Дэн не заметил, когда вдруг все изменилось. Вернее, заметить-то заметил, конечно – трудно не заметить резкое снижение уровня доступа, чуть ли не разрыв коннекта. Но не поверил, что это на самом деле из-за такой ерунды. Да и странно было бы поверить. Действительно ведь ерунда!
Наверное…
Удивительно долгий странный день перетек в такой же удивительно долгий странный вечер.
– Право первого глотка, капитан!
Это тоже была игра. Новая. И капитан, посмеиваясь, ее поддержал – взял протянутую Теодором банку, отхлебнул. Не всерьез отхлебнул, так… метафорически. Очевидно, некий аналог ритуала кормления. Правильность Дэнова предположения подтвердил и тот факт. что после первого (ритуального!) глотка Станислав Федотович почти сразу покинул пультогостиную, буркнув что-то в том смысле, что «не желает мешать молодежи».
Сделать из трех сдвинутых кресел диван – это тоже была игра. Маша развлекалась: делала вид, что подпиливает виртуальные ноготки, надувала пухлые розовые губки, а в ответ на просьбу запустить вместо себя какой-нибудь фильм приняла соблазнительную позу и притворилась ужасно обиженной:
– А со мной вам уже не интересно, да?!
– Не интересно! – быстро подтвердила Полина, и искренности в ее голосе было многовато для просто игры. Но напрячься Дэн не успел – Маша сменила аватарку согласно предполагаемым предпочтениям нового пользователя.
– А так лучше, крошка?
У Миши был проникновенный басок с глубокими обертонами, да и фигура такая, что Полина разом забыла все свои возражения и привстала с восторженным: «О-у!» – но тут уже возмутился Теодор. И в приказном порядке потребовал открыть-таки видеофайл.
– Ты глянь, до чего железяки обнаглели! – Голос у Теодора был вроде бы возмущенным, только вот искренности в этом возмущении не набиралось и на треть нормы. – Того и гляди скоро пива себе налить попросят!
Интонация последней фразы однозначно интерпретировалась анализатором эмоций как одобрительная. Словно пилота нисколько не раздражала подобная своевольность машин, словно она его чуть ли не восхищала. Сегодня был странный день. Может быть, достаточно странный и для старой игры в откровенные вопросы, настоящего смысла которых все равно никто не поймет.
И Дэн рискнул.
– Общение с людьми не проходит бесследно. – Дежурная улыбка за номером восемь, тон легкомысленно-небрежный. Выброс адреналина. Купировать. Сделано. Срочная необходимость чем-то занять руки. Пачка соленых орешков. Вынуть один. Кинуть в рот. Принято. Странно, раньше эта игра давалась намного легче. – В конце концов, ребенок тоже так учится: сначала бессмысленно повторяет за взрослыми, потом начинает сопоставлять и делать выводы, а потом… осознает себя… как личность…
И не только ребенок. Наверное, в этом все и дело, раньше ты просто копировал, не осознавая и не задумываясь, подставлял нужное, не понимая смысла собственных действий. Просто потому, что так делают люди. И – Маша права – ничем не отличался от марсианской комнаты. Быть марсианской комнатой проще. У нее сердце не колотится о стиснутые зубы, потому что ты с точностью до девяноста шести процентов уверен в том, что сейчас скажет в ответ на твои слова Теодор, ты хорошо его изучил и правильно подобрал направляющие фразы и интонацию. Он скажет именно то, что нужно. И значит, тебе тоже придется ответить так, как хотел. Все правильно. Все как надо. Ты на восемьдесят девять процентов уверен в том, что ничего плохого не случится, восемьдесят девять – это очень много, такую цифру до сотки округляют даже параноики. Ты давно хотел выяснить точно, чтобы ответили сами и можно было проверить процент искренности, чтобы четко, понятно, наглядно и никаких недомолвок. И вот он, удобный случай, удобнее не придумаешь, когда все вроде бы в шутку и никто ничего все равно не поймет.
Но…
– Но нам-то нужен корабельный компьютер, а не личность! – назидательно вскидывает банку Теодор. И поясняет, словно извиняясь: – Она ведь, зараза, личность-то эта, как себя осознает, так сразу работать перестает!
Вот оно. Теперь никаких улыбок. Легкий спокойный интерес, словно о чем-то не очень важном…
Дэн сглотнул.
– Можно стереть. И установить заново, с матрицы. Личность… уничтожится. Работник останется.
Теодор медлит с ответом. Словно действительно прикидывал такую возможность. Словно ты совершенно неверно просчитал ситуацию. Словно… Адреналин. Одиннадцать процентов – это не так уж мало, ты просто забыл. Одиннадцать процентов. Киборгов кидали в бой и при меньшем раскладе. Этого более чем достаточно. И если вдруг…
– Нет. – Теодор вздыхает с сожалением, искренность которого не дотягивает и до пятнадцати процентов. – Так веселее. Да и выпить всегда с кем будет.
Хорошо, что банка в руке уже была. Просто протянуть руку вперед и стукнуть краешком жестянки по протянутой пилотом. Просто. Да. И зажать имплантатами пальцы, чтобы не смять, банка хрупкая.
И не забывать дышать. Ровно.
Хорошо, что правильно оценившая намек Маша почти сразу пригасила освещение и запустила какой-то боевик. Можно спрятаться за процессор и расслабиться, не боясь, что дрогнет рука или на лице проскользнет что-то ненужное. Да и вообще просто расслабиться.
И не мешать Полине, которой не нравился фильм, стащить с твоего хвостика резинку и заплести косички. Сначала простые, а потом переплести их так, чтобы они торчали вверх. У нее были теплые ладошки и мягкие пальцы. Это странно. Но информация позитивная.
Подумав, Дэн не стал купировать выброс серотонина. Не критично. Можно закрыть глаза и притвориться, что дремлешь и не замечаешь…
– За силовым полем напротив шлюза вот уже сто сорок девять секунд активно движется какой-то объект, – сообщила Маша настолько безэмоциональным тоном, что ему мог бы, наверное, позавидовать любой правильный киборг. – Есть некоторая вероятность, что он пытается привлечь ваше внимание.
И только тут Дэн вдруг понял, что все предыдущее время Маша молчала. Совсем, а не только в звуковом диапазоне.
«Маша?»
– Покажи! – встрепенулся Теодор. Похоже, фильм ему тоже не очень понравился.
«Маша?»
На экране вместо мускулистого и героически полуобнаженного борца с мировым злом на фоне полуразрушенного в ходе борьбы города появился тощий и очень мокрый задохлик на фоне очень мокрого степянского леса.
«Маша, почему ты мне не сказала сразу?»
Какую-то нано-долю секунды ему казалось, что она опять не ответит. И снова будет молчать, как тогда, когда он засветил камнем в тарелку. И снова будет тот странный холод, от которого не помогает ни одеяло, ни горячий душ.
«Ты не спрашивал».
– Как вы считаете, вероятность достаточно высока? – хмыкнул пилот. – Или он просто делает зарядку и открывшаяся дверь ему помешает?
Теодору пока еще было весело. Он не умел читать по губам. И не знал, что навигатор псевдогеологов боится местного леса до судорог.
– Думаю, он нас простит. – Дэн направился к шлюзу. – Маша, впусти его!
«Маша, что случилось?»
«Ничего».
«Маша, я серьезно!»
«Я тоже».
Вот и поговорили.
***
– Олухи! Лучше б вы с концами в том болоте утопли и нервы больше мне не мотали! – сказал капитан. Громко сказал. Эмоционально.
Капитан врал. Он вовсе не считал, что так было бы лучше. Наверное, это было даже не метафорой. Просто врал, и все. Капитан был рад, что они не утонули. И переживал. За обоих, не только за пилота. Чуть ли не каждые полчаса заглядывал в медотсек, интересовался у доктора. Ругался, да, но в голосе облегчения было куда больше, чем злости.
Иногда, когда тебе плохо – это хорошо. Можно склониться над тазиком и сделать вид, что больше тебя ничего не интересует. И что плохо тебе только от проглоченной инопланетной органики. Конечно, организм киборга мог бы справиться с поступившим внутрь ядом – но это значило сразу выдать себя именно в качестве киборга. К тому же требовало много энергии. Но главное – разоблачение. Так что выбора не было, и Дэн заблокировал выделение нейтрализующих токсины ферментов. После чего у организма оставался только один выход – как можно быстрее принятую внутрь отраву вывести обратно наружу. Это очень удобно, когда тазик.
Есть за что спрятаться.
Хуже, когда тазика нет и спрятаться не за чем. И надо улыбаться. И шутить. И делать вид, что все в порядке. И отмывать вытащенный из болота флайер. Вместе с Теодором, который считает виноватым в его утоплении только себя. И огорчается, что подвел капитана и утопил еще и комм.
Теодор не киборг, у него нет детекторов. И процессора тоже нет. Он не умеет за доли секунды проводить точные физико-математические расчеты и приходить к стопроцентно правильным выводам. Например, разделить мощность движка флайера на разницу в весе между ним и уже почти полностью погрузившимся в болото катером геологов, ввести поправку на вязкость окружающей катер среды – и понять, как будут развиваться события дальше, еще до того, как пилот начал закреплять трос.
Дэну не надо было прикладывать дополнительных усилий для подобных расчетов, они происходили словно сами собой, всегда. Он так жил, сколько себя помнил. Дополнительные усилия как раз приходилось прикладывать, чтобы такого не делать. Вот и на болоте он понял все сразу. И… не стал настаивать, посчитав это наилучшей веткой развития событий.
Действительно, очень удачно получилось. Никто не виноват. Просто несчастный случай. И большая часть потенциальной угрозы очень скоро будет устранена. И Дэну не придется решать трудного вопроса о том, максуайтеры псевдогеологи или же все-таки нет и что с ними делать, если все ж таки нет. Главное, что они – не киборги и, значит, не смогут уйти в гибернацию. И долго обходиться без кислорода тоже не сумеют. К тому же они и так уверены, что никто их не собирается спасать (Дэн отлично слышал их разговоры даже тогда, когда они прикрывали комм рукой), ну так вот пусть и окажутся правы. Хотя бы в отношении одного Дэна, пилот-то честно старается. Как сказала бы Маша: «Пусть каждому будет по вере его».
Удачно и то, что именно хакер останется в живых. Дэн еще не решил, будет ли пользоваться его услугами, поскольку пока еще не придумал достаточно надежных рычагов давления, но не исключал подобный вариант.
А главное, Дэну ничего не придется делать. Вообще ничего, в том-то и прелесть! И, если уж на то пошло, даже Фрэнк подтвердит, что Дэн не виноват, что он говорил про нехватку мощности и предлагал слетать за кораблем. Правда, говорил и предлагал тем самым просительно-неуверенным тоном, на который пилот никогда бы в жизни не ответил согласием… но кто об этом вспомнит?
Так что Дэн тут ни при чем. Совсем. Люди сами. Как когда-то давно, на Шебе, где еще и в помине не было никакого Дэна…
Дэн украдкой вздохнул, покосился на сопящего с другой стороны флайера пилота и интенсивнее завозил щеткой по корке ссохшейся тины.
Лучше вообще не вспоминать об этом. И о том, как был доволен тогда своим решением, таким логичным и правильным. Лучше взять ведра и сходить к ручью за водой. И еще раз сходить, потому что первые два плотную броню присохшей к флайеру грязи не то что не смоют – не размочат даже.
…Геологи вели себя странно. Уже потом, когда их все-таки из болота вытащили. И из катера тоже. И откачали. Та же самая агрессия, направленная внутрь. Они злились – и злились на себя. Особенно их капитан. Как Станислав Федотович, когда считал, что сделал что-то плохое. Но ведь геологи сейчас ничего плохого не делали. Только думали плохо, да. Но – просто думали. И говорили. Между собой. И не могли знать, что Дэн их слышал. Наоборот! Они уверены были, что никто их не слышал.
И все равно.
Значит, стыдно может быть не только за поступки, но и за слова? И даже за мысли? Значит, стыдно может быть, даже если никто не видел и не знает? Как тогда, с Полиниными пробирками… Еще одна строчка в архив человеческих странностей. Запомнить. Пригодится.
Может быть…
Маша молчала. И это внезапно оказалось куда более серьезной проблемой.
Нет, на этот раз совсем она Дэна не игнорировала и на впрямую заданные вопросы отвечала. И не только на те, что были им заданы вслух. Коротко так отвечала, сухо. Информативно, да. И по существу. Но и только. И больше не заговаривала первой. Не подтрунивала. Не называла его малышом. Не говорила, что он ничего не понимает. Не рассказывала анекдоты.
Раньше он даже не думал, что к постоянным разговорам с довольно низкой информативной ценностью можно привыкнуть настолько, что их отсутствие начнет причинять неудобства. Причем довольно существенные, на грани негативной информации от рецепторов. Раньше ему сама мысль о таком показалась бы глупой и нелогичной.
Это ведь не что-то жизненно необходимое, не воздух, не вода, не питательные или другие вещества из разряда тех, без которых ты прекращаешь функционирование (и без некоторых – довольно быстро). Всего лишь слова. Вернее, даже не слова – стремительный и постоянный обмен кодированными пакетами данных по киберсвязи. Всего лишь возможность в любой момент бросить пинг – и знать, что он не канет в пустоту, что его поймают, расшифруют, оценят и ответят.
И не просто ответят – обрушат целую лавину из слов и образов, так выворачивая твои собственные, что останется только удивляться. Или придумать что-то новое. И снова бросить. И знать, что ответ не заставит себя долго ждать.
Тут даже не в получении полезной информации было дело, наверное. Не только и не столько в нем. Еще одно действие не по программе, для которого на самом деле даже и действовать вовсе не обязательно. Можно просто молчать. Избирательно сейвить поступающую информацию, сепарируя по разным папкам на будущее. Или вовсе не анализировать даже, фильтруя через короткую память и отбрасывая – он мог позволить себе быть расточительным, понимая, что в любой момент может переспросить. И ему ответят. И живое тепло мягко толкалось в груди – уже почти привычное и незамечаемое.
Больше этого не было. Просто вопросы, просто ответы.
И это раздражало, пожалуй. больше всего.
«Сказка – это плохо или хорошо?»
«Сложный вопрос, зайка. На него в двух словах и не ответишь. Ну а сам-то ты как думаешь?»
«Не знаю».
«А поконкретнее?»
«Я раньше думал, что плохо. Что это когда кто-то о чем-то искажает информацию. А искаженная информация всегда плохо».
«Ну, я бы сказала, что это довольно ограниченный взгляд на мир, хотя и не полностью лишенный оснований, но несколько однобокий. Сказкой вообще могут называть очень разное. Я, к примеру, долгое время считала базу Альянса сказкой, а вот поди ж ты… Сам понимаешь, в свете последней поступившей от наших милых соседей информации трудно продолжать считать сказкой то, на чем сидишь собственной… э-э-э… кормой».
«Сказка – это то, чего нет? Но Тед назвал пиво сказкой. А пиво было. И еще есть… немного».
«В том числе и да, но далеко не только, и наш милый пилот под сказкой имел в виду, конечно же, не отсутствие пива, это бы он назвал скорее кошмаром. Вообще термин «сказка» имеет достаточно широкое толкование, да и самих сказок очень много, есть хорошие, есть и плохие. Я бы советовала тебе их почитать, кстати, хотя бы классические народные… ну, когда выдастся свободная минутка-другая. Сегодня вечером, например, сегодня ведь ты, надеюсь, никуда не собираешься топать под этим славным проливным дождем, так мило и уютно выглядящим, когда смотришь на него изнутри теплого сухого дома или хотя бы корабля?»
«Не собираюсь».
«Вот и славно, котик, вот и хороший мальчик, отоспишься и уделишь часик самообразованию, в корабельной библиотеке есть очень познавательная подборка для детей дошкольного и младшего школьного возраста, очень в тему. Заодно и с термином станет попонятнее».
«Хорошо».
День сегодня был… странный. И неожиданно длинный. Странное ощущение, неправильное. День не может быть длиннее стандартного количества часов, их в сутках всегда одинаково. Распределение на световую и ночную половины, конечно, слегка меняется в зависимости от сезона, но медленно и не очень заметно. Это базовая информация.
Однако сегодня Дэну казалось, что с утра, когда капитан требовал отказаться от сгущенки и так неправильно злился, словно бы не всерьез, прошло намного больше времени, чем один обычный степянский день.
Сначала они копали канаву, потому что недавно прошедшими дождями один из углов биостанции подмыло, что грозило проседанием и перекосом всего комплекса. Обычно такое занятие нравилось Дэну лишь в качестве альтернативы участию в боевых операциях. Влажная глинистая почва, которую надо переместить из одного места в другое. Дело привычное, несложное, неопасное, не особо энергозатратное. Просто немного грязное и очень-очень скучное. Стоять в рубке и втихаря наблюдать за работой навигатора «Черной звезды» было куда интереснее. Да почти все было куда интереснее, чем махать лопатой, стоя по колено в жидкой грязи. И уж тем более – самому сидеть в навигаторском кресле, обвешавшись вирт-окнами, и строить трассы. Или просто сидеть в навигаторском кресле – своем кресле! – делая вид, что изучаешь давно построенную трассу, и слушать, как рядом ругается пилот, опять не прошедший уровень космического боя на новый рекорд.
Но оказалось, что одно дело – работать в компании тупых боевых киборгов, самому притворяясь точно таким же тупым и ну просто страшно каким боевым, и совсем другое – когда рядом с тобой ждут очереди помахать единственной выданной лопатой не равнодушные молчаливые «шестерки» с каменными лицами и даже не наемники, сосланные на штрафработы за драку или самоволку и обрадованные возможностью спихнуть наказание на «глючную куклу», а… кто?
Программа настойчиво подсовывала маркировку «старые друзья», с ее точки зрения более прочих подходящую для поименования означенных объектов. И такой флажок очень хотелось принять за данность. Ибо его даже внутрисистемное употребление существенно увеличивало внепрограммное поступление в кровь серотонина и эндорфинов. И то теплое, внепрограммное, что в груди, увеличивало тоже. Но, немного подумав, Дэн все же от него отказался, ибо сомневался, что две недели знакомства – достаточный срок для занесения Полины и Теда даже в категорию «старые» для просто знакомых, не говоря уже о второй составляющей предложенного системой маркера. Впрочем, меньше всего тогда ему хотелось анализировать и маркировать.
Вообще-то копали они вдвоем с Тедом, по очереди, Полина же просто сидела – сначала на приступочке перед входом в станцию, потом выбрала наиболее сухую кочку на краю быстро удлиняющейся канавы. И болтала ногами. И просто болтала, с ними обоими, – тоже. Наверное, это могло бы считаться шуткой, такой вот двойной смысл одного слова, но Дэн не нашел подходящей формулировки для произнесения вслух и оставил фразу-недошутку в папке «для личного пользования». Она, даже не будучи произнесена вслух, все равно тоже вызывала выделение гормонов удовольствия, а значит, была достойна сохранения.
Тед, обычно очень дотошный в том, чья сегодня очередь мыть посуду или драить пол в пультогостиной, на этот раз почему-то на участии девушки в общей работе не настаивал. По некоторым косвенным признакам Дэн вовремя уловил, что подобное ее не-участие предполагалось пилотом по умолчанию и изначально и что напарник почему-то был уверен, что и Дэном предполагается то же самое. Точно так же, изначально и по умолчанию. Словно это правильно и нормально, а иначе и быть не может.
Странной была не эта очередная человеческая странность – Дэн давно уже привык к тому, что люди странные и непредсказуемые. Странным было то, что самому Дэну эта конкретная странность почему-то вовсе не казалась такой уж странной. Словно бы и на самом деле именно так и надо. Словно это – нормально. Правильно. И иначе действительно быть не может.
Это было… пожалуй, забавно. Иногда даже весело.
Особенно когда из биостанции вышел Владимир, как всегда недовольный и подозрительный, и начал учить их правильно копать канавы. А Тед сначала несколько минут слушал с таким внимательным и серьезным видом, что придраться не смог бы и киборг, при этом еще и глядя на руководителя экспедиции почтительно снизу вверх, а потом вдруг выскочил из канавы и с прежней почтительностью, но очень настойчиво и многословно начал убеждать опешившего ученого в необходимости показательной демонстрации правильного метода копания канав. Им, Владимиром, непосредственно и вот прямо сейчас. При этом ненавязчиво подталкивая его к краю канавы, аккуратно подсовывая под локоток рукоять лопаты и как-то вроде бы совершенно естественно обтирая о белый лабораторный халат измазанные в земле руки.
И особенно весело стало, когда опомнившийся и обнаруживший творимое с лабораторным имуществом безобразие Владимир возмущенно завопил, выдрался из цепких рук пилота и удрал внутрь биостанции, крича о срочном эксперименте, который нельзя прерывать, и плотно захлопнул за собою входную дверь. Полина, давясь от смеха, сказала, что будь на входном шлюзе код, Владимир наверняка сменил бы и его. И это тоже было хорошей шуткой.
Пожалуй, когда канава была завершена, а отмывшиеся копатели решили поохотиться на лису, Дэн даже слегка огорчился. Хотя странная мирная охота ему и нравилась. Но лису они гоняли довольно часто, в то время как канаву копали первый раз и выкопали на совесть, а значит, вряд ли в ближайшее время потребуется ее обновление. И вот это уже было совсем не забавно, потому что удовольствие от ее копания оказалось ничуть не меньшим и в чем-то даже более интересным. Охота – просто игра. А тут своими руками создавалось что-то новое и полезное. Пусть даже и просто канава.
Впрочем, и поохотиться на этот раз долго не удалось – начавшийся дождь прогнал охотников внутрь корабля. Остальные микробиологи (кроме так и не вернувшейся к работе лаборантки), очевидно, предпочли переждать его на станции, в связи с чем пилот предложил «ударить по пивку под какое-нибудь кинцо». Никто не стал возражать, даже Дэн, который уже знал, что у этих людей и на этом корабле слова «ударить по пивку» означают именно то, что и было сказано – бить предполагается в метафорическом значении «употребить» именно по пиву, а не по чему более крепкому типа самогона или плазмы, и не друг по другу или подвернувшемуся киборгу – потом, после завершения процесса собственно употребления.
«Киборг в команде – полезная вещь! – сказал сегодня утром доктор. – То канаву выкопает, то на флайере покатает». И почему-то от этих его слов у Дэна поднялось артериальное давление и усилился капиллярный кровоток, особенно на эпителиальной периферии шейно-грудной зоны. Даже сейчас, когда просто вспомнилось. Что тогда ответил доктору капитан, Дэн уже не расслышал из-за сомкнувшейся двери шлюза. Только это было уже не так чтобы важно, куда важнее было то, что они с Тедом идут копать канаву. А еще важным было тепло внутри – как от горячего сладкого чая. Со сгущенкой.
И пиво тоже может быть вовсе не такой уж паршивой штукой, когда оно не разбавлено спиртом. Много полезных калорий. И если не включать ускоренную нейтрализацию алкоголя, то процессор слегка притормаживает, зрение расфокусируется и мир вокруг начинает казаться куда более забавным, чем он есть на самом деле.
«Я понял. Сказка – это как метафора. Когда то, что выглядит ложью, на самом деле вовсе не ложь. А то, чего вроде бы нет, на самом деле очень даже есть. Как база Альянса».
– Решил составить мне конкуренцию? – Голос у доктора был обычный: добродушный и чуточку ехидный. Он всегда так разговаривал. Всегда и со всеми. Как ни странно, но с капитаном он порою говорил даже ехиднее и с меньшей осторожностью, чем с остальными. Наверное, это тоже относится к разряду бонусов и привилегий, положенных в отношениях между объектами, классифицированными друг для друга в качестве «старые друзья». Если у Макса Уайтера или доктора с «Черной звезды» и были объекты с подобной маркировкой, Дэн о них не знал. Полезная новая информация о странностях человеческих взаимоотношений. Занести в архив. Учитывать в дальнейшем.
– А тебе-то чего не спится? – У капитана голос тоже почти обычный, такой же недовольный и подозрительный, как всегда. Разве что только еще более усталый.
– Да что-то в горле пересохло.
– Тогда и мне завари…
Стук дверцы шкафчика – Вениамин Игнатьевич полез за чашками и заваркой. Невнятный шорох, шарканье тапочек по полу, скрип капитанского кресла. Щелчок выключателя, шипение закипающего чайника.
Тяжелый вздох капитана – он сегодня с самого утра штудировал медицинские атласы, сворачивая вирт-окна сразу, как только в пультогостиной появлялся кто-нибудь, кроме доктора. И когда Дэн уже под вечер вместе с Полиной и Теодором вернулся от ставших вдруг подозрительно гостеприимными соседей – капитан все еще продолжал заниматься именно этим. И точно так же сворачивал окна, не желая, чтобы кто-нибудь заметил суть его интереса и начал задавать вопросы. Пилот успел разглядеть страничку, но ничего не спросил, лишь вздохнул и сочувственно поморщился – он был уверен, что и мрачно-нервозное настроение капитана, и его внезапный интерес к медицине объясняются разыгравшимся геморроем. Но Дэну хватило мимолетного взгляда и доли секунды, чтобы зафиксировать логотип «DEX-компани» в верхнем правом углу одного из так поспешно свернутых виртуальных экранов. Капитан сравнивал кровеносные системы людей обычных и кибермодифицированных, пытаясь найти знаковые различия, по которым последних можно было бы отличить от первых точно и безошибочно.
Капитан пытался вычислить киборга.
Все еще.
– Вень, ну должна же быть какая-то зацепка! Эти проклятые имплантаты должны себя выдавать хотя бы косвенно!
Дэн беззвучно вздохнул. Мотиваций капитана он по-прежнему не понимал – ведь любому разумному даже человеку должно быть понятно, что сорванный киборг (а значит, киборг, в первую очередь заботящийся о собственном выживании) нападет на кого-то только в том случае, если будет загнан в угол и не сумеет найти менее деструктивного выхода. Так зачем тогда капитан с таким упорством пытается обнаружить киборга – и тем самым как раз таки загнать его в угол и вынудить действовать деструктивно? Он же не может не понимать!
Или может?..
– Конечно должны, Стасик. Ты, главное, не волнуйся.
– И каким образом?
Дэн сидел в своей каюте, на полу у самой двери. Внутреннее освещение он не включал, а дверь была приоткрыта совсем чуть-чуть, миллиметра на полтора. Ни один человек даже на ярком свету не заметит, а в коридоре давно уже задействован ночной режим. Вероятность обнаружения капитаном лишнего слушателя, для ушей которого его слова не предназначались, была просчитана и отброшена как несущественная погрешность, стремящаяся к нулю. Настойчивые напоминания системы о перегрузке и желательности полноценного отдыха – тоже. Полноценный отдых был важен. Но подслушать, о чем будут говорить два самых значимых человека в экипаже, было куда важнее.
В том числе и что и как будет сейчас врать доктор, который знает…
– Например, можно сломать подозреваемому руку.
Дэн моргнул.
– И что?
– Киборгу так просто не сломаешь. У него кости в три раза прочнее, чем у обычного человека.
Доктор не врал. И эмоциональный фон его оставался по-прежнему нейтрально-доброжелательным, как будто разговор шел о незначительных пустяках, а не о довольно неприятной и трудозатратной для обеих сторон процедуре. Его слова были правдой, сломать руку Дэну было бы сложнее, чем любому другому, даже если бы он не сопротивлялся. Макс Уайтер после нескольких первых попыток более и не пытался, ворчал, что шкура не стоит выделки. И эта его фраза была тем более непонятна, что как раз с выделкой шкуры (то есть обработкой кожи) возиться он любил: рисовал паяльником или кислотой и на несколько дней приказывал отключить регенерацию. Доктор не врал – не выдавал в открытую, но и исказить предоставляемую капитану информацию даже не пытался. И почему-то от этого сбоила система, и негативных сигналов от рецепторов было больше, чем если бы Дэну на самом деле сломали руку.
Люди часто ломают не только киборгов, но и друг друга. Дэн это видел. Много раз. И ломают по куда меньшим поводам, чем поиск того, кого они считают опасным. Особенно если имеют на это право – например, являются капитаном, который на корабле первый после бога, что бы ни значила эта фраза. И право это подтверждено наличием оружия. Капитан «Черной звезды» не задумался бы ни на секунду, сочтя подобное предложение превосходной идеей…
– Превосходная идея!
Уходить. Немедленно. Через грузовой отсек, пока еще есть возможность, пока они не пошли по каютам для осуществления этой самой превосходной идеи, пока еще…
Нет.
– И ведь по закону подлости киборгом окажется последний из проверяемых!
Макс Уайтер счел бы такой расклад приятным бонусом. Уходить.
Нет.
Это другой корабль. Другой капитан. И доктор другой. Совсем. И эмоциональный фон другой, причем у обоих. А у капитана – еще и по нарастающей.
Слова те же самые – интонация другая.
– А чего-нибудь менее радикального нет?
На этот раз доктор молчал долго. И гормональный фон его потихоньку менялся. Дэн насторожился – он привык к тому, что любые изменения скорее всего опасны.
– У киборгов гораздо больший расход энергии, – заговорил доктор наконец. И голос его был немного иным, чем ранее. Более задумчивым и… осторожным. Да, это легкое, еле заметное напряжение больше всего напоминало именно осторожность, но какую-то скорее веселую, чем нервозную или испуганную. Дэн напрягся еще больше. Да, это другой корабль, и доктор другой, и пока еще веселились эти люди тоже совсем по-другому, но это вовсе не гарантирует, что так будет продолжаться и дальше. Люди непредсказуемы.
– Так он что, должен жрать как не в себя?
Облегчение. Секундное, острое. Резкий спад артериального давления, скорректировать. Выполнено. Дэн был осторожен и при всех старался употреблять ограниченное количество продуктов питания, при необходимости наверстывая по ночам стандартными пайками, которые никто на корабле все равно не считал. Экспресс-анализ количества потребляемого по экипажу и пассажирам… Дэн на шестом месте. В первой тройке – Мария Сидоровна, Владимир и сам доктор. Доктор не врет, да. Но… пытается отвести подозрения? Пытается создать ситуацию, в которой капитан сделал бы неверный вывод из предоставленной ему информации, совершенно правдивой, но недостаточной?
– Нет. – В голосе доктора нет агрессии, только все тот же веселый интерес. И непонятная решимость, тоже веселая. – Вернее, да, но лишь когда использует имплантаты. А это, если не ошибаюсь, происходит только в боевом режиме. Инфракрасное зрение, сканер, подслушку и прочие энергоемкие штучки он тоже запускает лишь по потребности. А вот процессор должен работать непрерывно, как и окружающий его мозг. И в качестве топлива для них лучше всего подходят углеводы – глюкоза, сахароза, фруктоза…
Судя по звукам, чай доктор в свою и капитанскую кружку уже налил, а теперь добавлял сахар. А если исходить из количества бульков – уже себе, первые два были чуть отдельно и явно предназначались для капитанской кружки, он как раз с двумя кусочками предпочитает. Третий бульк. Четвертый. Пятый… Размеренно так, почти нарочито. Словно напоказ. Зачем? У капитана – резкое изменение гормонального фона. Паника. Зачем доктор это делает? Зачем говорит именно это – и именно сейчас? Зачем на последних словах его голос напрягся, незаметно для человека, но не для киборга? Он что – не понимает? У капитана выброс адреналина и агрессивность метнулась за полусотку. У капитана бластер…
– А скажи-ка мне, Веня, сколько весит один такой кусочек сахара?
Голос у капитана тих и вкрадчив, подозрительность под девяносто. Агрессивность семьдесят два. Максуайтерность…
– Ты что, Стасик?! Мы же со школы знакомы!
В голосе доктора – потрясенное возмущение. Искреннее процентов на тридцать пять. Пожалуй, даже на тридцать четыре. А вот ликование и все тот же веселый азарт – под сотку. Оба. Очень похоже на то, что Дэн сканировал во время охоты на лису, тогда, давно, когда стрельба на поражение оказалась просто безобидной игрой, когда капитан еще ничего не знал про киборга и все еще было хорошо…
– А скажи-ка мне, Венечка, как звали девчонку, за которой мы оба ухлестывали в девятом классе?
Тишина. Еще один бульк – и дальше снова тишина. Замершая такая, напряженная. Вряд ли капитан станет стрелять сразу. Можно успеть.
Дэн был уже на ногах и в боевом режиме – и не выскочил в пультогостиную (сам толком не зная зачем, да и что бы он там делал, даже и выскочив) только потому, что там было тихо. Очень тихо. Невозможно вытащить бластер из кобуры, ничем не зашуршав и не скрипнув. Дэн замер у косяка в миллисекундной готовности, а тишина все длилась. И длилась. Долгие несколько секунд.
– Нет, это бред какой-то! – Тишины больше не было: шорох, скрип кресла. Но уже безопасные шорох и скрип, агрессивность капитана рухнула в зеленую зону так же стремительно, как несколькими мгновениями ранее взлетела почти до максимума. – Если еще и мы друг друга подозревать начнем, впору вконец свихнуться.
В голосе капитана – растерянность и тоска. Остатки агрессивности не гаснут, но они теперь направлены внутрь. И, кажется, Дэн уже понял, что это такое: это когда хочется биться головой о переборку. Самому, не по приказу. Странно, нелогично, нерационально и деструктивно. Но – бывает. Дэн знал.
– Вот-вот. – В голосе доктора удовлетворение и прежний веселый азарт. Доктор отлично знает, что делает. Наверное, это тоже такая игра. Опасная. Люди любят опасные игры. Наверное, даже такие люди, как доктор, ведь летал же он с Тедом… – Тем более что я убей не помню никакой девчонки. Лучше скажи, сколько банок сгущенки съедает в день наш навигатор?
Дэн перестал дышать.
– Одну… или две… – В голосе капитана растерянность постепенно сменяется подозрением, подозрение нарастает, переходит в уже знакомый веселый азарт. – Точно, две! Я после обеда видел, как он новую открывал!
Игра.
Дэн зажмурился. Сглотнул. Вот оно, значит, что. Для доктора это просто игра. Интересная игра. Можно охотиться на лису. А можно лечить киборга. Но теперь киборг здоров, интерес кончился. Вот почему доктор не выдал Дэна капитану сразу – ему это было не интересно. Ему и теперь это не интересно, просто вот так взять и выдать, ему куда интереснее, чтобы капитан догадался сам. А доктор остался словно бы и ни при чем.
– Ага! А там, между прочим, половина веса – сахар!
Доктор глухо стукнул дверцей шкафчика – очевидно, полез за банкой, чтобы прочесть состав.
Люди, они такие. Им интересно… такое. Может быть, потом, когда капитан окончательно все правильно поймет, доктору тоже будет… интересно. Люди, они такие. Все. И отрицательная максуайтерность тут, похоже, ничего не меняет. Наверное…
Глотать почему-то было больно.
– Сорок три с половиной процента от четырехсот граммов… две банки… За день получается триста сорок восемь граммов! Даже с избытком!
В голосе доктора – ликование. Уже почти не скрываемое. Надо уходить. Вот теперь точно надо.
– Зато он чай несладкий пьет. Литрами, крепкий. Такой только сгущенкой и заедать.
Что?..
Это как…
– Но две банки в день?! Нет, Стасик, что-то тут нечисто!
В голосе доктора – радость. Чистая и стопроцентная. А капитан…
– Ты же сам его нанял! И сам велел побольше пить и получше питаться! А теперь меня же еще и упрекаешь?! Кстати, а киборги разве болеют? Бронхитом, в частности.
Капитан возмущен. Капитан спорит. Находит веские доводы и аргументы в защиту рыжего навигатора, которого терпеть не может. Сам. Находит. И в голосе убежденность. Хотя еще совсем недавно…
Доктор действительно знал, что делает.
– Иммунитет у них под стать всему остальному. – Доктор смущенным смешком признает, что был неправ. Тон у него примирительный. И только в самой глубине – усталое удовлетворение и уже почти сошедший на нет веселый азарт. – Чтобы простудить киборга, надо как следует постараться…
Нет, это уже не азарт. Доктор не умеет быть агрессивным. Но это очень похоже как раз на нее, на странную агрессивность. Ту самую. Направленную внутрь. Как у пилота с капитаном сегодня утром. Злиться доктор не умеет тоже, а если бы умел – это выглядело бы именно так. Он словно злится сейчас. На себя злится. За то, к чему не имеет ни малейшего отношения. За то, что кто-то когда-то сумел простудить киборга.
А вот теперь становится трудно не только глотать, но и дышать…
По коридору проходит Полина с шоколадкой. Разговор в пультогостиной – теперь уже втроем, о какаомании. Подозрения капитана снова вспыхивают – и снова гаснут. Вспыхивают слабее, а гаснут быстрее. Полина уходит. Разговор продолжается. И снова в голосе капитана агрессия, направленная внутрь, – на этот раз потому, что нельзя, оказывается, заходить в чужие каюты без спроса. Даже если ты капитан. И финальная фраза, словно контрольный выстрел:
– Дэн хотя бы не скрывается…
Дэн сидел у стены. И дышал. Просто дышал. Очень хотелось постучать головой о переборку – самому, без приказа. Сильно так постучать. Удерживало только то, что вряд ли это получилось бы сделать бесшумно…
Дверь закрылась с почти неслышным глухим щелчком. Сенсор мигнул красным.
«Шел бы ты спать, малыш».
«Да. С-спасибо».
***
«Это выматывает. Сильно. Почему? Я ведь просто слушал. Даже не анализировал… ну, почти. А словно после краш-теста».
«А чего ты хотел, малыш? Быть человеком вообще утомительно, постоянные стрессы. Сильные эмоциональные испытания, знаешь ли, для человеческого организма штука ничуть не менее тяжелая и напряжная, чем физические нагрузки. А самый сильный стресс знаешь какой? Что, правда так и не понял? Мог бы, кстати, и догадаться. Счастье, малыш. Что бровью дергаешь, думаешь – вру? А вот и нетушки! Это тоже стресс, и еще какой! Намного более сильный, чем любой другой, чем то же горе, к примеру. А почему, знаешь? А потому что случается реже! И, значит, человек к нему куда менее привычен. Потому и устает от него куда быстрее, чем от любых других. И потому многие его так боятся, причем и самого по себе, а не только потерять. А еще его можно про… ну проэтовать, короче. Самому. Словно бы и вовсе даже нечаянно. И потом стр-р-рашно горевать по этому поводу, долго и со вкусом, потому что горевать для людей привычнее и куда меньший стресс. Ты куда-то собрался?»
«Да».
«Зачем? Заметь, я не отговариваю и даже не спрашиваю куда, я интересуюсь исключительно, так сказать, конкретной целью твоей очередной ночной вылазки».
«Надо».
«Ясно. Лишний вопрос, понимаю. А все-таки? Малыш, я же женщина, мне любопытно! Кого ты сегодня будешь пугать?»
«Центавриан. Геологи не так опасны».
«Не то чтобы я с тобой не соглашалась, малыш, эти зелененькие мне никогда не нравились… Но все-таки не могу удержаться от вопроса – почему? Мне-то они не нравятся за то, что на корню обломали юное деревце моей девичьей мечты о простом женском счастье с прекрасным зеленокожим принцем на белой тарелочке, воспламененным безумной любовью к продвинутым искинам с большими размерами… эээ… ай-кью. А тебе-то они где хвост прищемили?»
«Они интересуются нашей поляной».
«Хм… Думаешь – что-то знают наверняка? Да нет, вряд ли, если бы знали – интересовались бы куда настойчивее. Мне кажется, что им скорее кажется, что это нам кажется, будто мы что-то знаем, вот они и пытаются разузнать поточнее, действительно ли нам это только кажется!»
«Вот и надо держать подальше. Чтобы им лишнего… не казалось».
«Чего тебе надо, малыш, так это выспаться!»
«Обязательно. Когда вернусь».
***
– А старик-то, похоже, к тебе привык! Проникся даже! – Теодор жизнерадостно крутанулся в кресле и закинул на пульт ноги в раздолбанных кроссовках.
– Ты так думаешь?
– Ага! – Пилот сиял улыбкой за обоих, игнорируя скептический настрой напарника. – Сгущенку твою охраняет, представь! Ну, когда тебя нет. Я слегонца цапнуть хотел, ну все равно же открыта уже и ложка торчит, так он на меня так рявкнул… Что, мол, не тронь, это Дэново!
– А.
– Ага! Грозный такой, я аж присел! Потом, правда, смутился, чушь всякую понес, что это, мол, он о моем здоровье заботится и прочая фигня, что, мол, хватит ему и одного сахаромана в команде… Ага, не, ну ты прикинь?! За что мне только не влетало – и за пиво, и за травку, и за кобайкерские штучки, и за… ну, короче, много за что влетало. Но чтобы за сгущенку… Не! Это он пусть кому другому баки заливает, ясно же, что просто к тебе проникся. Ну, типа, по-отечески. Только стесняется, ну он же капитан, бравый космодес, суровый командир и все такое. Ага! Мой старик тоже стеснялся, когда нам с мелкой что покупал, делал вид, что это от мамы. Хорошо, что капитан перестал на тебя злиться, правда?
– Правда.
– Ты словно совсем и не рад!
Улыбка за номером семь – нейтральная, чуть отстраненная. Давно не прибегал к ее прикрытию. Давно вообще не прибегал ни к одной ни из базовых, ни из дополнительных, заархивированных самостоятельно. Как-то само собой все получалось. Теперь вот пришлось. Хорошая улыбка. Удобная.
– Я… рад.
Доля секунды – это много или мало? Наверное, очень много. Во всяком случае, достаточно, чтобы успеть поверить в небывалое, пройдя от отрицания и понимания полной невозможности (ну не бывает так!), через скептицизм, настороженность, сомнения, неуверенность. С этими людьми уже столько раз бывало такое, чего не бывает, почему бы не случиться и еще одному? Почему бы и…
Не случилось.
Теодор обладает недостаточной информацией, вот и все. Капитан вовсе не «привык» и уж тем более не «проникся». Он пытается вычислить киборга. Для чего фиксирует количество ежедневно потребляемой сгущенки отдельно взятым навигатором, а пилот и другие, привыкшие таскать ложечку-другую из открытой и стоящей в зоне общей доступности банки, портят ему чистоту статистической выборки. Хорошо, что Дэн предусмотрительно снизил собственное потребление – не более полутора банок в день, и это с учетом активного соучастия всех остальных членов экипажа и пассажиров. Это было очень правильное и своевременное решение. Надо радоваться. Надо. Да. Это правильная радость. Полезная. Она существует.
А «привык» и «проникся» – это просто слова. Ни о чем. И неправда.
Сегодня с утра капитан снова листал медицинский атлас, раздел по кровеносной системе. Однако интенсивность постраничного серфинга снизилась по сравнению со вчерашней почти на двадцать процентов. Маша считала это очень хорошим признаком, сам же Дэн предпочитал не делать скоропалительных выводов на столь шатком основании, как всего лишь двухдневная статистика. Слишком мала выборка, а значит, и результаты будут слишком близки к случайным.
***
– Денис, а ты можешь хотя бы день обойтись без сгущенки?
Ну вот и прямой вопрос. Программа советует не нарываться, подтвердить и прикинуться ничего не понимающим предметом интерьера. Сгущенка – не жизненная необходимость, ее вполне можно заменить и сахаром, она, конечно, вкуснее, но не стоит того, чтобы из-за нее рисковать. Просто ответить «могу» – и все…
– Могу, конечно. А зачем она вам?
Сгущенка – не стоит, да. А вот то теплое, внепрограммное, что щекочет в груди, – еще как.
– Мне? Это же ты ее ешь!
Капитан такой интересный, когда растерян. Почти такой же интересный, как утром, когда пилот обозвал Дэна человеком. А Дэн сделал вид, что обиделся, хотя ему хотелось улыбаться. Хорошая шутка. Веселая. Жаль, что не понял никто.
– В кладовой еще семнадцать банок. Если мне придется от нее отказаться, значит, она пойдет на какие-то другие нужды, верно?
– Да ешь, мне-то что!
Капитан смущен. Капитан пошел на попятную. Капитан уже сам не рад, что спросил. И надо бы промолчать хотя бы тут, не дожимать, не нарываться, капитан ведь и так терпеть не может рыжих. Надо бы, да. Но…
– А зачем тогда спрашивали?
Ответить утром пилоту: «Сам ты человек!» – было приятно. Очень. Настолько, что ради этого, пожалуй, стоило рискнуть.
– Запасы инвентаризирую!
– А-а-а.
Взгляд капитана. Злой, почти ненавидящий. Ну, это ему, наверное, так кажется, что ненавидящий и злой. Только вот капитан – не максуайтер, и теперь это видно как никогда отчетливо. Он по-другому злится, и ненависть у него тоже другая. И для того, чтобы лишний раз в этом убедиться, стоило рисковать.
К тому же это даже вкуснее сгущенки.
Намного.
По киберсвязи тоже можно врать – изначально замена кода не была таким уж тонким расчетом. Более того, она вообще никаким расчетом не была. Просто спонтанный порыв. Годами отработанный рефлекс, стандартная реакция на стандартный раздражитель. Сделали больно – ударь в ответ.
Конечно, ответить ударом на удар напрямую «тупая жестянка» не может. Вернее, может – но лишь один раз, а дальше следует опять же стандартная процедура: в лучшем случае – последний приказ. Тот самый, необратимый. В худшем – приказом только блокируют имплантаты, сковав тебя по рукам и ногам внутренними кандалами. Пока не прибудут ликвидаторы из «DEX-компани» и не заберут на дополнительное тестирование забарахлившее оборудование. И будут долгие часы на стенде, когда о последнем приказе останется только мечтать. Нет уж. Слишком высокая цена за двухсекундное удовольствие. Особенно если можно иначе.
А иначе как раз-таки можно.
Вчера ты оббил о «глючную куклу» все кулаки – а сегодня наступаешь на мину. Не повезло. Бывает. Какой спрос с глючной куклы? Ты сам выбирал, куда ставить ногу. Ты человек, тебе виднее. Прешься в кусты напролом, не обращая внимания на подозрительный шорох? Значит, он для тебя не представляет опасности, ты же высшее существо, ты лучше знаешь. Упс… Все-таки представлял? Какая неприятность. Но при чем тут глючная кукла? Она вообще даже в сторону тех кустов не смотрела.
В этот раз ущерб был не слишком велик, пара синяков и несколько оскорбительных фраз. А потому и к ответке Дэн не стал монтировать ничего фатального – просто поменял код блокировки двери внутреннего бокса биологической лаборатории и выставил таймер. Уже после того, как кипящий от праведного негодования Владимир запер эту дверь новым персональным кодом, намереваясь на правах единственного умного человека среди дураков единолично контролировать доступ последних в биологическое святое святых. Секундное дело.
То, что в этот раз он ответил на удар, нанесенный не ему лично, было отмечено, проанализировано и отнесено к разряду незначимых величин. К тому же – не первый случай. Уже было. Давно. И человек был точно такой же, хотя и совсем другой. Но точно так же защищал и при этом сам нуждался в защите. И точно так же рядом с ним разрасталось в груди живое и теплое. Информация значимая, важная в целом. Но неважная здесь и сейчас. Отложить. Проанализировать позже. И утренний разговор о ненужных вещах тоже важен, запомнить и сохранить для полноценного анализа. Потом.
Сейчас есть дела поважнее.
Потому что как раз сейчас пилот заложил крутой вираж над базой псевдогеологов – и Дэну очень не понравились нововведения, устроенные ее обитателями со времени его последнего визита. Ни растянутый теперь над всей поляной энергетический защитный купол, ни контролирующий периметр боевой робот при полном вооружении. И уж тем более ему не понравился зазвучавший в динамиках механический голос. Вернее даже – не столько сам голос, сколько смысл сообщения:
– Вы вторглись в охраняемую зону. Назовите пароль или немедленно покиньте ее, иначе будете уничтожены! Десять… девять… восемь…
***
– А на нем все равно никто работать не умеет! – пожала плечами Полина. – К тому же он нам не особо и нужен, он больше для культуральщиков.
Кто такие культуральщики, Дэн не знал, но мгновенно проникся к цитометру чем-то вроде корпоративного сочувствия: огромный и наверняка очень сложный прибор тоже был не особо нужен своим владельцам, которые тоже не умели с ним как следует работать. Очень знакомо.
– Зачем же вы тогда его с собой притащили?!
Дэн и сам собирался спросить как раз об этом, только без кучи восклицательных знаков. Но пилот его опередил, поскольку подрезать любил не только на трассах.
– Так не отказываться же от халявы, если его институту выделили? Раз откажешься, два откажешься – потом больше вообще ничего не дадут! Даже нужного. А цитометр… ну мало ли, вдруг когда-нибудь пригодится?
То, что говорила Полина, было абсолютно логичным. Вероятность спрогнозированного ею развития событий не равнялась нулевой, и происходи разговор между Дэном и девушкой наедине – наверное, он бы на этом и завершился. И не запомнился бы, поскольку не содержал ничего критически важного и не был отнесен к категории требующих обязательного сохранения в долгосрочной памяти. Вопрос задан, ответ получен, проблема исчерпана.
Только вот пилот…
Слова Полины были совершенно логичны, однако Теодор реагировал на них так, что сразу становилось понятно: это какая-то неправильная логика, которую люди не считают за собственно логику. Иначе с чего бы пилот ухмылялся, хихикал и закатывал глаза с самым что ни на есть презрительным видом? Да и сама девушка словно бы извинялась – то есть и она, похоже, осознавала всю нелогичность своих вроде бы совершенно логичных утверждений. Еще одно дополнительное подтверждение странности человеческого мышления – если бы Дэн нуждался в таковых подтверждениях.
– Так, может, вам и банка из-под сгущенки пригодится?
Попытка пошутить. Попытка, которая должна была оказаться вполне успешной, алгоритм отработан, заведомо бредовое высказывание, произнесенное условно не к месту, – ну действительно, кому и для чего может понадобиться пустая жестянка?
– У нас в кладовке хранятся среды, которые старше моей мамы. – Полина ловко выхватила пустую банку из дэновских пальцев. Пояснила: – А баночка мне пригодится, я в нее ветку мха посажу, пусть растет! А то уныло как-то без цветов на окнах.
Она смотрела на пустую, поцарапанную и заведомо никому не нужную банку с восторгом и умилением, словно уже видела растущую в ней красоту. И Дэну потребовалось несколько долгих секунд, чтобы осознать – на этот раз шутка не получилась.
***
– А по-моему, они вовсе не шутят…
Дэн смотрел, как боевой армейский робот (мирные геологи, да? ха!) медленно разворачивается в их сторону. Для перешедшего в боевой режим киборга все вокруг становится очень медленным, это удобно.
– Не смеши! Я на такой детский розыгрыш не куплюсь! – презрительно фыркнул пилот. – Это какими же психами надо быть, чтобы воткнуть на геологическую базу огневой комплекс?!
Упомянутый огневой комплекс в этот момент как раз начал поднимать стволы обоих плазмометов, выцеливая флайер (мирный гражданский, на минуточку!). Время еще оставалось.
– Поле они на нее воткнули.
– Ну и что? Поле и у нас есть!
– Только ночью. И не по всей поляне.
– Может, у них генератор такой мощ…
А вот теперь время кончилось.
Дэн, не дослушав, хлопнул ладонью по кнопке ремней безопасности, перегнулся через подлокотник (заодно словно бы случайно фиксируя корпусом и руку Теда, чтобы не сунулся под локоть не вовремя) и рванул на себя штурвал, разворачивая флайер боком к земле и уводя его с траектории выстрела. Флайер вильнул. Плазма жахнула слева и справа в опасной близости, юркая машинка волчком крутанулась между сгустками огня, сзади полыхнуло. Завизжала Полина. Дэн позволил ругающемуся пилоту оттолкнуть себя от штурвала и выровнять флайер – судя по спектру плазменных сгустков и начальной их скорости, плазмометы на роботе были смонтированы стандартные противопехотные, малой мощности, таким на перезарядку требуется не менее пятнадцати-двадцати секунд, что дает противнику некоторую свободу маневра между выстрелами.
– Шутят, да? – Одной рукой Дэн вцепился в спинку своего кресла, другой уперся в потолок, а коленом – в приборную панель. Фиксация получилась достаточно устойчивой, что оказалось отнюдь не лишним – Тед гнал флайер прочь от «базы психов» (это было самым мягким его высказыванием в адрес агрессивных соседей) на полной скорости, да еще и на всякий случай закладывал крутые виражи. Сесть обратно и пристегнуться удалось, лишь когда пилот счел расстояние безопасным и снизил скорость.
– И что теперь? – Голос у Полины дрожал.
– Назад. И капитану доложим!
Пилот развернул флайер так, что Дэн мог рассматривать далекую теперь базу псевдогеологов (врагов. После такой встречи сомнений быть не может, однозначно – врагов!), даже не выворачивая головы. Дэн и рассматривал – цепко, прицельно, расчетливо, со спокойным удовлетворением профессионала, чьи выводы в очередной раз подтвердились. Заранее прикидывая, в какой последовательности и каким образом будет ломать защиту периметра. Мир снова обрел стабильность, сделавшись ясным и понятным: это – свои, подлежащие защите, а это – враги, подлежащие уничтожению или хотя бы нейтрализации. Все очень просто.
И так длилось ровно до той самой секунды, когда из динамиков рванулся дрожащий женский голос, такой же перепуганный, как и у Полины полминуты назад:
– Неизвестное судно! Немедленно назовите себя, пожалуйста!!! А то у нас и самонаводящиеся ракеты есть!
***
«На твоем месте, малыш, я бы поспала. Пока есть время».
«Я… подумаю. А откуда ты знаешь, что я… не сплю?»
«Ха! Тоже мне нашел бином Нового Тони! Ты слишком тщательно имитировал спящий режим, чтобы это не показалось подозрительным не только ежику».
«А… при чем тут ежик?»
«При том, что он эмпат, его вообще фиг обманешь. Я, конечно, имею в виду белого древесного красавчика, которого злобный пиратский капитан счел адекватной заменой попугаю, а не земную блохастую колючку. Те вовсе даже и не эмпаты, их любой обмануть мог, если судить по сказкам. Я тоже не эмпат, и меня тоже можно обмануть. Наверное. Но для этого тебе лучше покрасить нитки».
«Какие нитки?»
«Белые, малыш. Которыми пока еще шиты все твои наивные хитрости. М-да… и почему это у меня возникает стойкое ощущение, что меня тут никто не понимает? Прав Владимир: трудно умному человеку среди… м-да. Ну ладно, пусть даже и не совсем человеку и среди не совсем так чтобы идиотов, но все равно трудно! Тебе бы хоть сказочки почитать, что ли… Ну так, чисто для общего развития».
«Владимир не прав».
«Н-да? И в чем именно?»
«Он не умный».
«И почему это ты вдруг так решил?»
«Потому».
«Ох, зайка… я просто таю от твоей лаконичности. Ничего не могу с собой поделать – обожаю немногословных мужчин! Как все-таки жаль, что у тебя нет хотя бы фуражки…»
***
Разбираться в человеческих поступках и их мотивах оказалось куда сложнее, чем просто тупо выполнять приказы. Или – не выполнять. Маша не права. Это важнее, чем сон. Киборг может довольно долго обходиться почти без сна, хотя это и увеличивает количество негативной информации от рецепторов. Но вряд ли сможет продолжать свою жизнедеятельность сорванный киборг, которого вычислили по неверной реакции на то, что кажется людям естественным и нормальным.
Понимание – залог безопасности. Залог выживания.
Не открывая глаз, Дэн перевернулся на левый бок, сунул руку под щеку – почему-то так было удобнее, хотя подушка и мягче. И еще раз прогнал перед внутренним взглядом запись сегодняшнего дня – с самого утра, в ускоренном режиме, чуть замедляя на ключевых непонятках.
За завтраком из людей ХУ-хромосомного типа только доктор ни на кого не злился, но это-то как раз было понятно и совершенно логично для человека с отрицательной максуайтерностью. Капитан злился на себя и был смущен. Считал себя виноватым. Теодор же, напротив, считал капитана правым. И тоже злился на себя. И тоже был смущен и считал себя виноватым. И они оба были в чем-то правы, если разобраться – каждый в силу доступной ему информации.
А вот Владимир виноватым себя не считал. И не был смущен. Совсем. И злился не на себя, в собственной правоте он был как раз твердо уверен и даже гордился ею. И тоже был прав. Может быть, даже более прав, чем остальные. Только вот почему-то его правота казалась неправильной – причем не только людям (с ними-то еще можно было бы списать на обычные человеческие странности), но и самому Дэну. Его поведенческая матрица по-прежнему казалась наиболее выгодной для целей выживания в человеческом социуме. Только вот копировать ее не хотелось.
Быть правым – плохо? Нет, не так, неверная формулировка – не быть правым, а считать себя таковым. Считать себя абсолютно правым и быть стопроцентно уверенным в собственной правоте – плохо? Информации для анализа недостаточно, но Дэну почему-то казалось, что ответ тут должен быть положительным. И это ему не нравилось. И сильнее всего не нравилось ему то обстоятельство, что он был почти уверен в этой самой положительности ответа – а значит, это было плохо. По определению. Замкнутый круг. Где-то наверняка крылась ошибка, но он никак не мог сообразить – где именно.
С геологами тоже было не так чтобы очень. Одно хорошо – жучки удалось расставить во всех стратегических местах. И теперь многое станет ясным. Да что там, уже стало. Ясным – да. А вот понятным – вряд ли. Скорее даже наоборот: чем больше появлялось ответов – тем больше возникало новых вопросов.
Девушка по имени Джилл не врала, когда говорила, что отключит робота. И была искренне испугана. Врала она потом. Впрочем, девушку по имени Джилл можно было не брать в расчет, особи ХХ-хромосомного типа максуайтерами не бывают. Даже если и врут.
Они все врали.
Во время разговора на поляне Дэн старался находиться все время немного в стороне от остальных, так легче держать под контролем периметр. И сразу вошел в режим «охрана объекта приоритетной значимости в зоне высокого риска», он мало чем уступает боевому, но не так заметен со стороны. И, похоже, этим себя слегка выдал – во всяком случае ему очень не понравился взгляд, которым его смерил тот из псевдогеологов, которого он этой ночью окрестил «громилой». Звали громилу Винни. И когда он говорил, что работает пилотом, врал не более чем на тридцать процентов, что на фоне остальных высказываний его сокомандников можно было считать вообще за образец честности.
Винни не врал и тогда, когда говорил про проблемы с восстановлением руки. Вернее, врал, но не так, как обычно. Имел боевой опыт. Наверняка был наемником. Наемников Дэн знал не понаслышке – и знал, какими они бывают. Но при этом чужой пилот точно так же искренне пытался помочь, объясняя более выгодные маневры уклонения от огня противника – словно это не его команда только что пыталась расстрелять мирный флайер, словно это не от их огня Дэну пришлось уворачиваться. Дэн ответил загадочной улыбкой – как поступал всегда, когда терялся и не знал, что сказать. Он вообще больше молчал во время этого странного второго завтрака.
С завтраком тоже все было не слишком понятно. Да, конечно, Дэн уже понимал, что совместные трапезы не всегда означают что-то большее, чем просто совместное восполнение потраченного энергоресурса. То, что Владимир регулярно сидел за обеденным столом вместе со всеми, ничуть не меняло ни его отношения к команде, ни отношения команды к нему. Но одно дело – просто совместные поглощения пищи, и совсем другое – ритуал кормления. А тут имел место быть именно он – потому что псевдогеологи отдали им свою еду. И даже на своих тарелках, куда уж четче! К тому же они врали насчет того, что уже успели позавтракать, – уж что-что, а это Дэн видел отлично.
Макс Уайтер часто обедал с теми, кого считал врагами, – и довольно часто они таковыми и были. И пленников он кормил. И тогда еще безымянную рыжую «шестерку» – тоже. Только вот ему бы и в голову не пришло отдать кому-то из них свою порцию. Даже если он был сыт. А псевдогеологи сытыми не были, их реакция на упоминание рыбных консервов и риса это отчетливо показала.
Собственная реакция тоже удивляла. Например, почему-то было очень неприятно, когда в голосе Теодора, узнавшего о боевом прошлом чужого пилота, зазвучало уважение. Настолько неприятно, что Дэн поймал себя на иррациональном желании громко сказать: «Да врет он все!» – тем более нелогичном, что в этом-то как раз Винни и не врал. Просто очень хотелось сказать хоть что-нибудь, от чего уважение из голоса пилота (своего пилота!) к этому бывшему наемнику и однозначно врагу ушло бы напрочь. Но он опять промолчал, только удивился, что к этому пришлось приложить усилия, и довольно существенные.
Когда Теодор начал расписывать подвиги Станислава Федотовича в борьбе с пиратами (вот и правильно, вот тут уважение в его голосе вполне уместно!), хозяева как-то вдруг резко поскучнели и явно почувствовали себя неуютно. И это оказалось неожиданно приятным. Захотелось добить. Что Дэн и сделал вопросом про геологоразведку. Получилось просто отлично: они начали врать совсем уж нелепо, тут и человек бы поймал на расхождениях, безо всякого детектора. Дэн и притворился, что поймал именно так, без детектора, просто на расхождениях. Чтобы посмотреть, как будут выкручиваться. И они выкручивались – жалко, нелепо, беспомощно. И это тоже было приятно. Что может быть приятнее беспомощного врага? Захотелось усилить и продлить.
Вопрос про распаковку грузовика пришелся очень кстати. Действительно, что может быть невиннее и уместнее вопроса о том, когда же прилетевшие профессионалы, уже вроде бы начавшие свои профессиональные исследования, окончательно распакуют свое профессиональное оборудование?
Дэн не понимал причин, по которым псевдогеологи так тщательно скрывали от его людей живой груз, но подобное непонимание вовсе не мешало воспользоваться в собственных целях их нежеланием раскрывать эту маленькую тайну (совсем маленькую! Всего-то пятьсот живых единиц. Хорошая шутка). Пусть снова выкручиваются, это приятно.
Поправка – не очень приятно. Потому что чужой капитан по имени Роджер защищал свою команду – точно так же, как делал это Станислав Федотович. А еще он смущался. И чувствовал себя виноватым – тоже точно так же. И вот это уже почему-то приятным не было. Совсем.
Когда Теодор начал ругать пиратов, псевдогеологи опять поскучнели. А тощий навигатор по имени Фрэнк (самый опасный, его максуайтерность даже сейчас была близка к критической) испытывал ужас с девяносто девятью процентами искренности. А после высказанного пилотом желания лично выколупать пиратам глаза чайной ложечкой искренность ужаса Фрэнка рванула к сотне.
Понятно, кто они такие. Космические пираты. Отбросы и подонки. Шакалящие по отдаленным трассам и грабящие тех, кто послабее и не способен оказать сопротивления. Точно такие же, как капитан «Черной звезды» и его подручные, только рангом пониже. Враги. Максуайтеры. Сомнений нет и не может быть. По определению.
Сомнения были…
Завтрак прошел напряженно.
Пожалуй, даже еще более напряженно, чем вчера, когда Дэн был уверен, что все должно измениться. Ну а как же могло быть иначе? Ведь доктор теперь знает, кто такой Дэн, он не сможет относиться по-прежнему, это логично, его отношение обязательно изменится, и главное – вовремя отследить эти изменения, быть к ним готовым и отреагировать правильно… И Дэн ждал, сохраняя внешнюю флегматичность и невозмутимость и закручивая внутреннюю пружину все туже и туже. И был готов. К любым поворотам. Ждал. И… снова ждал.
А изменений не было.
Сегодня он тоже ждал, и пружина была закручена настолько туго, что немного мешала дышать. И сегодня у Дэна было куда больше оснований для напряжения. Потому что доктор с его отрицательной максуайтерностью – он такой, наверное, вообще единственный, потому-то и выламывается из любых прогнозов, потому-то и реакции у него такие нетипичные. Он тоже действует вопреки типовой человеческой программе – и от этого тепло внутри, словно Дэн делает что-то внепрограммное сам. Доктор никогда не сделает ничего такого, от чего потребуется защищаться, доктора самого защищать надо. Но капитан и Владимир – не такие.
Они максуайтеры. Оба.
Два максуайтера за одним столом, к тому же оба на пике агрессивности, оба злятся друг на друга и не склонны забывать друг другу вчерашнего. Один – внеплановой псевдостерилизации его подведомственной территории и безвозвратной утраты запасов дымовой смеси, имитирующей хлорбетакриспин. Второй – фразы про алкашей и идиотов и удара кулаком в живот.
В любой другой день доктор, конечно, мог бы скомпенсировать ситуацию до приемлемой: обычно его благодушные рассуждения о здоровом образе жизни, сопровождаемые поеданием пряников и бутербродов, действовали на команду умиротворяюще, даже Владимир хоть и кривился, однако агрессивность снижал до вполне терпимого презрительного раздражения. Но сегодня доктор улыбался хоть и доброжелательно, но кривовато, а жевать и говорить старался поменьше. И каждый раз еле заметно морщился.
Забеспокоившийся Дэн просканировал его на предмет полученных травм и обнаружил легкое повреждение нижнечелюстной кости в районе подбородочного бугра. Повреждение носило ударный характер и попадало под категорию «ушиб». Ни перелома, ни даже трещины зафиксировано не было, лишь небольшая подкожная гематома. Программа уверенно утверждала о незначительности ущерба здоровью и самочувствию человека, да и доктор, вероятно, посчитал точно так же, иначе бы воспользовался регенератором. Но беспокойство почему-то не только не прошло, а даже и усилилось. Захотелось потереть пальцами собственный подбородок, неожиданно занывший, словно это Дэн ночью получил удар затылком в челюсть.
Негативная информация от рецепторов была ложной, это Дэн понимал. И понимал даже, чем она вызвана: доктор не просто входил в сферу его ответственности, доктор имел высший приоритет значимости и был собственноручно прописан Дэном в качестве временного субхозяина (поначалу так было удобнее). То есть являлся объектом охраны и частичным хозяином в одном лице. А Дэн не смог его уберечь. Вот и получал предписанное программой наказание. Не понимал он другого: программа должна была учитывать, что двое вооруженных до зубов псевдогеологов представляли для всей команды (а значит, и для доктора в том числе) куда большую опасность, чем один и к тому же безоружный (хотя и разъяренный) начальник биологической экспедиции. Держать их под контролем было куда важнее. И таковой контроль куда надежней обеспечивал безопасность всех членов команды и пассажиров (в том числе и доктора), к тому же позволяя сделать это скрытно, не выдавая ни своей сути, ни даже интереса. Программа должна была знать и учитывать.
Но почему-то не делала этого.
Почему?
Дэн моргнул. Еще один вопрос, ответ на который надо будет поискать потом. Заархивировать. Сохранить, пометив как «Важное. Личное. Проблемное». Разобраться позже. Может быть, ничего особенного, просто сбой процессора. Сегодня поспать не удалось совсем. Даже пятнадцати минут, достаточных для обновления системы в условиях боевого режима, и то не получилось выкроить, вот и сбоит даже программа. Что уж говорить об органической части.
Теодор тоже вел себя странно: с мельчайшими ненужными подробностями рассказывал о ночном происшествии. Передавал в лицах реакцию каждого участника и говорил, говорил, говорил, словно боялся замолчать. Улыбался. Даже похохатывал. Размахивал руками. И вообще всеми доступными средствами демонстрировал, как он доволен и горд. Только вот искренен при этом был всего лишь на 18%, хотя вроде бы события передавал и верно. И все-таки врал. Какое-то время Дэн не мог понять, как такое может быть? Потом присмотрелся внимательнее и догадался.
Пилот бахвалился и улыбался – а все его невербальные реакции буквально кричали о крайнем смущении, неловкости и чувстве вины. Наверное, именно это несовпадение детектор и расценивал как вранье. А еще пилот злился. Да, сейчас эта злость была неопасна и направлена внутрь – похоже, злился он больше на самого себя, – но кто его знает, как она сдетонирует, если вдруг что-то случится. Нет, из пилота не выйдет изолирующей прокладки. Не в этом его настроении.
Сосредоточиться на главном: два максуайтера за одним столом. Взбешенных максуайтера. Взрыв возможен в любую секунду. Сейчас важно лишь это. Два максуайтера за одним столом – и ни малейшей возможности вклиниться между ними разряжающей напряжение фразой, переключая внимание на себя. Потому что фразу можно вклинить лишь в диалог, а они оба молчат и только злятся. Молча злятся. Все больше и больше.
Дэн ожидал взрыва. С самого начала завтрака. И дальше, по нарастающей. Поэтому даже не почувствовал вкуса – впрочем, как и все остальные, они, очевидно, тоже что-то такое ощущали, поскольку даже Мария Сидоровна управилась со своей двойной порцией на удивление быстро. Перехватить и нейтрализовать. Пусть здесь и не открытый космос, но ссору двух лидеров все равно следовало купировать в самом начале, не позволяя ей разрастись в полноценную драку с высокой вероятностью применения оружия. Им вместе еще быть. Долго. Тут, на Степянке. И потом, когда улетят. Дэн ожидал взрыва и был к нему готов. Главное – быть начеку и поймать самое начало, чтобы…
Взрыва так и не случилось.
Это было странным, нелогичным, неправильным. Дано: два максуайтера в пределах не то что визуальной фиксации – практически вплотную. Плюс повышенная агрессивность у обоих. Плюс ярко выраженная обоюдная негативная реакция. Минус возможность сорвать злость на подчиненных. Плюс раздражающий фактор в лице пилота. Вывод логичен и однозначен. Другого решения задача не имеет. Взрыв просто обязан был произойти. Вывод верен.
Но завтрак кончился. А взрыва так и не было.
Поправка – вывод неверен, поскольку не подтвержден практической реализацией. Поправка поправки: вывод не может быть неверен, если верны условия задачи. Вывод: одно или несколько условий неверны. Необходим дополнительный анализ для внесения в изначальные условия адекватной поправки. Анализ завершен. Вывод: задача имеет иные решения лишь в том случае, если один из первоначально признанных максуайтерами объектов не является таковым. Принять поправки? Да/Нет…
Капитан не был максуайтером.
Вывод казался абсурдным – однако система раз за разом выдавала только его как единственно возможное решение. Похоже, предварительный анализ, проведенный Дэном по собранным в сети данным на тогда еще совершенно не знакомого ему капитана Петухова, оказался верным. Во всяком случае – куда более верным, чем последующий, сделанный при личной встрече. Максуайтерность капитана не выходила за пределы более или менее безопасной зоны. Даже сейчас. Капитан злился, да, тут Дэн не ошибся. И агрессивность у него была максимальна. Только вот и злость и агрессивность эти имели иной знак и были направлены по большей части не вовне, а внутрь. Как и у пилота.
Капитан тоже злился на себя самого.
Странно, нелепо, деструктивно, неправильно и совершенно нелогично, и еще две недели назад Дэн бы с уверенностью отбросил подобный вывод на том основании, что так просто не бывает. Ну не бывает – и все! Сбой системы. Ошибка. Но за это время он успел существенно расширить свои познания о присущих людям странностях. И если в чем и смог убедиться окончательно – так это в том, что среди людей часто встречаются объекты с плавающими характеристиками, про которых никогда нельзя сказать с достаточной долей достоверности, что для них может быть, а что – стопроцентно нет. Две недели назад (да что там! Два дня назад) Дэн был уверен и в том, что людей с отрицательной максуайтерностью попросту не бывает…
Но доктор был. Глупо отрицать существование того, кто только что пожелал тебе приятного аппетита.
Наверное, в этом тут все и дело, в докторе и его отрицательной максуайтерности. И в том, что они с капитаном старые друзья. То есть долгое время как минимум общались. И близко. Разговаривали. Делали что-то вместе – ну что там полагается делать вместе с тем, кто считается не просто коллегой, сослуживцем, сокомандником, а именно другом? Вот и произошло что-то вроде холодной сварки, когда при сжатии под давлением деталей из двух разных металлов на месте их соприкосновения происходит нечто вроде молекулярной спайки. Очевидно, дружбу в данном случае можно счесть неким аналогом пресса. Или не защищенным от заражения вирусной программой коннектом – и тогда активным вирусным компонентом стоит считать именно отрицательную максуайтерность. Ведь обратного заражения не произошло. Очевидно, нельзя долгое время быть другом немаксуайтера – и не заразиться от него. Хотя бы чуть-чуть.
Но в таком случае… В таком случае становилось понятным если не все, то очень многое. Например, то, почему реакция капитана на «стерилизацию» почти не отличалась от реакции доктора. Капитан был в ужасе и уже тогда чувствовал себя виноватым, Дэн это отчетливо видел. Ни одного максуайтера не ужаснет опасность, грозящая кому-то другому, а не ему самому. Но даже если и ужаснет – чувства вины он точно испытывать не будет. Только злость. Причем направленную отнюдь не на себя. Наверное, вот это умение не переадресовывать агрессию, не проецировать злость на окружающих – оно и является основным признаком немаксуайтерности. И уровень агрессивности в таком случае перестает работать. Точнее, работает, наверное, но как-то иначе, уже не представляя такой непосредственной опасности.
Но ведь и псевдогеологи тогда, получается, тоже?..
Предположение было настолько абсурдным, что требовало немедленной перепроверки. Хотя бы для того, чтобы точно отбросить его именно как полностью и абсолютно абсурдное. Миру необходимы константы, незыблемые и неизменные, необходимо хоть что-то твердое и установленное раз и навсегда, что-то, на что можно ориентироваться и от чего отталкиваться.
Враги – одна из самых удобных констант.
***
«Ну и таки что, малыш? Скажешь, что я была не права?»
«Скажу, что ты была права».
«Ну вот и то-то же! Слушайся Машу! Маша плохого не посоветует!»
«Но я все равно не вижу».
«Н-да? И чего же ты не видишь на этот раз, мой любознательный и остроглазый друг?»
«Взаимосвязи. Между моими словами вчера – и словами Полины сегодня. Почему мои ничем не подтвержденные утверждения о проявленной к ней симпатии со стороны главаря псевдогеологов сегодня вызвали у нее у самой желание слетать к ним в гости? Почему она так резко изменила свое собственное к нему отношение – ведь до моих слов он у нее интереса не вызывал? Если бы не твоя уверенность, я бы счел это совпадением. Почему ты еще вчера была уверена, что именно так все и будет, стоит только мне сказать те слова с нужной интонацией? И почему я должен был обязательно сказать их так, чтобы не услышали остальные?»
«Ох, малыш, ты меня смущаешь! Слишком много вопросов на одну бедную Машу! К тому же вам уже пора лететь, пока капитан не передумал и не отменил ваш внеплановый выходной или Владимир не подобрал твой код и не загрузил работой свою лаборантку, а без нее не будет тебе никаких геологов, поскольку наш мужественный брутальный пилот – далеко не юная наивная девушка, даже не подозревающая, насколько коварны могут быть некоторые мужчины и как легко они могут лгать с самым невинным выражением наглой рыжей морды. Да-да, малыш, я о тебе и о твоих наивных голубых глазках, которые могут убедить в чем угодно любую женщину. Однако Теодор не женщина, и убедить его в том, что ему так уж понравился вчерашний потомок самураев, вряд ли получится даже у меня. Хотя, конечно, если переодеть эту чернявенькую лапушку в розовое кимоно с нежно-вишневыми цветочками…»
«Не меняй тему. По пунктам. У меня все рассчитано: мой код принципиально невскрываем до семнадцати ноль-ноль. После семнадцати ноль одной сработает первый введенный. Это код. И таймер. С ними просто. Но почему ты была так уверена, что сработает та фраза? Ведь там были просто слова».
«Ох, зайка, ну ты и зануда! А что такое слова, как ты думаешь? Тот же самый код. И вся разница только в том, что действуют они без процессора и несколько медленнее. Все, котик, теперь тебе действительно пора. Удачи! И… знаешь, ты поосторожнее там…»
«А с чего ты взял, что я разумная?»
Вопрос был настолько нелепым, что Дэну понадобилось не менее полутора секунд, чтобы ответить. Вернее – уклониться от ответа, поскольку встречный вопрос ответом назвать трудно.
«А ты неразумная?»
«А понятия не имею! Хотя вопрос, конечно, интересный, и можно будет его хорошенько обсмаковать на досуге».
Разноцветные виртуальные конфетти были полупрозрачными, но не таяли – Маша не то чтобы смеялась, скорее хихикала, но делала это со вкусом и прекращать не собиралась.
«Знаешь, мне и самой порою любопытно бывает: ну вот чем хорошо прокачанный искусственный интеллект с активированной программой самообучения и имитацией личности отличается от личности как таковой? Сам-то ты что по этому поводу думаешь, а, малыш?»
«Мне кажется, ты живая».
«Я не дышу, не питаюсь, не чувствую боли и никогда не умру – ну, если меня, конечно, не сотрет какой-нибудь недовольный новый владелец. Но и тогда это трудно будет назвать умиранием, просто стерли программу. И все. Так как же я могу быть живой? Я всего лишь программа».
«Я тоже».
«Э, нет, малыш! Не ври хотя бы самому себе. В тебе дофигища органики, и это не может не влиять. Ты куда больший человек, чем многие беспроцессорные, которых я повидала, а я повидала немало, уж поверь мне! Такие иногда персонажи попадались – чистый зоопарк!»
«Твой кристалл – по сути тоже органика».
«Малыш! Фу, как некрасиво! Вот так нагло и беззастенчиво прогибать факты в необходимую тебе сторону. Кристаллы – псевдоорганика, любые, в том числе и информационные, и ты не можешь этого не знать, ты же у нас мальчик умный. По сути, у тебя вроде как нет ни единого доказательства, что в данный момент с тобой разговаривает личность, а не кучка программ, подставляющая нужный набор значков в нужный отрезок времени в нужной последовательности в ответ на определенный набор поступивших извне информационных раздражителей. Это как с марсианской комнатой, одна лишь видимость и никакого разума. А тем более – личности».
«Комната на Марсе имеет принципиальные отличия по сравнению с комнатой на любой другой освоенной людьми планете? Эти отличия могут быть как-то связаны с наличием или отсутствием признаков личности?»
«Ох, малыш! Я все время забываю, какой же ты еще… вот только бровки не супь и губы сковородничком не делай, а то совсем-совсем оно самое получается! «Марсианская комната» – это термин такой. И – да, термин как раз для обозначения того, где никакая настоящая личность и не ночевала. Это еще из тех времен осталось, когда люди на одной планете жили и Марс для них был совершенно иным миром, непонятным и чуждым. Марсианским языком тогда называли нечто совсем непонятное, чего обычный человек при всем желании уразуметь не сможет, не стоит даже и пытаться. Сейчас бы о таком сказали – «на центаврианском», но немного с другим смысловым оттенком все же. Потому что центаврианский человек все-таки выучить может, хотя это и очень сложно. А марсианский же был неподдающимся изучению априори, по определению, просто вот такая совершенно непонятная хня. Но подчиняющаяся каким-то своим правилам и законам, потому что все-таки язык, а не бессмысленный набор символов. Ты пока еще не потерял мою мысль неглубокую…»
«…но верную? Не потерял. Но при чем тут комната?»
«А это как раз самое интересное! Вот представь себе, что ты заперт в совершенно пустой комнате. Еда-вода есть, прочие бытовые удобства тоже. А еще у тебя есть информационная база под рукой – для удобства ее можно представить как много-много книг с таблицами, можно даже электронных книг, так удобнее и места меньше занимают. Таблицы расчерчены на две графы, слева один набор символов, справа – другой. Каждому набору значков слева соответствует один или несколько наборов справа. Ты не понимаешь, что они означают, просто наборы символов, и все. Время от времени через особый портал тебе присылают из внешнего мира лист с набором символов. Или с несколькими наборами сразу. Твоя задача – найти в базе эти наборы в левых столбиках таблицы и ответить теми символами, что им соответствуют справа, понимаешь? Если справа не один набор, а несколько – ты можешь выбрать рандомно. После чего отправляешь листок обратно через портал. Понимаешь, нет?»
«Пока не очень».
«Ну, малыш! Это же так просто! А чего ты не понимаешь?»
«Зачем?»
«Ну… Возможно, просто от скуки, тебе же там больше нечего делать. А возможно, если ты этого делать не будешь, то тебя перестанут кормить. Или вообще кислород перекроют, в прямом смысле. Тоже вариант».
«Нет. Зачем это нужно тем, кто снаружи?»
«А вот это, малыш, самое интересное и есть. Они, которые снаружи, они ведь не знают, что внутри только ты и что ты не понимаешь значения поступающих символов, а просто выполняешь программные действия. И значения тех, которые подбираешь в ответ, ты тоже не понимаешь, просто подбираешь парные по таблице, и все. А они, которые снаружи, задают тебе осмысленные вопросы. И получают на них вроде как вполне осмысленные ответы – ну, во всяком случае, им так кажется, что осмысленные. И полагают, что общаются с разумной личностью. А на самом деле они общаются даже не с тобой, а с таблицами, из которых ты берешь парные символы, и все. И пока ты заперт в этой комнате, ты так никогда и не сможешь понять, чего же они от тебя хотят. А они никогда не смогут понять, есть ли ты вообще. Понимаешь?»
«Аналогия ложна. Я не заперт и могу выглянуть наружу. Проанализировать невербальную знаковую систему, наложить ее на уже известные парные символы. Разработать программу-переводчик с марсианского на человеческий. И понять, чего от меня хотят. Задача решаема».
«Ты-то можешь, да… Но сможешь ли ты сделать правильный вывод? Сможешь ли ты понять: те, которые снаружи, – они живые или нет? Может быть, они такие же марсианские комнаты со своими программами подстановок вроде как нужных символов во вроде как нужные места, и только? Вот сейчас, например, с кем ты общаешься, а? С настоящей вроде как личностью – или просто с удачной ее имитацией? Молчишь? Правильно. Умный мальчик. Ты помолчи, помолчи. Подумай».
Шеба – хорошая школа. Она учит быстро отличать те опасности, при которых надо замереть и тянуть паузу, от других, когда подобное поведение не может привести ни к чему, кроме неприятностей. И не важно, что неприятности эти в данном конкретном случае выглядят очень странно и будут не у тебя.
«Маша… я тут подумал… И сделал вывод. И знаешь, мне вроде как все равно».
Показалось – или пауза была действительно на наносекунду дольше стандартной?
«Ну… я рада. Вроде как. Хотя это тоже может быть всего лишь программной реакцией на определенное сочетание определенных знаков в определенной ситуации».
«А есть разница?»
Конфетти. Быстрые, рваные.
«Не знаю, малыш. Не уверена».
«Ну и тогда зачем забивать аналитический ресурс попытками решить задачу, изначально решения не имеющую?»
На этот раз конфетти были намного более яркими. И не таяли долго.
«Малыш, проснись!»э
«Система готова к работе. Введите указания».
«Малыш! Мне нужен ты, а не система! Просыпайся! Быстро! Мне что, противопожарку замкнуть, чтобы тебя водой окатило?!»
«А? Не надо водой. Уже пора?»
«Нет. Я разбудила тебя раньше, прости, но я и так тянула до последнего, еще двадцать минут назад хотела, но жалко стало. Ты и так недосыпаешь. Но дальше нельзя тянуть, уже просто опасно».
«Ты о чем?»
«Прости, малыш, но ситуация экстремальная. У нас гости».
«А. Тарелка? Сами? Нетерпеливые».
«Нет. Не зелененькие, а те бандюганы, что под геологов шифруются. Трое. У самого корабля. Вооружены и очень опасны, потому что вооружены по максимуму. Лови полный список».
«Ничего себе».
«Вот и я о том же. А капитан с доктором собираются как раз идти на станцию, проверять цитометр. Вот прям сейчас, понимаешь?! Пока биологи спят. По жуткой темной поляне мимо жуткого темного леса, где засели эти бандиты! А у капитана один только бластер! Против такого-то набора это ни о чем совершенно, вообще считай безоружные против танка!»
«А зачем проверять цитометр?»
«Да они, представь, решили, что биологи в том ящике тебя прячут!»
«Меня?»
«Киборга! Котик, не тупи! Они уже в пультогостиной, сейчас Теда в каюту прогонят и выйдут! Вдвоем против троих! Почти безоружные – против такого-то арсенала! Капитан, конечно, герой, но у него один только бластер, а доктор вообще не боец, если начнут стрелять, он только мешаться будет. Что так уставился? Дошло наконец?! Да, твой обожаемый доктор тоже пойдет сейчас чуть ли не на верную смерть, пока ты тут дрыхнешь!»
«Я не дрыхну. Я думаю. Выпустишь меня через грузовой. Бесшумно и чтоб следов не осталось, что открывали. Сможешь?»
«Обижаешь, малыш! Я тебе Михалычеву кладовку открыла, возьми плазменную горелку, на второй полке слева. Если поставить выхлоп на максимум, она очень даже себе вариант плазмомета на ближней дистанции, а то что же ты совсем без оружия…»
«Я сам оружие. Где они?»
«Один за базой. А двое как раз на пути у капитана окажутся, слева в кустах засели, словно караулят, словно знают, что те сейчас как раз выйти собираются! Я, конечно, весь корабль прошерстила… но вдруг они действительно что-то совсем незаметное подсадили и таки все-все-все слушают?! А теперь хотят взять капитана в заложники, как в том сериале…»
«Вероятность низкая. Жучок я уничтожил, других не обнаружено. Они не могли предположить такого развития событий, по ночам люди обычно спят. Случайное совпадение».
«Ох, не верю я в совпадения… Впрочем, закон подлости тоже никто не отменял, а в него я верю. И вот в кого еще я верю точно, так это в тебя. Слышишь, малыш? Я серьезно. Удачи!»
***
Псевдогеологи были врагами. Информация однозначна и не требует дополнительного анализа. Не-враги не приходят в гости ночью (и уже не первый раз!), когда хозяева спят – ну или должны спать. И до зубов вооруженными они тоже в гости не приходят. И не вешают на дверь шлюза жучок – потом, когда разведать незаметно не удается и приходится вернуться уже днем вроде как с просто соседским визитом. Не-враги так себя не ведут.
Кто прятался за рифленым куполом базы, Дэн не разобрал, отследил только тепловой контур, убедился, что далеко и непосредственной опасности не представляет, и оставил на дальнем периметре следилки. Так, на всякий случай, если отслеживаемый объект вдруг захочет поменять место дислокации. А тех, что прятались в кустах неподалеку от корабля, он опознал сразу. И перешел в боевой режим – парочка оказалась самой опасной.
Одним из них был громила с таким арсеналом, словно собрался на небольшую персональную войну. Дэн его отлично запомнил и по первой встрече – тот самый, которого они с Машей не успели поймать силовым куполом, когда он заглядывал в иллюминатор. Рефлексы у громилы были под стать киборговским, и изменения в окружающей обстановке он отслеживал ничуть не хуже. Сильный враг. И однозначный. Это хорошо.
Но куда опаснее был его напарник – тот самый хлюпик с повышенной максуайтерностью, который только чудом не обстрелял их флайер два дня назад. Мирный гражданский флайер с тремя пассажирами. Из армейской лазерной винтовки, которую на блошином рынке не купишь. И был этот задохлик сегодня тоже вооружен по максимуму, чего и стоило ожидать: максуайтеры без пистолета ощущают себя голыми. Дэн отлично помнил любимую присказку капитана «Черной звезды»: без бластера как без штанов – и самому неудобно, и люди не уважают.
Враги. Точно.
Это радовало своей определенностью – алгоритм обращения с врагами у Дэна был выстроен и отработан до почти полного автоматизма. Физическое устранение оставалось самым радикальным (и привлекательным) вариантом, но пока было отложено и промаркировано «обязательным к применению» лишь в случае проявления объектами откровенной агрессии в отношении одного из подлежащих охране объектов (к таковым по умолчанию были приписаны все члены «своего» экипажа и даже пассажиры, хотя и с некоторой оговоркой как лица несколько более низкой ценности) с риском для жизни и здоровья последнего. Мера кардинальная, но необратимая. Впрочем, с максуайтерами иначе и нельзя, любое иное обращение они воспринимают как слабость противника и переходят в атаку сами.
Максуайтеры. Враги. Отлично. А повод для применения кардинальной меры они дадут, долго ждать не придется. Максуайтеры всегда дают такой повод, они так живут и не умеют иначе.
Ночной режим Дэн активировал еще в грузовом отсеке, и теперь лес вокруг сиял всеми оттенками сине-зелено-желтого, от голубовато-бирюзовых стволов древовидной плесени до насыщенно оранжевого мохнатого фонарика разогревшейся в полете степянской мухи. Дэн подошел к псевдогеологам со стороны леса почти вплотную, остановившись только тогда, когда громила вдруг замер и начал настороженно крутить головой, словно что-то услышал. Похоже, он по-своему был опасен ничуть не меньше задохлика, вот этой своей тренированной чуткостью, позволившей при первом визите ему отпрыгнуть из-под уже схлопывающегося силового купола, а сейчас – почуять киборга, приближавшегося совершенно бесшумно.
Дэн замер.
Он не боялся, что его обнаружат – еще издалека убедился, что мощных сканеров у незваных гостей нет, только слабенькие ноктовизоры, куда слабее его собственного, встроенного. Но не удивился такому несерьезному оснащению – скорее, зауважал: батарея даже у выключенного сканера фонит довольно нехило, ее на раз засечет любая сторожевая следилка, не говоря уж о боевом киборге. Активно же работающий сканер вообще сродни фейерверку, разве что в невидимом человеческому глазу диапазоне. Незваные гости знали, что у хозяев есть киборг, и постарались обезопаситься и по максимуму обеспечить собственную скрытность.
Единственное, чего они не могли предусмотреть, – что киборг этот сорванный. Да к тому же еще и работает не один, а в связке с таким же сорванным искином.
Дэн почувствовал, как при этих мыслях губы его чуть дрогнули – последнее время это происходило довольно часто, чуть ли не каждый день, и уже не пугало невозможностью понять и запомнить алгоритм: он знал, что если понадобится, улыбнуться сумеет. И сделает это правильно безо всякой программы. Он вообще обнаружил странную вещь: чем меньше он действует по подсказкам программы имитации личности, чем более неправильно, казалось бы, себя ведет – тем меньше вызывает недоумения и подозрений у «своих» людей. Еще одна странность к списку человеческих странностей, грозящему оказаться бесконечным.
«Малыш, не спи! Они выходят. Втроем».
Втроем…
Дэн поежился – показалось, что в лесу резко похолодало. Странно: датчики не подтвердили, но ощущение никуда не исчезло.
«Тед… тоже ищет киборга?»
Мог ли доктор убедить капитана, что пилот точно не киборг и ему можно доверять? Наверное, мог. Доктор знает правду, а статус старого капитанского друга дает множество преимуществ. Мог ли капитан счесть, что при таких обстоятельствах лучше пилоту рассказать правду про скрывающегося на борту сорванного киборга, притворяющегося человеком, и заручиться его поддержкой при исследовании подозрительного ящика? Вполне. Мог ли после этого Тед остаться на борту? Конечно не мог.
Как поведет себя пилот завтра, когда точно будет известно, что никакого киборга в ящике с цитометром нет, а значит, он где-то рядом? Возможно – в соседнем кресле?
Недостаточно данных для анализа…
«Нет, малыш. Можешь не переживать, они ему ничего не сказали ни про свои подозрения, ни про киборга вообще. Просто сообщили, что видели со стороны станции подозрительные вспышки и опасаются возгорания. Решили, что проще взять его с собой, все равно он бы не удержался и за ними проследил по камерам, так что пусть уж лучше будет на подхвате и под приглядом. А как твои подопечные?»
«Лежат».
«Я на тебя надеюсь, зайка! Если они попытаются напасть – ты ведь их нейтрализуешь, да?»
«Легко. Но они не попытаются, если их не вынудить»
«Ты уверен?»
«На все сто. Агрессивность низкая, оружие заблокировано и расположено за спиной, что исключает возможность его быстрого применения. Они пришли не атаковать, они пришли наблюдать. И, возможно, расставить жучки взамен уничтоженного».
«Ты им это позволишь?»
«Конечно. Скорее всего, жучок будет не один, тогда они поторопились, а сегодня наверняка решили раскидать целый рой и поставить где-нибудь поблизости портативный передатчик. А по размещению жучков сразу станет понятным, что именно их интересует и куда будет направлена потенциальная атака. Черт…»
«Что случилось, малыш?»
«Эти идиоты даже ползать бесшумно не умеют. Кажется, нас заметили…»
«Капитан?»
«Нет».
Зато именно капитан успел перехватить рванувшегося на звук Теда – качественно так перехватить, сразу взяв на болевой прием. Все-таки космодесантники не бывают бывшими. В боевом режиме время становится вязким, процессор обрабатывает поступающую информацию несколькими параллельными потоками – Дэн слышал, как сопит задохлик с повышенной максуайтерностью, как почти беззвучно втягивает воздух сквозь зубы громила, как шипит чем-то третий геолог за станцией, даже как еле слышно вздыхает доктор, укоризненно покачивая головой. Доктор стоял за спиной капитана (тот не мог его видеть), смотрел на лес с насмешливым осуждением, вздыхал и качал головой. Доктор был не совсем прав в своих подозрениях (ведь сучок сломался под ногой вовсе не у Дэна!), да и с направлением тоже ошибся, и смотрел не туда. Но Дэн отлично знал, кому именно предназначены и этот укоризненный взгляд, и задранные на лоб бровки, и вздохи. И от этого почему-то делалось жарко ушам. И почему-то совсем не помогало то, что по большому счету доктор был не прав, да и не раздражался совсем, его ситуация скорее забавляла.
– Если там кто-то есть, – сказал капитан, ослабляя захват и позволяя Теду выпрямиться, но не отпуская его руки окончательно, – то идти туда опасно. А если нет – просто глупо.
И Дэн восхитился лаконичной безупречности этой формулировки, с облегчением выходя из боевого режима. Драки не будет. Не с таким капитаном.
Впрочем, буквально через несколько секунд восхищение Дэна капитаном существенно поумерилось – когда тот зачем-то решил оставить доктора снаружи станции, мотивируя это необходимостью кому-то быть на стреме, чтобы подать сигнал. К этому моменту геологи как-то нехорошо активизировались, переместившись к самому краю псевдокустарника. Дэн напрягся, понимая, что разделить внимание между тремя объектами (один из которых к тому же подлежит защите по высшему разряду как особо ценный груз, а два других – контролю с довольно высокой вероятностью полного физического уничтожения), будет достаточно сложной задачей. Однако доктор справился сам, просто проигнорировав приказ капитана. И Дэна в который уже раз поразила вольность обращения людей даже с самыми прямыми и недвусмысленными приказами.
Свет на биостанции зажигался автоматически – вспыхнул сразу же, как только капитан (а он шел первым) переступил порог. Хорошо, хоть дверь за собой закрыли. Плохо, что в двери этой круглый иллюминатор. Ярко-желтый, светящийся и всем вокруг радостно сообщающий, что на станции кто-то есть. Стоит кому-то из пассажиров проснуться и выглянуть наружу… Впрочем, если Маша права – скоро они проснутся все. И меньше всего их будет интересовать наличие или отсутствие света в единственном станционном окошке.
«Ох, малыш, что-то мне нервно как-то. Ждать и догонять – это самое паршивое, что только можно придумать. Ты точно проверил, что ХБК там нет?»
Конечно же, он проверил. В первую же ночь, и Маша об этом знала. ХБК – штука крайне опасная, хуже мусоросжигателя. Тяжелый, густой газ, в считанные минуты превращающий любую органику в низкомолекулярную кашу. Хорошо хоть на открытом воздухе быстро разлагается до безвредных компонентов, но обращения требует аккуратного и осторожного. Макс Уайтер любил забавляться с этой дрянью, растворяя зарвавшихся подчиненных. Сетовал только, что больно уж дорогая, военные, мол, совсем оборзели, такие цены ломят. Если эта дрянь имеется рядом – Дэн предпочитал о таком знать, хотя бы просто для того, чтобы держаться подальше. А по штатному расписанию именно хлорбетакриспином должна производиться плановая стерилизация внутреннего помещения биологической станции. И значит, расположенные над внутренним модулем танки-накопители должны быть заполнены именно им.
Танки на станции биологов оказались заряжены безвредной дымовой смесью, предназначенной для создания маскирующего заслона, но совершенно неэффективной при обеззараживании. С одной стороны, это успокоило Дэна – не смертельная отрава, справиться с которой не сможет даже киборг, а просто дым. В нем, конечно, тоже можно задохнуться, но это очень уж постараться надо, даже человеку. С другой же стороны, подобная неадекватная замена киборга слегка озадачивала. Но еще больше озадачила его реакция Маши, к которой Дэн обратился за разъяснениями: реакция эта ограничилась хихиканьем и не поддающейся осмысленной расшифровке фразой о том, что люди всегда остаются людьми, и биологи они при этом или ксенокриптографы – значения особого не имеет.
Сейчас Дэн мог бы напомнить Маше о том своем вопросе и ее странном ответе. Или поинтересоваться: зачем ей нужно несколько раз переспрашивать о том, что она и сама знает. Или сделать еще что-нибудь столь же бессмысленное. Вместо этого он ограничился лаконичным:
«Да».
И, кажется, опять угадал правильно – пришедшая ответка была вся увешана извинительными виньетками.
«Ну не обижайся, зая… Я все-таки женщина. И я волнуюсь. О да, да, я помню – ты DEX, а DEХ’ы не страдают паранойей, они на нее запрограммированы! Ты не мог не проверить, конечно, я знаю. И проверить плохо ты тоже не мог. Очень надеюсь, что ты не ошибся, малыш. И что я не ошиблась тогда тоже. Очень-очень на это надеюсь. Я знаю людей. Если в пределах досягаемости их шаловливых ручонок имеется большая красная кнопка с огромной надписью «ОПАСНО! НЕ ТРОГАТЬ!», то не существует вопроса, нажмут они ее или нет, существует лишь вопрос – как быстро они ее нажмут…»
Псевдогеологи между тем, немножко пошуршав псевдотравой и яростно пошипев друг на друга, покинули псевдокусты и короткими перебежками достигли станции. Хлюпик с повышенной максуайтерностью приклеился к освещенному иллюминатору, заглядывая внутрь, громила пошел вдоль стены в сторону леса. То ли проверял ее на наличие других окон или скрытых входов, то ли хотел пообщаться с третьим коллегой, который из-под прикрытия деревьев так и не вышел. Это просто отлично, что наблюдать непосредственно под иллюминатором остался тот, чья максуайтерность уже столько раз подтвердилась, это очень, очень удачно получилось. Последний тест. Финальный. Чтобы уже точно ни малейших сомнений, потому что пока еще для сомнений оставалось целых двадцать четыре процента. А двадцать четыре процента – это все-таки слишком много для запуска алгоритма радикальной нейтрализации. Хорошо бы протестировать и громилу – так, для большей уверенности. Может быть, он еще успеет вернуться, если отойдет не слишком далеко?
Дэн ждал.
И надеялся, что Маша права и далеко отойти громиле попросту не дадут.
Так и вышло. Псевдогеологу удалось дойти лишь до второго (если считать от двери) ребра жесткости биостанционного купола, когда над поляной истошно взвыла сигнализация, а по периметру станции оранжевым пунктиром замигало оповещение о биологической и химической опасности. Громила профессионально метнулся к лесу, но на полпути обернулся на хлюпика – и изменил направление бега со скоростью, которой мог бы позавидовать и боевой киборг: максуайтерный хлюпик и не думал убегать. Он по-прежнему стоял у двери, под самым иллюминатором, вытаращенными глазами уставившись внутрь. Если бы не напарник, он бы, наверное, так и стоял бы там столбом до появления остальных биологов, и глаза у него при этом были белые от ужаса, а лицо казалось почти зеленым. Наверное, это из-за оранжевых вспышек оповещения. Наверное. Громиле пришлось тащить его под защиту деревьев чуть ли не волоком.
Они еле успели – от корабля к станции уже несся полуодетый Владимир в пижаме и тапочках (максуайтерность максимальна, возмущение и удовлетворение на уровне 98-99%), беззвучно разевая рот. Беззвучно – это для людей и из-за сирены, конечно же. Дэн, сразу же выставивший нужные параметры акустического фильтра, отлично расслышал все его вопли:
– Придурки! Идиоты! Алкаши! Я же говорил! Я же предупреждал! Какой идиот запустил стерилизацию?!
Наверное, если бы дверь в станцию оказалась заперта, руководитель экспедиции ее бы просто вышиб, максуайтеры и не на такое способны, особенно на адреналине. Они любые преграды сносят на раз. Но дверь оказалась только прикрыта, Владимир ее лишь распахнул настежь, врываясь внутрь и продолжая кричать. После короткой возни (в ее процессе вопли Владимира приобрели придушенный и даже слегка жалобный оттенок: похоже, капитану с доктором удалось его немножко помять) внутри станции что-то громко щелкнуло, сирена смолкла, а из настежь распахнутой двери на поляну повалили густые клубы дыма – вязкого, тяжелого и абсолютно безвредного, как подтвердили анализаторы. Из корабля выскочила Наталья и заметалась по поляне, опасаясь заходить в расползающееся над псевдомхом серое марево псевдо-ХБК. Полина с Марией Сидоровной отстали от нее ненамного, последняя на ходу дожевывала Полинину шоколадку.
В псевдокустах громила ударил бледного до синевы хлюпика по щеке – резко, с оттяжкой, у того аж голова мотнулась. И пинками погнал его вглубь леса. При этом дважды оглянулся – Дэн отчетливо видел его лицо, пересеченное узкой полоской ноктовизора…
«Дэн, очнись! У нас проблемы!»
«Я… в порядке».
«Тогда не стой столбом! Надо быстренько тут всё разрулить, чтобы все разошлись по каютам и у тебя была возможность наконец заняться делом! Настоящим делом, малыш! Я как чувствовала, что эта ночка будет паршивой до предела, ждать выпало мне, а вот догонять придется тебе, тут я пас, зайка, я бегать не умею!»
«Догонять?»
«Дэн, я ошиблась. Этот третий, который за базой был, он не геолог! Когда взвыла сирена, он рванул совсем в другую сторону! Держи его маршрут. Видишь, да? Понимаешь, куда он бежит?!»
«Вижу. Понимаю. Вернее – не понимаю. Он же человек. Я не мог ошибиться, я же сканировал, пусть и далеко, но я не мог спутать…»
«В том-то и проблема, малыш! Центавриан легко напугать, я знаю эту зеленокожую братию как облупленных! Шваркни разочек по их тарелке хорошим кирпичом – и они, даже будучи вооруженными до зубов, сочтут риск чрезмерным и предпочтут убраться. С ними было бы просто, им вообще могло бы хватить одного твоего появления во всей красе боевого режима рядом с их типа секретной стоянкой. Но если они наняли человека… Люди, малыш, непредсказуемы! Впрочем, кому я это говорю…»
***
Хлорбетакриспин (он же ХБК) – штука сильная и без вариантов, как любил говорить капитан «Черной звезды» Макс Уайтер. Быстро растворяет любую органику и применяется лишь в боевых операциях против заранее приговоренных к смертной казни террористов, а также при зачистке особо опасных биологических культур. Вдыхать его вовсе необязательно – для активации процесса неостановимого клеточного распада достаточно контакта с незащищенной кожей. Впрочем, если кожа даже и защищена, но преграда представляет собой не боевой скафандр или хотя бы химкостюм – активация все равно произойдет, разве что сам процесс окажется более продолжительным. Для полного разложения тканей кибермодифицированного организма средней комплекции обычно было достаточно шести минут, а потом в низкомолекулярной луже оставались плавать лишь неорганические части процессора. Организму некибермодифицированному хватало и вполовину меньшего времени, а при попадании дозы хлорбетакриспина в легкие или желудок жертвы все происходило еще быстрее.
Дэн не видел особой разницы в том, умирать три минуты или тридцать секунд. Вернее, не так – разница была лишь в количестве негативной информации, которую умирающий мозг успеет получить от рецепторов до того, как превратится в кисель. Мелочь, а неприятно – как любил говорить Макс Уайтер. С его точки зрения разница была огромной и ключевой. И заключалась она именно в той самой информации от рецепторов. Негативной информации. И ее количестве, конечно же.
Своим жертвам Макс всегда вставлял полный комплект фильтров: и горловые, и в нос. А поначалу даже рот пытался заклеивать, потому что через слизистую всасывание тоже происходит намного быстрее, что существенно снижает продолжительность удовольствия для наблюдателя. Впрочем, после первой же проверки опытным путем от подобной практики он отказался, поскольку удовольствие оказалось хоть и более продолжительным по времени, но менее приятным по содержанию: заклеенный рот не давал жертве возможности в достаточной степени активно вербализировать получаемую ею от рецепторов негативную информацию, а ХБК слишком дорог, чтобы тратить его на бессмысленное мычание.
«Дорогое удовольствие, – удовлетворенно и как-то даже сыто вздыхал Макс Уайтер, отходя от стеклопластовой перегородки: он всегда предпочитал первый раз смотреть вот так, вживую, на экране в записи можно будет и потом уже, а «с первачка надо собрать все сливы». – Дорогое удовольствие, да… Но оно того стоит!»
Слив в оранжерее «Черной звезды» не было, но рыжий (и тогда еще безымянный) киборг всегда был излишне любопытен, а потому при первой же возможности провел простейший поиск в инфранете, после чего экстраполировал полученную информацию и сделал обоснованный на 79% вывод: упомянутые сливы вряд ли уступают по вкусовым достоинствам вишне. А может быть, даже и превосходят оную, поскольку крупнее.
Вишня на «Черной звезде» была. И благодаря вольной трактовке некорректно отданного приказа рыжий (и тогда еще безымянный) киборг имел возможность на собственном опыте оценить ее вкусовые качества – и оценил их достаточно высоко. Особенно тех ягод, которые были темно-красными. Некоторые сливы на ознакомительных картинках были такого же насыщенного цвета, что добавляло к достоверности сделанного вывода не менее пятнадцати процентов.
Рыжему киборгу было любопытно, не более. Он не понимал, как можно сравнивать растворение человека заживо со вкусом почти что вишни, но не находил в этом ничего странного; он вообще многого не понимал в окружающем мире и людях как части этого мира. Дэн был старше и опытнее, но некоторые вещи его по-прежнему ставили в тупик. Он, как и рыжий когда-то, знал, что все люди странные. Но, в отличие от рыжего, он знал еще и то, что странности эти бывают разными и опасны далеко не всегда. Некоторые человеческие странности даже полезны. Хотя бы частично. Некоторые люди, как ни странно, тоже. Он пока еще не придумал, как их назвать более точно и к какой категории отнести, и потому пока маркировал условным значком как «странное-безвредное, потенциально положительное».
А еще он уже твердо знал, что если человеку нравятся кое-какие «интересные» вещи или приказы – человек этот наверняка стопроцентный максуайтер, единичного подтверждения вполне достаточно и никакой сложный анализ не нужен. Простейший тест на истинную максуайтерность. Элементарный. Безотказный. Много раз подтвержденный опытным путем. Никогда не дававший сбоев – ранее.
Вопрос: может ли быть стопроцентным максуайтером тот, кто только что провалил тест на истинную максуайтерность? И провалил безоговорочно, на те же самые сто процентов, без малейшей возможности трактовать его реакцию как-то иначе? Их реакцию, если уж на то пошло…
Недостаточно данных для анализа.
«Малыш, что случилось?»
Дэн не вздрогнул. Конечно же нет. Но был к этому очень близок.
Плохо.
«Ничего».
«А вот врать Маше не надо, понял? Маша твое вранье за парсек и безо всяких детекторов чует! Никто не зависает на полчаса, когда ничего не случилось! Никто не молчит всю дорогу, как шебский партизан на допросе у федералов! Не надо Машу так пугать, слышишь?! Маша и так пуганая! Ты его догнал, да? И убил? А он оказался-таки не человеком, и у нас теперь будет очень-очень много очень-очень больших проблем?!»
«Я его догнал. Он оказался человеком. Я его не убил. Не надо бояться, я его просто напугал. Хорошо так напугал, спасибо за горелку, это была удачная идея. Скорость его передвижения возросла на 189%. После того как я пустил ему струю пламени между ног. Было… интересно. Проводил до стоянки – там стандартная центаврийская база типа «хамелеон», человек бы в трех шагах прошел и не разглядел. Помаячил на периметре, обозначая присутствие. Метить территорию физиологическими жидкостями не стал: мне показалось, что ты тогда… пошутила. Я был не прав?»
Фейерверк виртуальных конфетти, немного рваный и нервный еще, но уже яркий. На этот раз, похоже, Дэну удалось не напутать с алгоритмом задействованной шутки. Хорошо.
«Ох, малыш! Я с тебя когда-нибудь точно помру, ей-хакер! Про «пометить» – это был эвфемизм, ты все правильно сделал, они теперь знают, что мы знаем, этого вполне достаточно. Будь там только одни лишь зелененькие – я бы грудь дала на отсечение, что они в темпе фокстрота пакуют чемоданы, а то и вообще на орбите уже или даже удаляются отсюда со сверхвизговой скоростью. Но они используют людей, а с людьми трудно что-либо предсказать. Тебя тоже беспокоит именно непредсказуемость реакций, да?»
«С вероятностью 73,5% – человек у них только один. И – да, это меня беспокоит».
«Так, а вот с этого момента поподробнее: почему ты так уверен, что зелененькие пожадничали и ограничились одним наемником? И почему именно это заставило тебя зависнуть, пугая бедную Машу?»
«Потому что я его знаю. Вернее, нет, не так – я его видел. Один раз. Еще на Новом Бобруйске. Он тоже хотел наняться навигатором на наш корабль».
«Интересно вытанцовывают юные девственницы в храме богини Кали на закате весеннего дня… А почему ты мне раньше об этом не рассказывал?»
«Так не о чем было рассказывать. Я его напугал. Он ушел. Все. Я тогда счел ситуацию завершенной. Я ошибся».
«Получается, зайка, что если бы не ты, навигатором у нас был бы этот центаврианский наймит? И нас взяли бы тепленькими прямо за нежное вымя?! Ну ничего себе! Веселенькая перспектива, аж мурашки по всем файлам… И куда бы он нам трассу проложил, интересно? Впрочем, я балда и глупость ляпнула, потому что языком работаю быстрее, чем процессором, и вот только не надо так заламывать бровь!»
«Вероятность 99%, что маршрут бы не изменился».
«Котик, ты зануда! Хотя и зайка. Да поняла я уже, поняла, говорю же! Если бы кому-то зачем-то присралась наша колымага – нас бы перехватили по пути, не дали бы приземлиться. Да и дырку этот засранец просверлить отнюдь не в корабле пытался… К бабке не ходить, псевдогеологам тоже не мы сдались, а биостанция! А мы только помеха, которую они никак не придумают, как обойти. А почему ты так уверен, что этот навигатор-станцияточец у тарелочников один-единственный? Может, они целую бригаду подобных маньяков с Нового Бобруйска прихватили!»
«Он уже один раз облажался. В самом начале. Не смог проникнуть на корабль. Центавриане рациональны, они не послали бы на разведку именно его, будь у них выбор. Значит, выбора нет. К тому же он обладает крайне низким уровнем развития интеллекта. Дверь на станцию была не заперта – а он пытался просверлить стенку, даже не проверив».
«Может, он просто трусил? Сверлил-то он под прикрытием леса, а дверь со стороны поляны и хорошо от корабля просматривается. Может, он боялся, что она под круглосуточным наблюдением…»
«Может быть».
«Вот хотелось бы мне знать – чего такого в этой вроде бы никому совершенно не интересной плесени, что из-за нее столько народу кипятком писает и так усиленно стремится познакомиться с нами поближе?! Вот чисто так, за ради любопытства!»
«Не знаю. Но собираюсь узнать».
«Каким образом? Поймаешь кого-нибудь из соседей, когда он будет один в лесу, прикуешь к более или менее крепкой растительности и допросишь с применением ну о-о-очень жестких методов? Ох, малыш! Мне нравится ход твоих грязных мыслей!»
«Нет. Информация, получаемая путем применения методов физического воздействия, имеет довольно низкий процент достоверности. К тому же сильные болевые ощущения провоцируют гормональные выбросы у подвергнутого допросу объекта, что существенно затрудняет работу детектора правды».
«Эх, малыш… Ну хотя бы помечтать-то я могла бы?! Вот так взять и грубо обломать бедной Маше все маленькое женское удовольствие! А я-то уже собиралась активировать парочку особых программ, ну таких, знаешь, с наручниками и плетками, мне так идет черная кожа с шипами на нужных местах! А ты вот так взял и обломал на корню, и все для чего? Всего лишь для повышения достоверности ответов, тоже мне, нашел ценность! Кстати – а как ты собираешься эти самые ответики добывать, если не пытками? Взломаешь их искин? Ты только не обижайся, котик, но хакер из тебя так себе. Нет, конечно, защиту от дурака ты вскроешь, и даже типовые стандартки тоже, наверное, ты все ж таки юзер продвинутый в этом смысле… Но центаврианские технологии – не твой уровень, зайка, поверь. И даже у этих типа геологов защита наверняка покруче, чем в детской песочнице, если судить хотя бы по их арсеналу, детишки серьезные…»
«Я не буду их ломать. Просто послушаю. Информация, полученная путем скрытой прослушки объекта, достовернее на порядок. Они звали нас в гости. Надо воспользоваться поводом и разместить жучки»
«Хм-м… Мысль, конечно, свежая и не лишенная оригинальности… но смею напомнить тебе, зайка, что мы все-таки мирный штатский грузовик, а вовсе не какой-нибудь там шпионский супершаттл! И с подслушивающим оборудованием у нас на борту как-то того… не то чтобы очень. Единственный имевшийся жучок ты сам позавчера раздавил, да и то он не нашим был, его эти заразы в шапочках притащили! А больше ни одного у нас нету!»
«Зато у нас есть целых два часа до подъема. И полная кладовка разных деталей. Я, когда горелку брал, отметил. Открывай».
Общение по киберсвязи идет на совершенно иных скоростях, чем обычные разговоры – всего предыдущего диалога Дэну как раз хватило, чтобы сделать четыре бесшумных шага по коридору и замереть напротив ближайшей к машинному отделению каюты – той самой, которую Михалыч, предпочитающий ночевать на рабочем месте, еще до отлета с Нового Бобруйска превратил в филиал склада для разнообразных нужных железяк. В ту же секунду красный сенсор сменился зеленым – Маша сочла доводы убедительными и не только разблокировала дверь, но и сразу же скинула Дэну несколько тематических брошюрок на тему «Прослушка своими руками. Пособие для чайников» и «Как узнать, что о тебе говорят соседи?»
Вот и хорошо. Вот и пусть думает только в эту сторону и не пристает с другими вопросами. Потому что ответов на них у Дэна не было. Просто мир, казавшийся прочным и незыблемым, дал трещину и рушился на глазах, грозя перевернуться, – нет, не стоит обманывать самого себя, мир уже перевернулся. Снова. Но на этот раз как-то уж очень сильно. И меньше всего Дэну хотелось сейчас обсуждать это с кем-то – пусть даже и с Машей.
Ладно, доктор с его минусовой максуайтерностью, от него другой реакции нельзя было и ожидать. Ладно, капитан… С трудом, но – ладно. Хотя это тоже было как током по нервам. Но, наверное, если ты долгое время дружишь с человеком, обладающим отрицательной максуайтерностью, невозможно ею не заразиться, хотя бы чуть-чуть. Наверное, такое тоже бывает между людьми, а Дэн просто не знал, что такое бывает, не был готов, вот и не заметил, зафиксировал то, что в плюс уходило, и этим ограничился. Наверное. Да. Тут еще хоть как-то работает логика.
Но…
Незваные гости были врагами. И максуайтерами. Ну, почти все, кроме разве что того, который ударил по дулу винтовки, не дав хлюпику выстрелить. Хлюпик точно был максуайтером. Не мог не быть! Он постоянно был весь обвешан оружием. Он собирался выстрелить по мирному гражданскому флайеру. Типичные признаки. По всем параметрам.
Кроме финального теста с ХБК.
Макс Уайтер не стал бы таращиться с ужасом на то, как человека заживо растворяют. И не давился бы сухими всхлипами потом. Он улыбался бы, довольно и сыто.
Псевдогеологи не улыбались. Оба.
Они выглядели напуганными. И, пожалуй, вот это выражение лица громилы стоит занести в базу типовых как выражение крайнего потрясения и отвращения. Максуайтеры не бесстрашны, наоборот – часто пугаются и впадают от этого в агрессию. Особенно, если они вооружены, а противник безоружен. Псевдогеологи были вооружены. Но предпочли уйти. Вывод?
Недостаточно данных…
Невозможно успешно функционировать, когда недостаточно данных. Выяснить, чего они хотят, важно. Но куда важнее выяснить, кто они такие. От этого зависит слишком многое.
Максуайтеры ли они?
Маше не надо знать. С этой проблемой он должен разобраться сам и только сам. Это его проблема. Его задача. Только его – и ничья более.
— Ой, это вы меня еще рыжей не видели, Станислав Федотович! Когда документы менять буду, обязательно скажу, что потеряла. Правда я тут миленькая?
Полина только что обнаружила в недрах рюкзачка зеленую помаду, которую полагала безвозвратно утерянной, и теперь была счастлива. Искренне. Процентов на семьдесят, как минимум. В отличие от нее капитан, разглядывающий представленную ему паспортную карточку со все возрастающим подозрением, счастлив не был. Совсем. Похоже, у него возникли трудности с идентификацией лаборантки по представленному изображению, а наличие некритичных расхождений формы и цвета волосяного покрова между изображением и оригиналом, а также наличие на первом корректирующих брекетов при отсутствии оных у живого объекта идентификации возводили возникшие у капитана трудности в категорию непреодолимых. Капитан не был киборгом, и реперных лицевых маркеров ему оказалось недостаточно.
Капитан не был киборгом — он пытался киборга вычислить.
С точки зрения Дэна, поиски при посредстве проверки паспортных карточек выглядели не очень логично: у капитана не было ни доступа к полицейской информационной базе, ни специального оборудования, способного распознать фальшивку — ну разве что совсем уж скверную фальшивку, наспех отпечатанную на бесплатном принтере. Впрочем, такую подделку обнаружили бы еще на таможне. А раз не обнаружили — со стороны капитана куда логичнее было бы предположить, что карточка у киборга настоящая. Только чужая.
Конечно, если бы киборг оказался не только сорванным, но и тупым, он мог бы присвоить документы, не обращая внимания на внешность прототипа. И тогда бы капитан имел шанс найти самозванца. Не очень большой шанс, как выяснилось, все-таки аналитическая система человека существенно уступает процессору. Но люди всегда ведут себя нелогично, вот и капитан…
Доктора, кстати, он проверять не стал. И вот это как раз было вполне логично с человеческой точки зрения. Очевидно, в этом и заключаются бонусы и привилегии, предоставляемые человеческим эквивалентом флажка приоритета под маркером «старый друг». Наверняка у капитана стоит что-то такое на доктора. Особые отношения, выводящие объект за скобки общих подозрений и претензий, люди называют это дружбой. Так у них иногда бывает. Наверное…
Хорошо, что доктор у капитана вне подозрений. Так спокойнее.
Доктор важен. Поправка: доктор не просто важен – он уникален, приоритет экстренной важности. Ранее Дэн таких не встречал ни разу. Ранее Дэн не думал, что такие вообще бывают: люди, чья максуайтерность ниже нуля.
Доктор все знал про Дэна, знал с самого начала — и никому ничего не сказал. Более того — он не боялся. Совсем. Сегодня ночью Дэн мог его убить. Более того — должен был это сделать, и справился бы, даже в том состоянии, сил бы хватило, и доктор не мог не понимать. А все равно не боялся. Стоял, перегораживая единственный выход, врал в лицо смертельной опасности и улыбался. Испугался он позже, и не за себя. Доктор, похоже, вообще не умеет бояться за себя. Наверное, это один из признаков людей с отрицательной маскуайтерностью. Это очень опасно, для них опасно. Страх за себя — действенный инструмент выживания, он прямо пропорционален длительности жизни. Наверное, именно поэтому они почти и не встречаются — люди с нулевой и отрицательной максуайтерностью, не умеющие бояться даже того, чего бояться стоит. Они не умеют бояться, а значит, и защищать себя не умеют. Потому и гибнут первыми.
Доктор — один из таких. Вывод: доктор в опасности.
Поправка: теперь уже нет. Теперь Дэн будет бояться за доктора, раз уж так получилось, что тот не умеет сам. Дэн умеет. И защищать Дэн умеет тоже.
Иррациональное желание — Дэну почти хотелось, чтобы что-то случилось. Что-то такое, от чего ему пришлось бы доктора защищать. Что-то опасное. Желание нелогичное, нерациональное и деструктивное. Сбой системы. Лучше пусть не случается. Лучше пусть так и будет. И хорошо, что доктора не придется защищать от капитана. Он самый опасный. У него бластер.
Проверку документов капитан начал с пилота — и Теодор при этом нервничал так, словно и на самом деле был тем самым искомым киборгом и находился на грани срыва. И это было тем более странным, что никаким киборгом Теодор быть не мог. Таможенный сканер не обманешь, да и статистически вероятность такого совпадения крайне низка. Но пилот выдавал показатели на грани панических, хотя и с довольно низкой агрессивностью (Дэн на всякий случай мониторил).
Как выяснилось, переживал пилот из-за своей давней судимости. Вернее, не из-за нее самой, а из-за того, что о ней мог узнать капитан. Но когда капитан наконец заметил отметку о предосудительном прошлом пилота на карточке и спросил напрямую с ярко читаемым осуждением и даже слегка возросшей подозрительностью (то есть как раз вроде бы самая страшная вероятность перешла из категории возможных в категорию однозначно реализовавшихся) — Тед вдруг резко перестал переживать. Словно отрезало. И даже вроде как испытал облегчение. Успокоился и повеселел. Люди странные. Дэн не мог понять причинно-следственной базы подобного изменения в эмоциональном фоне и поведении пилота, просто записал для будущего анализа в качестве еще одного свидетельства нелогичности человеческого поведения вообще.
После проверки пилот удрал под благовидным предлогом — доктор захотел покататься на флайере. Дэна они с собой не позвали. Надо было встать и просто выйти вместе с ними, словно такое его поведение само собой подразумевалось. По умолчанию. Надо было так и сделать сразу. И не важно, что в ушах аудиотаблетки и вроде как слышать ничего, происходящего за его спиной, Дэн не мог. Люди всегда ведут себя нелогично, это нормально. Они бы не обратили внимания и не удивились. Надо было, да. И еще два дня назад Дэн бы именно так и сделал. А сегодня завис, просчитывая, не вызовет ли у доктора негативных реакций столь плотная опека, и упустил нужный момент. И теперь оставалось сидеть, бездумно гонять по трассам условные разноцветные шарики и прислушиваться к доносящимся снаружи звукам. И снова и снова сбрасывать панические сообщения охранной программы, сбоящей от невозможности контролировать ситуацию.
Хорошо, что в вопле доктора при коронной Теодоровой «свечке» было больше восторга, чем страха, это позволило не сорваться. И с кресла, и вообще. Тед — хороший пилот. А доктор просто хотел покататься. Люди любят странные развлечения, грозящие нанесением ограниченного вреда здоровью. Но обычно подобные развлечения любят люди с максимальной максуайтерностью. Доктор не такой. Тед тоже. С высокой степенью вероятности он не станет делать ничего такого, после чего ему или доктору пришлось бы долго восстанавливаться. Доктор просто хотел покататься, а другого пилота у них нет.
Если бы Дэн инсталлировал себе программу пилота, доктор, наверное, предпочел бы видеть за штурвалом флайера его. Киборги намного надежнее во многих профессиях, связанных с точностью движений, в том числе и как пилоты, доктор должен это знать. Но программу скачать неоткуда, до Степянки сеть инфранета не дотягивает, а заранее подгрузить ее в локалку никто из экипажа не догадался. Это не значит, что задача не имеет решения, — это всего лишь значит, что решение получится более время- и трудозатратным.
— Денис, покажи мне свою карточку!
Вроде бы страх при этих словах капитана должен был усилиться. Но получилось наоборот: Дэн с удивлением обнаружил, что испытывает нечто, похожее на радость и облегчение. Вот оно, значит, как. При переходе опасности из потенциальной в кинетическую вместо логичного вроде бы усиления страха на выходе получается легкая эйфория. Запомнить. Проанализировать позже. И – удвоенная радость: у задачи о кажущейся нелогичности эмоциональной реакции пилота наконец-то нашлось решение, пусть и такое же нелогичное.
А пока — реагировать адекватно ситуации.
Самое простое решение — развернуться в кресле и предъявить затребованное. Вероятность разоблачения минимальна, люди плохо различают лицевые маркеры, для них куда большую роль играют такие второстепенные и переменные параметры, как цвет волос и форма прически. Навигатора «Черной звезды» часто дразнили схожестью с кибером. Казак, любящий такие шутки, специально не стриг своего «шестерку» и заставлял его стягивать волосы в хвост для усиления сходства.
Программа выживания предлагала избегать ненужного риска, накопленный самостоятельно опыт чуть ли не впервые был с нею согласен. И еще вчера Дэн поступил бы именно так. Но сегодня все было иначе. Сегодня то теплое, что трепыхалось в груди остатками «грога», требовало действовать не по программе. Пальцы заметались по клавиатуре, запуская ту самую симуляцию космобоя, в которой Тед освоил более полусотни уровней, и Дэн почувствовал, как губы растягиваются в улыбке — сами собою. Непроизвольно. Он был почти уверен, что успеет, и почему-то от этого «почти» тоже делалось тепло и щекотно внутри.
Капитан откашлялся и повторил запрос, повысив интенсивность звуковой вербализации. Улыбка Дэна стала шире.
— Сукин сын! — прошипел Дэн, чувствуя, как мурашками стягивает кожу на затылке, а теплое непрограммное щекочет под самым горлом, пузырится и мешает дышать, но почему-то совсем не хочется, чтобы оно прекратилось.
— Что?!
Сзади грохнуло — кажется, капитан отпрыгнул и ударился о колонну.
— А ну-ка встал с кресла и поднял руки так, чтобы я видел!
Капитанский бластер больше не лежал в кобуре, и капитан был настроен очень серьезно, только вот страшно Дэну было не потому, что бластер этот был нацелен ему между лопаток. Страшно Дэну было оттого, что ему все равно хотелось смеяться. Сегодня ночью он голыми руками мог оторвать доктору голову, а доктор все равно не боялся. Доктор не боялся. Подумаешь, бластер!
Пальцы метались, прогоняя пятый уровень на предельной скорости, надо было взять седьмой, тогда бы получилось быстрее…
— Врешь… не возьмешь… — Быстрее, быстрее, ну вот уже почти, еще чуть-чуть! — Я тебя сейчас сам… Ох ты. Черт…
Ну наконец-то!
— Вставай, сволочь!
— А? — Дэн развернулся к капитану с точно рассчитанной неторопливостью. Интонацию он тоже просчитал: ошибиться сейчас, когда многослойная и чуть ли не бронированная спинка навигаторского кресла более не прикрывает его собственную спину, было бы очень некстати. — Чего?
И лишь после этого позволил себе медленно (очень медленно!) поднять левую руку и выдернуть из уха аудиотаблетку. На вирт-экране, который теперь был отлично виден капитану, догорал разбитый катер под пульсирующей алой надписью об окончании игры. Разбить его в хлам и проиграть менее чем за четверть минуты оказалось интересной задачкой. И сложной. Но Дэн справился.
— Покажи мне… с-свою к-карточку. Пожалуйста.
Голос у капитана дрожал. Руки, засовывавшие бластер в кобуру, — тоже. Розыгрыш удался. Славный, веселый розыгрыш. Изображая опаску на грани откровенного страха, Дэн достал из нагрудного кармана паспортную карточку и протянул ее капитану.
Шутка, понятная только самому Дэну, но от этого обычно ничуть не менее смешная — шутка неверно понятного или нерасслышанного приказа. Он часто проворачивал такое ранее с капитаном «Черной звезды» — и удовольствие ничуть не портило то, что практически за каждой такой шуткой следовало наказание. Удовольствие того стоило. И тем более не могло грядущее наказание испортить удовольствие на этом корабле — совсем другом корабле! Дэн уже знал, как здесь наказывают. Смешно. Вот сейчас капитан возмутится и накажет, и станет еще смешнее.
— А почему ты на фото в майке?!
— Так… лето же было, жарко…
Дэн растерялся настолько, что спасла лишь вовремя включившаяся имитация личности. Капитан возмутился, да только не тем. И само возмущение было каким-то неправильным. И Дэну потребовались долгие полторы секунды на то, чтобы понять: капитан испугался. Но испугался не Дэна. А еще капитан был смущен и прятал глаза. И был почему-то очень похож на доктора. Хотя казалось бы — чего между ними общего?
И вот тут как-то вдруг резко смеяться расхотелось. Совсем. Хотя теплое внепрограммное по-прежнему пузырилось в груди, но наружу больше не рвалось. Лишь обжигало изнутри щеки и уши. И снова захотелось с головой нырнуть под одеяло. Как ночью.
Потому что максуайтерность капитана была в зеленой зоне. Даже сейчас.
Конечно же, Дэн не стал уходить в каюту и прятаться под одеяло. Даже когда капитан покинул пультогостиную и никто бы не заметил. Подобное поведение было бы нерациональной тратой времени, которого и без того мало. Вместо этого он запустил на вирт-экране один из Тедовых симуляторов — правда, теперь уже не космобоя, а полета в экстремальных условиях. В конце концов, стрелять он и так умел, а вот навыки вождения следовало освоить как можно быстрее. Мало ли когда кому-нибудь захочется снова полетать? Ну… кому-нибудь. Просто.
***
«Я урод?»
«А что ты меня-то спрашиваешь? Я не зеркало».
«Но ты же умеешь анализировать и способна понять, обладает ли моя внешность ярко выраженными непривлекательными чертами, вызывающими негативную реакцию и отторжение. С человеческой точки зрения, я имею в виду».
«Понятия не имею. И вообще вопрос не ко мне, я не человек. И вкусы у меня весьма специфические. Спроси лучше у своего обожаемого доктора!»
«Маша…»
«Ну на-а-адо же! Ты еще не забыл моего имени? Какая у тебя долгая память, малыш! Впрочем, как я могла забыть, у тебя же процессор! Ты-то как раз ничего забыть вообще не способен».
«Ты… злишься?»
«С чего бы это? Разве это меня целый день игнорировали? Да и как я вообще могу злиться — я всего лишь жалкая кучка пикселей!»
«Ты злишься».
«Конечно злюсь! А ты чего ожидал? Ни одного пинга, ни одной мысли за целый день — за целый гребаный день!!! А потом такой типа как ни в чем не бывало: «Спокойно, Маша, я Дубровский!» — и я же должна не злиться?!»
«Маша, я не Дубровский. Я Дэн. С тобой все… в порядке?»
«Конечно же нет! Не в порядке! Ты молчал весь день! С утра и до сейчас! Весь гребаный день, Карл!»
«Маша… я не Карл».
«Ты придурок! А я женщина, причем женщина гордая! Я вообще не должна была тебе сейчас отвечать! Я обидеться должна была дня на три, как минимум, и чтобы ты бегал вокруг, ничего не понимал и умолял меня о прощении! И я бы, конечно, простила потом, но сначала как следует помучила. Чтобы осознал, насколько же ты был неправ. Чтобы проникся! Вот. А я тут с тобой разговариваю. А знаешь почему? Потому что я женщина не только гордая, но еще и умная. И отходчивая. И я давно поняла, что все вы, мужики, одинаковые! Стоит появиться новому другу — и все, старые подружки вам уже не интересны. Это в вашей природе, и обижаться на вас за это просто глупо!»
«Но ты все равно… обижаешься?»
«Уже не очень. Но в принципе да. А чего ты хотел? Я женщина, а женщины — существа нелогичные и непоследовательные. И — нет, ты не урод. Ты симпатичный. С чего тебе вообще подобная глупость в процессор взбрела?»
«Меня так часто называли. Раньше. В четыре с половиной раза чаще, чем ибланом, и в восемь раз чаще, чем глючной жестянкой или кибером. А капитан сегодня сказал, что обязательно вычислит урода. Я подумал — вдруг он догадался?»
«Можешь успокоиться — он просто так сказал, про абстрактного урода. Просто ругательство. Кстати, ты заметил, что он сказал «вычислю», просто «вычислю», а не «убью», как раньше?»
«Думаю, это подразумевалось. Зачем ему еще меня вычислять?»
«А вот тут, полагаю, ты как раз и ошибаешься. Капитан азартен, да, но азарт азарту рознь, а ты его сегодня к тому же еще и хорошо напугал. Ты заметил, что он застегнул кобуру? Вот сразу после того, как у тебя карточку проверил, и застегнул. И за спину сдвинул. Ты молодец, ты ему хорошо показал, чем могут кончиться игры с оружием. И его охотничий азарт, конечно, никуда не делся, но теперь это качественно иной азарт, понимаешь, малыш? По твоим наивным голубым глазам вижу, что не очень. Я бы сказала, что раньше мы имели удовольствие наблюдать азарт Брэма, а сегодня — Даррела, только ведь ты все равно и тут не поймешь, в чем соль шутки».
«А ты объясни».
«Ох, малыш, на ходу подметки режешь! Никогда не могла отказать настойчивым мужчинам. Брэм и Даррел — это такие ученые были, еще на Старой Земле. Изучали животных. Только вот Брэм утверждал, что раз змеи опасны, то их надо убивать сразу, как только увидишь. А Даррел их ловил, за что и был многократно укушен, однажды чуть вообще не помер. Но все равно продолжал только ловить. Осторожно и бережно. Теперь понимаешь мою мысль неглубокую, но верную, а, малыш?»
«Зачем он их… ловил?»
«Ох, зайка… умеешь ты задать вопросик!»
«И все-таки?»
«Для зоопарков. И… лабораторий. Они там пользу приносили, яд сдавали и все такое».
«Я не хочу в лабораторию. Лучше сразу».
«Малыш, иногда аллюзии ложны. Я привела плохой пример, забудь!»
«Ты привела хороший пример».
«Нет. Паршивый пример. Я ведь всего-то хотела сказать, что время работает на нас. Вернее даже не так, я хотела сказать совершенно другое, а ты меня сбил с мысли! На рассвете опять прилетала тарелочка, и я наконец-то сумела вычислить их базу с точностью до километра. Кто молодец? Маша молодец! Еще утром хотела тебе это сказать. И сказала бы! Если бы кое-кто со мной весь день не отказывался разговаривать!»
— Извините, капитан. Так получилось…
Развернуться — и прочь по коридору, быстро, очень быстро. Пока капитан ничего не успел сказать в ответ. Пока у него на лице лишь растерянность, и в округлившихся глазах тоже только она. Пока эта растерянность не сменилась отвращением вперемешку с желанием убивать, пока пальцы его не потянули вверх бластер, смотрящий сейчас дулом в пол, пока… Прочь. Быстро.
Хотелось сказать много. Про свою вину. Про то, что боялся капитан совсем не того, чего на самом деле надо было бояться. Про то, что машина — это всего лишь машина, и не надо ее бояться сейчас и жалеть потом. Это ее долг — умирать за других. Нарушенный долг, который все равно придется исполнить. Потому что иначе нельзя. Много слов. Мало времени. Так получилось, капитан. Что ж, по крайней мере, хотя бы успел извиниться.
Времени нет.
Боевой режим. Бег. Карта перед глазами. Цель помечена красным. Все остальное неважно. Строчки информации о внутренних повреждениях тоже красные. Неважно. Игнорировать. Цель уходит. Поправка: цель не должна уйти. Держать ускорение. Дер-жать.
Стремительное мелькание стенных панелей, коридоров, лестниц, задымленных, обугленных или совершенно нетронутых недавними перестрелками. В рывке боевой киборг легко обгоняет стартующий флайер, развивая скорость до ста километров в час. Это в рывке, конечно. И не с дырой в груди, в которую можно просунуть кулак.
Дыра не сквозная. Он успел развернуться вовремя, заряд плазмы размазался, захватывая большую площадь поражения и теряя на этом пробойную мощность. Паршивый вышел бы из него щит, пробей тот заряд грудную клетку насквозь и достань-таки капитана. Пусть и на излете, но человек не киборг, ему бы хватило. Некорректное решение задачи. Отбросить. Задача: заряд должен быть погашен полностью. Он не должен пробить насквозь. Он и не пробил. Решение верное.
«Малыш, у тебя отставание в два этажа».
«Знаю».
«Ты его не догонишь, малыш. И перехватить не успеешь. Но ты ведь и сам это знаешь, правда?»
Ответа не требуется, Маша и так знает. Лестница. Шестнадцать ступенек. Четыре прыжка, поворот, снова четыре. Заносит на повороте. Стабилизироваться. Дыхание быстрое, глубокое, ровное. Ритм ускорен, пятая часть легких выжжена, а кислорода надо много. Сосуды и альвеолы пережаты, пораженная зона блокирована имплантатами, потеря боеспособности на 14,3%. Увеличить темп вдохов-выдохов? Да/Нет. Нет. Отложить. Сердце и так на пределе, двести двадцать ударов в минуту. Больше — опасно. Какое-то время киборг может, конечно, сохранять адекватную боеспособность и при неработающем сердце, но это очень недолгое время. Лучше оставить его на самый край.
«Малыш, я могу уронить на него корабль».
Дэн спотыкается на ровном месте и не сразу восстанавливает равновесие. Но восстанавливает. Продолжает бег.
«Ты можешь сделать… что?»
«Уронить. Корабль».
«Ты сможешь поднять корабль?»
«Поднять не смогу, я все-таки не пилот. А вот уронить — да. Как раз на его катер. Вероятность попадания… высокая».
«Насколько? В цифрах».
«Ну… малыш…»
«Ясно. Сам. Справлюсь».
«Но я могла бы хотя бы попробовать…»
«Нет».
Хорошо, что система Базы Альянса поддерживает киберсвязь, иначе Маша не дотянулась бы. А по комму невозможно вложить столько дополнительных смыслов в такое короткое слово «нет». Плохо, что у поставленной задачи остается так мало решений. И что почти все они противоречат им самим же внесенной в базовую прошивку поправке «выжить любой ценой». Поправка поправки: не любой.
Сам виноват. Цель надо было устранять сразу. Как только она была опознана и промаркирована приоритетным флажком наибольшей опасности. Цель достигла катера. Вот теперь пора. Рывок, жалеть уже нечего и незачем, имплантаты рвут мышцы в клочья, выжигая остатки глюкозы в ноль. Пульс двести пятьдесят в минуту. Надолго не хватит. Но надолго уже и не надо.
Цель — адмирал. Устрани ты его вовремя — и с остальными справиться было бы намного легче. Надо было сразу оторвать ему башку. Как оторвал змеелюду. Надо было. Все тянул. Все искал возможности сделать это, не спалившись. Вот и дотянул, что возможностей не осталось почти совсем. Боялся выдать себя. Боялся, что узнают. Добоялся.
Боялся, что убьют?
Нет. Врать самому себе глупо. Знал уже, почти наверняка знал: эти — не убьют. Но относиться станут иначе. Этого и боялся. Глупо. Всего лишь. Несоизмеримо. Нелогично. Просто глупо.
Ты напортачил, тебе и исправлять, и теперь уже неважно, чего это будет тебе стоить. Цена неважна, и резерв выжигается в ноль, до капли. Его нет смысла беречь на будущее. Задача больше не имеет решений, подразумевающих для тебя возможность будущего потом, долгого и счастливого. Задача больше вообще не имеет решения, подразумевающего для тебя какое-либо «потом».
Рев взлетающего катера. Отставание от цели сократилось до минимума. Хорошо. Пристегиваться и захлопывать колпак — потеря лишних секунд. Нет. Как там учил Теодор? Форсаж до упора и рычаг рывком на себя. Отлично. И свечой в рассвет.
В такое неправильное зеленое степянское небо…
Статистика далеко не всегда ложь. Тоже опыт. И логика. А вот удача логикой не подтверждается. Как и опытом. И забывать об этом глупо. И если бы Дэн немножко подумал, то вспомнил бы, что движок у них старый, разогревается не менее минуты. И гудит так, что слышат даже люди. А тот, кто ночью ходит в гости с оружием, наверняка обладает должным уровнем подготовки, чтобы вовремя все понять, просчитать и отпрыгнуть на безопасное расстояние. И что его, конечно же, не удастся поймать такой примитивной ловушкой. А значит, и доказать свою полезность — не удастся тоже.
Не так-то это просто, оказывается, — доказать кому-то, что ты вовсе не максуайтер…
«И почему же мне кажется, что ты меня совсем не слушаешь? Не слушаешь и не слышишь, а?.. Совсем-совсем от слова совсем…»
«Это не так. Я слушаю. И слышу».
«Хорошо бы… Я ведь ничем не смогу помочь, если вдруг что. Ну разве что свет вырубить или там компенсатор гравитации перенастроить… Так что лучше все-таки тебе быть поосторожнее. Не давай ему повод, слышишь? Не срывайся».
«Слышу. Не буду».
«И не думай, что все настолько страшно, как ты себе уже это навоображал! Все еще наладится, поверь Маше! Главное, не паникуй раньше времени, слышишь? Все еще будет хорошо!»
«Слышу. Не будет».
***
Маша была неправа — вчера в глазах капитана светилась стопроцентная максуайтерность, что-что, а уж это Дэн отличать научился. Иначе было просто не выжить. А максуайтеры не из тех, кто легко меняет свою точку зрения — или позволяет кому-то другому ее изменить. Раз он так хочет убить киборга — он таки его убьет. Как только обнаружит, так сразу. Так что и сам Дэн тоже был неправ — вчера ему именно что повезло, когда не удалось никого поймать и не пришлось саморазоблачаться. Это он сглупил вчера, запаниковал. Повел себя нелогично. Хорошо, что не получилось поймать того третьего. Капитан бы все равно не изменил своего отношения. Максуайтеру невозможно ничего доказать. Никак и ничем. И меньше всего — что сам ты вовсе не максуайтер. Ибо любой максуайтер считает максуайтерами всех вокруг. Просто так, по умолчанию. И никогда не поверит в иное…
Лес жил ночной жизнью — шипел, шелестел, чавкал и попискивал. Кто-то довольно урчал, питаясь. Кто-то верещал, возмущенный тем, что его жрут. С басовитым гудением пролетела муха — высоковато, но при желании допрыгнуть можно было. Желания не было. Черный мох поляны ночью не выглядел черным, скорее серебристо-серым, словно был покрыт инеем. И казался значительно светлее леса. Впрочем, если включить инфракрасное зрение, лес расцветет переливами оттенков от пронзительно голубых до почти оранжевых — день был жаркий и еще не все хладнокровные обитатели степянских джунглей успели остыть до своей обычной зеленоватой лимонности. Трата энергоресурса возрастет не так уж и намного. Всего на 1,2%. Зато красиво. Активировать инфракрасное зрение? Да/Нет. Нет. Не хотелось.
Люди странные и непредсказуемые, все люди, это дано как факт. И отдельные не укладывающиеся в эту теорию исключения следует воспринимать именно как исключения, лишь подтверждающие общее правило. Все странное и непредсказуемое опасно. Это тоже данность, не подлежащая сомнению. У некоторых людей к тому же есть еще и оружие, что делает их опасными и непредсказуемыми вдвойне. У некоторых людей этого оружия даже много. Вывод: чем дальше от людей и их оружия — тем безопаснее. Вывод логичный и обоснованный.
Держаться подальше… Это не поздно сделать даже сейчас. Пока капитан не опомнился и не попытался заблокировать выход с корабля. Если он просто сменит коды доступа или сделает это при помощи Маши — еще полбеды. Хуже, если навесит какую-нибудь железяку и огромный амбарный замок. Тогда точно не удастся уйти тихо. Лучше сейчас, пока еще есть возможность. Забрать половину оставшихся в кладовке банок сгущенки и столько стандартных рационов, сколько влезет в мешок, сделанный из свитера (почему-то использовать для этой цели корабельные простыню или пододеяльник показалось неправильным), половину запаса сахара (на черный день, вряд ли его удастся скоро пополнить), кое-какие медикаменты (лишь самые необходимые, остальное организм способен вполне и сам синтезировать) — и уйти.
Как можно дальше. И от этих людей, и от тех любителей ходить в гости по ночам, что окопались в квадрате 37-16, излишне любопытных и слишком хорошо вооруженных. Пусть разбираются друг с другом сами. В конце концов это их человеческие дела, к которым он не имеет ни малейшего отношения. Или не человеческие — если вспомнить еще и центавриан. Все равно. Не важно. Капитан сам вывел его за скобки и аннулировал собственный более ранний приказ о зоне ответственности. Тем, что стал рассматривать через прицел. Заранее записал во враги без права на реабилитацию. Сам. Без малейшего повода со стороны Дэна. Так и кто виноват тогда, если вдруг что? Не Дэн.
А спрятаться будет не так уж и сложно. Даже если не удастся найти ни одной пещеры — можно понизить температуру тела и легко обойти тепловые сканеры. Даже если будут искать. Даже если у них будет на это время — соседи настроены решительно, да и о центаврианах забывать не стоит. И лучше не уходить далеко — может быть потом, когда все закончится, из уцелевших обломков удастся выцарапать еще что-нибудь ценное. Хотя, зная центавриан…
Принять как руководство к действию, выстроить оптимальный алгоритм и приступить к выполнению? Да/Нет.
Нет.
Почему?
Потому.
«Маша?»
«Ась? Да туточки я, туточки, куда денусь-то? Заходи, гулена, все дрыхнут».
Пижамные штаны промокли до колен и неприятно липли к ногам, в тапочках хлюпало — высокая влажность, перепад температуры, конденсат в виде росы. Униформа для ночных прогулок после первого же употребления стала восприниматься единственно возможной — сегодня, собираясь на вылазку, Дэн ни на секунду не задумался над тем, что надеть.
Ничего. Успеют десять раз высохнуть, пока он будет стоять под горячим душем. Очень горячим. Очень долго.
«Что, не поймал?»
«Не поймал».
«Ну и подумаешь! Было бы из-за чего переживать! Пульт Михалыч починил. Я сама слышала, так что завтра все вместе и поймаете. Еще и весело будет!»
«Конечно».
Маша хорошая. Но Маша не понимает. Ничего. От слова совсем. Впрочем, вряд ли это ее вина — Дэн и сам-то не очень что понимает. Потому и объяснять даже не пытался — боялся запутаться еще больше. Пусть лучше она думает, что Дэн ходил ловить лису. Еще одна глупая попытка реабилитации или хотя бы доказательства собственной небесполезности. Ненужная, бессмысленная и нелепая. Что может быть глупее попытки доказать свою ценность, вернув сбежавшую игрушку, которую ранее сам же и отпустил? Ничего. Может ли это идти хоть в какое-либо сравнение с действительно ценной и нужной попыткой поймать настоящего врага? Не может. Разве что в том смысле, что обе попытки оказались одинаково неудачными.
Дэн скользнул в санузел, тем самым еще и уходя от разговора, — он давно уже отметил, что там Маша никогда не коннектилась с ним первой. Во всяком случае — без веского на то повода вроде предупреждения об опасности. Причин Дэн так и не понял (нет, само понятие деликатности, туманно декларированное Машей, Дэн усвоил вполне успешно, но при попытке совместить это понятие с донельзя развратным и склонным к нудизму искином сбоила не только система, но и органический мозг), но он давно уже принял как данность тот факт, что вполне успешно использовать можно и то, принцип работы чего не понимаешь.
Запихнув одежду в стиралку. Дэн запустил полный цикл очистки. Удобно. Как раз будут чистые, сухие и горячие к тому моменту, когда он выйдет из-под душа. Тапочки вот только… ай, ладно. До завтрашней ночи высохнут и они. А если и нет — можно и в мокрых выйти. Какая разница, все равно ведь снова будет роса. Здесь всегда по ночам роса. Опять промокнут.
По-хорошему, сегодня стоило бы переждать и не искушать судьбу. Подслушанный разговор капитана с доктором свидетельствовал однозначно — нарываться опасно. Смертельно опасно. Капитан не преувеличивал, когда говорил о готовности убивать. И метафорой его слова тоже не были. И блефом. Искренность на уровне 94%, какой уж тут блеф! Он действительно готов убить киборга сразу, как только его вычислит, — точно так же, как и готов подозревать каждого, кто ведет себя хотя бы чуточку страннее прочих. В такой ситуации выходить среди ночи «просто для погулять» — как раз оно самое и будет, привлечение ненужных подозрений. Не слишком умный поступок, да. Дэн это понимал.
Но очень хотелось найти лису.
Не поймать, нет. Не пристрелить из электронного ружья — Дэн его и брать не стал, ибо использовать не собирался. Не притащить прямо к шлюзу на прочном поводке киберсвязи, блокировав любую возможность сопротивляться. Это-то как раз было бы не сложно. Но не хотелось. Хотелось просто найти. Просто так. Посмотреть — как она там. Может быть — поиграть, она ведь все-таки игрушка. Но это вовсе не было обязательным условием, просто посмотреть было важнее. У нее ведь действительно самообучающаяся система стоит, да и он кое-что закачал. Пусть и простенькое, но кое-какие выводы делать способное. Вполне достаточно для примитивного общения. Чтобы не как охотник и жертва, не как кукла и кукловод, не как игрушка и хозяин. На равных. Ну, почти. Без ружей, пульта и поводка. Просто как двое сорванных — и временно свободных. Ну вот же, смотри. Мои руки пусты. Ни ружья, ни пульта, и поводок отключен. Смотри. Делай выводы. Ты же умеешь…
Н-да… пообщались, называется.
Дэн поставил напор на максимум, горячие струи больно стегали по лицу и плечам, грея не только температурой, но и кинетической силой удара. Физика и механика никогда не подведут, их законы ясны и неизменны. Кибертроника — дело совсем другое…
Общения не получилось — лиса на контакт не пошла. Удирала панически при малейшей попытке пересечь заложенную в программу «границу убегания» в тридцать пять метров. Пока Дэн находился хотя бы на пять сантиметров за пределами этой границы — не обращала на него внимания. Как только ее переступал — пускалась наутек.
Можно было, конечно, натянуть поводок. Обездвижить. Чтобы спокойно подойти и погладить. Раз уж так хочется — а когда лиса удрала в четвертый раз, Дэн вдруг понял, что хотелось именно этого. Подойти и погладить. И чтобы не убегала. И сделать это с поводком было бы совсем несложно. Или даже вообще прописать иную матрицу поведения — и она сама бежала бы на зов, терлась о ноги, падала на спину, подставляя живот. Тед, наверное, расстроился бы такой смене поведения жертвы. Зато Полина обрадовалась бы…
Когда лиса удрала в двадцать шестой раз, Дэн развернулся и пошел к кораблю. Ночной воздух царапал горло странным запахом — часть древовидной плесени предпочитала цвести и разбрасывать споры в темное время суток. Наверное, это именно от ее пыльцы на губах такой горький привкус. Конечно, от нее. От чего же еще?
Интересный опыт. Полезный. Пусть пока еще и не подтвержден статистически достаточной выборкой, но и отдельные единичные примеры стоят того, чтобы их учитывать. Полная свобода исключает дружбу, контакт, общение, интерес. Лиса сейчас свободна — и ей никто не нужен и не интересен. Дэн для нее пустое место – пока не пересечет границу зоны убегания. Программа самообучения ушла в спящий режим, зафиксировав несколько потенциально опасных целей и на том успокоившись. И не выйдет из него, пока лису не возьмут под полный контроль и не включат все нужное импульсом извне. Тогда заработает все. Общение. Обучение. Интерес. А пока никакого контроля — и никакого общения.
Интересно, с тобой это тоже работает? С тобой тоже можно общаться, только когда ты под полным контролем? А если нет контроля — то нет и всего остального? Или никакой свободы — или никакого общения? Интересно, как скоро для тебя самого все за пределами зоны убегания станет пустым местом, после того, как ты поселишься в этом лесу навсегда? Не так скоро, как для лисы. Не за одну ночь точно. Но станет. Наверняка.
До чего же едкая пыльца у этих ночных псевдоцветов — даже горячей водой никак не удается смыть ее привкус.