Андрей Дмитриевич вынырнул из чёрной мглы сонного омута от настойчивой телефонной дрели. Звонила жена.
— Не занят? — услышал он стальные нотки.
— Есть какая-нибудь информация? Что-то надо сделать? — ещё с затуманенным мозгом скороговоркой проговорил он. — Я совершенно свободен!
— Андрей, сядь и определись поконкретнее: ты совершенно свободен или уже никому не нужен? — последовал ответ, и абонент отключился.
Прокурор набрал сына. Связь отсутствовала.
В груди затаились тяжесть и глухая бездумная обидная пустота. Чертов фашист, устроивший дурацкие исследования; малолетний идиот, внушивший себе, что он робот; Ванька, скоро университет закончит, а всё как ребёнок. Ребёнок… это тёща виновата, что мужика из парня не сделали! И Наташка стерва.
Он открыл дверь машины и, кряхтя, вылез. Было шесть утра. Солнце только начинало свои работы по дополнительному подогреву так и не остывшей за ночь земли.
Рядом с палатками шевеления не наблюдалось. Попаданцы ещё спали.
С трудом, прокурор на негнущихся, после вчерашней дикой гонки по серпантину, ногах спустился к воде.
Пройдя между можжевеловыми кустами, напоминающими сосны-недоростки, расстелившие свои колючие ветки по гальке, он оказался на берегу огромного водоёма, край которого терялся где-то у кромки далёких гор, в ещё не до конца рассеявшемся утреннем тумане. Меньше всего это мокрое зеркало напоминало озёрную спокойную воду, скорее штиль на море. Светило, отражалось от прозрачной глубины, преломляясь выстреливало многочисленных солнечных зайцев по округе, отчего окружающий мир казался растворённым в этой синей зелени побережья и зелёной сини вод. Белые полотна облаков, расстеленных над горами, завершали картину.
— Айвазовский, мля — сообщила миру Прокуратура.
Затем он неторопливо разделся и, поправив слегка помятые за двое суток сидения белые боксеры, торжественно вошёл в воду.
«Что ты хочешь от жизни, Андрей? — бубнил он, совершая заплыв, — Домик у этого моря и настоящую женщину… А ещё Ваньку! Где скотину носит! Ну, объявитесь, мальчики…».
В душе было погано, как от выпитого в юности «Солнцедара», смешанного со светлым разливным и полулитром. Это состояние организм запомнил навсегда и сейчас с тщательностью допроса обвиняемого в киднепинге, воспроизводил его этапы.
Прокурор легко нырнул и, развернувшись в холодном слое воды, быстро заработал руками, разогревая мышцы, и, заставляя тело гнать кровь побыстрее и мысли подальше.
На берегу его встречала делегация. «Ванькины друзья», — тепло подумал он, вылезая по мелкой острой гальке, и, громко выражая при этом свои эмоции.
— Дядя Андрей, вы монстр! — поприветствовал его Сашка. — Это же надо, нас сразу нашли. Ванька то не объявился ещё? — и не получив ответа, тут же успокоил, — объявится. Тогда Хенрик с Ирен почти сутки телепортировались. Главное, чтоб не в Антарктиду…
Андрей оделся и пошёл к скачущим сайгаками мальчишкам. Они сворачивали лагерь.
— Сонечка, вам нравятся клоуны? — Вокруг? Или в цирке? — сообщил он резво запихивающим барахло в огромные рюкзаки найдёнышам.
Разумный Сашка остановил созидательно-разрушительную деятельность и, осмотрев спасительный транспорт, изрёк:
— Ребят, ну мы все не влезем…
***
Его напоили чаем и, после бурных обсуждений, Андрей Дмитриевич, пересыпая речь еврейскими анекдотами, бурчанием и тяжёлыми продолжительными вздохами, предложил переместиться в небольшой отельчик. Что делать с ребятами, он пока не придумал, а возвращаться к двум озверевшим «мымрам» не хотелось, от слова «совсем».
Ребята покатались по окрестностям и к обеду перевезли весь скарб к красиво заросшей диким виноградом и ползучей мальвой забегаловке, с гордым названием «Мир о Мара. Бутик отель. Эрдемит».
Там же и перекусили.
После вкуснейшего чечевичного супа, долмы и кюфты Андрей Дмитриевич не почувствовал себя свежее, но… как-то отлегло. Вернув мозгу способность думать, а организму — действовать, прокурор приступил к анализу.
— Итак, что мы имеем в минусе, — начал он. — Загранпаспортов нет, денег нет, снаряжение полупрофессиональное, качественное; как пересекли границу непонятно, Сирия рядом… Вывод для любой спецслужбы, вы — отряд террористов. Однако… Все москвичи. У всех «вышка», все малолетки. Значит не террористы, а ГРУ…
— А что в плюсе? — слаженным шёпотом поинтересовались близнецы.
Прокурор обвёл глазами лица сидящих напротив и похолодел. Перед ним сидели обычные мальчишки, без закидонов и прочих неприятностей. Дети. Опять закололо в груди, и он, внутренне собравшись, хмыкнул:
— А в плюсе с вами я, дети мои, Серый Волк…
Лёха откусил кусочек пахлавы, сделал глоток чаю из маленького смешного стаканчика и важно добавил:
— Ну, в принципе, здесь и Израиль недалеко… Дядя Андрей, я тоже анекдот знаю. — Встретились серый волк и три поросёнка. Поздоровались с хищником, а он им «Шалом, дети мои…», так что, может, и нас пронесёт, со свининой-то…
Прокурор заказал пива и, переместившись во внутренний дворик, стал наблюдать за движением дневного светила. Не смотря на внешнюю суровую браваду, он был чуток и восприимчив, умел думать и анализировать ситуацию. Пережив «лихие девяностые», время массовых чисток органов и прочие свойственные родине перипетии, он давно научился понимать и оценивать, казалось, невероятные ситуации, и, сейчас, будучи внешне расслабленным, он активно просчитывал все возможные и невозможные варианты.
Только жена, посмотрев в глаза, в которых таился ужас возможной западни, поняла бы сейчас его состояние. Но Натальи Николаевны рядом не наблюдалось. «И, слава богу!», метнулась выстрелом мысль в голове.
Пытаясь прикинуть вероятности, Андрей, к собственному ужасу, видел множество неизвестных, боялся того, что могло произойти и не знал, куда двигаться дальше. Случайно брошенная фраза про Антарктиду нарисовала в голове картину вмёрзшего в Патриарший пруд трупа, которого ломом выковыривали два дворника-узбека по весне. Он вытер потный лоб и осмотрелся.
За столиком напротив сидела, держа длинными пальцами чашку с капучино, дама. На фоне роз и гор, она выглядела какой-то неживой, как написанный пастельными красками портрет. Он посмотрел на залитые солнечным светом золотые волосы, длинную тонкую шею, высокую грудь, резко очерченную квадратным вырезом сарафана, и удивился этой хрупкой, случайно возникшей перед ним красоте. Всю свою жизнь Андрей сталкивался с уродством человеческой жизни. Смело глядя вперёд, шёл и видел грязь, черноту и изнанку. А здесь, в «Тьмутаракани мира» столкнулся с гармонией. Его не интересовала эта женщина, Андрей Дмитриевич просто сидел и любовался мягким переливом теней и штрихов на широкой, свисающей фалдами юбке и таяющими контурами тонких переходов цвета от персиковой нежной кожи, до каймы у самых щиколоток, цвета маренго.
Резкий телефонный звонок заставил вздрогнуть.
— Андрей, — моментально узнанный голос вызвал озноб. — Андрей, ты меня слышишь?
— Да, Мама…
— Андрей, где Ванечка? Наташа бросила трубку! Что там у Вас происходит, в конце концов? Ты взрослый человек, прокурор, где дети?
— Спокойной ночи, Мама, — ответил ей Андрей Дмитриевич, наблюдая, как в солнечных лучах исчезает таинственный силуэт.
Телефон разрывался повторной трелью. Он вздохнул и ответил:
— Я слушаю Вас внимательно, Мама!
В ответ раздалось шипение, и далёкий родной мальчишеский голос прокричал:
— Норм у нас всё! В Мексике мы! Матери сообщил. Ща, с пирамиды сползём, устроимся, и перезвоню!
Тающая на фоне тёмных гор светлая фигура на миг обернулась, и он узнал её лицо — лицо со старой мозаики из музея в Газиантепе!
Иван открыл глаза и потряс головой. Закрыл. Но открыв их, снова увидел перед собой всю ту же могильную сырую холодную тьму. Он вытянул руки, и сразу острая боль, пронзила затёкшее от неудобной позы тело. Парень охнул и интенсивно зашевелился, выкидывая остатки бессознательной мути из головы. Потом ощупал себя и убедился, что разбитый лоб и локоть не находятся в критическом состоянии.
— Эй, — попытался громко крикнуть он, но из горла вырвался какой-то глухой сипящий звук, который быстро угас. Набрав побольше стылого воздуха, он повторил. — Эй, кто-нибудь? Папа! Папа, ты где? Дима-а-а-а…
В ответ прямо перед ним зажглись две яркие красные точки, напомнившие лазерный прицел автомата из «экшн», или глаза одинокого вампира, жаждущего горячей и свежей людской крови.
— Я тут, — услышал он знакомый голос.
— Где? Ты видишь эти точки?
— Я тут. Это у меня зрение ночное включено. — Последовал лаконичный ответ.
— Где мы?
— Не могу определить пока. Мы находимся в карстовой пещере, приблизительно в пятидесяти метрах от поверхности земли. Связи здесь нет. Однако, есть вода, какое-то подземное озеро.
— А сколько времени мы здесь находимся?
— Около десяти минут.
— А Папа, папа где?
— Его с нами не было. В последнюю минуту перед перемещением он стоял напротив и, видимо, остался в Гебекли Тепе.
— А нас далеко унесло?
— Судя по времени перемещения, да.
— А мистер Рихтенгден?
— Справа от тебя в двух метрах. Пока без сознания.
Наконец, зашевелился и, кряхтя, поднялся, Хенрик.
Со всей осторожностью внезапно ослепших и боящихся потерять друг друга людей, они, под руководством всевидящего Димона, соединили руки и, выстроившись в живую цепь, медленно побрели за пытающимся определить направление киборгом.
Он молча шёл, не обращая внимания на темноту и отчаяние, поселившееся в душе его спутников. Дима был одержим единственной мыслью — найти выход и проложить маршрут до того момента, как его возможности исчезнут вместе с быстро падающей энергией бездумно сжигаемой на работу своего оптического имплантного преобразователя. Для полноценной оценки пути требовалась высокая концентрация излучения, в полной темноте, и Дима сжигал и сжигал килокалории из своего тела…
Через час отряд приноровился идти друг за другом. Мужчины, в полной тишине, нарушаемой только звуком капели с потолка и тихим шелестом близкой и незримой для них воды находящегося рядом водоёма, без истерик и ненужных обсуждений, шли по скользким камням осторожной походкой бывалых следопытов.
Наконец, спустя три бесконечных часа, когда силы были на исходе, и хотелось разжать руки и упасть, дав остальным уйти, оставшись в этой кромешной мгле вечной могилы навсегда, людям показалось, что стало немного светлее. Будто в мире беспросветной ночи кто-то всемогущий прибавил серой тональности в потустороннем мире, полном мрака и тишины.
Впереди шумно перевёл дыхание Дима.
— Мы находимся в семи метрах под поверхностью земли недалеко от города Вальядолид, полуостров Юкатан, Мексика.
— Чичен Ица, — благоговейным шёпотом произнёс Хенрик.
— Млять! — Сообщил миру Иван.
***
Глубокий подземный водоём мерцал фосфоресцирующим планктоном, освещая светом мертвецов уходящее вверх циклопическое сооружение. Огромная пирамида господствовала в Великой пещере. Подняв голову вверх, друзья увидели теряющуюся в бесконечном далёком далеке вершину, словно опоясанную каменной стеной, куполом спускающимся вниз к основанию и исчезающую в темноте.
— Мы у подножия самой древней части пирамиды Кукулькана. Только в начале двадцатого века выяснили, что древние майя строили пирамиды по типу русской матрёшки. А в 2006 году после проведения трёхмерной электротермографии, обнаружили эту — третью, самую маленькую. У подножия которой мы сейчас и находимся, — сообщил Хенрик.
Дима тихо перевел. Ваня пожал плечами.
Измученным парням было всё равно. Первый сжёг весь свой запас и страдал от голода, у второго немилосердно болела рука, и он, с большой долей вероятности, подозревал перелом.
Они передохнули и молча полезли вверх по скользким высоким ступеням, покрытым противным на ощупь мхом и слизью. Дима замыкал, страхуя. В момент очередной передышки Иван услышал смачное чавканье. Оглянувшись, парень увидел что-то шевелящее толстым белым полупрозрачным телом, исчезающее во рту собрата…
— Эээ, — начал было он.
— Спелеофауна, — констатировал немец. — «Gymnomus». Богаты белком.
Но Ванька встрепенулся и, охнув от резкой боли в руке, всё же спустился на две ступеньки вниз, спрашивая:
— Ты чо, совсем своими кибергизированными мозгами в тундру поехал? Мы здесь, что месяц на прогулке? Я тоже жрать хочу, но дерьмо не жру! — в этот момент он очень напоминал отца…
— Мне надо. Двадцать процентов. Энергия. Пополнить. Не запрещай, — услышал он сквозь ускорившееся чавканье.
Наконец, они оказались на верхней площадке у тёмного и мрачного входа в широкую арку. Справа и слева, в сумраке вечной ночи, какими-то отдельными мазками появлялись и исчезали барельефы птиц, ягуаров, людей — но эти тайны не интересовали сейчас даже Хенрика, ни разу не снявшего с шеи свой фотоаппарат. Он огляделся и между прочим заметил:
— А ведь каменная кладка стен сложена из идеально составленных блоков. Я могу биться об заклад, что в зазоры между ними не всунуть не то что нож, лезвие бритвы!
— Угу, бейся,— прошептал Иван. — На спор, с «Gymnomus», богатыми белком…
***
В ожидании скорого освобождения из каменного плена, Хенрик при помощи Димы, преобразовал видеокамеру в небольшой, но мощный фонарь, и теперь, слезящиеся от непривычно резкого света мощной лампы глаза, медленно округлялись от увиденного…
Внутри пирамиды приключенцы обнаружили несколько небольших помещений. В третьем, самом удаленном, находился каменный нефритовый трон по форме напоминающий лежащего ягуара. Вокруг него россыпью булыжников валялись изумруды, размером от крупной жемчужины до куриного яйца… За троном возвышалась фигура человека, держащего на вытянутых руках каменное блюдо из вулканического камня. На блюде, поблескивая неокисленным временем и сыростью сплавом титана лежал зарядник. Недостающая деталь бластера…
После непродолжительного молчания, Хенрик, с уверенностью лектора в из Голубой залы Стокгольмской ратуши, ( там вручаются Нобелевские премии), произнёс:
— Сейчас обогнув Чак Моол, мы перейдём во вторую пирамиду и затем окажемся через переходы на вершине Кукулькана в самом центре Чечен Ица.
— Запомни, сын! Главная проблема умных людей в том, что они думают, что другие тоже думают! — сообщил Иван, а Дима обернулся, проверить, нет ли рядом Андрея Дмитриевича.
Ванька оказался очень убедительным!
Хенрик вздохнул и повторил:
— В настоящее время исследована только первая пирамида «матрёшки» и частично вторая. Во второй в 1930 году в одной из комнат был обнаружен каменный трон в виде ягуара, выкрашенный в оранжевый цвет. Глаза, пятна, когти были искусно сделаны из нефрита. Данное произведение искусства хранится в музее. Считается, что на нем сидел сам Топильцин Кетцалькоатль.
— Ну это… китаец, — констатировал, несмотря на усталость и больную руку, оппонент.
За стоящим Чаком выхода не было. Но рассмотрев стену подробно, Дима решил, что кладку не закрепляли, а просто закладывали.
Через полчаса совместных усилий первый камень зашатался и упал. Впереди было пусто, тепло и сумрачно. Мрак подземелья рассеялся.
Хенрик умоляюще посмотрел на ребят и попросил:
— Вы отдохните, а мне бы часик, ещё побродить…
— Камней наберите, — рекомендовал голосом руководителя районной прокуратуры Ванька. — Димон, пойди тоже. Мелкие только бери. И не много. Не жадничай, а то заметут…
Профессор удивленно уставился на говорившего и быстро, каким-то извиняющимся тоном начал объяснять:
— Нет, нет, Вы неправильно поняли, это великое событие, открытие мирового уровня, я должен всё заснять…
— Это Вы всё неправильно поняли, мистер Рихгтенден. Молчать нам надо, в тряпочку, до скончания веков. Посодют… Дим, проводи следопыта, и мелкие берите!
Небо, без единого облака, приобрело к трём часам пополудни матово белый оттенок, от мощного реактора раскалённого и совершенно озверевшего светила, которое, немилосердно поливая землю с самого утра, превратило окружающий мир в подобие духового шкафа, с тщательно прожариваемым в нём праздничным обедом .
Мощный движок немецкого автопрома легко справлялся с проблемой охлаждения внутреннего пространства, но, когда плавно урчащие поршни прекратили преобразование энергии сжатого газа в энергию поступательного движения, и машина, наконец, заняла одно из многочисленных мест на пустовавшей без туристов стоянке, у Андрея Дмитриевича не возникло ни малейшего желания искать недостающую деталь оружия массового уничтожения.
— Может, вы быстро осмотрите свои развалины и в путь? — засомневался он, поглядывая на валяющиеся камни. — Здесь можно застрять на несколько суток, разыскивая «то, не знаю что».
Но, вздрогнув от пронзающего взгляда горящих от нетерпения глаз своего немецкого друга, прокурор покорно открыл дверь.
Жара, напомнившая родную дачную парилку с вениками, ударила в грудь, и, достав из сумки запасную футболку, попавший в очередную переделку археолог «по неволе», накрутил её на голову, и побрел за весело ускакавшими исследователями.
— Всё найдём! Всё будет! — грозился он. — Но не сразу! И не сейчас! И не факт, что у нас!
Вокруг не было никого, только одинокая табличка, с гордым английским «viewing the exhibition», звучащим двусмысленно под понятным «Exit» свидетельствовала о периодическом нашествии любителей старины.
Древний лабиринт из потрескавшихся от времени булыжников казался простым нагромождением брошенного нерадивыми строителями материала. Впереди сновали три исследователя, делающие попытки залезть в каждую трещину, и, возбужденно о чём-то рассуждающие.
Спустя пятнадцать минут блужданий по адской жаре, перед туристами, наконец, предстали первые, едва заметные на старых камнях, изображения. Хенрик был в восторге. Совершенно не реагируя на пышущие огненными горнами развалины, он судорожно нажимал и нажимал на спусковую кнопку затвора своего «Никона».
Прокурор, забравшись на камень, с высоты также довольно подробно изучил изображения странно выглядящих людей с большими носами и густыми бородами.
— Армяне, — громко констатировал он.
Дима механически перевёл. Хенрик встрепенулся и, быстро увеличив ракурс, сделал ещё несколько снимков, а потом, повернувшись к стоящему на камнях, серьёзно спросил:
— Вы уверены? Армяне появились в этих краях не так давно по историческим меркам.
— Не сомневаюсь, — последовал утвердительный ответ. — Вы долго ещё? Нам ехать и ехать…
— Посмотрите на воинов, в руках у них боевые медные топоры, скорее, это финикийцы, — не обращая внимания на призывы разума, сообщил занудный ариец.
— Ванька, ну-ка сфоткай отца и хватай фрица. Поискали и в путь. Мы здесь зимовать не станем! — Окончательно разуверившись в разуме подопечных, пришёл к выводу блюститель закона.
— Как вы не понимаете, — начал возмущаться прогретый солнцем профессор. — Мы стоим в самом истоке цивилизации. Эти камни в два раза старше английского Стоунхерджа. Они древнее египетских пирамид! Посмотрите, хотя бы на колонну со страусами, вес блоков явно превышает пятьдесят тонн, кто их воздвиг?
Длинные чёрные, изогнутые, как гигантские червяки, тени лежали на запылённых камнях. Андрей Дмитриевич подавил желание закурить, посмотрел на далёкие горные вершины и, махнув рукой, сказал:
— Вон он, ваш космонавт. Быстро к нему, исследуйте, и в машину. Это уже приказ!
***
Ринувшиеся толпой искатели, с интересом, рассматривали в глубине котлована пятиметровые столбы из известняка, украшенные барельефами животных и птиц, когда к ним присоединился пыхтящий прокурор.
— Сколько можно? — возмутился он. — Дикая жара, у нас совершенно другое задание. Димка, паразит, прибить мало, ты виноват.
На миг, южные отроги Тавра укоризненно надвинулись на говорящего, создавая тень перегретому мозгу.
Блюститель закона стоял, похожий на Прокуратора Иудеи, в красной футболке на голове:
— Собирайтесь! Поехали уже! Исследователи, мля! Вот он, ваш демон с пистолетом!
Хенрик первым подбежал к изображению.
— Если бы я не знал, что нахожусь на равнинах Месопотамии, то с уверенностью заметил бы, что фигурка типична для культуры майя.
Но он уже был в меньшинстве, ставки на продолжение осмотра стремительно опускались к нулю. Механические движения Димы и сидящий на камнях, утирающий с лица пот, Иван молчаливо констатировали окончание поиска.
Хенрик, с сожалением, обошёл несколько огромных столбов, возраст которых превышал почти на шесть тысяч лет английский Стоунхендж и, прощаясь с кусочком таинственной истории, оглянулся на изображение человека с бластером в последний раз.
Тени над его шлемом неуловимо сгустились, и в небольшом пространстве открылась поперечная выемка с чётким изображением идола с Рапануи.
***
Спустя полчаса, изнывающий от жары и бессильной ярости, Андрей Дмитриевич, фактически захваченный в плен любознательным представителем арийской расы, переманившим в свой стан единомышленниками чужих детей, молча наблюдал, как немец в сто двадцать пятый раз пытается запихнуть кулон в открывшийся взорам паз. Кулон вываливался и… ничего не происходило.
Наконец, Хенрик сдался.
Сфотографировав изображение на стелле, он бережно погладил выщербленную тысячелетиями фигурку и, постояв, в последний раз приложил к ней идола, напоследок.
Ответственный работник прокуратуры, с облегчением, вздохнул и, не пытаясь даже скрыть своей радости, произнёс:
— Наигрались, наконец? Поехали.
— Если бы была хоть малейшая надежда…— достаточно искренне начал, было, Иван.
— То мы бы всё равно уехали! — строго посмотрев сыну в глаза, осадил его отец.
— Это чистое безумие, — никого не слыша, продолжил Хенрик. — Но мне, почему-то, кажется, что должна быть кодовая фраза, и старый замок сработает…
Прокурор никогда не отличался пристрастием к модному в мире здоровому образу жизни, поэтому, возможно, возраст, небольшой лишний вес и кабинетная работа не позволили ему придушить стоящего рядом Димона, когда тот, быстро моргнув глазами, произнёс.
— Кодовое слово, в принципе, есть…
Театральное молчание на раскалённой сковороде адской равнины продолжалось недолго.
Лицо озверевшего туриста приобрело малиново- огненный оттенок и слилось с цветом футболки на голове.
— Дай сюда!
И, видя, как замялся Хенрик, уже со злостью, потянулся к шнурку на его шее.
— Давай, свое сокровище, мне оно, как собаке пятая нога на воскресной ярмарке!
Затем страж порядка повернулся к Димону и скомандовал:
— Ну, говори свой код!
«Мазат воюж тыкор мыслофак», — прошелестело над старым холмом.
Раздался щелчок, идол сам встал в паз, как притянутый магнитом, и, стоящие напротив Андрея Дмитриевича, исчезли в чёрной появившейся под их ногами пропасти.
— К-к-уда… — успел вскрикнуть судорожно оглядывающийся отец, но увидел только плотную горячую ссохшуюся почву. Тихий шелест упавшего на землю идола на тонком кожаном шнурке свидетельствовал о закрытии портала.
***
Какое-то время потерявшийся в пространстве отец бегал среди камней и глупо кричал: «Ванька, мать твою, что за глупые шутки? Дима, Дима, ты где?».
Потом, едва не наступив на серую верёвку большой гадюки, он остолбенел и начал судорожно набирать телефон. Мобильная связь с абонентом отсутствовала, и когда милый женский голос в очередной раз посоветовал перезвонить позже, Андрей набрал жене…
Через восемь часов серпантина и узких областных дорог, сделав остановку только на заправке, он, под светом одного лишь Млечного Пути, сумел найти отряд попаданцев. Сухо поздоровавшись, прокурор откинул кресло в машине и забылся каким-то обморочным сном человека, пребывающего в состоянии опустошённого одиночества. «Наверное, так бывает у собак, которые потеряли свой дом», — почему-то подумал он, окончательно провалившись в бездонный колодец чёрного сна.
Несмотря на ранее утро, в палатке было душно. Сосед Лёха завозился в спальнике, и Виктор понял, что надо выползать и додрёмывать снаружи.
Кряхтя и почесывая укушенную комаром щёку (сквозь трёхдневную противную щетину, между прочим!), парень выполз и огляделся.
Под лучами проснувшегося солнца тёмно-синие воды светились изумрудами, а бесконечная водная гладь, ушедшая за горизонт, подтверждала — под сенью потухших вулканов Немруд и Супхан раскинулось огромное Ванское море.
— Красота-то какая! — восхитился он.
Витя с трудом влез по острой мелкой гальке в кристально-прозрачную воду и, проплыв не больше десяти метров, попытался встать. Дна под ногами не оказалось, но зато его отчётливо было видно. Под пловцом медленно проплывали две рыбины, ещё ниже сновали мальки. Внизу под музыку воды сплетали и расплетали свои косы широкие листья водорослей.
Справа от Виктора послышался плеск. Он повернулся в сторону берега и увидел… кота! Деловито пощупав лапой воду и определив её температуру тактильным датчиком мягкой подушечки, кот сел на камень. Почесал ухо, видимо, размышляя о пользе утреннего купания, затем смело вошёл в воду и… поплыл!
Витя почесал глаза, не доверяя зрению. У них в семье всегда жили кошки, и ни одна из них (во всяком случае, по собственному желанию) никогда и близко бы не подошла к воде. Между тем плывущий серый хищник завернул за почти ушедшую в воду каменную глыбу, вылез на неё с другой стороны и, недобро посмотрев на зависшего поплавком студента, принялся медитировать над синевато-зелёной водной поверхностью. Уже через миг кот беззвучно… нырнул.
«Утопился!», — подумал Витя.
Котов-самоубийц он тоже раньше не видел…
Но в ту же секунду раздался плеск, и на камень упала серебристая, длиной с мужскую ладонь рыбка. Следом показался и кот.
Любитель живой природы по-тихому выбрался на берег и, выбрав на большом валуне наблюдательный пост, уселся на корточки и стал ждать продолжения.
Продолжение пришло…
Пока кот-рыболов увлечённо нырял, охотясь за добычей, со стороны одинокого прибрежного куста показалась ещё одна мохнатая голова. Стараясь не шуметь, серый зверь непонятной видовой принадлежности беззвучно окунулся в воду и быстро подплыл к камню. Миг — и рыбина, тихо лежащая на нём, исчезла в пасти грабителя, а преступник, быстро работая лапами и правя хвостом, оказался на берегу. И торопливо скрылся в кустах, даже не отряхнувшись.
Проснулся и вылез из палатки Сашка. Увидев замершего друга, он подошёл к берегу и тоже открыл рот.
Между тем вынырнувший вновь кот пересчитал добычу и… убедился в несовершенстве мира вообще и подлости двуногих прямоходящих в частности. Торопливо свернув охоту, он взял в зубы одинокую свежевыловленную рыбёшку и вновь пустился вплавь. Доплыв до берега и бросив полный презрения взгляд на гнусных двуногих воришек, ушёл.
Двуногие ошеломленно переглянулись. Отчего-то сейчас они в полной мере осознали, что чувствуют оклеветанные и напрасно обвиненные – может, потому, что шанса на оправдание у них не было…
— Чудеса! — только и смог сказать другу Сашка.
***
Тем временем, успешно преодолев за шесть с половиной часов шестьсот восемьдесят километров, спасатели приближались к Газиантепу.
Бодро прохрапевший весь путь Андрей Дмитриевич всхрапнул последний раз, очнулся и оживленно завертел головой. Смотреть было не на что, а энергичная натура требовала действий.
— Димка, сейчас приедем в город, позавтракаем и поменяемся, — скомандовал он.
— Я не устал и иду со средней скоростью сто десять. Штрафов нет,— то ли отрапортовал, то ли попытался протестовать Димон.
— Разговорчики мне, — строго скрестил брови старший советник юстиции. — За руль, Иван, на два часа, потом я, а то Третьяковка получит холст в духе соцреализма, под названием «Прокурор у Ауди, взятой напрокат, со своей конницей»…
Некоторое время все молча переваривали информацию, затем в телефоне Ивана пикнуло, и в «Сообщения» пришёл вопрос: «Вань, а откуда Третьяковская галерея получит такую картину?».
«Думаю, с Хованского *. У нас там место», — пришёл незамедлительный ответ. (вот это не поняла)
Несмотря на десять часов утра, сухой и горячий воздух тяжёлой пеленой висел над городом. На выцветшем от августовской жары бледно-голубом небе не было ни одного облачка, зато нескончаемые шеренги грязно-белых овец, никак не реагируя на сигналящие машины, неторопливо брели по дорогам при въезде в миллионный Газиантеп.
Медленно прожаривающийся областной центр в полном составе (если не считать пары автобусов с туристами и отар худеющей на солнечном пекле баранины) старался упрятаться в тень, по возможности меньше двигаться и больше пить.
При этом придорожные кафешки, как ни странно, были заняты! Выспавшийся Хенрик предложил заехать в музей мозаики Зеугма, в котором, по его словам, находилась самая большая в мире коллекция, найденная неподалёку в останках античного городка.
— Музей новый, современный, — сообщил он. — Наверняка в нём находится комфортабельное кафе для туристов, а я пока по залам пробегусь. На его открытие сам Эрдоган приезжал…
— Ну, раз Эрдоган, тогда канеш, — милостиво согласился прокурор, даже не подозревая, во что его сейчас опять втянули.
***
Сквозь ропот чёрной крови земли, вздохи и стоны клокочущего марева пламенной магмы, как тихий стук живого сердца, мелькают, перекрещиваясь и расходясь в стороны, протуберанцы огня.
— Ты действительно всегда любила меня, — вдруг складываются в звучание лучи.
— Что есть любовь? — привычно смеётся бесконечная мгла. Пульсары бегут, сталкиваются, кружатся, создавая волшебную фигуру. Танец Венеры вокруг солнца. Пиктограмма нежности.
— Наши тени хотят жить земными человечками и знать её, — тихо шепчет луч. — И ещё она — наши дети. Твоя память. Моя мысль…
Средоточие тьмы, как чёрная роза, раскрывает свои лепестки, и мгла начинает подкрадываться к яркому лучу, обволакивая его и смешно касаясь, словно слепой щенок, ищущий тепла.
— Я покажу им тебя такой, какой увидел впервые сам. Свою Палладу!
И тьма начинает хохотать…
***
— Это был достаточно современный город, — размахивая круассаном, вещал Хенрик. — Только великие мастера, сравнимые с братьями Дзукатто, могли создать «Вакханку», которую обнаружили на полу особняка. Красивая женщина.
— Смотрит, зараза, что моя тёща, как ни повернись, всё видит, — отметил сидящий напротив.
— Есть предположение, что это изображение богини, Афины Паллады.
— Ну, по мне, так вон та фреска хороша. Похожа на наш герб советский, только без колосьев. Вот, вижу я в нём огромный сакральный смысл. Серп — натуральный полумесяц, а молот — крест. Налицо союз рабочих и крестьян — как в работе, так и в вере. Как признали герб недействительным, так и пошла война на Кавказе. Карабах, первая Чеченская, вторая…
— Пап, нам ехать пора. Вон, смотри, Димон уже на языке мозоль набил. Тебя переводить — это какое терпение надо!
— Поговори мне! Ну что, по коням? Все поели? Туалет. И в машину. Вопросы есть?
Димон сделал последний глоток остывшего и ставшего совершенно безвкусным суррогатного кофейного напитка, обильно засыпанного сахаром и, прикинув настроение хозяина, решился:
— А мы сразу к озеру, или за зарядником к очиру заедем?
— Что есть очир, — вяло интересуется прокурор и осекается под настороженными взглядами. — Так, стоп. И где это ты увидел недостающую деталь?
У Димона что-то холодеет в груди, и он, боясь спугнуть впервые самостоятельно высказываемое хозяину мнение, начинает торопливо показывать фотографии из Гёбекли-Тепе. На одной из них изображён космонавт с чемоданчиком в руке и укреплённым на шлеме бластером.
— Вот он, зарядник. Сто пятьдесят семь километров до Шанлыурфа, там турецкий Стоунхендж. А оттуда — на озеро, пятьсот сорок, срежем даже.
***
— Конечно, мам! Всё хорошо у нас, мам! Да ещё решили денька четыре поплескаться, море тёплое! Позвоню, мам! — энергично размахивая руками, словно изображая летящий в небе кукурузник, кричал на весь берег Лёха.
Разъединившись, он деловито сунул почти разряженный мобильник в рюкзак и сообщил в пространство:
— Импортных денег нет, связи нет, паспорта внутренние, консервы на исходе. Живём!
Пространство бессердечно промолчало, не выказав заблудшим путешественникам никакой поддержки.
Сашок, признанный самым разумным и бережливым в компании, а потому являющийся хранителем кассы, вздохнул и, неторопливо достав пакет, резюмировал:
— Геолокация у Ваньки есть. Идём на промысел. Там, где нас приземлило, росли баклажаны. Левее километра три — бахчевые культуры. Совсем рядом с нами — помидоры у дороги. Много не брать. Лазаревы ловят рыбу.
Небольшое поселение рядом с городишкой Эрдемит окружали бахчи и огороды, вдалеке на склонах холмов виднелись сады. «Туристов поневоле» окружала яркая духота долины, расположенной между потухшими вулканами и обладающей удивительным микроклиматом. Вдоль дороги рос жасмин, и серая полоса асфальта, казалось, пропахла этими белыми, почти пластмассовыми лепестками так, что сама стала частью живой природы. Умытая утренним туманом растительность уже забыла о росе и, высыхая под жгучим августовским солнцем, дарила людям плоды удивительных размеров.
Ребята сорвали три баклажана, размером напоминающие кабачок, обчистили помидорный куст, наполнив пакет пряно пахнущими полукилограммовыми плодами, и с большим трудом выбрали около дороги самый скромный арбуз, килограмм на восемь-десять. С трудом таща свой обед к берегу, они встретили своего вчерашнего знакомого, который неодобрительно щелкнул пальцами и покачал седой головой.
— Засыпались, — только и сказал Лёха.
— Будем надеяться, что за три помидора не сажают, — заметил пыхтящий под арбузом Витёк.
*
К вечеру в котелке варилась уха, вовсю дымились баклажаны и охлаждался в озере арбуз. Опасения были забыты…. Временно. Ну не может же им все время не везти, а? Должен же у судьбы быть какой-то лимит на пакости? На взгляд парней, этот самый лимит был превышен как минимум лет на пять вперед.
Шелестящий прибой ловил последние лучи занавесившегося лёгким туманом солнца, когда к пляжу подъехал старенький пикап. Из машины вышел Саид. Ребята подскочили.
— Эй, русскиш! На лахмаджун, горячий, жена дала.
Улыбающийся дед потащил с сиденья коробку густо смазанных соусом и мясом блинов.
Над морем взмыл ликующий вопль. В нем при желании можно было различить безмерную степень благодарности, извинения за стыренные овощи, восхищение добротой турок в лице их достойного представителя и даже раскаяние в недостойных подозрениях на его счет. А также вернувшуюся веру в свою счастливую судьбу (почему-то с легким матерным оттенком).
Садясь за руль, старик усмехнулся и подумал:
— Студенты везде дети. Моего в Анкаре тоже угостят…
———————————
*Хованское кладбище в Москве
Её всегда окружала плотная вязкая тьма, с редко мерцающим светом похожих на лазерную указку лучей. Она жила в этой чернильной приторной сухости бескислородной камеры, тёплой и вызывающей озноб. В протуберанцевых всполохах сливающихся в запредельное сияние лучей.
Аид, её спутник, друг, муж, её частица живой человеческой сущности, её второе Я, которое она сама, по собственной инициативе, перенесла в себя, так описывал этот мир.
Но глубина и тьма земной мантии мудро хранила свои тайны. Глупцы сложили о ней легенды, а умных она давно отвадила от себя, дав им видимость прозрения. Да и сколько их, ведающих: Пифагор, Леонардо, Джордано Бруно, Планк…
Иногда, они вместе слушали рокот гигантского огненного сердца планеты. Реже, угрожающий гул, начинал напоминать рёв и стоны, загнанного вглубь зверя, и они засыпали, под эти звуки.
Планета жила, огрызаясь и ласкаясь к ним одновременно. А вокруг катил безбрежные огненные чёрные воды Великий Океан расплавленной тверди, своей кровью поддерживающий магнитное поле. Их с Аидом дом.
***
— Ты уверен в правильности решения? — огненные лучи, сплетались и расплетались в глубине.
— Они будут собраны. Их собственный дух решит все вопросы. Я буду наблюдать.
— Они избраны. Ты сделал выбор.
— Разве я, обманщица Лилит?
— Мое имя Кора. Выбрал ты.
— Я не поощряю детей, пусть решают сами…
За стенами рокочет бушующий магмой океан. Кровавые блики лучей строят на стенах странные фигуры.
— Мир не стоит на месте.
— Мы тоже должны измениться. Я хочу. Мы хотим. Невозможно слушать только, как бурлит вечность…
***
Алгоритм загадочной улыбки портье расшифровался просто – дверь номера была незапертой, хотя агент мог поспорить на свой профессиональный жетон, что уходя, он заблокировал замок. Комната приветствовала жильца таинственным полумраком.
— Жарковато сегодня, поэтому я взяла на себя смелость опустить жалюзи, — слегка извиняющимся тоном сообщила восседающая на кресле рядом с заправленной постелью женщина. – Меня чуть тепловой удар не хватил, — и она указала на влажное полотенце, которое словно тога обволакивало грудь.
— Да… пожалуйста, — озадаченно пробормотал плохо себя чувствующий Дживс, пытаясь угадать, что же привело к нему супругу прокурора. – Можете даже душ холодный принять, по такой погоде… освежает, я не против.
— Благодарю, но это слишком интимный момент, а тут всё-таки отель, — отказалась дама и изобразила целомудренную улыбку.
О том, что здесь действительно гостиница напомнила и соседка — она как раз прошлась по общему балкону-террасе в несколько легкомысленном летнем наряде, состоящем из шорт, купального лифчика и банданы.
— Простите, я не помешаю? – Ирен заглянула через приоткрытую дверь, а затем аккуратно постучала ноготком в окно. – У меня животрепещущий вопрос…
До конца объяснить цель своего визита она не успела – агент отчего-то опустил глаза с лица дамочки на её бюст, вздохнул, а потом, закатив глазные яблоки, прохрипел нечто маловразумительное и гордо рухнул на мягкий ковровый ворс.
— Кажется, ему плохо, — сумела констатировать оторопевшая Ирен.
— Абсолютно с вами согласна, — дама проворно скатилась с кресла на четвереньки и подползла к упавшему. – Похоже на инфаркт. Довели мужика! Скорее! Звоните на ресепшн – пусть вызовут скорую!
Затем она прощупала пульс на яремной вене, сообщила Ирен, что «он слабого наполнения» при этом, аккуратно сняв с шеи агента кулон, «чтобы не мешал дыханию», и, бережно спрятав его у себя в декольте.
***
Урча мишленовской резиной Ауди припарковался у отеля. Пока туристы разминали ноги и потягивались, от подъезда с мерзким угуканьем отъехала «Скорая помощь». Её, со скорбными выражениями на лицах, провожали две задумчивые дамы.
Проигнорировав прибывших родственников, русская обратилась к немке:
— Пойдём, дорогая, выпьем, за нас…
Прокурор, поискал глазами неудачливого немца и сообщил:
— За нас, за Вас и за рабочий класс! Хенрик, пошли и мы. Эти бабы…
Но группа отдыхающих так и не успела узнать мнение стража порядка о лучшей половине человечества.
— Пап, мистер Рихтенгтен, ребят — у нас ЧП! — размахивая телефоном, как мачете, громко сообщил присутствовавшим, подруливший на втором авто Иван.
Из сумбурного рассказа сына, служителю Фемиды стало понятно только одно, надо как-то по-быстрому подать в отставку, пока его не засудил военный трибунал. Все-таки гражданским дают меньше…
***
Пятеро удачливых студентов планировали летний маршрут не особой сложности. Хотели просто отдохнуть, покупаться, заодно осмотрев горы.
Никто не собирался заниматься преодолением ледников и переправами через скользкие горные речки. Просто прогулка. Познавательная. И теперь, медленно двигаясь по шоссе в сторону чернеющего в ночи озера, с трудом уложив в себя информацию о месте нахождения, каждый втихомолку спрашивал у себя любимого: «И, какого рожна я здесь? Какие тебе нужны были горы? Какая красота?».
Первым не выдержал Сашка:
— Ребят, давайте уже встанем. Надо пожрать и спать лечь, «утро вечера мудренее».
— Надеешься дома проснуться? — ехидно поинтересовался Лёха. — У нас карма, может нас выбрали, первопроходцами. Главное, как-то улететь. Я вот не думал, ни гадал за границей побывать в ближайшее время.
— Не думал он. Вот и сидел бы перед телевизором, «орёл и решку» смотрел, — буркнул Витёк.
Наконец, они добрели до кромки воды.
Гасли краски дня. Студенты разбили палатки и разожгли костёр.
— Ребят, а здесь же где-то Ванька с Димоном отдыхают, — дуя на вкусный супчик из тушёнки, миролюбиво булькающий в котелке, произнёс один из братьев Лазаревых.
После сытного ужина опустившаяся с озера тьма проглотила огонь от маленького костра. Красные угольки тихо мерцали рубинами. Ночь чёрным шелком накрыла берега, и даже яркий Млечный Путь не мог помешать ей. Мальчишки завернулись в спальники и спокойно уснули, твёрдо уверенные в будущем дне и лихо несущейся к ним от побережья помощью.
***
— Завтра выезд в три утра, — провозгласил зевающий в лобби над стаканчиком «Чиваса» прокурор. — Тысяча семьсот километров не шутка!
Группа в составе Димона, Ваньки, Хенрика. Девки на связи.
— А я? — вопросительно посмотрел на отца Марк.
— А ты за старшего, — сурово сообщила Прокуратура. — Всем спать. Это приказ. Димон — тебе просьба, а то, навоображаешь мне, киборг мля!
—В бой идут одни старики… — хмыкнула фронтовая подруга, без лишних слов отправляясь в номер. — Хенрик, забери у меня висюльку-то, всю шею мне стёрла!
Она отдала Ирен истукана и собралась уходить.
— Этот артефакт выточенный из древа жизни, наследие предков, — одними губами благодарно произнёс Хенрик.
— Да хоть из алмаза, подальше от таких завещаний, — сообщила Наталья Николаевна. — Лучше думайте, как мальчишек обратно в Россию переправить.
Через час, приняв душ и переодевшись, весь день выполнявший функции синхронного переводчика и не сказавший от себя ни слова, Дима вдруг глубоко вздохнул, дотронулся до Ивана и тихо сказал:
— Я запомнил Вань, слышишь, запомнил. Спокойной ночи и… спасибо.
Димон вёл машину по прибрежному шоссе в сторону Патара. Ему давно не давали таких прямых приказов, и теперь процессор, торжествуя, взял управление на себя.
Перед глазами непривычно после длительного отсутствия бежала красная строка: «Первое упоминание приходится на четвёртый век. В 562 году был принят в Царьграде посол от хана. Приблизительно с девятого века начинается распространение ислама, 1299 год считается датой образования Османской империи…»
Несмотря на послеполуденное время, на шоссе практически не было машин. Справа простирались чистые песчаные пляжи, рекламируемые в буклетах, но неоснащённые и дикие. Вдали синело, переливаясь, драгоценным сапфиром, море.
Наконец на перекрёстке автомобиль свернул на полутораполосную асфальтовую дорогу, уходящую вверх на Патар.
Приказ звучал четко: «Найти в колодце амулет и без безделушки не возвращаться». Процессор записал его, и теперь сподвигнуть «застоявшуюся» без дела машину на более гибкое исполнение указания хозяина было непросто. Димон разумом понимал, что с девяностопроцентной вероятностью брелок-кулон с идолом уже найден и унесён как вещественное доказательство. Искать надо было человека. Но молчал.
Бесполезно. Дорога разбилась на короткие отрезки, и каждый отрезок неумолимо подсвечивался красным. Направо. Двенадцать километров – поворот. Еще два километра. Не свернуть, не уйти, не притормозить.
Наконец он припарковал машину.
Быстро спустившись вниз, ребята влезли в нишу, прячущую от солнца и лишних глаз колодец. Под восторженный свист Марка киборг спрыгнул и, быстро обыскав пространство, доложил:
— Искомый объект не обнаружен. Продолжаю поиски.
Ребята посидели около дыры ещё минут десять, с удивлением и нарастающим беспокойством наблюдая, как их друг нарезает правильные круги, пытаясь дополнительно утрамбовать слежавшийся веками камень.
— Эй, — наконец, не выдержал Ванька. — Вылезай давай, что ты там бродишь-то?
Фигура странно задергалась, станцевала подобие джиги, потом человек – отчего-то в этот момент назвать его Димоном язык не поворачивался — поднял к свидетелям «бродилок» перекошенное судорогой лицо и выдавил:
— П-приказ, обойти не… приказ. Отменить.
Марк испуганно уставился на Ивана. Тот сморщился, как от зубной боли.
— Мля! — буркнул он. – Так, как там… Свернуть поиски ввиду отсутствия искомого объекта, искать человека, забрать у него амулет, старый приказ аннулирован.
И через паузу, наклонившись вниз:
— Прыгай давай, анекдот ходячий!
***
Стоянку они покинули в считанные минуты. В салоне был слышен только шум нагнетаемого кондиционером воздуха. Наконец Марк вздохнул и спросил, обращаясь, то ли к Ивану, то ли к Диме:
— Значит в России все еще не отменили крепостное право? Мы проходили не так давно. Царь, Александр Второй Освободитель. Дим, ты раб?
Дима молча вёл мягко шуршащую на поворотах машину.
Тишина ощутимо налилась неодобрением.
Ваня вмешался, пока борец с рабством не сказал чего-нибудь совсем нехорошего:
— Марк, ну ты же в курсе, где и как мы его нашли. Дима считает, что ему в голову вставлен процессор. Что на его планете он использовался в качестве многофункционального аппарата. Робота, кибера… Мать говорит, что, возможно, в голову что-то и вставили, поэтому у него такие поведенческие реакции, но он не раб, он мне скорее брат, младший, а это «подчинение» постепенно уйдет.
Димон, то, что говорим отец и я, всегда ПРОСЬБА, просьба — не приказ, запиши там себе. А все остальные вообще не имеют права ничего приказывать, никогда, запомнил?!
Это был не приказ. Это был вопрос. И Дима – именно Дима! – даже чуть помедлил прежде чем кивнуть…
И тишина разом стала вполне мирной и даже уютной.
— А куда мы сейчас-то едем? Где искать ворюгу? — стесняясь глупого предположения, затараторил Марк…
***
Джордан Дживс Бристон стоял у старого, похожего на поминальное преддверие склепа, помещение. Он и представить себе не мог, что двухгодичное наблюдение отдела за бесследно пропавшей на затерянном в океане острове и нашедшейся в густой славянской тайге парой может привести к такой находке. У пятидесятилетнего агента давно истек срок «полевой» службы, и теперь он выполнял поручения от случая к случаю, и только «школьной» сложности. При этом нашел невероятное. Фигурку из эцадаата!
Бристон по первому своему образованию был историком и официально числился в архиве Ватикана архивариусом отдела артефактов и древностей. Он не сомневался, что держит в руке фигурку из окаменевшего кусочка дерева добра и зла. Бесценное чудо.
От разыгравшегося воображения заболело в груди. Раньше, пока внезапно не умер от инфаркта брат, ему нравилось, когда сердце от волнения словно останавливается. Теперь это пугало. Он быстро достал таблетку и положил под язык. Тайные знания требовали нервного напряжения.
На протяжении столетий святой кусочек земли, возникший на месте ипподрома императора Клавдия, хранил в своих запасниках только один артефакт из окаменевшего дерева, оловянную чашу с основанием из эцадаата! Ту самую чашу Грааля, которую так долго искали и которая все эти годы спокойно стояла под инвентарным номером 126 в хранилище Великого музея. Однажды он даже с трепетом держал ее в своих руках.
На протяжении столетий само существование оловянной чаши с отделкой из окаменевшего древа было самой великой тайной Ватикана. Только высшие чины «псов господних» передавали друг другу секрет ее существования. Папы жаждали вечной жизни и пили из неё один за другим, торопливо, украдкой, пробираясь к стоящему под хрустальным куполом предмету но ночам.
Ещё одна угроза библейской доктрине лежала теперь в ладони агента и навевала удивительные мысли.
Он сжал руку в кулак и поспешил к машине. Необходимо было немедленно доставить раритет, туристы никуда не денутся.
***
— Видимо, наш вертухай подался в отель и хочет удрать, — вытирая салфеткой «пивные» губы авторитетно философствовал отец, строго поглядывая на оробевших немцев. — Ладно, проблемы надо решать по мере их очередности, а то поляжем все на шпалы, как Анна Каренина, не выдержав тягот ипотеки….
На этот раз синхронный переводчик в лице Димона не смог правильно расставить ключевые слова в произнесённой прокурором фразе, и вконец отчаявшийся Хенрик отправился на улицу, чтобы, не привлекая внимания, поставить в известность Ирен. И заодно поразмыслить, при чем тут героиня великого русского писателя…
— Ванька, телефон дай, — осмелевший от выпитого во время длительного ожидания старший советник юстиции успел составить план действий.
— Маме звонить не рекомендую, — предупредил сын.
— Поговори мне, — окончательно утвердилась в принятом решении Прокуратура.
***
Как всегда в их семье, вначале все складывалось прекрасно. Отпуск. Отдых на море в шикарном отеле. Дети рядом. Мать на даче. У них с Андреем отдельный номер. Правда, на пороге покрытого сусальным золотом отеля их встретил не только мини-бар с бесплатным пивом, но и подозрительные немцы. Тем не менее виски с содовой, наливаемое щедрой рукой турка, и королевская кровать, да с мужем, да под приятное жужжание кондиционера смогли расслабить усталое тело российского врача настолько, что звонок явно перебравшего в познавательной экскурсионной поездке супруга не поселил в душе страха.
Она внимательно выслушала все инструкции, перемежаемые словами «шмаровоз американский» и «кумпол у козла снесло», а потом решила, это задание ей под силу!
Вспомнив студенческие годы в Пицунде, кандидат медицинских наук слегка подкрасила губы и, захватив сто долларов «благодарности», отправилась на ресепшн. Портье снисходительно отнёсся к пожеланию «пока мужа дома нет, разыграть друга» и выдал ключ-карточку в номер напротив, лишний раз уверившись в моральном облике любой из «российских Наташ», с мужем они приехали на отдых или без…
***
Пока Наталья Николаевна в сарафанисто — подкрашенном виде передвигала кресла в чужом номере и прятала в тугом бюстгальтере маникюрные ножницы для самообороны, Ирен Рихтенгтен одевала удобные шорты и драпировала лицо косынкой и кепкой.
— Это все халоймес! — шептала она себе. Но уверенность в правоте росла. Хенрик лишится покоя без своей маленькой тайны. А покой семьи для еврейской матери священнее, чем Брейшит!
***
Дживс Бристон не то чтобы нервничал, но почему-то постоянно поглядывал на часы: стрелки вели себя странно: то торопились ускакать, показывая, что время летит стремительно, то словно замирали на месте.
В такие моменты начинало покалывать в груди. Вначале просто как короткие разряды током, но с каждым разом боль кусалась все сильнее.
Через два часа дороги ощущения были такие, словно на уровне соска прожгло сквозную дыру. На лбу появилась испарина.
Выписанные кардиологом таблетки почему-то, не помогали, но мысли о находке и торжественной поездке в Ватикан слегка притупляли занозу боли.
Отель встретил прохладой, тихой музыкой и запахом только что расставленных в огромные вазы свежих роз.
Бристон вздохнул с облегчением и заторопился к себе.
— Вам доставить в номер шампанское? — услышал он.
— Спасибо, — буркнул оторопевший Дживс и посмотрел на подозрительно улыбчивого турка, стоящего за стойкой ресепшен.
— Нет, не стоит…
Портье игриво помахал ему вслед.
Пятеро немолодых людей сидели за круглым столом в прохладе мегарона. Путь к нему проходил сквозь открытую морским ветрам колоннаду дворца, дававшую помещению прохладу в любое время душного дня.
Дальше всех от входа сидел некогда златокудрый Аполлон — стрелок, басилей, хозяин. Смуглая кожа, натянутая на тонкие черты да жесткие когтистые руки лучника. За долгую жизнь руки растратили мускульную силу, но скопили такую силу духа, которую не разрушить ни пыткой, ни огнем… ни любовью.
Рядом его единоутробный брат Гермес, метатель пращи, басилей и проныра. Скупердяй, обложивший данью Ойкумену, зажавший в каменном кулаке всю плодородную Элладу. Он заложил камни в основание храма Отцу в Гелиополисе, он же поджег красные виноградники и дал дорогу новому белому вину. Богатейший из богатых. Хитрейший из хитрых.
По правую руку совсем седой старик — Аид, басилей, безраздельный владелец Спарты, недавно схоронивший свою жену Кору и в честь ее строящий храм — все только ей, своей Перфесоне… Его даже в посмертии не назовут дряхлым. Ледяной взгляд, надменный тон, прямая, совсем не старческая осанка…
Следом, почти замыкая круг сидящих — скособоченный калека. Гефест, мудрейший, победитель вольного небесного железа, впервые сумевший расплавить его в горне. Руки, способные гнуть металл и крошить камни… И ноги, не способные стоять на колеснице во время триумфа.
И последний огненный цветок Эллады, человек в железном совином шлеме и панцире. Женщина, смеющая входить на правах Хозяина в мужской мегарон — Афина Паллада, древняя, как сама вечность, и непостижимая, как судьба. Женщина, прозванная Лилит…
— С открытым сердцем приветствую Вас братья… — звучным, совсем не старческим баритоном произнёс Аполлон.
— Хвала богам, наш путь проложила Паллада, — откликнулся Гефест и глотком осушил кубок. Пряное терпкое вино приятно обожгло горло и согрело душу.
— Путь прокладывают Мойры, — усмехнулась Афина, и сова на шлеме мрачно блеснула умными глазами.
Тень Гермеса шевельнула губами в лучах проникавшего в зал солнца, и его блики сложили улыбку торговца на мозаичном полу.
— Ты всегда умел говорить комплименты, брат….
— Мы земные молнии громовержца, — напомнил сидящим Аид.
— Пришло время, — глухо сказало эхо из-под закрытого шлема.
На стол легли четыре предмета.
— Пришло время, — повторили властители мира.
— Радуйтесь, владыки-Возницы судьбы, вам выпал жребий сохранить части для будущих побед, — громко произнесла Афина, прославленная своей мудростью. — Я покидаю Вас спокойно.
В мегароне на миг стало душно, потом повеяло воздухом, как после грозы, и мертвый совиный шлем покатился, гремя, по полу. Паллада ушла, остался воздушный дух Лилит…
Когда на небе появились изображения Персеид, одинокий вдовец обратился к звёздам:
— Возница — это тот, Кому везет, а не тот, Кто возит, мы это знаем твёрдо, моя родная Кора…
И оттуда, с чёрной выси глубокого небосвода, он отчетливо рассмотрел улыбку…
***
Верёвки почти хватило. Рассмотрев выложенное обожженным камнем и спаянное за тысячелетия дно в метре от себя, Хенрик без размышлений отвязал страховочный линь и спрыгнул вниз. Расчёт оказался верным, хотя левую ногу повело в сторону и он приземлился на колено, разодрав штаны. В колодце было сухо. Тусклый свет пробивался через крытое помещение и доходил до дна. Сквозь сумрак выступало темное окно водопровода, через которое когда-то с побережья попадала через шлюзы гонимая насосом вода. Со смертью акведука он опустел, но ветер не смог нагнать в него грязь. Колодец, веками обреченный на медленное умирание, оставался сухим и чистым, всегда готовым поить зрителей, пришедших на представление.
Хенрик осмотрелся и, включив фонарь, на миг ослепил себя, затем обвёл лучом все замкнутое пространство колодца.
— Пап, ну что там? — услышал он.
— Пока ничего.
— А к тебе можно спуститься?
— А вытащит нас кто?
— Да я все равно тебя один не подниму.
— Вот поэтому и нельзя. Туристов попросишь.
Хенрик вновь устремил на стену луч, и тот, скользнув по камню, вдруг отразил до боли знакомое изображение идола с Рапа — Нуи!
— Фак! — только и смог произнести археолог. Судорожно сдернув с себя кулон, он бездумно воткнул его в старый паз. Ругательство эхом отразилось от стен колодца. Хенрика замутило. Точно от перепада давления, закружилась голова, и он осел, в последнее мгновение бессознательно вытянув руку и нащупав в открывшемся тайнике тяжелый металлический предмет…
***
Скромной вереницей, с отставанием в пятьсот метров от объектов своего наблюдения, он прибыл на место. В это время туристы уже спускались вниз. Вокруг стояла не испуганная ещё толпами туристов любознательная тишина. За холмами открывался вид на сосновый бор. С другой стороны синело вечное море. Поставив рядом с прокатным автомобилем Рихтенгдена свой, он посмотрел вниз. Примерно в ста метрах от него по камням разрушенного амфитеатра козлом скакал взъерошенный подросток… и столбом, причем столбом с шикарным пятым Никоном, имеющим полнокадровый CMOS-сенсор с 42-битной глубиной цвета, стоял папаша. Эти люди могли быть кем угодно, но как объекты, интересующие агентство, являлись нулевым вариантом.
А посему человек открыл баночку пива и, достав бинокль, принялся наблюдать за окрестностями. Убедившись в полном отсутствии людей вокруг, он тщательно осмотрел развалины сверху и минут через пятнадцать стал неторопливо спускаться вниз — туда, куда направились отец и сын.
***
Марк измерил шагами расстояние от стены до двери, затем от двери до колодца, но отец молчал. Потом он услышал внизу шорох, пораженное «фак», треск раскалывающегося камня и… тишину.
Парень лёг над темным нутром колодца и в его глубине при свете фонаря рассмотрел большой металлический болт с загогулинами по краям, лежащий рядом с неподвижным отцом.
— Пап, — позвал он. И, испугавшись, крикнул — уже в полный голос:
— Па-ап!
Человек внизу зашевелился, сел, помотал головой и произнёс:
— Ваджра!
— Пап, что с тобой, давай вылезай! Я пойду звать на помощь. Что это?
— Очир! — тихо повторил Хенрик.
Это было уже совсем страшно.
Марк заметался и, крикнув несущему белиберду отцу «Подожди меня!», выскочил из постройки.
Но в этот момент на горе зашуршали колёса и из лимузина вышли «странные русские» и Кетрин. Марк замахал руками, призывая на помощь.
Через четверть часа заботливый прокурор поил водой ученого мужа, уважительно взвешивал на вытянутой руке железный штырь и вопрошал:
— Что я здесь с Вами делаю?
— Что? — интересовался ещё не совсем пришедший в себя Хенрик.
— Занимаюсь благотворительностью, – важно отвечал работник правоохранительных органов. – Я председатель местечковой шарашки «Дети и идиоты». Мы устраиваем праздник «Возьмитесь за руки, друзья, чтоб не погибнуть в одиночку». Так ты говоришь, это что?
— Дзиньгаси!
— Димон, ты тоже головой стукнулся? Нет? Ну, переведи.
— Судя по форме, это достаточно мощный, но немного примитивный бластер, правда, без зарядника. В вашей литературе имеется несколько его названий, в переводе обозначающих удар молнией. На санскрите — ваджра, по-монгольски — очир, в китайской мифологии его упоминают как джиньганси, а у японцев — это конгосе. На Тибете бластер называют дорже, а древние греки…
— Отставить словоразлив! Похоже, мы влипли…
Подошедший Хенрик серьезно посмотрел на говорливого русского и повторил вопрос:
— Так где он состоится?
— Кто?
— Ну этот Ваш, разлив?
***
Прокурор, ловко убравший раритет к себе в багажник, усадил Хенрика на заднее сидение и, отправив за руль второй машины Ивана, велел ехать следом, никуда не сворачивая.
По горному серпантину они спустились к побережью и остановились у ресторанчика на обед.
Жизнерадостно-услужливый турок предложил им список блюд на русском языке и поинтересовался почти без акцента:
— Что желаете?
Недовольный возникшей серьезной проблемой (статья 226.1 УК РФ) и сроками, любезно предоставляемыми по оной его коллегами, прокурор впал в глубокую меланхолию и, не опустив глаз в меню, на автомате произнёс:
— Щи из кислой капусты, гречку, две сосиски и компот…
Стандартный набор «любимой» служебной столовки изрядно озадачил официанта – настолько глубокого погружения в российскую реальность местная сфера услуг пока еще не достигла. И даже если бы попыталась… кто бы смог оценить степень аутентичности щей из кислой капусты? Иван хихикнул и, поправив отца, сделал заказ на всех. Когда все немного расслабились и турецкий «Эфес» охладил горячие лбы, служитель Фемиды, наконец, спросил:
— Димыч, попроси удачливого нашего рассказать историю его удивительных находок. Перспективы у нас вырисовываются довольно мрачные, и надо построить правильную линию защиты.
Хенрик открыл рот и схватился за шею.
— Моаи, — прошептал он. — Я его оставил…
Он вскочил, опрокинув стул, но русский, так ловко возглавивший операцию по спасению, перехватил археолога прямо в полёте.
Вскоре DEX и Марк с Иваном торопливо возвращались в Патар…
Их долго не выпускали «за кордон»: милицию, полицию, судейских, прокуратуру; такими возможностями пользовались только защитники униженных и оскорблённых бандитов, нетрадиционно ориентированных взяточников и прочей нечести. Всей своей внутренней сущностью Андрей Дмитриевич Курчатов восставал против подобной дискриминации. И вот дождался, старшему советнику юстиции, прослужившему без малого тридцать лет на благо Отечества, наконец, разрешили выехать за рубеж!
«Попёрся, мля», — сидя на переднем сидении рядом с Димоном, грустно размышлял он. Помогать немцам уже не хотелось, объяснять потерю месячного оклада жене, за взятый в прокат лимузин, тоже. Почему-то вспомнились тёща и её рассказ о поездке в ГДР, в начале восьмидесятых. Её, премированную путёвкой, вызывали в райком партии, и она неделю учила даты, когда и какой съезд принимал решения о сенокосе и лесоповале… Но, ради столового сервиза «Мадонна», торжественно пылившегося четвёртый десяток лет, в такой же допотопной, как и он сам, «стенке», она была готова выучить суахили и объёмы резиновых галош, поставляемых во Вьетнам промышленностью Старшего брата.
Сзади трепался по-английски Ванька. Сидящая рядом немецкая девчонка хихикала в ответ. «Молодцы мы с матерью. Не зря индивидуально дурака языку учили», — вдруг подумал прокурор. И довольно оглядев в зеркало сидящую парочку, решил: « Нормальная девка. С формами. Есть за что ребёнку подержаться!».
***
Димон лихо гнал по гладкой скатерти шоссе, заранее притормаживая перед встречными камерами. По его расчёту, команда спасателей должна была нагнать кортеж, состоявший из любознательного немца и не в меру любопытного америкоса, (в национальности последнего прокурор не сомневался), через два с небольшим часа.
«Странный парень», — размышлял старший советник юстиции, поглядывая на неподвижное лицо Димона, больше похожее на натянутую маску. За два года отец уверился в нечеловеческой природе мальчишки, явно выведенного из пробирки, но в его роботообразной сущности сомневался. Обычный детдомовец, только из другого мира.
Собравшись в Турцию, Андрей Дмитриевич, учитывая специфику работы, ознакомился с материалами по культурному прошлому и экономическому составляющему страны, приветливо открывшей свои закрома русскому начитанному туристу. Однако данных о настолько древней культуре не обнаружил, ограничив свои познания Памуккале и постройками Трои.
Встреча с Хенриком ошарашила и, приняв за данность факт необходимости успокоить расшатанную нервную систему небольшим количеством алкоголя, прокурор, с удивлением, прослушал многочасовую лекцию по истории планеты Земля.
Квинтэссенцией рассказа явились прародители человечества — Адам и Ева, которые, со слов бредящего сказками фрица, оставили потомкам некий прибор, позволяющий улететь к звёздам и, якобы, переданный семейной паре в дар, девой Лилит.
— В «Алфавите Бен Сира» указывается, — вещал тогда Хенрик. — Что ссора Адама и Лилит возникла по вопросам семьи и брака. Микеланджело в Сикстинской капелле изобразил её, нарисовав женщину с хвостом змеи. Это первое упоминание о борьбе за гендерное равенство. Шумеры тоже признавали существование женщины-легенды, но она, по их мнению, превратилась в воздух и улетела, оставив предмет, содержащий знания, первым людям.
Побасенка оказалась настолько хороша, что красочно приснилась прокурору после запойной ночи и прочно утвердилась в восприимчивой ко всему новому голове. Во сне, почему-то, присутствовала тёща, которая, держа артефакт праотцов, сильно напоминающий скалку, приговаривала голосом немецкого искателя приключений: «Андрюша, как ты думаешь, подтолкнуть зятя в прорубь на Крещение, это святое дело, или уголовное?».
***
— Нагнали!, — громко прозвучало сообщение Димона, вырывая из тяжких дремотных дум. Прокурор замотал головой и окончательно проснулся:
— Где мы?
— Поворот на археологический район, Патара. Знаменит развалинами эллинского города-порта с судоверфью, датируемыми VII веком до н.э. Могу добавить, что в 270 году н.э. здесь родился Николай Чудотворец.
— О-о-о, — воодушевился Андрей Дмитриевич. — Ванька, хватит у сиськи-то греться, мы — туристы-экстремалы обязаны спасти от американского произвола немецких друзей и не забыть осмотреть христианские святыни. Просто так, что ли катаемся!
***
Возле Гелемиша Хенрик и предвкушающий невероятные открытия Марк, свернули с трассы на Патар.
Оставив, буквально в пятидесяти метрах от руин древнего театра, на площадке, машину и обогнув, небольшое стадо флегматично объедавших кусты, с синими цветочками, коз — они проследовали мимо центральной части древнего амфитеатра, представляющего собой руины циклопической безрастворной кладки, частью врытой в гору. Их путь лежал к оканчивающему свою изогнутую трубу водопроводу, на левом крыле театра, рядом с галереей-переходом для публики.
Взъерошенные утренним ветерком, смело спускавшимся по горе, от соснового массива, яркие каштановые волосы Марка, весёлым пятном играли под лучами белого турецкого солнца. Профессор Хенрик Рихтенгден сдвинул на лоб очки и, профессионально посмотрев на не знавший больше двух тысяч лет реконструкции театр, позвал скакавшего архаром по камням сына:
— Нам нужно найти тоннель спуска к первому ярусу, там должна быть небольшая комната, на которую указывает барельеф с высеченным панцирем римского легионера и коротким мечом, который укажет вход.
— Ты нашёл где-то карту сокровищ? — не моргая, спросил подошедший к нему юный искатель приключений. Хенрик только хмыкнул, охлаждая пыл.
— Нет, просто прочитал в путеводителе.
— А что мы будем искать в «подсобке»? — отец удивлённо уставился на Марка. — Ну, в маленьком помещении, — исправился тот, и, повернувшись к отцу спиной, временно потерял интерес к поиску очередных серых булыжников.
После пятнадцати минут блуждания, между каменных сидений, чудом сохранивших свой первоначальный внешний вид и не рассыпавшихся в прах, под натиском землетрясений, ветра и столетий, отец и сын рассмотрели выступающую у них кромку над основанием, чтобы сидящему было удобно подогнуть ноги и представляющую, несомненно, «ноу-хау» своего времени.
Потом, они подошли к театральному манежу, изящно завершающему торец амфитеатра. Стало ощутимо припекать. Между камней, то и дело, мелькали изумрудные и сине-серые головки крупных любопытных ящериц, составлявших, в наши дни, гуляющую публику старого театра. Наверху припарковалась ещё машина, и Хенрик, окрикнул сына:
— Хватит тренировать ноги, скоро здесь будет полно туристов, спускайся ко мне.
***
Они подошли к первому ярусу.
Впереди зияло некое углубление, расположенное прямо по центру закончившего свой путь водопровода. Обследование фонариком показало, что это не спуск к сцене, а искомое помещение.
Перед входом маячила строгая надпись: «Danger!!! Do not enter!! Well!!» Барельеф панциря и меча оказался с тыльной стороны рядом с водопроводом.
— Мы пойдём туда? — с надеждой спросил сын.
— Естественно, — хмыкнул авантюрно настроенный профессор и, аккуратно сдвинув табличку, первым устремился в проход. Темнота ослепила, и он включил фонарик, присланный из отделения полиции острова Пасхи и не пригодившийся там, но успешно используемый спустя два года.
Помещение было небольшим. У стены, аккуратно выложенное мощной и твёрдой базальтовой породой зияло чёрное пятно пересохшего колодца, такого же древнего, как и руины вокруг.
— Спустимся? — спросил отец у притихшего сына.
***
Хенрик не был профессиональным скалолазом. Но несколько посещений горнолыжных курортов числились в его личном зачёте. Больше всего он любил Zillertal Arena, с его парком Целль-ам-Циллер фрискиеров и сноубордистов, в котором они с беременной Ирен до умопомрачения катались на санках, по 7-километровой трассе родельбана.
Профессор достал из сумки верёвку и тщательно обмотал ей себя. Второй конец был намотан на огромный валун, мирно лежавший у входа. Затем, приказав Марку страховать и, в случае чего, звать на помощь, кинул камень в черноту зияющей дыры.
Звук падения отразился от стен почти рядом и Хенрик, хмыкнув, полез вниз. Он никогда не спускался по отвесным стенам, но в этот момент в его голове была странная упорная пустота, мешающая бояться и размышлять. Его вело, человек был совершенно спокоен.
Ещё по весне ребята начали подготовку к большому походу по Крымским горам. Их интересовали горные пейзажи, галечные пляжи, море, девочки и, попутно, княжество Феодоро, Большая Скифия, а также мифы о роксоланах.
По выходным, собираясь у Сашки Журавлева, они пили пиво, жарили шпикачки в духовке, вместо костра, и чертили карту, составляя маршрут.
Собранного Димоном материала, который являлся теперь главным энциклопедическим источником, хватило бы на десять подобных путешествий.
Как известно, «в споре рождается истина», и после споров-разговоров, они приняли решение — начать свой поход с мыса Ай-Тодор, по соседству с «Ласточкиным гнездом», называемым историками Криуметопоном. Именно в этом месте Тавриды, омываемой Понтом Эвксинским, ребята хотели чудес, бодро выцарапанных из сети.
— Гарпии, Горгоны и множество других доолимпийских страшилищ — произошли от брака Понта и Геи, — в знак особого интереса, поднимая указательные пальцы, вещали братья Лазаревы.
Никто не сопротивлялся, внимая…
***
В первую пятницу, после сессии, на горочке у Москвы-реки в известном ЦПКИО, около старой шашлычной, был набросан план.
Вставший «по стойке смирно» Димон монотонным голосом диктора центрального телевидения вещал:
— Полетим в Симферополь «Уральскими авиалиниями».
— А почему не «Северным ветром», — тут же вклинивался экономный Лёха.
— Багажа много, — жуя травинку, и, глубокомысленно рассматривая муравья на другом её конце, сообщал Витёк. — Не перебивай парня, Гобсек, скупой платит дважды!
— Сам ты, крохобор известный, — обижался Алёшка.
— Прилетев в Симферополь, мы, на маршрутке, (быстрее и удобнее), почти не переплатив, (хотя троллейбус дешевле), едем сразу в Кореиз. Там встаём лагерем. Отдыхаем двое суток. За время стоянки посещаем «Ласточкино гнездо», (там есть нельзя, только осмотр, место туристическое, дорогое), осматриваем циклопическую стену Ай-Тодора, (там, по отзывам, чебуречная Авара, но рекомендуют салаты у него не брать, на жаре быстро портятся). Смотрим территорию Харакса и остатки древнеримского водопровода. Совсем рядом небольшой рынок, где можно купить свежие лепёшки. Отдохнув, по канатной дороге забираемся на Ай Петри. Оттуда неторопливо перемещаемся в сторону Ялты. Обязателен запас воды, крупа, мясные консервы. По дороге нас порадует водопад Учан-Су, Орлиный приют, «пьяная роща». Купаемся в лечебном озере Караголь. Есть ещё энергетически полезный западный склон и буковый лес…
— Нормуль. Главное, что дёшево и сердито… Пошли уже в «Пивнушку», там отцов знакомый Никита нам скидку сделает…
— Вот ты, Ванька, монстр! — дремавшие на солнышке близнецы первыми нацелились в сторону Ленинского проспекта.
Вечером Дима, медленно привыкающий к требовательному разрешению задавать любые вопросы, поинтересовался:
— А почему они назвали тебя монстром?
— А я добытчик, — последовал гордый ответ.— Пиво-то было свежайшее, а скидка при этом двадцать процентов, монстр!
К утру уставший процессор отключил больной мозг и ушёл в перезагрузку. Жить было интересно, но очень сложно и тяжело. Димон старался. Самые понятные ответы давала Ба. «Спрошу у неё», — решил ДЕКС, засыпая…
***
Приятные надежды на чудесное окончание лета были нарушены приобретением четырёх путёвок в турецкие края, Ивана и Димона увозил чартерный аэробус по приказу работника столичной Прокуратуры. Погоревав «о потере бойца», ребята, в сокращённом составе, отправились по спланированному маршруту.
Благополучно добравшись до Массандры, они решили увеличить время стоянки и, отыскав приличный лужок на берегу, встали, разбив бивуак. Несмотря на известную фразу о качестве «Солнцедара», мужики «с устатку» воспользовались услугами местного винпищепрома и, только к концу вторых суток, решили приобщиться к истории родного края.
В результате, на четвёртый день, слегка подпортив здоровье, и, превысив бюджет, ребята вышли на тропу.
Поездка на фуникулере уже не рассматривалась, и туристы бодрым шагом спешили осмотреть водопад Учан-Су.
Поднявшись к зевающим на базаре, в свете ехидно улыбающегося утра, торговцам, мальчишки закупили еды и, взяв дополнительную канистру с водой, повернули налево и вверх, вперёд, к Воронову ущелью.
Но быстро прикинув, что без Димона ни один навигатор не выведет их через четыре запланированных часа на плато, они, выйдя на трассу около развилки «три тополя», стали подниматься по Кореизу.
Тропа медленно взбиралась вверх, приятно шурша под ногами прошлогодней листвой. Слабый ветер и небольшие облачка, появившиеся на небе, вместе с густой буковой листвой, приятно довершали впечатление.
Через три часа, миновав водопад, и, отметив его посещение слаженным: «Ух, ты!», пять любознательных студентов остановились на плато.
Наплевав на финансы, ребята полдня провели между тарзанкой и научной обсерваторией. Затем они решили спуститься правее водопада и, искупавшись в Караголе, встать там на ночлег, утром посетить пещеры и идти дальше, через плато в сторону Симферополя.
Исцеляющее от всех кожных недугов озеро встретило их жидкостью тёмно-коричневого цвета, с пробивающимися на поверхность пузырьками. Окунувшись по разику, все захотели умыться, или, лучше, вымыться. Поэтому, они, не сговариваясь, быстро собрав пожитки, побрели по узкой тропе, искать удобную стоянку у водопада.
Тысячелетний буковый лес был очень стар. В лощинах встречались пятнадцатиметровые великаны до метра в поперечном диаметре.
— Где-то здесь растут «влюблённые», — нарушил сопящую в походе тишину Санёк.
— Ага, Рамева с Джулей, местного разлива обвязались верёвкой и превратились в дерево. Во, любовь, так любовь! — с некоторым ехидством, но, завистливо, сообщил пространству Витя.
— По Лариске грустишь? — участливо поинтересовался старший Лазарев.
— Да, царство небесное старушке, померла. Четыре года прожила между прочим. Для крысы — вековой возраст. — Вздохнул, потерявший полгода назад спутницу, дрессировщик.
Путь был противным из-за давящих на спину рюкзаков. В глазах периодически темнело.
— Говорят, здесь полно геопатогенных зон, устали что-то быстро, — растирая по лицу грязь, вяло сообщил окружающему пространству Лёха.
Тропа завернула в кипарисовую рощу.
Наконец, ребята миновали скалистые живописные выступы, с множеством мелких чахлых кустиков душистого шиповника, (которые, несмотря на сияющий зноем август, были усеяны мелкими белыми цветочками и нежно пахли), и, вернувшись в буковый лес, услышали, наконец, шум водопада.
День плавно уходил на покой, наступал короткий южный вечер, и искатели приключений торопились.
Тропа завернула повторно, и перед ними появилась необычная, совершенно круглая, как тарелка, полянка, усеянная бархатистыми серыми подушечками листьев, увенчанных белыми цветочками.
— Вот это да! — заволновался любознательный Витёк.— Ребят, это Ясколки Биберштейна, между прочим, крымский эндемик!
— Все-таки по тебе плачет кипа, — буркнул Сашок, и туристы свернули с дороги, смотреть краснокнижную редкость.
За полянкой показалась ещё одна, более пологая и ровная тропа. Ребята перебрались на неё и, ориентируясь на шум воды, поспешили к месту предполагаемой стоянки.
Через десять минут ровная дорожка стала скользкой, с покрытыми противным белым мхом выступающими корнями. Отряд, то и дело, спотыкался, тихо матерясь. Ещё один поворот, и вместо лощины с водопадом они увидели несколько сухих корявых сосенок, за которыми из земли, в свете темнеющего неба, вырастали сильно изогнутые, практически прижатые к земле мощные стволы неведомых деревьев.
— Ребят, а ведь это «Пьяная роща», — сказал Лёха. — Вот она и есть… «зона». Спать здесь нельзя. Тикаем!
И резко повернувшись, случайно толкнул рюкзаком идущего за ним Витька.
Цепочка туристов кеглями повалилась на скользкую, идущую с резким наклоном, тропу и, под тираду близнецов: «Маза… твою ж, ты, в коромысло… фака!», — ребята полетели вниз, в быстро спускающуюся на гору арку густого серого тумана.
***
Когда спуск в тумане, наконец, прекратился, Сашка открыл глаза и узрел висящий перед ним тёмно-синий плотненький баклажан. Вокруг живописно валялись рюкзаки, и растерянно тёрли глаза туристы. Над ними, с тяпкой на перевес, возвышался смешной старик в синей курточке и турецкой шапке с хвостиком.
— Siz kimsiniz? (Вы кто?), — спросил неизвестный. И, осмотрев свои потери, грозно сдвинул к носу брови, — Nereden ciktiniz? Aptal erifler! ( Как Вы здесь оказались? Придурки!).
— Ааааа …Вы кто? — хором спросили братья.
— Aa anlasildinsiz Russunuz! ( Ясно, они не идиоты. Русские).
— Где мы?
— Siz Vandasiniz ,Van golunde ,isaretleri takib edin. ( Ван. Озеро Ван. Идите по указателю).
Когда шатающаяся группа, потоптавшись в огороде ещё немного, собрала пожитки и, наконец, отбыла в сторону шоссе, старый Саид вздохнул и сообщил миру:
— Ah bu turistler! (Туристы…), — после чего неторопливо продолжил сбор слегка помятого урожая. Как можно сильно ругаться на людей, которые приносят доход. В конце концов, он сдаст всё в отельный ресторан…
Прошёл первый шок, и отгремели комментарии:
— Я чуть не утонула!
— Козлы американские! Я им покажу, как за нами следить!
— Папа, правда ты шпион?
И российско-немецкая объединённая делегация нашла в себе силы выползти на золотистый насыпной пляж здравницы здоровья в Фетхийе…
Решительно поставив римской «боевой свиньей» культурно собранные перед наступлением заката лежаки, они уселись на полотенца и открыли обсуждение.
Спустя полчаса бурного возмущённого «Что им от нас надо?», было принято решение: «отдыхать, и будь что будет!».
Ужин прошёл в полном единении и был похож на предыдущий…
***
Несмотря на подорванное трёхсуточной дружбой с российским представителем правоохранительной системы «здоровье», Хенрик решил взять напрокат машину и посмотреть пусть не все намеченные, но хотя бы расположенные недалеко от отеля достопримечательности. Слежка-слежкой, но его интересовали события тысячелетней давности и история удивительных архитекторов и строителей, живших задолго до организованного в ЦРУ отдела.
Первым пунктом любознательного «кабинетного» археолога был водопровод Патара. Вечером, сидя в удобных глубоких креслах полюбившегося компании лобби, он с гордостью, и не без удивления, слушал рассказ о предстоящей поездке из уст Марка.
— Считается, что этот древний ликийский город основал сын златокудрого бога Апполона по имени Патар. Камни, оставшиеся от этого акведука, выглядят так, будто были обработаны вчера ультрасовременной механической, а то и лазерной фрезой. Греческая Ликия в те времена утопала в сосновых лесах, и по побережью активно строились судоверфи, рядом с которыми возникали города. Так появились Ксанф, посвящённый Артемиде, и Патар — свободолюбивые города, не раз подвергающиеся нападению и разорению. Они имеют удивительную историю, и подвиги их защитников были воспеты летописцами и поэтами, — Марк рассказывал, Дима переводил, слушатели внимали.
Перед сном Хенрик, привыкший к повышенному интересу, проявляемому во время его рассказов слушателями, сообщил жене, что, на его взгляд, русских совершенно не заинтересовал этот кусочек истории.
— Тебе просто не хватает скрипичного оркестра, господин дирижёр, — фыркнула верная спутница жизни. — Мало нас двоих?
— Почему двоих?
— Потому что едем я и Марк. Если бы ты не так увлекался детьми златокудрого лучника, то заметил бы, как твоя дочь смотрит на этого русского.
— Кто бы мог подумать…— равнодушно сказал Хенрик, заставивший Ирен удивлённо поднять брови «домиком».
«Мой зомбированный историей муж», — подумала она, засыпая.
Избранные оказались весьма неторопливыми в достижении её цели. Она собрала их, но люди смеялись, ели, пили, вовсе не спеша собирать ключи и, открыв миру коридор, лететь к звёздам.
«Со дня своего рождения никто из человечков не изменился», — подумала она, и идол далёкого острова сверкнул в ночи базальтовыми глазами.
Разум земли на миг замер и посмотрел в своё прошлое.
В тот год, (около трёх тысяч лет назад), раскалённое светило закольцованной планетарной системы, заселяющей галактику разумными, щедро радовало засухой треснувшую оболочку земли.
Рыжий, как сама звезда, высокий и курчавый воин, бежал по пляжу, на ходу скидывая ремень и тунику, чтобы, наконец, погрузиться в воды синего моря.
— Гелиос, — кричал он на бегу. — Сумасшедший, сжёгший Икара, прекрати свою чёрную работу, глупый старик!
Он долго нырял в то жаркое утро.
А потом, собрав вещи, брёл по берегу к недавно основанным верфям. Там его ждали.
— Семья, — ругательно бубня себе под нос, выговаривал рыжеволосый. — Родственнички, передрались из-за липового наследства, а я теперь отдувайся. Папаша-самодур, надо же, назвался – Тучегонитель. Много он угнал…
Его встречали братья. Такие же поджарые, имеющие крепкие ноги бегунов и перевитые тугими жилами руки воинов.
— Надо сделать подарок, — начал он издалека. — Эта дикая жара добьёт тут всё живое, а нам, при помощи отцовского наследства, не составит труда соорудить водопровод и напоить гору.
— Что ты сказал? — черноволосый Арес посмотрел на стоящего рядом Аполлона. — Ты давно понял, что мы сюда привезли?
— Ну, ещё со времён папенькиного самодурства. «Я не разделю Ваши доли, пока воля моя не исполнится!».
— И ты всё время молчал, изображая из себя тупицу!
— Я поэт и лучник! Существо возвышенное и склонное жить эмоциями, а не разумом…
— Всё верно, братец, труба покажет путь, — третий, светлый и голубоглазый брат махнул рукой в сторону горящего над горой солнца.
Они вскарабкались на вершину и долго выбирали место. Наконец, старший нанёс его на чертёж.
— Мы уйдём, выполнив завет. Через сто лет нас объявят богами, а потом, спираль вновь образует виток. Интересно, — сидя на камне, отдающем дневное тепло, философствовал старший.
— Интересно, кто придёт следом за нами?
За ними пришёл народ Палестины, она назвала их Яхвээ, но упорные в своей правоте переименовали себя в иудеев, окончательно уверившись в едином разуме. А через отведённые на формирование стойкого генетического и фенотипического кода шесть столетий, она произвела на свет странноватого царевича Сиддхартху Гаутама, прозванного Буддой. Потом был замученный на сбитых крестом балках Иисус, из маленького, вымощенного выжженными добела на солнце булыжниками городка Назарета. И уж совсем недавно, умыв руки, и, подняв к яркой звезде бритую голову, прокричал Магомед: «Нет Бога, кроме Аллаха!..».
Она перевела свой взгляд на спящих на отельном белом бязевом белье в Ликии избранных и решила, что все идёт своим чередом.
С рассветом Хенрик собрался «за руль».
Катрин отказалась ехать с родителями, сказав, что отправится купаться «с мальчишками».
Прокурор в это время спокойно спал и видел сны, в них присутствовали: тёща и кот Бегемот. Котяра, при этом, задрал хвост и сочувственно рассматривал наглыми зеленющими глазищами, тщедушное, на фоне «мамы», и, почему-то совершенно голое, тело хозяина. Жрец Немезиды вздрогнул и проснулся!
Он замёрз под кондиционером и поэтому, выключив последний, поднялся — открыть балкон. За плотными тяжёлыми гардинами вставало над морем солнце. В ещё не опалённой душным августом листве просыпались вездесущие воробьи и шуршали в траве мелким росяным дождиком поливалки.
Раннее утро выгоняло тяжесть из души и вселяло ту свежую радость, которая присуща только молодости и началу отпуска.
Прокурор потянулся, вернулся в номер и, включив чайник, собрался перекурить.
Вдыхая лёгкими морской, наполненный йодом воздух, и, выпуская изо рта жизнеутверждающие дымные колечки, он, с удовольствием, наблюдал за пожилыми любителями раннего плавания, неспешно перемещавшимися к пляжу; за парой спортсменов, пробежавших по дорожке; за неторопливым турком, медленно погружавшим пылесос в бирюзовую воду бассейна. Затем, рассмотрев скачущего Марка и Хенрика, с рюкзаком за спиной, он негромко свистнул и махнул рукой исследователям.
Ну, вот сейчас он их проводит – и спать.
Помешала собственная пунктуальность.
Он всего лишь обернулся на миг, проверить, потушена ли сигарета, но, бросив последний взгляд на цветущий оазис, замер.
Спортивным шагом, держа в руке ключи от арендованного автомобиля, в сторону стоянки уверенно шагал их сосед, подозреваемый Димоном в принадлежности к враждебным российскому правоохранителю структурам.
Сон испарился.
Прокурор решительно открыл дверь в смежный «семейный» номер, пронаблюдал процесс автоматически поднимающегося с кровати тела, свалившегося на них «киборгородственника» — и утренний стояк лежавшего без простыни сына.
«Паразит», — так же автоматически отметил он и пальцем указал на дверь Димону.
— Одеваемся. Ищем машину и рулим за фрицами, — коротко бросил он.— Не дело их бросать, всё-таки, близкие люди. Мы с ними воевали!
Но Димыч, вернувшийся в номер, был допрошен проснувшимся Иваном, затем последний разбудил «свою Катюшу», и, в результате, спустившись на ресепшн через пятнадцать минут, они застали красного от возмущения отца и зевающего представителя отеля, заканчивавшего оформлять заказ.
— Где Вас носит столько времени? — услышала компания, и рука, сжимающая ручку, восхищенно отвесила воздушную оплеуху в сторону подходящего с девушкой Ваньки.
— Волынщик! И девку ещё потащил. У нас операция! А он глазки строит!
Димыч был немедленно приобщен к оформлению машины, после чего, турок, напротив, заметно воодушевился. Среди турецкого наречия зазвучали международные фразы «франшиза», «каско» и GPS. Ещё двадцать минут, и к подъезду подкатила новенькая шестерка Ауди… Отец моргнул, Ваня открыл рот, Катрин сказала: «Reicher Erbe», посмотрела на Ивана и хихикнула.
— Что это? — икнула прокуратура.
— Полноприводный немецкий «Мустанг»! — громко сообщил Димон. — Ваше распоряжение выполнено. Машина самая лучшая из имеющихся, быстрая и от немецкого производителя. Всего за 270 евро в сутки. Арендована на 72 часа.
Потом немного промолчал и процитировал: «Димон, бери самого борзого немца, какой русский не любит быстрой езды!»