Саша открыл глаза – больничная палата. Подташнивало, и стены слегка покачивались. Приподнялся на локте, и правда – больничная палата. На стуле, рядом с постелью дремала Маришка, после вторых родов она расплылась и стала выглядеть лет на пять старше.
– Мариш, – позвал Саша.
Она подняла заспанное опухшее от слёз лицо.
– Папа!
Обняла и начала причитать, что он совсем себя не жалеет, и, если будет так дальше убиваться в своём институте, то скоро помрёт по-настоящему.
– Мариш, Мариш, а здесь-то я как оказался?
– Ты не помнишь, что ли? Вышел из дома, переходил дорогу, у тебя прихватило сердце, а в это время светофор красным загорелся, и этот придурок… – она всхлипнула и добавила: – Там студент твой оказался, он скорую и вызвал, светленький такой.
– Да, теперь вспомнил и светофор, и легковушку. Студент… нет, не помню. Светленький? Лилич?
– Он представился, но я не запомнила, как услышала, что ты без сознания и тебя…
Он перебил её, надеясь, что она не расплачется снова:
– Что доктор-то сказал?
– Лёгкий сотряс, а сердце лечить надо…
Маришка всё-таки разрыдалась, Саша стал утешать дочку, говорить, что плакать не из-за чего, что всё нормально. Вздохнул про себя: «Время идёт, ничего не меняется, опять из-за ерунды ревёт». Слово «время» отдалось в груди тупой болью. Время судьбы…
– Папа, тебя плохо?!
– Нет-нет, Мариш, всё нормально.
Потом были врачи и медсёстры, вереницы родственников и коллег. Он улыбался, никак не ожидал такого внимания: и в отдельную палату положили, позаботились, и гостей целая толпа. Только что-то не давало покоя, какая-то деталь, то, что лежало во внутреннем кармане…
– Флешка!
Он треснул по кнопке вызова. Через секунду открылась дверь, вошла медсестра, Саша постарался взять себя в руки:
– Простите, что побеспокоил, Вы бы не могли посмотреть, не лежит ли во внутреннем кармане моего пальто синяя флешка. Там очень важная информация по моим исследованиям.
– Ну, вообще-то мне с нельзя с дежурства отлучаться.
– Я Вас очень прошу. Может быть, кто-нибудь из персонала сходит. Там правда ценнейшие данные. Я почти закончил свою монографию, обидно будет, если труд всей моей жизни пропадёт.
– Ну, ладно.
Минут через двадцать она вернулась, извинилась и сказала, что ничего не нашлось, зато к нему ещё один посетитель. Саша машинально кивнул, про себя он думал: «Старый дурак! Ну, как так можно было?! Ладно, успокойся, может она под колёса попала или отлетела к бордюру, и никто её не найдёт. Надо Ясеню позвонить, пусть его «сотрудники» перекрёсток обшарят…» Его размышления прервал стук в дверь.
– Войдите, – ответил Саша, хотя видеть он вообще никого не хотел.
– Здравствуйте!
Вошёл высокий худой юноша в мятой серой рубашке и чёрных джинсах. Брился он точно не сегодня, наверное, свои пшеничные волосы в короткий хвост он собрал тогда же. Карие глаза как-то лихорадочно блестели.
– О, здравствуйте, Мирослав, я так понимаю, Вам я обязан своим спасением. Что-то случилось? Вы сами на себя не похожи.
– Пан Славко, давайте начистоту. Позавчера утром умерла мать. Она перед смертью мне всё рассказала. Вчера я шёл с Вами поговорить, да видно, какие-то боги захотели, чтоб я правду узнал. Сами-то Вы мне ничего не рассказали бы. Что стало с моим отцом? Рассказывайте, иначе я опубликую всё это.
Он достал из кармана синюю флешку — Саша побледнел и схватился за грудь, потом собрался и заговорил спокойным голосом:
– Садись, Совёнок. Всё-таки не зря я тебя поближе к себе устроил… Ты, садись, садись.
– Он в Сибирской федерации? Отвечайте немедленно!
– Не кипятись, я – всего лишь маленький пёсик, который бегает вокруг мельницы и лаем предупреждает мельника, что по дороге кто-то идёт. Я не знаю, где он, зато могу рассказать, почему он ушёл от твоей мамы.
Мирослав замешкался, Саша понял, что подцепил мальчика.
– Твой отец был славным парнем. Там, – показал он на флешку, – только первая часть истории, а он присоединился к нам чуть позже. Хочешь услышать вторую?
Тот кивнул.
– Тогда тебе надо встретиться с тем, кто знает тропинку в Загорье.
– Почему я должен Вам верить, Вы же мне всё это время врали?
– Потому что, если ты унесёшь флешку из этой палаты, то навряд ли дотянешь до своей квартиры. А если отдашь её мне, то узнаешь, где сейчас твой отец.
Парень побледнел.
– Мальчик, зря ты во всё это полез. Никогда не связывайся с осами. Ну, что ты выберешь: смерть или правду?
Он подумал и бросил флешку на одеяло.
– Умничка.
Саша достал телефон, набрал Ясеня и стал ждать.
– Здравствуй, Саша, я слышал, ты в больнице? Как себя чувствуешь?
– Нормально, спасибо. Мири перед смертью всё рассказала. У меня Совёнок сидит, жаждет с тобой встретиться.
Секундное молчание, потом спокойный ответ:
– Машина через семь минут будет.
– Хорошо.
Саша нажал отбой.
– Ну, всё, скоро за тобой приедут, – он вздохнул. – Прими мои соболезнования. Мне правда очень жаль. А что стало причиной?
– Что-то по женский части, она так и не сказала, и доктору своему запретила мне говорить, даже после…
Он опустил голову.
– Садись, Совёнок, садись.
Парень сел на стул около кровати. Саша смотрел на него, вспоминая Грасю, говорил что-то утешительное, а сам отсчитывал время. Раздался звонок, Саша нажал кнопку ответа, Ясень сказал одну фразу:
– Машина внизу.
– Ну, всё, Совёнок, спускайся. Ничего не бойся, надеюсь, скоро с отцом свидишься.
Выходя, Мирослав обернулся:
– Но если Вы меня обманули, то я, клянусь Великим Сумраком, вас всех с того света достану.
Саша вздохнул:
– Никто тебя больше не обманет.
Дверь закрылась. Саша откинулся на подушку. Сердце ныло сильней и сильней.
«Что его ждёт? Глупый мальчик, который подумал, что схватил осу за крылья. Что они с ним сделают? Всадят прямо сейчас васповакцину и в ряды счастливых охранников гнезда? Или что-то интереснее? Вряд ли я узнаю. Впрочем, как всегда… Остаётся надеяться, что он, во всяком случае, останется жив. Хорошо, что ко мне пошёл, а не в полицию. М-да, а мне предстоит неприятное объяснение с Ясенем. Ладно, что тянуть-то».
Он набрал номер Штрудоффа:
– Да.
– Ясень, я сделал большую глупость. Я начал писать мемуары, дописал до февраля девяносто восьмого, потом перепугался и решил отнести всё написанное тебе. Но не дошёл, сердце прихватило, когда дорогу переходил, меня в придачу легковушка боднула. В общем, флешка, на которой всё было, выпала из кармана. А Совёнок её подобрал. Он как раз ко мне шёл. Представляешь, какое совпадение.
Ясень вздохнул, Саша сжался, будто ожидая удара:
– Устал ты, видимо, раз за воспоминания взялся. Может, тебе к жене слетать?
Мужчина невольно улыбнулся, сочувствия он не ожидал:
– Нет, милый мой мальчик, я давно всё решил. Зачем ей старый сморщенный хрыч. Пусть живёт спокойно. И мне так легче.
– Знаешь, Саша, а ты их допиши всё-таки. Только будь осторожнее. Ладно?
– Ладно.
– Поправляйся, дядя, я к тебе на днях заскочу.
– Спасибо.
Саша отключился, стёр вызовы и устроился поудобнее. Да, он устал, и сейчас надо было отдохнуть.
(февраль 2898)
Вторая часть
Через двадцать минут компания прогуливалась по краю площади перед администрацией; рядом был в скверик, гордо именуемый городским садом. Жители своими силами построили на площади снежный городок: несколько здоровых снеговиков, лабиринт и большую ледяную горку. Народу было много, в основном ребятишки, пришедшие покататься на горке, и матушки-бабушки, присматривающие за ними. Тут и там раздавались зазывалки тёток, таскающих самодельные термоящики с пирожками.
Саша глядел под ноги, прикидывая, как бы со всем эти до трёх разобраться, чтобы успеть встретить на вокзале семью. Иминай с Василиком разговаривали о работе, Вацлав осматривал местность. Какой-то мальчик расплакался, бабуля начала вытирать ему слёзы, потом взглянула на пилота, взвизгнула, что с такой рожей надо дома сидеть, подхватила ребёнка на руки и засеменила прочь.
– Пойдёмте в сад, – сказал Вацлав.
Они ушли с площади и стали прогуливаться вдоль сквера. Не прошло и десяти минут, как пилот процедил сквозь зубы:
– Не пяльтесь, скамейка на соседней аллее.
Иминай бросила взгляд на сидящего там мужчину. На нём были чёрные брюки со стрелкой, дорогие кожаные ботинки, чёрная куртка, капюшон которой был накинут на голову. Девушка-сюрприз переменилась в лице и сказала:
– Ждите здесь.
Она устремилась к аллее. Василик засунул руки в карманы и стал разглядывать утоптанный снег. Саша знал, что такой взгляд бывает только у тех, кто способен слышать, как кошка лакает молоко этажом ниже. И сейчас он слушал шаги своей возлюбленной. Саша подумал о жене и, отогнав её образ, нащупал радар за пазухой, чувствовал он себя полным идиотом. Тут Свартмель поднял изумлённое лицо и оглянулся – пани, рассыпая серебро смеха, обняла шпиона. Они что-то сказали друг другу, потом она пошла обратно. Подойдя, шепнула с загадочной улыбкой:
– Пойдёмте домой, через полчаса у нас будет гость. Всё потом объясню.
По пути они заскочили в магазин. Когда пришли домой, Иминай загнала всех на кухню, в том числе и Сашу, который дома к плите и близко не подходил. Василик нервничал, Саша тоже, только Вацлав был спокоен, чистил себе картошку и всё. Под чутким руководством пани к приходу гостя, который несколько задержался, в холодильнике стояли салат и десерт, а в духовке — овощная запеканка. Василик и Иминай пошли к двери, секундой после раздался звонок. Любопытство потащило Сашу следом. Вацлав тоже вышел в коридор.
В квартиру вошёл «шпион». Иминай улыбалась.
– Здравствуйте! – поздоровался мужчина.
– Боги, как я рада тебя видеть! Как теперь тебя зовут?
– Аким.
– Это мой муж, Василик, – она взяла его под руку, – это Вацлав, мой дубль-пилот и телохранитель, и Саша, наш друг и соратник.
Пришедший обменялся рукопожатиями с мужчинами.
– Раздевайтесь, и давайте пройдём в комнату, – предложил хозяин дома.
Аким снял верхнюю одежду. Саша удивился — одет молодой человек был в строгий костюм чёрного цвета и белую рубашку. Они зашли и уселись вокруг чайного столика под балдахином.
– Ими, – сказал Аким, вставая, – прежде всего я хочу завершить миссию, которую шесть лет назад возложил на меня Лебош Лютенвальд.
Его голос чуть дрогнул, когда он произнёс имя. Он встал, девушка взяла мужа за руку и они тоже поднялась.
– Иминай Вэнтинэ, ныне Свартмель, я, Аким Зертаки, полномочный представитель «Time of Fate» и лично Лебоша Лютенвальда по юридическим вопросам в Южноуделье, исполняю его последнюю волю, – он достал из внутреннего кармана конверт. – Это завещание.
Он вскрыл конверт и прочёл:
– 17 февраля 2892г., «Time of Fate».
Милая Ими! Если ты читаешь это письмо, значит, меня всё ещё нет в той вероятности Мира, в которой существует наш Комплекс и в которой живёшь ты. Значит, мне всё ещё не удалось проделать то, что удалось однажды проделать тебе – вернуться обратно. Это значит так же, что наше общее дело, наш «Time of Fate», остался без хозяина. Мельница, на которой нет Мельника, не может работать. Так быть не должно. Посему я, Лебош Лютенвальд, владелец и генеральный директор исследовательского комплекса «Time of Fate», находясь в здравом уме и твёрдой памяти, сознательно и абсолютно добровольно передаю тебе, Иминай Вынтене, ведущему ксенобиологу «Time of Fate» и первому испытателю «Зелёной двери», успешно осуществившему не только вход, но и возвращение, полное право на управление Комплексом и распоряжение всеми причитающимися мне лично средствами и ценными бумагами, содержащимися в банках Южноуделья и королевства Эгерского, равно как и любыми прибылями, вознаграждениями, премиями, выигрышами и процентами, причитающимися по ходу обращения оных средств и ценных бумаг. Единственным условием выдвигаю требование равноправно разделить бремя управления с существом, называющим себя Збенешем, либо же – Сотом двенадцатым, последним из самой первой дюжины моих учеников, и последним же – из последней. С тем, чьё место в своё время заняла ты. Но требование это обретёт силу только в том случае, если судьбы ваши – твоя и Сота двенадцатого – пересекутся, вы встретитесь и узнаете друг друга. Знай, что от природы – земной ли, или другого мира – не знаю – дана тебе великая власть. Власть беззаветно подчинять силе твоего сознания самых страшных существ из всех, живущих в данное время на Земле – веспов, или как их теперь называют, васпов, сравнившихся в своей кошмарности с человеком, не знавшим конкуренции до тех пор, пока он, в безграничной, но близорукой алчи своей, не создал себе такого конкурента сам. Пробуждающуюся в тебе силу Великой Владычицы ощущал даже я. И теперь по многим причинам, но в частности – потому, что я не хочу становиться на пути естественно развивающихся событий, я шагнул в «Зелёную дверь», и, как видишь, пока не нашёл способа раздобыть обратный билет. А посему – владей твёрдо, правь мудро, распоряжайся рачительно и аккуратно, и доведи до конца то, что начинал я один, а развивали и продолжали мы, все вместе! Огласи это Завещание другим Одиннадцати, найди нового Замыкающего на своё место, и приступай к работе. Теперь ты – Мастер, и только от тебя зависит, молоть Мельнице снова, или же навечно замереть, зарасти травой Забвения древним Жерновам Времени. Все формальности, связанные с официальной частью вступления этого завещания в действие, проведёт для тебя Аким, наш верный юридический полномочный представитель во Внешнем мире и Хранитель этого завещания до истечения установленного мною срока. Удачи тебе на твоём новом Пути. Прощай. Твой Лебош Лютенвальд, – он сглотнул и продолжил: – Далее подпись и личный оттиск Лютенвальда. Подпись и печать частного юридического агентства Акима Зертаки, полномочного представителя «Time of Fate» и лично Лебоша Лютенвальда по юридическим вопросам в Южноуделье.
Свежевыпавший снег позавидовал бы белизне кожи Иминай, а юрист тем временем продолжал, вынув ещё один конверт:
– Здесь все сопутствующие документы, оформлением которых мы займёмся в том случае, если наследство будет принято.
– Да, я, двенадцатый Ученик в дюжине, Иминай Свартмель, принимаю на себя управление «Time of Fate».
Аким опустился на одно колено и прижал кулак к груди.
– Здравствуй, Мельник. Я клянусь тебе в верности до последнего вздоха.
– Здравствуй, старший подмастерье, я принимаю твою клятву.
Саше казалось, что он стоит в продуваемой всеми ветрами горной долине, около широкого ручья, позади почерневшая от времени мельница, а перед ним около ворот стоит коленопреклонённый молодой мужчина в холщовой рубахе и таких же штанах, подпоясанный верёвкой, и некто в глухом чёрном плаще с капюшоном. Говорят они на каком-то незнакомом языке, в котором можно опознать славянские корни. Изящная кисть коснулась его макушки, видение исчезло. Саша побежал курить.
Когда он зашёл в квартиру, услышал, как Иминай, всхлипнув, сказала:
– Вот оно как выходит… Меня сегодня Саша спросил, когда профессор умер, а я ответила, что он исчез. Просто так ответила, а получилось, что правду сказала.
«Правду? И что же это… Ничего не понимаю, так когда он исчез?!»
Саша зашёл в комнату, Иминай сидела, уткнувшись в плечо мужа, об неё тёрлась Кяти. Увидев, что они не одни, пани вытерла слёзы и сказала:
– Так, действовать надо. Аким, ты когда узнал, что я в Выгжеле?
– Буквально неделю назад. Раскопал историю с покупкой вертолёта. Ты умеешь прятаться, Ими, я тебя почти год искал. Записать в паспорте Ими Най Свартмель и сменить дату рождения было отличной идеей. Вы оба – молодцы: протянуть с получением паспорта до свадьбы, выйти замуж по свидетельству о рождении, потом получить самый главный документ — как вы это провернули?
Девушка лукаво улыбнулась и пожала плечиками. Саша про себя позлорадствовал – у Свартмеля было идиотское выражение лица, даже рот слегка приоткрылся – видимо, для него было новостью, что вся эта котовасия с документами всего лишь способ спрятаться. Иминай погладила мужа по руке и сказала:
– Это Василик мне идею подал.
Рот приоткрылся ещё сильнее, потом захлопнулся, Саша подумал, что будь у него такая лиса в жёнах, он бы не выдержал.
– Постой, значит, месяц назад в Выгжеле тебя не было?
– Ни меня, ни моих людей.
– Значит, за Вацлавом кто-то следит.
Она вышла и принесла папку. Вкратце пересказала историю, которую вчера слышал Саша. Аким слушал молча. Взял паспорта, полистал.
– Практически уверен, что в Эгере делали. Но точно только Непек Ёл сказать может. Кстати, а как же Вацлав до сего дня благополучно дожил?
– Я его спрятала: он по своим документам только договор с институтом на очередную экспедицию подписывает да медкомиссию проходит. Он же теперь пилот-частник. Сразу после прилёта садится на поезд, сходит в небольшой деревеньке, а там скоком-боком начинает перемещаться Всеслав Смирнич, бомж с паспортом, большой специалист по погрузке мраморных памятников и мешков с мукой. И так до следующего рейса.
– Рискованно, но ладно, раз уж сработало. А доки где ему делала?
– Так через Непек Ёл, только не напрямую. Слушай, а почему ты на меня через наших агентов не вышел, ты же должен быть в курсе, что Сириус единственный, с кем я могла связаться напрямую?
– Нельзя было давать поводы для слухов. Понимаешь, шесть лет отсутствия Лютенвальда не остались незамеченными. Про его уход знают только дюжина, но никакой целенаправленной работы не ведётся, только финансисты загружены, как раньше, а остальная сеть практически стоит. Люди и гибриды догадываются, что что-то не так. К тому же за последние пять лет эти сеть постоянно фиксирует странное поведение васпов – эти ветераны объединились: добывают информацию, куда-то бесследно пропадают и прикрывают эти уходы. Я не верю в эту легенду про пустыню мертвецов, куда они уходят, якобы затем, чтобы умереть на воле. Но даже эти отчёты остаются незамеченными Загорьем, не говоря о том, что Эгер готовит очередную волну испытаний непонятно чего в Южноуделье. Сеть нестабильна, нужна сильная рука, чтобы она не развалилась по частям, – он поджал губы, потом резюмировал, — мы на грани.
Иминай вздохнула:
– Васпы преданные, отчаянные, но они всё-таки просто осы, воевать — это пожалуйста, но для тонких игр они подходят слабо. Значит так. Пора нам, старший подмастерье, прибраться на нашей мельнице. Во-первых, из зернохранилища надо выгнать всех крыс. Пока озадачься этим. И ещё, веспы — наш новый проект, м-м, проект «Королевство». Все они уходят на курорт, лично ко мне. Незаметно для них самих чистите все хвосты, чтобы ни одна эгерская лиса даже намёка на навий запах не учуяла, не говоря уже о южноудельцах. Всё понятно?
– Понятно. Только вот мне бы тебя в курс всех дел ввести. Лютенвальд предполагал, что ты будешь заниматься только наукой, а дюжина и Збениш — обеспечением и защитой. Но времена меняются.
– Плох тот мельник, который не знает, что на его мельнице делается.
Аким кивнул.
– Вскоре мы откроем тут отделение нашего агентства, а там посмотрим.
Иминай заморгала, потом она уставились в одну точку перед собой. Василик прижал к себе жену и начал что-то шептать, но она не реагировала. Аким с испугом смотрел в остекленевшие за один миг глаза. Саша растеряно переводил взгляд с одного на другого, потом на Иминай. Через полминуты она пришла в себя. Закрыла глаза, откинула голову на мужа.
– Гнездо. Они научились-таки звать. Там ЧП. Вацлав, готовь вылет, под каким угодно предлогом. В запасах топливо есть на туда-обратно?
– Ну, если только на туда…
– Значит, закупай, только в несколько приёмов и… В общем, осторожно, – Вацлав кивнул. – Аким, кстати, а финансовая сторона у нас как?
– Бывало и лучше, но в целом стабильно, выше среднего.
– Плохо работаете, ребята.
Почему-то Аким улыбнулся:
– Ну, ничего: муку по сусекам соберём, колобок испечём, на базар съездим…
– Кстати, неплохо было бы нам тут кран с керосином установить.
– Ладно, и над этим подумаю.
– Силь, свяжись с Ириной, пусть к концу каникул оформляет мне бюллетень минимум на месяц, лучше больше. Обратно я прилечу с Бором и Киром. Твоя задача, Саша, убедить жену, что у тебя в вымирающей деревне Злодырищего под Славеном есть родственник, который под старость лет пожелал выбраться к цивилизации поближе, и негоже старику в помощи отказывать. Аким, подготовь документы на имя Кирасия Щипача, коренного жителя сей чудной деревеньки, шестидесяти двух лет от роду. С названием Злодырищего договоритесь сами. И ещё свидетельство о рождении на имя Борислава Горича, пятнадцать лет, Тор. Всё, я отдохну и собираюсь.
– Ими, что происходит? – спросил Василик.
– С востока к гнезду притащился полуживой обмороженный васпа. Он умирает. Гор уверен, что без кокона не обойтись. Силь, – она взяла мужа за руку, – Йощка вернулся.
(февраль 2898)
Первая часть
Для тех несчастных, кто словом первым
И первым взглядом твоим сражён,
Ты есть, была и пребудешь перлом,
Женой нежнейшей из нежных жен.
В округе всяк, не щадя усилий,
Трубит, как дивны твои черты,
Но я-то знаю, что средь рептилий,
Опасней нет существа, чем ты.
Под нежным шёлком, сквозь дым фасона,
Свиваясь в кольца, как напоказ,
Сверкает туловище дракона!
Но этот блеск не для третьих глаз.
М. Щербаков
Саша спустился на первый этаж, поплотнее намотал шарф и вышел из подъезда. Вьюга будто поджидала его, бросила в глаза пригоршню снега и отвесила ветряную пощёчину. Он опустил голову и чуть боком стал продвигаться к соседнему дому. Февраль он не любил больше всех остальных зимних месяцев, потому что в Дербенде кончалась зима, то есть уже вылезала зелёная травка, а тут были двухметровые сугробы, нечищеные тропинки, кошмарные ветра и мороз.
Когда подобие снеговика по фамилии Славко ввалилось в прихожую, Василик взял веник, выставил гостя обратно в подъезд и принялся обметать его со всех сторон. Когда Сашу подмели, он зашёл и принюхался: в воздухе витал аромат фирменной печёной рыбы пани Свартмель, рецепт которой, по её словам, знали все женщины Машьялоры курт, откуда она была родом.
Саша засунулся на кухню, поздоровался с Иминай и пошёл в большую комнату. Она была почти точной копией предыдущего жилища супругов (однокомнатной квартирки в старом трёхэтажном доме). Слева от двери стоял шкаф-стенка из сосны, с множеством отделений и полок, в середине его приютился маленький старый телевизор. Но на этом привычный городскому обывателю интерьер заканчивался. Угол справа и большая часть противоположной стены были задрапированы плотной поблёскивающей янтарной тканью. На полу лежал сектор толстого ворсистого ковра, цветом похожего на июльскую тундру, крайние точки его совпадали с границами драпировки. По его краю стояли четыре никелированных стойки, поддерживающих идущий из угла балдахин, Саше казалось, что он сделан из застывшей в виде складок карамели. Под этим навесом на ковре стоял низенький столик, по традиции оформленный под шахматную доску, а вокруг лежали маленькие подушечки в огромном количестве. Вкус у хозяйки был необычным, но ему тут нравилось. Он не знал, как обставлены две другие комнаты, да и вообще не понимал, зачем с такой тягой к минимализму, как у Иминай, нужна такая большая квартира. «Эх, надо бы привести сюда Грасю и объяснить, что так обставлять квартиру — модно. Может, она перестанет мне есть мозг со своей блажью про новый комплект мебели…»
Вошёл Василик и приподнял бровь. Саша улыбнулся и кивнул. Они расставили фигуры и начали партию. Играли, как обычно, молча. В момент, когда он почувствовал, что Свартмель задумал что-то, и понял, что от следующего хода будет зависеть итог партии, в комнату вошла Иминай, а за ней Кяти. Девушка не проронила ни слова, скользнула ящеркой в объятия мужа и замерла, оценивая расстановку сил. Улыбнулась, Саша улыбнулся в ответ — с ней он никогда играть не садился. Не то, чтобы она была сильным шахматистом, но иногда в её голове рождались такие комбинации, предугадать которые было сложно. Работа женской головы подобна полёту кубиков, подсказывало самолюбие, может шестёрка выпасть, а может единица. На сей раз ему удалось переиграть Василика. В отличие от Клима он не расстраивался, если ветреная виктория перепархивала на другую сторону. Потом они сидели и болтали о передрягах в институте. Саша, наблюдая за супругами, подумал: «Какой же она кажется хрупкой в объятиях этого медведя». Мысли поползли в сторону того, что Василик чувствует, обнимая такую красавицу. Он мысленно поднял себя за шкирку и встряхнул.
Щёлкнул замок — это пришёл Вацлав, дверь открылась, потом хлопнула. «Обметаться пошёл», – догадался Саша. Через несколько минут он появился в комнате – спина прямая, сам как тетива.
– За мной следят, – потом кивнул гостю, – здравствуй, Саша.
Иминай покачала головой:
– Чего и следовало ожидать. Ладно, иди мой руки, переодевайся. Силь, помоги мне всё с кухни сюда принести.
– Конечно, – он прикоснулся губами к её волосам.
«Должно быть, они чудесно пахнут», – подумал Саша и тут же отвесил сам себе мысленный подзатыльник.
Пока ели, Вацлав рассказал, что когда он из магазина шёл, заметил слежку. Саша вздохнул и подумал: «Ну, что за жизнь! Прилетели позавчера, оказалось, что жена набрала отгулов и с детьми к тёще укатила погостить, правда, они уже в поезде, так что скоро дома будут. Думал, от Дара отдохну — на тебе, кто-то Вацика нашего пасёт. А может, кажется ему? Кому он, такой красавец, нужен?»
– Саш, ты чего? – спросил Василик.
– Да я вот думаю: а может, Вацлаву показалось?
Взгляд Сибенича превратился в мухобойку, а Саша – в муху. Иминай вышла, а через некоторое время вернулась с большой пухлой папкой и положила её на середину стола, с которого Василик предупредительно убрал посуду. На папке было забавное изображение: стрелки часов, развёрнутые в положение «четверть десятого», пересекали горизонтальную восьмёрку знака бесконечности, всё это заключал в себе стилизованный циферблат. Над эмблемой большой синий штамп «В АРХИВ», который задевал своим краем приписку от руки: «предв. эксп. 2886-88гг».
– Это что? – спросил Саша.
Василик ответил:
– Клим бы сказал: мол, папка, не видишь что ли?
– С этой папкой история запутанная, – Иминай достала один из листков и протянула его Саше.
Пока он рассматривал стенограмму какого-то эксперимента, она начала рассказывать:
– Помнишь упавший самолёт около курорта?
– Конечно.
– В самолёте нас было четверо: я, механик-радист и два пилота. Нас подбили в северо-восточной части Дара, и мы на одном двигателе и одном крыле мы дотянули до почти заросшей посадочной полосы. Оба пилота погибли при посадке – фонарь кабины пробило ветками. Зрелище то ещё было, – Василик взял её за руку и стал поглаживать тонкие пальцы, будто успокаивая. – Когда мы с механиком выбрались наружу, то оказалось, что за нами наблюдает коренастый старик с ружьём. Удивились мы несказанно. Особенно я, когда поняла, что перед нами — дикий васпа. Но, боги, создавшие этот мир, делали его с юмором: он крикнул, что пришёл помочь, а нам ничего не оставалось, как проверить, что за помощь он нам предлагает, причём на собственной шкуре.
Саша окинул её взглядом, в котором недоверие перемешалось с жгучим интересом. Девушка-сюрприз продолжала:
– Он сказал, что его зовут Йощка. Оказалось, что история этого старика похожа на историю нашего Кира, только он не воевал и никогда не был на юге. Главный Улей разбомбили практически сразу после того, как он вылез из кокона. Спасло его то, что в момент бомбёжки Йощка был в каземате. Оттуда его вытащил контуженный васпа Сот, у того с головой всё было совсем плохо. С точки зрения васпы, – пояснила она. – Спасённого паренька он протащил с собой чёрт знает сколько километров, пока они не наткнулись на маленький каменный улей, в котором и стали жить.
– Это наши, что ли?
– Нет, такой же, как наши, только он гораздо восточнее, полдня топать надо, чтобы до него дойти. Он особенный — на термальном источнике стоит. Когда Сот и Йощка наткнулись на курорт, поразмыслили, но решили, что дом с горячей водой в тайге лучше, чем на курорте без неё. И прожили они там целых пятнадцать лет. Потом совершили поход в Шурань, с те самые лаборатории. Оказалось, что там когда-то произошёл страшной силы взрыв, практически уничтоживший верхние ярусы, зато в тех, что уцелели, васпы обнаружили ценнейшие документы. В том числе рукопись профессора Лютенвальда, в которой описывались истоки экспериментов по созданию генных гибридов. Всё это богатство они унесли с собой в Дар. Через несколько лет Сот снова отправился в поход, на этот раз один. Месяца через четыре он прилетел на СИ-2, правда, вертолёт был не вполне исправен, поэтому он оставил его на заросшем аэродроме, а сам пешком пошёл в Загорье.
– Бред какой-то! Пешком – в Загорье?
– Я же говорю, у него с головой не всё в порядке было. Хотя… Может, он дотопал до Ополья, а там ещё какой-нибудь транспорт ангажировал. Больше о Соте ничего не известно. С собой он привёз некоторое количество бумаг, которые оставил в улье, а уходя, забрал тетрадь Лютенвальда.
– И что из этого?
– Слушай дальше. Это было осенью девяностого года, весной девяносто первого наш самолёт аварийно садится в Даре. Связи нет, никакой возможности выбраться нет, поэтому мы воспользовались гостеприимством Йощки и поселились в его улье. Тогда я впервые столкнулась с васпой. Чтобы остаться живой и по возможности невредимой, мне пришлось попытаться подчинить его. Ати (дед, в переводе с моего родного языка) обладал могучей, как старый кедр, волей, а у меня не было ровным счётом никакого опыта. Сломить его у меня не получилось, но на помощь мне пришли обыкновенные человеческие инстинкты, которые наставники не успели выбить из ученика. Направив движение «души» в нужную сторону, я перевела желание иметь детей в форму желания иметь внуков, коих он обрёл во мне. Ати полюбил меня, как внучку, а на этой почве мне удалось погасить его желание. Вместо того, чтобы пытаться овладеть мной, он стал меня защищать, даже объект нашёлся — механик-радист, который хоть и человеком был, а посматривал на меня вполне однозначно. Механику в конце концов крупно не повезло — на охоте нарвался на медведицу с медвежатами.
– Бедняга, – вздохнул Саша.
– С Ати я прожила чуть больше года, а в июне девяносто второго лемех забрасывает на курорт картографическую экспедицию.
Василик прижал жену к себе и добавил:
– Вот так мы и познакомились.
– Ну и история!
– Это, Саша, только небольшая её часть, – улыбнулась Иминай.
– Собственно, вот мы и добрались до главного на данный момент. Настоящий Вацлав Сибенич в той экспедиции погиб. Погиб героически, спасая нас. Перед смертью он побывал в улье Йощки, оказывается, с собой он везде и всюду таскал вот эту папку. В неё же положил документы, которые привёз на СИ-2 Сот. Написал эту записку, и вскоре скончался.
– От чего?
– Это совершенно другая история, сейчас неважно, от чего, – сказала Иминай тоном, которому не хотелось возражать, и протянула записку.
Почерк был ровным, хотя и не сильно разборчивым. Всего две строчки:
«На редкость удачная находка. Василик, эта папка способна объяснить многое, избавив меня от необходимости делать это самому — ты же знаешь, я плохой рассказчик.»
– И всё?
– И всё.
Колёсики под костями черепа пришли в движение, и Саша запоздало спросил, показывая на сидящего напротив мужчину, чьё лицо покрывали шрамы:
– А это кто?!
– Я Вацлав Сибенич. То есть новый Вацлав Сибенич.
Саша уставился на него, силясь понять этот шифр.
– Это васпа, – сказала Иминай.
Учёный чуть не подскочил, потом хлопнул себя по лбу:
– И как я раньше не догадался, ты же, Вацик, всё время с осами тусил! Но всё же — откуда?
– Мы полетели на поиски Сибенича, помнишь – было такое?
– Да, ты ещё всё своё наследство туда спустила… Август девяносто второго?
– Именно. Мы летели от Ополья к курорту. Не долетая до Сулими, увидели, что с поляны, совсем рядом с нами, запустили красную ракету. Мы туда. А там зрелище, достойное фильмов ужасов — медведь мужика жуёт. Вертолёта добрый мишка испугался, добычу бросил. Сели и – к пострадавшему. А на нём живого места нет, весь в крови, переломанный, ободранный. Поняли — до больницы не долетим, помрёт. Единственное, что я могла сделать — ввести васповакцину, которая запускает неполное бескоконное перерождение. В результате состояние стабилизировалось. Мы полетели к себе, в аномалию, следующие две недели занимались тем, что кости сращивали. Там не до красоты было, поэтому лицо вышло каким ты его видишь.
– А мне нравится, – рыкнул Вацлав, – стоит только глянуть исподлобья – разбегаются все.
Саша скептически усмехнулся. Иминай продолжала:
– Подлечили Вацлава, я соединила его с гнездом, потом Клим на «Северине» добросил его до границы Ополья, подзаправился на заимке «Сулимь», тогда там оставался керосин в бочках с каких-то совершенно лохматых времён. Ну, всё, «Северин» летит обратно, забирает нас с курорта, и мы отправляемся в Выгжел, где оставляем нашего соосного друга до следующей экспедиции. На поезде доезжаем до Дербенда, а в институте нас настигает радостная весть, что пожёванный медведем Вацлав лежит в больнице в каком-то мелком опольском городке. Клим с Василиком мчатся туда, опознают друга — полный happy end!
– А как же врачи не заподозрили, что он васпа?
– Вакцина действует не быстро. Досумеречная техника, которой оборудованы лаборатории в тех медвежьих краях, ни за что не определила бы такие тонкие изменения крови, а исследовать мозг там просто не на чем. Окончательное перерождение произошло летом девяносто третьего. Вацлав был первым, кто прошёл через собранный нами жидкостный кокон.
– Хитро, – протянул Саша, потом посмотрел на васпу, которого распирало от гордости. – И всё-таки у меня сотня вопросов по этой истории. Что стало с Сотом? Где сейчас Йощка? Откуда взялась вакцина и что это такое? И как это связано с тем, что за Вацлавом следят?
– Ну, добрый молодец, – рассмеялась Иминай, – по старой сказочной традиции отвечу я на три вопроса. Когда мы с Ати познакомились с Василиком, он понял, что за моё будущее можно не беспокоиться, и ушёл вслед за Сотом. Я бы могла заставить его остаться, но за год жизни в его улье я прониклась к нему огромным уважением и не стала мешать ему воплотить заветное желание. Вакцина была в числе прочего на нашем самолёте. А как это связано с Вацлавом, я сейчас покажу.
Она достала ещё один лист. Тут Саша обнаружил, что так заслушался, что напрочь забыл о листе, который всё это время держал.
– Ты что-нибудь из стенограммы понял?
– Нет.
– Положи лист на папку, сейчас покажу. Дело в том, что Вацлав-изначальный человеком не был.
Иминай стала рассказывать, водя пальцем по строчкам, набранным латиницей, и останавливаясь на важных местах.
– Вот тут — цель эксперимента – выведение генных гибридов; здесь условия, судя по всему — сухой кокон, а вот сокращение «g. Bombus lapidarius», это означает, что использовался геном каменного шмеля. Работа с шмелиным геномом — наша, загорская разработка, но мы никогда не пользовались сухими коконами. На папке логотип нашего института, значит, эксперимент проводился в дружественном институте в Эгере, в лаборатории, которую курировал Лютенвальд. Эгерцы хомо бомбус используют как разведчиков, получается, что Вацлав Сибенич был…
– Эгерским шпионом! – воскликнул Саша. – И теперь с ним пытаются связаться, но никак, потому что наш Вацик ни черта не знает!
– Не совсем. Стенограмма, что ты держишь, была в папке, которую принёс Вацлав-первый. А вот три любопытных листка, которые принёс с собой Сот.
Он всматривался в листы, пытаясь понять, в чём подвох. Пока не дошёл до последних строк.
– Так, понятно, каждый лист именной, – он показал на низ, где чёрным клеймом значилось «Сибенич Вацлав, 2862 г.р., дбр-ц». – Значит, были ещё двое: Збышек Возняк и Анжей Лисовски. Их что, по имени подбирали?
– Нет, по году рождения и, скорее всего, по физическим параметрам. Ты ещё одну интересную вещь проглядел, – сказала Иминай.
Саша ещё раз просмотрел листы, потом глаза его округлились, он про себя выразился на непереводимом диалекте рабочих посёлков. На каждом из них внизу стояла неброская резолюция: «При обнаружении объект уничтожить».
– Что это значит?
– Саш, мы над этим голову ломали, давай ты свои мозги задействуешь.
Саша взял все листы и разложил их на полу.
– Вот это где-то добывает Вацлав. Кстати, а что там ещё в папке было?
– Результаты каких-то экспериментов, анализы, части медкарт, просто куски текста – белиберда про охоту, дичь, охотников и собак – видимо, это какой-то шифр, и номера телефонов.
В Саше проснулся детектив, благо этот жанр, в отличие от фантастики, он любил. Папку положил слева от себя.
– А вот наследие от Сота. Это я точно знаю, я их в улье Йошки не раз перебирала.
«Наследие» свежеиспечённый Шерлок положил справа. Там были три листа с резолюциями, два паспорта с разными данными, но идентичными фотографиями, не толстая пачка мелких купюр и карта Дербента. Саша пересчитал деньги, подумал, и сказал:
– А знаете, ребята, тут денег, если смотреть на девяностый, как раз чтобы купить еды и билет с Выгжела до Дербенда. Когда я первый раз билеты на экспедицию оформлял, как раз по старым ценам взял, они где-то около двух лет держались, а потом проезд дороже стал.
– Что-то я ничего не понимаю, – вздохнул Василик. – Давайте к нашим любопытным незнакомцам вернёмся. А ты, Саша, потом посидишь с папками этими.
Парень нехотя отвернулся от загадочных документов.
– Дело в том, что слежка за Вацлавом началась ещё до отлёта, – пояснил Василик. – Но если его хотели бы убрать, то сделали бы это гораздо раньше. Скорее всего, они ждут, вопрос: чего? В общем, есть к тебе, пан метеоролог, просьба: сделай нам блоху.
– Ну, не вопрос, только как вы эту блоху агенту эгерской разведки подкинете?
– Придумаем, что-нибудь. Ты, главное, сделай.
– Хорошо, завтра с утра в институт наведаюсь, у меня там есть из чего собрать. Правда, переносной радар у меня один, старый и паяный-перепаянный, так что больше, чем на четыреста метров, не рассчитывайте.
– Пойдёт.
Саша глянул на часы, потом в окно. Ему показалось, что некоторые из снежинок как-то подозрительно медленно пролетают мимо окна.
– Слушайте, ребят, а давайте я у вас переночую, всё равно дома у меня нет никого, а я с этим наследием посижу. Может быть, что-нибудь интересное в голову придёт.
– Да всех богов ради! – широко улыбнулся Василик.
Вскоре всё улеглись спать, кроме Саши, конечно же.
Поспал он часа четыре, всё это время трудолюбивые ксилокопы возводили высоченные стены лабиринта, а Саша метался по нему, замечая, что из-за каждого угла за ним следят васпы. А когда силы его были уже на исходе, на него спикировал двухметровый шмель, обхватил мохнатыми лапами и, взревев, как истребитель, рванул в небо.
Саша, помятый и небритый, сидел в одиночестве на кухне и пил чай, все остальные спали. Он вспоминал, из каких запасов можно соорудить блоху — микроскопический передатчик, который биологи прикрепляли к подопытным зверюшкам, чтобы отслеживать их местонахождение. Но идея «пометить» таким образом вражеского шпиона казалась ему дурацкой. В кухню вошла Иминай, улыбнулась:
– Доброе утро! – сказала она негромко.
– Доброе утро… снегурочка.
На ней был длинный атласный халат, цвета весеннего неба. Она села напротив.
– Как спалось?
– Фигово, всю ночь за мной мутанты гонялись.
Девушка тихонько рассмеялась.
– И как, догнали?
– Да, – он потёр колючий подбородок. – Кроме шуток, у вас там каких-нибудь людомуравьёв не вывели, часом?
– Нет, – Иминай улыбалась, вопрос её развеселил. – Разработки генных гибридов изначально велись в институте Лютенвальда в Загорье. Потом параллельно и совершенно независимо этим занялись кнесы, ещё в те времена, когда Эгерского королевства не было, а была кучка мелких княжеств. Потом самый умный из них, Великий князь Эдвард, придумал и включил васподелку, и с этим непобедимым войском двинулся на соседей. Так и появилось Эгерское королевство. Наш институт контакт с Эгером наладил где-то в это время. В Загорье никогда об идеальной армии не мечтали, Лютевальд практически сразу отказался от генома ос и переключился на пчёл-плотников и шмелей. Из первых получили, как ты знаешь, строителей, из вторых — рейнджеров, геологов-разведчиков и тому подобные кадры, которые надо было посылать за ценными данными сквозь воду, огонь и медные трубы. Собственно на этом и начались первые конфликты: Лютенвальд своих гибридов опекал и в обиду не давал никому: никаких издевательств, моральных или физических, у нас никогда не было. А вот из эгерских экспериментов получился Шуранский комплекс, где васпы взбунтовались, перерезали весь персонал, вырвались наружу и почти на сто лет стали бичом севера. Формально наши институты дружат до сих пор, хотя я сейчас туда не полетела бы ни за что.
Саша усмехнулся:
– Сумерки не создали орды кровожадных мутантов в тайге – люди сделали их своим руками. А когда Лютенвальд умер?
– Никто не знает. Он исчез.
– А…
– Саш, хочешь, открою тебе секрет.
Тот аж вперёд подался:
– Давай.
– Ати Йощка сказал, что нам нечего делать среди людей. Теперь я понимаю, сколько мудрости кроется в этих словах. Курорт не сможет вечно служить нам убежищем. Последние пять лет гнезду на руку играет то, что ИНМ ищет полезные ископаемые, досумеречные технологии и ещё чёрт знает что на Срединном плоскогорье. Все считают, что про Дар известно всё и ничего интересного там нет. С этого года мы начинаем готовиться к переходу в Загорье. Но для этого нужно вывести на свет наших недругов, чтобы никто не помешал и не последовал за нами. И тебе предстоит сыграть в этом важную роль.
Саша замер, как кролик перед удавом. Иминай наклонилась к его уху и начала говорить, он посмеивался и кивал.
В институте было пусто. На учёного, пришедшего в неурочное время, вахтёр внимания не обратили: уже привыкли, что двинутые на всю голову ИНМ-щики могут припереться на рабочее место и в воскресенье, и в праздник. Саша зашёл в «паяльную», порылся в ящиках. Оказалось, что и делать ничего не надо: после неудавшегося эксперимента по запусканию блох в шкуру лемеха осталась целая россыпь опытных образцов. Он настроил наиболее подходящий, сунул блоху с радаром за пазуху, вошёл в смежный кабинет, где стоял телефон. Набрал номер Змея Горыныча, которому уже три с половиной года исправно слал «шпионские» данные, тщательно проверяемые оголтелой четвёркой. Саша со злорадством слушал гудки, думая, что в такую рань он ещё точно спит.
– Слушаю.
«Точно спал!» – подумал Саша.
– Здравствуйте!
– Молодой человек, Вы на календарь и на часы смотрели?
– Ой, извините, забыл совсем. Это же нормальные люди отдыхают, а меня эти изверги за мальчика на побегушках держат. Мне всю документацию оформлять, – вздохнул он. – А ведь у меня и своя работа есть. Мне и свой отчёт писать надо.
– Не нойте, Славко. Скажите лучше, было ли что-нибудь необычное?
Тут Сашу посетило вдохновение.
– Было ещё как! Я зафиксировал очень необычный поток на высоте триста.
– А пани Свартмель? – в голосе проступило раздражение.
Саша понизил голос:
– Погибла при крайне странных обстоятельствах, – он выдохнул, чтобы не рассмеяться, собеседник тоже затаил дыхание, – вторая пчелосемья у пани Свартмель. Корма в улье предостаточно, а пчёлы все – мёртвые.
– Так… Понятно. У Вас всё?
«А через трубку не достанешь, бе-бе-бе!»
– Нет, не всё. Скажите, пилот Сибенич Ваш человек? Можно я через него документацию передавать буду, очень неудобно на почту бегать под разными предлогами.
– Что?
– Просто я несколько раз замечал, что он после посещения архива не через вахту выходит из института, а через чёрный ход.
– Ах, вот как? Ну, ладно, проверю. Всего доброго.
– До связи, пан Горкович.
Из института он направился обратно к ребятам. Когда вошел в квартиру, оказалось, что население только-только сползлось на кухню. Точнее, туда сползлись Василик с Вацлавом, а Иминай, перепархивая от плиты к холодильнику, готовила завтрак. Саша сел, положил на стол блоху с радаром, потом пересказал в лицах диалог со Змеем Горынычем. Ребята похихикали, а по лицу девушки, подобному улыбчивой северной весне, пробежала тень, Саша пожалел, что рассказал об этом: смерть пчёл она воспринимала болезненно.
– Ну, что, господа, – спросил он, уплетая яичницу, – не передумали ещё эгерского шпиона ловить?
Вацлав покачал головой.
– Ну, поймаем его, а дальше?
– Да не будем мы его ловить, – сказал Василик, – Ими просто рядом с ним поскользнётся или оступится, он ей поможет подняться, а в это время надо блоху в карман забросить.
– А кто сказал, что мы его вообще увидим сегодня?
– Попытка не пытка.
– Слушай, Силь, при всём моём уважении, эта идея – бредовая! Вы что, детских детективов перечитали?
– А какой у нас выбор? Вацлава могут убить – нужно что-то предпринять.
Иминай в разговоре не участвовала, она водила карандашом по бумаге. В конце концов Саша спросил:
– А что ты рисуешь?
– Да так…
Девушка протянула ему лист с наброском: мельница в горной долине, посреди которой текла не то маленькая речка, не то широкий ручей, вдали виднелась плотина, от неё шёл жёлоб, вода пробегала по нему и падала на лопатки мельничного колеса.
– Чёрная мельница. Профессор часто про неё говорил, что-то вспомнилось. Для него она была олицетворением мироздания.
– А при чём тут мельница и мироздание?
– Хм, каждый его по-своему представляет. У древних сербов была легенда о вечном Мельнике, одноглазом колдуне, который заключил с Господином Здрайцей сделку: смерть его не трогает, пока шесть жерновов мельницы мелют зерно, а седьмые — то, что привезёт Господин. Он написал однажды, – Иминай начала читать чуть нараспев:
Бьётся, дробится, струится вода,
Иней блестит на спицах,
Мастер молчит. Ему, как всегда,
В зимнюю ночь не спится.
Шесть жерновов этой ночью немы,
Замерли в стылом шоке,
Только седьмой грохочет из тьмы
Каменной песни строки.
Мечутся лисами ученики,
Труд их сегодня чёрен.
В ковш опрокидывая мешки,
Хлебных не видят зёрен.
Спит Лютенвальд, неподвижен Кёльдсбрук,
Дремлют тревожно люди
В час, когда тихо ложится вокруг
Пыль перемолотых судеб.
Она поёжилась и добавила:
– Образ мельницы являлся ему, когда судьба закладывала очередной вираж. Ладно, давайте собираться.
(зимняя экспедиция 2897)
Вторая часть
После того, как он сходил за порцией васпова «эликсира здоровья», нашёл Иминай и сказал, что хочет с ней поговорить. Она ответила, чтобы он подходил после ужина в лабораторию. Остаток дня Саша унимал сердце, которое начинало бешено колотиться от одной мысли, что ему нужно будет остаться с Королевой наедине.
«Да, ладно, не съест же она тебя, в конце концов, – успокаивал себя Саша. – Да и одна она, скорее всего не будет, когда ж она без своей подруженьки где-нибудь появлялась или без Свартмеля, в конце концов».
Когда он шёл по коридору, ведущему к лабораториям, болезный стучащий орган то рвался вперёд, то пытался пробить рёбра на спине и припустить в обратную сторону. Последний раз он так волновался, когда шёл на первое свидание с Грасей. С каждым шагом он всё больше напоминал себе улитку. Перед самой дверью заставил мысленно себя за шкирку и заставил шагать твёрдо.
– Заходи.
Его начинало раздражать, что ни к кому нельзя подойти незаметно. «Может всю обувь мехом подбить или войлоком каким-нибудь?»
Иминай стояла к нему спиной у стола с реактивами, колбами и прочей химико-биологической утварью, на ней был лабораторный халат, а волосы собраны в пучок на затылке.
– Присаживайся, я сейчас закончу, – сказала она, а сама села за микроскоп, стоящий на том же столе.
Через несколько минут она вынула предметное стекло и вышла. Когда вернулась, Саша спросил:
– А где этот? – он вытянул руки вперёд и начал сгибать пальцы. – Ящик с рукавами.
– Перчаточный бокс? Мои богатыри наконец-то «вредную» лабораторию закончили. Мы всё туда перенесли.
– В смысле «вредную»? В смысле лабораторию? Она же третья уже… Ты здесь Наукоград выкопать собралась?
– Ну, не я одна, – улыбнулась Иминай. – «Вредную», то есть для работы с опасными веществами. Там нормальная вентиляция сделана, там же стоят вытяжные шкафы, которые были в самолёте. А что до размаха… Ты в Загорье не был. Когда я туда учиться пришла, никто из персонала не помнил, что такое «вести записи на бумаге». Всё компьютеризировано, везде автоматика. Я будто на два века назад провалилась. Эх, мне бы хоть на день туда слетать! Ладно, ты же по поводу занятий с цветочками пришёл?
– Да.
– Скажи мне, пан, какой интерес ты преследуешь?
«Чёртова фиялка!» – подумал Саша и сказал:
– Практический. В том плане, что программисты тут нужны. И… если Виолетта станет снова заниматься метеорологией, мне это будет на руку.
Иминай села, скрестила на столе руки и устроила на них голову.
– Когда ты разговаривал с Виолеттой, я видела в твоих глазах совсем другое.
Саша покраснел: до него дошло, что его вывели на чистую воду и теперь будут полоскать и отжимать до тех пор, пока его душа не станет для Королевы прозрачной, как хрусталь.
– Я – учёный и не слишком верю тому, что мне говорят. Мне нужно всё проверить самому.
Она помолчала, а потом ответила:
– Каждый васпа — полноценная личность со всеми причитающимися правами. Ставить на них даже самые безобидные психологические эксперименты, хм, – она будто попробовала слово на вкус, – бесчеловечно. Хочешь утолить свою жажду знаний — наблюдай и спрашивай. И ещё. Гнездо считает тебя своим другом, не разочаровывай меня.
Мурашки выстроились в правильные квадраты и маршем пошли вдоль позвоночника.
– Неужели ты всесильна?
– Саша, Саша… Ты хоть сам понял, какую глупость спросил? Если бы я была всесильна, то стала бы прятать гнездо в таёжной глуши?
– А если бы это было так, что, пошла бы мир завоёвывать?
– Целый мир? Он мне не нужен. Если ты имеешь в виду людей, то они тоже мне не нужны. Я хочу создать такое место, где васпы, шмели и ксилокопы смогут жить полноценной жизнью без страха, нужды и насилия.
Она вздохнула. Саша отметил: «Шмели? Это что ещё за черти? Ладно, надо по порядку разбираться».
– Что ж, хорошая мечта. Скажи: те два мальца, что сейчас в которые в коконах… они же не будут проходить посвящение, как старшие васпы. Они будут рядовыми, как и цветочки.
– Ты догадлив. Знаешь, мне последнее время неуютно находиться среди людей.
– Почему?
– Я не знаю, о чём они думают. Поэтому ты — важная часть гнезда.
У Саши округлились глаза. Иминай усмехнулась:
– Ты меня учишь. Всё детство я провела в крошечном селении на берегу тихого озера, потом поехала учиться к профессору Лютенвальду. Институт — наш «Time of Fate» – всегда был одной большой семьёй, где не было место вражде и зависти. Перечитывая «Туманность Андромеды», я вижу наш комплекс. Мир Южноуделья кошмарен по сравнению с моим домом, и мне надо учиться тут жить. Ради них, – она обвела рукой невидимых собеседнику обитателей гнезда. – И ты неплохой преподаватель, Саша.
– Кто же ты, Иминай?
– Который раз ты задаёшь этот ворос? Я – Судьба. Люди создали васпов, им нужна была Королева, и она появилась. Люди уничтожили Королеву, а васпы остались. И появилась я. Новая верховная особь, более совершенная духовно и физически. Я — Неизбежность. Если меня уничтожат, то придёт следующая. И знаешь что? – он посмотрел в чёрные глаза, которые исподлобья заглядывали прямо в его мозг. – Это тоже буду я.
Реальность поплыла, как тогда в столовой. Девушка начала светиться, золотое свечение трансформировало её очертания, она становилась похожей на гигантское насекомое, только чёрные бездны глаз оставались прежними.
– Саш, ты чего побледнел?
Мягкий голос разрушил видение.
– Ты.. Ты.. Кир правду говорил, ты не такая, какой тебя видно!
Иминай вздохнула.
– Или у тебя слишком богатое воображение, и оно расшалилось. Или ты, Саша – мутант. Сдай-ка завтра Ланочке кровь на анализ, посмотрим, из какой пробирки ты появился.
– Нет! – он начал задыхаться. – Я не мутант! Я – нормальный человек!
– Раз нормальный, то бояться тебе нечего.
– А если у меня какой-то ген не в порядке. Как я с этим жить буду? Хотя, если ты захочешь, у меня же всё равно кровь возьмут?
– Не меряй мои мысли человеческими мерками. Против твоей воли я этого делать не стану. Но, если захочешь, порция живой воды специально для тебя лежит в запасе.
– Нет уж, я как-нибудь так…
– Как знаешь. Но моё предложение остаётся в силе.
Саша почувствовал, что его пропустили через мясорубку, а потом как попало составили куски.
– Я пойду.
– Может, Гора позвать?
– Нет, я сам. Спокойной.
– Приятных снов, Саша.
Учёный нетвёрдой походкой направился к себе.
На следующий день он получил на рукав осу и начал занятия. Девочки оказались способными, и хотя материал осваивали не без труда. Саша был доволен, несмотря на то, что его гениальный план эксперимента по сбиванию неофитов путём постоянного введения через уши мелких доз информации, противоречащей «истинному» мнению Королевы, загнулся, не успев начаться. Правда, через некоторое время до него дошло, что успеха в посеве смуты внутри гнезда он всё равно бы не добился, хотя бы по трём причинам: во-первых, переубедить васпу может только тот, кто уложит его на лопатки; во-вторых, связи в гнезде строятся по каким-то слабо поддающимся логическому осмыслению принципам. И, в-третьих, надо быть последней эгерской сволочью, чтобы манипулировать двумя подростками, которые безоговорочно верят тебе, только потому, что Королева жаловала на рукав нашивку наставника. Последнее он постарался зашвырнуть в самый пыльный угол сознания, но даже оттуда пробивался нудный голосок человечности.
Принцип «наблюдай и спрашивай» обернулся щедрым источником информации. Саша заметил, что в поведении всего цветника есть похожие моменты. Виолетта, которая в бытность человеком, могла бы заслужить звание «бардачной свинки», теперь стала педантичной и аккуратной. Впрочем, этими же качествами отличались и её воспитанницы. Вот только откуда могли их взять две девчонки, которые большую часть сознательной жизни ошивались по подвалам и теплотрассам? Логика подсказывала Саше единственно возможный ответ — из кокона. Он предположил, что во время перерождения у личности стирается блок морально-этических норм, а вместо них записывается одна-единственная установка: «Желание Королевы — Закон». А заодно перерабатываются наклонности личности под требования вида – все васпы поддерживают вокруг себя порядок: прибирают, моют, чистят и безо всякого напоминания (об этом ещё Кир говорил, когда однажды засунулся в «Северин» и увидел, какой бардак развёл метеоролог за время, пока салон служил ему домом). Саша всё время спрашивал себя, что же имела в виду девушка-сюрприз, когда сказала: « Ты не видишь, что на самом деле скрывается за картинкой мирных васпиков, ухаживающих за пчёлками», – вот только древний инстинкт, подносящий горящий факел корме «венца природы», подсказывал, что лучше не знать ответа на этот вопрос.
Став наставником, Саша получил возможность плотнее познакомиться с жизнью гнезда, которая текла своим чередом. Он наблюдал за ними и проклинал свою трусливую натуру, из-за которой не видел, что же происходит в гнезде, под самым его носом, уже пятый год. Васпы выкапывали новые коридоры и поддерживали в порядке уже существующие; ходили на занятия к Гору и Виолетте, которую в силу особенностей речи они называли Ви, собирали данные на пасеках; и, конечно же, тренировались. Учёный заключил, что эти нечеловеческие нагрузки нужны, чтобы психике васпов не вредил запрет на драки внутри гнезда: на тренировках в учебных целях — делайте что угодно, но отношения на кулаках выяснять — нельзя. Как-то Иминай сказала, что «рабочая особь – это рабочая особь», и тут, на занятиях, васпы демонстрировали этот принцип во всей красе. Дамам не давалось ни малейшей поблажки, потому что понятия «слабый пол» в сознании гнезда не было. Изнурительная физическая подготовка под землёй или же боевая практика в лесу — командиры требовали со всех одинаково, впрочем, и себя они не жалели. Саша драться не любил и не умел, поэтому, когда он видел мощь стариков, покрытых шрамами, и отпор, которые давали воспитанницы и Виолетта, ему становилось жутко. Вацлав, как правило, тоже занимался среди васпов. В отличие от остальных он полагался, в основном, не на силу, а на ловкость, и за счёт этого нередко выходил победителем из спаррингов. Василик и Клим в поединки не ввязывались, зато регулярно занимались под землёй и на «ножевом» полигоне. Метеоролог на предложение друзей включиться в тренировки, ответил, что главная задача в жизни — развивать интеллект, а не тягать гири и метать ножи. И с того самого дня стал отжиматься перед сном, каждый раз молясь, чтобы его никто не застукал.
Когда до отлёта оставалось четыре дня, цветник в назначенное время в классе не появился. Сначала Саша решил, что они просто задерживаются. Как частенько бывало под конец пребывания в Даре, тоска по дому начала тягучими волнами захлёстывать сознание. «Эх, Грася, Грася, как хорошо, что ты почти никогда не задаёшь вопросов, чем я тут занимаюсь… И никогда не спрашиваешь, скучал ли я по тебе. Ты же понимаешь, как мне тяжело тут, – волна ударила в скулу утлой лодочке мысли, и та отозвалась звоном. – Мы с тобой просто страусы, которые спрятали головы в песок».
Прошло десять минут, а его одиночество так никто и не нарушил. Он встал и пошёл искать Виолетту, но даже выйти не успел, столкнулся с наставницей в дверях. Обычно обитатели гнезда были спокойны, как овощи после сверхбыстрой заморозки, но тут Саша даже не стал здороваться (такое беспокойство было написано на её лице), а взял её под руку, усадил за стол и принёс стакан воды. Про себя как-то отстранённо отметил, что если васпа позволяет кому-то видеть его эмоции, значит, доверяет.
– Девочки сегодня не придут? – спросил он, сев рядом.
Виолетта кивнула.
– Расскажешь?
– У них критические дни.
Саша даже не стал пытаться скрыть своё изумление:
– Я думал, что у вас не бывает…
Она изобразила нечто среднее между оскалом и улыбкой.
– Не бывает, у нас другое: каждый месяц у оски на сутки-двое рвёт крышу. Организм требует собирать мужскую компанию по своему вкусу, чтобы потом как следует развлечься. Но беда в том, что наши пылкие девочки себя почти не контролируют. Королева приставила меня к тебе в качестве телохранителя, вообще-то им приказано тебя не трогать, но на всякий пожарный… Так что живо в комнату.
Через десять минут они уже сидели у Саши.
– Да уж, не думал, что ты воспользуешься приглашением вот так.
Виолетта ухмыльнулась, учёный продолжил:
– Раз уж мы тут надолго, расскажи, пожалуйста, что с ними происходит?
– Я уже всё рассказала, если тебя всякие гормоны и прочая биология интересует — это к Илане.
Саша про себя выругался, с васпами надо уметь разговаривать, чтобы вытянуть из них нужную информацию, он решил зайти с другой стороны:
– Ты на меня напала в таком состоянии?
– Нет, что ты, – рассмеялась Виолетта, – тогда я хотела именно тебя. Если б у меня гон начался, я бы тебя связала и притащила к куче уже связанных мужиков. А потом бы началось самое интересное.
Полководец Мурашкин вывел войска на исходную позицию, чтобы они прошествовали через равнину спины Славко, но всё же любопытство заставило его спрашивать дальше.
– Но если сестрам приказано меня не трогать, то чего бояться, разве они пойдут наперекор Королеве?
– Хм, тут всё сложнее, чем кажется. Сестры — просто рядовые, они и к гнезду ещё не подключены, потому что эту честь надо заслужить! – Саша отметил, с какой гордостью она это сказала. – Но у этого есть и оборотная сторона: Королева их ощущает, но не чувствует, – поэтому, если васпа совершает правильные поступки с точки зрения гнезда, Королеве беспокоиться не о чем. Вот только гон — явление естественное, и, если оска кого-нибудь ненароком покалечит, то ничего неестественного в том нет, а значит…
– Королеве беспокоиться не о чем! – догадался Саша, и тут Мурашкин доложил, что из комнаты и правда лучше не выходить.
Вилетта кивнула, а учёный погрузился в размышления: «Ну, конечно, Иминай говорила, что стать преторианцем — естественное стремление каждого васпы. Получается, рядовой стремится наладить связь с Королевой, как руки, обладай они собственным разумом, всеми правдами и неправдами старались бы наладить связь с мозгом. Хм, раз Иминай отслеживает вспышки неестественных проявлений, значит, она выполняет функции чего? Совести? Души? Инстинкта сохранения вида? Она как-то намекнула, что принципы связи со старой Королевой и с ней одинаковы. А результат получается разный! Сразу так и не разберёшься».
– И много бед сестрёнки натворить успели?
– Поначалу проблем вообще никаких не было, но к осени они повзрослели и начали показывать свою силу. С сентября у нас двойной перелом руки, множественные переломы рёбер, ну а ссадины, синяки, порезы никто не считал, хотя мы и так их никогда не считаем. Это что, – доверительно поделилась наставница, – Королева говорила, что первых женщин перерождали в Эгере. Но до того, что васпам Королева нужна больше всего сахара, вместе взятого, они не додумались, и контролировать осок было некому, поэтому своих партнёров они попросту резали. Представляешь, горы трупов каждый месяц.
– И как с этим справились? – поинтересовался Саша.
– Никак. Их всех усыпили.
«Как бешеных собак, – подумал он. – Это бесчеловечно! А с другой стороны, что им было делать? Особенно, если принять во внимание любовь эгерцев делать всё с размахом, то там не три цветочка тусовались. Толпа неуправляемых амазонок, которые после страстной ночи пускают под нож своих любовников… Жуткое зрелище. Что им было делать — да вообще не лезть в эту область!» Тут раздался нудный голосок из пыльного угла: «А ты, когда собирался отколоть два прелестных цветка от родного палисадника, чем думал?» – «Заткнись!» – «Хорошо, заткнусь, только что это изменит?» Саша потёр висок.
– А почему Королева просто это не прекратит, не запретит им эти заниматься, не объявит это порочным, в конце концов?
Оска расхохоталась:
– Только человек может сказать такую глупость! Это же, повторяю по слогам: ес-тес-ствен-ный про-цесс. Неужели, когда твою жену долбит пмс, ты объясняешь ей, что это порочно?!
Ему стало неуютно, он что-то залепетал в своё оправдание, а голос из угла напомнил, что пана Славко бесит, когда Грася начинает заводиться без повода и оправдывать это гормонами.
– Когда у кого-то из нас троих наступает знаменательный день, то все, кто не хочет, чтобы их трогали, сидят за закрытыми дверьми.
– А что есть те, кто хочет? – спросил он, потом понял, что говорит о васпах. – А что, есть те, кто не хочет?
– И те, и другие есть. В конце концов, личные предпочтения никто не отменял. Кто-то выходит ко мне, а кому-то кажется, что я слишком мягко с ними обращаюсь. Сестрёнки устраивают настоящую охоту, с засадами, заарканиванием и прочими радостями. Беда только в том, что они плохо соображают, что делают. Эх, пылкая юность…
– А ты?
– А я себя вполне контролирую. Ну, и треск костей мне просто не нравится. Понимаешь, если нарушить естественный ход вещей, освободившаяся энергия неизбежно найдёт себе новое русло. А Королева любит свой народ и заботится о нас, она никогда не потребует, чтобы мы пошли наперекор своей сути.
Саша смотрел на неё и казалось ему, что не стройная женщина говорит ему мудрые вещи, а огромная оса прикасается к нему толстыми усами. В первый раз он увидел, что от Виолетты, которую он знал, осталась только оболочка, а остальное погибло в коконе. Он мысленно тряхнул себя за шкирку, и решил, что раз оска настроена разговаривать откровенно, то грех момент упускать.
– Давно спросить хотел, а почему никто из вас не испытывает влечения к Королеве.
Наставницу передёрнуло:
– А ты бы хотел затащить в постель Иисуса Христа?
Тут передёрнуло человека.
– Что за дурацкий вопрос!
– Королева наше порождение, наша душа. Как можно хотеть трахнуть душу?
Саша хмыкнул:
– А Василик?
– Это Её прихоть. Королеве нет ещё и восьми лет, она юная и нежная, гнездо оберегает Её. Он готов жизнь за Неё отдать, поэтому мы принимаем его. А вообще, – голос наставницы стал подобен шуршащим следам листопада, – у них непростые отношения. Он готов ради своей возлюбленной своими руками построить вокруг Дара стену высотой до стратосферы, только бы сберечь то, что ей дорого, но он не знает, о чём она думает. Он ласкает её нежное тело, но любой васпа неизмеримо ближе к её душе.
– Откуда ты знаешь? Ты же не можешь читать мысли человека.
– Не могу, но у меня есть сердце и память. Его любовь подобна скоплению сверхновых, а страдания тяжелы, как ядро чёрной дыры. Их жизнь и мёд, и дёготь одновременно. И они оба знают, что в таком виде отношения не могут существовать вечно…
Тут её речь оборвалась, а глаза затуманились, через некоторое время она очнулась и сказала:
– Всё, оски поймали всех, кого хотели, можешь идти по своим делам, но пока они не вернутся – не ходи на поверхность. Ладно, к экзамену обе в себя придут, а то я боялась, что из-за этого переносить всё придётся. О, кстати, тебя, как наставника, на экзамен приглашает Королева, и ради твоей персоны он будет проходить с помощью обычной речи. Это большая честь, – уточнила она. – Послезавтра днём Гор будет принимать у сестёр анатомию.
– Хорошо.
Виолетта вышла, оставив учёного наедине с грустными размышлениями о происходящем.
Без двадцати одиннадцать наставница вошла в метеобудку. Саша вопросительно посмотрел на неё, а потом хлопнул себя о лбу:
– Да-да, конечно, пошли. Извини, заработался, совсем забыл, что экзамен сегодня.
Они вышли, вокруг царил сумрак, несмотря на то, что было утро. Снеговые тучи, похожие на куски намокшей ваты, казалось, собрались на всемирный фестиваль — снег падал пятые сутки. На тёплой земле аномалии он не лежал, зато почва обернулась месивом, превращающим неосторожный шаг в падение. Две фигуры двигались через стену ливневого снегопада подобно танцорам, периодически Виолетта ловила спутника за шкирку, а он то дело подхватывал её под локоть.
Когда они оказались в сухом подземелье, оно показалось учёному вполне симпатичным местом. Вопреки его ожиданиям пошли они не в класс, а в медблок. Там их уже ждал Гор, вслед за ними вошли сёстры, последними — Королева в сопровождении супруга. У стены стояли четыре табурета для приглашённых. Наставница подошла к Саше, схватила его за руку, усадила на табурет, стоящий в углу, сунула нашатырь и вату и прошипела на ухо, чтобы он не издавал лишних звуков. Розочка и Маргаритка сели на кушетку, Гор на стул перед ними.
– Ну, вот, – начал врач, – вы обе полностью освоили первую ступень обучения у меня, от этого экзамена будет зависеть, пойдём мы дальше или придётся повторить всё снова.
Он посмотрел на Королеву, та слегка кивнула. Сёстры сказали, как всегда в голос:
– Мы готовы!
Гор начал задавать им вопросы по строению и функциям кожи, спрашивал о ранах, ожогах, обморожениях и способах их лечения. Его подопечные отвечали бойко, почти не сбиваясь. Саша подумал: «Фиялка, видимо, издевается, раз подумала, что я в обморок могу грохнуться от описания обугливания тканей. Ну и стерва!»
– Достаточно, – сказал Гор. – Вижу, теорию вы обе освоили.
Он посмотрел на Королеву, та кивнула.
– А теперь, – продолжил врач, – приступим к практике.
Оски встали, разулись и начали раздеваться. Когда них остались только трусики и короткие топики, они сложили остальные вещи в аккуратные стопки, положили их на стол и вернулись на кушетку. Сашу охватило беспокойство, он посмотрел на остальных. Виолетта сидела, чуть подавшись вперёд, она внимательно следила за сёстрами, но ни её поза, ни выражение лица не поменялись — она знала, что будет дальше. Гор был спокоен, как рыба, побывавшая в морозильнике. Свартмель опёрся на стену и наблюдал за происходящим без тени волнения, а вот его жена… Иминай будто светилась, она смотрела на девушек так, словно хотела вдохнуть в них уверенность одним только взглядом. Как обычно, супруги сидели, взявшись за руки. Саша решил, что стоит изобразить невозмутимость, он же наставник, как ни крути, да и перед товарищами позориться не хотелось. Иминай улыбнулась и сказала мелодичным голосом:
– Итак, я выбрала для вас задания, – сёстры обратились в слух, – выполнять их будете поодиночке, а потом дуэтом.
– Мы готовы!
В голосах девушек было столько энтузиазма, что Саша даже немного успокоился. Гор подошёл к столику с хирургическими инструментами. Что было дальше, учёный уловить не смог, но на руках осок остались неглубокие порезы, а старый васпа замер рядом с ними с окровавленным скальпелем в руке. Слова застряли у Саши в горле — красные полосы затягивались так же быстро, как и появились. Сестры победно улыбнулись и потребовали, чтобы задание усложнили. На этот раз Гор взял что-то похожее на маленькую ножовку: на руках, ногах, лицах в один миг появились глубокие рваные раны, от которых вниз побежали ручейки крови. Ему стало дурно, он хотел крикнуть, но торжественная тишина, наполнявшая комнату, запихнула слова куда-то в район желудка. Он, не отрываясь, смотрел на то, как сходятся края ран, как смыкается окровавленная плоть, превращаясь в розовые, с каждой секундой бледнеющие, полоски. Глаза девушек горели, они улыбались, от этого казалось, что всё это нереально, что он сидит в 3Д-кинотеатре и смотрит ужастик, а стоит лишь сорвать очки и перед тобой окажется мельтешащий экран. Он прикоснулся к голове — никаких очков, конечно не было. Тем временем Гор произнёс:
– Теперь дуэт.
Маргаритка, не потрудившись вытереть ещё не высохшую кровь, вышла за дверь, экзаменатор со страшным инструментом в руке – следом. И хотя оттуда не донеслось ни звука, Саша представил, что там происходит. Роза сидела на кушетке, закрыв глаза и сжав пальцами виски. Минуты ползли со скоростью тектонических плит. И вот оска вскинула голову и улыбнулась, через секунду вошла её сестра – девушка будто приняла кровавую ванну, а по светлой ткани белья расползлись алые кляксы. Розочка вышла, а Маргаритка заняла её место. Всё повторилось. Когда Гор и оска вошли, девушек, заляпанных кровью, стало трудно различить.
– Первое задание выполнено, – сказала Королева Гору. – Теперь я вижу, что ты научил их лечить друг друга, но вот насколько хорошо, сейчас проверим.
Оски снова сидели на кушетке, Гор сказал им вытянуть руки и взял бритву. Когда он полоснул по запястьям и кровь полетела на пол, свет в глазах Саши померк.
В себя его привёл запах нашатыря. Он лежал на той самой кушетке, рядом сидел Гор. Над ним возвышались Иминай, Василик и Виолетта. Саша дёрнулся, в ответ васпа прижал его плечо к поверхности.
– Тише, Саша, тише, — с мягкой улыбкой сказал Иминай. – Ты выдержал свой экзамен.
– Какой экзамен?!
Наставница пояснила:
– Ты не стал вмешиваться в процесс, который контролирует Королева.
– А теперь отдыхай, – Иминай прикоснулась к его лбу.
Василик обнял жену и они вышли, Виолетта следом за ними. Гор безучастно мерил учёному пульс.
Двигатель «Северина» прогревался перед отлётом. Васпы провожали Королеву, среди них были два мальчишки, с обожанием глядевших на живое божество, которое нуждалось в лично их защите. Саша видел, что они совершенно счастливы. Там же были и оски, на которых не осталось ни следа от сдачи анатомии. Виолетта обмолвилась, что задания было всего три. О третьем он даже спрашивать не стал, ограничился тем, что сёстры сдали его на отлично. Он подумал, что при старой Королеве неофитов мучили в казематах, доводя до кондиции, а Иминай выводит солдат, которые ради неё добровольно проходят такое обучение. В его память навсегда врезались окровавленные лица подростков, довольных пройденным испытанием, их горящие глаза, наполненные осознанием высшего смысла бытия. И это было страшно, но самое ужасное крылось где-то в неизвестности, ибо Королева только приподняла завесу и позволила человеку бросить один-единственный взгляд на жизнь гнезда, на то, чем её творения жили ежеминутно. Саше показалось, что он слышит грохот — песню трущихся друг об друга огромных камней, между которыми затесалась крошечная песчинка его представлений о мире.
«И я — часть этого кошмара. Я навек отмечен Её печатью», – он поймал себя на том, что с некоторых пор думает о Королеве с большой буквы, от этого стало уютно и жутко одновременно, некстати зачесался шрам на запястье. Вскоре они поднялись на борт и отправились туда, где он играл роль талантливого учёного, а Она — скромницы, умницы и, наконец, просто красавицы, жены его лучшего друга, роль очаровательной пани Свартмель.
(зимняя экспедиция 2897)
Первая часть
Нам ночами июльскими не спать на сене
Не крутить нам по комнатам сладкий дым папирос
Перелётные ангелы летят на север,
Их нежные крылья обжигает мороз.
А. Городницкий.
Вертолёт оторвался от земли. Саша, как обычно, сидевший в самом дальнем кресле, глянул в иллюминатор (тайга под хмурым небом и снег, снег, снег) и отвёл взгляд. Вчера он поругался с приехавшей в гости тёщей и посему пребывал в мрачном расположении духа. «Опять в Дар, опять с оголтелой четвёркой и Вацлавом, – пожаловался он сам себе. – Нет, ну, когда Грася начинает причитать, что я опять в экспедицию улетаю, с этим ещё можно справиться: слова ласковые, доводы убедительные, в конце концов, экспедиционные пообещать ей отдать в безраздельное пользование — и всё, кончились причитания. Да я понимаю, что тяжко без мужика в доме, но… Она же у меня умная девочка, понимает, что никак я не могу всё это бросить. А эта старая дура… Надо ж ей было приехать в гости, как раз перед отлётом. Я всё понимаю: она, конечно, мать и за дочь переживает, но в нашу жизнь лезть-то зачем? И по солдатам моим опять прошлась, а то, что я Маришке дом для кукол сделал, в котором даже диоды в светильничках загораются, как-то никто не вспомнил! – он невольно улыбнулся, когда вспомнил, с какой неохотой дочка ставила крышу домика на место. – А Грасе вообще нервничать нельзя, шестой месяц как-никак. Эх, опять в Дар, быстрей бы обратно», – он откинулся и попытался задремать. Не получилось. Впереди сидели Клим с Иланой, перед вылетом Штрудофф сказал, что его жена на четвёртом месяце. «И как он её пустил? И как Свартмель её принял? Оставили бы женщину в положении дома сидеть. Хотя, эту оставь, попробуй. Нет, хорошо, что Грася у меня покладистая». Саша предпринял ещё одну героическую попытку заснуть и тут понял, что вертолёт пошёл на снижение. Он хлопнул Клима по плечу:
– Это ещё что за новости?
– Сейчас увидишь!
Все застегнули куртки и надели шапки. «Северин» сел на широкую поляну, посреди которой был расчищен снег. Саша с удивлением рассматривал заснеженный лес. Василик и Иминай подошли к двери. Свартмель открыл дверь, а девушка махнула кому-то рукой. В салон забрался старик в добротной зимней одежде с рюкзаком на плечах, а за ним двое мальчишек лет десяти в драных куртках и таких же штанах. Дверь за ними сразу захлопнули, Иминай усадила незнакомцев в кресла и дала Вацлаву знак взлетать. Саша вытянул шею, но рассмотреть пассажиров ему не удалось – мешали спинки. «Северин» поднялся над тайгой и лёг на курс. Только сейчас метеоролог заметил, что летят они не тем маршрутом, что обычно. Две салонных печки работали на полную, прогревая порцию морозного воздуха, ворвавшегося вместе с незнакомцами. Когда стало тепло, поплыл запах. Сначала Саша не понял, что к чему, потом принюхался к тошнотворной смеси и понял, что это запахи грязных тел, нестираной одежды и… запах нави.
Вертолёт стрекотал над заснеженной тайгой, тучи — бескрайнее тёплое одеяло – сделали своё дело, по сравнению с прошлой неделей сильно потеплело, аж до минус восемнадцати. Пока летели, Иминай и Илана дали мальчишкам бутерброды и пузатый зелёный термос, старику достался кусок канди — сахарно-медового теста. Когда «Северин» сел, Саша остался на месте, не по себе ему было от этого ритуала приветствия. Вышла Иминай, потом Клим с Иланой, затем Василик шепнул пассажирам, чтобы те выходили. Метеоролог подождал, пока они покинул салон, стоять рядом с этой дурно пахнущей компанией не хотелось.
«А оказывается, васпы пахнут куда приятнее, чем немытые люди, – отметил он про себя. – Интересно, зачем их сюда притащили?» Любопытство в очередной раз победило, и Саша высунулся наружу. Здесь было так же пасмурно, как в Выгжеле, но снега на земле не было, да и васпы, уже принявшие положение стоя, были не в шубах и дублёнках, а куртках и рабочих комбезах. Вдохнув свежего воздуха, он оценил, как воняло у них в салоне. Разглядеть незнакомую троицу не удалось, они стояли к нему затылками. Один паренёк, что повыше, был в грязно-фиолетовой куртке с подвёрнутыми рукавами, свисающей до середины бедра, чёрных штанах и ботинках; другой совсем мелкий, на нём была потёртая чёрная куртка на синтепоне, местами торчащем наружу, из которой он вырос ещё в прошлом году, тонкие брюки, не дотягивающие до уровня щиколоток, а обут мальчишка был в сапоги на плоской подошве, на которых сохранились дорожки клея, в котором отпечатались сидевшие там когда-то стразы. В том, что их одежда происходила с помойки, Саша не сомневался. Он по привычке пересчитал шеренги: четыре коричневых кителя, тридцать пять серых комбезов и цветник (Виолетта, Роза и Маргарита) в зелёных. Розочку и Маргаритку притащила из Славена в прошлом году Илана, перерождение они прошли тем же летом. Население гнезда рассматривало пацанят с любопытством: конечно, посторонний наблюдатель сказал бы, что у них были «каменные рожи», но Саша научился читать эмоции на невыразительных лицах ос. Особенно заинтересовались ими командиры. Цветник, по всей видимости, размышлял, достанутся им эти игрушки или нет. Тот же посторонний наблюдатель предположил бы, что они умилились при виде малышей, но Саша знал, что оски во время прохождения кокона навсегда расстаются с материнским инстинктом и подпускать их к детям после этого нельзя. Молчание кончилось и гнездо зашумело, принимаясь за дела. Между собой васпы могли общаться только при помощи слов, неслышимая речь — привилегия беседы с Королевой. Старик ушёл с командирами в их улей, а пареньков увели в баню.
Саша подошёл к Киру, тот улыбнулся, отчего шрам на щеке превратился в рисунок колодезного журавля:
– Здравствуй.
– Здравствуй, Кир. У меня подарок есть, – он достал из-за спины плоскую коробку, – это набор резцов.
Кир открыл коробку, улыбнулся ещё шире, начал перебирать резцы.
– Цветок, который ты прошлым летом вырезал, Иминай около кровати поставила.
Кир и бровью не повёл, но Саша знал, что у друга сердце ёкнуло. После перерождения он потерял способность целиком ощущать Королеву, то есть он слышал, что Она говорит, но любое событие между посещениями гнезда было для него тайной. Человек остался доволен и решился задать ещё вопрос:
– Слушай, а откуда этих оборванцев взяли?
– Прибывший, Ворх, по западной ветке добирался, в Торе к нему эти двое прицепились, он решил их на свой страх и риск сюда притащить. Мы давно говорили, что Гнездо стареет, нужны неофиты.
Саша решил, что на данный момент информации хватит:
– Пойду «Северин» разгружать.
– Есть идея, как ветряк более эффективным сделать.
– Да? Поделись.
Они пошли к вертолёту, рассуждая о форме лопастей и лишнем ветре. Иминай и ответственные за пасеки ушли проверять пчёл, а Илана с ребятами остались руководить разгрузкой. Разгружались долго, на этот раз кроме топлива и продуктов привезли всякие хозяйственные нужности и полезности. Саша прикидывал, сколько денег уходит на поддержание жизни гнезда, и диву давался. Он как-то спросил у Иминай, откуда такие прибыли у семьи научных сотрудников, на что она сказала, мол, какие прибыли — сплошные убытки. А Клим на этот же вопрос выдал непонятную шутку о девочке Пеппи Длинный Чулок. К Илане и Василику подходить было бесполезно, их хоть калёным железом пытай — не ответят. К «Северину» подошёл Як, поздоровался и стал выбирать то, что предназначалось его мастерской. По ходу жизни гнезда возникла необходимость ремонтировать одежду и обувь, а значит, кому-то надо было осваивать профессии портного и сапожника. С этим успешно справлялись Як и двое васпов под его началом. Он осмотрел наборы игл, пучок молний и прочую мелочь, но особенно доволен он остался, когда увидел рулоны ткани и пощупал их. Илана защебетала, как пичуга в солнечный день (ткань закупала она). Портной сказал, что этого хватит на текущие нужды, но в следующий раз надо будет привезти ещё. Саша прикинул, сколько метров в каждом из рулонов и подумал: «А вот интересно, а тридцать лет назад, когда при старой королеве в ульях жили тысячи васпов, как они с обмундированием вопрос решали? Ладно, портных обучить, вон, Як с напарниками махом освоились. А ткань в таких количествах где они брали? А обувь? Неужели Иминай права, и их Эгер снабжал всем необходимым…» Он поёжился, взял ящик и потащил его входу в подземелье.
После ужина все сразу отправились спать. Саша позволил уговорить себя на этот раз пожить в подземелье, гонять в «Северине» печку ради его царственной особы Вацлав не хотел. Кир проводил его в спальню: узкую комнату, в которой были только деревянная кровать и тумбочка, на дверце которой был вырезан портрет Граси. Пока Саша не верил своим глазам и пыхтел, вместо того, чтобы поблагодарить друга, Кир хлопнул его по плечу, усмехнулся и вышел. Он был доволен.
Саша вздохнул: подземелье васпы устраивали сообразно своим представлениям о комфорте. На кровати стопкой лежали два одеяла, пододеяльник и простыня. Он постелил пенку, на неё оба одеяла, простынь запихал в спальник, разделся и залез в него. Дотянулся до тумбочки и провёл пальцами по изображению Граси. Усмехнулся: теперь он понял, куда делась фотография, которую он таскал с собой в экспедициях. Подумал выключить свет и содрогнулся. «Ладно, привыкну, к запаху привык и к этому привыкну», – подумал он, но свет гасить не стал.
Вяло позвал Морфея, хотя уже догадался, что у него и без Александра Славко клиентов хватает. Перед глазами стояли лица этих мальчишек: худые, с нездоровым цветом, лихорадочно бегающими глазами при виде еды. Борислав и Горислав, десять и девять лет, дети какой-то спившейся бомжихи, ошивавшиеся около вокзала в Торе. Как и почему они увязались за васпой — кто их знает. Может он пообещал им что-нибудь такое, от чего дети не смогли отказаться? Он вспомнил, как Славка за ужином утащил под стол кусок хлеба и спрятал его под футболкой. Иминай встала, наклонилась к нему и сказала, что он может оставить его себе, но в этом нет нужды, потому что больше он не будет голодным. «Этим многого не нужно — крыша над головой и хотя бы какая-то еда каждый день, – подумал он. – Скорее всего, их уже готовят к посадке в кокон. Месяц – и родная мать их узнать не сможет. Хотя… Нужны они своей матери. Это же готовые васпы — их били, предавали, морили голодом, и кто знает, что им ещё пришлось пережить. А ведь такие бабы, как моя тёща, которые готовы кому угодно порвать глотку за своих детей, даже если узнают, что эти бомжата пропали – перекрестятся только. Человечество никогда не избавится от нави, потому что само создаёт её каждый день», – он перевернулся. Мысли потекли в другую сторону: «А вот интересно: Иминай говорила, что в пчелиной семье не только матка влияет на рабочих пчёл, но и обратная связь есть, и неслабая. Кир сказал: «Мы давно говорили, что нужны неофиты». Так что же получается: Иминай поддалась их влиянию, или Ворх на свой страх и риск действовал с её молчаливого одобрения. В любом случае, зачем ей молодые васпы?» Он долго ломал над этим голову, в конце концов уснул, а снилась ему земля, которую не было видно из-под шевелящегося чёрно-желтого покрывала.
Саша проснулся, посмотрел на часы: «Ну, ни то, ни сё, – до подъёма оставалось семь минут, – ночь пролетела, а будто всего час поспал». Встал, оделся и пошёл умываться.
В столовую он пришёл тоже раньше всех. Обычно люди садились во главе дальнего от входа стола, рядом с Иминай, он сел на край скамейки и стал ждать. Повар с дежурными брякал за перегородкой кастрюлями и посудой. Саша вспомнил, что прошлым летом пчёлы подлетали к нему, касались усиками и улетали обратно, но его не ужалили ни разу. «Похоже, даже кожа у меня васпами пропахла. Я — собственность гнезда, потому трогать меня нельзя», – усмехнулся он про себя. Вскоре стали подходить васпы, а с ними запах нави. Он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы скорее принюхаться. Саша подумал, что теперь узнает васпу, даже если он будет загримирован и полит дезодорантом. Их визитная карточка – движения: резкие, отточенные, экономные. Стоят до последнего с безучастным выражением лица, а в следующую секунду оказываются рядом. Каждый в отдельности – старик, двигающийся так, будто каждый шаг отдаётся болью в изломанном теле, а вместе… Саше показалось, что реальность поплыла, и не было никаких васпов – из неосвещённого коридора к окну раздачи, а потом к столам ползла серая змея, состоящая, как дождевой червь, из сегментов. Он смотрел и смотрел на новые сегменты, появляющиеся из прохода, и его кишки заворачивались против часовой стрелки; вдруг прямоугольник входа залило золотым светом, видение задрожало, смазалось и исчезло. Вошла Иминай, рядом с которой щебетала Илана, за ними — Василик, внимательно слушающий Клима, и Вацлав. Только сейчас он увидел, что подруги двигаются по-разному: Илана легко и грациозно, а Иминай… её движения неуловимо напоминали движения васпов, плавные, даже немного замедленные, но точные, как кончик кнута, рукоять которого – в ладони мастера. Потом появились командиры и летописец. Кир чем-то выделялся из команды в кителях: то ли двигался он свободнее, то ли взгляд у него был живее. Последними вошли оски: фигуристая Виолетта и стройные сёстры-двойняшки. «Надо же, – подумал Саша, – летом были подростки ни-груди-ни-попы, а сейчас вон какие девицы, меньше девятнадцати ни за что ни дашь! И лица у них изменились, после кокона были такие симпатичные мордашки с пухлыми щёчками, а сейчас — скулы резкие, да и вообще черты заострились. Хищницы, что скажешь». Сёстры почувствовали, что за ними наблюдают и посмотрели на мужчину. Двигались они синхронно: одновременно оглядывались, садились или вставали, одинаково расставляли предметы, всегда тянулись к одному куску хлеба и пытались взять одну конфету. Саша на всякий случай уставился в пол, он припомнил, что Илана сказала как-то: «Сёстры — уникальный эксперимент. Ими предположила, что если два организма пройдут перерождение в одном коконе, то оба мозга получат возможность синхронизироваться, образовывать идеальный тандем. Правда, я волнуюсь, что если сестрички получат возможность суммировать мощности своих сознаний, то и контролировать их будет в два раза сложнее».
– Саша, приветики! Ты сегодня не завтракаешь?
Он поднял голову: оказывается, оголтелая четвёрка уже расселась за столом.
– Да он на диету сел, – пояснил Клим, – кости свои ещё немного подсушит и вместо метеозонда полетит облака изучать.
– Ага, а тебя вместо балласта прихвачу, – отшутился он и пошёл за своей порцией.
Пока брал кашу, задумался, а очнулся, когда упёрся в скамейку.
– Саш, ты чего? – спросил Василик.
– Это он наличие кнопок проверяет, – ответил Клим.
Саша сел.
– Да я перед отлётом… В общем, вызывает меня Репка и говорит, – он втянул голову в плечи, надул щёки и забасил: – Пан Славко, наш институт называется Институт Нового Мира, а значит, надо идти с пресловутым миром в ногу!
Ребята прыснули, до того похоже получилось.
– В общем, этот… боров по инновациям потребовал, чтобы я занялся созданием компьютерной модели лемехов: мол, в следующем веке наша святая обязанность возродить досумеречные технологии управления погодными явлениями. Я ему: мол, я ж не программист, а он плечами пожал и ответил: «Ну, у тебя же там компьютер есть, автоматика твоя исправно работает, я проверял, так что будет тебе чем заняться». Так что я и жнец, и жрец, и на дуде игрец теперь до кучи.
– Да… – вздохнула Илана.
Иминай задумалась:
– А ведь прав пан Репка: надо идти в ногу со временем, а значит, вскоре придётся переоборудовать нашу лабораторию и васпов усаживать за освоение компьютеров.
Она посмотрела на Сашу, тот аж подавился:
– Что? Я? Нет, – показал он на Клима, – вон, пусть Штрудофф этим занимается!
– А что я-то? Да я всегда пожалуйста! Что нужно уметь, если тебя посадили за компьютер? Правильно! Пасьянс раскладывать! А у меня где-то даже колода завалялась.
Зима в этом сезоне была холоднее предыдущих: в аномалии температура не поднималась выше плюс семи, часто шёл снег, таявший, не долетая до земли. Саша практически не вылезал из метеобудки: то тонул в книгах, то пытался применить знания, добытые во время глубоких погружений. Эффект не заставил себя ждать: на четвёртый день у него начался жар и рекой потекли сопли. Гор осмотрел его и буркнул: «Меньше хлюпика на сквозняках оставлять надо». Следующие два дня Саша почти не выходил из комнаты и глотал жуткую бурду, которую васповский доктор называл лекарствами. На третьи сутки Гор разрешил ему выйти прогуляться. Саша поднялся наверх и зажмурился от яркого света. Над тайгой ликовал вечный скиталец по бескрайнему лазурному простору, и, купаясь в лучах его радости, щебетали птицы на голых ветвях кустарника. Саша скорее вышел на солнечное пятно и подставил лицо теплу, льющемуся с небес. Ясные дни — ещё один приятный сюрприз аномалии.
Что произошло дальше, он не разобрал: кто-то завизжал в лесу, мимо него пронеслась некая масса, снова завизжали на этот раз на два голоса, опять масса, только большая, сшибла щуплого метеоролога. Пока он поднимался, около командирского улья образовался сход, по какой причине – он не понял, но ругань стояла такая, что даже сосны покраснели, как на закате. Саша подошёл поближе, картина стоила того, чтобы на неё посмотреть. Перед тройкой в кителях стояла Фиялка с поднятыми руками и держала за шкирку по сестрёнке в каждой руке – у обеих на лицах красовались синяки, зелёные комбезы стали пятнистыми от грязи. Они болтали ногами в воздухе, визжали и на сленге сапожников требовали опустить их на землю. Пытаясь их перекричать, Виолетта объясняла, что нашла их в лесу, но её голос тонул в мощном басе Яка, который заметил, что у Розы комбез порван, и теперь обещал свить нитки для ремонта из её кишок. Фиялка перешла на ультразвук, швырнула сестёр на землю и понеслась к входу в подземелье.
– Ну, всё, Королева позвала, – убитым голосом Як, – хана нам всем.
Саша развернулся и пошёл следом за Виолеттой.
В подземелье было тихо. Он, с носка на пятку, шаг за шагом, пробирался по коридору. Вдруг из столовой раздалось визгливое:
– Да, да! Словами! Почему?
– Ты с ними словами разговариваешь, вот и со мной так поговори, – голос Иминай звучал так, что Саша на всякий случай прижался к стене, но всё же миллиметр за миллиметром продвигался ближе к двери.
– Они подрались.
– И что с того?
– Они нарушили запрет.
– И что ты будешь делать?
– Побью… Ой, я же… Прости! Я… я… я поговорю с ними!
– Молодец. Ты умнее, образованнее и старше их обеих, потому ты — наставник. Твоя задача направить их мысли в нужное русло. Если бы ты лишилась связи со мной?
– Нет, только не это!
– А если бы снова обрела?
– Это было бы счастьем!
– Вот и надо до них донести, что есть в жизни величайшее счастье. Стремление стать преторианцем — естественно для любого васпы, используй это.
– Я… я поняла!
Они помолчали с полминуты, потом Виолетта сорвалась и побежала к выходу. Когда её топот затих, Саша услышал:
– Славко, ещё будешь подслушивать — голову оторву.
Он вошёл в столовую. Иминай сидела, закрыв глаза, и тёрла переносицу.
– Я случайно…
– Голову оторву.
Саша спиной вперёд попятился в коридор.
До вечера он просидел, а точнее, проспал в своей комнате. Когда проснулся, чувствовал себя отлично, будто и не было никакой простуды. Долго думал: идти ли на ужин, но всё-таки пошёл. Иминай вела себя так, будто не случилось ничего, только выглядела уставшей.
После ужина всё разошлись. Саша пошёл к себе, лёг, поворочался минут с двадцать, потом решил побродить, потому что за день выспался, как ему казалось, на двое суток вперёд. Ноги принесли его в коридор, который вёл к лаборатории коконов, её дверь была открыта. Он остановился, прислушался: как только разобрал, что там с кем-то говорит Иминай, засеменил в противоположную сторону. Оказалось, что там есть коридор, в котором он никогда раньше не был. Неудовлетворённое любопытство вылезло и стало требовать всякие непристойности. Саша решил, что надо сходить и проверить, что тут находится. Как обычно, тарелки под потолком, стойки через каждые полметра, и двери. Он дёрнул первую: закрыто. Двинулся дальше, потом дверей не было. За поворотом он увидел открытую дверь, за ней кто-то негромко разговаривал. Подкрался, потом вспомнил, что все здесь слышат его шаги за много метров, вздохнул и откашлялся.
– Заходи, Саш,– раздался голос Кира.
Он зашёл и удивился – за дверью оказалась та самая мастерская, в которой они с Киром выстругивали солдатиков. Около верстака стоял Ворх.
– Здравствуй, – поздоровался Саша, старик кивнул. – А я и не знал, что сюда от лаборатории пройти можно.
– Недавно выкопали, – отозвался Кир, перекладывая бруски.
– Я думал, после ужина общий отбой.
– Нет, после ужина у васпов свободное время начинается, нам же спать надо гораздо меньше, чем тебе.
– А… И кто чем занимается?
– Кто чем, – ухмыльнулся Кир, довольный каламбуром. – Я вот как обычно, а Ворх поздороваться зашёл. Мы вместе реабилитацию проходили.
Ворх кивнул.
– Из Дербенда? – спросил Саша.
– Да.
– Я тоже. Правда, сейчас в Выгжеле живу. Тепло в Дербенде?
– Да, теплее, чем здесь.
Саша вздохнул: васпа настроен разговаривать не был, значит надо браться за Кира.
– Видел я сегодня интересную картину, – начал он и пересказал то, что видел и слышал утром, кроме последних фраз, которые сказала ему Иминай.
– Да, – ответил Кир, – знаю.
– Не знал, что Фиялка – старшая в цветнике.
– Она — наставник. Я поначалу думал, что у неё мозга, как у шудры, а оказалось, вовсе нет. Этих дурёх с какой-то помойки притащили: ни читать, ни писать. Командиры с ними бились, бились — никакого толка. А потом Королева Фиялку назначила наставником. И представляешь — дело сдвинулось.
– Подожди, так Иминай занимается их образованием?
– Она занимается нашим общим образованием. Мозг — вот наше главное оружие, а оружие должно быть в порядке.
– Да, да… мозг — это важно, – рассеяно ответил Саша.
Ему стало не по себе. За последние годы он потихоньку изучил все материалы по психологии васпов, которые нашёл в ИНМ. «Поразительно: Королева полярно поменяла их точку зрения, более того, в гнезде васпы вообще отличаются от канонов психики веспогибридов. Но как? Неужели она действительно может ими манипулировать? Хотя, Кир — ксилокопа, а эти в принципе любят учиться. Надо будет за цветником понаблюдать, – он вспомнил, как Виолетта поймала его в лесу, и откорректировал свой план: – С расстояния, конечно».
– Она нынче не в духе, – вздохнул Кир.
– Почему?
– В нескольких ульях пчёлы оказались на грани голодной смерти. Не доследили наши пасечники. Если б пчёлы васпами питались, Она бы их всех в канди закатала.
– Иминай разозлилась?!
– Какое там, она просто в ярости была.
– Я и не заметил…
– Ты же видишь только то, что видишь.
По лицу Кира пробежала тень, Саша знал, что потеря полной связи с Королевой была для него страшным ударом.
– Но до тебя мне, как до небес, – он постарался ободрить друга. – А сейчас-то она как?
Кир помолчал, прислушиваясь к ощущениям.
– Мальцами занимается, переживает за них. Слушай, а ты-то что не спишь?
– Я ж последние три дня только и делаю, что сплю. Решил побродить – может, на Морфея наткнусь за каким-нибудь углом.
– За углом можно наткнуться только на кулак, – оскалился Ворх.
Саша заставил себя посмеяться над шуткой и решил действовать:
– Что, наконец-то прийти в гнездо появилась возможность? Ты ведь насовсем?
– Да, – кивнул Ворх, – у меня жена умерла.
– Соболезную.
– Брось. Королева запретила имеющим семьи уходить. Я ждал. И дождался.
Человек смотрел на васпу со смесью ужаса и отвращения.
– Что так уставился?
Саша поспешно опустил глаза.
– Ты же не знаешь, что такое связь с Королевой, это стоит всех человеческих женщин вместе взятых.
– Да почему же, – он взял себя в руки и посмотрел ему в глаза. – Королева — ваш смысл жизни. Место васпы около Неё.
– Молодец, соображаешь. Вижу, ты и правда так считаешь, а значит – ты свой.
Мысленно Саша поблагодарил всех, кто занимался изучением психики этих творений глупости человеческой, без этих знаний он давно оказался бы во «врагах народа».
– А чем в гнезде думаешь заняться?
– Я плотником работал последнее время, так что у Кира буду.
– Замечательно! Тогда мы в мастерской ещё не раз пересечёмся. Ладно, пойду я, пожалуй, ближе ко сну.
– Ага, давай.
– Спокойной ночи, – сказал Кир.
Саша бодрым шагом дотопал до поворота, потом прислонился к опоре, чтобы не стечь на пол. Васпы умеют читать эмоции, единственный способ убедить их в чём-то — поверить в это самому. Отдышался и пошёл дальше. В конце коридора снова прижался к стене — из лаборатории вышли подруги.
– Нет, – услышал он голос Иминай, говорили они тихо, но кое-что он сумел разобрать, – эти цветочки у меня в голове места занимают больше, чем все васпы. Всё, больше никаких женщин, тем более из двойного кокона.
– А в чём проблема?
– Понимаешь, преторианское посвящение они должны заслужить. А пока я их ощущаю, как единое сознание. По моим ощущениям, у них в голове были какие-то внутренние метания, а оказалось, что они поссорились и подрались.
– Да, тяжело тебе с ними. Вообще не представляю, как ты с целым гнездом в голове живёшь…
Голоса затихли. Он вышел и увидел, что дверь лаборатории открыта. Любопытство пересилило, он быстро-быстро зашагал к полоске света, падающей в коридор. В лаборатории стало на один аквариум больше, второй стол, с реактивами, отодвинули к стене, а первый так и стоял посреди комнаты. На столе лежали какие-то бумаги. Саша подошёл и стал перебирать их, а сам разглядывал переплетения белых нитей в желто-зелёной жидкости. Глянул на лист, который держал в руках, и обомлел. Посмотрел на дату – свежая.
– Славко! – за спиной раздался голос Иланы.
Он развернулся, прижал листок к себе, будто хотел за ним спрятаться. Подруги стояли в двери. Иминай была спокойна, а вот Илана походила на разъярённую кошку. Кяти вошла в лабораторию, глянула на него и стала умывать лапу. «И как я её не заметил! Смотри-ка, сбегала,» – подумал Саша.
– Любопытство не порок, но именно оно и сгубило…
Иминай взяла её за плечи.
– Иланочка, не надо рвать мальчика на части. Саша — один из нас, потому имеет право знать всё. Только спрашивать надо в открытую, а не рыться в бумагах.
– Это… Это что такое?! – он потряс в воздухе листом.
– Грасина медкарта, – сладким голосом ответила Илана. – Читать разучился, что ли?
– Вы её что, как подопытного кролика используете?
– Саша, сядь, сейчас всё объясню.
– Да я..
Илана метнулась к нему, и одним движением посадила на скамью около стола.
– Пусти! – взвизгнул Саша: ему показалось, что её пальцы сейчас проломят ключицы.
Иминай оказалась рядом и погладила подругу по руке:
– Лана, тебе нельзя нервничать. Присаживайся.
Руки медленно разжались, Илана села рядом. Саша замер, решив, что любое резкое движение может кончиться чем-нибудь нехорошим. Королева налила из графина в кружки тёмно-зелёную жидкость и дала обоим.
– Успокойтесь, ребята.
Саша принюхался. Автором зелья, судя по запаху, был Гор. Отхлебнул, питьё оказалось вполне приятным на вкус.
– Мы постоянно следим за состоянием Граси, особенно сейчас.
– Но зачем?
– Действие живой воды до конца не изучено. В обычной больнице ей помочь в случае чего не смогут. А если она попадёт к военным… Думаю, не надо объяснять.
Саша кивнул.
– Умница, – похвалила его Иминай и продолжила: – Поэтому мы позаботились о том, чтобы Выгжельская больница в её официальной карте писала общепринятые вещи, а настоящие наблюдения сдавала нам. Не могли же мы тебя и Грасю бросить.
Он прищурился и решился:
– Я подумал, что вы наблюдаете за ней из-за Иланы.
– Хм… Отчасти.
Илана взяла его за руку, Саша вздрогнул:
– Сашенька, у нас ситуация гораздо сложнее. Я в своё время приняла одну порцию живой воды, а Клим — две. Ты же учёный, должен понимать, насколько данные Граси при таком раскладе могут быть полезны для меня.
Он прикинул:
– Не сильно.
– Вот именно.
– Саша, – обратилась к нему Иминай, – ты равноправный член команды, никто от тебя ничего скрывать не будет, но рыться в бумагах, как минимум, не красиво.
Про себя подумал: «Доверяй, но проверяй, Королева», – и сказал:
– Хорошо, извини. Знаете, пойду-ка я спать.
Они пожелали ему приятных снов. Он вышел и на этот раз действительно пошёл к себе в комнату.
Саша проснулся от того, что кто трясёт его за плечо.
– Просыпайся!
– Гор, у тебя голос прям как у райской птички, – из полудрёмы отозвался Саша и попытался засунуть голову под подушку.
В следующий момент васпа схватил его и поставил на ноги. Пока пациент хлопал глазами — сунул ему кружку.
– Лекарство пора пить. Кстати, ты завтрак проспал.
– Блинский нафиг!
– Пей давай.
Саша проглотил порцию, поморщился и сказал:
– Ты им мёртвых поднимать не пробовал?
Васпа смотрел на него, не моргая.
– У нас не умирал никто.
– Я себя отлично чувствую, можно мне приняться за работу?
– Конечно можно: например, пойти посуду мыть. Чего рожу кривишь? Занимайся чем угодно, только в метеобудку не суйся и наверху долго не гуляй, сегодня там дует.
– У меня уже никак сил в комнате сидеть нет!
– Ну, посиди в классе или в библиотеке.
– Чего?
– Слова, что ли, не знакомые? Идёшь к жилому блоку, в главном коридоре первый перпендикуляр, сворачиваешь — там налево библиотека, направо класс. Ко мне за лекарствами по расписанию.
Гор вышел. Саша вздохнул, умылся, взял книги и пошёл в столовую. Пока жевал остывшую кашу, ему в голову пришла мысль, которую он расценил, как гениальную.
Нужный коридор он нашёл без труда, в частности, потому, что ещё в жилом блоке услышал раскаты голоса Виолетты. «Ага, – подумал Саша, – судя по тону, она читает нотации, а значит, сестрёнки там же!» Когда он подошёл, ближе услышал обрывок фразы:
–… и только когда вы соединитесь с Королевой, станете полноценными особями!
Он подождал несколько секунд, но продолжения не последовало. Тогда постучал в дверь.
– Да?
Вошёл. Класс оказался большой комнатой, в которой вместо парт стояли четыре длинных стола. На противоположной стене висела старая школьная доска, слева от неё кафедра. Саша мысленно хлопнул себя по лбу. «Ну, конечно, мог бы сам догадаться про школу! Всего досок мы запихивали в «Северин» три штуки: две висят в лабораториях, значит, третью сюда определили». Троица в зелёных комбинезонах обернулась. Он отметил, что на рукаве у наставницы нашивка, изображающая осу, такая же была у Гора.
– Что тебе нужно?
В вопросе не было ни удивления, ни смущения. В отличие от Кира, Фиялка научилась маскировать свои эмоции. Сёстры с интересом разглядывали метеоролога, отвернувшись от тетрадей, лежащих перед ними.
– Мне нужно разобраться с вот этим, – он показал стопку книг, которые принёс с собой, – можно я тут посижу, почитаю?
Виолетта кивнула, а потом спросила:
– Бумага нужна?
– Если можно, один лист.
Виолетта подошла к кафедре, вынула из неё лист и карандаш, принесла Саше.
– Спасибо.
Фиялка кивнула и повернулась к оскам – те, как по команде, уткнулись в тетради и стали писать. Саша открыл книгу и сделал вид, что читает, но занятие проходило молча, поэтому он углубился в дебри программирования, делая пометки на листе. Вскоре Виолетта подсела к своим воспитанницам, проверила задания и начала разбирать ошибки. Учёный попытался разобрать, о чём они говорят, но не получилось: острый слух сформировал у них еле слышную речь, – попутно он оценил, как же орала на них только что наставница. Четвёрка только первые дни после прилёта по привычке говорила с громкостью, комфортной для человеческого уха, а потом они начинали шелестеть, как остальные обитатели гнезда.
Урок закончился, и троица двинулась к выходу.
– Можно с тобой поговорить? – обратился к наставнице Саша.
Сестрёнки с любопытством посмотрели на него, Виолетта зыркнула, и они исчезли в коридоре. Потом она села на скамейку так, что они оказались по разные стороны стола.
– Слушаю.
– Скажи, насколько твои воспитанницы способны к обучению?
– В каком плане? Ты задал слишком общий вопрос.
– Ну, насколько легко они усваивают новую информацию?
– Уже лучше, — она задумалась. – По-разному: с математикой у них неплохо, с географией тоже, ботаника и анатомия хорошо идут, а с языком – просто беда.
– Ботаника и анатомия?
– Конечно, васпа должен знать своё тело и в случае чего суметь подлатать себя, чтобы до гнезда дотянуть. Гор преподаёт то и другое. Но к чему этот вопрос?
– Недавно Королева говорила, что в скором времени надо будет обучать васпов работать с компьютерами. Я подумал, что девочки могут стать первыми ласточками в этом деле. Пока мы тут, я могу с ними позаниматься, да и ты свои знания освежишь, а потом работайте на компьютере в метеобудке дальше. Когда дело дойдёт до переоборудования лаборатории, у тебя будет два подготовленных кадра.
Она чуть наклонила голову и ухмыльнулась.
– Вот ты себя и выдал. Пытаешься соблазнить меня возможностью выслужиться перед Королевой? Ты плохо представляешь себе отношения внутри гнезда. Зачем тебе это, человек?
Сашины шестерёнки крутились со всей возможной скоростью – нужен был убедительный ответ. Он посмотрел ей в глаза и сказал:
– Человек хочет быть полезен для гнезда.
– Не верю, – отрезала оска. – Или ты забыл, сколько времени я прожила среди людей? Человек и шевелиться не станет, если не видит в том выгоды.
Юлить было бесполезно – похоже, за два с половиной года после кокона мозгов у Фиялки прибавилось.
– Мне просто интересно понять вас.
– Мы что – лабораторные мыши, на нас эксперименты ставить?
– Каждый из вас личность, – он вздохнул. – Виолетта, я же учёный, я встретил непонятное явление и мне хочется его изучить.
– Пожалуй, как учёного тебя можно понять. Но все занятия будут проходить в моём присутствии.
Саша чуть не зашипел от досады, но постарался успокоиться, пока она вообще не передумала:
– По рукам.
– Что-то ещё?
– Заходи в гости, посидим, поболтаем.
Она прищурилась:
– Не боишься?
Выдержать её взгляд было сложно, но он справился:
– Ты же преторианка — достойная – ты не нарушишь приказ Королевы.
Виолетта усмехнулась:
– Хорошо, приглашение принято.
Только теперь он понял, насколько она изменилась. Перед ним сидела уверенная в себе женщина, вобравшая в себя силу васпы и непостижимую изворотливость женского ума. Это пугало и приводило в восторг. «Да, – подумал Саша, – это хорошо, что Иминай больше не будет разводить таких вот… фиялок и розочек».
(летняя экспедиция 2894)
Вторая часть
На следующий день Саша сидел в «Северине» и пытался заставить себя хоть что-нибудь сделать. Цифры без стеснения играли в чехарду, перепрыгивая в соседние ячейки, а самые озорные – в соседние таблицы. В конце концов скомкал лист и швырнул его под кресло.
«Чёрт, зачем я всем этим занимаюсь? Единственный в мире специалист по ураганам, которые возникают на площади пятнадцать квадратов в глухой тайге, за сотни километров до ближайшего поселения. Кому это нужно? И дёрнул же меня чёрт побежать… – он вздохнул. – А ну, без истерик, надо дальше работать».
Саша вытащил скомканный листок, расправил его и продолжил расчёты. Когда закончил, посмотрел на цифры и припомнил одну из песен, которую Клим пел в первый день.
«Как же там было… Вот, кажется:
Я знаю, прелестная леди-картограф,
Профессия Ваша отчасти скучна,
На карте становятся плоскими горы,
На карте не видно, что скоро весна,
На карте мертвы путеводные глади,
На карте равны Брахмапутра и Рим,
Пусть многие карты висят у кровати,
Печально без дела висят у кровати,
Зато по истёртой рисованной карте
Дорогу сумеет найти пилигрим.
Прав был этот Тим Скоренко: никто, на эти цифири глядя, и примерно не представит, что такое лемех во всей красе. Что такое проносящиеся над головой сосны, как это, когда твоего друга швыряет между деревьями, потом придавливает стволом и протыкает обломившейся веткой», – память подкинула момент, когда сук вышел из пропитанного кровью кителя, Сашу затошнило. Он помотал головой и посмотрел на часы, до двух оставалось всего ничего.
Когда пыльца осела, пошёл искать Иминай, на ходу затягиваясь сигаретой. Около улья наткнулся на странную картину: два васпы стояли, как изваяния, и смотрели невидящим взглядом перед собой. В первую секунду он хотел подойти, помахать руками около их лиц, но вместо этого потёр ссадины, оставшиеся после вчерашней встречи со стенкой, и пошёл дальше. Шаманки нигде не было, он потоптался около входа в подземелье, потом решил, что надо спуститься, найти какого-нибудь васпу и просить, где Иминай.
В коридоре никого не было, Саша вздохнул и пошёл в сторону лаборатории. В подземелье было пусто, он дошёл до нужной двери, помедлил, но всё же решился постучать.
– Входи, – послышался голос Иминай.
Он открыл дверь, засунул голову в проём и спросил:
– Можно?
Девушка в белом халате сидела за пустым столом, перед ней лежала раскрытая книга:
– Конечно, можно.
Он вошёл:
– Я, это… Пришёл спросить, можно ли навестить Кира.
– Можно-то можно, только поговорить с ним не получится.
– Всё так плохо? Он в себя не пришёл?
– Не совсем, – она встала и, положив плетёную закладку, закрыла книгу.
Саша посмотрел на обложку. «Туманность Андромеды, – прочёл он и подумал: – А издание какое-то совсем древнее, кажется, такой стиль оформления был популярен лет сорок назад». Девушка улыбнулась, заметив, что он рассматривает её любимую книгу.
– Это подарок отца, я её всегда вожу с собой. На севере, где я родилась, такие вещи-талисманы называют «хотсас нэпек».
Саша посмотрел на неё с недоверием, в историю, которую она рассказывала: о крошечном поселении на берегу озера, о своём отце, единственном педагоге на многие километры от их поселения, о том, что она отправилась по стопам отца учиться в большой мир – он не верил категорически, но молчал.
– Всякий раз, когда приходят тяжёлые времена, перечитываю её и будто с отцом советуюсь.
Что-то такое скользнуло в её голосе, искреннее, болезненное, что Саша подумал: «А может в этой биографии и правдивые места есть». Иминай повернулась к нему спиной, и только тут он заметил, что волосы её, против обыкновения, собраны в плотный пучок на затылке.
– Саш, ты там целую вечность стоять будешь?
Парень, смущаясь, подошёл ближе.
– Вот, собственно, Кир.
Она указала на аквариум, стоящий за немыслимой паучьей установкой. Там в желто-зеленоватой мути было нечто напоминающее гнездо паука: тонкие беловатые нити одним концом, казалось, были приклеены к стеклу, вторым — уходили в глубину волокнистого пучка, заполняющего весь центр аквариума.
– Это… что?
– Саш, ты чего побледнел? Ну-ка, садись. Может, нашатырку дать?
– Не…
Он вытащил из-под стола табурет и сел, глядя на резервуар так, будто из него в следующую секунду выскочит какой-нибудь монстр. Девушка рассмеялась:
– Ты что, испугался?
– Я? Не… Нет. Это вообще что?
– Помнишь, в газетах писали, что васпов выводили в коконах, где обыкновенные мальчишки подвергались действию экстракта Королевы?
– Ага. А потом их пытали, чтобы из них всё человеческое выбить.
– Молодец. Собственно, это один способ получать генные гибриды. Его разрабатывали в Шурани, а теперь и в Эгере. Да не смотри ты на меня круглыми глазами, человечество нашло рецепт идеальных солдат – и ты думаешь, эту технологию погребут? Так вот, в коконе происходит трансформация тела, но сухой кокон ничего не может поделать с тем, что человек остаётся человеком в голове, по крайней мере, первое время. Поэтому нужна посткоконная доводка: с случае с васпами, или веспами, как их у нас называли, это пытки, чтобы сломить дух и дать возможность инстинктам осы взять верх над сознанием. Васпа не может не подчиняться, ему это нужно, как человеку — продолжение рода, а подчиниться он способен только Королеве. Поэтому они и не смогли влиться в человеческое общество: инстинкты не дали. Понял про сухой кокон?
– Ага, перестраивает тело, но не психику.
– А вот у нас, за Хамарами, велись исследования в другом направлении: мы разрабатывали идеальных строителей. Только брать геном агрессивных ос не стали, а переключили внимание на род Xylocopa – это пчёлы-плотники, насекомые-индивидуалы с мирным характером. И к технологии перерождения подошли с другой стороны. То, что ты видишь — это жидкостный кокон Лютенвальда. По сравнению с сухим за сравнительно небольшое время он даёт полное перерождение. В кокон помещают хомо сапиенс, а через месяц выходит полноценный хомо ксилокопа, которому надо только объяснить, кто он такой. Весь аппарат инстинктов работает на полную, никаких доводок не требуется.
Саша сидел белее перистых облаков, потом спросил подрагивающим голосом:
– А кого засовывали в коконы там, у вас?
Иминай ответила ровным голосом:
– Беспризорников, отловленных по помойкам и окраинам.
Он представил, как фигуры в чёрных масках крадутся по переулкам в Час Быка, руки в кожаных перчатках сжимают шприц-пистолеты со снотворным. Они охотятся на детей.
– Это бесчеловечно, – пролепетал он.
– Значит общество, которое оставило их голодать, поступило человечно? Мы собирали их, откармливали, лечили, потом было перерождение. А дальше они шли в нашу школу, где учились, как самые обыкновенные дети. Наставники отслеживали их наклонности, исходя из этого, им давались рекомендации по дальнейшему обучению. Каждый из них получал профессию и место работы: у нас или в Эгере. Ответь, что лучше: быть полунасекомым с обеспеченной сытой жизнью, или человеческим ребёнком, обречённым на воровство или проституцию, или алкоголизм, наркоманию, или на всё это сразу?
Саша молчал, мироздание поворачивалось таким боком, что на волосы ложился пепел.
– Ты — нечеловек и весь твой институт — тоже.
– Ну, насчёт меня ты прав, а вот с институтом погорячился.
Парень посмотрел на неё — девушка была спокойна, как будто он не нанёс ей оскорбления.
– Так кто же ты, Иминай?
– Извини, но об этом я разговаривать не хочу. Я, как я, появилась в институте Лютенвальда за Хаммарской грядой. И на этом – точка. Ты Кира проведать пришёл? Ну, вот он — Кир, лежит в коконе.
– Не понимаю, так что же с ним произошло? То есть произойдёт?
– Не знаю. Мы запустили перерождение по типу ксилокопы, потому что у меня с собой нет ничего более подходящего. Нахождение в коконе омолаживает организм за счёт того, что каждая клетка тела на разных стадиях соприкасается с протовеществом, так называемым «первородным элексиром». По сути, это узконаправленный мутаген, который вызывает раскручивание спирали ДНК и побуждает организм реструктурировать те участки, которые подверглись… Стоп, я так понимаю, что для тебя генетика — тёмный лес?
– Ну, не то чтобы тёмный…
– Сказку про живую воду и воду мёртвую помнишь?
– Да.
– Так вот, это и есть живая вода. В Шурани додумались до того, как использовать «код смерти» и создавать идеальных убийц, а Лютенвальд придумал способ получать «живую воду», чтобы ваять кого угодно. Поэтому ксилокопы получаются полноценными личностями с адекватной, для насекомого, эмоциональной сферой. К тому же, у них нет централизованного подчинения, они вполне способны влюбиться, например. Очень интересные создания. Прекрасно адаптируются среди людей, не особенно общительны, но зато отменные работники. В одном беда — ни хомо веспа, ни хомо ксилокопа нельзя подвергать действию «живой воды» второй раз: начинается следующая стадия мутации, вытесняющая гены человека. Поэтому сейчас он перерождается в ксилокопу, и что из этого выйдет — я не знаю.
Саша слушал, одни колёсики в его мозгу скрипели, не желая верить в то, что происходит в его родном и казалось бы таком знакомом мире; другие, наоборот, вращались с бешеной скоростью, сопоставляя и анализируя. Догадка была подобна трёхсотвольтовому разряду.
– Так ты никакая не шаманка, а просто ввела порцию «живой воды» Грасе!
Иминай захлопала в ладоши:
– Пять Вам в зачётку, профессор Тормозиус! Ладно, Саша, шёл бы ты, отдохнул, а то мозг выкипит.
– Постой-постой, у меня два вопроса. Первый. Откуда здесь взялось такое количество оборудования?
– У нас есть дружественный институт в Эгере. Мы летели туда, но самолёт подбили, и он рухнул в тайгу. Попроси Василика, он сводит тебя туда, сам посмотришь. В этом рейсе на борту было много всяких интересностей, мы их сюда перетащили. Давай второй вопрос.
Он рассказал про васпов, которые стояли, как неживые.
– Это редкое зрелище называется «васпа-вселенски-удивлённый». Мои чувства открыты им, они увидели, что если бы на месте Кира оказался кто-то другой — это ничего не изменило бы. За годы среди людей они успели усвоить, что хоть все и говорят, что жизнь каждого ценна, на проверку всем на тебя плевать. Вот они и пытаются это осознать, что каждый из них для меня важен, как живое существо. А теперь, Саша, иди, мне работать надо.
В следующем месяце он каждый день ходил проведать Кира. Никаких видимых изменений не происходило. Просить Иминай объяснить, что именно сейчас происходит, он перестал довольно быстро, так как в ответ получал поток терминов и непонятных определений. Зато из наблюдений за тем, как работают Иминай с Иланой, Саша понял, почему дочери снегов за два года удалось освоить три курса — в знаниях и умениях она не только не отставала от Иланы, магистра ИНМ, а в моментах, касающихся ксенобиологических перобразований генома, была куда компетентнее. Теперь про себя они именовал её не иначе, как «девушка-сюрприз».
Как-то он попросил Василика сводить его к упавшему самолёту. Тот согласился, и на следующий день они отправилась на «экскурсию», которая заняла у них целый день. Более всего Сашу удивило, что самолёт действительно существовал. Правда, топать до него пришлось километров двадцать по натоптанной широкой тропинке. Тропинка привела на длинную заросшую просеку, в конце которой лежали останки самолёта, больше всего напоминавшие труп млекопитающего после набега муравьёв. Свартмель рассказал, что просека в лохматом прошлом была аэродромом, на неё-то три с небольшим года назад и приземлился подбитый лайнер. За время подземного строительства васпы сняли, спилили, скрутили с него почти всё. Парень подумал, что ещё немного, и они унесут и остатки скелета.
К середине июля лагерем завладело беспокойство, в лаборатории происходило что-то непонятное. В расчётный срок кокон не изверг новое существо на свет. Саша, как только заканчивал работу на метеоплощадке (благо горе-травка уже отцвела) — бежал в подземелье с надеждой, что сможет оказаться там хоть чем-то полезным. Девушки почти всё время проводили около аквариума: брали пробы, проводили анализы, что-то экстрагировали из этих проб и исследовали полученные экстракты. Ситуацию подогревало ещё и то, что сейчас было время главного взятка – Иминай разрывалась между пасекой и подземельем. В лаборатории организовали круглосуточное дежурство, а большую часть работы с пчёлами взяли на себя васпы. А когда все падали спать, вахту несла Кяти. Девушка-сюрприз рассказала, что эта кошка, а точнее, её зародыш в колбе, был подарком для ксенобиологов в Эгере. После авиакатастрофы потребовалось запустить процесс её рождения. Зверюга обладала нехилым интеллектом: считать логарифмы она не могла, но с заданиями типа: найди или наблюдай и, если что-нибудь изменится, беги ко мне – справлялась на пять. Оказалось, что паукообразный аппарат — это биоактиватор, предназначенный «и для этой работы тоже». Парень гадал, что же ещё можно сотворить, владея этой штукой, но ни его знаний в области биологии, ни его воображения для просматривания перспектив, по счастью, не хватило.
Дальше были дни, до предела насыщенные работой и, что хуже любой беды, тягостным ожиданием, поскольку Саша ровным счётом ничего не понимал в разговорах о коконе. Клим и Василик в этой ксенобиологической галиматье тоже ничего не смыслили, поэтому объяснить ничего не могли, а отвлекать Иминай и Илану ему было страшно. Васпы ходили нервные, огрызались на всякое слово, даже Виолетта перестала ко всем приставать. Через пять дней девушки вынесли вердикт: Кир жив, остаётся ждать.
Три недели неизвестность скручивала нервы в жгуты и со смаком вытягивала их наружу. Василик всё время был около своей жены, периодически на руках вынося её из подземелья, не обращая внимания на её протесты – уговорить Иминай выйти из лаборатории было сложно. Свартмель с Климом собирали для девушек малину, княженику и морошку. Саше, глядя на то, как его соратники заботятся о своих возлюбленных, становилось не по себе. Он силился припомнить, а когда последний раз Грасе цветы дарил. И дал сам себе слово мужика, что как приедет – исправится.
В начале четвёртой недели кокон наконец-то перешёл в финальную стадию работы. Саша ничего не заметил, но Илана и Иминай чуть ли не танцевали с колбами, в которых были пробы.
– Теперь ещё дней семь-восемь и будем встречать Кира, – тут она перестала улыбаться и добавила: – Если это существо вообще будет на него похоже.
На седьмой день, когда все завтракали, в столовую забежала Кяти. Иминай вскочила, взяла кошку на руки, посмотрела в глаза. Помедлила и сказала:
– Кокон раскрывается!
Никто даже слова не произнёс. Немую сцену прервал Клим воодушевлённым:
– УРА!
Васпы посмотрели на него, как на придурка.
– Иланочка, пойдём. Все остальные идите наверх.
Иминай пошла к выходу и вдруг остановилась, оглянулась и посмотрела на трио в коричневых кителях. Первый раз Саша видел, как выглядит спор с Королевой. Воздух дрожал, казалось, ещё секунда – и табуреты, вилки, кастрюли — всё взлетит и начнёт закручиваться смерчем вокруг неё. Всё утихло так же внезапно, как началось. Иминай вышла, за ней трио, а следом Илана и Гор.
– Что это было? – спросил Саша, в общем-то, ни к кому не обращаясь.
– Командиры и Гор настояли, чтобы Она взяла их с собой. Опасаются, что Кир может броситься на неё, – ответил Як. – Давайте наверх все.
Около трёх часов, прошедший с явления Кяти в столовую, каждый занимал себя в меру своих способностей. Васпам было проще – по расписанию было изучение литературы по пчёлам. Они разобрали учебники, сели на землю ровными рядами и углубились в чтение. Саша подумал: «А если бы она им сказала теорию интегральных систем учить, стали бы? – и сам себе ответил: – Стали бы, скорее всего». Вацлав, конечно, торчал около «Северина». Саша пошёл снимать показания на ближнюю метеостанцию. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы сосредоточиться на работе. Когда же он с горем пополам закончил и пошёл к вертолёту, оказалось, что ребята уже там. Клим сидел на трапе с гитарой и что-то наигрывал. Василик – на травке, погружённый в расчёты: в отличие от Саши с его лемехами, у него до сих пор не было ни одной твёрдой гипотезы о происхождении курорта. Вдруг Вацлав вылез из салона и пошёл к улью. Клим с Василиком переглянулись, Штрудофф убрал гитару, и они двинулись следом. Последним семенил Саша.
Вапсы построились у входа в две шеренги. Через две минуты, Иминай, Илана и компания показались из-под земли. Поднялся Кир, задрапированный большим куском белой ткани. Васпы смотрели на него с недоверием, принюхиваясь и поглядывая на Королеву. Кир на первый взгляд не изменился, разве что шрамы стали не такими глубокими, да лицо порозовело. Он кивнул учёным, а после процессия удалилась обратно в подземелье.
Несколько дней Кира никто не видел, Иминай сказала, что у него реабилитационный период. Сама девушка-сюрприз как-то странно улыбалась и на вопросы Саши о том, как чувствует себя его друг, отвечала уклончиво.
На утро пятого дня он вышел из «Северина» и увидел, что какой-то васпа сидит на корточках около метеоплощадки. «Интересно, – подумал Саша, – и что там такое?» Когда подошёл ближе, то увидел, что это Кир, только не в своём коричневом кителе (память опять услужливо показала окровавленную ткань), а в сером рабочем комбинезоне.
– Привет, Кир! – воскликнул Саша. – Я будто тысячу лет тебя не видел!
Кир встал и обернулся.
– Привет! – он улыбнулся, но к улыбке васпы парень уже попривык. – Королева разрешила мне погулять часок, я вот разминаюсь тут.
Он показал рукой на траву. Единственное, что смог сказать Саша:
– Ты себя нормально чувствуешь?
– Отлично, – ответил Кир.
Около границы метеоплощадки со стороны ручья росли какие-то эндемичные одуванчики, которые и в середине августа не думали переставать цвести. Сейчас по обе стороны от тропинки были и жёлтые цветки-солнышки, и большие белые шары. Все цветы вдоль тропинки теперь были заключены в надёжные квадратные крепости, стены которых были вырезаны из досок. Саша присел, чтобы рассмотреть это чудо поближе.
– Да за такую крепость я б лет в десять все свои игрушки отдал, – присвистнул он.
Круглые башни с зубчатыми коронами соединялись стенами с такими же зубцами наверху, на поверхности стен и башен была высечена кладка. Не хватало только миниатюрных солдат с луками и арбалетами. Высота этого чуда была сантиметров двенадцать. Всего крепостей было десять штук.
– А зачем? – спросил парень.
– Во-первых, заняться чем-нибудь хотелось, во-вторых, чтобы цветы никто не затоптал. Красиво получилось, правда?
– Правда, – выдавил Саша.
Ему было жутко – васпа говорил, улыбаясь. «Ну, всё, поехала крыша», – подумал он, огляделся и заметил, что за ними всё это время наблюдали трио в кителях и Гор. Кир тоже оглянулся, потом пошёл к васпам. Саша в трансе смотрел на его покачивающуюся спину, мысли в его голове на скорую руку сообразили соревнования по скоростному удалению от мозга. Потом, скорее поддавшись зову инстинкта, чем руководствуясь каким-то продуктом мышления, побежал искать Иминай.
В лаборатории её не было, тогда он пошёл вниз по течению ручья, туда, где травяных джунглях изгиб русла превратился в купаленку. Его, конечно же, услышали задолго до того, как показался берег.
– Саш, это ты там шебуршишь? – послышался густой баритон Василика.
– Ага. Не помешал?
Серебряным колокольчиком зазвенел смех Иминай.
– Выходи давай.
Он пробрался через заросли и вышел на берег. Василик восседал на поваленной иве, опустив ноги в воду. У него на коленях, обвив руками шею, сидела Иминай, ей крошечные ступни едва касались поверхности, волосы цвета горького шоколада укрывали спину, казалось, что по ним пробегают золотые искры. На девушке был раздельный купальник телесного цвета, который её муж в шутку называл «честнее-чтоб-не-было». Саша опустил глаза, подумав, что если он не перестанет разглядывать её, то Свартмель организует ему практику по замеру давления медвежьих объятий.
– Что случилось? — спросил Василик.
Саша сел и рассказал про встречу с Киром. Супруги заулыбались.
– А я всё гадала, – поделилась Иминай, – зачем он их выстругивает. Представляешь, Саша, он только обсох после кокона, инструменты попросил принести: ну, болгарку, стамески и кое-что ещё, и засел за эти крепости. Получается, три с половиной дня их делал.
– Ну, всё, – усмехнулся Василик, – теперь цветочкам никакие враги не страшны.
– Ребята, он что… того? – парень повертел пальцем у виска.
– Нет, – ответила Иминай, – по идее, это нормальное поведение ксилокопы. Они — строители, с деревом особенно любят работать. Только, Саш, скажу честно, я совершенно не знаю, что сейчас делать. В Загорье их сразу после кокона отправляли учиться, чтобы избыток энергии не наделал бед, а тут… Что здесь ксилокопа появится, я и подумать не могла.
Саша покраснел и промямлил:
– Я… это… с ним позаниматься могу. Я… это… на досуге солдатиков вырезаю.
Своего увлечения он стеснялся страшно, а то, что получалось, показывал только Грасе. Однажды тёща, когда была в гостях, увидела его творения и с тех пор не упускала возможности подколоть зятя. К его огромному удивлению, оба Свартмэль стали с интересом расспрашивать, что он умеет. В конце концов Иминай сказала:
– Отлично! Пусть учится. И ещё, – она вздохнула, – будь с ним осторожен. Я больше не контролирую его. Точнее, связь осталась, но её хватает только на то, чтобы определить, где он и что чувствует.
– И? – не понял Саша.
– Если ты его разозлишь и он решит задать тебе трёпку, – пояснил Василик, – Ими остановить его не сможет.
– Ах, вот как… – парню стало не по себе.
– Сами по себе ксилокопы — существа мирные, чтобы довести их – постараться надо, – сказала Иминай. – Но как в Кире перемешались наклонности осы и пчелы-плотника — неизвестно. Я не идеализирую васпов, у их жестокости и агрессивности нет прочных ограничителей, в Ульях постарались. За время, которое они прожили среди людей, какое-то подобие компенсационных механизмов они в себе выработали, кто-то больше, кто-то меньше. Но когда появилась я, они, как один, с радостью от них отказались. Ты не видишь, что на самом деле скрывается за картинкой мирных васпиков, ухаживающих за пчёлками. Единственное, что сдерживает их разрушительную силу — мои собственные моральные принципы и хорошее настроение. Королева так считает — значит, это единственно верные мысли. Для васпов — это Мэри Сью, совершенная и правильная, что бы она ни приказывала. Старая Королева приказывала забирать детей и выжигать деревни — это было жутко, но никто не сомневался в правильности этого. Королевы не стало, люди предложили перейти к ним, тогда васпы посмотрели на свою прежнюю жизнь с другой стороны и многие осудили её. Но! Никто не выяснил, а осудил ли кто-нибудь из них Королеву? А каково им, существам, которые генетически должны жить в социуме с коллективным разумом, существовать среди тех, у кого в каждой отдельной голове — отдельное сознание?
Саша сидел и пытался уложить эти мысли, вот за это он и не любил фантастику — она заставляла задумываться о чересчур непривычных вещах. Он помотал головой.
– Так что мне делать?
– Он тебе друг?
Тот кивнул.
– Ну так веди себя с ним, как с другом. Ладно, ребята, пойдёмте, завтрак скоро будет.
Середина августа — время осенних лемехов и падающих звёзд. Саша думал, пуская дым к небу, подобному чёрному ониксу, расчерченному штрихами звездопада:
«Лемехи никогда не возникают ночью. Вот ещё одно подтверждение моей теории. Эх, как там Грася и Маришка… – в груди свернулся тёплый комок. – Осеннюю штормовую полосу отсниму, Иминай своих пчёл на зиму устроит, и домой полетим».
Как всегда, под конец экспедиции в его душе сталкивались противоречивые чувства: хотелось домой, к уютной милой Грасе, прочь от походных неурядиц, к той, рядом с которой он — защитник и добытчик. Их квартира — воплощение реальности, в которой нет людей-насекомых и суперменов. С другой стороны, мальчишка, который с восторгом смотрел на закручиваемые лемехом верхние ветра, грустнел: там, в этой стабильной жизни нет места ни приключениям, ни романтике. Саша вздохнул и ободряюще похлопал пацана по плечу: убежать от жизни не получится, Грася может таскать холодильники, и то, что она принципиально не поднимает пакет больше трёх килограммов весом — ничего не меняет. Память выпустила из своих глубин призрака, из сигаретного дыма проступило лицо Иззмелия, который ухмылялся и подмигивал ему. Парню стало зябко. За время, прошедшее с весны, он ни разу не вспомнил об этом разговоре. А теперь вопрос встал ребром: Иззмелий, а точнее те, кто копают под Иминай, позвонят, никуда не денутся. Что же им сказать? Он потушил окурок и залез в «Северин». Вацлав, как обычно, храпел. Саша лёг, уснуть он и не надеялся, нужно было всё обдумать и что-то решить. Он вертел эту шараду и пытался представить, что из этого выйдет. Обещанная награда ничуть его не прельщала, он понимал, что тот, кого используют, всё равно останется в дураках. Ответить отказом — они найдут другого кандидата или, что вероятнее, возьмутся за Грасю и Маришку. Согласиться, влезть в эту кашу… Если васпы останутся без Королевы, они пойдут мстить, и не надо быть великим стратегом, чтобы понять, кого кинут на растерзание первым. Ему стало страшно. Он выскочил из «Северина», едва не растянувшись, и побежал к подземелью, со всех ног, без оглядки, потому что знал, если не сделать этого сейчас, протянуть до прилёта домой, потом он не сможет, просто струсит. Он надеялся, что топот разбудит васпов, но его никто не остановил. Саша, прыгая через ступеньку, спустился под землю, тарелки под потолком горели через одну. Он, не особо думая, побежал по коридору туда, где по его преставлению, должны были быть комнаты. За поворотом он запнулся обо что-то мягкое, оступился, и выкрикнув то, что джентльмен преобразовал бы в слово «кошка», грохнулся на земляной пол. Кяти с недовольными возгласами скрылась, зато васпы выросли будто из-под земли. Открылась дверь чуть дальше по коридору, оттуда вышел Клим, сонный, с взъерошенной шевелюрой. Он посмотрел на Сашу, пытающегося встать на четвереньки, в окружении нависающих над ним васпов в одном белье, и расхохотался. Из другой двери высунулся Свартмель, уставился на это шоу. В конце концов выглянула Илана, оглядела эту компанию в трусах и хихикнула:
– Ну, ладно, мальчики, не буду вас друг от друга отвлекать.
– Саш, ты чего здесь делаешь? – спросил Василик.
– Я… это… поговорить пришёл.
– С кем?
– С Иминай и всеми вами. Мне правда срочно надо.
Клим хмыкнул, а Свартмель сказал:
– Ну, ладно, – потом обратился к васпам: – Парни, всё нормально, извините, что подняли вас.
– Ага, извините, – пробормотал Саша, – я не хотел, просто кошка под ноги попала.
– Так и надо было орать, что кошка, – пробурчал Як.
Когда васпы разошлись, Саша зашёл к Василику и Иминай. Оказалось, что супруги Свартмель обитают в большой шестиугольной комнате. Как и в лаборатории, стены и потолок тут были набраны из пластиковых панелей, только бежевых, а не белых, а пол — из досок. Под потолком горели три тарелки. Напротив двери стоял топчан с резными спинками на витых ножках, на котором, завернувшись в большое одеяло персикового цвета, сидели в обнимку Василик и Иминай. Справа от топчана стоял шкаф-пенал, а слева лежал ковёр, на нём стоял низенький столик, оформленный под шахматную доску, а вокруг куча небольших подушечек. Саша потёр глаза, а потом спросил:
– Ну, что мы ковёр в «Северин» затаскивали, когда в прошлую экспедицию собирались, я помню. А мебель-то здесь откуда?
– Васпы постарались.
– Я тоже участвовал в создании, – напомнил Василик.
Иминай погладила его по щеке:
– Конечно, я помню. И придумал это тоже ты.
Тот довольно заулыбался и поцеловал её волосы. Саша покачал головой, он бы тоже хотел сидеть сейчас под тёплым одеялом и обнимать… «Грасю, – сказал он себе, – Грасю».
Зашли Клим и Илана. Девушка была в длинном плюшевом халате цвета неба. Клим успел натянуть штаны и футболку, а свой полосатый халат принёс с собой и протянул его Саше:
– Заворачивайся, а то задрыгнешь, как цуцик. Здесь не холодно, восемнадцать, но в одних трусах стоять не стоит.
В халат парень именно завернулся, ибо в ширине плеч уступал Иланиному избраннику на несколько размеров. Ребята сняли тапки и пошли на ковёр, Саша последовал их примеру. Сел, огляделся и сказал:
– Да, из таких хором можно вообще никуда не улетать, а круглый год тут жить.
– Спасибо, – улыбнулась Иминай. – Это ты ещё в комнате у Клима и Иланочки не был.
– Так, – сказал Василик, – что ты сказать хотел?
Саша вздохнул и рассказал о разговоре с Иззмелием. Ребята слушали молча, когда он закончил, Иминай первой нарушила молчание:
– Спасибо, Саш, никогда в тебе не сомневалась. И что ты делать думаешь?
– Не знаю, потому и пришёл.
Клим потёр подбородок:
– А знаешь, не надо ни от чего отказываться. Скажи Змею Горынычу, что ничего необычного не происходило, фотки покажи, я для такого дела часть отснятого материала дам «выкрасть».
– Хорошая мысль, – сказал Василик, – только кажется мне, что сотрудничать с Змеем придётся ещё очень долго.
– Надо выяснить, что за друзья у этого сморщенного ящера завелись, – добавила Илана.
– Ладно, ребята, проблемы надо решать по мере их поступления, – Иминай подумала и добавила: – Давайте поступим, как Клим предложил, а там посмотрим, кто с нами в шпионов и разведчиков поиграть хочет.
На этом закончили и отправились спать. Когда Саша шёл к «Северину», на сердце было легко, а в череп будто залетел пчелиный рой: он думал о том, что с ним будет и сколько ещё сюрпризов хранит осиное подземелье.
Август подходил к концу; стало прохладнее, в пределах курорта температура днём колебалась в районе восемнадцати-двадцати градусов по Цельсию, а в окружающей тайге даже на солнце было не выше восьми. Жизнь в лагере после всех летних потрясений вошла в нормальное русло: васпы с Иминай готовили пчёл к зиме, Саша не вылезал с метеостанций, а по вечерам они с Киром вырезали модельки вертолётов, ибо деревянное войско разрослось до неприличия. Василик с Климом проводили малопонятные геоизмерения, Илана собирала осенние образцы эндемиков, типа весёлой плакун-травы.
Вопреки опасениям, васпы относились к Киру ровно. Этому помогло и то, что Королева не выделяла его среди остальных, и то, что на тренировках он расшвыривал собратьев, как котят (ещё бы, после кокона его организм биологически стал моложе, а опыт остался прежним). К его страсти что-нибудь строить они относились, как к побочному эффекту лечения, забавному, но безвредному, но, самое главное, они воспринимали его по-прежнему, как васпу.
После возвращения Кира в строй эмоциональный фон гнезда стал ровным, и Виолетта продолжила свои любовные похождения. Королева похвалила её физическое состояние и перевела в бригаду копателей. В их же обязанности входило перетаскивать к лагерю необходимые для укрепления туннелей части фюзеляжа упавшего самолёта. На тренировках Виолетта теперь была на равных правах со всеми, только вот военной подготовки у неё было никакой. Когда Саша несмело высказался, что даме таких нагрузок многовато, то Иминай улыбнулась и пояснила, что рабочая особь — это рабочая особь, если у неё энергии через край, надо из этого извлекать максимальную пользу.
Неумолимо приближался отлёт. Васпы хмурились, Саша тоже. Теперь он чувствовал, что тут, в осином гнезде посреди тайги, его не достанут даже три Змея Горыныча. А ещё у него есть друг, странный пере-васпа недо-ксилокопа, не умеющий кривить душой и обожающий деревянных солдатов. Иногда он думал, что в случае опасности можно будет привести сюда жену и дочку. Опасности, подсказывала печёнка, ещё впереди, а потому надо сохранить этот островок, чтобы в случае чего было где спрятаться. «Этот мир безумен, – думал он. – Людей лучше сторониться, и защищать от них поселение генных гибридов. Если б мне кто-нибудь сказал, что со мной такое приключится — в лицо бы рассмеялся. А вот. И не вылезти мне из этого никогда. Пожалуй, теперь я правда защитник для своей семьи. Только очень надеюсь, они об этом никогда не узнают».
Настал последний день лета. Васпы в две шеренги стояли на одном колене и провожали Королеву. «Северин» набирал высоту над разноцветной осенней тайгой.
(летняя экспедиция 2894)
Первая часть
Ныне, присно, во веки веков, старина,
И цена есть цена, и вина есть вина
В. Высоцкий
Весна выдалась на редкость холодной и пасмурной— так считал Саша, местные же говорили, что в небесной канцелярии наконец-то вспомнили, что и в Выгжеле нужна хорошая погода. В первых числах мая тополя покрылись нежной зеленью, а ночные заморозки вроде как закончились.
Он вышел из отделения полиции, где туповатый следователь почти час мурыжил его по поводу пропавшей сотрудницы. Её родители — этнологи, помешанные на своих досумеречных корнях — наградили дочь дивным именем Шегригул Калтаауызкызы. На кафедре её называли просто Виолетта. Вместе со старо-казахскими корнями ей досталось круглое лицо, раскосые глаза, приплющенный нос и, конечно, стройный стан, который безнадёжно испортили любовь к булочкам и нежелание ходить в спортзал. Она приехала в Выгжел на полгода раньше него, можно сказать, была одной из первых, кто стал числиться в штате Выгжельского филиала Института Нового мира.
Саша брёл вдоль деревянных двухэтажных бараков, после утреннего дождя тропинки уже подсыхали, но всё равно ботинки стали грязными через сто метров. По своей воле он никогда бы не покинул родной Дербенд, но в прошлом году в универе разразился страшный скандал. Змей Горыныч поставил под сомнение результаты досрочно сданных Иминай экзаменов, мол, преподаватели чересчур хорошо относятся к этой девочке с дикого севера и подыграли ей. Это он сделал зря: всплыли старые счёты, коих в силу скверного характера Иззмелий накопил много, и понеслось… Иминай пересдала всё новой комиссии, а преподы из первой взъелись, оскорблённые необоснованными подозрениями. В результате, шаманка со своей верной троицей ушла в ИНМ, где их, а особенно Свартмеля, приняли с распростёртыми объятиями. Туда же под шумок упрыгали несколько подающих надежды кандидатов, а вслед за этой вереницей поплёлся Саша. Конкуренция между университетом и Институтом Нового мира шла с самого возникновения последнего. Руководство института потирало ладони: специалистов прибавилось, а тут как раз филиал собрались организовывать. Несмотря на цветистые речи, Саша ожидал, что Выгжел будет просто базой для заброски экспедиций в Дар, безо всякой серьёзной научной работы. Пока его опасения сбывались, но зарплату предложили достойную, особенно с учётом северного коэффициента и ещё кое-каких надбавок, о которых аспиранту и мечтать не приходилось, выходило совсем неплохо, а молодому отцу это было на руку. Мысли Саши переключились на трёхмесячную Маришку, с которой Грася уже второй раз лежала в местной, с позволения сказать, больнице. Ребёнок родился чуть раньше срока, с недобором веса и практически всё время болел. Жена пеняла на северный климат, а Сашу мучили подозрения, что это то ли тератогенный эффект, то ли наследственность, то ли, хотя это звучало совсем ненаучно, плата за абсолютное здоровье матери. Клим-то с Иланой потомством обзаводиться не торопились, видно, знали, что будет.
Он зашёл в неприбранную квартиру, запихнул перепачканные мокрой глиной ботинки на полочку рядом с туфельками Граси. Зазвонил телефон, межгород, Саша заторопился к аппарату.
– Алло.
– Здравствуйте, Александр.
– Зме… Иззмелий?
– Да.
– Как Ваши дела? Как здоровье?
– Нормально, спасибо.
– У меня к Вам предложение, выслушайте до конца, думаю, Вы заинтересуетесь, – трубка в руке будто превратилась в склизкое извивающееся тело, Саша так и увидел сложившиеся в улыбочку тонкие губы своего бывшего руководителя, а тот, не дождавшись ответа, продолжал: – Мне и некоторым моим весьма влиятельным друзьям кажется, что эта… Иминай совсем не та, за кого себя выдаёт. Наш университет, конечно, рад, что избавился от этой проходимки, но Вас-то какая нелёгкая понесла следом? Не верю, что такой разумный человек, как Вы, смог всерьёз счесть её своим добрым другом. Пока мы ничего не можем доказать, но Вы можете нам помочь вывести её на чистую воду. Поверьте, после мы не останемся в долгу, Вы сами сможете выбрать себе вознаграждение, например, льготное лечение в клинике Кросса для Вашей дочурки. Нет-нет, не отвечайте, я перезвоню после того, как Вы вернётесь из экспедиции. До связи.
Саша с омерзением кинул трубку на место, потом пошёл мыть руки. Надо было успеть заскочить в больницу до шести и собираться, на курорт вылетали завтра.
«Северин» летел над тайгой, Саша сидел, вытянув ноги в проход, изредка бросая взгляд на зелёное море. Этот маршрут стал ему, можно сказать, родным, он помнил всё речки и озёра, над которыми пролегала их воздушная тропа. За штурвалом был Вацлав, Саша сильно удивился, когда Клим не занял место второго пилота, а остался в салоне. Штрудофф поднялся со своего места и пошёл в заднюю часть салона, где стояли ящики с оборудованием и переноска с кошкой Иминай.
– Конечности втяни.
Саша подобрал ноги, Клим подошёл к большому прямоугольному ящику, стоящему на полу, достал гвоздодёр и отодрал верхнюю крышку. Саша вытянул шею, потом открыл рот, но пристойных выражений у него не нашлось: в ящике, в позе эмбриона лежала женщина в голубом спортивном костюме и синих мокасинах, голова её была обложена подушками. Илана разложила одно из кресел, а Клим с Василиком перенесли даму на него. Саша пересел ближе и спросил, наклонясь к уху Иланы:
– Это что за чертовщина? Вы зачем хомячка похитили? Почему она без сознания?
Клим проорал ему:
– Не обижай женщину, это не хомячок, а нежная эротичная фиялка!
Саша прыснул. Илана прощупала пульс и повернулась к нему:
– Её никто не похищал, сама лететь захотела! Вертолётов боится панически, ей в институте лошадиную дозу снотворного вкололи.
Он прикинул, что на девяносто килограмм пылкой женственности не лошадиная, а слоновья доза нужна.
– А в ящик зачем засунули?
– Ну, если бы мы её без сознания занесли в салон, нас что, никто ни о чём бы не спросил?
Саша кивнул, сел на своё место и посмотрел на Иминай: та, как обычно, улыбалась.
«Что там следователь сказал: соседка по съёмной квартире говорила, что нашла записку. Что-то пафосное, вроде: «Мне опостылел этот мир, я ухожу, и не вините никого, кроме этого ужасного бездушного мира». Или как-то по-другому? Да, не важно. Как здесь-то она оказалась? И зачем в Дар летит?»
Он стал вспоминать, надеясь нащупать верное направление. Шегригул, то есть Виолетта, училась на том же факультете, что и он, только поступила на четыре года раньше. Её можно было встретить в самых неожиданных местах: в секции стрельбы, на собрании клуба любителей внедорожья или среди сталкерья. Главным критерием было наличие большого скопления мужчин, парней, мальчиков – этот цветочек отличался поразительной всеядностью. После получения диплома она ушла на кафедру экспериментальной физики атмосферы в ИНМ. Когда в прошлом году он перешёл туда же, сердобольные аспирантки посоветовали держаться от «фиялки» подальше. И вскоре ему самому пришлось убедиться, что натиск её, конечно, не способен сокрушить Гималаи и гордые Анды, но лопату, чтобы отмахиваться, лучше держать под рукой. Вскоре, вздохнув: «Какой хороший мальчик», – Виолетта переключила своё внимание на кого-то другого. Собственно, после этого он с ней не пересекался до того момента, пока не приехал в Выгжел. Супруги Свартмель, перебравшиеся в этот городок, частенько собирали своих друзей-приятелей на вечерние посиделки, где звучала гитара Клима и флейта Иминай, выпивались литры чая и велись неспешные беседы о науке и искусстве. До последнего времени фиялка произрастала в их компании, потом Саша заметил, что она стала появляться лишь изредка. Илана сказала, что у неё бурная личная жизнь, вдаваться в подробности он не стал. На днях ему звонит следователь и назначает встречу, на которой сообщает, что, возможно, Виотлетта покончила с собой, а сегодня фиялка дрыхнет на разложенном кресле «Северина», летящего на Дарский курорт. Чудеса, да и только!
В голове зазвучал противный голос Иззмелия, Саша поморщился. Эту оголтелую компанию он неплохо изучил за последние полтора года. Да, возможно, шаманка не та, за кого себя выдаёт, возможно, у неё нечистое прошлое, но на похищение эта компания не пошла бы. Даже если б Иминай приспичило кого-то похитить, её муж никогда бы на это не согласился. Да и Клим в подобную авантюру ни за что бы не полез. Насчёт Иланы он сомневался, ибо работа женской головы была для него загадкой.
Вертолёт коснулся земли, Саша до мелочей знал, что будет дальше. Васпы всегда встречали их одинаково: две коленопреклонённых шеренги ждут, пока Иминай предстанет перед ними, вот она спускается с трапа и неслышной поступью подходит к ним, через полминуты Кир подаст ей тетрадь, в которой записаны события всех дней, прошедших с её отлёта. И всё это под аккомпанемент абсолютной тишины. Что величественное и жуткое было в этом молчании, будто вместе с видимыми действиями происходило что-то, недоступное человеческому глазу.
«Кто же ты, Иминай? Жертва чьих-то или своих собственных опытов? Результат неуспокоившихся последователей шуранских гениев? Или порождение самих васпов? Кто ты и зачем появилась среди людей?» – но вот уже два года, как он задавал эти вопросы сам себе, не осмеливаясь коснуться этой тайны, хотя и понимал, что запутался, как комар в паутине, и не выберется уже никогда. Свартмель и Штрудофф опускали трап, шаманка готовилась выйти.
Илана осмотрела женщину на сиденье, знаком подозвала Сашу и сказала шёпотом:
– Она вот-вот придёт в сознание, посиди с ней, чтоб не выскочила из «Северина» раньше времени.
Тот кивнул. Иминай вышла, за ней остальные. За бортом было тихо, казалось, что даже ветер не смеет нарушать торжественность момента.
Через несколько минут Виолетта пришла в себя. Саша шепнул:
– С пробуждением, только не ори, всех богов ради.
Дама приподнялась на локте и осмотрела салон.
– Мы прилетели уже?
– Ага, только пока из вертолёта не выходи.
– Почему?
– Увидишь.
В этот момент из пилотского кресла поднялся Вацлав, заглянул в салон и пересёк границу света, падавшего из двери. Медведь, от которого он чудом спасся, постарался, чтобы при виде его лица комната ужасов бледнела. Саша привык к нему за время прошлой экспедиции, а потому и значения не придал его появлению, зато Виолетта завизжала:
– Васпа!
И кинулась к выходу, Саша, проклиная всё на свете — следом. На трапе объемная леди споткнулась и порхнула вперёд, но её полёт прервали Клим и Илана. Васпы уставились на женщину так, что Саше стало не по себе. Он давно заметил, что на многие вещи они реагируют, как единый организм. Он испугался, что они просто раздерут её, если не сейчас, то в недалёком будущем. Виолетта немного пришла в себя и умилилась:
– Мальчики!
Потом попыталась изобразить реверанс, задумалась и шёпотом спросила у Иланы:
– А он в эту сторону делается?
Та покачала головой. И Виолетта тут же исправила свою ошибку. Клим давил смех, Саша стоял белый, как привидение, а Свартмель опустил глаза, ему было неловко.
Ночь шествовала с востока и пригоршнями бросала в темнеющую синь самоцветы. Угомонились дневные птицы, и лес наполнился шорохами и уханьями сов. Костёр, горевший в большом круге из булыжников, выбрасывал вверх искры, похожие на миниатюрные перья Жар-птицы. Вокруг костра васпы расставили табуреты, вынесенные из подземной столовой. В прошлом году лемех снёс все наземные постройки, после чего поселение, в буквально смысле, закопали. Саша даже примерно не представлял, что творится под землёй, но судя по его наблюдениям, васпы могут работать всё время, когда не едят и не спят. Вообще-то, нехотя признавался он сам себе, если им понадобилось что-то сделать, они забудут про еду, сон и даже походы в туалет. Потом он по привычке пересчитал посадочные места: табуретов вместо восемнадцати оказалось двадцать пять. Иминай и Илана, перешёптываясь и хихикая, постелили на земле пенки. Вскоре повар постучал по покорёженному ритуальному ведру, и местное население начало подтягиваться к костру. Когда все сели, дежурные вынесли два здоровенных котла: один с каким-то невероятным супом на сгущёнке и манке, в котором плавали сухофрукты, кедровые орешки и что-то ещё (при свете костра разобрать было сложно, а на вкус – Саша ничего похожего припомнить не мог); второй – с травяным варевом, которое васпы пили вместо чая. В первый день есть было тяжелее всего: навий дух с непривычки перебивал любые запахи — но он знал, что ещё день-другой и вообще перестанет его замечать. Ели, как обычно, молча, только Кяти громко мурчала, выпрашивая что-нибудь вкусненькое. Василик, как обычно, напоминал всем, что Иминай надо поесть. Это повторялось из экспедиции в экспедицию, но Саша никак не мог понять, к кому же обращается муж шаманки? По идее, к васпам, но никто из них и слова не проронил, может быть к духам? Подобных несуразностей на курорте было столько, что если думать над каждой — мозг взорвётся, поэтому учёный просто принялся за еду.
После ужина Клим принёс гитару, пел песни про войну, про первопроходцев; одну, про картографа, Саша даже запомнил. Ему было хорошо: после перипетий с переездом, родов Граси, больниц — лес, костёр, старые товарищи оказались тем, что было нужно его задёрганному организму. Одного он понять не мог: почему васпы сидят и слушают. Ребята, понятно, окультурить аборигенов пытаются, но им-то это зачем? После одной из песен, голос подал Як:
– Клим, помнишь, ты про север песню пел? Эту про северные болота.
– Понял, Киреева «Севера».
Васпа пожал плечами: ни автора, ни названия он не помнил. Клим начал переставлять аккорды, вспоминая мелодию. Саша пытался подобрать челюсть с хвои: васпа запомнил песню и попросил её спеть. Клим кивнул Яку, сыграл вступление и запел:
Ты живешь за зимы ледяными торосами,
Для кого-то тоска, для тебя — благодать,
Иероглифы пишут машины колесами,
И тебе их, наверно, дано прочитать.
Воздух из-под пропеллера – словно цунами.
Опуститесь пониже, товарищ пилот,
Чтоб увидеть поближе своими глазами
Клюквы красные льдинки на кочках болот.
Севера, Севера,
Обгоняет Казым Ангара.
— В мире нет беспокойней реки,–
Говорят рыбаки.
У тайги есть закон:
Ни к кому не ходить на поклон,
Только ей поклоняемся мы
От зимы до зимы.
Я уехал, а ты почему-то осталась.
Видно, есть что-то сущее у Северов.
Ты по зимникам дальним совсем замоталась,
Согреваясь навек у случайных костров.
Севера, Севера,
Обгоняет Казым Ангара.
«В мире нет беспокойней реки», –
Говорят рыбаки.
У тайги есть закон:
Ни к кому не ходить на поклон,
Только ей поклоняемся мы
От зимы до зимы.
Вяжет кружево толстыми спицами вьюга.
Не хватает бортов – это просто кошмар.
Ждут Надым и Сургут по большому по кругу,
А по малому кругу – Игрим, Белый Яр.
После того, как затихли последние аккорды, любопытство всё же пересилило, и Саша спросил:
– Як, а почему ты попросил спеть эту песню?
Вопреки ожиданиям васпа ответил сразу и развёрнуто:
– В Дербенде сушь, жара, когда эту песню услышал, так в Дар захотелось. А сейчас – мы тут, на своей родине, и песня про север.
Саша кивнул, а про себя отметил: «Значит, не всё население тут местное».
Вскоре васпы пошли спать, Саша решил прогуляться до маленького домика, а когда возвращался, увидел, что у костра сидят только дамы. Он остановился в тени и навострил уши.
– Виолетта, – сказала Иминай, – может, подумаешь ещё день-другой?
– Нет, я всё решила.
– Точно? – спросила Илана.
Та кивнула.
– Тогда пошли.
Они встали и подали ей руки. Женщина поднялась, и они пошли прочь от костра, он засеменил следом. Идти оказалось недолго, метров через пятьдесят дамы спустились под землю – соваться в осиное гнездо Саша не захотел и поплёлся к костру. Его и так раздражало, что оголтелая компания ничего ему не рассказывает, а увиденное и вовсе разозлило. У костра на пенке сидел Свартмель. По сравнению с ним даже самые крупные васпы казались щупленькими, но если каждый из них походил на взведённый арбалет, то Василик был похож на ожившего плюшевого медведя. Саша твёрдым шагом направился к нему с намерением вытрясти из него всю правду, и может быть, даже схватить его за грудки.
– Чего не спится? – спросил Василик глубоким спокойным голосом. – Садись, коли всё равно тут бродишь.
Парень про себя выругался: он забыл, что у всех, кроме него, потрясающий слух. Подошёл и плюхнулся рядом.
– Кто такая Иминай? – он решил застать Свартмеля врасплох неожиданным вопросом и требовательным тоном.
– Самая прекрасная в мире девушка, – губы Василика тронула мягкая улыбка.
– Я серьёзно!
– И я серьёзно.
– Кто такая твоя жена? Она, по ходу, мутант вроде васпов.
– Она – самая прекрасная в мире девушка, моя первая и единственная любовь. И это всё, что я знаю. Правда.
Саша уставился на него, а потом до него дошло, что Свартмель не врёт.
– Так ты никогда её не спрашивал?
– Напрямую – нет. Когда она сочтёт нужным – сама расскажет.
– Да как так можно? Ты же на монстре женился!
Василик потёр глаза.
– Саш, а твоя-то жена кто? Слух, как у летучей мыши, не болеет никогда, сила, как у тяжелоатлета, не смотря на то, что сама – тростиночка-любой-ветер-унесёт. Человеки такими не бывают. И ничего – женился. А что за кровь у твоего ребёнка течёт, м? – он подождал, но Саша только глаза опустил и засопел. – Так что, Саня, разберись сначала со своей жизнью, а потом к другим лезь.
– Так вы не рассказываете мне ничего.
– Так ты и не спрашиваешь, — он помолчал и добавил. – А может и хорошо, что не спрашиваешь, от некоторых знаний и хочешь избавиться, а никак. Ладно, шёл бы ты спать, Саш.
Тот поднялся, помедлил, а потом спросил:
– А что с Виолеттой?
– В смысле?
– Ну, что с ней случилось, и зачем она тут?
– А… Пыталась с собой покончить из-за несчастий в личной жизни. А здесь? Да я и сам толком не знаю, девчонки сказали, что мы её не раньше, чем через месяц увидим.
– Понятно. То есть вообще ничего не понятно. Спокойной ночи.
– Спокойной.
Свартмель снова вернулся к созерцанию огня и, кажется, забыл о стоящем рядом парне. Саша потоптался немного, а потом пошёл к «Северину», который на время экспедиций заменял ему дом. На этот раз он делил его только с Вацлавом – остальные решили поселиться в осиных катакомбах. Он отворил дверь, из салона доносился храп, пилот уже спал. Зашёл, постарался закрыть дверь неслышно – не получилось, Вацлав поднял голову, потом перевернулся на другой бок. Саша разложил своё кресло, разделся, устроился поудобнее на импровизированной кровати. Через десять минут перевернулся, потом ещё раз. Сон не шёл, голову распирали вопросы, а вдобавок после разговора с Василиком он чувствовал себя полным идиотом. Вскоре организм стал проситься на улицу. Саша встал, в одних трусах вышел из вертолёта и двинулся по натоптанной тропинке. Около ручья раздался смех. «Илана, – подумал он и тут же услышал серебро голоса Иминай. – А что это они там делают?» Он дошёл до кустов, закрывающих заводь, раздвинул ветки и замер. Девушки кружились, взявшись за руки. Лёгкий ветерок то и дело поднимал в воздух пушистые волосы Иланы, а по гладким волосам Иминая струилось небесное серебро. Свет Луны скользил по стройным, без единого изъяна телам, не встречая преград. В ушах у парня зашумело, а сердце превратилось в огромный барабан. Они, танцуя, вошли в воду, и больше всего в этот миг Саша хотел стать ручьём, в котором плескались эти игривые русалки. На его плечо легла тяжёлая ладонь, он вздрогнул и обернулся – за спиной стоял ухмыляющийся Кир.
– А, я, это… Мимо проходил, – но летописца эта версия не убедила. – Ну, ты же тоже мужик, тоже мимо бы не прошёл…
– Прошёл бы.
– А я думал, вы на любую юбку бросаетесь.
– Не на этих.
– Почему?
– Она, – кивнул он на Иминай, – так хочет. Кстати, тебя заметили.
Он обернулся, две прелестные головки повернулись в их сторону.
– Я б тебе посоветовал извиниться перед их мужчинами, до того как они пожалуются им, – Кир выдержал паузу и добавил:
— Или нам.
Саша побелел и припустил к костру. Свартмель и Штрудофф что-то обсуждали: то чертили палочками на земле, то выясняли, кто из них идиот. Василик поднял голову:
– Саш, ты чего?
Клим оглядел парня в трусах и сланцах и спросил:
– С какой сосны упал?
– Я это… увидел… Случайно! Как девчонки купаются.
Друзья переглянулись, издали клич ужаленного медведя, схватили по палке и понеслись за сверкающими пятками. Саша забаррикадировался в «Северине». Клим уговаривал парня выйти, Василик извинялся за дурацкую шутку, Кир ржал на весь лес. Потом проснулся Вацлав, пробурчал, что долбодятел Саша, если не заткнётся, полетит дышать свежим воздухом. Парень попытался что-то объяснить. Пилот встал – через секунду Саша прилетел в объятия Клима. Тот поймать-то его поймал, но от смеха не удержал равновесие и брякнулся. Когда подбежали девушки, все трое сидели на земле, показывали друг на друга пальцами, что-то пытались сказать, но слова тонули во взрывах хохота.
Май пролетел незаметно. Ещё в первой экспедиции васпы рассказали, что лемехи возникают не постоянно, а в определённое время: весной, в мае, и в начале осени, которое приходилось в Даре на середину августа. Работа кипела: Саша без конца сводил данные двух автометеостанций, расположенных в разных концах аномалии. От складывающейся картины у метеоролога голова шла кругом: мало того, что эти ураганы рождались над сушей, они «ходили» одними и теми же «тропами», оставляя в тайге после себя непролазный след из высоченных многослойных буреломов. Правда, по правилу «в семье не без … красавца», нет-нет, а какой-нибудь сорванец бежал вопреки всей логике внутрь аномалии. Саша снова и снова проверял расчёты, перелистывал привезённые с собой справочники и даже подходил к васпам с расспросами. После лемеха обязательно наступали два-три дня ясной погоды при полном штиле, тогда Саша присматривался к тому, что делают остальные.
В ИНМ шаманка изъявила горячее желание заниматься пчёлами, и в прошлом году здесь была организована экспериментальная пасека. Саша недоумевал, как фактически студентке, разрешили вести самостоятельные исследования и дали финансирование. Насколько он знал, институтские «насекомоведы» пророчили, что если зиму переживёт две семьи из шести, закупленных для этого эксперимента — это будет большой удачей. По прилёту выяснилось, что выжили четыре. А на васповой пасеке (документально не существовавшией) удачно вышли из зимовки все десять семей. К огромному удивлению Саши, шаманка организовала пасеку специально для васпов на свои, непонятно откуда взявшиеся средства, и учила «ос» обращаться с пчёлами. Когда он смотрел на то, что васпы (насильники и головорезы) сидят с учебниками, мастерят рамки, натягивают в них проволоку и наплавляют на её вощину – он понимал значение слова «сюрреализм». Со своей пасеки васпы заготовили почти тридцать килограмм мёда на еду и полностью обеспечили пчёл. Иминай была в полном восторге, и казалось, что от этого они работают и учатся ещё старательнее. Но самым большим сюрпризом было то, что васпы помогают и в исследованиях: у шаманки оказались записи состояния всех семей за зиму, описания облёта и даже учёт подмора. Саша позавидовал такому количеству смышлёных помощников. Конечно, легализовать эти данные было нельзя, но, видимо, карьера в институте шаманку, как настоящего учёного, не интересовала.
Саша стал внимательней относиться к маленьким труженницам после того, как в прошлом году выяснилось, что пчёлы слетаются в улей незадолго до появления лемеха и усов не высовывают, пока опасность не исчезнет. Оказалось, что жизнь улья настолько сложна и многогранна, что можно написать тысячу книг и ещё пара-другая сотен вопросов останется в тени.
В этом сезоне отрывистые наблюдения за пасекой пролили свет на то, что происходит в Даре, но это скорее запутало Сашу, чем внесло ясность. Он, конечно, знал, что васпы генетически скорее насекомые, чем млекопитающие, но тут увидел, в чём это проявляется. У пчёл не бывает выходных, у дарских поселенцев их тоже не было. Весь день расписан по минутам: подъём, приём пищи, уроки, строевая подготовка и физические тренировки (частенько он замечал там и Вацлава, но не сильно удивлялся этому — надо же мужику чем-то заниматься), работа на пасеке, в подземельях, на заготовке ягод, грибов и лекарственных растений. Самое странное, что между ними не возникало конфликтов, не было ни прославленной агрессивности, ни воспетой в газетах жестокости. Между собой они разговаривали мало, зато слаженные движения группы трёх-четырёх васпов были похоже на замысловатый отрепетированный танец. Из этих наблюдений у Саши и родилось подозрение, что они воспринимают шаманку, как правящую особь. Он долго мурыжил эту мысль, пока не понял её бесполезность: прав он был или ошибался, – это ровным счётом ничего не меняло, а, значит, не имело смысла.
Начался июнь, лемехи измельчали и появлялись всё реже. Свободного времени стало больше, а вместе с тем мысли о жене и дочке добавляли серые нитки грусти в яркое полотно дарского лета. Изредка налетали дождевые тучи, стояла жара, как на родном юге, травы поднялись почти до пояса. Когда не было ветра, казалось, что аромат цветов и мерное жужжание пчёл сливаются в нечто единое, похожее на текучий мармелад. В какой-то момент Саша заметил, что в лагере воздух дрожит от напряжения: с утра куда-то пропали Иминай и Илана, Свартмель перекладывал вещи с места на место, а Клим – молчал. Даже васпы двигались по-другому: резче, настороженней. Саше стало не по себе. Солнце клонилось к закату, казалось, скажи что-нибудь громко, и слово взорвётся, как фугас.
Когда солнце коснулось верхушек сосен, васпы оживились и чуть ли не бегом двинулись к входу в катакомбы. Саша побрёл туда же. Когда он подошёл, около выхода из подземелья уже выстроились две шеренги. Подтянулись Клим с Василиком, даже Вацлав пришёл. Минута, другая. Васпы стоят навытяжку, похоже, и дышать перестали. И вот из-под земли появляется Иминай, лицо спокойное, хоть и видно, что она устала, даже круги под глазами проступили. Василик солнечным зайчиком к ней, руку подал, когда она вышла, взял за локоть аккуратно, что-то спросил, тихо-тихо. Она чуть улыбнулась и кивнула. Тут показалась головка Иланы, она поднималась уверенным шагом и вела кого-то за руку. В первый момент Саша её не признал:
– Виолетта? – выдохнул он.
Илану за руку держала молодая женщина в чёрном топике и обтягивающих шортах. Тончайшая талия и роскошные бёдра, длинные ноги и блестящие волосы, заострившиеся черты лица, резкие линии скул — никак не вязалась эта картинка с заплывшим хомячком. Саша глянул на шеренги. Все, как один чуть подались вперёд, их глаза горели. Вот теперь он увидел, что значит желание васпов: казалось, ещё миг, и они кинутся на неё, оставив после груду осквернённого мяса. И тут что-то случилось: их глаза помутнели, они опять стояли навытяжку, как истуканы. Иминай взяла Виолетту за руку и повела обратно к входу в подземелье. Василик пошёл следом, шаманка попытался остановить его, но тот и слушать не захотел, промурлыкал что-то ей на ушко, и они скрылись под землёй.
– Мы голодны, как тысяча чертей! – сказала Илана.
Саше показалось, что повар с дежурными растаяли в воздухе и через миг материализовались на кухне. Клим подскочил к Илане и прижал её к себе:
– Ты как? Я так за тебя волновался!
– Я нормально, а Наечка вымоталась сильно, а у неё ещё работы невпроворот. Они ужинать, скорее всего, в лаборатории будут. Главное – сейчас туда не соваться.
Он внимательно посмотрел на свою возлюбленную:
– Знаешь-ка, наверное, ты сейчас приляжешь.
Она задумалась:
– Да, пожалуй. Пойду-ка я в «Северин».
Но не успела она вздохнуть, как Клим подхватил её на руки и понёс, куда она велела. Саша проводил пару завистливым взглядом, взгляд упёрся в Вацлава. Тот выдал:
– Надо бы дров нарубить. Пойдём?
На следующий день шальной лемех-малыш прошёлся по северу курорта. В результате часть дальней метеоплощадки оказалась под завалом из мелких веток, хвои и прочего мусора. Саша оставил Василика присматривать за ближней станцией, попросил у Иминай помощников и в компании восьми васпов пошёл разгребать след. Метеоролог мысленно погладил себя по голове за то, что ветряк для этой станции сразу монтировали по средней линии аномалии (почему-то лемехи затухали раньше, чем успевали дойти до неё). За два дня выкопали все приборы и собрали метеостанцию на новой площадке, на той же линии. По счастью, будка, в которой был компьютер, не пострадала, а соответственно, и вся информация, собранная, пока малыш бесился рядом, сохранилась. Под вечер второго дня Саша отпустил васпов, а сам задержался ещё на сутки, налаживая работу системы автослежения и разбираясь с данными.
Обратно вышел часов в шесть. Настроение было превосходным: благодаря тому, что малыш утих прямо на территории площадки, приборы зафиксировали последние фазы жизни урагана. Это было лучше всех на свете кладов. Шёл около двух часов, когда до лагеря оставалось совсем ничего, ему вдруг стало не по себе. Он остановился, огляделся – птички поют, травка шуршит (а травяные джунгли у ручья по пояс), потом ещё раз шуршит и замирает. Саша от ручья ближе к соснам отошёл и припустил в сторону, показавшимися такими родными, ульев и «Северина». Слева что-то опять зашуршало и раздался голос:
– Сашенька, дружочек, ну куда ты побежал?
Он остановился, повернулся на голос. Виолетта в топике и шортах стояла, прислонившись к сосне. Дышала она глубоко и часто, отчего её внушительной груди становилось тесно под обтягивающей тканью. Саша против воли заворожённо смотрел на эти многообещающие колыхания.
– Неужели испугался? – сказала она масляно-медовым голосом. – Не надо меня бояться.
Сашино воображение тут же дорисовало узкие прозрачные крылья за её спиной и жало, торчащее из попы. Чувство самосохранения вдарило по органу, творящему потомство, и завопило: «Беги!» Он рванул, как перепуганный заяц. Вдруг картинка смазалась, и Саша налетел на толстый ствол. Щуплое тело сжали сильные руки, в нос ударил навий запах, Виолетта прошипело прямо в ухо:
– От меня не убежишь, тварь.
И тут Саша завизжал, выдав самое высокое «си», на которое были способны его голосовые связки. Страстные объятия разжались, пойманный мужчина свалился на землю, и завизжала уже Виолетта, а потом пустилась бежать, Саше показалось, что у него галлюцинация: такой скорости человек развить не мог. Он поднялся и, пошатываясь, пошёл к лагерю.
Пока ковылял в сторону дома, пытаясь унять нервы никотином, думал, рассказывать ли об этом ребятам. Его по очереди окатывали то страх, то стыд. «А если она меня ещё раз подловит? – думал он, а потом представил ухмылочку Кира и шуточки Штрудоффа. – Нет, в следующий раз она у меня получит! Мужик я, в конце концов, или нет! Сам разберусь».
Когда среди сосен уже показался силуэт «Северина», где-то вдали раздался женский визг, Саша прибавил ходу. И вот они — вертолёт и ульи! Около командирского улья стояла Иминай и все васпы. Парню стало любопытно, по какому поводу собрание. Только он приблизился, в лесу, где-то совсем близко к лагерю, снова завизжала Виолетта. Васпы выстроились за шаманкой полукругом. Вскоре из леса выскочила «женщина-оса», одним прыжком перескочила ручей, подбежала к Иминай и свалилась на землю. Саша не понимал, что происходит: она катались по земле, выла, захлёбывалась рыданиями и молила о прощении. Вдруг затихла, будто прислушиваясь, закивала, на четвереньках отползла от шаманки, потом вскочила и побежала в сторону катакомб.
Тем временем васпы разошлись по своим делам, а куда делась Иминай, Саша не заметил.
На следующий день Виолетта обходила Сашу по приличной дуге, даже в столовой садилась на другом конце стола.
Спустя некоторое время он заметил, что у Яка синяк под глазом. Он не придумал ничего лучше, чем отозвать Кира, единственного с кем он общался, и спросить об этом. Кир ухмыльнулся и ответил:
– Побили его.
– Кто?
– Фиялка.
Саша хихикнул, а потом задал ещё один вопрос:
– А за что?
– Приставал.
Он уставился на васпу, только сейчас заметив, что него на скуле красовалось синее пятно.
– А с тобой-то что приключилось?
Кир хмыкнул и поправил ремень:
– А я в цветнике побывал.
– Понятно…
Саша, недолго думая, пошёл к пасеке. Иминай была там, он подождал, пока она закончит работу, и сказал, что хочет поговорить.
– Хорошо, пойдём.
– Давай лучше по лесу прогуляемся, ещё под землёй в столовой сидеть — туда-сюда… Не люблю по подземельям шариться.
– Ладно.
Когда деревья скрыли их, он пересказал разговор с Киром. Иминай усмехнулась:
– Спасибо, я уже в курсе её подвигов.
– И что ты будешь делать?
– Ничего, пока она не переходит границы.
– А кто же определяет эти границы?
Она посмотрела на него, как на школьника:
– Здравый смысл, и я, конечно же. Знаешь, Саш, мне нужно перед тобой извиниться.
Он удивился:
– За что?
– Виолетта здорово тебя напугала.
– Ещё чего?! – тут его осенило. – А откуда ты знаешь? Ты, что подглядывала?
– Саша, Саша, у тебя напрочь отсутствует воображение. Ты фантастику любишь?
– Да нет, не очень.
– Оно и видно.
В голове у парня завращались шестерёнки, и свет озарения хлопьями стал опускаться в мозг:
– Ответь, только честно, Кир тебе о своих приключениях в цветнике рассказывал?
– Нет, – Иминай улыбнулась, хитро-хитро.
– Ты и так знала, что происходит.
– Да…
– Ты чувствуешь их всех! А они подчиняются тебе, как пчёлы подчиняются своей матке!
Шаманка захлопала в ладоши:
– Тебе полтора года потребовалось, чтобы это понять, поздравляю, профессор Тормозиус!
Саша смотрел и не мог поверить:
– А ты сама-то откуда взялась?
– Из одного института, далеко за Хаммарской грядой.
– Я думал, исследования по генным гибридам свернули…
– Ага, щ-щас!
– Вот это да… Ну-ка, постой! Если ты знала, что делает Виолетта, то почему не остановила её раньше, когда она меня выслеживала?
– А вот за это мне и хотелось извиниться. Нужно было показать ей, что бывает, если Королеву ослушаешься. Воспитательная акция, ничего более.
– А я-то что сделал?!
– Мне – ничего. А вот её, позволь напомнить, ты отшил, и тем самым нанёс её женскому самолюбию болезненную рану. Женщины не забывают таких вещей, неужели не знал? Позволить ей выследить тебя и попытаться изнасиловать — был самым безобидным вариантом, поэтому я не стала мешать ей. А когда она причинила тебе физический вред — оттащила и принародно наказала.
– Попытаться изнасиловать — это безобидный вариант? – это прозвучало настолько дико, что его мозг отказался примерять эту ситуацию на себя. – А если бы у тебя не получилось её остановить?!
– Не кричи. Тогда у тебя был бы незабываемый сексуальный опыт.
– Ну, знаешь ли…
– Во всяком случае, де юре, он не считался бы изменой, в отличие от подглядывания за обнажёнными девушками.
Саша покраснел, но решил, что он всё же мужик, и должен вести себя достойно:
– Это тоже не измена. В конце концов, если я на диете, это не значит, что я не могу заглянуть в меню.
– Думаю, Грася не обрадуется, если узнает об этом.
Уши метеоролога продемонстрировали градиентный переход от красного к вишнёвому:
– А давай она об этом не узнает?
– Давай, – согласилась Иминай. – Нормы этичного поведения у людей настолько пластичны, что разобраться в них сами люди порой не могут. У васпов этика устроена проще: можно всё, о чём Королева не сказала «нельзя». Теперь Виолетта знает, что подкарауливать человеческих мужчин нельзя, и больше так делать не будет. Она переключилась на своих сородичей, что с моей точки зрения совершенно правильно. Она отбивается и разукрашивает их, и все довольны.
– Не понимаю.
– Тебе этого и не понять. Шуранские горе-генетики не учли, что с половыми проблемами васпов придётся что-то делать. Мне с этими проще, поскольку я контролирую их полностью, энергию полового инстинкта можно перенаправить, но бесконечно этим заниматься нельзя, организму васпы это может причинить вред.
– Подожди, так ты из хомячка бесплатную шлюху сделала?
– А в человеческой жизни она по-другому себя вела?
– Ну, как, ну не со всеми же подряд, насколько я знаю.
– Саша, ты совершенно не понимаешь женщин. Её добиваются двадцать пять мужчин сразу — она на седьмом небе от счастья. К тому же, на васпах она может выместить все обиды на мужской пол. Оска получилась несколько слабее физически, но зато она по-женски хитра и изворотлива. Ты бы видел, что как она их вяжет и расшвыривает! Я горжусь нашей с Иланой работой.
– Да, только две женщины могли придумать такое извращение. А что вы ей пообещали?
– Красоту.
– И только?
– И мужское внимание.
– Все бабы — дуры, – тут перед Сашей встал образ ухмыляющегося Кира, и он залепетал: – Ну, вы-то с Иланой не бабы, а девушки, умные, к тому же…
Иминай рассмеялась:
– Льстить у тебя не получается! Иди, Саш, если будут какие-то вопросы, подходи, не бойся.
Прошло ещё полторы недели, и зацвела плакун-трава. Точнее, её мутировавшая разновидность, поселившаяся в ручье. У счастливчиков, надышавшихся пыльцой этого чудного растения, поднималось настроение, им становилось весело и беззаботно, потом память отключалась до момента, пока пыльца не развеется сама собой, а тело в отсутствие контроля мозга творило всё, что ему хотелось. Выбрасывать пыльцу растения начинали в восемь утра, через десять минут концентрация «бесплатного счастья» переваливала за порог допустимого. К двум часам дня температура и солнечный свет изжаривали парящие пыльцевые зёрна, и веселье заканчивалось. Трудолюбивая травка производила на свет порошок радости всякий день, кроме дождливых, в течение месяца. Местная живность к пыльце адаптировалась, пчёлы собирали её за милую душу, васпы и оголтелая четвёрка на неё не реагировали, а Саше приходилось красоваться в ОЗК. Клим периодически подходил, участливо заглядывал в стёкла противогаза и спрашивал:
– Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, красная?
А потом Саша, в зелёном герметичном комбезе, обливаясь потом, гонялся за шутником под палящим Солнцем. Девушки придумали способ избавить Сашу от необходимости носить спецкостюм, но он наотрез отказался: «Поставите укольчик, а я потом всю жизнь с летучими мышами разговаривать буду, лучше в противогазе ходить!» Колыбель вошла в устойчивую фазу, новых лемехов не выкидывала, поэтому он большую часть дня проводил в «Северине», с завистью глядя на купающихся ребят и Кяти, которая всё время тёрлась около хозяйки. Как-то Клим обмолвился, что нашли её здесь же во время первой экспедиции. Про себя Саша считал, что эта кошка — тоже мутант, поэтому никогда её не гладил.
В один из дней, Саша едва дождавшись половины третьего, выскочил из «Северина» с полотенцем, покурил (девушки очень просили не дымить в салоне) и побежал к ручью. Вдоволь накупавшись, вытерся, оделся и пошёл к ульям. В это время из второго улья, использующегося в качестве склада оборудования, вылезли Клим с Василиком.
– Привет, головастик!
– И тебе, вождь Воронье-гнездо-на-голове!
– Ребята, – сказал Василик, – давайте закончим обмен любезностями. Эх, хорошо тут у нас!
– Ага, – подтвердил Клим, – там в тайге холодрыга — ужас. Границу переходишь, и будто в райском саду оказался.
– Да? У меня есть теория, что лемех — это защитная реакция атмосферы на излишний подогрев, – поделился Саша. – Смотрите, весной и осенью, когда разница температур максимальна, лемехи появляются один за одним. Ураган на своё поддержание требует огромного количества энергии, получается, что он «вытягивает» лишнее тепло из аномалии.
– Хм, интересная теория, – сказал Василик. – Как проверять думаешь?
Но Саша ответить не успел, на пасеке кто-то заорал:
– Пчёлы в ульи забрались!
Мимо пронеслись васпы. Первым из ступора вышел Василик:
– Быстро под землю, лемех собирается. Где девчонки?
Подул прохладный ветер, тучи появлялись так быстро, что казалось, что они проступают через лазурный слой. Иминай с Иланой уже бежали к укрытию, на полпути их обогнала Виолетта, перемещающаяся большими прыжками и топающая, как слон.
– Бегом! – крикнул Свартмель.
Они побежали к спасительному прямоугольнику, в котором один за одним исчезали ломаные фигуры ос и гибкие тела девушек. Первым добежал Василик, остановился, пропустил Клима. Саша глянул на небо: тучи темнели, их края бугрились. Землю поглотили сумерки, нарождающийся ураган втянул верхние ветра кольцо. Тут в голове молодого учёного щёлкнуло, он понял, по какому принципу движется «малыш». Но догадку можно было проверить, только оказавшись около компьютера. До Василика оставалось метров пятнадцать, он махал рукой, мол, давай быстрее. Саша крикнул, пытаясь перекрыть свист ветра:
– Я в метеобудке пережду!
И что есть духу побежал к площадке. Свартмель что-то орал, но слова тонули в свисте прижимного ветра. Саша продирался сквозь сопротивляющийся воздух, полотенце сорвало с плеча, вдруг ноги оторвались от земли, парня перевернуло. Он вскрикнул, а лицо уткнулось в коричневый китель. Тут он понял, что васпа догнал его, закинул на плечо и тащит назад. Он попытался вырваться, в ответ его придавили так, что кишки поползли искать путь наружу. Казалось, васпа летел, настолько быстро мелькали его ноги. Через полминуты тряска прекратилась, Сашу сгребли в охапку и как куль швырнули в прямоугольный вход. Он ударился спиной о ступени, кто-то схватил его за штанины и поволок дальше. Черепом он сосчитал все ступеньки на нижней половине лестницы. Потом его поставили на ноги. Саша огляделся: он стоял в невысоком трапециевидном туннеле, над его головой горел тусклый светильник-тарелка. Каждый метр были укрепления: два наклонных бревна-стойки и соединяющий их верхняк. Коридор был полон васпов, они стояли неподвижно, как манекены, и казалось, прислушиваются к буре наверху. Из другого конца коридора раздался крик, Саша узнал голос Иминай. Васпы, как один, развернулись и бросились туда, парень побежал следом. Они высыпали в круглое помещение, освещённое тремя тарелками. В пять сторон от него расходились туннели. Посередине стоял Василик и удерживал извивающуюся девушку, она уже не отбивалась, но продолжала кричать. Вдруг она затихла и обмякла.
– Ими, Ими!
Илана подняла ей веки – глаза закатились, нащупала пульсирующую жилку, но тут Иминай очнулась:
– Кир…Лемех закрутил его и отшвырнул куда-то. Он ранен, потерял сознание – я его не чувствую.
Она уже твёрдо стояла на ногах, но Василик всё равно не выпускал её из объятий.
– Лемех ушёл, – сказал кто-то из васпов.
– Кяти, Кяти, – позвала Иминай.
Кошка тут же прибежала откуда-то и стала тереться о ноги хозяйки. Девушка присела, взяла её на руки и посмотрела в янтарные глаза. Кошка спрыгнула на земляной пол, юркнула мимо ошарашенного Саши. Васпы развернулись и кинулись в коридор, из которого две минуты назад выбежали в зал.
– А куда они?
Иминай глянула на парня так, что ему захотелось куда-нибудь деться.
– Кира искать.
Только сейчас до него дошло, что в подземелье за ним никто не вошёл. Он развернулся и побежал за васпами.
На поверхности увидел, где распался лемех: между ручьём и ульем лежала десятиметровая в поперечнике плюшка из травы, сучьев и веток. Саша прикинул, что высота этой подушки метр двадцать-метр тридцать, а значит это был не малыш, а где-то младший школьник. У Саши запоздало затряслись колени. Тем временем васпы расходились от входа всё расширяющимся кольцом, они принюхивались и оглядывали деревья и кусты. В центре стояли друзья, Василик поддерживал под локоть Иминай, Клим и Илана напряжённо всматривались в лес. Где-то в лесу, с северной стороны, мяукнула кошка.
– Нашла! – крикнула Иминай и кинулась на звук.
Кира нашли быстро, его придавило сваленной лемехом сосной. Васпы приподняли и оттащили ствол. Саше стало дурно: грудную клетку справа от грудины пробил обломившийся сук, острый, как обструганный кол. Пятна от крови в первый момент он не заметил, а потом понял, что китель насквозь промок. Илана, которая уже сидела рядом воскликнула:
– Жив!
– Ах, ты таракан, – попытался пошутить Клим.
Когда Илина начала осматривать Кира, тот застонал и очнулся. Она что-то тихо спрашивала, прикасаясь то к конечностям и груди.
– У него переломаны рёбра, ноги, левая рука, но это ерунда. Гемопневмоторакс, спадение правого лёгкого и, похоже, деформация левого.
– Что? – спросил Саша.
– В лёгком кровь и воздух.
– И?
– Он умирает, – выдохнула Иминай.
– Но васпы живучи, как не знаю кто, – возразил Клим.
– Вы забыли, сколько ему лет, сорок для васпы — это очень много. У него почти нет резервов крови.
– Наечка, почему ты так уверена?
– Королева чувствует своих ос.
– Его в «Северин» надо, всё оборудование там, – сказала Илана.
Васпы обступили их плотным кольцом.
– Ч-что происходит? — пролепетал Саша.
– Они не понимают, почему я хочу его спасти, — вздохнула Иминай.
– Не хотят? — удивился парень.
– Не понимают, старая Королева считала рабочих особей расходником.
– И?
– Удивляться они могут – сколько хотят. Времени в обрез. В кокон его.
– Что? – не понял парень.
– Помолчи! – прикрикнула Илана на Сашу и снова обратилась к Иминай: – Васповакцина?
– Нельзя, это активирует развитие имаго, как и протовещество. Только вакцина ксилокопы.
– И что это получится? У них же разные геномы.
– Не знаю, что получится, но так он точно умрёт. Выдирайте сук и быстро в лабораторию.
Саша несмело подошёл к Киру и заглянул в его мутнеющие глаза.
– Спасибо.
– Королева назвала тебя другом, я не мог иначе.
Сук вышел из тела, Кир забулькал, изо рта пошла кровь. Васпы переложили сородича на импровизированные носилки и понесли в подземелье. Саша со слезами на глазах, проклиная собственную глупость, поплёлся следом.
Носилки с Киром осторожно спустили в подземелье, потом пронесли мимо каких-то закрытых дверей, и наконец Иминай жестом остановила процессию из двух васпов, несущих раненого, и Саши. Она отперла какое-то помещение и включила свет. Саша остановился на пороге, раздумывая, стоит ли заходить, но любопытство пересилило. Посреди большой комнаты с дощатым полом, стены и потолок которой были обшиты пластиковыми панелями, стояло три деревянных стола: два из них были заставлены лабораторной посудой (пустой и с какими-то реактивами), хирургическими инструментами и ещё какими-то приспособлениями, Саше совершенно не знакомыми; третий пустовал, на него и положили Кира. Потом взгляд скользнул в дальнюю часть комнаты – парень застыл с открытым ртом – там стояло нечто, чему он не мог подобрать названия: массивное круглое основание, из которого высовывалась стимпанковская смесь зубчатых колёс, рычагов и тяг, над ним была платформа с треножным основанием, поддерживаемая двумя ажурными фермами. И всё это увито жгутами проводов, гофрированных трубок, тросов. Над платформой нависало нечто, напоминающее металлического паука, подобравшего под себя суставчатые лапы, брюхом металлическое членистоногое опиралось на телескопическую трубу, входящую в основание сбоку от платформы. А дальше, у самой стены, стоял огромный аквариум, заполненный желтовато-зелёной жидкостью. Сверху он был закрыт пластиковой крышкой, сквозь неё, через резиновую манжету, внутрь проходил пучок трубочек и каких-то проводов с датчиками на концах.
Кто-то пихнул Сашу так, что он нашёл опору в ближайшей стене. Парень сполз на пол и оглянулся – у двери стоял Гор и ещё двое васпов, с медицинскими ящиками из «Северина». На него никто не обращал внимания – они смотрели на Иминай, видимо, получали какие-то указания. Шаманка вышла. Тем временем Илана делала Киру уколы.
– Я на анастезию, – сказал один из вошедших, седой и ссутуленный.
– Я буду оперировать, – скрипнул Гор.
– Ты много операций провёл? – спросила Илана.
– Мною сшитых на две роты хватит.
– Хорошо, что у нас, ты видел.
Тот кивнул и сказал:
– Сначала, займёмся лёгким. Надо вытащить обломки рёбер, зашить рану, затем ввести дренаж и начать откачивать кровь и воздух.
– Но вообще-то…
Он не дал Илане закончить.
– У васпов другая анатомия и физиология, я – знаю.
– Тогда бери командование на себя.
– А этот что здесь делает?
Илана обернулась:
– Саша! Немедленно выйди из операционной.
Он без пререканий вышел в коридор. Когда поднимался, достал пачку, но закурить не успел, около входа его встретил Вацлав:
– Пойдём.
– Куда?
– К «Северину». Сам пойдёшь или тебя понести?
Саша глянул на пилота, тот смотрел ему в глаза; лицо Вацлава и так-то заставляло содрогнуться, а сейчас парень просто опустил голову.
– Сам пойду, – он чувствовал себя пятиклассником, которого ведут к директору.
На трапе вертолёта сидела Иминай, а на земле – Клим с Василиком.
– Садись, – сказал Штрудофф, – рассказывай.
Саша сел и рассказал всё как есть. И про догадку, и про то, почему он к метеоплощадке побежал.
– Учёный на всю голову, твою мать, – подытожил Клим.
– Ребята, простите.
– У Кира прощения просить будешь.
– Нет, Клим, – возразила Иминай. – Он просто не поймёт, о чём ему говорят. Я считаю Сашу нашим другом, поэтому Кир не мог поступить по-другому: если осу прижали — она жалит, если Королева к кому-то хорошо относится — его надо защищать – это инстинкт, тут ничего не поделаешь. Если бы там оказался другой васпа, он поступил бы так же. А вообще, ребята, рано рассуждать, ещё не понятно, выживет он или нет. Его сейчас Илана с Гором по кусочкам собирают.
– Но они же не медики, – удивился Саша.
– А что, у нас выбор есть?! – спросил Штрудофф.
Василик положил другу ладонь на плечо:
– Климка, не нервничай. Не поможет сейчас.
– На самом деле, – Гор — хороший полевой хирург. В его практике довольно сложные случаи были.
– Откуда ты знаешь? – спросил парень.
– Видела, – посмотрела на непонимающую физиономию метеоролога и пояснила: – Видела, не то, конечно, слово… Я знаю прошлое каждого из них, они не могут мне врать или что-то утаивать. Впрочем, и они в курсе всех моих переживаний. Ну, ладно, мы, собственно, не тонкости отношений в гнезде пришли обсуждать. Скажи-ка нам, Саша, как единственный в мире специалист по лемехам, куда нам переставить «Северин»? В этот раз нам несказанно повезло, что вихрь прошёл стороной, а в следующий — кто знает…
Саша аж надулся от гордости. Единственный в мире специалист — это ему понравилось. После недолгих обсуждений было решено переставить вертолёт за ручей, поскольку его русло почти совпадало со средней линией аномалии, до которой лемехи не докатывались.
(декабрь 2892 — январь 2893)
Мы по уши в трусости и бессилии, от рождения старики,
Сидим, как коты Базилио, напяливши тёмные очки
Олег Медведев
Саша открыл глаза, Грася ещё спала. Он долго смотрела на её личико, слушал дыхание. Потом встал, сунул ноги в тапки, накинул куртку и вышел на балкон. Несмотря на то, что уже было девять утра, двор был пуст – суббота, что сказать. Было пасмурно и тепло, выпавший накануне снег осел, а на дорожках его не осталось вовсе. Саша закурил, потом заметил черного пса, семенившего через двор, проводил его взглядом и поперхнулся. У стены противоположного дома, где снега лежало ещё много, шла цепочка следов босой правой ноги размера эдак шестьдесят-двенадцатого, заканчивалась она вытоптанной надписью «Время платить». Низ живота свернулся от липкого страха.
На следующий день позвонила Илана:
– Саша, приветики!
– Привет, – упавшим голосом ответил он.
– Я сейчас назову тему диплома, от которой ты придёшь в восторг!
– Что?
– «Причины зарождения ураганов класса «С» «Сухой лемех».
– Чего?
– Ну, я не знаю, как там у вас, метеорологов, это правильно прозвучит. Короче, про аномально тёплую зону в Даре всё читал?
– Конечно.
– Это же ты первым выступал с докладом, что лемехи рождаются на стыке двух областей?
– Ну, я. Но меня никто не поддержа…
– В общем, Саша, иди завтра к Змею Горынычу, и требуй, чтобы тебя снарядили в Дарский курорт, на измерения зимней атмосферы. Материал для диплома, да что там, для будущей кандидатской получишь!
Он задумался, потом представил физиономию своего научрука Иззмелия Горковича:
– Заманчивое предложение, только Горыныч пошлёт меня куда подальше.
– Ничего, мы тебя поддержим!
– Ну, не знаю…
– Ты подумай. Кстати, от Иминай тебе привет. Она уж больно хочет, чтобы эта экспедиция состоялась.
Саша стоял, слушая гудки. Похоже, время платить действительно пришло.
«Северин» рокотал над Даром, винты рассекали морозный воздух – казалось, что они режут воздух на длинные полоски, рассыпающиеся инеем. Солнце-художник превращал пятна замёрзших озёр и ленты скованных рек в сияющие элементы таёжного узора. После недавних снегопадов деревья стояли в толстых белых шубах. Клим вел вертолёт, Илана сидела в кресле второго пилота, оба были в шлемофонах. Пилот отпускал шутки и сам над ними ржал, не давая возлюбленной заскучать. Та просила его нажать кнопку «mute» и дать ей поспать. Клим говорил, что желание женщины — это закон и пять через минут выдавал очередную остроту. Василик и его шаманка сидели, держась за руки, и молчали. Саша устроился в самом дальнем кресле и пялился в стекло. Таёжные красоты, а точнее, навеваемые ими размышления о том, что будет, если вдруг вертолёт сядет, а взлететь не сможет, быстро утомили южанина, и мысли потекли в другую сторону.
«Странная всё-таки история получается. Итак, Свартмель возвращается из первой картографической экспедиции, его тут же посылают во вторую, это где-то середина июня. Летят они таким составом: Свартмель, Штрудофф, Илана и пилот этот, как его… Сибенич. Вертолёт попадает в лемех, брякается в аномалию, при падении что-то в нём ломается, а там зона радиомолчания. Штрудофф и Сибенич идут на заимку, в каком-то немыслимом количестве километров, за запчастями. На обратном пути на них нападает медведь, Клим с запчастью убегает, а Сибенича вроде как съели. Вертолёт чинят, улетают из Дара, седьмого июля выходят на связь, потом садятся в Ополье, заправляются. Тут к ним подбегает шаманка, говорит, что приехала с каких-то дальних северов, хочет поступить в Дербенде в Универ. Они привозят её с собой, пока летят, Василик втрескивается в дочь снегов по уши, девчонки на кафедре говорили, что он её даже замуж звал, и не раз. Затем Илана и компания начинают бегать по инстанциям, требуя дать им финансирование на поиски Сибенича. Искать зажеванного медведем пилота никому не хотелось. Тут выясняется, что в мать северной девочки родилась в Славене, и там на имя дочери стопятьсот лет назад завела счёт, на котором скопилась приличная сумма. Она снимает всё и отдаёт деньги своим друзьям, вот уж точно цивилизованный человек так бы не поступил. Штрудофф бежит к ректору и предлагает выкупить «Северин» за сумму, явно превосходящую цену этого металлолома. Ректор соглашается, на деньги от этой сомнительной сделки с добавкой универовских средств покупает подержанный СИ-6. Ну, в этот вертолёт хоть садиться не страшно. Ладно, это уже лирика. Оголтелая четвёрка загружается в «Северин» и летит по маршруту экспедиции. Две недели они ищут пилота, не находят, летят в Выгжел, где оставляют вертолёт, потом возвращаются на поезде в Дербенд, где их ждёт потрясающая новость — их друга нашли на какой-то дороге в Ополье. Свартмель и Штрудофф едут в захолустную больницу и опознают Сибенича.
Почти сразу после этого шаманка излечивает Грасю, после этого экстерном сдаёт старшешкольные экзамены и вступительные в универ на биофак. Прям кино какое-то… И что самое интересное, все девчонки от шаманки без ума, только и слышно: «А вот Наечка… А вот у Наечки…» Парни тоже конечно, но Свартмель к ней и близко никого не подпускает, даже по универу за руку водит. Может, боится, что она ненароком порчу на кого-нибудь наведёт?
В декабре они заставляют меня пойти к Змею Горынычу на поклон, – он вспомнил, как застукал Клима, скачущего по аудитории на одной ноге, обутой в бутафорскую стопу великана. – Потом святой троицей Свартмель-Илана-Штрудофф заявляются к ректору и говорят, что тут один студентик прекрасную мысль подал, мы к нему со своим «Северином» присоседиться хотим. Ректор отвечает, мол, если новый вертолёт трогать не будете, ищите спонсоров на перевозку контейнера оборудования в Выгжел и летите, хоть на край света. А Змей Горыныч, подлюка, оборудования нормального не дал. Мол, у тебя однокашники экспериментальную автоматическую метеостанцию ваяют, вот и испытаешь заодно! Вот тебе отдых на зимних каникулах…»
Тут Саша увидел то, что заставило его забыть о всех шаманах, нечистых историях и даже собственных обидах: «Вот она — колыбель ураганов!» По тайге шла неровная линия, слева от которой царствовала зима, а справа начиналось королевство вечной весны. Он прикинул, что переходная зона — около пяти километров, а дальше снега не было совсем.
«А Илана была права, летом колыбель не найдёшь. О, Илана!»
Саша сорвался со своего места, кинулся к кабине, засунулся туда, но девушка уже вовсю щёлкала затвором. Он показал большой палец и вернулся на место. Саша рассматривал тайгу: в аномалии, конечно, была самая настоящая зима, только южная — без снега. Вертолёт пошёл на снижение. Клим объявил, что сейчас будет мягкая посадка, и за переломы он не отвечает.
Саша пристегнулся, потом было ощущение, что он едет вниз в лифте небоскрёба, после финального толчка машина замерла, звук двигателя стал тише, засвистела продувка и наступила тишина. Парень потёр уши.
Клим вылез из кабины в салон, но вместо ожидаемых шуток подошёл к Саше и сказал:
– Ты, это… Не высовывайся сразу. Как скажу, спустишься.
Мужчины открыли дверь, опустили трап. Первой, к большому Сашиному удивлению, сошла Иминай, потом Свартмель, Штрудофф, Илана. Он подошёл к двери и, вытянув шею, посмотрел наружу. Иминай стояла спиной к вертолёту, перед ней в две шеренги на одном колене стояли васпы. Седые, все в шрамах, с автоматами — к горлу подкатила тошнота, а пол под ногами пополз. Один из них, с т-образным шрамом на щеке и ещё одним на подбородке протянул девушке тетрадь. И тут глянул на Сашу – в голове поплыло и свет померк.
Очнулся он в салоне «Северина», в нос бил запах нашатыря. Проступил образ Иланы, потом остальной троицы.
– Извини, Сашенька, – начала она, – надо было тебя предупредить.
Клим продолжил:
– Как-то не ждали мы, что у тебя нервы девичьи.
У Саши перед глазами встала картина васпов:
– Это вообще что?!
– Не ори, – оборвал его Штрудофф. – Твоё дело – делом заниматься, учёный тоже мне…
– Клим, не надо, – Свартмель мягко отстранил друга и сел на корточки около парня. – Саш, Дар – место необычное, он совсем не такой, каким его в учебниках описывают. Тут жизнь идёт по принципу: меньше знаешь – крепче спишь. Не пугайся, мы тебя в обиду не дадим. Ты занимайся своим дипломом, чёрт возьму, у тебя работа получится — лучшая за полвека, а вопросы – ну их. Ладно?
Саша поскрипел извилинами и кивнул, Василик помог ему сесть.
– Вот так-то лучше. А теперь запомни правила ТБ. У тебя собаки когда-нибудь были?
– Ну, да.
– Хорошо, тогда знать должен, что получается, если собака чует страх.
Парень кивнул.
– Собственно, правило первое: не бойся. Правило второе: никогда не повышай голос на Иминай. И последнее, не задавай вопросов, местное население любопытных – ой, как не любит. Всё просто: они здесь живут, а мы здесь работаем. Понятно?
– Д-да.
– Вопросы есть?
Саша обвёл взглядом стоящий рядом:
– Нет.
Клим хлопнул его по плечу:
– Соображаешь! А теперь разгружаться пошли.
Погода оказалась вполне приятной: небо было ясным. В тени, конечно, стоять было прохладно, а вот на солнце было никак не меньше плюс десяти. Солнце на небе последнего пристанища Сумерек на планете было для Саши сюрпризом, в нём поднял голову учёный, который потирал руки в предвкушении исследований. Зимние куртки оставили в салоне, мужчины переоделись в рабочие штаны и спецовки, а девушки облачились в обтягивающие комбинезоны из серебристой ткани. Когда Саша увидел Иминай и Илану, подобных стебелькам райских цветов, то их мужчины наградили его такими взглядами, что парень тут же начал разглядывать интереснейшую в мире вещь — свои ботинки.
Грузовым отсеком занялись васпы. Оборудование из салона выносили своими силами. Тут Саша отметил, что в Выгжеле оборудование в салон затаскивали сами и теперь, те ящики, которые Свартмель и Штрудофф вносили вдвоём, выносили они по одиночке, причём вообще без видимых усилий. Эксперимента ради он попробовал поднять один из вынесеных ящиков — не смог. Тут увидел, что за ним наблюдает тот васпа, что подал Иминай тетрадь. По спине пробежал холодок, и Саша поспешил скрыться в брюхе вертолёта, про себя повторяя, как мантру: «Никаких вопросов, никаких вопросов». После этого он смотрел только себе под ноги и старался не поднимать глаза.
Когда всё разгрузили, Саше показалось, то кто-то колотит палкой по ведру. Клим хлопнул его по плечу:
– Бросай ты эту дрянь, обедать пойдём.
Саша посмотрел на него, потом на коробку с деталями плювиографа, которую держал в руках. Тут до него дошло, что Штрудофф шутит. Он осторожно поставил её к остальному оборудованию, разогнулся и решил, что надо осмотреться. Его внимание привлекло пузатое каменное строение за вертолётом, отдалённо напоминавшее бочонок, накрытый фанеркой, только «бочонок» был сложен из внушительных каменных блоков, а в качестве фанерки – толстенная каменная плита. Посередине — круглая дырка. В этот момент из неё по очереди выползли три васпы в коричневых кителях, Саша тут же опустил глаза и подумал: «Улей».
– Пойдём, а то остынет всё, – поторопил его Клим.
Они прошли мимо улья, вокруг которого росли кусты (сейчас, конечно же, стоявшие без листьев). За ним была полянка, в дальней части которой стоял домик, судя по запаху и дыму из трубы — кухня. Перед домом — здоровый навес, под которым стояли стол и лавки, сколоченные из брёвен и досок. За столом сидели васпы, восемнадцать штук, четверо из них были в коричневых кителях, остальные — в серых комбинезонах. Во главе стола Иминай и Илана, около шаманки сидел Василик, а два места по левую руку от её подруги пустовали. Их-то и заняли Клим и Саша. На столе стояли миски с кашей и кружки с тёмной жидкостью, по запаху напоминающей чай на травах.
— Приятного аппетита! — сказала Иминай.
Васпы кивнули и застучали ложками. Саша выдавил из себя:
– Приятного, – и принялся за еду.
Каша оказалась вполне вкусной. Только в нос била смесь запахов меди, какой-то приторной сладости и собственного пота. Подавляя приступы тошноты, парень мужественно запихивал еду внутрь себя. Через несколько минут Василик сказал:
– Уважаемые, Ими надо поесть, мы завтракали рано утром.
– Ничего страшного, – ответила шаманка и погладила его по руке.
Саша оглядел стол, у васпов в кителях и у шаманки каша была не тронута.
– Да, давайте пообедаем сначала, – обратилась она, но к кому, он не понял.
«Командиры» принялись за еду, шаманка тоже. Обед прошёл в полном молчании, даже незатыкаемый Клим не обронил ни слова.
После обеда Саша пошёл размечать площадку для метеостанции, самое удобное место нашлось в пятистах метрах от «Северина». Оказалось, что Василик с Климом заняты по самые уши, студент вздохнул и стал перетаскивать коробки полегче к будущему месту монтажа. Когда остались только неподъёмные ящики, Саша предпринял героическую попытку уволочь один из них.
– Давай помогу, – раздался сзади низкий голос, – надорвёшься же.
Студент оглянулся и побледнел: за спиной материализовался тот самый васпа в кителе с т-образным шрамом. Теперь он смог рассмотреть монстра: на вид ему было лет сорок пять-пятьдесят, короткие тёмные волосы, карие глаза. Лицо не выражало ровным счётом никаких эмоций, потом васпа улыбнулся — Саша сглотнул и почувствовал себя яичницей на тарелке в студенческой столовой.
– С-спасибо…
Вообще-то он хотел отказаться, но васпа уже подхватил ящик, с которым ковырялся Саша, и спросил:
– Куда нести?
– Вот туда, к тем коробкам, только… – он запнулся и пискнул, глядя в немигающие глаза: – осторожнее, пожалуйста.
Когда все ящики были на месте, васпа представился:
– Кир.
– Ал… Саша.
– Что дальше делать?
– Б-будем оборудование монтировать.
Когда в руках оказались знакомые приборы, стало легче. Работали быстро, Саша старался не думать, кто ему помогает. Васпа оказался вполне сообразительным и аккуратным, ничего не тряс, не ломал, вкапывал опорные столбы и собирал лестницы. Где-то через час подошёл Клим.
– Саш, я у тебя ведро видел, дай, пожалуйста, надо остатки топлива из ресивера слить.
– Какое ведро?
– Так вот это, — показал он на открытый ящик.
Саша побагровел:
– Это не ведро, это осадкомер!
– А вот это что? — указал он на коробку, стоящую рядом.
– Плювиограф.
– Плюй куда?
Тут таёжную тишину прорезал голос Иланы:
– Клим!
Все вздрогнули и оглянулись.
– Иду-иду! Ладно, парни, похоже, мой цветочек косметичку найти не может.
Саша увидел, что Илана действительно что-то ищет около «Северина», может и косметичку, но при этом она переставляла ящики, которые он сдвинуть не мог. Память услужливо подсунула воспоминания о том, как Грася таскала его на руках вдоль путей.
– Дальше что делать? – голос васпы вывел его из ступора.
«Никаких вопросов — спасительная формула для жизни и мозгов», – усмехнулся про себя Саша.
До самого отлёта парень перемещался по маршруту «Северин»-метеостанция-столовая-туалет. Отклоняться от протоптанных тропок боялся панически, хотя «местное население» вело себя спокойно, даже дружелюбно, если можно так выразиться. На второй день васпы собрали будку, в которой Саша установил центральный компьютер, собирающий информацию от всех самописцев, а после они помогли наладить систему бесперебойного питания, состоящую из аккумуляторов и ветрогенератора. Из васпов с ним разговаривать только Кир, которому было интересно понять, зачем нужна метеостанция. К большому удивлению Саши, считавшего их туповатыми вояками, которые мечтали только о том, как бы урвать сладкого или бабу, летописец (так себя именовал Кир) обладал острым умом, наблюдательностью и склонностью к философским размышлениям. Однажды за завтраком он попросил своих сородичей рассказать метеорологу, что они знают о сухом лемехе. Саша даже не знал, как его отблагодарить — столько информации свалилось на него. Но тем не менее, сам вопросов он не задавал, решив, что принцип: они тут живут, а мы тут работаем – то, что доктор прописал.
Из обрывочных наблюдений он понял, что васпы активно строят жильё и имеют планы помогать учёным. Две вещи не давали ему покоя. Первое: похоже было, что вся троица её друзей прошла тот же обряд, что и Грася – все они обладали нечеловечески острым слухом и были сильны, как васпы. Его даже не очень волновал вопрос «как», больше беспокоило, чем это может обернуться. Но все трое были бодры и не выглядели несчастными, даже наоборот. Поэтому в конце концов он перестал беспокоиться по этому поводу: мол, делай, что тебе говорят и будет тебе хорошо. Второе – отношения шаманки и васпов. Он не раз замечал, что двое-трое таскаются за Иминай, как телохранители. Но в какой-то момент до него дошло, что они делают это просто из удовольствия — охранять девушку было не от кого. При этом глаза у них были… мутными, что ли. В качестве гипотезы он принял такой сценарий: во время поисков Сибенича оголтелая четвёрка нарывается на диких васпов, а шаманка находит с ними общий язык, и в обмен на обещание завозить продукты и прочие полезные вещи васпы соглашаются помогать учёным. Он отдавал себе отчёт, что звучит это бредово, но лучшего объяснения придумать не мог.
Потом молодой учёный ушёл в работу настолько, что даже не мог толком сказать, а что делает Иланина компания. Периодически Василик помогал ему с замерами, давая возможность поспать лишние час-полтора. Клим и Илана отсняли всю границу колыбели, избавив его от надобности наматывать километры по лесу. Когда Штрудофф сказал, что отлёт через два дня, Саша несказанно удивился.
Васпы провожали «Северин» так же как и встречали: в две шеренги, стоя на одном колене. За месяц Саша привык к их мимике и удивился, когда понял, что они все как один, хмурые. Когда вертолёт летел прочь от дарского курорта, Саше стало грустно – всё-таки плодотворный получился месяц. «Как там метеостанция без меня будет? – подумал он почти как о живом существе. – Вот всегда так: сначала проклинаешь эти замеры через каждые три часа, а потом как будто не хватает чего-то. И что же мне делать после возвращения в Дербенд? Бежать в полицию? К военным? Рассказывать, что в Даре есть поселение диких васпов? Ну, допустим, мне поверят, зашлют туда кучу вертолётов и разбомбят всё к чертям, а потом зачистки, закрытые границы Дара. И не видать мне тогда колыбели ураганов… Хм, а если такое поселение не одно? Этих разбомбят, а остальные мстить отправятся… И искать нас с Грасей долго не придётся, – в голове всплыли статьи о том, как васпы издевались над своими жертвами. – А может, ну их, кому плохо от того, что эти васпы живут в глухой тайге? Может они исправились даже, вон две какие красотки целый месяц рядом крутились – и ничего. Ладно, лично мне они работать не мешают, даже наоборот. Не трогай лихо, пока оно тихо – целее будешь».
Он глянул на Иминай, шаманка улыбнулась ему так, будто прочла его мысли.
(конец сентября 2892)
А мельница мелет декабрьской ночью
Луна поливает Шварцвальд серебром,
Сегодня приедет Хозяин уж точно,
На шляпе сверкнув петушиным пером
Тим Скоренко
Столовая стремительно пустела: девочки-экономистки походя строили глазки мальчиками постарше, первокурсники с матфака чуть не вынесли в коридор степенного профессора-химика, а ватага свеженабранных биологов тащила Васю (пластмассовый скелет, наряженный в мантию и академическую шапочку), который весь перерыв сидел во главе стола.
Этот поток не унёс с собой только одного человека –- сухощавого юношу в белом халате, который сидел, оперев голову на кулаки, над нетронутой тарелкой супа. В столовую вошла весёлая компания: двое молодых мужчин и две девушки – и направилась к нему. Парень будто ослеп и оглох. Тогда один из подошедших, тряхнул гривой иссиня-чёрных волос, подмигнул остальным, наклонился над парнем и гаркнул, подражая голосу генерала на параде:
– Студент пятого курса Славко, па-ачему не на лекции?!
Кажется, вместе со студентом подпрыгнул и стул, а его очки со страха чуть не убежали под стол. Парень поднял ошалелое лицо, потом выдохнул:
– Ну, Клим…
Тот захохотал, а стоящая рядом стройная девушка с длинными русыми волосами сказала:
– Саша, приветики!
Парень слабо улыбнулся и сказал:
– Привет, Илана.
Потом пожал руки Климу и Василику. Василик приобнял вторую девушку, тоненькую, с миндалевидными карими глазами и лицом, подобным лунному цветку, и представил её:
– Иминай.
– Очень приятно, Саша, – сказал он и протянул руку, потом сообразил, что делает что-то не то.
Клим рассмеялся. Иминай улыбнулась, а парню показалось, что в окно заглянуло солнце.
– И мне приятно.
Илана пристально посмотрела на него, а потом сказала друзьям:
– Вы, ребята, идите пока столик займите. Клим, мне только салатик возьми, я на диете.
– Есть! – он прижал одну руку к макушке, другой отдал честь и строевым шагом отправился за разносом, Василик и Иминай пошли следом.
Девушка села за стол. Саша спросил, кивая головой на её подругу:
– Это та девушка с севера?
– Да.
– И правда, необычная. Внешность, я имею в виду, сразу видно загорскую наследственность.
– Уже наслышан?
– Весь универ про вашу экспедицию говорит.
– Что ж ты, молодец, не весел, что ж головушку повесил?
Саша не ответил, только голову опустил.
– Ты знаешь, что такое хорионкарцинома?
– Конечно, это ж… – тут Илана побледнела. – Грася? Ей же только девятнадцать?
– Наследственность. Вчера на приёме, как услышала, заистерила, схватила свою карту и бежать из больницы. Прибежала ко мне, домой даже звонить боится, в полном неадеквате. Сегодня мне кровь с носу надо было на кафедре появиться, запер её, всё острое попрятал.
– Саша, ты дурак, что ли?! Иди домой, к чертям кафедру. Знаешь, что… Я тебе ближе к вечеру позвоню, у меня вариант один есть.
Следующие события, а точнее застрявшие в памяти обрывки он запомнил на всю жизнь. Илана позвонила вечером, то, что она сказала, было похоже на бред, но всё же влюблённые схватились за эту призрачную надежду. Собрали рюкзаки, пошли на вокзал и сели в электричку, про которую им сказала Илана. Ехали около двух часов, Грася сначала плакала, прижавшись к своему парню, а потом уснула. Сошли они на полустанке, где не было даже перрона. Когда электричка ушла, в лесу замигал фонарик. Саша видел, что Грася от страха готова опять сорваться в истерику, потому схватил её за руку и потащил по тропинке. Огонёк то и дело вспыхивал впереди, сначала они шли по тропинке, потом продирались сквозь кусты, спускались и выкарабкивались из оврагов. В конце концов они увидели, что впереди горит костёр, когда добрались до него – замерли. Около полыхающего метрового шалаша было что-то вроде ложа из брёвен, а перед костром стояла она… Саша сначала не признал Иминай, настолько это существо не было похоже на девушку-цветок, с которой он познакомился сегодня. На ней был балахон с широкими рукавами, перехваченный на талии широким поясом, длинные волосы развивались по ветру – что-то потустороннее свозило в облике и движениях.
– Всё-таки решились.
Саша сжал руку девушки, боясь, что та рванёт во тьму лесной чащи.
– Да, – он постарался придать своему голосу твёрдость.
Грася прижалась к нему и закивала.
– Помните, шаман ничего не делает просто так.
– Чего ты хочешь взамен?
Она подняла верх три пальца:
– Вералты алтэл: обещание, действие и подарок.
Костёр разгорелся ещё ярче, теперь парень и девушка видели лишь силуэт, сотканный из тьмы.
– Я согласен!
– Глупо соглашаться, когда не знаешь, чем заплатишь.
– Если Грася умрёт, я не переживу этого!
– А ты согласна?
Девушка почувствовала, что темнота смотрит на неё, прижалась к родному плечу ещё сильнее и ответила:
– Д-да.
– Что ж, по рукам.
Она сделала к ним несколько шагов и протянула руки ладонями вверх. Ребята ударили по ним, скрепляя договор. Иминай подошла к костру и позвала их. Они несмело приблизились. Саша заметил, что на поясе висит длинный нож с костяной рукояткой. Она вынула его из петли и сделала глубокий надрез сначала на запястье девушки, потом парня. Те, будто парализованные, смотрели на вытекающую кровь. Шаманка сказала немного нараспев:
– Итак, обещание: вы никому и никогда не рассказывайте о том, как ты излечилась. Действие: вы оба при первой возможности переедете в Выгжел. А подарок сделаешь мне ты, – она указала ножом на Сашу. – Я заберу твою душу. А теперь пейте. И вот мой совет тебе, девочка: не суйся в больницу, если не хочешь остаток дней провести в военной спецлаборатории.
Она подняла с земли две деревянные пиалы и подала им. В нос ударил травяной, отдающий болотом, запах.
– До последней капли.
Ребята, давясь, начали глотать горький настой.
За правдивость остальных воспоминаний Саша поручиться не мог. Иминай помогла Грасе устроиться на ложе, вернулась и провела ножом ему по горлу, а затем остриё сверкнуло над его головой. У шаманки в руках появился светящийся сгусток, который она бережно понесла к костру. Потом в мутных всполохах памяти мелькал ритуальный нож, бубен, танцующая Иминай, какие-то светящиеся бабочки (и это в конце сентября), тело Граси, сводимое судорогами, и мерцающие бесформенные образы в воздухе.
Очнулись они через полутора суток в кустах около путей. Рядом стояли их рюкзаки. Грася чувствовала себя отменно, чего нельзя было сказать о её друге, который переживал тяжелейшее похмелье. Он глянул на запястье девушки — чистое, а вот у себя обнаружил саднящий порез, позже превратившийся в шрам.
За час, который они ждали электричку, выяснили, что щуплая Грася может шутя носить на руках своего возлюбленного и слышать стрекотание белок далеко-далеко в лесу. Девушку перемены напугали чуть ли не до обморока. Надо сказать, что шаманка выполнила своё обещание: Грася была здорова и вообще ничем после этого не болела, даже не простывала. Слух со временем притупился, а вот физическая сила осталась – правда, она принципиально не поднимала тяжести больше трёх килограмм. О причинах своего излечения девушка постаралась забыть.
Вскоре жизнь потекла своим чередом. Саша сделал Грасе предложение, через месяц с небольшим они поженились. В универе Саша избегал встреч с Иланиной компанией, и до поры до времени они не обращали на него внимания.
Не пеняй на судьбу, юный мой друг,
Каждый сам выбирает путь свой и круг,
Все дороги открыты на шаре земном:
Кто-то жёрновом станет, а кто-то зерном.
Лышко Лютенвальд
Саша открыл дверь своим ключом — знаком особой милости дома Штрудофф, такие ключи у были всех близких друзей и у таких, как он. Зашёл в прихожую, положил на трюмо диск. Маленький мальчик, живущий в глубине его души, будто дёрнул его за рукав и предложил: «Давай убежим?» Он вздохнул: за всё в этом мире надо платить и от этого убежать не получится. Повесил пальто, сел на пуфик, обитый золотистым флоком. Ему показалось, что он провалился в прошлое лет эдак на пятнадцать, и сейчас Илана выпорхнет из кухни, принеся с собой запах выпечки:
– Ой, Саша, приветики! Ты как раз к чаю.
Он вздохнул ещё раз, снял ботинки. Потоптался около зеркала, пытаясь пригладить заметно поредевшие вихры. С той стороны на него смотрел узкоплечий кандидат наук, очкарик с грустным взглядом и чуть виноватой улыбкой. Он и его двойник из Зазеркалья взяли по диску и отправились в противоположные стороны.
Из кабинета послышался мужской голос:
– Саша, здравствуй, проходи.
Учёный открыл дверь и вошёл в длинную комнату. Вкус у хозяина кабинета был странным: бархатистые тёмно-зелёные стены и такой же потолок, на ковёр с плотным ворсом цвета кофейной гущи, тяжёлые, будто сотканные из бурых водорослей, шторы. На стенах висели фотографии, сделанные Иланой, в основном пейзажи Дара, а так же вышитое ей пано: Иггдрасиль с сопутствующими персонажами — подарок сыну на совершеннолетие. Сам хозяин кабинета, юноша в строгом костюме сидел перед окном за тёмно-коричневым столом. У стены стоял старинный книжный шкаф, на торце которого висел предмет зависти многих музыкантов – «Кремона», гитара, пережившая приход Сумерек. Саша подошёл ближе, юноша поднялся и пожал ему руку.
– Здравствуй, Ясень. Не заставил ждать?
– Нет, что ты, я сам только что пришёл, даже переодеться не успел.
– Вот, – протянул он диск.
– Давай посмотрим.
На экране появился Саша. Он сидел за столом, на котором лежала уже успевшая наделать шума книга Златы Залевска. В руках он без конца вертел карандаш.
– Здравствуйте! Сегодня я прочёл книгу некой пани Залевска «За тридяветь», – он запнулся. – «За тридевять земель». И поэтому, как коллега и близкий друг людей, о которых идёт речь в этом, не побоюсь этого слова, художественном произведении, хочу сделать заявление для прессы. Меня глубоко возмутило перевирание и подтасовывание фактов, очернение имён прекрасных учёных и, в конце концов, просто честных людей, которые не жалели сил для исследования и осваивания территорий Дара.
Он открыл книгу на первой странице.
– Пани Залевска пишет во вступении, что основой для её работы стали в том числе и мемуары Василика Свартмеля. В это я готов поверить, ибо Василик действително писал мемуары, я лично видел эти записи. Читаем дальше, цитирую: «С Иминай Вынтэнэ мы впервые встретились на похоронах профессора Свартмэля». Между прочим Иминай Вынтэнэ, после того как вышла замуж почти двадцать лет назад, носила фамилию Свартмель. И уже несколько месяцев находиться в экспедиции, по возвращении из которой её ждёт сокрушительная весть о смерти её мужа. Не знаю, с кем разговаривала пана Залевски, но либо это какая-то путанница, либо чья-то злая шутка.
Он глотнул воды, поставил стакан и продолжил:
– Не берусь судить о художественных достоинствах этой, с позволения сказать, фантастики, но давайте посмотрим на текст объективно. Илана Поленз — биолог, прошедший не один десяток экспедиций, прекрасный стрелок, человек с крепкой нервной системой и ясной головой. Я лично могу припомнить с десяток забросок в Дар, где мы жили бок о бок по месяцу, а то и больше. В книге это истеричная девица, которая в ЭКСПЕДИЦИЮ! Берёт с собой ЧЕМОДАН кружевного белья. Вацлав — простой пилот-механик, который понятия не имеет о составлении карт, вдруг оказывается начальником картографической экспедиции, которую снаряжает Университет, а Василик — светило науки, ведёт себя как… Просто слов не хватает.
Он перевёл дух и закончил:
– В целом, я надеюсь, что пани Залевска возьмётся за ум и соскребёт остатки совести, изымет тираж и принесёт извинения родственникам людей, о которых взялась писать.
Экран почернел. Ясень сидел, задумавшись. Саша топтался рядом. В конце концов, юноша изрёк:
– Хорошо, – потом добавил: – Молодец, Саша, постарался. Можешь отправлять на телевидение. Кстати, как твоя внучка?
Саша потёр грудь – кольнуло сердце.
– Всё хорошо, растёт.
– Ну, давай, до встречи.
Саша вышел из дома и поплёлся к себе. Его опять втянули в непонятную авантюру в качестве мальчика для битья. Он вспомнил лица оголтелой четвёрки: Иминай и Василика Свартмель, Иланы и Клима Штрудофф, – тех, с кем судьба связала его крепкими, как нити кокона, узами. Перед глазами встало обезображенное шрамами лицо Вацлава, точнее, того, кто долгие годы жил по документам погибшего в далёком 2892 году пилота Дербентского Университета, собственно настоящего Вацлава Сибенича он никогда не видел. Да и смерть профессора Свартмеля была лишь очередной мистификацией. Саша так и не разобрался до конца, кто же они такие: суперлюди или генные гибриды, – были они посланниками неба или спутниками господина с петушиным пером. Он надеялся, что вся четвёрка собралась в Загорье около таинственной Двери. Что это такое — он не знал, да и не хотел знать, жизнь и так взвалила на него тяжкую обязанность — прикрывать тылы уходящим тайнам.
Он усмехнулся, Злата Залевски (наверняка приятная девушка с хорошей фигурой) на самом деле уверена, что ей в руки попали подлинники документов, отражающих страшную правду. И писала она, скорее всего, с мыслью, что откроет глаза обществу. Да, мемуары Свартмеля действительно существуют, только лежат они в столе у Ясеня Штрудоффа, и, если и будут опубликованы, то не в этом тысячелетии. В общем-то, на каком дереве созрела чудная посылка, содержащей кипу бумаг, по которой писала свою книгу Злата, он тоже не сомневался. Саша пожалел бедную девушку, которая оказалась такой же пешкой, как и он, в игре таинственных сил, уходящих корнями в прошлое Дара.
«А что, – подумал он, – может, мне тоже мемуарами заняться. Хоть какой-то значимый след в истории оставлю. Ух, тогда все они за моей рукописью охотиться начнут!» – он зло усмехнулся, а потом увидел, как тени от веток сложились в добрую улыбку Иминай, которой он был обязан жизнью своей жены, своих детей, а теперь и внуков. Саша сгорбился и пошёл домой.