Но на подходе к мерно урчащему агрегату Леха охватила неуверенность – ну как можно взять, оно ведь чужое? Ну и что врач разрешил, может, не все знают о этом разрешении, или не всем можно…
Заметив топтания перед закрытой дверцей, дежурившая на проходной пожилая женщина степенно вышла из-за барьера:
— Ты, милок, не стесняйся, бери что хочешь, вам, молодым, всегда кушать хочется. Вот, смотри, Никанорычу из двенадцатой палаты невестка куру жареную приперла, а у него ж гастрит, куда ему жареное, так ты бери, ты ж, небось не желудочник. А вот Лизочку мама зельца принесла, оно, конечно, и правильно, при слабых косточках полезно, но не ест она его, волосатый говорит, а ты бери, сама ем, ничего он не волосатый, только нам, стареньким, нельзя, холестерина там много, у вас-то весь холестерин сразу сгорит. Вот еще …
Нагруженный курицей и зельцем Лех отбрыкался от пирожков с капустой и домашних котлеточек, вернулся в палату и приступил к еде.
В энциклопедии было сказано, что птицу едят, отделяя ножом кусочки мяса и вилкой перемещая их в рот. Но тут встала проблема – не было ни вилки, ни ножа. С другой стороны, Лех видел, как громовцы ели курицу из китайского ресторанчика, они вынимали из коробки ножки, держа их за косточку, обмакивали в соус и откусывали. Проблема поворачивалась другим боком – здесь были не отдельные ножки, а цельная птица. Может быть, допускается откусить от целой? Лех осторожно попытался приподнять курицу за голень чтобы укусить, но та неожиданно развалилась у него в руках, оставив небольшой кусок зажатым в пальцах и остальной тушкой плюхнувшись обратно в полиуретановый лоток. Точно! Можно ведь и отломить кусочек. Лех сунул отломившееся в рот. До этого момента он и не представлял, что вкусная человеческая еда может быть настолько вкусной. Холодное мясо во рту согрелось, отдавая в нёбо запахом пряностей, испустило солоновато-сладкий сок и расползлось на зубах, мягко скользнув в пищевод. Как он расправился с курицей, Лех и сам не заметил. Сыто поглядев на зельц, оказавшийся и правда, без волос, он отложил продукт в сторону, придет и ему время. Но не сейчас.
Шло время, Лех валялся, ждал Карела и читал недочитанные инструкции.
Вызов от Карела пришел, когда уже стемнело.
— Хватит подушку пролеживать, выходи за ворота, я уже подъезжаю.
Лех подскочил, начал было собираться, но остановился:
— Правомерно ли выйти в имеющейся одежде?
— Да, она одноразовая, здесь переоденешься.
Лех сунул недоеденные апельсины и зельц в пакет и быстро спустился вниз. Хотел было, как положено, оставить продукты в холодильнике, но дежурная замахала на него руками:
— Вот еще выдумал, неси домой, поужинаете со своим капитаном, вот еще пирожочков возьми, — и сунула сверток туда же в пакет.
Улица встретила Леха огнями фонарей и реклам, легким ветерком и неуверенностью: одному на улице, без сопровождения человека… Допустимо ли? Но Карел уже махал из дверцы припаркованного такси.
— Давай сюда, опаздываем!
Лех быстро скользнул на заднее сиденье, Карел рядом с водителем намазывал подбородок депиляционным кремом. Пихнул киборгу в руки пакет с одеждой:
— Переодевайся.
Лех сосредоточенно завозился, натягивая джинсы и водолазку. Карел вытер лицо салфетками и обернулся к нему:
— Извини, что так получилось, не ожидал, что тебя сегодня выпишут. Мне надо сейчас ехать к одной знакомой, мы с ней всегда по средам встречаемся, если я пропущу, она очень обидится. Ничего, посидишь в гостиной, чаю с тортиком попьешь, — он кивнул на коробку с прозрачным верхом, стоящую сзади. Сквозь тонкий пластик просвечивали кремовые розочки.
Лех в упор посмотрел на Карела, вычленил главную эмоцию – смущение, и напрямую спросил:
— Вы будете заниматься сексом?
— Да.
Карел, не вдаваясь в дальнейшие пояснения, включил видеофон и надиктовал короткое письмо: «Милая, я сегодня не один. Это Лех, он разумный киборг, я сегодня замотался по делам и не успел забрать его из больницы раньше, поэтому и не смог отвезти домой.» отправил письмо и улыбнулся:
— Надо чтобы успела отвозмущаться, говорить такие новости в лоб опасно для жизни. Переодеться я успел, а побриться уже нет. Хорошо вам, киборгам, вы не потеете, — Карел отер испарину со лба еще одной салфеткой.
— Потеем. Когда необходимо снизить температуру организма путем испарения жидкости с открытых участков тела.
— Вот я же и говорю – с открытых.
Лех закончил зашнуровывать кроссовки и выпрямился:
— Я могу подождать в подъезде.
— Нет, и это не обсуждается. Я бы лучше коротко узнал результат разговора с Гибульской.
— Она обещала подыскать мне вакансию.
— Кого?
— Пока не знаю, что найдет.
— Хорошо. Что-то ты похудел, щеки ввалились, – без перехода заметил Карел.
— Дефицит веса двести одиннадцать грамм. Корректировка рациона не требуется, — Лех испугался, что его сейчас будут ругать и заговорил машинными фразами.
— Да, по сто пять с половиной на каждую щеку. Вылезай, приехали.
Такси остановилось в дворике с вычурным фонтаном среди уже отцветших кустов эноа перед пятиэтажным домом, облицованным кремовым пластиком. Карел расплатился, они вышли и поднялись по лестнице.
Дверь им открыла девушка с волосами, выкрашенными в алый цвет. Лех даже засмотрелся, настолько интересно она выглядела на фоне темных стен прихожей. Она пропустила их в гостиную, кивнула Карелу на столик, чтобы он поставил принесенный торт туда и пристально разглядывая, обошла вокруг мигом замершего столбом Леха.
— Это вот и есть тот самый разумный киборг? – спросила она. Лех покосился на девушку – она зачем-то искажала свой голос, опускала его на два тона ниже. Это звучало странно, и, наверное, ей было неудобно так говорить.
Между тем ее рука с алыми в тон волосам ногтями прошлась по груди Леха, спустилась по животу, погладила пах и скользнула назад, где и остановилась, чуть сжав. Лех знал, что такие прикосновения означают приглашение к сексу, но вот секса девушка не хотела. Гормональный фон ее был спокоен, так, легкий интерес и ничего более.
— Для выполнения процесса отсутствует необходимый софт, — нет, он смог бы подрегулировать уровень андрогенов, и все бы получилось и без софта, но вот для чего?
— Фу, софт, какой ты скучный, — она легко, кончиками пальцев, наметила толчок и Лех понятливо отступил.
— А я думала, ты его для тройничка привел, было бы прикольно.
— Что ты, милая, делить тебя с кем-то я не согласен, — Карел, наоборот, проявлял все признаки растущего возбуждения.
— А вот докажи, — девушка уцепила его за ремень и потащила за собой. Карел едва успел бросить на ходу:
— Сиди, режь и ешь торт.
Они скрылись в соседней комнате, Лех несколько расслабился – ему не нравилось это насквозь фальшивое поведение.
Огляделся. Торт наличествовал, в отличие от ножа. Лех некоторое время подумал, допускается ли разрезать торт листом бумаги из валяющегося рядом блокнота, но потом решил не рисковать и не трогать чужую вещь.
Тем более, что есть не хотелось, а в комнате было на что посмотреть. Минимум мебели – диванчик, столик и голопанель на стене компенсировало обилие полочек, занимавших все стены. И все полочки были заставлены фигурками. Разных цветов, самая большая с ладонь. Котята, щенки, человеческие фигурки, какие-то неизвестные животные были расставлены хаотично и бессистемно. Может быть, расположение их и имело для хозяйки какую-то систему, но логике она не поддавалась.
Из соседней комнаты донеслось отчетливое поскрипывание кровати.
Лех прошелся вдоль полочек, рассматривая детали фигурок, погладил пальцем блестящую спинку дельфина, прошелся по шероховатому сколу белого природного камня под фигуркой мальчика в мешковатых штанах, шляпе и чем-то продолговатым в руках, то ли оружием, то ли игрушкой. Хотя нет, для обладания оружием слишком легкомысленное выражение лица у этого мальчика.
Потрогал тонкую резьбу на шкатулке. В ответ шкатулка резко открылась и выбросила вверх нечто серо-сизое и мохнатое. Фигурка алькуявца стукнулась о полочку сверху, полочка зашаталась и многочисленные фигурки начали с нее падать. Ближайшие Лех поймал, а вот на две дальние не хватило рук. Ни длины, ни количества. Деревянная черепаха с глухим стуком соприкоснулась с полом и осталась лежать, другой фигурке не повезло больше. Сделанная из тонкого стекла, она разлетелась с пронзительным, переходящим в ультразвуковой диапазон «Дзинь».
Скрип мгновенно прекратился и секундой спустя обнаженная фурия, полыхая алой растрепанной головой, вылетела из спальни.
Крики ее тоже переходили в ультразвуковой диапазон. И в нецензурный. В промежутке между криками она наметилась вцепиться Леху в глаза, но была остановлена криком Карела «Не смей, он DEX, сорвет!». В результате тремя кровавыми полосами украсилась скула самого Карела.
Через четверть часа гости все же смогли покинуть гостеприимный дом. Карел, злой, красный, взлохмаченный, прижимал к щеке носовой платок, Лех, виновато понурив голову, шел следом.
— Это я виноват. И меня бы не сорвало.
— Ага. Особенно в том, что я связался с истеричкой. Пойдем, пройдемся, тут минут двадцать.
Некоторое время они шли в молчании, только Карел сердито пыхтел, успокаиваясь. Потом резко повернулся к киборгу:
— И ты запомнил, что такими словами нельзя выражаться! И теми, что ты сказал на фабрике – тоже!
Протер платком скулу и зашипел.
— Да понял я. Я вообще не ругаюсь. То так было, от большой обиды. Иди сюда, — Лех развернул Карела к себе и языком прошелся по скуле, слизывая кровь и промывая.
— Что ты творишь? – голос капитана заледенел.
— Дезинфицирую. Под человеческими ногтями много микробов, загноиться может.
— Вот бестолочь! Не делает так человек другому человеку!
— Угу, — Лех, соглашаясь, кивнул, а потом все равно непонимающе возразил, — но я киборг.
Карел только сплюнул.
Ходьба успокаивала, настраивала на меланхоличный лад, и вскоре Карел тоскливо пожаловался:
— Ну да, не с той связался. А какая нормальная девушка сутками может мужа с работы ждать, выходные ненормированные, среди ночи вызвать могут. Да и разговаривать я с ними не умею.
Лех все-таки решил осторожно высказаться:
— Она тебя не любит.
— Да знаю я. Хотя бы секс был классный.
— И не хочет.
Карел начал было «Откуда…», но вспомнил про детекторы и махнул рукой:
— И возраст за сорок, и рожа не фонтан. Вот кто меня может любить и хотеть?
Лех решил высказываться до конца:
— Есть такой человек.
— Кто же? – энтузиазма в голосе не прибавилось.
— Кинолог, из питомника, с которым вы сотрудничаете. Когда вы на тренировки с собаками ездили, я его там видел и понял.
— Кинолог? – Карел поначалу подумал, что ослышался, — Артур? – большой черноглазый парень с орлиным носом и резкими манерами категорически не подходил на роль тайного воздыхателя.
— Нет. Другой человек. Тот, который всегда молчит.
— И по углам шухерится? Вот этот вот пацаненок желторотый? Васька?!?
Утром Инга с ребенком уехали домой, сопровождаемые высоким мужчиной, выглядящим так, будто он плавает где-то глубоко в своих мыслях. Через час приехал курьер, привез упаковку витаминно-минерального комплекса и «семейную», на три килограмма, коробку рафинада. Меланхолично положил пакет на тумбочку и ушел, особо не разбираясь, кто адресат. Потом пришел врач на утренний обход. Пришедшая с ним медсестра выдала порцию таблеток и сделала укол. Санитарка привезла завтрак. И никто из людей даже не задумывался, что общаются с сорванным киборгом. Лех мрачнел все больше – если долго все так хорошо, то обязательно будет какая-нибудь неприятность, об этом говорил весь его опыт жизни при «Громе». Не желая дожидаться больших неприятностей, решил пройтись и поискать малых. Дошел до холла. Сыграл в шахматы. При всеобщей поддержке выиграл на девятом ходу. Его странно обозвали Алехиным и прогнали от доски. Неприятности все не приходили.
Взамен пришла ни на чем не основанная уверенность, что теперь все будет не просто по-новому, а так, как захочется ему, Леху, сорванному киборгу, который еще два дня назад наблюдал на своем внутреннем экране медленно тающие проценты работоспособности, а потом и красные цифры последнего отсчета. Леха передернуло запоздалым ужасом. Отдавая приказ, хозяин стоял так близко, даже руку тянуть не надо – подними, чуть сожми пальцы, и хрупкие человеческие кости рассыплются в порошок. Он, Лех, мог убить Карела. Мог? Пожалуй, все-таки, не мог. И не то чтобы его что-то останавливало – даже мысли не возникло причинить вред человеку. Поправка – человеку, который не классифицирован как «террорист», то есть объект, подлежащий если не уничтожению, то обезвреживанию. Этих объектов и в цифровой, и в органической памяти Леха хранилось столько, что пересчитать не хватило бы пальцев ни на руках, ни на ногах; «Гром» следил за порядком во всем секторе, состоящем из четырех крупных планет и порядка десяти мелких, насчитывающих не более трехсот тысяч населения. И Карел к ним не относился ну вообще никак.
Лех глубоко вздохнул. Потом еще раз, проверяя, как движутся почти сросшиеся кости. И полез в инфранет – нужно же узнать, что это за таинственные пуговицы и зачем их пришивают.
Про пуговицы Лех так и не выяснил, увлекся другой информацией. В энциклопедии, подсказанной Ингой, нашлись сведения как надо здороваться, с какой стороны заходить в вагон общественного транспорта, как делать вкусные бутерброды. Главы о том, как надо умываться и что делать в случае пожара он пропускал – это он знал и так, алгоритмы поведения были вшиты в блок базовых навыков. Особенно заинтересовал Леха раздел, посвященный определению склонности к той или иной профессии. Лех честно ответил на все тесты, но так и не понял, кем ему теперь быть.
Вечерний врачебный обход и удивительно вкусный ужин. А после ужина к Леху пришли. Две девушки, одна в больничном халате, вторая в уличной одежде с пакетом и букетиком ромашек. Первая поздоровалась и остановилась в дверях, вторая робко подошла к койке Леха.
— Здравствуйте! – выпалила она, отчаянно краснея.
— Здравствуйте, — Лех, было, привстал, но девушка сделала шажочек назад, и ему пришлось снова лечь. Посетительница сбивчиво продолжила:
— Я пришла вам спасибо сказать. Три года назад, на митинге вы меня из толпы выдернули, может быть, и не помните, у вас таких глупых как я, пачками, наверное, я потом приходила, искала, мне ваш хозяин сказал, что вы киборг, и не могли меня спасти, без приказа-то, я перепутала с кем-нибудь, но я лицо запомнила, а теперь узнала, что вы живой, вот, держите, это вам, в больницу всегда апельсины носят, спасибо вам большое, выздоравливайте…
Во время произнесения скороговорки девушка подходила все ближе, всунула в руки пакет, а в конце наклонилась, неловко поцеловала Леха в щеку, покраснела еще больше и пробкой вылетела за дверь. Так и стоящая возле двери подружка, глядя на ошарашенного киборга, воинственно вздернула подбородок и выскочила следом.
Лех растерянно потер то место, куда пришелся поцелуй. Он, конечно, помнил и тот митинг, где кто-то из политиков пришел объявить народу какое-то крайне непопулярное решение, и плотную тысячную толпу на чересчур маленькой для нее площади, и как они, киборги, работали там, не допуская смертельной давки, и хрупкую фигуру, зажатую между разгоряченными гневом телами. Помнил он и как сам не понимая, почему, шагнул к почти теряющей сознание девушке, на мгновение убрав щит, выдернул ее из стискивающей массы и буквально закинул на козырек магазина. Тогда это был первый самостоятельный его поступок. Не из окна втихаря поглядеть и не ветку местной красной сирени понюхать украдкой, а такой, заметь кто, и все. И Лех был бесконечно благодарен Карелу, который отмахнулся от пришедшей через пару дней девушки.
А теперь вот оно как, слава догнала своего героя, и так бывает. Лех прислушался к своим ощущениям — было неловко, но очень приятно. И еще примешивалось чувство гордости за хорошо сделанную работу.
С этим ощущением Лех и заснул.
Утром пришел Карел. Заскочил на пару минут, справился о самочувствии, отдал видеофон, объяснив, что в течение дня позвонит глава ОЗК и надо будет с ней пообщаться, мало ли что не хочется, надо, и ушел.
На утренний обход пришел врач. Долго осматривал, проверял диагностом, заставил двадцать раз присесть, снова слушал сердце, потом убрал диагност в карман:
— Поразительно, молодой человек! Можно выписывать, — и, наткнувшись на растерянный взгляд Леха, спохватился, — ах, да, вас же забрать должны. Значит, пока остаетесь здесь, как господин Склодовски придет, так с ним и пойдете. А пока укольчик примете, лишний не будет, совершенно волшебные укольчики.
Покорно подставившись под совершенно волшебный укольчик (полтора десятка витаминов) Лех улегся, поудобнее пристроив возмущающуюся ягодицу, поставил возле себя коробку рафинада, положил видеофон и приготовился ждать звонка. Параллельно с ожиданием он снова полез в инфранет, на этот раз выбрав объектом изучения инструкции к бытовым приборам, начиная от дверного замка и заканчивая стиральной машинкой. Где-то на кофеварке звонок и прозвучал.
Звонившая Кира Гибульская сразу взяла быка за рога:
— Имя? Возраст? Спецификация? Установленные программы? Стаж боевых действий? Стаж в «Громе»?
Выслушивая ответы, она косилась куда-то вбок и кивала головой, как будто их содержание совпадает с тем, что у нее написано.
— Я вижу, ты сейчас в больнице. Это тебя хозяин избил?
— Нет, — Лех даже не понял, как реагировать на такой нелепый вопрос.
— Он добрый?
— Нет, — Лех запнулся, подбирая слова, — скорее, правильный. Он вообще никогда меня не бил, зачем? Почти. Один раз по руке стукнул, чтобы я не лез куда не следует.
— А куда не следует? – Кира напряглась, как гончая, почуявшая след.
— Там провод был под током, я потянулся, хозяин меня стукнул. У него в зубах фонарик был, говорить не мог. И один раз по голове. Лестницей. Не специально.
Следующие вопросы были на знание бытовых действий – как сварить кофе, где в условиях квартиры помыть обувь. Ничего сложного, прочитанная энциклопедия сильно помогла.
Потом пошли вопросы типа «что нужно делать, если…», и этого «если» было слишком много. Если ты пришел на концерт, а твое место занято. Если ты с друзьями на пикнике, пошел дождь, и только у тебя есть зонт. Если ты разбираешь мину, и тот, кому ты полностью доверяешь, говорит, что она обезврежена. Один из вопросов ввел Леха в ступор почти на две минуты. Предварительно Кира поинтересовалась, есть ли у них на планете наземный транспорт и умеет ли Лех водить. После положительных ответов задала сам вопрос: «Ты едешь на автомобиле. Слева от тебя маленький ребенок, впереди женщина, справа старушка. Кого будешь давить?» Лех задумался. Посмотрел на Киру, словно желая понять, какого ответа она ждет. Подсказки, конечно же, не увидел, только жадное нетерпение. Лех еще подумал, а потом неуверенно сказал:
— При данных условиях задача не имеет решения.
— Почему? – Кира была удивлена.
— Потому что педаль тормоза не «кто», а «что», и к тому же, она отсутствует в перечислении условий.
Гибульская откинулась на спинку стула и потерла переносицу:
— Не могу понять. Ты либо очень хорошо притворяешься, либо в самом деле полностью готов к жизни в обществе.
— Кира, — Лех, наоборот, наклонился к вирт-окну, постаравшись придать себе самый задушевный тон, — мне девять лет. Все это время я не сидел в джунглях, а находился среди людей. Иногда мне совершенно нечем было заняться, только наблюдать за ними. Я много про вас знаю. И вот то, что сейчас происходит, случилось вовсе не по моему желанию, если бы все зависело от меня, я бы ничего не менял в своей жизни. Я знал, зачем я нужен, знал, где буду завтра. Может, оставим все как было?
— Ну уж нет! – Кира вскинулась норовистой лошадкой, — Переходим к определению профессиональной склонности.
Лех совсем приуныл. Последовавшие за тем вопросы были очень похожи на те, на которые он уже отвечал, и точно так же ничего не прояснили.
— Что же тебя может привлечь? Садоводство? Кулинария? Поэзия? Механика? Астронавигация?
Лех, отрицательно качавший головой, неожиданно сам для себя выдал:
— Я людей спасать хочу, — и, видя удивление Гибульской, виновато пожал плечами и добавил, — ну, или защищать, охранять там…
Кира, оглядев смущенного киборга, поинтересовалась:
— А почему именно так?
— Это то, что я умею делать хорошо. И потом, я понял, что мне это нравится, — Лех рассказал Кире про вчерашний визит.
— Нравится – это веский довод чтобы попробовать продолжить работу по данному профилю. Ладно, я посмотрю по вакансиям, где тебя согласятся принять и позвоню. Вероятно, потребуется от двух дней до недели. Ты больше ничего не хочешь мне сказать?
— До свидания, — Лех произнес стандартную формулировку окончания разговора, подумал и добавил, — мне было очень приятно познакомиться.
Глава ОЗК недоверчиво хмыкнула, тоже попрощалась и прервала звонок.
Лех устало обхватил ладонями гудящую голову – кажется, органический мозг еще никогда не работал с такой интенсивностью. Думать оказалось не только сложным, но еще и энергозатратным делом, цифра 46% и бурчание в желудке подсказали, что неплохо было бы энергозатраты восстановить. Вспомнив разрешение, данное врачом, Лех отправился на первый этаж потрошить холодильник.
Когда Лех поднялся в палату, то обнаружил, что Карел общается с уже проснувшимся Игнатом. Ну, как общается? Мальчик, активно жестикулируя, рассказывал про котенка, которого «дядя полицейский» снимал с дерева, а потом выписывал штраф мышами, на радость всей окрестной детворе. На лице хозяина, сидящего на койке напротив, отражалось живейшее любопытство, и только датчики DEX’а уловили тщательно замаскированное нетерпение. Увидев вошедшего киборга, капитан приглашающе похлопал по простыне рядом с собой, и Инга тотчас же переключила внимание малыша на себя. Карел подметил, что маленький говорун отстал от него довольно легко, видимо, подобная практика была у этой семьи в ходу.
Лех присел на край койки, подальше от капитана. Сейчас, когда первая волна эмоций от обретения нового статуса схлынула, как вести себя с хозяином, он по-прежнему, не знал. Сомнения разрешил сам Карел:
— Ну-ну, не каменей, я же не с машиной разговаривать пришел, теперь уже поздно прятаться. Я не спрашиваю, почему до сих пор прятался, значит, были причины, значит, не доверял.
По-прежнему не глядя на капитана, Лех пожал плечами:
— Я не знаю, почему. Скорее всего, было страшно что-то менять, вы меня полностью устраивали.
— Теперь менять придется. Сообщаю тебе, что оборудование DEX-6, идентификационный номер 876387094543 списано с учета антитеррористического подразделения «Гром» по причине утраты функциональности. А так же снято с довольствия. Вчерашним числом. Как выразился генерал, «Еще вы тупой малолеткой свои задницы от плазмы не прикрывали. Пусть идет старушек через дорогу переводит». Так что есть приказ тебя долечивать и отправлять в ОЗК, чтобы тебя там социализировали и куда-нибудь пристроили.
Опознав собственный номер, Лех воззрился на Карела, сначала с недоумением, а потом с робкой надеждой:
— А может, я уже достаточно социализирован, и вы меня сами куда-нибудь пристроите?
— И откуда бы ты социализированный бы взялся?
— Я внимательный. Наблюдал.
Карел задумался. Пока он думал, Лех прислушался к негромкому голосу Инги. Она рассказывала Игнату строение ядра планеты. Сын слушал очень внимательно, и по лицу его было видно, что вот эти вот слои магмы и прочие оливиновые пояса он представляет в красках и едва ли не со звуком.
— Ладно. Я дам запрос на прохождение тобой дистанционных тестов, кажется, озэкашники такое тоже практикуют. Ничего страшного не случится, поотвечаешь на вопросы, и все. Работу найдем. Как выпишут, у меня поживешь, пока не подберешь себе какое-нибудь жилье. Заодно поучишься с бытом управляться, пуговицы, там, вовремя пришивать.
Лех молчал, переваривая сказанное. Как справляться с предполагаемым бытом он пока что не представлял, но надеялся, что справится. С помощью инфранета и опять же, внимательности. Карел тоже помолчал, а потом резко поднялся:
— Побежал я, пора. Вряд ли смогу прийти завтра, но ты не думай, что тебя бросили, лечись. Что тебе нужно для успешной регенерации? Лекарства, может, какие?
— Лекарства не нужны, — Лех поднял отрешенный взгляд на стоящего капитана, — комплекс аминокислот и витаминов. И сахар.
— Все будет, завтра пришлю с курьером. Если будут неприятности – сообщай мне на комм. И не дрейфь, я тебя еще научу правильное пиво пить, — Карел ободряюще сжал плечо сидящего киборга и ушел.
Лех проводил его задумчивым взглядом, а потом, также глядя в пустую плоскость закрывшейся двери, широко улыбнулся. Улыбка эта не ушла от внимания Инги:
— Нравится, когда как с человеком?
Лех помедлил с ответом, оценивая эмоции женщины. Веселье, сочувствие. Нет. Не веселье, радость.
— Да. Это непривычно. Но приятно.
— Привыкнешь. Но люди с людьми далеко не всегда доброжелательны, не обольщайся. Если будешь делать вид, что человек, готовься что и на ногу наступят, и в трамвае нахамят.
— Трамвае? – не понял Лех.
— Старинное такое средство передвижения, так, к слову пришлось.
Игнат уже изнывал от нетерпения, и только мать замолчала, он воодушевленно предложил:
— Дядя киборг, а давай, мы с тобой погуляем?
Лех недоуменно посмотрел на него, потом на Ингу, снова на ребенка.
— Как?
— Нуу, как… — у мальчика хватило совести сделать вид, что смутился, потупиться и поковырять пальцем простыню, — ты меня поносишь, а я тебе буду показывать, куда идти. Мам, можно, да?
— Нет. Лех ранен, ему вредно таскать тяжести, — Инга отрицательно покачала головой.
— В Игнате всего семнадцать килограмм, это не тяжесть, мне даже не надо подключать имплантаты, и я с удовольствием с ним погуляю, — киборгу почему-то остро захотелось пройтись с человеческим ребенком на руках.
— Ладно, — немного помявшись, решилась мать, — только со двора больницы не выходите, пожалуйста. И у вас всего полчаса, потом будет вечерний обход и процедуры.
— Хорошо. Мы не будем, — ответил Игнат, уже протягивая руки к Леху. Тот подхватил его и не удержался от вопроса:
— Вы не относитесь к лицам с правом управления. То есть ваши приказы для меня необязательны к исполнению. Почему Вы верите, что мы не уйдем?
Женщина посмотрела на киборга. Коротко, но так, что он почувствовал себя консервной банкой, которую вскрывает острый нож. Потом улыбнулась и вздохнула:
— Эх, какой же ты еще глупый. Идите уже.
В коридоре Игнат потянулся к развешанным по стенам информационным листовкам. Потыкал пальчиком в заголовки.
— Это плохое слово. И это. А это вообще суперпуперплохое. А вот это хорошее, но не для всех, оно железное и тикает. А вот это вообще хорошее. Прочитай мне их, а то я не умею пока такие длинные.
— Табакокурение. Энцефалопатия. Прионовая чума. Кардиостимулятор. Витаминизация, — послушно прочитал Лех.
— Круто, какие длинные! А что они значат?
Лех коротко пересказал ему содержимое листовок – система услужливо воспроизвела мельком увиденный текст. Игнат довольно вздохнул:
— Здорово, ты все знаешь!
— Нет, — не согласился Лех, — я прочитать успел.
— Все равно здорово, ты читать умеешь. Быстро и длинные слова. Но я тоже научусь. Пошли туда, — Игнат выкрутился в руках киборга, чуть не упав. Пришлось перехватить его поудобнее, чтобы видно было больше. По коридорам и лестнице они спустились в холл.
Дежурная на проходной рассеянно, она смотрела какой-то фильм на планшете, напомнила им, что через полчаса обход и всем надо быть на местах. Игнат с высоты лехова роста помахал ей ладошкой:
— Здравствуйте, мы помним и обязательно будем. Вот погуляем чуть-чуть. Надо же посмотреть, что в мире творится. А то я тут один-единственный вечер, и просто не могу спокойно уйти домой, не узнав, какая у вас тут обстановка.
Дежурная поморщилась, и Лех поспешно утащил малыша на улицу, опасаясь, что выход им запретят.
На улице Игнат нашел себе множество молчаливых собеседников в лице раскидистых цветущих кустов. Он рассказывал им про несомненную полезность бабочек, переносящих пыльцу, «чтоб ягоды были», а Лех понял, почему ему так захотелось пройтись с малышом. Захотелось снова ощутить маленькие руки, обнимающие за шею, частое биение чужого сердца рядом со своим, увидеть восторг и доверие в ясных глазах. Пожалуй, доверие было самым нужным, оно заставляло почувствовать себя полезным и вселяло надежду, что все обойдется.
Неспешную прогулку прервал посторонний звук. Лех прислушался: звук оказался словами незнакомого языка, произносимыми мелодичным женским голосом. Судя по тону, смысл этих слов не нес объекту их приложения ничего хорошего. К голосу примешивалось недовольное пыхтение и постукивание, будто невидимая за кустами женщина что-то толкает, переступая каблучками.
Лех свободной рукой раздвинул зеленую преграду и шагнул к пыхтящей незнакомке. Хрупкая изящная девушка не толкала, но тянула через ступеньку на дорожке большую туго набитую сумку. Гравиплатформа сумки барахлила, и приподнять край груза никак не удавалось.
— Давайте помогу, — Лех вскинул счастливо взвизгнувшего Игната на плечо, придерживая его за спину, и другой рукой потянулся к ручкам сумки.
Девушка, сдувая со лба челку, обернулась, и Лех остолбенел.
Огромные, на пол-лица глаза фиолетового цвета в опушении длиннющих загнутых ресниц, аккуратный точеный носик, ювелирный изгиб губ, нежный румянец на бледной тонкой коже, облако волос, отливающих серебристым металлом. Остроконечные уши, высовывающиеся из-под пышных прядей. Совокупность признаков лишь приблизительно соответствовала ХХ-особи человеческой расы.
Мгновением позже данные начала выдавать система. Краска на волосах и лице, пластические операции глаз, ушей, носа. Приблизительный возраст 75 лет. Физическое состояние – усталость. Эмоциональный настрой – снисходительность и скрываемое облегчение.
Лех сморгнул строчки на экране и закончил движение, ухватив сумку.
— Куда отнести?
Женщина величаво выпрямилась:
— Шестой этаж, голубчик, будь так любезен, — взмах унизанной кольцами руки указал направление.
Лех потянул сумку, ручки опасно затрещали, но выдержали. Киборга заинтересовало, что же можно нести в больницу, что оно так весит? Сканирование показало, что сумка плотно набита свертками, пакетами, лотками и баночками с едой. Куда женщина несла их – пока что оставалось загадкой.
Втроем они вошли в здание больницы и направились к лифту. Игнат, приоткрыв рот, рассматривал необычную женщину во все глаза. Все трое сохраняли молчание.
На шестом этаже посетительница прошествовала к двери одной из палат и остановилась.
— Досюда достаточно. Благодарю, и да благословит вас Эру.
С этими словами она вытащила из сумки глазированный пряник размером с альбом для рисования и торжественно вручила его присмиревшему Игнату:
— Возьми мой дар, милое дитя, и пусть сердце твое будет так же благородно, как у твоего отца.
Женщина, сделав отстраняющий жест, подождала, пока Лех с Игнатом отступят и открыла дверь в палату. Навстречу ей вырвался возмущенный вопль:
— Ба, опять? Ну сколько можно?
Не обращая внимания на возглас, бабушка втащила сумку, и дверь захлопнулась за ее спиной.
Игнат шепотом спросил:
— Это кто?
— Не знаю, — так же шепотом ответил Лех, — но она странная. А нам уже пора обратно, — он перешел на нормальный голос, — а то врач придет, а нас на месте нет.
— Ага, пошли, надо маме рассказать.
В палате усаженный на кровать Игнат, забавно округлив глаза, подпрыгивая от распирающих эмоций, рассказал маме, какую они видели «смешную тетю». А в конце рассказа нахмурил бровки:
— Только я не понял, откуда она моего папу знает?
В ответ Инга слегка приобняла сына:
— Мне кажется, что она просто подумала, что дядя Лех твой папа. Так что ничего страшного.
— Да, наверное, да, — Игнат с глубокомысленным видом покивал, — ведь если маленький мальчик едет на дяде, то конечно же, можно подумать, что это папа.
— Дядя киборг, — мальчик поднял взгляд на Леха, — не надо меня больше катать, даже если я очень-очень сильно попрошу, ладно? А то папа может обидеться. И ты не обижайся, хорошо? Хочешь, я тебе пряник отдам, только дай мне разочек укусить. Из серединки, — он обеими ручонками протянул выпечку, до сих пор бережно прижимаемую к груди. Почти протянул – удержать здоровенный брусок у него не хватило силенок, Инге пришлось перехватить лакомство и отложить его на тумбочку:
— Мне кажется, что пряник надо честно поделить. И хотя вы добытчики, я тоже не откажусь от кусочка.
— До ужина никаких пряников, — в палату вошел врач, — рассказывайте, как двигается выздоровление.
— Очень хорошо двигается, нога уже домой хочет пойти, — Игнат пошевелил пальцами, выглядывающими из гипса. Врач наклонился над ним и кончиками пальцев постучал по повязке:
— Нога, ты тут? Как ты себя чувствуешь? Хорошо? Давай проверим, — под хихиканье Игната врач проверил ногу диагностом, потом осмотрел Леха, — Молодцы, так дальше и лечитесь, — он сделал отметку в планшете, — вижу, и до вас цунами еды докатилось.
— Да, — подтвердила Инга, — ребята рассказали, весьма странная женщина.
Врач, одобрительно хмыкнувший на слово «ребята», охотно пояснил:
— Бабулечка давно и очень надежно считает себя эльфом. При этом совершенно нормальна, просто вот такая милая причуда у нее. Но когда ее внук попадает к нам, ничего экстренного, ежегодная плановая диспансеризация, в нее словно кто вселяется – она тащит просто горы еды. В остальные дни кормит согласно возрасту и энергопотребностям, но внук плюс больница однозначно равно еде. В эти дни хоть пищеблок закрывай – хватает на всех. Кстати, — врач пристально поглядел на киборга, которому мигом стало не по себе от излишнего, на его взгляд, внимания, – у вас энергопотребности больше человеческих, так что при необходимости спускайтесь на первый этаж, там стоит общий холодильник, такой весь в магнитиках, туда все складывают то, что остается. Не у одного Мити излишне заботливые родственники.
После ухода врача они втроем поделили и съели пряник. Игнат так и уснул, не дожевав. Уложив поровнее загипсованную конечность сына, Инга пересела на край кровати Леха:
— Не знаю, как там насчет благородства, но сердце у тебя на самом деле доброе. Не позволяй никому помыкать собой. И когда будешь жить сам – каждому не рассказывай, кто ты есть. Тем, с кем придется близко контактировать каждый день, тем да, надо знать. А остальные – перебьются. Никогда не стесняйся спрашивать, если что-то непонятно. Человеческое общество – сильно непростая штука, чтобы в него с налету так просто вписаться. По поводу быта и пуговиц – найди в инфранете «Большую энциклопедию домоводства», там разные разделы есть – для мальчиков, для девочек. Для дедушек, — Инга подавила смешок, — Завтра мы с утра выпишемся, если понадобится – звони, не стесняйся, — она дотянулась до планшета и перекинула Леху номер.
— Вам помочь спуститься до такси? – Лех сам не знал, откуда взялось намерение предложить свою помощь, но чувствовал, что так правильно. Ощущение это расчету не поддавалось, оно просто было.
— Вот об этом я и говорю. Не надо, спасибо, ночью муж прилетает, он нас встретит, — Инга ободряюще похлопала Леха по колену и встала, чтобы пойти умываться на ночь.
Истинный язык, самостоятельность и прогулка
Игнат догрыз яблоко и был снова подвергнут процедуре вытирания салфеткой. В то время, когда он отфыркивался и отплевывался, вошел неуловимо довольный врач с планшетом. Заглядывая в него, объявил:
— Ну-с, дорогие мои пациенты! Все у вас идет лучше некуда! Вас, молодой человек, — строгий взгляд на ребенка, — завтра выпишем домой. С утра проверим, как пошло схватывание, и есть большая вероятность, что обедать будете уже домашними котлетами.
— Ура! – Игнат сидя подпрыгнул, — Домой это хорошо! И котлеты хорошо. Только окрошка лучше, но мама ее редко делает, потому что долго. Потому что она занята, она словарь составляет.
— Там сами разберетесь, — врач повернулся к киборгу, — у Вас, конечно, травма посерьезнее, так что выписать не обещаем по крайней мере еще три дня. Но заживление идет в штатном порядке, и Вы можете рассчитывать на полное выздоровление. Так можете своему хозяину и передать. Сейчас придет сестричка, снимет все подключения, а вечером еще пару укольчиков сделает. Можете вставать, кушать все подряд, только избегайте повышения пульса более девяноста ударов в минуту и давление держите в норме. Во всяком случае, производители заявляют, что для вас такая регуляция возможна.
— Да, возможна. Хорошо, границы будут соблюдены.
— Вот и славно. Какие приятные в этой палате пациенты, — врач, ставший еще более довольным, ушел. Как он и обещал, пришла медсестра, вынула все иглы и трубки, еще раз проверила сердце портативным сканером и ушла, что-то удовлетворенно ворча себе под нос.
Лех некоторое время лежал неподвижно, пытаясь понять, кем же врач его воспринимает – киборгом или человеком? Так ни до чего и не додумавшись, решил потом расспросить Карела и дотянулся до яблока, настороженно поглядывая на женщину – не передумает ли угощать, не отберет ли? Кто его знает, незнакомого человека?
Но нет, женщина лишь доброжелательно на него посмотрела. Лех поднес яблоко к лицу. Даже с тумбочки оно пахло густо и сладко, а сейчас, у самого носа, аромат стал просто одуряющим. Лех осторожно надкусил красный бок. Сок моментально заполнил рот, прохладной струйкой стек в горло, несколько капель скатилось на подбородок. Вкусовые рецепторы ошалело взорвались, наперебой посылая сигналы в мозг: сладко, чуть кисловато, чуть терпко, процессор выметнул на внутренний экран таблицу состава, от которой Лех отмахнулся – не до нее сейчас, когда вот оно, неизведанное ранее, и его можно попробовать, и оно твое по праву. Лех сглотнул сок, а откушенный кусочек задержал во рту, не решаясь прожевать, опасаясь, что ощущения будут слишком сильными.
Женщина, как раз начавшая доставать что-то из сумки, замерла, внимательно разглядывая картину «киборг и яблочко».
— У меня такое ощущение, что ты пробуешь яблоко первый раз.
Это не было ни вопросом, ни приказом, но Лех рискнул ответить, он не раз сталкивался с тем, что люди в разговоре друг с другом реагируют на повествовательные предложения. Тем более, что эта женщина вроде спокойно отнеслась к его разумности, да и сделать ничего серьезного она ему не может.
— Да, первый. До этого меня кормили согласно инструкции – качественной кормосмесью, — Лех перекатил кусочек яблока между зубами и, наконец, раскусил его.
— Она невкусная? – Инга сморщила нос.
— Не в этом дело. Вот, допустим, овсяная каша вкусная?
— Смотря как сваренная.
— Не знаю, не сталкивался. Предположим, правильно сваренная. Я знаю, что для людей она полезная, как кормосмесь для нас. А теперь представьте – полезная, вкусная овсяная каша ежедневно в течение девяти лет.
— Ух ты ж, блин, — женщина призадумалась, на лице ее медленно проступил ужас ситуации. Лех, пользуясь паузой, откусил еще.
— Даже не знаю, что сказать, — проговорила женщина, — пожалуй, сочувствую, — она, наконец, завершила поиски и достала из сумки планшет. – а для девяти лет ты неплохо сохранился.
— В «Громе» следят за сохранностью своего оборудования. И за физическим состоянием, и за софтом. И считают, что лучше старый, но свой, обкатанный, чем новый, от которого неизвестно, что ждать.
— Как же тебя сейчас угораздило? — Инга уже запускала на планшете какую-то программу, на что Игнат заметно оживился и потянулся было к выскочившему вирт-окну, но замешкался, с сомнением поглядывая на киборга.
— На спине брони не было, только нагрудник. Взрывом откинуло, и железка попалась. Не повезло.
— Может, наоборот, повезло? До ранения хозяин знал, что ты разумный?
— Нет.
— Теперь знает. А то так бы и жил скрываясь. Хозяин у тебя хороший, правильный, лечиться отправил, может быть, потом будешь жить легально как человек.
Лех призадумался. С этой точки зрения он свое ранение еще не рассматривал.
Между тем Инга отправила в сторону Игната три вирт-окна. Мальчик неожиданно насупился, вжался спиной в подушку и даже заложил ладошки под попу.
— Ты чего? – в голосе матери удивление, видимо, такое поведение для ребенка нестандартно.
Игнат замотал головой и почти испуганно посмотрел в сторону Леха. Мать проследила его взгляд и смахнула окна:
— Кажется, я должна объясниться. Я переводчик-шоарровед. Папа вот этого чуда – веб-художник. Известен аффирмационными роликами для создания нужного настроения. В результате у Игната возникло уникальное свойство – он различает слова по цветам. Он видит их разноцветными, даже не понимая смысла, на любом неизвестном ему языке и может перевести на интерлингву. Просто выбрав одинаковые цвета. У шоаррцев довольно древняя культура, есть Истинный язык, на котором сейчас уже никто не говорит, но на нем написаны памятники искусства: трактаты и поэмы. Мы с Игнатом составляем современный словарь, который позволит эти литературные тексты перевести. И тут возникает проблема – если кто-нибудь узнает о необычной возможности Игната, то информация может уйти далеко, дойти до генетиков или военных, и тогда Игната могут у меня забрать. Чтобы изучить получше и, возможно, использовать его гены в каких-нибудь не очень честных целях. Я этого не хочу. Игнат тоже не хочет, чтобы его изучали. Может быть, потом, когда он вырастет и сможет сам решать и быть за себя ответственным, но пока точно нет. Могу ли надеяться, что информация, полученная сейчас тобой, не будет никому передана? В любом случае, я буду все отрицать.
Лех несколько долгих секунд смотрел на женщину, прикидывая вилки диалога и то, какому ответу она поверит с большим процентом вероятности.
— Да. Из цифровой памяти я уже все стер, а органическая никому не доступна. Доказательств нет. Ребенок играет.
— Вот и отлично, спасибо, — Инга снова развернула вирт-окна с одинаковыми серыми прямоугольничками со словами. Игнат, вытащив ладошки и еще раз сурово покосившись на Леха, стал попарно вытаскивать прямоугольнички из двух разных окон и отправлять пары в третье окно. Там Инга их подхватывала и укладывала в таблицу. Постепенно Игнат расслабился, увлекся и снова забормотал себе под нос:
— Теперь серое. Нет, не серое, как мышка, а серое, как туман…
Ясно было, что подобной работой он занимается не первый раз, и она ему нравится.
Лех несколько минут рассматривал увлекшегося малыша, а потом сполз с подушки пониже и прикрыл глаза – надо было как-то уложить в органическом мозге новую информацию.
Он знал, что некоторые хозяева плохо относятся к своим киборгам, и от этого их срывает. Сам он на своего хозяина пожаловаться не мог, Карел внимательно относился к вверенной ему машине, правильно кормил, чинил, когда надо было, после нагрузок даже рафинад за свои покупал. Но вот именно – к машине. Теперь наверняка что-то поменяется, но вот в лучшую сторону, или в худшую, сказать было нельзя, множество посторонних факторов не поддавались расчету. Хотелось вернуться обратно в подразделение и работать по-прежнему. Или как-то еще по-другому, как именно – даже угадать не представлялось возможным. И совсем не хотелось, чтобы его куда-нибудь забрали из знакомого места и там изучали. Вот в этом он очень хорошо понимал мальчика и его маму, чтобы изучали – это для любого плохо. Оказывается, люди могут изучать даже людей, и другие люди этого боятся…
Под негромкое, не несущее актуальной информации бормотание Игната Лех задремал и проснулся от звуков открывшейся двери и стука тарелок. Санитарка втолкнула в палату гравитележку с обедом и выставила на прикроватные тумбочки тарелки с супом, макаронами по-флотски и стаканы с компотом. Два набора, на две тумбочки, возле двух кроватей. Оглядела получившийся натюрморт и ушла.
Инга поставила тарелку с супом себе на колени и взяла в руки ложку:
— Давай-ка я тебя покормлю, а то весь уделаешься, лежа неудобно, потом будешь в супном море заплывы устраивать.
Игнат с неохотой, но послушно раскрыл рот.
Лех попытался снова расслабиться, отключив обонятельные рецепторы – кормосмеси ему не выдали, может, забыли, или не положено, а еда пахла.
— А ты что не ешь? – Инга обратила внимание на бездействующего киборга, — остынет, будет холодное и совсем невкусное.
Лех с удивлением приподнялся:
— Это мне?
— Ну да, — Инга ловко орудовала ложкой, зачерпывая из тарелки и впихивая в открывающийся рот, — мне, как здоровой, питаться внизу в кафе положено. Ешь, не бойся.
Лех сел на койке, осторожно, чтобы не разбередить швы, тоже взял ложку. Есть ею было непривычно, даже немного страшновато, вдруг все расплескаешь, но он справился. Ведь не может быть такого, чтобы боевой киборг не справился с обыкновенной ложкой. Еда оказалась очень даже сбалансированной по составу, если считать по человеческим меркам, конечно. И опять-таки непривычной. И очень-очень вкусной. Лех сам не заметил, как доцеплял вилкой последние макаронинки и выпил весь компот. И завис в затруднении – неизвестно, куда было девать пустую посуду. Она была многоразовая, керамическая, да и утилизатора в палате не наблюдалось. Инга разрешила его сомнения:
— Поставь, я сейчас обедать пойду и твою посуду вместе с Игнатовой захвачу.
Лех поставил. Помолчал, потом вспомнил, что люди обычно за оказанные услуги благодарят.
— Спасибо, — сказать это слово тоже было непривычно.
И вообще, все вокруг происходящее все больше и больше становилось непривычным.
Захотелось закрыть глаза, заткнуть уши, с тем, чтобы потом, вынырнув обратно в действительность, оказаться опять в насквозь знакомой ячейке, и чтоб из-за тонкой стенки был слышен голос хозяина.
— Начинаешь понимать, куда ты попал? – голос женщины выдернул в реальность, — Привыкай, добро пожаловать в самостоятельную жизнь.
Самостоятельная. И как же в ней самостоять? Получится ли?
— А как вы, люди, определяете, как надо поступать, чтобы жизнь была самостоятельной?
Инга запихнула последнюю наполненную ложку в рот сыну, подала ему стакан и задумчиво ответила:
— Я бы сказала, что настоящая самостоятельность это готовность принимать решения не только за себя, но и за того, кто тебе дорог. Впрочем, у другого человека может быть другое мнение на этот счет. Ладно, давай сюда свои тарелки, пойду сама схожу поем.
Инга ушла, Игнат открыл на планшете мультфильм и некоторое время громко переживал за носящихся по вирт-окну героев, а потом стал ерзать, все сильнее и сильнее.
— Дядя киборг, я очень-очень хочу в туалет. А мама ушла, и когда вернется, не знаю. Боюсь, мне ее уже не дождаться.
Лех вопросительно посмотрел на мальчика – чем помочь ему он не представлял.
— Если это не повредит тебе, не мог бы туда меня отнести? И потом принести обратно, конечно же?
— Пожалуй, мог бы, — проблема, оказывается, разрешалась так легко и просто.
Лех подхватил легонького малыша на руки. План здания он уже себе скачал, поэтому до дверцы в конце коридора они добрались без помех. Внутри Игнат твердо сказал: «Тут я сам справлюсь» и долго пыхтел и стучал гипсом в кабинке. Обратно на руках киборга ехал уже довольный и улыбающийся. Лех же прикидывал, что вот он, самостоятельный поступок, помощь лицу без права управления, просто по просьбе. Интересно, чем это для него обернется?
Лех донес ребенка до двери в палату, потянулся одной рукой повернуть ручку и едва успел убрать ребенка из-под удара распахивающейся двери и подставить собственное плечо.
Из палаты вылетела Инга, с полубезумными глазами, она вцепилась в Игната, сдернула его с рук Леха, прижала к себе и тут страх в ее глазах медленно сменился смущением:
— Ой, вы вместе были… Прости, я не должна была так реагировать. Я даже не заметила, что тебя тоже нет, очень испугалась.
Ее начало заметно потряхивать. Обычный адреналиновый отходняк. Лех помог ей дойти до койки и опустить ребенка. Тот, напуганный, молчал.
— То есть Вы испугались не того, что я его похитил?
— Конечно, нет. Сама не знаю, чего я испугалась, даже ничего подумать не успела.
Правды в первой фразе было под сотку, во второй – около десяти процентов.
— Ладно. Не могли бы Вы мне помочь? Как Вы думаете, можно ли мне прогуляться? Хотелось бы выйти из здания, посидеть в парке. Не будет ли это расценено как побег?
— Не думаю, тебе же разрешили ходить. Так что иди спокойно, если что, я скажу, что ты гуляешь, и где тебя найти. И вот, возьми, это я тебе принесла.
Лех заглянул в протянутый пакет. Яркие оранжевые фрукты с ноздреватой кожицей. Мясо и овощи, завернутые в тонкую лепешку. Игнат успел успокоиться и тоже заинтересовался:
— А мне чего-нибудь вкусненькое принесла?
— Нет. Дядя в больницу попал потому что с преступниками воевал, а ты по собственной дурости. Теперь ешь что в больнице положено и думай над своим поведением.
— Ну и ладно, — Игнат вовсе не расстроился, — все равно я мандарины и шаурму не люблю. И дома у меня еще «Третий шанс» недогрызенный.
— «Третий шанс»? – переспросил Лех: для еды было уж чересчур странное название.
— Ты не знаешь, да? Это корабль такой, на нем Теодор Гризли на Карнавальских гонках почти всех победил, — мальчик воодушевился, но как-то вяло, язык у него стал заплетаться.
— Шоколадная фигурка, — пояснила Инга, — этот хитрец не стал ее разворачивать, сзади фольгу отодрал и ямки в шоколаде вылизывает. А сейчас хитрецам положено спать, — она опрокинула сына на постель и натянула ему одеяло до носа.
Лех, прихватив пакет, вышел из палаты. Сходил туда, куда недавно носил мальчика, спустился к проходной, внутренне опасаясь, что его сейчас завернут обратно или вообще поднимется паника. Но дежурившая девушка только мазнула по нему взглядом и вернулась к процессу раскрашивания ногтей мелкими блестящими точками.
Лех вышел в сад, посидел на скамеечке, сжевал шаурму и почти все мандарины, расцарапывая их кожицу и долго обнюхивая, прежде чем почистить.
А потом по внутренней связи прилетело сообщение от Карела: «И где ты бродишь? Поднимайся в палату, я пришел».
Фильтры в ушах и все остальное
Лех целеустремленно спал, зная, что во сне регенерация идет успешнее. Даже когда медсестра приходила менять капельницы, не выходил из состояния дремы, хотя процессор довольно активно с медсестрой общался, отвечал на ее вопросы, поворачивал руку. И когда на обход пришел врач, Лех мельком отметил его присутствие и до конца просыпаться не стал, оставив со всеми текущими вопросами разбираться процессор – не светить, так не светить. Проснулся только тогда, когда врач от него начал что-то настойчиво требовать, и от него ощутимо пошла волна раздражения.
— Нет, это черти что творится, всю палату загромоздили! Я буду жаловаться руководству твоего хозяина! – нервный голос врача сверлил мозг и вызывал желание натянуть подушку на голову.
Что же он хочет-то? Лех наскоро просмотрел логи. Ага, хочет, чтобы перелег на стандартную больничную койку. Не вопрос, свяжитесь с хозяином для отмены приказа «Лежи, не вставай». Об этом Лех и сообщил врачу и процитировал номер Карела.
Врачу тут же протянули видеофон с уже набранными цифрами. Отозвавшийся Карел вник в суть вопроса и фыркнул в трубку:
— Лех, ты меня слышишь?
— Да, капитан.
— Твое состояние позволяет тебе встать и перелечь без ухудшения?
— Да, капитан.
— Тогда выполняй.
Лех перекинул ноги через бортик модуля и поднялся одним плавным слитным движением, в два шага преодолел пространство до койки и улегся на нее, игнорируя отшатнувшийся медперсонал. Он хороший, правильный киборг. Послушный и ничуть не сорванный. А все потому, что жить вообще хорошо, а теперь, когда смертельный приказ прошел стороной, зацепив лишь краешком, жить становится еще и интересно.
В вену воткнулась очередная игла. Обезболивающее, стимулятор регенерации, антибиотик, витаминно-минеральный комплекс. Эй, а регенерацию я с чего запускать буду? Глюкоза и аминокислоты нужны. Ушли. Ладно, аминокислоты подождут, а глюкоза вот она, в пакетике, только сахарозу гидролизуй, и все тебе будет.
Лех развернул пакет с леденцами и с удовольствием захрустел ими.
Дверь в палату открылась, и медбрат вкатил кровать-каталку с маленьким мальчиком, следом шла взволнованная женщина. Быстрый фенотипический анализ с высокой долей вероятности показал, что она его мать. Мальчика осторожно, стараясь не потревожить ногу, забранную в гипс, переложили на соседнюю кровать, медбрат с каталкой ушел, женщина бросила на тумбочку у кровати сумку, вытащила из нее бумаги и тоже ушла, беспокойно оглянувшись на сонного вялого ребенка.
Как только за мамой закрылась дверь, мальчик приоткрыл один глаз, осмотрел все вокруг и, уже распахнув оба глаза, подскочил на кровати:
— Привет! Меня Игнат зовут, а тебя? Я с дерева навернулся, ногу сломал, теперь надо неделю в гипсе лежать. Лежать – это скучно. Неделя – это же семь дней, да? Это же ужас как долго, почти как до лета! А у нас в группе еще никто ногу не ломал, я первый, круто ведь, да? А меня сюда перевели потому что я всех утомил, и доктор маме сказал, что тут киборг лежит, и что ему я мешать не буду, потому что у него фильтры есть. Это ты киборг, да? А у тебя есть фильтры? Как в чайнике, только в ушах, да? Покажешь? Как же тебя зовут все-таки? А что ты умеешь делать? Ты большой. Значит, ты умеешь нас всех от врагов защищать. Это тебя враги ранили, да? Но ты их всех убил, и теперь тебя лечат. А почему тебя здесь лечат, в больнице, а не в мастерской? Потому что ты за нас воюешь? Ну скажи, как тебя зовут? А я тебе скажу, что мою маму Инга зовут.
— Лех, — пользуясь крошечной паузой в скороговорке малыша, ответил киборг, приподнявшись на локтях, он с удивлением рассматривал неиссякаемый источник.
Источник, несмотря на гипс, крутился на кровати юлой и сверкал глазенками.
— Здорово! А ты разумный, да, ты же понимаешь, что я говорю? Я про вас в голике видел, ну, в головизоре, там говорили, что вы есть разумные, неразумные и сорванные. Ты точно не сорванный, потому что ты меня до сих пор не убил. А папа говорит, что меня за мой язык кто-нибудь когда-нибудь убьет. А это как – убить за язык? – он высунул упомянутый орган и скосил глаза, пытаясь увидеть хотя бы кончик, — Я понимаю, что можно убить за голову, или там, за сердце, но без языка можно прожить. Трудно, конечно. И еще по голику говорили, что разумным надо в этот, ну, в озэку. Там будут кормить пирожными и давать в кубики играть. Пирожные хорошо, а вот кубики плохо, неинтересно, на самокате лучше. А что ты ешь? Леденцы, ух ты! Дай мне тоже чуть-чуть, пожалуйста!
Пущенный меткой рукой пакетик шлепнулся Игнату на колени. Тот вытащил один, темно-красный, сунул его в рот и зачмокал, рассасывая. Потом набрал еще пяток, полную ладошку и спрятал под подушку. Пакетик криво полетел обратно, Лех подхватил его у самого пола.
— Я тут много взял, не сердись, пожалуйста, мама придет и тоже тебя чем-нибудь угостит. Что-то ее нет долго, наверное, они с доктором мои снимки рассматривают и ругаются, что я так высоко полез. Или чай пьют. Ведь не может же быть так, чтобы она про меня забыла и ушла в кино или в библиотеку. Хотя, в магазин она может уйти, она ведь думает, что я сплю. Тогда пусть она из магазина что-нибудь вкусненькое принесет, например, чипсы. Ты будешь чипсы?
Лех понял, что собеседник мальчику, в общем-то, и не нужен, он прекрасно справляется самостоятельно, и теперь просто рассматривал его. Нет, детей он видел и раньше, но как-то больше издалека, и уж тем более, не слушал их. Сейчас его интересовал один вопрос: они все так много говорят, или ему рандомно попался уникальный экземпляр.
В дверь быстро вошла, почти вбежала, на ходу пытаясь удержать разлетающиеся бумаги, мама малыша.
— Я так и знала, что ты не спишь! Уже чуть весь гипс не сбил! А ну-ка, лежи спокойно, а то привяжем веревочками за руки и за ноги!
— Если надо вот прям совсем спокойно, то лучше веревочками, — насупился ребенок, но тут же разулыбался вновь, — и я буду как муха, которая в паутину прилипла, а ты как добрый паук, будешь меня соком из трубочки поить. Ой, мама! – перешел он на громкий заговорщический шепот, — Этот дядя киборг, у него фильтры в ушах, только он мне их не показал. Трудно вынимаются, наверное. И его враги ранили, и он меня конфетой угостил, э-э-э, — высунул он язык с не до конца растворившимся леденцом, конечно же, уронил, поймал и руками затолкал обратно.
— Горе ты мое липкое. И липучее. Дай сюда руки, вытру, — ловко выдернув из тубы влажную салфетку, мать отработанными движениями вытерла малышу руки, потом достала из сумки два красных круглобоких плода.
— Хочешь? – протянула один сыну. Он вцепился в яблоко руками и хрустко надкусил, брызнув соком.
Второе яблоко женщина протянула киборгу.
— Мне запрещено принимать пищу от лиц без права управления, — механическим голосом отозвался Лех.
— Ой, да ладно, — женщина положила угощение на тумбочку, — мне главврач все рассказал про тебя, так что про всякие права можешь не заливать. Игнат тоже здоров всякую пургу гнать. Ешь.
Лех посмотрел на женщину уже нормальным человеческим сожалеющим взглядом:
— Мне пока нельзя твердую пищу.
— Тогда пусть полежит, как можно будет, тогда съешь, — она снова закопалась в бумаги, перебирая и складывая их в нужном порядке. Игнат хрустел яблоком, умудряясь что-то невнятно бубнить и с набитым ртом.
По датчикам DEX’а женщина была слегка взволнована, и, хотя волнение это относилось, скорее, к бумагам, чем к киборгу, он на всякий случай решил уточнить:
— Вы меня совсем не боитесь?
— А надо? – мать подняла на него спокойный взгляд, глаза ее слегка улыбались, — Про вас я передачу видела, про тебя конкретно тоже в новостях было, тебя поместили в общую больницу, значит, тебе доверяют, Игнату ты ничего не открутил, даже находясь с ним в одном помещении. Так почему я должна не верить совокупности фактов и верить иррациональным страхам?
Лех сдержанно кивнул, признавая ее правоту.
— Но ты на всякий случай фильтры все-таки активируй, а то уши перегреются и процессор расплавится, — теперь она улыбалась по-настоящему. Лех оценил высказывание женщины как шутку и попробовал улыбнуться в ответ. Кажется, получилось.
Вначале из режима гибернации вышел процессор. Следом начал медленно выкарабкиваться из наркозного дурмана органический мозг.
Первое, что с немалым удивлением понял киборг, когда смог осознать окружающую действительность, — это то, что он не только еще жив, но и относительно цел: запущенная диагностика состояния показала, что его прооперировали, зашив внутренние повреждения. Прооперировали экстренно, разворотив грудную клетку, чтобы без помех как можно скорее добраться до сердца. Ну что же, кости – это ерунда, полностью срастутся за неделю, а вот сам факт операции – неожиданно. Очень неожиданно.
Вторым фактом, уже гораздо менее приятным, оказалось то, что он лежал, намертво зафиксированный в транспортировочном модуле.
Третьим – присутствие рядом вооруженного человека. Хотя, если принять во внимание, кто этот человек, то, может, и обойдется.
— Давай заканчивай притворяться, — негромко, но уверенно произнес капитан Склодовски, и киборг открыл глаза.
Да, притворяться уже было бессмысленно. Но, пока DEX собирал в кучу разбегающиеся мысли и пытался сформулировать ответ, его опередил процессор:
— Оборудование повреждено. Полное время восстановления около ста семидесяти часов.
— Таак, — голос Карела посуровел, и ладонь легла на рукоять бластера, до этого мирно лежащего на коленях, — а что это там, на складе, было? Чем это прикажете считать: моей галлюцинацией, твоим срывом или проявлением твоей разумности?
Спокойный этот голос был настолько страшен, что киборг крепко, изо всех сил зажмурился и оттуда, из спасительной темноты под веками признался:
— Разумности…
Ответом ему было молчание. И посередине этого молчания щелчок предохранителя стал подобен громовому раскату. Испугаться киборг успел, а вот дернуться – уже нет, долей секунды спустя до него дошло, что Карел наоборот, бластер на предохранитель поставил. Щелчки эти ведь так похожи, но все-таки для слуха DEX’a разные. Киборг несмело приоткрыл один глаз, и, когда разошлись стальные ленты модуля, распахнул в удивлении оба и потрясенно ляпнул:
— Меня Лех зовут.
Карел издал ни на что не похожий звук, который система идентифицировала как сдавленный смешок и, убирая бластер в кобуру, пояснил:
— Я всегда знал, что ты слишком вменяемый для обычной машины.
Лех, уже понявший, что не для того его чинили, чтобы тут же утилизировать, все-таки не удержался и спросил:
— И?
— И что «И»? Теперь надо думать, как нам сосуществовать дальше. Ты вот что, давай тут пока не свети своей альтернативностью, веди себя как положено. От того, что ты напугаешь врачей, лучше ни тебе, ни мне не будет. Восстанавливайся, я завтра еще загляну. Лежи, не вставай, ты весь на живую нитку сметан. У всего медперсонала на тебя право управления второго уровня, в случае ЧП пишешь мне на рабочий номер, тут покрытие везде есть.
Лех медленно покачал головой:
— Не будет ЧП.
— Ты же не можешь быть уверенным во всех людях этого здания, мало ли кому что в голову придет.
— Я на складе не хотел тебя пугать, просто очень обидно было.
У Карела возникло стойкое ощущение, что они говорят каждый о своем, но он не стал углубляться в дебри ни своих, ни чужих мыслей, а поднялся и уже сделал шаг к выходу, но притормозил и вытащил из кармана увесистый пакет:
— Да, вот, твердую пищу тебе пока еще нельзя, а вот это можно, — протянул его киборгу и уже не останавливаясь, вышел.
Лех заглянул в пакет. Мелкие, с ноготь, полупрозрачные разноцветные шарики. Сахар, красители, ароматизаторы. Леденцы. Достал один, показавшийся ему самым красивым – оранжевый с пузырьком внутри и положил в рот. Чуть меньше энергии, чем в чистом сахаре, чуть больше нагрузка на выводящую систему, но… вкусно. Все-таки не зря он там, на складе, высказался, хотя и знал, что нельзя. Иначе и леденцов вот этих вот не было бы, и его самого. Еще бы еду человеческую попробовать. Кормосмесь, конечно, дело хорошее, особенно, если сахаром загрызть, но случалось такие запахи учуять, что… Ладно, что тут мечтать, все потом. Как получится. А сейчас активировать ускоренную регенерацию и спать. Пока можно.
Штурм захваченной террористами фабрики закончился неудачно. Все пошло через известное место. Во-первых, фабрика была по производству дешевого парфюмерного сырья. Вот кому эти ядрено пахнущие бочки на фиг сдались? Так нет же – захватили, засели на складе готовой продукции и требуют… вернее, требует, поскольку террорист там один, вы только подумайте, что – возврат в обращение монет, которые вышли из употребления добрых двадцать лет тому назад. Псих он, что ли? И начальство как с цепи сорвалось – вынь да положь ему этого психа на блюдечке. Хвоста ему выше накрутили
что ли? Хорошо, из заложников только бочки с концентратом. Но, когда первыми на штурм пошли два приписанных к подразделению киборга, веселье резко кончилось.
Прогремел взрыв.
Карел Склодовски, капитан антитеррористического подразделения «Гроза» Новой Чехии с отвращением разглядывал ароматизированные развалины поверх прижатого к лицу молекулярного фильтра. Магнитная застежка, пришитая к тесемке маски не иначе как трудолюбивыми шоаррцами, наполовину оторвалась, и фильтр приходилось придерживать растопыренными пальцами, что тоже не прибавляло хорошего настроения. Медэксперты по фрагментам выковыривали из мешанины железа, стекла и штукатурки тело незадачливого любителя антиквариата. Фрагменты самостоятельно сползаться в слишком маленький, предназначенный для образцов, а не для тел, мешок не желали, и сотрудникам приходилось упихивать их насильно. Выражения лиц экспертов под фильтрами видно не было, но Карел подозревал, что оно недалеко от его собственного.
Одна из «шестерок» отделалась царапинами, самостоятельно выбралась из-под затейливо скрученных листов тонкой жести и теперь, неистово воняя «тонким ароматом жасмина», вместе с медэкспертами расковыривала пропитанный отдушкой паззл обломков. Вторая же… Второй «шестерке» крупно не повезло. Взрывом ее откинуло на ощетинившуюся арматурой конструкцию. Что это изначально было – основа для новой бочки, или же клетка для парфюмера, составившего очередной «нежный пион» — Карел выяснять не собирался. Арматурина вошла киборгу сзади под лопатку и вышла под ключицей, зафиксировав в полувисячем положении как жука на булавке.
Капитан облизал от пыли тыльную сторону кисти и остервенело потер глаза, уже немилосердно чешущиеся от запаха. Судя по углам входа-выхода, шансов выжить у машины не было, стоит только извлечь стальной прут, как начнется массированное внутреннее кровотечение, остановить которое не смогут даже имплантаты. Карел приподнял за подбородок бессильно повисшую голову. И хотя после взрыва прошло почти треть суток, «шестерка» была еще жива. Склодовски еще раз внимательно осмотрел киборга: штырь пробил предсердие, скулы заострились, глаза запавшие и уже мутные, хотя узнал, синие губы чуть шевельнулись… Осмотрел, принял решение и скомандовал: «Умри».
DEX мигнул, кашлянул, выталкивая из рта багровый запекшийся сгусток и вместо стандартного «Приказ принят» на последнем выдохе прохрипел фразу, в которой самым затейливым образом озвучил свое мнение о ситуации, о террористе, о капитане и о жизни в целом.
А потом киборгу оставалось только наблюдать, как сначала отшатнувшийся Карел с завидной быстротой вник в происходящее, ухватил его за волосы на затылке, зафиксировав голову глаза в глаза, и очень внимательно глядя в эти самые глаза, сначала проорал отмену приказа, а потом, не выпуская головы, только отвернувшись, яростно требовал пилу, врача и жестянщика одновременно, перемежая крики в сторону просьбами не умирать, произнесенными зачем-то почти шепотом и почти на ухо… Так и не поняв до конца, что происходит, «шестерка» услышала приказ подбежавшего врача «режим гибернации на восемь часов» и приступила к его отработке.
Комментарий автора: Девушка, служившая в спецназе или просто бывшая наёмником, комиссована после ранения. Вся её жизнь была — война. Не знаю, как так получилось. Может, сирота и приходилось выживать, как может.. Вот и выживала. При возвращении на гражданку пытается ассимилироваться и устраивается на работу в фирму, прошлое скрывает. И тут ей вручают киборга на «перевоспитание». Т.к. добрые тётеньки из бухгалтерии решили, что «бедный мальчик на войне настрадался, пусть с нашей девочкой пообщается, хорошему научится. Новенькая она ж такая мииилая!». И вот смотрят эти два отморозка друг на друга с выражением » Ну, и на..я мне такое счастье свалилось? Вот вообще нафиг не всталось! Ой, песец, попала моя тушка под раздачу. Жопа. Полная».
Пролог
— А сейчас мы познакомим тебя с нашей Аааанечкой! Анечка, это Лешечка, наш новый охранник, он будет жить у тебя.
Молоденькая девчонка-курьер глупо мигает карими глазами из-под обесцвеченной челки. Когда первый шок проходит, она испуганно тянет:
— Ааа почему у меня? Он что, не может жить у себя?
— Конечно, нет! – в голосе бухгалтерши мед и патока, — Лешечка киборг, и у него нет своего домика. Не будет ведь он жить в пультовой, там кроватку негде поставить. А ты такая миленькая, у тебя так дома уютненько, вы в магазинчик будете вместе ходить за картошечкой. Лешечка разумненький, в ОЗРК стоит на учете, ты не думай, он и шкаф передвинет, а там как сподобитесь… Лешечка с войны, ему тепло и ласка нужны, к себе бы привела, да у меня муж, дети.
Два претендента на «без меня меня женили» оторопело смотрят друг на друга. Первой отмирает девчонка:
— Ой, как славненько! Я теперь не буду бояться домой с работы идти, у нас там фонарики не горят и хулиганы ходят!
Лешечку, с высоты своих двух метров рассматривающего пищащую пигалицу, перекашивает от несоответствия восторженного голоса и ледяного взгляда. «10% правды», — чуть не вырывается у него.
Даа, она ему рада примерно так же, как и он ей. Вот за что такое наказание? Был он один раз в квартире у такой же девочки. Статуэточки-кружавчики-вазочки. Пылесборники. Ну, задел одну плечом, так неужели рыдать надо было полчаса, там еще 86 осталось, он пересчитал. И в ванной будет среди баночек не протолкнуться.
— Я так рад знакомству, надеюсь, не помешаю…, — его голос девчонку тоже не обманул, она видела все, а не только то, что сама хотела увидеть.
— Вот и славненько, вот и познакомились. А сейчас Лешечка, возвращайся к камерам, Анечка, для тебя пакет, отвези по адресу, да потом не сразу домой, Лешечка заканчивает в девять, забери его с работки.
***
В 21.05 киборг выходит из здания банка, втайне надеясь, что «Аааанечка» усвистала домой, и не надо будет разглядывать ее розовенькие обои и восторгаться фоточками милых котиков. Но нет, девчонка стоит у двери, зябко переминается, ежится в тоненькой курточке.
— Пошли, нам на воздушку, — голос на два тона ниже, и такой ледяной, как и тот взгляд днем.
Восемь остановок на монорельсе, темные дворы. Идет так, как будто у нее глаза на пятках. Замусоренный подъезд, третий этаж, простая пластиковая дверь. Девчонка протягивает ему ключ:
— Входи, это теперь твой дубликат.
В квартире пусто и чисто до стерильности. На полу лежит расстеленный спальник, на нем брошена одежда, рядом стоит компьютер. В углу гантели. На гвозде висит вешалка с одинокой блузкой. Все.
Киборг внимательно посмотрел на хозяйку квартиры. Строение черепа. Ринопластика. Блефаропластика. База данных, куда уже давным-давно подобран код. Анна Рид, 26 лет, детдом, военная академия, десант, снайпер, ВТЭК… Ни хрена не понял. Зачем она ведет себя как дура?
Не обращая внимания на застывшего столбом киборга, Анна скинула юбку, аккуратно развесила ее на вешалке, все остальное отправилось на пол. Оставшись в одних трусах, слегка подтолкнула нового жильца в комнату и резким движением опустила вертикально поставленную металлическую трубу, закрепила ее в креплениях в проеме двери, почти под верхним косяком, круговыми движениями повела плечами и начала подтягиваться.
Киборг с все возрастающим недоумением смотрел на девчонку. Она? Снайпер? Зачем она разделась? Совращает? Совсем нет, ей явно не до него. Настолько наплевать? Или это из-за того, что он киборг? Машина?
— Зови меня Лех.
— Угу… — в промежутках между подъемами, — а ты меня… Энн…
Десять, двадцать, тридцать… Повисла, отдыхая.
— И если вдруг на работе проболтаешься, какая я дома, я тебя убью. Сама лягу, но тебя убью.
Не угрожает, датчики показывают равнодушие. Просто предупреждает.
Подойти, взять за горло, не передавливая, очень осторожно, под челюсть. Отодрать от турника, поставить перед собой. Надо же, правда не боится.
— Пропусти, пожалуйста, мне надо в туалет.
***
Когда он вернулся из настолько же пустого санузла, где стояла одинокая бутылка дорогого шампуня, лежала паста и одна зубная щетка, Энн заканчивала приседания.
Подхватив одежду, она, так же не обращая внимания, прошла в ванну, некоторое время плескалась там, потом вышла в шортах и майке. Зашумела стиралка.
— Пошли жрать. Кормосмеси у меня нет, уж извини, будешь стандартный паек. По вкусу, скорее всего, взаимозаменяемо.
Из коробки под столом не глядя выудила коробку с пайком, содрала металлизированную крышечку, сунула в микроволновку.
— Еда здесь, кофе на полке, сахара нет, чайник на столе, чашки хрен их знает, где. Захочешь чего еще – приносишь сам. Шампунь мой не брать, он лечебный, личные предметы и одежду можешь приносить и раскладывать где угодно. Все ясно?
— Как скажешь. Хозяйка.
Угрюмый взгляд исподлобья, быстро заглотала еду, явно не чувствуя вкуса, налила себе кружку кофе, и, уходя, бросила через плечо тоже ужинающему Леху:
— На антресолях одеяло, достанешь и спи в любом месте. Я встаю в шесть.
Лех доел безвкусный паек, подумал, не налить ли кофе и себе, но решил, что без сахара не стоит. Достал пыльное одеяло, вытряхнул и бросил в противоположный от спальника Энн угол. Сходил в душ и долго отмокал под горячими струями. Когда вернулся, Анна что-то печатала, неловко натыкивая клавиши механической клавиатуры. Когда он лег, коротко посмотрела, так, как скорее всего, смотрела сквозь прицел, тыкнула в лежащий рядом пульт. Погас свет, комната осталась освещаемая лишь экраном.
***
Час ночи. Тихо клацает клавиатура. Два часа ночи. Анна в наушниках, смотрит какой-то фильм. Три часа ночи. Она что, не спит совсем? А нет, компьютер отправляется в спящий режим, Энн заворачивается в спальник.
***
Шесть утра. С закрытыми глазами Энн идет в душ, возвращается, рассыпая ледяные брызги. Долго тупит над чашкой с кофе, потом подхватывается и, натянув на себя высохшую блузку и юбку с вешалки, выметается на работу. Лех, одевавшийся неторопливо, следует за ней.
***
— Ой, Лешечка тааакая душечка, он мне занавесочки повесил, а то я даже с табуреточки не дотягивалась.
И снова правда по нулям. Зачем она прячется?
***
Вечерние подтягивания. Сорвалась, шипит, болезненно сморщившись. Лех сканирует повреждения, и не верит своим глазам – в лопатке титановая пластина, плечевая кость на винтах. До него доходит, что он ни разу не видел ее спину. Поворачивает спиной к себе – грубый уродливый шрам на лопатке. Осколок.
***
Очередная ночь. Инфранет, набор чего-то, кино. Засыпает в три. Как ей хватает три часа на сон? Зачем?
***
— Маргариточка Ивановночка! Вы не представляете, Лешечка такие бутербродики сделал! Объедение просто! Мне, правда, их кушать нельзя, талия расползется, но один-то можно. Вкусненько! С зеленюшечкой!
***
Закончила рано и куда-то уходит. Возвращается на мощном дорожном байке.
— На работу и обратно будешь меня возить. Всем скажешь, что купил. Вечером гоняй, куда хочешь, но на выходных он мой. И не смей к нему на выходных прикасаться.
В субботу с утра уезжает, возвращается в воскресенье вечером, почти спокойная, пахнущая костром и ветром.
***
Сегодня заснула рано, просто упала на спальник и вырубилась, как киборг с отключенным процессором. Глубокой ночью Леха разбудил стон. Анна металась на спальнике, показатели эмоций зашкаливали. Страх, боль, тревога. Новый тихий мучительный стон и скрип зубами. Подползти к ней, погладить по плечу, вырвать из липкой паутины кошмара. Мгновенно разворачивается, совершенно четко произносит:
«Пошел на х*?, Лех» и, противореча самой себе, прижимается и засыпает снова, уже без кошмаров.
***
— Куда ты его прешь? Убирай свой диван страхолюдский и сам убирайся к чертовой матери, слышишь, ты?
— Акустические сигналы приняты и распознаны.
— Ты меня не понимаешь? Ищи себе другую хату и волоки свое барахло куда хочешь!
Сгрести в охапку, приподнять так, чтобы посмотреть в глаза:
— Мы будем спать на нем вместе.
***
Ночью Энн спит спокойно, впервые за то время, что Лех живет у нее. Тихо дышит ему в ключицу. Лех прижимает к себе ее хрупкое человеческое тело, ощущая под пальцами неровный рубец, думает о том, что человеческие тела слишком непрочны.
***
— Хорошая картина, молодец, что принес, я буду кидать в нее дротики.
Неоднократно потом Лех замечает, как она прикасается к картине. Ничего особенного – ночь, бушующий звездоворот, темные силуэты гор на горизонте. И выведенная крупными масляными мазками бугристая поверхность, такая же на ощупь, как шрам на ее спине.
***
— Поедешь со мной?
— Поеду.
Костер. Ночь. Звезды. Пряный запах цветущих трав. Ему становится понятно, почему она с маниакальным упорством срывается каждую субботу в путь. Шуршащий пакет с бутербродами, он так и не научился что-нибудь готовить. Придется научиться. Ради нее.
Голова на его плече, рука поперек его груди.
И скорость, скорость, и рвущий волосы ветер, и ее смех, почти беззаботный, почти радостный.
***
— Маргариточка Ивановночка! Лешечка меня на мотоциклике катал! Далеко-далеко! Быстро-быстро. И мы у озера ночевали, там тааак страшно! Вы не представляете, там такие комары, во!
Распахнутые глаза, разведенные во всю ширь руки…
***
В зал вошли трое мужчин. Вроде бы ничего необычного. Но слишком слаженно они двигаются. Слишком плотные у них куртки. И слишком близко они подошли к Энн.
Когда киборг в боевом режиме влетел в зал, один из мужчин держал нож у горла Энн, второй так же держал посетительницу, близкую к обмороку. Третий, с бластером, держал на прицеле дверь. Не атаковать, пострадают люди.
— Это ограбление. Всю наличку в сумку.
Плотные пачки банкнот начали заполнять тару.
Энн глазами показала Леху на уже оседающую в руках грабителя тетку, Лех напрягся, еще не понимая, что она хочет, но готовясь ко всему. Мыском балетки Энн зацепила стоящий рядом офисный стул и пинком отправила его в полет по направлению к тому, что с бластером, одновременно выворачиваясь из-под ножа. Лех рванулся в атаку, едва уловив первое сокращение мышц. Две с половиной долгих секунды, трое грабителей уже трупы, последние их судороги не мешают оценить обстановку. Зацепило лучом – ничего, затянется. Женщина в обмороке, не ранена. Энн… Энн? Она оседает на пол, недоуменно глядя на свою руку, измазанную в крови.
6/106
Подхватить, остановить кровь… Ее много, слишком много. Лех пальцами раздирает края раны, безжалостно, грубо, зажимает края пульсирующего сосуда. Повернуть голову, так, чтобы не пережать артерию с другой стороны.
— Ты будешь жить, кровь остановлена.
И тихий шепот:
— Буду, обязательно буду.