каждый увидит в тонкой фигуре ту, кого захочет.
Сикис заслонил проем, взял ключи. Нужно было идти.
***
там же
Малое солнце зашло вслед за большим, тесная комната окончательно заполнилась темнотой. Рагнар уже после первого заката не мог рисовать, и вместо этого лежал, сухим пером выводя в воздухе силуэты. Теперь он сел, взглянул сквозь резьбу выходящего во внутренний двор окна. В синем небе загорались звезды.
Он не ждал, что Эрик придет вовремя. Однако все сроки прошли, если они не покинул город до утренних сумерек, с них спросят. Значит, пора искать ученика. Рагнар вполне представлял, где тот мог провести день, и был уверен, что ночи хватит, чтобы прочесать все трактиры и бордели, которые могли заинтересовать мага, чьим творением впервые убили.
По бумагам на столе пробежало пятно алого света. На улице закричали.
Рагнар шагнул ближе к окну, пытаясь разглядеть происходящее. Недоверчиво отступил, рука сама нашла перо, воткнутое в пробку фляги. Выбежал в коридор, едва не налетев на других, спешивших из общей комнаты. Вместе со всеми оказался на улице, вместе со всеми запрокинул голову.
Он был огромен. Размах крыльев с площадь, клюв способен заглотить козу. Его клич оглушил, отозвался в ушах пронзительной болью. Всполохи пламени танцевали вместо оперения, и город был освещен им, словно новым солнцем.
А потом птица развернулась и спикировала вниз, словно ястреб, нацелившийся на незаметную в траве мышь.
Рука опередила разум, в воздухе повисли капли воды, слились, вздрогнули, рождая краткосрочную, иллюзорную жизнь.
Черный ворон сшиб огненного ястреба в воздухе, взлетел выше, увлекая за собой. Рагнар стоял на земле, замерев с пером в поднятой руке, и Рагнар дрался в небе, думая об одном — нельзя позволить им рухнуть на улицы.
Ястреб желал кружить над городом, кричать и налетать на чем-то не приглянувшиеся ему дома. Ворон сбивал его с курса, вниз падали искры и капли воды. Наконец удалось увлечь противника сражением, выманить за стены. Рагнар судорожно дернул руками — ворон вцепился когтями в грудь ястреба, заполошно хлопая крыльями. Он был меньше и слабей, он проигрывал, но и ястреб не мог удержаться в воздухе с таким грузом.
Плеснула граничная река, приняв оба творения. Рагнар покачнулся, тяжело тряхнул головой. Ему сунули флягу, из горлышка ударил в нос крепкий травяной аромат.
— Пей, маг, — велели. — Все выпей. Ты сильно потратился.
Он послушался. Зубы заломило, подкатило к горлу, но допить снадобье получилось. Запил своей водой, прополоскал рот. Смог наконец приглядеться к немолодой женщине, что его напоила.
— Спасибо.
Она дернула уголком рта.
— Да славится Император. Ты еще можешь пожалеть, что не умер здесь от недостатка воды. Это ведь твой шедевр?
— Ученика, — тихо ответил Рагнар. Губы онемели, разум пронзали искры надежды — полотно видели другие, могли воспроизвести, украсть, птицы знают, зачем!
Кривые когти, огненные перья, загнутый клюв. Еще и хохолок на голове, Создатель, кто же так рисует магию.
Только один человек.
— Господин, — рядом замерла девчонка едва по пояс Рагнару, протянула руку с кожаным тубусом. — Вам приказ.
Он кивнул, взял. Отметил равнодушно — как быстро принесли. Наверное, сегодня утром бумага уже была готова. Знали заранее? Подстраховались? Может, все-таки обман?
«Маг Эрик нарушил правила пребывания за стенами Цитадели и должен быть убит не позднее…»
Он знал — все справедливо. Эрик нарисовал птицу, натравил на город не просто так. Наверняка бежал под прикрытием, и несложно угадать, куда, если за стеной, рекой и пустыней лежит Цергия. Течет молоком и медом по представлению беглецов, которые никогда туда не добираются.
— Господин, — посыльная все еще стояла рядом. — Сначала вам велено прийти к командиру.
Рагнар кивнул. Он не проследил, он дал деньги, он ошибся. Удивительно, что ему лишь приказывают, и уже вручили задание, а не арестовывают и ведут на допрос.
Хотя зачем его вести. Он ведь действительно придет сам.
— Рагнар, — в дверях барака стояла смутно знакомая девушка с тысячей косичек, смотрела странно. — Ты же туда не пойдешь, правда?
Он качнул головой, повесил на шею тубус на шнурке, направился к козлятне. Нужно быстрее попасть к командиру и ответить за ошибку, иначе он не успеет догнать беглеца до границ Цергии.
— Рагнар!
Он работал на гвардию много лет. Он не мог не пойти.
На улицах было людно даже сейчас, когда огненная птица исчезла. Толпились у трактиров, переговаривались, смотрели в небо. Рагнар подгонял пару коз, стоя в маленькой, на одного коляске. Вот и главный дом гвардии, стены почернели от копоти. Теперь спрыгнуть на землю, передать поводья мальчишке.
— Где командир?
— Здесь, — отозвались из-за распахнутой двери. — Подойди, Рагнар.
Он вошел, поклонившись. Замер посреди зала, под взглядами не только знакомого офицера и его охраны, но и канцелярии.
— Вы знали, что он сбежит, — скучающе сообщила одна из синих халатов.
— Нет.
— Вы дали ему деньги, — заметил другой.
— Да.
— И?
— Я посоветовал ему пойти в таверну или купить себе что-нибудь, — отчитался Рагнар.
— Он лжет или он глуп, — канцелярша повернулась к командиру гвардии. — Как вы считаете?
Тот посмотрел на Рагнара в упор. Было так тихо, что можно было услышать, как одна из женщин постукивает по столу ногтем. Наконец офицер разлепил тонкие, будто ссохшиеся губы.
— Готов ли ты подтвердить свои слова болью?
— Да, командир, — ответил не задумываясь, как и было должно. Ритуальная фраза сомнения в докладе не всегда влекла за собой допрос… Но, очевидно, в этот раз будет иначе. Рагнар опустился на колени, одновременно разводя полы куртки и халата, сбрасывая их с плеч, обнажая спину.
— У него уже есть приказ, — заметил до того молчавший человек в углу.
— Рагнар всегда преследует беглецов, — ответил офицер. — Этого он так же догонит и убьет. Верно?
— Да, командир.
— Тогда пусть не медлит, — велела канцелярша. — Возьмите припасы в ближайшей казарме и вернитесь не поздней, чем через неделю. Да славится Император!
— Да славится Император.
Встать, привести одежду в порядок. Повозка. Казармы, окно, ведущее на склад.
— Погоня в пустыне, маг, — коротко сообщил выглянувшему интенданту.
Сумку на одно плечо, бурдюк с водой на второе. Дополнительная фляга, еще перья на случай потери или поломки. Плотный отрез ткани, плащ сейчас, укрытие днем. Тюрбан достаточно большой, чтобы не прогревался насквозь.
Теперь нужно было узнать, с какой именно стороны города выбрался беглец, и что у него при себе. Значит, ближайший к площади рынок и опрос стражи на стенах.
На этот раз девушка на пороге казарм не стояла. Рагнар был этому, пожалуй, рад.