Иван Стешкин вернулся в мэрию мрачный и молчаливый. Войдя в свой рабочий кабинет, он закрыл его с внутренней стороны на ключ, повесил плащ в шкаф для одежды и устало опустился в своё потёртое кожаное кресло и закрыл глаза.
Нахлынувшие воспоминания перенесли его в далёкий тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год. Тогда он – высокий стройный блондин в идеально сидящем по фигуре стальном костюме, начальник сектора гражданской обороны, лауреат премии «Конструктор года» – впервые переступил порог этого кабинета, предоставленного ему специальным распоряжением председателя Адмиральского городского совета Причерноморской ССР.
Первый рабочий день в новой должности. Он точно так же откинулся в этом, тогда абсолютно новом кожаном кресле, внимательно слушая идею сидящего напротив него друга, молодого югославского учёного Милоша Лучича.
– Квантовая ловушка, говоришь? – переспросил Иван Митрофанович. – Ты говоришь, что создал некий прибор, способный повлиять не течение времени внутри контура?
В просторном и светлом кабинете пахло свежезаваренным травяным чаем. На добротном дубовом столе, за которым сейчас сидели чиновник и изобретатель, стоял нержавеющий поднос с вычеканенными по краям якорями, на котором восседали фарфоровый чайник и две пузатые чашки с аляповатыми цветками по бокам.
Серб не стушевался.
– Да, Иван. Ты не ослышался. Только это не совсем прибор. Принцип «квантовой ловушки» может быть применим в разных приборах и разных сферах. Вначале я теоретически доказал возможность существования неких условно замкнутых областей пространства, в которых потоки квантовой энергии замыкаются в кольцо. Снаружи проникнуть внутрь такого кольца не должно составить никакой проблемы, а вот вырваться обратно будет непросто, поскольку внутри замкнутого квантового контура будут непрерывно создаваться вихревые энтропийные поля, мгновенно обнуляющие любые энергоёмкости, и, согласно теоретическим исследованиям, должны оказаться способными повлиять на течение времени внутри контура.
– Как воронка, направленная внутрь себя? – уточнил чиновник, разливая чай по чашкам.
– Не совсем так. Движение вещества в воронке центростремительное и с ускорением. А здесь подразумевается равноускоренное движение, не имеющее центрального вектора воздействия, – глаза молодого серба горели.
Глядя на него чиновник подумал, что, возможно, так же выглядел и Никола Тесла, рассказывая своим современникам о своих, казалось бы, сюрреалистических идеях.
– Получается, что движение внутри контура происходит по замкнутой орбите?
– Да, но только не по какой-то определённой, а по случайно сориентированным орбитам. Во время движения… даже правильнее сказать, во время «перемещения» есть вероятность спонтанного перехода с одной орбиты на другую, – изобретатель напротив него выражал уверенность в собственной правоте.
– Ты имеешь в виду, что их природа сходна с природой атома? Что данные «переходы» подобны переходам электронов?
– Нет, не как атом, – серб скривился от досады. – Ну, как тебе объяснить… У атома есть ядро, обладающее определённым притяжением. В теоретической «квантовой ловушке» никакого ядра нет.
Вот тут-то Иван Стешкин и понял, что его друг Милош Лучич подошёл к открытию того, чему не было в мире аналогов.
– То есть, подытоживая вышесказанное, получается, что теоретически внутри квантовой ловушки происходит равноускоренное движение вещества. Это движение не имеет центрального вектора воздействия и центра как такового. Вещество движется по случайно сориентированным орбитам и возможно перемещение с одной орбиты на другую. А вихревые энтропийные поля внутри такого контура способны повлиять на течение времени, – уточнил Стешкин, делая пометки в своём блокноте.
Милош кивнул.
– Только это – лишь обобщённое схематичное объяснение. Поверь мне, всё гораздо сложнее и интереснее. Я сейчас пытаюсь создать образец. Надеюсь, у меня хватит сил и времени.
– Дружище, да это не просто открытие! – чиновник не находил слов от восхищения. – Ты со своей «квантовой ловушкой» осуществишь настоящий прорыв в науке. Ты не представляешь, какие после этого нам откроются горизонты!..
Огромные часы на фасаде здания Адмиральского городского совета с циферблатом как на знаменитых курантах, так и оставшиеся висеть ещё со времён Причерноморской ССР, пробили шесть раз, возвращая Стешкина к реальности. Он оглядел стоящее напротив сиротливо-пустое кресло и тяжело вздохнул.
В кармане пиджака настойчиво трезвонил мобильный телефон.
– Иван Митрофанович, – раздался из динамика приятный женский голос. – Вы можете прокомментировать ситуацию с плагиатом интеллектуальной собственности в Адмиральском кораблестроительном университете?
Стешкин не сразу понял, что от него хотят, и недоумённо потряс головой, словно отряхивая нахлынувшие минуту назад воспоминания.
– Сегодня наша коллега Вероника Калинкова, журналист интернет-издания «Баррикады», разместила у себя на странице информацию, в которой утверждает, что один из ведущих преподавателей АКУ собирался оформить через патентное бюро авторские права на заведомо чужое изобретение, настоящим автором которого является югославский конструктор Милош Лучич, погибший ещё в 1999 году. В комментарии нашему изданию Калинкова сказала, что именно от вас она узнала о том, что в нашем городе жил такой конструктор и что не кто иной, как он, является автором данного изобретения.
В ушах чиновника начал раздаваться высокий пронзительный гул. Так вот зачем к нему прибегала Калинкова. Вот что хотела рассказать. И вот почему она теперь напрочь отказывается с ним видеться и общаться.
Но неужели Графченко мог опустится до того, чтобы оформлять на себя изобретение Лучича?
– Иван Митрофанович… вы меня слышите? – раздался в трубке всё тот же голос. – Я сейчас перенаберу вас.
Стешкин пытался представить, что чувствовала бедная Ника, зайдя в его кабинет и обнаружив там Графченко после всего того, что стряслось с ней в АКУ. О том, что произошло дальше, чиновнику и вовсе было стыдно вспоминать.
Снова раздался звук мобильного. Всё та же журналистка повторила свой вопрос. Дальше звонившая уточняла, насколько важно данное изобретение для Адмиральска и его жителей и в какой сфере его можно применить. Перемещаясь по кабинету, адмиральский учёный-конструктор, а ныне – начальник управления земельных ресурсов Иван Стешкин отвечал на задаваемые вопросы грамотно и доходчиво.
До этого неожиданного звонка он планировал просмотреть и подписать подготовленные для него документы. За день их накапливалось обычно довольно много, и он это делал после работы, надолго оставаясь в своём кабинете. Но сегодня он просто сгрёб всю стопку к себе в портфель, чтобы разобраться с ними уже дома. Первым делом он собирался подъехать к редакции «Баррикад», дождаться Калинкову и поговорить. Сейчас это было куда важнее повседневной рутинной работы.
Тем временем Ланина в кабинете Громова напряжённо вчитывалась в публикацию на странице Калинковой.
– Ник, я всё, конечно, понимаю, эту научную прелюдию мы бы вряд ли ставили на сайт. Но расклады, о которых ты пишешь дальше – это же как раз тематика «Баррикад». Да, я понимаю, что у тебя не было никаких подтверждений, данных по всем этим фирмам, которые ты перечисляешь. Но хотя бы проинформировать меня и Громова о том, что тебе удалось добыть такую инфу в универе – вот это было нужно сделать. Это же эксклюзив, Ника! Твой эксклюзив! И он должен стоять у нас на сайте, а не висеть на твоей личной странице в социальной сети. А теперь из-за твоей нерасторопности он уйдёт к конкурентам.
Ника молчала, опустив голову.
– Да если бы я знала, что ты располагаешь такими сведениями, я бы тебя посадила этот материал писать в первую очередь.
Ланина нервно забарабанила костяшками пальцев по столу.
– Что ж, ладно, – вдумчиво и напряжённо произнесла она. – Сейчас воспользуемся личными связями. А то, выходит, светские львы за счёт нас бесплатно пиарятся – должна же быть хоть какая-то взаимность.
Ланина создала на компьютере Громова новый документ и скопировала туда вторую часть поста со страницы Калинковой. После этого взяла свой гламурный смартфон и начала один за другим набирать номера, записанные в её телефонной книге с пометкой VIP. Как поняла Ника, один из тех, кому звонила Света, занимал высокий пост в регистрационной палате, второй работал в патентном бюро, а третий был начальником одного из управлений Адмиральской налоговой службы. Девушка проговаривала название фирм, задавала вопросы по поводу их учредителей и бенефициаров, делая пометки в своём блокноте.
Минут за пятнадцать Ланина обзвонила шесть или семь человек, занимающих высокие посты в различных службах. Калинкова всегда хорошо относилась к Ланиной, но воспринимала её исключительно как человека, заточенного описывать гламурные и тусовочные мероприятия, на которых собираются «сливки» общества. Но то, что эта эффектная соблазнительная брюнетка способна писать аналитику, в Никиной голове даже не укладывалось. Не потому, что она сомневалась в её интеллектуальных способностях (наоборот – в них она не сомневалась никогда), а потому, что это – не её профиль. Теперь же Ланина представала перед Никой в другой, совершенно непривычной для неё роли, и Калинкова не могла отвести от неё глаз. Она смотрела на свою коллегу и удивлялась тому, насколько широк круг её знакомств и как легко она к каждому подбирает свой ключик. Если Калинкова перед тем, как взять в руки телефон и позвонить кому-то, чтобы взять простейший комментарий, обычно испытывала неловкость и минуты две прокручивала в голове вопросы, которые ей предстояло задать, Ланина делала это решительно и уверенно, и моральная подготовка к следующему звонку занимала у неё всего лишь несколько секунд. Ника восхищалась её умению подобрать правильный тон в общении с тем или иным собеседником и грамотно и чётко формулировать вопросы.
Закончив обзвон, Ланина начала сосредоточенно и быстро набирать текст в новом документе. Спустя полчаса она убрала пальцы с клавиатуры и театрально смахнула воображаемый пот со лба.
– Фух, давненько я так не работала. Зато теперь мы имеем полную картину. Эти фирмы действительно существуют и между ними есть связь. В патентное бюро за последнее время поступило несколько заявок от общества с ограниченной ответственностью «GARANТ-IТ» на регистрацию патентов. Насчёт возможного воровства там ничего сказать не могут, так как расследование не проводилось. Но их удивило, что все патенты оформляются на фамилию Графченко. И ещё больше удивило, что учредителем фирмы, которой в итоге передаются права на изобретения, тоже является человек по фамилии Графченко. Зачем столько промежуточных действий, если всё законно – непонятно. Так что ты ничего не придумала, факты подтверждаются. Только теперь мы можем ссылаться не на твои наблюдения и предположения, а на официальные источники.
Брюнетка ещё раз пробежалась глазами по тексту. И довольно улыбнулась. После чего требовательно посмотрела на Калинкову.
– Значит так, сейчас быстро читай. Если я что-то упустила – дополнишь. И запускаем на сайт. А я звоню Алютиной и спрашиваю, нет ли у них фрагмента, где видно, как сотрудники АКУ пытаются у вас отобрать аппаратуру.
И оставив Нику в кабинете шефа, Светлана удалилась со своим смартфоном, в котором уже набрала телевизионщицу.
Калинкова начала читать. Из материала следовало, что анонимный источник в АКУ сообщил редакции «Баррикад», что некоторые нечистые на руку сотрудники университета, пользуясь своим служебным положением, регистрируют на себя изобретения студентов, чаще всего иностранцев.
Дальше, судя по другому шрифту, следовала информация из поста Калинковой.
«Схема была отработана ещё при прошлом ректоре. Иностранный гражданин, поступающий в АКУ на бюджетное отделение, подписывал ряд бумаг. В том числе и договор о предоставлении бесплатного образования. Однако в нём имелся один пункт, на который иностранцы, не имеющие достаточной юридической базы, а зачастую и не очень хорошо владеющие языком, просто не обращали внимания. А речь шла о том, что ставя подпись они дают согласие на передачу абсолютно всех своих разработок, созданных в период учёбы в университете, в собственность университету. В том же пункте было прописано о добровольном отказе от авторских прав на любое своё изобретение, созданное при содействии университета».
Далее говорилось о том, что в вузе была разработана схема оформления и регистрации патентов через созданную сеть фирм-прокладок. К одной из таких имеет прямое отношение заведующий кафедрой дистанционной электроники, профессор Альберт Эдуардович Графченко. Регистрируют патенты через ООО «GARANТ-IТ», которая, согласно уставных целей, помогает молодым учёным и исследовательским группам с регистрацией патентов. Те, в свою очередь, пользуются услугами некой «IT-CONSULT», а уже эта фирма передаёт полный пакет документов с правом осуществлять юридические операции после регистрации обществу с ограниченной ответственностью «IT-UNITED», учредителем и генеральным директором которой является Владлен Альбертович Графченко.
Во второй части материала говорилось о том, как корреспонденты издания пошли в АКУ, чтобы встретиться с профессором Графченко и задать ему вопросы относительно законности такой схемы, работающей в университете уже множество лет. Корреспонденты также решили посетить лекционную аудиторию, чтобы пообщаться с другими студентами-иностранцами, однако внук профессора Денис Владленович Графченко выставил их за дверь, сказав, что профессор поговорит с ними на кафедре после окончания пары. В ожидании заведующего кафедрой корреспондент интернет-издания «Барриикады» обратил внимание на одну из заявок на патент, где указывалось авторство профессора Графченко. Речь шла о некоем научном изобретении, именуемом «квантовой ловушкой». Однако от бывшего инженера-конструктора, а ныне чиновника, занимающего пост начальника управления земельных ресурсов в Адмиральской мэрии, Ивана Стешкина, журналист знала, что автором данного изобретения является югославский конструктор Милош Лучич, погибший в Сербии в 1999 году во время бомбардировок Военного Альянса. Ей удалось на свой мобильный телефон зафиксировать факт плагиата, но примчавшиеся в этот момент внук профессора и профессор, стали силой отбирать у корреспондентов «Баррикад» аппаратуру и требовать удалить снимки. Далее мелким шрифтом курсивом была приведена информация, что же из себя представляет эта пресловутая «квантовая ловушка». Информация была взята всё из того же поста Калинковой.
Через пару минут после того, как Ника закончила читать текст, в кабинет снова вошла Светлана Ланина и с довольным лицом сообщила, что оператору «Фарватера» удалось заснять с монитора, который транслировал ситуацию на кафедре, момент, где Калинкова прячется под стол, а профессор и его ассистентка пытаются за ноги вытянуть её. Давая скриншоты с видео для публикации на «Баррикадах», Алютина просила Калинкову подъехать на телецентр.
– Юля говорит, что её редактор требует, чтобы сюжет о вашей поездке в АКУ сегодня же вышел в эфир. Она просит тебя прямо сейчас подъехать к ним в студию и рассказать, как всё происходило. Давай-ка я тебе сейчас такси вызову, – предложила она.
– Да что я, до остановки не дойду? – засмущалась Ника.
– Нет, – отрицательно покачала головой Ланина. – Остановки – это долго. Ты поедешь на такси.
Машина подъехала быстро. И Калинкова вышла из редакции в своей неизменной защитного цвета куртке с капюшоном и рюкзаком за спиной. Ланина проводила её в окно и отзвонилась телевизионщице Юлии Алютиной.
Калинкова ехала на телецентр, который вместе с телевышкой, подстанцией и остальными сооружениями занимал довольно обширную территорию. Находился телецентр на возвышенности, самой высокой точке городского рельефа, немного в стороне от главных магистралей, по адресу с довольно странным топонимическим названием – Тупик Тральщиков.
Сидя в полутёмном салоне такси Ника вспоминала весь сегодняшний день. Встреча с уполномоченной, АКУ, заявка на патент и факт плагиата, который ей удаётся зафиксировать, конфликт с профессором и странный прибор, который она вытянула из его кармана, перепутав со своим мобильным.
Её размышления прервал сигнал мобильного. На экране высветилось сообщение от Стешкина: «Ника, прости что не выслушал. Мне уже звонили журналисты и я понял, что ты мне хотела рассказать. У меня с Графченко нет никаких общих дел. Нам надо поговорить. Я тебе всё объясню. Пожалуйста, скажи мне, где ты и куда подъехать».
Ника внимательно прочитала сообщение и написала ответ: «Еду на телецентр. Буду в студии НТК «Фарватер». Ни зла, ни обиды к чиновнику из мэрии она уже не испытывала. Да и, честно говоря, после всего, что рассказала ей Ланина, сама хотела с ним встретиться. Поэтому после сообщения Стешкина и отправленного ответа у девушки отлегло от сердца.
Пробок на дорогах не было и расстояние до телецентра такси преодолело меньше чем за десять минут. Однако на единственной дороге, ведущей к телецентру, красноречиво стоял знак, запрещающий проезд. Сама дорога была перегорожена небольшим заборчиком. Получалось, что дальше порядка двухсот метров нужно было идти пешком. Восемь часов вечера, но на улице было довольно темно и безлюдно. Тусклый фонарь то нервно мигал, то гас, погружая пространство во мрак.
– Странно, я сегодня проезжал здесь и вроде ремонтных работ не вели, – проговорил таксист, подозрительно косясь на забор, преграждавший им путь, и знак перед ним.
Он нажал кнопку рации и произнёс:
– База, приём, «Конкорд-3». А что за работы ведутся на Тупике Тральщиков перед заездом на телецентр? Просто забор и знак посреди дороги.
Рация «ожила» и сквозь лёгкий треск прозвучал приятный женский голос оператора:
– Конкорд-3, информаций о работах на участке база не располагает. Будем уточнять.
Через пару минут в рации зазвучал мужской голос – вероятно, другого таксиста:
– Час назад я забирал там клиента, никакого знака не было. Подъезжал прямо к воротам.
– Странно, очень странно, – произнёс водитель, покосившись на конструкцию, преграждавшую им дорогу. – Девушка, оставайтесь в машине, я сейчас кое-что-проверю.
Он открыл дверь и вышел из автомобиля, подойдя вплотную к знаку и заборчику. Тот просто стоял посреди дороги. Ничего, даже отдалённо похожего на ремонтные работы, таксист не увидел, даже ям или выбоин на асфальте не было.
Нике тоже показалось это странным. Ведь если бы здесь действительно велись какие-то работы, то знак появился бы утром или днём, а не вечером, когда уже рабочий день окончен.
Не успела она об этом подумать, как дверь пассажирского сиденья, на котором она сидела, открылась. Кто-то резко схватил её за руку и выволок из машины, а другой выхватил рюкзак, который журналистка поставила себе на колени, когда садилась в такси.
– Что вы де… – попыталась закричать журналистка, увидев перед собой троих молодчиков в чёрных масках и капюшонах, за которыми в вечернем полумраке невозможно было разглядеть даже глаз.
Но тут же ощутила на себе грубый удар кулаком по правой скуле, который практически отбросил её на дверь багажника.
В эту же секунду она почувствовала у себя над головой какой-то протяжный пшикающий звук и распылённую струю, падающую ей на лицо. На следующем вдохе её лёгкие начали наполняться не воздухом, а ядовитой, обжигающей смесью. Она попыталась открыть глаза, но тут же сильно их зажмурила. Глаза разболелись так, словно в них плеснули кипятком.
Ника начала кашлять и задыхаться. Каждый глоток воздуха давался ей с трудом.
– Эй, мужики, вы чего?! – закричал таксист и ринулся обратно.
Но тут четвёртый нападающий преградил ему дорогу и ударил его ладонью в районе уха. Водитель потерял равновесие и плюхнулся на капот машины, ощущая жуткий звон в ушах. И в эту же секунду почувствовал струю удушливого газа у себя на лице.
– Молчи, сука! – прошипел неизвестный у него над головой, приставив к его горлу что-то очень острое.
В это время остальные нападавшие избивали журналистку, согнувшуюся в три погибели под задним колесом такси. Затем открыли заднюю дверь машины, затолкали её на заднее сиденье, распылили внутри газ и захлопнули обе двери. Из салона раздался глухой частый кашель беззащитной Ники и жалкие попытки вдохнуть воздух.
Превозмогая нестерпимую режущую боль в глазах, таксист пытался их раскрыть, но сумел это на сделать на миг, на долю секунды. Всё, что он сумел разглядеть сквозь пелену из слёз и жгучей смеси, обдавшей его лицо – как четверо нападавших в масках и капюшонах, завладев рюкзаком его пассажирки, бежали с места преступления, скрывшись среди расположенных рядом построек.
Водитель добрался наощупь до задних дверей, за которыми кашляла и хрипела его пассажирка. Он открыл их и практически выбросил из салона обессиленную журналистку. Самостоятельно двигаться она практически не могла. Девушка судорожно хватала ртом воздух, её дыхание было частым и похожим на хрип.
Таксист положил журналистку на землю, а сам открыл все двери, потому что дышать в салоне было невозможно. Он достал со своего водительского места рацию и сдавленным, хриплым голосом произнёс:
– База, база! «Конкорд-3». На нас напали. Пострадали я и пассажирка. В машине распылили газовый баллончик.
Когда Ника заявилась в редакцию, главный редактор стоял в дверном проёме и как будто специально её поджидал. Заметив состояние, в котором находилась его подчинённая, Громов завёл её в свой кабинет.
– Я уже в курсе того, что было с вами в университете. Дорогин мне уже поведал, – молвил редактор, плюхнувшись в кресло и скрестив руки у себя на груди.
– Ну, это лишь часть истории, – тяжело вздохнула Калинкова. – Она имела своё продолжение. Очень неприятное.
– О том, что было в мэрии, я тоже знаю, – снисходительно говорил Громов. – Стешкин меня уже поставил в известность. Говорит, что это он тебя позвал, и очень сожалеет об этом, поскольку Графченко его дезинформировал, и он не ожидал, что тот себя так поведёт. Но всё-таки вернёмся к началу, к тому, с чего всё началось.
Громов, оказывается, уже знал, что на встрече с уполномоченной по правам человека они познакомились с Эллой Магниевой и та пригласила их поехать в университет, чтобы пообщаться со студентами, пострадавшими от нападений. И после того, как их попросили удалиться из аудитории, где Графченко вёл лекцию, ребята пошли на кафедру. У Калинковой осведомлённость её начальника удивления не вызывала – обо всём, что с ними было, ему рассказал Дорогин.
– Ты понимаешь, что всё гораздо серьёзнее, чем тебе может казаться. По сути, то, что произошло с вами на кафедре – это нападение на журналистов. Мы могли бы выкрутить из этого даже сенсацию общегосударственного масштаба. Если бы не одно «но»: на кафедру вы проникли незаконно, – раскладывал по полочкам главный редактор. – Вы туда пошли просто так, потому что вам стало интересно. Если бы не этот нюанс, мы бы могли так вздрючить этого профессора, так его «нагнуть»… Но сделать этого мы не можем, – пожал плечами Громов. – Получается как раз наоборот – это вуз может пожаловаться в полицию по факту незаконного проникновения на кафедру и воровства устройства, задействованного в научной или экспериментальной деятельности. Первое уже не столь страшно – страшно второе. Могут впаять не только кражу, но и промышленный шпионаж. Теперь придётся доказывать, что ты вытащила этот прибор из кармана профессора случайно, перепутав со своим мобильным, и выглядеть для многих оно будет именно как отговорка. И если сначала у меня был вопрос, зачем вы туда полезли, то теперь я уже думаю, что говорить, если к нам обратятся за разъяснениями, или если делом займётся полиция.
– Ни завкафедрой, ни руководство вуза писать на нас заявление не будет, – устало, но твёрдо произнесла Калинкова. – А если кто-то и тявкнет, мне есть что предъявить им в ответ.
– Хм, как интересно. Я прямо теряюсь в догадках, что же это может быть, – Громов откинулся на спинку кресла.
– Мне удалось зафиксировать факт воровства интеллектуальной собственности – заявку на получение патента. Профессор Графченко пытается присвоить себе изобретение другого учёного – Милоша Лучича, который жил и работал в Адмиральске. О самом изобретении и его авторе мне недавно рассказывал Стешкин.
Лицо Громова вдруг стало мрачным и серьёзным.
– Ну, а сам Стешкин в курсе?
– Я хотела ему сказать. И для этого как раз и пошла сразу в мэрию, а не в редакцию, тем более что он мне перед этим позвонил. Но…
– Но ничего рассказать не смогла, потому что в кабинете у Стешкина тебя уже поджидал Альберт Графченко. Я понял, – выдохнул главный редактор. – Хитрый лис. Сработал на опережение…
Громов думал, отбивая подушечками пальцев о поверхность стола, и принял, наконец, решение:
– Значит так, Ника. Давай-ка ты этот агрегат сюда. Завтра отвезу его к Караваеву и объясню, что в ваши планы совершенно не входило что-то воровать. Тем более, в АКУ вы пришли не по собственной инициативе – вас туда пригласил работник вуза. Вашей целью было опросить студентов в аудитории, но вас оттуда выставили. А по поводу того, что пробрались на кафедру, так Графченко вас сам же туда и направил. Вот с ними пусть теперь и разбираются.
Ника вышла из кабинета шефа и зашла уже с рюкзаком. Громов в это время взял со стеллажа чехол, выложил оттуда камеру и сунул вместо неё прибор, который достала из рюкзака Калинкова.
– Лучше пусть побудет у меня. От греха подальше. Если придут из полиции, так и говори, что отдала прибор своему главному редактору. А сейчас я еду к Стешкину. И это, Ника… – Громов напряжённо выдохнул. – Он хочет обсудить всё то, что произошло сегодня в мэрии. И просит, чтобы ты тоже приехала.
– Александр Васильевич! Не надо его даже подпускать ко мне, – тут же оборвала его Калинкова.
– Кроме нас троих, никого больше не будет. Если ты чего-то не хочешь говорить мне, могу оставить вас двоих.
– После того, как он повёл себя в мэрии, когда Графченко меня унижал у него на глазах, а потом устроил мне обыск на выходе, я даже видеть его не хочу, – Ника снова едва не расплакалась.
Она подскочила от неожиданного стука в дверь. Но оказалось, что это был Дорогин – зашёл сообщить, что фотографии готовы. В то же время Ника понимала, что реальным поводом для появления её друга в кабинете начальника могли быть не столько фотографии, сколько беспокойство о её состоянии.
– Значит, так, Ника, – сосредоточенно вздохнул Громов. – Работать ты сейчас вряд ли сможешь. Давай я тебя отвезу домой, а с репортажем о встрече с омбудсменом мы уж как-нибудь сами.
– Подождите. Что значит – сами? – опешила Ника. – Там была я, там был Артур. Мы что, зря туда ходили? Тем более, фотографии Артур уже сделал. Остался только текст…
– Да, но этот текст надо написать. Я не думаю, что сейчас ты в подходящем для этого состоянии, – настаивал Громов.
– Слушай, Ника, ну я же всё равно ещё здесь. Давай я напишу. Что я, не смогу, что ли? – осторожно предлагал, пожимая плечами, Артур. – Тем более, другие сайты это уже поставили, что-то возьму у них. Они ведь тоже часто используют наши материалы при подготовке своих.
– Нет. Писать буду я сама, – решительно и твёрдо ответила Ника. – Вот к чему я действительно сейчас не готова, так это встрече со Стешкиным. Поэтому, Александр Васильевич, поговорите с ним сами. А я как раз займусь материалом. Дайте мне только собраться с мыслями.
– Хорошо, – согласился Громов. – Тогда я тебя оставляю в своём кабинете, здесь тебя отвлекать никто не будет. Со Стешкиным я тогда встречусь сам и передам ему то, что ты мне сказала. Думаю, он поймёт, о чём речь.
Громов направился к выходу из кабинета и жестом увлёк за собой Дорогина, намекая, чтобы тот ей тоже не мешал.
Сидя за компьютером главного редактора, Калинкова какое-то время пребывала в прострации и прокручивала в голове всё, что произошло с ней за сегодняшний день. Она вспомнила и иностранцев, которые преследовали её в АКУ, но по факту — спасли от повторной встречи с Графченко, и состоявшуюся перед этим встречу с уполномоченной по правам человека, где главный полицейский Пастыко убеждал всех в том, что негритянка сама напала на скинхедов, будучи в нетрезвом состоянии, а первый заместитель мэра Крючков подводил всё к тому, что нападения местных жителей на иностранцев провоцируют сами же иностранцы.
Она вспомнила про радикалов, о которых рассказывала омбудсмену Элла Магниева, и про то, как реагировали и с каким пренебрежением и высокомерием смотрели на неё власть имущие, когда та рассказывала о фактах нападений на иностранных студентов, и всё, о чём просила – всего лишь расследовать случившееся так, как того требует закон.
Ника представила, что чувствовала негритянка, когда группа здоровых парней избила её на набережной, а полиция, вместо того, чтобы защитить, её же выставила виноватой, и открыла уголовное дело не по факту нападения на иностранку, а по факту того, что африканка якобы сама напала на местных жителей.
Калинкова вспомнила о своей случайной встрече с Габриэлой Н’Тьямбой в парке рядом с университетом и представила себя на её месте. Девушка приехала из далёкой страны с самой благородной, мирной целью – обучиться судостроительной специальности и затем, вернувшись на родину, проектировать и строить корабли, реализовывать свой творческий и человеческий потенциал. Возможно, приехала в Адмиральск не просто чтобы получить образование, а чтобы осуществить свою детскую мечту. Ту самую, которую вынашивают многие мальчишки и девчонки и в Адмиральске, и в других городах Причерномории.
Возможно, когда Габриэла была ребёнком и училась в школе, Адмиральск вызывал у неё самые приятные ассоциации – приветливый причерноморский край, в котором живут и работают судостроители, конструкторы и инженеры. О многих, возможно, она даже слышала и хотела стать такой же, как они, приносить миру такую же пользу. И что же она увидела, приехав в этот город? Какие воспоминания об этом чудесном кораблестроительном крае она увезёт в свою страну? Что расскажет своим детям? О радикалах, которым не понравился цвет её кожи? О полиции, которая прикрывает радикалов и вешает их преступления на их же жертв?
«Мрази! Какие же вы все мрази!», – с ненавистью подумала Калинкова.
С этими словами, произнесёнными, возможно, даже вслух, Ника начала набирать на клавиатуре первые строчки будущего материала. Начала с того, как месяц назад полиция распространила свою версию конфликта на набережной, в которой говорилось о том, как пьяная гражданка одного из африканских государств напала на жителей Адмиральска. Все СМИ тогда раструбили это, и поскольку это была официальная сводка городского главка полиции, сомневаться в правдивости написанного и проверять изложенные факты никто не стал. Однако на встрече с уполномоченной по правам человека, в которой участвовали представители национальных диаспор и представители АКУ, выяснились весьма нелицеприятные детали. В частности, оказалось, что другими участниками конфликта были не просто жители Адмиральска, а члены ультраправой организации «Белый коготь». В городе они были хорошо известны как скинхеды, хотя сами позиционировали себя как борцы с преступностью и беззаконием. А поскольку многие входили ещё и в так называемые гражданские формирования, задействованные в охране общественного порядка и обладающие теми же полномочиями, что и наряды патрульной полиции, они проходили специальную подготовку и имели право на ношение оружия, в том числе огнестрельного.
И после того, как негритянка напала на шестерых скинхедов, которые мирно отдыхали на набережной (по крайней мере, такую цифру назвал в ходе встречи Пастыко), полиция приняла у всех шестерых заявления и открыла уголовное дело по факту нападения на них гражданки одного из африканских государств. Шестеро радикалов стали потерпевшими, а чернокожая девушка – подозреваемой. Позже исследование на полиграфе показало, что она была пьяна – это следовало из ответа на вопросы, находились ли рядом с ней во время инцидента пьяные люди и было ли в месте инцидента спиртное. Прямые вопросы: «Были ли ВЫ в момент инцидента пьяны?», «Употребляли ли ВЫ перед этим спиртные напитки?», – при этом не задавались. Но ответов на косвенные, неконкретные, сформулированные «издалека» вопросы полиции оказалось достаточно для того, чтобы обвинить негритянку в том, что в момент инцидента она была в нетрезвом состоянии и что именно она напала на радикалов.
Калинкова отлично помнила, что говорила об этом Магниева и что отвечал ей Пастыко, и этот момент в своём материале она описала подробно. Что-либо упускать ей не хотелось, так как это был именно тот случай, когда «дьявол кроется в деталях».
Во второй части материала Ника писала про то, как встретилась с Габриэлой Н’Тьямбой вблизи университета, как они гуляли около завода и как чернокожая девушка, приехавшая учиться на кораблестроителя, переживает за судьбу города и его предприятий похлеще многих адмиральцев. Ника описала и прогулку вдоль сгоревшего КПП и рассказала об идее студентов-иностранцев своими силами восстановить подожжённую будку, как они уже восстановили полузатопленную.
Вот такая она, африканка, которую обвинили в агрессии по отношению к местным жителям, толком даже не разобравшись в ситуации. А ведь надеяться ей не на кого. Посольства Анголы на территории Причерномории нет и защищать её права в данном случае некому, кроме родного вуза, в котором она проходит учёбу. Калинкова высказала мысль, что можно быть истинными патриотом Адмиральска, не имея ни гражданства этого государства, ни местных корней, а лишь горячее сердце и желание помочь. Сравнила действия африканки, которая вместе с другими иностранцами, с которыми её свела судьба, пытается сделать для города что-то поистине важное – и местных радикалов, которые сносят памятники, оставшиеся после неугодного им режима, и расписывают город вандальными надписями. И высказала предположения по поводу полиции: вместо того, чтобы ловить преступников, она прикрывает радикалов, уже практически в этих преступников превратившихся. «Если полиция их прикрывает, значит, ей они для чего-то нужны. Для чего же?», – задавала в статье вопрос журналистка.
Через два часа, когда Ника дописала последние строчки и думала над заголовком, дверь в кабинет открылась и в него вошла Светлана Ланина. На стол она поставила магазинный пакет и начала выкладывать из него фрукты. Как она сказала – «для подкрепления».
– Боже, Света, ну к чему такая забота? – застеснялась Ника. – Со мной всё нормально.
– Даже если бы тебе было не нормально, а хорошо, витамины в осенний сезон представителям пишущей профессии не помешают, – успокоила Ланина. – Тем более, Громов попросил меня проследить, чтобы ты была в порядке. Можешь считать это его редакционным заданием, которое я сейчас выполняю.
Ника в очередной раз восхитилась тем, насколько Ланина способна разрядить обстановку и сколько позитива она вносит в их скромный журналистский коллектив.
– А ещё Громов просил меня вычитать твой текст, как только он будет готов. Сам он был в полиции, вечером у него ещё дела и он не уверен, будет ли вообще сегодня в редакции.
– В полиции?
– Ну да, в полиции. Со Стешкиным, – сказала Света, чистя мандарины и раскладывая на тарелке их сочные половинки.
У Ники всё похолодело внутри.
– Ой, да ты вообще не в курсе последних событий! Их сейчас вся медиатусовка обсуждает – зайди в наши чаты, – ещё больше оживилась Ланина. – Все знают, что произошло, но всем же интересно, из-за чего.
– Так а что произошло?
– Стешкин разбил нос Графченко!
– Чего? – глаза у Калинковой расширились.
– Причём на глазах у охраны и десятка других людей, находившихся рядом, – продолжила Ланина. – Я была как раз в мэрии, выясняла подробности. Рассказывают, что сначала в мэрию вбежал какой-то разъярённый бородатый дед. Некоторые знают, что это профессор Графченко, но некоторые не знают. Охрана его знает, поэтому впустила, но просила успокоиться, поскольку вёл он себя неадекватно. Кричал, что он к Стешкину, потому что его подчинённая украла какой-то прибор из АКУ. Через полчаса начали досматривать журналистку с малиновыми волосами, которая якобы и совершила кражу, но ничего не нашли. Я сразу поняла, что это ты. Минут через пять из здания мэрии выходил Стешкин. Говорят, что был в угнетённом, подавленном состоянии, раньше его никогда таким не видели. Направился к своей машине. За ним на улицу выбежал Графченко, начал размахивать планшетом, тыкать в какую-то запись и кричать: «Вот, смотри! Она переложила его в рюкзак своего сообщника! Воровка! Паскуда!». Стешкин в этот момент подходил к своей машине, и когда Графченко с этими воплями его настиг, заехал ему кулаком по роже так, что тот аж отлетел на полтора метра и плюхнулся на капот машины Крючкова. Планшет отлетел ещё дальше и разбился вдребезги. Представляешь?
– Ничего себе, – изумлённо выговорила Калинкова.
– В машине сработала сигнализация, кто-то выбежал на улицу, кто-то на балконы. В общем, те, кто пропустил момент удара, наблюдали, как профессор сползает с капота, ему помогают подняться, а Стешкин преспокойненько садиться в свою чёрную «Волгу» и уезжает. «Скрывается с места происшествия», как бы потом написала полиция.
– А… что полиция? Её кто-то вызвал? – поинтересовалась Калинкова.
– Ну, конечно! И полиция, и «скорая помощь» – полный набор. Причём вызвал лично Крючков, который выбежал на звук сигнализации и испугался не столько за профессора, сколько за свою машину.
– А заявление профессор писал?
– Писал. Только не по факту вашего с Дорогиным проникновения на кафедру, а по факту сломанного носа и разбитого планшета… Ты бы видела, как перекосило Графченко, когда он в райотделе встретил нашего Громова. Обещал устроить нам проблемы за то, что ты и Дорогин шарились у него на кафедре и фотографировали секретные документы, и что сейчас же поднимет этот вопрос перед Пастыкой и ДГБ. Но наш главред ведь тоже не пальцем делан. Он ему ответил, что у нас есть доказательства воровства интеллектуальной собственности в АКУ, что мы проводим по этому поводу журналистское расследование и что на кафедре ты была по его заданию. И если он только попробует создать «Баррикадам» малейшие неприятности, ответочка ждать себя не заставит. Так что пусть сидит и не рыпается, иначе сделает хуже себе же. Графченко и заткнулся. В заявлении указал, что конфликт со Стешкиным произошёл на почве личной неприязни, и что требует возмещения стоимости планшета и суперпрограмм, которые были на нём установлены. Ни ты, ни ваша с Артуром вылазка на кафедру там даже не упоминаются. Так что Громову ты правильно сказала – жаловаться куда-либо профессор уже не посмеет. Кстати, Громов благодарил тебя – за то, что успела ему сказать о вашей находке на кафедре. Вы с Дорогиным хоть и сработали как папарацци, но добыли, как я понимаю, очень ценную информацию. Я ему ещё твой пост показала – ну, для него неудивительно, почему под ним столько дерьма. За границей такой компромат стоил бы огромных денег.
В это время Ланиной звонил Громов – узнать, как дела и что с материалом Калинковой.
– Да, уже прочитала. Внесла кое-какие правки, но они чисто технические… Как впечатления? Саша, да это шедевр! Я никогда не думала, что Вероника умеет так писать! Это даже не новостной материал, это полноценная статья! – с восторгом говорила Света. – И ставить его нужно не в новостную ленту, а в соответствующий раздел. Я бы даже попросила Никиту сделать баннер на сайт, ведущий на эту публикацию. Текст действительно шикарный.
Ланина продолжила слушать шефа, глядя то на Калинкову, то отводя взгляд куда-то в сторону. По её дальнейшим жестам можно было понять, что Громов дал добро на публикацию.
И как только Ланина отключилась, ей поступил ещё один звонок. Судя по реакции Светы, это был уже не Громов.
– Что?.. Вероника Калинкова? Да, она здесь… Прибор? Да, конечно. – И, передавая Нике телефон, сказала: – На, по твою душу.
Калинкова перепугано смотрела на Ланину, не решаясь взять телефон.
– Ник, ну что ты тормозишь? Коллеги звонят, просят тебя прокомментировать ситуацию с патентом, – слегка раздражённо протянула Ланина, держа смартфон в руке.
После чего включила мобильный на громкую связь.
– Наше издание хотело бы уточнить по поводу этой заявки, которую вы опубликовали у себя на странице, – раздался женский голос в динамике. – Откуда вам стало известно, кто является настоящим автором этого изобретения?
– Мне об этом рассказывал начальник управления земельных ресурсов Иван Митрофанович Стешкин, который работал в конструкторском бюро с изобретателем, знал его и вместе с ним участвовал в процессе работы над изобретением.
– Не удивлена насчёт Стешкина. Он у нас как универсальный солдат, – из динамика послышался смех. – А про то, то, что фирма «IT-United», которой в итоге передаются абсолютно все права на патент, принадлежит Владлену Альбертовичу Графченко, который является сыном профессора Графченко, вам тоже Стешкин говорил?
Ланина сделала круглые глаза и посмотрела на Калинкову. Ника растерялась и мысленно ругала себя за то, что так и не дочитала пост про «квантовую ловушку», который написал иностранец от её имени.
Стешкин сидел в своём рабочем кабинете, пересматривая документы на подпись. В этот момент снаружи со всей силы дёрнули дверную ручку, однако та не поддалась. Сделав пару попыток, посетитель принялся настойчиво стучать в дверь кабинета, продолжая дёргать ручку на себя. Дверь была не заперта, просто открывалась вовнутрь, и тот, кто в неё тарабанил, был явно не в себе. Стешкин выдохнул, закрыл папку с документами, и встав со своего кресла, направился ко входу, чтобы впустить настойчивого визитёра.
Спокойным и уверенным движением руки начальник управления земельных ресурсов открыл дверь – и буквально с порога на него обрушился поток обвинений из уст его бывшего научного руководителя, а ныне заведующего кафедрой дистанционной электроники, профессора Альберта Графченко.
– Подлости исподтишка – это единственное, на что ты способен? – третий этаж мэрии пронзил громкий голос профессора.
– Вот уж кого точно не ожидал увидеть, так это тебя. Вы же мне бойкот объявили. Разве не так? – усмехнулся Стешкин. – Ну что ж проходи, Альберт, не кричи на пороге. Ты в мэрии, как-никак, а не у себя в университете.
Чиновник отошёл от двери, приглашая визитёра проследовать внутрь. Графченко переступил порог и стал напротив Стешкина. Он тяжело дышал и смотрел, оскалившись, на своего бывшего студента, как бык на красную тряпку.
– Опуститься до того, чтобы подослать свою шалаву рыться в моих вещах, – с ненавистью выдавил он, глядя на своего оппоненента. – Не можешь сам свои делишки проворачивать, так уже левых людей подключать начал? Чужими руками жар загребаешь?
– Слушай, я вообще не пойму, о чём ты, – пожал плечами Стешкин. – Давай ты отдышишься, и мы спокойно всё обсудим. У меня есть чай. Могу предложить, если хочешь, покрепче – наливки. Садись и рассказывай, что произошло. По порядку, с чувством, с толком, с расстановкой.
– Ты под дурачка-то не коси, – буркнул его оппонент. – Твоя шавка дождалась, пока Клара понесёт бумаги Караваеву, залезла на кафедру, шарилась в моём портфеле. А когда её застукали на горячем, стала нести чушь про то, что ты очень переживаешь из-за бойкота и не знаешь, как наладить отношения.
– Боже, что за бред? – у Стешкина глаза полезли на лоб.
Он сначала качал головой и разводил руками. Но в какой-то момент до него начало доходить, что речь идёт о Калинковой, и что о бойкоте с Графченко могла говорить только она. Но зачем? И проникать на кафедру, рыться в чужих вещах… на Нику это не было похоже.
– Альберт, это какая-то ошибка. Если ты про Веронику Калинкову, то сделать этого она не могла.
– Хватит идиота строить! – трясясь от злости, прошипел Графченко. – Ты же знаешь, какими системами наблюдения оборудован вуз. У нас же всё фиксируется. Или ты думал, что она уйдёт незамеченной и никто ничего проверять не станет?
Графченко достал из нагрудного кармана планшет и включил видео, тыкая экраном перед носом Стешкина.
На записи чётко было видно помещение кафедры дистанционной электроники и девушку с малиновыми волосами, сидящую на корточках. На её коленях лежал чёрный портфель, на нём – кипа листов бумаги. После этого он включил вторую запись – и на ней в замедленном темпе прокручивался момент, как Калинкова (а здесь уже можно было разглядеть лицо) засовывает руку в карман пиджака профессора и вытаскивает оттуда какой-то прибор.
Стешкин нервно покачал головой, досмотрев видео. Потом достал из кармана мобильный и набрал номер журналистки.
– Ника, зайди ко мне, пожалуйста. Сейчас. Срочно. Надо поговорить, – строго произнёс он.
Ника быстро пересекла парк Победы и остановилась, выйдя к понтонному мосту. Именно отсюда они с Артуром ещё недавно смотрели на умирающий завод. Именно здесь, облокотясь на перила и глядя на реку, она приняла решение проникнуть на предприятие, чтобы снять всё то, что творила с ним «Сити-Индастриал».
Дойдя до этого места, журналистка остановилась и задумалась, как же ей поступить. Рассказывать ли Громову и Стешкину про встречу с иностранцем или всё-таки сохранить в тайне, как он просил… Хотя он даже не просил. Просто сказал, что это в его интересах. Но почему? Девушка смотрела в тёмные воды, пытаясь понять, как быть дальше. В сознании Калинковой теперь боролись два желания: с одной стороны, она пообещала этому человеку, что никому не будет рассказывать об их встрече. Но с другой — она ведь даже не знала, кто он. Она не знала, зачем он её выгородил от Графченко. И она не понимала, к чему эта конспирация – устраивать встречу в какой-то тёмной генераторной, просить, чтоб никому не говорила, – и в какие игры и интриги её хотят вплести.
Это была ситуация, в которой ей трудно было принять самостоятельное решение. И даже в случае его принятия, она не могла быть уверена в его правильности. Ей обязательно нужно было с кем-то посоветоваться.
Звонок Стешкина словно вывел её со ступора. Чиновник срочно просил зайти к нему. Конечно! Уж с кем с кем, а с ним, как с уполномоченным представителем органов власти и своим старшим товарищем, она могла поделиться всем, что с ней произошло. И Ника твёрдо решила, что всё-таки поведает ему о разговорах с иностранцами. Быть может, он, как человек с опытом, ещё и как дежурный по городу, подскажет ей, кто это такие и что им от неё может быть нужно.
Поэтому Калинкова ускорила шаг, направляясь в мэрию. Она уже представляла, как расскажет Стешкину об упавшем портфеле, заявке на патент, подтверждающей факт плагиата, о том, как она перепутала свой телефон с непонятным прибором, работающим по тому ж принципу, что и аппаратура у него в кабинете. И про таинственного иностранца, перенёсшего облучение ещё в утробе матери, который столь странным образом ей помог – избавил от повторных диалогов с людьми, которым ей пришлось противостоять на кафедре, и от неприятных разговоров с охранниками, которые помчались наверх, когда она просила Дорогина ехать в редакцию, а сама направилась обратно за своим телефоном.
Она пересекла мост, поднялась по высокой каменной лестнице, соединяющей нижнюю и верхнюю набережные, и оказалась перед мэрией. Показав на входе журналистское удостоверение, девушка промчалась на третий этаж. Толкнув дверь, она практически влетела в кабинет Стешкина.
– Иван Митрованович, как хорошо, что вы мне позвонили. Я вам кое-что должна расска… – воодушевлённо начала Ника. Но прервалась на полуслове и застыла посреди кабинета.
Рядом со Стешкиным стоял заведующий кафедрой дистанционной электроники Альберт Эдуардович Графченко. Калинкова вошла в ещё больший ступор. Её секундного замешательства хватило, чтобы профессор приблизился к ней и больно схватил за запястья.
– Где он? Где синхронизатор? – больно сжимая ей кисти рук, неистовал он. – Куда ты его дела?
– Альберт, прекрати! – одёрнул его Стешкин. – Сейчас мы всё по-другому решим.
Он поднял трубку служебного проводного телефона и набрал чей-то номер.
Тем временем Графченко, обладая недюжей силой, крепко держал Нику одной рукой, а другой шарил по карманам её куртки.
– Думала уйти незамеченной, да? На камере видно, как ты залазишь ко мне в карман и вытаскиваешь из него одну очень важную и дорогую штучку! – практически рычал он.
– Я полезла за своим телефоном, который вы у меня перед этим отобрали, профессор, – не растерялась Ника. – Больше мне в вашем кармане ничего нужно не было.
Говорила она решительно, но сил сопротивляться у неё совершенно не было.
Графченко начал щупать ей лицо и нервно рассмеялся, бросая взгляды то на Калинкову, то на Стешкина.
– Ишь, какая она у тебя послушная. Только ты её набрал – сразу к тебе примчалась. И ты мне будешь говорить, что она у тебя не на побегушках? – И, вновь сосредоточив взгляд на Калинковой и не отпуская её руку, продолжил: – Где сейчас твой телефон?
– У меня, в кармане, – выдавила Ника, пытаясь выдернуть руку.
Стешкин пребывал в замешательстве и пытался подобрать слова.
Ощупав карманы куртки, профессор, продолжая держать Нику, пытался залезть под куртку, в карманы её джинсов. Всё это происходило на глазах у стоящего перед ними двоими Стешкина.
– Ай-ай-ай, как негигиенично, профессор. Голыми руками, без резиновых перчаток. Что же вы Клару с собой не взяли? Она-то знает, как это делать, – язвила Ника. Её голос при этом дрожал, но не от страха – от обиды.
– А теперь здесь, при мне, достала свою снималку и удалила свой говняный пост! Быстро! – скомандовал Графченко так, что у Ники аж заболели уши.
– Ты же говорил, что она у тебя что-то забрала. Какой пост? – недоумевал Стешкин, который ошарашенно смотрел на всё происходящее и не мог ничего понять.
– О том, как Альберт Эдуардович Графченко оформляет на себя чужие изобре… – дерзко начала Ника, всё ещё надеясь, что Стешкин всё поймёт и хотя бы вступится за неё. Но закончить фразу ей не удалось, так как профессор резким движением уцепился ей в челюсть и сдавил её так, что девушка аж застонала.
– Замолчи, сука! – яростно закричал профессор. – Сейчас ты поедешь со мной! Я тебя, шалава, быстро перевоспитаю!
– Альберт, прекрати! Это переходит уже все границы! – попытался вмешаться Стешкин. Но всё его вмешательство ограничилось только тем, что он подошёл к Альберту и взялся за его плечо, пытаясь как бы отвести от Калинковой.
Высвободив левую руку, девушка схватила ей профессора за бороду. В этот момент ей удалось освободить ещё и правую – и она со всей силы дала Графченко затрещину в ухо. Тот опешил от удара и ослабил хватку. Это позволило Калинковой вывернуться и выбежать из кабинета.
– Ника! – Стешкин бросился за ней в холл.
– Так вот вы как со мной! Тоже мне «дежурный по городу»! – бросила она чиновнику уже практически на лестнице.
Журналистка устремилась к выходу из мэрии, однако там её задержала охрана. Мужчины крепкого телосложения взяли девушку под руки и отвели в специальную комнату рядом с гардеробной для досмотра. Спустя несколько минут вошли две женщины в форме охранной фирмы. У одной из них в руках был прибор, похожий на металлоискатель, другая начала проводить наружный досмотр. Осмотрев карманы куртки и брюк, Нику вежливо попросили снять одежду. Достав все имеющиеся в карманах вещи, их разложили на столе и сказали, что она может одеваться. После чего в помещение комнаты наружного досмотра вошёл Иван Стешкин. Растрёпанная Ника подняла на него взгляд, полный боли и укора.
– Вот всё, что у неё нашли, – отрапортовали работницы охранной фирмы, указывая на изъятое.
Глядя то на поникшую девушку, то на её личные вещи, лежащие на столе, у Стешкина защемило сердце.
– Ника, прости… – пробормотал он, стыдливо опуская взгляд.
– А я вам верила, – горько выдавила Калинкова, уже не в силах сдерживать слёзы. Она быстро собрала свои пожитки и направилась к выходу.
Предательство человека, от которого она меньше всего его ожидала, разрывало девушку изнутри. Она глотала слёзы и неслась прочь, не разбирая дороги. Ника находилась в состоянии шока и думала: почему, почему это всё происходит именно с ней? Почему все те, кому она больше всего доверяет и старается помочь, в итоге обходятся с ней, как с вещью?
Впереди показался еловый сквер и расположенный возле него мемориал героев Великой Отечественной войны. Калинкова замедлила шаг. Иногда она приходила сюда – в моменты, когда ей было особенно плохо, и могла долго стоять, вглядываясь то в каменные лица героев, то в живые языки пламени Вечного огня.
Сейчас Нике было противно от воспоминаний о том, как она помогала Стешкину. В памяти всплывало, как они с Дорогиным оказались на утреннем митинге разозлённых судостроителей, пришедших захватывать мэрию, и они старались снимать так, чтобы отбить желание у особенно буйных причинить какой-либо вред Стешкину; как защищала Ивана перед Агатой, что та аж вжала её в заводскую стенку. И ради чего? Ради того, чтобы этот университетский бородатый чёрт её лапал, хватал за лицо и запястья, оскорблял, унижал, а Стешкин стоял и безучастно наблюдал за происходящим, словно это в порядке вещей?
Телефон в кармане подавал уведомления, на которые Ника поначалу даже не реагировала. Но подумав, что ей могут писать из редакции, достала смартфон и провела по экрану пальцем. Как выяснилось, под фотографией заявки на патент, которую она сфотографировала в кабинете у Графченко и, дабы сохранить, выложила себе на страницу, появились десятки комментариев. Первые были оставлены её коллегами: «Ничего себе», «Вот это поворот», – и не содержали ни критики, ни субъективных оценок. Но спустя полчаса после этой публикации словно прорвало канализацию. Под постом писали совершенно незнакомые Калинковой люди, которые не даже не состояли у неё в друзьях.
Дура! Ты хоть понимаешь, что написала? Удали эту ахинею и не позорься.
Какая ещё «квантовая ловушка»? Ты хоть знаешь, что такое квант?
Да она кванты от кварков отличить не сможет!
Никогда не думал, что местные журналисты настолько тупые.
Остальные были примерно такого же характера. Первый раз Калинкова настолько стойко и спокойно восприняла критику в свой адрес. Автором поста была не она. Более того, журналистка была уверена, что тот, кто это писал, имел полное представление о предмете дискуссии.
Ника открыла профили некоторых отписавшихся – писали в основном работники университета. Что же их всех так зацепило? Неужели дело только в имидже АКУ? Ведь всё, что опубликовала Калинкова – это всего лишь фотография с заявкой на патент, подписанная именем Графченко, на изобретение, о котором в Адмиральске знали не многие. Откуда же такая бурная реакция? Может что-то содержится в тексте, который написал иностранец? Ника дошла до ближайшей скамейки и открыла пост, чтобы спокойно вчитаться и понять.
Начинался пост со информации о том, что в 1988 году югославский конструктор Милош Лучич, работая в КБ «Маяк», находящемся в городе Адмиральске, предсказал возможность существования неких условно замкнутых областей пространства, в которых потоки квантовой энергии замыкаются в кольцо. Согласно гипотезе Лучича, в «квантовую ловушку» возможно запросто проникнуть снаружи, а вот вырваться обратно очень сложно. Дальше прриводилась цитата изобретателя:
«Внутри замкнутого квантового контура будут непрерывно создаваться вихревые энтропийные поля, мгновенно обнуляющие любые энергоёмкости, и, согласно теоретическим исследованиям, должны оказаться способными повлиять на течение времени внутри контура».
Поток звуковых уведомлений не давал Нике возможность сосредоточиться. Журналистка с сожалением закрыла пост, решив, что более внимательно прочтёт его с компьютера в редакции. Хотелось её ещё и с кем-то посоветоваться, чтобы понять смысл того, что написано у неё на странице. Но с кем? Ответы на все вопросы ей мог дать Иван Стешкин, тем более что раньше, более примитивно и на пальцах, он ей объяснял этот принцип действия. Но идти к нему сейчас она явно не собиралась.
Буквально через минуту она увидела входящее сообщение. Отправителем был Денис Графченко.
Denis: Читала комментарии?
Denis: Их будет значительно больше.
Denis: Удаляй. Не зли народ.
Denis: И верни то, что забрала у профессора.
Denis: За последнее плачу отдельно.
«Надо же, как они засуетились, – подумала Ника. – Платить он мне готов».
Под публикациями на собственной странице Нику ещё никогда так не обгаживали. Но она понимала, что массовое комментирование с оскорблениями и колкостями в её адрес вызвано не тем, что она что-то не так написала или не так себя повела. Видимо, она сделала нечто такое, чего кто-то очень сильно боялся. И массированной атакой в комментариях её, вероятно, пытаются вынудить удалить и фотографию, и текст.
«А потом ещё потребуют принести извинения», – невольно подумалось ей.
Калинкова снова перевела взгляд на экран, думая, что написать Денису в ответ, но диалоговое окно было пусто. Словно ей никто ничего не присылал. Видимо, расчёт был на то, чтобы она это прочитала, а дальше уже ждать действий с её стороны. Журналистка даже поругала себя за то, что не догадалась сразу сделать скриншот.
Телефон в её руках завибрировал. На экране высветилась фотография седовласого чиновника в рабочем кабинете и подпись: «Иван Стешкин». Ника вглядывалась в фотографию, слушала музыку звонка, но на вызов не ответила.
Всё происходило как-то слишком одновременно. Одни её обгаживают в комментариях, другой ей ставит ультиматум – и удаляет сообщения сразу же после прочтения, чтобы не осталось никаких доказательств. И в эти же минуты ей звонит «дежурный по городу». Тот самый, который позвал её срочно к себе (а по сути, на встречу с Графченко) и не приложил никаких усилий, чтобы защитить её от него. Ещё и звонил кому-то в своём кабинете, чтобы «решить всё по-другому».
«Что же это получается? Выходит, Стешкин и Графченко заодно? – сгорая от обиды и разочарования, раздумывала девушка. – А я ведь так ему доверяла! И когда он пригласил встретиться, я же хотела всё рассказать, думала, он выслушает. А он мало того что устроил мне повторную встречу с человеком, который практически бил меня на кафедре, так ещё и приказал меня обыскать, чтобы добыть какой-то злополучный синхронизатор…».
И тут журналистка вспомнила, что спрятала неизвестный прибор в рюкзаке, который передала Дорогину. Она несколько раз глубоко выдохнула, выводя себя из стрессового состояния, и набрала на смартфоне номер Дорогина. Тот ответил практически сразу, и от его голоса, доносившегося из динамика, ей стало даже как-то легче. Артур сказал, что специально не звонил, чтобы «не палить контору» – мол, вдруг она где-то прячется, а телефон от его звонка запиликает. Нику этот ответ даже немного развеселил. Что касается её рюкзака, он в целости и сохранности и дожидается хозяйки на её рабочем месте.
Но один момент заставил её напрячься. С ней срочно хочет пообщаться Громов. И просит, чтобы она пришла как можно скорее.
Его голос был отчётливо слышен сквозь гул генераторов и электроустановок. На удивление, страха Калинкова не испытывала ни от того, что оказалась запертой в техническом помещении, ни от того, что рука человека, которого она не могла разглядеть, лежала на её плече. И дальше Ника сделала то, чего, возможно, в её положении не сделал бы ни один здравомыслящий человек.
– Привет, – добродушно произнесла девушка и слегка погладила своей рукой пальцы незнакомца, не оборачиваясь, после чего положила свою кисть поверх его.
Для того, кто начал с ней разговор, это было настолько неожиданно, что он вздрогнул, но свою руку с плеча девушки не убрал.
– Ты что, меня совсем не боишься? – настороженно, но миролюбиво спросил он.
– Тебя? – призадумалась Калинкова. – Во-первых, я тебя не знаю. Во-вторых… – она сделала паузу, – ничего плохого ты мне пока ещё не сделал. Надеюсь, и не сделаешь.
– Насчёт последнего не уверен. Это будет зависеть, в первую очередь, от тебя и от твоих дальнейших действий, – предупредил незнакомец. – Ответ твой мне нравится. Мне в принципе нравятся смелые люди. Смелые и рациональные. Теперь ответь на мой главный вопрос.
– Тебя интересует, что я делала в АКУ, или конкретно на кафедре? Уточни, – раздался громкий, чтобы перекричать гул, но спокойный голос Калинковой.
– На кафедре. Почему ты решила зайти внутрь? И ещё. Когда упал портфель профессора, из него выпало много документов. Что заставило тебя обратить внимание именно на этот?
Свободной рукой он сделал мягкое осторожное движение, снимая руку девушки со своего плеча. И, судя по ощутимому движению корпуса, теперь он стал напротив и развернулся к ней лицом, не выпуская её руку из своей. Теперь Ника видела отблески его глаз, находящиеся с её глазами на одном уровне. То ли он был одного с ней роста, то ли специально наклонился, журналистка не могла понять из-за отсутствия какого бы то ни было источника света. В отличие от неё, незнакомец, похоже, прекрасно ориентировался в темноте.
– Я обратила внимание именно на этот документ, потому что мне буквально на днях рассказывали про «квантовую ловушку» и её настоящего изобретателя, – ничуть не соврала Ника. Она глядела в глаза незнакомца – единственную часть его лица, которую хоть как-то, крайне неотчётливо, было видно за счёт отражаемых отблесков индикаторов.
Незнакомец слегка сжал её кисть. Не до боли, а как-то даже по-товарищески. Ника слегка обомлела.
– И что бы ты сделала потом? С этой фотографией, – продолжал он расспрос.
– Предала бы огласке факт плагиата и присваивания себе чужих идей. Фото с этим листком я уже разместила у себя в социальной сети. Вот только боюсь, пока мы с тобой разговариваем, Графченко удалит и её, – вздохнула она.
– Не удалит. Твой телефон у меня, – голос незнакомца, казалось, заглушил все установки. – Фотография как была, так и есть на твоём аккаунте. И, если ты не возражаешь, я напишу небольшой сопроводительный пост от твоего имени. Чтобы было понятно, что это заявка на патент изобретения, созданного одним учёным, и подлая попытка другого присвоить себе авторство.
– Не возражаю, – пробормотала журналистка, всё ещё пытаясь понять, что с ней сейчас произошло, где она и кто этот человек напротив.
– Я не враг, – словно прочитав её мысли ответил он. – Лишних и необдуманных действий не совершаю. Можешь быть спокойна.
Отпустив Никину руку, незнакомец развернулся спиной и сделал несколько шагов вперёд. И тут в его руке что-то сверкнуло – по-видимому, экран смартфона. Он на миг осветил его худой силуэт и тут же растворился в окружающем мраке – возможно, тот, кто с ней говорил, уменьшил яркость экрана. Видимо, заметив попытку девушки разглядеть и запомнить черты его лица, которое скрывала темнота, подсвечиваемая лишь тусклым светом лампочек индикаторов, он неторопливо обошёл Калинкову и стал у неё за спиной. Незнакомец набирал текст в её смартфоне, проговаривая некоторые фразы вслух сначала на каком-то иностранном языке, а потом переводя на русский. Это был язык, которого Ника не знала, однако некоторые слова показались девушке созвучными.
Допечатав текст и проведя ещё какие-то манипуляции с её аппаратом, незнакомец подошёл обратно.
– Вот, держи, – снова раздался голос над ухом. Он снова взял Никину руку и вложил в неё мобильный телефон. – Я его отключил. Как только выйдешь отсюда, можешь включать обратно. Как и говорил, я сделал пост от твоего имени. Вполне нейтральный, боятся тебе нечего.
– Спасибо, – негромко произнесла девушка, сжимая родной аппарат. Он был не старый, но с ним были связаны некоторые приятные моменты её жизни. Поэтому она была искренне рада, что телефон вернулся к ней обратно.
– А теперь иди. Ты вольна поступать как хочешь и как посчитаешь нужным. Но в моих интересах было бы, чтобы ты не упоминала об этой встрече никому. Так будет лучше для меня. И для тебя, возможно, тоже.
– Но кто ты?
– Этого я не могу тебе сказать, – прозвучал ответ. Судя по призрачному силуэту, незнакомец покачал головой.
– Хорошо. Тогда другой вопрос. Чистое любопытство. Для меня здесь темнота, хоть глаз выколи. Однако ты, в отличие от меня, хорошо в этом ориентируешься. Ты используешь какой-то специальный прибор?
Над её ухом раздался смех.
– Этот прибор называется глаза. Просто у меня генетическая мутация – повышенное количество палочек на сетчатке.
– Мутация? – переспросила Ника.
– Тератогенный эффект радиации. Внутриутробное облучение, – спокойно, но жестко проговорил незнакомец, чеканя слова. – Район, в котором проживала моя мать, подвергался бомбардировкам ядерными боеприпасами, начинёнными обеднённым ураном.
Ника сразу вспомнила всё то, о чём во время их вечерней прогулки на мосту ей рассказывал Стешкин. Перед глазами поплыли кадры бомбардировок, спасающихся от взрывов, огня и дыма людей. Матерей, которые пытаются закрыть своих чад от дыхания смерти. И… его друг, который позвонил ему «поболтать напоследок», зная, что скоро его уже не будет.
– О, Боже! – в ужасе пролепетала Ника.
Рука словно сама потянулась к лицу незнакомца. Ника наощупь дотронулась до его глаз, погладила щёки. Её правая рука прошла через всё его лицо от лба до подбородка. Она словно пыталась представить перед собой ту картину и ощутить всё то, что чувствует человек, ставший жертвой подобного ужаса.
– Хотела проверить, нет ли у меня третьего глаза на лбу? – расхохотался иностранец. – Однако я тебя разочарую: мои мутации незаметны ни глазу, ни наощупь.
Он снова стал сзади и, положив руку ей на плечо, слегка подтолкнул вперёд.
– Когда откроется дверь – не оборачивайся, – раздался его голос сзади.
И тут же магнитный замок пиликнул, на нём загорелся светодиодный огонёк и дверь оказалась разблокирована.
Ника потянула дверь на себя. Та легко поддалась, открывая выход – и девушка зажмурилась от непривычно яркого света. Постояв так несколько секунд, она схватилась пальцами за металлические поручни лестницы, и стала спускаться спиной, чтобы не обернуться. Впрочем, как только её нога коснулась ступенек, металлическая дверь захлопнулась.
У лестницы её ждал тот же азиат и хитро улыбался.
– Если будут спрашивать про телефон, скажи, что я нашёл, – с акцентом выговорил он. – Меня зовут Нарит. А тот, с кем ты разговаривала, как представился тебе?
Калинкова дёрнулась. В её ушах вдруг снова зазвучал сквозь гул электроустановок голос незнакомца: «Ты вольна поступать, как хочешь и как посчитаешь нужным. Но в моих интересах было бы, чтобы ты не упоминала об этой встрече никому…»
– Я ни с кем, кроме тебя, не разговаривала, – пожала плечами девушка.
– А что же ты там тогда делала? – вздёрнул брови азиат, с задором глядя на Нику.
– Меня… стошнило, и я… искала уборную, – протянула Калинкова, сказав первое, что ей пришло в голову.
Она поймала себя на мысли, что от резкой перемены тьмы и света у неё закружилась голова. Так что слова её на фоне общего замешательства звучали вполне правдоподобно.
– Молодец! – ещё сильнее расплылся в улыбке иностранец. – С тобой можно иметь дело. Идём.
И он увлёк журналистку во второй технический коридор, который выводил уже к другой лестнице, бетонной и широкой.
– А ты сам откуда и что здесь делаешь? – слегка осмелев, задала вопрос Ника.
– Как я уже сказал, меня зовут Нарит, я из Камбоджи. Мой дедушка был учёным. Он жил и работал в городе Пномпень. Во время захвата нашей страны красными кхмерами он со всей семьёй приговорён был к смертной казни. Его спасли советские разведчики-нелегалы, тайно переправив вместе с семьёй во Вьетнам. С тех пор он жил и работал у вас в городе. Мой отец тоже учился в АКУ, потом вернулся к себе, на родину, создал семью. Я, как старший сын, по сложившейся семейной традиции поехал учиться сюда.
– Красные кхмеры? – переспросила Ника. – Из истории я помню, что это были самые кровавые марксисты в истории.
– На самом деле им негласно оказывал поддержку Военный Альянс, цель которого была снизить влияние Советского Союза в данном регионе.
Они спустились вниз и направились по ещё одному коридору, освещаемому лишь тусклыми лампами аварийного освещения, и дошли до небольшого холла с несколькими дверями. Азиат направился к одной из них – и разблокировал ещё кодовый замок. На этот раз дверь открылась наружу – и в помещение пахнуло свежим воздухом. Ветер занёс несколько жёлтых листьев.
Пейзаж вокруг был неизвестным. Какие-то одноэтажные корпуса, похожие на бараки или мастерские. Ника сделала шаг вперёд. Дверь за её спиной тут же захлопнулась. Впереди возвышалась и гудела электроподстанция за бетонным забором, поверх которого была в три ряда натянута колючая проволока и висела табличка: «ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ».
Справа от неё находился свежевырытый котлован, а сзади виднелись высокие корпуса кораблестроительного университета. Калинкова помнила, что когда она ставила материал про строительную корпорацию, главный редактор говорил о нахождении незаконного котлована рядом с территорией университета, который был делом рук «Сити-Индастриал». И хотя землю официально им ещё никто не передал, строительная техника вовсю работала.
В нескольких десятках метров от университетской аллеи, словно вырытые окопы, выпирали груды рыхлой глины вперемешку с выкорчеванными и переломанными молодыми саженцами деревьев, которым так и не суждено было вырасти. Жутковатое зрелище усиливало страшную картину войны и разрушений в её голове, нарисованную воображением под впечатлением историй двух иностранцев. Мысли о военных конфликтах, массовой гибели или геноциде мирного населения настолько засели в сознание Калинковой, что она не могла выбросить их из головы и вернуться к нормальной жизни.
На автомате Калинкова решила сделать снимки котлована и, достав из кармана мобильный, даже удивилась тому, что он отключён. Девушка была словно в прострации. Она не догадалась даже элементарно позвонить товарищам и дать знать о себе. Словно ступор какой-то. Она просто шла вперёд, к реке. Тягостное чувство не оставляло её. Иностранец, подвергшийся радиационному облучению в утробе матери, не выходил у неё из головы. Невероятная симпатия и притяжение к незнакомому человеку, возникло у Ники как-то сразу, из ниоткуда.
Несмотря на свою вольную и независимую натуру, девушка часто влюблялась, рисуя в воображении романтические сцены с объектами обожания. Но то, что произошло сегодня, было с ней впервые. Это чувство, возникшее сразу и так внезапно, не было похоже ни на что другое. Оно казалось более глубинным, осмысленным. А то, что было раньше, на фоне его блекло, становясь каким-то несерьёзным и поверхностным. Такого у неё никогда не было. Ей снова захотелось оказаться с ним во тьме генераторной. Захотелось, чтобы он снова положил свою ладонь ей на плечо. Нике казалось, что она до сих пор чувствовала тепло его руки.
Бетонный забор электроподстанции остался позади. Перед девушкой раскинулся пустырь. Строительных работ здесь не проводили, ибо в непосредственной близости была охранная территория первого судостроительного завода, ограждённая колючей проволокой.
Посреди пустыря возвышался огромный дуб. Таких больших на весь Адмиральск было раз-два и обчёлся. Их называют черешчатыми и охраняют как особо ценные. Калинкова как-то писала про такие дубы. Но они росли возле административных зданий и особняков. А этот оказался посреди пустыря. Девушка подошла к дубу, притронулась к толстой кроне.
– И не боишься гулять здесь одна? – раздался голос откуда-то сверху.
Ника подняла голову и на несколько секунд ей даже показалось, что у неё глюки. На одной из огромных веток, подобно пушкинской русалке, сидела девушка с длиннющими тёмными волосами. Кожа девушки была такой же тёмной, как и волосы.
– Тут вообще безопасно, но просто почти никто не ходит, – продолжала сидящая на ветке.
– Почему? – бросила на неё взгляд Ника.
– Да завод там дальше. Говорят, вещи странные происходят. То рында на крейсере ни с того, ни с сего зазвонит, то молнией кого-то бахнет, – задорно расхохоталась девушка на дереве.
– Молнией? – удивилась журналистка.
– Было тут сборище. Нажрались до одурения и подожгли вышку контрольно-пропускного пункта. Видишь вон там обугленный остов? – чернокожая показала рукой в сторону колючки, где виднелись почерневшие доски и останки рабочей вышки.
– Вот уроды, – процедила Калинкова. – Я бы таким руки отбивала.
– Ну, кару свою они за это получили. Молния их всех и поразила. Так и остались лежать на земле до приезда полиции.
Чернокожая ловко спрыгнула с ветки и оказалась перед журналисткой.
– Габриэла, – протянула она свою руку. – Можно просто Габи.
– Габриэла Н’Тьямба? Та самая? – У Ники аж глаза расширились от удивления.
– Я такая знаменитая? – рассмеялась в ответ африканка.
– Да мы с коллегами просто специально ехали, чтобы записать интервью с тобой, – казалось, Ника от волнения растеряла все слова.
Теперь Калинкова могла её хорошо разглядеть. Негритянка. На вид лет двадцать пять. Высокая, с красивыми чертами лица. Тёмные вьющиеся волосы спадали ниже пояса. Прекрасная атлетическая фигура и яркая зелёная куртка с такими же джинсами, которая на контрасте сочеталась с её тёмной кожей.
– А ты никак на завод хочешь попасть? – негритянка пристально смотрела на журналистку, с интересом разглядывая малиновые волосы Калинковой, и мобильный в её руках.
– Я просто гуляла…
– Просто гуляла, – покачала головой Габи. Акцента у неё почти не было. – Ну идём гулять вместе. Я покажу, как пройти.
Калинкова хотела было сказать, что на завод ей вовсе не надо, но любопытство превозмогало. Да и после того, что произошло в университете, хотелось привести мысли в порядок и понять, что же говорить коллегам и главному редактору. И говорить ли.
Девушки пересекли пустырь и пробрались к берегу, поросшему густым камышом. Почва под ногами играла. Негритянка в чёрных кроссовках аккуратно ступала по глиняной жиже и даже подала руку Калинковой, чтобы та не шлёпнулась. Здесь, почти вплотную к колючке, проход был выложен. Вначале Нике показалось, что досками, потом она поняла, что это погрязшие в глину деревянные шпалы. Габи смело ступила на них, продолжая держать свою новую знакомую за руку.
У самого берега столбы были повалены, а колючая проволока лежала на земле. Буквально в десяти метрах у воды стояла будка КПП, однако дверь была выломана, следов охраны не было и близко. Девушки подошли прямо к ней и заглянули через дверной проём. Внутри на полу стояли резиновые сапоги и деревянная скамейка, на которой были разложены рыбацкие снасти.
Они пересекли территорию завода. На противоположном берегу, где лазили Калинкова с Дорогиным, располагалась действующая инфраструктура. Здесь же их встретили пустые цеха с разбитыми окнами и ржавеющие краны. Калинкова снимала кадр за кадром.
– Я не могу поверить, что это вижу! Я не верю, что это происходит с моим городом! – Калинкова приходила в ужас от увиденного.
Негритянка с интересом наблюдала за её реакцией. Тут в руках Ники настойчиво зазвонил мобильный. Телевизионщица Алютина сообщала, что они находятся у главного входа в университет и что уже вызвали полицию по факту нападения на журналистов, препятствования журналисткой деятельности и незаконному удержанию.
– Надо было сразу отзвониться и сказать, что со мной всё в порядке, – корила себя Калинкова.
– Да забей! Графченко в последнее время начал сильно борзеть. Его надо было немного попустить, – выдала африканка на местном сленге.
Ника подняла на негритянку удивлённый взгляд.
– Ты так хорошо говоришь по-русски. И словечки ещё эти сленговые — «борзеть», «попустить»…
– Не удивляйся, я и не такие слова знаю, – рассмеялась Габриэла. – Отец как-никак двадцать восемь лет назад этот универ заканчивал. Ладно, пошли. Мне уже на пары пора, да и твоим коллегам комментарий дать. Идём обратно к корпусу, выведу тебя отсюда. Только в АКУ тебе сейчас лучше не появляться. Почему, ты знаешь сама…
Взгляд вошедшего был прикован к листику бумаги в руках журналистки. Та постаралась изобразить растерянное лицо.
– Простите, здесь было открыто… – эту фразу Ника произнесла виноватым голосом.
Вслед за Графченко-младшим на кафедру вбежала перепуганная женщина – та самая, которая до этого выбежала, чем и привлекла внимание журналистов к открытой двери кафедры. Сейчас она представляла совсем жалкое зрелище. Худющая, в красной вязанной кофте, длинной бесформенной юбке и круглых старомодных очках, с тоненькой чёрной косичкой, завязанной тугой резинкой. Её из без того бледное лицо было сейчас белее бумаги, а тоненькие губы дрожали.
– Денис Владленович, п… простите, я… я буквально на минутку… только документы Караваеву отнести… – запинаясь бормотала она, клипая глазами. – Что же это творится?.. Как же?..
Тот сердито зыркнул на работницу.
– Клара Витальевна, с вами мы разберёмся позже, без посторонних. Не понимаю, как можно было бросить кафедру незакрытой и без защиты. А сейчас зовите профессора.
Вжав голову в плечи, Клара кивнула и вылетела из кафедры. После этого старший научный сотрудник стал у входной двери, перегораживая журналистам выход.
– А теперь объясните, зачем вы проникли на кафедру и что вы здесь искали? – его голос стал ещё резче.
– Ничего! – в один голос затараторили журналисты.
– И портфель профессора вы тоже не трогали… – разоблачительным тоном протянул Денис Графченко.
– Он сам упал, – спокойно ответил Дорогин, поднимая с пола чёрный портфель. И пока журналистка и старший научный сотрудник держали немую паузу, находчивый фотокор собрал все упавшие листы, забрал тот, что был в Никиных руках и вложил вовнутрь портфеля, после чего поставил аксессуар на то же самое место на глазах у изумлённого Дениса. – И на кафедру мы проникнуть не стремились. У нас стояла задача поговорить со студентами, находящимися в аудитории. А вот о том, чтобы мы покинули аудиторию и подошли сюда, настаивали как раз вы.
Графченко-младший бросил преисполненный недоверия взгляд на Дорогина, оглядывая его с головы до ног.
– Хитрые журналисты, всё перекрутите. Всегда удивлялся вашей способности переставлять всё с ног на голову.
Тут дверь открылась – и на пороге показался тучный Альберт Графченко, занявший весь дверной проём. Похоже, в молодости он обладал внушительной комплекцией, крепким телосложением. Однако сейчас, несмотря на внушительную комплекцию, сутулость, возраст и сопутствующие болезни внесли свои коррективы. Его белые виски и борода поблёскивали серебром, а хмурое выражение лица было ещё более подчёркнуто глубоко залегшими морщинами, однако в глазах ещё читался азарт. Вслед за ним семенила Клара, которая, несмотря на то, что была вдвое младше профессора, рядом с ним походила на живую мумию.
– Что Ивану от меня нужно? – с порога начал он. – И не надо мне лапшу вешать! Я прекрасно разглядел вас рядом с ним во время протеста под мэрией. Когда его схватили работяги, вы первые подбежали. Я сразу понял, что вы – его люди.
Ника и Артур переглянулись. Они ожидали услышать что угодно, но то, что Альберт Графченко свяжет их со своим бывшим студентом, а ныне чиновником из мэрии Иваном Стешкиным, ребята никак не были готовы.
– Так зачем он вас ко мне подослал? – перефразировал свой вопрос профессор.
– Он очень переживает из-за этого бойкота, – сориентировалась Калинкова. – Я понимаю Агату – пострадали её люди. Но я не могу понять вас. И почему вы не оказали ему поддержку и не переубедили её и Архиповых? Ведь вы бы точно так же поехали в командировку, если бы вас туда послало ваше руководство. А то, что человека вместо себя не оставил, так ищет, не может найти.
Выпалив это, девушка перевела дух и взглянула на профессора. Он стоял, немного опешив. Потом набрал воздуха в грудь и зло произнёс:
– У него была возможность. Я давал ему Дениса. Но он предпочёл тянуть одеяло на себя, – угрюмо произнёс Альберт. – Боится, что с трона свалим. Смысл в общении с человеком, который тебе не доверяет?
Дорогин молчал, переводя взгляд то на профессора, то на подругу. Тем временем Графченко продолжал:
– Вот даже сейчас, вместо того, чтобы подойти лично и поговорить, он подсылает вас. А чего же сам мне это всё в глаза не скажет? Не хватает духа?.. Молчишь?.. Вот пока он не подойдёт ко мне сам, и я не увижу, что он всё осознал и переосмыслил, бойкот будет продолжаться, как бы тяжело мне от этого ни было. Так ему и передайте.
– Альберт Эдуардович…
– А теперь прошу покинуть территорию нашей кафедры.
Профессор повернулся к ним спиной и шаркающей походкой направился к выходу.
– Их надо обыскать, – неожиданно выпалил Графченко-младший. – Когда я зашёл, она ковырялась в вашем портфеле и что-то фотографировала.
Графченко-старший стоял, немного опешив. Потом набрал воздуха в грудь и практически сквозь зубы, еле сдерживая эмоции, произнёс:
– Клара, немедленно закройте дверь.
Услужливая работница тут же вынула из нагрудного кармана своей кофты ключ, вставила его в замок и провернула два раза, после чего спрятала в тот же карман.
– Что вы фотографировали? Для кого? – губы профессора задрожали. – Дайте мне сюда ваши телефоны!
Артур снова попытался спасти положение, достав из кармана журналистское удостоверение.
– Мы пришли в университет по приглашению вашей коллеги, чтобы сделать репортаж про нападение скинхедов на африканских студентов на набережной. Мы сделали несколько снимков в холле и в аудитории. Это что, запрещено?
В этот момент у фотокора зазвонил мобильный и Артур полез за ним в карман. С небывалой прытью Графченко-младший подлетел к Дорогину, вцепившись в руку с телефоном, заломал её и выхватил аппарат. На экране высветилось женское личико с копной рыжих волос.
– «Алютина», – прочитал Графченко надпись под фото и отбил звонок. После чего начал копаться в фотографиях на мобилке.
Тем временем профессор подошёл к Калинковой.
– А теперь ты спокойно и без глупостей передашь мне свой мобильный телефон. Или все, если их у тебя несколько. Добровольно. А заодно покажешь содержимое своего рюкзака.
– А больше вам ничего не показать, профессор? – с вызовом бросила Калинкова, зверем глядя на профессора.
– Кларочка, помогите мне, – профессор обернулся на свою подчинённую.
Клара подошла к столу и, выдвинув маленький ящик из-под столешницы, достала оттуда пару тонких резиновых перчаток, которые тут же надела на руки.
– Начать с личного досмотра, Альберт Эдуардович? Они обычно мобилки в бюстгальтере прячут, – она преданно посмотрела на своего шефа.
Когда-то Клара тоже была студенткой этого вуза и отличалась от остальных педантичностью и исполнительностью. Поэтому Альберт Графченко именно ей предложил место на кафедре после окончания учёбы. Поговаривали, что в семье она получила настолько строгое воспитание, что ей запрещалось даже думать о мальчиках, так же, как и носить одежду, подчёркивающую женственность, и распускать волосы. С детства у девочки убивались все попытки заняться творчеством или хотя бы исследовательской деятельностью, внушая, как по алгоритму, что она должна с хорошими оценками закончить школу, потом получить высшее образование и после него найти достойную работу. Так и вышло, что сороколетняя Клара до сих пор жила в соответствии с поставленной родителями в детстве программе, в которой не было места ни романтике, ни творчеству, ни приключениям.
И вот сейчас эта сорокалетняя женщина с явным презрением и брезгливостью рассматривала юную и дерзкую Калинкову, которая посмела не только зайти на кафедру без спроса, но и бросить вызов профессору. В отличие от нерадивых студенток, которых женщина регулярно досматривала на наличие мобильных устройств и шпаргалок во время экзаменов, стоящая перед ней девушка абсолютно не выражала робости, а в её взгляде даже читалась насмешка. Отсутствие страха – вот что бесило работницу кафедры намного больше, чем внешний вид журналистки, цвет её волос и манера держаться.
Не дожидаясь, пока исполнительная Клара подойдёт её обыскивать, и понимая, что другого выхода у неё нет, Ника буквально нырнула под тот же стол, на который они с Артуром ставили упавшие учебники. Это было так быстро и неожиданно для профессора и всех присутствующих в помещении кафедры, что первую секунду они даже не знали, как себя вести.
Профессор и подбежавший к нему Денис Графченко начали тянуть залезшую под стол журналистку за ноги и прочие торчащие из-под стола конечности. Дорогин в это время пытался оттащить их от стола, но справиться с ними двумя ему было трудно.
Телефон Калинковой при этом оставался у неё в руках. Она понимала, что если сейчас его отберут, то фотографию удалят и доказательств того, что профессор АКУ украл изобретения у сербского учёного, о котором ей рассказывал Стешкин, у неё не останется. И пока одни её тащили за ноги, а кто-то другой — по-видимому, Клара — пытался разжать ей левую руку, которой Калинкова держалась за ножку стола, всё, что она успела сделать свободной правой рукой — это открыть на телефоне фотографию, сделанную пять минут назад на кафедре, и отправить её на «стену» своего аккаунта в социальной сети.
Несмотря на большое количество полочек в нижней части стола, загруженных разными папками с документами, стол не выдержал такой всесторонней атаки, столь непривычной для спокойной кафедры вуза, и опрокинулся на бок. Раздался протяжный грохот, состоящий из массы других глухих звуков — и ударяющегося об пол стола, и открывающихся во время падения полок, и сотен высыпающихся из полок папок. В этой суматохе Графченко-младший отскочил в сторону, дабы стол не плюхнулся ему на ногу, а старший продолжил тянуть Калинкову за ноги, пытаясь отобрать телефон.
В этот момент Ника увидела какую-то странную приборную панель на стене, которая из-за упавшего стола оказалась открыта её взору. Падая, стол выдернул какие-то проводки, и на маленьком экранчике на стене над приборной панелью поползли какие-то цифры.
Помочь ей в этот момент было уже некому, так как Графченко-младший вцепился в Дорогина, пытаясь скрутить, но тот давал достойный отпор. Пытаясь защититься от профессора и уже налетевшей от него Клары, Нике хватило сил совершить последнее, но оказавшееся решающим перед тем, как её схватили, действие — она просто нажала на кнопку, находившуюся на открывшейся перед ней панельке, и провернула рычажок, похожий на те, которые видела в кабинете у Стешкина.
Через секунду весь корпус университета огласил громкий вой сирены, на фоне которого звучал роботизированный женский голос: «Кафедра дистанционной электроники. Несанкционированное проникновение».
Юлия Алютина и её оператор как раз заканчивали запись интервью с Эллой Магниевой, когда по всему фойе раздался оглушительный вой сирены. На большом экране, который висел в фойе и на котором до этого демонстрировались ролики о достижениях университета, картинка сменилась и началась трансляция того, что творилось на кафедре, откуда поступил тревожный сигнал, и на красном фоне внизу экрана загорелось название кафедры, на которой это произошло. На мониторе было видно, как Дорогин дерется с Графченко, и потасовка уже практически переросла в рукопашную. Посреди кабинета – опрокинувшийся стол, на полу валяются папки, сотни различных бумаг. На полу лежит сопротивляющаяся Калинкова, профессор пытается выхватить из её рук мобильный телефон, а какая-то женщина пытается нажимать на панельке кнопки – очевидно, чтобы выключить сигнализацию.
В первые же секунды этой трансляции опытный оператор «Фарватера» резко схватил треногу и повернул камеру на монитор, успев запечатлеть момент всего, что творилось на кафедре и что показывал большой телевизор, висящий на стене в холле вуза.
В этот момент сирена отключилась и голос Графченко из динамика произнёс: «Отбой! Ложная тревога! Проверка систем!». После чего по монитору снова поползли всё те же красочные ролики о вузе.
– Кафедра дистанционной электроники. Это где? – прокричала Алютина.
– Второй этаж, – ответила Элла. – Бежим туда!
Когда телевизионщики добежали до кафедры, о которой им возвестил голос сирены, дверь оказалась запертой изнутри. Примчавшаяся вслед за ними Элла Магниева завозилась с кодовым замком. Однако когда тот издал характерный щелчок, раздался голос автоматики из динамика: «Команда не выполнена. Дверь заблокирована».
– Ничего не понимаю, – развела руками Элла. – Этими замками у нас лет пять уже не пользуются. Но его, похоже, кто-то запер ключом изнутри. Зачем?
– Я бы сказал, зачем! – буркнул оператор, со всей силы дёргая ручку.
– О нет! Не надо так! Сработает защита! – закричала Магниева.
В этот момент снова сработали магнитные затворы. А изнутри доносились возгласы их коллеги с сайта «Баррикады».
– Отпустите меня! – кричала девушка.
– Зачем ты полезла на кафедру? Зачем ты это сфотографировала? – перекрикивал её грубый мужской голос.
– Вы не имеете права! Я журналист!
Аккуратно придерживая камеру на треноге одной рукой, миниатюрная Юлия Алютина со всей силы заколотила в дверь другой.
– Отпустите её! А то мы сейчас вызовем полицию! – завопила она своим тоненьким, но пронзительным голоском.
И тут по узкой металлической лестнице, находящейся в дальнем углу коридора, и ведущей в мастерские, спустился одетый во всё чёрное азиат, который совсем недавно вертелся возле кафедры, и быстрой поступью направился прямо к Магниевой.
– Нарит? – удивилась женщина.
Парень взял её руку в свою и что-то быстро вложил ей в ладонь, зажав её в кулак. Когда Магниева раскрыла руку – там лежал металлический ключ.
– Откуда у тебя ключ? – вздёрнула брови Элла.
– Луч дал, – с хитрой улыбкой ответил азиат. – А ещё он сказал, что профессор его за болвана держит – и это ему с рук не сойдёт.
– Давай позже поговорим, мне сейчас неудобно, – Магниева кивнула в сторону журналистов и с ключом бросилась к двери.
Тем временем внутри кафедры разгорались нешуточные страсти. Несмотря на внешнюю тщедушность, Клара цепко обхватила сзади невысокую Нику, не давая ей увернуться. Это дало возможность Графченко-старшему выхватить у неё мобильный телефон.
Профессор просматривал фотографии в галерее.
– Ещё раз тебя спрашиваю: зачем ты сфотографировал этот лист? – он схватил её за волосы и ткнул экраном мобильного телефона прямо перед её носом.
Девушка молчала.
– Университет они, значит, приходили снимать. Что ж у тебя на мобилке ни одной фотографии из университета, а только этот листок? Сучка!
Профессор удалил снимок с телефона и пытался извлечь карту памяти.
Однако в этот момент послышался щелчок замка. Кто-то проворачивал ключ с наружной стороны. Дверь открылась – и на пороге появились телевизионщики с НТК «Фарватер» — Юлия Алютина и Михаил Потапов. За ними Ника разглядела изящный силуэт Эллы Магнивой.
– Э, мужик, ты чё творишь? – держа камеру на плече и, по-видимому, не прекращая съёмку, оператор тут же подскочил к опешившему профессору.
– Как вы сюда попали? Вы не имеете право здесь находиться! Я запрещаю вам здесь снимать! – буром попёр на него Графченко, закрывая рукой объектив.
Второй рукой он сунул телефон журналистки себе в карман.
Лёгкое замешательство дало возможность Нике сделать резкий маневр и освободиться от захвата оцепеневшей Клары. Девушка подбежала к профессору, который пытался вытолкать в дверь Потапова, и залезла к нему в карман, наощупь вытаскивая свой телефон.
Тем временем Дорогин и Графченко-младший вели битву за фотоаппарат, при этом фотокор, подобно опытному игроку в регби, прижимал к себе редакционный зеркальник с дорогими кадрами. Внезапное появление на кафедре Потапова с включённой камерой позволило ему также осуществить манёвр и оттолкнуть Графченко-младшего так, что тот не удержал равновесие и въехал в стеллаж, находящийся около стены.
Хватая подругу за руку, он оттолкнул стоящую в дверях Клару и выбежал из кафедры. Работница ринулась за ними и натолкнулась на Алютину, которая с микрофоном в руке пыталась пройти внутрь.
– Что здесь произошло? Почему вы заперли их на кафедре и пытались отобрать у них телефоны и аппаратуру? – тоненьким, но уверенным голоском начала она.
Потерпевший фиаско профессор, не в силах сдержать свой гнев, набросился на миниатюрную телевизионщицу, хватая её за грудки.
– Никакой съёмки! Никаких комментариев! Покиньте кафедру! Вон отсюда! – орал Графченко.
Потапов с довольной рожей снимал эту сцену на камеру. По возмущённому, но тем не менее не теряющему хладнокровности лицу Алютиной было видно, что такие скандалы им явно не в новинку. И, судя по всему, девушка не первый раз оказывалась в подобной ситуации.
– Что за листок она сфотографировала? Что такого было на нём, что заставило вас двоих отбирать у неё телефон и удалять снимки? – продолжала Алютина, слегка повысив голос, чтобы её было слышно среди всеобщего гама.
– Заткнись! – прервал Графченко, губы которого снова дрожали от злости и страха одновременно. – Клара, вызовите охрану!
Сотрудница кафедры снова нажала на красную кнопку.
Магниева невозмутимо наблюдала за сценой, поглядывая в дверной проём из университетского коридора. Вырвавшиеся с кафедры Дорогин и Калинкова устремились к главной лестнице. За ними никто не гнался, однако ребята шли быстро. Мельком взглянув на телефон, Ника вдруг с ужасом поняла, что держит в руках не свой смартфон, а непонятный прибор с небольшим экраном и панелью с кнопками, рычагами и индикаторами. Покрутив в руках неизвестный прибор, Ника разглядела на нём те самые семь кнопок и модуляторов, которые она видела в кабинете у Стешкина.
– Как же это я? – раздосадованно воскликнула девушка, оглядывая странную находку. – Не в тот карман, что ли, залезла?
Журналистка на ходу сняла ранец и закинула агрегат внутрь, прикрыв вещами. После чего впихнула рюкзак в руки фотокора.
– Артур, я возвращаюсь за телефоном! Жди меня внизу!
– Ника, туда нельзя! Мы и так еле убежали! – пытался удержать её за руку Дорогин.
– Мы-то убежали, а наши сейчас там, – тут же нашла объяснение Ника.
– Но они нас сейчас схватят! – пытался вразумить её коллега.
– С ними, я думаю, побоятся. А ты беги в редакцию, меня не жди. И ничего из моего рюкзака никому не давай, – бросила на бегу Калинкова, поднимаясь обратно на второй этаж и скрывшись в главном коридоре.
И тут, чуть не сбив Артура с ног, по лестнице вверх взбежали двое молодых охранников. Пробежав мимо него, они ринулись вслед за девушкой.
В нескольких метрах от кафедры стоял всё тот же азиат, который, завидев приближение Ники, схватил её за руку и потащил вперёд в узкий вспомогательный коридор, заканчивающийся тупиком и навесной металлической лестницей, ведущей вверх.
– Эй, кто вы? – опешила девушка.
– Тот, кому поручено тебя увести, – дал неожиданный и непонятный для Ники ответ её сопровождающий.
Они добежали до лестницы.
– Залазь! – скомандовал он.
– Там мой телефон остался! – попыталась возразить Ника, показывая рукой в сторону кафедры.
– Твой телефон не там! – послышался ответ. Только сейчас Ника разобрала, что парень говорил с восточным акцентом.
Азиат помогал журналистке подняться, аккуратно придерживая. Сам он шёл сзади. Этажом выше в стене располагалась металлическая дверь с кодовым замком. Практически придавив Калинкову к металлической двери, не давая ей увернуться, он ввёл нужную комбинацию и как только дверь открылась – втолкнул Нику внутрь настолько быстро, что та даже пискнуть не успела. Раздался щелчок магнитного замка. Калинкова толкнула дверь, однако та не поддалась. Девушка поняла, что она заблокирована внутри. Вокруг была темнота, подсвеченная только индикаторами. Был слышен гул приборов и генераторов.
Вдруг на её плечо легла рука.
– Кто ты? Зачем пришла сюда? – раздался над ухом уже другой, более жёсткий голос. Тоже с акцентом, но немного другим.
На стоянке возле мэрии брюнетку Магниеву ждал автомобиль, похожий на «Черноморец» – детище местного автопрома с кузовом «универсал». В руках женщины блеснул и пиликнул брелок сигнализации. Автомобиль подмигнул ей фарами, гостеприимно разблокировав замки на дверях.
Журналистка и фотокор «Баррикад» поджидали своих коллег. Наконец, шаркая и бубня себе под нос, показался высокий и грузный оператор «Фарватера» Михаил Потапов, волоча треногу и сумку с камерой. Рядом грациозно дефилировала миниатюрная Алютина, держа в руках микрофон с надетым на него кубиком с буквой «Ф».
– Мих, ну не бузи, мы быстро. Возьмём у Эллы комментарий и снимем пару синхронов, – щебетала она.
Оператор пробурчал что-то нечленораздельное. Положив треногу в багажник, Потапов плюхнулся на заднее сидение, заняв его практически наполовину. Дорогин взял на руки миниатюрную Алютину, а Калинкова заняла кресло рядом с водителем.
Когда все расселись, Магниева снова нажала на брелок. Двери автоматически захлопнулись, ожили, перемигиваясь, датчики на приборной панели. Машина стала медленно выворачивать задним ходом со стоянки, хотя его водитель даже не прикоснулась пальцами к рулю и коробке передач. Журналисты вытаращили глаза.
– Автоматика, оснащённая датчиками. Ей управляет встроенная нейросеть с полным комплектом треков возможных маршрутов.
– То есть, вы хотите сказать, что сейчас автомобилем управляет робот или автопилот? – заинтересовалась сидящая на переднем сидении Калинкова.
– Не совсем робот. Обучаемая нейросеть. Когда я веду автомобиль, она запоминает мои действия, сопоставляет их с дорожной обстановкой через камеру видеорегистратора, а потом уже ведёт сама, – ответила Магниева, по-прежнему сидя с брелоком в руках, но тем не менее напряжённо поглядывая на дорогу.
Оставив позади мэрию, проехав здание театра и несколько кварталов, машина остановилась на красный свет, дождалась зелёного и, включив поворотные огни, плавно вывернула на мост.
– А как она называется? – спросила Ника.
– Официального названия у неё пока нет. Только рабочее. Автоматическая модель «ЭлМа-Энергия» с бортовым компьютером и встроенной нейросетью». Название длинное, но это тестовая разработка.
– А как наши доблестные инспекторы автодорог к такому ноу-хау относятся? – подал голос оператор.
– Еле зарегистрировали, – вздохнула Магниева. – И то, пришлось представить как модернизацию «Черноморца». Хотя от стандартного черноморца там только кузов. Занимался этим лично Караваев, наш ректор – регистрировал на вуз, объяснял, что бортовой компьютер тестируем. Ну, они ему навязали полный комплект своих дополнительных услуг, включая все свои платные страховки. Всё официально. Естественно, весь пакет документов у нас был, включая чеки об оплате, а вот чертежей и пояснительных записок никто смотреть не стал.
– А как они отреагировали на то, что она без водителя ехать способна?
– Они не в курсе, конечно. Мы нейросеть как бортовой компьютер замаскировали. Я при них, да и вообще при посторонних, ввожу её в режим пассивного наблюдения, который предполагает только экстренные реакции. Такие, как попадание объектов в поле трека. И да, она оборудована датчиками, способными обнаруживать людей, животных и предметы в «мёртвой зоне». Так она не только не задавит выбежавшего на дорогу котёнка, но и объедет случайно обронённую на дорогу куклу.
– А нам зачем рассказываете? – снова подала голосок Алютина.
– Чтобы вы представляли возможности нашего вуза, – улыбнулась Магниева.
Она снова цепко смотрела на дорогу. Доехав до моста, «ЭлМа-Энергия» сбавила скорость. За окном открылся потрясающий пейзаж. Зеркальная гладь реки, разрезаемая маленькими белыми парусниками, и такие же белые, но огромные облака над ней. Через окна были слышны крики чаек.
– Разработки АКУ давно стали лакомым куском для корпораций, специализирующихся на IT-технологиях. Нам приходится большое внимание уделять защите авторских прав и своевременному патентованию. История с Габриэлой Н’Тьямбой может привести к тому, что вузу придётся либо повременить с подготовкой патента на изобретение, в котором данная студентка является одним из разработчиков, либо просто вычёркивать её данные, чего бы лично мне не хотелось. Поэтому я как никто другой заинтересована в поддержке средств массовой информации.
И пока сидящие внутри журналисты переваривали сказанное куратором иностранных групп, Магниева продолжала.
– У нас учатся студенты из тридцати пяти стран. В Причерномории не все эти страны имеют даже свои посольства. И естественно, у многих из них нет другой поддержки, кроме как нашего вуза.
Машина прибавила скорость, проносясь через лодочную станцию первого судостроительного. Впереди показался Парк Победы.
– Мы его, будучи студентами, своими руками высаживали, – гордо произнесла Элла Магниева.
Сидящие в машине, озираясь по сторонам, глядели на дубы с раскидистой кроной, липовую аллею, клёны и ясени.
За парком начали виднеться учебные корпуса. Главный корпус Адмиральского кораблестроительного университета выглядел монументально. Здание, похожее на корабль, бросалось в глаза и откладывалось в памяти у каждого, кто проезжал по проспекту Адмирала Макарова. Построенное ещё в Советском Союзе, оно напоминало по форме большой шестипалубный лайнер, летящий над волнами. Длинные навесные коридоры-эстакады выходили из его боковых «палуб», подобно шлюзам, соединяя с другими учебными корпусами.
– А ещё говорят, в Советском Союзе одни коробки строили, – восхищалась видом университета-корабля Алютина.
Оператор выгрузил аппаратуру. Брюнетка так же ловко выпрыгнула из автомобиля, кликнула брелоком сигнализации и быстрым шагом направилась ко входу. Журналисты поспешили за ней. Они попали как раз во время большого перерыва, когда разноцветный поток студентов хлынул на улицу.
– Они со мной, – сообщила Магниева охраннику на вахте, и обернулась на своих гостей. – Дайте свои удостоверения для регистрации.
В просторном фойе их встретили огромные, в человеческий рост, модели кораблей, авианосцев и линкоров, научно-исследовательские суда и сухогрузы. Мониторы на стенах транслировали ролики, на которых были видны корпуса университета сверху, потом камера перемещалась к главному входу, фокусируясь на надписи «Добро пожаловать». Дальше статный улыбчивый мужчина – ректор – показывал многочисленные кубки и награды, которые получил университет. Следующий ролик показывал учебный процесс в просторных аудиториях: студенты жмут руку огромному человекообразному роботу, внимательно изучают турбину, создают модели кораблей. На третьем видео студенты управляли парусниками, дальше волны словно плескались о камеру и перед зрителями возникал волнующий фрагмент регаты. Дальше – шествие иностранных студентов в национальных костюмах по улице Дружбы народов. Заканчивался видеообзор надписью «Добро пожаловать в АКУ – Адмиральский кораблестроительный университет!».
В самом центре холла взгромоздился латунный земной шар высотой около двух метров. Вокруг него располагались человеческие фигуры знаменитых адмиральских мореплавателей, судостроителей и великих градоначальников прошлого. Со всех сторон «земной шар» был окружён якорными цепями, создающими своеобразное ограждение.
– Точная копия монумента, стоящего в центре города на пересечении Суворовсого проспекта с улицей Дружбы народов, – начала Магниева и тут же осеклась. – Ой, да кому я всё это говорю! Вы же местные. Привычка. Просто это – отправная точка всех экскурсий по вузу, которые я провожу для иностранцев и гостей.
– Наоборот, расскажите то же самое на камеру, а мы запишем. Вот как вы проводите экскурсию для своих гостей, так же проведёте и для наших телезрителей, – тут же оживилась Алютина, толкая в бок оператора.
И пока её товарищ расставлял свою треногу и закреплял камеру, Юля с извиняющимся видом подошла к Калинковой и Дорогину.
– Ребят, нам тут надо записать несколько синхронов, чтобы Элла рассказала про университет. Это займёт около получаса. А потом все вместе пойдём к Габриэле. Согласны?
Интернетчики кивнули, прекрасно осознавая, что для той же Магниевой намного важнее внимание тележурналистов, и думая, чем же занять себя эти полчаса. Брюнетка, словно прочитав их мысли, широко улыбнулась.
– Ребят, а вы пока можете подняться на второй этаж, дойти до блока «Д» и там найти третью аудиторию. Там как раз будут первокурсники из Намибии, которых защищала Габриэла. Заодно увидите всех моих иностранцев. Сейчас у них будет вводная лекция. Если профессор, который будет её читать, начнёт возражать против вашего присутствия, скажете, что вас пригласила я и что это связано с делом Габриэлы Н’Тьямбы.
Калинкова и Дорогин без труда нашли блок «Д» и последовали в аудиторию Д3. Это было светлое помещение с высокими потолками, где ряды, начиная с заднего, располагались сверху вниз, напоминая зал кинотеатра. Ещё большее сходство с залом придавал огромный навесной экран, который располагался на дальней стене, над доской, как раз напротив рядов с сидениями. На этой же стене, под потолком, висели широкие светодиодные часы. На их электронном табло чередовались время, дата, день недели и сколько минут осталось до начала следующей пары. Оглядевшись по сторонам, журналисты сели на задний ряд.
В двадцать минут третьего аудиторию стали заполнять первокурсники. Они выкладывали на столах конспекты, учебники, письменные принадлежности.
Возле них уселся щуплый светловолосый парень. Он выложил учебник, на котором Ника прочитала: Альберт Графченко, «Основы цвето-светового кода».
Его лицо показалось Нике знакомым. Весной Калинкова освещала городской турнир по шахматам среди молодёжи, на котором этот парень занял первое место. А потом она же брала у него интервью, после того, как он стал чемпионом Причерномории среди юниоров. Она даже вспомнила его имя и фамилию.
– Васнецов? Коля? – спросила она, глядя на шахматиста.
– Ника! – обрадованно воскликнул парень. – Я как только в аудиторию вошёл, сразу обратил на тебя внимание.
Ника ничуть не удивилась, ибо не обратить внимание на девушку с малиновыми волосами было довольно сложно. Возможно, именно поэтому девушка подсознательно выбрала столь яркий цвет – чтобы быть более заметной.
– А что ты у нас делаешь? – с интересом посмотрел на неё молодой чемпион.
– Я здесь по работе. Разбираемся с делом о нападении скинхедов на иностранцев, – заговорщическим тоном проговорила Калинкова, приложив палец к губам.
– Так вон один из этих ребят, на втором ряду, – полушёпотом проговорил Васнецов. – У нас сегодня с иностранцами совместная лекция.
– Я почему-то думала, что они отдельно занимаются.
– У нас тут сборная солянка, – рассмеялся шахматист. – А на лекции Мичман мы вообще вместе со вторым курсом ходим.
– Ты говоришь об Агате Мичман? Главном инженере первого судостроительного? – искренне удивилась Калинкова.
– Да, о ней, – кивнул Васнецов. – Агата Алексеевна ещё в том году должна была читать аналоговое программирование. Но у неё был конфликт с бывшим ректором, после которого она ушла. Или её «ушли». А Караваев как пришёл – восстановил.
Дорогин чувствовал себя не в своей тарелке. Пока его подруга увлечённо беседовала с шахматистом, он скучающим взглядом обвёл аудиторию, и достав из кармана мобильный с наушниками, начал выбирать музыкальные плей-листы.
– Ник, толкни меня, когда наговоришься, – ухмыльнулся он, вставляя наушники в уши и закрывая глаза.
Тем временем в аудиторию вошли ещё несколько африканцев и сели на второй ряд.
– О, эти ребята тоже были с Габриэлой во время того инцидента, – продолжал шахматист. – Слушай, Ник, а что с ней будет? Говорят, на неё даже уголовное дело завели.
Журналистка кивнула, тяжело вздохнув.
– Что будет, я не знаю, – сказала она. – Но сделаю всё от меня зависящее, чтобы правда восторжествовала.
Электронные часы показывали, что до пары осталось десять минут. Девушка решила воспользоваться этим временем и поговорить с иностранцами из Намибии.
Чернокожие ребята, громко жестикулируя, общались на своём языке, когда Калинкова спустилась на второй ряд и подошла к ним. Она представилась, объяснив, кто она такая и зачем приехала. Африканцы приветственно кивнули ей и снова загалдели между собой. Потом один из них подошёл к журналистке и посмотрел ей в лицо своими большими глазами.
– Мы не будем говорить без Габриэлы, – начал он с акцентом, но вполне понятно.
– Здесь не только я. Приехали ещё мои коллеги с телевидения, они тоже скоро подойдут. Мы просто хотим узнать, что произошло тогда на набережной, – заверяла Калинкова.
– Мы уже рассказывали всё полицейским, – стоял на своём африканец. – А потом везде написали, что во всём виноваты мы.
В этот момент дверь снова открылась и в аудиторию вошёл молодой мужчина в очках со стройной фигурой и красивыми чертами лица. Он направился к первым рядам. По дороге он зыркнул на Калинкову так, что та потупила взгляд. Вошедший подошёл к студентке на первом ряду, что-то шепнул ей на ухо и занял место за проектором.
С первого ряда встала и подошла к Калинковой невысокая худая девчушка славянской внешности в блузке свободного покроя и тёмных брюках с большими карманами. Её волнистые каштановые волосы ниже пояса были завязаны в два хвоста.
– Простите, а вы с какой группы? – спросила она, глядя на Нику.
– Я журналист и пришла поговорить с ребятами по факту о нападении на них скинхедов на набережной. Я хочу как следует разобраться в этом, ибо полиция всё спихнула на студентку, которая их защищала.
Девушка понимающе кивнула и, аккуратно взяв Нику за локоть, увела вверх, к последним рядам и выходу.
– Вообще-то, у нас не приветствуется нахождение посторонних. Но коль вы по такому поводу, то ладно, – вкрадчиво заговорила она, осторожно посмотрев вниз зала. – Ребята напуганы, они в каждом видят врага и скорее всего не будут говорить с вами. Поэтому запишите мой телефон. Думаю, я смогу вам помочь. Меня зовут Таня.
Она продиктовала Нике свой номер и тут же попросила позвонить, чтобы сохранить её контакты.
– Если хотите остаться, сядьте на задний ряд и не особо мелькайте у профессора перед глазами, – шепнула Таня и спустилась на площадку для лекторов.
Зычным голосом девушка объявила:
– Внимание! Группы 121 и 121-ИН, для тех, кто ещё не взял учебник «Основы цвето-светового кода», подойдите после лекции за ним на кафедру. Профессор сказал, что его надо обязательно иметь при себе на сегодняшней лабораторной.
Калинкова пробралась к месту, где оставила своего коллегу и Васнецова. Шахматист всё это время с интересом наблюдал за ней.
– Я так понимаю, эта девушка – староста курса? – полушёпотом спросила Калинкова.
– Почти. Староста иностранной группы. Той самой, в которой учатся ребята, попавшие в переплёт на набережной. Её зовут Таня Тарасова, она из Приднестровья. Может собрать радиоприёмник любой сложности буквально «на коленке» из подручных материалов.
– Из Приднестровья?.. – задумчиво протянула Калинкова.
– Да, у нас учатся многие, кто приехал из горячих точек или регионов, в которых были вооружённые конфликты. Вон по центру сирийцы сидят. Возле них – две девушки из Ливии. А вот на предпоследнем ряду, аккурат перед нами – парни из Нагорного Карабаха.
– Это что, какая-то социальная программа? – удивилась журналистка.
– Скорее, так исторически сложилось, – вздохнул Васнецов. – В девяносто втором университет принял нескольких студентов из Приднестровья. Потом в Абхазии началась война, и в АКУ перевелись студенты из Сухумского физико-технического института. Чуть позже приехали двое из Боснии и Герцеговины… – Васнецов говорил, как будто читал открытую перед собой книгу. Ника поняла, что парень обладает феноменальной памятью, ещё когда брала у него интервью после чемпионата. – Студентов прибывало, а мест в общежитии было не так много. Заявления на перевод в АКУ поступали, а вот селить оказалось некуда. Один корпус и так на ладан дышал, часть блоков была непригодна для жилья. Денег у университета тоже не было. Многие студенты были согласны даже работать в свободное время и обеспечивать своё проживание сами, только бы продолжать здесь учёбу. Но тогда в АКУ молодой серб преподавал, про таких говорят «изобретатель от Бога». У него куча изобретений была, он получал из Европы и Южной Кореи отчисления от патентов. Этот изобретатель на свои средства отремонтировал первый корпус студенческого общежития и достроил второй. Впоследствии этот второй полностью передали иностранцам. Этого серба любили здесь все, пары его почти не прогуливали. Говорят, он любой, даже самый сложный и скучный материал мог прочесть таким образом, словно это была научно-фантастическая повесть.
Журналистка слушала Васнецова, затаив дыхание. Казалось, она забыла про Дорогина, который по-прежнему сидел с закрытыми глазами и наушниками в ушах, и про телевизионщиков, которые, по идее, должны были уже закончить запись синхронов с Магниевой и искать аудиторию, где находилась она и Дорогин. Воображение девушки рисовало картины военных конфликтов, горящие здания, людей, бегущих от войны. Почему-то вспомнился и рассказ Стешкина про его друга-серба, и одно из его наиболее выдающихся изобретений, названное «квантовой ловушкой». Нике было интересно, тот ли это человек, про которого сейчас говорит её собеседник.
– В 1999 году у него на родине началась война, – продолжал парень, – он туда уехал. А потом в АКУ получили известие, что он там погиб. Это было трагедией для университета… Знаешь, Ник, у нас здесь есть научные сотрудники и преподаватели, которые ничего толкового в своей жизни не сделали. Что есть они, что нет их… А вот Милоша Лучича до сих пор вспоминают. И изобретения его работают, студенты из зон конфликта приезжают сюда, как в цитадель, и второй корпус общежития, который он достроил за свои средства, продолжает их принимать.
Когда Ника услышала имя Милоша Лучича из уст молодого, одарённого шахматиста, теперь уже студента АКУ, у неё пробежали мурашки по коже. Это был именно тот человек, про которого ей рассказывал Стешкин. Который стал его лучшим другом, помогал ему, приезжал на вручение «Конструктора года», тогда как остальные его соратники объявили Стешкину бойкот, и который в последние минуты своей жизни позвонил другу не попрощаться, а «поболтать напоследок»…
Электронное табло на часах показало полтретьего. Раздался специальный звуковой сигнал, сообщающий о начале пары.
В аудиторию зашёл приземистый полноватый мужчина в очках с седыми волосами и такой же седой, почти белой, бородой. Бородач уселся за преподавательский стол и включил звук через небольшой микрофон, установленный в центре стола.
– Здравствуйте. Для тех, кто со мной ещё не знаком, сообщаю: меня зовут Альберт Эдуардович Графченко. На первом курсе я буду читать вам лекции по фотоэлектронике и цвето-световому коду и со мной же вы будете проходить практику. Сегодня у нас с вами первая, вводная лекция.
– Цвето-световой код был открыт абсолютно недавно. Его первые разработки были начаты в стенах нашего университета в 1980 году. В 1985 году был разработан проект, который предполагал создание единой системы дистанционного управления производственными объектами. Так, подобная аппаратура была установлена на Первом судостроительном, Институте импульсных процессов и технологий, конструкторских бюро «Маяк» и «Ингульское». С развалом Советского Союза работы по внедрению единой общей системы затормозились, а после 1999 года были сведены на нет. Однако сам по себе метод нашёл применение в системах видеонаблюдения. Установки, использующие цвето-световой код, показали себя на практике более надёжными, чем аналоговые, использующие в своей основе бинарный код. Это выражается, в первую очередь, в защите от посторонних проникновений в систему. А сейчас я вам продемонстрирую принцип записи и возможные комбинации.
Профессор сделал паузу и подошёл к мужчине за проектором. Тот вывел на экран схему устройства, в которой Калинкова и Дорогин узнали странные пульты, которые они видели в кабинете у «дежурного по городу» Ивана Стешкина.
Ника смотрела и слушала, затаив дыхание. Ей казалось, что она прикасается к чему-то великому – тому, что должно было открыть новую эпоху.
– Ну что ж, перед тем, как разобрать принцип записи, начнём с небольшого экскурса в историю. Когда и кем был изобретён первый пульт дистанционного управления?
Девушка из Приднестровья подняла руку. Графченко жестом пригласил её подняться и ответить.
– Первый пульт дистанционного управления был изобретён великим физиком, инженером и изобретателем в области электротехники Николой Тесла. В 1898 году он представил пару радиоуправляемых катеров. Подавая радиосигналы со своего пульта, Тесла мог передвигать судно с разной скоростью, в разном направлении, выполняя весьма сложные маневры, – бойко заговорила она.
– Всё правильно, садитесь, – Графченко одобрительно кивнул.
Тем временем мужчина за проектором что-то шепнул профессору и показал рукой в сторону журналистки.
– Теперь вопрос посложнее. Что представляла из себя Общегосударственная автоматизированная система учёта и обработки информации? Где, когда и кем она была создана? – профессор сделал паузу, прошёлся по рядам, оглядывая аудиторию. – Теперь пусть кто-то с задних рядов ответит, – проговорил он, указывая рукой на Калинкову, сидящую в самом конце аудитории.
Ника почувствовала неловкость и даже побледнела. Ситуацию спас сидящий рядом Васнецов.
– Общегосударственная автоматизированная система учёта и обработки информации, сокращённо называемая ОГАС, представляла собой систему автоматизированного управления экономикой СССР, основанную на принципах кибернетики, которая включала в себя вычислительную сеть, связывающую центры сбора данных, расположенные в разных регионах страны. С предложением по созданию такой системы выступил Виктор Михайлович Глушков – руководитель Киевского института кибернетики, член многих академий наук и научных сообществ мира. Первым, кто поставил перед высшим руководством Советского Союза и научной общественностью вопрос о необходимости управления экономикой СССР в масштабах всей страны на основе повсеместного применения электронных вычислительных машин, сокращённо называемых ЭВМ, был Анатолий Иванович Китов, – уверенно и громко говорил Васнецов, словно читал по книге или конспекту.
– Хорошо, что вы это знаете, молодой человек, – кивнул профессор. – Однако, я спрашивал не вас, а девушку… – он снова подошёл к мужчине, сидящему за проектором, и что-то шепнул ему на ухо. Тот оторвался от проектора и направился прямо к журналистам.
– Молодые люди, предъявите свои студенческие, – обратился мужчина к сидящим на заднем ряду.
Васнецов полез в сумку и достал пластиковую карточку с голограммой университета и персональными данными.
– Теперь ваши, – попросил он, обращаясь к Дорогину с Калинковой.
Мужчина стоял над ними. Артур уже открыл рот, чтобы сказать, что студенческий забыл дома, но Ника спокойно открыла рюкзак, показав удостоверение журналиста.
– Выйдем в коридор. Нам надо поговорить, – спокойно сказал мужчина.
Уже в коридоре он представился.
– Меня зовут Денис Владленович Графченко, и я являюсь старшим научным сотрудником. Вы хотели взять интервью у профессора?
– Да, – бойко ответила Ника.
– А по какому поводу?
– Мы разбираемся с инцидентами, в которых пострадали иностранные студенты вашего вуза. И считаем, что профессор тоже мог бы дать нам свой комментарий, озвучить своё мнение по этому поводу, – тут же приукрасила журналистка.
– Тогда вам придётся подождать. У профессора сейчас пара, но по её окончании у него будет небольшой перерыв перед лабораторной и он сможет ответить на ваши вопросы, – сказал научный сотрудник.
– Мы бы хотели подождать в аудитории, – настаивала Калинкова.
– Это исключено, – перебил Денис Графченко. – Наш вуз подконтролен нескольким министерствам, и даже материалы, читаемые на лекциях, имеют стратегическое назначение. Тем более, в процессе обучения студентам демонстрируются разработки, на которые только поданы заявки и ещё не получен патент. Информация об этих изобретениях и их публикация в прессе может привести к хищению интеллектуальной собственности. Поэтому приношу свои извинения, но в аудитории вы находится не сможете.
– Нам стоять под дверью? – продолжала журналистка.
– Вы можете подождать профессора возле кафедры, там есть стулья, она расположена на этом же этаже. А сейчас позвольте ваши удостоверения, я перепишу данные.
Ребята молча протянули свои «ксивы». Денис Графченко сфотографировал их на свой мобильный и вернул обратно. После этого мужчина зашёл в аудиторию, закрыв за собой дверь. Проводив научного сотрудника взглядом, Дорогин с укором посмотрел на подругу.
– Слушай, Ник, нам вообще-то негритянка была нужна. Какого хрена мы должны идти на кафедру и брать комментарий у какого-то профессора? Да и что он может нам сказать по поводу этой истории?
– Дело не только в этой истории, – начала объяснять Ника. – Тут другое. Стешкин мне рассказывал, что именно профессор Графченко подбил Агату на бойкот. Вот я и хочу подойти на кафедру и поговорить с ним.
– И что теперь? Это их внутренние дела, мы какое отношение имеем к этому? Или ты собралась этого старикашку к совести взывать? – раздражительно проворчал Дорогин. – Ника, не дури. Давай сейчас дождёмся Алютиной, пообщаемся с африканкой – и в редакцию: ты – писать, я – обрабатывать фотки.
– Артур, ну пока Юлька не звонит, давай всё-таки на кафедру, – девушка посмотрела на него умоляющими глазами.
Её напарник сдался. Они пошли по длинному коридору университета. Дорогин вдруг резко остановился. Калинкова непонимающе глянула на него.
– Ника, видишь того азиата? – тихо начал фотокор, показывая на парня, который остановился недалеко от них.
– Вижу, и что?
– Он преследует нас, начиная с лекционного блока.
Ника посмотрела на иностранца. Он просматривал свой мобильный, периодически бросая цепкие взгляды на чужаков. Калинковой даже показалось, что Дорогин прав. Дойдя до кафедры, Калинкова ещё раз обернулась и встретилась глазами с иностранцем.
Тут дверь кафедры распахнулась и оттуда выпорхнула высокая женщина в очках с кипой бумаг. Она устремилась по коридору. Через открытые двери Ника посмотрела вовнутрь.
– Никого. Давай зайдём, – предложила она.
– Угу, прямо на глазах у этого! – процедил Артур и осёкся. Азиат как будто испарился.
Ребята какое-то время постояли у приоткрытой двери, но любопытство превозмогло. На специальных стеллажах, стоящих вдоль стен, располагались различные приборы, антенны различных форм и конструкций, разнообразные пульты. Некоторые из них имели семь кнопок, располагающихся в спектральном порядке. Возле каждой кнопки был вращающийся рычаг и индикатор – всё как на панелях в кабинете у Стешкина.
На квадратном столе в центре помещения лежали стопки учебников «Основы цвето-светового кода». Проходя мимо, журналистка зацепила одну из них. Несколько стопок завалились, толкая одна другую, подобно домино. Книги посыпались на пол, свалив профессорский портфель. Ребята замерли. Дорогин выглянул в коридор. Там всё было тихо. Осторожно выдохнув, ребята начали собирать учебники и складывать обратно в стопку. Потом Ника аккуратно подняла портфель. Из него выпали какие-то комплекты чертежей и листы формата А4. Разнервничавшаяся девушка начала их вталкивать обратно, однако листы в её руках не слушались, упорно отказываясь ложиться аккуратной стопкой. Тогда Ника достала беспорядочную кипу бумаг из портфеля и начала их перекладывать по одной. Тут девушка дошла до листа, на котором было напечатано:
«ЗАЯВЛЕНИЕ НА ВЫДАЧУ ПАТЕНТА НА ИЗОБРЕТЕНИЕ
ЗАЯВИТЕЛЬ: ООО «GARANT-IT».
НАЗВАНИЕ ИЗОБРЕТЕНИЯ: «КВАНТОВАЯ ЛОВУШКА»
АВТОР ИЗОБРЕТЕНИЯ: ГРАФЧЕНКО АЛЬБЕРТ ЭДУАРДОВИЧ»
– Ничего себе. Что это? – воскликнула Калинкова, глядя на листок округлившимися глазами.
– Что ещё? – отозвался Дорогин, который укладывал последнюю стопку учебников на стол.
– Квантовая ловушка!.. Но её придумал Милош Лучич. При чём тут Графченко?
– Ничего не понял, – мотал головой Дорогин. – Проясни.
– Стешкин мне рассказывал про уникальное научное открытие, которое совершил его друг. И это был отнюдь не Графченко. Однако в патенте на разработку стоит его фамилия. Здесь явный плагиат и подлог документов…
Она на автомате достала мобильный телефон и сфотографировала листок.
– И у кого вы здесь собрались брать комментарий? – раздался за спиной сердитый голос Дениса Графченко. – Я же сказал, подождите возле кафедры, а не внутри.
По широкой каменной лестнице адмиральский чиновник Иван Стешкин и главный редактор интернет-издания «Баррикады» Александр Громов спустились на нижнюю набережную и подошли к воде.
– Неделя прошла, а кто мутил воду, яснее не стало, – задумчиво произнёс Стешкин, сверяя свои самозаводящиеся наручные часы с огромными, висящими над мэрией. – Мы с тобой оба понимаем, что это выгодно Зареву и его строительной корпорации, как и то, что им помогает Крючков, активно используя как свою нынешнюю должность первого зама, так и все доступные ресурсы департамента госбезопасности.
Идущий рядом Громов кивнул, и глотнул из картонного стаканчика крепкий обжигающий кофе.
– Только прямых доказательств нет. Агата мне рассказала, что накануне рабочих обзванивал некто, представившийся близким другом Караваева. Говорил, что нужно выходить и бороться с беспределом, и брать власть в свои руки. – Громов выразительно посмотрел на Стешкина.
– Это не метод Караваева, – покачал головой Стешкин. – Он всегда был против радикальных действий, хотя за своих всегда стоял горой.
– Я лично обращался к нему за комментариями. Он лишь развёл руками, сказав, что звонить рабочим мог кто угодно, а он более не имеет к заводу никакого отношения. И что даже если сейчас ему предложат вернуться на пост директора, он откажется, поскольку у него новая интересная работа: обучение будущих специалистов. Кстати, пригласил меня на научную конференцию, которая пройдёт в их вузе. – Громов допил кофе и стал искать глазами урну, чтобы выбросить стакан.
– Пойди обязательно. Я тоже там буду. – Чиновник остановился, глядя на противоположный берег реки, на котором находился Адмиральский кораблестроительный университет.
– Иван, ты ж знаешь, я гуманитарий, и до научных конференций мне особого дела нет, – пожал плечами главред «Баррикад».
– Но по данной конференции у меня странное предчувствие. Есть один нюанс, который вот уже второй день не дает мне покоя.
– Ну-ка, поделись, – заинтересовался Громов.
– Я изучил программу этой конференции. Мало кто это делает, но мою дотошность ты знаешь. И меня насторожило, что среди лиц, которые будут выступать с докладами, много тех, кто вообще не имеет отношения к науке и тем более к технической отрасли. Некоторые из них изрядно засветились, только не в научной, а именно в политической деятельности.
– Например?
– Например, борец с наследием СССР – Вилкас Урбонас. Или адепт новой теории власти Казимир Козельский. Я бы понял, если бы конференция проходила где-нибудь в Академии Управления, пускай бы даже в нашей мэрии. Но при чём тут наш кораблестроительный?
– Козельский… – задумался Громов. – Что-то знакомое…
– Конечно, знакомое. Вспомни конфликт на конференции в Братиславе, когда он начал поливать грязью нашего советского учёного, ракетного конструктора Сергея Королёва.
– Насколько я помню, он там и Гагарина дерьмом поливал, – нахмурился Громов. – И теперь эта публика едет в Адмиральск?
– Не просто едет в Адмиральск, – поправил Стешкин, глядя собеседнику в лицо. – А едет выступать на научной конференции. А по сути – промывать мозги нашей молодежи. Засорять головы наших технарей пропагандистскими клише.
Они дошли до лестницы и снова поднялись наверх, направляясь к мэрии. Большие часы над зданием пробили двенадцать раз. Через площадь Корабелов на всех парах неслась девушка с малиновыми волосами с фотоаппаратом на плече и стаканом кофе в руках. Громов сердито хмыкнул, узнав в девчонке свою подчинённую.
– Уж на такую встречу можно было и заранее подойти. В кои-то веки омбудсмен приезжает. Вернётся в редакцию – получит за опоздание, – сердито буркнул главред.
– Смешная она у тебя, – заулыбался Стешкин. – После всяких заседаний, на которые ты её посылаешь, не упускает возможности зайти ко мне в кабинет, спросить, как у меня дела, или просто пожелать хорошего дня.
– Посылаю? – вопросительно глянул Громов. – Да она сама напросилась на все мероприятия в мэрию ходить. Я даже не совсем понимаю, откуда вдруг такое рвение.
– Помнишь, на прошлой неделе тебя задержала Агата и ты не приехал? Я с ней тогда разоткровенничался, уж не знаю, правильно ли сделал. И теперь она вообразила, что я – одинокий человек, которому нужна поддержка, – саркастически хмыкнул чиновник. – Меня её наивность порой поражает. Даже раздражает. Но как человек она у тебя с большой душой. Вчера заседание земельной комиссии затянулось. Объявили перерыв на полчаса. Я в зале заседаний остался, а депутаты и журналисты умотали кто куда. Спустя пять минут она возвращается с двумя стаканами кофе. Второй для меня взяла, представляешь? И, главное, запомнила, какой я люблю и с каким сиропом. Так мы с ней эти полчаса и проговорили.
– А о чём, если не секрет?
– Да чёрт меня дёрнул ещё тем вечером, когда мы гуляли, рассказать Нике про изобретения Милоша. Я тогда вскользь упомянул про квантовую ловушку. Она вчера и давай расспрашивать, что это такое и как работает. А оно и не к месту, и не ко времени, и голова у меня другим забита: заседание комиссии, проблемные вопросы.
– Ну смотри, дружище, если тебя напрягает её постоянное присутствие, я буду с этим что-то делать.
– А что ты тут сделаешь? – развёл руками Стешкин. – Не упрекать же нашу Нику в том, что у неё есть сострадание и человечность, которые нынче забыты. И если я её оттолкну сейчас, девчонка только озлобится на меня и весь окружающий мир.
Чиновник сделал паузу.
– Я ещё домой когда ехал, всё думал об этом. Саш, мне впервые принесли кофе просто так. Не мой секретарь, не наша буфетчица, не бизнесмен, который хочет подмазать, чтобы я ему подмахнул. А просто за компанию, потому что взяла себе. И пришла она ко мне не просить чего-то, не выслуживаться, не брать комментарии, а просто поболтать. Да ещё о чём? О наших изобретениях, созданных в Адмиральском КБ «Маяк» во времена Советского Союза. Даже странно: молодая девушка интересуется не навороченными гаджетами, не последними новинками смарт-индустрии, а разработками Причерноморской ССР, когда её ещё даже на свете не было. Я почти уверен, что она так ничего про эти квантовые ловушки и не поняла, но именно с ней вчера я и ощутил себя человеком. Не тем, к кому обращаются с просьбами или ходят вереницами, не госслужащим, не чиновником, не официальным лицом, а именно человеком. Это так странно для меня.
Громов только пожал плечами.
– Ну, если не напрягает, пусть остаётся как есть, – вздохнул главред. – А взбучку за опоздание я ей всё-таки задам.
Встреча уполномоченного по защите прав человека с представителями иностранных диаспор Адмиральска проходила в сессионном зале городского совета. Тот, кто когда-нибудь видел по телевизору, как проходят заседания Организации объединенных наций, мог найти много общего и даже провести параллели. На креслах, на которых обычно работают депутаты во время сессий городского совета, сидели представители национальных обществ. Некоторые из них, демонстративно проигнорировав дресс-код, пришли в своих традиционных нарядах. Они по очереди говорили об участившихся нападениях радикально настроенных группировок на иностранцев. Между ними сновали журналисты местных изданий и телеканалов.
Уполномоченный по правам человека, Олеся Череда, хрупкая тридцатипятилетняя женщина с румяным лицом, огромными светло-карими глазами и мелированными волосами, заколотыми на затылке, внимательно слушала брюнетку, выступающую за трибуной. Рядом с ней находился мэр Адмиральска, выпускник Академии Управления Леонид Колокольцев, который в свои двадцать семь лет получил столь высокий пост. Возле него восседал первый зам Крючков, то и дело направляя на выступающую свой тяжелый взгляд.
Когда растрёпанная Калинкова с виноватым видом вбежала в сессионный зал, фотокор их издания Артур Дорогин уже стоял у трибуны и запечатлевал на фотокамеру лица участников.
– Участились случаи нападения на иностранных студентов, проходящих учёбу в нашем вузе и проживающих на территории Адмиральска, – вещала с трибуны высокая коротко стриженная брюнетка с красивыми чертами лица, в деловом костюме стального цвета, полностью облегающем её изящную фигуру. – Так, в августе этого года радикально настроенными молодыми людьми было совершено нападение на граждан Намибии и Анголы, которые отдыхали на набережной. Драка не носила бытовой характер: у нападающих были ножи и кастеты, и они выкрикивали лозунги расистского содержания, которые слышали многие, кто находился в радиусе ста метров. Приехавшая на место инцидента полиция, узнав, что молодые люди являются членами ультраправой радикальной организации «Белый коготь», без всяких разбирательств обвинила руководителя союза иностранных студентов в том, что зачинщиком этой драки является она!
– Она? – переспросила омбудсмен. – Зачинщиком драки выставили девушку?
– Да, они всё повесили на студентку нашего вуза Габриэлу Н’Тьямбу, – продолжала выступающая.
– Раз полицейские пришли к такому выводу, значит, у них были какие-то основания? – вздёрнула брови Олеся Череда, внимательно слушая представителя университета.
– На момент задержания у неё был нож, который она выхватила у одного из нападающих, – отвечала брюнетка за трибуной. – Полиция представила это так, будто африканка, вооружённая ножом, нападала на окружающих, находясь в состоянии алкогольного опьянения, хотя никто не проводил освидетельствования.
Толстый и грузный начальник городского управления полиции Данил Варфоломеевич Пастыко встал со своего места.
– Ну зачем вы перекручиваете факты и вводите присутствующих в заблуждение? В админпротоколе, который был составлен на гражданку Анголы Габриэлу Н’Тьямбу, говорилось исключительно про холодное оружие, изъятое у девушки на момент приезда полиции, – мрачно ответил начальник городского управления полиции и перевёл взгляд на Олесю Череду. – Про алкоголь ни слова.
Калинкова же прекрасно помнила, как лично ставила на сайт материал пресс-службы полиции с информацией о пьяной драке с поножовщиной на набережной.
– Данил Варфоломеевич, – перебив полицейского, выкрикнула девушка с малиновыми волосами и бейджем прессы. – Как же не было, если пресс-центр Адмиральского ГУВД тогда разослал всем СМИ информацию о том, что гражданка одного из африканских государств, находясь в состоянии алкогольного опьянения и вооружённая холодным оружием, напала на местных жителей. Вот эта новость.
Девушка быстро нашла у себя на смартфоне соответствующую публикацию и подошла прямо к президиуму, протягивая омбудсмену смартфон. И пока Олеся Череда, нахмурив брови, читала информацию полиции, журналистка продолжала наседать на полицейского.
– Что я, как журналист, теперь должна делать? Подвергать сомнению каждое сообщение пресс-службы полиции? Полностью всё перепроверять?
– Это просто сводка. А я говорю об официальных документах! – оправдывался Пастыко.
– Ну, вы же не предоставили тогда нам эти документы. Вы разослали текст, где чёрным по белому было написано про нападение африканки с ножом на группу молодых людей в Адмиральске, – продолжала девушка. – Ваша пресс-служба – официальный источник. Информация из официальных источников в проверке не нуждается. Но как я должна теперь воспринимать сообщения от вас? Как фейк?
В тишине зала раздались ехидные смешки и аплодисменты брюнетки за трибуной.
– Поаккуратнее со словами, девушка! За мои слова вы цепляетесь, а за своими не следите! Тем более, я ещё не закончил! – грозно проговорил разозлённый Пастыко. Но, заметив на себе пристальный взгляд уполномоченной, которой общий тон и атмосфера, царившая в зале, нравилась всё меньше и меньше, несколько смягчился. – Раз уж всем так интересно, откуда нам стало известно о том, что студентка африканского происхождения была в нетрезвом виде, объясняю. Наши сотрудники предложили ей пройти проверку на полиграфе, чтобы отбросить все домыслы и оставить только факты, и она согласилась. Посреди исследования она сорвала с себя датчики, вырвала из рук у следователя лист с вопросами и ушла, в прямом смысле хлопнув дверью.
– А как, по-вашему, должна была отреагировать девушка, на которую напали с ножом пьяные скинхеды, когда на полиграфе ей задают вопросы, специально составленные таким образом, чтобы именно её выставить зачинщиком драки? – задала с трибуны встречный вопрос представитель университета.
– Я ещё не договорил, не перебивайте! – снова не выдержал главный полицейский. – По поводу того, что она вынесла с собой опросник, который является внутренним, служебным документом, был составлен акт, но суть не в этом. А в том, что прервала исследование ваша Н’Тьямба после того, как тест показал, что в тот вечер она находилась в компании пьяных людей.
Стоящая за трибуной женщина громко и зло засмеялась.
– После какого именно вопроса тест это показал? – с ехидной, убийственной улыбкой переспрашивала выступающая. – Уточните, пожалуйста, формулировку этого вопроса.
Пастыко побледнел.
Брюнетка тем временем достала из кожаной папки помятый и слегка порванный листок – по-видимому, тот, который студентка выхватила из рук следователя – и громким голосом зачитала:
– Вопрос: «Находились ли вы 25 августа в девятнадцать часов вечера на адмиральской городской набережной в окружении пьяных людей?». Что она должна была ответить? Её действительно окружили пьяные люди, но это были скинхеды из «Белого когтя». Если она даст ответ «да», его можно трактовать как то, что она сама находилась в пьяной компании. Если скажет «нет» – полиграф воспримет это как ложь. Или вот ещё один вопрос: «Когда неизвестный вам гражданин смахнул ногой ваш стакан капучино, стояли ли рядом бутылки с алкоголем?». Дело в том, что бутылки с алкоголем действительно стояли, но это были бутылки как раз тех парней, которые поставили их на парапет и стали цепляться к нашим студентам. Читаю дальше: «На момент приезда полиции был ли у вас в руках нож?». Габриэла ответила, что у неё был нож, который она выхватила у нападавших. И знаете, что сказал специалист, проводивший исследование? «Давайте однозначный ответ на вопрос. Был у вас в руках нож или нет?»… Поняв, к чему ведёт это исследование и каким будет его финал, Габриэла отказалась от его дальнейшего прохождения. Нашу студентку специально пытались подставить, чтобы всё выглядело как обычная пьяная драка, а не конфликт на почве расовой неприязни.
– Данил Варфоломеевич, – подала голос хрупкая журналистка с рыжими кучерявыми волосами. На ней висел бейдж «Юлия Алютина, НТК «ФАРВАТЕР». – Так всё-таки, было произведено освидетельствование африканской студентки или нет?
– Вы же сами слышали, она прервала процедуру исследования на полиграфе.
– Данил Варфоломеевич, я вас не про полиграф спрашиваю, – продолжала тоненьким голоском Алютина. – Медицинское освидетельствование, которое показало бы наличие либо отсутствие алкоголя в крови Габриэлы Н`Тьямбы, проводилось?
– Какое медицинское освидетельствование? – попытался «взять буром» Пастыко. – Все потерпевшие, кто писал тогда заявление в полицию, указали, что она была пьяная…
– Все – это те, кто на неё напал? – железным голосом перебила полицейского женщина, стоящая за трибуной. – По ИХ словам, она была пьяная. И вы взяли их слова за истину в последней инстанции, даже не проведя никаких проверок. А поскольку вам нужно было это как-то доказать, вы и придумали проверить её на полиграфе, сконструировав вопросы таким образом, чтобы из ответов на них как бы само собой выплывало то, что она была пьяна, хотя это неправда.
– О том, что на неё напали, говорилось только в одном заявлении – том самом, которое поступило от самой Габриэлы Н’Тьямбы, – вновь невольно повысил голос Пастыко. – Остальные шестеро заявителей указали, что она напала на них с ножом и что от неё разило алкоголем.
– Шестеро заявителей? То есть, одна девушка напала на шестерых здоровых, взрослых мужиков, членов радикальной организации? Они все написали заявление и все проходят у вас как потерпевшие? Вас ничего не смущает, Данил Варфоломеевич? – задавала сокрушительные вопросы его оппонентка.
Колокольцев заёрзал в мэрском кресле, искоса поглядывая на Крючкова. Тот спокойно глянул в листок с именами докладчиков – видимо, выискивая данные брюнетки – и деловито проскрипел в микрофон.
– Элла Валентиновна, вы так упорно защищаете иностранцев, что послушаешь вас – и поверишь в их святость, – с некоторым высокомерием начал первый зам. – Вы всё наше внимание зациклили на одном инциденте. А почему вы не озвучиваете случаи, когда граждане других государств – студенты, кстати, вашего вуза – нападали на представителей местного населения, провоцируя их на конфликт? Вспомните, например, как группа молодых иностранцев, вооружённых элекрошокером, нанесла увечья местным болельщикам во время футбольного матча Адмиральск-Причерноморск?
– Владимир Петрович, а почему вы не говорите о том, что вначале эти самые футбольные болельщики прицепились к камерунцам, пришедшим посмотреть футбол? – брюнетка презрительно глянула на него, ехидно улыбнувшись. – Расскажите, как они прорвались в жёлтый сектор, обзывали ребят черномазыми, показывали неприличные жесты, хватали за дреды. То, что произошло дальше, было ответной мерой.
– Только эта «ответная мера», как вы выразились, исходила не от африканцев, – оппонировал Крючков. – По какой-то причине камеры видеонаблюдения дали сбой, но тем не менее по словам очевидцев удалось установить, что нападавший участником конфликта не был. Он появился внезапно в маске на лице и с шокером в руке, и просто напал на жителей нашего города, которые были расстроены проигрышем своей команды и подошли к иностранцам, потому что у одного из них был шарфик футбольной команды Причерноморска.
– Какой шарфик? Что вы несёте? – возмутилась выступающая. – Вы считаете нормальным нападать на людей из-за какого-то шарфика? Да ребята вообще из другой страны! Они просто пришли на футбол, купили в фан-зонах символику обеих команд и просто смотрели матч!
– Ещё раз вам повторяю. Наши болельщики были расстроены проигрышем любимой команды. И иностранца в шарфике они сначала попросили снять с шеи символику, оскорбляющую их чувства, а уже после его отказа попытались объяснить, за какую команду надо болеть, находясь в этом городе. И в этот момент парень с завязанным лицом применил к ним электрошокер. И вы, Элла Валентиновна, хоть сейчас и демонстрируете блестящую осведомлённость, тем не менее на требование полиции нарушителя не выдали, сказав, что не можете его определить по словесному описанию.
Крючков говорил взвешенно, его голос был лишён эмоций, как голос человека, уверенного не столько в собственной правоте, сколько в победе над оппонентом. Брюнетка за трибуной также сохраняла самообладание, хотя последняя фраза её слегка взволновала. Женщина машинально начала поправлять ворот пиджака и дышать глубже.
– Что вы вкладываете в понятие «не выдали»? – переспросила она. – Мы что, обладаем функциями органов власти, правоохранителей или дипломатического ведомства, чтобы выдавать или не выдавать? Мы – учебное заведение. Да, мы отвечаем за безопасность своих подопечных. Но в нашу функцию абсолютно не входит устанавливать их личности по словесным описаниям и, как вы выразились, «выдавать» полиции.
– Жители города, на которых напал иностранец, предположительно студент АКУ, получили физические увечья и после обращались за медицинской и психологической помощью, – подытожил Крючков. – Ваши же студенты никуда не обращались. Они не пострадали.
– Что-то я не пойму вашей логики, – с подозрением ответила стоящая за трибуной. – То есть, если на человека напал преступник, но получил достойный отпор, то преступник в итоге не тот, кто напал, а тот, кто смог защититься?..
Олеся Череда скептически глянула на выступающую, покачав головой. В этот момент из зала послышался всё тот же девичий голос.
– А когда это у нас полиция начала требовать выдавать ей кого-либо? – снова вставила Калинкова свои «пять копеек». – Помнится, когда «белые когти» напали на Комсомольскую библиотеку во время вечера памяти Маяковского, подобной практики не применялось. В результате этого нападения двое из участников мероприятия были госпитализированы. Мало того, что об этом ни слова не было сказано в публичной рассылке пресс-центра ГУВД, так ещё и полиция тогда заявила, что у неё нет полномочий обращаться к общественной организации «Белый коготь» с требованием выдать зачинщиков инцидента, так как в розыске они не находятся.
– Девушка, мы сейчас вообще не это обсуждаем! – повысил голос Крючков. – Инцидент, о котором вы говорите, произошёл больше года назад. Не вводите нашу гостью в заблуждение.
– Так тем более! Если с момента преступления прошёл год, значит, и расследовать уже ничего не надо? – заступилась за свою коллегу Алютина. – Или за этот год у нашей полиции изменились полномочия?
– Или то, что можно одним, нельзя другим? – звонко подхватила Калинкова. – Это называется «двойные стандарты»!
Пастыко вертел головой, поворачиваясь то в сторону рыжей кучерявой журналистки, то в сторону её коллеги с малиновыми волосами, которые наседали на него с двух сторон.
– Вы говорили про увечья, – вновь вступила Ника. – У директора библиотеки Зои Вишняковой диагностировали ушиб грудной клетки, а поэт-сатирик Иван Ватаман, который попытался защитить её, получил травму – перелом кисти. Вот это действительно травмы. А в случае с «белыми когтями» какие были увечья? Одного долбануло током, остальные обосрались?
Сидящие в зале представители диаспор разразились хохотом. До этого спокойный Крючков побагровел от злости.
– Девушка, а вы вообще понимаете, где и в присутствии кого вы находитесь? Вы в стенах здания Адмиральского городского совета, и я предостерегаю вас от применения нецензурных выражений.
– А то что? – вызывающе фыркнула журналистка Алютина.
И тут с одного из кресел поднялась зычная и бойкая депутат Наталья Кодыма.
– Кто бы говорил о цензуре, Владимир Петрович? – начала она громогласным голосом. – Вспомните, как я лично подходила к вам по данной ситуации. И что вы мне тогда ответили? «Как вы меня все заебали с вашей комсомольской библиотекой!».
Она направилась к президиуму, едва протискиваясь в проход между депутатскими сидениями.
– Дайте мне микрофон! – потребовала депутат. Работник мэрии испуганно посмотрел на Крючкова, словно спрашивал разрешения, и никак не отреагировал. – Но ничего, меня и так слышно! Давно уже пора этот гадюшник «Белых когтей» разогнать и всех его участников привлечь к ответственности. В полиции на них десятки заявлений и жалоб, все лежат без движения. Потому что прикрывает их один высокопоставленный чиновник, бывший работник ДГБ. – Депутат уставилась на Крючкова. – А наш главный полицейский Пастыко не смеет ему возражать и покорнейше выполняет все его указания. Или это такая дружба, подкреплённая общими походами в баню или чем-то ещё. Или кто-то у кого-то плотно сидит на крючке, а потому вынужден быть столь послушным. Я ничего не путаю, Владимир Петрович?
– Наталья Михайловна, да что вы себе позволяете?! – встал со своего места Крючков, готовясь оппонировать.
Но тут заговорила омбудсмен.
– Я обращаюсь к начальнику городской полиции за официальными разъяснениями по поводу озвученных инцидентов. Также я призываю руководство города не закрывать глаза на подобные ситуации, а как следует разобраться. Адмиральск всегда был многонациональным городом, открытым для всех. Отныне я каждый такой инцидент, происходящий в вашем городе, беру на свой личный контроль, – помрачнев, подытожила Череда.
Встреча с уполномоченной по защите прав человека подошла к концу, журналисты обступили хрупкую женщину со всех сторон с просьбой дать комментарий. Калинкова и Алютина стояли чуть поодаль.
– Надо же, гад какой! – сморщив лоб, возмущалась Алютина. – Он же мне на прошлой неделе рассказывал, что у нас за эти полгода не было ни одного конфликта на почве расовой или национальной неприязни, я так это и подала в эфир. Как мне теперь сегодняшнюю встречу освещать?
– Кодыма, я думаю, права, – согласилась Калинкова. – Тут какие-то договорняки и взаимные обязательства. Не может быть такого, чтобы радикалы так бесчинствовали и им всё так легко сходило с рук. И чтобы полиция позволяла себе так бездействовать. Наверняка весь этот произвол кто-то прикрывает. Только кто? Зачем?
– Браво, девушки, не ожидала, – раздался за спиной женский голос, низкий, но невероятно мелодичный.
Ника с Юлей оглянулись и увидели возле себя ту самую брюнетку, которая выступала за трибуной. В ней удивительным образом сочеталось несочетаемое: экстремально короткая, мужская стрижка и наложенный на лицо профессиональный макияж, строгий брючный костюм, но невероятно облегающий фигуру. Под раскрытым жакетом виднелся чёрный топ, подчёркивающим её грудь. А на шее, на цепочке висело странное украшение в виде буквы «Т», пронизывающей центр заострённого полукруга, в котором угадывался стилизованный серп и молот.
Брюнетка доброжелательно разглядывала журналисток.
– Девушки, хотела вас поблагодарить за поддержку, – протянула она руку и представилась: – Элла Магниева, завкафедрой компьютерных и инженерных технологий Адмиральского кораблестроительного университета. Также я являюсь куратором иностранных групп нашего вуза.
– Ника… Калинкова. Интернет-издание «Баррикады», – смущённо проговорила журналистка, разглядывая украшающий шею брюнетки кулон.
– Юлия Алютина, телеканал «Фарватер»! – бойко подхватила рыжая. – Вы блестяще выступили, я не ожидала, что будет так интересно. Я попутно переписывалась с нашим редактором, и он предлагает записать интервью с вами отдельно. Поговорить по поводу полиграфа и всех этих инцидентов. Как вы на это смотрите?
– Я смотрю на это положительно, тем более что недавно вы выпустили сюжет, в котором рассказывали о том, что в городе у нас нет скинхедов и все живут мирно и счастливо, – издевательски произнесла подошедшая. – Поэтому ваше приглашение очень кстати. Надо бы расставить некоторые точки… А теперь, Ника, у меня вопрос к вам. Как вы и ваше издание собираетесь писать о том, что произошло сегодня? Вы не оставите без внимания тот факт, что пресс-служба полиции намеренно искажает информацию в своих сводках, когда речь идёт о нападениях на иностранцев? Или это будет просто обзорный материал про встречу с уполномоченной?
– Конечно, не оставлю без внимания. Ведь это звучало на встрече, – заверила молодая журналистка, испытав ещё большее смущение от того, что звучало это, в общем-то, от неё же. – Я ещё дополнительно комментарий в пресс-службе полиции собиралась взять, как у них появилась эта информация и почему всё было подано в таком виде.
– Ну, в полиции вам вряд ли что-то скажут. Вы же понимаете, что свой своего выгораживает. А вот пообщаться с нашей студенткой, которую оболгали, вы можете, – брюнетка заговорщически подмигнула. – Но для этого нам нужно будет проехать в АКУ – Адмиральский кораблестроительный университет. И вы, Юлия, можете записать интервью не только со мной, но и с ней. Ну как? Согласны?
Без пяти шесть она вбежала в здание мэрии и поднялась на третий этаж.
– Ты одна? А где Громов? – с порога переспросил Стешкин.
– Он не смог. Задержали дела, – сказала девушка, пряча глаза.
Стешкин подошёл ближе, поднял её голову и пристально посмотрел на неё, встретившись взглядом.
– Вот не умеешь ты врать, Ника. И не учись. По крайней мере, мне. Давай по-честному: где Громов и почему не предупредил меня, что его не будет?
– Там Агата Алексеевна пришла…
– Понятно. Можешь дальше не продолжать, – тяжело вздохнул Стешкин. – Мне он был очень нужен, ну да ладно.
– Агата говорила про какой-то бойкот, который они устроили вам всей группой. Иван Митрофанович, расскажите об этом.
– Давай я тебя сначала осмотрю, а потом поговорим, – настоял он. – Садись на стул.
Его пальцы ощупали височную область, скулу. Он провёл по шее, слегка помассировал плечи. От этих прикосновений Нике было очень приятно, как будто внутреннее тепло разливалось по всему телу. Он снова попросил подняться, выставить руки перед собой и закрыть глаза.
Тем временем к адмиральской мэрии вышли две фигуры. Они передвигались как тени. Дойдя до площади Судостроителей, тени скрылись за массивом зелёных насаждений.
– Ну, что я тебе говорил? Пошла в мэрию, – ехидным голосом произнёс один из них.
– Ну, это ничего ещё не доказывает. Громов тоже собирался, – возражал ему другой.
– Громов остался в редакции с профсоюзницей. А она, как видишь, на всех парах примчалась сюда, – поправляя очки, доказывал Алексей Яров.
– Всё же я не думаю, что он посмеет ей что-то сделать, – взволнованно говорил Дорогин. Он старался имитировать скепсис, однако получалось у него это не очень удачно.
– Тогда я тебя не понимаю. Ты мне с ужасом рассказывал, что не помнишь ничего о событиях прошлой ночи, а тут уже включил задний ход. Ссыкотно стало? – не унимался Яров. – А вдруг он её так же, как и тебя, психотропами? А? И ведь она потом ничего не расскажет, потому что сама ничего помнить не будет.
– Так надо идти туда, – порывался Дорогин.
– Тихо! – остановил его коллега. – С этой точки отлично видно окна его кабинета. Продолжаем наблюдение.
Тем временем Стешкин закончил осмотр Калинковой.
– С тобой всё в порядке, чему я искренне рад, – проговорил он. – Чай будешь? Всё равно вас с Громовым ждал, приготовился.
– Конечно, буду, – с радостью воскликнула девушка, которая слегка продрогла от вечернего холода.
– Ты спрашиваешь по поводу бойкота? Все мои друзья, включая Агату, объявили мне бойкот, – сказал он, разливая новую травяную смесь по чашкам. – Они уже со мной полгода не разговаривают и, как ты сегодня могла видеть, ситуация не меняется.
– Иван Митрофанович, я говорила сегодня утром с Агатой, и мне показалось, что она, наоборот, переживает за вас. Просила нас держать язык за зубами, если я не хочу вам навредить.
– Она-то переживает, вот только решения своего не изменит. Уж я-то её знаю… – он сделал паузу.
– А ещё раньше она сказала, что изобретателя того прибора, который фотографировал Артур, нет в живых. И что прибор уникален и единственный в своём роде. Это правда?
Стешкин посмотрел на Калинкову сосредоточенно-спокойным взглядом.
– Наливку будешь? – спросил он.
Ника поняла, в чём дело. После наливки Артур ничего не помнил. Значит, не вспомнит и она. А ему просто надо выговориться с кем-то. Но он никому не доверяет, вот и подпаивает, чтобы без страха раскрыть душу.
– А давайте, – согласилась Ника.
Калинкова уже хотела достать диктофон и, как в прошлый раз, незаметно сунуть себе в карман, но передумала. Это была его тайна, которой он не мог по каким-то причинам поделиться. И вдруг она представила, что будет, если в процессе разговора, под действием наливки, она расскажет про записывающее устройство у себя в кармане. На этом их общение и окончится. А если эту запись на редакционном диктофоне найдёт и прослушает кто-то другой, то получится, что Калинкова выдала чужую тайну, и простить себе этого она не сможет.
Стешкин налил ей в чашку жидкости вишнёвого цвета, а себе плеснул отвара.
– Это из вишни. Я их на даче выращиваю, а потом сам делаю, – гордо произнёс он.
– А вы чего не пьёте? – удивилась Ника.
– А кто ж тебя домой повезёт, если я выпью? – развел руками чиновник.
– Так а зачем меня домой везти?
– Ты думаешь, я тебя здесь в кабинете ночевать оставлю, как в прошлый раз? Или одну по городу пущу? – он нахмурил лоб.
– Мы бы могли пройтись по городу вместе, – предложила Ника. Это предложение застало Стешкина врасплох.
– Даже не знаю, что тебе и ответить, – признался он. – Но вот какой тебе в этом смысл? Я скучный тип, зацикленный на своей работе. Сразу говорю: не по молоденьким девочкам. И карьеры ты со мной не сделаешь – видишь, как меня по разным должностям кидают. Какой тебе интерес гулять со мной вечером после работы?
– Вы меня заинтересовали как человек, – ответила Калинкова. – Я когда-то увлекалась технократией и всё время думала: а насколько вообще реально, чтобы учёные, или даже просто специалисты с техническим образованием, попали во власть? А вот сейчас вижу, что это реально. Более того – это круто.
– Значит, ты не считаешь, что я променял свой талант на кабинет в мэрии? – чиновник посмотрел на неё с интересом.
– Ну вы же продолжаете изобретать. А в КБ или в мэрии – какая разница где? Лишь бы идеи были.
– Ну надо же, не ожидал, – улыбнулся Стешкин. Похоже, его забавляла сама ситуация и бесцеремонность этой девочки. – Знаешь, а я рад, что твой босс сегодня не приехал. Когда бы у меня ещё была возможность вот так с тобой пообщаться?
На удивление Ники, он налил себе наливки из той же ёмкости и сделал несколько глотков. «Может, антидот какой-то принял заранее?», – размышляла она.
– Изобретателя лазера, который вы видели, действительно нет в живых. Он погиб в 1999 году ужасной смертью. Даже могилы его нет. – Стешкин выпил содержимое стакана почти залпом и тут же налил себе второй.
Калинкова внимательно смотрела за чиновником.
– Я не смог ему помочь. Вообще был бессилен. Знал, что он погибнет, но никак не мог это предотвратить. – За вторым выпитым стаканом последовал третий. Госслужащий предался тяжёлым воспоминаниям. Ника склонилась к чиновнику:
– Это как-то связано с «Омегой» — его смерть?
– Его смерть – нет, его жизнь – да. Мы вместе работали над этим проектом, пока он был жив.
– Иван Митрофанович, расскажите мне про «Омегу», – попросила она.
Алексей Яров, потирая плечи от первого сентябрьского холода, достал из пачки сигарету и потянулся сгорбленными пальцами за коробком спичек.
– На, Артурчик, погрейся, – протянул он пачку своему коллеге.
– Ты же знаешь, я не курю, – отрезал Дорогин.
– А она там небось уже вовсю наливку пьёт, – размышлял Яров. – А может, и не только.
– Ладно, давай, – Дорогин потянулся за сигаретой и прикурил от сигареты Ярова. Он закашлялся, вдыхая едкий дым. Его цепкий взгляд был прикован к светящимся окнам на третьем этаже.
– Про «Омегу» тебе рассказать? – Стешкин оценивающе посмотрел на неё. Его взгляд нисколько не был затуманен, хотя он выпил уже три стакана наливки. – А ты тайны государственного значения хранить умеешь?
– Не знаю. Мне пока ещё таких тайн не доверяли, – простодушно ответила девушка, не совсем понимая сути вопроса.
– Ну ладно, расскажу. Тем более часть блоков ты уже видела у меня в кабинете и что-то даже крутила руками. Ну, начнём с сокращения: ДЭСГИ-О «Омега» расшифровывается как Дистанционная Электронная Система Городской Инфраструктуры с блоком «Оборона». Название «Омега» она получила по форме командного пульта. На проекции сверху он действительно похож на Омегу. Это было сделано мною для усиления оперативности и удобства оператора.
И, пройдя к огромному книжному шкафу, он достал красивую фотографию в рамочке и протянул Калинковой. На фоне каркасной опоры, наверху которой едва угадывался странный прибор, выстроились четверо мужчин и одна девушка. Её ярко-рыжие волосы были заплетены в две косы длиной ниже пояса. Её глаза светились, а лицо озаряла счастливая улыбка. Она обнимала двух мужчин: полноватого и приземистого слева и высокого блондина справа. По краям от них стояли молодые парни в форме военно-морского флота, как две капли воды похожие друг на друга.
Ника улыбнулась, рассматривая фотографию.
– Меня и Агату узнала? – спросил чиновник. – Нас было четверо. Агата, Григорий, Николай и я. Мы все учились на одной специальности и на одном курсе в АКУ – Адмиральском кораблестроительном университете. Альберт Графченко был нашим научным руководителем. Он на фото слева от Агаты. Как студенты-романтики, мечтали, что создадим нечто уникальное. Компьютерные технологии запада тогда ушли далеко вперёд. СССР не успевал за ними. Они разрабатывали суперкомпьютеры и занимались автоматизацией, писали программы. Но использовали в своей основе бинарный код – единицу и нуль. Ты знаешь со школы. И в то время, когда наши сокурсники пытались составлять программы, аналогичные западным, мы впятером мечтали придумать что-то своё. Альтернативное. Это должно было быть чем-то очень простым, ясным и удобным в использовании. И мы стали думать, какая может быть альтернатива бинарному коду. И мы её создали. Код, основанный на разделении светового луча на спектр. В основе своей лежала не цифра, а волна, и скорость передачи программы, записанной световой волной, была равна скорости света…
Ника слушала внимательно, боясь перебить. А тем временем двое наблюдателей подошли к зданию совсем близко, и Нике со Стешкиным было достаточно просто посмотреть в окно, чтобы их увидеть.
– Интересно, чем же они там занимаются, – с любопытным ехидством поддёргивал Артура Алексей. – Делаем ставки, Артурчик.
Дорогин достал смартфон:
– Я сейчас позвоню ей, спрошу, всё ли в порядке.
– Рано ещё. Не думаю, что психотропы так быстро подействовали. Интересно, а изобретателя перед смертью он тоже чем-то подобным поил?.. Не дёргайся, Артурка, просто стой и наблюдай.
На третьем этаже всё было по-прежнему. Ника слушала, не отрываясь, рассказ бывшего изобретателя, ярко представляя в своём воображении то, о чём он говорит.
– За счёт комбинаций излучения в разных диапазонах мы получали код, описывающий различные процессы. Мы назвали это цвето-световой код. Самое интересное, что сама идея принадлежала Агате. Она вообще очень талантливая, я с ней знаком с детства, когда она только пришла в наш радиокружок. Мы подружились и очень много времени проводили вместе. Во время наших с ней прогулок она мне и поведала, что код можно писать цветом. И что такого до нас тоже никто не делал. Видела городской пляж за мостом? Местные его называют «Стрелка». Вот там, гуляя по берегу, на песке она мне начертила обозначение кода – семь букв и десять цифр. Каждая буква соответствовала спектральному цвету, а цифра отвечала за позицию яркости. Я перенёс её записи на песке в свой блокнот. Мне это тогда показалось очень интересным. И спустя две недели создал простенький прибор, состоящий из семи фонариков со светофильтрами, которые могли менять диапазон яркости так, как она это описывала. Этот прибор я подарил ей. Так начались наши с ней отношения, – чиновник улыбнулся, предаваясь радостным воспоминаниям. – Мы с Агатой с детства были вместе. Она – моя первая и ЕДИНСТВЕННАЯ любовь.
Слово «единственная» чиновник произнёс особенно подчёркнуто.
– И что было дальше? – клипала глазами журналистка.
– Потом мы поступили в университет, и уже в процессе учёбы Агата вспомнила про цветовой код и показала эту штуку, которую я смастерил в детстве и подарил ей, Архиповым и Графченко. На удивление, прибор, который я создал когда-то в нашем в радиокружке, им тоже понравился, и они сочли идею весьма перспективной. И мы уже впятером стали думать над развитием и внедрением цвето-светового кода, пытаясь им описать разные технологические процессы, которые нам давали в институте. Дипломная работа у нас так и называлась. Но только вот мои друзья мечтали о тех временах, когда наш код начнут применять, и писали письма с просьбой рассмотреть наше рационализаторское предложение. А я в то время увлёкся работами Николы Теслы и узнал, что, оказывается, это он открыл принцип передачи информации с помощью радиоволн, и случилось это до изобретения радио Поповым и Маркони. А сам принцип он использовал в дистанционном управлении. И вот тут мне и пришло в голову, что данный код может быть с успехом применён именно в установках дистанционного управления. Лазерный луч мог передавать команду. Достаточно только поставить приёмник с фотоэлементом – и тогда команды, поданные с помощью цвето-светового кода с одного компьютера, ловил бы другой компьютер и передавал непосредственно к различным устройствам. Самое интересное, что, пересматривая современную литературу, ничего похожего на свои идеи я не нашёл. Но у сербского учёного был описан похожий принцип. По сути, тот же принцип беспроводной связи. Я помню, как тогда до позднего вечера сидел в научной библиотеке, по крупицам собирая публикации о его изобретениях. И вот, отталкиваясь от его идей, я создал установку, работающую на цвето-световом коде. Мои товарищи были поражены. Больше всех Агата. Я предложил автоматизировать часть процессов на Первом судостроительном заводе, и мне разрешили. Вначале мы опробовали «Омегу» для дистанционной разводки мостов во время прохождения судов. Альберт начал готовить теоретическую базу, он говорил, что цвето-световой код должен использоваться на государственном уровне. Впоследствии эти наработки легли в основу его диссертаций. Архиповы, наоборот, предлагали его засекретить и всецело использовать как военную разработку. Но мне этого было недостаточно. Я не желал ограничиваться только заводом. Я хотел ввести туда блоки и написать программы, позволяющие управлять всей городской инфраструктурой. С этим предложением я пошёл к представителям городской власти. Моё предложение поддержали. Нас пятерых устроили в передовое конструкторское бюро, занимающееся подобными технологиями. Может, что-то слышала про конструкторское бюро «Маяк», оно располагалось рядом с КБ «Ингульское». Хотя откуда? Оно было засекреченным. Кстати, именно там, в КБ, я и получил доступ к работам интересовавшего меня Николы Теслы в русском переводе. Отталкиваясь от них, я расширял возможности своей установки. ДЭСГИ-О «Омега» позволяет осуществлять дистанционное управление на каждом из секторов городской инфраструктуры, что крайне важно в случае военной ситуации или ЧП, когда нужно контролировать технологический процесс. Так, находясь здесь, можно поднимать и опускать мосты, регулировать давление на ТЭЦ, осуществлять переработку глинозёма, регулировать железнодорожные магистрали и многое другое. Лазер, который вы сфотографировали на заводе, осуществляет передачу программы от командного блока «Омеги» непосредственно к объекту. Это один из 12 крупных передатчиков, установленных в Адмиральске. Каждый из них отвечает за определённый кластер со своей инфраструктурой. Техпроцесс, описанный цвето-световым кодом, показал себя намного точнее, чем обычный цифровой. Тогда мы эту систему называли «аналоговое программирование». Потому что в своей основе информацию содержала волна. Точнее, изменяющийся световой поток. ДЭСГИ-О «Омега» была презентована в сессионном зале Адмиральского городского совета.
Он взял со стола и передал ей в руки статуэтку «Конструктор года», на которую Артур вместе с ней обратил внимание во время первого своего визита к Стешкину.
– Помню, как я волновался, зачитывая на сессии свой доклад по «Омеге». Ведь установку могли и не принять. Тогда вся страна бредила автоматизацией, а «Омега» могла работать только с наличием оператора. Плюс очень сложная система защиты. Гражданская оборона, как-никак: энергоподача, водоснабжение, мосты, железные дороги – всё от вентиляции в бомбоубежищах до систем ПВО – всё в ней. Но они мне аплодировали в конце доклада. Весь депутатский корпус аплодировал мне стоя. Было это в 1987 году. Я получил государственную премию «Конструктор года». – Сделав несколько глотков, он продолжил. – Ты думаешь «Сердце города» – это парк с фонтаном? Нет, оно здесь, под этим зданием, и я заставляю его биться…
Он налил в чашку себе и Калинковой новую порцию наливки и продолжил.
– Но когда я был ещё среди номинантов, остальные стали говорить, что это нечестно, что разработала цвето-световой код Агата, а награду получаю я. Я пытался им объяснить, что это награда не за код, а за установку, которую я сконструировал. Но они и слушать не хотели. Сказали, что я единолично присвоил себе чужую интеллектуальную собственность. Я не смог их переубедить. Они объявили мне бойкот. Когда в сессионном зале Адмиральского городского совета проходило моё награждение, никто из них не пришёл.
– Даже Агата?
– Агата ударила больнее всех: вышла замуж за другого, чтобы насолить мне.
Ника дотянулась до руки изобретателя и сжала её. Он сжал её руку в ответ и продолжил:
– Бойкот, который они мне утроили сейчас – второй по счёту. Первый они мне объявили летом в 1987 году и продолжался он до конца 1988 года.
– Полтора года? – у девушки округлились глаза.
– Да, Ника, представь себе, полтора года, – вздохнул Стешкин.
Он говорил спокойно и почти без эмоций, но журналистка понимала, что за этой кажущейся отстраненностью скрывается большая боль.
– Мои друзья требовали у меня отказаться от премии. Но я не стал, так как не считаю, что должен отказываться от того, что по праву заслужил. Тем более, я себя никогда не позиционировал как автор метода цвето-светового кода, а только как человек, который использовал его на практике, как конструктор ДЭСГИ-О «Омега». 1988 год работы в КБ был для меня очень тяжёлым в психологическом плане. Они делали вид, будто я – пустое место. Но у меня тоже гордость есть, и я принял тяжёлое для себя решение – ушёл из КБ. Может, ты посчитаешь это проявлением слабости, но работать и что-то создавать в такой атмосфере я уже просто не мог.
Он закрыл лицо руками. Такого Стешкина Калинкова никогда не видела и не представляла. Он всегда был невозмутимо-спокоен, отвечал жёстко, хлёстко и с юмором. Казалось, это спокойствие в принципе непоколебимо. А здесь она увидела абсолютно другого человека. Журналистке было странно, почему он вдруг перед ней так раскрылся. И тут она вспомнила про наливку. «Я этого всё равно помнить не буду», – с огорчением подумала она.
Калинкова встала со своего места, подошла к учёному-чиновнику и крепко обняла. Бедный Стешкин опешил. Он не знал, как реагировать на эти эмоциональные порывы своей собеседницы. С одной стороны, это было полным нарушением субординации и общепринятых моральных норм. А с другой, в этом не было ничего плохого. Она просто обняла, и сделала это как-то искренне и по-детски, как обнимает ребёнок, но как будто какую-то стену пробила. Думая, что с этим делать, он нашел самое рациональное решение.
– Так, Ника, ты, кажется, хотела гулять. Идём. Сейчас самое время, уже достаточно стемнело и мы как раз сможем увидеть вечерний город во всех его красках.
Двое в капюшонах всё ещё стояли под мэрией.
– Опа, свет погасили, – комментировал Алексей Яров.
Артур сделал рывок в сторону входа, но Яров остановил его. Из здания мэрии вышли шестидесятилетний мужчина с кожаным портфелем, в длинном черном плаще поверх делового костюма и двадцатидвухлетняя девушка с розовыми волосами в джинсах и куртке в стиле милитари.
– Идём за ними, – скомандовал редактор ленты. – Только держимся на расстоянии.
Проходя по Потёмкинской, Ника не стала изменять традициям и повела чиновника-конструктора в своё любимое кафе.
– Иван Митрофанович, вы меня наливкой угощали, а я вас хочу кофе угостить, – заявила она.
– Ты меня угостить? Вот это новости! – рассмеялся Стешкин. – Дожился старик – уже молоденькие девчата в кафе угощают. Нет, дорогая, это ты давай заказывай, а угощу я нас обоих, – сказал он, доставая бумажник. – Ты что будешь?
– Латте с корицей – мой любимый напиток.
Чиновник сделал заказ и стал внимательно разглядывать кофейные аппараты. Заметив его пристальный взгляд и обратив внимание на деловой костюм и тем более на портфель, бариста промыл ёмкость из-под молока и начал очень аккуратно готовить кофе, тщательно выверяя дозировку. А тем временем Ника увела Ивана Митрофановича за столик возле окна.
– Похоже, он вас за проверяющего принял, – засмеялась журналистка. – А вообще, Иван Митрофанович, никогда бы не подумала, что вы пьёте кофе, ещё и такой экзотический – миндальный раф с кардамоном.
– Разве это экзотический? Экзотическим я тебя как-нибудь угощу, – он подмигнул Калинковой.
– Слушайте, я не могу понять, какой здравый смысл в бойкоте?
– Видимо, начали на эмоциях. Возможно, рассчитывали на какую-то мою реакцию. А потом взяло верх элементарное самолюбие и упрямство. А когда до такого доходит, там уже не до логики… Знаешь, Вероника, а ну их с этим бойкотом, – твёрдо проговорил он. – Жизнь продолжается. У нас ещё много дел в этом городе и не время горевать над тем, чего не изменишь.
Они с наслаждением пили кофейные напитки и смотрели на вид из окна.
– Отсюда отлично видно мост, – показала девушка рукой. – Видите, вон две электроопоры на середине моста? Оттуда мы и начнём нашу прогулку.
Они вышли на середину Потёмкинского моста. Огромный город раскинулся под ними по обоим берегам реки. Пожилой чиновник и молодая журналистка смотрели на завод, здание мэрии, театра. Под ними проплывали прогулочные катера.
Вечерело. Небо окрасилось красками заката, вдали вдоль берега мрачно застыли сине-фиолетовые силуэты зданий. Солнце гасло и в окнах загорался свет. Но они были расположены так далеко, что казалось, это и не дома вовсе, а какие-то фантастические горы, в которых растут удивительные кристаллы. Потом загорелись фонари, словно самоцветы, рассыпанные по берегу.
– А я вот так несколькими комбинациями могу свет во всём городе потушить, а потом снова зажечь, – проговорил Стешкин. – Вот Агата говорит, что я зазнался… Понимаешь, дело не в том, что я зазнался или, как они говорят, что я царь-единоличник. Я просто не могу никому из них доверить эту установку. Они её не разрабатывали и они с ней не справятся. С отдельными блоками – да. Но это сродни быть оператором, а доступ к пультам у них и так есть. А чтобы освоить «Омегу», мало запомнить код. Его надо чувствовать, на нем надо мыслить. Они заучивают, но не мыслят, я это вижу. Альберт теоретик, Архиповы милитаристы…
– А как же Агата?
– Агата – очень талантливый учёный, но боится что-либо делать сама, работает только по моему коду, а пишет код, только когда я рядом. Альберт мне давал своего внука Дениса в ученики. Но я и ему не доверил. Он – очень толковый оператор, но он исполнитель, а мне нужен творец.
– Неужели, на ваш взгляд, нет человека, который смог бы с этим справиться?
– Был такой человек, – сказал Стешкин, глядя в темные воды Ингула. – Творец. И потенциал у него был намного выше, чем у меня. Он освоил код практически моментально, и вещи, которые он на нем выдавал, поражали всю нашу пятёрку. Серб по национальности, он считал себя потомком Теслы, возможно, это давало ему силу и уверенность в своих действиях. Кстати, большая часть блоков на «Омеге» была сооружена им. Его изобретения по новаторству во многом превосходили мои.
– Вы сказали – был. А где он сейчас?
– Погиб. Во время бомбардировки.
– Это и есть тот погибший изобретатель? – глаза Ники переполнились ужасом.
С реки потянуло холодом, заморосил мелкий дождь.
– Ты ещё не замёрзла? – спросил он. – Давай лучше обратно пойдём.
– Нет, всё хорошо. Расскажите, Иван Митрофанович. Очень прошу.
– Только с одним условием: ты сейчас поверх своей ветровки одеваешь мой плащ.
– А как же вы?
– Выбирай – или ты одеваешься, тогда мы остаёмся здесь и я тебе рассказываю. Если ты отказываешься, мы садимся на транспорт и едем на твою остановку.
– Это такая проверка?
– Это забота о твоём здоровье, – он выразительно посмотрел на неё. – А вообще-то да, я хочу немного тебя подкорректировать. Эти твои «обнимашки» – не что иное, как жалость, а я не разрешаю испытывать жалость по отношению ко мне. И дело тут не в мужском достоинстве и прочих предрассудках. Человек принимает нерациональные решения, руководствуясь либо жалостью, либо гордостью. Если ты хочешь со мной общаться, у тебя не должно быть ни того, ни другого. Я признаю только здравый смысл и только логику… Чего так перепугано смотришь? Ты же хотела увидеть настоящего технократа – он перед тобой. Да, я тоже живой человек, и я не лишён эмоций. Но принимая решения, я всегда руководствуюсь логикой и здравым смыслом.
– Я надену, – согласилась она.
Чиновник снял свой плащ и надел его на журналистку.
– Ух, бодрит, – сказал Стешкин, потирая плечи. Он демонстративно изобразил дрожь и украдкой глянул на Калинкову.
– Рассказывайте, Иван Митрофанович, я жду. – Она спокойно смотрела на бывшего конструктора.
– Мне очень сложно об этом говорить, – начал Стешкин. – Это был мой друг. Самый близкий. Единственный, кто меня поддержал и был рядом со мной в самые тяжёлые минуты. Я познакомился с ним в 1986 году. Мы тогда приехали на конференцию в Югославию. Наш доклад по цвето-световому коду произвёл в союзной республике настоящий фурор, поскольку был новым словом в программировании. На конференции присутствовали студенты Белградского университета. После окончания доклада один из них подошёл к нашей группе и начал расспрашивать подробно. Его звали Милош Лучич. Он попросил дать какую-то методичку. Альберт как раз представил свою первую публикацию. Мы посовещались группой и дали её ему. На следующий день он пришёл с уже написанным кодом. Придумал программу управления светофорами на пересечениях транспортных магистралей с пешеходными переходами. Этого не было в публикации – он сам. Я проверил – там всё было правильно, от первой до последней строчки. На следующий день принёс такую же программу для маневровых светофоров на железнодорожном сообщении. Он этим шокировал всех нас. Мы тогда были две недели в Белграде и я взялся его научить. Он схватывал на лету и тут же искал практическое применение только что полученным знаниям. А когда мы уезжали, напросился с нами в Адмиральск.
Очередной порыв ветра теребил провода электроопор на мосту. Чиновник застегнул пуговицы плаща на Калинковой и продолжил.
– Ему было всего 16 лет. Мне тогда было 26. И в свои шестнадцать он превосходил меня. Возможно, он действительно был потомком сербского гения. Я просто восхищался им. Мы очень сильно подружились. У меня с Альбертом уже были напряжённые отношения, каким-то образом он настроил против меня остальных. Вначале они решили просто бойкотировать работы по созданию ДЭСГИ-О и у них бы это вышло, если бы не Милош. Он специально перевёлся на заочное, чтобы помочь мне с достройкой «Омеги». И так вышло, что перед сдачей установки над ней работали только мы вдвоём. Вот тогда я и понял, какое это счастье, что у меня есть такой друг, с которым можно горы свернуть. Лето 87-го, у него сессия в разгаре, а он все зачёты и экзамены за два дня экстерном сдал, чтобы приехать из Белграда на вручение мне премии. И вот представь себе: сессионный зал Адмиральского городского совета. Мне вручают «Конструктора года». Ни Агаты, ни Архиповых, ни Альберта нет. Зато стоит совсем старенький профессор Макаров, мой научный руководитель, и Милош. Я не знал о его приезде. И вот он с цветами поздравляет меня.
Взгляд конструктора был обращён к опоре, на которой располагался прибор.
– Его идеи опережали время: силовые поля, щиты обороны над городами, тахионный лазер, переменное излучение. А в 1998-м, чтобы облегчить мне работу и помочь Агате с диссертацией, он создал агрегат, позволяющий пережимать световую волну по спектру. Аналога этому изобретению нет до сих пор.
– Вы говорите про квантовую ловушку? – догадалась Ника. Стешкин кивнул.
– Этот прибор единственный в своём роде. Мы с Агатой до сих пор пытаемся понять принцип его работы… пытались, – после паузы поправился он. – К сожалению, ни чертежи, ни пояснительные записки он не успел передать. Как раз началась военная операция Альянса против Сербии, и Милош уехал, чтобы защитить свою страну.
И тут Ивана Митрофановича словно пронизало дрожью. Он схватился за перила моста и пытался унять внезапно возникший озноб. Это была самая тяжёлая для него часть рассказа.
– Когда началась атака на их центр в Нови-Сад, он позвонил мне «поболтать напоследок» — это его собственное выражение. Представляешь, Ника, он знал, что его минуты сочтены, и позвонил не проститься со мной, а именно поболтать напоследок. Говорил, что находится на боевом дежурстве. Мы с ним говорили восемнадцать минут. И в его голосе я не слышал ни страха, ни отчаяния. Он только переживал из-за того, что не успел объяснить мне принцип работы своего последнего изобретения, и очень жалел, что не удастся больше повидаться. Говорил, что начал делать для нас техдокументацию и пояснительные записки, но не успел. Тем не менее, он попросил упаковать то, что есть, в гермоконтейнеры, и чтобы потом выжившие передали в Адмиральск. И просил прощения за то, что не удастся передать лично… – на глаза Стешкина навернулись слёзы. – Но это я должен был прощения просить за то, что был здесь, а не рядом с ним. Вот тогда я и почувствовал собственное бессилие. Я был одним из первых лиц в этом городе, а по сути ничего не смог сделать, ни на что не смог повлиять. Милош погиб на боевом дежурстве 5 апреля 1999 года в своём родном городе Нови-Сад.
И тут Калинкова вспомнила, как её крёстный, военный корреспондент, рассказывал ей про страшные бомбардировки, обрушившиеся на сербские города и продолжавшиеся с марта по июнь 1999 года. Тогда весь мир молчал, словно ничего особенного не происходило…
– Тринадцать лет рядом со мной был настоящий и преданный друг. Знаешь, Ника, я бы всё отдал, даже остаток своей жизни, чтобы вернуть его, – закончил свой рассказ Стешкин. Дрожь в его теле не унималась.
На глаза Калинковой начали наворачиваться слёзы. Она сняла плащ и накинула его на плечи чиновнику.
– Иван Митрофанович, я буду рядом, что бы ни случилось. Я вас не брошу, как Агата и остальные. Я не смогу заменить Милоша, но если бы у меня была хоть какая-то возможность влиять на реальность, я бы не просила ничего для себя, а отдала бы все свои желания в обмен на то, чтобы вы встретили такого, как он. Это было бы самым заветным моим желанием. Я не понимаю Агату. Я хотела бы связать свою жизнь с таким человеком, как вы. Я поехала бы за ним в самые горячие точки, была бы рядом до самого конца и даже после.
Он смотрел на неё своими синими глазами, но он понимал, что надо это остановить, и постарался взять ситуацию под контроль.
– А ты знаешь, мне говорили, что это – мост исполнения желаний. Что если вот так стать посреди реки, взяться за перила и глядя на небо загадать то, чего ты искренне хочешь, то оно обязательно сбудется. Так что загадывай, дорогая, встретить такого, как я, примерно своего возраста и со свободным сердцем.
– Я другое желание загадаю, – улыбнулась девушка, – чтобы вы обрели такого друга, как Милош.
– Ну хорошо, тогда я загадаю, чтобы ты нашла такого же чокнутого изобретателя, как я. – Он взялся за перила и поднял голову вверх. Ника проделала то же самое.
И вдруг в небе над ними одна за другой сверкнули две молнии, и над рекой пронёсся раскатистый звук грома.
– Это знак, – проговорила Ника.
– Знак того, что скоро пойдёт дождь и пора в город, – добавил изобретатель.
Их дорогу освещали отблески молний. Порывы ветра срывали с деревьев первую листву, и чиновник снова надел на журналистку свой плащ.
В городе было теплее, чем у реки. Они прошли Потёмкинскую и вышли на Суворовский проспект. Стешкин поймал себя на мысли, что уже давно так просто не гулял. Он, конечно, ездил по городу каждый день, но видел его в основном из окна своего автомобиля. До этого дня чиновнику из мэрии казалось, что он знает Адмиральск от центра до окраин, однако, проходя с Калинковой по пешеходным улочкам, он обнаруживал новые для себя кварталы. В них кипела жизнь. И он начинал понимать, что всё время упускал что-то важное, человеческое. Он вглядывался в знакомый ему от брусчатки до шпилей зданий город – и словно видел его с новой стороны. Как будто какие-то новые знания начали открываться ему. И вот они подошли к её дому.
– Иван Митрофанович, вы мне сегодня столько всего поведали, я вас совсем другим представляла, – задумчиво проговорила Ника.
– Разочарована? – он посмотрел ей в глаза.
– Напротив. Очень хочу с вами и дальше общаться, но не знаю, как вы к этому отнесётесь.
– Хочешь – будем. Но только с двумя условиями. Во-первых, никаких проявлений эмоций по отношению ко мне – ни поглаживаний руки, ни обнимашек, ни прочих нежностей. И во-вторых, такое общение, как у нас было сегодня, возможно только в нерабочее время. С девяти утра и до шести вечера – исключительно по твоей работе, как журналиста. А так, в обед или вечером заходи. – Из кармана пиджака он достал визитку и протянул ей. – Здесь мой мобильный телефон и прочие контакты. Если проблемы какие, звони в любое время.
– Классный сегодня вечер, – подытожила журналистка. – Жаль, что завтра я этого помнить не буду. Но я надеюсь, что хоть немного вам помогла в плане выговориться.
– А чего это ты решила, что помнить ничего не будешь? – удивился Стешкин.
– Вы Артура вчера поили наливкой и вели с ним задушевные беседы. А он этого абсолютно не помнит. И я сегодня пила наливку.
Стешкин слегка остолбенел и выразительно глянул на Калинкову.
– Ты это сейчас серьёзно, что ли? Вот это ты сказанула. Это ж надо было такое выдумать и саму себя накрутить. Вот чудачка! – он рассмеялся и потрепал девушку по голове. – А сейчас иди ложись спать. Ну надо же такое нафантазировать: помнить она не будет…
Он усмехнулся и весело пошёл по улице, напевая песенку себе под нос. Калинкова проводила его взглядом и побежала к подъезду.
– Он что, тебя и домой уже провожает? – раздался рядом злой и рассерженный голос. На крыльце перед её подъездом угрюмо сидел Артур.
Ланина шла по коридору мэрии на третьем этаже. Дверь в кабинет вице-мэра была приоткрыта и оттуда доносился недовольный голос.
– Вам надо было раньше на месте оказаться, до приезда журналистов. И спецтранспорт с вечера приготовить… Откуда я знаю, как он оказался в курсе? Значит, где-то сработали неаккуратно… Нет, трогать его нельзя. Нам не нужны проблемы с Оборонной палатой.
Разговор – по-видимому, телефонный – на этом прервался, и послышались тяжёлые шаги по кабинету. По звуку Ланина поняла, что он ходит туда-сюда. По коридору засеменила женщина с пачкой напечатанной бумаги. Она постучалась в полуприкрытую дверь.
– Кто ещё там? – недовольно фыркнул Крючков.
– Владимир Петрович, документы вам на подпись, – суетилась пришедшая.
– Входите, не стойте в дверях.
Светлана прошла до конца коридора и остановилась возле окна. Она оглянулась, проверяя, чтобы не оказаться под камерами видеонаблюдения, достала смартфон и начала набирать сообщение Громову.
По направлению к ней шёл молодой мужчина очень высокого роста, весьма широкоплечий и мускулистый, в джинсах и пиджаке поверх спортивной футболки. На расстёгнутом пиджаке, который данному субъекту был явно тесен в плечах и короток в рукавах, прямо на нагрудном кармане красовался депутатский значок.
Это был Андрей Багрянцев, в прошлом – один из лучших баскетболистов Причерномории, а ныне депутат Адмиральского городского совета. Жители Адмиральска хорошо помнили, как благодаря его знаменитому броску сборная Причерномории выиграла Кубок Европы. Но в тридцать лет Андрей Багрянцев получил серьёзную травму на соревнованиях и вынужден был закончить спортивную карьеру. Однако Федерация баскетбола предложила ему баллотировался на выборах. В то время фамилия Багрянцева была на слуху, и парень без особого труда прошёл в депутаты по одномандатному округу, оставив своих соперников далеко позади. В горсовете его единогласно избрали председателем постоянной депутатской комиссии по вопросам спорта и туризма. Добряк, балагур и рубаха-парень, Андрей выражал готовность помочь всегда и всем, а поэтому был в курсе всех событий и часто совал нос в не в свои дела.
– Моя королева, ты здесь! – депутат-спортсмен расплылся в улыбке и обнял журналистку жилистыми руками. – Светка, какими судьбами?
– Да вот, приехала на штурм, а никакого штурма нет. Вот думаю теперь, у кого взять комментарий и вообще что писать, – начала Ланина, строя глазки Багрянцеву. – Ты не в курсе вообще, что тут было?
– Да ты как-то сильно припозднилась. Тут весь трэш утром был. Говорят, судостроители Стешкина чуть не побили, с бывшим начальником земельного управления перепутали.
– Даже так? – изображая удивление, переспросила Ланина.
– Но он их быстро остудил, – простодушно продолжал парень с депутатским значком. – Рабочие погалдели ещё немного и собрались уже расходиться, а тут полиция… А разве ваших не было? Я вроде видел и Громова, и Калинкову.
– Да, Калинкова убежала в редакцию, а я осталась – думала, какое-то официальное заявление будет. А тут смотрю, нет ничего, аж странно.
Депутат-баскетболист недоумевающе посмотрел на неё.
– Так а какое заявление-то? Штурма ж не было. Вон Крючков тоже с утра ходит, как заведённый. Дождался мэра и давай ему по мозгам ездить – мол, нужна реакция, нужно какую-то позицию сформулировать. А Колокольцев ему – мол, на что реагировать, какая позиция, по мирному же разошлись… – Багрянцев бурно жестикулировал, передавая диалог мэра с его заместителем. – Меня с утра поднял: организуй своих спортсменов на защиту мэрии, а то рабочие всё разнесут…
– А можно с этого момента подробнее? – дёрнулась Светлана.
– Звонить мне начал ни свет ни заря. Так-то я всегда будильник на семь ставлю, а тут Крючков, видимо, раньше позвонил, до будильника. Я ещё спросонок не понял, куда и кого организовать, и при чём тут я. А он мне что-то про гражданский долг давай втирать. А я хоть убей, не понимаю: если здание штурмуют, какой ему толк от моих гимнастов и футболистов? Что они смогут предотвратить?..
Дверь кабинета Крючкова распахнулась. Вице-мэр заметно дёрнулся, увидев в непосредственной близости Ланину с Багрянцевым, и быстрым шагом пошёл по коридору в направлении кабинета мэра.
Спортсмен удивлённо оглянулся по сторонам, будто только что обнаружил, что стоит посреди коридора и говорит не очень тихо.
– Зря мы, наверное, здесь зависли. Предлагаю сменить дислокацию. Ты свой любимый тортик будешь? Идём, я угощаю.
Решив, что в депутатской трапезной можно узнать больше, чем в любых других кулуарах, Света согласилась на предложение баскетболиста. Ланина и Багрянцев были знакомы задолго до того, как он стал депутатом. Поэтому и отношения у них были скорее приятельские и не укладывались в рамки общения народных избранников с представителями СМИ.
Они прошли в столовую для депутатов и работников мэрии, которая уже вовсю работала, и расположились за столиком в центре зала. Пока Багрянцев изучал меню, Ланина оглядывалась по сторонам.
– Кого-то конкретно ищешь? – спросил он, переворачивая очередную страницу со списком деликатесов.
– Да депутатов, которые заводчан отстаивают, – на ходу придумала Света. На самом деле её интересовало всё, что могло быть связано с утренними событиями под мэрией, и краем уха она пыталась уловить, о чём говорят другие посетители.
– Кстати да, Толстой и Выдрих удивлялись, как это триста человек оказались под мэрией, а их не уведомили. Собирались профсоюзнице этой заводской звонить, имя ещё такое экзотическое у неё. Так тебе они нужны? Я их сейчас наберу. Кофейку с нами выпьют, а мы перекусим.
Леонид Толстой был председателем постоянной депутатской комиссии по вопросам промышленности и логистики, а Сергей Выдрих – его заместителем. Депутаты нескольких созывов, они зарекомендовали себя как защитники интересов трудовых коллективов. Толстой семнадцать лет трудовой деятельности отдал металлургическому комбинату. А Выдрих возглавлял федерацию профсоюзов.
Оба депутата спустились в буфет и сели напротив Ланиной и Багрянцева. Не дожидаясь официанта, депутат-спортсмен с меню в руках побежал в служебное помещение, где, видимо, находилась кухня. Спустя минуту довольный парень вернулся в сопровождении молоденькой официанточки с подносом, на котором стояло четыре чашки заварного кофе, молочник, три порции пюре с отбивными и тортик для Ланиной. Пока официантка расставляла блюда и раскладывала столовые приборы, он расслабленно плюхнулся в кресло и, подтянув к себе одну из порций, начал поглощать её с аппетитом человека, который не ел сутки.
– Я вообще этого шага недопонял, – начал Сергей Выдрих. – У нас была договорённость с Мичман, что они любые пикеты, демонстрации, выходы под мэрию согласовывают с нами, или хотя бы уведомляют нас заранее. Мы обычно вместе подготавливаем текст резолюции, согласовываем тезисы выступлений. А тут какой-то бред: «Чиновник – всех бед виновник»…
– Меня тоже это удивило, – продолжил Леонид Толстой. – Ни одного грамотно изложенного требования. «Мэрию в отставку» я за таковое не считаю – с этим все кому не лень выходят. И кстати, я смотрел видео нашего полицейского со Стешкиным. Конечно, Стешкин тот ещё хитрый лис. Это же надо так вывернуть – выдать плакаты рабочих за требования, изложенные в письменном виде. Но если бы Пастыко был порасторопнее, он бы спросил у Стешкина как раз про эти два плаката.
– Такое ощущение, что тот, кто их организовал, ставил своей целью не вывести рабочих на пикет, а именно устроить провокацию, – размышлял Выдрих. – И то, что Агата Мичман не была в курсе их намерений, только подтверждает мои догадки.
Тут к ним подошла Наталья Кодыма – сорокапятилетняя депутат с румяным лицом и очень крупными габаритами, член депутатской комиссии по промышленности и логистике. Она проработала более двадцати лет асфальтоукладчицей, была активисткой в трудовом коллективе. Бывший директор её предприятия готовил себе платформу, чтобы стать депутатом. Он и попросил энергичную Наталью начать организовывать его встречи с потенциальными избирателями на полгода раньше остальных, сам на эти встречи приезжал редко, а потом и вовсе перебрался в столицу. А тут и предвыборная кампания нагрянула, и стали бабушки со всех окрестных дворов спрашивать бойкую Наташу, когда и где им за неё проголосовать. То ли из жалости от напрасно потраченных усилий, а, возможно, чтобы бабушек не разочаровывать, Наталья Кодыма подала свою кандидатуру – и выиграла выборы.
– Тут кто-то моего любимого мужчину обидел? – произнесла она зычным голосом, косясь на Сергея Выдриха так, что тот подавился кусочком отбивной. – О, и пресса здесь, отлично!
Не дожидаясь приглашения, депутатша опустилась на свободное кресло.
– Наташ, ты обычно в курсе всяких левых схем, у тебя на них глаз намётан, – начал Выдрих. – Может, ты нам расскажешь, как так получилось, что рабочие вышли, никого не предупредив.
– Ооо, да тут по-любому Крючков-сучий хвост замешан, – Кодыма говорила по-простому, не стесняясь в выражениях.
– У вас есть какие-то доказательства? – уцепилась Светлана.
– Та да, он же с этим болгарином, как его… Стэфаном Заревым слыгался. Болгарин договаривается о продаже изобретений наших специалистов Военному Альянсу, а Крючков его прикрывает через департамент госбезопасности, – бойко выпалила Кодыма. Её взгляд упал на тарелку со тортиком. – Ой, какое у вас вкусное пироженко. А можно мне?
– Конечно, – Ланина протянула ей тарелку, глядя внимательным цепким взглядом. – А какие изобретения? Чьи?
– Ты про КБ «Маяк» слышала? – сказала депутат, склонившись к Ланиной. – Вот, в первую очередь, его.
Толстыми пальцами она захватила кусок торта, который для неё действительно был как маленькое пирожное.
– Это того, что на другой стороне реки, на территории завода? – недоумевала Ланина. – Так оно ж сгорело давно!
– Деточка моя, – Кодыма наклонилась прямо к её уху, – в этом городе сгоревшие КБ содержат больше тайн, чем работающие…
Повисла пауза. Её собеседники внимательно прислушались.
– Господи, ну чего же они такие маленькие пирожные готовят? – прожевав остаток тортика, выдавила Кодыма.
Она вытерла жирные руки об салфетку и полезла в свою дамскую сумочку. И, достав оттуда купюру, протянула её Багрянцеву.
– Андрюх, будь другом, сгоняй принеси нам штук десять эклеров. И мне двойной кофе со сливками.
Лёгкий на подъём, Багрянцев тут же встал с кресла и направился в сторону раздаточной, где к нему, улыбаясь, направилась навстречу та же милая официантка. Проводив своего коллегу взглядом, Кодыма продолжила.
– Думаешь, просто так сгорело? Проводка закоротила или паяльник не выключили? Нет, моя дорогая. Просто попади его разработки на запад, нам бы всем не поздоровилось.
– Какие именно разработки? – заинтересованно смотрела Ланина на свою собеседницу. – Если КБ сгорело, то и изобретений не осталось.
– Почему не осталось? Та же «квантовая ловушка» на месте висит, и этот тахионный лазер…
– Как вы сказали? Трахионный? – переспросил только что вернувшийся с подносом эклеров и чашкой кофе Багрянцев. Сидящие рядом Толстой и Выдрих расхохотались.
– Да помолчи ты, чудо гороховое, – Кодыма шутя дала Багрянцеву затрещину. – Тебе что тахионный, что трахионный – никакой разницы. Там вполуха услышал и тут вполуха. Не бери в голову всяких слов непонятных – у тебя они как мяч в корзину. Вон лучше сладенькое бери и жуй. Всё равно не на диете.
– Так вы тут снова про Стешкина болтаете? – по-детски вступил он. – Легендарный мужик. Он тут под мэрию одну штуковину засунул. Как показал мне – такая красота, как в фильмах про будущее.
– Да и правда, Свет, – продолжила Кодыма. – Это вон у Стешкина надо спрашивать. Работники КБ тогда ему отчёты сдавали напрямую, он с проверками приходил. А мы не специалисты, я не бум-бум в этой области, а Андрюха так совсем.
Простые депутаты Кодыму любили, называли «наша тяжёлая артиллерия». Она не стеснялась сказать то, что думает, даже с трибуны в сессионном зале Адмиральского городского совета. К молодым и зелёным она относилась по-матерински заботливо, но стоило эту женщину разозлить – она пёрла вперёд как асфальтовый каток, которым сама когда-то управляла.
– А Стешкин – красава! – перевела она тему разговора, запихиваясь эклером. – Мой любимый мужчина. Он когда был начальником управления связи и энергетики, то к нам на каждое заседание приходил. Ох, и время было: я на комиссию одевалась, как на свидание. Он меня всё время хвалил, говорил, что я на нужные вещи обращаю внимание. Ой, Светочка, а как он у нас на комиссии всё красиво докладывал… Не то, что этот молодой мямля, прокурорский сынок. Надо было сынку должность в мэрии – ну, поставили бы в канцелярию. А то сняли Стешкина с начальника управления и этого сопляка туда впихнули.
– Так они ж его на автоматизацию перевели, – отреагировала Света.
– Перевели, потому что никто идти не хотел. Нагрузка большая, а зарплата маленькая. Иван Митрофанович у них вообще как затычка во все дыры: во всём разбирается, везде на своём месте, из любой задницы вытащит. А вот когда наладил работу структурного подразделения, настроил как механизм, тогда можно в новую задницу бросать. Вот и сейчас после него пришёл кадр на всё готовое. А нашего Стешкина отправили после бывшего начальника земельных ресурсов дерьмо разгребать.
– Наташа, ну что за словечки? Мы за столом, – одёрнул её жующий Выдрих.
– А что я такого сказала? – вопросительно посмотрела на него бывшая асфальтоукладчица, уплетая шоколадный эклер. – Почему я не имею право называть вещи своими именами? Если я назвала дерьмо дерьмом, что здесь ужасного? И то, это я ещё мягко. Этим решением о передаче заводской земли в частные руки с помощью бывшего начальника земельных ресурсов они весь город нагнули, а Стешкину теперь расхлёбывать. Я вообще не понимаю, как он на эту должность согласился перейти, он же технарь.
– А я думаю, тут всё ясно, – сказал Леонид Толстой, попивая из чашки ароматный кофе. – Находясь в этой должности, он постарается вскрыть фальсификации в оформлении договоров по передаче земли завода в руки «Сити-Индастриал». Потому он на неё и согласился.
– Так вот, когда они подготовили решение о передаче сгоревших корпусов КБ «Маяк» и технических вышек международной строительной корпорации «Сити-Индастриал», я прямо на сессии встала и сказала, чтобы они свои поганые руки не тянули к заводу. Ох, как я про них правду-матку выдавала! Потом, когда домой шла, ко мне два сморчка привалили. Один с ножом, второй с кастетом, и давай пугать – ты, мол, тётя, поаккуратнее, а то возьмём и закатаем в бетон.
Ланина и сидящие рядом депутаты внимательно слушали, не спуская с неё глаз.
– А я как схватила этих ушлёпков за шиворот и кричу: «Вы хоть бетон умеете замешивать? Нет? Вот и молчите в тряпочку. А ещё раз подлезете – я вас, сопляков, асфальтовым катком перееду, только в отличие от вас сделаю это по-настоящему и очень квалифицированно – так, что ваших расквашенных мозгов из-под щебня и битума видно не будет!». Их как ветром сдуло. Я пока домой шла, всё назад оглядывалась – думала, налетят шайкой и по дороге прибьют. – Она перевела дух и закатила глаза. – Зато потом Стешкин на комиссии подошёл ко мне, пожал руку и сказал: «Вам, Наталья Михайловна, огромное от меня спасибо». Комиссия-то через неделю после сессии была, а он всё помнил, сам подошёл и поблагодарил. – Депутатша о чём-то вспомнила и посмотрела на часы: – Ой, что же это я? Без пятнадцати, а мне на комиссию в одиннадцать. Не мешало бы еще в повестку дня просмотреть, чтобы эти заразы ничего лишнего туда не вставили.
Выхватив из тарелки последний эклер, Наталья Кодыма бодро поднялась, что было удивительно при её-то весе, и умчалась быстрой походкой в сторону коридора, где располагались кабинеты депутатских комиссий по профилю.
– Мы, пожалуй, тоже раскланяемся, – проговорил Сергей Выдрих, протягивая Светлане руку. Все трое встали из-за стола и направились в выходу.
Часы на мэрии пробили одиннадцать. Депутаты разбежались по комиссиям. Больше здесь Светлану ничего не держало.
Наступило время обеда. Калинкова и Дорогин выбежали в кафе «На Потёмкинской», чтобы взять по стаканчику кофе и прогуляться.
– Неужели ты этого не помнишь? – удивлялась Ника, включая другу запись его разговора со Стешкиным про «излучатель». – Он же тебе всё полностью рассказал.
– Вообще странное чувство. Голова после вчерашнего не болит, но память как будто напрочь отшибло, – почесал затылок фотокор. – Помню, как мы тебя на диван положили – и всё. А дальше утро, митинг… Неужели я так конкретно напился?
– Да нет, тут что-то другое, – размышляла журналистка. – Скажи, а он тебе никаких препаратов вместе с наливкой не давал?
– Он тебе препараты давал. Вроде. Это я помню. У него в конце кабинета целая аптека, – вспоминал Артур.
– Технологии обороны. Да, я помню. Он это сказал. Шеф как-то говорил, что он здесь представляет интересы Оборонной Палаты. Знаешь, Артур, я вообще догадывалась, что он человек непростой. Многое знает, умеет. Меня вон практически на ноги поднял. Я ведь вообще пришла тогда к нему вечером никакая, ты меня едва ли не под руку вёл. А проснулась бодрячком…
– Что-то ты много о нём говоришь в последнее время. Запала, что ли? – подколол Дорогин.
Вместо ответа Ника бросила взгляд на часы над стойкой баристы.
– А кто-то сейчас на работу опоздает, – сказала она и вышла из кафе.
Когда Калинкова и Дорогин вернулись в редакцию, там уже была Светлана Ланина. Она как раз рассказывала главному редактору о том, что ей удалось выведать в мэрии.
– Это странно, но никто ничего не знает, – говорила она. – Даже депутаты, которые защищают наших заводчан, были не в курсе. Более того, они обратили внимание, что акция протеста не содержала чётких требований. Как будто целью протеста было не добиться результатов, а организовать сам протест.
Она сделала паузу.
– Александр Васильевич, я вам кое-что в мессенджер прислала. Так вот, я, кажется, догадалась, что к чему.
– Хорошо, Свет, продолжим у меня в кабинете, – предложил Громов, приглашая журналистку последовать за собой.
– Они что, нам вообще не доверяют? – проворчал редактор новостной ленты. – В кабинет уходят шушукаться.
– Лёх, ну какое тебе до этого дело? – перебил Никита Железнов. – Раз ушли, значит, так надо.
– А может, они за другим ушли, – ухмыльнулся Алексей и глянул на сисадмина через толстые линзы своих очков. – А потом Громов выйдет довольный и отпустит всех пораньше.
– Яр, тебе не всё равно? – нахмурила брови Анжела.
– Я просто хочу уйти домой пораньше. Надеюсь, Светка ему всё хорошо и тщательно расскажет.
Артур и Ника молча сели за свои компьютеры.
– А вы как отдохнули, сладкая парочка? Успели доставить друг другу удовольствие? – подкалывал Яров.
– Слушай, уймись, – одёрнул его Железнов. – А то я попрошу Громова отселить тебя от нас куда подальше. Надоело слушать весь твой бред.
Двери кабинета открылись и оттуда вышли Громов и Ланина.
– Всё, Свет, можешь быть свободна. Отдыхай, высыпайся, ты здорово помогла, – сказал главред, собираясь отпустить журналистку. Он обратился к остальным. – Я сегодня после пяти уеду. А вы все молодцы, хорошо отработали протест, мы в «ТОП-ньюз» на первых позициях. Поэтому я вас отпускаю на час раньше.
– А я что говорил? – Яров посмотрел на коллег и скривился в улыбке.
Громов подошёл к Калинковой.
– Ника, Стешкин просил нас сегодня быть у него до шести, чтобы он на нас пропуска не выписывал. Так что собирайся, мы с тобой едем к нему. Не переживай, это не займёт много твоего времени. Он со мной должен встретиться и заодно хотел тебя осмотреть.
На самом деле Калинкова не переживала. Более того, она поймала себя на том, что ещё раз встретиться с этим человеком ей было бы приятно.
На электронных часах, висящих на стене, высветилось 17:00. Сотрудники начали собираться. И тут в офис «Баррикад» вошла Агата Мичман.
– Громов! Я хочу с тобой серьёзно поговорить по поводу поведения некоторых твоих сотрудников, – нервно начала она.
– Да? А что случилось? – удивился Громов. – Тебе вроде нравились их публикации, и с тобой я их всегда согласовывал.
Агата дошла до стула, за которым сидела Калинкова, и выдернула журналистку за шиворот.
– Пусть она тебе ответит, что случилось. И что она мне сегодня наговорила.
– Что, при всех говорить? – Ника недоумённо глянула на Агату. – И что именно рассказать? Только то, что я вам наговорила, или то, что вы мне наговорили, тоже озвучить?
Тут Громов подошёл к обоим.
– Так, девочки! Кто что кому наговорил, будем решать у меня в кабинете, а не на глазах у всей редакции.
И, уведя Калинкову и судостроительницу в свой кабинет, подальше от любопытных глаз и ушей некоторых своих подчинённых, Громов продолжил разговор уже с ними наедине.
– А теперь выкладывайте, кто кому чем насолил. Только быстро, а то сегодня у меня мало времени. Мне надо ехать на встречу.
– И к кому же тебе надо на встречу? К этому бумагомарателю? – со злостью поговорила Агата, догадавшись, к кому именно собирался направиться Громов.
– Ну если хочешь, поехали вместе, – предложил Громов.
– Я к этому прохиндею не поеду, – отрезала Агата. – Ты разве забыл: мы ему объявили бойкот всей нашей группой.
– Без права на реабилитацию?
– Мы его поставили перед выбором: или мы, или его дурацкая работа, или пусть готовит человека себе на смену. И он выбрал работу.
– Это после рейдерского захвата в январе? Ну ведь ты-то понимаешь, что он всё равно бы не смог этого предотвратить.
– Смог бы. Если бы остался на месте или оставил вместо себя толкового человека.
– Агата, но ведь было очевидно, что его подставили с той командировкой. Вы бы лучше все вместе сели и вспомнили, что перед этим было, – раскладывал по полочкам Громов. – А я помню: Караваева незаконно сняли с должности, а Кириленко хотели поставить директором. Вот я бы отсюда копал, а не обвинял во всех бедах Ивана.
– А как мы, по-твоему, должны были поступить? «Иван, пока ты был в своей очень важной командировке, нас к е**ням разнесли. Архипов в реанимации, всё оборудование второго цеха расхерачено, но ты не переживай, главное – это твоя работа в мэрии». Так, что ли?
– Как по мне, вы его слишком жёстко. С начала года бойкот из-за какой-то внештатной ситуации.
– «Внештатной ситуации»? Ты это так называешь? Архипов в больнице почти месяц провел, всю электронику переколотили, а у вас это называется «внештатная ситуация»?
– Агата, своим игнором вы Ивана за живое задеваете. У него же, кроме вас, никого нет.
– Ты есть, – парировала Агата.
– Ему нужны единомышленники. А я – так, кореш, чтобы вместе бухнуть, – съязвил Громов.
– Ну, коллеги в мэрии есть, – продолжала его оппонентка. – Ведь не зря же он столько лет там кресло просиживает.
– Да ты же знаешь, что там у него со всеми исключительно деловое общение. Поэтому зря вы так с ним. Он сам из-за этого погрома очень переживает.
– Если бы переживал, уже бы подошёл к Альберту и подготовил человека, – зло ответила Агата. – Но он никому даже не даёт прикоснуться к блоку «О». Говорит, что ему нужен такой, как Милош.
– Кто-кто нужен? – переспросил главный редактор.
– Да ладно тебе притворяться. Неужто Иван, за стопкой наливки, никогда тебе про него не рассказывал?
– Может, говорил, может, нет. Не помню такой фамилии – Милош, – проговорил Громов, кивая в сторону Калинковой, словно не хотел, чтобы она о чём-то знала.
– Громов, ну кончай комедию ломать! – резко прервала Агата. – Уж ты-то не знаешь Милоша. Да, да, да. Это имя. Сербское. Был у нас парень в КБ – изобретатель, инженер и конструктор от Бога. Милош – друг и ученик Ивана. Когда Стешкин ушёл из КБ, Милош сказал, что готов продолжить его работу над проектом «Омега», консолями на цвето-световом управлении и системами лазерного наведения при условии, что мы прекратим бойкот.
Калинкова внимательно слушала.
– Выходит, этот Милош остановил ваш первый бойкот, – заключил Громов.
– Странно, уж тебе-то, как своему закадычному дружку, я думала, он поведает.
– Да может, он и говорил, просто я особо не вникал. Не имею привычки расспрашивать, если дело не касается работы. Если человек захочет, он сам расскажет. А всяких вопросов-расспросов мне хватает, – сказав это, он подошёл к кофе-машине.
– Видать, есть, что скрывать, – Агата ухмыльнулась, глядя на Громова.
– Ты сейчас о чём?
– Да о том, что Альберт прав, и свою премию «Конструктор года» наш Стешкин получил только благодаря Милошу.
– То есть, это тебя Альберт накрутил? – начал догадываться Громов.
– Слушай, прекрати язвить, – оборвала Агата. – Альберт на Ивана почти сорок лет пашет. Сначала его выучил, потом Дениса, своего внука, ему подготовил. А этот лучезарный боится трон потерять. Сильный царь. Мы этот код все вместе придумали, это – наш общий труд. А пользуется он один. И это не первое его предательство. Мы с Архиповым до сих пор живём в самой старой девятиэтажке вместе с другими конструкторами и инженерами. Зато он в ведомственной квартире шестнадцатиэтажки на Дружбы Народов. И всё благодаря Милошу. Хотя чего я, собственно. Милош не только для него, он старался для всех нас. Иногда мне казалось, что он один за всё КБ работал. Лазеры, которые выпускал «Маяк» – это всё его разработки. Он бы мог уехать на Запад и получать огромные деньги. Но он остался здесь и передавал всю свою интеллектуальную собственность нашему КБ, довольствуясь зарплатой инженера-конструктора. И только одно изобретение, которое он собирался запатентовать – это тахионный лазер, и то не с целью получения прибыли от патента, а чтобы данная технология не стала оружием в недобрых руках. Квантовая ловушка осталась, а чертежи и схемы сгорели. Он не успел ни меня, ни Ивана в курс дела ввести, а мы, дураки, вовремя не поинтересовались.
Тут Громов глянул на часы и понял, что они с Калинковой могут опоздать, о чём и сообщил своей гостье.
– Агата, я бы рад тебя ещё послушать, но мне сейчас уехать надо, – начал прощаться главный редактор, забирая стакан из слота кофейного аппарата. – Так что давай я тебе твой любимый кофе с коньяком сделаю, а наш разговор мы продолжим завтра, часика в четыре.
– Смотри, Громов, как бы мы и тебе бойкот не объявили, за компанию! – возмущалась заводчанка.
Громов отвлёкся от кофе-аппарата.
– Мне бойкот? Ты это сейчас серьёзно? – он пронзил её своим взглядом. – А почему не бойпёс? Почему не бойконь, не бойпетух?
– Чего? – недопоняла остроумия Громова гостья редакции.
– А того. Вы носитесь со своим бойкотом, как с писаной торбой, и даже отчёта себе не отдаёте, как нелепо выглядите. Ну надоело уже, честно. Хочешь объявить мне бойкот — объявляй. Только кто тогда будет вашим рупором? Через кого будете свою позицию в народ толкать? – расставлял акценты главный редактор. – Я, Агата, твоего бойкота не боюсь. Как забойкотируешь, так и разбойкотируешь, когда толковая публикация будет нужна.
– Слушай, Громов, – несколько обиженно проговорила Агата. – Я, вообще-то, к тебе пришла, и пришла по делу, а не слушать твои шуточки.
– Жаловаться мне на Калинкову – это ты называешь делом?
– Я кое-что важное узнала про утренний протест. Но если ты сейчас поедешь к этому мэрскому прихлебателю, я буду держать рот на замке и больше в жизни не переступлю порога твоей редакции. Ишь ты, публикация мне понадобится…
Громов был озадачен. Ему в любом случае надо было выслушать Агату, заодно и выяснить, что за трения у них произошли с Калинковой. С другой стороны, он уже пообещал Стешкину, что он с Никой приедет. Поэтому он подошёл к своей подчинённой и тихо на ухо произнёс: «Иди одна. Он тебя осмотреть должен».
Спустя минуту Калинкова на всех парах бежала к мэрии. Ей надо было успеть добраться за пятнадцать минут.
– И вы хотите сказать, что организовали штурм здания, в котором сами и работаете? – косо зыркнул на Стешкина начальник полиции.
– Какой штурм? – Стешкин недоумённо посмотрел на него. – Данил Варфоломеевич, где вы видите штурм? Здесь проходит моя встреча с работниками Адмиральского судостроительного завода.
– Информация про штурм была опубликована на сайте мэрии, – выкрикнула бойкая журналистка с рыжей копной вьющихся волос. На её шее висел бейдж «Юлия Алютина. АМТ «Фарватер».
– Здесь, по-видимому, какая-то ошибка, – размышлял Стешкин вслух.
– Ну вот же написано! Нет никакой ошибки, – и рыжая протянула ему планшет, на котором уже была открыта публикация с сайта Адмиральского городского совета и его исполнительных органов:
Работники Адмиральского судостроительного завода начали штурм мэрии
В четверг, 17 сентября, работники Адмиральского судостроительного завода №1, нарушив общественный порядок и правила проведения митингов и демонстраций, пришли под здание Адмиральской мэрии и осуществили попытку штурма.
Незаконные действия начались как раз в тот момент, когда никого из ответственных работников мэрии на рабочих местах ещё не было. Очевидно, целью штурма был именно захват здания.
В здании находилась только дежурная охрана, которая пыталась противостоять агрессивно настроенной толпе.
Городская власть призывает жителей города Адмиральска воздержаться от участия в силовых акциях протеста и не поддаваться на провокации.
– Что за бред? – Стешкин провел руками по вискам и пробежался глазами по толпе в поисках Громова.
Увидя его с камерой в руках, начальник управления земельных ресурсов набрал воздуха в грудь.
– Уважаемые представители прессы, я хочу задать вам вопрос: вы видели здесь что-либо похожее на штурм?
– Нет. Абсолютно, – развели руками представители СМИ.
Стешкин своего добился. Внимание прессы было приковано к нему, и сейчас можно было не просто контролировать ситуацию, а управлять ею. Он выразительно посмотрел на стоящего рядом начальника полиции:
– Данил Варфоломеевич, вы здесь тоже из-за публикации о штурме?
– Мы приехали на вызов. Был звонок из мэрии и было сказано, что здание пытаются взять штурмом, – ответил главный полицейский под камеры прессы.
– Кто и во сколько вам звонил, и как он вам представился? – уточнял чиновник.
– В семь пятнадцать на дежурный пульт полиции поступил сигнал из мэрии о том, что здание пытаются захватить штурмом, – отрапортовал начальник адмиральской городской полиции.
– Как представитель городской власти я вам сообщаю, что никаких попыток штурма не было. Люди подошли к зданию со своим требованиями, я вышел к ним и мы обсудили сложившуюся ситуацию, – сказал в направленные на него камеры журналистов начальник управления земельных ресурсов.
– Вы мне морочите голову, Иван Митрофанович, – недоверчиво качал головой полицейский, злобно поглядывая то на Стешкина, то на столпившихся под зданием заводчан с плакатами.
– Вы подъехали только что, а я здесь был с самого начала, – спокойно объяснялся Стешкин. – Если вы не верите мне, то прислушайтесь к журналистам. Если бы здесь было хоть что-то похожее на штурм, уж поверьте, они бы этот момент не упустили.
– Возможно. Но я полагаю, что они здесь всё-таки не с самого начала.
– А я с самого. И я пытаюсь у вас уточнить, кто конкретно вам звонил. И уверены ли вы, что звонили именно из мэрии?
От такого титанического спокойствия госслужащего начальник адмиральской городской полиции слегка побагровел. По нему было видно, что он ожидал здесь увидеть что-то другое, поэтому даже с представителем городской власти общался несколько жёстко.
– То есть, вы утверждаете, что никакого штурма не было, и здесь проходит ваша встреча с работниками завода? – задавал вопросы главный городской полицейский. – Более того, вы хотите сказать, что сами выступаете организатором данной встречи?
– Так и есть.
– В качестве кого вы организовали эту встречу? И почему о месте и времени её проведения не были заранее уведомлены органы полиции для обеспечения охраны общественного порядка?
– Вам ли не знать, Данил Варфоломеевич, что встречи жителей с представителями власти не подпадают под действие закона о демонстрациях и акциях протеста. Жители пришли сюда пообщаться с представителями власти, и в моём лице такая возможность им была предоставлена.
– Как вы тогда объясните наличие плакатов с лозунгами? И после этого вы будете утверждать, что это не митинг?
– Согласно Регламенту работы Адмиральского городского совета и его исполнительных органов, жители города имеют право прийти на встречу с представителями городской власти, изложив свои требования в письменном виде.
– То есть, вы хотите сказать, что плакаты, написанные гуашью на листах ватмана, являются «требованиями, изложенными в письменном виде»? – презрительно скривился начальник полиции.
– Именно это я и хочу сказать. Способы письменного изложения требований могут быть разные, а законы и регламент не ограничивают жителей города в праве делать это каким-либо одним определённым образом.
– Ну, а как вы объясните наличие мегафона? Или без него «мирное общение» с вами, как представителем власти, было бы невозможно? – полицейский ухмыльнулся. – Мне уже просто интересно, что вы выдумаете сейчас.
– А зачем что-то выдумывать? – Стешкин достал из внутреннего кармана потёртую брошюру. – В Регламенте всё определено. Статья 58 «Проведение встреч представителей городской власти с жителями города». Пункт 5 подпункт 18 гласит, что в случае, если встреча проходит при большом количестве людей, участники встречи вправе использовать или просить об использовании звукоусиливающей аппаратуры. Что мы сейчас и видим.
– Иван Митрофанович, здесь речь идёт о помещении. Если встреча проходит в зале, в котором более пятидесяти человек. А под звукоусиливающей аппаратурой понимается микрофон и колонки.
– Данил Варфоломеевич, покажите строчку, в которой это говорится. Вот конкретно – где про зал и где про микрофоны. Здесь чёрным по белому написано: «Если на встрече присутствуют более пятидесяти человек, все участники встречи имеют право пользоваться звукоусиливающей аппаратурой, или просить представителей городской власти о её использовании». На встрече больше пятидесяти? Больше. Соответственно, используется звукоусиливающая аппаратура.
Светлану Ланину разбудил звонок Громова. Она мирно дремала в такси, возвращаясь домой после шумного празднования, посвящённого юбилею банка «Адмирал-Капитал», которое проходило в элитном ресторане за городом и собрало всю городскую верхушку, включая мэра. Обычно главный редактор не звонил по утрам – у них была договорённость, что она приходит на работу не ранее чем в полдень, поскольку освещает вечерние и ночные мероприятия.
– Свет, извини, что так рано. Ты бы могла подъехать к мэрии?
– Сейчас буду, – сонным голосом произнесла Света, после чего скомандовала таксисту ехать к мэрии на площадь Судостроителей.
Что же такое срочное стряслось у Громова, что он звонит ей в такую рань? Сидя в такси, она начала просматривать публикации в «ТОП-НЬЮЗ» за утро 17 сентября 2020 года.
«Мэрию Адмиральска штурмуют рабочие судостроительного завода №1», – гласил первый заголовок. Ланина открыла материал. Это было короткое сообщение со ссылкой на сайт мэрии о том, что начался штурм здания.
В «ТОП-НЬЮЗ» было несколько похожих публикаций с разных сайтов. Ланина просмотрела дальше.
«Попытка штурма провалилась – к протестующим вышел представитель городской власти». Ланина открыла публикацию и быстро пробежалась глазами. Далее она читала лишь заголовки: «Рабочие Адмиральского судостроительного завода №1 пресекли попытку хищения уникального оборудования», «Не модернизация, а уничтожение, – председатель профсоюза первого судостроительного», «Руки прочь от завода»: под мэрией проходит митинг против «Сити-индастриал», «Чиновник – всех бед виновник»: за новым начальником управления земельных ресурсов приехала полиция».
– Это ещё что за хрень? – пробормотала Ланина.
Такси остановилось с угловой стороны здания.
– Девушка, вам придётся выйти здесь, – сообщил таксист. – Там на стоянке автобусы спецназначения и автозаки.
– Ещё бредовее, – проворчала Света, рассчитываясь с таксистом.
Она достала из сумочки пачку с ментоловыми сигаретами. В её руках блеснула зажигалка. И затянувшись дымом, она стала осматриваться по сторонам. Цепкий взгляд выловил, как за угол здания отошёл вице-мэр и, прикрывая рот рукой, что-то говорил по телефону.
Несмотря на весьма презентабельный внешний вид, стройное телосложение, строгие черты лица, у Ланиной он вызывал отторжение. «Отталкивающая внешность», – так она сама характеризовала его Громову после первого знакомства. Ни холёные руки, ни идеальная, почти безукоризненная стрижка, ни начищенные до блеска туфли её антипатии к данному человеку не перекрывали.
Журналистка достала смартфон, надела наушники лилового цвета со стразами и, сделав вид, что слушает музыку, медленно пошла, покачиваясь в такт воображаемой песне. Заммэра не обратил внимания на девушку в наушниках. А вот она четко расслышала несколько его фраз.
– А я вам говорю уезжайте. Отбой. Да, всё отменяется. Изменились обстоятельства. Слишком много ненужного шума.
Ланина вышла к фасаду мэрии. Толпа уже опустила плакаты, кто-то и вовсе свернул их.
– Что тут было? – спросила она, подойдя к Громову.
– Муть какая-то. Подогнали спецназ, людей собирались скручивать. Стешкин прикрыл. А сейчас Варфоломеичу позвонил кто-то.
Тем временем Пастыко, прикрывая рот рукой, что-то доказывал своему собеседнику по мобильному.
– Я понял, отбой, – тихо произнёс начальник городской полиции и спрятал свой мобильный телефон. После этого он снова обратился к Стешкину. – Что же мне с вами делать, Иван Митрофанович? Арестовать и увезти как организатора протеста, или составить совместную бумагу о том, что никакого штурма не было?
– Ну, я бы согласился на второй вариант, при условии, что мы с людьми сейчас заканчиваем нашу встречу, а вы уезжаете, никого не задерживая.
– Ну в таком случае я предлагаю, чтобы вы мне официально написали, что никакого штурма не было и здесь была Ваша встреча с работниками судостроительного завода, инициатором которой выступили лично Вы.
– Что ж, давайте напишу, – ответил госслужащий. – Минутку.
Он подошёл к председателю заводского профсоюза, которая, несмотря на присутствие полицейских и сотрудников департамента госбезопасности, продолжала вещать в мегафон.
– Агата, уводи людей, вас не тронут, я договорился.
– Одни договорняки у тебя, – презрительно бросила женщина в адрес чиновника. – И сколько ты заплатил этому полицаю?
Стешкин задержал на ней хмурый взгляд, словно пытался переварить, что она только что сказала.
– Ты совсем ку-ку? – покрутил он у виска.
– Это я – ку-ку? – сердито сдвинула брови Агата, повысив тон так, что её было слышно без мегафона. – ЧТО ты ему пообещал в обмен на такую лояльность? Мне просто интересно знать, сколько мы стоим.
– Истеричка, уведи людей! – почти шёпотом процедил Стешкин. – Иначе это сделаю я.
– Ты? Ты что-то способен сделать? В январе сильно сделал, когда завод громили? Ты просто трус и мэрский прихлебатель! – не унимаясь, вопила Агата.
– Эх, ты… – махнул рукой Стешкин.
Он пошёл обратно к начальнику городской полиции, а тот уже держал готовую папку и белый лист с ручкой.
– Мерзкий прихлебатель! – прокричала вдогонку рыжая судостроительница.
Вложив руки в карманы, Пастыко зыркал на Стешкина. Городской чиновник держал папку, на которую был положен лист бумаги, и с быстротой, присущей человеку, много работающему с бумажной документацией, что-то записывал.
– Ну ты и полицаев сюда согнал, – оглядывался по сторонам Стешкин. – Наверное, со всего Адмиральска. У тебя хоть кто-то в райотделах остался, или все отправились подавлять воображаемый штурм? А может, это вы так учения свои проводите? «Условный противник условно сбит»?
– Что вы, Иван Митрофанович? Они все изъявили желание поприсутствовать на вашей встрече с работниками завода, и я не смог им в этом праве отказать, – подражая саркастической манере Стешкина, говорил полицейский.
– И спецтранспорт подогнал, чтобы работников после встречи по домам развезти, – чиновник показал рукой в сторону автозаков. – Какая забота о трудовом коллективе! Что-то ты сильно прыткий, Данил Варфоломеевич, прямо не узнаю. Оперативно среагировал и лично приехал на вызов. В январе, когда завод громили, что-то я такой прыти за тобой не припомню. Хотя тогда не охрана, а лично я звонил. А тут прямо настоящий полицейский – ух! – иронизировал Стешкин, исписывая лист аккуратным почерком.
– Иван Митрофанович, я бы вас попросил обойтись без оскорблений, – нахмурил брови начальник полиции.
– То есть, слова «настоящий полицейский» являются для вас оскорблением? Ну ладно, учту, – ухмыльнулся Стешкин.
– Пишите, Иван Митрофанович, пишите. Напоминаю об уголовной ответственности за дачу ложных показаний.
– Ну что ж, получите-распишитесь, – госслужащий подал начальнику полиции исписанный мелким почерком лист.
Данил Варфоломеевич Пастыко пробежался глазами по тексту:
– Что это?
– Моё объяснение.
– Да вы издеваетесь. Вы просто переписали кусок регламента, – негодовал полицейский.
– А вы внимательно читайте, Данил Варфоломеевич. «Кусок регламента» можете считать мотивировочной частью, а тот, что ниже – резолютивной.
– Вы, как всегда, в своём амплуа, – раздражённо зыркнул на него начальник полиции, пряча листок в папку.
– Отбой! – скомандовал он, садясь в служебную машину, и отъехал от мэрии. Вслед за ним уехал и весь спецтранспорт.
После этого Стешкин подошёл к Агате Мичман, которая сжимала руки в кулаки, еле сдерживая себя, чтобы не съездить ему по физиономии.
– Агата, я по делу, – начал он.
– У меня нет с тобой никаких дел! Я же «истеричка»! Я же, по-твоему, «ку-ку»! – сквозь зубы процедила профсоюзница, намереваясь уйти, но он успел схватить её за руку.
– Минута. Выслушай меня всего одну минуту. С ними кто-то явно поработал. Они пришли сюда в готовности здесь всё громить. На сайте мэрии появилось сообщение о штурме, организатором которого впоследствии могли бы выставить тебя. Поговори с людьми. Твоя задача понять, кто их надоумил это сделать, и почему они скрыли от тебя намерение о походе в мэрию.
– Зубы мне не заговаривай, – не меняла тона женщина.
– У меня всё, – сухо произнёс Стешкин и отпустил её руку.
Мичман развернулась и молча пошла в сторону завода, ни с кем не попрощавшись.
За ней наблюдал вице-мэр Крючков. Прищурив глаза и неприятно скривившись, он напоминал хищную птицу. Достав из кармана отглаженного пиджака мобильный, он набрал номер и, поднеся к уху, негромко произнёс: «Егоров, проводи нашу деятельницу. Поговори с ней о поведении её подопечных, которых она явно не контролирует».
Подтянутый мужчина, которому на вид было лет тридцать с небольшим, в погонах департамента госбезопасности, выслушав пожелание Крючкова по мобильному, кивнул своим коллегам и направился вслед за профсоюзницей, которая свернула в сторону мемориала и пошла по старой дороге в сторону завода.
Калинкова, которая стала свидетелем сцены между Стешкиным и Мичман, тоже не спускала с Агаты глаз. Заметив, что женщина идёт на завод одна, молодая журналистка решила догнать судостроительницу и высказать ей в лицо всё, что она об этом думает.
– Артур, скажешь Громову, что я убежала в редакцию, – дёрнула Ника стоящего рядом друга. – И дай карту со своего фотоаппарата. Сгружу снимки и сразу поставлю. Возьми пока эту.
И прежде чем он успел ей хоть что-то ответить, девушка открыла слот фотоаппарата, висящего у него на шее, достала флеш-карту со снимками митинга, вставила чистую и, накинув рюкзак на плечо, побежала, догоняя председателя профсоюза.
Внимательно осматривая собрание работников завода, которые слегка растерянно сворачивали плакаты и собирались расходиться, Стешкин подошёл к Громову. На нахмуренном лице читались тревога и озадаченность.
– Саш, ты мог бы подняться ко мне на минуту? – предложил он. – Нам есть что обсудить.
Громов кивнул, намекая тем самым, что сейчас поднимется. В этот момент к нему подошла Ланина, интересуясь дальнейшими указаниями. Как заядлая тусовщица, эта эффектная девушка посещала всевозможные вечеринки, на которых расслабляется «цвет общества», и со всевозможными депутатами и бизнесменами общалась не только об их работе и общественной деятельности. Громов чувствовал, что сейчас ему понадобится не кто-нибудь из журналистов, пусть даже самых талантливых, а именно Ланина, с её врождённой проницательностью и хваткой к самым необычным информационным поводам.
– Ты бы могла здесь походить немного? Послушай, о чём говорят депутаты и работники мэрии. Наверняка будут обсуждать сегодняшний так называемый штурм. Меня интересует абсолютно всё. Тебя многие депутаты знают, и вопросов, почему ты здесь, не возникнет. Потому что ситуация очень странная.
– Я это уже поняла, Саш. Успела пробежаться по ленте новостей, пока сюда ехала, – кивнула Светлана Ланина. Подобные нюансы она схватывала на ходу. – Кстати! Когда я выходила из такси, я чётко и внятно слышала, как Крючков звонил по мобильному телефону и говорил «Отбой, всё отменяется». Я ещё подумала, что кому-то из силовиков звонит, а когда подошла, смотрю, наш Пастыко телефон у уха держит, договорил и начал у Стешкина эту бумажку требовать.
– Хм, это интересно. Очень интересно… – размышлял главный редактор.
Громов пошёл вместе со Стешкиным в здание мэрии. Ланина решила не заходить вместе с ними, что было весьма благоразумно, а сделала вид, что просто снимает, как расходятся рабочие завода.
В это время руководитель заводского профсоюза быстрым шагом шла в сторону завода, а за ней пыталась угнаться Калинкова.
– Агата Алексеевна, – кричала журналистка, догоняя судостроительницу. – Подождите, я хочу поговорить.
– Я на работу спешу, – оборвала женщина.
– Агата Алексеевна, это касается дистанционного устройства, установленного на территории вашего завода. Это из-за него «Сити-индастриал» оборудование первого цеха демонтировали?
После этих слов председатель профсоюза остановилась, как вкопанная, и внимательно посмотрела на Нику. Было видно, что вопрос застал её врасплох.
– Фух. А я уж думала, сейчас будешь говорить, какой он хороший и какая я плохая.
Она пыталась придать своему голосу спокойствие и лёгкую иронию, но Калинкова просекла, что её собеседница занервничала.
– Первый цех не имел тех приборов, которые бы могли обеспечить дистанционное управление, – говорила Агата, чётко выверяя слова. – Он был очень старый, и находящееся там оборудование имело скорее историческую ценность, нежели практическую. Знали ли об этом те, кто демонтировал, я не в курсе.
– Агата Алексеевна, я так поняла, вы давно знакомы со Стешкиным. Расскажите, как так вышло, что он, госслужащий, и вдруг разработал систему дистанционного управления.
– Да какой он госслужащий? Я вообще не понимаю, что он делает среди них? – Агата кинула на мэрию говорящий взгляд. – Надо уметь так бездарно себя разменять.
– Вы о чём? – недоумевала Ника.
– Это был талантливейший изобретатель, конструктор, которому не было и нет равных, лучший в нашем КБ. Но он потерял себя в этом здании, стал безликим чинушей, трясущимся за свой кабинетик. Знала бы ты, детка, сколько он должностей поменял, кем уже он только ни был…
Она достала из своей сумочки пачку сигарет и протянула Калинковой .
– Я не курю, – ответила журналистка.
– Ну и ладно.
Заводчанка достала электрозажигалку, и, затянувшись дымом, продолжила:
– Я могу тебя попросить не писать обо всём этом? О дистанционном управлении, о лазере КБ «Маяк», который вы сфотографировали на территории нашего завода. Я, конечно, могу позвонить Громову и попросить его, чтобы он не пропускал материал на эту тему, но я не хочу, чтобы ты считала, что кто-то из нас на тебя давит. Поэтому по-человечески прошу, чтобы ты и твой друг держали язык за зубами. В противном случае под человеком, который сидит в мэрии и которым ты сейчас интересуешься, очень сильно зашатается кресло, – женщина пронзила Нику своим взглядом.
– Я писать не буду, – пообещала журналистка. – Но вы не ответили на мой вопрос. Я для себя хочу понять: что он делает в мэрии и за каким оборудованием они охотятся?
– Они охотятся за «Омегой» и прибором, который вы фотографировали. Поэтому они здесь, и поэтому выбран именно наш завод. – Агата нервно посмотрела на часы. – Мне на смену пора. Если тебе дорог тот, кем ты интересовалась, держи язык за зубами.
– Агата Алексеевна, ну ведь вам он тоже небезразличен. Зачем вы так с ним? – исподлобья посмотрела на неё Ника.
– Чего? – её собеседницу словно током ударило. – Ты что-то сказала? Повтори!
– Говорю, что он вам небезразличен. Зачем вы так себя ведёте? – повторила она.
– С чего ты взяла, что он мне небезразличен? – Агата начинала багроветь на глазах. – Детка, ты вообще кто такая, чтобы делать такие выводы?
– Журналист, – гордо ответила девушка.
– Вот и снимай, как другие журналисты. Но в наши отношения не лезь! Не твоего ума это дело!
– А чьего ума это дело? – огрызнулась Калинкова, тоже невольно повысив голос. – Иван Митрофанович попросил вас с людьми уйти, а вы вместо того, чтобы это сделать, стали его унижать. Причём делали это публично, в присутствии полиции, прессы… Вы хотите, чтобы ваши отношения стали достоянием гласности всего Адмиральска?
Агату снова передёрнуло.
– Ты Ивану кто? Секретарь? Чего ты за него тельняшку рвёшь? Этот хрыч нашёл себе влюблённую дурочку, распустил свой павлиний хвост, а ты и рада стараться, аж слюни потекли!
– Да что ж у вас всё плоско так? – Никин голос начал дрожать. – Почему обязательно влюбилась? Вы считаете, что я не могу заступиться за человека просто потому, что он прав? Для этого мне надо обязательно влюбиться?
– Если бы он тебе не нравился, ты бы за него так не надрывалась, – злобно ухмылялась Агата.
– Да, мне нравятся его поступки! – парировала Калинкова. – Поступки, на которые способен далеко не каждый госслужащий, сидящий в этом здании! И я не могу смотреть, как вы с ним себя ведёте. Он ведь вас фактически спасает!
– Ну, тебя понять можно. Госслужащий, высокого ранга, в мэрии сидит. А вот ты его чем привлекла? Ни ума, ни внешности, ни фигуры. Только и того, что молодая… – презрительно фыркнула профсоюзница, смерив глазами журналистку. Она задержала взгляд на причёске Калинковой. – Никогда бы не подумала, что его на таких серо-буро-малиновых потянет.
– Куда круче ходить с калачом на голове! – огрызнулась Калинкова, намекая на аккуратно уложенные вокруг головы и заколотые шпильками волосы Агаты.
– Шавка ты мерзкая! – не в силах сдержаться, Агата схватил свою молодую оппонентку за грудки и прижала к старой заводской стене. – Распустил тебя Громов, ох, распустил. Придётся его просить, чтобы он тебя выкинул пинком под зад!
В этот момент мимо них на медленном ходу проехал автомобиль со спецномерами и остановился возле заводской проходной.
Агата Мичман отпустила Калинкову и сплюнула на землю, словно прикоснулась к чему-то омерзительному.
– Пошла вон! И чтобы я ноги твоей больше на заводе не видела! Хамка! – зелёные глаза профсоюзницы горели злостью.
Оставив свою оппонентку у заводской стены, она быстрым шагом направилась к проходной. У входа её ждал, демонстративно облокотившись на калитку, дэгэбист Егоров.
– А тебе чего? По мою душу приехал? – сердито бросила в его адрес Агата.
– Я не дьявол, чтобы за душами приезжать. Мне, дорогая Агата Алексеевна, достаточно ваших грешных тел, – вальяжно проговорил дэгэбист и широко улыбнулся. – И я хочу вам задать один важный вопрос. Как вышло, что сегодня эти триста тел чуть не устроили захват мэрии. Скажите честно, это вы их организовали?
– Что? – нахмурила брови Мичман. – Уже пытаетесь приписать мне организацию сегодняшней провокации под мэрией? Я к ней не имею никакого отношения.
– Но люди-то ваши! – дожимал дэгэбэшник. – И если на акцию они вышли без вашего ведома, значит, вы не можете контролировать своих людей. И тогда возникает второй вопрос: а стоит ли вам, в таком случае, держаться за кресло председателя профсоюза?
– А кто ты такой, чтобы за меня думать? – раздёрганная Агата взорвалась как пороховая бочка. – Ишь сколько вас умных выискалось. Повылазили со всех щелей. И каждый норовит ткнуть мне пальцем – мол, что-то я делаю неправильно. Вот только у меня забыли спросить, нуждаюсь ли я в ваших советах.
– И всё же разберитесь со своими людьми, чтобы подобных инцидентов не повторялось.
– Я разберусь. Ты даже не представляешь себе, как я разберусь, – негодовала судостроительница, нервно поглядывая на часы
– Агата Алексеевна, но ведь была же попытка захвата, – монотонно продолжал Егоров.
– Попытка захвата могла быть инициирована и твоей конторой. Я разберусь со своими, а ты, будь добр, со своими! – оборвала женщина и, оттолкнув Егорова от калитки, прошла через проходную.
По долгу службы Егоров был давно знаком с импульсивной Агатой и на некоторые её выпады в свой адрес закрывал глаза. Но от сегодняшней её дерзости он оторопел.
Тем временем Стешкин пригласил Громова в свой кабинет. На столе стоял жестяной поднос с якорями, а на нем чайник с чаем, который он заварил для Ники и Артура. К удивлению, чай ещё даже не успел остыть. Чиновник разлил содержимое по чашкам, одну протянул Громову, а вторую взял сам.
– Саш, тут такое дело, – начал он. – Только что говорил с Богданом Христофоровичем, это начальник службы охраны. Так вот. Он сказал, что никто из охраны, находившейся в этот момент в мэрии, в полицию не звонил. И это ещё не всё.
Стешкин подошёл к большому монитору и включил его. На экране появилось изображение площади Корабелов под мэрией. Дальше изобретатель стал нажимать цветные кнопки и вращать ручки. Громов только наблюдал, как ловко и быстро он это делает, переходя из режима камеры видеонаблюдения на канал охраны. Он начал отматывать время.
– Вот, – остановился Стешкин, и на мониторе появилось изображение двинувшей в сторону мэрии толпы. – Обрати внимание на время: семь четырнадцать. По словам Пастыко, на пульт полиции поступил сигнал в семь пятнадцать. Сейчас я переключу на другую камеру. Вот вид нашего фойе. Время – семь четырнадцать. А вот я говорю с Богданом Христофоровичем и выхожу к людям. Видишь, он никуда никому не звонит. А вот тот момент, когда двое заводчан решили попробовать качество моего советского пиджака наощупь. Вот Богдан и его ребята выбежали. Это было в семь восемнадцать. Если предположить, что в полицию действительно кто-то звонил, то это должно было произойти в семь четырнадцать. Причём этот человек должен был находится в непосредственной близости к митингующим и мгновенно среагировать после призыва к штурму.
– Меня больше удивляет другое, – размышлял Громов. – Всю вашу «встречу с рабочими» я писал на камеру, а у вас на мэрии висят замечательные часы, по которым весь город сверяет время. Так вот, камера запечатлела момент, когда они ринулись к зданию. На часах – семь четырнадцать. Оно совпадает с временем на ваших камерах. А публикация на сайте мэрии появилась в семь пятнадцать.
– Однако какая оперативность, ты не находишь? – И Стешкин, ловко управляясь с не совсем понятной Громову цветовой панелью, продолжал просмотр камер. – Вот, кабинет пресс-службы. По-прежнему опечатан. Перематываем время. Семь пятнадцать, семь четырнадцать, семь тринадцать – ни души. И вот вопрос: текст на сайте мэрии. Описано как что-то такое, что произошло сейчас. Но кабинет пресс-службы пуст!
– Дело не только в этом. Написание любого текста и постановка его на сайт требует время. Надо включить компьютер, написать пару абзацев, открыть браузер, сайт мэрии, скопировать туда текст, – размышлял Громов. – Даже если предположить, что сотрудник пресс-службы или любой другой сотрудник, имеющий доступ к администрированию сайта, был где-то рядом с ноутбуком, или же кто-то ему позвонил и публикация была сделана из другого места, то на сайте она могла появиться не ранее чем через 10-15 минут после самого события. Но уж никак не на следующую минуту. Я уже молчу о том, что тексты такого рода должны быть с кем-то согласованы. С мэром или с кем-то из его замов. Не думаю, что сотрудник пресс-службы взял бы на себя ответственность давать оценку происходящему под мэрией и призывать к чему-либо от имени городской власти. Если это, конечно, вообще не какая-нибудь диверсия.
– Похоже, текст был подготовлен заранее, – продолжал мысль Громова хозяин кабинета. – Возможно, даже выставлен специально таким образом, чтобы появиться на сайте ровно в 07:15. То есть, кто-то знал о готовящемся штурме и был заинтересован в том, чтобы эта публикация появилась именно в такой интерпретации. И этот кто-то – работник нашей мэрии.
Громов открыл смартфон и ещё раз пробежался глазами по тексту публикации.
– Слушай, а как ты оказался в здании? – он посмотрел на чиновника. – Тут не простое любопытство. Ты догадывался, что подобное может иметь место после нашей публикации о демонтаже оборудования первого цеха?
– Ну, там были ещё процессы, которые мне не понравились. Очень подозрительная активность Крючкова вчера вечером. Плюс они зачем-то с первого этажа всю ценную технику унесли. Я ведь не зря твоих у себя оставил. Калинкова, конечно, была не в состоянии куда-либо идти. Удар о люк оказался сильнее, чем я предполагал. Но даже если бы не её состояние, я бы нашёл предлог, чтобы задержать их здесь.
– Почему ж ты мне тогда не позвонил? – удивлялся Громов.
– Не было повода беспокоить тебя среди ночи. А утром твои ребята достаточно оперативно сработали, и к моменту, когда я только собирался набрать твой номер, ты уже был здесь. – Он сделал паузу. – Тот, кто спровоцировал заводчан на этот необдуманный шаг, изначально имел намерение их подставить. А подъехавшие автозаки ещё раз подтверждают серьёзность намерений провокатора.
– Расклады, везде расклады, – тяжело вздохнул Громов. – Но там, где появляешься ты, рушатся все расклады.
– Ну, недаром же я «дежурный по городу», – улыбнулся Стешкин.
«Странный разговор и вообще странная ситуация», – думала Калинкова по дороге в редакцию. В этот раз она даже не взяла кофе в своей любимой кафешке, а сразу поднялась на второй этаж. Анжела Байкова, Алексей Яров и Никита Железнов уже сидели за своими компьютерами.
– Ты что, провела ночь у этого чиновника? – спросил Яров.
– Очень остроумно! – перекривила его Анжела и внимательно посмотрела на подругу. – Как самочувствие, Ник, голова не болит?
Только сейчас Калинкова вспомнила, что когда уходила отсюда накануне вечером, жутко болела голова.
– Всё нормально, Анжелка, – улыбнулась Ника.
На её рабочем столе стоял стаканчик со вчерашним латте. Девушке хотелось пить. Она взяла картонный стакан, почти залпом выпила его содержимое и выкинула в мусорную корзину. Она быстро открыла новость, которую по телефону надиктовала Ярову, вычитала текст и начала доставлять фотографии.
– А Светка говорила, что сотрясение у тебя. Да какое же сотрясение – ни синяка уже нет, ни припухлости. Я ей ещё говорю, что зря она кипишует, – щебетала возле неё Байкова. – Да что ты эту ерунду холодную выпила, я сейчас тебе новый кофе сделаю.
– Ей уже приносили кофе в постель, – ехидничал Яров.
– Ну, вот что ты мелешь? – возмутилась Анжела.
– Да наблюдал я вчера за ней возле мэрии. Как она зашла в мэрию, я видел, а как выходила – не видел. – Алексею нравилось доставать коллег женского пола.
– Интересно, что это ты вчера возле мэрии забыл? – строго глянула на него Анжела.
– Он готовился к штурму, – вступил в разговор Никита.
От ехидной усмешки Алексея Ярова не осталось и следа. Он испуганно покосился на Железнова.
– Доказательства в студию! – парировал редактор ленты.
– Разослал письма с нашей публикацией заводчанам, активным пользователям соцсетей, и начал брать на понт, чтобы вышли под мэрию и вынесли чиновников вместе с креслами. Агате попросил ничего не сообщать, потому что она – женщина, а от женщин одни неприятности… – на ходу выдумывал Никита.
Однако он заметил, что Яров странно и подозрительно вжался в своё кресло.
После беседы со Стешкиным Громов направлялся за рулем своей машины в редакцию. Публикация на сайте мэрии не давала ему покоя. Кто же это мог быть? С какой целью этот текст был опубликован? И как бы написать об этом так, чтобы не навредить Стешкину?
Он припарковал машину рядом с кафе, зашел в здание бизнес-центра и поднялся на второй этаж, где находилась их редакция.
– Молодец, Ника, отлично смотрится, – похвалил Громов, глянув на монитор Калинковой, где как раз светилась публикация о собрании рабочих с хлёстким заголовком и яркой фотографией. – Теперь бы разобраться, что делать с этой публикацией на сайте мэрии. Как бы так вывернуть?..
– Александр Васильевич, этой публикации уже нет.
– Как нет? – удивился Громов.
– Она исчезла. Её убрали с сайта мэрии, – огорошила главреда Калинкова.
Громов подошёл к её компьютеру, обновил на нём сайт мэрии, и действительно – публикации о штурме, которая была вывешена с утра на сайте и происхождение которой они только что обсуждали со Стешкиным, уже не было.
И тут со своего места подал голос сисадмин Никита.
– Публикацию удалили, но я сделал скриншот, – он вывел на экран монитора картинку.
Громов увеличил изображение и ещё раз проверил время публикации – 07:15, спустя минуту после того, как прозвучали призывы к штурму.