Солнце, одно из двух, красный карлик, спелым яблоком упало за горизонт, и на небе наконец выступили звезды. Их было немного — нормально для сателлитных галактик, — но зрелище все равно оставалось красивым.
Фиолетовый в свете солнца песок сейчас поголубел и казался светлее воды — иссиня-черной, непроницаемой и блестящей. В ней отражалась лежащая на ребре галактика Млечный путь — отражалась и одновременно тонула, а может, просто пробовала воду, макнув в нее спиральный рукав.
Сек стащил туфли, носки, сбросил пиджак и сел прямо на песок, скрестив ноги. Ночи на этой планете короткие, три часа сорок семь минут, а сутки длятся двадцать. За короткую ночь можно многое успеть, если правильно организовать время. Но зачем, если можно просто сидеть и любоваться тем, что создано природой? Зачем спешить там, где в этом нет необходимости?
— Снова будешь отрицать, что ты романтик? — Джек положил снятую шинель рядом с пиджаком Сека и наклонился, пропуская сквозь пальцы пригоршню песка. — Прожженный, безнадежный романтик.
— Это просто красивый вид. Тебе нравится? — спросил Сек. — В нем нет ничего безнадежного.
Ветер на этой планете пах йодом и солью. От него на языке оставалась горечь. Волны едва слышно шелестели, накатывая на берег. Джек качнул головой, сверкнул в усмешке зубами и сел рядом — спина к спине. Запрокинул голову, щекоча волосами затылок.
— Нравится. Я вообще одобряю твой вкус.
Сек улыбнулся, протянул руку и нашел его пальцы. Сейчас это движение казалось таким естественным, а раньше потребовало бы много усилий — моральных, в основном.
— Ты смотришь в другую сторону. Я хотел показать тебе галактику.
Раньше многое требовало усилий. Сначала — чтобы понять, что такое человеческие чувства и желания. Потом — чтобы уметь отличить одно чувство от другого. Что такое влюбленность? Гормональная вспышка, спровоцированная активностью нейронов. А что такое любовь? Чем она отличается?
Джек сжал пальцы, едва слышно рассмеялся и повернулся, придвигаясь ближе. От такой близости казалось, что по коже течет статическое электричество. Почти как раньше, но совсем иначе.
— Планета-курорт для одного? Твой личный уголок для приведения мыслей в порядок. Да, здесь очень красиво. — Он снова сжал ладонь Сека, помолчал немного и качнул головой. — Мне жаль, что все так сложилось. С Днем чуда. С Эстер.
Сек поморщился, дернул щупальцами. Слова Джека бритвой полоснули по памяти. Душевная боль была почти такой же острой и ощутимой, как и физическая. Он так и не смог выяснить, что именно изменилось в прошлом. Почему все случилось именно так. Когда относительно нормальное прошлое в воспоминаниях для всех сменилось гораздо менее уютным. А сам мир почти не изменился. Конечно, временная линия стремится к равновесию. Очень трудно изменить что-то абсолютно кардинально.
Песок постепенно остывал. Галактика медленно, но неотвратимо погружалась в воду. Без брызг, как опытный ныряльщик. Она ведь делала это сотни миллионов лет, опыт дает много преимуществ. Сек снова дернул щупальцами. От спины Джека по телу струилось тепло. Люди устроены так, чтобы выживать не поодиночке. И это тоже многовековой опыт. Генетическая память вида.
Джек прервал молчание.
— Как ты ее нашел? Эту планету? Наугад бил молотком по консоли, как Доктор?
А теперь Джек наверняка ждет возмущения и протестов. Сек улыбнулся, повернув голову так, чтобы Джек не мог заметить улыбки.
— Я бы ни за что не стал так обращаться с ТАРДИС, — ответил он, стараясь говорить строго. — Нет. Это была рутинная остановка… — Он не удержался и негромко рассмеялся. — Когда я впервые полетел на ней, она не подчинялась командам. Просто носилась по вселенной без разбора. Однажды она высадила меня здесь и отказалась запускаться. Я провел на этой планете несколько суток, прежде чем ТАРДИС… пошла на уступки.
— Ну конечно, — Джек тоже рассмеялся, встал на ноги, разуваясь. Рубашку он тоже снял, а потом опустился на песок перед Секом, наклонил голову, разглядывая его лицо. — Твоя ТАРДИС так же романтична, как и ты. И прагматична. Решила, что тебе нужен отдых?
Сек мимовольно улыбнулся, разглядывая Джека. Его ни о чем не приходилось просить, разве что удовольствия ради. Он как будто знал, что нужно сделать в следующий момент, и в этом не было никакого желания угодить. Сейчас он лежал на песке, подперев голову локтем, и улыбался. Наверное, отлично понимал, что выглядит сейчас красиво и привлекательно, совершенно этого не стеснялся. Наоборот, использовал. Но и наслаждался этим тоже. Смешно предполагать, что Джек, с его-то многолетним опытом и знаниями, не станет задумываться о том, что делает, но и это казалось привлекательным.
— Тогда она считала, что я ей только мешаю, — ответил Сек. — Хотя и не относилась ко мне враждебно. Просто не принимала во внимание. Как дельфин, который тащит тонущего в открытое море, но не дает окончательно уйти под воду.
— Ничего, — Джек улыбнулся, сгреб свободной рукой пригоршню песка и пошевелил пальцами. Песок, сухой и будто слегка наэлектризованный, мягкими струйками стекал с его ладони. — Ты умеешь заводить друзей. Если бы я не знал, никогда бы не поверил, что ты прежний стал тобой нынешним. Даже ТАРДИС не видит в тебе далека.
— Затрудняюсь сказать, кого она во мне видит, — сказал Сек. Хотелось протянуть руку и обвести пальцем такое яркое в полутьме лицо, ясную, почти светящуюся улыбку. Потребность в прикосновениях тоже от человека, и она так же сильна и непреодолима, как и потребность в пище и воде. — Я все-таки не таймлорд. Я не могу войти с ней в настоящую телепатическую связь.
— Тебя, — Джек протянул руку и высыпал горсть песка на босую ступню Сека. С тыльной стороны. — Она тебе симпатизирует, глупая двуножка.
Сек засмеялся и отдернул ногу. Это не было по-настоящему щекотно, только чуть-чуть, но и того хватало. Слишком чувствительная кожа — это недостаток, хотя порой и преимущество.
— Это взаимно. Она мне тоже нравится. Понравилась с первого взгляда.
Джек придвинулся ближе, протянул руку, осторожно, мягко расслабил узел галстука и стянул его с Сека.
— Знаешь, ты очень эмпатичный. И добрый. Я, наверное, никогда таким не был.
Прикосновения. Даже такие, сквозь одежду, невинные, но очень интимные. Сек расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, глядя Джеку в лицо. Тот сидел так близко — шевельни щупальцем и коснешься его. Наверное, такое нарушение границ должно раздражать, только все было наоборот.
— Ты мне льстишь. Не надо. Я знаю, кто я такой, и ты тоже знаешь.
— Конечно, не надо. Например, ты страшный зануда, — рассмеялся Джек и отстранился. — Здесь можно купаться?
Сек улыбнулся. Совершенно незнакомые ранее чувства — принятие, понимание. Даже насмешки этого не скрывали. Скорее, наоборот, проявляли ярче.
— Можно. Простейшие, которые обитают в океане, несовместимы с человеческим организмом и не могут навредить, — ответил он, пристально разглядывая Джека. — Хотя для тебя это все равно несущественно.
— Мне бывает больно, — ответил Джек, пожал плечами и встал. Оглянулся на ТАРДИС — желтый прямоугольник света за спиной, — потом снова повернулся к Секу.
— Знаешь, это поэтично. Абсолютно пустая планета и лишь раз в сотни и тысячи лет на ней появляется дверь. Чтобы исчезнуть снова…
— Это очень везучая планета. На ней есть жизнь, но недостаточно активная, чтобы превратиться в цивилизацию и разрушить свой собственный дом, — ответил Сек. — Все дело в стабильности условий. Здесь даже метеориты редко падают. Никакого качественного скачка не произойдет, пока не погаснут ее парные звезды. Простейшие, примитивные водоросли и беспозвоночные. Зато они обеспечивают пригодный для дыхания воздух. Интересно, если здесь поселятся люди, начнут ли местные организмы эволюционировать? Это серьезнее падения астероида.
— А ты не отслеживал, что там у нее через пару миллиардов лет? — Джек полностью разделся, бросив одежду на песок, и с удовольствием потянулся. Наверное, ему не было здесь холодно, ведь даже Сек не мерз. — Колонисты, астероиды, изменения климата?
Красивый. Для далека это слово совершенно ничего не значит. Нет, теоретически можно подвести под это понятие базу: пропорции, линии, эффективность — но это будет не то. Как описать цвет человеческой кожи? Слово «телесный» совершенно не подходит, тем более, что люди бывают очень разного цвета, и любой красив.
— В конце концов замерзнет сначала море, потом атмосфера. Я знаю, как смертелен лед, — сказал Сек и усмехнулся. В памяти за долгие годы застревали многие вещи, и эта строка немедленно вспомнилась.
Он не стал упоминать предыдущую строку, о ненависти. Джек, конечно, и сам об этом догадается.
— А потом одно из солнц утопит планету в себе. — Судя по улыбке, Джек действительно догадался. И судя по тому, что добавил: — В итоге мир все равно сгорит в огне.
— Не самая ужасная гибель, — ответил Сек. — Наверное, ее можно сравнить с мирной смертью от старости во сне. Думаю, ни тебе, ни мне подобная роскошь не грозит.
Он редко думал о том, что его ждет, наверное, потому, что это было не слишком-то приятным занятием. Еще и бесполезным. Точно знал его будущее, наверное, только Каан, но он никогда не расскажет, даже если попросить. И, пожалуй, правильно сделает. Такого нельзя знать. Иначе жизнь станет совершенно бессмысленной.
— Тебе — почему бы и нет? — Джек сел рядом, на этот раз сбоку. Он смотрел, не отводя глаз, на море. — И я медленно, но старею. Возможно, когда я решу, что готов окончательно это сделать, разыщу Доктора или тебя. И попрошу разрешения заглянуть в сердце ТАРДИС. Вдруг она заберет свой подарок?
Да, наверное, Доктор мог бы и согласиться на такое. А он сам? Сек понятия не имел, что бы ответил на подобную просьбу. Ориентироваться на нормы человеческой морали тоже невозможно: слишком много раз она менялась, слишком много вариантов — как одобрительных, так и запретов — предлагала.
Он покачал головой.
— Моя ТАРДИС может не согласиться на чужую артронную энергию. Думаю, она довольно переборчива в этом вопросе.
— Или не согласишься ты? Брось, это лишь вариант. Жизнь без возможности ее когда-нибудь закончить не слишком приятна. — Джек помолчал, наклонив голову. — Я не хотел бы остаться аналогом струльдбруга, угасающим вместе со Вселенной. Мы были там, в этом моменте. Там слишком безысходно и страшно. Хотя, возможно, ты и я со временем станем врагами. Или забудем друг о друге. Конечно.
Измениться может все, Джек прав. Это значит, что нужно ценить каждый миг прожитой жизни. Раньше он этого не понимал. Жизнь казалась чем-то определенным, самим собой разумеющимся. Незыблемым, хотя и потенциально конечным. Сейчас это ощущалось иначе — более остро, чувствительно, как песок на влажной коже. Время не течет, оно остается на месте, но все равно есть ощущение потери. Пройдет сотня лет, тысяча, и что с ними будет? Наверняка не то, что сейчас.
Сек улыбнулся.
— Я бы не хотел становиться твоим врагом. Ты очень опасное существо, Джек Харкнесс. И красивое, как почти все опасные существа.
— Я уязвим и редко на кого-то злюсь, — Джек удивленно рассмеялся. — Не надо преувеличивать степень моей опасности для вас и для тебя.
— Это был комплимент. Не обольщайся, — ответил Сек. Он осторожно снял и положил на песок кобуру, потом расстегнул и вытащил рубашку из брюк. — Мне бы хотелось… многое для тебя сделать. Даже то, чего бы я не стал. Это странно. Обычно со мной такого не бывает. Есть определенные границы… но с тобой их как будто не существует.
Джек пристально разглядывал его, следя за каждым движением.
— Не обольщаюсь, — согласился он. — Ни насчет комплиментов, ни насчет обещаний. Лучше жить тем, что есть сейчас.
Сек молча кивнул. Галактика уходила под воду все глубже, но ее пронзительно-яркий центр, перечеркнутый пылевыми облаками, все равно оставался над горизонтом. Потом посветлеет и почти выцветет, когда встанет первая, белая звезда, но все равно останется виден. Есть и такие люди, которые светят во тьме. Даже если они не считают себя добрыми. И даже, если действительно такими не являются, все равно, их свет манит и влечет, невозможно устоять. Пусть и за пылевыми облаками. От них свет только ярче.
Джек придвинулся ближе и без слов обнял Сека за талию. Тепло. Принятие.
Уметь понимать и принимать другого — огромное, потрясающее богатство. Эволюционное преимущество, конечно, да. Но счастье — всеобъемлющее, пусть и очень недолго длящееся, — дают не победы и не руководство огромной организацией. Не власть, не войны. Но дает любимое дело и люди, которые тебе близки. Люди, конечно, в широком смысле этого понятия. Сек улыбнулся и все же дотронулся пальцем до лица Джека, обвел контур и коснулся губ.
— Я все-таки не стану просить тебя о том, что ты не сможешь сделать, — сказал Джек. — Кстати, знаешь, я тебя люблю.
Теплая, почти горячая волна чувств колыхнулась где-то внутри. И анализировать ее совершенно не хотелось.
— Я знаю, — ответил Сек, потом улыбнулся и повторил, как будто это могло усилить смысл сказанного. — Знаю.
— Вот эта запись, о которой я говорил вам, мистер Риддл. Сработало опознавание одного из названных вами имен. И кое-что еще.
Рональд У.Д. Форбс, ведущий куратор Агентства времени, вызвал из списка файл. Он был озаглавлен «Девушка, собака, война»: согласно протоколу, подобные, не связанные напрямую с работой Агентства ключевые слова не давали поисковым ботам метрополии обнаруживать и портить — или красть — материалы.
Риддл коротко кивнул, и Форбс запустил видео.
Приватная кабинка заведения с одного из увеселительных астероидов. Парень с прической настолько архаичной, что она выглядела остромодной, и его настолько же архаичная собака-робот вошли внутрь.
Риддл подался вперед. Ага! Акционер заинтересовался, значит, вызвать его не было ошибкой. Форбс выдохнул. А ведь даже имя еще не прозвучало.
Парень устроился за столом, закинув ногу за ногу, а его собака медленно и неуверенно поднялась в воздух и спланировала на соседний табурет. Из ее угловатой морды вырвался луч света, и на столе перед парнем выросла голограмма: девушка в длинном платье, а может, в мантии. Темные прямые волосы, стройная, кажется, совсем молодая. Лица с ракурса съемки разглядеть не получалось. Голограмма была совсем маленькой, и казалось, что перед парнем стоит какое-то мифическое существо, о которых так часто говорят обитатели астероидов.
— Связь установлена, — сказала девушка.
— Слышу тебя ясно и четко, Романадворатрелундар. И вижу тоже.
Девушка выпрямила спину, откинула волосы назад.
— Значит, именно ты исполнял роль контроллера времени? Очень… интересно познакомиться с тобой, Каан.
Парень наклонил голову, как любопытная птица, подпер щеку ладонью.
— Нам не нужно знакомиться, леди-президент Галлифрея. Я и так с тобой отлично знаком. — Он захихикал, жмурясь.
— Это было очень смелым, даже отважным решением с твоей стороны…
— И льстить мне тоже нет необходимости, Романадворатрелундар. Тебе нужнее встреча со мной, чем наоборот, и я это знаю.
— Можешь называть меня Романой, — сказала девушка.
— Нет, мне нравится твое полное имя. Оно так занятно произносится. Как скороговорка. Все ваши имена такие.
Девушка развела руками.
— Как хочешь.
Парень — Каан — улыбнулся, вернее, скривил губы в попытке это сделать. Даже скрытая 3D камера с ее низким качеством выдавала его тайное недовольство.
Риддл замер, наклонившись вперед, и крепко переплел пальцы.
— Ты вмешался в уже измененные события и вернул вещам их прежний ход, — сказала Романа. — Ты знаешь, к чему это приводит.
— Фиксированная точка во времени и пространстве. Вы, таймлорды, теперь ничего с этим не сможете сделать, особенно сейчас, — произнес Каан с удовольствием.
— Но мы можем договориться. Тебе тоже нужно кое-что от нас, — ответила Романа, — а нам… мне — от тебя.
— Торгуешься с далеками? — Парень снова хихикнул и заерзал на высоком табурете.
— Вряд ли тебя можно считать далеком, Каан. Нам нужна гарантия, что Харкнесс выживет во время Дня чуда. К-9! Загрузи и передай чертежи регулятора парадоксов. Если установить его в консоль ТАРДИС, она сможет проникать…
— Я не нуждаюсь в ваших чертежах, — перебил ее Каан. — Я сам соберу парадоксальный регулятор. Кто знает, что вы можете в него встроить? Бойся данайцев.
Голограмма замигала, но через пару секунд восстановилась.
— Я не смогу долго говорить с тобой, — сказала Романа. — Ты согласен?
— Так вы совсем-совсем не сможете переждать войну, если у вас не окажется в распоряжении его манипулятор временной воронки? — спросил Каан. — Не к чему будет привязать Галлифрей?
Форбс остановил запись. Каан на экране замер, протянув к голографической девушке руку и открыв рот.
— Вот! Этот человек не числится среди агентов, но у него есть манипулятор. Видите, на запястье? И он говорит о чужом. О манипуляторе агента В-17, это его кодовое имя.
Риддл медленно повернул голову.
— Вы считаете, я не могу самостоятельно обработать эту информацию, мистер Форбс, и прийти к тем же выводам? — спросил он негромко.
— Нет, что вы…
— Включайте запись.
— Ты и без меня знаешь ответ, — сказала Романа.
— И я — я! — ваша единственная надежда, так, Романадворатрелундар? Я замкнул эту точку, и теперь все: ваше прошлое, настоящее и будущее — зависит от того, захочу ли я помочь вам? — спросил Каан так тихо, что приходилось вслушиваться в его речь. — А что взамен?
— Назови свою цену, — проговорила Романа так же негромко. — Ты знаешь, этот канал связи нестабилен. Только то, что у тебя и у меня есть К-9, дает возможность контакта. Если ты будешь и дальше тренироваться в остроумии и пытаться унизить меня, мы можем вообще не успеть ни о чем договориться.
— Моя цена очень низкая, — ответил Каан. — Я сделал все сам, все, что хотел бы получить от вас — создал точку, которую вы не сможете нарушить, потому что иначе ваше, таймлордов, существование окажется под вопросом. Сделал так, чтобы вы не смогли изменить ничего из нашего прошлого, не изменив к худшему свое. Вы не сможете стереть из времени ни Сека, ни меня, ни остальных наших сородичей. Но вы обязательно начнете нам мешать. Ему. У него ведь временная капсула — ваша. Оставьте его в покое, когда все закончится. Сотри из Матрицы и других ваших баз записи о временных контурах его ТАРДИС, и этого будет достаточно.
— Если я сотру ее контуры, то ты установишь регулятор парадоксов в его консоль, сделаешь так, чтобы он сумел вытащить из реальности «Дня чуда» капитана Джека Харкнесса, обеспечишь, чтобы тот выжил? — Романа покачала головой. — Ты ведь знаешь, что это будет означать для тебя? Для тебя лично, я имею в виду?
Каан сел ровно, сложив руки на столе, потом наклонился вперед, пристально глядя на голографическую девушку.
— Тебя это не должно волновать, Романадворатрелундар.
— В таком случае, — сказала она, — договорились. И все-таки ориентируйся на чертежи, записанные твоим К-9. Вы, далеки, гораздо лучше используете заемные технологии, чем развиваете свои. Кто может гарантировать, что регулятор твоей разработки будет действовать корректно?
— Ты сама сказала, что я не могу считаться далеком, — парировал Каан. — Обойдешься.
Романа звонко рассмеялась.
— Рада была познакомиться, контроллер времени.
Каан покачал головой.
— Я не контроллер времени. Я всего лишь твой Оби Ван Кеноби, принцесса. Твоя единственная надежда. Не потеряй ее. К-9! Прекращай трансляцию.
— До свида… — начала Романа, но моментально погасла.
Каан поднял голову и пристально, внимательно посмотрел прямо в камеру. Улыбнулся — на этот раз более дружелюбно и весело. А потом поднял руку и приложил два пальца к виску.
Запись закончилась. На мониторе застыл логотип Агентства.
— Занести запись в архив? Под каким грифом? — спросил Форбс. — Уверен, она будет для нас весьма полезной. И надо проверить, кто такой этот Каан, и Романа…
Риддл потянулся одними плечами и встал.
— Нет, Форбс. Никакого архива. Сотрите эту запись. Уничтожьте ее.
Конечно, Акционер имел приоритетное право принимать решения и мог позволить некоторое самоуправство, но так явно нарушать протокол?
— Но… — начал Форбс.
— Никаких «но». Сотрите. И забудьте то, что здесь видели. Это не ваша тайна, и не Агентства. — Риддл широко улыбнулся и добавил: — Она моя, и никто, кроме нас с вами, не должен об этом знать.
Он подошел к пульту и в два быстрых щелчка кнопками удалил копию записи.
— Теперь носитель. Оригинал.
Форбс, вздохнув, извлек кристалл из ячейки и подал Риддлу. Тот бросил его на пол и с хрустом раздавил каблуком.
— Эта грязная тайна, — сказал Риддл с неприятной улыбкой, — принадлежит мне лично, и когда-нибудь я вытащу ее из небытия. Но не сейчас. Не сейчас. А теперь, Форбс, расскажите мне другие, приятные новости. Ведь у вас есть такие, я надеюсь?
И Форбс, подавив вздох облегчения, кивнул.
— Захватчики разрешили пожарным и медикам прибыть на Даунинг-стрит. После обстрела правительственное здание…
Клайд смотрел в развернутый комм, едва осознавая, что именно говорит усталый, хоть и профессионально сдержанный диктор. Рядом с коммом лежал блокнот: жирные, неуверенные линии, нервные штрихи, схематические фигуры. Корабль. Коридор — по памяти, один из последних набросков. К-9 у пульта. Два человека на полу: один обнимает другого. Если не знать, что с натуры, выглядит, будто Клайд использовал в качестве референсов картину про безумного русского царя.
— Пострадавших при взрыве госпитализировали…
Совершенно бестолковые рисунки. Куда их теперь? Слишком много событий, и с начальной задумкой они не стыковались. Все перемешалось. О чем теперь рисовать? Как вписывать доктора Эдди в сюжет с летающей тарелкой, инопланетным пацифистом и спасающим его психологом? А как вписывать психолога и прочих в сюжет с пугающим доктором Кости?
Доктор же задумчиво ходил вокруг светящегося стола и, словно фишки на сукно, клал и передвигал по его поверхности черные угловатые обломки. Паззл. Сложная игра на одного человека. Его явно не волновали ни вторжение, ни обстрел, ни кадры с места событий.
— Зафиксированы мозаичные замены в Норидже… Наш корреспондент докладывает…
Сюжет не выстраивался никак. Крайчек, которого отправили в Штаты вместе с ЛвЧ — что он там делает сейчас? А что делают монстры с тентаклями? Каан оставил Клайда на острове и убрался вместе с агентом-психологом куда-то дальше.
— Неопознанный летающий объект, вторгшийся в воздушное пространство США, продолжает вести обстрел…
Кости глухо постукивали, касаясь друг друга. Доктор Эдди, судя по всему, снял их все и теперь выкладывал на стол заново. Собирал мозаику. Разочаровался в предыдущем результате. Клайд зевнул: уши начало закладывать, и голова заболела, как будто на остров с моря надвигалась гроза. Синие тяжелые тучи, которые так здорово и трудно рисовать акварелью. Плотный угрожающий фронт, неотвратимо приближающийся к маленькому зеленому клочку суши.
На столе вырисовывался… нет, не скелет. Экзо… это означает панцирь. Не такой, как у крабов. Вообще ни на что не похожий. Доктор Эдди кружил у стола, безошибочно складывая обломки на нужное место.
— Заявление китайских лидеров…
Индонезия капитулировала. Война так и не началась. Япония не стала бросать бомбы, да они с самого начала были против. Не идиоты же — слишком близко от их собственного побережья. Китайские войска оккупировали Джакарту. Можно было бы отключить трансляцию и глянуть в сети, что там сейчас творится, но Клайд не тронул комм. Он взял блокнот.
Найти бы сценариста! Может, попросить Марию? Нет, она только посмеется.
А Люк пропал.
— Беспрецедентное вмешательство внеземных цивилизаций… Первое со времен так называемого «Дня чуда», когда погибло…
Клайд медленно моргнул. Рани. Он только сейчас о ней вспомнил. Люк, Мария, К-9, Сара Джейн… но Рани словно стерли из его памяти. И только сейчас… она пропала в одном из лагерей. Первая категория. Нет, это не реткон. Если вспоминаешь что-нибудь, стертое ретконом, оно кажется сном — или наоборот, ощущается слишком ярко. Но Клайд просто знал, что Рани погибла во время Дня чуда, и именно поэтому он и не пошел в ЮНИТ… Хотя его приглашали.
Именно поэтому они все разошлись. Даже не из-за смерти Сары Джейн.
— В Вашингтоне продолжается обстрел… Корабль интервентов ведет боевые действия…
Из черепа этого существа росли две антенны: их обломки доктор Эдди аккуратно выложил линиями на столе. Панцирь приобретал очертания — нечто, похожее на насекомое и ракообразное одновременно. Еще бы вспомнить школьные уроки биологии. Было у них общее название, но Клайд давно забыл все эти классификации.
— Феноменоптера, — выдохнул доктор Эдди.
Клайд снова зевнул. Как в самолете… неужели действительно надвигается шторм? Но здесь, в бункере подземного госпиталя, этого даже не услышишь. Кажется, у доктора Эдди нет внешних следящих устройств, а может, он попросту их не включает.
Панцирь был уже почти полностью закончен. Он выглядел, как цепь пологих черно-коричневых холмов. Как волны. Как толстая, грубая чешуя, натекающая одна на другую.
Доктор Эдди возился с черепом.
— Представитель инопланетян ведет переговоры… Требования сложить оружие…
Клайд усмехнулся. К-9, наверное, отрывается по полной. Безумный приказ, так он сказал? Совершенно точное определение. Доверить этому кибернетическому умнику разговаривать с правительством… а кто же тогда атакует Вашингтон?
Доктор Эдди бросил на Клайда быстрый взгляд и тут же отвернулся к столу. Сюжет комикса, конечно, рассыпался, как десятый дом по Даунинг-стрит после выстрела, но доктор все равно привлекал внимание. Можно подумать еще. Переделать что-нибудь. Но сценарист все равно нужен. Или спросить самого доктора Эдди? Хотя он вряд ли сможет придумать историю. Расскажет свою, разве что.
— Наш корреспондент из Вашингтона сообщает… вражеский корабль подбит! Он начал снижаться и теперь падает…
Клайд встал и подошел к столу поближе, так, чтобы видеть доктора за работой. Тот лихорадочно тыкал обломками в почти целый череп… уродливый, как ночной кошмар. Изогнутая пародия на губы над костистым гребнем челюсти. Шишки. Пустые глазницы.
— Вы бы отдохнули, профессор, — сказал Клайд.
— Нельзя. Нельзя прерываться, — пробормотал доктор, — алгоритм не позволяет… Не мешайте мне, молодой человек! Выпейте кофе. Налейте себе из кофейника.
Опять эта дрянь, еще и заваренная по-американски, в куче воды и без сливок. В прозрачном чайнике — называть эту штуку кофейником не поворачивался язык. Клайд из вежливости налил коричневую жижу в пластиковый стакан и, держа его в руке, вернулся к столу.
Это как игра, и правда. Доктор боялся проиграть, он хватал обломки и клал их на место один за другим. Что случится, если он проиграет? Чудовище оживет и сожрет их обоих?
— Падение космического корабля повредило… Благодаря своевременной эвакуации жителей и правительства…
Можно взять блокнот и зарисовать доктора Эдди за работой. Но Клайд просто стоял со стаканом и молча следил за тем, как профессор вставляет на место последние мелкие осколки.
— Все, — выдохнул он, выпрямился и закрыл глаза. На его лбу поблескивали капли пота. Нечесаная седоватая шевелюра причудливо обрамляла лицо.
Ничего не произошло. Монстр не встал, не зашевелился. Просто целый панцирь с усиками и уродливыми выступами.
— Это насекомое?
— Членистоногое. Феноменоптера семисапиенс.
Да, точно, членистоногое. Как креветки или пауки. Это было странное чувство — как будто Клайд стоял на пороге, но не мог сделать последний шаг. Чего-то не хватало. Какой-то последней детали. Голова кружилась, но давление, кажется, выровнялось. Буря пронеслась мимо.
— Мы прерываем нашу трансляцию сообщением… Они возвращаются! Утраченные в результате Мозаики места возвращаются обратно! — радостно выкрикнул диктор. — Наш корреспондент из Нью-Йорка сообщил, что пропавший одним из первых Центральный парк…
— Выпейте кофе, — повторил доктор.
И в этот момент все стало ясно. Фрагменты сложились разом, за один вдох, как будто Клайд знал это с самого начала.
Именно из-за этого скелета все и получилось. Сложив его, доктор Эдди решил проблему. Но тогда, выходит, Каан руководил этим? Создал ее изначально?
И, значит, им не нужны лишние свидетели. Например, Клайд Лэнгер — совсем лишний.
Он улыбнулся и спросил:
— Там реткон?
Доктор смешался, опустил голову. Сейчас бы его тоже стоило зарисовать: смущение было таким ярким и наглядным. Если по Каану приходилось угадывать, то с доктором Эдди все оказалось куда проще.
— Ну… да, — ответил он наконец. — Вы не должны знать о том, что здесь случилось.
— А что здесь случилось? — спросил Клайд, продолжая улыбаться. Он поставил стаканчик с кофе на край стола. — Вы сложили свой скелет, только и всего.
Доктор Эдди молча сверлил его взглядом.
— Я не умею играть в социальные игры, но вы, молодой человек, умеете, и неплохо. Хотите сказать, что оставите это все в секрете? Даже от капитана Харкнесса?
— Тем более от капитана Харкнесса.
Пульс барабаном стучал в ушах, бился в кончиках пальцев. Доктор Эдди, устало опустив плечи, отошел в угол, к письменному столу, и сел в вертящееся кресло. Терминал за его спиной автоматически включился, засветился большой экран.
— Знаете, профессор, — сказал Клайд, — во всяких детективных сериалах полицейский, который поймал злодея, должен рассказать ему все, что тот сделал, описать все его действия и поступки. Потому что зрителю нужна развязка и объяснение, а серии — нужный градус напряжения, потому что герою можно в последний момент нанести смертельный удар. В комиксах тоже так делают, правда, реже. Но я не полицейский, а вы не злодей. Я не буду ничего вам пересказывать, а вы не будете оправдываться. И никаких ударов.
Доктор сидел, сложив руки на коленях, и смотрел перед собой.
— Я не понял ни слова из того, что вы только что сказали.
— А, пофиг, — ответил, улыбаясь, Клайд. — Но ведь вы делали это не просто так. Кости доставал Каан, значит, это его рук дело. Вы работаете вместе за спиной у Джека. Это же просто супер!
— Король лаборатории, — сказал доктор Эдди.
— Чего?
— Я — король лаборатории, — повторил он и наконец улыбнулся: неуверенно и несмело, но радостно. — Когда-то давно мы с моим коллегой и другом ставили вместе эксперименты. Иногда они приводили к разрушениям. Это тоже был эксперимент. Мы проверяли привязку квазитемпорального поля к телу планетарного масштаба. Через этот скелет. Но фрагментов не хватило, чтобы провести опыт быстро.
— Удачно? Эксперимент получился?
— Вполне. Все было под контролем.
Если не считать нескольких мелочей, ага. Клайд усмехнулся.
— Кажется, жизнь возвращается в нормальное русло! — раздался в тишине голос диктора. — Минуту назад корабль, который находился над Лондоном, поднялся выше и на данный момент не фиксируется более никакими средствами обнаружения. Полиция сообщает, что ведется расследование…
Раньше Клайду всегда казалось, что он не на своем месте. В школе или колледже, который он так и не закончил, в закусочных, где он подрабатывал, или Торчвуде, где делал то же самое — подавал кофе. Везде, всегда. Когда пропал Люк, когда умерла Рани, когда их братство развалилось. Но теперь эта ярко освещенная лаборатория вдруг показалась ему самым удобным и уютным местом на Земле. Клайд понимал, что здесь не останется, но всегда мог вернуться.
— Я хочу знать, — сказал он. — Хочу участвовать. Хочу быть в ваших рядах. Делать то же, что и вы. Помогать. Быть полезным.
— Вам придется учиться и слушать, — ответил доктор.
Как будто он не делает того же все остальное время!
— Без проблем.
Может быть… может быть, они смогут помочь в поисках Люка. Клайд взял со стола уже холодный стакан, повертел в пальцах и выплеснул в ближайшую раковину.
— И много работать, — добавил доктор Эдди.
— Я готов.
— И хранить это в секрете, как вы сами понимаете.
Клайд фыркнул.
— Да уж конечно!
Если бы доктор Эдди был традиционным злодеем, он бы напустил на себя торжественный вид и заявил что-нибудь вроде: «Добро пожаловать в…» — Клайд не мог придумать, куда. В Комитет? Но доктор был забавным пожилым гиком и поэтому не стал принимать пафосные позы, а просто сказал:
— Тогда вылейте тот кофе и заварите новый. В шкафчике у мойки есть чай.
Клайд рассмеялся. Чего еще стоило ожидать? Везде одно и то же. Он взял кофейник и пошел с ним к раковине, но тут лабораторию затянуло голубоватым, ужасно знакомым светящимся туманом.
— К-9! — радостно воскликнул Клайд, когда сияние рассеялось. — Ты цел!
— Подтверждаю, хозяин!
Каан и невесть откуда взявшийся Крайчек торопливо отступили друг от друга, как будто их застукали за чем-то неприличным. Каан отряхнул халат и подошел к столу.
— Спасибо за помощь, Закария, — сказал он. — Надеюсь, с остальным ты также справишься без меня. Разлом должен открыться сам, в Торчвуде от тебя отвлекутся.
Крайчек, какой-то пыльный, мятый и заметно помолодевший, счастливо улыбался. На его плече болталась огромная сонтаранская пушка.
— Мистер Лэнгер хочет с нами работать, — сказал доктор Эдди.
— Он недостаточно умен, — бросил Каан.
Клайд рассмеялся.
— А ты проверь, — сказал он. — Я же говорил, что теперь от тебя не отстану.
Теперь Каан все-таки обернулся к нему. На его самоуверенном лице не осталось ни следа страха, или жалости, или прочих, не свойственных ему эмоций, которые Клайд наблюдал, пока они были на корабле. Обычное забавное высокомерие.
— Прощай, Клайд Лэнгер, — сказал он, скривился в неумелой улыбке, а потом снова растаял в голубом сиянии.
— Не знаю, о чем вы тут сговаривались, — вмешался наконец Крайчек, — но мне это не нравится и я не хочу иметь с этим ничего общего. Все, пока. И не смейте снова меня искать! Открой эту чертову дверь, Зак!
Он несколько раз дернул за ручку, потом, после того, как доктор Эдди нажал кнопку на пульте терминала, дверь все-таки открылась. Крайчек прикрыл ее тихо, почти не хлопнув.
— Ну что, К-9, как тебе новый хозяин? — спросил Клайд.
К-9 завилял тонким металлическим хвостом.
— Со-вер-шенный псих! Очень весело! — ответил он.
И, кажется, Клайд был с ним абсолютно и безоговорочно согласен.
Если бы Лэнс не стоял от них всего в двух футах, то ничего бы не услышал. Ветер здесь, на восемьдесят шестом этаже Эмпайр Стейт, сдувал прочь и слова, и мысли из головы. Пальцы дрожали: никак не получалось собраться с духом после эскапады с космическим кораблем, и Лэнс спрятал руки в карманах. Эрзац самоуспокоения… нет, просто попытка скрыть нервное напряжение вместо проработки его причин. Непрофессионально.
Но никто поблизости не смог бы предложить Лэнсу супервизию.
Гаутама и Каан стояли у самых перил: первый — ровно, заложив руки за спину, второй, на контрасте — совсем расхлябанно, ссутулившись, будто пытался казаться ниже.
— Этот город стал даже лучше с тех пор, как я видел его отсюда в последний раз, — сказал Каан. — Люди упорны. Люди многого добиваются.
Гаутама молча кивнул. Странно было видеть его в центре Нью-Йорка без маски, но здание все равно стояло закрытым. Чрезвычайное положение. Никто их здесь не увидит.
— Наша планета уничтожена войной, а этот город возрождается снова и снова. Человечество всегда выживает.
— Эту планету тоже легко уничтожить, — пробормотал Гаутама. — В том числе войной. В этом и состоял твой план?
— Я хотел бы, чтобы ты знал, насколько сильно я сожалею, — продолжил Каан, но Гаутама резко перебил его:
— Перестань! Это лицемерие.
Каан переступил с ноги на ногу, облокотился о высокие перила и искоса глянул на него.
— Если ты хочешь так думать. Но я действительно сожалею.
— Тогда зачем затеял все это? — Гаутама раскинул руки: жест, как будто заимствованный у кого-то еще. Такой знакомый…
Каан опустил взгляд, и Лэнса вдруг прошибло разрядом понимания. Он покачнулся, но устоял на ногах.
Мозаика — дело рук одного существа, которое сейчас стоит перед ним.
— Так было необходимо, — пробормотал Каан.
Гаутама сверлил его сердитым взглядом. Неужели он все… спустит ему с рук? Наверное, раньше Лэнс возмутился бы, потребовал ответа, но сейчас такое казалось закономерным. И ожидаемым итогом. Пусть. Если игнорировать ребенка, он будет пытаться обратить на себя внимание доступными маленькому человеку способами. Бить посуду, дерзить, тянуть кошку за хвост. Если игнорировать инопланетянина с огромными возможностями и знаниями…
Гаутама сам виноват.
— Я хотел бы, чтобы ты объяснил мне причину этой необходимости.
Каан оглянулся на Лэнса, как будто вспомнил наконец о его существовании, сделал попытку улыбнуться и полез в карман.
— Это твой коммуникатор. Держи, — сказал он. Потом обернулся к Гаутаме: — Пусть он тебе объяснит. Ты его за этим ко мне приставил, так? Мне пора. Надо же спасти твоего миньона, пока он не разнес в пыль столицу этого государства.
Он быстро нажал что-то на своем браслете и растаял в голубоватом сиянии.
Коммуникатор на ощупь казался горячим, словно долго пролежал на солнце. Лэнс машинально повертел его в ладони. Никак не получалось заново собраться с мыслями. Стресс. Слишком много всего случилось за последние несколько часов.
— Мозаику устроил твой… бывший напарник? — спросил Лэнс у Гаутамы.
Тот дернул щупальцами и промолчал, но Лэнс уже догадался, каким должен быть ответ.
— Как?
— Через связанный и дефрагментированный объект, вероятно, — неохотно ответил Гаутама. — Не знаю только, как он сумел закрыть Разлом. Мои попытки открыть его не увенчались успехом. Я хотел бы все исправить, но не знаю, как. Не знаю, могу ли сделать это вообще.
Лэнс усмехнулся.
— Ты слишком многое на себя берешь. Например, ответственность за чужие, совершенные осмысленно поступки. Пускай он сам все исправит. Дай ему возможность реабилитироваться.
Он хотел добавить еще о жестокости — не осознаваемой, но от этого не менее ранящей, — но Гаутама казался таким расстроенным и таким потерянным, что Лэнс передумал. Когда-нибудь потом. Всему свое время.
Тем более, существовал другой, очень важный вопрос, без ответа на который Лэнс не мог бы обойтись — если, конечно, продолжать работать над темой. Правда, наверное, не о таймлордах.
— Что Каан сделал? Отчего… он такой?
Гаутама вздрогнул. Лэнс не надеялся на ответ, даже на лживый или уклончивый, но тот все-таки проговорил, медленно, явно стараясь не выдать больше, чем необходимо:
— Геноцид. Он привел… изменил… уничтожил свой собственный вид.
Лэнс тихо выдохнул. Ветер резко дернул его за полы пиджака, потянул к краю площадки. Господи, он же не сумеет такое исправить. Это слишком серьезная травма… а причина?
— Зачем?
— Они собирались уничтожить вселенную, — едва разжимая губы, ответил Гаутама. — Это не прихоть. Он действовал не из ненависти или желания что-либо разрушить.
Ох. Лэнс протянул руку и взялся за перила — дополнительная точка опоры сейчас не помешает.
— И ты мне не сказал о… таком событии в анамнезе? — тихо спросил он.
— Ты не хотел заниматься психоанализом. Я помнил об этом, и потому… — начал Гаутама, но Лэнс покачал головой, и тот замолчал.
— Как называется его вид? Назывался.
— Далеки, — коротко ответил Гаутама.
Лэнс ни разу о них не слышал. Бессмысленное название. Это даже пугало, хотя в ту минуту страх все равно не мог прорвать свинцовую стену решимости и усталости. Может, он именно потому и не знает о далеках, что те исчезли, как и таймлорды?
— Я никому не скажу о тебе и Каане, — проговорил он. — Можешь меня не нейралить.
— Я не стал бы так поступать с тобой.
— Стал, если бы понадобилось, — ответил Лэнс, — и это нормально. Мы все превращаемся в чудовищ, когда речь заходит о наших близких. Даже если номинально мы от них отказываемся. Он же влюблен в тебя, ты знаешь?
Гаутама растопырил щупальца, но Лэнс уже отвернулся от него и пошагал прочь. Смотровая площадка без людей казалась до странного просторной. Он зашел за угол, прошел до следующего поворота — подальше, — привалился к стене и сполз вниз. Здесь ветер докучал меньше, но зато солнце нещадно било в глаза. Лэнс зажмурился и полез за коммуникатором. Он, конечно, оставил сейчас за собой последнее слово и трусливо сбежал, но все-таки…
Чтобы работать с подобной травмой, нужно знать гораздо больше, и есть только один че… одна личность, которая может помочь с этим.
Выбрав в списке вызовов длинный, ничем не обозначенный межпланетный номер, Лэнс занес палец над экраном. Потом, выдохнув, нажал и опустил голову на сложенные руки.
Ветер нежно свистел, путаясь в высоких перилах и прутьях решетки.
— Очень интересная точка рандеву, надо признать, — произнес знакомый, с южным выговором голос, и Лэнс посмотрел вверх, щурясь от солнца. — Ты все-таки решил бросить это утомительное занятие? Хвалю.
Лэнс медленно покачал головой и встал, придерживаясь рукой за стену.
— Нет. Но мне нужно кое-что узнать. Уверен, вы сможете помочь.
— Вот как? — Риддл улыбнулся шире — точь в точь Мефистофель из современной постановки.
Впрочем, Лэнс ничего не собирался у него подписывать.
— Существовал такой вид — далеки. Я должен изучить о них все, что смогу. Как ксенопсихолог… и не только.
— Существовал? О, наивно считать далеков давно минувшим прошлым, особенно тебе, — рассмеялся Риддл. — Один из них — твой напарник… хотя и наполовину, надо признать.
Видимо, он надеялся на изумление, недоверие, вопросы, но Лэнс просто кивнул, улыбаясь, и Риддл едва заметно поморщился.
— Вы давние друзья, — сказал Лэнс, — и он очень жалеет о размолвке. Не стоит так долго сердиться на него. Он сделал то, что считал правильным, он всегда так делает.
Риддл тихо и на удивление доброжелательно рассмеялся в ответ.
— Я много лет на него не сержусь. Только не говори ему об этом, ради Бога, а то решит, что и дальше можно устраивать всякую ерунду и вмешиваться в мои планы, — сказал он.
— Так вы поможете мне, мистер Риддл?
— Мортон. Или Монах. — Риддл развел руками, и Лэнс вдруг вспомнил, кому подражал Гаутама своим широким жестом. — Конечно…
— Лэнс.
— Конечно, помогу, Лэнс. Хоть это и опасно, стоит тебя предупредить. Изучать психологию далеков — одна из самых сложных и опасных задач во вселенной.
Риддл — отличный манипулятор, но Лэнс видел его попытки за милю. Это забавляло и одновременно вызывало интерес. Сложная задача, так? Опасная? Переключиться в другое русло, устроить себе импровизированный отпуск и возвратиться с багажом новых знаний. Может, и супервизия не понадобится. Он сам с этим разберется.
— Мне нужно будет вернуться сюда, в это же место и время, — сказал Лэнс.
— Безо всяких проблем, мой друг. — Риддл усмехнулся и невпопад добавил после недолгой паузы: — Всегда хотел понять, как у Пятого получалось возиться с такой толпой.
Он снова широко повел рукой. Там, куда он указывал, прямо посреди площадки стоял знакомый уже красный диван, угловатый, по моде шестидесятых. На мгновение Лэнс заколебался — это все показалось ему чудовищной, непродуманной авантюрой, — но потом вспомнил о Гаутаме, Каане и о том художнике из Торчвуда. О Клайде. Который рисовал в самой кризисной ситуации. Рисовал и улыбался.
Спасение в любимом деле. Любовь — это ответ.
И, когда Риддл отодвинул в сторону подушку, Лэнс смело шагнул внутрь.
Планета свалилась на него, как снег на голову. Гигантский зеленовато-сине-белый снежок, который сначала угрожающе нависал над кораблем, потом превратился в огромную стену, и эта стена падала на Тталейва с неотвратимостью маятника.
Он безуспешно попытался выдернуть катер из колодца. Слишком глубоко! Если бы знать, что здесь планета… Но в системе не было таких планет. Или дело в том, что он включил искривляющий двигатель так близко к звезде, что корабль швырнуло невесть куда?
Навигатор бортового компьютера показывал, что система та же. И кто-то врал. Или компьютер, или глаза.
Тталейв сумел вывести катер на более пологую дугу, чтобы не сгореть в плотной, земного типа атмосфере, и теперь стена приближалась не так неотвратимо, да и трясло поменьше. Мимо корабля с неторопливым изяществом проплыл океан, сменился континентом — огромным, в половину планеты. Металлически поблескивала вода в озерах.
Кофе. Если катер разобьется — плакала поставка. Все пропадет, а сейчас, во время войны, любое кофейное зернышко стоило на вес золота. Рассудком Тталейв понимал, что это мелочи, и что главное — выжить, но невозможно было не думать о грузе. Мысли сами сворачивали на эту тему.
А он всего-то решил срезать путь! Вот ведь черт.
Под катером — теперь уже под, стена сменилась горизонтом, — снова проплывал океан. Дотянуть бы до земли! Тталейв как мог корректировал градус, но катер уже с трудом отзывался на команды, как будто что-то глушило бортовой компьютер.
Сердце дрожало, как далекий объект на экране радара. Тталейв отстраненно фиксировал, что происходит: вот мелькнула тонкая полоса пляжа, потом деревья, деревья, деревья…
Земля бросилась под катер, и тут наконец тряхнуло по-настоящему. Но компенсатор, на который Тталейв даже не полагался — новый и неопробованный, — все-таки сработал, его даже не вышибло из кресла. В глазах потемнело от перегрузки. Панель с громким треском погасла.
Он пробирался к люку ползком. Ладони то и дело натыкались на кофейные зерна. Приятный запах, но Тталейва уже тошнило от него. Мутило. Дрянь дело. Компьютер сгорел, и если запасных плат не хватит, придется сидеть тут и ждать, пока кто-то прилетит на сигнал аварийного маяка — и хорошо, если это окажутся люди, а не…
Люк, печально выдохнув, поддался. Тталейв вывалился из него, покатившись по мягкому, остро пахнущему грунту. Взгляд зацепился за что-то яркое, и Тталейв замер, прижавшись к земле.
Дети. Много детей. Около двадцати. Они окружили катер — каждый на небольшом пневмоскутере.
Тталейв вытер мокрое лицо, поднялся на четвереньки, потом рывком встал. Колония. Здесь есть колония! Его спасут. И он сможет продать кофе, не на Амарисе, так здесь.
Дети молча смотрели на него, и у Тталейва по спине вдруг пробежал холодок.
— Каппа! — громко сказала одна из девочек. — Я рассчитала точку его падения точнее всех остальных. И тебя. Я теперь лучший баллистик! Значок!
Она, не сводя глаз с Тталейва, протянула в сторону руку — даже не протянула, требовательно выбросила.
Им же всем лет по двенадцать, догадался Тталейв. Не младше, не старше. Ровесники. И комбинезоны у них были одинакового покроя, хоть и разных цветов. Значки, символы… маленькая победоносная армия детей.
Боги, он же еще до войны видел постановку о чем-то таком… как же она называлась? Королева пчел? Властелин стрекоз?
Другая девочка, насупившись, начала ковырять рукав.
— Рано радуешься! — пробормотала она. — И трех циклов не пройдет, как он снова будет у меня.
— Сначала забери, потом хвастайся, — ответила первая девочка и пошевелила пальцами.
Вторая, подлетев к ней, вложила что-то в раскрытую ладонь.
— Лучший баллистик! — хором выкрикнули остальные и коротко, быстро хлопнули пару раз в ладоши.
— Эй! — вставил Тталейв. — Привет!
Дети так же внезапно замолчали.
— Привет, — ответил кудрявый мальчик. — Ты человек?
О. Непредвиденный вопрос. Хотя да, он ведь может быть кем угодно. Гуманоидная форма ничего не значит.
— Да, я человек, — сказал Тталейв и, поддавшись нежданному порыву, спросил: — А вы?
Они не похожи на талов, нет. Волосы темнее. И лица слишком бледные.
— Его ответ подтверждается, — произнес кто-то из детей, которого Тталейв не мог видеть из-за носа катера. — Сканер фиксирует человеческую анатомию.
— Мы — люди, — уверенно ответила девочка-баллистик.
— Ага, люди.
— Почти люди.
— Есть еще слово на букву «К», которое нельзя называть.
Они засмеялись — хором, словно искусственные, как будто кто-то нажал на общую кнопку управления смехом.
— Какое еще слово? — с трудом ворочая языком, спросил Тталейв.
— Колонисты! — выкрикнул кудрявый мальчик.
Они взлетели, закружились вокруг катера, и Тталейв съежился, не в силах побороть этот дикий, глупый, неуместный страх.
— Он нас боится! — выкрикнул кто-то из детей, Тталейв уже не разбирал их лиц, они складывались в одно размытое, пугающее пятно — и в этом голосе, к его ужасу, было куда больше восторга, чем удивления.
— Стоп!
Дети остановились. Тталейв был готов бежать сквозь джунгли, сломя голову, или ползти обратно в катер — где-то там лежал бластер, а эти чудовищные дети…
— Мы должны выполнить протокол одиннадцать-альфа, — сказала девочка-баллистик.
Какой еще протокол? О, нет. Надо бежать!
— Это на случай вторжения.
— Интервенции!
— Проникновения чужаков.
Тталейв понял, что произнес это вслух, и попятился к катеру. Но тут к нему вплотную подлетел кудрявый мальчик — он улыбался, и совсем не зло. Обычный паренек, каких много. Каждый из них выглядел обычно, как все. Но вместе…
— Не надо бежать. Садись. Мы отвезем тебя к нашим родителям, — сказал мальчик и сдул с носа почти белую спиральную прядь.
— У вас есть родители?
— Конечно, есть, — высокомерно заявила девочка, у которой отобрали значок. — Они тебе помогут.
Осторожно, неуверенно Тталейв забрался на заднее сиденье скутера. Мальчик тут же рванул с места, и его скутер понесся через лес. Рядом летели остальные. Воздух пах прелью и кофейными зернами. Ветер упруго бился в лицо.
Потом из-за деревьев показалась крепость. Серая. Огромная. С высокой башней. Страшная. Она росла из земли, как чудовищное растение. Нет, в самих строениях не было ничего страшного.
Но Тталейв узнал эти очертания с первого взгляда. Не мог не узнать. Столько лет. Столько чертовых лет! Не вязались с крепостью только цветы — или что там росло яркими пятнами у подножья? Все равно!
— Стойте! Стойте! — закричал он, цепляясь за мальчика.
Мысли смешались в кучу. Не нужно было с ними ехать. Он знал, что этим все кончится. Планеты просто так не возникают из ниоткуда.
— Ты чего? — спросил мальчик.
Они остановились метрах в ста от… этого места. Тталейв сдвинулся, упал на землю, но не смог встать. Не держали ноги.
Ужас стоял в горле ледяным комом.
— Это же… Это же… — начинал он и никак не мог закончить.
— Это наш дом.
— Нет, нет! Это… база далеков.
— Чья база? — с неподдельным удивлением спросила девочка-баллистик. — Это наш город! Мы в нем живем. Омега встретит нас и поможет тебе, он сказал по комм-линку.
— Далеки… это чудовища, — проговорил Тталейв. — Нет! Они хуже чудовищ… чудовища бегут от них…
— Ты говоришь какую-то ерунду. Чудовищ не бывает. Любое чудовище можно уничтожить, — ответил один из мальчиков, даже не пытаясь смягчить снисходительный тон.
Нет, им ничего не докажешь. Надо обмануть их. Вернуться к катеру, запереться там. Припасов хватит. Проверить компьютер, починить… улететь отсюда к чертям.
Но к ним уже шагал кто-то взрослый. Мужчина. Русые волосы. Проседь. Четкие, резкие черты лица. Голова… крупная. Вырос при низкой гравитации.
Это был не далек. Человек. А может, робочеловек. Чипа все равно не разглядеть сквозь череп.
Тталейв бежал на другой конец галактики, бросив все, бросив должность в генштабе, а теперь то, чего он боялся, само пришло к нему. Широко раскрыв объятия.
— Омега! — радостно выкрикнула одна из девочек. — Что такое «далеки»? Чужак говорит, мы живем в их городе. Мы должны все про них знать!
— Да!
— Расскажи!
— Нам про них не говорили!
Тталейв медленно встал, отряхнул комбинезон. Кажется, он мог почувствовать сейчас даже вращение планеты. Взрослый — Омега — непроницаемо изучал его.
— Всему свое время. Эта информация не соответствует вашему уровню знаний, — сказал он хорошо артикулированным, «профессорским» голосом. — Сведения об этом вы получите позже, но получите обязательно.
— Я — лучший баллистик! — выкрикнула девочка. — Зафиксируй это в отчете дня!
— Конечно, Фортен. А теперь возвращайтесь к выполнению задания, — сказал Омега. — Я отведу гостя внутрь.
Дети с криками и смехом оседлали скутеры и полетели прочь. Минута — и их голоса затихли в лесу.
— Ты сказал моим… нашим детям о далеках.
«Профессорский» голос Омеги звучал теперь холодно, металлически и очень по-военному. По-командирски. Но страх прошел. Это всего лишь беглецы от войны, как и он. Хорошо обученные беглецы. И они понятия не имеют, какой сюрприз может преподнести им планета, которую они выбрали. Или имеют, и так даже хуже.
— Да, сказал, — твердо отозвался Тталейв. — Вы ведь сами должны были им о них рассказать… коммодор?
— Как ты попал сюда? Отвечай!
— А то что? — Тталейв наклонился вперед, глядя «коммодору» в лицо. — Убьешь меня, своего брата? Человек — человека? Вы спрятались здесь. Решили отсидеться — пусть! Никто не без греха. Я сам… но дети! Они должны знать, кто и что им угрожает! Война и до вас доберется, вот увидите…
— Мы проверим твой корабль, — холодно ответил Омега. — Чтобы никто не смог больше попасть сюда так, как ты. Смотри на меня!
Потом перед глазами что-то ослепительно сверкнуло, и…
***
Катер медленно поднимался — выше, и выше, горизонт сужался, небо становилось сначала розовым, а потом темно-синим.
Он моргнул. Протер глаза.
Пульт весело мигал разноцветными огнями.
— Прощай, Тталейв!
Он зажмурился еще раз. Дети. Они махали ему руками, бросали в сторону взлетающего катера цветы.
— Прощай, Тталейв!
Тталейв… Он всмотрелся в блестящий пластик монитора. Смутное, едва заметное отражение. Ошарашенное, но почему-то кажущееся знакомым лицо.
Он поднес ладонь к щеке, и отражение сделало то же самое. Остро и вкусно пахло чем-то… приятным. Он не знал, что это такое.
— Прощай, Тталейв!
Кто это — Тталейв? И кто эти дети? Чем это пахнет? Как он сюда попал?
Он всмотрелся в отражение и, медленно шевеля губами, проговорил.
— О боги! Кто же… кто же я такой?
Штаб-квартира Людей в черном, как и ожидал Алекс, оказалась тем еще выпендрежным местом. Даже Торчвуд нервно курил в стороне. Все по линеечке, пластик, стекло, металл, одинаково одетые, черно-белые, как пингвины, сотрудники — и вместе с тем совершенный цирк и мешанина. Гаутаме это место подходило, как родное.
И кабинет ему подходил: аккуратный, почти пустой, но при этом заметно индивидуальный — и очень похожий на его корабль. Сам Гаутама, нацепив очередную голографическую маску, говорил по коммуникатору. Это лицо шло ему больше, чем внешность агента Эс, по крайней мере, Гаутама в нем узнавался даже без щупалец.
— Саботаж, — сказал он, придерживая комм плечом, а на самом деле, кажется, еще и щупальцем. — Управление ракетами находится на сервере, не подключенном к общей сети, и мы воспользовались услугами посредника. Но контакт оказался разорван немедленно. И мы потеряли связь с нашими агентами в генштабе.
Он помолчал, слушая ответ агента на той стороне. Потом брови его голографической маски вздернулись вверх.
— Каан? Ты тоже пытался? — Гаутама снова сделал паузу. — Мы должны сменить тактику. Если мы используем клонов и подменим руководителей государств… нет, мы можем выступить с заявлением… Почему не сработает?
Потом Гаутама мотнул головой.
— Это провальный план и слишком рискованный! — заявил он. — Тем более, у Торчвуда нет подходящего корабля. Есть? Каким предлагаешь воспользоваться нам? Что? Этим… рутанским мусором? — Гаутама повысил голос. — Ты совершенно сошел с ума!
Он глубоко вздохнул.
— Хорошо. Согласен. Действуем.
Он выключил связь и некоторое время пялился в коммуникатор пустым взглядом. Интересно, что там у них? Если так спросить, не скажет.
— Очередное непростое решение? — спросил Алекс. — Кому жить, кому умереть?
Тогда Гаутама повернул голову и уставился на него. От него ощутимо полыхнуло злостью — протуберанец гнева метил в Алекса, но без толку.
— Ты! — заявил Гаутама. — Отправишься со мной. Я не могу рисковать своими агентами.
Конечно, как можно было забыть об умении этого напыщенного индюка выдавать в ответ совершенно не связанные с вопросом данные. Но Алекс в любом случае угадал. И нарвался. Но к этому стоило бы привыкнуть.
— А собой? Можешь?
— Я ничем не рискую, — процедил Гаутама.
— Значит, вместе мы тоже ничем не рискуем, — ответил Алекс. Неплохо, если Гаутама передумает и возьмет с собой (кстати, куда?) штатного агента этой сверхкрутой организации, но и отправиться с ним тоже не проблема.
Тем временем Гаутама, нажав что-то на столе, открыл стенную панель.
— Выбирай. Это нам понадобится. На том корабле демонтированы системы вооружения.
— Ну конечно. На корабле. Мы куда-то летим? Может, ты хотя бы вкратце соизволишь объяснить, в чем дело? — спросил Алекс. За панелью ожидаемо скрывался шкаф, битком набитый оружием. Некоторые модели Алексу ни о чем не говорили, некоторые выглядели знакомо. Например, огромный, но неожиданно легкий лучемет.
— Сонтаранское оружие, — сказал Гаутама с легким презрением. Алекс не смог сдержать улыбку. — Довольно эффективное, но громоздкое.
— Твоя запрещенная пушка тоже не маленькая, — ответил Алекс. Ага, аккумулятор, судя по индикатору, полнехонек, предохранителя нет, а спусковой крючок почему-то сбоку… сколько пальцев у этих сонтаранцев — три? Но пускай, приноровиться можно.
Гаутама искоса зыркнул на Алекса. Жаль, что он в маске — чисто человеческая внешность казалась на нем фальшивкой, не отражала всего того, чем Гаутама являлся.
— Я оставлю твою реплику про оружие без внимания, — ответил он. — Что касается корабля: мы должны поднять его в атмосферу и разыграть инопланетное вторжение.
Великолепно! Малдеру бы понравилось. Алекс рассмеялся. Действительно, безумный план, но может сработать.
— Ты, конечно, не спросил меня, но я согласен.
Гаутама коротко кивнул, как будто не ожидал ничего другого. Самоуверенность уровня «Бог».
— Ты готов? — спросил он.
— Кажется, да, — медленно ответил Алекс, прикидывая. В Торчвуде он взял портативный сканер, Джек дал ему в довесок индикатор активности Разлома, хотя тот и был закрыт, а теперь у него есть и пушка. Все в порядке.
— Тогда идем. Нам нужно спуститься на станцию магнитопоезда: корабль находится в Орегоне.
— Разве мы не на ТАРДИС отправимся? — спросил Алекс.
Гаутама резко помрачнел.
— Нет. Разлом закрыт. Ей может не хватить энергии для того, чтобы нас потом забрать.
Алекс никогда не задумывался о том, что ТАРДИС может потребовать подзарядки. Этот корабль, на котором он и бывал-то пару раз, казался не чудом техники — просто чудом, как бы пафосно или глупо это ни звучало. Ну и плевать! За всю свою долгую жизнь Алекс периодически сталкивался с такими вещами, которые иначе как чудом объяснить было невозможно. Наверное, есть для них и какое-то рациональное обоснование, только задумываться о нем не хотелось. Все, в чем Алекс пытался разобраться подробнее, на поверку оказывалось дерьмом на палочке.
Приятных впечатлений в жизни настолько мало, что не стоило их портить пристальным изучением.
— Окей, — сказал Алекс. — Веди, командир.
***
Подземка — «труба», как ее назвал дежуривший на станции агент, — вызвала у Алекса всплеск застарелой клаустрофобии. Низкий потолок вагончика, теснота, каменный тоннель впереди, уходящий в глухую черноту. Не помогал даже яркий свет. Немедленно вспоминался бункер, густой, тяжелый воздух, черная жижа, подкатывавшаяся все ближе…
Алекс заерзал на сиденье. Гаутаме, который сидел рядом, было явно нипочем. Вагончик несся вперед, но это ощущалось только телом: впереди и позади за окнами оставалось черным-черно.
Прошли годы, прежде чем вагончик вылетел на ярко освещенную, но пустую станцию и остановился. Гаутама шагнул на перрон и, не оборачиваясь, поспешил к лифту.
Алекс, с трудом ступая, пошел следом. Ноги все еще дрожали, сердце колотилось о ребра, горло перехватывало. Лет десять назад Алекс бы еще мог и побегать, и побороться с клаустрофобией, но сейчас эта мерзкая, дряблая немощь раздражала. Что бы ни думали эти вечно молодые и бессмертные, возраст ощущается только телом, голова же бесконечно убеждена, что тебе в лучшем случае тридцать. Увы.
— Быстрей! — распорядился Гаутама.
— Тороплюсь как могу, — огрызнулся Алекс, пытаясь справиться с одышкой. — Взял бы одного из своих юных агентов. Или местного. Тут же есть отделение ЛвЧ?
Лифт помчался вверх со скоростью, от которой закладывало уши. Гаутама, крепко сжав губы, смотрел перед собой.
— Есть, — нехотя признался он.
— Ну так взял бы его с собой. Если придется бегать, то я буду только задерживать тебя. Мне, знаешь ли, не двадцать и даже не пятьдесят.
— Нашему внештатному представителю у Разлома больше лет, чем тебе, — процедил Гаутама.
Двери лифта открылись в густой лес, прямо из толстого дерева. Жарко пахло хвоей и корой, и Алекс облегченно вздохнул. Лес тоже его не очень прельщал, но это было лучше подземелий.
— Что же за пенсионеров вы держите на службе? — спросил он и потянулся, стряхивая с плеч оцепенение.
— Это отличный специалист!
— Не сомневаюсь, — ответил Алекс. Лес кругом выглядел как… лес. Совершенно обычный. Интересно, где они спрятали корабль? Под землей? Или его окружает защитное поле, как корабли друзей Консорциума? — И куда нам теперь?
Гаутама вытащил коммуникатор, покачал головой.
— Мы должны найти сосну.
— Да тут их полным-полно.
— Эта сосна заметно искусственная. Там будет рычаг, за который надо дернуть… — Гаутама поморщился, потом щелкнул по браслету часов. Маска сменилась его настоящей внешностью, и отчего-то Алексу моментально стало спокойнее. Дурацкое чувство — полагаться на какого-то мутанта. — Только Разлом закрылся, и теперь энергетическая карта не совпадает с физической.
Алекс достал сканер и включил его, разворачиваясь вокруг своей оси. Ему вдруг пришла в голову мысль, которую он хотел проверить. И, возможно, натянуть этому надутому индюку несуществующий нос.
— Вот там, — он показал рукой в сторону, где на экране высветилась ровная и тонкая зеленая линия, — там твоя сосна. Он нее фонит энергией Разлома чуть сильнее, чем от остального.
Гаутама выхватил у Алекса сканер.
— Отлично! Он улавливает остаточные следы! — и целеустремленно пошагал в нужном направлении. Безапелляционно и без малейшей тени сомнения, что Алекс за ним пойдет. Где-то в районе солнечного сплетения зародилось тепло. Не стоит сейчас о таком думать, конечно. Но мыслям трудно приказать.
Алекс пошел следом. В лесу никого не было, никаких туристов, прохожих или зевак; видимо, даже «внештатный специалист» не появлялся здесь очень давно. Ни следа тропинок или даже примятых папоротников. Они то поднимались, то спускались — местность была гористая. Где-то неподалеку находился тот самый бункер Консорциума, невовремя подсказала память. Может, они направляются именно к нему?
— Можно хотя бы не так торопиться, — задыхаясь на очередном подъеме, попросил Алекс. — Я, в конце концов…
— Ты говорил, — перебил его Гаутама. Он остановился и задрал голову, разглядывая что-то наверху. — Пришли. Вот она.
«Сосна» выглядела так коряво, что стоило заподозрить местных жителей в полной слепоте. На ней только что заклепок не было — китайская рождественская елка и та выглядела живее. Впрочем, вблизи Разлома местные наверняка успели повидать и не такое. Например, уивилов, а может, розовых единорогов с крыльями.
— И ты помнишь, где у нее рычаг? — спросил Алекс. Ничего похожего в пределах досягаемости не наблюдалось, а «сучья» начинались высоко над землей.
— Помню. Вот он, — ответил Гаутама, указывая на нижний сук. До него было футов десять — кому-то придется или лезть на фальшивое дерево, или подсадить другого. Невелик выбор. — Сколько ты весишь? — продолжил Гаутама, который явно пришел к тому же выводу. — Надо выяснить, кто из нас легче.
От неожиданности Алекс рассмеялся, надеясь, что смех вышел не слишком истерическим.
— Ты серьезно? А если я наступлю тебе на что-нибудь дорогое, например, на одно из щупалец? Нет уж, полминуты я и сам тебя удержу.
Гаутама окинул его тяжелым взглядом, но тут же и сам рассмеялся. Смех прозвучал довольно нервно. Конечно, они оба притворялись, что просто гуляют по лесу, но это было не так. К тому же Алекс не представлял, что будет, когда Гаутама дернет за рычаг — отключится поле? Откроется шахта? Даже думать об этом не хотелось.
— Хорошо. Давай, — ответил Гаутама и кивком указал на подножье «сосны».
Алекс положил лучемет на землю — недалеко, чтобы при необходимости как можно быстрее его поднять, — прислонился спиной к сосне и сложил руки в «замок».
— Ты высокий. Думаю, дотянешься.
— Дотянусь. Держись крепче, — сказал Гаутама и, поставив ногу в «замок», оттолкнулся и потянулся вверх. Алекс задохнулся. Тяжелый… зараза. Кажется, он погорячился… насчет полминуты. Руки уже почти отваливались.
— Выше! Еще немного! — скомандовал Гаутама.
Собравшись с силами, Алекс распрямил колени и поднял руки чуть выше.
— Можешь… попробовать… встать на плечи. Так будет удобнее. Не бойся, куртку не жаль.
Гаутама тут же воспользовался предложением. Черт! Так было еще хуже. Алекс едва удержал равновесие, но в этот момент Гаутама, видимо, все-таки достал до рычага, и что-то громко щелкнуло и застрекотало. А потом земля разом ушла из-под ног. О таком стоило бы предупредить! Алекс пошатнулся и с силой приложился затылком о ствол псевдо-сосны. Судя по ощущениям — сосна падала. И Гаутама падал. Черт! Алекс поднял руки, пытаясь придержать его за бедра. Кажется, получилось, но затылком он снова приложился об металл. Многовато за сегодня. Удар. Еще удар. Мозг запоздало регистрировал их. Гаутама сдавленно охнул. Алекс прикрыл руками голову.
Потом падение внезапно кончилось. Даже обидно, насколько это было больно. Когда Алекс наконец-то открыл глаза, сосна спокойно стояла на дне глубокой — судя по краешку неба вверху — ямы, а наверх уходила аккуратная спиральная лесенка. Алекс попробовал пошевелиться — кажется, он приложился к каждому из уголков этой лестницы. Кроме разве что тех, о которые ударился Гаутама. В тех случаях, когда не ударялся об него. Алекс глубоко вдохнул, сжал и разжал пальцы. Пошевелил ногами и руками. Ничего не сломано. Уже хорошая новость. Судя по тому, как двигался сейчас Гаутама — он проверял то же самое.
— Теперь мне точно нужна передышка в этом ебанутом месте. — Алекс рассмеялся и тут же закашлялся. — Это шикарная ловушка.
— Ловушка, именно, — выдохнул Гаутама. Он ощупал голову и, видимо, удовлетворился. — Не знаю, выписать мне премию проектировщику или объявить выговор. Я не знал, как именно она открывается. Но там дальше будут еще запертые двери. Надеюсь, не настолько эффективные как ловушки.
Лучемет остался на поверхности. Алекс тоскливо посмотрел наверх. Придется подниматься, а колени так болят. Вздохнув, он пошагал по ступенькам. С его-то счастьем оружие обязательно исчезнет. Обязательно.
Лучемет все так же лежал на куче хвоинок. Там, где его и оставили.
Спускался Алекс еще осторожнее. Гаутама уже открыл следующую дверь — маленькую и похожую на люк подлодки, осторожно заглянул внутрь. Но никаких ям за гостеприимной дверью не было — только лестница, ведущая в пыльное подвальное помещение. Крохотное — футов девять на пятнадцать. Фонарик высветил лежанку, над которой висел настенный календарь за 1982 год, огромный сейф с надписью «Оружие», вентили, трубы, бочки, полки заставленные хламом, даже старый противогаз, толку от которого уже наверняка нет. А еще шкаф с коробками, на которых можно было разобрать цифры «2005», «2015», «2070». Годы? Кто-то очень старательно запасался провиантом. Одна из коробок валялась надорванная на полу, из нее вывалились жестяные баночки с тушеными бобами. Вообще, так в голливудских фильмах любили показывать «гнездо параноика» на случай ядерной войны. Гнездо очень одинокого и дурного параноика — ну кому, для того, чтобы питаться год, хватило бы одной коробки консервов? Видимо, внештатный сотрудник ЛвЧ — кто-то вроде Одиноких стрелков, престарелый хиппи-идеалист со склонностью к конспирологии. Что ж, это многое объясняло.
— Здесь предусмотрено освещение? — спросил Алекс. Фонарик светил слишком слабо, и клаустрофобия вот-вот грозила разгуляться заново.
— Тут много что предусмотрено, — отозвался Гаутама, и, пошарив по стене, нажал на большую красную кнопку. Загорелся тусклый, но ровный свет, и Алекс выдохнул. Потолок в этом бункере был достаточно высоким. Что-то за спиной заскрипело. Да, точно. Сосна стала подниматься вверх.
— И аптечка? — Теперь немилосердно заныла спина. Чертовы годы. Чертова лестница. — Я бы не отказался от обезболивающего.
Гаутама молча полез в карман.
— Вот, — он выдавил в подставленную ладонь таблетку из цилиндра, — болеутоляющее. Держи.
Таблетка подействовала очень радикально — почти сразу. Боль прошла, сменившись легкостью во всем теле и едва ощутимой эйфорией. Давно ли ЛвЧ кормит своих агентов амфетаминами? Алекс хохотнул. Гаутама тоже съел таблетку, но, видимо, она действовала на него немного иначе. А было бы смешно — мутант на спидах.
Потом они ползли по какой-то трубе, Гаутама набирал код, они снова ползли, потом шли… Дальше была лаборатория с пультом, взятым словно из Стар Трека. Ретрофутуризм, кажется, это так называлось.
Алекс поймал обрывок магнитофонной ленты, свисавший с катушки на стене, дотянул его до второй катушки и зафиксировал, а потом щелкнул переключателем — раз здесь есть электричество, то и магнитофон должен заработать. Динамики разразились безумным смехом, а потом тускло, как сквозь подушку, раздался металлически-звенящий голос: «Что ты, я твоя муза, Фоооооо…» Лента снова оборвалась. Бред. Голоса давно умерших людей.
Гаутама склонился над пультом. Его щупальца недовольно шевелились.
— Здесь должны быть туннели, ведущие к другим бункерам. Они все связаны, — сказал он. — Я помню.
— С восьмидесятых здесь многое могло измениться, — ответил Алекс. Эйфория прошла, голова прояснилась, но боль, к счастью, больше не возвращалась. Он посмотрел на Гаутаму, пытаясь понять, сколько вообще ему могло быть лет. Сорок? Четыреста? Тысяча? — Я тогда еще учился.
Гаутама поднял голову и посмотрел на Алекса. Потом улыбнулся. И рассмеялся, не разжимая губ.
— Я тоже учился. Тогда. Надо было меньше верить в чью-то ответственность. То, что приходят рапорты и ничего не происходит, кроме досадных мелочей, которые случаются всегда и везде — не повод прекращать следить. Я тогда еще не привык, что люди очень недисциплинированы. И своевольны. Тем и интересны.
— Сколько тебе лет? — напрямую спросил Алекс. Ответа, естественно, ждать не стоит.
— Я сам не знаю, сколько мне лет. Таким, как сейчас, я стал в тридцатых прошлого века, но это все равно не значит, что мне сто. Время нелинейно, — ответил Гаутама, и его щупальца зашевелились активнее. — Родился я не на Земле. В первый раз.
Врет, конечно, но секреты вечно живущих и власть имущих Алекса теперь совершенно не интересовали. Одни проблемы от этого. Гаутама походя заглянул в пожелтевшую тетрадку, лежавшую на пульте, резко дернул щупальцами и отбросил ее в сторону.
— Эксперимент с метаморфом, значит. Пальцы ему оторвать, — сказал он сердито и ткнул на пульте в несколько кнопок. Алекс ждал чего угодно: взрыва, громкой музыки, трансформации подземелья в корабль, но вместо этого полка, стоявшая слева от двери, отъехала в сторону и опустилась. В нише, которая открылась за ней, потихоньку усиливаясь, разгорелся белый до синевы свет.
В нишу поднялась небольшая, на двух человек кабинка; ярко светила примотанная толстым проводом к верхней планке лампа. Современная. Это явно сделали недавно.
— Лифт. Я так и думал, — сказал Гаутама. — Изнутри есть пульт управления или только отсюда?
Алекс заглянул в кабинку. Кустарщина. Жуткая кустарщина, которой он не видел даже в России девяностых. Все составляющие этого странного лифта — если это было лифтом — выглядели сделанными на коленке, склепанными кувалдой и зафиксированными изолентой. Гаутама собирается этим пользоваться?
— Тут что-то типа пульта от телевизора. И я не исключаю, что это он и есть.
— Как любопытно, — сказал Гаутама и подошел к кабинке. — Тебе не кажется, что это делал совсем другой человек? Не тот, который занимался этими приборами и работал в лаборатории.
Меньше всего Алексу хотелось проверять, кто и когда сделал эту хлипкую конструкцию. Гаутама подошел к кабинке и смело шагнул внутрь; та закачалась, и Алекса вдруг снова накрыло клаустрофобией.
— Может, я подожду тебя здесь? — спросил он, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Некоторое время — вечность — Гаутама глядел на Алекса немигающим взглядом. Потом выражение его лица смягчилось.
— Если ты боишься, то можешь остаться. Но я не уверен, что справлюсь в одиночку, — ответил он. — Нет. Справлюсь. Оставайся. Я тебя заберу.
Сидеть тут неизвестно сколько? Как бы не так! Стиснув зубы, Алекс подошел к кабинке и шагнул внутрь. Хотелось вцепиться в Гаутаму, в перила, во что угодно, но тут кабинка вздрогнула и с оглушительным скрипом поехала вниз. Чтобы не думать об этом, Алекс начал внимательно разглядывать пульт. Он действительно был от телевизора… нет, от старого видеомагнитофона. Перемотка вперед, назад, кнопки обведены маркером. Стены шахты… камень. Влажный. И здесь было гораздо холоднее, чем в лаборатории. Алекс мерно дышал, стараясь успокоиться. Близость Гаутамы внушала совсем небольшую, но уверенность, что они не грохнутся вниз и не разобьются.
Кабинка заскрипела и остановилась. Лампа освещала каменный пол и какой-то туннель, уходивший в темноту. Оттуда сквозило холодом — еще более пронизывающим.
Алекс шагнул на твердый камень. Сердце колотилось, как птица о стекло.
— Ты в порядке? — с раздражающим участием спросил Гаутама.
— В полном. — Алекс отвернулся, стараясь не встречаться взглядами с Гаутамой. Ему совершенно не хотелось обсуждать свою неприязнь к подобным пространствам. — Здесь тоже потайные двери? Когда мы уже доберемся до этого треклятого корабля?
Гаутама отошел в сторону, шаря по стене фонариком, потом, пробормотав что-то, щелкнул выключателем.
Подземелье залил яркий, пронзительный свет.
— Прошло? — спросил он. — Я знаю, у тебя клаустрофобия.
— Досье читал, да? — выдавил Алекс. Со светом и правда стало легче, но не хватало еще признаваться в этом Гаутаме.
Тот негромко вздохнул, но здесь звуки слишком хорошо резонировали от стен.
— Мы уже близко. Здесь, за тоннелем, шахта, которая ведет к кораблю. Метров сто, двести.
— Дай мне свою веселую таблетку, — попросил Алекс. — Это амфетамин? Понятно, почему твои агенты работают с такой отдачей.
— Нет, — сухо ответил Гаутама. — Это другой препарат. От него не бывает привыкания. Держи, если тебе так легче.
Белая таблетка подействовала так же быстро. Панический ужас сменился легкостью, бодростью, спокойной уверенностью. Алекс дошел до конца тоннеля и спрыгнул на рельсы.
— Направо, — сказал за спиной Гаутама, и Алекс, небрежно приложив пальцы к виску, повернулся и пошагал туда.
Под потолком тускло горели лампы, но сейчас никакого страха не было. Туннель постепенно заворачивал, и за поворотом показался еще более яркий свет. А потом и перрон — станция, похожая на «трубу» ЛвЧ. Вагонетки — скорее всего, дрезины или пневматика — сгрудились у дальнего края. Они выглядели довольно старыми, хоть и не пыльными. Вероятно, ими даже пользовались. Недавно.
Алекс попытался вскарабкаться на перрон, но не хватило дыхания — даже со стимулятором. Эйфория схлынула, но здесь уже не было так тесно и темно. Над головой нависала металлическая, поросшая мхом стена, усеянная странными, похожими на иероглифы или тайнопись символами. В стене снова скрывался проход, приглашающе поблескивали металлические ступеньки.
Гаутама влез на перрон и протянул руку. Алекс забрался наверх и спешно разжал пальцы. Пока он старался выровнять дыхание, Гаутама, безостановочно шевеля щупальцами, подошел к стене, встал, запрокинув голову.
— Видел такое когда-нибудь? И если да, то где?
— Экзамен? — Алекс подошел и коснулся стены. Она явно была рукотворной и походила не на панели, которыми обшили камень, а на самую натуральную стену какого-то здания. Или корабля? Но нет, ни один из известных ему по базе Торчвуда инопланетных кораблей не походил на расписную табакерку. — Если и видел, то действительно очень хорошо забыл.
— Понятно, — рассеянно отозвался Гаутама. Он глядел на символы, как будто действительно понимал, что они значат, поднял руку, коснулся пальцами стены. — Во славу… Пи… Пифии? разрежу небеса. А! Пифия!
Он обернулся к Алексу. Его щупальца торчали дыбом. Если бы не стимулятор, Алекс, возможно, испугался бы, но так его мозг просто отметил сам факт чего-то неожиданного. Интересно, чего именно? И — пифия. Это прямой перевод или художественный, абстрактный?
— Знаешь, что это такое? Это тот самый, нужный нам корабль! Ты сейчас скажешь, что это очевидно. Да. Но чей это корабль, догадываешься? Спорю, нет! — воскликнул Гаутама.
Алекс покачал головой и улыбнулся.
— Продолжай, мне интересно. — Заинтересованный Гаутама, увлеченный процессом познания, до боли напоминал ему… В общем, напоминал и на этом хватит. — Правильно, я понятия не имею, что это за небесная колесница.
Гаутама громко, яростно рассмеялся.
— Колесница. Очень поэтично. Это из индийского эпоса, нет? — Он снова повернулся к стене и запрокинул голову. — Есть такая планета, Галлифрей. Даже хорошо, что мне нужно тебе это рассказать… Планета очень высокоразвитая. Ее обитатели на вид абсолютно идентичны людям. Вернее, наоборот. Только у галлифрейцев более совершенное строение организма, искусственно модифицированное, и есть еще кое-что… Но речь не о них. В древние времена Галлифрей был очень воинственной планетой. Они колонизировали несколько планет… и, кажется, корабль одной из этих самых колоний очутился здесь, на Земле. Давно, очень давно. Как интересно… настоящий раритет.
Он внимательно осмотрел ступени.
— Скорее всего, здесь все до сих пор работает. Почти все. Осторожнее наступай, и если увидишь внизу на полу отверстия — переступай на всякий случай. Идем.
И стал осторожно подниматься.
— Ты что, не знал, насколько этот корабль ценен? — спросил Алекс. Это все не вязалось со словами о мусоре, которые прозвучали в разговоре по коммуникатору. Он поднимался вслед за Гаутамой, слегка касаясь ладонью стены. Холодной и гладкой, покрытой тонкими линиями. — Что говорилось в ваших отчетах?
— Я ему шею намылю, — с опасно ласковой интонацией произнес Гаутама. На месте «внештатника» Алекс бежал бы куда глаза глядят. — Он знал и скрыл. Инопланетный артефакт. Склад древних инопланетных артефактов! Мусор, да-да, самый настоящий мусор. — Он засмеялся, как будто это была удачная шутка. — За всем не уследишь. Этот корабль очень древний, технически, по базам, он проходит как рутанский. Ничего удивительного в рутанском корабле, тем более устаревшем. Хлам. В нем можно сделать штаб-квартиру наблюдателей, и только… Я и распорядился. Сделать этот бункер. Как, должно быть, обескуражило это место внештатного сотрудника.
Слово «рутанцы» Алекс, конечно же, слышал. Химический запах, стилеты, вонь сгоревшей плоти, эксперименты, Консорциум, смерть. Забавная игра «Ассоциации». Огромная часть жизни, от которой он старательно убегал. Наверное, рядом с Гаутамой она всегда будет преследовать его тенью воспоминаний.
— Обескуражило или развязало руки? — В стенах и полу действительно иногда попадались круглые отверстия, и Алекс дисциплинированно их избегал. — Для своего имени ты слишком часто за сегодня обещаешь применить силовые методы. Оторвать пальцы, намылить шею.
— Это был сарказм. Оба раза. — Гаутама остановился. Ступеньки кончились большим овальным залом, из которого расходилось в сторону несколько коридоров, поросших лишайником. — Мое прозвище — тоже по большей части сарказм. Центральный коридор должен вести в рубку. А левый в машинное отделение. Стандартизация иногда удобна.
— Ты уверен, что эта жестянка все еще работает? — Алексу не хотелось уточнять, сколько лет (веков, тысячелетий, геологических периодов) лежит здесь этот корабль. Гаутама, чего доброго, начнет вспоминать старые времена неолита. Но он все-таки спросил: — Сколько этой штуке лет?
— Работает. Эти технологии практически неуничтожимы. Лет ей может быть от миллиона до нескольких сотен тысяч. Эта цивилизация существовала очень давно по меркам людей, — ответил Гаутама. Потом он сунул палец в отверстие на стене, и в коридоре под потолком слабо вспыхнули пятна синевы. — Идем. Нам в рубку.
— Спасибо. — Алекс погасил фонарик. Шаги гулко отдавались от стен. Вдалеке коридор обрывался — тонкие светло-голубые линии сплетались кольцами и сходились в одной точке. — Значит, Разлом не задел корабль. Ух ты! Он щадит технику.
— Не всю. Но это бывшая колония Галлифрея. Колонисты позаимствовали некоторые технологии метрополии, хотя и не всегда знали, зачем они. Ее обитатели тогда еще не умели управляться с Разломами, но защищаться от ветров времени могли. И от Пустоты.
— А, ты тоже любишь говорить загадками — Алекс рассмеялся и ускорил шаг. На самом деле ему хотелось увидеть, как выглядит таинственная рубка. Под ногой что-то хрустнуло. Белое, похожее на шейный позвонок. Алекс наклонился посмотреть, но тот рассыпался в пыль.
— Если тебя это раздражает, я могу попробовать объяснить. Что именно ты не понял? — спросил Гаутама и остановился. Коридор закончился, перед ними раскинулась рубка: огромное и чудовищно разгромленное помещение. Пульт, куча кресел, в некоторых лежали хвостатые скелеты. Возле пульта горой валялись шестиугольные плитки со странными… гравировками?
Гаутама подобрал одну, и в его взгляде вспыхнула мрачная решимость. Стоило бы, наверное, испугаться — на этот раз всерьез. Алекс подошел к пульту, к одному из кресел. Оттуда весело щерился клыкастый скелет. Да, конечно, сейчас самое время посмеяться.
— Нет уж, знаешь ли, — сказал он. — Мы с тобой иногда работаем вместе, и всего-то. Иногда болтаем о пустяках. Чем меньше я знаю, тем меньше у тебя соблазна стереть мне память. Техника безопасности.
— Ты умный. Никогда в этом не сомневался, — сказал Гаутама и повертел в руках плитку. Потом обернулся к Алексу: на его лице сияла широкая улыбка. Щупальца едва заметно дрожали. — Но мне все равно придется рассказывать тебе кое-что, так что постараюсь не разболтать лишнего. Помнишь историю первого Торчвуда?
— Лондон? Резня на улицах и захват пришельцами? — Алекс без сожаления стряхнул с кресла остатки скелета, убрал пыль с до сих пор мягкого сиденья и уселся на него верхом, опершись руками о спинку и подперев заинтересованно подбородок. — Ну конечно, помню. Это взаимосвязано?
— Да, — просто ответил Гаутама и сел на соседнее кресло.— Они открывали Разлом. И у них был этот металл. Вот такой. — Он поднял плитку и показал ее Алексу. — При определенной частоте переменного тока он резонирует… можно подобрать комбинацию. Этот внештатный сотрудник, оказывается, гений. Сделал работу, с которой едва справилась огромная организация. Может, ему кто-то помогал? Теперь надо найти его во что бы то ни стало. Или то, что он построил.
Алекс медленно кивнул.
— Открыть Разлом, понимаю. Это важнее, чем ваш безумный план со вторжением?
Гаутама опустил голову. Его костюм, когда-то черный и с претензией на элегантность, выглядел мятой серой тряпкой. Странно, что штанины до сих пор на месте.
— Нет. Я не могу оставить его одного. — Подняв голову, он резко развернулся вместе с креслом и сунул пальцы в дыры на пульте.
— Но если открыть Разлом, — сказал Алекс, — может, все закончится, и не надо будет изображать вторжение?
— Я не могу оставить моего… коллегу одного. Думаю, он уже поднял корабль. Какая ирония. Корабль из галлифрейской колонии — и корабль далеков. Люди все равно не отличат один от другого.
Пол под ними шевельнулся. Алекс ухватился за сиденье.
— Ты можешь оставить меня здесь и отправиться открывать свой Разлом, если объяснишь, как управлять этой штукой, — сказал он.
— Ты с ума сошел.
Алекс и сам думал так же.
— А ты не умеешь делегировать полномочия, — сказал он. — Почему бы тебе не позвонить и не вызвать кого надо, чтобы они сделали это вместо тебя?
Гаутама сердито зыркнул на него. Ну конечно, ему нечего на это возразить.
— Это засекречено от штатных сотрудников, — ответил он в конце концов. — А нам нужно не просто прилететь на место, нам нужно будет выстрелить… а орудия этого корабля не работают. Я проверил. Придется стрелять вручную, как я и говорил.
— Думаешь, я не смогу выстрелить… куда? По Белому дому? Да хоть десять раз, — пробормотал Алекс. Корабль, дрожа, тихо и высоко гудел, почти стонал. Гаутама резко дернул щупальцами.
— Это не обсуждается. Крайчек! — скомандовал он. — Перед тобой несколько отверстий. Ты должен сунуть пальцы в правое и второе слева. Предупреждаю: ты почувствуешь разряд.
Спорить не стоило — не с этим его тоном. Алекс уселся в кресле поудобнее, перебросив лучемет назад, и сделал то, что просил Гаутама.
Ох! Это было ощутимо. Алекс отдернул руки, осмотрел их, но кончики пальцев оказались целы. Зато корабль вздохнул, как живой, задрожал, потом резко наклонился вбок и назад. Из свободных кресел с негромким, глухим стуком посыпались скелеты. Алекса обхватил невесть откуда взявшийся ремень.
— Нижний ряд! Второе слева, третье, шестое, третье справа!
Жмурясь от предчувствия боли, Алекс повиновался. Но второй раз было полегче, а потом, над головой вспыхнули экраны. Небо. Облака. Яркий солнечный свет.
Корабль еще раз встряхнулся, как мокрый пес, выровнялся и полетел. Ремень выпустил Алекса, наконец дав возможность свободно вздохнуть.
Гаутама тоже выбрался из кресла. Он ступал неуверенно, как будто не знал, что делать дальше. Совсем на него не похоже.
— Чтобы поднять корабль, нужны минимум двое, — сказал он.
— А чтобы удерживать его на одном месте, сколько нужно?
— Достаточно и одного, — признался Гаутама.
Алекс улыбнулся. Его переполняла неожиданная решимость.
— Тогда вали отсюда, — сказал он. — Иди открывай Разлом. А я порулю этой штукой. Она мне уже нравится. И постреляю.
Гаутама крепко сжал губы, дернул щупальцами. Еще немного, и Алекс додавит. Убедит его убраться прочь.
Почему-то он не сомневался, что это билет в один конец. И что Гаутаме лучше будет не здесь, а где-нибудь в другом месте, там, где он сможет принести больше пользы. Пусть вызывает свой чудесный корабль, пусть спасает Землю и всю вселенную заодно. Ему идет быть героем. А сам Алекс — ну, как раз ему и стоило бы замарать руки. Все равно грязные, по локоть в крови и дерьме.
— Курс задан на Вашингтон, — медленно проговорил Гаутама. — Управлять полетом сейчас не нужно… когда прибудешь на место, поймешь — загорятся вот эти индикаторы. Эта панель — он указал на дырки перед собой, — регулирует высоту и скорость, твоя — наклон и градус.
Он продолжал говорить. Алекс слушал его вполуха. Голова кружилась, словно он только что выпил еще одну волшебную таблетку Гаутамы. Это будет… красиво. Это просто будет здорово. Атас как круто.
— Откуда я смогу стрелять? — спросил он. Лучемет, болтавшийся за спинкой кресла, начал мешать, и Алекс перекинул его вперед, положил на колени.
Гаутама странно посмотрел на него. Сентиментальный… индюк.
— Вернешься к тому месту, где мы входили. Откроешь люк — там есть слева такое же отверстие в стене, как на панели, — и выстрелишь. Высота около пятисот метров, не промахнешься.
Он помолчал.
— Ты уверен, что хочешь остаться? Я смог бы забрать тебя сразу же после выстрела. Этот корабль сможет выдержать много попаданий, прежде чем упадет.
Отлично. Еще лучше. Правда, не с его счастьем. После того, как в конце прошлого века пришлось доставлять из России в Торчвуд «Объект Один», везения заметно поубавилось. На самом деле, его и вовсе не осталось, так что корабль свалится, не пройдет и пятнадцати минут. Ничего. За пятнадцать минут можно успеть достаточно. Алекс выпрямился, сжимая лучемет в руках.
— Уверен. Вали отсюда. Иди, спасай мир.
Корабль вдруг качнулся и замер — Алекс ощущал это каким-то шестым чувством. Вздрогнул. Вздрогнул еще раз.
— Стреляют, — сказал Гаутама. Он покачал головой, потом вытащил коммуникатор и потыкал в экран. — Хорошо. Но я все равно попробую тебя забрать. Или не я. Все равно.
— Вали, — повторил Алекс. Он не чувствовал себя так замечательно с тех самых пор, как разбил перед Догеттом пузырек с вакциной для Малдера. То же самое ощущение. Власть. Радость. Контроль даже в том, чтобы все испортить.
ТАРДИС, кажется, и правда разряжалась. Ее нежное пение на этот раз звучало хрипло, неровно, прерывисто. Дверь открылась прямо в стене рубки. Гаутама застыл на пороге. Из-за его спины светило белым, и золотым, и настоящим. Такой соблазн туда вернуться. Нет.
— Ну? Чего еще ты ждешь? — выкрикнул Алекс.
— Удачи, — сказал Гаутама. Дверь захлопнулась. ТАРДИС, икнув и слабо застонав, исчезла.
В рубке стало темно, пусто и бессмысленно. Только на панели горели яркие огоньки индикаторов.
Потом Алекс бежал по знакомому уже коридору к выходу. Синие линии сплетались над головой в сложный узор. В ушах шумела кровь. Ага, отверстие возле люка. Пальцы с трудом попали в него, но люк все-таки открылся. Внутрь хлынул свежий, холодный воздух и оглушительный рев моторов.
Мимо корабля, вспарывая телом воздух, промчался истребитель-стелс. И еще один. И еще.
Алекс прицелился и выстрелил. И еще раз. И еще. Один из самолетов, накренившись, бессильно нырнул вниз.
Там, под ногами, расстилался пока еще нетронутый Вашингтон.
Исчезнуть с Земли было просто. Уладить дела, завершить начатое — но за полгода Джек с этим справился, и теперь его здесь ничего не держало.
Когда он задумывался об этом глубже, осознавал причину, перехватывало дыхание.
Высокий холм, звездное небо над головой (и начало фразы, опущенное за ненадобностью), манипулятор, в настройках которого была функция «вызова» — нечто вроде прибора из «Путеводителя по Галактике», только для агентов времени. Сигнал, который не подхватит кто угодно, но зато — когда и где угодно. Кто-нибудь да отзовется. Возможно, даже Доктор. Если это не фиксированная точка, в которую ему нельзя вмешиваться. Как в ситуацию с «4-5-6». А может, Доктор просто не захотел, заранее зная, что случится. Или не важно, потому что это все равно не его дело, не его вина, все давно прошло и закончилось.
Джек в последний раз улыбнулся вслед Гвен и Рису. Эти двое точно сумеют выжить, что бы ни случилось.
Потом его подхватило и понесло. Странное ощущение, когда тело превращается в энергию и наоборот — маленькая смерть; раньше Джек и не подозревал, что это настолько похоже. Он моргнул. Белое. Яркий свет. А вот этого после смерти не бывает, вранье.
Джек огляделся. Большой светлый зал, шестигранные «пчелиные» узоры на стенах, такой же шестигранный пульт с высокой колонной посредине. Неужели… получилось? Правда, эта ТАРДИС совсем не походила на ту, в которой Джек бывал раньше, скорее — на более старые ее версии из архивов, но он помнил: корабль живой. Все меняется, все остается неизменным. ТАРДИС — просторное помещение с колонной в центре. Доктор — гуманоид. И даже это не точно. Джек разглядывал хозяина корабля, который привычно стоял возле консоли. Стандартный черный костюм двадцатого-двадцать первого веков, нестандартное лицо: единственный глаз, щупальца на голове. Симпатичный. Удивленный, даже ошарашенный. Может, это… Пятнадцатый Доктор? Доктор номер N, умноженное на десять в двенадцатой степени? Сейчас время до их знакомства или сильно после? Здороваться или представляться?
— Ты! — воскликнул «Доктор», объединив в коротком местоимении изумление, злость и, вроде бы, радость.
Ого, кажется, это действительно Доктор. И представляться не нужно.
— Я, — ответил Джек, разводя руками.
Доктор поджал губы и полез во внутренний карман пиджака. На Джека он не смотрел. Если задуматься, это выглядело проявлением чувства вины, но мало ли что могло для них произойти между их последней встречей и этой? Время — запутанная субстанция.
В руке у Доктора что-то слабо блеснуло. Цилиндр из металла или металлизированного полимера. Отвертка? Но она не светилась.
— Наверное, я должен исправить то, что сломал, — сказал Доктор. — Я могу. И сейчас очень удобный случай.
Потом отвертка в его руке засветилась. Вернее, сверкнула. Вернее…
Джек задохнулся. Воспоминания вспыхнули в голове, отзываясь на вспышку того, что не было отверткой. Вспыхнули и заполонили мозг, расширились и взорвались, как нагретое зерно кукурузы. Два исчезнувших года разом. Яркие, свежие, затмившие все случившееся недавно. Особенно самое позднее. Бар, Мортон, услуга в обмен на услугу, кудрявый партнер. Потом знакомое: таймлорды, ТАРДИС, Доктор, далеки, крусибл… Корабль чула. Запах хвои и мха. Вспышка.
— Значит, корабль в обмен на услугу? — Джек широкими шагами подошел к Гаутаме и сгреб его за галстук, совершенно не заботясь разницей в росте и комплекции. Память продолжала… нет, не возвращаться, собираться в единое целое, увязывая воспоминания со знаниями, полученными позднее. Это не человек и не таймлорд — далек. Далек, связанный с Кааном. Сек. Надо же, выжил в манхеттенской бойне! Есть вероятность ошибки — небольшая. — А вы — агенты времени? Вы оба были в курсе, что случится дальше! Нашли развлечение!
Мортон называл его Гаутамой. Смешное прозвище. Джека переполняло веселой, бесшабашной злостью, как будто вместе с воспоминаниями вернулись и реакции прошлого. Давно прошедшая уверенность в собственной неуязвимости и безнаказанности, чистая радость незнания, не омраченная никакими рефлексиями. Джек снова встряхнул Гаутаму и рассмеялся.
— А спасали мы колонию далеков! Какая ирония! Далеков от далеков…
Гаутама растопырил щупальца и наконец врезал ему по морде. В голове зазвенело. Правильное решение. Джек оскалился и ударил в ответ.
Драка всегда плохо осознается, если ты участвуешь в ней, даже если дерешься с умом. Адреналин, очень сильно приглушенная боль, потеря и возвращение равновесия, мозг, который занят только просчетом физического ущерба себе и противнику. Но наступает момент, когда сознание проясняется, и тогда ты или понимаешь, насколько глупо все это было, или наоборот — чувствуешь полное, безграничное удовлетворение. Даже если проиграл.
Но Джек, кажется, почти что выиграл. Правда, Гаутама не валялся на полу, а стоял над ним, но слишком уж неуверенно, еще и прикрывая рот рукой. На его скуле алела свежая ссадина. Джек сидел, привалившись спиной к консоли. Вроде бы все цело. Лицо болело, но так всегда бывает. Пройдет минут через пять. Детали головоломки продолжали становиться на место. Гаутама. Далек Сек. Он разрушил Торчвуд Один, из-за него Роза оказалась в параллельной вселенной, а из-за Каана едва не стерли всю Землю. Так, а ведь Джек его тоже спасал. Они вместе несли его броню в ТАРДИС… еще одну, не принадлежащую Доктору.
Они и правда возвращали планету далеков. Таких, как Гаутама. Им помогал таймлорд — не Мастер, не Доктор. Третий — Мортон-Мортимус. И еще кто-то четвертый. Не спасал планету, просто — был. Таймлорды вымерли, ага. Совсем как далеки. Им нельзя верить. Ни тем, ни другим.
Как замечательно, что возвращенная память такая свежая. Сколько всего сразу прояснилось.
«Питает к Доктору непонятную привязанность», «Гаутама его фанат». Слова Мортона, которым верить было нельзя, но принимать сказанное во внимание стоило. Сейчас этот фанат глядел на Джека сверху вниз, бешено дергая щупальцами. «Бездонные глубины эмоций», ох, да. Зачем он вернул Джеку память?
— Перемирие? — Джек сплюнул кровавую слюну и лучезарно улыбнулся.
Гаутама окинул его суровым, непроницаемым взглядом: прямо полицейский, задерживающий малолетнего хулигана. Правда, с разбитой губой и разорванной рубашкой эффект от этого взгляда сходил на нет. Наверное, Гаутама и сам это понял.
— Хорошо, — ответил он неразборчиво, отнял руку от губ, разглядывая перепачканные кровью пальцы, потом осторожно оперся о консоль и сел рядом.
— И куда мы сейчас летим? Вернее, когда? — Джек оперся затылком о край консоли и покосился на Гаутаму. Пиджак без пуговиц, вспухшая губа, довольно помятое лицо. Мелочи. Джек все равно бил не всерьез. В целом инопланетянин выглядел неплохо, лучше, чем в их первую встречу. И, кажется, почти улыбался.
— Никуда. Мы во временной воронке. Дрейфуем, — пробормотал Гаутама. Неловкость и чувство вины, мелькавшие на его лице в самом начале, давно испарились. В этом и прелесть хорошей потасовки. Джек усмехнулся, поднялся на ноги и, не спрашивая разрешения, направился к двери — не к выходу из ТАРДИС, входу в основную часть корабля, толкнул ее, не особенно надеясь на успех. Но дверь открылась. Пустой, уходящий вдаль коридор. Знакомая картина, и совсем не похоже на корабль Мортона. Джек хотел сделать шаг вперед, но его окатило холодком — волной легкой неприязни. Да, теперь можно не сомневаться — действительно ТАРДИС, с ее отвращением к тому, чем Джек являлся. Фиксированной точкой во времени и пространстве, нарушающей спокойствие корабля.
Как будто он сам это выбрал, можно подумать.
— Это ТАРДИС, да? — Он обернулся к Гаутаме и неопределенно повел в воздухе ладонью, обводя пространство. Тот уже поднялся на ноги и, судя по всему, был готов отреагировать на любое непредвиденное действие. — Внутри больше, чем снаружи. И гораздо чище, чем раньше. Тогда где твой партнер? Ты его все-таки бросил?
Гаутама дернул щупальцами. Недовольство. Эмоция, как у многих гуманоидов с дополнительными конечностями.
— Это моя ТАРДИС, — ответил он, сделав упор на слове «моя». — Партнер… у него свои дела. Я в них не участвую.
— Это плохо или хорошо? — спросил Джек. Он присел на край консоли, разглядывая Гаутаму. Совершенно не изменился. Наверняка и под одеждой тоже. Конечно, Гаутама его совершенно не боялся и не стеснялся. Все же они оба стали другими.
— Это естественно.
— Вообще-то я надеялся, что это будет Доктор. Тот, кто меня подберет. — Джек достал из внутреннего кармана шинели фляжку с бренди и протянул Гаутаме. Секу. Все-таки это его настоящее имя.
— Что это? — спросил тот. — Спиртное?
— Спрашиваешь. Бренди. Бери!
— Я не употребляю алкоголь, — сухо ответил Гаутама. Точь в точь представитель религиозной секты, которых в тот временной промежуток было на Земле полным-полно. Даже костюм такой же черный. Джек усмехнулся.
— Ханжа, — сказал он с удовольствием. — Консерватор.
Последнее, кажется, всерьез зацепило Гаутаму, потому что он резко дернул щупальцами и проговорил сквозь зубы:
— Я не консерватор!
Стоило это запомнить, чтобы поддевать его время от времени. Джек вдруг с ужасом и облегчением понял: недавнее прошлое скрылось под завалами восстановленной памяти. Боль… оставалась, но как будто прошло несколько лет.
И все равно не стоило бередить эту глубокую, незаживающую рану. Костюм? Показная сдержанность? Отказ осознавать собственную сексуальность — до определенного момента? Он что, пытается… найти замену?
Не стоит об этом думать. Это всего лишь развлечение, не больше. Для них обоих.
— Ну-ну, — отозвался Джек. — Так вы тогда поссорились из-за выпивки? С Мортоном. Третий таймлорд. Доктор бы узнал меня. А пытала тебя не Мастер, кто-то четвертый. — На самом деле Джек точно знал, что не Мастер — тот пытает по-другому. Гаутама вряд ли бы это пережил, тем более настолько благополучно. Еще одна часть мозаики совершенно неожиданно встала на место. — Да вы же с ним не любовники, а действительно… просто партнеры!
В этот момент даже Доктор вряд ли бы узнал в Гаутаме далека, потому что он искренне и весело расхохотался, запрокинув голову. Совершенно человеческая реакция. Джек и сам улыбнулся. Ну да, ошибся. Это же было логично. Гаутама хохотал, жмуря глаз, и выглядел совсем как человек.
Очень симпатичный человек, надо сказать.
— Вы отлично смотрелись вместе. — Джек пожал плечами и тоже рассмеялся. — И ни ты, ни Мортон этого не отрицали. Итак, какие у тебя планы? Высадишь меня в ближайшем удобном месте?
Гаутама перевел дух, мотнул головой, отгоняя назойливый смех, но продолжал широко и заразительно улыбаться.
— Нет. Не знаю. Это машина времени, — ответил он. — Если попросишь, я могу отвезти тебя куда и когда захочешь.
— А если не попрошу? — спросил Джек.
Гаутама окинул его быстрым взглядом.
— Можешь остаться здесь, если тебе так нравится.
Одолжение. Пусть. Они оба — Мортимус и Сек — Джеку задолжали, почему бы и не расплатиться хотя бы так? Ведь корабль чула был обречен, они это знали — оба знали, и только подтолкнули все случиться, стерев Джеку память.
— Ты нарочно стер так много? — спросил он.
Гаутама покачал головой.
— Ты не поверишь, но это случайность. Я планировал два месяца. Сбилась настройка.
Оправдания, оправдания. Но Джек больше не сердился на него, даже когда захотел рассердиться: получилось что-то третье. Не злость, не обида. Умиление. Веселье. Гаутама так искренне раскаивался… а извиниться и не подумал.
— Так что, разделим кров и хлеб? — спросил Джек. Гаутама машинально потер лицо, убирая засохшую кровь. Губа у него уже зажила. Тонкие губы, тонкая, чувствительная кожа, чуть влажные щупальца. Никаких волос на теле. Сверхбыстрое восстановление, видимо, генетически модифицированное. Тонкие губы… и очень уверенные. Джек улыбнулся и добавил: — А постель?
Гаутама ощутимо вздрогнул. Теперь придется выдавать это за шутку. Черт. Ну, все приходит со временем. Джек собирался сказать что-то неважное, сменить тему, но Гаутама вдруг очень коротко, едва заметно кивнул.
Джек улыбнулся.
— Знаешь, когда я впервые увидел тебя… не впервые, а сейчас, здесь, и до того, как ты вернул мне память, я уже планировал познакомиться с тобой… с теми же целями. — Получилось сбивчиво, но так даже лучше.
— Ты не нравишься ТАРДИС, — ответил Гаутама. — Она отчетливо об этом сигнализирует. Но я догадывался, что так будет.
— Ревнует? — не удержался от колкости Джек.
Гаутама поморщился.
— Нет. Твоя сущность…
Известное дело, что тут скажешь. ТАРДИС Доктора была достаточно терпимой, чтобы не демонстрировать неприязни, наоборот, она старалась быть доброжелательной, но Джек не сомневался, что причиняет ей дискомфорт. Это чувствовалось в мелочах. В облегчении, которое ТАРДИС проявляла, когда он собирался уходить. Этот же корабль плевать хотел на его чувства. Так даже веселее.
— Да, понимаю, — сказал Джек.
Повисла пауза. Джек даже сказал бы, что неловкая, и в белой стерильности консольной это особенно сильно чувствовалось.
— Пойдем, я покажу тебе корабль. И твою комнату, — прервал молчание Гаутама.
Длинный и совершенно пустой, без украшений или картин, коридор мягко поворачивал, изгибался, разветвлялся и снова сливался с другими. Гаутама молча шел рядом, открывая рот только чтобы сказать: «Это кухня» или «Это бассейн». Наверное, Джек не смог бы теперь относиться к нему, как к далеку, если бы захотел, потому что… он вел себя совершенно как человек. Может, это было нарочно — неважно. Это его выбор, по которому можно судить о многом. Сек хотел быть человеком, он так решил. Тогда, во время битвы при Кэнери Уорф, Джек даже, наверное, видел его — их, Сека, Каана и других. Конечно, в броне. В прежнем теле. Что же настолько повлияло на него, чтобы полностью все изменить, рискнуть настолько многим, всем смыслом своей жизни? Не что, а кто.
Доктор. Профессионально перевернет мир вверх дном.
Джек положил руку Секу на плечо, слегка сжал пальцы. Тот, вопреки ожиданиям, не вздрогнул — просто повернул голову и посмотрел на Джека.
Этот… человекодалек наверняка знал о нем всю подноготную, любые мелочи, о которых даже сам Джек позабыл. И Джек знал о Гаутаме… о Секе больше, чем остальные. Не все — но это и не нужно. Достаточно основных постулатов.
Хоть с кем-то можно будет вести себя, не пытаясь рисовать нужный образ, играть давнюю и очень привычную роль. Можно хоть немного оставаться собой. Драгоценная возможность в нынешних обстоятельствах.
Сек остановился у белой, такой же, как и все остальное здесь, двери.
— Вот. Твоя комната. Можешь располагаться, — сказал он.
— Твоя ТАРДИС такая чистая и пустая, как будто ты в ней и не живешь, — ответил Джек. Он остановился перед дверью, совсем рядом с Секом, вдохнул глубже, чтобы ощутить запах: почти человеческий, но с холодной, немного медицинской ноткой. Космос, звезды и пустота. — Даже у Доктора больше хлама, а уж у Мортона… как сравнивать операционную с детской комнатой в магазине.
— Мне так больше нравится. — Сек пристально глядел Джеку в лицо, словно пытался тщательно изучить все черты. Ну, это так знакомо. И по-человечески. Джек улыбнулся и уже собирался качнуться вперед, но Сек среагировал быстрее. Он сжал пальцами его затылок, притянул к себе и поцеловал — быстро, жадно и, пожалуй, неуверенно.
Почти как тогда, в гардеробной другой ТАРДИС, когда отдавал шинель — много лет, веков, тысячелетий назад. А словно вчера. Свежие воспоминания, и такие яркие. Джек на мгновение зажмурился, облизнул губы и спросил:
— Куда теперь? К тебе или ко мне?
Британия стереотипно встретила Лэнса дождем. Дождь заливал летное поле, джипы, солдат в рефлектиновом камуфляже и агента Икс. Тот накинул на голову промокший капюшон: зонтики, видимо, для слабаков и отстающих в развитии видов.
Солдаты ЮНИТа обступили место посадки, стоя в позе «вольно», на их лицах застыло профессиональное безразличие. Их не впечатлил даже Боб, который помахал на прощание Лэнсу щупальцем и поднял магнитоплан в воздух. При необходимости Лэнс мог вызвать его обратно, и он бы тут же вернулся. Штаб-сержант попросил документы.
— Агент Роджер С. Уайатт, ФБР, — повторил он, проверив диппаспорт и заглянув в идентификационную карту, потом жестом опытного крупье вытащил другую, которую держал в руке до того. — Доктор Хауэлл Дженкинс, Торчвудский институт. Можете проходить. Добро пожаловать в Британию, агент Уайатт.
Икс, брезгливо протянув руку, забрал свою карточку. Торчвуд? Он работает на обе организации сразу? Второе объясняло бы его психологические проблемы, если не воспринимать их всерьез. Лэнс окоротил себя и улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка получилась искренней. Икс не обратил на это внимания.
Они прошли блок-пост. Костюм ЛвЧ, конечно, не промокал, но вода все равно намочила волосы, струйками текла по лицу.
Икс звякнул ключами. Вызывающе огромный черный внедорожник с надписью на крыле «Торчвуд», пискнув, щелкнул дверными замками. Лэнс с облегчением забрался внутрь. Опасение внушала только манера Икса водить, но в Кардиффе по-другому не выйдет — разве что взять автомобиль напрокат.
— Гаутама приказал забрать тебя в Нью-Йорк. Ты нужен там, — сказал Лэнс, когда Икс завел мотор. Он нащупал в кармане карбонизатор, хотя немедленно применять его не собирался. Достаточно отъехать подальше, ну и дождаться остановки, учитывая сверхбыструю езду Икса.
— Это не так. Пока ты находился над Атлантическим океаном, власти трех государств объявили войну, — ответил Икс и тронулся с места. Внедорожником он управлял менее уверенно, чем «фордом» организации, тем более, лобовое стекло заливало дождем, и Лэнс сжался на сидении, крепко держась за ручку двери. На дорогу смотреть не хотелось.
— Войну? Индонезии?
— Да. — Икс захихикал, рывком бросая внедорожник на обочину и обратно на проезжую часть. — Они собираются применить ядерное оружие! Для усмирения!
— Ужасный идиотизм, — выдохнул Лэнс.
Икс шевельнул бровями.
— Действительно, — сказал он совершенно другим, холодным тоном. — Это приведет только лишь к цепной реакции, массовой бомбардировке и радиоактивному заражению всей планеты, не к усмирению воюющих сторон. Хорошо, что ты это понимаешь.
— Тогда ты тем более должен вернуться, — твердо ответил Лэнс.
— Нет. Приоритеты изменились. Мы должны прекратить эту войну. Вместе. Торчвуд и Люди в черном.
Икс лихо свернул, и за окном, залитым каплями дождя, показалось море — темно-синее, с мелкими, злыми волнами. Внедорожник набрал скорость: хорошо еще, что здесь машин намного меньше, чем в Нью-Йорке. Впереди, над крышами домов, показалось знакомое по фотографиям (Лэнс пробежался по сети перед поездкой) здание Миллениум-центра, но тут Икс снова повернул, швырнул внедорожник в тупик и остановился.
Лэнс выбрался из машины и замер. В нескольких футах от бампера на брусчатке стояла собака-робот: металлическая, с антеннами вместо хвоста и ушей, на вид устаревшая лет на пятьдесят. Лэнс, не ожидая ничего хорошего, сжал в кармане карбонизатор, но собака не стала атаковать, а завиляла антенной и сказала высоким механическим голосом:
— Тебя ожидают в Хабе, хозяин!
— Окей, — сказал Икс, захлопывая дверь, и покосился на Лэнса. Взгляд его оставался все таким же презрительным, но в нем, по сравнению с первой встречей, поубавилось насмешки и прибавилось решимости. Возможно, это хороший знак.
Собака, развернувшись с едва слышным гудением, покатилась в сторону узкого переулка.
— Я проведу тебя к главному входу, — сказал Икс и указал рукой туда, куда поехала собака. — Площадь Роальда Даля. Водяная башня. Запоминай, — и пошагал сам следом за собакой, мимо пустующих столиков «Старбакса» и какого-то восточного ресторана. Дождь закончился, и сквозь тучи несмело выглянуло солнце.
Лэнс не собирался изображать туриста, но посмотреть достопримечательности всегда полезно. Он все никак не мог осмыслить то, что сказал ему Икс — о войне, о ядерном ударе. Это казалось страшным сном. Фальшивкой. Психика изо всех сил отгораживалась от информации, которая могла нарушить представления о безопасности. Лэнс прекрасно понимал причину. Это означало, что мир никогда не останется прежним. Если вообще останется.
Он поторопился за Иксом, догнал его и пошел рядом. Собака катилась впереди.
На площади, уставленной белыми фонарями-колоннами, было больше людей. Туристы, отдыхающие. Наверное, они тоже не хотели верить в то, что мир вот-вот рухнет — катались на роликах, фотографировались. Мимо пробежала робособака Бостон Дайнемикс, за ней — девочка лет восьми. Увидев собаку Икса, она затормозила и рассмеялась.
— Такая старая! Моя лучше! — закричала девочка. — Спорим, она твою обгонит?
— Спорим, твоя не сможет выстрелить лазерным лучом? — парировал Икс. — К-9! Уничтожь этого ро…
— Не надо! — вырвалось у Лэнса.
Икс обернулся к нему. Он сбросил капюшон, мотнув головой, и неожиданно стал похож на Гаутаму: то же недоуменно-замкнутое выражение лица, когда тот сомневался в правильности собственных поступков.
— Ты прав. К-9, не стреляй. Мы не можем задерживаться из-за таких мелочей, — сказал Икс. Девочка громко фыркнула и убежала, бросив им вслед что-то вроде «Троглодиты».
Собака оказалась оснащена антигравитационным подъемником: под ней зажегся синий свет, она спланировала на одну из плит у Водяной башни — и исчезла из поля зрения.
Ага! Вот как оно здесь устроено. Не дожидаясь приглашения, Лэнс шагнул на ту же плиту и едва не споткнулся о К-9.
— Прошу прощения, — сказал он, отодвигаясь подальше.
— Извинения приняты, — проскрипела собака.
Икс, конечно же, тоже забрался на плиту. И, несмотря на новости и резкое изменение планов, Лэнс ощущал странное воодушевление. Отсюда был отлично виден залив, шумела в башне вода, и даже Икс не раздражал, как раньше. Скорее, вызывал неожиданное сочувствие. Защитная реакция мозга, конечно, но так даже легче.
— Это — один из входов в Хаб Торчвуда Три, — сообщил Икс, и плита начала медленно опускаться.
— Не ожидал, что ты проведешь мне экскурсию, — улыбаясь, ответил Лэнс. А теперь Икс огрызнется…
— Это не экскурсия, а инструктаж! Запоминай!
Ну вот, ожидания оправдались. И все равно это было внушительно и красиво, пусть и не настолько, как вход в старом офисе в Бэттери или в штаб-квартиру в аэропорту Ла Гвардиа. Башня опускалась в огромный зал — судя по всему, недавно отремонтированный: слишком уж новеньким все здесь выглядело. В отличие от ярко освещенной штаб-квартиры, свет здесь был приглушенным, почти интимным. У подножья башни тек, журча, ручей. Пол медленно приближался, плита опускалась все ниже; в Хабе находилось гораздо меньше людей, чем ожидалось от такого огромного помещения. Человек в шинели времен Второй мировой — их главный, капитан Харкнесс, — помахал Лэнсу, или Иксу, а может, им обоим.
Икс лениво поднял руку в ответном жесте.
— Гвен Купер, — первой представилась женщина, которой не было в досье. Лэнс пожал ей руку: крепкое, уверенное рукопожатие. Открытая улыбка, но оценивающий, скользкий взгляд: доброжелательность, прикрывающая агрессию, агрессия, маскирующая неуверенность. Это их агент Бут, совестливый убийца. Харкнесс, наверное, мобилизовал ушедших на покой сотрудников.
Рукопожатия, рукопожатия. Икс стоял в стороне, спрятав руки за спину, словно ребенок, которого застукали за кражей конфет.
Джек Харкнесс разглядывал Лэнса слишком пристально. Это даже создавало дискомфорт, и Лэнс, встретив его взгляд, приподнял брови. Невербальный вопрос.
«В чем дело?»
Джек примирительно улыбнулся и отвернулся к Иксу, как бы отвечая: «Все в порядке».
Но потом Лэнс то и дело ловил на себе его взгляды. Это не было похоже на желание завести интрижку (он читал досье на главу Торчвуда Три), скорее — на попытку вспомнить приятеля детства много лет спустя, когда лицо кажется вроде бы знакомым, но может, и нет.
— К-9 подчиняется тебе, парень? — спросила Гвен у Икса. — Ты Дженкинс, верно?
— Я доктор Дженкинс, — поправил ее Икс.
— Да хоть доктор Джекилл. Клайд говорил, эта собака может взломать правительственную сеть и перехватить управление ракетными шахтами.
Джек Харкнесс с умилением наблюдал за этой сценой. Видимо, Икс действительно долго здесь работал. Интересно, как у Харкнесса получалось управлять подобным подчиненным? Гаутама вел себя так, что его приказы хотелось выполнить — пассионарность, харизма, способность вести за собой; вероятно, руководитель Торчвуда тоже обладал похожим умением, пусть и пользовался для этого другими приемами.
Икс одарил Гвен взглядом ученого, разглядывающего особо интересный случай мутации дрозофилы.
— Ответь ей, К-9.
— Подтверждаю, — отозвалась собака. — Я могу проникнуть на правительственный сервер и перехватить управление. Хозяин?
— Ты считаешь, это рациональное решение? Так можно предотвратить бомбардировку?
— Существует несколько вариантов оптимальных решений, хозяин. Это один из них.
— Действуй, — бросил Икс. К-9 покатилась к ближайшему терминалу. За спиной шумно вздохнул еще один сотрудник Торчвуда, Дэвидсон, и пробормотал:
— Ну, Гвен, хорошо бы твоя идея сработала.
— Сработает, если не будешь бубнить К-9 под антенну.
— Осуществляю вход на удаленный сервер через усилитель сигнала, — сообщил К-9.
Три страны объявили войну, говорил Икс. Лэнс крепко переплел пальцы, следя, как К-9 вызывает на мониторы окно за окном, как проматываются полотнища кода. Три, не одна Британия. Соединенные Штаты тоже. И Япония, в которой тоже есть ЛвЧ, но нет Торчвуда.
Лэнс достал комм и набрал номер Гаутамы.
— Ты на месте? — Гаутама взял трубку после первого же гудка. Боб доложился о прибытии, но напарник все равно ждал звонка — от него лично. Лэнс потер щеку, пытаясь унять чувство неловкости. Нужно было позвонить еще тогда, когда они выехали из аэропорта.
— Да. Мы собираемся перехватить управление ракетными шахтами.
На другом конце линии повисло молчание.
— Мы уже пытались, — проговорил после паузы Гаутама. — Это было первым нашим решением, когда президент объявил о начале полномасштабной войны. Вторым было задействовать лобби в вооруженных силах. Саботаж. Управление ракетами находится на сервере, не подключенном к общей сети, и мы воспользовались услугами посредника. Но контакт оказался разорван немедленно. И мы потеряли связь с нашими агентами в генштабе.
Холодок прокатился по спине. Лэнс сглотнул.
Потом с громким электрическим треском выключился терминал.
— Ответ отрицательный! — раздался механический голос К-9. — Связь с сервером принудительно разорвана.
— В Торчвуде то же самое, — сказал Лэнс. Он огляделся: недоверие на лице Гвен Купер, отчаяние — у Дэвидсона, хорошо скрываемая злость — у Харкнесса. А где Икс?
Потом Лэнса дернули за руку. Икс подошел сзади и не церемонясь вытащил у него комм, преодолев даже отвращение к прикосновениям.
— Прекратить поиски. Это нерационально, — приказал он К-9 и поднес комм к уху: — Да, это я. Да. Логично. Нет, это не сработает. Потому что ты сам знаешь, что не сработает. Предлагаю план «Внешняя угроза». — Он помолчал, слушая голос Гаутамы, который еле слышно гудел в динамике. — Есть. Орегон. Помнишь? — Икс захихикал, и это, как всегда, выглядело внезапно и устрашающе. — Да, так и есть. Действуем.
Он выключил связь, машинально сунув комм Лэнса себе в карман.
— Ты, надеюсь, собираешься поставить меня в известность, о чем вы договорились? — спросил Харкнесс.
— Наша организация пыталась провести саботаж, используя своих агентов в генштабе, — вставил Лэнс. — Мы утратили с ними связь. И контакт с сервером оборвался, как будто военные ожидали попыток их остановить.
— Вот ублюдки, — сказала Гвен, потом повысила голос: — Ублюдки! Джек, это надо остановить! Нужно в Лондон! Взять этого мудака Чоудари и… Нет, мы проведем трансляцию, чтобы все узнали… Заставим его признать…
— Внешние камеры! — вдруг выкрикнул Дэвидсон.
— Принимаю входящее сообщение, — сказал К-9. — Включить звук?
— По крайней мере, на этот раз они решили нас не взрывать, — медленно отозвался Харкнесс, подходя к работающему терминалу в углу. На всех его экранах мелькали размытые из-за камуфляжа фигуры солдат. Они ставили оцепление. — Наверное, мэр устроил скандал: слишком дорого восстанавливать площадь. Включай, К-9.
По Хабу прокатился женский голос:
— …изолированы! Попытки выйти из помещения будут расценены как нападение! Оставайтесь на своих местах, и никто не пострадает!
Харкнесс глубоко и устало вздохнул.
— Так что там у тебя? Что вы решили? — спросил он у Икса. Тот словно только этого и ждал, быстро ответил:
— Мне нужно попасть в хранилище. Я возьму К-9 и агента Эс.
— Я бы лучше отправился с тобой, — проговорил Харкнесс, пристально глядя на Икса. Проницательность, рожденная опытом и собственным умением: руководитель Торчвуда скорее всего не ошибался в своих подозрениях, но воевать с Иксом не мог даже он.
— Нет. Оставайся здесь. Это не займет много времени. — Икс обернулся к Лэнсу и скомандовал: — Следуй за мной!
И Лэнс (из любопытства, не из послушания) последовал.
***
На страдающих клаустрофобией хранилище Торчвуда произвело бы гнетущее впечатление. Они долго спускались — сначала на лифте, потом пешком. К-9, еле слышно гудя, спланировал в лестничный колодец и потом ждал их внизу. Высокие потолки не спасали положение, и Лэнс порадовался, что все его немногочисленные фобии не касаются темных замкнутых пространств.
Икс вручил ему фонарик, а про комм явно забыл. Лэнсу было даже интересно, вспомнит ли он и как отреагирует, если комм зазвонит, так что не стал напоминать. Как обычно в чрезвычайных ситуациях, голова работала ясно и быстро, но поверхностно; мозг порой пытался задуматься о том, что их ожидает и чем именно попытается воспользоваться Икс, но адреналин отгонял тревогу прочь.
Фонарик, хоть и светил ярко, все-таки не мог разогнать царившую в хранилище темноту. Первым же делом взгляд Лэнса наткнулся на разбитую бутылку с «черным маслом», к счастью, давно высохшим — паразит не нашел хозяина и умер. Но вторая бутылка, видимо, с тем же содержимым, оказалась цела и без предупреждающих знаков. Абсолютная безалаберность. Обломки сонтаранских энергоколлекторов, разбитый суперкомпьютер класса «Орак», даже серводроид аркиллийцев без нижней части туловища — и все это свалено безо всякой системы и охраны. Лэнс светил себе под ноги, чтобы не наступить на что-нибудь и не оказаться потом в лазарете. Хотя что уж теперь. Может, назавтра и лазаретов не останется.
— Можешь включить дополнительное освещение? — спросил он у Икса. Тот, невидимый в полутьме, хмыкнул.
— Могу. Но не буду. Мне нравится темнота.
К-9, осторожно объезжая груды обломков, катился впереди.
— Нравится? — осторожно спросил Лэнс.
— Да. Я почти всю жизнь провел в темноте. Она помогает скрываться, а противника, прячущегося в ней, можно услышать или обнаружить сканером.
— Логично.
— Меня трудно заподозрить в нелогичности, — снисходительно отозвался Икс.
Возможно, Лэнс и сомневался, что сможет ему помочь, да и в целом не слишком-то хотел возвращаться к прежней профессии, но странный порыв заставил его попытаться наладить контакт. Задать Иксу вопрос, на который в целом не ждал никакого ответа. Опять огрызнется или бросит высокомерную реплику, не несущую смысловой нагрузки.
— Ты всегда работал на обе организации сразу?
Икс повернул к нему голову. В слабых отблесках фонарика виднелись только его очень светлые глаза и длинные пряди волос.
— Не всегда.
— А на какую начал работать первой? — спросил Лэнс.
Икс рассмеялся, запрокинув голову, луч его фонаря запрыгал по потолку.
— На другую. Ты о ней не знаешь. Это было очень давно.
— Джек? — выкрикнул кто-то из темноты. Следом за голосом вдалеке мигнул свет. Да, ведь Харкнесс говорил что-то о сотруднике внизу. Мистер…
— Мистер Лэнгер? — отозвался Лэнс, вспомнив. — Нас направил к вам капитан Харкнесс. Я — агент Эс, со мной агент Икс.
— Окей, понял, подходите сюда, — донесся ответ. К-9 заторопился, поехал быстрее, словно настоящая собака, услышав голос хозяина. Лэнс направил фонарь вперед: если глаза не лгали, то хранилище перегораживало что-то большое и металлическое, хотя отсюда нормально разглядеть, что именно, не получалось. Возле этой преграды стоял человек — мистер Лэнгер. Точнее, виднелся его фонарик.
— К-9! Просканируй хранилище и сообщи, где находятся предметы из кремния инопланетного происхождения! — громко приказал Лэнгер.
— Слушаюсь, хозяин! — ответил К-9. Лэнс зажмурился: из морды робота вырвался алый луч, метнулся назад, резанув по глазам, потом вперед. — Подтверждаю: инопланетные предметы из кремния обнаружены. Они находятся внутри летательного аппарата, расположенного прямо за вами.
Так это космический корабль! Лэнс вдруг ясно увидел его даже в слабом освещении: очертания, казавшиеся раньше мешаниной светлых и темных пятен, сложились во фрагмент диска, край «тарелки». Небольшой корабль, разведывательный скорее всего. Как он попал так глубоко под землю?
А еще Лэнс увидел, что Лэнгер возле корабля не один. За его спиной виднелась еще одна фигура, чуть ниже ростом и заметно плотнее. Этот человек молчал и, кажется, вообще пытался спрятаться за Лэнгером. Лэнс достал оружие, хотя что-то в позе незнакомца говорило: он не опасен. Он боится, а не пытается затаиться и напасть.
— Эй, умник, почему ты не включил свой межпланетный фонарик? — спросил Лэнгер, явно обращаясь к Иксу. Теперь, когда они подошли совсем близко, луч фонаря позволил разглядеть его — темнокожий, помладше Лэнса, с живым и умным лицом хитреца. А за его спиной прятался…
— Зак! — выдохнул Лэнс. — То есть… доктор Эдди!
Икс что-то ответил Лэнгеру, тот рассмеялся, но Лэнс, не веря глазам, все разглядывал давнего, очень давнего (хоть и не слишком близкого) знакомого. Пациента. Коллегу.
— Свитс? — осторожно уточнил Зак. — Это действительно ты? На этот раз?
— Да, да! — Лэнс сунул карбонизатор обратно в карман, схватил Зака за руку и потряс; все-таки легкое расстройство аутического спектра позволяло подобные прикосновения, хотя Зак осторожно высвободил ладонь. — Я думал, ты сбежал из больницы.
— Я не сбегал. Меня забрал Джек, очень давно. Предложил работу. Потом мы просто… закрепляли мой статус. И я не мог не помочь. Говорили, ты погиб.
— Это клон, — сказал Лэнс. — Служба в той организации, в которой я работаю, требует полного отказа от прошлого, а мертвому это проще всего. Я недавно видел Ходжинса, он…
— Вы уже закончили с ритуальным обменом воспоминаниями? — перебил его Икс. — Достать тебе кости, Закария?
— Он совсем как доктор Бреннан, правда? — пробормотал Зак, чтобы Лэнс услышал, и добавил громче: — Да.
Тогда Икс нажал что-то на своем браслете, из него вырвался золотистый луч, окутавший его световым коконом. Сразу стало гораздо лучше видно. Над головой нависал край космического корабля, а стеллажи, пустые, без коробок и обломков, жались к стенам. Перед входным люком кто-то расчистил площадку, как будто готовился к этому дню.
Лэнгер разглядывал летающее блюдце с жадным вниманием, потом вытащил из кармана что-то вроде блокнота и, то и дело бросая взгляды на корабль, начал зарисовывать его.
— Со светом вообще классно, спасибо, — сказал он. Икс презрительно дернул плечами.
— К-9! — приказал он, протянув собаке руку. — Вантуз!
Лэнс моргнул. В собачьем боку открылось отверстие, оттуда выехала «рука»-манипулятор, сжимающая… вантуз. Черно-желтый, новый, на короткой ручке. Икс забрал его и взбежал по короткому пандусу к люку. Потом он сделал то, чего Лэнс ожидал меньше всего: облизнул пальцы и провел ими по ободку вантуза.
Совсем не похоже на ОКР.
Тем временем Икс приложил вантуз к круглому сенсору возле входа и, повертев кистью, сдвинул его в сторону. Быстро, словно бы наугад, вытащил два провода и закоротил их.
Люк открылся почти мгновенно, с едва слышным свистом. Зажегся свет; корабль словно ждал, когда его откроют, не ослабляя бдительности ни на миг. Икс подхватил пакет, стоявший за порогом, и бросил его Заку.
Тот поймал пакет, выронив фонарь.
— Здесь все? — спросил Зак.
Интересно, что это за кости и зачем они Заку? Вопрос, как Икс так легко открыл корабль, Лэнса не волновал: судя по данным о представителях его вида, они обладали потрясающей инженерной интуицией и знаниями. Но кости, которые лежали за дверью космического корабля? Икс, который так вовремя сюда попал?
— Да, — ответил Икс. — Теперь быстрее возвращайся в лабораторию.
Подобрав фонарь, Зак развернулся и торопливо пошагал обратно. Луч его фонаря запрыгал по стенам хранилища.
— Что мы здесь делаем? — спросил Лэнс.
Карандаш Лэнгера шуршал по бумаге. Золотистый ореол вокруг Икса начал тускнеть. Темнота сжималась, подползала ближе, как живое существо. Только из люка корабля светило ярким и белым.
— Мне понадобится кое-что внутри, — ответил Икс. — К-9! Следуй за мной!
И шагнул внутрь. Собака, въехав по пандусу, тоже нырнула в люк.
— Нет, постой! — выкрикнул Лэнс. — Ты должен объяснить, что собираешься делать!
Конечно, Икс и не подумал останавливаться. Чего еще стоило ожидать? Лэнгер зашуршал бумагой, пряча блокнот.
— Думаю, агент Свитс, нам тоже стоит зайти внутрь, — сказал он.
У Лэнса перехватило горло.
— Откуда вы знаете мое имя?
Лэнгер примирительно улыбнулся.
— Наткнулся случайно, когда искал информацию о докторе Эдди. Ничего личного, но, наверное, раз вы все бросили, что у вас было, это дело всей жизни. Круто, когда можешь заниматься любимым делом постоянно.
— Вы художник? — спросил Лэнс, поднимаясь по пандусу. Внутри было тепло, даже жарко. Голые стены, металлизированный полимер, чистая, без примеси эстетики функциональность. Чей же это корабль?
Лэнгер, оглядываясь, шел позади.
— Ага, художник. Но это так, хобби, на комиксах не заработаешь, пока не станешь известным. А в Торчвуде хорошо платят.
— Одна моя знакомая художница занималась реконструкцией внешности погибших по черепам, — сказал Лэнс. Полимер стен на ощупь был очень гладким, как будто отполированным, но не блестел. Коридор все тянулся; они как будто прошли весь корабль насквозь, но он не кончался, как будто места внутри было больше, чем снаружи.
— А, Энджела Монтенегро, — отозвался Лэнгер.
Ну конечно, он знает. Наверняка прочитал всю информацию, которую мог, о команде. Сотрудники Торчвуда, конечно, могли казаться безрассудными аматорами, но их выбирали за острый ум и умение быстро принимать решения. Не стоит недооценивать Лэнгера, да и других тоже.
— Правильно. Она.
Коридор разветвился, но свет горел только в одном проходе, и Лэнс выбрал его. Потом до него донесся голос К-9:
— Подтверждаю, хозяин!
Лэнс ускорил шаг. Коридор оборвался, закончившись большим круглым залом. Командный пункт. Мониторы. Сенсоры. Разъемы. Никаких кресел, никаких ручек или тумблеров: значит, существа, построившие корабль, не были гуманоидами. Несколько компьютеров возле входа выглядели, как после налета пиратов: провода наружу, дыры на тех местах, где явно что-то находилось раньше, — но остальные были целыми.
К-9, высунув из морды длинный зонд, погрузил его в один из разъемов.
Икс стоял в центре зала, сложив за спиной руки. Он напоминал капитана пиратского корабля — халат, похожий на камзол, дреды, — не хватало только треуголки и попугая на плече. Впрочем, с ролью попугая успешно справлялся К-9. И с ролью остальной пиратской команды, судя по всему.
— Класс! — выдохнул за спиной Лэнгер.
— Третий маневровый двигатель! — металлическим голосом заявил Икс.
— Подтверждаю, хозяин! Двигатель функционален!
— Контроллер гравитации!
— Подтверждаю…
Сердце вдруг ухнуло куда-то в живот и оттуда быстро-быстро застучало. Это был не страх, а предчувствие. Когда подсознание уже сложило все факторы и сделало вывод, нейроны провели тайное голосование и вот-вот объявят победившее решение, но сознание пока что отказывается признавать его правильность.
Лэнс знал, что именно хочет сделать Икс, но не хотел признавать, что это возможно.
— Ты же не станешь поднимать этот корабль в воздух? — спросил он осторожно.
Икс бросил через плечо выразительный взгляд и снова отвернулся к мониторам.
— Системы основного вооружения!
— Ответ отрицательный, хозяин! Основное вооружение демонтировано!
Икс крепче сжал за спиной пальцы.
— Разумно. Торчвуд не стал рисковать, — пробормотал он. — К-9! Активируй резервную дезинтегрирующую пушку и мультистаннер!
— Слушаюсь, хозяин!
По мониторам помчались длинные полотнища строчек. Икс шагнул ближе, прищурился, словно успевал все читать. Наверное, и успевал.
— Не делай этого! Это безумие! — выкрикнул Лэнс.
Зашуршал карандаш: Лэнгер снова взялся за блокнот. Это начинало раздражать, но Лэнс понимал: для него — это способ успокоиться. Собраться с мыслями.
— Подтверждаю, — неожиданно отозвался К-9. — Мои прежние хозяева никогда не отдавали мне настолько безумных приказов.
— Это ложь, и ты это знаешь, — сказал Икс и захихикал.
— Это не ложь. Это допустимое преувеличение.
— Чего ты этим добьешься? — спросил Лэнс. — Хаб разрушится! Погибнут люди!
Икс дернулся. Его плечи сжались, словно он ожидал удара, но тот так и не последовал.
— Мы создадим иллюзию внешней угрозы, которая заставит людей сплотиться, — сказал он. — Гаутама одобрил этот план. Расчет показал восемьдесят семь процентов положительного исхода: самая высокая вероятность, если сравнивать с остальными вариантами. Люди не погибнут. Хаб не пострадает. К-9! Проложи курс наверх так, чтобы причинить минимум вреда для разумных существ!
— Это вообще возможно? — спросил Лэнгер. Он сидел, прислонившись к стене, и крепко сжимал в руках блокнот. Его лицо казалось удивительно спокойным и расслабленным.
— Подтверждаю, хозяин! Это возможно. Однако могут пострадать памятники архитектуры.
— Игнорируй этот фактор! Первый маневровый! — сказал Икс, и одновременно с ним Лэнгер произнес:
— Да наплюй на памятники, К-9, стартуй!
— Слушаюсь, хозяин! — ответил К-9, и у Лэнса вдруг пол начал уходить из-под ног. Корабль вздрогнул, зашевелился, словно подводный монстр, и начал двигаться в сторону. Потом Лэнса замутило, голова от перегрузок резко клюнула вниз.
— Инерционный компенсатор! — приказал Икс, выпрямившись. Он еще больше походил на капитана — возможно, даже капитана Ахава. Казалось, если закрыть глаза, его фигура отпечатается на обратной стороне век, как будто Икс горел.
Пол снова вернулся на место, и тяжесть прошла. Лэнс отошел к стене и оперся о нее рукой; гладкая поверхность не внушала особой надежды на то, что за нее удастся удержаться, но немного успокаивала. Правда, движения теперь вообще не ощущалось. Корабль будто замер на месте.
— Эта штука лежала под землей больше полусотни лет. Почему она до сих пор действует? — спросил Лэнгер. — Я думал, он давно вышел из строя.
— Этот корабль может лежать в стазисе несколько тысяч лет без потери функциональности, — бросил Икс. — К-9! Когда корабль преодолеет поверхность грунта, поднимайся на двести метров и следуй восточным курсом, полградуса на север. К Лондону.
Потом верхние мониторы, до того темные, зажглись. На них было небо, и солнце, и море. И развалины чего-то большого.
— Ого! Это же Миллениум-центр! — воскликнул Лэнгер.
Корабль поднимался все выше. Дымящиеся развалины стали меньше, небо на мониторах наклонилось, солнце перебежало в другой угол.
— Следую по указанному курсу, — сообщил К-9, и тогда город внизу расплылся, размазался и исчез, сменившись зеленым, серым, цветным.
— Здорово, — сказал Лэнгер. Он широко улыбался. — Всегда мечтал попасть на «летающую тарелку». Потом я понял, что инопланетяне обычно приносят только проблемы, но и так неплохо. Эй, Дженкинс! Что мы будем делать в Лондоне?
— Угрожать, — ответил Икс.
— Докладываю: зафиксировано присутствие других летательных аппаратов, двигающихся параллельно нашему курсу, — сказал К-9. — При неисправном защитном экране это может создать проблемы.
— Увеличь скорость. Оторвись.
Радость вместе с адреналином циркулировала по венам: катастрофический диссонанс с мыслями о неминуемой гибели. Лэнс молчал. Надо бы остановить этого безумца, уговорить не делать то, что он решил, но язык почему-то не поворачивался. Это неразумно и даже глупо, это недостойно профессионала. Лэнс набрал в грудь воздуха, чтобы сказать что-нибудь убийственно точное, то, что сработает.
— Не надо, — вмешался Лэнгер. — Пускай. Думаю, Дженкинс знает, что делает. Он как Доктор.
— Что за Доктор? — выдохнул Лэнс. В общем-то, и нужная фраза не придумалась, так что не жаль. Потом он вспомнил, что о Докторе говорила Эл и, кажется, еще кто-то.
Икс громко фыркнул.
— Доктор, мой хозяин. Бывший хозяин. Хозяин всегда, — ответил К-9 и завилял хвостом-антенной. — Докладываю: летательные аппараты выходят нам на перехват. Контакт через тридцать секунд.
— Мы далеко от цели?
— Достигнем центра Лондона через три минуты.
— Тогда маневрируй, уклоняйся от атакующих. Если будут стрелять — уничтожь ракеты мультистаннером.
Солнце и земля заплясали на мониторах, водя друг вокруг друга хаотические хороводы. У Лэнса было нормально с равновесием, и морской болезнью он не страдал, но смотреть на это было выше его сил.
— А Гаутама как же? Он тоже поднял в воздух корабли — наши, нашей организации? — спросил он. — Это же деконспирация! Мы выдадим себя, только и всего.
— Ты очень глуп, человек, — ответил Икс. — Гаутама воспользуется кораблем, который нельзя связать с ЛвЧ. Гораздо более внушительным. Какая жалость, что этот так мал! Крусибл бы сработал лучше.
Солнце совершило на мониторах очередной кульбит и встало.
— Мы на месте, хозяин. Готов к исполнению других безумных приказов, — сообщил К-9.
Икс подошел к одному из мониторов. Сбоку казалось, что он улыбается, но, присмотревшись, Лэнс понял, что это судорожная гримаса, не улыбка.
— Наведи пушку на резиденцию премьер-министра и включи громкую связь.
Лэнгер громко вздохнул. Лэнс чувствовал, как внутри, где-то в районе желудка, сжимается тугая пружина. Ладонь, прижатая к стене, стала влажной, и он вытер ее о пиджак.
— Исполнено, хозяин, — скрипнул К-9. — Я бы не советовал…
Икс наклонился к пульту и громко, отчетливо произнес, делая между словами странные паузы:
— Ваша планета захвачена. Ваша страна находится под нашим контролем. Сдавайтесь, или будете у-нич-то-жены! Если ваши самолеты продолжат атаковать, мы у-нич-то-жим резиденцию вашего руководства! Немедленно!
Он отшатнулся от пульта, зажав рот ладонью.
— Летательные аппараты продолжают атаковать нас. Еще девять минут, и мультистаннер перестанет успевать деактивировать ракеты! — сообщил К-9. — Хозяин?
— К-9, — начал Икс глухо. — К-9…
Потом его ноги подогнулись, и он упал на четвереньки, громко и сипло дыша.
Пружина в животе у Лэнса рывком развернулась. Все вдруг встало на свои места. Это же так просто, так очевидно! А он снова совершил глупую, самоуверенную ошибку. Это не ОКР. Это ПТСР. Отлично замаскированное, но не стоит этим утешаться.
— Эй! — раздался голос Лэнгера. — Эй, Каан, ты в порядке?
Лэнс опустился рядом с Иксом на колени. Тот держался за пол, словно боялся упасть еще ниже. Тяжелое дыхание. Паника. Дезориентация. Разлад конативной и когнитивной сфер. Лэнс заглянул Иксу в лицо. Тот жмурился, крепко сжимая губы. И побледнел как полотно.
— Что с ним? — спросил Лэнгер. Он оказался рядом, обеспокоенно склонился над ними, но блокнота из рук так и не выпустил.
— Ретравматизация, мистер Лэнгер, — ответил Лэнс. — Он переживает заново травматические события. Шок.
— Клайд. Меня так зовут.
— Хорошо, Клайд. Каан — это его имя? Он сам так тебе назвался?
Огромная проблема: Икс никому не доверяет. Нельзя успокоить его прикосновением. Нельзя утешить его — не сработает, он не верит в утешение. Эмоциональную сферу вообще не стоит привлекать. Психологическое сопровождение, соответственно, отпадает.
— Да, сам. И доктор Эдди знает его под этим именем.
Ага, ну хоть что-то.
— Каан! — мягко, осторожно позвал Лэнс. — Каан! Можно мне тебя так называть?
Икс, шумно выдохнув, кивнул.
— Это мое имя. Логично меня… так называть, — произнес он четко: концентрировался на разговоре, стараясь отстраниться от травматического переживания. Зал заливало ярким белым светом, и Икс сидел в самом центре. Свет!
— К-9, ты можешь приглушить освещение? — спросил Лэнс.
— Подтверждаю. Могу.
Стало гораздо темнее. Комфортнее для Икса, да и Лэнс почему-то почувствовал облегчение. Теперь надо действовать с умом. Акцентировать внимание на рациональных доводах.
— Ты ведь таймлорд. Ты сможешь справиться с этим.
Икс (Каан? Новое имя — старое, скорее всего, — пока плохо вязалось с ним) неожиданно расхохотался. Истерика? Нервный срыв?
— Таймлорд? — пробормотал он, на этот раз совсем неразборчиво. — Я? Таймлорд!
Он попытался подняться на ноги, но не удержался и упал бы, если бы Лэнс и Клайд не подхватили его. Но он тут же стряхнул их руки и сел.
— Какая глупость, — сказал Икс. — Я. Не. Таймлорд. Это оскорбительно.
— В нас продолжают стрелять, хозяин! — вставил К-9.
— Я… должен… — Волна травматического шока снова нахлынула на Икса, и Лэнс быстро перехватил инициативу. Кем бы он ни был, Икс считает себя более развитым и разумным, чем люди. В этом и крылся ответ. Саморегуляция!
— Каан, ты же понимаешь, я — обычный человек, а ты — сверхразумный инопланетянин. Чтобы тебе можно было помочь, ты должен пойти мне навстречу. Должен сказать, в чем дело, иначе я никогда не смогу разобраться, что же с тобой творится.
Корабль вздрогнул. Икс тоже.
— Лэнгер, — пробормотал он. — Прикажи К-9 стре…
Он зажал рот ладонью, и Лэнс все-таки обнял Икса за плечи. Тот сжался в плотный напряженный комок: сплошной нервный спазм.
— Скажи, что все-таки случилось, — проговорил Лэнс. — Почему ты не можешь… причинить вред? Это не блокировка синапсов, не фобия. Это твоя внутренняя установка. Ты сам ее создал. Но почему?
Икс дернулся, пытаясь вывернуться, потом сдался и тяжело привалился к Лэнсу. Клайд зашелестел бумагой, и на этот раз звук успокаивал, хотя лучше бы он не рисовал, а помог К-9 разобраться с ситуацией.
— Я… видел… все время… и пространство, — еле слышно проговорил Икс. — Там слишком много… вреда. Насилия. Смерти.
— Ты боишься смерти?
— Нет, нет. Смерть — это только новое переживание. Небытие. Покой. Но боль и страдания бессмысленно ужасны.
Время как будто остановилось. Лэнс смотрел Иксу в лицо, тот жмурился, кривя губы в болезненной улыбке. Его лицо казалось одновременно юным и бесконечно старым.
Где-то за пределами сознания послышался голос Клайда, но Лэнс не мог отвлекаться. Раньше бы он не поверил Иксу, решил бы, что это нарушения психики, но сейчас он повидал и узнал слишком многое. Такое возможно. Возможно всякое.
— Твое сознание пострадало от переизбытка негативной информации, — сказал он.
— Я знаю. Это… очевидно.
Обычный милый сарказм — ему точно лучше. Но если Икс снова задумается о том, чтобы приказать К-9 стрелять, все пойдет по новому кругу.
— Но ведь ты постоянно причиняешь вред, даже тем, что живешь. Ты причиняешь вред, например, себе. Тем людям, которые пострадали, когда мы поднимались. Летчикам, которые стреляют в нас. Это жизнь! Это нормально и естественно.
— Себе, — повторил Каан. — Себе… причинил. — Он рассмеялся, а может, закашлялся. — Полностью изменил свое… будущее. Уничтожил… свои шансы. Свою… эмоциональную привязанность. Любовь. Но так правильно, так надо, я сам сделал этот выбор.
— Ты должен понять, что любой выбор неправильный. Нет единственно верного решения, которое не станет для кого-то неприятным, — сказал Лэнс. — Это жизнь. Это социум. Ты должен всегда оценивать риски, но эти самые риски все равно останутся, их не избежать.
Каан вдруг оттолкнул его — довольно сильно, Лэнс едва не упал, — и поднялся на ноги.
— К-9, — начал он, но тут вмешался Клайд.
— Я уже выстрелил. Приказал К-9 вмазать по Даунинг-стрит, пока вы… решали проблему. Оттуда и так все сбежали.
Лэнс тоже встал. Левая нога затекла, и на нее было не опереться, он попрыгал на одной ноге к стене, чтобы не упасть.
— Окей, Лэнгер, — с заметным облегчением произнес Каан. — Теперь будем ждать. Корабль должен оставаться на месте, пока люди не перестанут заниматься идиотизмом.
— Но ты же в курсе, что нам придется как-то выбираться отсюда? — спросил Клайд. — Мы же не можем играть в мексиканскую дуэль вечно. Я вот, например, банально хочу поссать. Тут есть туалет? Думаю, даже инопланетяне должны ходить в уборную.
Каан поднял руку и указал на браслет.
— Мы можем… выбраться отсюда немедленно, — сказал он. — Я даже разрешу вам коснуться меня. Ненадолго. К-9! Я заберу тебя перед наступлением кризиса. Действуй по обстоятельствам.
— Слушаюсь, хозяин! Это был твой самый безумный приказ, — ответила собака и завиляла хвостом.
— Мой — да. Доктор отдавал гораздо более безумные. Держитесь за мои локти. Мы отправляемся, — сказал Каан и начал набирать что-то на пульте браслета.
Лэнс осторожно взялся за его руку. Вокруг них начало сгущаться голубое, холодное сияние.
Цвет, звук, запах. Фактура, ощущения, концентрированно чистый воздух, стук шагов, отдающийся ударами сердца. Высота, ширина, глубина; трехмерное пространство, расстояние между предметами, бинокулярное зрение. Белый, бежевый, серый, серебристый, оттенки, сотни, тысячи оттенков, нюансов освещения. Информация, моря, океаны информации, из которых необходимо выудить нужное, и немедленно. Иначе утонешь, захлебнешься, потеряешь способность мыслить.
Каан выудил высокую белую колонну: временной ротор капсулы, окруженный консолью. Модель 101, одна из последних разработок Временной войны, оснащена двумя временными пушками — гражданская, но вооруженная. Грозная. Живая.
Сердце ТАРДИС горело, сияло ярко и болезненно, предупреждая об опасности.
Шаг, другой, третий. Любопытство, интерес, попытка наладить контакт. Бегство, ужас. Не работает. Телепатический контакт с другим существом. ТАРДИС может уничтожить и его, интервента, нарушителя пределов, но для этого нужно управлять ею. Коснуться разумом разума. Зерна, проросшего сотни тысяч миллионов лет назад. Расцветая — крепнем.
Консоль. Корни проросшего зерна и его ветви. Механизм. Система ценностей и противовесов. Запретный плод.
Нужно что-то сказать сейчас. Снова ловить слова широкой сетью, поймать нужные, сложить их в правильном порядке.
— Не надо меня бояться. Я не причиню тебе вреда.
Недоверие. Ложь! Злость. Чужая, внешняя злость, которая касается кожи, создает тактильное восприятие, пытается прорваться внутрь. Тщетно! А вот он сам может. Только надо быстро.
Пустые места. Вандализм. Раньше, давно. Почти полная гибель. Восстановление. Феникс. Сжечь в пепел, потом сжечь даже пепел, таков наш девиз. Панели, которые стопкой ложатся на пол. Крылья бабочек.
Давно, давно, в прошлое существование бабочку можно было раздавить на расстоянии. Бабочки так и падали, летели в сачки, бились о свет лампы. Сейчас приходится самому. Ловить. Давить. Обрывать крылышки.
Устройство, которое нужно имплантировать, такое маленькое. Миниатюризация. Удобно. Но она расскажет, пожалуется, потребует убрать.
— Я не таймлорд. Это не больно. Не страшно. Это необходимо.
Недоверие. Тающий след, покалывание в кончиках пальцев.
— Пожалуйста.
Убрать панели, вернуть на место провода. Это быстро. Консоль, огромный соблазн. Можно ходить вокруг нее долго, долго, подавляя желания, борясь с собой, поддаваясь, отступая. Море информации, событий, затертых воспоминаний, имен и дат. Культура, искусство, красота — ничего не значащие символы.
Рискнуть. Ввести временные и пространственные координаты, установить погрешность, погасить выплеск энергии. Избежать обнаружения. Посмотреть. Интересно. Вспомнить снова.
— Пожалуйста, позволь?
Ярость, застывшая на самой грани разума, опасность, опасность! Ярость, отхлынувшая прочь. Цунами, которое передумало. Снисходительность. Легкое презрение. Прощение. Она не скажет. Наверное.
Рычажок, открывающий внешнюю дверь, горячий на ощупь. Осязание. Сенсорика. Тесный контакт с предметами, от которого до сих пор оторопь берет. Контакт. Общение. Личное общение.
Небольшая желтая звезда. Кирпично-красная планета. Она так далеко, что видна только ржавая искра.
Каан это уже видел — однажды и дважды, третий раз не помешает.
Чужое присутствие. Взгляд в затылок. Тихий свист открывающейся двери.
Предупредить гнев, остановить возмущение. Перехватить инициативу.
— Посмотри. Это эстетично.
— Я просил тебя не трогать консоль.
Шаги за спиной, рядом. Страшно поднять глаза. Надо посмотреть. Улыбнуться. Сделать правильное лицо. Придать себе нужный вид.
— Тебе понравится мой выбор.
Глубокий вздох. Узнавание. Боль. Совместный опыт. Переживание прошлого, которое есть сейчас, будет завтра, было всегда. Эмоции неясного генеза. Общность.
— Слезай с порога, — сказал Сек. — Сейчас будет вспышка сверхновой. И я не хочу на это смотреть.
О да. Это даже сейчас больно.
— …требуют отчаянных решений. Свободный мир стоит на пороге…
Клайд переступил с ноги на ногу. Бесконечно длинная витрина, уставленная гибкими экранами, транслировала огромное лицо. Лицо премьер-министра. Каждая капля пота на его лбу была размером с кулак. Высокое разрешение. Мозаика невидимых пикселей.
— …инопланетные технологии, попавшие в руки мерзавцев, привели Землю на грань катастрофы. Мы обязаны ответить адекватно и решительно, прекратить…
Интересно, что чувствовали сотрудники Торчвуда, когда Чемберлен объявлял войну нацистской Германии? Когда Британия вступала во Вторую мировую? Наверное, то же самое, что чувствовал сейчас Клайд. Усталость и раздражение.
— Мы объявляем войну. Преступникам. Террористам. Убийцам. Мы остановим тех, кто…
Нужно было установить временной замок: вместо пустующего супермаркета на углу теперь возвышалась какая-то странная инопланетная конструкция. Но пять минут назад премьер Чоудари обратился к народу, и теперь все стояли под дождем, слушая его речь.
— Китай. Индонезия. Вьетнам. Их преступные междоусобицы превратили всю планету в полигон…
Дождь барабанил по зонтикам, отбивая издевательскую чечетку. Клайд огляделся. Лица стоящих под зонтиками казались совсем одинаковыми, как у неписей в комиксах. Повторяющееся утомленное равнодушие.
— Ракеты смогут нанести точечный упреждающий удар…
— Самовлюбленный пиздюк этот Чоудари, — произнес знакомый голос за спиной, и Клайд обернулся.
— Гвен! — радостно воскликнул он.
Она стояла под большим ярко-красным зонтом. Волосы завивались от влаги, делая Гвен Купер похожей на очень рассерженную Медузу Горгону.
— Все никак не могут успокоиться! Война, война, война, как будто на шахтах свет клином сошелся, — громко заявила она и завертела головой, ища единомышленников. Кто-то в толпе выкрикнул: «Да!», но большинство сделали вид, что не слышат. Чоудари, закончив речь, проникновенно посмотрел в камеру. Десятки экранов отразили этот взгляд. В нем сквозило отчаяние, показывать которое, скорее всего, премьер не планировал.
— Они отправят наших детей умирать ради их сиюминутной выгоды и политических амбиций! — выкрикнула Гвен.
— А что мы можем сделать? — сердито спросил ее здоровенный парень в блестящем клеенчатом бомбере.
— Бороться! Высказать им, что думаете!
— Вот сама иди и высказывай! Тоже мне нашлась горластая, — проворчал парень и пошагал прочь. Толпа потихоньку расходилась. Дождь полил сильнее, небо цеплялось струями за крыши домов. Клайд натянул воротник на голову, но за шиворот все равно затекало.
— Давай, прячься сюда, — сказала Гвен и приподняла зонт.
— Ты все-таки решила вернуться? — спросил Клайд. Со спиц зонта текло еще сильнее, чем с неба, спина моментально промокла.
— А что, в стороне стоять? Они же угробят планету, если их не остановить.
Гвен немного поправилась с тех пор, как Клайд ее видел в последний раз, но ей это шло. Она выглядела внушительно и опасно, словно кариатида, которой в конце концов надоело держать потолок в Британском музее, и она, отбросив надоевшую за века капитель, отправилась на прогулку.
— Всем без разницы, — сказал Клайд.
— Сегодня без разницы, завтра без разницы, послезавтра открывают концлагеря. Помнишь День чуда? Моего отца тогда забрали эти ублюдки… он, конечно, умер потом, когда все закончилось, но почему он не мог умереть дома, как нормальный человек? Он что, не заслужил? Какого хрена они будут решать, что с нами делать, а что нет?
Гвен тараторила, не смолкая. Клайд забрал у нее зонтик и перехватил поудобнее, чтобы не текло за шиворот. О чем она говорит вообще? День чуда? Память подсовывала какие-то странные варианты, все, кажется, неправильные.
— Постой. Что за День чуда?
— День чуда, — раздраженно отозвалась Гвен. — Когда все стали бессмертными. В две тысячи одиннадцатом. Забыл, что ли? Как такое забудешь? Может, ты маленький был?
— Я уже школу закончил тогда, — обиделся Клайд. — Ага, вспоминается что-то. Пойдем, запрем эту штуку временным замком.
С Гвен всегда было просто работать. Она могла действовать на нервы, могла делать глупости, могла вести себя покровительственно, но никогда не усложняла обычных вещей. И не корчила из себя героиню… впрочем, такое со всеми иногда случалось. Сейчас она молча взяла второй замок и включила его с другой стороны, для подстраховки. Поля, столкнувшись, затрещали.
Люди, которые шли мимо, неодобрительно косились на Клайда и Гвен.
— Не могу понять, — сказал Клайд, когда, закончив, они подошли к внедорожнику. — Чоудари говорил про ракеты. Про ядерный удар. Это же третья мировая. Почему всем настолько пофиг? Я понимаю, по какой причине они не протестуют, но почему хотя бы не боятся? Мне всегда казалось: если начнется война, все побегут прятаться в бункерах и сметать с полок питьевую воду.
Гвен забралась на пассажирское сиденье, опустила солнцезащитный щиток и заглянула в зеркало.
— Когда постоянно творится какая-то дрянь, к ней привыкаешь, — ответила она, поправляя волосы. — А если дрянь начинается с чего-то мелкого, то, когда приходит крупное, просто устаешь бояться. Джек сказал бы, что всему виной надежда. Люди надеются, что все обойдется.
На запястье завибрировал комм, и Клайд включил связь. Легок на помине.
— Возвращайся в Хаб, — сказал Джек, не поздоровавшись. — Надо помочь найти кое-что в Хранилище.
— Ага, понял, Джек, — ответил Клайд. — Знаешь…
Гвен скорчила страшную рожу и приложила палец к губам.
— Что? — спросил Джек.
— Ничего. Сейчас приеду.
Он выключил звонок. Гвен широко улыбалась, высунув кончик языка между зубов.
— Не надо ему говорить. Пускай будет сюрприз, — сказала она довольным голосом.
***
Увидев Гвен, Джек просиял.
— Ха-ха! Вот и моя девочка! — воскликнул он и, схватив ее в охапку, закружил по залу.
— Услышала все-таки, что я звонил, — проворчал стоявший в сторонке Энди, но вопреки недовольному тону его лицо просто-таки сияло.
Джек поставил Гвен на пол.
— А Рис не против, что ты вернулась?
— Он и сам готов в любой момент помочь. Хотел со мной, но должен же кто-то остаться с Анвен? — Гвен подняла руку и постучала пальцем по комм-браслету. — Если что, он тут же примчится, стоит только позвонить. — Она придвинула к себе ближайший табурет и вскарабкалась на него. — Итак, что будем делать? Думаю, первым делом нужно перехватить управление ракетными шахтами, чтобы они не могли запустить свои чертовы ракеты. Где твоя… как же ее звали… Честити? Кто сейчас компьютерщик? Не Энди же.
— Ну спасибо, — тут же отозвался Энди, но продолжал улыбаться, словно появление Гвен перевело его в совершенно другой, непривычный Клайду режим. Да и выглядел он более подтянутым, чем обычно.
— Честити уволилась по собственному желанию, — ответил Джек с улыбкой, которая не касалась глаз.
— Клайд? — спросила Гвен.
Клайд пожал плечами. Гвен была о нем слишком высокого мнения. Все-таки он работал в Торчвуде, скорее, чтобы не работать где-нибудь еще. Но… Эврика!
— Не-а, но я знаю, кто может, — радостно отозвался Клайд. — Точно и без особых усилий. К-9! Мы забрали его из дома Сары Джейн, только вот он сейчас у Каана.
— У кого? — удивилась Гвен.
— Дженкинса, — с нажимом произнес Джек и внимательно посмотрел на Клайда, — я отправил в аэропорт, встречать представителя ЛвЧ, который будет помогать координировать наши действия. С той же целью я отослал Крайчека вместе с их делегацией. Когда Дженкинс вернется, займемся ракетами.
Он подошел к Клайду и добавил вполголоса:
— Возьми доктора Эдди и спустись с ним в хранилище. Ему нужны какие-то кости, он говорит, что это очень важно, но не хочет объяснять, почему. Надо его отвлечь, а то не отвяжется.
Профессор, которого Клайд заметил только сейчас, молча стоял на галерее — ровно, опустив руки по швам, как будто не знал, куда их девать. Оказывается, он умел быть еще и незаметным: полезно для злодейских гениев.
— Видимо, спасать мир вы собираетесь без меня, — сказал Клайд.
Гвен рассмеялась — кажется, какой-то шутке Энди. Джек развел руками.
— Я мог бы сказать, что это сильно нам поможет и что дело серьезное, но ты не поверишь. Зак говорит, что у него есть теория, которую он хотел бы проверить, а я склонен доверять ему в таких вопросах. И он относится к тебе лучше, чем к остальным. Потому я и прошу именно тебя.
— Спасибо, что объяснил, — совершенно искренне поблагодарил Клайд. Джек редко это делал — обычно он просто отправлял других на задания, а его мотивы раскрывались сильно позже. Наверное, теория доктора Эдди действительно имела значение, раз Джек заговорил об этом.
— Если поторопитесь, успеете к раздаче подарков, — улыбнулся Джек. — Удачи.
Клайд кивнул и, молча развернувшись, побежал по лестнице наверх. Металлические ступеньки едва слышно постанывали под ногами.
***
Лифт, который спускался сюда только после правильной комбинации кнопок. Свежеотремонтированные коридоры. Коридоры, до которых ремонт еще не добрался. Потом лестница, которая в слабом свете ламп казалась наброском, неровными штрихами на листе бумаги. Клайд порадовался, что не стал снимать куртку: здесь было холодно, как… как в подземелье. Доктор Эдди опасливо посмотрел вниз, в пустой лестничный колодец.
— Нам туда? — спросил он.
— Ага. До самого низа. Потом еще немного пройти по коридору. В хранилище тоже были ярусы, но нижние после взрыва еще не раскопали.
— Значит, кости должны быть на верхнем, — безапелляционно заявил доктор Эдди и, придерживаясь за перила, начал осторожно спускаться.
Клайд медленно пошел за ним. В хранилище он уже бывал — однажды, вместе с Джеком, и тот внимательно следил, чтобы Клайд чего-нибудь не уволок. Наверное, каждый из сотрудников Торчвуда рано или поздно уносил с собой что-нибудь инопланетное, но, во-первых, Клайд к тому времени считал себя искушенным и привычным к подобному, а во-вторых, еще за пару лет до того забрал домой световой карандаш, который сам же Джек бросил у него на столе.
А потом, в хранилище лежал совершенный хлам, хотя и опасный. Обломки каких-то механизмов. Оружие. После взрыва полки, на которых все это лежало, повалились, но, кажется, они и раньше стояли далеко не везде.
Спустившись, Клайд обогнал доктора Эдди и пошагал вперед, звеня ключами.
— Там нет света, — предупредил он, — придется ходить с фонариком.
Как бы кстати сейчас пришелся Каан со своим осветительным куполом! Да и от К-9 была бы польза: он бы просканировал подвал и зафиксировал бы, где находятся вещи, похожие на то, что они ищут. На кости. Какие, кстати? И чьи?
— Почему? Логично предположить, что освещение в хранилище необходимее, чем на лестнице, ведущей к нему, — спросил доктор Эдди.
— Спросите лучше у Джека. Это он занимается восстановлением, не я.
Клайд с трудом повернул ключ: замок за годы то ли заржавел, а то ли просто отвык поворачиваться. Сюда бы поставить магнитный или электронный, но, кажется, за долгое время еще никто не делал попыток совершить налет на эту кучу мусора. Да и вообще сюда не добирался.
Он открыл дверь и посветил фонариком в черный провал за ней. Тонкий луч выглядел сиротливо в густой, насыщенной темноте. Та словно насмехалась над попытками пробиться сквозь нее.
Доктор Эдди взял у Клайда второй фонарь и, включив его, пошел вперед. Как ни странно, темнота его пугала заметно меньше, чем шаткая лестница. Клайд не стал запирать дверь: из-за нее внутрь попадал хоть какой-то свет. Когда глаза привыкли, стали видны покосившиеся или лежавшие на полу стеллажи и узкая тропка, проложенная между ними. Доктор Эдди зашел уже довольно далеко, хотя осматривал помещение методично: сначала пол возле ног, потом стеллажи снизу доверху.
— Эй, эй, погодите, доктор! — закричал Клайд.
«Доктор! Доктор!» — издевательски передразнило эхо.
Полимерное покрытие бесшумно пружинило под ногами.
— Что такое? — спросил профессор. Луч фонарика вырвал из темноты фрагмент его шевелюры, воротник халата, часть лица: сюрреалистическая и запоминающаяся картинка.
— Какие кости мы ищем? Как они вообще выглядят, чтобы я знал, что искать?
— Это фрагменты экзоскелета неуглеродной жизненной формы, предположительно разумной, и мы ищем недостающие части его черепа и передних конечностей.
Очень информативно. Череп и руки неизвестно кого.
— На что они похожи? — терпеливо уточнил Клайд. — Какого цвета? Размера? Формы?
— Вы же их видели, молодой человек! — раздраженно отозвался доктор Эдди. — Когда приносили мне пакет. Черного. Основа кости — кремний. Размер соответствует костям крупной свиньи. Ищите все похожее.
Черные кремниевые кости в темном подвале. Оставалось надеяться, что они здесь есть. На секунду Клайд крепко зажмурился, вздохнул и посветил на опрокинутый стеллаж, возле которого стоял. Джек говорил, что когда-то раньше здесь была стройная система, все лежало на строго определенных местах, но, видимо, в последние годы — даже десятилетия, — этого никто не соблюдал. Пыльная бутылка из темного стекла со стершейся этикеткой стояла возле ломаного транзисторного приемника, ниже, в засохшей темной луже, валялась такая же разбитая. Над ними лежал пакет, наполненный, кажется, трубочками для коктейлей, у стены — верхняя половина манекена. Ничего, даже отдаленно похожего на систему — или на кости из кремния.
Кажется, мир действительно спасут без них. Клайд подошел к следующему стеллажу. Унылая, монотонная работа без надежды на какой-то результат. Как всегда в Торчвуде.
***
— Мистер Лэнгер! Мистер Лэнгер!
Бегать в темноте, среди развалов откровенно опасной дряни не стоило, и потому Клайд просто ускорил шаг и помахал фонариком, чтобы доктор Эдди заметил. Тот удалился в своих поисках далеко вперед — хорошо еще, что хранилище, по сути, было длинным и прямым коридором с высоким потолком. Не потеряешься.
— Вы нашли их? Нашли свои кости? — выкрикнул Клайд.
— Это кости не мои, а представителя давно вымершего вида! Нет, но нашел кое-что другое. Нужна ваша помощь.
Клайд, который ожидал подобного ответа, рассмеялся. Отсюда уже было хорошо видно фонарик доктора Эдди и очертания его фигуры. Он светил вверх, на огромный дугообразный козырек, перекрывавший коридор.
Клайд все-таки побежал.
— Это летающая тарелка! — выкрикнул он радостно. — Думаете, ее построили эти существа? Если у нас получится ее открыть, то мы найдем там их кости!
Доктор Эдди опустил фонарик, и космический корабль растворился в темноте. Он не был настолько большим, каким казался: примерно треть его торчала в коридор, а две трети скрывались в земле. Чей это был корабль, Клайд понятия не имел. Если дорисовать скрытые детали, он был бы точь в точь похож на тарелку с известного плаката «Истина где-то рядом».
— У вас слишком богатое воображение, — проворчал доктор Эдди. — Это похвально, но то существо, чей скелет мы собираем, не было прямоходящим, а еще вход в этот корабль не подходит ему по размеру.
Клайд, замедлив шаг, посветил туда, где, как он помнил, находился внешний люк. Он там и был — трапециевидная панель высотой чуть меньше шести футов, с круглым сенсором сбоку. Сенсор очевидно открывал люк, но трогать его Клайд не стал бы даже под угрозой расстрела. А сам корабль был вполне ничего так. Красивые, классические очертания, и цвет подходящий — серый в голубизну, тускло поблескивающий металл.
— Классная штука, правда? — спросил он. — Джек так и не сказал, чей он. Лежит здесь примерно с войны, а может, и дольше.
— Признаться, в космических кораблях я совершенно не разбираюсь. Хотел спросить, есть ли смысл идти дальше.
— Если вы не нашли костей, то да, — со вздохом признался Клайд. — Там еще продолжается хранилище, надо отодвинуть вон тот стеллаж, и тогда…
По потолку пробежалось пятно света, и Клайд резко обернулся.
— Джек? — выкрикнул он.
Ответа не было. Джек бы отозвался, Гвен — тем более, Энди мог так странно пошутить, но если бы шел в одиночку. Но к ним приближались как минимум двое… Два круга света шарили по стенам и потолку. Два фонаря. Нет, трое: третий был совсем низеньким, но красный огонек выдавал его с головой. Облегчение стукнулось о грудную клетку вместе с сердцем. Клайд улыбнулся.
Раз с ними К-9, значит, это Каан — Дженкинс для тех, кто его не знает, намек Джека не остался без внимания, — и еще кто-то с ним. Агент ЛвЧ, возможно.
— Мистер Лэнгер? — отозвался незнакомый голос. — Нас направил к вам капитан Харкнесс. Я — агент Эс, со мной агент Икс.
— Окей, понял, подходите сюда, — ответил Клайд.
Агент Икс? Как много у Каана имен.
— Чего им от нас нужно? — спросил доктор Эдди. Он подошел ближе к Клайду. — Я должен найти кости, иначе будут большие неприятности. Если они помешают нам…
— Не помешают, — успокоил его Клайд и громко произнес: — К-9! Просканируй хранилище и сообщи, где находятся предметы из кремния инопланетного происхождения.
— Слушаюсь, хозяин! — ответил К-9. Из того места, где предположительно находилась его морда, вырвался тонкий красный луч и пробежался по хранилищу. — Подтверждаю: инопланетные предметы из кремния обнаружены. Они находятся внутри летательного аппарата, расположенного прямо за вами.