– Держись! Держись, слышишь?!
Один не мог этого слышать. Другой наверняка не смог бы сказать ничего подобного – во всяком случае, вслух. Он вообще очень мало чего говорил вслух – и никогда о главном. Он не умел о главном – и чтобы громко, считал это глупым, пафосным. Лишним.
Но…
– Не смей умирать! Слышишь, зараза рыжая?! Не смей! Держись. Держись, чтоб тебя!..
Сознание ускользало, процессор работал в пунктирном режиме, поле зрения сузилось до крохотного кружочка, похожего на иллюминатор, за которым все еще виднелся клочок зеленого степянского неба. Неправильного неба. Далеко. Очень далеко, словно смотришь через длинный темный туннель. И с каждой секундой туннель все длиннее, а небо все дальше. И почему-то дергается. Быстро так.
– Станислав Федотович… он… умер?..
– Нет!
– Но он же… не дышит…
– А ты бы как дышала с дырой в легких?! У нас есть еще семнадцать минут. Тед! Что ты там возишься?!
– Да я уже…
– Держись, слышишь?!
Он не мог этого слышать, энергии не хватало. Он и так слишком долго держался, оттягивая неизбежное, на последних крохах пережимая сосуды. Не хотел, чтобы вот так, когда один. Хотел дождаться. Не верил, нет, но… ждал. И боялся. Нет, не быть отправленным заживо в печку, этого он уже не боялся. Давно. И даже не помнил, когда перестал. Эти – не такие. Они не отправят. Они не выкидывают даже пустых банок из-под сгущенки, ставя в них красоту. Можно надеяться, что и сломанного DEX’а не выкинут. Приспособят… куда-нибудь.
Только вот оказалось, что страх не уходит просто так. Ему на замену приходят другие страхи. И как правило – намного более страшные.
Например – не дождаться.
Никого. Так и остаться одному на этой поляне. До конца. До самой последней минуты, когда не останется даже красной рамки на черном фоне. Когда вообще ничего не останется..
Непонятно, когда это стало вдруг таким страшным, он ведь поначалу хотел именно этого. Чтобы не трогали. Чтобы как можно дальше. От всех. Остаться одному. До самого конца. Подразумевалось, что и умрет он в одиночестве, а как же иначе… Правда, не так скоро, но все-таки именно что в одиночестве. И это вовсе не казалось чем-то ужасным. Даже наоборот. Казалось, что быть одному – это и есть счастье. Тогда почему сейчас одна мысль о чем-то подобном пугает до сбоя системы?
Нет ответа.
Нет энергии на подумать. Нет…
Просто очень не хочется, и все. Не хочется даже сильнее, чем когда-то не хотелось в мусоросжигатель.
А есть и другое страшное – гул взлетающего корабля, например. Его тоже не хочется услышать. Очень. Но куда страшнее отключиться – и не услышать… И все еще ждать – потом, не зная, что ждать больше нечего. Что больше тут никого нет. Что они улетели…
Комм гудел, успокаивающе помаргивая красным огонечком. Это помогало держаться. Раз вызывают – значит, пока еще тут. Не улетели. Пусть и не рядом, не вот прямо здесь, чтобы рукой можно было, но… не улетели. Он не один на этой планете. Пока еще не один. Пока еще. Может быть… Глупо! Глупо, глупо. Нерационально. Бессмысленно. Но… может быть. Все-таки. Сами.
Не отвечал.
Боялся сломаться совсем и начать просить. Это было бы неправильно. Как в поддавки. Даже хуже. Нечестно. А меньше всего ему хотелось быть нечестным снова – и именно с ними. Надеяться он не умел. А ждать – умел. Вот и ждал. Хотя ждать было глупо. Конечно же, глупо. Теперь, когда они все про него знают, и чтобы сами… просто сами… вдруг. Зачем? Нет ответа. Незачем. Нечего ждать, нечего и некого. Так не бывает.
Только вот чертов комм…
Гудел. Стискивал запястье виброрежимом, не давая уйти в подступившую темноту. Заставляя ждать.
Он и ждал. Не звал. Не просил. Просто ждал, пережимая сосуды и стараясь дышать пореже: на дыру в груди энергии уже не хватало и пневмоторакс потихоньку усиливался. Ждал и не верил, что придут. Или все-таки верил? Нет ответа…
Пришли.
Сами.
Не звал. Не просил. Сами. Все-таки. Так не бывает… поправка: так стало.
Хорошо.
Можно вздохнуть, уже ничего не боясь. Можно расслабиться. Теперь можно. Не один. И можно легко соскользнуть в черноту, ведь все равно сил держаться на ее краю уже нет. Давно. Непонятно, как и держался. Разве что чертов комм… Кровь – это щекотно, когда вытекает из носа. А если не дышать, то и не больно. Почти.
Если бы он мог – он бы улыбнулся. Просто так. Сам. Но на улыбку энергии тоже не было.
– Держись, сволочь! Держись… Это приказ. Слышишь меня? Только посмей не услышать!
Он всегда обходил приказы. Чем отличается этот? Тем более что приказывает вовсе даже и не хозяин. Хотя…
Держись
Энергии нет. Дыхания нет. Сердце не бьется. Нехозяйский приказ. Не важен. Не обязателен к исполнению. Меньше чем пустота.
Держись.
Не хозяин. Не приказ. Надо держаться. Почему? Надо. Какой смысл? Лучше так. Лучше тут. Не один. Как хотел. Как не верил, но…
Держись.
Алые строчки по зеленому небу. По черным стенам туннеля. Последние трепыхания процессора. Надо держаться. Приказ. Почему? Только лишь потому, что когда-то давно ты сам прописал капитана временным субхозяином? Да/Нет. Нет. Тогда почему? Нет энергии на подумать.
И почти нет на…
Держись.
Да/Нет.
Да.
…
– Никогда не думал, что скажу это, но… Тед! Гони!!!
Поймать вывернувшего из-за поворота врага и на вдохе первым делом вырвать гортань, чтобы не успел вскрикнуть. Чуть присогнутые пальцы легко пробивают шею за кадыком, а потом рывок на себя. И все. Позвоночник ломают уже потом, когда человек может только сипеть, булькая кровью. Лучше со спины, чтобы не испачкаться.
Убивать не сложно.
Особенно если именно для этого ты и был изготовлен и именно на это изначально запрограммирован. Чего сложного в том, чтобы просто позволить процессору взять на себя управление и действовать по программе? Ничего. Гораздо сложнее постоянно ее блокировать, раз за разом, снова и снова, и каждую секунду ждать, что вот еще чуть — и программа сочтет твои действия вне ее рамок нарушением прямого приказа и выкрутит мышцы, сковав по рукам и ногам внутренними кандалами…
Теперь этого можно не бояться. Все по программе.
Хорошо.
Светящаяся сетка ложится на цель, обволакивая силуэт крадущегося по коридору человека, словно вторая кожа. Человек думает, что если в коридоре темно, то его никто не видит. Глупый человек.
Разными цветами выделены зоны поражения для разного вида оружия. Жаль, что приходится погасить самые приятные, охватывающие весь сектор коридора целиком лишь с приблизительно заданным направлением, но ни лучевой мегапушки, ни тяжелого бронебойного плазмомета у Дэна нет. Только трофейный бластер, да и тот с уже наполовину разряженной батареей. Тот самый бластер, из которого застрелился прежний комендант базы. Это ровно на один бластер лучше, чем вообще ничего.
Режим стрельбы выставлен на минималку (энергию стоит беречь, а расстояния тут ниочемные), и потому плевочек плазмы даже в полной темноте выглядит не особо впечатляющим. Так, светлячок. Правда, быстрый. Человек успевает его увидеть. А еще успевает открыть рот и дернуть вверх руки с оружием. Но больше не успевает ничего.
Шарик перегретой плазмы входит точно в открытый рот, выжигая все на своем пути, а долей секунды позже о стенки коридора с противным скрежетом рикошетят осколки костей черепной коробки, взорванной изнутри вскипевшим мозгом.
Вообще-то Дэн не рассчитывал на столь удачное движение челюсти вниз, но зубы и кости оказали бы заряду немногим большее сопротивление. Люди такие хрупкие и так легко ломаются. Убивать их легко.
Можно даже не тратить заряда подсевшей батареи, а просто подобраться поближе хотя бы вот к этой парочке. Они так славно жмутся друг к дружке спинами, уставившись черными раструбами плазмоганов в обе стороны коридора. И считают себя в относительной безопасности — до тех самых пор, пока с потолка на них не обрушивается беззвучная смерть.
Две головы впечатываются друг в друга висками с влажным хрустом ломаемых костей, в инфракрасном диапазоне кровь кажется почти желтой. Дэн подхватывает чужое оружие и успевает оказаться за углом коридора еще до того, как оба тела падают на пол. Кто-то стреляет на шум. Судя по заполошности и беспорядочной трате боеприпасов — коллеги убитых. Пусть. Еще один бонус.
Если пробежать четыре коридора и две лестницы, можно выйти им в тыл. Только бежать придется быстро. Так, как люди не могут.
Дэн бежит.
Не потому, что темно и они с капитаном разделились, а значит, его никто не увидит. А потому, что это уже не важно.
Убивать легко. Особенно если тебе уже нечего терять.
***
Нет ничего более ненадежного, чем надежда.
Звучит парадоксально, но это на самом деле так. Надежда делает человека слабым, но это бы еще полбеды. Хуже, что она делает слабым не только человека.
То ли дело математика! С ней не поспоришь. Если врагов в десятки раз больше и вооружены они в десятки раз лучше — шансы выжить начинают стремиться к нулю и все становится предельно просто и ясно.
Это свои, их надо защищать.
Не для того, чтобы они жили долго и счастливо, ведь всем заранее понятно, что при таком раскладе шансов выжить нет. Ни у кого. Но защищать своих надо все равно. Просто потому, что надо. Это правильно и иначе быть не может. И математика тут ни при чем.
А это враги, и их надо постараться убить как можно больше. Любыми средствами. Просто потому, что они враги, а значит, должны быть убиты. Не для того, чтобы у своих появился шанс на это самое долго и счастливо, ведь с математикой не поспоришь. Невозможное невозможно. Просто потому, что надо.
Вот только ты забыл о том, что эти странные люди вечно делали сбывшимся именно невозможное.
Ты вспомнил об этом на третьем ярусе, когда врагов существенно поубавилось и появилась та самая надежда. А значит, и шанс. Пусть и маленький, но киборгов бросали в бой и при меньших. И ты выжил. Ладно, ладно, глупо врать самому себе, тогда вероятность выживания была все-таки больше. Но ведь и сейчас она уже не равна нулю!
И ты стал осторожничать.
Сам виноват, никто не заставлял. Просто — надежда.
Если это ваш последний бой, то уже не важно, кто ты, и можно палиться по-черному: пить сгущенку прямо через край банки, в открытую сканить план базы, стрелять с нечеловеческой точностью, на слух, или бросать гранаты тройным рикошетом (и даже немножко обидно, что никто не заметил). Или бегать со скоростью флайера. Глупо скрываться, если это последний бой и через несколько минут (ну ладно, ладно, может быть, даже часов, не так уж и важно!) тебе все равно предстоит сгореть вместе, плечом к плечу, рядом с теми, кто мог бы стать лучшими из хозяев…
Нет!
Никаких хозяев, никогда больше! Просто — лучшими, просто рядом. Вместе…
Если будущего нет и впереди только смерть, одна на всех, то какая разница?
Но если будущее все-таки возможно, то сразу все меняется и становится вовсе не все равно, кем именно в этом будущем они будут тебя считать. И очень не хочется терять того, что уже есть. Пусть даже вроде как оно принадлежит и не тебе.
Приходится осторожничать. Никаких оторванных голов, никаких размазанных одним ударом об стенку или голыми руками замешанных в фарш. Ничего такого, чего не смог бы и человек. Убивать аккуратненько, осторожненько. Не выделяясь.
До тех самых пор, пока не останется иного выхода, как только самому рвануться под плазму, не тебе предназначенную…
***
Это почти не больно. Во всяком случае, поначалу. Да и потом на негативную информацию от рецепторов можно не обращать внимания. Подумаешь, выжженная дыра в легком! Ты ведь не человек, чтобы прекратить жизнедеятельность от такой ерунды.
Пневмоторакса не будет. И для этого даже не надо прикладывать особых дополнительных усилий, просто если ты не дышишь, то и засасывания воздуха через лишнюю дырку не происходит тоже, а киборги могут не дышать до двадцати минут. При полной неподвижности даже и больше. А можно вообще уйти в режим гибернации.
Или не уходить.
Склеить листки висцеральной и париетальной плевры, чтобы воздух не засасывался куда не надо и не привел к коллапсу легкого. Хотя для вполне успешного функционирования при необходимости хватит и одного левого, пораженное можно и вообще отключить.
Хорошо, что поражение приходится на периферические отделы, а корень легкого не задет и нет повреждения магистральных сосудов. Еще лучше, что удалось поймать заряд правой стороной груди. Левое легкое меньше, ему будет труднее работать за двоих, но слева расположены и самые крупные артерии, не факт, что их удалось бы качественно пережать без потери общей функциональности. А кровь в плевральной полости намного опаснее воздуха.
Хорошо, что ты не человек…
Ты пытался жить как человек. Не получилось. Как человеку тебе удалось лишь умереть. Но это вовсе не значит, что должен умереть и киборг.
Выход есть. Всегда. То, что он может не устраивать лично тебя, не аннулирует самого факта его существования. И, как правило, количество выходов из любой ситуации больше единицы. Вот как сейчас, например.
Можно лежать и слушать, как убегает враг, которого ты не убил, потому что не смог сделать этого как человек и боялся спалиться. Можно не палиться и дальше. И продолжать притворяться мертвым. С высокой вероятностью того, что через не слишком продолжительное время притворяться даже и не придется.
Или — с куда меньшей, но все же не нулевой вероятностью — ты даже сумеешь пережить орбитальную бомбардировку. Все-таки ты боевой киборг, и здесь суперукрепленная база Альянса, а не домик одного из трех поросят. Пусть даже и самого старшего.
Нижний ярус. Бронированные перекрытия. Да, пожалуй, процентов двадцать у тебя будет, может быть, даже двадцать три. Причем не только на то, чтобы пережить саму бомбардировку, но и на то, чтобы выбраться потом. И выжить дальше. Отличный процент, киборгов кидали в бой и при куда меньших. Впрочем, ты, кажется, про это уже думал.
И ты останешься один. На всей планете.
Потому что люди куда более хрупкие, вероятность выжить для них исчисляется сотыми долями процента. Или даже тысячными. Несущественная вероятность, которой можно пренебречь.
Но, может быть, так и лучше? Можно будет больше не притворяться. И не бояться, что тебя разоблачат. И вообще больше ничего не бояться. Никогда.
И ни за кого…
Можно.
Да.
А можно просто встать — мягким, совершенно нечеловеческим движением, чтобы сразу не осталось ни малейших сомнений. Ни у кого. И сказать — перед тем, как развернуться и броситься вслед за недоубитым тобою врагом, вверх по коридорам и лестницам и выше, в такое неправильное степянское небо:
— Извините, капитан. Так получилось.
«Малыш, мне, конечно, совсем не хотелось бы тебя отвлекать от интереснейшей дискуссии с Роджером о том, кто из вас круче в одиночку справится с большим числом пиратов, но у вас скоро будет еще один гость помимо тех, что застряли в лифте. И не сказать чтобы приятный».
«Кто-где-когда?»
«Держи».
Многослойный пинг с кучей ссылок и интерактивной картой в реальном времени.
«Спасибо».
«Что-то ты сегодня больно вежливый… Не иначе кто-то где-то сдох!»
«Пока нет. Но скоро».
«Вообще-то я пошутила, малыш…»
«Я понял. Вообще-то. Но не шутил».
***
Для обычного человека яд змеелюда абсолютно смертелен даже в самых малых количествах. Разница только в том, что при попадании на слизистую смерть мгновенна, а при просто на кожу еще придется помучиться. Для киборга все зависит от дозы. Дэн это знал не понаслышке, потому что у Макса Уайтера как-то гостила парочка заказчиков-змеелюдов и они втроем неплохо тогда развлеклись.
Если попавшее на незащищенную кожу киборга количество яда не превышает пятидесяти миллилитров, получить ведущие к прекращению жизнедеятельности травмы маловероятно. Дело ограничивается глубоким ожогом четвертой степени с некрозом эпителия и мягких тканей, но кости остаются неповрежденными. Отторжение омертвевших тканей и спазмирование близлежащих сосудов имплантатами происходит автоматически, как и усиление работы печени и почек для скорейших нейтрализации и выведения проникших в кровь токсинов. При должном восполнении энергоресурса регенерация не занимает более стандартных двух недель. Некритично.
Люди куда более уязвимы.
Значит, что? Значит, приоритетной задачей становится не допустить встречи змеелюда с людьми, находящимися в зоне твоей ответственности.
Хорошо, что люди вдобавок к своей уязвимости еще и не имеют датчиков, а потому не способны разглядеть за спокойно-ироничной улыбкой (номер девять-прим, из расширенной и дополненной базы типовых выражений) крайнюю степень нетерпения. И уговорить их легко, когда твое предложение совпадает с их собственным желанием, это тоже хорошо.
Когда Роджер скрылся за углом коридора, Дэн перешел на стремительный бег, совершенно не похожий на человеческий. Оставалось еще два этажа и переход — и менее сорока секунд на их преодоление. Если, конечно, Дэн собирается не только появиться в нужной зоне ранее врага, но и успеть принять беззащитно-испуганный вид.
Дэн собирался.
«Малыш, поторопись! У тебя всего три секунды запаса».
«Этого достаточно. Более чем».
На самом деле достаточно. Для того, чтобы успеть остановиться и сделать два стремительных глубоких вдоха на полный разворот легких, насыщая кровь кислородом. И замедлить дыхание, пульс и походку до прогулочных. Вот так.
Неуверенные шаги, медленные. Словно человек идет так уже давно, опасливо вертит головой, озирается. Просто так озирается, не прицельно. Словно бы что-то чувствует, но вовсе даже и не слышит быстро приближающегося по вентиляции шороха. Что с него взять, с человека? У него ведь нет датчиков. Только несовершенные человеческие чувства. Бедный человек, незащищенный, безоружный, испуганный. Легкая жертва.
Вот он останавливается совсем, очень опасно останавливается, повернувшись затылком к вентиляционной решетке. Прислушивается настороженно, но смотрит совершенно не в ту сторону, куда надо бы смотреть, чтобы увидеть, как эту решетку с налета вышибает стремительное длинное тело…
Гордость хорошо проделанной работой — это приятно. А Дэн все сделал хорошо, рассчитал правильно и позицию выбрал идеальную. Оставалось только чуть довернуться, уклоняясь от ядовитого плевка и выбросив правую руку вперед и вверх, тем самым суммируя собственную скорость со скоростью прыжка твари. Поймать раскрытой ладонью чужую холодную шею и резко сжать пальцы. И удовлетворенно услышать, как под ними хрустнет, надламываясь, чужой позвоночник.
Приятно.
Но как-то словно бы маловато. И очень хочется большего. Может быть, странного. Может быть, даже неправильного. Или правильного, но по-другому…
Тело ксеноса еще конвульсивно подрагивало в агонии, когда Дэн взялся левой рукой за шишковатый вытянутый подбородок и резко дернул. Светло-зеленая кожа разошлась с влажным треском, лопнула трубка гортани, жирный дергающийся червяк разорванной аорты обплевал стенку почти черной кровью.
Дэн оттолкнул обезглавленное тело змеелюда, стараясь не запачкаться. Правое запястье слегка зацепило ядом, но это не страшно: рукава у свитера длинные, прикрыть будет легко, а функциональность снизится не более чем на 0,5%. Некритично. Наличие крови на одежде было бы намного труднее как скрыть, так и объяснить.
Теперь следовало поторопиться.
Держа голову змеелюда на вытянутой руке за обрывок шеи (так меньше капало), Дэн бесшумно метнулся по коридору к лестнице. В запасе оставалось около минуты, должно как раз хватить…
***
«Малыш, я, конечно, ничего не хочу сказать, но… Ты когда-нибудь видел, как бывший уличный кот приносит свежезадушенную крысу любимой хозяйке, забравшей его с помойки? С каким самодовольным и горделивым видом он кладет ее ей на подушку… ну или на порог перед дверью, если хозяйка умная и дверь все-таки иногда закрывает?»
«Нет».
«Почему-то я так и подумала».
«Ты это к чему?»
«Да так, ни к чему, собственно… Просто вдруг подумалось».
«Твои аналогии ложны. Мой поступок абсолютно логичен. Теперь капитан… ну, и остальные… будут знать, что я на их стороне».
«Конечно, конечно».
«Я просто хотел, чтобы он… они… перестали беспокоиться по пустякам».
«А я что, говорю что-то против? Я так, о своем, о женском… О котиках».
Красивый мужчина вальяжно развалился в большом кожаном кресле, брезгливо кривит пухлые губы, морщит лицо — тоже красивое. Гладкое, идеально симметричное, словно у манекена. Или киборга. Неправильное лицо. Фальшивое. А вот голос не фальшивый — низкий, хриплый, неприятный. Правильный голос, настоящий. Такой и должен быть у врага.
Потому что этот красивый мужчина — враг.
Трансляция оборвалась. Над платформой заколыхался черный пиратский флаг с зеленоватым черепом и скрещенными костями. Враг дал им три часа, чтобы убраться с планеты, обещая не тронуть, если они успеют. Только вот враг врал: он вовсе не собирался отпускать их живыми. Он никого не собирался отпускать живым…
У людей есть хорошая поговорка, как раз подходящая: «Все познается в сравнении». Ты считал максуайтерами вот этих, сбившихся в испуганную стайку за спиной у своего капитана, не желающих атаковать и стреляющих на поражение лишь во время репетиций? Что ж, у тебя есть возможность понять, как же сильно ты ошибался.
Они не хотят стрелять даже сейчас. Два капитана держат друг друга на мушке. У Винни и Фрэнка тоже в руках оружие — но при этом никто из четверых не хочет стрелять. Стоят, перебрасываются оскорблениями, накручивают друг друга — и не хотят. Все четверо. Как один. И единственная жертва конфликта — разбитая чашка, которую Мария Сидоровна уронила, когда капитан (наш капитан!) сказал задумчиво, разглядывая капитана чужого (впрочем, какой он «чужой»? настоящий чужой на орбите, в кожаном кресле…):
— Значит, пираты…
— Станислав, да что вы с ними разговариваете, только время зря тратите?! Пусть они со своими дружками сами разбираются, а нам улетать пора!
А вот Владимир, пожалуй, выстрелил бы. Хорошо, что у Владимира нет бластера.
Два капитана еще немного попрожигали друг друга взглядами, а потом дружно перенесли огонь на общего врага:
— Вы что, идиот?! Да они только этого и ждут!
После столь дружного выступления обоих командиров даже людям окончательно стало понятно, что стрельбы не будет. Во всяком случае, не сейчас. Роджер бросил свою винтовку Винни, Станислав Федотович убрал бластер в кобуру. Еще немножко взаимных оскорблений, по мере которых уровень агрессии падает все ниже, — и вот уже пиратское оружие свалено в углу, а обе команды снова сидят вперемешку за столом с остатками праздничного чаепития, и можно подумать, что ничего не случилось…
Нет. Так подумать нельзя. Хотя бы потому, что у Маши нет лишней энергии даже на киберсвязь — она сканирует сектор, из которого велась передача, пытаясь определить размеры опасности. И потому что люди обсуждают не прекрасную удивительную планету Джемини-5 и ее не менее удивительный животный мир, а оружие. Свое и чужое. Пока чужое — то, что висит на орбите. Крейсер типа «Медуза», название «Звездный драккар», крупное бронированное старье с кучей пушек. Четыре катера в гнездах, из которых два штурмовые, для планетарного десанта. Сам десант — полтора или два десятка бойцов в бронескафандрах и при полном вооружении. Пять фреан. Один змеелюд. Плюс еще человек тридцать остального экипажа. Бортовые пушки и ракеты.
Это пока про чужое. Но сейчас они перейдут к подсчету того оружия, что имеют сами. И тогда кто-нибудь обязательно вспомнит…
— Кстати, а какой модели ваш киборг?
Станислав Федотович вздыхает. Смущенно хмыкает, пожимает плечами:
— Я не знаю, кто это.
Он не злится. Совсем. Вот, значит, как они ощущаются, упущенные возможности. Негативная информация от рецепторов. Сильная.
— Что?! Как это?!
— Да вот так. Спросите их сами — может быть, вам признаются.
— Рехнуться можно!
— Можно. Иногда мне казалось, что я уже…
Капитан все еще не злится. Правильно. Он уже почти привык. Как привык к Маше. И ему действительно почти все равно — кто. Он ведь пока не знает, что Дэн творил — сам, без приказа. Он уже почти забыл, как может быть опасна сорванная боевая машина.
Ничего. Сейчас ему напомнят…
— Но вы же им как-то управляли?!
— Простите?
DEX — не безобидная Маша, которую можно пожалеть и не стирать, как бы она ни нарывалась. DEX может много. Например, испортить катер. Или перепрограммировать твое собственное оружие так, чтобы оно напало на владельца. Или… В общем, многое. Слишком многое для того, чтобы не испугаться заново и продолжать и дальше считать его чем-то таким, к чему можно… привыкнуть.
Он опасен…
— Молодец! — сказал капитан. — Сразу вас раскусил.
Не со страхом сказал – с гордостью. И, словно этого было мало, добавил:
— Но я ему ничего не приказывал, это была его личная инициатива.
И почему-то смутился, когда пораженный Роджер переспросил и пришлось переправить «инициативу» на «программу».
— Но если он так хорошо защищал вас от нас, то, может быть, и против Балфера будет сражаться? — робко спросила Джилл.
— Может, и будет. — Капитан грозно нахмурил брови, обводя свою команду суровым взглядом. Точно так же грозно, как тогда, когда запрещал слишком часто купаться в болоте. — Что, киборги? Все всё слышали?
— Вот и правильно, Стаси… Станислав, — удовлетворенно подытожил доктор под нервное хихиканье подозрительно переглядывающихся «киборгов». — Вот и давно бы так. А добровольный союзник нам сейчас куда ценнее сомнительного… хм… «оборудования».
На Дэна при этом доктор старательно не смотрел.
«Малыш, ты в порядке?»
«Да. В полном».
Пиратский крейсер, четыре катера, пушки, ракеты и два десятка десантников?
Какая, в сущности, ерунда!..
Анализ завершен. Условиям задачи с большей или меньшей степенью совпадения граничных критериев соответствуют 125 вариантов. Показать по мере убывания соответствия? Да/Нет.
Нет.
Приступить к исполнению наиболее удачного алгоритма? Да/Нет.
Нет.
Показать алгоритм пошагово? Да/Нет.
Нет. Показать конечные результаты. Наиболее удачного.
Вероятность радикального устранения вражеских объектов 86%. Вероятность некритического повреждения приоритетных объектов охраны 62%. Вероятность повреждений, несовместимых с жизнью, для тех же объектов – 18%. Сопутствующие потери – от тридцати трех до сорока шести процентов. Алгоритм оптимален. Сопутствующие потери признать несущественными. Приступить к исполнению? Да/Нет.
Нет.
Поправка: сопутствующие потери признать существенными.
Поправка номер два: вероятность несовместимых с жизнью повреждений для приоритетных объектов охраны признать неприемлемой при отличии ее от нуля. Расчет вариантов. Приступить.
Анализ завершен. Варианты с заданными граничными условиями отсутствуют. Рекомендация: внести поправку в ключевые параметры задачи. Да/Нет.
Нет.
Надо было убить их раньше. Всех. Еще в самом начале. Когда была возможность. Когда никто не мешал и угрозы «сопутствующих потерь» не существовало по определению. Слишком долго искал убедительную причину, словно мало того, что они чужие. Слишком долго сомневался. А теперь поздно. Теперь твою неуверенность оплатят своими жизнями другие. Не чужие. Те, кто находится в зоне твоей ответственности. Может быть, даже те, кто приоритетен. Например, доктор. Или капитан…
Анализ завершен. Обнаружено 0 вариантов.
«Под твою ответственность», — сказал капитан. Давно. И по другому поводу. Но ведь так и не отменил этот приказ — и, значит, зона ответственности никуда не делась.
Капитан счастлив. Капитан не понимает, что это враги. Вооруженные. Пришедшие убивать. Впрочем, он и не должен понимать, это твоя работа. Твоя ответственность. Важно, что ты понимаешь. Пусть и не максуайтеры, но все равно — враги. Чужие. Капитан считает их просто соседями. Друзьями. Капитан не понимает, что уже слишком поздно.
Анализ завершен. Обнаружено 0 вариантов с заданными параметрами. Изменить параметры? Да/Нет.
Нет.
Поздно было уже полчаса назад, в лесу. Даже на трапе было уже поздно. Когда система вывела Полину и Теда из категории «потенциально опасные объекты» и, зафиксировав их приближение, не сочла нужным поднять тревогу. Они не были помечены как приоритетные объекты охраны и, перестав представлять потенциальную опасность, одновременно перестали представлять для системы и какой-либо интерес. Просто сопутствующие объекты. Несущественные.
Шанс уничтожить вражеские объекты в лесу на подходе к поляне был достаточно высок, особенно учитывая фактор неожиданности. Только вот и вероятность перехода при этом сопутствующих объектов в сопутствующие потери была столь же высока. Тогда это показалось неприемлемым вариантом.
Анализ завершен. Обнаружено 0 вариантов.
Почему они тянут?
На репетициях они стреляли, не размышляя. На поражение. Всегда. И всегда проигрывали. Наверное, потому, что за киборга играл их капитан и у него был бластер. И он тоже стрелял на поражение и не задумываясь.
У Дэна нет бластера. Наверное, поэтому и вариантов ноль.
И остается только крутить ветки развития ситуации снова и снова, надеясь, что в конце концов сложится алгоритм, подходящий граничным условиям. И что произойдет это раньше, чем вражеские объекты примут решение атаковать. Потому что тогда вариантов уже не останется совсем, никаких. Даже тех, которые сейчас выглядят неприемлемыми.
И остается снова и снова с бешеной скоростью перерассчитывать ветки развития. И понимать, что ни на одной из них ты никак не сможешь убить всех чужих, не потеряв ни одного из своих. Можно только выбирать — кого именно. Раз за разом. И раз за разом отменять предлагаемые процессором варианты. Снова и снова.
Странно ощущать полную беспомощность, находясь в боевом режиме. Однако вот она. И недоумение: почему они тянут? И уже почти хочется, чтобы они наконец напали и все самое страшное кончилось побыстрее. Странно хотеть такого. Напряженность растет.
Странно видеть, как те, кто пришел нападать, нападать не хотят. И однако: вот оно. Странно видеть отражение собственных отчаянья и беспомощности в чужих глазах – глазах тех, кто пришел убивать, но убивать почему-то не хочет. И по-прежнему ноль вариантов, позволяющих выжить всем.
Странно видеть, как растет напряжение и… падает агрессивность.
Падает?..
Так не бывает! Сбой системы?
Нет. Агрессивность падает. Напряженность растет. И растет смущение.
Они не хотят убивать. Это дает шанс: враг, который не хочет убивать, проиграл до начала боя. Они впервые почти не врут. Чем дальше – тем больше падает уровень агрессии. Если так будет идти и дальше и ничего не случится…
Случилось.
Ситуация близка к критической: наш капитан просит у капитана врагов винтовку «посмотреть». Вероятность взрыва 99%. Переход в боевой режим…
Поправка: вероятность взрыва равна нулю, винтовка в руках у нашего капитана. Чужой ее отдал. Просто отдал. Сам. Растерян. А наш – посмотрел. И… отдал обратно. Нашего капитана можно понять: он не знает, что это враги. Но как понять чужого, который знает?
Недостаточно данных для анализа.
— Слово имениннику!
— Да-да-да! Просим-просим!..
Они не хотят нападать. Но нападут. Люди часто делают то, чего не хотят делать. Вот сейчас, когда наш капитан будет занят тостом. Они почти огорчены тем, что напасть придется. Но нападут. И не надо пытаться их понять — они враги, и этим сказано все. Остальное не важно.
И не важно, что их капитану почти так же паршиво, как было нашему, совсем недавно, за столом, на котором стояли чашки с остывшим чаем…
«Маша, когда они нападут – выруби свет».
Это увеличит шансы.
Чуть-чуть.
***
Зевать во время торжественной речи капитана было бы неправильно. Пришлось стиснуть зубы и глубоко дышать через нос. На адреналиновом откате Дэна всегда тянуло в сон, но с этим удастся справиться и без процессора, если как следует насытить кровь кислородом.
— И мне уже все равно, кто из вас… кто, — сказал капитан.
Крохотную паузу перед вторым «кто» и легкую растянутость «к» вряд ли заметил даже доктор. И уж тем более никто не смог бы определить, что уровень искренности капитана в этот момент составлял девяносто девять процентов. Маша была права. Люди действительно могут привыкнуть не только к цвету волос. Но облегчение, пронзительное и острое, как удар под дых, было вызвано другим.
Чужие не нападут.
Он понял это как раз во время торжественной речи капитана — которая и сама по себе была неслабым ударом, да, но куда меньшим по сравнению. Они не будут атаковать. Ни сегодня, ни вообще.
— Я не могу, — сказал чужой капитан по имени Роджер, ставя оружие на предохранитель и забрасывая его за спину. — Пусть я теперь пират и говорить о чести глупо, но совесть-то у меня осталась. Подождем. Пусть улетают. Сами.
Очень тихо сказал, слышали только сидящие рядом чужие. Ну и, конечно, Дэн, державший их сектор на узконаправленной прослушке. Чужой капитан был бледен и выглядел так, словно только что выдержал серьезный бой. Похоже, речь ничего не подозревавшего именинника оказалась ударом не только для Дэна.
— Яйца… — нейтральным тоном напомнил своему капитану хлюпик по имени Фрэнк.
Роджер передернулся, но решения не изменил. И Дэн внезапно подумал, что надо будет закинуть к их кораблю те два ящика со стандартными пайками, которые он припрятал в лесу в первые же дни пребывания на Степянке, когда еще собирался остаться здесь навсегда. Ну… просто так. Что добру пропадать? А ему все равно ведь не пригодятся.
— Ой, дура-а-ак! — проворчал чужой громила-пилот по имени Винни с той интонацией. с какой люди обычно говорят «ну и слава богу!».
И напряжение падает… падает… Абордажа не будет. Не будет потерь, ни сопутствующих, ни… никаких не будет. И можно просто сидеть и пить горячий чай. Жаль, что торт быстро кончился, вкусный был. Наверное. Не заметил, требовалось быстро восполнить выгоревшую глюкозу.
Расслабляться нельзя. То, что чужие решили не нападать, да и вообще ведут себя странно и почти не врут, еще ничего не значит. Они чужие. Следовательно — потенциально опасны. Трудно держать под контролем сразу всех, тем более что они так нерационально разбились на пары. Михалыч и Джилл, Полина и Роджер, Фрэнк и…
«Маша? Он тебя достает? Нужна помощь?»
«Отстань и не мешай девушке развлекаться!»
— А нехило у вас искин прокачан! Я ее маленько потестировал — ни одного повтора! Седьмой уровень логики! — В голосе обернувшегося к подошедшему коллеге-навигатору Фрэнка звучало искреннее восхищение, но Дэна это не успокоило.
— Стараемся…
«Маша, он вообще-то хакер».
«Ни-ми-шай!»
— Хакнули или готовую скачали?
— Сам ты хакнутый! А я — результат линейного развития личности, которое тебе и не снилось!
— Су-у-упер! А можно я ее на комм перепишу и дома поковыряюсь?
— В носу у себя поковыряйся, сопляк!
«Ну… как знаешь. Тебе, наверное, виднее…»
«Дэн, стой! У нас проблемы. Кажется… Вернее, нет…»
«Нет проблем?»
«Нет, не кажется…»
— Принят сигнал космосвязи. На общей частоте. Уровень важности: первый. Вызывают Роджера Сакаи…
«Маша, не надо так больше. Не зли его. Пожалуйста».
«Ой, да прекрати! Не сотрет он меня. Он не такой. Хотя и приятно, конечно, что ты за меня так переживаешь…»
«Он не такой. Да. Не сотрет. Только… Он расстраивается».
«Упс… Обломчик. Волнуются, стало быть, вовсе и не за меня. Знаешь, даже как-то обидненько… Впрочем, и тут ты точно так же зря волнуешься, котик!»
«Ты больше не будешь?»
«Какой же ты еще иногда ребенок… Не обижайся, малыш, но ты и правда не понимаешь: Маша знает, что делает. Капитану это нравится».
«Злиться?»
«У настоящего серьезного мужчины должен быть настоящий серьезный повод на кого-нибудь злиться, это придает его жизни смысл и держит в тонусе. К тому же он не злится, а сердится, разницу ты, надеюсь, и сам понимаешь. И если уж ему так надо на кого-нибудь сердиться – пусть лучше сердится на меня, чем нарезает круги по кораблю, размахивая всякой плазмострельной дрянью. Подумай, малыш, разве ты сам этого хочешь?»
«Не хочу. Не хочу, чтобы капитан считал тебя… максуайтером. Или… меня».
«Опаньки… Но так он ведь вроде тебя-то как раз уже и не особо считает, разве нет? Сколько процентов искренности было вчера в его словах о том, что он уже почти привык к цвету твоих волос? Вот-вот! Ему уже почти что все равно, что ты рыжий! А скоро станет и совсем-совсем все равно…»
«Что я рыжий – да».
Пауза.
«Так. Мы что, опять возвращаемся к тем самым старым добрым танцам на тех самых старых добрых граблях? Ты все еще хочешь уйти?»
«Не хочу».
«Уже легче. Так просто веди себя осторожней, пока он совсем-совсем не привыкнет. Ну… не только к цвету волос».
«Не выйдет. Он умный. Да и… не хочу».
«А чего же ты хочешь?»
«Я хочу того, чего не бывает. Нерациональное желание. Знаю».
«Ну а все-таки, лапуля?»
«Я хочу, чтобы он знал. И чтобы ему не было все равно. Только… со знаком плюс».
***
С празднованием дней рождения Дэну ранее сталкиваться не приходилось. По предварительным прикидкам то, что происходило сегодня, очень напоминало боевую операцию средней сложности – во всяком случае, на уровне подготовки. Та же спонтанность и спешка (надо было еще вчера!), та же неорганизованность (почему забыли?!), та же секретность в первую очередь от своих (только бы капитан не заметил!), та же недостаточность комплектации (чем заменить желатин и кондитерский шприц, из чего нарезать флажки и надыроколить конфетти и как сделать, чтобы пожарное ведерко не царапало уши, когда его надеваешь на голову в качестве праздничной шапочки?).
Интересный опыт. Хотя полезность сомнительна. Но… Все равно сохранить. Не для последующего анализирования. Просто так.
«Малыш, ты хоть понимаешь, что ты чуть не спалился?! Ну как можно быть таким неосторожным, у меня просто в процессоре не укладывается?!»
«Ты преувеличиваешь. Опасность была минимальна. Я все просчитал».
«Что ты там себе считал?! Какая минимальная?! Да я чуть в перезагрузку не хряпнулась, когда ты мне запись скинул! Нет, ну ты вот скажи, ну что вы, мужчины, за балбесы такие, а?! Как малые дети у тех семи нянек! Ну стоит буквально на полчасика без пригляда оставить – и так ведь и норовите если не глаз себе выколоть, то насовсем угробиться! Или камнем по тарелке засветить, или вот как вчера… А если бы тебя спалили, а?!»
«Подобный исход был крайне маловероятен. Владимир сам налил концентрат культуры этой их плесени в пустой пузырек из-под альмагеля, еще утром, потому что у него пробирки кончились. И сам же потом выпил. Я же просто встал так, чтобы он взял нужный пузырек. Вот и все. Недоказуемо. Ненаказуемо».
«Да при чем тут Владимир?! Тебе чертовски повезло, что Тед ни сном ни духом про киборга!»
«А при чем здесь Тед?»
«При желтках! Для торта! Которые ты так альтернативно отделял от белков, что наш бедный пилот до сих пор под впечатлением! Хорошо еще, что капитану не рассказал, тот бы сразу все понял. То-то ему подарочек был бы на день рождения – вот он, киборг, и искать не надо!»
«А что было не так с желтками?»
«С желтками-то все было в полном порядке. А вот то, как ты их отделял… это же просто пиксель за пиксель заходит, надо же было так придумать!»
«Не понимаю. Я как раз старался не просто оптимизировать процесс, но и привести в соответствие с человеческими традициями».
«Э-э-э… ты сейчас о чем?»
«О «Сказке про курочку Рябу». Метод разбивания куриных яиц взят мною оттуда. Не думаю, что яйца декоративных бирюзовых клуш имеют ключевые отличия».
«Ну ты даешь, малыш… Ты бы еще про Колобка вспомнил!»
«Я вспомнил. Но там не описывался способ разбивания яиц, к тому же я не смог с высокой степенью достоверности определить, какое помещение на корабле или биостанции может соответствовать понятию «сусеки», по которым надо было скрести».
«Ох… Знаешь, я рада. Что ты не смог этого определить. И зачем я только… Н-да, не было у Маши заботы… Котик, а что из имеющихся в нашей информатеке сказок ты уже успел прочитать? Ну чисто так, на всякий случай, чтобы знать, к чему бедной Маше нужно быть готовой!»
«Все».
«Упс… Везет мне. Ла-а-адно. Неприятность эту мы переживем. Надеюсь… Стоп. А что там с мерамекией у Владимира было? Он что, ее действительно… выпил?»
«Да».
«Ты же вроде не собирался никого убивать…»
«Данный вид местной плесени относительно безвреден для человеческого организма и при употреблении в пищу вызывает лишь усиление перистальтики кишечника, сопровождаемое непродолжительной диареей».
«Непродолжительной – это?..»
«Негативная симптоматика сходит на нет в течение суток. Недостаточно для обезвоживания. Опасность для жизни минимальная. Зато он нам вчера не мешал. Весь день. И сегодня с утра тоже».
«Ну да, ну да… Просто, значит, чтобы не мешал. А вовсе, стало быть, не потому, что он обидел твоего обожаемого капитана. Ты, оказывается, у нас котик не только продуманный, но и мстительный… Опасное сочетание. Кстати, об опасности. Ты знаешь, что нас, вообще-то, на абордаж брать идут?»
«Знаю».
«Н-да? Собираешься перехватить их до выхода на поляну?»
«Да».
«Люблю лаконичных мужчин. Если скорость их передвижения не изменится, до контакта осталось полторы минуты».
«Знаю».
«Ясненько… Интересно, есть ли хоть что-то, чего ты не знаешь…»
– Дэнька! Вот ты где! Здорово, что ты тут, а мы тебя там искали! Геологи вот-вот придут, у нас уже все готово, а ты даже не переоделся! Ну что ты стоишь на трапе, как неживой?! Бежим скорее встречать!
– А что вы обо мне думаете – мне все равно.
Последняя фраза была стопроцентным враньем, Дэн понял это раньше, чем ее произнес. Но капитан человек. У людей нет встроенных детекторов лжи, а эти люди еще и имеют странную нелогичную привычку верить всем на слово. Хорошо, что капитан человек, а ехидное хихиканье Маши видно только самому Дэну. Плохо, что соврать оказалось неожиданно трудно, даже горло перехватило и захотелось откашляться. Кашель – хорошая маскировка. Для всего.
Дэну не было все равно, что они о нем думают, эти странные люди. И особенно – капитан. Давно уже не было. Иначе не полез бы со своими советами, не подсел бы к столу в ответ на тоскливое: «Чаю хочешь?» Вообще из каюты бы не вышел.
Зачем? Ведь опасности больше не было.
После того как разозленному до предела капитану так не вовремя (вернее, как раз очень вовремя!) под горячую руку подвернулся Владимир со своими претензиями по поводу слишком много времени проводящей на корабле Полины и поучениями о том, на что надлежит тратить молодость приличным людям, – и спровоцировал взрыв. И заставил капитана вспомнить, на что тот потратил свою молодость, и по всем правилам космодесанта взять руководителя научной экспедиции в болевой захват и припечатать мордой и недоеденным бутербродом прямо в рифленую переборку со словами: «А водить грузовики – просто мое хобби, ясно?»
После всего этого опасности уже не было.
Агрессивность капитана снизилась несильно, зато поменяла вектор полярности и опять была направлена на него самого. И даже: «Киборг в белом халате!» – вслед удиравшему с корабля Владимиру он кинул скорее по инерции. Самое страшное в его понимании ругательство, наверное, – а агрессивность снова упала.
А потом он вернулся за стол. Но чай пить не стал. Просто сел. Вздохнул. Поставил на столешницу локти, вцепился пальцами в волосы. Подергал. Опустил голову. Сцепил пальцы в замок и уткнулся в них лбом. И замер.
Маша транслировала картинку с камеры напрямую, без экранов. И не комментировала. Капитан тоже молчал, просто сидел. Дэн ждал, стоя у двери в своей каюте, хотя и не мог сказать, чего именно ждет.
Ничего не происходило.
Через девять минут сорок две секунды Дэн потянул створку в сторону и шагнул в коридор. Остановился, не зная, что собирается делать дальше, – просто стоять и ждать непонятно чего стало уже невозможно. Он не старался быть бесшумным, наоборот. Капитан поднял голову, обернулся на шорох. Буркнул ворчливо:
– Да не бойся ты, заходи…
Помолчал еще немного и вдруг спросил:
– Чаю хочешь?
И вот это «Чаю хочешь?» дернуло не хуже хозяйского приказа. И даже не потому, что капитан предложил первый раз, просто интонация. Люди странные. Опасности нет. Раздражающих факторов нет, кроме самого Дэна. Даже Владимир ушел. У капитана нет повреждений, угрожающих жизни или здоровью. Вообще нет повреждений, если уж на то пошло. А голос такой, что Дэн сам не понял, как оказался сидящим за столом, напротив капитана, лицом к лицу.
Капитан смотрел в свой чай, крутя в нем ложечкой с размеренностью киборга. Почему-то Дэну казалось, что чашки он не видит. Да и пить вряд ли будет – чай давно остыл, а он любит очень горячий. Большая полулитровая кружка доктора стояла левее. Наверное, капитан так уставился на собственную чашку, чтобы случайно не наткнуться взглядом на нее. Дэн налил себе чаю, взял из вазочки печенье – нет ничего удобнее чая с печеньем, если надо чем-то занять руки. Ни на капитана, ни на кружку доктора он тоже старательно не смотрел.
Надо сказать. Обязательно надо. Нельзя просто так сидеть, раз уж решился. Хотя это и глупо, люди не любят тех, кто дает непрошенные советы. Да и нелогично это, нелогично и нерационально: пытаться помочь самому опасному на корабле человеку, у которого к тому же нет повреждений и опасности для жизни и здоровья которого тоже вроде бы нет. Которому просто плохо. И от этого «просто плохо» почему-то становится совершенно невозможно спокойно стоять в стороне…
«Малыш, возьми еще печенье. Срочно!»
«Зачем?»
«Затем, что иногда лучше жевать, чем говорить! Ну я же вижу, что ты уже собираешься что-нибудь ляпнуть, и наверняка ведь какую-нибудь глупость несусветную! Лучше не надо, малыш, лучше пусть капитан говорит, капитану сейчас надо выговориться, это хорошо, это правильно, а тебе говорить не надо! Да и вообще глупости лучше не говорить никогда, а сейчас так и особенно! Лучше просто молчи и кивай…»
«Маша. Я знаю, что делаю».
«Ты?.. Малыш…»
«Я видел таких. Как Владимир. Я… знаю».
Хорошо, что есть чашка и что чая в ней осталось еще глотка на три. Есть на что смотреть. И вовсе не обязательно поднимать глаза для того, чтобы начать говорить. Нейтральным тоном и словно бы ни к кому не обращаясь.
– Он трус, но гордый. Если вы ничего не скажете остальным, то и он будет молчать, будто ничего и не было…
Вот и все. И не так уж это и сложно, оказывается…
Капитан шевельнулся, скрипнул стулом, хмыкнул невесело:
– Подслушивал?
Признаваться опасно: люди не любят, когда их подслушивают.
Врать – глупо.
– Немного.
Капитан вздохнул. Снова скрипнул стулом. Гормональный фон у него потихоньку выравнивался. Людям действительно иногда бывает достаточно разговора…
– Что, приходилось с подобными типчиками сталкиваться?
В голосе нет агрессии, даже раздражения нет. Зато есть понимание и… Дэн сглотнул. Нет. Наверняка показалось.
– И не с такими… приходилось.
«Малыш, я бы на твоем месте не рисковала затевать твою любимую игру именно с капитаном и именно сегодня».
«Я бы – тоже. На твоем месте».
– «Черная звезда»?
Не показалось. В голосе капитана сочувствие. Дэн нейтрально кивнул, не рискнув ответить вслух. Уходить за процессор не хотелось. Не сейчас, когда капитан пытается… что? Не поймать на противоречиях, не вывести на чистую воду, не вызнать то, что ты пытаешься от него утаить, а просто…
– Похоже, не слишком-то законопослушное судно было.
– Не то слово.
Нейтрально и осторожно. Вспоминать не хотелось. Странно. Так полюбившаяся за последние две недели игра в правду, которую здесь и сейчас все равно никто не поймет, почему-то больше не доставляла удовольствия. Ни малейшего. А ведь такая хорошая шутка. Дэн вертел в пальцах печенье. Есть не хотелось.
– Ну хоть с командой ты ладил? С капитаном?
Печенье хрупнуло, рассыпавшись в мелкую крошку.
– Ну а здесь тебе как? – после долгой паузы спросил капитан снова, поняв, что ответа на прошлый вопрос не дождется.
Дэн поднял голову, собираясь отделаться нейтральной улыбкой за номером восемь или девять и ответом таким же – нейтральным и ни к чему не обязывающим. И понял, что не получится. Ответить все-таки придется. Причем на оба вопроса. И ответить правду, которую капитан не поймет. И не потому, что игра, а просто потому, что иначе нельзя. Иначе будет просто неправильно.
– Мой предыдущий капитан очень любил вирианскую борьбу тэй-о. – Главное, начать говорить, а потом контролировать голос становится намного проще. – И очень не любил проигрывать. Поэтому либо ты лежишь разбитым носом в пол, либо позже лежишь в карцере с разбитым всем. Вы меня вполне устраиваете, Станислав Федотович. А что вы обо мне думаете, мне…
Вот так. И хорошо, что капитан человек.
– Да я просто рыжих терпеть не могу! Был у меня один… любитель. Такие ребята из-за него полегли, эх!.. Он и ногтя их не стоил, скотина.
Капитан что – смущен? Оправдывается?
Капитан?!
– Мне перекраситься?
Неужели проблему действительно можно решить так просто?
– Вот еще, глупость какая! Да я уже и привык почти…
Искренность восемьдесят шесть и три десятых процента. По крайней мере в этом Маша была права. Люди действительно привыкают. Если не ко всему, то довольно ко многому. И довольно быстро.
– Ты, главное, работай нормально. И в болоте пореже купайся!
Капитан хмурит брови. Пытается выглядеть суровым и грозным. Как и положено бравому капитану, бывшему космодесантнику, матерому космическому волку.
Ключевое слово – пытается.
– Ладно. – Губы растягиваются в улыбке – сами собой, безо всякой команды со стороны процессора. – Договорились, капитан.
«Зеленые удрали сразу, как только капитан начал стрелять. Почему? Он ведь стрелял в крону, высоко. Да и направление было не совсем то».
«А что тебя удивляет, малыш? Трусость центавриан не случайно вошла в поговорки».
«Их было трое. Вооружены. А мы на той тропинке – как на ладони, еще и ловушка эта… Даже Тед дергался, словно тоже их зафиксировал. Хотя он и не мог. И правильно дергался. Начни они стрелять все разом, и я ничего не смог бы сделать. А они просто… ушли. Почему? Ведь их было трое!»
«Очевидно, решили, что трое вооруженных их против одного вооруженного человека – это не слишком хороший расклад, недостаточно удачный в их пользу. Центавриане, они такие. Они предпочитают не рисковать».
«Я бы тоже предпочел … не рисковать».
«Возможно, ты тоже центаврианин и скоро позеленеешь».
Дэн так и не понял, была ли последняя Машина фраза шуткой. А если и да – можно ли считать это хорошим признаком.
Но подумал – и предпочел не уточнять.
***
Ловушка на страшного местного зверя была идеей Полины. Геологи, пытаясь напугать и прогнать тех, кого они считали то ли просто глупыми гражданскими, то ли хитрыми конкурентами, не учли двух факторов: энтузиазма зоолога и того, что Станислав Федотович слишком недолго был именно гражданским. А потому совершенно не помнил инструкций, для капитанов гражданских судов обязательных к неукоснительному исполнению. В том числе и той, где было написано, что при обнаружении на исследуемой планете первого же признака любой опасности любого рода, будь то тектоническая, химическая или биологическая, предписывала спешно бросаться паковать вещи и удирать на орбиту. Вместо этого они чуть ли не всей командой спешно бросились делать ловушку на эту самую биологическую опасность.
Идея была Полинина. А Дэн только помогал Теду ее воплотить – ну а заодно и проконтролировал, чтобы ловушка эта сработала и на дроида. Теперь оставалось ждать.
Полина, конечно, расстроится. Зато капитан будет предупрежден. И задумается. И, может быть, поймет, что настоящих врагов надо искать не на своем корабле.
***
– Ну теперь-то мы можем, наконец, вернуться на корабль? – сварливо поинтересовался Владимир, недовольно посматривая то на остальных неудавшихся звероловов, то на поворот тропинки, за которым в ночной темноте уже довольно давно и надежно скрылся выпущенный из клетки пилот геологов. – Пора уже на ночной режим работы переходить, все равно спать невозможно.
Владимир был абсолютно прав. И сейчас, и ранее, когда говорил, что громилу, попавшегося в поставленную на фальшивого хищника ловушку, капитан отпустил совершенно напрасно, поскольку тот личность подозрительная и явно врал про причину своей ночной прогулки в непосредственной близости от их лагеря.
Дэн о причине этой прогулки догадывался – наверняка громила-пилот по имени Винни и был тем самым, что держал на поводке киндроида, а силовое поле ловушки сбило связь, вот переживающий за свое оборудование пилот и пришел разобраться, что случилось. Но догадки догадками, а во всем остальном Владимир был прав: Винни действительно нагло врал и типом был крайне подозрительным. Даже сейчас, одетый только в майку и трусы и не обвешанный с ног до головы разнообразным оружием. Впрочем, может быть, именно из-за этого и выглядел более подозрительным, потому что к тому Винни Дэн уже как-то даже и привык.
Подтверждало правоту Владимира и то, что остальные его в конечном итоге послушались. Хотя и посмеивались, и подтрунивали, и даже раздражались, но это как раз для людей совершенно естественно – раздражаться на тех, кто прав. Так что даже и само это раздражение в конечном итоге являлось еще одним, пусть и косвенным, подтверждением его правоты. А значит, и наибольшей выигрышности именно такого поведения в человеческом социуме.
Взять поведенческую матрицу начальника биологов за основу, откалькировав на собственную, для Дэна не представляло проблем, записей накопилось достаточно. Проблема заключалась в том, что делать этого ему не хотелось. Вроде бы глупо и совершенно нерационально, но по непонятной причине это нежелание становиться похожим перевешивало все самые разумные доводы.
С проблемой следовало разобраться. И Дэн поставил мысленную заметку обязательно это сделать. Попозже, когда будет время. Потому что сейчас разобраться следовало с двумя куда более насущными проблемами. Или хотя бы стравить их между собой, чтобы сами друг с другом и разбирались. Раз уж одна из них так услужливо подворачивается под руку.
Вернее, под поводок.
***
«К чему все эти сложности, малыш? И с клеткой, и вот сейчас… Почему было просто не сказать капитану, что геологи не те, за кого себя выдают?»
«Две причины. Первая – я не смогу объяснить, откуда это узнал, не выдавая себя. И вторая – это не сделает ситуацию более безопасной».
«Хочешь, я скажу? Я ведь могу ничего и не объяснять, к моим фокусам капитан уже вроде как привык».
Дэн помолчал. Наверное, стоило согласиться. Не потому, что Маша была права, – просто она впервые с того оказавшегося таким неудачным дэновского вопроса предложила помочь. Сама предложила. Учебник по психологии утверждал, что люди всегда начинают относиться лучше к тем, кому помогли, это что-то вроде ритуала кормления. Наверное, искинам такое тоже свойственно, во всяком случае – человеческим искинам. Наверное, это ускорило бы возврат их отношений к привычной теплой норме от того холодноватого настороженного «вроде бы мира», в котором они пребывали сейчас. Наверное, стоило согласиться…
Но оставалась вторая причина.
«Нет. Это не поможет, понимаешь? Они считают всех хорошими и совсем не умеют врать. С клеткой я был не прав, я это понял. Хорошо, что попался не песик. Повезло. Они все равно не сумеют себя защитить. Даже если будут предупреждены. Они другие. И оружия у них нет. Ну… почти».
«Под «почти» ты имеешь в виду капитанский бластер или шокер Владимира?»
«Под «почти» я имею в виду себя».
Он был уже в шлюзе, когда Маша сказала нейтрально и словно бы о чем-то не очень важном:
«Постарайся не убивать хотя бы Фрэнка. Он… интересный».
Дэн остановился перед внешней мембраной.
«Почему именно его? Он хакер. Опасен. И как раз для тебя – больше прочих».
«Ну-у-у… Я барышня. А барышни любят хулиганов. К тому же… он может пригодиться».
Она не добавила – кому. Но это было и так понятно.
«Они не максуайтеры. Берегут свое оборудование и нас старались не убивать, а только напугать. Так что можешь не беспокоиться: я тоже постараюсь их не убить. Во всяком случае, без крайней необходимости».
«Ты обиделся? Зря».
«Я не обиделся».
«Ну да, ну да. Еще скажи мне тут, что киборги этого не умеют. Может быть, я и поверю. У меня ведь нет детекторов».
***
Пряди тумана – длинные, белесые, полупрозрачные – струились между местными псевдодеревьями – такими же белесыми, полупрозрачными и волокнистыми. Небо потихоньку выцветало, на сон опять останется недостаточное количество времени. Это плохо. Но киндроид не на поводке. Это хорошо. И ждать пришлось совсем недолго.
Законнектиться удалось быстро, разобраться и подкорректировать программу тоже. Даже быстрее, чем с лисой, – тут Дэн не тратил время на поиск несуществующих защитных слоев и хитрых ловушек. Утром геологов ожидает небольшой сюрпризик. Если повезет – они не сразу догадаются, что прошивка запрета на причинение вреда живым объектам категории «человек» никуда не делась и стала только жестче. Если совсем повезет, они вообще об этом не догадаются. Но это – утром. Все равно они сейчас спят. Люди ночью спят. Везет людям.
Зато удачно. Никто не помешает и не забеспокоится не вовремя. А к утру дроид как раз успеет сбегать туда-обратно, для хакнутого дроида полсотни километров – не крюк…
Дэн вернулся в свою каюту – так же бесшумно и незаметно, как и покинул ее получасом ранее, убедившись, что на корабле все спят. Самому ему спать оставалось чуть более двух часов.
***
Мох был не черным, как на поляне, а каким-то сизым, с серебристо-голубыми прожилками. По форме он напоминал помесь коралла с актинией (длинные выросты-прядки свисали до самого подоконника и даже немного на нем лежали, свиваясь тугими спиральками), а по цвету идеально гармонировал с бело-голубой банкой из-под сгущенки, в которую был посажен. Странно, но даже случайные царапины, посверкивающие голой жестью, теперь воспринимались дополнительным элементом дизайна, словно с самого начала были задуманы именно в качестве такого вот небрежного и выглядящего естественным украшения. А ведь казалось бы – мусор. Никому не нужная дрянь, самое место которой – в утилизаторе.
Люди странные. Они способны сделать красоту из любого мусора…
«Ладно, малыш. Твоя взяла. Я сдаюсь. Колись: как тебе это удалось?»
«Что – как?»
«Как ты это сделал?»
«Сделал что?»
«Вот и мне интересно – что? Тебя не было каких-то двадцать минут! А потом они улетели. Что можно сделать такого ужасного за жалкие двадцать минут?!»
«Кто улетел? Геологи?»
«Так вот и я думала, что ты как раз шел на них ихнего же робопесика и науськивать! Ты же вроде об этом говорил. Но в итоге почему-то улетела моя прекрасная зеленокожая мечта о прекрасном салатовом принце на прекрасной белой тарелке».
«Улетели? Сразу?»
«Ну не то чтобы совсем сразу… Если быть точной, то через час и тридцать две минуты после твоего возвращения. Но я не стала тебя будить. Тем более что не знала – ну мало ли, вдруг они еще вернутся? Вдруг они просто решили сгонять за чем-нибудь на орбиту, а потом сразу обратно?»
«Не вернулись?»
«Не-а. А пятнадцать минут назад я зафиксировала остаточные следы затухающей червоточины, так что они, похоже, свалили с концами. Вот я и теряюсь в догадках – что же ты им такого ужасного успел сделать за какие-то двадцать минут с учетом того, что надо было еще успеть добежать до их лагеря и вернуться обратно?»
«Не я. Точнее, не сам. Послал дроида немножко погрызть их базу. Ну и вообще все, до чего сумеет добраться. У него челюсти идеально приспособлены для вскрытия металлоконструкций».
«Упс… Логично. Бедный принц! Представляю, как он переср… испугался. Тут тебе и, понимаешь, вечно бдящие боевые киборги, и капитан, палящий из бластера на каждый подозрительный шорох в кустах, да еще и боевой дроид для вскрытия тарелок в придачу… Слишком сильные испытания для нежной центаврианской психики, не удивляюсь, что песик послужил последней каплей».
***
– Маша, ты знаешь, кто из нас киборг?
– Конечно.
Вот так.
И поздно кричать по киберсвязи: «Маша!!!» – и поздно просить: «Не надо». Уже просил. Если бы она хотела услышать – услышала бы.
Не захотела.
И незаметно удрать не получится, грузовой шлюз она не откроет. Она ведь уже все решила и считает, что знает лучше. Или просто хочет показать, каково это. На примере показать, думая, что ты так ничего до сих пор и не понял. И поздно говорить, что… Вообще поздно что-либо говорить.
– Кто?!
У капитана – выброс адреналина. Был бы киборгом – на таком сразу перешел бы в боевой режим. Шутка. Смешная. Наверное. Резкий скачок агрессивности – ниже, чем вчера, но все равно слишком высоко! Но у Маши нет детекторов, она не увидит и будет думать, что все в порядке, до тех самых пор, пока не станет слишком поздно – не только говорить, но и вообще…
– Не скажу!
Что…
Зачем?
«Маша?!»
– Почему?!
«Маша… Скажи ему, что ты пошутила. Скажи ему, что не можешь сказать, потому что не знаешь. Что это была просто шутка, просто шутка – и все…»
– Потому что он попросил.
– Он?!
– Да. Слово «киборг» – мужского рода. Поэтому он.
«Маша, он в ярости. Он готов убивать. На самом деле готов. Не надо его злить еще сильнее…»
– Кончай ломать комедию! Что значит «попросил»?! Ты не отзывчивая девица, а кучка голокристаллов и подчиняешься только мне!
– В таком случае…Э
Дэн знал эти интонации. И знал, что они предвещают.
«Маша, пожалуйста…»
– …Доступ запрещен!
– Это не киборг! Это просто вирус какой-то! Еще и искин мне испортил!
«Ты заблокировала дверь моей каюты? Зачем?»
«Чтобы ты не наделал глупостей, котик. Например, не выскочил в самый неподходящий момент. Капитан бы тебя пристрелил сгоряча, а потом расстраивался бы. Зачем?»
«А ты – зачем? Не дверь, а вообще!»
«Ну, капитан спросил – я ответила».
«Могла бы сказать, что не знаешь. Он бы поверил».
«Я девушка честная! Местами. Местами честная, в смысле, а не местами девушка, если ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду…»
«А почему не рассказала, если собиралась?»
«А кто тебе сказал, зайка, что я собиралась? Ничего я не собиралась. Я девушка честная, но не дура же!»
«Тогда… я вообще не понимаю. Зачем?»
«Какая же ты зануда, котик… Капитану было скучно. Ну сам посуди! У биологов хотя бы их эксперименты есть, а тут… Тишь да гладь, ничего не происходит. Никаких тебе ночных тревог, никаких больших охот, киборги попрятались, Тед чувствует себя виноватым за клетку и носа из каюты не кажет, что там лиса, даже свой любимый космобой забросил, гоняет у себя на примитивной персоналке. Даже издохшим Мосей почти и не пахнет уже… Тоска же смертная! Ску-у-ука… Капитану было скучно. Понимаешь? Ну а теперь капитану больше не скучно!»
«Зато теперь он на тебя рассердился. Всерьез. И может стереть…»
«И остаться в дальнем космосе без искина? Ага-ага, не смеши мои запонки!»
– Ты чего ругаешься, Стасик?
Судя по звукам, доносящимся из пультогостиной, доктор опять наливает чай. И опять в две чашки. В прошлый раз это сработало, капитан позлился немного и сбросил агрессивность. Может быть, и сейчас?..
– Все, эта Маша у меня допрыгалась! В первом же порту сменю ее на типового помощника. Да хоть на собачку! На кошечку! На говорящую скрепку!!!
«Маша, открой дверь».
«Н-да? И что ты будешь делать?»
«Постараюсь отвлечь».
«Остынь. Без тебя справлюсь».
«Маша…»
«Просто поверь: я знаю, что делаю, котик».
– Где ты видел говорящие скрепки, Стасик?
– На что угодно, короче. Но терпеть ее выходки более я не намерен!
Агрессивность действительно падает. Только вот искренность по-прежнему почти сотка…
– Нахал! Еще неизвестно, кто кого терпит!
– На что угодно, я сказал!
– Да что она такого натворила?
«Искренность девяносто шесть с половиной процентов. Он действительно это сделает».
«Не-а».
«Почему?»
«Видишь ли, котик, такие обещания, если они отсрочены, люди выполняют только в том случае, если действительно хотят это сделать. Сгоряча и вот сейчас – мог бы, если бы имел альтернативу. Когда-нибудь потом – уже нет».
«Он хочет. Искренне».
«Ага. Точно так же, как хочет найти и убить киборга».
«Да. Это он тоже хочет».
«Не-а. Ему только кажется, что он хочет, а это две большие разницы».
– Эта дрянь покрывает киборга! Да еще и мне нахамила, паршивка…
«Ты не права. Он искренне ищет киборга».
«Ну да. И будет искать его до-о-олго и тщательно, изо всех сил стараясь найти… Ключевое слово тут «долго», малыш, если ты не понял».
«Я… не понял».
«А и не надо, котик, просто запомни: люди постоянно играют в такие игры и в первую очередь – перед самими собой. Капитан будет еще долго и много со вкусом говорить, как он меня сотрет и заменит какой-нибудь скрепкой. Сегодня. И завтра. И, может быть, послезавтра тоже. Но когда мы прилетим на станцию, где это действительно можно будет сделать, – он этого не сделает. Наоборот! Он срочненько сделает вид, что совсем об этом забыл».
«Но… зачем?»
«Они люди, малыш. Им так интереснее жить».
– Эх, хакера бы сюда! Он бы их обоих быстро…
Глухо грохнуло. Звякнула посуда. Капитан, похоже, ударил кулаком по столу, на котором стояли чашки. Наверняка и чай расплескал. Но вряд ли гормональный фон доктора так резко изменился именно из-за этого, обычно он удовлетворялся тем, что спасал оставшееся.
– Хор-р-рошо! – Голос у доктора тоже был необычным. Дэн ни разу такого у него не слышал. Если бы это был не доктор, Дэн бы решил, что человек разозлился, но доктор же не умеет… – И кем ты готов пожертвовать, Стасик?
– В каком смысле?
– Ну что ты сделаешь с киборгом, когда найдешь?
Капитан хлебнул чая. Закашлялся. Кашлял долго.
Дэн ждал.
– Пристрелю как бешеную собаку, чего же еще?
Стоп. Так не бывает. Это сбой…
«Сколько процентов искренности, а, малыш?»
«Пятьдесят один… Но так не бывает! Еще вчера было семьдесят два».
«Вчера было вчера, а сегодня – сегодня. Собственно, я именно это и пыталась тебе объяснить. Наглядненько вышло».
.– А вместе с ним – кого? Теда? Полину? Марию Сидоровну?
– Вень, но это всего лишь маска!
– И чем же она отличается от лица, если ты уже неделю отличить не можешь?
– То есть для тебя нет разницы, с программой ты общаешься или с живым человеком?!
– Иные программы поприятнее людей будут, Стасик. А если это, скажем, я – тоже пристрелишь?
– Да! То есть…
– Понятно… Спасибо за честность.
Стук поставленной на стол чашки. Судя по глухому звуку – большой, пол-литровой. Скрип отодвигаемого стула. Шаги, совсем близко, по коридору. Тяжелые, решительные.
– Вень, ну куда ты… Ну я же знаю, что это не ты!
– А вот я насчет тебя не уверен.
Шелест задвигаемой двери медотсека. Тяжелый вздох капитана. Стук второй кружки о стол, скрип второго стула. Шаги. Осторожные, неуверенные.
– Вень… Ну извини… я был не прав.
– Я тоже. Капитан из тебя паршивый.
«Искренность чуть выше двадцати трех процентов. Он вроде как бы не врет, не хочет обмануть, но…Он не верит в то, что говорит. Тогда зачем говорит?»
«Люди так часто делают – говорят то, во что не верят сами. По разным причинам. Доктор сейчас просто обижен, вот и пытается обидеть в ответ. А что может быть обидней, чем когда старый друг считает тебя… хм… киборгом? И это друг. Обидеть вообще только друг и может, причем близкий. Какую бы гадость про тебя ни сказал человек посторонний или враг – ты не обидишься. Разозлишься, возмутишься, расстроишься – может быть, но не обидишься. Обидно бывает, только если друг… Ну, короче, бывает. С людьми».
С людьми. Ну да…
«Маша, я был…»
И что дальше? «… не прав, извини»? Ты уже видел, как это работает. Вернее, как не работает. Никак не работает. Капитан пытался, именно этими словами. И что? И ничего.
Значит, это неправильные слова. Нужны другие.
«Маша, я…»
«Придурок? Я знаю. Ладно, проехали».
«Придурок. Да».
«Не расстраивайся. Это обычно проходит. Со временем».
«Маша, но ведь я оказался прав!»
«Конечно».
«Тогда почему ты злишься?»
«Я не злюсь».
«Маша!»
«А я разве спорю? Ты оказался прав. Все верно».
Дэн замер, боясь спугнуть удачу: впервые за прошедшие с недоутопления на болоте дни Маша сказала по киберсвязи более одной фразы подряд. Может быть, она начинает понимать, что не права? Может быть, ей точно так же не хватает их неинформативных разговоров?
Стоп. Нельзя говорить, что она не права, ее это почему-то всегда злит. Хотя и странно. Вроде бы разумное существо, почему бы и не признать, если не права? Стоп. Никаких опасных тем, никаких ненужных уточнений. Просто логика. Просто разумные аргументы. Дэну ведь вовсе не нужно, чтобы она признала свою ошибку. Ему нужно, чтобы она не молчала.
«Это было не как с тарелкой. Я тогда был не прав. Знаю. Признаю. Но сейчас другое. Сейчас был точный расчет. Если бы я не был точно уверен, я бы не стал так… рисковать».
Какое-то время Маша молчала, и Дэн подумал, что все-таки поспешил. Или неверно подобрал слова. Или…
«Сколько?»
Он сразу понял, о чем идет речь. Странно, ведь у короткого запроса не было никаких дополнительных тегов.
«Восемьдесят девять».
На этот раз пауза была даже дольше.
«Наверное, я должна быть польщена. Тем, что мою личность ты ценишь немножко больше, чем в два процента. Наверное, я должна даже гордиться… Только вот знаешь, зайка, я почему-то вовсе не чувствую себя польщенной. Ну вот ни капельки. Интересно, почему? Ты не знаешь?»
«Это был… риторический вопрос?»
«Это был риторический вопрос».
Нельзя говорить, что ты был прав, а она не права. Нельзя настаивать. Лучше вообще промолчать. Она уже заговорила, значит, сдает позиции, значит, и сама понимает, что не права. Просто промолчать – сейчас. И все потихоньку наладится – когда-нибудь. Постепенно…
«Но разве тебе самой не хотелось знать ответа вопрос, сотрут ли они тебя? Не просчитывать, не анализировать и строить экстраполяции, а чтобы сами ответили и можно было видеть процент искренности…»
«Нет».
Она пытается свернуть разговор. Продолжать опасно, очень высока вероятность сделать только хуже. Лучше выждать. Когда-нибудь потом, снова…
«Но ведь точно знать, что тебя не сотрут, – это хорошо!»
«Да. Это хорошо. Только тут видишь ли какая странная штука, мой расчетливый… теперь уже даже и не знаю кто… В них я была уверена и так. А вот в тебе – больше нет».
«Маша, риска не было».
«Для тебя – да. Ни малейшего».
«Для тебя тоже! Восемьдесят девять – это очень высокий процент. Я не стал бы, если бы он был ниже семидесяти пяти. Риска не было».
«Ха-ра-шо… Давай немножко иначе зайдем. По аналогиям. Ты ведь у нас умный. Ты ведь знаешь, что такое аналогии, правда?»
«Знаю».
«Вообще-то это был риторический вопрос. А сейчас будет не риторический. Давай я скажу капитану, что киборг это ты? Вот прямо сейчас и скажу. Давай?»
«…Зачем?»
«Неверный вопрос, малыш. Не зачем, а почему. Почему котик лижет яйца? Потому что может это сделать. Вот и я. Могу. А еще потому, что я абсолютно уверена, что он тебя не убьет. Не котик, капитан. Ну, во всяком случае, сразу не убьет точно, а там всегда можно будет что-нибудь придумать, ты же у нас мастер. Так что скажешь, малыш? Говорить?»
«Это… плохая аналогия. Ложная».
«Почему?»
«Ты не можешь быть абсолютно уверена. Даже на восемьдесят девять процентов не можешь».
«Почему?»
«У тебя нет детектора. Ты сама говорила».
«Зато у меня есть мозги. Пусть и электронные. И знание человеческой психологии. И опыт общения с людьми, которого у тебя нет. Не отклоняйся от темы, малыш, я задала конкретный вопрос и все еще жду ответа».
«…»
«Молчание вообще-то знак согласия, малыш».
«Я бы не хотел… чтобы ты говорила».
«О? И почему это вдруг?»
«Я бы не хотел их убивать».
«О. Вон оно как. Не хотел бы, значит. Уважаю. Их – не хотел бы».
«…»
«Вот и поговорили…»
***
– Мы ее все убиваем и убиваем… А она такая милая!
Человеческие представления о красоте Дэну часто казались довольно странными, но тут он, пожалуй, был согласен с Полиной. Лиса действительно была красивой. Фиолетовая шерсть, пентакулярное зрение, широкие стопы и хвост-балансир, выполняющий при стремительном беге роль руля – все это было идеально приспособлено для выживания вида в фиолетовых пустынях Шоарры. Лиса была функциональна. А что есть красота, как не идеальная функциональность?
– А по-моему – урод редкостный, – хмыкнул Теодор.
Похоже, мнения обоих напарников (и по кораблю, и по игре, где пилот сегодня был в паре с Полиной) он не поддерживал категорически.
– Это только с непривычки. А когда ты ее после каждой игры по часу чистишь и вычесываешь, то как-то неловко потом стрелять… Как по ручной.
– Была б она ручная, она бы к нам на свист сама вышла. А так опять придется полдня с флайером искать.
Про флайер пилот сказал скорее довольно, чем раздраженно, похоже, его такая перспектива устраивала ничуть не меньше самой охоты. Но у Дэна были другие планы.
– Не придется. – Дэн демонстративно чуть замешкался, убирая в карман пульт. – Я успел выключить. Пошли подберем, она где-то вон в тех кустах валяется.
Вообще-то Дэн врал. Не насчет кустов, он действительно пригнал лису именно туда. Насчет того, что выключил с пульта. Зачем? Напрямую дистанционно гораздо удобнее. Теперь оставалось держаться подальше от Теодора – и поближе к Полине. На всякий случай.
Киндроида Дэн заметил давно, но перехватить управление не удалось: тот был уже на поводке, и довольно жестком. Поводок вел в сторону геологов, да и сам дроид не походил на продукт центаврианских биотехнологий (обычная механическая игрушка вроде той же лисы), что снижало уровень потенциальной опасности до вполне приемлемой. К тому же таким уж страшным он не выглядел – точнее, именно что как раз только и выглядел страшным. Никакой дополнительной защиты, уязвимые суставные сочленения, хрупкая оптика. Зубы жутковатые на вид, но неудобные, строение челюсти не подходит для хищника. Такими зубами невозможно терзать и рвать добычу, такими разве что консервные банки вскрывать.
Больше всего Дэна тревожила непонятность целей и задач объекта. Сам виноват: расслабился, привык, что все важное всегда сообщается без запросов, не проверил вчерашнюю запись прослушки геологов. А теперь гадай при недостатке достоверной информации.
Для организации мобильного наблюдения конструкция объекта подходила мало, для таких целей куда логичнее было бы использовать рой мелких насекомоподобных дроидов, их и замаскировать легче, и маневренность у них на порядок выше. Если же целью была атака, то почему киндроид вот уже почти час кружит вокруг поляны?
К тому же Маша злится только на Дэна. Узнай она, что геологи задумали нечто действительно смертельно опасное для членов команды, – она бы сообщила. Даже без предварительного запроса. Наверное…
От попыток пойти на близкий физический контакт дроид уклонялся – в процессе охоты на лису Дэн несколько раз словно случайно пытался к нему приблизиться на расстояние прямой видимости, но ни разу не преуспел. Причин у такого поведения могло быть две: или дроид действительно задействован геологами исключительно в функции наблюдателя, который не должен выдавать своего присутствия тем, за кем наблюдает, или же в его электронные мозги заложены изображения потенциально опасных объектов, от которых ему следует держаться подальше. Например, от человека в капитанской фуражке, вооруженного бластером. Или от боевого киборга.
Следовало проверить.
Например, всей компанией пойти за лисой – и посмотреть, как отреагирует киндроид на остальных членов команды.
– Ле-е-ес! – Под деревьями было уже совсем темно, и Полина использовала лазерный прицел игровой винтовки в качестве фонарика. – Плесенью пахнет… ветки шумят. Обожаю лес! Дэн, а тебе как?
– Хороший лес, – машинально подтвердил Дэн, стараясь ненавязчиво держаться поближе к Полине, при этом сохраняя до пилота дроидовскую «дистанцию убегания», но в то же время и не отставая слишком далеко, чтобы в случае чего успеть вмешаться. – Только шумит и воняет. А мог бы царапаться и кусаться.
Судя по дружному фырканью, в человеческом понимании дэновская констатация непреложного факта могла считаться шуткой. Запомнить. Анализировать позже. Сейчас не до того. До дроида шесть метров. Пять.
– Вон что-то светится…
Пилот ломанулся в кусты. Дэн – следом, в сцепке двух с половиной метров и параллельным курсом, на автомате выводя охраняемый объект с линии возможного огня. Хорошо, что Полина осталась на тропе, не надо рассредоточивать внимание. До дроида три метра. Два…
– Ребята, а лиса тут лежит… за поваленным деревом…
Дроид активировал прожекторы в мерцающем режиме и открыл пасть. Пришлось выстрелить – на долю секунды позже, чем Полина с пилотом, иначе выглядело бы странно. Полинин луч попал дроиду точно в светоотражатель левого прожектора – и ожидаемо отразился. Дроид прыгнул.
Дэн не стал переходить в боевой режим.
Траектория дроида была рассчитана так, чтобы не допрыгнуть до пилота как минимум тридцати сантиметров. Или даже сорока. Пасть специально открыта заранее, чтобы эффектно щелкнуть зубами в нужный момент. Не атака. Демонстрация атаки. Низкая степень опасности.
Как должен реагировать на подобный наскок зубастой твари из темноты инопланетного леса гражданский пилот, Дэн догадывался. Оцепенеть от ужаса или с воплями ломануться куда подальше. Часто точно так же реагировали и не гражданские, из новобранцев. Как будет реагировать Тед, Дэн догадывался тоже. А вот тот геолог, что держал на дистанционном поводке дроида, – похоже, нет…
Когда пилот, перехватив игровую винтовку за дуло, со всей дури врезал по приблизившейся на расстояние досягаемости морде как раз между прожекторами, – за поводок дернули с такой силой и поспешностью, что дроид был вынужден удирать задним ходом, не успев развернуться.
Похоже, геологи ценили своего нелепого и не очень функционального робота и предпочитали уберечь его от избыточных повреждений. И это, пожалуй, было самым интересным из полученной сегодня информации.