— Аттестат о полном общем образовании вручается Авроре Кареловне Склодовски. Дочь военных, замечательных специалистов по антитеррору, она собирается пойти по их стопам и планирует стать военным психологом, а пока Аврора украшение и гордость нашей школы. Золотая медаль, победы в интеллектуальных и спортивных олимпиадах – все это есть в ее достижениях
— Аттестаты о полном общем образовании вручается Маю Лех Склодовски и Марту Лех Склодовски. В младенчестве близнецы потеряли родителей, были усыновлены и до десяти лет получали домашнее образование на отдаленной планете. Все свои таланты они посвятят земле, ставшей им домом – будущие геолог и агротехник, замечательные товарищи, спортсмены и серебряные медалисты остаются на доске почета нашей школы.
***
Отшумели фейерверки выпускного, и наутро неразлучная троица шла в сторону космопорта.
— Ну что, сейчас к моим, покажемся, отоспимся.
— Ага, а потом к нашим, па обещал на маршрут взять, говорит, спецом для девочек – тонны бабочек и прочей романтики.
— И рифы в море. Я тут акваланг в инфранете присмотрел, должны уже по адресу доставить.
Перед юными смелыми сердцами были открыты все пути Галактики.
После того, как обед, или вернее, ужин, был съеден, Карел поднялся:
— Пошли забирать Энн.
— Но… — Лех тоже встал, — она же в больнице, там лечат.
— Знаешь, Карел отеческим жестом приобнял Леха за плечи, — если бы ее болезнь поддавалась лекарствам, я бы первый настоял на том, чтобы ее держать в больнице до полного выздоровления. Но с накормить и прочей гигиеной постоянно находящаяся рядом сиделка справится гораздо лучше, чем вот это недоразумение по пять минут в день.
— Почему пять? Тридцать. Пятнадцать утром и пятнадцать вечером.
— И конечно же, это стоит триста единиц в сутки. Пошли, как говорят, дома и стены помогают. Нечего ей там делать. Сиделка уже нанята.
— Я и сам могу.
— Можешь. Но раз: человек с медицинским образованием справится лучше. И два: когда Энн придет в себя, ей может быть неприятно, что ты ее видел без одежды.
— Я уже видел ее в трусах. Она сама раздевалась, и ей не было неприятно, — возразил Лех. Потом уточнил, — приятно тоже не было.
— Понимаешь, — Карел даже приостановился, — это сложно объяснить. Вот возьмем нас с Васькой. Мы вроде как муж и жена, спим вместе, занимаемся сексом, я ее тело знаю лучше, чем свое собственное. Но она упорно не разрешает мне видеть, как моется. Говорит, что в это время может принимать некрасивые позы, и вообще. Так что давай, не будем рисковать.
Леху оставалось только согласиться.
У больницы их уже ждал человек с острым цепким взглядом.
—
Забирай девчонку, — скомандовал Карел Леху, — мы пока с врачами пошушукаемся.
Лех собрал немногочисленные вещи Энн, отнес ее и пакет в арендованный Карелом флаер и сидел ждал, пока вернутся люди. Карел пришел один.
— Еще и тут немного денег вернули. Да, сама операция дорогая, три дня восстановительного курса стоили триста в сутки. А потом Влад прошелся по прейскуранту. Долго извинялись, ах, мы не учли изменения в режиме, сейчас мы все пересчитаем, наша непростительная оплошность… В результате тысячу шестьсот двадцать вам вернули. Все, домой. Ближайшие пару дней нам будет весело.
В квартире их встретила маленькая мягкая тетушка с глазами олененка. Она сразу захлопотала вокруг Энн, едва Лех внес ее в комнату:
— Ой, какая уставшая девочка! Ничего, мы ее живо на ножки поставим, она скоро семь-сорок затанцует. Ну-ка, давай вот сюда, клади. И рубашечку мы переоденем, что это девочка такая красивая и в больничном. Садись, милая, дай ручки, вот хорошо, а теперь головочку. Складочки расправим, подушечку подтолкнем. Смотри, как все хорошо стало видно. А от всех болезней лучше всего куриный бульончик. Я у Семена такую куру взяла, только по двору бегала, червячков искала. Вот, давай ложечку, еще ложечку, вот молодец, моя умничка…
Карел довольно усмехнулся и за локоть потащил Леха на кухню.
— Леопольда Ибрагимовна свое дело круто знает. Сейчас придут коллеги, они нам помогут. Задача на сегодня – составить список всего, что вам понадобится в новом доме. Стройматериалы, инструменты, обстановка, приборы, вещи. Вплоть до извини, женских прокладок. Задача на завтра – все это закупить. По возможности – отправить. Если не завтра, то я все равно здесь задержусь на пару дней, хочу посмотреть, как тут тараканов гоняют. Вы летите завтра в 21.38, рейсовый лайнер подкинет вас поближе, а дальше как намечено. За деньги не беспокойся. Если не будет хватать – тебе будущие твои работодатели дают бессрочный беспроцентный кредит. Или не кредит. В общем, помогут. Ты им больше заработаешь, чем они вложатся, это точно. Да где же они? – Карел схватился за видеофон.
Ему ответили, что минуту, и почти сразу в дверь постучали.
Пришедшие мужчина и женщина, чем-то неуловимо похожая на саму Энн, шумно заняли почти всю кухню, прогнали Леха к больной, а Карела за пиццей и разложили на столе исписанные листы бумаги.
С вернувшимся Карелом они сидели на тесной кухне, сыпали непонятными словами типа «стартовая штукатурка» и «теневая гардина», черкали в списках, писали новые, дописали, прикинули объем и вес и снова принялись вычеркивать. К трем ночи результат устроил всех.
Мужчина отдал Леху стопочку списков:
— Держи, это твое. Завтра с утра пойдешь по номерам: вот номер первый, — он выписал и жирно обвел единицу, — вот написан адрес, спросишь Соула, это наш жестянщик, пусть поставит все по списку. Если что надо в процессоре подправить – тоже ему скажешь, он сделает. Потом вот сюда, на номер два, это аптека. Показываешь список, отдаешь вот эту бумажку с адресом, — он протянул несколько копий одного и того же адреса с кодом, — оплачиваешь, они все собирают и отвозят. Там склад, стоит контейнер, скорее всего, именно я буду принимать и складывать. Потом вот сюда, к оружейникам. Тут опять список, адрес, но без оплаты. Потом вот сюда. Продовольственные товары и всякая бытовая химия. Потом сюда, здесь по списку все, необходимое на первое время, пока не придет контейнер. Выйдет чуть дороже, зато все сразу, сейчас время самая главная ценность. Это шлешь на домашний адрес. И сам домой. С тебя хватит. Остальными списками будут заниматься другие люди. Карел, ты координируешь. Все, спать, мы домой.
Двое стремительно умчались. Осоловевший Карел сонно поморгал:
— Что-то я забодался. Согласен, спать. Завтра поднимаю в восемь. Чтобы вернулся не позже шести. И позавтракай, пообедай и поужинай, чтобы имплантаты в самый ответственный момент не отказали. Брысь в койку.
В комнате Карел упал на вновь расстеленный спальник и заснул едва ли не раньше, чем успел в него завернуться. На невесть откуда взявшемся раскладном кресле посвистывала носом сиделка. Лех улегся на свое место рядом с Энн, как обычно, притянул ее к себе на плечо так, чтобы она слышала размеренный стук его сердца. В больнице она спала мало и неглубоко, больше дремала с приоткрытыми глазами, словно находясь в забытьи, а сейчас почти мгновенно заснула глубоко, и во сне едва заметно шевельнула головой, ища положение поудобнее. Лех замер, боясь спугнуть первый признак выздоровления. Но Энн больше не двигалась, и Лех тоже заснул, надо было себя привести хотя бы не в оптимальную, а в приличную форму.
Рано утром, еще до рассвета Лех зарегистрировал, как проснулась и встала Леопольда Ибрагимовна, ушла на кухню. Вскоре перед окном завис дрон доставки, сиделка приняла товар и принялась чем-то постукивать и шуршать у плиты. Спустя некоторое время с кухни потянуло таким вкусным запахом, что спать стало невозможно. Завозился и приподнялся, принюхиваясь, Карел.
— Мальчикиии! – донеслось из-за двери, — подъем, ваша Лёва пришла, пирожков напекла!
Мальчики потянулись на голос.
Сиделка сунула им в руки по большому, почти на килограмм, пирогу из высокой стопки, сама взяла третий, выковыряла из него серединку, размяла в чайной чашке и поплыла в комнату. Оттуда донеслось ласковое успокаивающее воркование. Карел и Лех синхронно переглянулись и вонзили зубы в горячую выпечку. После первого укуса Карел промычал, что готов возвести эту женщину в ранг божества, Лех утвердительно кивнул.
Быстро прикончив свой пирог, Лех умылся, оделся и выскочил из дома – день обещал быть хлопотным.
Первым делом – к специалисту по ремонту и настройке. Неразговорчивый Соул принял список, прочитал и кивнул на стол: полезай. Лех подчинился и в течение часа в тишине наблюдал бегущие на внутреннем экране серые строчки. Ставили базу данных по планете назначения, блок по строительству, по медицине, просто архивы данных, много всего по мелочи. Лех почти задремал, и тем неожиданнее прозвучал голос жестянщика:
— Еще что-нибудь?
— Нет, спасибо. Хотя… — Лех решился на то, что давно хотел сделать, — проверьте мне имплантаты.
Соул недоверчиво покосился на киборга и прямо спросил:
— Ты псих?
— Нет.
— Ты в курсе, что это больно?
— Да. Мне надо. Надо знать, где слабое место, чтобы при случае, не рассчитывать на него.
— Аргумент. Пошли.
Соул провел Леха в соседнюю комнату и открыл тестировочный модуль.
— Лезь. Захочешь орать – ори. Захочешь прекратить – ори «стоп, хватит, прекрати». Понял?
— Понял.
Крышка модуля захлопнулась, отрезая от внешнего мира. На внутреннем экране возникла трехмерная прозрачная картинка человеческого тела. Участок, соответствующий дистальным фалангам пальцев ног, засветился красным, и тут же пришла боль. Поочередно активирующиеся имплантаты выкручивали мышцы, судя по ощущениям, дробили кости в мелкую крошку и расплавленным металлом поливали внутренности. Красный цвет на проекциях органов сменялся зеленым, оставляя кое-где тревожные искорки. Орать? Орать да, хотелось, но Лех после первого стона стиснул зубы и только глубоко размеренно дышал.
Когда все кончилось, из модуля он буквально выпал – мышцы растеклись киселем и мелко подрагивали. Соул подхватил его, помог сесть на диванчик, дал в руки открытую банку кока-колы:
— Пей, псих, она почему-то хорошо снимает остаточные электрические явления. Минут через пять станет легче.
Когда Лех сумел подняться, Соул рассматривал голограмму с итогами тестирования.
— Смотри, — он крутанул зеленого человечка за плечо, — зеленый цвет — это норма. Желтый – это изношенность, у тебя нет. Красный – поломка. Вот эти вот некритичные, кажется, на месте ранений. Вот этот участок, — он потыкал человечка под коленом, где краснела длинная нить, — скорее всего, порванная связка. Или что-то еще. В общем, на половину толщины подколенной связки имплантаты не работают.
— Угу. Я учту это. Спасибо.
— Давай иди уже.
На улице Лех достал следующий список. Рядом, буквально квартал. Аптека.
Дальнейший день превратился в череду механических действий: прийти, отдать список, назвать адрес, оплатить… Заказ можно было и на сайте сделать. Лех подозревал, что его загрузили этой работой для того, чтобы он не сходил с ума от беспокойства, о чем он и сказал Карелу по видеофону.
— Не, тут другое. Через сайт иногда бывают сбои. То форма глюканет, то транзит-номер сотрется. Лично надежнее. Давай, заканчивай и быстрее возвращайся. Можешь в городе не ужинать – тетушка Лёва кормит всех.
Домой Лех вернулся чуть позже прибытия последнего заказа, Карел как раз укладывал рюкзаки в багажник флаера.
— Вот вам туристический набор на первое время. Палатка, спальники, котелок, фонарь один, тебе не нужен, шмотка… в общем, как на курорт. Не забудь перегрузить в капсулу перед посадкой.
— Хорошо. Я вот тут подумал – эта капсула, откуда она?
— Не бери в голову, это спонсорская помощь. Списанная по причине технического устаревания одноразовая десантная капсула. Оружие демонтировано. Пользуйтесь.
— Понял, принял.
Дома Леопольда Ибрагимовна накормила Леха овощным рагу с мясом. Карел сидел рядом, разговаривал по видеофону и поглядывал в тарелку Леха, а, закончив разговор, выудил у него торчащий из соуса кусочек.
— Понимаешь, я сыт, — оправдываясь, сказал он, — но оно так пахнет.
Звонки следовали один за другим, звонящие докладывались о ходе сборов. И около семи Карел удовлетворенно улыбнулся:
— Все, вас собрали, можно ждать транспортник в ту сторону. Как прибудет – с вами свяжется, сядет там, куда укажете. Вот вы улетите, а мы тут еще немного повытряхиваем пыль.
— Из чего?
— Из кого. Из дам и господ, нечистых на руку и желающих нажиться на других. Коллеги вошли в положение и подняли все свои связи, иногда очень и очень связные связи. Так что тут все будет нормально. Надеюсь, и у вас тоже. Как сядете – позвони в офис, мне передадут.
— Хорошо. Не волнуйся, я справлюсь. Здесь будет проще.
— Ага. Давай, укладывай личные вещи, отправляемся. Ты в курсе, что Леопольда Ибрагимовна летит с вами? Естественно, высаживаться не будет, на следующей станции сойдет, отдохнет несколько дней и вернется встречным рейсом.
— Это хорошо.
Сборы прошли быстро – покидать в городской рюкзак смену белья, щетку, пасту и зарядку для видеофона не заняло дольше десяти минут.
Уже в космопорте Карел принял еще один звонок. Коротко переговорив, он откомментировал Леху:
— Отлично! Ваш контейнер грузят сюда же, ребята договорились. На планете сейчас есть транспорт, контейнер встретят на орбите и посадят без вас. Твое дело сейчас – Энн.
Лех не ответил, просто принял к сведению. Он уже был собран и сосредоточен, словно все должно решиться прямо сейчас, в этот момент.
— Боишься? – понимающе спросил Карел.
— Боюсь. Боюсь, что ничего не получится и Энн останется такой навсегда.
— Не бойся. Не получится сейчас и сразу – получится потом и постепенно. Но она придет в норму, вот увидишь. Давай, грузись.
И уже сиделке:
— До свиданья, Леопольда Ибрагимовна. Мы с вами уже вряд ли увидимся, когда вы вернетесь, я к тому времени буду получать жестокую трепку от своей жены.
— Мальчик запустил ручки под юбочку другой девочке? – со смешком поинтересовалась тетушка Лёва.
— Нет. Мальчик не взял беременную девочку с собой.
— Ну и правильно. Нечего, нося другую жизнь, скакать по космосу, так ей и передай.
— Обязательно, — Карел галантно поцеловал мягкие кончики пальцев тетушки, а она, фыркнув, потискала его со всех сторон.
Каюты, на одно и два места, оказались крошечными комнатушками, в большей, чтобы передвинуться троим, пришлось бы залезать на стул или вжиматься в стену. Но сейчас по ней двигались двое, да и то Лех большую часть времени сидел рядом с Энн, держал ее за руку и рассказывал, что их ждет после высадки.
Леопольда Ибрагимовна сдружилась со старшим стюардом и тот для «маленькой больной девочки» притаскивал кусочки деликатесов из меню пассажиров первого класса, а саму тетушку Лёву приглашал на прогулку в оранжерею и к аквариуму.
Даже Леху было ясно, что одним полетом эта дружба не окончится. И дружбой, впрочем, не окончится тоже, об этом говорил румянец на щеках тетушки, когда та возвращалась с прогулок.
Впрочем, большинство событий полета прошли мимо Леха. Он в нетерпении считал дни.
И вот он – последний прыжок, и планета назначения показалась в обзорных иллюминаторах, пока еще в виде маленького диска, но с каждой минутой все увеличиваясь.
Лайнер собирался чиркнуть по краю высокие слои атмосферы, и в это время нужно было десантироваться в капсуле. Подлет транспортника для передачи контейнера Лех пропустил, и не знал, приняли груз, или нет, но сейчас это его почти не интересовало.
Лех заранее перетащил из багажного отсека рюкзаки и уложил в капсулу, надежно принайтовив ремнями. И к моменту старта усадил Энн на заднее сиденье, сел сам и задраил за собой люк.
Старт. Капсула вздрогнула, заворочалась в гнезде, словно выходя из долгого сна, и оторвалась от лайнера в свободный полет. Сразу наступила невесомость – собственные гравикомпенсаторы срабатывали только на перегрузки. Одновременно у капсулы и у Леха активировалась программа десантирования. Восемнадцать минут на то, чтобы заставить Энн прийти в себя. Двадцать шесть минут до посадки. Или двадцать минут до аварии.
Туша лайнера величаво проплыла мимо иллюминатора.
Лех пересел к Энн, усадил ее на колени к себе, обнял, подобрал ей свисающие руки и ноги, свернув в уютный клубочек. В безопасный клубочек.
Прижался губами к виску.
Три с половиной минуты сидел неподвижно, давая Энн осознать, где она находится.
И тихо-тихо медленно, так, чтобы до погрузившегося в себя сознания доходило каждое слово, заговорил:
— Скоро. Совсем скоро все закончится. Под нами безлюдная планета, девственные нехоженые леса, искрящиеся льдом полярные шапки, реки, полные серебряной воды, зачерпни и пей, сладкие тропические ливни… Скоро ты будешь там. Совсем одна. Только ты и природа. Ты будешь любоваться алым закатом, окунать руки в теплую соленую воду морей, и клочья разорванных штормами облаков будут расходиться в стороны, показывая подбрюшье радуги. Только ты и планета. И ни одного человека…
Медленно падали капли слов. Быстро текли секунды.
Иллюминатор облизнули языки пламени, и Лех опустил бронированный щит.
Шесть минут до того мгновения, после которого начинать торможение уже бесполезно.
Навалились перегрузки, гул пламени пробился через обшивку капсулы.
Пять минут до точки невозврата.
Если Энн не проснется в эти пять минут – все было зря. По капсуле прошла дрожь, вызванная сопротивлением воздуха.
— Сейчас немного потрясет и все закончится, ты будешь совсем одна, свободная, как ветер, качающий ковыли…
И вот он, долгожданный шепот. Не звук, тень звука, Лех прочитал по губам:
— А ты?
— Мы падаем, милая, — Лех перешел с мечтательного тона на слегка ироничный, — я не умею управлять этой штукой. Но ты выживешь, я смогу тебя полностью закрыть. Восемьдесят процентов вероятности, что ты не получишь даже синяков.
Две минуты до точки невозврата. Температура в капсуле начала повышаться.
— А ты? – голос чуть крепче, послышалась интонация, пока не понять, какая, но она окрасила звук в цвет надежды.
— А я… — тон, словно о ничего не значащем пустяке, — я получу необратимые повреждения. Если повезет – умру сразу, если не повезет – проживу еще часа три. Но ты уж как-нибудь перетерпишь мое последнее присутствие в своей жизни. Просто выйдешь и захлопнешь за собой люк капсулы. И пойдешь навстречу полыхающему рассвету.
Тридцать секунд.
Энн не отреагировала на слова, снова погрузившись в молчание.
Ноль.
Надо было начинать торможение, но Лех не мог заставить себя снова откинуть Энн в болезнь. Уж лучше так – на всей скорости. Он врал, конечно, что Энн останется жива – при падении с орбиты не выживет никто.
Минус пять секунд.
Капсулу затрясло в потоках плотного воздуха.
— Захлопнешь люк…
Энн резко втянула в себя горячий воздух, дернулась, и Лех, посмотрев на ее лицо, обжегся о яростный ненавидящий взгляд.
— Пусти, мудила, грабки на фиг!
Пока Энн выдиралась из его объятий и пробиралась к пульту управления, Лех с удовольствием узнал, что он ржавый железный идиот, который залез в дебильную консервную банку и думает, что пиздец ежику. Дальше в перипетии сексуальной связи его, самой Энн, десантной капсулы и всего остального он не вникал, да и вникать особо было некогда: механические особо надежные рули управления плохо поддавались ослабевшим мышцам девушки, и Леху пришлось помогать, перехватывая горячий пластик под ее ладонями и налегая всем телом.
Процессор в авральном режиме принялся пересчитывать программу посадки.
Высотомер исправно показывал снижение. Слишком быстрое снижение.
За секунду до столкновения Лех навалился на Энн, сжал коленями ноги, перехватил запястья и прижал к груди, вдавил своим весом в кресло, обхватив его вместе с девушкой. Капсула задела верхушки деревьев, отчего резко закрутилась вокруг горизонтальной оси, кресло сорвало с одного бока и Леха крепко приложило о внутреннюю обшивку капсулы, в локте хрустнуло. Тут же капсула вспахала грунт, зарылась в него и замерла. Вектор удара был на редкость удачный – капсула осталась почти в нормальном положении, дном примерно книзу. Приземлись она на крышу – ее бы смяло вместе с пассажирами.
Где-то что-то треснуло и кабину заволок едкий дым. Лех крутанул винтовой рычаг открытия люка, довыбил его ногой и выволок кашляющую Энн наружу. Едва продышавшись, она накинулась на него с кулаками, бессвязно восклицая:
— Ты! Чурбан безмозглый и бесчувственный! Как ты намеревался сам подохнуть, а меня оставить? Как бы я потом в глаза тебе смотрела? – логики в ее словах было маловато.
Лех, пользуясь испытанным приемом, сгреб ее в охапку и приподнял. Энн, лишенная возможности действовать руками, боднула его в лицо, Лех едва успел подставить не переносицу, а череп. Увидев перед собой ухо, Энн впилась в него зубами. Лех встряхнул ее, выдирая ухо из капкана и гаркнул:
— Достала, истеричка! Молчать!
У Энн от встряски лязгнули зубы, и она действительно замолчала. Потом обмякла и заплакала. Лех тут же отпустил ее, усадил на траву, сел рядом, обнимая. Энн жаловалась ему, и слезы смывали всю ту броню, что она наращивала на себе долгие годы:
— Я ведь все слышала, все, что было, а сказать ничего не могла. Не хотела. Ни говорить, ни дышать, вообще ничего, только чтоб меня не трогали. И ты меня затрахал: проснусь – ты, засну – ты, снишься – ты… И когда решил разбиться, я обиделась. Как так, помрешь, и кого я доставать буду? Не бросай меня, ладно?
— Не брошу, куда ж я без тебя…
Рядом остывала, слегка дымясь, капсула.
Отплакавшись, Энн затихла, потом быстрым движением оторвала от и без того порванного комбинезона Леха нагрудный карман, Лех едва успел перехватить лоскут и протянуть ей платок.
Высморкавшись, Энн поднялась на ноги:
— Как хоть планета называется?
— Я разве не говорил? Кассандра.
С утра в палату пришел врач. Мельком взглянув на Энн, убедившись, что улучшения не наступило, он обратился к Леху:
— Мы, конечно, лечим, но сумма страховки заканчивается. Сегодня еще ладно, а завтра попрошу освободить место.
— Сколько это стоит? – Лех растерялся, раньше с явлением недостатка денег он не сталкивался, получаемой зарплаты с лихвой хватало на более чем скромные нужды.
— Триста в день. Сколько потребуется дней – пока неизвестно.
— Я… Я найду деньги.
— Ищите, — врач покивал головой и вышел.
Лех помнил, что по всем бытовым вопросам надо обращаться к Маргарите Ивановне. Ей он и позвонил.
Озадаченная вопросом бухгалтерша шумно задышала в видеофон, разом растеряв все свои суффиксы:
— Конечно, ты можешь взять кредит в нашем банке, как сотруднику он будет по льготным процентам, всего по девять. Но как же ты будешь отдавать? Это будет очень тяжело и долго. У меня есть идея посимпатичнее. Мои знакомые хотят купить киборга себе в студию фехтования. У тебя, случайно, нет знакомых киборгов?
— Нет. Только я, — Лех понял, на что она намекает.
— Воот, а я о чем говорю!
— Сколько? – обреченно уронил Лех.
— Тысячи три дадут, за старую «шестерку»-то, и то взять неоткуда.
— Дайте мне минут сорок, я приду, — Лех отключил вызов, положил видеофон.
Три тысячи хватит на десять дней. За это время врачи что-нибудь придумают.
Лех взял видеофон снова. Через час он опять будет бессловесной машиной, потеряв свободу самостоятельных поступков. Надо было попрощаться с единственным нормальным человеком, ну, кроме Энн, но она лежит здесь, в этой комнате и ни на что не реагирует. С Карелом. Если он его еще помнит.
После третьего гудка включился автоответчик. Лех запоздало подумал, что капитан может быть на работе. Или спать. Или гулять с Василиной – он, убей, не помнил, как соотносится их время суток.
— Здравствуй, Карел! – проговорил он в черную пустоту. Тут такое дело. Я попрощаться звоню. Меня хотят купить. Уже почти купли, так что звонить больше не смогу.
В трубке раздался треск, грохот, как будто видеофон уронили, и сдержанное шипение Карела:
— Подожди пять сек, тут Васька спит.
Шлепанье босых ног, стук двери, и вирт-окно показало Карела, заспанного, взлохмаченного и недоумевающего.
— Мне это сейчас приснилось? Ну-ка, повтори!
Лех повторил.
— Ты что, совсем охренел? Или по жизни такой идиот? – Карел завелся с пол-оборота, — Тебе для этого мозги, что ли, даны?
— Извини.
— За что извини, за то, что башку в петлю сунуть не даю? Кто заставляет тебя это сделать?
— Никто. Я сам решил.
— Сам значит. Нет, в твоей тупой башке такие мысли сами бы не завелись. Рассказывай, зачем тебе это надо!
— Энн, девушка, у которой я живу, в больнице, нужны деньги на лечение.
— Девушка, значит. Она тебе кто? Подруга, жена, любовница, кто?
— Она моя квартирная хозяйка. Она моя… Она просто моя.
— Твоя… И что с ней?
— Она лежит, не разговаривает, ни на что не реагирует. Врач говорит – депрессия, нужно подождать. Лечат.
Карел замолчал. Надолго, почти на три минуты. Потом встряхнулся:
— Значит, так. Дай адрес этой больницы.
Лех дал.
— Ты сейчас там? Сиди, никуда не уходи. Не смей сдвигаться с места, слышишь? Гони всех, кто покушается на твою свободу, в шею. Хуй им всем заолтанку в период гона, а не раба. Через полчаса позвоню.
Лех молча сжал в ладони опустевший видеофон. Совершенно неожиданно почувствовал, как защипало в носу, и секундой спустя из-под ресниц скатились капли.
«Слезы? Я плачу? – отстраненно подумал Лех, — Надо же, и такое бывает».
Он честно сидел возле Энн и ждал звонка. Карел позвонил, как и обещал, через полчаса. Без предисловий заговорил:
— Я положил на счет этой больницы полторы тысячи. Пока хватит. Код доступа Васька Гром, кириллицей. Часа через два придет человек. Это психиатр. Осмотрит твою Энн. Расскажешь ему все без утайки. Что любит, что ненавидит, как себя ведет, в какую сторону чистит зубы, все, и даже немного больше. То, что он велит – будешь выполнять, как будто это хозяин первого уровня. Понял? Мне пока не звони – меня не будет в доступе. Вопросы есть?
— Нету, — Лех был так потрясен, что сразу не нашел слов благодарности, а потом говорить их стало некому – Карел оборвал связь.
Лех добросовестно сходил к врачу, сообщил о переводе, назвал код доступа. Так же добросовестно отказал перезвонившей Маргарите Ивановне. А когда та стала настаивать, аргументируя, что уже договорилась, и что люди скажут, старательно повторил ей пожелание Карела про заолтанку. Бухгалтерша пошла багровыми пятнами, издала невнятный звук, похожий на кудахтанье и отключилась.
Психиатр пришел через полтора часа. Посветил Энн в глаза фонариком, подержал за руку и стал расспрашивать Леха. Лех рассказывал, как велел Карел, все, и еще немного больше.
Врач моментами, казалось, его совсем не слушал, просматривая какие-то файлы в планшете. Но, стоило Леху запнуться, подбирая слова, или притормозить, не понимая, нужно ли то, что рассказывает, как врач задавал вопросы. Очень детальные вопросы.
Допрос длился почти час и вымотал Леха так, как не выматывали боевые штурмы.
Потом врач убрал планшет и строго посмотрел на Леха:
— Меня попросили помочь. Случай, действительно, неординарный. Будем думать. Может быть, приду еще. Может быть, приду не один. Пока действуйте таким образом: находитесь с ней неотрывно. Не давайте ей уйти дальше. Раздражайте, по-хорошему раздражайте все органы чувств. Пойте песни, кормите вкусняшками с ложечки, наберите в магазине пробников духов и давайте нюхать, показывайте яркие картинки, гладьте, целуйте, хоть любовью занимайтесь. Чтобы она просыпалась и видела ваше лицо, засыпала под ваш голос, во сне чувствовала ваше дыхание на своей щеке. Справитесь?
— Справлюсь, — теперь у Леха появилась цель, появилась надежда.
— Если будут изменения, к плохому, или к хорошему – звоните. К плохому в любое время суток, к хорошему – в светлое, — врач протянул прямоугольник визитки, дорогой бумажной визитки, и ушел.
Лех приступил к отработке задания.
Два раза в день приходили медсестры, кормили пациентку, делали уколы, санитарки мыли ее. Потом уходили. Лех оставался. Покидал палату он только в присутствии персонала и только затем, чтобы принести новый раздражитель – ароматный бутон розы, пирожное из ближайшей кондитерской, серебряно звенящий колокольчик. Но звук колокольчика гас в тишине палаты, нежный крем стекал из бессильно разомкнутых губ и розовые лепестки опадали на простыню кровяными пятнами.
Но Лех не отчаивался. Он с маниакальным упорством тормошил Энн, находясь с ней круглосуточно. Он даже принес кусочек гниющей рыбы и подсунул ей под нос. Но и отрицательный раздражитель был проигнорирован так же, как и положительные. Только санитарка наорала и заставила вонючий кусок выкинуть.
Через три дня дверь в палату распахнулась в неурочный час. Лех, в это время почти на ухо Энн читающий стихотворение, обернулся.
— Как это? Скрещение мачт и рей среди тьмы*… Потом продолжишь. Рассказывай, — уставший и какой-то помятый Карел плюхнул почти пустой рюкзак на пол и сел на тумбочку.
— Карел? – Лех порывисто поднялся, опершись рукой о изголовье, перемахнул кровать и стиснул капитана в объятиях. Сам! Прилетел! Леху сразу поверилось, что вот теперь уже все будет в порядке, Карел заставит реальность сдвинуться так, как ему нужно.
— Карел, Карел, уже сорок с лишним как Карел. Отставить телячьи нежности! Пусти, ребра сломаешь!
Дождавшись, пока Лех разомкнет сведенные судорогой руки, Карел отдышался и приказал:
— Рассказывай. Что делаешь, с кем консультировался, какие прогнозы?
Лех рассказал.
Карел выслушал.
Потом поднялся и зевнул:
— Сегодня уже поздно что-либо начинать, закат скоро. Да и я не в лучшей форме. Где живешь? Адрес и ключ.
Лех назвал адрес и протянул ему ключ, свой, уже потускневший и с новыми царапинами.
— Я пошел спать. Завтра утром посмотрим, что можно сделать.
Карел ушел и через час позвонил:
— Ну и дыра тут у вас. Ты в курсе, что стена в коридоре направо от двери фанерная?
— Да.
— Что за ней?
— Не знаю. Соседи, а что именно – не знаю.
— Эх, молодо-зелено, — неодобрительно буркнул Карел, — где у Энн все документы?
— Не знаю, никогда их не видел.
— Ну вы, ребята, даете! – раздосадованный, Карел снова исчез.
Остаток дня Лех рассказывал Энн о Кареле, какой он замечательный и как все сумеет хорошо сделать. Ровно в девять, следуя установленному в больнице режиму замолчал, потушил свет, чтобы видеть неподвижное лицо девушки, ему самому хватало света фонарей в парке, куда выходило окно палаты. А потом и сам заснул также, как и ночи до этой, сидя на полу и навалившись на край кровати.
Утро началось с суматохи. Сразу после пересменки набежали медсестры и санитарки, заставили Леха подержать Энн на руках, сноровисто сменили постельное белье, белое на светло-зеленое в цветочек, прошлись влажной губкой по подоконникам и стенам, поставили на тумбочку крошечную вазочку с синими цветочками, поменяли занавески, убрав простую белую сетку и повесив розовенькие ажурные завитушки. Инфранет услужливо подсказал Леху, что это называется кружева. В палате они пробыли не дольше четверти часа и так же шустро выбежали.
Лех, недоумевая, отчего вдруг такая старательность и испуг в движениях, поправил под головой Энн подушку и прислушался к тому, что происходило в коридоре. Там один человек что-то суетливо объяснял другому, слов было не разобрать, звук глушили стены, но подобострастный тон был слышен отчетливо. Объяснения прервал шорох нескольких пар ног в мягкой обуви. Приближающийся шорох. Лех напрягся, не зная, чего ожидать от посетителей, и вообще сюда ли они идут. Оказалось, да, сюда. Дверь палаты открылась и вошли шесть человек, возглавляемых уже приходившим психиатром. они надели на голову Энн прибор, в котором инфранет опознал энцефалограф, долго смотрели на его шкалы, возбужденно переговариваясь, позвонили над ухом Энн лежащим на тумбочке колокольчиком, развернули десяток вирт-окон и рассматривали их, крутя во все стороны, потом похлопали Леха по плечу и ушли.
Лех обессиленно опустился на край кровати. Он не знал, что делать, в какую сторону идти, что будет лучше для Энн. О себе думать уже не получалось.
В палату заглянул на минуту вернувшийся психиатр, просто приоткрыл дверь и просунул голову:
— Вы все правильно делаете, продолжайте.
Лех продолжил. Пусть способ лечения не помогает, это пока что, потом обязательно поможет, специалисты не могут ошибаться. Надо просто все правильно делать, и успех придет, не может быть, чтобы Энн замолчала навсегда, она непременно поправится.
В середине дня Лех позвонил Карелу. Он трубку взял, но сдержанно рыкнул в нее нечто невразумительное, мол, занят, занимайся своим делом, потом перезвоню сам. Фоном в трубке слышались возбужденные голоса.
Лех продолжил заниматься своим делом. Переживая и изнывая от беспокойства уже и за Карела – один, в чужом городе, на незнакомой планете, оказавшейся не такой уж и гостеприимной. Но не звонил, по старой памяти слушаясь капитана беспрекословно.
Карел пришел на следующий день к вечеру. Уставший, с синими тенями под глазами, со слабым запахом выпитого несколько часов назад алкоголя. Вместо приветствия весело посмотрел на Леха:
— Что-то в тебе от лица глаза и кости остались. Ты когда последний раз ел?
— Сегодня, — честно ответил Лех, не уточняя, что это была половинка персика, которую не удалось впихнуть в Энн.
— Везет. Я, кажется, вчера. Пошли, ты мне покажешь ближайшее кафе, где нас не отравят, я тебе все расскажу. За обедом.
— Но как же… — Лех бросил встревоженный взгляд на Энн.
— Теперь можно. Теперь уже все можно. Пошли, в течение часа ее состояние точно не изменится.
В кафе Карел заказал обед себе и Леху, подумал и дозаказал еще «вот ему самого сладкого, что у вас есть, и побольше, а мне самый крепкий ваш кофе, и утройте дозу, пожалуйста». Перебив первый голод, в промежутках между глотками, он начал рассказывать:
— Ты молодец, что мне позвонил, молод ты еще сам с местными крючкотворами бодаться. Сначала с хорошей новости. Работу вам нашли. Глушь несусветная, нетерраформированная неосвоенная планета, к проживанию человека пригодна в том виде, в котором есть, опасности есть, конечно, но не больше, чем на Старой Земле до ее глобализации. Там открывается тропа экологического туризма. Поясняю: прилетает кучка туристов, серьезных таких выживальщиков, платят бешеные бабки, вы их ведете выбранным ими маршрутом. Длительность маршрута семь-десять дней, только пеший или на байдарках, оружие только у вас, каждое нарушение, да хоть банку бросил – непомерные штрафы. Банку заставить убрать, штраф наложить, на камеру записать. Все решаемо. Часть денег, сколько-то там процентов, двенадцать, что ли, остается у вас, остальное переводится в фонд собственника. Дом для проживания строите где хотите, хоть в тропиках, хоть на северном полюсе.
Теперь очень хорошая новость. Деньги есть. На переселение и вообще. Тут уже такая чехарда пошла. Один человек закрыл глаза на самовольный захват соседом жилой площади, принадлежащей корпорации. Не бесплатно, разумеется. Один человек не до конца дочитал договор. Один человек уверен в том, что этой девушке все равно, в каком углу тебя ночью подзаряжать из розетки. Один человек просто исполняет закон, невзирая на обстоятельства. В целом вот такая фиговая картина и нарисовалась. Скажу честно, я тоже слаб бодаться с вот таким. Местные коллеги из «Вулкана» по своим каналам напустили на бюрократию юристов, экономистов и прочих аудиторов. Так что накапали штрафы. С банка, с соседей, с персонала банка, за моральный ущерб, за всякую ерунду. По мелочи, но птичка, сам знаешь, по зернышку. Благодарности много, должен будешь. Один тур, самый лучший, бесплатно. Кстати, байк Энн я продал, он один стоит как три тебя, если все получится, он ей все равно не понадобится, если не получится – тем более.
И вот теперь новость самая лучшая. Консилиум, те мужики, что приходили, совершенно точно знают, как ее вылечить. Да, то, что ты делаешь сейчас, не поможет, и не может помочь. Вопрос в другом – готов ли ты? То, что они предлагают, смертельно опасно. И для тебя, и для нее.
— Та женщина, Инга, в больнице, где меня лечили, сказала, что настоящая самостоятельность – это готовность принимать решения не только за себя, но и за того, кто тебе дорог. Энн мне дорога. То, в каком состоянии она сейчас – это не жизнь. Я готов. Сделаю все, что надо.
— Отлично. Тогда слушай…
* Лех, а потом и Карел цитируют стихотворение Г.Лонгфелло «Скачка Поля Ревира»
Причем уходить надо было не одному, гордо хлопнув дверью, а уводить оттуда Энн. Лех знал ее уже достаточно хорошо, чтобы понять – ей плохо здесь, среди бумажек и каблучков.
Сидя на своем привычном рабочем месте, Лех стал просматривать вакансии, подыскивая такую, какая подошла бы им двоим. За картинкой двух видокамер следила система, третью, уличную, ночью уже не в первый раз разбили хулиганы, и в данный момент ее менял мастер. При этом Лех видел, что он хоть и показательно ворчит, но внутренне доволен. Даже было понятно – почему: есть работа – есть деньги, есть деньги – есть еда и развлечения.
Работы было много. Экономист, повар, старший менеджер, оператор колл-центра, кладовщик, промышленный альпинист… Вакансию промышленного альпиниста Лех придержал, покрутил ее туда-сюда и отбросил – она была для одного него, Энн с ней бы не справилась. Сторож, бариста, продавец непродовольственных товаров, дизайнер парковых ландшафтов…
Камера отразила, как в зал вошли трое мужчин.
Система подкинула тело Леха с места еще до того, как он сам обратил внимание на плотные куртки, странные по тридцатиградусной жаре и на скоординированные их движения. И уже на бегу пронеслась мысль, что они слишком близко подошли к Энн, которая принимала пакет от одной из операционисток и как раз выходила из зала.
Когда киборг в боевом режиме ворвался в оперзал, один из мужчин держал на прицеле дверь, и Лех, таким образом, оказался в зоне прямого поражения. Второй держал вибронож у горла Энн, грамотно ею прикрываясь, третий у самой кассы так же прикрывался пышнотелой дамой, уже побледневшей и закатившей глаза. На ногах она стояла благодаря жесткой хватке грабителя. Долго держать почти на весу он ее не сможет, женщина упадет, и перемена в диспозиции может повлечь за собой более активные действия налетчиков. Сейчас атаковать невозможно – люди обязательно пострадают.
— Это ограбление. Всю наличку в сумку, — голос был строг и почти равнодушен, налетчики не нервничали, имея опыт в подобных делах.
Плотные пачки банкнот начали заполнять перекинутую кассирше тару.
Энн смотрела прямо на Леха, поймала его взгляд и скосила глаза, указывая на композицию из грабителя и уже оседающей в его руках дамы. Лех напрягся, еще не понимая, что за этим последует, но готовясь к любому повороту событий. Последующего не ожидал никто: Энн мыском балетки пнула стоящий рядом офисный стул, отправляя его в полет по направлению к грабителю с дамой, одновременно выворачиваясь из-под ножа. Взгляды налетчиков метнулись к внезапно взмывшему в воздух большому и опасному предмету. Лех рванулся в атаку, едва уловив первое движение их зрачков.
Через две с половиной секунды, долгих, словно размазанных по ставшему густым и плотным потоку времени, Лех остановился, оценивая перемены в диспозиции. Двое грабителей уже трупы, третий слабо трепыхается в жестком захвате. По боку зацепило лучом, рана неопасная, кровотечение отсутствует, за два-три дня затянется. Женщина, побывавшая в заложниках жива, в обмороке, не ранена. Энн… Энн?
Энн недоуменно смотрела на руку, измазанную в крови. Струйка крови стекала у нее по шее, пятная воротник блузки. Энн тоненько всхлипнула и начала оседать на пол. От движения края раны разошлись и кровь хлынула уже плотным бордовым потоком, слишком яркая на бело-зеленом.
И ее было слишком много.
И только сейчас вокруг завизжали девушки, началось шевеление.
Лех позволил верещащей системе завершить начатое, слегка довернув голову зафиксированного бандита до хруста позвонков, выпустил подергивающееся тело и в три длинных скользящих шага преодолел расстояние разделяющее его с Энн, подхватил, не дав упасть на пол. Пальцами безжалостно разодрал края узкой раны, впился внутрь, намертво пережимая сосуд, повернул голову, чтобы не передавить артерию с другой стороны. Энн слабо улыбнулась у него в руках, адреналин пока позволял не чувствовать боли. Лех постарался ее приободрить:
— Ты будешь жить, кровь остановлена.
Энн ответила тихим шепотом:
— Буду, обязательно буду.
Кто-то уже вызвал скорую и полицию, снаружи, на разные лады завывая сиреной, подлетели флаеры, в зал вбежали люди в униформе. Двое врачей склонились над упавшей женщиной, двое попытались взять Энн у Леха из рук, но, натолкнувшись на его бешеный взгляд, отступили. Лех, не обращая внимания на направленные в его сторону бластеры полицейских, шагнул к выходу. Сам донес пострадавшую до флаера и всю дорогу сидел, прижимая девушку к себе, оберегая от толчков на виражах, сам пронес в больницу и уложил на операционный стол. Пальцы он разжал только когда хирург перехватил корнцангом перерезанную вену.
Ассистенты тут же вытолкали Леха из операционной. Он и не сопротивлялся – послушно вышел, послушно дал обработать себе бок в соседнем кабинете, послушно отмылся в одной из врачебных душевых, послушно надел голубой одноразовый халат. И сел возле операционной на корточки, прислонился к стене с намерением ждать, сколько потребуется.
Ждать пришлось недолго, хирург вскоре вышел:
— Это вы с пострадавшей?
— Да, — Лех поднялся.
— Ее жизнь вне опасности, меры по остановке кровотечения были предприняты ммм… эксцентричные, но эффективные и очень своевременные, сами знаете, при таких ранениях счет идет на секунды. Операция по венопластике прошла успешно, сейчас пострадавшая в палате интенсивной терапии. Мой вам совет: идите домой, переоденьтесь, часа через четыре приходите, раньше вас к ней все равно не пустим.
Лех кивнул, переодеться и сунуть в стирку снятую одежду было бы очень неплохо.
Чтобы добраться до дома, пришлось вызывать такси – вряд ли бы жители города и полиция спокойно отреагировали на парня в больничном халате, садящегося в вагон монорельса. Такси остановилось у самого подъезда, Лех расплатился и вышел. Сидящие на лавочке пожилые женщины с неодобрением уставились на его голые коленки, послышался негодующий шепоток. Лех вежливо, как всегда, поздоровался с соседками. Они, поджав губы, провожали его взглядами, пока одна из женщин не поняла, что вполне, как им казалось раньше, приличный молодой человек не просто так вопиюще вызывающе вырядился, а одет в больничный халат. Поняв это, она громко, в голос ахнула и запричитала, одновременно сочувствуя, вопрошая, что случилось и объясняя подружкам такой странный вид. Через секунду один голос превратился в хор, и все они спрашивали и сокрушались.
Лех наскоро объяснил ситуацию и сбежал от сбивающей с ног звуковой волны в квартиру.
В квартире без Энн было пусто. Стоя в ставшей слишком большой комнате Лех осознал, насколько ему не хватает этой немногословной, внешне резкой девушки. Но ведь врач сказал, что с ней все в порядке. Отбросив лишние мысли, Лех снял халат и выбросил в утилизатор, надел чистую одежду, испачканные джинсы положил в стиралку и запустил цикл тройной очистки, прожженную форменную рубашку тоже пришлось выбросить. Агрегат зажурчал, набирая воду, в тон ему отозвался желудок, мягко намекая, что пора бы восполнить потраченную в боевом режиме и на регенерацию энергию.
На кухне Лех достал из-под стола паек, покрутил его, понял, что в рот ему сейчас ничего не полезет, и сунул обратно. Компромиссом между отсутствием аппетита и необходимостью получения калорий стала, как говорила Энн при виде того, сколько сахара Лех кладет себе в кружку, полная сахарница кофе. Кофейный сироп занял ему предназначенное место, столбик запаса энергии шустро пополз в зеленую часть шкалы, а настроение так же шустро окончательно скатилось на отметку ноль по высоте над уровнем моря. Лех улегся на диван и попробовал уснуть, даже закрыл глаза, но через минуту вылетел на улицу, хлопнув дверью. В больницу, в больницу, пусть его пустят к Энн только через четыре часа, уже через три пятнадцать, зато он будет рядом.
Монорельс, самый быстрый, за исключением флаеров, транспорт Фелиции, в этот раз, казалось, тащился нестерпимо медленно, вызывая у Леха желание то ли подтолкнуть вагон, то ли покинуть его и побежать своим ходом. Система подсказывала Леху, что подтолкнуть он не сможет, слишком велика масса вагона, да и скорость монорельса выше, чем у киборга, бегущего по городу с его правилами дорожного движения и снующими пешеходами, но система системой, а желание ускорить передвижение никуда не девалось.
В больнице первым делом Лех подошел к терминалу, показывающему местонахождение и состояние пациентов. Энн находилась в третьем отделении реанимации, состояние обозначалось как «послеоперационный сон». Приняв уже проверенную позу у дверей палаты, Лех приготовился снова ждать.
С того момента, как врач отмерил четыре часа, прошло почти пять с половиной. Лех ждал, придремывая, запущенная регенерация торопливо залечивала ожог, отчего в боку неприятно щекотало, мимо ходили люди, в основном, персонал больницы, не обращая на клюющего носом парня внимания.
Проснулся Лех от того, что его вежливо постучали по торчащему колену. Стремительно вскинулся, готовый атаковать, но на середине движения проснулся окончательно и понял, что разбудил его врач, который оперировал Энн. Система обозначила его зеленым, как дружественный объект, поэтому и не разбудила, допустив слишком близкую дистанцию. Не осознав, что долю секунды назад он находился в смертельной опасности, врач произнес:
— Не так быстро, молодой человек, у нас больница, а не ипподром. Можете пройти к пациентке, у вас на посещение три минуты, она еще слаба.
Лех ринулся в палату, не желая тратить ни секунды из отпущенных минут. Энн, опутанная трубками и проводами, лежала на больничной койке, цветом почти не отличаясь от простыни, которой была прикрыта по плечи. Глаза ее были закрыты, шею скрывала плотная повязка. Лех осторожно, чтобы не напугать, подошел к ней, взял за руку. Энн открыла глаза, посмотрела на него и перевела взгляд в пространство. Долго, больше минуты, молчала, а потом выдавила из себя:
— Я не смогла жить с людьми.
И замолчала снова. Голос, которым были сказаны эти слова, потряс Леха, настолько был непохож на обычный. Надтреснутый, шелестящий, словно присыпанный густым слоем пыли, он был полон боли. Лех чуть сильнее сжал пальцы девушки. Она не ответила, только снова закрыла глаза и до окончания выделенных трех минут больше их не открывала.
Вошедший в палату врач выразительно постучал по запястью и указал на дверь. Лех вышел, врач, поправив датчик на запястье, последовал за ним.
— Приходите завтра, мы ее переведем в обычную палату, сможете пообщаться подольше. Приносите белье, щетку, расческу, что там девушкам надо. Сильно не усердствуйте, весь арсенал нести не надо, самое необходимое. А сегодня посетите отделение полиции, они настоятельно попросили передать, что вас там ждут с распростертыми объятиями для дачи показаний. Все, больше не задерживаю.
Врач скрылся в коридоре, Лех отправился в отделение.
Полицейские тщательнейшим образом проверили документы, особое внимание уделив печати ОЗК в паспорте, позвонили в главный офис общества, попали на Мэй и не нашли ничего лучше спросить, можно ли снять у подведомственного им киборга запись камер. Мэй возмущенно рассказала им, что разрешения нужно спрашивать у самого киборга, которому принадлежит запись, ибо в противном случае это дискриминация личности, приводящая к обесцениванию результатов адаптации, производимой…
Выслушав поток психологических терминов, полицейские вежливо попрощались и разъединили связь. Но разрешение снять запись стали спрашивать уже у Леха. Он, конечно, разрешил, препятствовать ведению следствия ему и в голову бы не пришло.
Запись налета Лех скинул на предоставленный комм. Молоденький сержант тут же его куда-то утащил, оставшиеся полицейские стали Леха расспрашивать. Доброжелательно, но как-то не придавая значения его ответам, словно все уже для себя решили. Потом, объявив, что тут все ясно, большая часть полицейских удалилась, оставшиеся занялись своими делами. Леху предложили кофе. Лех взял. Взял и домашнее печенье, высыпанное из пакета толстеньким капитаном.
Из принтера полезла синенькая бумага. Тот же самый капитан, который принес выпечку, подхватил распечатку и прочитал.
— Все сверхпрекрасно складывается. За превышение необходимой обороны с учетом всех обстоятельств типа преступных деяний потерпевших, а также ваших боевых установок, вам выносится благодарность от нашего отделения, на вас накладывается минимальный штраф, который пойдет в счет организации похорон, и вы лишаетесь права охранной деятельности. Благодарность в электронной форме уже у вас в документах, распечатать можно в любом отделении ЦДОНа*, штраф оплатить можно там же. Сами знаем, законы у нас специфичные, но мы их чтим и выполняем. Вы свободны, желаем всего хорошего, в будущем при необходимости постарайтесь не убивать всех грабителей, оставьте нам хотя бы одного.
Лех скомкано попрощался, покинул здание, пока полицейские не передумали.
Выплата штрафа съела почти все накопления на карточке, что с учетом потери работы грозило обернуться существенными проблемами.
Но это чуть позже. Только бы Энн поправилась как можно быстрее. О другом исходе Лех предпочел и не задумываться.
Дома, не в силах видеть пустую комнату, Лех заснул там же, где ужинал, в кухне, уронив голову на скрещенные на столе руки. Просто ввел себя в состояние принудительного сна. До утра.
Утром же, собрав в пакет немногочисленные предметы первой необходимости, снова отправился в больницу к Энн.
Девушка уже была в обычной палате, трубки и провода исчезли с ее тела, да и меловая бледность не грозила растворить ее лицо среди простыней. Но с ее настроением все обстояло гораздо хуже. Энн безучастно смотрела мимо Леха, не отвечала на его встревоженные вопросы, не реагировала на свет.
Лех кинулся к лечащему врачу, чья фамилия была обозначена в планшетке над изголовьем кровати. Врач объяснил, что так бывает при сильном стрессе, надо подождать день-два, и все придет в норму, организм молодой девушки сильный, медицина лекарствами поможет, для волнений повода нет. Лех ушел, совершенно не успокоенный.
В банке на месте своей бывшей работы, куда пошел забрать документы и кружку он долго выслушивал благодарности от директора.
— Вы спасли нашу репутацию как крупнейшего банка Фелиции…Благодаря вам наши вкладчики имеют гарант безопасности своих вложений… Нам бесконечно жаль, что ваша лицензия аннулирована… Возьмите отпуск, отдохните от переживаний и возвращайтесь, мы готовы предоставить вам должность, допустим, архивариуса… Люди на ней не задерживаются…
Леху было немного не до новой должности. Остаток дня, равно как и следующий, он просидел у Энн, молча держал ее за руку и ждал, когда она окончательно придет в себя.
*ЦДОН – центр документооборота населения
В комнате Энн заканчивала приседания. Увидев, что санузел освободился, подняла турник на верхний косяк двери, подхватила одежду со спальника и пошла купаться. Пока она там плескалась, Лех успел осмотреть кухню. Микроволновка, маленький стол, под ним коробка, один стул, электрический чайник, в сушилке возле раковины две ложки. Чайная и столовая. Нож. Тяжелый армейский нож с заметно сточенным лезвием. Единственная вещь из прошлого.
Энн вернулась в шортах и майке, пригласила:
— Пошли жрать. Да, жрать. Есть я хотела пять часов назад, а теперь хочу жрать. Могу тебя обрадовать стандартным пайком, уж извини, у меня нет кормосмеси этой вашей гадостной. Впрочем, мои пайки по вкусу такие же.
Из коробки под столом не глядя достала лоток с пайком, содрала металлизированную крышечку, плеснула внутрь воды.
— Самые дешевые, они сублимированные и не саморазогревающиеся, надо разводить водой и греть. Бери и себе чего-нибудь, все они из одной бочки начерпаны, только названия разные. Еда здесь, под столом, кофе на полке, сахара нет, миленькие девушки не едят сахарочек, — она передразнила бухгалтершу, чайник сам видишь, на столе, чашки… чашки в количестве одна штука и она моя. Остальные хрен их знает, где. Мне хватает, можешь пользоваться, остальное, что понадобится – изволь притащить сам. К шампуню не прикасаться, он мне для восстановления волос. Можешь заполнять любое свободное место, — она широко повела рукой, — и не попадаться под ногами.
Последнее было особенно актуально при разнице в росте сорок два сантиметра. В пользу Леха, конечно.
— Все ясно? Записал? Или повторить еще раз?
Девушка дерзила. Устанавливала границы. Претендовала на доминирующую позицию в их маленькой стае. Да пожалуйста, сколько угодно. Чтобы на что-то претендовать, надо ориентироваться в этой жизни чуть больше, чем киборг со стажем человеческой жизни две недели, из них шесть дней в гибернации.
— Как скажешь. Хозяйка.
Энн бросила на него угрюмый взгляд исподлобья, кивнула ему на стул:
— Садись, хватит тут каланчой торчать. Ешь, — сунула под нос разогретый паек, себе разогрела другой. Быстро заглотала еду, почти не жуя, наслаждаться безвкусной массой как-то не получалось. А вот запах кофе она с удовольствием втянула носом и, прижмурясь, обжигаясь, сделала первый глоток. Выражение лица смягчилось, и, уходя в комнату, она ткнула пальцем под потолок:
— Там на антресолях одеяло есть, от прежних жильцов осталось. Доставай и спи где упадешь. Я встаю в шесть и начинаю шуметь. Так что постарайся скорректировать свой режим, чтобы не страдать от недосыпа.
От недосыпа? Она что, не знает, что киборгам надо всего три часа сна? Или наоборот, слишком хорошо знает, что разумные предпочитают полноценный шести-восьмичасовой сон?
Лех доел паек, подумал, не налить ли кофе и себе, но отказался от этой мысли, решив, что кофе без сахара не такая уж и вкусная вещь, чтобы этот кофейный порошок переводить. Составил в уме список необходимых покупок, для этой цели Карел оставил ему немного денег.
Сахар, стул. Все.
И с первой зарплаты – нормальной еды. Вкусной.
С антресолей Лех достал пыльное одеяло, вытряхнул его на лестничной клетке, и без того пыльной и затоптанной, бросил в противоположный от спальника Энн угол. Рядом поставил расстегнутую сумку. Подумал, что, когда есть вещи – это неудобно, надо их куда-то класть. Но, с другой стороны, когда есть вещи – это приятно, вот сейчас не надо будет повышать температуру тела до максимума чтобы быстрее высохнуть, а можно просто вытереться полотенцем. Усмехнулся про себя: кому скажи – не поверят, у киборга собственное полотенце. В «Громе» он пользовался общей душевой и сушилкой в ней.
Здесь же, отмокая под горячими струями, он перебирал в памяти события длинного дня. Очень длинного. Ведь, как ни крути, а еще сегодня утром (для него сегодня) он прощался с Карелом и Василиной. Как же далеко он от них сейчас. Да, он же обещал позвонить.
В комнате Анна что-то печатала на механической клавиатуре. Самой дешевой, устаревшей, как и компьютер в целом.
— У тебя есть видеофон? Дай, пожалуйста, мне позвонить надо.
Энн поднялась, достала маленький аппаратик из кармана куртки, подала:
— Потом обратно положишь.
Лех, помня о цене межпланетной связи, даже не стал звонить, послал Карелу сообщение: «Долетел. Работаю. Здоров».
Спустя несколько секунд раздался обратный звонок, звонила Василина:
— Читая твои сообщения, все таланты от зависти удавятся, привет! Подробности давай.
— Здравствуй. С подробностями сложно. Работаю. В банке.
— С тарантулами?
— С людьми, — Лех понимал, что Васька шутит, — поселили у девушки, все нормально.
— Ладно, обживайся. Карел в магазине, я ему все расскажу. Мы держим за тебя кулачки.
Лех вернул видеофон на место, в комнате растянулся на одеяле. Энн коротко, словно через оптику прицела посмотрела на него.
— Ты ложишься последним, ты и свет выключаешь.
Лех выполнил в общем-то логичное правило. Сколько их еще будет, правил, по которым надо жить с людьми?
Анна долго не ложилась спать. Сначала она набирала текст, потом подключила наушники и смотрела фильм. Уставший за длинный день Лех спал, каждые четверть часа просыпаясь и контролируя обстановку. Полностью просыпался процессор, сам Лех только осознавал темноту и тишину и снова погружался в сон.
Легла Анна лишь в три часа. Выключила компьютер, скинула одежду и замоталась в спальник.
В шесть же компьютер снова ожил и противно запищал, имитируя то ли какую-то птицу, то ли техническое устройство. Анна подскочила, дотянулась, выключила. Посидела с закрытыми глазами на спальнике, то ли просыпаясь, то ли наоборот, досыпая. Через силу поднялась и пошла в душ. Лех с недоумением смотрел на нее – явно же, она не выспалась. Разве не проще было, как это, скорректировать свой режим? Чтобы вот так вот не прогонять ледяной водой и крепким кофе сонную одурь, не быть вялой и неповоротливой?
Впрочем, к семи часам Энн пришла в себя, быстро оделась и выскочила из дома. Лех последовал за ней.
В банке их встретила любопытствующая Маргарита Ивановна. Нет, Лех, конечно, знал, что люди умеют врать. Для того, чтобы получить какую-то выгоду, материальную или моральную. Но вот с тем, чтобы так эмоционально, подробно рассказывали то, чего не было – с этим он столкнулся первый раз. Причем рассказывали с таким высоким процентом искренности, что процессор чуть не ушел в перезагрузку от несоответствия рассказа и реальности. Пришлось убедить его, что рассказ идет про постороннего Лешечку, а вовсе не про него.
— Лешечка такая душечка, просто бубочка! Ррраз, на табуреточку встал, занавесочки чик-чик и повесил на петелечки, а я прыгала, прыгала с табуреточки, никак не дотягивалась, стремяночки нету у меня, как хорошо, что у Лешечки ростик высокий, и лампочку поменяет, когда перегорит…
Лех поспешил скрыться в пультовой у мониторов.
Неужели для того, чтобы вписаться в человеческое общество надо делать из себя дурочку? Дурака?
Нет, на такое Лех точно не согласен. Кажется, пришла пора научиться говорить «нет».
Весь день Лех просидел у мониторов. Посетители входили, делали свои дела и уходили. В полдень сходил на обед в соседнее здание. За еду должны были вычесть из зарплаты. Нормально.
Вечером Энн вернулась раньше него. Лех проделал вечерние мероприятия закрытия здания, добрался на монорельсе (спасибо Карелу за деньги, покупка стула пока точно откладывается) и вошел в квартиру. В лицо ему полетел маленький продолговатый предмет. Лех машинально взял его из воздуха – видеофон — и вопросительно посмотрел на Энн.
— Твой. Оплачено тридцать минут. И у меня больше не проси.
Аппаратик был старенький и совсем простой, только чтобы позвонить или написать сообщение. Впрочем, больше ничего и не нужно, в инфранет он может и сам.
Энн тем временем продолжила протирать стены. Отвернувшись, она, вроде бы, как и не Леху, сказала:
— Я тут у тебя в сумке поковырялась. Привычка, прости. Оружие, взрывчатка, яды отсутствуют. А то ж спать спокойно не могла. Кружку твою поставила на полку.
Неловко махнула рукой с метелкой, повернулась, морщась и растирая плечо. Подошла совсем близко:
— Ну хочешь – убей. Я раскрыла великую тайну сумки с трусами.
Лех только просканировал ее – отчего ей так больно?
В лопатке обнаружилась титановая пластина, в плечевой кости скрепляющие винты. Лех повернул ее спиной к себе, бесцеремонно задрал футболку. На лопатке увидел грубый, неровно заросший шрам. Осколок. Не сдержавшись, провел пальцем.
Энн дернулась, вывернулась из его рук, отскочила, поправляя футболку:
— Руки при себе держи, чмо крокодилье, пообрываю на фиг!
Ночью она снова дотянула до трех, утром снова еле проснулась. Лех не мог понять – зачем ей это надо? Странные человеческие обычаи.
Очередной день не принес ничего нового, просто копия предыдущего. За исключением видеофона, конечно.
И следующий такой же. И еще один.
В выходной Лех купил сахара себе и большую банку витаминов для них обоих. И по утрам настойчиво напоминал девушке о необходимости принять капсулу. Она каждый раз фыркала, мол, вот еще, и без них прекрасно, но брала.
С зарплаты Лех притащил сыра и зелени, нарезал немудрящих бутербродов, накормил Энн. Она жевала с удовольствием, запивала неизменным черным кофе, а потом, облизав пальцы, мечтательно произнесла:
— Сюда бы еще хлеба не этого ватного, а черного, с изюмом и тмином, как в пекарне за забором…
Сообразив, что сказала лишнее, подскочила, резко поставила чашку в мойку, стукнув по стенке и едва не отколов ручку, ушла в комнату. Но на следующее утро расхвалила бутерброды на работе, восторгаясь, как будто он, по крайней мере, сам торт спек. Или курицу зажарил. Правильно, а не как в прошлый раз.
Вообще дни разнообразием, мягко говоря, не отличались. На работе Лех пялился в мониторы, все чаще отдавая это занятие на откуп процессору. Дорога на работу-работа-обед-работа-дорога с работы-ужин-душ-спать… ежедневно одно и то же.
Что-то новое вносила лишь Энн, и, если бы не она, Лех бы вообще разуверился в нужности мозга у человека.
В один из своих выходных она исчезла с утра и к вечеру вернулась на мощном дорожном байке.
— Купила. На работе скажешь, что купил сам. В банк и обратно будем ездить вместе, будешь меня возить. Надеюсь, у тебя с вождением проблем не возникнет. Вечером можешь брать, гоняй, куда хочешь, но, когда у меня выходной — он мой. И не смей к нему на выходных прикасаться.
Утром Энн продемонстрировала покупку во всей красе и предложила:
— Ну, покажи класс, ковбой!
Лех ночью скачал все необходимые программы по управлению и поэтому уверенно сел в седло, завел мотор, зарокотавший мягко и басовито, кивнул девушке: садись. Энн поддернула юбку, встала на подножку и перекинула ногу, садясь, рост не позволял ей сесть на высокое заднее сиденье с земли.
— Погнали!
Вечером, по приезду, Лех спросил:
— Не тронут?
— Нет. Во дворе знают, что он твой, и знают, кто ты. И что в случае чего ты им голову оторвешь. Ведь оторвешь же?
— Нет, — покачал головой Лех. – нерационально.
— А что рационально? – Энн было действительно интересно.
— Позвоночник, перебитый в районе поясницы. Ходить не смогут, хулиганить не смогут. Но смогут рассказать, что брать чужое нельзя.
Накануне следующего своего выходного, вечером, едва только стемнело, Энн надела свежекупленные джинсы вместо привычной юбки, куртку и уехала. Вернулась через сутки, пахнущая костром и ветром, почти спокойная, с непривычно мягкой улыбкой на губах.
— Черт тебя подери, ты и не представляешь, как хорошо без людей! Если бы ты говорил в сутки на два слова больше, я бы уже не выдержала.
Лех только улыбнулся. Он уже привык к ее резким фразам, скрывающим под собой то, что она никак не хотела показывать, но которое было отлично видно ему, киборгу. Осталось только это скрываемое из нее вытащить. Не сразу, постепенно. Готовить, что ли, научиться?
В один из вечеров Энн, промокнув и замерзнув под ливнем, заснула рано, просто свернулась в клубочек и вырубилась под включенный фильм. Лех тихо выключил компьютер – если организм не выдержал нагрузки, надо дать ему отдохнуть, иначе сломается. В ту же ночь ему стало понятно, почему Энн старается так мало спать.
Посередине ночи она заметалась на спальнике и застонала. Лех проснулся при первом же тревожном звуке, просканировал девушку. Ей снилось что-то очень и очень нехорошее, страх и боль исходили от нее волнами. Рука ее метнулась к бедру, Лех знал этот жест выхватываемого оружия. Естественно, никакого ни бластера, ни плазмомета она не нашла и снова тихо мучительно застонала, заскрипела зубами в отчаянье. Лех не понимал, как помочь ей, а потом вспомнил, какое удивительное чувство уюта и спокойствия придала просто лежащая на плече рука Карела. Лех, не вставая, чтобы ростом не напугать еще больше, подполз к Энн, погладил по плечу, вырывая из липкой паутины кошмара. Энн мгновенно проснулась, развернулась, сбрасывая его руку, совершенно бодрым голосом послала его в далекое пешее путешествие и тут же, противореча самой себе, прижалась, приникла маленьким зверьком, затихла и заснула снова, уже без кошмаров.
Наутро Энн, пряча глаза, поблагодарила:
— Спасибо. Сон приснился страшный. Ничего, не первый раз, бывает.
Лех понял, что не может оставить ее вот так, без защиты, во власти прошлых страхов. Но что он может предпринять? Только уже испытанный способ совместного нахождения в одной кровати. С кроватью, правда, напряженка. Ничего, он что-нибудь придумает.
В выходной Лех пошел искать кровать. На карточке скопилась небольшая сумма и он мог ее вполне свободно потратить. Прошелся по мебельным магазинам, но увиденное ему не понравилось. Все представленные кровати были… неуютными, что ли? Громоздкие, светлых тонов, с завитушками по бокам и на спинках, они не вызывали никакого желания не только спать в них, но даже и поставить в аскетическую комнату Энн.
Проходив полдня бесцельно и уже возвращаясь, Лех совершенно случайно, без всякой логики заглянул в магазин садовой мебели. Садовая мебель – это же всякие пластиковые стулья, качели и прочая ему сейчас ненужная обстановка. Но среди ярких изделий он неожиданно увидел диван. Раскладной, с обивкой шоколадного цвета он понравился Леху, и даже не заскрипел, когда тот присел, пробуя на прочность.
Подошедший продавец тоже не вызвал отторжения, спросив:
— На дачку берете? Берите, не пожалеете, у меня самого такой стоит, только желтый, мы на нем скачем, а он как новенький, даже не шелохнется.
Лех не понял, зачем скакать на диване, но подтвердил, что на дачу, расплатился, сложил диван, закинул его на плечо и ушел, оставив продавца стоять с разинутым ртом.
Нести диван на плече было не тяжело, но неудобно, он выпирал и мешал обзору. Лех поперекладывал его туда-сюда, в охапку, под мышку, на бок, в конце концов взвалил на голову. Так было поудобнее, подпертый в точке равновесия диван качался, но не падал, спинка торчала вверх и не мешала, а за ножки оказалось удобно его придерживать. Закончив сражаться с непокорной мебелью, Лех понял, что на него странно оглядываются. Конечно же, люди обычно не носят диваны на голове. Они их вообще не носят, слишком тяжело. Но отступать было поздно, и Лех упрямо потащил приобретение домой.
Энн еще не вернулась с работы. Лех внес диван в комнату, еле пропихнув в двери, убрал спальник и установил на это место диван. Расположение ему не понравилось. Подумав, Лех даже понял, почему: одному из них придется спать у стенки, что замедлит реагирование на внешние события. Подвигал диван по комнате, наконец, установил его напротив окна, спинкой к стене, так, что с обеих сторон оставалось свободное место. Оставалось дождаться Энн.
Она увидела приобретение, как только пришла. И впервые на памяти Леха разозлилась. Зло прошипела, не поднимая голос:
— Какого хрена ты это припер? Убирай свой диван страхолюдский и сам убирайся к чертовой матери, слышишь, ты?
— Акустические сигналы приняты и распознаны, — Лех решил немного потупить, дать девушке выпустить пар.
— Ты меня не понимаешь? Ищи себе другую хату и волоки свое барахло куда хочешь! – Энн стукнула его маленьким кулачком в плечо. Оказалось неожиданно больно. Не травматично, просто больно.
Лех сгреб злую девушку в охапку, приподнял так, чтобы посмотреть в глаза:
— Мы будем спать на нем вместе. Я думаю, что у меня получится охранять твой сон.
Энн замолкла, высвободилась из рук Леха, впрочем, он и не удерживал, иначе бы не получилось, обошла кругом дивана, запрыгнула на него и уже оттуда ехидно поинтересовалась:
— А ты не боишься, что я тебя изнасилую?
— Когда соберешься это сделать, — с серьезным видом предупредил Лех, — сообщи мне заранее, пожалуйста. Я тогда поставлю себе специальные программы.
Энн округлила глаза:
— А что, без программ совсем нельзя?
— Не знаю, я не пробовал, — вежливо ответил Лех, — тема его совсем не интересовала.
Раньше, когда он наблюдал за людьми, ему было интересно, как это у людей происходит, зачем они занимаются сексом, что при этом испытывают? Фильмы оказались плохим источником информации, обнимающиеся люди на улицах немногим лучше. Немного прояснило наблюдение за Карелом и его гормональным фоном. В конце концов, Лех решил, что все слишком сложно и понять больше не пытался, да и не для этого совсем создана линейка DEX’ов. Теперь, живя по человеческим правилам, он мог бы и вернуться к вопросу, но продолжал привычно игнорировать. Неинтересно, и все. Энн, впрочем, тоже не испытала никакого волнения, так что тему можно было считать закрытой.
И этой ночью Энн спала спокойно, впервые за то время, что Лех живет у нее. Тихо дышала ему в ключицу. Лех прижимал к себе ее хрупкое человеческое тело, ощущая под пальцами неровный рубец на спине и окончательно осознавая, что люди, в общем-то очень непрочные создания. Иногда это полезно, как было в случаях с террористами, а иногда, вот как сейчас, за человека становится страшно.
Между тем тихо и незаметно наступило лето.
Проводя дни за мониторами, Лех почувствовал перемену времени года только по почти исчезнувшей одежде на посетительницах и по сладкому, кружащему голову запаху деревьев с белыми цветами, что сопровождал его по вечерам.
В начале июня позвонил Карел. Они общались нечасто и коротко, лишь давая знать, что живы и все в порядке. Но тут он был взволнован и встревожен.
— Лех, Василина тебе не звонила, случайно?
— Нет. А должна была?
— Не знаю. Она пропала. Оставила записку, типа, не ищи меня, вернусь сама завтра, надо подумать.
— Кто знает, куда она могла пойти?
— Никто. Подруг нет, на работе взяла отгул, Ульяна на месте.
— Отгул и Ульяна – это серьезно. Если бы что-то случилось, то это было бы неожиданно, и отгул не взяла бы. Если бы собиралась не вернуться – взяла бы Ульяну.
— Да? И правда… Что-то я от испуга совсем соображать перестал, — Карел слегка успокоился, — так что я, действительно, подожду.
Лех тоже встревожился. После прекращения разговора он попытался рассчитать, что могло послужить причиной странного поведения Василины, но для качественного анализа ситуации фактов было слишком мало.
Перезвонил Карел на следующий день, снова взволнованный, но радостный, сияющий, как начищенный курсантский значок:
— Вернулась Васька! Говорит, подумать надо было, не хотела меня затруднять, глупая девчонка!
— В чем же было дело? – у Леха тоже отлегло от сердца.
— Беременная она, переживала, как я восприму. Отлично же! У нас будет ребенок! Девочка! Дочка!
— Это хорошо?
— Конечно!
— Тогда я должен вас поздравить.
— Должен? – Карел посерьезнел, — Или хочешь?
Лех смутился:
— Хочу. Но, вроде же люди так говорят – должен…
— Понимаешь, поздравления приносят радость, когда идут от чистого сердца. Конечно, можно и по велению долга поздравить, например, нелюбимого начальника с пятидесятилетием, но тогда это должно быть официально, парадно и торжественно. А так ты ничего нам не должен. Впрочем, нет, должен жить и быть счастлив. Уяснил?
— Да. Я хочу вас поздравить. Мне действительно нравится, что у вас все хорошо.
— Вот то-то же, спасибо! Все, я побежал, пойдем на осмотр.
Сзади неслышно подошла Энн:
— Воспитывает?
— Воспитывает, — согласился Лех.
— Хороший мужик. И будет хорошим отцом.
Они немного помолчали, потом Энн встрепенулась:
— Я вот чего… У нас следующий выходной совпадает. Поедешь со мной?
— Поеду, — Лех согласился без раздумий.
Вечером перед выходным Энн попросила:
— Нарежь своих замечательных бутербродиков, я там чего-то съедобного принесла. Пока Лех нарезал хлеб, сыр и колбасу, Энн успела переодеться.
— Ну что, не передумал? Тогда поехали. Я веду.
Немного попетляв по окраинным улицам и промзоне, привыкнув к немалому весу седока сзади, Энн вывела байк на загородное шоссе. Тут Лех впервые почувствовал, что такое скорость. Не обездушенная скорость космических кораблей, не равнодушная скорость флаера, а живая, яростная и веселая скорость трассы, когда асфальт податливо ложится под колеса, и ветер рвет волосы, и мир принимает в себя, и ты становишься частью этого ревущего летящего мира.
Леху стало понятно, почему Энн каждый выходной с маниакальным упорством срывается в путь. Еще больше он проникся этой поездкой, когда в ночи они жгли костер, сидели молча и смотрели в живое ласковое пламя, думая каждый о своем. А может, вместе об одном и том же, кто поручится в этом? Когда вставало солнце и капли росы дрожали на тоненьких травинках, и в каждой капле отражались перевернутые они сами. Когда они плескались в лесном ручье и Энн ежилась от холодной воды и потом отогревалась на поляне в солнечных лучах. Когда потрошили шуршащий сверток с бутербродами и, смеясь, подбирали крошки.
Лех подумал, что готовить все-таки придется научиться. На курсы какие-нибудь записаться, что ли?
На обратную дорогу Энн уступила ему место за рулем. Когда кончились лесные тропы, и они выехали на шоссе, Энн убедилась, что Лех ведет ровно, устойчиво и неожиданно спросила:
— Ты можешь вести одной рукой?
— Да.
— Подними одну вверх, — Энн оперлась о его плечи, подтянулась, встала на одно колено, и поднялась в полный рост, держась только за вытянутую вверх ладонь.
Больше всего в этот момент Леху хотелось сдернуть чокнутую девчонку с высоты, перекинуть через плечо и увезти домой, но он сдержался, и лишь сжимал ее пальцы в своих, пока она кричала что-то радостное и ликующее.
Наутро на работе Энн рассказывала о поездке, и как там было страшно, и как быстро они ехали, и какие там комары…
Лех впервые подумал, что с этим болотом под названием «Банк Атлантис» пора прощаться.
Очень быстро, еще до прилета в город, Лех понял, что если он будет внимательно слушать все то, что произносит сотрудник бухгалтерии, то рискует сам разучиться разговаривать и потерять способность мыслить. Поэтому он попробовал фильтровать ее голос. Не получилось – дама еще время от времени задавала вопросы, на которые нужно было отвечать, и, если ответа не получала, начинала теребить за рукав и ахать, что бедного мальчика, то есть его, Леха, заморили бессонницей и он спит на ходу. Попробовал настроить избирательную фильтрацию с обязательной записью предложений с вопросительной интонацией и, прежде чем ответить, просматривал записанный вопрос. Вроде, стало получаться. Дальнейшие эксперименты по социальному взаимодействию прервало приземление флаера у здания с вычурной надписью «Банк Атлантис» и со статуями голых девушек на фасаде.
— Посмотри, какие у нас кариатидочки, — с гордостью провозгласила дама и повлекла Леха внутрь.
Мимо входа в бело-зеленый операционный зал она провела его полутемным коридором в кабинет директора. Сам директор сидел за столом, обвешавшись вирт-окнами с бесконечными столбиками цифр. Отодвинув их в сторону, он уставился на вошедшего киборга, словно пытаясь вспомнить, кто этот рослый парень и что он тут делает. Маргарита Ивановна за спиной подвала какие-то знаки вращением глаз и размахиванием полных рук.
Видимо, вспомнив, или бухгалтер все-таки подсказала, директор обрадовался:
— Ааа, это и есть наш новый охранник! Скажите, молодой человек, а вы не слишком ли молоды для такой ответственной работы?
— Я DEX-6, мы все выглядим примерно на один возраст.
— А, ну да, ну да, помню, рекомендации у вас хорошие. Давайте документы, отдел кадров вас оформит. Работа ответственная, но простая: находиться в пультовой, мониторить камеры наблюдения, при необходимости реагировать соответственно. Оплата по ставке третьего разряда, после испытательного срока поднимем до второго. Первый только в случае расширения отдела. Согласны?
Лех понятия не имел ни о третьем разряде, ни о оплате по ставке, но на всякий случай кивнул.
— На квартиру определите его к Анне, курьеру. Покажите рабочее место. Возьмите комм. По всем рабочим вопросам, Алексей, обращайтесь ко мне, по бытовым и личным – к Маргарите Ивановне, — понять, к кому обращается директор можно было только по переводимому взгляду.
— Пойдем, голубчик, пойдем. Вот, Алексей, а то все Лех да Лех, грубо как, некрасиво, Лёшечка, значит, смотри, как приятненько, Лёёёшечка!
Следуя за Маргаритой Ивановной по коридору Лех подумал, что Лёёёшечка, пожалуй, может сойти за один из вариантов имени, и отзываться он на него будет, но все равно останется Лехом. Ведь это его имя, он сам его выбрал, а люди могут называть как угодно, тем более, что это начальство, пусть развлекается.
В маленькой комнатке с табличкой «Для персонала» молоденькая девчонка, уткнувшись в планшет, пила чай. От чашки распространялся запах не только чайных листьев, но и какой-то еще, как от зубной пасты.
— А сейчас мы познакомим тебя с нашей Ааанечкой! Анечка, это Лёшечка, наш новый охранник, он будет жить у тебя.
Взгляд девчонки метнулся по сторонам, а потом она захлопала ресницами, прикрывая испуг. Ох, не нужен он ей, совсем не нужен. Боится. Не бойся, глупая человеческая девочка, я не сверну тебе шею, мне от тебя ничего не надо, ни денег, ни секса, только крышу над головой, и то только потому, что у вас такие нелепые правила, и в пультовой вполне можно жить, и спать в кресле лучше, чем стоя у холодной бетонной стены, а у него и такое было…
Девчонка блеет что-то вяло протестующее, бухгалтер слащаво ее уговаривает. Не уговаривает, ставит перед фактом. Девочка, все решили и за тебя, и за меня.
Однако, при упоминании, что он киборг, Анна слегка успокаивается. Кого же она так боится? Мужчину у себя в доме? Или просто постороннего?
Лех внутренне содрогнулся, вспомнив статуэтки у подруги Карела и что вышло из его к ней визита. Содрогнулся и дал себе обещание не прикасаться ни к одной подобной штучке, и для надежности еще и установил программный запрет, как на взрывчатку.
Сейчас же ему остается только плыть по течению и ждать, куда вынесут сиропные волны, распространяемые Маргаритой Ивановной.
Отправив Леха к мониторам, а курьершу с пакетом по адресу, Маргарита Ивановна удалилась, полная удовольствия, что все так хорошо складывается.
В пультовой Лех осмотрелся: обычная система наблюдения, одна камера выходит в операционный зал, одна над входом и еще одна смотрит на зарешеченное окно возле туалетов. Сходил посмотрел поближе, зачем направлять камеру на окно, да еще и забранное решеткой? Оказалось, что в метре под окном находится крыша перехода в соседнее здание. В столовую – определил Лех, приоткрыв фрамугу. Тут же закрыл ее снова – звякнула сигнализация. Чтобы работники банка не волновались, по выданному комму сделал общее оповещение: «Идет проверка защитного контура». Проверил камеру в операционном зале, довернул ее на шесть градусов влево, в направлении входа. Девочки-операционистки в одинаковой бело-зеленой униформе живо заинтересовались им, во всяком случае, от четверых он поймал несомненные сигналы, прямо говорящие: «Посмотри на меня». Ни один из сигналов его не привлек, ему больше интересно было, кто такая Анна и почему ее жесткий холодный взгляд так контрастирует с пронзительным писклявым голоском?
Программа взлома всяческих шифров и паролей стояла у него еще с «Грома». Но с местной базой данных учета населения он возился почти три часа, но незаметно взломать так и не смог. Параноящая система либо стояла намертво, либо при первом же треске начинала истерить и обещала поднять тревогу на все полицейские участки и спецслужбы планеты.
Промаявшись и ничего не добившись, Лех пошел обходным путем. У него еще оставался открытый доступ к информационной сети «Грома», и, войдя туда с компьютера в банке, послал запрос в местную сеть на Анну, курьера банка «Атлантис», переадресовав ответ на себя же. Ответ в автоматическом режиме пришел буквально через пятнадцать минут. Лех прочитал данные на Анну Рид и глубоко задумался. В свои двадцать четыре года милая Анечка имела за плечами детдом и военную академию. Подростком участвовала в разведывательных операциях, потом, когда перестала казаться слабенькой малышкой, была в снайперском отряде. Нью-Гавайи, Мидгарт, Лепесток… Комиссована по ранению. Подверглась пластической операции по трансформации лица. Направлена для физической и психологической реабилитации сюда, на Фелицию, психологами подобран «домашний» коллектив, наиболее контрастирующий с тем, с чем она до этого сталкивалась.
— И теперь она пытается здесь ассимилироваться, — пробормотал Лех себе под нос, — что ж, мешать не буду.
В восемь вечера двери банка закрылись для посетителей. Служащие закрыли кассовые терминалы, закрыли хранилище, обесточили рабочие места… В восемь тридцать Лех закрыл за последним из них входную дверь. Прошелся еще раз по коридорам и залам, сканируя полутемные помещения на предмет затаившегося злоумышленника, взрывного устройства и прочих сюрпризов. Перевел камеры и сигнализацию на автономку, выведя сигнал на пульт ночной охраны и заодно себе на комм. Ровно в девять закрыл внутреннюю бронированную дверь и пять минут простоял в тесном, только и вздохнуть полной грудью, тамбуре, дожидаясь ответного сигнала от дежурных с поста.
Ровно в 9.05 вышел, подозревая, что ночевать ему придется на улице и уже готовясь к насильственному визиту в полицейский участок.
Однако же нет, девчонка ждала его, стояла, ежась, одетая слишком легко для пронизывающего ветерка ранней весны.
— Пошли, нам на воздушку.
Вот теперь все соответствует, голос и взгляд, оба они на двадцать градусов холоднее нуля. По Кельвину.
Вагон монорельса, разрисованный ярким красно-оранжевым граффити, шустро привез их в спальный район города. Контраст темных тихих дворов с залитым светом центром показалась Леху поразительным – раньше он такой разницы в освещении не наблюдал.
Несмотря на невидимые неровности поверхности, Анна ставила ногу уверенно, как будто то ли видела в темноте, то ли выучила все препятствия наизусть. Так же уверенно потянула на себя тяжелую дверь одного из подъездов многоквартирного дома. Внутри Леха ждало еще одно удивление – в подъезде пахло. Не моющим средством или ароматизатором, на крайний случай, табаком, пахло отходами человеческой жизнедеятельности, пылью и плесенью, разлагающейся фенолформальдегидной смолой и едой, давно пришедшей в негодность.
— Вот тут я и живу, — с уже въевшейся в голос горечью произнесла Анна.
Лех автоматически снизил чувствительность обонятельных рецепторов.
У входа в квартиру Анна протянула Леху ключ. Даже при свете трехваттной лампочки можно было разобрать, что он новенький, блестящий, со свежими царапинами вытачивания, запах машинного масла пробился даже сквозь гамму запахов подъезда.
— Входи, это теперь твой дубликат. Раз уж ты живешь теперь у меня, надо, чтобы имел свой ключ. Пробуй открыть, его надо наверх покачивать, тогда открывается.
Наклоненный в разболтанном замке на один градус восемнадцать минут ключ зацепил язычки, и дверь открылась. Квартира Анны являла собой еще один контраст, как с подъездом, так и с местом работы ее хозяйки. Там было чисто, очень чисто, до стерильности, и аскетически пусто. В единственной комнате был расстелен спальник, на нем лежала одежда, которую у людей принято называть домашней – тонкая футболка и шорты, на стене гвоздь с одинокой блузкой, точной копией той, что сейчас на Анне. Лех снял блокировку с рецепторов, принюхался.
В этой квартире не жили, сюда приходили только спать. Наводить чистоту и спать. Моющее средство, антибактериальное мыло, шампунь, слабый-слабый запах кофе.
— Проходи, будь как дома, — Анна подтолкнула застывшего столбом нового жильца в комнату и принялась тут же, возле двери, в крошечной прихожей, раздеваться.
Легкую курточку и форменную юбку аккуратно развесила на плечиках встроенной вешалки, остальное полетело на пол. Оставшись в одних трусах, Анна открыла дверь санузла и ногой затолкала сброшенное туда. Вместе с одеждой исчезли кукольные бровки, хлопающие глазки, улыбающийся ротик, «официальная» прямая спинка. Лех видел, что человек остался тем же самым, но она стала совершенно другой. Изменились динамические характеристики, изменилось выражение лица, изменилось настроение, изменился запах, и даже рост. На полтора сантиметра, но все-таки изменился. Появились экономные пластичные движения, жесткий прищур глаз, тщательно скрываемое раздражение некрупного, но смертельно опасного хищника, загнанного в угол.
Лех подумал, что если бы это преображение произошло не на его глазах, то, увидь он две эти версии девушки – принял бы их просто за не слишком похожих. Мало ли что фенотип один – суть разная.
Анна в несколько движений собрала турник в створе двери, размялась и начала подтягиваться. Лех со все возрастающим любопытством разглядывал ее ходящие под тонкой кожей жгуты мышц, длинные ноги, почти не подпрыгивающую небольшую грудь. Он знал, что люди вот так раздеваются либо у врача, либо с сексуальным партнером, но почему девушка разделась сейчас, понять не мог. Смущения нет. Сексуального влечения нет. Смотрит на него как на пустое место. Как на киборга. Обычного неразумного киборга. Лех попытался понять, обидно ему или смешно, пришел к выводу, что все-таки смешно, вот еще, обижаться. На каждого человека не наобижаешься.
— Зови меня Лех, — решил он обратить на себя внимание, может, она забыла, что он разумный, люди часто бывают рассеянные.
— Угу… — согласилась она и в свою очередь представилась, — а ты меня… Энн…
Все не Ааааанечка. И не Лёёёшечка.
Десять, двадцать, тридцать… Повисла, отдыхая.
— И, если вдруг на работе проболтаешься, какая я дома, я тебя убью. Сама лягу, но тебя убью, — проинформировала Энн Леха.
Лех чуть не рассмеялся – человек вздумал угрожать киборгу. Хотя, нет, не угрожает, а именно информирует. Для нее показать обществу себя истинную гораздо страшнее, чем погибнуть в бою. Интересно, это действительно так, или сиюминутное решение, которое рассыплется при первой же опасности?
Лех не спеша подошел вплотную к Энн, почти касаясь собой ее обнаженной груди и глядя прямо в глаза. Очень осторожно взял за череп, под челюсть, чтобы нечаянно не передавить горло, на столь уязвимом органе даже погрешность в полпроцента давления может быть травмоопасной. Потянул на себя, отрывая от турника, перенес, практически протащив по себе, поставил сбоку. Очень вежливо попросил:
— Пропусти, пожалуйста, мне надо в туалет.
Энн вкручивающими движениями растерла челюсть и с едва заметной усмешкой произнесла:
— Надо же, а ты не безнадежен. Только словами не пробовал говорить, медведь косорукий?
Только потом она отступила в сторону, давая пройти.
Лех прошел в санузел. Душевая кабина, унитаз, раковина с краном, маленький многофункциональный прачечный комбайн. Паста, мыло, разлохмаченная зубная щетка, бутылка дорогого шампуня, под раковиной средства для чистки и уборки. Расческа. Полотенце. Все.
Лех закончил осмотр, воспользовался удобствами и, споласкивая руки, уперся ладонями в раковину, рассматривая свое отражение в зеркале. Такое же лицо, как всегда, но под глазами залегли тени. Лех потер переносицу и внезапно понял, как он устал. Устал общаться с людьми, докапываться до их второго дна, устал от того, что все они не те, кем кажутся на первый взгляд. Эльфийская бабуля, собирательница статуэток, скрытная Василина, пилот этот странный, Маргарита Ивановна, кто знает, что скрывается под ее сладкими речами? Энн вот теперь. Как же просто и понятно было с Карелом.
Лех плеснул в лицо водой, помотал головой, стряхивая прохладные брызги и вернулся в комнату.
— Э, нет! Мы так не договаривались! – Карел отработанным до автоматизма движением задвинул Леха за спину, словно на него уже нацелилась толпа киберворов с реинкарнировавшим Ржавым Волком во главе, — он полетит нормально, в бодрствующем состоянии!
Пилот высунулся из люка снова, оценил серьезность намерений капитана и спрыгнул на землю. Лех тем временем таким же отработанным движением вывернулся из-за, в общем-то, ненужного укрытия и встал по другую сторону от Василины, прикрывая ее, и подальше от Карела.
— Аргументирую, — скучающим тоном начал пилот, — у меня семейные неприятности. Мне срочно надо забрать одну пятнадцатилетнюю девицу, возомнившую себя взрослой, из одного не очень хорошего места. Посему причина один: между прыжками я буду идти на четырех же, гравикомпенсаторы у меня барахлят, у пилотского кресла есть свои, у гибермодулей тоже. Там пассажир будет в безопасности. Причина два: я не хочу, чтобы кто-то посторонний видел ее истерики, а они, несомненно, будут. Тем более, что ее позор, как она посчитает, увидит красивый взрослый парень.
— Лех, вообще-то, киборг, не человек.
— Она не делает разницы между разумным киборгом и человеком.
— Откуда ты можешь быть так уверен?
— Я знаю. Не думайте, что ваш такой весь из себя уникальный. И причина три: у меня на троих элементарно не хватит места, а человека я в модуль не засуну. Исходя из этих причин либо ты летишь в модуле, либо вы звоните Кире, отказываетесь от моих услуг и ищете другой транспорт с тем уровнем комфорта, который сочтете нужным. Я все сказал. Думайте. – парень, мотнув хвостом цвета воронова крыла, ловко запрыгнул обратно в люк.
Карел вопросительно посмотрел на Леха.
— Не врет, — покачал он головой, — боится, почти паникует, но не врет. За девушку, наверное, боится. Я лечу.
— Подожди, — дернулась Василина, — у него неестественное сочетание белой кожи и черных волос. Он как будто скрывается.
— Да крашеный я, крашеный, — громко донеслось из корабля.
— Зачем? – так же громко спросил Карел.
— Жена меня таким больше хочет, — парень снова нетерпеливо выглянул, — ну, либо вы грузитесь, либо идете отсюда, мне каждая минута как серпом по яйцам.
Карел разрешающе кивнул, пилот тут же спустил трап:
— Поднимайтесь, можете проконтролировать погрузку.
В трюме стоял маленький флаер и четыре гибернационных модуля.
— Перевозкой киборгов подрабатываете? – неприязненно спросила Василина.
— Зачем подрабатываю? Когда-то это было основным моим занятием. Если демонтировать – центровка нарушится, надо будет плиты наваривать, на фиг заморачиваться. Занимай первый, он поудобнее.
Лех пристроил игрушку возле модуля, туда же поставил сумку с подарками «громовцев», быстро скинул куртку, поискал глазами, куда положить. Пилот потянул за неприметную петлю сбоку от модуля, и из стены высунулась система крючков и поперечных планок:
— Вешай сюда.
Лех повесил куртку, скинул футболку, удостоившись цепкого мазка взглядом по свежему шраму на груди, взялся за ремень. Василина отвернулась, но не ушла, и повернулась только когда Лех занял место в модуле.
Пилот зафиксировал ему широкими, обшитыми мягким пластинами бедра, таз, опустил зажимы на плечи, параллельно инструктируя:
— Смотри, руки свободны. На всякий случай: грудной и тазовый зажимы чуть придавил, и они отщелкиваются, нижний просто уходит назад. Вот тут, под правой рукой, кнопка открытия модуля, она одна, не перепутаешь.
Карел и Василина переглянулись – они впервые слышали, чтобы гибернационный модуль открывался изнутри.
— Случаи бывают разные, — словно поняв их недоумение, пояснил пилот, — вот пристрелили меня случайно, время гибернации закончилось, ты не смог выйти и задохнулся. Оно мне надо?
Тем временем он сноровисто отрегулировал валик под затылок и зафиксировал лоб дополнительным мягким ремнем.
— Откуда ты знаешь, что шея затекает? – тихо спросил его Лех.
Пилот криво усмехнулся и так же тихо ответил:
— Знаю. Просто знаю. — и, уже нормально громко, — Если в гибернацию помещается истощенный киборг или очень надолго, то активируются системы питания и удаления отходов, и таким образом, модуль становится автономным и поддерживающим жизнеобеспечение хоть на протяжении года, конечно, при условии целостности корабля. Но тебе сейчас этого всего не надо, ты здоров и полет не продлится больше восьми дней. Электроимпульсы поддерживают тонус мышц, вентиляция принудительная, вышел – и как огурчик.
Последним жестом он приклеил на виски Леха полоску поперек глаз, пояснив:
— Это чтобы веки не открылись, и роговица не пересохла. Готов?
— Угу, — Лех, несмотря на нервничающих людей, был спокоен. Ну, нервничают, было бы из-за чего. Восемь дней сна – не первый раз.
Крышка модуля опустилась, и для Леха настала тьма.
Когда тьма рассеялась, как всегда, показалось, что прошло всего несколько минут, хотя процессор исправно отсчитал чуть больше шести суток. И, как всегда, нещадно пересохло в горле и носоглотке. Пилот, уже не торопящийся, но снова нервничающий, удалил закрывающую глаза полоску, отжал крепления и протянул бутылку минеральной воды. Лех вышагнул из модуля, принял бутылку, свернул ей пробку и с жадностью напился. Откашлялся, пробуя голос:
— Сейчас я опять спрошу, откуда ты знаешь, и ты опять ответишь, что просто знаешь.
— Ну да, — легко согласился парень, напряженно к чему-то прислушиваясь.
— Ты, случайно, сам не киборг? Например, Bond?
— Что? Bond? Я? – пилот фыркнул, — Кому скажи, обсмеются, агент 007, секс-символ без страха и упрека. Нет, можешь быть спокоен, я точно не Bond. Одевайся.
Во внутреннюю дверь трюма прилетело что-то большое и звенящее, словно миска из тонкого металла. Пилот вздрогнул:
— Слушай, твои провожатые еще не приехали, посиди на трапе, а? Там кофе и мороженка. Или походи… Мышка скандалить удумала, в космосе не рискнула. Знает, что на планете может от меня сбежать на улицу.
Лех покосился на свою игрушку, но плюшевая мышь исправно сидела возле модуля и скандалить не думала. Очевидно, сказанное относилось к неведомой семейной проблеме. Но почему не рискнула скандалить в космосе?
— Ты ее бьешь?
— Кого? Серафиму? – пилот вытаращил глаза в изумлении и покрутил пальцем у виска, — Я ей по ушам езжу. Долго и нудно читаю нотации. И в рубке от меня не деться никуда.
Будто в подтверждение донесся девичий крик:
— Аааа! Выпустите! Замуровали, демоны!
Пилот снова вздрогнул, хлопнул Леха по плечу: «Погуляй, а?» и исчез за дверью. Лех задумчиво посмотрел ему вслед. Искренности в этом крике было не больше, чем у актеров сериала к пятисотой серии. Сказать ему об этом, что ли? Или сами разберутся?
Лех обошел маленький кораблик, сел на ступеньку трапа, где уже действительно, стояла чашка кофе, причем натурального, с красивой бежевой пенкой и лежал увесистый брикет мороженого. Из открытого люка доносились звуки скандала.
— И вообще ты не можешь меня воспитывать, ты мне не отец! И вообще… — голос на мгновение запнулся, потом девица продолжила, — не отец! Только мама может меня воспитывать!
— Мать об тебя руки отобьет, — голос пилота был спокоен, гораздо спокойнее, чем минуту назад при разговоре с Лехом. Видимо, нахождение семейной проблемы на глазах успокаивало.
— Она скалку возьмет. Мне пятнадцать! Я уже могу полететь с друзьями на концерт, с тринадцати лет могу сама!
— Мышка, у нас гость, не ори так сильно, будь культурной девочкой.
— Гость – это хорошо! Мне к культуре приобщиться не дали! Помогите! Меня похитил отчим!
— Не поможет, он на моей стороне.
— Да? Ну ладно. Я буду буянить! Я твоего искина защекочу! Я на диету сяду!
И снова звук чего-то металлического, на этот раз как будто рухнула коробка с гаечными ключами.
— Так, достала!
Послышался звук возни, придушенный писк и ледяной голос пилота:
— Смотри, дура!
Забубнил головизор. Шла какая-то новостная передача, скорее всего, парень пустил ее в записи.
«На этно-фестивале… задержана большая группа подростков… злоупотребление наркотиками… навсегда закрыта дорога в престижные учебные заведения… штраф…»
Девушка притихла. Потом убито и пристыженно произнесла:
— Я поняла. Прости за скандал, — и, словно вскинула голову, — все равно сам дурак. Надо было мне это сразу показать.
— Проехали. Больше не будешь щекотать искина?
— Не буду. А чего ты такой вороной? С самого начала хочу спросить, но все некогда.
— Да, конечно. Сначала ты дулась, потом орала. Ладно, не напоминаю. Да за…эээ… задолбало башкой на полгалактики светить.
— Ага, — девушка хихикнула, — а я думала, на тебя на такого у мамы стоит больше.
— Тогда уже лежит, — машинально ответил парень и спохватился, — эй, порядочные девчонки не должны знать такие вещи о своих родителях!
— А я не порядочная, я умная и хитрая. Кстати, о родителях. Давно я вас вместе не наблюдала в приятном месте.
— Кстати, о приятных местах. Как только мне починят гравикомпенсаторы, мастера я уже вызвал, мы двинемся на Иллирию. Рита уже почти там.
— Уиииииии!!!! – восторженный визг перешел в ультразвук и тут же сменился горестным, — Но папа… у меня нет купальника. И вообще ничего нет, даже зубной щетки, даже носового платка. Ты же меня без рюкзака забрал.
— Купальник лучше покупать на месте, выбор больше будет. А на зубную щетку и носовой платок я тебе дам сейчас. Тут на тебя лимит в полтысячи, держи.
— Уии, ты самый лучший папа во всей галактике!
— А кто тут только что вопил «памагитиспаситипахитили»?
— Я. Но если бы я так думала всерьез, я бы вопила когда ты меня забирал, а не сейчас, вдалеке от всех.
— Я знаю. Беги давай.
Через мгновение девушка, завернутая в многочисленные пестрые юбки-блузки и обвешанная звенящими бусами, ракетой вылетела из люка и налетела на Леха, который все это время, вгрызаясь в мороженое, с наслаждением прислушивался к перепадам девичьего настроения.
Налетела и кувыркнулась бы через голову, Леху пришлось, зажав мороженое в зубах, поймать ее. В результате перед его носом оказались загорелые коленки, а голова где-то под трапом. Коленки задрыгались, и Лех бережно опустил их обладательницу в правильное положение.
— Ух ты! – в глазах зажегся огонек интереса, — Это ты и есть папин гость?
— Мышка, Лех киборг, ему девять лет, — вдогонку пояснил пилот.
— Ааа, круто! –интерес сменился азартом, — Ты к нам надолго?
— Нет, я здесь схожу.
— Жаль, ты бы меня нырять правильно поучил. Ладно, пока! – она рванула к стоящему в полукилометре торговому центру, звучно хлопая твердыми подошвами босоножек.
— Вот такая егоза, — пилот присел рядом с Лехом, тоже с чашкой кофе в руке и пожаловался, — трудно с ней. Деятельность через край. В школе год за годом кубок лучшего ученика, ей все легко дается, времени остается много на всякие проказы, вот и во всякие дырки норовит влезть. Может, ее на экстернат перевести и в школу журналистов отдать? Или на Иллирии оставить в мореходке? Ладно, не бери в голову, я сам не знаю, что делать. А вот, кажется, и за тобой. Хорошо, что не минуту назад, был бы культурный шок у человека.
Из приземлившегося флаера неспешно выбралась дородная женщина. Одетая в строгий костюм, она разговаривала, странно добавляя уменьшительные суффиксы:
— Голубчик, ты только не улетай, я сейчас быстренько, только мальчика заберу. Потом мы сядем и спокойненько вернемся обратно.
Женщина, очень хотелось применить к ней слово «дама», подплыла к сидящим. Пилот вскочил и начал поправлять на себе одежду, на взгляд Леха, совершенно излишне, все и так было в порядке.
— Здравствуйте, мальчики! DEX-6 Лех кто из вас?
— Я, — Лех тоже поднялся.
— Я Маргарита Ивановна, сотрудник бухгалтерии банка, где у тебя теперь есть работка. Какой ты худенький и бледненький! – заключила она, задрав голову, разглядывая Леха.
— Я в физиологической норме, полностью здоров.
— Вот и славненько, я за тобой, бери свои чемоданчики, полетели.
— У меня нет чемоданчиков, — Лех все успешнее запутывался в ее речи.
— Как. Совсем нет вещичек? – огорчилась дама.
— Только сумка.
— Так бери же сумочку и пошли, там отчетик без меня не делается.
Лех сходил за сумкой, снова подошел к трапу, на котором пилот делал страшные глаза в тщательной попытке не разразиться хохотом.
— Я пошел. Спасибо. Вот, возьми мышку Мышке.
— Ага, держись. Если что, ты можешь найти меня через Киру.
И Лех ушел, сопровождаемый сотрудником бухгалтерии, которая взялась перечислять ему, что же должно быть в чемоданчиках у мальчика при переезде на другую планеточку.
Утро началось с блямканья видеофона.
Вначале пришло письмо от Василины. Там она, по-прежнему краснея пятнами, сообщала:
— Доброе утро, Карел. Я уволилась, и теперь мне ничто не мешает разводить шашни, поскольку данное рабочее место больше таковым не является. Поэтому приглашаю вас на свидание. В программе катание на флаере, просмотр прогнозируемого астрономами затмения и секс под пение Ульяны. Если вы согласны, в течение дня дайте ответ, и я залечу за вами в восемь. Если нет, то просто промолчите.
Карел почесал в затылке:
— Откровенно. Очень. Вы вдвоем меня с ума сведете, пока я разберусь, что с вами делать.
— Зачем с нами что-то делать? Мы сами.
— Правильно, вы сами кого хочешь уделаете, пошли кофе пить.
Карел ворчал, но злости в его голосе не было. За кофе он положил в центр стола комм и раскинул над ним карту города.
— Вот смотри, нам надо побывать тут, тут, тут, и вот тут, — он тыкнул пальцем в четыре точки на карте, — построй оптимальный маршрут. Транспортное средство любое.
Лех с легкостью вычертил кратчайшую линию, начинающуюся от дома Карела и соединяющую места назначения, и с немым вопросом посмотрел на капитана – задание было совсем легким.
— Неправильно. Прежде всего, надо было поинтересоваться, зафигом нам эти точки. Точка номер раз: больница, в которой тебя лечили, ты записан на плановый послеоперационный осмотр, время приема с двенадцати до двух. Точка номер два – ремонт коммов, мой уже давно пора туда сдать. Работает с восьми до десяти утром и вечером. Точка номер три – «Бериешка» — ресторан быстрого обслуживания, перекусить в течение дня. Точка номер четыре…
Их разговор прервал звонок.
Карел активировал прием. Звонил комроты Василины. С суровым видом лейтенант начал:
— Доброе утро. Вот что, капитан, если ты девочке голову морочить вздумал, то лучше брось, пока не начал, а то я на звания не посмотрю. Отвали по-хорошему, я ее обратно приму, нечего жизнь человеку ломать.
Карел тоже посерьезнел:
— Я пока и сам не знаю, какие у меня намерения, пообщаться надо. Но поматросить и бросить не входит в мои планы. Либо ничего, либо самые серьезные отношения.
Комроты чуть отмяк, но тут по второй линии пришел срочный звонок от дежурного по «Грому». Карел наскоро извинился и переключил прием.
— Капитан, вызов. Бытовой терроризм, дети в заложниках, объект из военных пенсионеров, нетрезв, требования нечетки, в действиях непоследователен, обвиняет жену в измене, угрожает взорвать противопехотку. Флаер выслан.
— Выхожу! – Карел сорвался с места. Наскоро одеваясь, он инструктировал Леха:
— Дай ответ Василине, скажи, вызвали, если освобожусь, то буду. Делай что хочешь, сиди дома, или гуляй, только квартиру не взорви. Я ушел…
— Я с тобой! – поднялся Лех.
— Вот еще! Ты не числишься в «Громе».
Карел выскочил за дверь, с грохотом ее захлопнув.
Лех кинулся к окну чтобы увидеть, как Карел запрыгивает в толком не севший флаер. Проводил взглядом рванувшийся ввысь двухместный аппарат и ощутил нелогичное чувство потерянности. Нелогичное – потому что вчера вечером он ведь уже оставался один здесь, в пустой квартире, и ничего подобного не испытывал. Проанализировал ощущения и понял, что потерянность возникает от того, что хозяин на задании, а он здесь, как ненужная вещь, как поломанный бластер. Вздохнул и решил позаботиться о важном для него человеке хотя бы по его приходу, например, приготовив еды. Что готовить – вопроса не возникало, конечно же, самое вкусное, что до сих пор пробовал – жареную курицу.
Но сначала – письмо Василине. Надиктовав все так, как велел ему Карел и отправив файл, Лех полез в инфранет за рецептом.
Рецептов было много, разной степени сложности. Лех выбрал самый простой, в состав которого входило меньше всего продуктов. Внеся список в память, он отправился в магазин.
На улице одному было страшновато, но все-таки уже не так, как тот первый раз возле больницы. Ах да, больница, нужен осмотр, значит, надо туда идти. Хотя осмотр совсем не нужен, он чувствует себя прекрасно, но раз нужно врачу, он, Лех, сходит. Ему не трудно. И совсем не страшно. Ну идет себе парень по улице, кто знает, человек он, или киборг. Главное – не входить в боевой режим. И инфракрасное зрение не включать, и все будет в порядке.
Лех засек время – начало одиннадцатого. В больнице ждут с двенадцати, значит, он успеет сходить в магазин и пешком дойти до больницы. А уже оттуда сядет в городской автобус или вызовет такси, он уже знает, как это делается. Распланировав маршрут, Лех пошел в магазин.
Первым продуктом в списке было «возьмите среднюю курицу». В холодильнике с морожеными курами Лех честно выбрал самую среднюю, как по вертикали, так по горизонтали, тем более, что она была самая большая, почти три килограмма весом. Остальные на ее фоне казались недоросшими. А чем больше курица, тем больше вкусной еды получится. Соль, он помнил, у Карела была, оставался перец. И тут он надолго задержался у стойки с пряностями. Перец был. И было его слишком много: перец черный горошком, перец черный молотый, перец зеленый, перец розовый, смесь перцев, перец чили, перец паприка, перец душистый, перец халапеньо сушеный кусочками, перец скорпион Тринидада сушеный… Вот на последнем Лех и остановился. Потому что название понравилось – как это, перец и вдруг скорпион?
Все, теперь к врачу. Лех дошел до знакомой больницы, нашел врача, который приходил на осмотры, разделся, показав шрам с уже почти отвалившейся корочкой, дал обследовать себя диагностом, выслушал, что все в порядке и можно больше не приходить, подумаешь, он это и так знал, оделся и ушел.
Домой вернулся на такси. Карела еще не было, и Лех приступил к готовке. Тщательно сверяясь с рецептом, он обмазал курицу солью и перцем, положил на противень, включил духовку поворотом ручки на двести градусов отклонения от вертикальной оси и выждал положенные десять минут. Потом, опять же, согласно рецепту, перевел ручку в положение сто восемьдесят градусов отклонения и постарался забыть на полчаса. Забыть не получилось. И дело даже не в том, что готовящая курица напоминала о себе сначала запахом горелого пластика, а потом запахом горелого мяса, а в том, что не получилось, и все тут.
Лех расстроился, дождался звонка таймера, вытащил противень с курицей, так непохожей на ту, в больнице и отломил ножку. Воняющая пластмассой и сверху сгоревшая до углей тушка внутри сочилась кровью, а когда Лех все-таки укусил кусочек, оказалась горькой до невозможности. Раздосадованный, Лех хотел было выбросить несъедобную еду в утилизатор, но передумал и оставил на столе, чтобы спросить – что он сделал не так?
Для Карела пришлось нарезать бутербродов с колбасой, тут сложностей не возникло. Во избежание порчи спрятав бутерброды в холодильник, Лех открыл третье видео из адаптационного курса.
Флаер, привезший Карела, приземлился во дворе около пяти вечера. Лех, опять же, выглянув в окно на знакомый звук, увидел, как капитан неловко выбрался из машины, ровно по линеечке пересек двор и скрылся в подъезде. Через несколько минут щелкнула входная дверь и Карел так же ровно по линеечке внес себя в комнату. Расплывающимся взглядом посмотрел на оторопевшего Леха и доложил:
— Я бухал. Мы бухали. И обсуждали, какие бабы суки. А потом он того, — последовал жест кулаком пальцем вниз, — ну я его и того, — жест, припечатывающий сверху, — ибо кто к нам с того, тот от того и того.
Карел икнул и попытался сползти по стеночке, но Лех не дал ему это осуществить, подхватил, усадил в кресло.
Карел сфокусировал на нем взгляд и обрадовался:
— О, Лех, слушай, будь другом, сбегай в аптеку за отрезвином.
Лех сорвался с места. На этот раз он не пытался маскироваться под человека, бежал со всей возможной скоростью, по кратчайшей, перепрыгивая через скамейки и не замечая, как перепуганные пожилые женщины машинально, неосознанным движением, крестятся ему вслед.
Когда Лех прибежал с лекарством обратно, Карел на кухне раздербанивал курицу, вытаскивая нормальную прослойку на границе горелого и сырого.
— Что-то меня на хавчик пробило. Давай сюда отрезвин.
Карел закинул в рот сразу две таблетки и припал к крану. Минуту сидел неподвижно, потом снова икнул, побледнел, потом покраснел, медленно принял обычный цвет и вытер ладонью пот со лба.
Облегченно выдохнул:
— Ффух, ну и дрянь этот домашний самогон. Лех, прошу тебя, не пей самогон с террористами, — удивленно посмотрел на курицу, пожевал губами, словно ловя послевкусие и решительно перевалил все в утилизатор, — Ну и гадость же ты приготовил. И не готовь. Если только не захочешь сварить оружие массового отравления.
— В холодильнике бутерброды есть, — Лех был почти счастлив от того, что Карел вновь в нормальном состоянии, видеть его пьяным было непривычно и неприятно. И хотя Лех не ожидал от хозяина, хорошо, бывшего хозяина, никаких отрицательных действий по отношению к себе, его самого было жалко. И это было неправильное чувство. Хозяина надо уважать, гордиться им, а не жалеть. Впрочем, он же не по своему желанию напился, а по работе, вон, сразу отрезвин принял. Так что гордиться, гордиться, и еще раз гордиться. И уважать. Не помешает. Лех улыбнулся своим мыслям.
Карел между тем, вовсю наворачивал бутерброды:
— Самое то, венец твоих кулинарных возможностей. Сам ел? Налегай.
Вдвоем они опустошили блюдо. Потом Карел зевнул, неодобрительно посмотрел на комбез в неаппетитных пятнах, понюхал одно, масляно блестевшее на плече:
— Как у меня шпроты на плечо попали? Хрен их знает, фу! Пойду я прилягу, разбуди меня, пожалуйста, ровно через час.
Раздеваясь на ходу и роняя детали одежды, Карел добрел до кровати и в одних трусах упал и заснул. Или сначала заснул, потом упал, Лех так и не понял. Но выдрал из-под спящего мертвецким сном человека покрывало, прикрыл его, сидел рядом, в наушниках слушая окончание недосмотренной лекции, и ровно через час разбудил.
Карел привел себя в порядок и к восьми выглядел как обычно аккуратно и собранно, даже не в форме, а в джинсах и тонком свитере.
— Я тебя опять бросаю одного. Хреновый из меня воспитатель разумных киборгов.
— Ничего страшного, мне полезно.
— Чем это может быть полезно?
— Я начинаю задумываться сам, что и как делать. В конце концов, ты же не в черной дыре пропал, тебе всегда можно позвонить, ведь правда?
— Правда, — на лице Карела проступило явно видимое облегчение.
Василина прилетела ровно в восемь.
Карел не вернулся ни в полночь, ни позже, только прислал текстовый файл: «Все в порядке, если что — звони». Вернулся только утром. Пахнущий женщиной и чужим мылом. В ответ на вопросительный взгляд поднявшегося Леха сказал:
— Знаешь, я, пожалуй, промолчу. Скажу только, что до аккомпанемента Ульяны мы не добрались. Вернее, добрались, но позже. Куда пойдем сегодня?
Весь день Карел провел с Лехом, но все чаще поглядывал на часы. Вечером снова ушел, пришел утром и с видом хирурга, отрезающего полуоторванную конечность (жалко, больно, но надо) выдал:
— Я тут подумал и решил, что раз все равно полезно, то пока поживи у меня. Сам. Я переезжаю к Василине.
Подумал, хмыкнул и добавил:
— Приручила. И в кинологическую роту вернулась, потому что не шашни, а все серьезно. А то надумала – в цирк дрессировщицей. Хрен вам всем работника терять. Ты как, справишься?
— Справлюсь, без проблем, — Лех в самом деле не видел ничего ужасного. Ну сам, ну подумаешь. Уже и не страшно, привык. И бутерброды нарезать умеет, и кофе заваривать. И по улице ходить справится. И вообще, у него лекции недосмотрены.
Карел собрал вещи, попрощался, в очередной раз взял обещание звонить, если что, и ушел.
Лех прислушался к себе – нет ли того неприятного ощущения брошенности. Нет, нету. Человек, пусть очень важный и нужный, занимается своим делом, он будет заниматься своим. У него тоже много дел. Стирать надо научиться. И наконец, узнать, зачем пришивают пуговицы.
Кира позвонила на следующий день.
— Привет! Как у тебя дела? Никто не обижает? – с места в карьер начала она.
— Привет. Нормально. Нет.
— Хорошо. Я нашла тебе место. Охранник в банке на Фелиции. Там знают, кто ты, обещают нормальные человеческие условия работы, зарплату, ну, и поскольку там с жильем сложно, пристроить к кому-нибудь из сотрудников. ОЗК на Фелиции известно и популярно. Полетишь?
— Да, конечно. Это далеко?
— В соседнем рукаве. Тебя заберет мой знакомый. Очень надежный товарищ, временами на нас работает. Можно доверять как самому себе, доставит до места и передаст прямо в руки, так что не бойся.
— Я и не боюсь, — Лех пожал плечами.
— А зря! Любой частник может оказаться кибервором и эксплуататором! Надо не параноить, но быть настороже.
— Хорошо, буду настороже, — покладисто согласился Лех.
— Вот и славненько, вот и чудненько. Тьфу, заразилась. Ты только там это, поменьше их слушай, если прям невмоготу станет, не срывайся, звони, перекинем куда-нибудь, лады?
— Лады, — опять согласился Лех, не понимая, зачем и куда срываться.
— Тогда завтра в полдень в космопорте, пилот сам позвонит. До свиданья, передавай привет вашему капитану.
— До свиданья.
Лех дождался отбоя, собрался позвонить Карелу, но передумал, не захотел затягивать проводы. Пока пусть идет все так, как идет, а хозяину он позвонит завтра утром.
Но утром Карел явился во плоти. Отодвинув плечом застывшего, словно пойманный на горячем, Леха, пропустил в квартиру Василину.
— Ну?
— Что?
— И когда ты собирался мне сказать? Или свалить по-тихому?
— Через час, — Лех виновато понурился, — чтобы вы успели приехать проводить, если бы захотели, но не успели бы разволноваться от ожидания.
— Дурень! Хоть бы с ребятами попрощался, а сейчас они заняты, – Карел щелкнул Леха по лбу, он, понимая, что провинился, не стал отдергивать голову, да и щелчок ногтем – это совсем не больно.
— Я потом позвоню, честно.
— Запугал парня, отвали, — Василина, одетая вместо формы в струящееся платье и жакет, оттеснила Карела и протянула Леху большую искусственную мышь.
— Держи, это Кира подсказала тебе подарить, говорит, вы мягкие игрушки любите. И спасибо тебе, что меня сдал этому несносному типу! – она обняла Леха, на мгновение окутав шлейфом легких духов и теплом. Тем теплом, которое внутри, Лех уже научился отличать это особенное тепло от температуры тела.
На космодроме им позвонил человек от Киры и велел подходить к посадочной площадке номер семнадцать.
Там стоял маленький корабль. Выглянув из люка, хмурый пилот бросил:
— Проходите в трюм. Полетишь в гибернационном модуле.
Когда Карел и Лех вернулись домой, их уже ждало письмо от Киры Гибульской.
Предназначалось оно Леху, но пришло на компьютер Карелу, так что смотрели они его оба. В коротком видеофайле глава ОЗК предлагала Леху выбрать фамилию для оформления документов, сожалела, что вакансии еще не нашлось и выражала надежду, что поиски долго не продлятся. Также к письму прилагался видеоархив адаптационных лекций, просмотреть который требовалось в ближайшее время. Карел скачал архив, просмотрел блоки занятий, названия лекций в некоторых блоках, наугад открыл одну из них, там молодой человек очень приличного вида рассказывал о налогах, закрыл, посмотрел на длительность архива и присвистнул:
— Эти полезные вещи длятся аж двести семьдесят часов. Может, ты их как-нибудь можешь запихнуть в процессор и освоить не смотря?
Лех отрицательно покачал головой:
— Нет. Запихнуть могу, не проблема, только будут лежать мертвым грузом. Чтобы узнать, что там – надо смотреть. Текстовые файлы можно освоить не читая, но не видео.
Карел заинтересовался:
— Почему так?
— Не знаю, так процессор работает.
— Ну, в общем, логично, хоть и непонятно. Когда в поисковике на компьютере вбиваешь слова из текста, текст находится; но когда, допустим, слова из фильма – то нет. Жалко.
— Мне тоже, — Лех не мог не согласиться с этим.
— Ладно, посмотришь, найдем время. Ты фамилию себе какую хочешь?
— Не знаю. Надо обязательно ее выбирать?
— Да, в документах нужна. Смотри, можно от названия группы образовать: Гром, или Громов. Лех Громов – звучит?
— Не знаю. А твою можно взять?
— Мою? – Карел был не на шутку удивлен, — Можно, но зачем?
Лех смутился:
— Мне кажется, так правильно будет, все-таки ты хозяин, пусть теперь и бывший.
— Вот только не надо изображать жертву Стокгольмского синдрома! Давай ты до утра подумаешь, и утром окончательно решишь. А сейчас не знаю, как ты со своим процессором, а я спать хочу.
Ночью Карел опять распихал подушки, сграбастал Леха, подтянул к себе поближе и успокоился. А Лех внезапно понял, что вот так, когда на плече лежит рука сильного человека, становится уютно и спокойно. Он постарался запомнить это новое ощущение и с ним и заснул.
Утром после кружки кофе Карел, сильно смущаясь, начал:
— Могу ли я попросить сходить со мной к кинологам? Хочу задействовать твои детекторы лжи, проверить, что хочет эта девочка.
Лех несколько секунд пытался понять, что не так, а потом сообразил: хозяин просит. Не приказывает, а просит. Да, не хозяин, но все-таки. Если бы даже и приказал по старой памяти, он, Лех, бы не обиделся.
— Да, конечно, я пойду с тобой. Почему ты не приказываешь?
— Я же теперь тебе не хозяин. Не начальство. Не полицейский. Мы же договорились, что я буду вроде старшего брата. И ты можешь отказаться, сказать – «не хочу». Попробуй как-нибудь, это может оказаться полезным.
— Не хочу. Не хочу говорить «не хочу». Во всяком случае, тебе. Попробовал. Мне понравилось.
— То ли еще будет. Все, хватит переливать из пустого в порожнее, надевай новую футболку и пошли.
Уже во флаере Карел переспросил про фамилию.
— Я могу выбрать ту, которую хочу?
— Да, конечно, — Карел, предчувствуя повторение вчерашнего, слегка напрягся.
— Тогда я выбираю твою фамилию.
Карел перевел флер на автопилот и обернулся к киборгу:
— Понимаешь ли ты, что моя фамилия у тебя будет постоянно напоминать обо мне? О твоем бывшем хозяине, который отдавал приказы, гнал тебя под выстрелы террористов, оставлял на ночь в тесной ячейке, который почти убил тебя?
Лех непонимающе смотрел:
— Это нормально. Как вы говорите – это не мы такие, это работа такая. И не убил ведь. Наоборот, отвез, чтобы починили. Вылечили.
Карел только рукой махнул:
— Фиг, захочешь — потом поменяешь, — и снова включил ручное управление.
У кинологов Карел прошел сразу к комроты и попросил вызвать Василину Ильину.
Еще молодой, но уже начавший седеть старлей по-простецки гаркнул куда-то вглубь коридоров, откуда тянуло слабым запахом зверя:
— Васька, иди сюда!
— Иду, минуту! – раздался девичий голос, и очень скоро обладательница его, одетая в рабочий комбинезон, влетела в кабинет мимо Карела так, что он остался за ее спиной и затормозила, поняв, что в помещении, кроме непосредственного начальства, находится кто-то еще. Вытянулась перед комроты и бодро отрапортовала:
— Младший кинолог Ильина по вашему приказанию прибыл!
— Вольно, — скомандовал Карел и кивнул комроты, — пожалуйста, оставьте нас на пять минут, у нас частный разговор.
Василина развернулась к нему и, узнав, побледнела, но скулы и уши заполыхали ярким кумачом.
Комроты оглядел разноцветную подчиненную, погрозил ей пальцем и вышел, напоследок оценивающе поглядев на Карела.
Карел присел на край стола и ногой подтолкнул в сторону Василины офисный стул на колесиках. Тот подъехал, едва не задев ее по ноге.
— Присаживайся, я здесь не как начальство и инспекций устраивать не буду.
Василина предложение проигнорировала, оставшись стоять, только уцепилась за края карманов на штанинах комбинезона.
— Что же, спрашивать, узнала ли ты меня, думаю, нет смысла. Поэтому позволь пригласить тебя сегодня в «Традицион».
Услышав название модного ресторана, Василина впервые посмотрела на Карела глаза в глаза и отчеканила:
— Не в моих правилах разводить шашни на рабочем месте, капитан.
Лицо ее оставалось бесстрастным, но голос дрогнул, и это дало Карелу дополнительный шанс. Он встал, подошел поближе, наклонив голову, посмотрел прямо в лицо:
— Хорошо держишь себя. Но немного не дотягиваешь. Поэтому считай приглашение рабочим тренингом по вербальному взаимодействию в нештатной ситуации.
— Вызов на тренинг оформляется письменно в форме заявки на сотрудника, — о каменное выражение лица Василины, казалось, можно было разбивать небольшие флаеры.
— Не вопрос, — Карел усмехнулся, — будет заявка. Еще могу дать письменное обязательство вести себя культурно, руки не распускать, грязные намеки сначала мыть, потом намякивать.
— Что делать? – обескураженно переспросила Василина.
— Намекать, — Карел обрадовался маленькой победе – девушку удалось вызвать на проявление хоть каких-то эмоций.
— Вы серьезно? – выражение глаз на долю секунды стало удивленным, потом в них заискрились смешинки, и через секунду она широко улыбнулась, — Если с официальной заявкой, то я готова за начальством хоть на край света!
— Вот и прекрасно. Тогда – до вечера. А сейчас вынужден вас покинуть – дела, дела.
На улице Карел спросил у последовавшего за ним Леха:
— Что скажешь?
— Сначала она испугалась, потом развеселилась и немного обрадовалась.
— Это когда я про заявку сказал, что будет?
— Да. Как будто переложила ответственность.
— Очень хорошо. Посмотрим, что будет вечером.
Во флаере Карел выдернул из комма вирт-окно и стал набирать текст обещанной заявки на сотрудника. Голограмма мерцала и вздрагивала, буквы выскальзывали из-под пальцев, видавший виды комм начинал уже задумываться о вечном. Лех недолго терпел это издевательство над здравым смыслом и предложил:
— Диктуй, я бесконтактно наберу.
Таким способом дело пошло гораздо быстрее, и уже через пару минут заявка была составлена, отослана командиру кинологической роты, а еще через пять им одобрена.
— До вечера, девочка-загадка, — попрощался с коммом Карел, в очередной раз заставив Леха задуматься о логике человеческого поведения.
— Теперь пошли гулять.
Весь день Карел и Лех гуляли по городу. Карел старался показать своему подопечному как можно больше аспектов человеческого бытия – начиная от покупок в магазине, заканчивая оплатой коммунальных платежей. Лех все старался запоминать, если становилось непонятно – переспрашивал, вдвоем они выстраивали цепочки вероятных событий «если что-то пошло не так». Ему все нравилось, в основном своей новизной – и бодрящий холодок у открытой витрины с колбасами, и многоголосый разговор пожилых женщин, желающих оплатить свет-газ-инфранет, и запах темных роз в цветочном магазине, где Карел купил экзотическую асцелльскую лилию и попросил упаковать ее в термоконтейнер.
Карел и сам наслаждался прогулкой, ведь, как ни крути, а вот так, никуда не торопясь, перемежая дела беседой, пусть даже и обучающей, он не гулял очень давно. К тому же с Лехом оказалось интересно разговаривать, он живо реагировал на окружающую обстановку, порой неожиданными вопросами ставя человека в тупик невозможности ответить, а почему именно так, а не быстрее, удобнее или проще. Так что к вечеру Карел чувствовал себя помолодевшим лет на пять минимум и заодно поумневшим на 10 пунктов IQ. Во всяком случае, ощущение шевелящегося мозга присутствовало явно.
Вечером, уже дома переодеваясь уходить, Карел чуть виновато спросил:
— Ты не будешь сильно обижен, если я не возьму тебя с собой?
— Я буду очень сильно морально страдать. И утешить меня сможет только торт-мороженое. А может быть, даже еще и пицца с морепродуктами.
Карел напрягся, но потом рассмотрел ироничную ухмылку и выдохнул:
— Да хоть клубника со сливками. Заказ сделать уже сумеешь, сейчас налички наскребу.
— Капитан, неужели ты думаешь, что у меня до сих пор нет номера твоей карточки и твоих отпечатков пальцев?
— Тогда справишься. Постой, а давно? И для чего?
— Давно. Просто так было, для интереса. Надо же мне себя было как-то развлекать? Карточкой, конечно, не пользовался, а вот с отпечатками в твой компьютер входил. И пароль мне тоже известен. Там у тебя много интересного.
— Так вот откуда ты Шмурдяка узнал!
— Конечно. Виктор Мудряков был в галактической базе и, когда сменил планету, не особо маскировался.
— Но ты нас тогда знатно удивил, когда посредине улицы вдруг начал процедуру опознания, — взгляд Карела упал на часы, — все, я побежал, никуда один не уходи, к полуночи буду.
Дверь за ним захлопнулась. Лех послушал удаляющиеся шаги и растянулся поверх покрывала на кровати: свою часть дела он сделал, дальше лезть в дебри человеческих взаимоотношений не имело смысла, слишком там все сложно. Пусть справляются сами. Лех активировал компьютер и сделал заказ в кафетерии.
Карел вернулся, когда кончился и торт-мороженое, и первые две лекции из обучающего курса.
Странно задумчивый, он долго ходил по квартире, умывался, хлопал дверцей стиралки, бесцельно переставлял кружку из-под кофе на столе у компьютера, а потом начал рассказывать:
— Очень странная девушка. Ясно одно – с ней не соскучишься. В вызове я указал – форма одежды парадная, подразумевая что-нибудь нарядное. Она пришла в парадной форме. Все как положено – белая рубашка, перчатки, шевроны, нашивки… Ни тени смущения, как так и надо. Хорошо, сам ступил, надо было точнее указывать. Сидели, что-то ели, какое-то мясо, разговаривали. О личном – ни слова, только о работе. О собаках своих она говорит много и охотно. И слушать умеет. Но видно же – когда начинаю говорить не о работе, да, она слушает, но как будто шажочек в сторону сделала, и слушает оттуда. Что хочет – так и не понял. Потом вроде чуть-чуть расслабилась и про свое домашнее животное рассказала. У нее шебский болотный моллюск живет, страшная, ядовитая, кусачая, прыгающая тварь. Ульяна. Потому что Уля. Улиточка.
Карел, до сих пор нервно дергающий браслет ни в чем не повинного комма, поднял на Леха растерянный взгляд.
— И мы поехали посмотреть Ульяну. Если девушка приглашает к себе домой на чай, кофе, посмотреть марки, котиков, улиточек – это завуалированное приглашение к сексу. Но не в этот раз. Посмотреть Ульяну это значило посмотреть Ульяну. И это скользкое бородавчатое блюдце выползает из тины к ней на ладонь и мурлычет.
— Шебская фауна издает звуки выше диапазона человеческого слуха, вы не могли ее услышать.
— Там преобразователь звука стоит. Посмотри по картотеке звуков, что бы это значило? — Карел издал вибрирующий звук, — Переведи в ультразвук и посмотри.
Лех открыл зоологический атлас по Шебе, недолго там копался и ответил:
— Действительно, доверие и удовольствие.
Карел пальцем подцепил вирт-окно, заставив голограмму шебского болотного моллюска закрутиться вокруг вертикальной оси.
— Приручила, значит. Интересно, сколько пройдет времени, пока она приручит меня – день, или хотя бы два?
Карел аж споткнулся от глубочайшего изумления.
— Да, Васька. Только не пацаненок. Василина Аристарховна Ильина. Младший кинолог второй кинологической роты, Пшешск, Новая Чехия. Возраст двадцать шесть лет, рост сто пятьдесят один сантиметр, вес…
— Стоп!
Лех послушно замолчал.
— Откуда тебе известно, что она вообще обращает на меня внимание?
— Она просила меня наделать твоих голографий. При этом гормональный фон был нестабилен и свидетельствовал о заинтересованности и волнении.
— И ты сделал голографии?
— Да. И передал.
— В родном «Громе», практически под боком шпиона воспитали.
— Василина Ильина имеет право управления третьего уровня, равно как и любой сотрудник, имеющий отношение к антитеррористическому подразделению «Гром», за исключением хозяина и лиц с правом управления второго уровня, являющихся высшим командованием, — все это Лех, оправдываясь, выпалил одним духом.
— Спокойно, не части. Никто тебя не обвиняет, все нормально. Голографии остались? Покажи.
Лех на мгновение сконцентрировался на комме Карела и над ним возник луч проекции. Карел полистал изображения, хмыкнул и убрал обратно.
— Ты мне безбожно польстил.
— В «Громе» дерьма не держат, — Лех позволил себе улыбнуться, настроение хозяина стремительно повышалось до отметки «прекрасно».
— Ты даже это срисовал, ну ты жук! – Карел открыл дверь подъезда, и уже поднимаясь по лестнице, остановился, — А где же ее…, — и двумя ладонями схватил себя за грудь.
— Под курткой. И волосы там же, — Лех подумал и уточнил, — только сзади.
Карел нервно засмеялся:
— Сзади – это хорошо. А то я уж было подумал…
В квартире Карел заставил Леха разуться и надеть тапочки. С воодушевлением потер ладони друг о друга:
— Сейчас мы с тобой чего-нибудь закажем и чего-нибудь съедим. Устал и жрать хочу.
Лех протянул пакет, запасливо прихваченный при бегстве от разбушевавшейся любовницы хозяина:
— Здесь еда.
Карел заглянул, вытащил зельц и обрадовался:
— Ух ты! Волосатая колбаса! Сто лет не ел! Отлично! Тогда сварим картошечки, и будет у нас царский ужин.
Но, заглянув в холодильник, разочарованно присвистнул:
— Не получится царской еды.
Лех глянул поверх плеча наклонившегося Карела – в овощном отделении щетинились белыми ростками три вялые картофелины.
— А почему не получится? Этого овоща недостаточное количество?
— Да, мало. И к тому же, испортилась, — Карел захлопнул холодильник, — будем есть просто так. Во, с пирожками.
Он располовинил пирожок, вложил внутрь толстый ломоть зельца, откусил сразу половину и с блаженным видом промычал что-то сквозь набитый рот. Потом проглотил и исправился:
— Воспоминания детства. Шустрый был, но неуклюжий, как поломаю руку-ногу, в гипс закатают, лежишь дома, мама зельца принесет, полезный для костей очень, компоту наварит. И три дня наедине с отцовской библиотекой!
Карел задумался, вспоминая детство. Лех тоже соорудил себе сэндвич, укусил, вкусно, но потом все-таки решился оторвать хозяина от размышлений:
— А почему волосатая? Женщина в больнице тоже так сказала. Волосы в составе продукта не обнаружены.
Карел вынырнул из воспоминаний и с сомнением глянул внутрь очередной съедобной конструкции:
— Очень хорошо, что не обнаружены. Волосатый потому, что там свиная кожа, а на коже щетинки. Ничего страшного. Доедай, мыться и спать.
Потом спохватился:
— Вернее, это я спать, ты как хочешь. Ты теперь свободная личность, можешь себе позволить ночное бодрствование. Только учти, что завтра я на работу, и ты идешь со мной.
— Хорошо. Спать полезно, во сне регенерация идет быстрее.
— Регенерация? Ты еще не выздоровел? Какого же тебя выписали? – Карел посуровел.
— Осталось всего пятнадцать процентов, это рабочая норма.
— Ладно.
Когда Лех, сжимая в руках свернутую одежду, вышел из душа, Карел кивнул ему на уже разобранную постель:
— Кровать у меня одна, но широкая, поместимся, моя левая половина, твоя правая, — и, уже из душа, — только, пожалуйста, не надо меня больше дезинфицировать.
Лех осторожно присел на правый край кровати. Мягче, чем матрас в его индивидуальной ячейке, но ненамного, под весом упруго прогибается и пружинит. Закинул ноги и вытянулся на спине. Пока что все идет так хорошо, что даже страшно, что же будет дальше. Пришел Карел, со счастливым стоном плюхнулся на соседнюю половину, закопался в подушку и мгновенно вырубился.
Утром Карел проснулся и понял, что под его рукой лежит чье-то тело, слишком твердое для того, чтобы быть женским. Мысленно обругав себя, попытался медленно и незаметно снять ладонь с литого плеча и услышал тихое:
— Я не сплю.
Раздосадовано рыкнув, Карел откатился к своему краю и рывком поднялся на ноги:
— Ты только не говори никому, что я тебя лапал, засмеют.
Лех тоже поднялся и начал неторопливо сворачивать одеяло:
— Сначала ты лапал свою подушку. Потом спихнул ее на пол. Попытался забрать мою, но на ней лежал я, и тебе не удалось. Тогда ты облапил меня и больше не ворочался.
— Вот поэтому и не говори, — Карел со злостью бросил подобранную с пола подушку в изголовье и ушел умываться.
Быстро выпитые по чашке кофе, и они уже выходят из дома.
В штабе «Грома» сослуживцы Карела встретили Леха восторженными возгласами «Ну ты, мужик, даешь!», «Ну и фиг ли было шифроваться?», «Наконец-то хоть один разумный киборг в этом занюханном городишке!» и многочисленными подарками. Ему вручили кучу необходимых человеку вещей – от упаковки трусов до кружки, на которой приплясывал улыбающийся скелет и шла надпись «Мыслю – значит живой!».
От осознания того, что эти люди, которые несколько лет видели его послушной машиной, теперь смеются и обнимают как равного, Лех едва не ушел за процессор, но потом расслабился, поверил людям, которых довольно хорошо знал и понимал, что так шутить они не будут, и вскоре уже разговаривал с ними и даже рассказал о переговорах с Кирой Гибульской.
Карел же, не принимая участия в общем гвалте, уединился тет-а-тет с рабочим терминалом и в общем отделе кадров запросил досье на Василину Ильину. Долго читал. Потом, помрачнев, резко поднялся и, с грохотом задвинув стул, вышел. Люди, поглядев ему вслед, пожали плечами.
Вернулся почти через час, взъерошенный и хмурый, словно после серьезного разговора. Глядя на отражение в блестящем боку чайника, пригладил волосы, одновременно приводя в порядок эмоции.
— Ребята, Леха я у вас забираю, пойдем с человеческой жизнью знакомиться. И я на пять дней отпуск взял, отгулов на месяц накопилось, надо хоть немного урвать. Вызывать при острой необходимости, заместитель по штатному расписанию. Лех, забирай свои трофеи, пойдем.
Провожаемые шумной толпой, они вышли из штаба.
— Тут на стоянке мой флаер, на нем полетим.
Загрузили пакеты и коробки на заднее сиденье, Карел сел за штурвал, Лех рядом.
— Сейчас двинем к нашим айтишникам. Кое-что ненужное уберем в твоем процессоре, что-нибудь нужное зальем, обновим.
Лех обдумал сказанное, оно ему не понравилось. Вернее, не понравилось, что Карел сказал об этом непривычно расплывчато. Пока Лех оценивал перспективы визита, флаер уже взлетел.
— Что будут удалять?
— Строку назначения хозяина.
Лех оторопел. Это как же? Он будет совсем без хозяина? И без возможности его назначить? Совсем ничей? Сам по себе? От этой мысли сделалось жутко.
— Не надо, — почти прошептал он.
— Надо, надо, — рассеянно ответил Карел, он двигался в оживленном потоке и был сосредоточен на полете, — это чтобы никто чужой не смог взять над тобой контроль.
Лех повесил голову. Аргумент был рациональный, невозможно вписать нового хозяина в отсутствующий кластер, и, если нападут киберворы, он будет защищен. Но не утешал.
Карел краем глаза заметил поникший вид, вгляделся повнимательнее, беззлобно ругнулся и, выйдя из потока, завис над крышами:
— Вот только не надо распускать сопли как маленькая человеческая девчонка. Надо – значит надо, считай это моим приказом, последним, но от этого не менее обязательным к выполнению. В конце концов, я тебя не бросаю, просто вместо хозяина у тебя появится, скажем, старший брат. Согласен?
Лех, ощупывая лицо Карела мечущимся взглядом, некоторое время оценивал сказанное, просчитывал и прогонял через детекторы, а потом широко улыбнулся и хлопнул пока еще хозяина по плечу:
— Согласен, братуха!
Карел, потирая плечо, пробурчал, что это очень хорошо, что Лех мирный, потом стронул флаер дальше.
У айтишников они пробыли почти три часа. Сначала выслушивали очередную порцию поздравлений. Потом стирали ненужное. Потом спорили, что же будет нужным. Потом это новое нужное записывали. В результате Лех обзавелся последними обновлениями своих программ, мощным антивирусником, и еще несколькими полезными программами, лишился архивной базы «Грома» (ну не положено, прости) и чувствовал себя пропущенным через соковыжималку.
Потом они гуляли по городу. Без цели несколько раз меняли направление. Пару минут погоняли мяч с пацанами в дворе на окраине. Купили мороженое. Но Карел мыслями уходил в себя все больше и больше. Потом встряхнулся, огляделся вокруг и предложил присесть на лавочку, дескать, серьезные разговоры на ходу не ведутся.
Лех послушно опустился на теплые доски с облупившейся синей краской. Сердце тревожно стукнуло о ребра, что же еще на этот раз? Но оказалось, речь пошла вовсе не о нем.
— Я тут досье на Ваську прочитал, — задумчиво начал он, — девочка кремень. Родилась на заштатной планетке в рабочем поселке, в школе далеко не блистала, отец бросил семью, в общем не очень благополучная картина вплоть до тринадцати лет. В пьяном угаре отчим убил ее собаку, на следующий день Василина ушла из дома. В розыск подали не сразу, только когда обнаружили пропажу денег, копящихся на флаер. Но время было упущено, не нашли. Васька добирается так далеко, насколько может, и попадает сюда, на Новую Чехию. Некоторое время работает в «Матушке Крольчихе» сначала горничной, потом по специальности, и параллельно накапливает отсутствующие знания. Во всяком случае, когда она подает документы на поступление в военную академию на факультет кинологии, знаний ей хватает. А также хватает упорства с блеском ее закончить. Работать пошла по направлению от академии. В психологических тестах есть отметка, что с 89% вероятностью причины выбора учебного заведения личностные. Объект притяжения неизвестен. Проживает уединенно, в связях как с мужчинами. так и с женщинами замечена не была, какого-то постоянного афишируемого хобби не имеет. В общем, как говорили предки: не был, не состоял, не привлекался. Самое интересное, что за полгода до поступления ее в академию, про меня прошел репортаж по местному голоканалу. И, в свете запрошенных голографий кажется, что эти 89% вероятности имеют ко мне самое непосредственное отношение. Во всяком случае, бросать происходящее на самотек я не намерен.