Солнце, одно из двух — красный карлик, — спелым яблоком упало за горизонт, и на небе наконец выступили звезды. Их было немного, так всегда в сателлитных галактиках, но зрелище все равно оставалось красивым.
Фиолетовый в свете солнца песок сейчас поголубел и казался светлее воды — иссиня-черной, непроницаемой и блестящей. В ней отражалась лежащая на ребре галактика Млечный путь — отражалась и одновременно тонула, а может, просто пробовала воду, макнув в нее спиральный рукав.
Сек стащил туфли, носки и сел прямо на песок, скрестив ноги. Ночи на этой планете короткие, три часа сорок семь минут, а сутки длятся двадцать.
— Что я должен здесь увидеть? — спросил Каан. Сек оглянулся: он стоял в дверях ТАРДИС, опираясь спиной о простенок и скрестив руки на груди в совершенно человеческой защитной позе. Вероятно, он опасался мести. Тогда зачем согласился отправиться вместе с Секом на эту планету? Логика Каана ускользала от него, и это раздражало даже сильнее, чем неудовольствие на лице бывшего… Сек крепче сжал губы. Он не мог подобрать нужное слово. Соплеменника? Они и сейчас соплеменники, если подумать. Коллеги? Это просто глупо. Подчиненного, наверное, будет правильным словом.
— Галактику. Смотри. Это красиво, — ответил он.
— Я видел тысячи галактик раньше. Ты тоже. Это не новая информация, — сказал Каан.
Гнев и ненависть — как взрывная волна. Так и ищут лазейку, чтобы вырваться наружу и сокрушить все на своем пути. Ищут повод. Поводов Каан давал предостаточно, но Сек проглотил нарастающее раздражение и сказал:
— Новое прочтение старой информации. Иди сюда.
Каан оттолкнулся от простенка и подошел ближе.
— Сними обувь и сядь.
— Стоя гораздо удобнее, — бросил Каан.
Это была уже не лазейка, а целая брешь. Зияющий пролом.
— Сними обувь и сядь! — рявкнул Сек.
— Слушаюсь, — пробормотал Каан, вздрогнув, деревянно согнулся и начал стаскивать кеды.
Раскаяние совсем не похоже на взрывную волну. Оно скорее как масло, проникающее в любую щель, медленно, но неотвратимо, особенно при гравитации вращения. Едкое и липкое масло. Не ототрешь, если попадет на ткань.
Сек промолчал. С раскаянием он тоже умел бороться. Когда-то давно он учился определять, какие эмоции испытывает, на что они похожи. Потом — справляться с ними. Следующим шагом будет умение имитировать нужные эмоции, как это делают люди и таймлорды. Слишком похоже на искажение истины, но зато целесообразно. Можно этим не пользоваться, хотя уметь — надо.
Каан сел, подобрав полы халата, и пошевелил пальцами ног в песке.
— Тактильные ощущения. Я понял, зачем ты приказал мне разуться. Это приятно. Необычно.
— Я просил, а не приказывал, — ответил Сек.
Каан криво улыбнулся.
— Ты сам меня вынудил, — продолжил Сек и замолчал, поняв, что это слишком, и пора остановиться. С Кааном всегда было сложно. И раньше тоже. Он всегда сомневался. Выдвигал разгромные доводы. Это полезное умение, всегда нужен объективный критик, но теперь об объективности можно было забыть навсегда. Простить предательство нетрудно, труднее не вспоминать о нем каждый раз, когда видишь виновника.
Или жертву. Каан, кажется, тоже вспоминал об этом при каждой встрече. Мстительное удовлетворение, которое при мысли об этом ощутил Сек, было очень приятным.
— Извини, — сказал Каан. Он взял песок в руку, пересыпал из ладони в ладонь, ловя голубоватые струйки.
— За что? За то, что не разулся сразу?
— За то, что не разулся. За остальное тоже. Ты ведь это хотел услышать? — Каан не смотрел на него. Он продолжал пересыпать в ладонях песок. — Я был неправ. Я ошибся. Смертельно. Непростительно. Непростительная ошибка. Я расплатился за нее, но могу и извиниться. Это несложно. Могу еще раз. Столько, сколько нужно.
Признание собственной неправоты требует огромного мужества. Сек не был уверен, что у него хватит.
— Ты поступил, как поступил бы любой из нас на твоем месте, — выдавил он и опустил голову. Все же хватило. Оставалось надеяться, что этого будет достаточно.
— Ты — еретик и безумец, — сказал Каан. Он отряхнул руки о халат и дернул уголками губ, имитируя улыбку. — Ты усомнился в самом главном, в основе всего нашего существования. Но ты был прав. Я это признал. Мы в Малом Магеллановом облаке?
— В Большом.
— А! Я не следил за тем, как ты вводишь координаты.
Сек мог бы поклясться, что Каан нагло врет ему в лицо. Он за всем следил. Его ужасно интересовала ТАРДИС — до ревности, до отторжения, до нежелания брать его с собой или оставлять одного в консольной. ТАРДИС боялась Каана даже сильнее, чем ненавидела Джека. Сек ощущал ее страх, как свой собственный, холодом в груди. Дрожью в пальцах.
— Посмотри на небо. Это красиво, — сказал он.
— Приказываешь? — усмехнулся Каан.
— Нет.
— То есть, я могу и не смотреть? Я не имею понятия об эстетических критериях красоты, если не считать эффективности и целесообразности. И параметров золотого сечения, но у меня нет сейчас настроек визора, чтобы я их туда внес.
— У меня тоже нет, — сердито ответил Сек, — но я же вижу. Даже одним глазом. Для того, чтобы понимать красоту, не требуется ни бинокулярного зрения, ни технических приспособлений.
Каан вздохнул, пошевелил ногами, отгребая песок от себя.
— Требуется что-то другое, чего у меня нет.
— Твое тело более совершенно и продумано, чем мое.
— Я не имел в виду тело, — поморщился Каан. — Твоя… смелость. Широта взглядов. Легкость в принятии решений. Умение отказаться от старого, если оно неэффективно. Твой ум.
— Ты пытаешься сделать мне комплимент? — удивился Сек.
— Комплимент переводится с языка земной народности как «то, чего нет». Я говорю то, что есть. Нет, не пытаюсь и не делаю. — Каан приподнялся, сел по-другому, поджав ноги, и не отрываясь уставился в небо. Секу показалось, что он напрягся — то ли неудобно сидел, то ли ноги замерзли, но тут Каан снова заговорил: — У тебя получается даже то, что я считаю совершенно неприемлемым. Физический контакт. Сексуальный контакт.
Сек моргнул и не дал щупальцам вздрогнуть.
— Это естественно. Я знал, что после трансформации у меня появятся эти желания и потребности и не видел нужды с ними бороться, — сказал он. Неловкость еще хуже раскаяния. Она была даже не маслом — газом с сильным запахом. Но зато ее гораздо проще скрыть.
— Естественность! — бросил Каан. — Естественность для настолько разумного существа сложнее поведения, смоделированного искусственно. Ты умеешь чувствовать привязанность, я знаю. Любовь. Не знаю, как у тебя получается.
Если Каану хотелось услышать рецепт умения влюбляться, Сек ничем не мог помочь. Оно получалось само собой, иногда даже когда не стоило. Чувства конфликтовали с разумом и всегда одерживали победу. Степень разгромности победы была прямо пропорциональна сопротивлению этому чувству.
— Это гормоны. Не стоит тебе рассказывать о железах внутренней секреции, ты и сам о них знаешь.
— Я разработал несколько моделей виртуальной реальности для удовлетворения таких потребностей моего тела, но гормоны отвечают только за сиюминутное, — ответил Каан. Он лег на песок, подперев голову рукой, отбросил волосы с лица. — А у тебя получается долго. Сколько лет насчитывает твое текущее чувство?
Какое вообще Каану дело до его чувств? Сек все-таки дернул щупальцами, не сдержавшись, и недовольно пожал плечами.
— Это не должно тебя волновать.
— Мне надо интегрироваться в социум. Я знаю, что это Джек Харкнесс, и что между вами все продолжается уже давно. Хоть вы и скрываете. Я все знаю, — Каан хихикнул, но его улыбка тут же сменилась гримасой.
— Тогда не задавай вопросов, если знаешь на них ответы! — воскликнул Сек.
— Извини.
Сек тяжело вздохнул. Он зачерпнул горсть песка и аккуратно высыпал ее, чтобы получилась горка: так выходило быстрее успокоиться. Песок щекотал кожу. Хотелось пойти искупаться — местные простейшие все равно не могли повредить их телам из-за другой химической структуры, — но бросать Каана одного не стоило. Сек сам его сюда привел. А еще дверь ТАРДИС открыта. Кто знает, что Каану придет в голову сделать, пока никто не видит.
— Ничего. Все в порядке. Это действительно случилось давно. Еще когда я путешествовал с Мортимусом.
— Он тебе понравился?
— Сначала нет, потом — да. Я считал, что это неправильно. Но пересмотрел свою точку зрения. В природе такое тоже существует, значит, это нормально.
— Нормально, — повторил Каан медленно.
— Да. Нет разницы, какого пола твой партнер, если он другого вида.
Каан вдруг приподнялся на локте, его глаза блеснули в полутьме.
— Я хочу, чтобы ты помог мне решить одну… проблему, — сказал он напряженно.
Сек, почувствовав подвох, и сам напрягся. Дезинтегратор в кобуре подмышкой вдруг резко потяжелел.
— Зависит от того, какая проблема, — ответил он.
— Я могу переносить только прикосновения тех, кому доверяю, и кого считаю равным себе, — начал Каан. Его губы дернулись, искривились, как будто он не знал, что делать с лицом и зачем вообще нужны его выражения. — Я доверяю тебе. Считаю равным. Поцелуй меня. Пожалуйста.
Сек сделал глубокий вдох, пытаясь унять сердцебиение и мечущиеся щупальца. Не имело смысла задавать вопросы «Почему я» и «Зачем тебе это», хотя задать хотелось — чтобы потянуть время. Отказать ему? Но это глупо. Выполнение просьбы не требует никаких усилий, просто коснуться губами губ, без интимности, лишь бы Каан понял принцип и ощущения при этом. Это опыт, а где еще его получить?
— Это единственная проблема? — спросил Сек.
Каан хмыкнул.
— Нет. Но я не стану просить о другом. В данный момент меня интересует только одно.
— Хорошо, — ответил Сек, сдерживая облегченный вздох, хотя Каан мог и солгать без всякого труда, лишь бы получить, что хочет. Но даже если он лжет, ничего не изменится. — Закрой глаза.
— Почему? — тут же спросил Каан.
— Так удобнее.
— Я хотел бы все видеть.
— Твое дело, — ответил Сек, придвинулся ближе и, зажмурив глаз, поцеловал Каана. Странный вышел поцелуй — какой-то… деловой. Экспериментальный. Не такой, каким, по идее, должен быть первый опыт в подобном, если судить по образцам в человеческой культуре. Сек отстранился. Каан коснулся кончиком пальцев губ, потом посмотрел на руку, словно на ней мог остаться след.
— Давай попробуем еще! — воскликнул он со знакомым и одновременно непривычным энтузиазмом. — Я не могу понять, нравится мне это или нет.
— Нет, — ответил Сек.
Радость на лице Каана погасла, как лампа после щелчка выключателя.
— Почему?
— Я не испытываю к тебе никаких чувств. Это бессмысленно.
— Не понимаю. Ты можешь целовать только тех, к кому испытываешь сильную привязанность? Это не так. Дело во мне? Я тебе неприятен?
Наверное, стоило разозлиться, приказать Каану замолчать, но злость почему-то не пришла. И раскаяние. Даже неловкость решила, что ее присутствие не требуется. Сек пожал плечами.
— Это субъективно и добровольно. Не могу объяснить. В конце концов, в человеческой психике я разбираюсь на том же уровне, что и ты.
Кажется, Каан тоже ждал взрыва, но, не дождавшись, выпрямился и сел, пристально глядя Секу в лицо.
— Больше всего сейчас я хотел бы тебя ударить, — сказал он ровным голосом.
— Ударь, — ответил Сек. Это было нестрашной угрозой: быстроты его реакции хватит, чтобы парировать удар, а потом, так можно согнать злость. Им обоим.
— Не могу.
Сек удивленно пошевелил щупальцами. Он помнил, что Каан говорил об этом, но не считал, что все настолько серьезно, чтобы не пройти со временем.
— Не могу, совсем! — добавил Каан, и, понизив голос, повторил: — Совсем.
Гнев догнал Сека запоздало и без причины, и он, едва разжимая губы, произнес:
— Я тебе не психолог и не тренажер. Разбирайся сам со своими проблемами!
Психолог! Сек вскочил на ноги. У него вдруг возникла одна идея — возможно, безумная и обреченная на провал, но все же это могло решить много проблем разом — если бы получилось. Песок, забравшийся под штанину, щекотно потек по ноге.
— Вставай. Мы возвращаемся.
— Но я еще не понял, в чем красота падающей галактики, — сказал Каан. Да и вряд ли сможет понять. Он вытащил из кармана что-то маленькое, круглое и, кажется, оранжевое, аккуратно положил на песок.
— Что это? — спросил Сек.
Сейчас Каан ответит: «Бомба», придется бежать к дверям изо всех сил — и не успеть.
— Фишка из казино, — ответил Каан. — У людей есть дурацкий обычай: оставлять деньги в тех местах, куда они хотят вернуться. Забавно, правда?
Сек посмотрел на него сверху вниз, но промолчал. Идея, конечно, сумасбродная, да и напарник откажется, но вдруг выйдет? Потом он протянул Каану руку, и тот после недолгого колебания взялся за нее.
Его ладонь была до странного холодной, как у таймлорда.
Кукла выглядела как… кукла. Не середина XIX века, конечно, как утверждала реклама из антикварного магазина, в котором пострадавшая купила эту дивную игрушку. Джек не то чтобы хорошо разбирался в куклах. Он проверил ее, и браслет-манипулятор однозначно ответил: фарфору около сорока лет, не больше. Ткань искусственно состарена слабым раствором танина, попросту говоря — чаем.
Изначально кукол было две: одна рассыпалась на кусочки вместе с владелицей. Та случайно уронила ее. Возможно, уронила. Сейчас вторая, целая кукла, спеленатая пупырчатой пленкой, лежала на соседнем сидении, глядела в потолок нарисованными глазами и совсем не походила ни на инопланетного монстра, ни на загадочный артефакт. Впрочем, многие боятся кукол. Подсознательный страх всегда обоснован, пусть даже его причины кроются в каких-то древних инстинктах.
Джек уже несколько раз проверял куклу по дороге. Манипулятор не сообщил ничего интересного. Никаких полей. Никаких источников энергии. Скорее даже наоборот: энергия Разлома, которая всегда искажала показания манипулятора и на которую Джек обычно делал поправку, сейчас никак не отображалась. Полная полимеризация тела требовала слишком серьезных энергозатрат. Старушка разбилась на очень мелкие кусочки.
Джек, сбавив скорость, обогнул грузовик с мороженым и набрал на смартфоне сообщение: «Ты там не соскучился?»
И усмехнулся, когда практически сразу поступил ответ: «Нет. Но устал. Надоело».
«Ты скоро?» — спросил Джек.
«Да. Мне обещают пять минут. Уже час обещают пять минут».
Не было никаких сомнений, что после ухода Каана в салоне откроют шампанское и споют что-нибудь жизнеутверждающее. Жаль этих несчастных. Каан в принципе редко тратил силы на положительную коммуникацию с окружающими. А сам Джек соврал ему, что это не займет много времени. Тот наверняка затаит обиду и сделает потом какую-нибудь мелкую пакость. Или не сделает, потому что отвлечется на свои великие и непонятные простым смертным (и бессмертным) замыслы.
С другой стороны, теперь Каан хотя бы перестанет жаловаться на то, как сильно ему мешают запутавшиеся волосы — с полным отказом состричь их, потому что «холодно и слишком много физического контакта». Страшно представить, какая у него сейчас передозировка прикосновений. Бедняжка.
Джек остановил внедорожник у края тротуара как раз вовремя: из дверей салона буквально вылетел Каан, остановился, потрогал волосы, заплетенные теперь в дреды, брезгливо дернул плечами, а потом, увидев внедорожник, бросил обжигающий взгляд на Джека.
Джек радостно улыбнулся ему в ответ и помахал. Новая прическа Каану шла. Скоро привыкнет. Она будет напоминать ему о лучших днях в его жизни. Мысль оказалась до приятного злой. Каан залез на заднее сиденье, хлопнув дверью.
— Отлично выглядишь, — сказал Джек.
Сек бы на его месте ответил бы «Ты мне солгал!». А Каан бросил очередной уничтожающий взгляд в зеркало заднего вида и заерзал, пытаясь рассмотреть свои волосы. Хотя и думал то же самое. Они вообще походили друг на друга, как походят родные братья. И так же различались. Джек мысленно вздрогнул от непрошеных воспоминаний. Интересно, Каан так же чувствует свою вину за то, что сделал? Или не следует переносить на него свои человеческие реакции и видеть повторение истории с братом?
— Есть работа, — добавил Джек. Он зевнул, не раскрывая рта: кажется, упало давление, и от этого слегка закладывало уши.
— Очень хорошо! Я бы лучше поработал, чем бездарно тратить время на общение с недоразвитыми существами.
— Это тоже опыт. Ты ведь за этим сюда отправился? Зато ты теперь еще больший красавчик, чем всегда.
— Когда я выбирал это тело, то планировал подобный эффект. Спасибо.
— Спасибо? — удивился Джек. Он тронул машину с места; Каан сидел, опираясь локтями о спинки передних сидений, от него пахло парикмахерской и табаком. — С каких пор ты благодаришь?
— Это социальные нормы. Я стараюсь им следовать. Так выгоднее.
— Со мной можешь не напрягаться, — рассмеялся Джек. Каан, заметив куклу, наклонился вперед, сфокусировав на ней взгляд. Но трогать не стал. Молодец. Осторожность — преимущество для тех, кто работает в Торчвуде. Жаль только, Каан никогда не будет здесь работать по-настоящему. Чудо, что он вообще согласился помочь с настройкой модуля. Хотя Джек и не тешил себя иллюзиями: Каан сделал это, только чтобы позлить Сека. Но для Торчвуда не важно, в чем причина. Нужно пользоваться услугами специалиста, пока можешь.
Специалист сверлил куклу взглядом, даже не подозревая, насколько по-далековски это выглядит. Если, конечно, знать о далеках. Доктор бы раскусил его, может, не сразу: Каан умел притворяться, когда было нужно, — но раскусил бы обязательно. Если сказать об этом Каану, он сделает вывод и больше не станет так пристально разглядывать предметы. А пока что это было забавно.
Каан тем временем включил свою копию манипулятора и просканировал куклу.
— Ничего необычного, — сказал Джек.
— Я должен был проверить.
Ну конечно, должен. С человеком Джек бы только порадовался подобной скрупулезности. Но Каан не был человеком, и об этом стоило помнить всегда, каждую минуту общения.
— Это и есть работа? — продолжил Каан, морща веснушчатый нос. — Сомневаюсь, что ты кому-то планируешь эту игрушку подарить или сам играешь в нее. Она не подходит тебе по возрасту.
«Зато тебе в самый раз», — хотел сказать Джек, но не стал.
— Работа, если ты, конечно, не собираешься уволиться из-за моего самодурства.
Каан закатил глаза и постучал по коже браслета, надетого на правую руку:
— Если ты тоже будешь заставлять меня сидеть без движения, уволюсь немедленно. Прямо из автомобиля.
— Это нерационально сильный аргумент. — Джек, как ни странно, до сих пор не пожалел, что дал Каану скопировать свой браслет. В конце концов, в обмен тот его починил, и теперь Джек мог, как раньше, путешествовать в пространстве и времени. Он не собирался этого делать без крайней необходимости, но сама возможность была очень кстати. — Мы с тобой немного… покатаемся по городу, ты не против?
— Нет, — рассеяно ответил Каан, глядя в экран браслета. — Расскажи о кукле.
— Где-то на окраинах города есть антикварная лавка. Торгует полной ерундой. — Джек остановился на светофоре и кивнул головой в сторону соседнего сиденья. — Это такой же китайский фарфор девятнадцатого века, как я — цирковая лошадь. Никаких следов влияния Разлома, значит, просто занесло какими-то окольными путями. Может быть, даже случайно. Может быть, этих кукол пострадавшей вообще подарили или подкинули из мстительных соображений. Но стоит проверить. Она превращает плоть в полимер.
Каан отстранился, но не слишком резко или далеко. Это был не страх — только осторожность, чувство самосохранения; и любопытство тут же загорелось в его глазах.
— Нужно исследовать этот эффект! — заявил он. Потом прищурился и на секунду замолчал, глядя вверх. Видимо, что-то подсчитывал в уме. — В другом месте кукла бы не сработала, — добавил он. — Интересно. Это инопланетный артефакт, без сомнений, и раса очень высокоразвита. Далеки могли бы сделать такое, но не стали бы. Стрельба из пушки по воробьям. Бессмысленная трата ресурсов.
— Есть такая штука, называется «хобби». Некоторые тратят много времени и энергии на совершенно бессмысленные вещи. — Джек повернул налево, направляясь подальше от центральных улиц. Ближайшая подруга усопшей Элли Денсби рассказывала, что та покидала пансионат с намерением «прогуляться по парку». Куда могла отправиться на уик-энд довольно пожилая дама, если желала развеяться? Ведь она действительно могла соврать подружкам про антикварный магазин. Или ошибиться, а сейчас уже и не расспросишь. Самое отвратительное — никаких привязок. — Возможно, это вообще не рассчитанная на причинение вреда вещь.
Пошел дождь, и Джек включил дворники. Капли безуспешно пытались от них убежать, растекаясь от ветра, но дворники неотвратимо сметали их к краям лобового стекла, отбрасывая прочь.
— Полимеризация плоти, не рассчитанная на причинение вреда, — пренебрежительно произнес Каан. На его лице застыло привычное высокомерное выражение. — Киберлюди? Нет, слишком сложно для этих идиотов. Ты — выясни, как эта вещь попала к жертве. Я выясню, для чего эта вещь нужна. Интересно.
Джек, по идее, был его начальником. Вряд ли это имело для Каана какое-то значение. Зато ему любопытно, а значит, он этим займется. И его попытки командовать выглядели забавно в исполнении настолько молодого на вид человека. Хотя в этом теле он и так провел немного лет. Семь? Восемь? Совсем еще дитя.
— Ты читал «Портрет Дориана Грея»? — спросил Джек. Новая прическа делала Каана еще легкомысленней и безобидней на вид. И, как ни странно, старше. — Знаешь про вудуизм, в курсе традиционной европейской магии подобия? Кукла красивая, свежая и без морщин. Косметическое средство с побочными эффектами. Как гипотеза.
— Глупая гипотеза, — взмахом руки отмел аргумент Каан. — Антинаучная. Вернее, это можно обосновать, но такое требует слишком масштабной энергетической подпитки и технической базы. В магию я не верю. Всегда есть короткое, логичное объяснение. Эти чудеса, совпадения… — Он захихикал, жмурясь. — Всегда есть тот, кто дергает за ниточки.
Если бы у Каана был рубильник с надписью «эгоцентризм», Джек бы уже давно прикрутил его. Выключать бы не стал — вдруг умрет? — но интенсивности бы убавил вдвое. Ага! Джек огляделся, сбрасывая скорость. Где-то здесь. Сюда шел автобусный маршрут от пансиона, рядом — довольно большой парк с кучей скамеек. И десятки магазинчиков с винтажными и новодельными финтифлюшками — как для туристов, так и для аборигенов. Джек припарковал машину в тупике, почти незаметном с улицы, и выбрался из машины. Прохладно и сыро — нормальная осенняя погода для Кардиффа. Каан, снова дернув себя за непривычные пока еще дреды, выбрался из машины и накинул капюшон. Он постоянно цеплялся за любимый набор одежды — как и Сек, — но, в отличие от последнего, одевался хотя бы удобно. Кеды, джинсы, лабораторный халат поверх толстовки — в этом можно и бегать, и стрелять, и отдыхать, если понадобится.
— Почему мы сюда приехали? — спросил Каан, вертя головой в разные стороны: тоже совершенно далековское движение. У Сека была такая же милая особенность. А еще они оба всегда шагали куда-нибудь очень целеустремленно, только сейчас Каан понятия не имел, куда идти. — Это случилось здесь?
— Погибшая дама, скорее всего, была здесь в воскресенье. Пользовалась последними солнечными и теплыми днями. — Джек запер машину и бросил ключи Каану. Тот поймал их, хоть и неловко. — Если надоест, то можешь уехать. А пока прогуляемся?
Каан брякнул ключами, рассеянно сунул их в карман халата. От дождя капюшон его толстовки постепенно темнел и тяжелел, обвисал, закрывая лицо.
— Куклу ты оставишь в салоне? — спросил он.
— Вряд ли она выпутается из упаковки и угонит машину. Идем, — усмехнулся Джек. Каан сунул руки в карманы, натянул поглубже промокший капюшон и перебежал узкую дорогу прямо перед носом у легковушки.
Если сказать, что он зря рискует, Каан приведет с десяток доводов о том, что риск просчитан и что это вообще не риск, он точно знал, что машина его не коснется. Вероятнее всего, так и было. Джек перешел улицу, дождавшись, пока проедут другие автомобили, догнал Каана и пошагал рядом. Один из его дредов провокационно торчал из-под капюшона, и Джек, поймав кончик двумя пальцами, легонько дернул.
Каан замер, словно это была кнопка «Стоп».
— Если что-нибудь засечешь — говори. Хотя вряд ли, в рабочий день тут еще тише и спокойней, чем обычно.
— Конечно. Тебе нравится? Странное ощущение. Как будто волосы очень сильно запутались. Хотя так оно и есть, — сказал он, развернулся и пошагал по дорожке, ведущей вглубь парка.
Джек остался на месте, глядя ему вслед. Примерно так же двигался Одиннадцатый Доктор на многочисленных записях ЮНИТа и Торчвуда — неровно, рвано, вроде бы даже неуклюже, но целеустремленно и очень ловко, если подумать. Только Каан вряд ли умел настолько хорошо управляться с собственным телом, как это делали таймлорды. Тело ведь даже не принадлежало ему. Это был какой-то случайный парень, ДНК которого подобрал Сек. Интересно, этому парню нравились прикосновения? А секс?
Насколько сильно личность, записанная на матрицу этого тела, изменила основные, базовые человеческие желания?
Каан остановился, обернулся, пошевелил носком кеда прилипший к асфальту ярко-красный, даже отсюда заметный опавший лист.
Джек поднял руку, помахав ему.
С той точки, где стоял он сам, были отлично видны камеры слежения, установленные на входе в парк. Ага. Если прикинуть, куда каждая из них смотрит… Ночью Джек успел проверить записи, и здесь не было ничего необычного. Слишком все хорошо. И в парке почти никого нет. Джек мотнул головой: интуиция просто-таки кричала, что в этом скрывается какой-то подвох.
Каан поднял руку, указывая на Джека, потом недвусмысленно ткнул пальцем под ноги. Если бы у него был рубильник с надписью «вежливость»… Впрочем, Джек не стал бы его трогать. Такое обращение Джека вполне устраивало. Бесцеремонность и нежелание Каана следовать нормам общественной морали только забавляли его. Очень человеческие реакции. Он хмыкнул и, улыбаясь даже без притворства, пошагал к Каану.
Тот неотрывно смотрел на экран манипулятора. Джек ускорил шаг. Мокрые деревья обступили их со всех сторон. В уши словно ваты натолкали. Даже стук каблуков по плитке потерялся во влажном воздухе. По идее, должно быть наоборот — звук от влажности лучше слышно.
— Когда вернемся, я перепроверю показания камер. Уж очень они благостные… Засек что-нибудь? — спросил Джек.
— Слишком ровный фон. Так не бывает рядом с Разломом. Это меня беспокоит.
Голос тоже звучал приглушенно, а вот запахи — наоборот. Остро пахло можжевельниками, растущими дальше вдоль узкой дорожки, влажной землей, мхом и опавшими листьями. Запах осеннего разложения. Джек пошагал вперед. Почему-то при движении звук начинал слышаться четче. Каан медленно шел следом по дорожке, вглядываясь в экран. Наверное, обычный человек из этого времени не определил бы, что у него обеспокоенное выражение лица, но оно было именно таким. Когда-то давно (в будущем) людям приходилось (придется) уметь разбирать выражения лиц совершенно чужеродных видов. Куда там человеческому мальчику с наложенным на пустую матрицу сознанием далека! Ерунда. Капли дождя щекотно скатывались по коже, и Джек взъерошил волосы, стряхивая воду. Он остановился, поджидая Каана, который рассеянно сорвал можжевеловую шишечку и сунул в рот.
— Полный энергетический штиль, — начал он, и… сознание Джека выключилось. Ничего необычного: просто он умер.
Первый вдох после смерти всегда причинял адскую боль. Как расплавленное олово, которое льют в глотку. Гораздо больнее, чем умирать. Джек открыл глаза и рывком сел, пытаясь отдышаться, потрогал себя за бока. Все вроде на месте. Даже шинель не испачкалась кровью.
Каан лежал в траве неподалеку, прикрыв руками голову. Джек осторожно пошевелился, подвигал плечами: тело ощущалось привычно целым и здоровым. И порядком озябшим. Он подобрал валяющиеся рядом часы — минута сорок… сорок пять секунд. Быстро. Очень быстро.
— Уже можно, — Джек рассмеялся и встал. Носки тут же намокли: ботинки валялись в стороне. — Все кончилось.
Каан поднялся в спешке и как-то не по-человечески: сначала встал на ноги, касаясь руками земли, потом выпрямился. Отряхнул халат от налипших листьев.
— Что бы это ни было, — равнодушным тоном сообщил он, — целилось оно в тебя. Я записал показатели. Это потрясающе.
— Повезло. — Джек подхватил ботинки и, шлепая по мокрой траве, подошел к Каану. — Зато даже не запачкало. Наверное, что-то эффектное?
Каан сунул ему экран браслета: данные все еще высвечивались в окошке. Направление, интенсивность, пик, характер активности… нет, эта штука явно как-то была связана с Разломом, пусть и не напрямую.
— Выглядело интересно. Полимеризация, как ты и говорил, — сказал Каан спокойным голосом, но тут же его глаза загорелись, и он продолжил, задыхаясь от азарта, торопливо и сбивчиво, щелкая пальцами, когда терял слова: — Импульс… с той стороны. Направленный, но неупорядоченный. Энергия Разлома, смотри. Не могу представить, кто или что. Никогда такого не видел, или видел, но не…
Каан зажмурился, провел языком по губам — непроизвольно, видимо, обычно он куда лучше контролировал мимику.
— Думаешь, это кукла? — Джек наклонился, обуваясь. Полимеризация. Наверное, выглядело это не столько эффектно, сколько неприятно. — Честно говоря, я держал ее в руках в общей сложности минут семь. — Он выпрямился и посмотрел Каану в лицо. — Азарт тебе идет.
Каан тут же открыл глаза и сосредоточился. Крепко сжатые губы, высокомерный взгляд. Чертовски сексуально это выглядело, стоило признать, а если сказать об этом Каану, он смешно и по-дурацки разозлится. Джек улыбнулся и промолчал.
— Импульс шел с той стороны, — Каан указал рукой за спину, — направленный, точно нацеленный. Но это не оружие. Никто не использует такую энергию просто так. Это опасно и бессмысленно. Неэффективно. Я же говорил, что это неэффективно.
Он снова завертел головой, готовый сорваться и уйти в заданном направлении.
— Идем! Искать. Вряд ли она купила эту куклу в кустах. Надо было показать ее Закарии: вдруг он нашел бы частицы? Может, кукла лежала на траве или под землей…
— Не торопись, — попросил Джек. Он развернулся, оглядываясь: ни души. Дорожка, на которой они стояли, выныривала из тисовых зарослей и пряталась в можжевеловые. Откуда-то из-за деревьев доносились голоса, но здесь не было ни лавочек, ни беседок, ни даже удобного газона. Словно специально, чтобы в этот уголок никому не хотелось заглядывать. — Может, дело в этом месте?
— В месте? Окей. Это просто проверить. Пройди там еще раз, а я запишу, — бросил Каан с непередаваемой легкостью равнодушия. Он, видимо, по привычке, никогда не учитывал повреждений, которые получит объект. Джек рассмеялся и расстегнул браслет часов.
— Держи, — сказал он, протягивая часы Каану. — Хотя это нечестно, я только обулся. И там в траве не было никаких следов. Впрочем, я все равно пойду.
Каан невнимательно кивнул, глядя в экран манипулятора.
Медленно ступая по траве, Джек дошел до того места, на котором остановился в прошлый раз. Развернулся, сделал пару шагов обратно, к дорожке, и развел руками. Ничего. Впрочем, все изменилось — звук, например, так и остался слышимым. Шум дождя, стук подошв по тротуарной плитке. И Джек был готов спорить — показатели на манипуляторе оставались обычными, в пределах нормы.
Каан дернул за выбившийся из-под капюшона дред и застегнул браслет. Подошел к Джеку почти вплотную, на грани нарушения собственных границ, и, глядя в глаза, сказал:
— Этот потенциал разряжается. Как статическое электричество. Мы умеем использовать статику, а те, кто сделал эту куклу, могут использовать так же энергию Разлома. Или пытаются использовать, — добавил он, скалясь в улыбке. — В месте, куда ударит следующий разряд, фон будет ровным. И я предлагаю взять куклу туда. Просто проверить, что засечет манипулятор.
— А тебе это нравится. — Джек улыбнулся в ответ, облизнул губы, не отводя взгляда. — Надо было чаще вытаскивать тебя из-за стола. Конечно, мы пойдем искать это место.
Он помнил Каана еще до того, как тот сменил тело, и сейчас он был максимально похож на себя раньше. Только не такой безумный. Хотя он ведь притворялся, скорее всего. Наверное, именно за подобными ощущениями Джек и позвал Каана в Торчвуд. Чтобы он смог научиться быть собой и в этом новом облике. Чтобы сумел разобраться и привыкнуть. И чтобы Сек ненадолго оставил его в покое со своей неугасимой обидой, злопамятная двуножка.
— Я бы не отказался сейчас взглянуть на эвристическую модель, — ответил Каан и снова включил манипулятор. — Вся эта бесцельная беготня без анализа совершенно неэффективна. Но зато весело.
— Весело, потому что это не самая опасная вещь, — ответил Джек.
— А что, по-твоему, вещь опасная? — Каан замер, направляя сканер манипулятора куда-то вглубь парка, потом коротко кивнул, развернулся и быстро пошел обратно. Джек поспешил за ним. — Ты согласен поучаствовать в эксперименте?
— Готов быть твоим подопытным кроликом сколько нужно, — согласился Джек. Мимо них, вынырнув из-за дерева, пробежал ребенок в ярко-зеленом комбинезоне, и это оказалось настолько неожиданно, что Джек вздрогнул. Опасность… Действительно, что? — Есть много вещей, опасных с моей точки зрения. Время, далеки, благие намерения. Не куклы с поддельными клеймами.
До машины они добрались гораздо быстрее, чем шли до места в парке. Нет, это не аномалия, просто субъективное восприятие времени — когда волнуешься, оно тянется слишком медленно. Дождь утих, но микроскопические капли все еще висели в воздухе, нежно холодили кожу.
— Когда ты вернулся к жизни и прошелся там второй раз, фон везде был нормальным. Тут всюду возмущения от близости Разлома. — Каан открыл машину, пискнув сигнализацией, и указал на переднюю дверь. — Я не такой безрассудный, как считаешь ты. Куклу понесешь сам.
— В тебе есть что-то от Доктора, — Джек усмехнулся и качнул головой, потом открыл дверь и вытащил запакованную куклу. — Тот тоже без малейших моральных терзаний старательно отправлял меня умирать. Здравый цинизм. Правильная стратегия.
Каан дернул уголком рта, пожал плечами.
— Ты все равно не умрешь, какой смысл терзаться? Разве что тебе очень больно? — Он вдруг замер и съежился, крепко зажмурившись, словно у него самого что-то заболело. Прикусил губу. — Если тебе больно, нет, нет, давай не будем.
Джек выдохнул. Он совершенно зря об этом сболтнул, поддавшись мимолетной обиде. Совсем забыл об этой его особенности — Каан ведь не мог причинить кому-то осознанный вред, вплоть до физической непереносимости мыслей об этом. Сунув куклу в карман, Джек подошел к Каану и взял его за плечи. Тот даже не отстранился. Нехорошо.
— Так умирать не больно. Честно. Идем.
— Врешь, — бросил Каан, встрепенулся и высвободился из рук Джека. — Но я тебе не какой-нибудь таймлорд. Ты нарочно это сказал. Ладно! Проверим и вернемся в Хаб. Мне надо сделать расчеты. А ты, если хочешь поразвлечься, делай это без меня.
Джек внимательно посмотрел ему в глаза, развернулся и пошел по дорожке к выходу из парка, нисколько не сомневаясь, что Каан пойдет за ним. Нарочно? Параноик.
— Не вру, — бросил он через плечо. — Это как сон. Разве засыпать больно?
Каан догнал его и пошагал рядом. Его лицо исказила злость — вот с этой эмоцией он всегда оставался на «ты». Ее проявление в мимике Каана невозможно было перепутать с чем-то другим. В отличие от беспокойства, к примеру, или доброжелательности.
— Извинись, — потребовал он. — Ты обвинил меня в том, что я злонамеренно причиняю тебе вред. Не злонамеренно. Цинично.
Джек хмыкнул, улыбаясь шире. Вечно так — с ровного места и с полуоборота. Здорово.
— Или что, если я не извинюсь? — Джек обернулся, глядя на Каана. — Я лишь не сдержал язык. Уж извини, что параллели показались тебе оскорбительными.
— Ничего, — ответил Каан и, тряхнув головой, сбросил мокрый насквозь капюшон. — Что я могу сделать тебе? Ты извинился, мне этого достаточно.
Вообще-то, умирать было работой Джека. Всегда. С того самого момента, когда Торчвуд его нанял. Точнее, вынудил наняться. Шантажом. Омерзительная, если задуматься, контора. Даже для девятнадцатого века излишне циничная. Но Каану не стоило об этом говорить. Обвинит в занудстве. Или поймет как-нибудь не так. Знакомая уже дорожка нырнула в тисовые заросли. Джек прислушался: нет, звуки не глохли. Но Каан уверенно шел вперед: кажется, нашел место с нужным фоном.
— Надеюсь, там не будет слишком много прохожих, — сказал Джек.
— Это чуть дальше от того места, где мы шли в первый раз. Там нет людей. Идем, — скомандовал Каан. Джек обогнал его и пошел впереди. Удобная штука — уверенность! Зеваки имели обыкновение выскакивать из-за любого куста в самый неожиданный момент. И куклу, наверное, стоило оставить на одном месте. Кажется, при движении она не могла сфокусироваться. Джек положил ее на траву под деревом и пошел дальше.
— Я правильно иду? — спросил он у Каана. Тот возился с браслетом, лицо светилось уже знакомым азартом: видимо, все-таки правильно.
— Что? — спросил Каан и поводил манипулятором из стороны в сторону. — Стоп! Поле переместилось. Немного правее. И дальше.
Джек кивнул и пошел в указанном направлении. Три метра, четыре… звуки начали глохнуть. А ведь неплохая защита от посторонних — с каким бы шумом не происходил процесс на самом деле, никто не услышит ни шороха. Джек снял часы и засунул их в карман. Остальное может и не испортиться, а вот их каждый раз искать в траве надоест. Джек повернулся вокруг своей оси: Каан предусмотрительно остался далеко позади, не теряя из виду, но на довольно большом расстоянии от куклы. Умница. Джек махнул ему рукой, шагнул назад. Руку будто обожгло клубком раскаленной поволоки. Ну вот, кажется, и…
Опаляющий воздух ворвался в легкие.
Все. Пора с этим завязывать. Джек сел и зажмурился, борясь с остаточным головокружением. Больно, неприятно и холодно. Он огляделся. В этот раз падение получилось менее удачным — вся одежда оказалась рядом. Хорошо, что хоть людей поблизости не было. Кроме Каана. Все. Пора разбить эту чертову куклу и отправиться туда, где можно выпить чего-нибудь горячительного и расспросить, что такого засек сканер.
Джек сгреб одежду в охапку, подобрал ботинки и пошел навстречу Каану.
— Ну как? Лучше в этот раз?
— О, намного, — ответил Каан и хихикнул, глядя на Джека: то ли от радости, что удалось узнать про куклу, то ли забавляясь его видом. — Во многих смыслах лучше. Кукла — аккумулятор и трансформатор. Твой наручный компьютер недостаточно хорош для анализа, мне нужно будет повторить в лабораторных условиях… Но не сейчас. Судя по тому, что я увидел, оно использует и энергию Разлома, и энергию, выделившуюся при полимеризации, причем для самой полимеризации использует первую, а забирает вторую.
Джек кивнул и сосредоточился на том, чтобы попасть одной ногой в штанину, стараясь минимально ее запачкать. На нем, кажется, не осталось ни единого кусочка сухой кожи. Ну правильно, стоило ожидать.
— Может, мне не одеваться, попробуем еще?
Каан скривился, мотнул головой. Он все еще разглядывал экран манипулятора.
— Нет, лучше не будем. Я все равно не увижу ничего нового. Пойдем отсюда поскорее.
Уши снова начало закладывать. Подтяжки, кобура, жилет… Шинель тоже промокла, но не критично. Зато другое… Черт! Каан шевелил губами, но его уже не было слышно — с расстояния максимум в фут! Хоть бы его не задело. Джек вздохнул, покорно развел руки и зажмурился. Если уж падать, то так, чтобы потом не пришлось одеваться. Сердце мерно стучало, отсчитывая время. Два раза, пять, десять. Джек снова открыл глаза, вслушиваясь в вернувшийся шум собственного дыхания. Куклы, лежавшей раньше под деревом, не было. Была болонка, радостно несущая эту куклу дальше в кусты.
— Приказываю остановиться! — выкрикнул Каан. — Стоять!
Собака, разумеется, проигнорировала его приказ и понесла куклу дальше, виляя пушистым хвостом. Джек вытащил пистолет. Пристрелить ее? Нет. Вдруг кукла разобьется. Да и в целом не стоило провоцировать что-то неприятное. Джек бросился за ней. Черт! Наверняка хозяйкой мохнатой дряни была какая-нибудь милая девочка с книгой, прячущаяся в беседке. Или старушка под зонтом. Или еще кто-нибудь, столь же безразличный к судьбе своего мерзкого питомца. Болонка петляла по кустам, радостно виляя хвостом. Кукла в любой момент могла треснуть и сломаться, но пока что держалась, оставляя за собой след из кружевных лоскутков и паутинок выдранных волос. Каан бежал следом, но Джек не оглядывался, боясь выпустить собаку из вида. Оставалось надеяться, что тот не забывал следить за сканером.
Болонка метнулась под дерево, но тут кукла зацепилась тряпичным телом за корень и осталась на земле. Собачонка, сжимая в зубах пышное платьице, торжествующе умчалась прочь. Джек выдохнул и, подобрав с земли палку, осторожно тронул куклу. Звуки никуда не девались — ни шум дыхания, ни стук сердца, ни рев моторов машин неподалеку. Он обернулся к Каану, но того нигде не было видно. То есть… Внезапно стало страшно и холодно. Джек побежал назад, боясь, что наткнется на осколки в траве, укрытые темно-синим халатом.
Каан, держась за лицо, медленно поднялся из травы. Джек выдохнул. Сердце встало на место.
— Блядь! — с облегчением выругался он, подбежал к Каану и опустился рядом. Тот отодвинул ладонь от лица, посмотрел на кровь и улыбнулся — кажется, даже радостно. — Ты в порядке?
Джек порылся в карманах, достал носовой платок. Каан не глядя взял его и потер лицо, размазывая кровь еще сильнее. Охнул и отбросил платок прочь.
— Так хуже. Больно. Пройдет, — невнятно произнес он. — Я быстро регенерирую. Где кукла?
— Там, — Джек неопределенно махнул рукой в сторону, откуда пришёл. — Вряд ли ее кто-то найдет. А если на тысячу кусочков разорвет эту шавку, я не буду особо сожалеть. — Он поднялся на ноги и протянул руку Каану. — Идем. Нам нужно привести тебя в порядок и подумать, как эту дрянь можно экранировать. Или разбить для безопасности.
Каан вскочил на ноги, проигнорировав протянутую руку.
— Собаку бы не разорвало. Она просто превратилась бы в кусок фарфора. Люди слишком крупные, полимеризованная «статуя» ломается под собственным весом, а эта собака мелкая, — сказал он и сплюнул на землю кровь. — Надо забрать ее, в смысле, куклу, в Хаб. И быстрее. Когда она двигается, то не может сосредоточиться на ком-то. Теряет цель. А она зафиксировалась на тебе. У меня все заживет через десять минут. Быстрей!
Джек схватил куклу и сунул ее в карман. Уши пока не закладывало, но стоило спешить. В прошлый раз все активизировалось спустя пару минут. Он побежал к выходу из парка, крикнув Каану:
— Машину будешь вести ты! Не хочу рисковать.
Судя по всему, разбитая и испачканная грязью физиономия Каана привлекала внимание, потому что на них оглядывались и шарахались в сторону. Каан, заподозрив что-то, накинул капюшон и перебежал дорогу, на ходу отключая сигнализацию.
Джек залез на пассажирское сиденье, бросив куклу назад. Каан неуверенно ткнул ключом в замок зажигания, завел мотор.
— Найдешь дорогу? — спросил Джек. Снова глохло в ушах, и теперь это не пугало, а раздражало. — Ты вообще можешь водить?
— Да! Конечно! — раздраженно отозвался Каан и рывками тронулся с места. Внедорожник занесло вправо, потом влево. — Это примитивная система! Двигатель внутреннего сгорания!
Он прибавил скорость и понесся вперед по встречной полосе. Джек внезапно понял, что идея посадить Каана за руль была не самой лучшей за сегодняшний день. Он чересчур привык к тому, что для Сека вождение было привычней, чем завязывание галстука. Он вообще чересчур сильно привык к Секу и теперь то и дело ловил себя на излишней симпатии и доверии к Каану — по умолчанию.
— Забыл спросить, — сказал Джек, — ты вообще знаешь разницу между лево— и правосторонним движением? И что мы не в Америке?
— Не вижу никакой разницы, — металлическим голосом отозвался Каан и еще набрал скорость, чтобы проскочить на «зеленый». — Мне все равно уступают дорогу.
— Ты точно собираешься долго жить? — Джек рассмеялся и на всякий случай взял куклу в руки. Конечно, амортизаторы прекрасно компенсировали все действия Каана, но если они куда-нибудь все-таки врежутся, кукла может разбиться. Жаль, если так. — Напомнишь потом, я проведу курс по правилам дорожного движения. Не бойся, они в этом веке совсем примитивные.
— Скорость слишком низкая, — отрезал Каан. За окном мелькнул залив: в Хабе они будут минуты через две, не больше. — Ради конспирации? О вас и так все знают.
— И называют «Чертов Торчвуд», — пробормотал Джек. Он решил не напоминать о ненадежности механизмов двадцать первого века. Каан отметет и этот довод. — Ты сегодня добавил местным немало поводов.
Каан развернулся (в неположенном месте и прямо на глазах у застывшего от такой наглости констебля: бывшие коллеги Энди устроят ему потом) и остановил внедорожник.
Тишина начала накатывать тут же. Джек схватил куклу и со всей возможной быстротой помчался к дверям турагентства.
— Центрифуга! — выкрикнул где-то за спиной Каан. — Положи ее на центрифугу и запусти!
Джек не стал отвечать. Тишина сгущалась вокруг, как кисель. Кукла слишком хорошо настроилась. Оставалось надеяться, что ни Зака, ни Энди в Хабе нет. Все-таки, что бы ни говорил Сек, Джек заботился о своих сотрудниках.
Прежде чем добраться до центрифуги, он разбился еще один раз.
***
На самом деле от куклы теперь мало что осталось: лысая голова с остатками парика, перепачканные грязью фарфоровые ручки и ножки, изорванное тряпичное тело. Она лежала в ковше центрифуги, зафиксированная силовым полем, а сама центрифуга вращалась со скоростью два оборота в минуту. Не слишком быстро, но пока этого хватало. Порой уши все-таки закладывало, но за это время Джек ни разу не разбился.
Каан с лицом, перепачканным засохшей кровью, сидел за терминалом, пристально глядя в экран. Там металось бледное пятно какого-то поля, металось вслед за куклой, не в силах сконцентрироваться для удара.
— Жаль, не видно артронной энергии, — сказал он. — Ты ей очень и очень нравишься, этой кукле.
— Я многим нравлюсь, — ответил Джек, набирая на экране телефона последнее сообщение. Не хватало, чтобы кто-нибудь решил вернуться в Хаб на работу. — Почему бы и не кукле?
— Мне — нет, — коротко отозвался Каан. Его лицо просияло пугающей улыбкой, он ввел дополнительные данные в программу. Если бы у него был рубильник с надписью «эгоцентризм»… Впрочем, Джек уже думал об этом.
— Есть хоть кто-нибудь, кто тебе нравится? — спросил он, усаживаясь на ступеньки. Ответа ждать, наверное, не стоило.
— Конечно, — ответил Каан.
— И кто же?
— Ты его знаешь.
Все-таки в Каане было так много от подростка, несмотря на годы жизни в другом теле. Жизнь в человеческом социуме трансформирует личность совсем в ином смысле, и этой трансформации Каану очень недоставало. Подросток, в которого превратился блестящий вундеркинд, огороженный от реального мира — вот кем был Каан. Шаг за шагом по тонкому льду жизни в человеческом обществе — скользкому и непрочному. Джек жалел Каана. Нет, не жалость, другое — сочувствие. Сопереживание. Но это не мешало поддразнивать его время от времени.
— Доктор? — спросил Джек.
Каан ожидаемо вспыхнул.
— Нет!
Мало ли кого знал Джек. Если подумать, он даже с Императором далеков успел перекинуться парой слов.
— Твои соплеменники? Эл? Я видел ее на фото, такая блестящая девушка, отличная внешность, и ум, не сомневаюсь, тоже. Все ваши потрясающе умны, даже ты.
Каан хмыкнул, проигнорировав явную попытку задеть. Его пальцы порхали над клавишами. Уши закладывало все сильнее. Наверное, скоро опять начнется. И надо будет все-таки спросить, чего такого Каан нашел в кукле.
— Все они — продукт поведения Джеймса МакКриммона. Отвага, самоотверженность, любопытство, жизнелюбие, открытость. Они такие… не такие, как я. Как Сек.
Джек сел ровнее, скрестив руки на коленях. Голос Каана доносился как сквозь подушку, но его все-таки было слышно.
— Это и его описание. Самоотверженный и отважный. И жизнелюбивый, — сказал Джек, не думая, как Каан это воспримет. Плевать. Он и так знал, как Джек относится к Секу.
— О! Он все пробует, ничего не боится, бросается с головой в любое, что его пугает, — прошипел сквозь зубы Каан. — Ты знаешь, что далеки проводят всю жизнь в полной изоляции? Всю жизнь в своей броне? Мне понадобилось несколько лет, чтобы привыкнуть жить вот так! Я до сих пор не переношу, когда меня касаются! А он… Он…
— Потрясающий.
Джек улыбнулся, внимательно разглядывая Каана. Вот как. Немного откровений.
— Потрясающий, — согласился тот.
— Ты его любишь.
Центрифуга нежно гудела, напевала, почти как ТАРДИС.
— Я не способен любить, — с горечью ответил Каан. — Это не заложено в основы моей личности.
И немного лжи. Наверное, ему стоило волноваться из-за этой невысказанной угрозы, но вместо этого Джек почувствовал щемящую волну жалости. Он отлично понимал, как можно влюбиться в Сека. Все равно Каан ничего не добьется. Даже если бы добивался. Но время идет. Кто знает, чем все закончится? Возможно, только сам Каан, если не забыл.
— А вот это гораздо более безумное предположение, чем все твои старые безумства, вместе взятые. Ты ведь притворялся тогда, на крусибле?
— Не совсем, — с выдохом облегчения ответил Каан, который явно был рад, что разговор пошел в новое русло. — Органические повреждения мозга, которых нет в этом теле. Но я и притворялся тоже. Ты прав.
Он нажал на кнопку, и центрифуга запела выше, ускоряя вращение. Звуки вернулись с ощутимым толчком изнутри.
— Ты жалеешь о том, что сменил тело? — спросил Джек.
Каан рассмеялся тонким знакомым смехом.
— Представь, что у тебя удалили глаз. Язык. Обе кисти рук и одну ногу. Сделали лоботомию. И ты не можешь регенерировать обратно. Вот как я себя чувствую. Вот как я теперь живу.
Джек покачал головой.
— Думаю, у тебя есть другие преимущества. Снятые блоки. Возможности. Эмоции. Удовольствия, — сказал он. — Ты же живешь на полную катушку. Я знаю.
— Это все мусор. Все неважно.
Каан опустил голову и добавил в программу новый параметр: картинка подсветилась ярко-синим. Поле металось по экрану вместе с куклой, синяя нить осью пересекала его, тянулась прочь, за экран.
— Что ты обнаружил? — спросил Джек, наклоняясь вперед.
— Что эта штука — только звено в цепи, — ответил Каан, стуча по клавишам все быстрее. — И что методика передачи энергии… сегментация… Это открывает новые горизонты. Новые… возможности. Только подальше от Разлома. Разлом делает эту трансформацию непредсказуемой… А!
Центрифуга ускорила обороты, и пятно на экране вдруг вспыхнуло алым и пропало. Следующая фраза Каана прозвучала ясно и непривычно отчетливо:
— Кукла разбилась.
— Отлично, — сказал Джек, поднимаясь на ноги. Облегчение толкнуло теплом в живот. Пусть. Что должно было случиться, случилось. — Это к счастью.
Каан только улыбнулся в ответ и выключил терминал.
Этот человек — вернее, не человек, а таймлорд — за десять лет совсем не изменился. Улыбка у него была точно такая же фальшивая и неискренная, как и тогда, когда Лэнс увидел его впервые: в старой истории со сценарием. Когда он по телефону предложил встретиться у южного крыла Капитолия, Лэнс и подумать не мог, что они пойдут прямо внутрь. И что их пустят в зал в разгар заседания — тоже.
Лэнс бывал в Капитолии — на экскурсии, еще в школе, — а потом все как-то недосуг было заходить. Когда работаешь рядом с историческим местом, никогда туда не зайдешь просто так, потому что кажется — вот завтра схожу. Послезавтра. Скоро. И все же удачный момент никогда не выпадает. Но Лэнс помнил и светлые коридоры, и богато украшенные залы, и кучу сверхбдительных охранников, которые сейчас усиленно делали вид, что их нет, после того, как таймлорд что-то сказал одному из них — тихо, на ухо.
Сейчас они все вместе стояли у одного из входов на верхнюю галерею Палаты представителей. Внизу, в полутемном, хоть и освещенном яркими прожекторами зале, шло обсуждение каких-то изменений в законопроект. Некоторое время Лэнс пытался за ним следить, но бросил: наблюдать за разговором Гаутамы и сценариста (он представился как мистер Риддл) оказалось куда как интереснее.
Этот Риддл, демонстративный, яркий психопат, умел произвести впечатление. Лэнс обычно испытывал отвращение к подобным людям (взять хотя бы агента Икс), но Риддл оказался исключением. Он притягивал. Побуждал сблизиться. Вызывал интерес. Особенно интересно было следить за его руками. Он то складывал их за спиной, то копался в глубоких карманах, которых, теоретически, не могло быть на его костюме — сером френче, как у китайских партийных функционеров. Если бы Риддл был человеком, Лэнс решил бы, что он бросил курить и теперь пытается заместить привычные движения — достать сигарету, поднести к губам, зажечь. Это неосознанно и не касается даже никотиновой зависимости, которая, судя по косвенным данным о его виде, у Риддла не должна была развиваться. Это глубинное. Желание вернуть старые времена. Ностальгия по былому.
А еще с таймлордом была девушка. Немного за тридцать, черноволосая, со снисходительной, ленивой улыбкой и умными глазами, она чем-то напоминала Кэм Сэроен. Не внешне. Скорее по манере держаться. И руки…
Гаутама при встрече сказал ей: «Здравствуй, Эл… Лорел». Занимательно. И она тоже знала, как его зовут.
Риддл стоял сейчас посредине прохода, ведущего к краю галереи. Гаутама, опираясь о простенок, устроился у самого выхода. Они негромко переговаривались, почти не глядя друг на друга, и вообще производили впечатление людей (ну, допустим, существ), которые знакомы очень давно.
И не слишком-то ладят, судя по невербальным признакам. По крайней мере, в нынешний момент. Лэнс был готов поставить деньги, что когда-то эти двое были дружны: Гаутама, пусть и цедил слова сквозь зубы, но выглядело это не неприязнью, а обидой. Правда, Риддла Лэнс не знал и не мог настолько легко читать его мимику и жесты. Слишком легко обмануться с инопланетянами, которые настолько похожи на людей.
— Прелестно! — сказал Риддл громко, обернулся, и его притворная улыбка вдруг стала напоминать настоящую. — Они сейчас отменят действие хабеас корпус во время военного положения. Эти люди никогда не перестанут меня удивлять, господи боже мой!
Гаутама пожал плечами.
— Они не могут отменить хабеас корпус. Первая глава, девятый раздел. Я знаю законодательство этой страны.
— А они отменят, вот увидишь. Их ничто не остановит, — произнес Риддл почти с нежностью. Его попытался сдвинуть с дороги какой-то конгрессмен, но в итоге, пытаясь его обойти, наступил Гаутаме на ногу.
Лэнс прислушался к шуму внизу. Кажется, Риддл прав, но беспокоиться все равно не о чем. Сенат такого не пропустит, даже если им за каждым кустом мерещится китайский шпион. И… даже если пропустит, есть ведь еще президент.
Спутница Риддла, Лорел, сдержала зевок. Ей было чудовищно скучно.
— Ты патологоанатом? — спросил у нее Лэнс.
— Ага, — согласилась Лорел и пошевелила пальцами. — Давно не практиковалась. Навыки растеряла. А Джей еще работает, или?..
— Работает. Ты была агентом Эл?
— Нетрудно догадаться, верно? — Тень живой, искренней улыбки мелькнула на ее лице и пропала. — Давай теперь я погадаю, хоть и не смогу так же круто. Ты — частный детектив, последователь знаменитого Шэ Холмса, подавшийся в ЛвЧ потому, что ни один клиент не принимал тебя всерьез. Угадала? Давай-ка выйдем отсюда. Терпеть не могу политиканов.
Лэнс выбрался из переполненного зала вслед за Лорел, но в коридоре людей оказалось не меньше. Почти все они, к несчастью для Лорел, были все теми же политиканами, но она заметно расслабилась, выдохнула.
— Не угадала, — ответил Лэнс. Они подошли к окну; Лорел присела на широкий подоконник, благонравно скрестив руки на коленях.
— Как жаль. Ну что ж, я говорила, что у меня не выйдет так круто. Уф, как же хорошо, когда они не балаболят. — Лорел кивнула в сторону зала. — Хотя никто из них не сравнится с Монахом. Вот уж кто чемпион по балабольству, так это он! Знаешь, парни часто врут, чтобы девушек впечатлить, — извини, конечно, — что работают в Интерполе под прикрытием, или что они на самом деле крутые гангстеры, но это и рядом не сравнится. Нет, правда, Монах милый и возит меня по разным местам, но то он пенициллин изобрел, то подсказывал Микеланджело, как лепить, а то писал вместе с Франклином конституцию. Представить не можешь, как здорово поговорить с нормальным человеком, а ведь раньше мне это не нравилось.
— Ты когда ушла из организации? — спросил Лэнс.
— Когда отправилась путешествовать. В девяносто восьмом. Кстати, что это за год? Почти ничего не изменилось, только у всех планшеты, как в Стар Треке.
— Две тысячи двадцать четвертый.
Лорел хмыкнула.
— Совсем мало прошло. Ой, прости. Это привычка уже, мерить время сотнями лет. — Она наконец улыбнулась по-настоящему. — Так кем ты был все-таки, если не супер-детективом? Психоаналитиком, что ли?
— Агентом ФБР, профайлером. Психиатром. Долго рассказывать, — ответил Лэнс. Информация, которую выдавала Лорел, и то, что говорила раньше Эл, складывалось в интересную и довольно знакомую картину. Что, если у него под рукой оказался представитель того же вида? В таком случае, диссертация по ксенопсихологии обретала реальную плотность.
— Здорово. А твой напарник, он что у Монаха украл?
Лэнс вытаращил глаза. Гаутама? Украл?
— Что, извини? — переспросил он.
— Спер что-то ценное. Не думаю, что картину или статую, наверняка что-то поважнее. Но я так и не поняла, что именно, а если спросить прямо, Монах секретничает, — со вздохом ответила Лорел. — Плохо, что ты не знаешь. Любопытство, если его не удовлетворить, редкая дрянь. Может, спросишь у него сам? Очень хочется разузнать.
Ладно. Гаутама мог лгать, возможно, он действительно украл у этого типа что-нибудь ценное для организации. Технологическую новинку. Или оружие, которое тот мог случайно вручить кому-то неподходящему. Это важно, следить, чтобы инопланетные технологии не попали в чужие руки.
— Ладно, спрошу, если выпадет удобный случай, — ответил Лэнс.
— О! Гляди. Сейчас будет смешно, — сказала Лорел, спрыгнула с подоконника и махнула рукой влево. Там, возле облицованной белым мрамором стены, стоял красный угловатый диван, на котором кто-то сидел с ноутбуком; все бы ничего, но такой диван в этом коридоре был один, и выглядел, если подумать, совсем не в тему посреди классических интерьеров.
К дивану, широко шагая, шел Риддл (или Монах, или папа Легба), за ним — с очень недовольной гримасой на лице — Гаутама.
— Ну и? — спросил Лэнс, но тут Риддл подошел к дивану и постучал сидящего на нем по плечу.
— Прошу прощения, уважаемый, но этот диван нам необходим для одного важного и неотложного дела. Вы не могли бы встать? — спросил он.
Парень, который там сидел (кажется, журналист), от удивления не стал даже спорить и поднялся, держа компьютер на весу. Риддл отодвинул одну из диванных подушек и шагнул внутрь. Прямо в диван.
Парень с грохотом выронил ноут.
— Идем, — сказала Лорел и тронула Лэнса за локоть. — А то охранники опомнятся. Такого они не перенесут.
Гаутама шагнул в диван следующим. Лорел подтолкнула Лэнса, и он неловко, головой вперед полез в отверстие, оказавшееся на деле широким — и вообще нормальной дверью. Лэнс встал, отряхнув колени.
Лорел, появившаяся в следующую секунду, быстро заперла дверь.
Это было просторное помещение, заставленное, на первый взгляд, всяким хламом — сундуками, напольными часами с боем, — но, осмотревшись, Лэнс заметил несколько узнаваемых классических статуй. Копии? В середине комнаты располагался шестигранный пульт с невысоким стеклянным постаментом в центре. Постамент светился, и это выглядело даже красиво.
Риддл подошел к пульту и уверенными, быстрыми движениями повернул несколько тумблеров. Свечение в постаменте колыхнулось вверх, потом вниз, как воск в лава-лампе.
— Нет, нет и еще раз нет! — громко сообщил Риддл.
— По какой причине? Объясни! — потребовал Гаутама. Он скрестил руки на груди и выпрямился. Лэнс давно не видел его настолько злым.
— Ах тебе нужны объяснения, да? Объяснения? — воскликнул Риддл. — Скажи еще, что ты ни о чем не знаешь! Вообще ни о чем! Боже милостивый, ты совершенно не растерял ваших базовых навыков врать как по нотам! Такой отличный план мне испортил! И зачем? Ради личных амбиций, что ли?
— Ого, — пробормотала Лорел. — Пожалуй, я пойду. Драматическое воссоединение двух старых друзей — не мой любимый сюжет в мыльных операх. Разведешь их по углам, если что, мозгоправ?
Она осторожно, боком нырнула в лабиринт часов и статуй, оставив Лэнса наедине с разворачивавшимся скандалом. Надо сказать, совершенно безобразным.
Гаутама с силой щелкнул по браслету часов, выключая голограмму. Щупальца у него торчали дыбом.
— Я не лгу! — рявкнул он. — Это ты… нет, мы неправильно начали, Мортимус. — Он глубоко вздохнул, опуская щупальца, пригладил полы пиджака, пытаясь удержать гнев в узде. — Объясни, почему ты наотрез отказываешься нам помочь. Ты же видел, что они делают. Они вредят сами себе!
Риддл закатил глаза, но ответил спокойно и снисходительно:
— Люди! Они всегда себе вредят, ты же сам знаешь. Ну подумаешь, объявили войну Китаю и Индонезии. Они не станут швыряться бомбами из-за медных месторождений. Еще пара десятков лет — и они эту медь вовсю начнут таскать из пояса астероидов. — Он улыбнулся, и эта новая улыбка совершенно не подходила к его лицу, как будто, собирая его, взяли не тот фрагмент паззла. — Но ты все равно знаешь, кто виноват, просто хочешь, чтобы я пришел и решил за тебя ваши милые проблемы. Нет уж! Господи боже мой, то, что я должен был исправить, я давно исправил! Вакцинация от вируса, защитный экран… ладно, твой защитный экран, — добавил Риддл, когда Гаутама возмущенно поднял руку. — Но к этой мешанине с фрагментами чужих планет я и пальцем не прикоснусь! Потому что это ваша вина, не моя!
Он отвернулся к пульту.
— И это я еще не упоминаю того факта, что ты угнал мою тардис. Украл ее. Предал мое доверие, — сказал Риддл вполголоса, но тут взорвался Гаутама:
— Замолчи! Она умирала! — закричал он. — Это ты ее уничтожил! Я просто спас ее от тебя, таймлорд!
Так это не механизм или оружие, это было что-то живое!
— Какая экспрессия, — пробормотал Риддл, явно очень довольный тем, что у него получилось вывести Гаутаму из себя. — Особенно пассаж про уничтожение. Кто из нас вмешался во время и испортил все то, что я так долго исправлял, а?
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — сухо бросил Гаутама, снова вернув самообладание.
— Ну-ну.
Лэнс кашлянул, чтобы прекратить эту бессмысленную перебранку. Все действительно указывало на то, что когда-то эти двое были друзьями. Возможно, они ими и оставались, но им стоило просто пережить обиду друг на друга, переждать ее. Ругань в данном случае только разожгла бы ее сильнее, подкладывая в этот огонь новые дрова. Пусть лучше старые угли прогорят, и тогда ветер сдует пепел. В этом смысле инопланетяне ничем не отличались от людей.
— А! Мы забыли о твоем втором лице, — оживился Риддл. Он выпрямился и картинно раскинул руки. — Ну как? Тебе здесь нравится? Ничего не хочешь сказать о «внутри больше, чем снаружи»?
— Моего напарника не удивить пространственной трансцендентностью, — буркнул Гаутама.
— Красиво, — вежливо сказал Лэнс. — Это корабль?
— Еще бы! Это ТАРДИС. Аббревиатура: корабль для перемещения в пространстве и времени. Твой друг тебе не показывал свою? Вернее, мою? Нет? Ах да, он ее прячет.
Гаутама дернул щупальцами.
— Это неуместный предмет для беседы, — сказал он.
— Ну что ты, вполне уместный, учитывая обстоятельства. Все равно ты ему потом память сотрешь, чтобы не позориться.
— Я не стану стирать память напарнику! — возмутился Гаутама. — Отвези нас в штаб-квартиру в Ла Гвардиа. Этот разговор не имеет смысла!
— Мистер Риддл, — сказал Лэнс примирительно, — но организация действительно не делала ничего такого, чтобы вызвать подобный эффект. Почему вы отказываетесь помочь?
— Не ваша организация, а конкретные ее представители, — ответил Риддл, снова переключая тумблеры. Свет в постаменте замер. — Я вас доставил на место, можете идти. Кстати, агент Эс, если вам надоест унылая служба на этого… пусть будет человека, позвоните по тому же номеру. Я сохранил его в списке для вас.
— Ты еще пожалеешь, что отказался, — пробормотал Гаутама.
— Да что ты говоришь? И что, ты меня убьешь?
— Лэнс! Уходим, — не глядя на Риддла, скомандовал Гаутама. То, что он назвал Лэнса по имени, означало, что он очень, очень зол и расстроен. Такого не случалось уже лет восемь, со времен последнего кризиса с Дрекком.
Они вышли через открывшуюся дверь — снаружи она выглядела уже не как диван, но как старинный, резной шкаф для одежды. Он с тихим, мелодичным свистом растаял. Они стояли посреди пустого коридора, ведущего в нижний ярус тюрьмы. Гаутама опустил голову, дернул щупальцами и скривился.
— Я мог бы сказать что-то успокоительное, — тихо проговорил Лэнс, — но это не поможет. Ты должен сам разобраться с этим ощущением. Вы оба должны.
— Я ничего не делал, — ответил с горечью Гаутама. — Ничего такого, в чем он меня обвинил! Не вмешивался во время, не крал… нет, я увел тот корабль, но так было нужно.
— Знаю. Ты не стал бы поступать неправильно. У тебя есть собственный кодекс правил, и кража ради кражи не входит в число разрешенного, — сказал Лэнс.
— Я могу поступать неправильно. Как в ситуации с Эстер недавно. Ты сам говорил.
Лэнс моргнул. О чем он вообще говорит?
— Эстер? — переспросил он. — Что за Эстер?
— Эстер Драммонд, аналитик ЦРУ. Мы ездили забрать ее из бункера, и ты сказал… Ты этого не помнишь? Не может быть! — Гаутама выпрямился, крепко сжал губы, и обеспокоенно уставился Лэнсу в лицо. — Это же случилось несколько часов назад!
Лэнс медленно выдохнул. Так. Нужно перебрать факты. При стирании памяти мелкие детали ситуации противоречат сами себе, потому что мозг каждый раз додумывает их заново, заполняя лакуны.
— Я ездил к своему бывшему коллеге. Он дал мне номер. Я позвонил по нему. Оставил «ниссан» у института, пошел пешком. Потом… потом мы были в штаб-квартире, Риддл перезвонил мне, и мы отправились в Вашингтон. «Трубой». Я едва не забыл коммуникатор. Если ты меня не нейралил, то…
— Нет! Не нейралил. И никто другой не мог. Мы все время были вместе.
Гаутама развернулся на каблуках и притопнул ногой. Щупальца быстро, нервно зашевелились.
— Эффект Манделы, — сказал он. — Искажение воспоминаний. Первый признак вмешательства во время. Мортимус прав! Кто-то что-то изменил!
Лэнс включил поиск по базе данных коммуникатора, ввел «Эстер Драммонд».
— Это не эффект Манделы, — сказал он, показывая Гаутаме страничку с данными. — Вот, гляди. Она погибла при исполнении в 2011 году. Мы никак не могли ездить за ней в бункер.
— Эффект у меня, не у тебя, — бросил Гаутама. Он ходил по коридору взад-вперед, безостановочно шевеля щупальцами. — Погибла при исполнении… Погибла. Дерьмо.
— Может, это снова Моффат*? — спросил Лэнс.
— Маловероятно. Но я выясню, кто или что за этим стоит! — Гаутама хищно оскалился, остановился и включил маскировку, снова превращаясь в агента Си, невозмутимого и надежного, как скала. Так непривычно было видеть на этом лице сомнение и грусть. Гаутама помотал головой, зажмурился на секунду и продолжил: — Ты должен отправиться в Кардифф, в Торчвуд, и забрать оттуда агента Икс. Он нужен здесь. Он лучший аналитик из тех, которых я смогу собрать, и в теории времени он разбирается даже лучше меня.
О нет, только не это. Конечно, объект исследований должен находиться рядом, но в этой ситуации скорее сам Лэнс оказывался у него в подчинении, а это, пусть и давало отличную возможность изучить его поведение (и, возможно, помочь Иксу справиться с ОКР), но очень портило нервы.
— Это обязательно должен делать я? — уточнил Лэнс.
— Конечно. Я ведь просил о помощи именно тебя.
— И соврал, — мстительно ответил Лэнс. — Если бы ты сразу сказал мне, что пациент не готов сотрудничать, но помочь ему очень нужно, то я все равно согласился бы. Потому что это ты меня попросил.
Гаутама вздохнул. Извинений от него ждать не стоило, но хватило и виноватого вздоха. Обычно он просто молчал с невозмутимым видом, как будто совсем ничего не случилось: отличный способ сохранять уверенность в себе. Лэнс улыбнулся.
— Хорошо, я его заберу. А что, если он откажется?
— Если он не предоставит убедительных доводов в пользу того, чтобы остаться, просто выруби его и забери силой, — ответил Гаутама и снова улыбнулся — неприятной, словно позаимствованной у мистера Риддла улыбкой.
Машина неслась вперед. Эстер цеплялась за руль, как будто тот сейчас вырвется и улетит. Солнце светило в зеркало заднего вида, резало глаза.
Время ползло медленно, словно его растянули, намотали на железный штырь и крепко привязали.
Наверное, сейчас должно хотеться плакать. Хотеться кричать, стучать по рулю, свернуться калачиком под сиденьем, потому что…
Потому что Джек сзади истекает кровью и вот-вот умрет, а Эстер совершенно не знает, что делать, кроме как ехать вперед по дороге, ведущей к горам — темной полосе на горизонте. Но сейчас вокруг пустыня.
И ни души.
Должно хотеться плакать или бороться, но нет ничего. Стресс кролика, стресс льва, а это какой?
Негромкий стук. Как будто что-то маленькое упало с заднего сиденья. Эстер оглянулась — впереди все равно никого на мили, — но Джек все так же не подавал признаков жизни и побледнел, кажется, еще сильнее.
Его руки лежали по-другому. Значит… Эстер притормозила. Сердце вдруг начало рваться из груди, горло перехватило, но впадать в панику сейчас… нет. Она несколько раз выдохнула, выскочила из машины и открыла заднюю дверь.
Телефон валялся под сиденьем. Включенный экран. Быстрый вызов. Кому он хотел позвонить в тот миг, когда пришел в себя? Это был очень короткий миг. Эстер его даже не заметила.
Первый. С длинным кодом. Без имени. Это Китай? Кажется, нет. Длинные гудки. Долго. Бесконечно.
Вызов завершен.
Эстер глубоко вдохнула, задержав воздух. Пульс бился под ухом. Барабанная дробь.
Второй. Тоже без имени, тоже длинный. Это чужой аппарат. Это Джек внес новые номера в быстрый вызов и не стал присваивать им имена. Кому она звонит? Вдруг это вообще опасно?
Нет, опаснее, чем сейчас, ничего быть не может.
Сдвоенные гудки. В ритме пульса. Быстро, ускоряя бег крови по венам. Голова закружилась, и Эстер села на землю, привалившись к колесу.
Телефон вздрогнул в ладони.
— Алло? — прошептала Эстер. — Алло. Джек ранен. Нужна помощь. Джек…
— Не вешайте трубку, — прожужжал из динамика строгий и незнакомый голос. — Пеленгую.
Потом случилось сразу несколько странных вещей.
Подул сильный ветер. С нежным, музыкальным стоном.
Посреди пустыни открылась дверь.
Из нее вышло лавкрафтианское чудовище в строгом черном костюме.
Эстер закрыла глаза.
— Я сошла с ума, — сказала она себе. — Как сестра. Эта наследственность, она меня догнала. Так невовремя. Это всегда невовремя. А я надеялась, что обойдется. Надеялась, что это только у нее. Что у меня нет предпосылок, и…
Ее подняли на ноги и встряхнули.
— Молчать! — рявкнуло чудовище. Аккуратно завязанный галстук сбился набекрень, на белоснежной рубашке алели пятна крови. — Возьми его за ноги и помоги мне положить его на носилки! Быстро!
Джек лежал на земле. Чудовище вытащило его из машины. Складные медицинские носилки — откуда взялись? — стояли рядом.
Эстер послушно наклонилась и взяла Джека за лодыжки.
— На счет «три», — скомандовало чудовище. Или лучше сказать «скомандовал»? Оно было явно мужского пола, судя по голосу хотя бы. — Раз, два…
Эстер собрала все силы. Джек был тяжелый, как… как труп. Мертвые становятся тяжелее, да?
— Он умер? — спросила она у чудовища.
— Да, если мы не поторопимся! Быстрей, внутрь!
Ах да, дверь. Чудовище раскрыл носилки, нажав педаль. Колеса очень плохо шли по песку и колючкам. Каблуки тоже. Ноги вдруг ужасно заболели. И голова.
За дверью оказался твердый, надежный пол. Большая белая комната. Высокая стеклянная колонна посредине. Потолок терялся вверху.
— Поехали! Ну! — сказал чудовище.
Они бежали по коридорам, изогнутым, словно раковина улитки. Колеса каталки бесшумно мерили расстояние. Стучали каблуки.
Лазарет. Такой же белый, как и прихожая с колонной. Куда вела эта дверь? Все неправильно. Чудовище засуетился у смотрового стола. Трубки. Жидкости.
— Вы… доктор? — спросила Эстер. Голос получился слабым и жалким.
Чудовище растопырил щупальца, обернулся и уставился на нее своим единственным голубым глазом.
— Нет! Быстрей! Перекладываем его.
Эстер захлебнулась воздухом. По лицу покатились слезы. Это… еще более невовремя. И сумасшествие. И истерика. И… все вообще.
Потом ее схватили. Встряхнули. Руку обожгло холодом.
И пришел покой.
— Что вы мне сделали? — спросила Эстер. Чувства словно совсем отключили. Было хорошо. И вовсе не страшно. Все казалось совершенно нормальным.
— Успокоительное. У меня нет времени на уговоры, — сказал чудовище.
Они переложили Джека на стол.
— Подключи датчики. Сонная артерия, бедренная артерия, сердце. Быстро!
Чудовище стаскивал с него рубашку, расстегивал брюки. Шинель уже валялась окровавленным комком на полу.
Эстер приложила прозрачные кружочки туда, где вроде бы находились артерии и сердце. Приложила палец, ища пульс. Пульса не было. На экране тянулись длинные полосы. Сердцебиение, дыхание. Ни следа активности.
— Он мертв, — сказала Эстер. Эти слова, этот факт не причиняли боли, не расстраивали. Она просто констатировала очевидное. Джек умер, пока они тащили его сюда, или даже раньше.
— Молчать! — рявкнул чудовище. Он почти не глядя ткнул в руку Джека длинной трубкой с иглой на конце — та присосалась к коже, зашевелилась, устраиваясь удобнее. Темно-красная, почти лиловая жидкость потянулась по ней. — Очисть рану от крови!
— Это бессмысленно. Он умер.
— Здесь я решаю, что имеет смысл, а что нет! Молчать и следовать указаниям!
Эстер пожала плечами и взяла с подноса что-то, похожее на губку. Засохшая кровь сошла от пары движений. Рана не кровила. Синеватая плоть, багровая, бледная. Отверстие. Месиво из мяса. И лоскутов кожи.
— Стимуляция. Руки!
Эстер послушно отступила. Чудовище командовал отрывистым, металлическим тоном, как нацист из плохого фильма про войну. Его пиджак тоже валялся на полу, и галстук. Рубашка в крови. Почему так много? А! Он снимал с Джека одежду. Ладони. Когти на пальцах вместо ногтей.
— Вы не надели перчатки. И не помыли рук. Кажется, это надо сделать.
Чудовище приложил к груди Джека плоскую коробочку.
— Не надо. Патологические микроорганизмы в ТАРДИС не выживут.
Линии на экране искривились и снова выровнялись.
— Стимуляция! — выкрикнул чудовище. В его голосе слышалось отчаяние. Не нужно, хотела сказать Эстер. Это всего лишь…
Линии дернулись, заплясали.
А потом сердце Джека забилось.
Чудовище выдохнул. Его щупальца мелко задрожали. Из сложного лабиринта техники над столом он выбрал и опустил какой-то прибор, передвинул так, чтобы тот оказался над раной. Заглянул в экран.
— Зажим-расширитель!
Эстер взяла с подноса металлические щипцы, протянула ему.
— Не то! — Чудовище схватил с подноса красный пластиковый уголок, раздраженно зыркнув на Эстер, но вдруг покачал головой и сказал: — Иди сядь. Все. Сядь там, на кушетку.
Она послушно отошла и села. Чудовище, глядя через прибор, копался в ране. Индикатор сердцебиения тихо попискивал.
Эстер было все равно. До определенного момента. Потом она отключилась. А может, уснула.
***
В этом незнакомом пространстве день не сменялся ночью, но Эстер точно знала, что проснулась ранним утром. В кровати. В чужой комнате. Укрытая покрывалом. Сапоги лежали на полу, но она не стала обуваться. Пол был теплым. Приятным.
Свет зажегся, когда она только открыла глаза. Никаких окон. За одной из дверей оказалась ванная — огромная, едва не больше спальни. Зеркало отразило свежее, отдохнувшее лицо. Припухшие глаза. Размазавшуюся тушь. Эстер плеснула в лицо холодной, неожиданно вкусной водой. Как-то раз она пробовала воду из колодца. Эта была вкуснее.
Эстер стянула грязную, пыльную и ужасно мешавшую теперь одежду и залезла в душ. Если даже кто-нибудь войдет, плевать. Вместе с водой уходило напряжение. Запах крови с волос. Грязь. Страх.
Она вдруг расплакалась, но под текущей водой слез все равно никто не заметит.
В стенном шкафу обнаружились тапочки, трикотажное белье и мягкий, точно по размеру спортивный костюм. Наверное, если хорошо поискать, там можно найти и Нарнию.
В коридоре Эстер растерялась. Куча дверей. Как она потом найдет нужную, если захочет вернуться? Она оставила дверь открытой и отошла на пару шагов. Но дверь не закрылась сама и вообще ничего не случилось, так что Эстер пошла по коридору дальше.
Какое там правило поведения в лабиринтах? Сворачивать только вправо?
Но коридор не ветвился и не разделялся, он мягко изгибался, как чье-то живое тело, словно Эстер шла по кровеносному сосуду, текла эритроцитом. Красный костюм. Некоторые двери были заперты, некоторые открывались в такие же комнаты, пустые и одинаковые, но потом коридор все-таки привел в небольшой круглый зал. Ступицу. Двери по кругу и два других коридора. Открытые двери.
За одной из них была кухня, такая огромная, словно в ней планировали готовить на всю палату представителей. За высокой стойкой в центре, мрачно глядя перед собой, сидел чудовище. Он поднес к губам чашку. Потом обернулся. Эстер вздрогнула. Вчерашнее спокойствие развеялось, как пар над чаем.
— Привет, — сказала она дрожащим голосом.
Чудовище кивнул. Приглашающе повел рукой. Он выглядел совсем не так уверенно и сердито, как вчера. Его щупальца слабо, едва заметно шевелились.
— Чай или кофе? — спросил он. — Ты голодна?
— Как вас зовут? — спросила Эстер. — Кто вы такой?
Чудовище смерил ее странным, растерянным взглядом: разительный контраст с его прошлым поведением. Эстер осторожно подошла и села напротив, взобравшись на высокий табурет.
— Гаутама, — представился чудовище и протянул руку. Собравшись с духом, Эстер пожала ее; он не стиснул ей пальцы, коснулся осторожно, словно она могла рассыпаться. Никакой слизи. Почему ей казалось, что рука должна быть липкой?
— Эстер.
— Я знаю. Я проверил, прежде чем прибыть.
— Но вы же появились сразу… — начала Эстер. Гаутама перебил ее.
— Это корабль, перемещающийся во времени и пространстве. ТАРДИС. Не важно, когда ты позвонила. Я бы не опоздал.
Эстер глубоко вздохнула. От воспоминаний о вчерашнем сумасшествии закружилась голова. Но, кажется, все было взаправду. И эти двери — корабль? Машина? — вели в настоящее место. И Джек… жив?
— Джек жив? — спросила Эстер.
— Да.
Она зажмурилась.
— Кофе. Со сливками. Без сахара. И… хлопья с молоком. Есть хлопья?
Живот неожиданно подвело от голода. Гаутама кивнул, слез с табурета и отправился куда-то на другой конец огромной кухни. Пока он вернется, пройдет полчаса.
Потом зашумела кофеварка. Запахло кофе. Эстер, прикусив губу, опустила голову на сложенные руки. Мир перевернулся, но последние несколько недель он вертелся активнее, чем мертвый классик в гробу в ответ на неудачную экранизацию. Поворотом больше, поворотом меньше — какая разница?
— Шоколадные?
— Что? — переспросила Эстер.
— Шоколадные хлопья подойдут?
— Замечательно подойдут, — ответила она. И улыбнулась — так, чтобы Гаутама не видел.
***
Кажется, этот корабль действительно был живым существом. Эстер постоянно чувствовала его (ее) неудовольствие, легкое раздражение — не в ее сторону, а вообще. Это ощущалось, как атмосферное давление: если не знать, то все в порядке, но в ушах порой немного шумело и кружилась голова. Корабль, кажется, не слишком-то радовался присутствию гостей, хотя одежда Эстер обнаружилась потом совершенно чистой в шкафу, а постель — свежей, как будто в ней никто не спал. И комната находилась без труда. Словно ТАРДИС незаметно подсовывала ее Эстер.
Она незаметно подсовывала кучу всего: бассейн, бесконечную и пугающую библиотеку, тир со сложными настройками, спортивный зал, но Эстер никак не могла найти ту самую комнату с колонной, в которую они попали сразу. Гаутама появлялся и исчезал, меланхолично ел мороженое и прозрачные протеиновые кубики, пил чай с молоком. Избегал встречаться взглядом. Эстер тоже избегала. Он все равно был очень страшным. От его вида что-то ломалось внутри. Сердце колотилось от ужаса, а голос дрожал. Кажется, Гаутама это замечал и потому старался реже попадаться Эстер на глаза.
Они встречались в комнате Джека: тот лежал на белых подушках, утыканный трубками и датчиками. Молчал. Не приходил в сознание. Гаутама поправлял трубки. Менял растворы в аппарате. Тоже молчал. Эстер чувствовала себя лишней.
— Может, мне лучше уйти? — спросила она как-то раз. — Вернуться к остальным?
— Нет. Я не проводил полную дематериализацию. Это парадоксальная реальность. Я не смогу вернуться за тобой и, возможно, вообще не смогу вернуть Джека в нужное место и время. Останься.
Последнее он произнес странным тоном, почти просительным, и Эстер кивнула.
— Я так надеюсь, что Джек придет в себя, — сказала она.
— Я тоже, — ответил Гаутама. — Я тоже.
***
— Идиот. Кретин. Под пули он полез. Герой. Мир решил спасти.
Эстер замерла. ТАРДИС постоянно подсовывала ей что-то новое. Теперь в давно знакомом коридоре обнаружился поворот. За поворотом — комната Джека. Открытая дверь. Голоса.
Джек засмеялся — слабо, еле слышно, но его голос невозможно было спутать.
— Сердитая двуножка, — сказал он. — Я же жив.
— Болван.
Что-то звякнуло.
— Фу, гадость. Терпеть не могу эти кубики.
— Ешь. Они усвоятся. Потом сможешь есть нормальную пищу.
Эстер сделала шаг назад. Не стоит подслушивать. В конце концов, не стоит оправдывать стереотипы о ЦРУ. Это не ее дело, и…
— Но это же я виноват, что все случилось именно так, — сказал Джек серьезно.
— Да, ты. Ты полез туда, куда не стоило. Мортимус говорил, что эта реальность закрыта. Тебе всего-то стоило остаться в ТАРДИС…
— Нет. Дело не в этом. В моей шинели… — Джек закашлялся. — В кармане. Нуль-плата.
— Что?!
— Я деактивировал ее, не бойся.
Они говорили о том, что случилось там, в доме Коллосанто. Эстер замерла. Нужно было узнать, что же произошло на самом деле — почему-то она не сомневалась, что Джек не станет врать Гаутаме. Не теперь.
— Откуда она у тебя?
— Нашел в доме своего бывшего… друга.
— Любовника, — мрачно поправил Гаутама. — А у него она откуда?
— Понятия… не имею. — Джек снова закашлялся.
— Молчи. Тебе не стоит много говорить.
— Спрашиваешь, а потом запрещаешь… отвечать. Логично до мозга кости. Стой там — иди сюда.
Гаутама шумно вздохнул.
— Мортимус говорил, как он остановил этот… балаган? Что сделал? — спросил Джек после минутной паузы.
— Нет.
— Они говорили что-то про морфические поля.
— Чушь! — отрезал Гаутама. — Это ненаучно.
— Но нуль-плата отключила действие чуда, Анджело умер. Значит, это действительно какое-то поле. Ты говорил с Эстер? Она аналитик ЦРУ и знает очень много…
— Она меня боится, — с горечью ответил Гаутама. Эстер прижала ладонь ко рту, чтобы не выдать себя. Неужели ему это настолько мешает? И настолько заметно?
— Ну конечно, боится. Ты же на нее наорал.
— Она тебе жаловалась? Когда? — воскликнул Гаутама.
— Нет, конечно. Просто я тебя знаю, и ты на нее наорал, а теперь жалеешь. Извиниться, само собой, тебе и в голову не пришло. Ты ни перед кем не извиняешься.
Повисла пауза.
— Она тебе нравится! — засмеялся Джек. — Я так и знал. Нравится, признайся, да?
— Замолчи! — буркнул Гаутама.
Эстер, чувствуя, как лицо заливается краской, попятилась по коридору. Потом развернулась и побежала прочь, подальше оттуда. Подальше от этих двоих.
Смех Джека катился за ней, словно пытаясь поймать.
***
— Что это за корабль?
Джек тяжело навалился Эстер на плечо, сделал шаг и остановился. Рука, которой он сжимал ее предплечье, предательски и заметно дрожала.
— ТАРДИС. Классный, да? Лучше не придумаешь, — сказал он, тщательно скрывая боль. Эстер перехватила его удобнее за талию.
— Может, пойдем обратно?
— Нет! И не говори Гаутаме. Ты же знаешь, что он скажет.
— Что тебе рано вставать. И он прав.
— Ерунда, — прохрипел Джек. — Я хочу добраться до консольной. Этот корабль классный, но все самое главное — там.
Эстер нигде не видела пульта управления за все время пребывания здесь, так что Джек, скорее всего, был прав. Но ТАРДИС никогда не пустит их туда, куда не хочет, Эстер это поняла еще в первые дни. А она не хочет, чтобы они нашли пульт, это чувствовалось прямо кожей. Коридор свернул. За углом притаился серый диван и журнальный столик с книгами. Эстер выдохнула, мысленно поблагодарила корабль и помогла Джеку сесть.
Он был чертовски тяжелым, все-таки.
— Ты рассказала Гаутаме про то, что мы нашли? Про семьи? — спросил Джек, откинувшись на спинку. Губы у него совсем побелели от напряжения.
Эстер присела на край столика, вытянула ноги.
— Да.
— И что он?
Эстер пожала плечами. После ее рассказа Гаутама куда-то ушел и с тех пор не появлялся — прошло часов пять-семь, кажется, хотя часы здесь шли неправильно — то слишком быстро, а то стояли, — а ощущение времени сильно сбоило. Эстер определяла прошедшее время только по желанию поесть и поспать — очень ненадежным признакам.
— В библиотеке, наверное, — сказал Джек. Хитро улыбнулся и спросил: — Он с тобой не заигрывал?
— Джек!
Щеки снова загорелись. Гаутама вел себя подчеркнуто корректно. Всегда. И вообще, представить такое… ну…
— Вы, люди этого периода, такие ханжи иногда, — сказал Джек. — Хватит сохнуть по своему приятелю Рексу. Развлекись немного. Вам обоим это будет полезно.
Эстер швырнула в Джека журналом.
— Больно! — возмутился он, когда не сумел увернуться. — Я же ранен, в конце концов…
— Вы что здесь делаете?
Появившийся из-за угла (хоть бы он не подслушивал, как это делала раньше Эстер!) Гаутама остановился и скрестил руки на груди.
— Эстер помогает мне тренироваться, — ответил Джек.
— Я подключил аппарат для физиотерапии. Бегать по коридорам не нужно. У тебя швы разойдутся. Эстер!
Она вскочила, чувствуя себя ужасно неловко. Лицо горело. Гаутама, глядя в сторону, продолжил:
— В библиотеке, на столе у входа, лежит подборка материалов по различным полям. Нужен аналитический отчет. Воспользуйся библиотечным терминалом. Мне нужно сверить результаты. Независимый взгляд.
Хоть что-то знакомое и надежное. Что-то, за чем можно спрятаться.
— Хорошо, — выдохнула она. — Это надо скоро?
— Можно не спешить. Это машина времени, — сказал Гаутама. Потом со вздохом наклонился и помог Джеку встать. — Идем. Я отведу тебя в комнату. И дренаж надо промыть.
— Я думал о крови, — сказал, с трудом дыша, Джек. Он цеплялся за Гаутаму куда крепче, чем раньше за Эстер. Они медленно дошли до угла, свернули, и теперь оттуда доносились только их голоса. — В моей крови нет ничего особенного, но все-таки она запустила… как?
— У меня есть вариант. Силуранский бионормализатор. Мортимус упоминал о нем. Я вспомнил… Нет, хватит, Джек. Щекотно. И невовремя.
— Ханжа. Консерватор.
Эстер помотала головой и поспешила в библиотеку. ТАРДИС, как назло, вела ее туда длинным, неудобным путем, но, когда Эстер добралась до места, щеки хотя бы перестали гореть. И то хорошо.
Стопка материалов насчет полей оказалась в фут высотой. Что ж, даже лучше.
***
— Буэнос-Айрес и Шанхай, — сказала Эстер. Она включила указку; земной шар на экране послушно повернулся, прочертилась вторая ось. — Средняя продолжительность жизни в этих городах близка к средней в мире. Есть две точки… там она совпадает. Эти места соответствуют расположению полюсов бионормализатора.
Гаутама кивнул. Джек, румяный, сияющий улыбкой, сидел рядом с ним, закинув руку на спинку дивана.
— Потрясающе, Эстер. Ты просто звезда. Отличное приобретение для Торчвуда.
— Это самая логичная теория из тех, которые я рассматривала, и самая правдоподобная.
— И она совпадает с тем, что знаем мы, — добавил Гаутама. Он улыбнулся, улыбка ему шла. Эстер все равно считала его пугающим, но… совсем не настолько, как раньше. — Хорошо. Примем за данность, что это силуранский бионормализатор. Как будем действовать дальше?
— Кровь за кровь, — сказал Джек. — Нужно вернуться обратно. Мне и Эстер.
— Не может быть и речи, — сухо ответил Гаутама. — Твоя рана еще не зажила.
— Ведь я — единственный смертный человек в этом мире, и если я не вернусь, то что будет?
Гаутама глубоко вздохнул и посмотрел в потолок.
— Но это правда! — воскликнула Эстер, догадавшись, к чему ведет Джек. — Если судить по твоей базе данных, бионормализатор ориентируется по данным среднего существа, и кровь Джека сможет обнулить настройки, сбросить их до базовых. Тогда чудо закончится, и люди снова начнут умирать! Мы обязаны вернуться!
— Вы можете подождать еще неделю или две, — сказал Гаутама. — Пока его рана не заживет.
— Но это будет неправдоподобно, — возразил Джек, — если я вернусь полностью здоровым через две-три недели, а мы не можем ждать. Позже будет поздно. Кризис нарастает с каждым днем.
Гаутама мрачно молчал, глядя перед собой. Он очень не хотел их отпускать, он беспокоился. Эстер крепко зажмурилась. Ей теперь тоже не хотелось уходить отсюда. Из тепла, спокойствия, легкого неудовольствия ТАРДИС. От уютной спальни, от книг всех времен и планет, от проигрывателя с виниловыми пластинками шестидесятых годов двадцатого века, от кухонного молчания через стол. От мороженого. От случайных улыбок.
Но она сама сказала, что никто, кроме Джека, им не сможет помочь.
— Да, мы должны возвращаться, — сказала Эстер.
Гаутама кивнул.
— Тогда у вас есть еще восемь стандартных часов на сборы.
Он встал с дивана, посмотрел на Джека, потом на Эстер.
— Вас вернуть туда же, откуда я вас подхватил?
— Нет. В Шотландию. Плюс две недели от момента, когда Эстер тебя вызвала, — быстро ответил Джек. — Все мои сотрудники в Британии, а там есть место, где меня приведут в норму и не выдадут. И кровь сможем собрать.
— Хорошо, — сказал Гаутама и вышел из библиотеки.
Джек широко, хитро улыбнулся и наклонился вперед, опираясь локтями о колени.
— Только не начинай опять, что я ему нравлюсь, — немедленно сказала Эстер. — Прекрати. Это теперь не важно.
— Я и не собирался, — ответил Джек и подмигнул ей.
***
— Сможешь дойти? — спросил Гаутама.
— Конечно, — ответил Джек. ТАРДИС вычистила и починила его шинель, а вот рубашку пришлось брать новую, из огромного гардероба, в котором Эстер однажды чуть не потерялась.
Консольная — терра инкогнита, Эстер здесь была всего однажды, — сияла яркими огнями. Высокая, изящная колонна в центре светилась теплым золотым светом. Это ее сердце, поняла Эстер. Сердце ТАРДИС. Такое красивое.
Гаутама тоже был одет официально, в костюм, идеально черный, и кипенно-белую рубашку. Очень торжественно. Эстер привыкла видеть его в домашних брюках и футболке, сейчас же он казался недосягаемым и отстраненным, как британский лорд. Сапоги на высоких каблуках, которые были сейчас на Эстер, ощущались с непривычки ужасно неудобно, но придавали уверенности в себе. Она выпрямилась и придвинулась к Джеку.
— Я помогу ему, — сказала она.
Гаутама кивнул.
— Материализуемся, — сказал он и склонился над консолью. Лицо его заливало светом от колонны.
Легкая тошнота, дискомфорт, головокружение. Эстер схватилась за локоть Джека.
— Так всегда на этой ТАРДИС, — прошептал он. — У нее не все запчасти в норме. Только не говори Гаутаме, он смертельно оскорбится.
— Он ее любит, — шепотом ответила Эстер.
ТАРДИС, игнорируя их перешептывания, нежно запела: Лорелея, заманивающая моряков.
— Мы на месте, — сказал Гаутама и дернул за какой-то рычаг. В идеально ровной и белой стене открылась дверь. Повеяло морской сыростью. Холодом. Эстер вздрогнула и поежилась. Это не Калифорния, точно.
— Идем, — сказал Джек.
Они вышли наружу. Было еще холодней, чем показалось Эстер, ветер пробирал до костей, рвал волосы, забирался под куртку и издевательски щекотал ледяными пальцами живот. Джек встряхнулся, как пес, протянул Гаутаме руку.
— Спасибо. И не забудь выкинуть нуль-плату.
— Прекрати благодарить, — сказал Гаутама и крепко обнял его. — Выкину. В воронку. Все. Уходи. И больше не попадай в такие неприятности. Я не всегда смогу прорваться в парадокс. Давай, иди. Я хочу поговорить с Эстер.
Джек рассмеялся и пошагал по еле видимой в темноте тропе туда, где горел далекий фонарь. Путеводная звезда. Эстер сглотнула ком в горле и обернулась к Гаутаме. Тот протягивал ей чемоданчик. Кейс с цифровым замком.
— Вот, возьми. Здесь то, что вам понадобится, — сказал он. Потом вдруг крепко зажмурился — его лицо едва виднелось в темноте, — и поднял руку.
— Что такое? — удивилась Эстер.
— Из… вини.
Вспышка, белая и горячая, обожгла глаза, остановила время, выключила реальность.
***
— Кто это был? — спросила Эстер. Голова гудела: наверное, морская болезнь. Они долго плыли по морю. Да. Джек улыбнулся, и почему-то печально.
— Контрабандисты.
Ну да, контрабандисты, услужливо подсказала память. Элли, и Том, и Сара Джейн, и еще вот тот, с усами. Как она могла забыть? Но… странно все-таки.
— Мы так быстро добрались до Шотландии. И они почти вылечили тебя. Как это вышло?
Джек хмыкнул. Его улыбка растаяла, смытая усилившимся дождем.
— Это самые лучшие контрабандисты во вселенной, Эстер. Не забудь свой кейс. Идем, а то промокнешь.
И они пошагали на свет фонаря, к приходу святой Маргариты.
Анджело заметил юношу еще до того, как тот вошел в кофейню. Он стоял у стеклянной витрины и смотрел сквозь нее — кажется, на собственное отражение. Красивый, видный мальчик, хотя прическа совершенно дикарская — длинные «черви» из спутанных светлых волос, небрежно связанные какой-то тесьмой. В Нью-Йорке, правда, всякое бывает. Может, моряк.
Но потом юноша поднял руку, откидывая волосы назад, и Анджело увидел браслет.
Сердце дрогнуло.
Браслет из крепкой кожи, дюймов пять шириной, с грубым утолщением сверху и застежкой.
Браслет, который носил Джек Харкнесс.
Колокольчик над дверью зазвенел нежно, маняще. Мальчик шагал мимо столиков медленно, широко и в такт звону. Беззвучно плыл мимо равнодушных и смеющихся лиц.
В следующую минуту он уже стоял возле столика Анджело. Сидел за столиком Анджело. Его глаза оказались холодными, мертвыми и бесконечно старыми. Он был старше Харкнесса. Старше целого мира.
— Ты Анджело Коллосанто.
Голос юноши, приятный, звучный и пугающий, заставил сердце Анджело дрогнуть еще раз.
— Да, это я.
Синий халат, как у торговца рыбой. Веснушки на бледной коже. Полные, красивые губы. Странная улыбка, цветущая на его лице, ранила в самую душу.
Юноша продолжал улыбаться, но его глаза смотрели сквозь Анджело.
— Ты берешься за странные задания, — сказал он утвердительно.
Хотелось спросить, знает ли он Джека. Хотелось узнать, сколько ему лет. Сотни? Тысячи? Прикоснуться к тайне, которую так бездарно растоптал. Променял на постоянство, на привычный, безопасный мир. Католический, восковой покой без прав на чувства.
— Да. Берусь.
Жребий брошен. Рубикон перейден.
Юноша положил на стол три тонких полупрозрачных папки. В каждой виднелись бумаги. Печатный шрифт. Титульный лист. «Совершенно секретно». Шанхай. Буэнос-Айрес. Комитет.
— Доставь эти папки по адресу.
И все? Никаких погонь за чудовищами? Никаких переговоров с мафией? Анджело разочарованно вздохнул, но юноша мягким жестом опустил на папки сложенную пополам промокашку.
Анджело развернул ее.
Эйвлмарч. Костердейн. Фрейнц.
Запах крови. Запах смерти и бессмертия. Белая рубашка в багровых пятнах.
— Н-нет, — вырвалось у него.
Улыбка юноши съехала в сторону. Светлые брови взлетели вверх. Прозрачные глаза сосредоточились на Анджело, и этот взгляд причинял неудобство. Хотелось сойти с его пути. Увернуться. Остаться в живых.
— Оплата тебя удовлетворит.
— Сколько?
Юноша прищурился. Анджело перевел дух, но глаза снова прицелились прямо в него.
— Ты сможешь еще раз увидеть его. Он тебя поцелует.
Воздух комом встал в горле. Раскаленный, острый, как нож.
— Как?
На столе блеснула пластина. Узор, вытравленный в металле. Мелкий, цепкий, неживой. Пальцы с аккуратными, чистыми ногтями касались самого края, завернутого в бумагу.
— Это продлит тебе жизнь достаточно, чтобы ты смог дожить до следующей встречи.
— Что это?
— Нуль-плата. Тут написано, как ею пользоваться.
Анджело протянул руку, коснулся бумаги. Почти дотронулся до пальцев юноши, но тот отдернул руку, словно Анджело мог его заразить. Смертью? Страхом?
— Хорошо.
Он не узнал своего голоса. Как будто кто-то другой произнес это за него.
— Скажешь им еще… скажешь им, что это торсионные… нет, морфические поля.
Тихий, злой смех. Юноша уже стоял. Шагал к выходу. Официантка опоздала всего на пару мгновений. Налила кофе в пустую чашку, отошла, шаркая подошвами.
— Стой!
Ноги несли Анджело к двери.
— Когда это будет? Когда я его встречу?
Мертвое лицо юноши исказилось.
— Ты дождешься.
Колокольчик снова звякнул, нежно, маняще. Но мальчика за дверью уже не было. Он исчез в синеватом тумане за миг до того, как Анджело выбежал на улицу.
Нуль-плата тяжело оттягивала карман прямо напротив сердца. Жгла ледяным холодом.
Кресло Гаутамы было почти чудовищно удобным. Спинка высоковата, но остальное — вне всяких похвал. Вставать из него совершенно не хотелось. Лэнс вспомнил кресло-бегемота, стоявшее в его кабинете в Джефферсоне: небо и земля. Надо бы спросить у Гаутамы, где он заказал такое.
Коммуникатор лежал на столе перед Лэнсом, примерно раз в пять минут издевательски позвякивая. Каждый сигнал давал надежду — совершенно ложную. Звонили коллеги, звонил доктор Зилтор; у последнего Лэнс спросил про Галлифрей. Зилтор растопырил головные выросты и закатил глаза.
— Ах, Галлифрей, Галлифрей! Потрясающие технологии, просто потрясающие. И как непростительно, что… Ой, извини, Эс!
На заднем плане что-то громко булькнуло и зашипело, и Зилтор, окутанный розовым паром, выключил связь.
Лэнс покачал головой и положил коммуникатор обратно на стол. Часы показывали без пяти шесть: до дежурства оставалось еще восемь часов. Можно, да и стоило бы поспать, но… Лэнс устроился в этом кабинете, за этим столом не просто так. И не из желания почувствовать себя боссом, как, например, любил делать Джей. Дело в том, что ни один компьютер в центре не дал ему больше информации о Галлифрее, чем база данных коммуникатора, и что-то с этим было не так. Близнецы, к которым Лэнс обратился сначала, услышав это название, наотрез отказались разговаривать и сделали вид, что ужасающе заняты. Они действительно работали не покладая конечностей, но мультизадачность их была куда выше человеческой. Личный терминал Гаутамы, в который Лэнсу очень не хотелось лезть, даже не включился. Какое облегчение. И теперь Лэнс, устроившись в кабинете, ждал, когда к Гаутаме заявится кто-нибудь с докладом или поговорить — тогда можно будет задать вопрос, который его так интересовал. В особенности — почему засекречены имена разыскиваемых преступников с этой планеты.
Одним из первых заглянул Джей. Про себя Лэнс называл его «холистическим агентом»: тот умудрялся влипать во все возможные неприятности, совершать непростительные ошибки, и все же добивался успеха — и так уже больше двадцати лет. Но общаться с ним было испытанием на прочность.
— Эй, привет, Эс! Обживаешься? — Джей сунул голову в кабинет. — Си до сих пор в Европе торчит? А ты ему кресло греешь?..
— Что такое «Галлифрей»? — спросил Лэнс.
— Город в Ирландии, восемь букв, — тут же ответил Джей и прицелился в Лэнса указательным пальцем. — Хотя должно быть наоборот. Ты должен спросить про город в Ирландии, а я сказать — «Гали»… Или там двойная «Л»? Тогда девять. Удачи, чувак, с твоим кроссвордом! И не забудь, сейчас твоя очередь писать сценарий!
Дверь закрылась. Лэнс выдохнул и ссутулился в кресле. Его удобство казалось сейчас издевательством. Нет, конечно, Джей ничего не знает. Даже если бы знал, то не вспомнил бы или вспомнил не то. Сценарий. Сериал. Конспирация, медиа и популярная культура. Они все тянули жребий, и ему выпал четвертый сезон. Эл писала первый, Кей, прежде чем уйти — второй. Джею достался третий, но почти все пришлось переписывать Гаутаме, который потом отправлял тексты в машине времени в прошлое, чтобы сериал вышел до того, как начнут что-то подозревать. Эту тактику организация отработала еще в шестидесятых — газеты, бульварная фантастика и прочий информационный шум. Будучи стажером, Лэнс читал архивы, как беллетристику. Он смотрел фильм еще в старшей школе, но спустя много лет, работая здесь только месяц, наткнулся в центре на сценариста: высокого, едва ли не выше Гаутамы, чернокожего, с неприятной, неискренней улыбкой манипулятора. Тот принес готовый текст, отпечатанный на машинке, оставил в кабинете Гаутамы, а потом вошел в лифт — и исчез. Камеры тогда еще отключились…
— Эс, ты здесь?
Лэнс вскинул голову и просиял, хотя и слегка напрягся про себя. Эл! Она вошла в кабинет и остановилась в дверях, опершись о простенок. Значит, и Гаутама вернулся, но можно успеть задать ей вопрос. Она — агент с высоким допуском, пусть и не полевой; возможно, компьютеры дадут ей информацию.
— Ага. Жду Гаутаму. Как дела в Кардиффе? — Сразу спрашивать не следовало, Лэнс начал издали. Но если Гаутама придет раньше?.. К черту! Он спросит у него самого, не отвертится. Интересоваться не запрещено.
Эл пожала плечами.
— Мы договорились о передаче данных, об использовании временных замков… Они странные, конечно. Их так мало, но они надеются справиться даже без поддержки филиалов. Никакой логики, один адреналин и безумие.
Лэнс мог бы то же самое сказать и о той организации, в которой они оба работали. Внутренние правила, устав и субординация только изображали логичность, целеполагание и слаженность. Лэнс внимательно прочитал все документы, прежде чем согласиться: агентам на самом деле давалось очень много самостоятельности в принятии решений. Свободное пространство, серая зона. С другой стороны, именно такая стратегия оказывалась наиболее эффективной в экстремальных ситуациях. Даже подобных этой.
— Адреналин и безумие, — повторил Лэнс.
— Ладно, я пойду. Спать хочется, нет сил. Терпеть не могу смену часовых поясов и суточного деления.
— Постой, — попросил как бы мимоходом Лэнс. — Ты не знаешь, что это за планета — «Галлифрей»? Случайно наткнулся, разбираясь с делом, а информации почти нет.
Эл подняла взгляд к потолку. Она не притронулась к коммуникатору — значит, просто вспоминала. Или раздумывала, отвечать ли.
— Планета давно уничтожена, но раньше на ней была высокоразвитая цивилизация, — сказала она.
— Это я знаю, — кивнул Лэнс. — Но кто на ней обитал? Что за «повелители времени»?
— А, таймлорды, — Эл дернула плечом и раздраженно стукнула пальцами по простенку: жест, который Лэнс не оставил без внимания. Интересно. — Высокоразвитые гуманоиды, генетически модифицированные, живущие почти вечно, регенерирующие с сохранением личности… чванливые, высокомерные и самоуверенные. Тебе бы они не понравились… ну, большинство, — закончила Эл, сжала пальцы в кулак и опустила руку.
— Кто-то из них, кажется, у нас в розыске, — намекнул Лэнс. Эл нервничала, хоть и скрывала это за дружелюбным тоном и улыбкой.
— Доктор, конечно же. Мастер…
— Это их имена? — удивился Лэнс.
— Псевдонимы. Имена у них длинные, многосложные и претенциозные. И обычно они их скрывают. Традиция. Ладно, я пойду, и так задержалась, а у меня дежурство на носу. — Коммуникатор у Эл в кармане запиликал, и она, быстро вытащив его, уставилась в экран. — Ох ты! Мозаика с жизненными формами в Нью-Джерси!
Она выбежала за дверь. Лэнс медленно поднялся из-за стола и подошел к фальшивому окну, за которым ярко светило поддельное солнце. Окна были настроены на сутки длиной в тридцать семь часов и показывали любой пейзаж на выбор. Гаутаме нравилась ясная, спокойная погода. Лэнс предпочел бы сейчас грозу.
С этим Галлифреем что-то явно было не так.
Дверь открылась с приглушенным свистом. Лэнс вздрогнул.
— Эс! Хорошо, что ты здесь. — Гаутама отключил маскировку и потер ладонью лицо. Его щупальца мелко подрагивали от напряжения. — Я как раз собирался тебя вызвать.
— Контакт я получил, — сказал Лэнс. — Номер еще должен действовать.
Сердце забилось быстрее, и он глубоко вдохнул, чтобы унять волнение. Как будто его застали за чем-то незаконным. Коммуникатор, о котором Лэнс забыл, все еще лежал на столе. Черт. Теперь Гаутама поймет, что Лэнс здесь сидел. Но тот покачал головой. Не заметил или не обратил внимания.
— Это подождет. Мне нужно твое содействие. Твоя помощь. Немедленно.
Лэнс поднял брови. В просьбе, замаскировавшись только для вида, скрывался приказ.
— Агент Икс?..
— Нет, — Гаутама мотнул головой, отметая предположение. — Есть один человек. Его нужно доставить сюда, и побыстрее.
Задание не имело отношения к работе. Лэнс не был на дежурстве. Двадцать один час свободного времени из тридцати семи. Ад для трудоголика, капля в море для лентяя. Теоретически он мог бы и отказаться. Практически…
Гаутама расстроится. Он будет злиться, преображая обиду в гнев, будет делать вид, что все нормально, потому что это не обязательство… Человек? Возможно, дело вообще личное, и это прямое нарушение устава.
Лэнс кивнул.
— Хорошо.
— Мы поедем вместе. — Гаутама торопливо обошел стол, включил терминал и вытащил из ящика стола диск, похожий на его обычный защитный монокуляр, только гораздо более толстый и тяжелый. Он положил линзу на панель терминала и, едва касаясь экрана, начал вводить команды. — Воспользуемся «трубой». Это в Скалистых горах, необходимую информацию аналитики мне подготовили.
Линза засветилась голубоватым, мертвенным светом. Лэнс прошел несколько шагов и встал так, чтобы видеть экран терминала. С экрана на него смотрело женское лицо: светлые волосы, длинная челюсть, гладкая официальная прическа. Досье. Данные. Имя Лэнс не успел прочитать: экран погас. Гаутама сдернул диск с панели и сунул в карман.
— Возьми энергопоглотитель, — приказал он, — и вот еще, перчатка с эрзацем крови и отпечатками. — Он бросил на стол пакет и встал. Лэнс кивнул, пряча пакет и заодно прихватив коммуникатор, на который Гаутама не обратил внимания.
— Мы будем выдавать себя за других людей?
— За одного человека, — поправил Гаутама. — Моя рука не годится для сенсоров, проще укрыться под поглотителем. Тот, кто нам нужен, скрывается в командном бункере ЦРУ, и нам надо будет вывести его оттуда, не вызвав подозрений.
***
Холодный, порывистый ветер раздражал глаза, и, чтобы те не слезились, Лэнс надел очки, хотя солнце уже опускалось за горизонт. Они взяли дежурную машину на станции «трубы», чтобы не вызывать подозрений, пусть выход и находился всего в полумиле от бункера. Чтобы включить поглотитель и настроить линзу, Гаутаме пришлось снять голографическую маскировку, правда, камеры его точно не заметят. Зато посторонний наблюдатель, если он есть, будет в полном шоке. Голубой диск, закрывающий глаз, превратил его лицо, в общем-то приятное и доброжелательное, в невыразительную, пугающую маску. Щупальца и торчащий наружу мозг только усиливали эффект.
— Ты, — сообщил Гаутама, — приложишь ладонь к сенсору. Я посмотрю в сканер и включу образец для распознавателя голоса. Энергопоглотитель создает помехи на камере слежения.
Скалы нависали над ними с заботливой угрозой хирургов в операционной. Главная дверь в бункер даже на вид казалась непреодолимой, и там было полно солдат, так что пришлось воспользоваться запасным выходом, увешанным камерами и сенсорами, словно рождественская елка гирляндами. Зато не мешал человеческий фактор. Машины обмануть было проще.
Гаутама шагнул к двери, и Лэнс последовал за ним, держась как можно ближе, чтобы поглотитель не сбойнул. Сенсор, уловив тепло тел, засветился, требуя провести идентификацию.
— На счет «три», — едва шевеля губами, прошептал Гаутама. Его рука, касавшаяся плеча Лэнса, напряглась. — Раз, два, три.
Он быстро ввел код и наклонился к сканеру радужки. Лэнс положил руку в перчатке на сенсор.
— Шарлотта Уиллис, координатор четвертого управления, — внятно, разборчиво проговорил женский голос из коммуникатора Гаутамы.
Лэнс почувствовал, как игла проколола искусственную кожу перчатки, попав точно в резервуар с кровью, и замерла в миллиметре от его настоящей кожи. Сканер еле слышно загудел. Потом загудело ниже, басовитей — замок, подчиняясь командам с сервера, открылся.
Гаутама потянул дверь на себя, протолкнул Лэнса вперед и шагнул следом.
В бункере горел ослепительно-яркий, белый свет LED-ламп.
— Поглотитель будет гасить камеры по нашему маршруту, но, когда мы приблизимся к обжитым помещениям, мне придется включить маскировку, — прошептал Гаутама. Сквозь ткань пиджака его ладонь ощущалась неестественно горячей, как у человека с температурой.
Лэнс кивнул. Кожу вдруг обдало жаром, волоски на затылке встали дыбом. Адреналин. Именно поэтому он в свое время бросил уютную кабинетную работу, устроившись агентом в Бюро. И потом, когда понял, что почти ничего не изменил — профилирование не давало таких ощущений. Такой остроты.
— Идем, — скомандовал Гаутама. Лэнс достал нейрализатор, сжал в ладони: если они на кого-нибудь наткнутся, придется реагировать оперативно. И Гаутама успеет включить маскировку, пока происходит коррекция воспоминаний.
Коридор шел ровно, прямо, никуда не сворачивая. От белого пластика, которым были обшиты стены, и яркого освещения рябило в глазах; Лэнс порадовался, что не снял очков. Он шел первым, Гаутама держался на шаг позади, и его левая рука все еще лежала у Лэнса на плече. Энергопоглотитель применялся только в единственном экземпляре: поля двух приборов, включенных рядом, полностью нейтрализовали любую электронику. Это можно было использовать, и это использовали, но для скрытности лучше было взять один прибор и держаться рядом. Так ни датчики движения, ни камеры не среагируют. Мимолетные помехи на нескольких кадрах, только и всего.
Сердце колотилось быстро и радостно. Запертые двери по сторонам, до того глухие, теперь были затянуты матовым молочно-белым стеклом. Тишина сменилась едва слышным шумом, который издают работающие приборы или генераторы. Гаутама, сверяясь с планом, вдруг сжал Лэнсу плечо и головой указал в сторону одной из дверей.
Свободной рукой Лэнс вытащил универсальный ключ.
Человек, сидевший в маленькой серверной, вскочил и потянулся за оружием, но Лэнс включил нейрализатор.
— Тебе стало плохо от перенапряжения и недостатка сна. Ты видишь галлюцинации, тебя мутит. Ты должен немедленно пойти в медпункт, — сказал Лэнс.
Человек медленно моргнул, выходя из транса. Потер глаза, осторожно покосился на Гаутаму, который, крепко сжав тонкие губы, стоял у двери.
— Действительно, — медленно проговорил человек и, осторожно касаясь пальцами висков, вышел в коридор.
Гаутама тут же завертел головой и требовательным жестом подозвал Лэнса ближе. Указал на камеру: та как раз поворачивалась в другую сторону. Лэнс шагнул к нему, и Гаутама, стащив уродовавший его диск, включил маскировку. Это была основная внешность агента Си (Лэнс, конечно, разрешил пользоваться в целях конспирации своим лицом, но Гаутама никогда не надевал его при нем): круглая голова, рыжеватые волосы, залысины, вдовий пик, мужественное, располагающее к доверию лицо пожарника или полицейского. Лэнс принимал участие в разработке этой внешности и по праву гордился тем, как она получилась. Гаутаму в этом обличье можно было узнать по изгибу губ и по бедности мимики, но многие люди тоже не отличались живостью лиц. Справа под пиджаком угадывались очертания его личного оружия, по слухам, до крайности опасного, которое Гаутама ни разу не применял. По крайней мере, Лэнс этого не видел.
— Нужно снять данные, — прошептал Гаутама. Камера, замерев, начала поворачиваться к ним. Лэнс заморозил ее карбонизатором. Теперь у них оставалось совсем немного времени, пока ЦРУшники не спохватятся.
Гаутама быстро шагнул к серверу и подключил к нему свой коммуникатор. Тот включил поиск, тут же взломал пароль, и через пару секунд на экране появилась полоса загрузки. Сервер был мощный: хватило десяти секунд, чтобы данные загрузились. Гаутама вдруг замер, словно вспомнив что-то, и достал из кармана два бейджа.
— Мы использовали последние образцы ЦРУ, — пояснил он, показывая бейдж, на котором рядом с фото и кодовой буквой было написано «Гаррет Стивенс». На втором белом куске пластика значилось «Роджер Уайатт». — Возможно, они не совпадают с местными внешне, но коды и пароли можно загрузить сейчас.
Он приложил коммуникатор к бейджам, потом сунул Лэнсу «Уайатта».
— Все. Уходим, — скомандовал Гаутама.
Коридор пустовал. Пока. Прицепив бейдж на лацкан, Лэнс ускорил шаг, догоняя напарника. Коммуникатор в кармане завибрировал, принимая сообщение.
— Необходимого нам человека зовут Эстер Драммонд. Она руководитель аналитического управления. Мы давно должны были завербовать ее, но теперь ее жизнь под угрозой из-за Мозаики.
Лэнс кивнул. В бункерах было опаснее, чем в центре города. Мозаика, судя по данным, учитывала только определенное число людей, живущих в данной местности; в густонаселенных областях исчезали самые тихие районы, но там, где людей было вообще мало, никакой корреляции не наблюдалось. Исчезали селения бедуинов и арктические станции, исчезали горные курорты и корабли в океане. Вместе с водой.
В коммуникаторе обнаружилось досье, список паролей и кодов и поэтажный план бункера. Навстречу им никто не бежал, сирены не завывали: камера должна была уже разморозиться, а отнейраленный сотрудник — добраться до лазарета. Значит, пока их не заметили. Кабинет мисс Драммонд находился уровнем ниже. Судя по досье, она была ровесницей Лэнса. Милое лицо, которое наверняка в жизни выглядит куда лучше, чем на официальном фото.
Первый человек (строго говоря, второй, но предыдущий их не запомнил) встретился им на лестнице. В бункере работал и лифт, но Гаутама решил, что так будет меньше риска. Женщина с незапоминающимся лицом, цокая каблуками, пробежала мимо них, окинув быстрым взглядом. У нее были светлые волосы, и Лэнс на миг поверил: им улыбнулась удача, и мисс Драммонд сама пришла к ним. Но нет. Женщина побежала выше, Гаутама невозмутимо спускался дальше. Лэнс перехватил нейрализатор, который он все еще держал в руке, поудобнее и тоже ускорил шаг.
Вспышка могла бы привлечь ненужное внимание.
Выход на следующий уровень преграждала запертая дверь. Гаутама поднес к замку бейдж, и тот пискнул, открываясь. Лэнсу вдруг стало страшно — неожиданно, потому что раньше он влипал в куда более опасные приключения, чем попытка забраться в бункер ЦРУ, но объяснимо. Нельзя отстреливаться и нельзя дать себя захватить. И вокруг люди, которых они должны защищать. Ситуация почти патовая.
Этот коридор был куда более людным. Они привлекали внимание.
— Вот, — сказал Гаутама, останавливаясь у входа в огромный зал. — Ее кабинет там.
За стеклянной стеной раскинулся просторный опен-офис с кубиклами на четверых. В дальнем его конце располагался кабинет — тоже за стеклом; в кабинете кто-то находился, но отсюда Лэнс не мог разглядеть, кто именно.
— Уверенней. Не сомневаться, — пробормотал Лэнс.
Гаутама удивленно покосился на него.
— Нам ничего не угрожает, — сказал он и, коснувшись замка бейджем, открыл дверь в зал.
Оглушительный гомон хлынул в уши. Гаутама уверенно пошагал через зал к кабинету. Дрожь пробежала по спине, и на этот раз приятная. Лэнс двинулся следом, не глядя по сторонам. До него долетали обрывки разговоров:
— …месторождения бокситов. Нужно проверить, не всплыли ли они в Китае!
— …исчерпали все квоты на выбросы. Малахит…
— …волнение в Мичигане. Фабрика по производству… саботаж? Запрашиваю…
— Согласно нашим расчетам, запасы топлива не превышают…
— …вместо нее — пруд с уточками, представляешь?
Люди громко расхохотались. Лэнс едва не обернулся посмотреть, кто это смеется и о чем они вообще говорят, но кабинет оказался уже совсем рядом.
Женщина, сидящая там, действительно выглядела гораздо милее, чем на официальном фото. Надо сказать, она выглядела просто сногсшибательно мило. Лэнс ни за что не сказал бы, что ей за сорок. Скорее, около тридцати. Или даже младше. Из тех, которых даже на пенсии принимают за школьницу.
Гаутама постучал и вошел. Женщина — мисс Драммонд — подняла голову и посмотрела на него. В ее глазах Лэнс не заметил узнавания.
— Что вам нужно? — спросила она. — И кто вы такой?
— Я — агент Стивенс, это — агент Уайатт, — ровным голосом ответил Гаутама. — Вас срочно вызывают в Вашингтон. Мы приехали сопроводить вас в штаб-квартиру.
Ее теплые карие глаза прищурились. Сквозь ангельский облик мелькнуло что-то хищное.
— По чьему распоряжению? — Она встала, оказавшись на голову ниже Лэнса, даже на каблуках. Гаутама возвышался над ней, как небоскреб над церковью. — И где приказ? Почему мне никто не сообщил?
Судя по тому, что Гаутама подготовился, сообщат именно сейчас. И действительно, зазвонил телефон, стоявший на столе — без кнопок, ужасно архаичный на вид. Мисс Драммонд сняла трубку.
— Да. Да, сэр. Слушаюсь, — проговорила она. Ее лицо смягчилось, но улыбка не тронула губ. Гаутама переступил с ноги на ногу. Да ведь он нервничает! Лэнс моргнул. Нервничает, и мисс Драммонд ничего не знает о переводе! Это не было похоже на заранее спланированный уход. Значит, операция не санкционирована. Это самоволка. Или вообще похищение.
Ух ты.
Мисс Драммонд обогнула их, окинув мимолетным взглядом (Лэнс инстинктивно едва не улыбнулся ей, но успел сдержаться), и вышла в зал.
— Меня вызывают в ДиСи, — бросила она секретарю. — По китайскому вопросу докладывать мне незамедлительно.
Секретарь кивнул. Мисс Драммонд, едва слышно постукивая каблуками, пошла вперед. Держалась она ровно, но не вызывающе и не по-военному. И даже не пыталась казаться выше. Просто… шла. Гаутама не отставал, и, чтобы не наступать ей на пятки, ему пришлось сильно замедлить шаг. Что их связывает? И связывает ли? Невербальная моторика уверенно сообщала, что он ее знает, а вот она его — вопрос.
Наверное, Гаутама уже не раз ее нейралил.
Они поднялись на лифте, мисс Драммонд хотела свернуть к главному, но Гаутама остановил ее. Знакомый коридор вывел их к запасному выходу.
«Ниссан» ждал их в тени скал. Солнце почти село — значит, скоро станет совсем темно. Снаружи было холодно, мисс Драммонд поежилась, но Гаутама галантно открыл перед ней заднюю дверь.
— Я включу печку, если вы мерзнете… мэм, — сказал он.
Она подняла глаза. В ее взгляде читалось удивление, недоверие и интерес.
— Не стоит, — ответила наконец мисс Драммонд, мягко улыбнулась, став на миг ослепительно прекрасной, и села в машину.
Забеспокоилась она, когда «ниссан» свернул на проселок, который вел к подземному гаражу и «трубе». Гаутама, изо всех сил излучая непрошибаемую уверенность, вел машину. Лэнс сидел на переднем пассажирском, и именно его мисс Драммонд и спросила:
— Куда мы едем? Трасса в другую сторону!
— Не беспокойтесь, мэм, — попытался заверить ее Гаутама. Лэнс кивнул.
— Все в порядке, мисс Драммонд. Мы воспользуемся другим транспортом, и…
В ее руке, как по волшебству, блеснул маленький револьвер. Лэнс машинально выхватил карбонизатор и приготовился выстрелить.
«Ниссан» резко встал, клюнув носом.
— Нет! — выкрикнул Гаутама и, повернувшись к их невольной пленнице, поднял руки.
Лэнс продолжал целиться в мисс Драммонд.
— Кто вы такие? — срывающимся голосом спросила она. — Кого представляете? Китай? ФСБ? Наемники индонезийской разведки? В главном управлении нет агента Уайатта, я проверила по базе! Отвечайте, или я выстрелю!
— Не надо стрелять, Эстер, — мрачно глядя на нее, попросил Гаутама. Рук он не опустил. — Это не попытка похищения. Это спасательная операция.
— Индонезийской разведки? — переспросил Лэнс. Нужно было сообразить, что к чему. Нужно было отвлечь ее хотя бы ненадолго. Вопросом. Разговором. Судя по всему, мисс Драммонд не социопат и не станет стрелять в человека, если ее не перепугать слишком сильно. — Почему — индонезийской?
— А вы не знаете? — Она остро прищурилась, снова превратившись в хищного ангела. — Их бокситные месторождения пропали! А появились в Китае! Во внутренней Монголии… В этой Мозаике есть система, и мы выясним, какая! Выясним, кому это выгодно, как бы вы ни хотели это скрыть. И не заговаривай мне зубы. Откройте машину!
— Нет, Эстер, — сказал Гаутама. — Это очень опасно. Я не могу позволить тебе оставаться в бункере. Ты же знаешь, что случилось с русским премьер-министром. Я давно хотел предложить тебе другую работу. Интересную. Важную.
Мисс Драммонд недоверчиво уставилась на него.
— У меня есть работа. Я занимаюсь делом. Достаточно важным, кажется.
— Эта работа тебе понравится гораздо больше. Мы предоставим тебе огромные возможности. Ты нужна нам живой и невредимой. Я переправлю тебя в надежное место, и…
— Не смей мне указывать, чего хотеть! — остервенело выкрикнула Эстер. — Выпусти меня немедленно, слышишь?
— Мы не причиним вреда…
Щелкнул взведенный курок. Лэнс выдохнул. Решение пришло моментально, как озарение.
— Стоп! — сказал он. — Гаутама! Помнишь, о чем ты попросил меня, когда я только пришел к вам стажером? Когда мы стали работать вместе?
— Нет! — рявкнул Гаутама с неприкрытой злостью, которую не мог обратить на мисс Драммонд и потому без колебаний выплеснул на Лэнса. — Не помню!
Судя по взгляду, он все прекрасно помнил. Даже несмотря на маску, Лэнс на сто процентов был уверен, что щупальца Гаутамы торчат дыбом.
— Говорить, когда ты поступаешь неправильно, потому что тебе не всегда легко понять человеческую этику! — продолжал Лэнс максимально спокойным тоном, чтобы не спровоцировать мисс Драммонд. — Так вот, Гаутама, сейчас ты поступаешь очень, очень неправильно, и я говорю тебе об этом.
Гаутама угрюмо молчал. Мисс Драммонд перевела взгляд на Лэнса, потом снова на Гаутаму.
— Если это спектакль, он сыгран из рук вон плохо, — сказала она. Но хотя бы не стала стрелять.
— И в чем же я неправ? — едва разжимая губы, спросил Гаутама.
— Нельзя осчастливить кого-то против воли, — ответил Лэнс. Он медленно опустил карбонизатор и продолжил: — Мисс Драммонд, мы приносим вам извинения. Мой напарник совершил ошибку.
Гаутама скрипнул зубами, отвернулся от нее и нажал кнопку, отпирающую двери.
Но мисс Драммонд не стала выходить.
— Мы знакомы? — спросила она у Гаутамы. Тот пожал плечами.
— Да.
— Я вас не помню.
— Такое бывает.
— Кто вы такие, все-таки? — спросила она.
— ФБР. Шестой отдел, — ответил Лэнс.
Коммуникатор в его кармане вдруг резко, требовательно завибрировал.
Хлопнула дверь. Эстер Драммонд выскочила из машины, и, пятясь и не опуская оружия, побежала назад по дороге.
— Нужно стереть ей память, — сказал Лэнс, пытаясь поймать коммуникатор, который рвался из кармана наружу.
— Нет. Не нужно, — глядя перед собой, ответил Гаутама. Он отключил маскировку, щелкнув по браслету часов, и положил руки на руль. — Кто звонит? Бета?
Номер на экране высветился неизвестный. Лэнс нажал кнопку приема.
— Алло.
В ответ послышался низкий, тягучий, как патока, голос. Южный выговор. Лэнс совершенно точно ни разу его не слышал.
— Вы мне недавно звонили, — произнес незнакомец с явственной улыбкой. — По какому поводу, интересно узнать?
— Итак, что у нас есть? Межпланетные шантажисты-наркоманы, это раз. — Мортимус сидел на краю стола и хитро улыбался. — Организация, которая охраняет Землю от межпланетных шантажистов-наркоманов, это два. И фиксированная… так? Фиксированная точка во времени и пространстве. Три. Тогда у меня вопрос. Почему ты меня вызвал? Неужели не мог справиться сам? Это же элементарно. Технология клонирования…
— Я и так знаю, что надо делать, — едва разжимая губы, проговорил Сек. Он с трудом сдерживал раздражение. Хотя чего стоило ждать от таймлорда? — Мы подготовили партию клонов, которая ждет только активации. Достаточно впрыснуть в систему катализатор. Но ты сам только что сказал: это фиксированная точка во времени и пространстве. Событие обязано произойти.
Мортимус явно соображал, к чему Сек ведет, но делал вид, что совершенно не в курсе. Это раздражало даже сильнее, чем когда он вел себя покровительственно или снисходительно — потому что тогда его можно было осадить, но сейчас он мог изображать дурачка бесконечно, еще и демонстративно обидеться, если высказать ему претензию.
— И что? — спросил Мортимус, сделав круглые глаза. — Отдай им клонов, и точка не будет нарушена. Событие произойдет.
— Мне нужен посредник! — не сдержавшись, рявкнул Сек. Щупальца заметались, неприятно цепляясь за жесткую ткань пиджака.
— Вовсе не обязательно повышать на меня голос, Господи боже мой! — Мортимус покачал осуждающе головой, словно добрый дядюшка, который вот-вот лишит племянника наследства, но изо всех сил оттягивает неприятный момент. — Посредник? Но почему?..
Сек взял себя в руки. Щупальца замерли, и даже голос получился ровным, с совершенно человеческими интонациями:
— Потому что у тебя больше связей в высших эшелонах. Потому что мы не можем себе позволить такое нарушение конспирации. Потому что одного человека скрыть легче, чем целую организацию.
Да, вот что ему было нужно. Лесть. В точку. Мортимус расплылся в довольной улыбке. Это выглядело по-настоящему забавно — огромный темнокожий гуманоид, по-детски счастливый, сидит на краешке стола и вот-вот, казалось, заболтает ногами. Но Мортимус не стал этого делать. Он соскочил на пол и широко развел руками, заняв все свободное пространство.
— На твоем месте я бы не спешил, — сказал он. — Может, эта проблема решится сама собой. Например, прилетит Доктор, чтоб его так. Или произойдет что-то неординарное. Зачем так спешить? Иногда бездействие — идеальная стратегия.
— В прошлый их прилет ты отдал детей своих…
— Подчиненных? О, они были согласны. Я предупреждал…
— Не перебивай! — воскликнул Сек. — Ты отдал настоящих детей, и они вернулись! Они вернутся снова, если мы… Ты! Не решишь эту проблему, потому что она возникла из-за тебя и твоих действий!
Мортимус поджал губы и напустил скорбный вид.
— Ну ладно. Я подергаю за кое-какие ниточки и проведу передачу твоих клонов. Кстати, им следует бояться данайцев? И данайских даров?
Сек молча кивнул. Такие отсылки не требовали глубокого понимания. Даже раньше, в прежней жизни он бы понял, что это значит. Мортимус глубоко вздохнул, спрятав руки в рукавах своего дурацкого серого халата.
— Тогда сделай мне, ради Бога, одолжение, — сказал он, выуживая из рукава сложенный лист бумаги. — Мне нужно засекретить кое-какие сведения, а вашей организации это сделать проще, чем одному скромному мне.
Сек развернул листок.
— Эйвлмарч, Костердейн, Фрейнц, — прочитал он. — Это фамилии?
— Да. Семьи. И допиши к ним… Падесто. Да, Падесто. Не уничтожай эти сведения, просто засекреть и спрячь под грифом «4-5-6».
— Хорошо, я дам распоряжение своим агентам, — ответил Сек, пряча бумагу в карман. Четвертую фамилию он запомнит и так. — Зачем это тебе?
— Пока вы тут героически и бессмысленно сражаетесь с пришельцами и пытаетесь забюрократизировать их до смерти, — сказал Мортимус насмешливо, — я остановил одну из самых страшных катастроф в истории этой маленькой и милой планеты. Только вы этого даже не заметили, неблагодарные. А теперь надо подобрать, так сказать, хвосты. Вынести остатки, замести следы, как там еще говорится? Я помогу тебе с клонами, ты мне — с семьями. Дорвались до силуранского бионормализатора, тоже мне…
Улыбка в его глазах умерла, не родившись. Улыбаясь одними губами, Мортимус продолжил:
— А когда закончим с этими наркоманами, слетаем на фестиваль мороженого в системе Альтера-8. Кажется, мы оба это заслужили.
Столица опустела. Вымерла. Посты военных через каждые пятьсот ярдов — вот и все живое, что осталось в городе. Лэнс медленно ехал по знакомой дороге к Джефферсону. Он провел за рулем сотни часов, ведя машину по наезженному пути к институту, и все же сейчас не узнавал этого места.
Повинуясь неожиданной ностальгии, он выбрался из «трубы» не в Вашингтоне, а в Квантико, и там все казалось куда живее. Пробки. Куча перепуганных людей и, конечно же, военных — спокойных, по крайней мере, на вид. Пропуск ФБР не сработал, постовых пришлось нейралить, и это говорило о многом. Значит, правительство в полной растерянности и ни черта не знает, как поступить в этом случае. Президента эвакуировали неизвестно куда, конгрессмены разбежались по своим округам. ЛвЧ, в отличие от властей США, хотя бы приблизительно знали, что делать: закрыли Землю для посещения и выслали большинство инопланетян. Тех, которых смогли поймать, конечно. Осталась еще куча нелегалов. И фмеки под шумок попытались провести очередной налет, но, как обычно, провалились. Часть расстрелял спецназ, принявший их дроидов за мародеров, часть пропала в Мозаике на границе Ла Гвардиа. Теперь вместо стоянки самолетов там плескалось кислотное озеро бог весть с какой планеты. А еще многие не хотели эвакуироваться с насиженного места. Даже из-за чрезвычайного положения, в котором очутилась Земля.
Но сейчас Лэнс исполнял совершенно другую миссию. Он достал из кармана фотографию: пятеро мужчин средних лет. Они улыбались, глядя на Лэнса.
Крайний справа казался очень знакомым. Кудрявый, довольный. И наверняка чудовищно скрытный, судя по выбранной позе даже на дружеском фото. Рядом с ним каланчой возвышался сухой, неприятный тип с сигаретой. По его лицу — и его выражению — Лэнс многое мог бы сказать. О любви к власти, об одержимости контролем и другом, подобном… Говорящее лицо. Гаутама, который дал Лэнсу фотографию, зачем-то ткнул пальцем именно в него, хотя и говорил о другом, знакомом на вид, и потому Лэнс взял этого человека на заметку. Гаутама, как выяснилось, мог лгать без труда, и теперь Лэнс уделял гораздо больше внимания его невербальной мимике.
Вся ситуация связана с этим высоким, властолюбивым человеком, дымящим сигаретой на старом черно-белом фото. Вероятно.
Мужчина со знакомым лицом был отцом Ходжинса, и именно поэтому Лэнс сейчас подъезжал ко входу в институт Джефферсона. Скорее всего, остальных сейчас на месте не было: Бут наверняка с семьей, Бреннан там же, где и Бут, интерны разбежались кто куда. Энджела и Кэм скорее всего дома, с детьми, хотя насчет первой Лэнс бы не поручился. С детьми, да, но не обязательно дома. Каждый из них находился там, где чувствовал себя уверенней всего. Значит, Ходжинс наверняка был в институте. Если же его не пустили военные, тогда стоит поехать к нему домой, и это тоже недалеко.
Но с Ходжинсом лучше встретиться, когда тот будет один. Слишком долго объяснять Энджеле и Майклу о чудесном воскрешении. Слишком трудно их потом будет уговорить согласиться на нейрокоррекцию.
Лэнс припарковал дежурный «ниссан» на институтской парковке, на своем старом месте — зачем конспирация? Парковка пустовала. Ни одной машины. Но это не означало, что Ходжинса здесь не было: он мог прийти пешком, чтобы не попасться патрулю.
Универсальный ключ справился с магнитным замком на входе играючи. Пройдя через сверкающий чистотой холл, Лэнс замер, прислушиваясь к собственным ощущениям. Он вернулся сюда спустя много лет, пройдя сквозь мнимую смерть, чтобы перебраться на следующий уровень, и вот он снова здесь. Все как раньше: свет ложился теплыми полосами на блестящую плитку пола, снаружи шумели фонтаны, коридоры все так же напоминали внутренности космического корабля (дизайнеры даже не представляли, насколько угадали). Но ни охраны, ни вездесущих лаборантов. Тишина стояла оглушительная, звонкая, почти физически ощутимая.
Лэнс стукнул по полу каблуком, чтобы ее развеять, и быстро пошагал в сторону лаборатории Бреннан. Шаги гулко разносились по коридору. Теперь Ходжинс, если он здесь, услышит его приближение и как минимум заинтересуется.
С пропуском в лабораторию ключу пришлось поднапрячься, но он справился, и рамка одобрительно пискнула, выдав зеленый сигнал. Лэнс обошел подиум (на котором появилось несколько новых приборов: наука явно не стояла на месте) и направился к кабинету Ходжинса. Когда-то раньше, еще до прихода Лэнса в Джефферсон, там работал Закария Эдди, интерн доктора Бреннан. Ходжинс очень не хотел занимать кабинет друга…
Лэнс остановился в дверях. Ходжинс сидел за столом, сложив руки перед собой, и таращился на него, словно на привидение. В общем-то так и было. На лице Ходжинса отразилась сложная и одновременно элементарная, уровня базового учебника по психологии гамма чувств: узнавание, недоверие, сомнение, страх.
— Это я, Джек, — сказал Лэнс, чтобы не затягивать драматическую паузу, совершенно ненужную сейчас.
Ходжинс удивительно быстро вернул самообладание, хитро прищурился и произнес:
— А я-то думал, что ты умнее, парень. Серьезно? Черный костюм? Чем они тебя купили? Что предложили такого, что ты не устоял?
— Ксенопсихологию и приключения, — ответил Лэнс примирительно. И честно. Врать сейчас не имело смысла.
— А что ж еще. Явно не секретные технологии и не данные про НЛО в пятьдесят седьмом. И давно ты там? Да что я спрашиваю. Кого нашли на стоянке? Твоего клона? Или это был андроид? Кого мы, блин, похоронили тогда?
Лэнс медленно и глубоко вздохнул, пытаясь справиться с эмоциями. Он говорил Гаутаме, что ничего не выйдет, и что не стоит ворошить старые угли, но тот настоял, и теперь приходилось отвечать на неудобные вопросы. Даже если потом стереть Ходжинсу память, все равно эти вопросы останутся и будут мешать, царапать, напоминать о прошлом.
— Это клон, — ответил наконец Лэнс. — С определенной программой действий.
Ходжинс переплел пальцы, откинулся на спинку кресла и окинул Лэнса подозрительным взглядом.
— Ну и зачем ты здесь, после десяти лет небытия? Эти ваши там, на орбите, небось последние штаны от страха потеряли, а? С чего вдруг тебя отправили ко мне? Только не говори, что соскучился и решил меня просто так навестить.
— Консорциум, — сказал Лэнс.
Ходжинс моментально выпрямился, сел ровно, словно линейку проглотил.
— Ну? Говори!
Лэнс подошел к столу и, словно демонстрируя удачную комбинацию в покере, положил на него фотографию, которую дал Гаутама.
Ходжинс покосился на нее, но ничего не сказал.
— Мне нужно связаться… нужен постоянный контакт с тем, кто сейчас представляет Консорциум на Земле, — сказал Лэнс.
— И что, у Людей в черном его нет, хочешь сказать? — поморщился Ходжинс.
— Сейчас нет. Раньше был. Через этого человека, — ответил Лэнс и указал на высокого с сигаретой, совершенно уверенный, что не ошибается. Ходжинс спокойно кивнул, значит, действительно, так и было. — Но он наверняка уже давно умер. С кем мне связываться теперь?
Ходжинс улыбнулся в бороду и сказал:
— Хочешь, покажу тебе фотографию со всем земным Консорциумом? Эксклюзивный снимок, которого нет ни у кого больше? Да чего я спрашиваю.
Он взял со стола старый, видавший виды айфон едва ли не седьмой модели, поднял его, скорчил рожу и сделал селфи.
— Вот! Единственный и неповторимый человек, представляющий Консорциум на Земле! — Ходжинс яростно оскалился, не сводя с Лэнса глаз, и протянул ему телефон. — Твое сложное комм-устройство принимает блю-туз? Могу переслать.
Лэнс пожал плечами и сел на стул, стоявший с другой стороны стола.
— Ты постарел, — безжалостно констатировал Ходжинс, — и потолстел. Или это называется «заматерел»? Нет больше вашего Консорциума. Были, да сплыли. Земля как плацдарм для колонизации их больше не интересует.
Лэнс улыбнулся.
— Ты всегда рассказывал нам про правительство и про другое чистую правду, — сказал он, — но никто тебе не верил, так что ты и дальше мог говорить свободно. Очень удобно.
— Это мой отец крутил с ними шашни, — бросил Ходжинс. — Это ему хотелось сунуть пальцы во все пироги. Дед этого терпеть не мог, и я тоже. С детства ненавижу всякие шпионские игры. Но пришлось.
Он замолчал, словно боялся сболтнуть лишнего. Лэнс понимал, что Ходжинс сказал далеко не все, и вытянуть из него правду не получится. Но Гаутама поставил точную задачу, и он надеется, что у Лэнса выйдет, потому что больше некому. Это, конечно, не единственный шанс узнать, что именно творится на Земле, но один из немногих. Судя по досье, Консорциум был инопланетной организацией, нечто вроде теневого земного правительства, которое то пыталось продать Землю враждебным инопланетянам, то наоборот, предотвратить захват. Логика их поступков и мотивов ускользала от Лэнса.
И, кажется, Гаутаме просто хотелось возобновить старые контакты, которые он растерял. Он без сомнения знал курильщика с фотографии. Кроме того, Гаутама пошел на уступки и взял агента Икс с собой в Кардифф: такого напарника и врагу не пожелаешь. Передышка, хоть и короткая. Возможно, это обычная манипуляция, но…
— Так что вот он я, Консорциум, и если что, придется тебе общаться со мной, но я нифига не в курсе, дружище, что это за ерунда творится, — продолжал Ходжинс. — Если и вы не знаете, то все очень печально. Хорошо верить, что кто-то там, наверху, знает правду и скрывает ее. А если никто ее не знает? Никто ничего не контролирует? Как тогда? Пойми, это…
Лэнс молча слушал, и вдруг его осенило. Словно лампочка в голове зажглась.
— Ты сказал, единственный человек, — перебил он монолог Ходжинса. — Человек. Значит, есть и другие? Инопланетяне?
Тот посмотрел на него исподлобья и процедил:
— Ну, допустим, есть.
— Сколько их?
— Один, представь себе. И его нет сейчас на Земле. Зажигает где-то в галактике с такой прикольной чернявой девчонкой. Может, даже автостопом катается. Читал Дугласа Адамса?..
— Стоп, — сказал Лэнс. — Ты можешь с ним связаться?
Ходжинс молчал почти минуту. Потом расплылся в улыбке, сверкнул ярко-голубыми глазами.
— Только если ты, парень, пообещаешь не стирать мне память. Я знаю, как вы это делаете: такими ручками со вспышкой. И от нее защищают… — он полез в ящик стола, — защищают темные очки. Вот.
Он надел радужно-голубые «авиаторы» и улыбнулся шире.
— Ладно, — сказал Лэнс примирительно, хотя эти очки не защитили бы от нейрализатора: пластик, не стекло. — Я и так не собирался… Нет, собирался изначально, но сейчас пришел к другому выводу. Только ты тоже должен пообещать мне, что никому не расскажешь о том, что я жив. Особенно Энджеле. Остальные пропустят твою болтовню мимо ушей, но не она.
— Ты не спрашиваешь о Дейзи, — медленно отозвался Ходжинс, — значит, следишь за ней и твоим сыном. Черт. Тяжело так жить, наверное. Не могу понять, как ты согласился.
Лэнс зажмурился. Вопрос не застал его врасплох, но он так и не придумал, как на него ответить.
— Это был трудный выбор, — сказал наконец он.
— Окей. Я не скажу, обещаю. — Ходжинс подобрал «айфон» и набрал номер: кажется, на быстром дозвоне. Потом поднес трубку к уху и внятно, четко произнес: — Кальвин вызывает папу Легбу.
Лэнс очень постарался не выказать удивления. Вместо того, чтобы вытаращить глаза или хотя бы покачать головой, он кивнул и профессионально улыбнулся. Ходжинс, кажется, его раскусил, потому что сказал:
— Кальвин — это из старого комикса.
Он положил «айфон» на стол, и в тот же момент аппарат звякнул, принимая сообщение. Ходжинс открыл его и протянул Лэнсу.
— Вот. Запиши. Можешь позвонить по этому номеру… он будет действовать еще часов десять, может, двенадцать. Потом придется запрашивать новый. Но тот, кто тебе нужен, или возьмет трубку, или перезвонит потом, даже спустя десять часов. Не уверен, что он согласится помочь.
— Он называет себя папой Легбой? — уточнил Лэнс и сфотографировал номер, длинный и без сомнения межпланетный.
— На самом деле, дружище, я надеюсь, что он тебе вообще не ответит, — сказал неожиданно серьезным тоном Ходжинс. — Потому что все, кто с ним знаком, очень плохо заканчивают. Он выжмет тебя, выкрутит и бросит, и твоя хваленая спецслужба не поможет. Все только и будут ему кланяться.
— Но зато с проблемой разберется, так? — спросил Лэнс, вставая. Ходжинс тоже поднялся.
— Не знаю. Может быть. А может, просто сбежит. Он трус, как бы ни пыжился. Ну, бывай.
Он протянул руку, и Лэнс пожал ее. Потом развернулся и пошел к дверям. Ходжинс не стал его провожать, сел за стол, взял фотографию. Лэнс решил оставить ее: все равно это была только копия.
— Погоди. С какой он планеты? — Он остановился на пороге, вспомнив кое-что, о чем не спросил. Это было важно знать: психология разных видов существенно отличалась, и уговаривать помочь требовалось разными способами, иногда диаметрально противоположными.
Ходжинс поднял голову.
— Он гуманоид. Выглядит совсем как человек, только очень сильный и… — он защелкал пальцами, пытаясь подобрать нужные слова. — Точно не уверен, но при мне как-то раз упоминали слово «Галлифрей», говоря об этом типе. Я никогда не слышал о такой планете, или системе, или местности, но, кажется, он именно оттуда.
Лэнс кивнул и закрыл за собой дверь.
Обратно он шел гораздо медленнее и тише, стараясь не топать. Номер коммуникатор преобразил в цифровой формат и теперь предлагал набрать его. Лэнс шевельнул пальцем, но так и не решился нажать вызов. Вместо этого он включил поиск по базе данных и набрал «Галлифрей».
«Планета Галлифрей, — услужливо выбросила на экран база, — расположена в созвездии Кастерборус, звездные координаты 10-0-11-00:02 от галактического центра. Планета населена разумными формами жизни гуманоидного типа. Общество строго классовое, разделено по степени генетической модификации. Жители планеты называются галлифрейцами, высокомодифицированный высший класс носит название «повелители времени» или «таймлорды». В настоящее время планета Галлифрей уничтожена или считается таковой. Представители вида, находящиеся в розыске: … ».
Дальше стояла плашка секретности: для того, чтобы получить расширенную информацию, требовалась идентификация. Лэнс прижал к экрану большой палец. Коммуникатор пискнул, но этого оказалось мало.
Тогда, наверное, из чистого хулиганства, а может, из обиды Лэнс вернул окно с номером и нажал вызов.
Звонок сорвался. Линия оказалась занята.
Лэнс спрятал коммуникатор и пошел к выходу. По дороге его неотвратимо преследовало чувство, словно кто-то пристально пялится ему в затылок, но сколько бы Лэнс ни оборачивался, он никого не видел. И сканер молчал. Ощущение чужого взгляда никуда не делось и снаружи, но Лэнс решил не морочить себе голову. Ближайший туннель, ведущий в «трубу», прятался в квартале отсюда. А «ниссан» отгонит на стоянку кто-нибудь из стажеров.
Спал Клайд плохо. Из-за отвратительно неудобной кушетки в Хабе или из-за Джека, который носился туда-сюда и шумел дверью — разницы никакой; часы на стене показывали пять утра. Клайд зевнул так широко, что заболела челюсть, поднялся и подошел к терминалу. Тишь да гладь. Крайчек, в отличие от него самого, мирно спал в своей камере, натянув кожанку на голову. Дохлые уивилы, которых они с Энди вчера, а может, и сегодня затаскивали в одну из дальних камер, лежали бессильной грудой, словно жертвы концлагеря. Неприятное зрелище — синие робы уивилов выглядели сейчас формой то ли телефонистов, то ли уборщиков; как будто Большой брат выбрал объектом своего внимания каких-то невинных пролов и ткнул в них пальцем. Классовый геноцид.
Клайд сдвинул показатели камер на второстепенные мониторы и вызвал сводку новостей. Переполох в провинции Хэбей. Правительство США закрыло границы и объявило чрезвычайное положение. Цунами у берегов Ньюфаундленда. Экстремальные шторма. Изменение донного рельефа: нефтяной танкер налетел на скалы там, где их в помине не было. Находились и хорошие новости: одна из крупных повстанческих группировок объединенной Кореи, грозившая доставить и взорвать «грязную» бомбу в районе Сеула, исчезла без следа.
Земля превратилась в площадку для игры. В мозаику или в паззл, сложно сказать. Кто-то без всякой системы вынимал фрагменты поверхности, заменяя их чем-то другим. С неизвестной целью.
А Разлом оставался закрытым и мертвым.
За спиной зашумело, Клайд резко обернулся, но это был всего лишь Джек, появившийся из-за дверей, ведущих в турагентство. Встрепанный, свежий, как огурчик, хотя на его лице, обычно веселом, застыла озабоченность.
— Вот! — Не тратя время на приветствия, Джек вытащил из кармана непонятный прибор, разложил его: выдвинул экран, развернул пульт, — и протянул эту внушительную штуку Клайду. — Биосканер. Каждый раз, когда я буду входить в Хаб, проверяй меня тщательней тщательного. При любой сомнительной ерунде убей меня, выбрось наружу и запечатай Хаб.
Клайд вытаращил глаза. Инопланетный сканер оказался еще и адски тяжелым, и он перехватил его поудобнее.
— Что?..
— Что слышал, — перебил его Джек. — Видишь, тут он включается. Начинай с головы. Ты поймешь, как он работает.
Клайд повернул довольно кустарно приляпанный к пульту рубильник и навел прибор на Джека.
— Почему я, а не Энди? — спросил он, глядя на строку показателей внизу экрана: пульс, температура тела по неизвестной шкале, еще что-то… Поймет он, как же.
Джек солнечно улыбнулся, стоя перед ним наизготовку.
— Я тебе не нравлюсь, — не задумываясь, ответил он, — и ты не станешь колебаться.
Клайд оторвал взгляд от экрана. Джек смотрел прямо ему в глаза и все так же лучезарно улыбался.
— Ты считаешь, что я смогу пристрелить тебя просто так, ага?
Злость нарастала постепенно, исподволь, сочилась по капле, как вода из протекающей трубы. Сканер выдавал новые и новые порции данных под медицинскими картинками костей и внутренностей в разрезе. Строчки ползли торопливо, пытаясь удрать с экрана.
Джек покачал головой.
— Нет. Но Энди точно не сможет.
— Он коп. Его тренировали стрелять в людей.
В ботинках Джека прятались обычные ноги. Наверное, доктор Эдди назвал бы все кости в его ступнях правильно. Клайду было плевать.
Джек перестал улыбаться.
— Мы слишком давно знакомы и работаем вместе. Энди, — с нажимом произнес он, — меня знает. Врачи не могут оперировать друзей и…
Клайд пожал плечами и повернул рубильник сканера. Ничего.
— Окей. Ты чист. Чего мне стоит ожидать, бомбу?
— Бомбу, жучки, что угодно, — быстро ответил Джек. Он ввел комбинацию, и круглая, тяжелая дверь, ведущая в основные помещения Хаба, откатилась в сторону. — Ты видел новости? Это, конечно, не так зрелищно, как говорящие хором дети, но от правительства можно ожидать чего угодно.
Он кивнул, приглашая идти следом, и пошагал по коридору. Проглотив вопрос про кофе, Клайд поспешил за Джеком.
— Что ты знаешь про Комитет? — спросил, не оборачиваясь, Джек.
Клайд нахмурился. Раньше можно было бы спросить мистера Смита, и он рассказал бы гораздо больше, чем стоило ожидать, но после смерти Сары Джейн мистера Смита забрал ЮНИТ; компьютеры же Торчвуда были обычными машинами, без намека на ИИ, даже прогностический модуль, построенный неизвестным компьютерным гением.
Но что-то о Комитете Клайд все-таки слышал. Как минимум вчера.
— Это инопланетная организация, пытающаяся контролировать Землю? — уточнил он и, кажется, попал в цель. Джек кивнул и остановился, повернувшись к Клайду лицом, прямо у лестницы, ведущей в главный зал. Он казался спокойным, но пальцы сжались на поручне перил до белизны крепко.
— Обеспечь запись в конференц-зале и подготовь короткий синопсис по Комитету, — сказал он. — Мы ждем делегацию. Их главному — кофе со сливками и сахаром, остальным подай черный. Они оценят. — Джек коротко рассмеялся и побежал вниз. Зал пустовал: Энди, наверное, спал где-нибудь, в одном из подсобных помещений. Или уехал по делам.
Сладкий кофе со сливками и черный. На сколько человек? Джек не сказал, но эспрессо заварить нетрудно. Сложнее будет с Комитетом… что можно упоминать? Уровень секретности?
Клайд уже собирался спросить об этом склонившегося над модулем Джека, но в тот момент раздался знакомый и тревожащий звук. Нежный стон. Песни несуществующих китов.
Джек вскинулся и завертел головой. Он тоже услышал и, кроме того, наверняка знал, что этот звук означает, в отличие от Клайда.
— Кофе, — сказал он, глядя в сторону. — Один со сливками, и… четыре черных.
Из-под галереи вышел человек в черном костюме. Редкие рыжеватые волосы, широкоплечий. Не тот, который таинственно появился в доме Крайчека и в Хабе ночью, хотя сверху Клайд мог видеть только его макушку.
— Ну привет, — сказал, широко и, кажется, счастливо улыбаясь, Джек. — Решил все-таки познакомить меня с семьей?
В зал вышли, как и стоило догадаться, еще четверо — трое женщин и один парень, тощий и совсем молодой, младше Клайда. Одна из женщин подняла голову, осматриваясь, и Клайд встретился взглядом со старой знакомой.
— Мария! — радостно воскликнул он.
Остальные тоже подняли головы, а Мария помахала ему. Вот, кстати, обувь! Но нет, никаких «лодочек» и узких юбок. На ней были «оксфорды» без каблуков и вполне удобный брючный костюм, черный, как китайская тушь.
— Привет, Клайд! — отозвалась она. — Зови меня «агент Эм», чтобы не нарушать протокол.
Джек бросил на Клайда выразительный взгляд и произнес, обращаясь к незнакомому агенту:
— Тут ведь все свои, правильно?
Вместо ответа агент поправил браслет часов. Его рыжеватые волосы исчезли, голова стала раза в два больше, и по пропорциям агент напоминал теперь персонажей «Алисы», нарисованных Тенниелом. Череп исчез вместе с волосами. Нет, не исчез: открытый мозг охватывали «ребра жесткости», края позвонков торчали из потемневшей кожи на затылке, а там, где у обычных людей находились уши, дрожали толстые щупальца.
Как в плохом аниме, агент превратился в монстра с тентаклями, но Клайд не испугался и даже не особенно удивился. Слишком много всего сразу. Эмоции погасли, как будто включился предохранитель и заблокировал их, чтобы не случилось замыкания. Но агент… Клайд не мог отвести глаз от блестящего, словно лакированного мозга и от щупалец. Вот он, классический инопланетный злодей! Таких, кажется, никто не рисовал. А какое у него лицо? Черепаший клюв, огромные черные глаза? Если агент поднимет голову…
— Клайд! — Джек вывел его из задумчивости. — Кофе. Синопсис можешь не делать. Идемте, я проведу вас в конференц-зал.
Четверо — женщины и злодей — направились за Джеком, парень же подошел к модулю и с интересом уставился в экран. Его длинные светлые дреды казались еще одной версией щупалец. Кто знает, может, под этой личиной тоже скрывался инопланетянин с тентаклями? Клайд, не отрываясь, смотрел на него, и парень поднял голову.
Глаза у него были пронзительно-серые. Светлые. В белых ресницах. Такого цвета трудно добиться без графического редактора, почти невозможно.
Клайд шагнул назад, развернулся и поспешил обратно, к своему посту. Он не мог понять, что именно его так напрягло, и злился на себя еще сильнее. Подумаешь, инопланетяне. Подумаешь, Люди в черном. Доктор Эдди и тот интереснее, чем американские конкуренты. Включив запись в конференц-зале (запись с камер и без того велась постоянно, но так будет выше разрешение плюс появится звук), Клайд подошел к кофемашине. Сливки и сахар; может, подать сливочник отдельно? Черт, как же раздражала необходимость изображать Дживса в этом полном Вустерами подвале! Клайд раздраженно отмерил кофе для эспрессо, вставил шайбу в паз и включил заваривание. Сейчас опять завоняет, куда деваться.
Заварив все-таки латте, Клайд поставил чашки на поднос и отправился в конференц-зал.
— …молчит, — сказал Джек, сидевший во главе стола, хоть и не с той стороны, где обычно, и обернулся на звук открывшейся двери. — Знакомьтесь, это Клайд Лэнгер, наш офис-менеджер и логистик.
Все сидевшие за столом как по команде повернулись к нему. У «злодея», который сидел напротив Джека, не оказалось черепашьего клюва. Носа, кстати, тоже, и глаз был только один. Энди, старательно сдерживая зевоту, устроился на стуле рядом с Джеком. Ага, значит, останется без кофе.
Клайд расставил чашки по столу, стараясь не расплескать, и пошел к выходу. Наверняка его тут не ждали. Все самое интересное предназначалось не ему. Это не беготня за уивилами и не составление маршрутов. И не пицца. Зачем Клайд? Клайд не нужен.
— Останься, — сказал Джек ему в спину. — Совещание общее.
Клайд замер и сел на первый подвернувшийся стул у стены.
— В моем распоряжении есть человек, который может с ним связаться по своим каналам. Не сам, через посредника. — Одноглазый инопланетянин вытащил из лежавшей перед ним папки фотографию и толкнул ее на середину стола. Черно-белую. Джек придвинул ее к себе. Клайд не мог разглядеть, что на ней, хоть и приподнялся, чтобы было лучше видно. Какие-то люди, вроде бы.
— А тебе он не отвечает? — спросил он. — Обижается?
Щупальца на голове инопланетянина дернулись, и тот сухо ответил:
— Не отвечает.
— Думаете, в ситуации может быть виноват наш спонсор? — спросила одна из женщин, светловолосая и миловидная, с очень «американским» маленьким носиком и открытой улыбкой. Черт, неужели и она — монстр с тентаклями? Нет, вряд ли. С ними ведь Мария, она-то настоящая.
Джек пожал плечами.
— Я не могу отвечать за поведение его прошлых воплощений, — сказал инопланетянин. — Но не думаю, что он затеял такое, даже из мести. Он слишком привязан к этому месту и к этой эпохе. Наше экспертное мнение: это энергетические сверхсущности. Стражи, как их еще называют.
Парень в дредах смотрел в потолок, словно вся ситуация казалась ему до смерти унылой. Клайд только сейчас заметил, что он единственный не носил черного костюма. На нем была надета мятая хламида, по цвету точь-в-точь как робы уивилов, и светлые джинсы.
— Мы проводим анализ ситуации и ищем закономерности в подмене, — сказала третья, самая взрослая из женщин, коротко стриженная и бледная. — Но пока не можем найти. Схемы совершенно хаотичны. Наш аналитик считает, что никакой закономерности попросту нет.
— Это совершенно очевидно, — вставил парень с дредами. Видимо, он и был аналитиком. Привилегии специалиста, все такое. Можно без дресс-кода и в кедах.
— Вы просто не умеете мыслить нелинейно, — довольно улыбаясь, сообщил Джек. Кажется, он метил своей колкостью в одноглазого — и попал: тот зашевелил щупальцами и упрямо вздернул острый подбородок. Подбородок! Клайд замер. Это же тот самый агент, которого он уже видел. Наверное, у него целый набор внешностей, на каждый день недели новый. Это совершенно точно можно было вставить в комикс, но, наверное, в другой. Слишком много пассионариев для одного сюжета. Как же Крайчек называл этого агента? Буддистское что-то… Сиддхартха?
— Перебираете все варианты, но здесь нужен не анализ, а синтез. Консерваторы и формалисты, почти как ваши прародители, — добавил Джек, не сводя глаз с… блин, да как же его?
— Эй, полегче! — возмутилась Мария. — Закономерность есть: из всех вариантов в конкретной местности исчезают наименее населенные места.
— Это всего лишь догадки, мистер Харкнесс, — сказала старшая, — и мы не можем доказать, что критерий именно такой.
А ведь Мария права. Клайд переплел пальцы и наклонился вперед. Мария — умница, она почти никогда не ошибалась. Даже в Кардиффе исчезло здание, в котором никого никогда не бывает, закрытое на реконструкцию много лет назад. В Китае, в одной из самых густонаселенных провинций пропал завод — причем ночью, вероятно, в пересменку. Если проверить все… но как проверишь? Это происходило постоянно. Может, в следующий раз исчезнет место, где находится Хаб? Их всего трое… четверо, если считать Крайчека.
— Мы должны выработать общую линию поведения, — мрачно произнес их главный. Его лицо завораживающе походило на человеческое, даже с учетом одного глаза и щупалец. Нет, злодей из него не выйдет, как бы ни хотелось использовать такую классную фактуру. Он искренне переживал, и это было ясно — даже с непривычной мимикой. — Правительство страны, в которой базируется наш главный штаб, закрыло границы, и мы не будем этому препятствовать. Наоборот, мы лоббировали это ограничение. Земля на данный момент закрыта для посещения, и мы рекомендуем вам… — Одноглазый раздвинул тонкие губы в улыбке. — Впрочем, вы и так отстреливаете всех, кто к вам попадает.
— Мне так не хватало твоего сарказма, Гаутама, — парировал Джек и наклонил голову. Выглядело… кокетливо, впрочем, от Джека всего можно ожидать, даже флирта с представителем ЛвЧ.
И точно, его имя Гаутама. Агент Гаутама, инопланетянин с тентаклями? Потрясающая ирония.
Неожиданно вклинился Энди:
— Кого это вы только что упоминали? И почему нам понадобится именно он, а не Доктор?
На лицах гостей застыло одинаково непроницаемое выражение. Только Мария бросила на Клайда быстрый взгляд через плечо и коротко улыбнулась. Клайд подмигнул ей.
Но Джек медленно покачал головой.
— Нет, Доктора звать нельзя. Не имеет смысла. Он опоздает, как минимум. Как максимум… — Он осекся, рассмеялся и хлопнул ладонью по столу. — Что будем делать с ЮНИТ?
— Стоп! — сказал парень в дредах, выпрямился и, медленно повернув голову, уставился на Клайда. — Пока вы тут разбираете чрезвычайно важные проблемы, мне нужно решить совсем небольшую. Ты — тот самый Клайд Лэнгер, который сотрудничал с Сарой Джейн Смит?
Джек одобрительно прикрыл веки. Как будто Клайд ждал его позволения!
— Да, это я, — твердо ответил он.
— Тогда именно ты мне и понадобишься, — продолжил парень и, неловко оттолкнувшись от стола ладонями, встал.
— Иди, — разрешил Джек, но Клайд уже повернулся к нему спиной. Парень вышел следом, прикрыл дверь и остановился, внимательно его разглядывая. На этот раз его взгляд не напрягал так сильно, хотя и казался не слишком… нормальным. Привычным. Странно: в парне не скрывалось ничего сверхъестественного — обычное лицо, симпатичное, но не красивое: пухлые капризные губы, светлые брови, веснушки на прямом носу. Такие лица тоже сложно рисовать — слишком соблазнительно скатиться в банальность.
— Где Зак? — спросил парень, и Клайд растерялся. Зак? Какой еще Зак?..
— Он у вас еще работает? Работал? Судя по временному промежутку, должен, — продолжил парень.
Вот блин! Это же доктор Кости! Его звали Закарией.
— Работает… э-э-э… сейчас его нет. Не знаю, где он, — ответил Клайд.
— Ладно. Значит, я не ошибся периодом.
Клайд поднял брови, но ничего не сказал. Гости из ЛвЧ, один страннее другого.
— И мой прогностический модуль все еще действует! — продолжил парень и неожиданно захихикал тонким голосом. — Я был уверен, что вы сломаете его в первые же месяцы.
— Ты работал на Торчвуд! — воскликнул Клайд. — А теперь переметнулся к ним? Там что, настолько больше платят?
Парень обдал его концентрированным высокомерием. Надменность у него получилась великолепно, невзирая даже на одежду с бору по сосенке.
— Я независимый специалист. Это мой личный выбор. У меня есть свобода выбора, и я ею пользуюсь, — сообщил он.
— Безмерно рад за тебя. Так чего ты хотел вообще?
Парень отбросил упавшие на лицо дреды и, опершись спиной о стену, скрестил руки на груди.
— Сара Джейн Смит использовала ИИ инопланетного происхождения и собаку-робота.
Клайд медленно кивнул. Это был не вопрос.
— ИИ был передан в собственность межправительственной земной организации ЮНИТ.
— Ага.
— Собака-робот. Где теперь находится собака-робот?
Клайд хотел ответить «Не знаю», но осекся. Во взгляде аналитика можно было заморозить индейку. Как в жидком азоте. И выражение его лица… Оно было таким…
Нечеловеческим.
— Сними свою маску, тогда скажу, — буркнул Клайд.
— У меня нет маски, — без улыбки ответил парень. — Это настоящее тело. Настоящее лицо.
— Но ты не человек.
— Конечно, нет.
Клайд выдохнул. Значит, не показалось.
— Зачем тебе К-9?
Инопланетный парень смотрел на него немигающим взглядом.
— Ты можешь сам сделать выводы. Мне незачем объяснять тебе очевидные вещи.
— База данных, — предположил Клайд, не задумываясь. — И, раз уж мы не можем привлекать Доктора… почему, кстати, ваши так против?
— Этот вопрос задает мне человек, работающий в организации, основной целью которой было найти и обезвредить Доктора, — насмешливо отозвался парень, оттолкнулся от стены и встал ровно. — Люди в черном тоже считают Доктора угрозой. Его можно использовать для решения проблем, но некоторые он только усугубит. Например, ту, с которой мы столкнулись. Так ты знаешь, где собака?
Клайд прикусил нижнюю губу, но тут же отпустил, боясь, что это покажется ребячеством. Нет, правда, как он забыл про К-9? Это же идеально! Мистер Смит может дать совет, найти информацию, взломать сеть, но на все это способен и К-9, который, к тому же, мобилен! Ему известно то, чего не знает ни один компьютер на Земле, если не считать парочки инопланетных.
— Я сам заберу К-9 оттуда, где он находится, — твердо ответил Клайд. К-9 был у Люка, когда тот отправился на учебу, наверняка и сейчас при нем, где бы тот ни находился. Люк поймет и поможет, если что. Это был долгожданный повод встретиться, который не выпадал уже десяток лет.
Его собеседник криво усмехнулся и развел руками.
— Ты не сможешь этого сделать, — ответил он. — По моим данным, Люк Смит вернул оригинальную собаку Саре Джейн прямо перед ее смертью. Собака спрятана… кажется, там фигурировала черная дыра?
Раздражение колюче плеснуло в лицо.
— Раз ты так хорошо знаешь, где К-9, почему сам не заберешь его?
— Потому что собака мне не принадлежит, — просто ответил парень.
Остро захотелось вернуться в мир комиксов и издательств. К черту Торчвуд и все эти подковерные сложности! Но сейчас нужно было решать, что ответить, а этот инопланетный тип вроде бы честен.
В конце концов, Клайду не привыкать общаться с инопланетными гениями. Хотя Люк так сильно не выделывался, конечно, но, может, получится наставить и этого выпендрежника на путь истинный?
— Это в ее доме, — сказал Клайд. — На чердаке. Но я не могу все бросить и поехать прямо сейчас за К-9 в Лондон.
— Проверь. Позвони Джеку. Он разрешит, — с железобетонной уверенностью заявил его собеседник. Он даже пошел по коридору, направляясь, видимо, к выходу, но Клайд не стал за ним идти. Он снял с руки коммуникатор, развернул его и набрал Джека. Действительно, проверить не помешает.
— Алло. Джек? Этот тип с дредами хочет, чтобы я поехал с ним в Лондон. Немедленно. Думаю, это не обсуждается?
Из динамика доносились голоса. Потом послышался вздох.
— Езжай с ним, если он так хочет, — сказал Джек и положил трубку.
Клайд свернул комм на запястье. Парень стоял в конце коридора. Его улыбку можно было бы принять за гримасу, но он честно старался. Наверное, у его расы не было понятия об улыбке. Странно, но гораздо более инопланетно выглядящий Гаутама казался куда человечней.
Клайд не торопясь пошагал вперед.
— Джек разрешил, — бросил он.
— Конечно.
— Ты знаешь, где припаркованы внедорожники?
— Знаю.
— Тогда идем.
До парковки они шли молча. Клайд исподволь разглядывал своего спутника, пытаясь понять, чего от него ожидать. Он походил на клишированного компьютерщика, но выглядел слишком аккуратным для этого типажа. И эмблема на его халате — потому что хламида была именно лабораторным халатом, — казалась очень знакомой. Где-то Клайд ее видел, и совсем недавно. Нет, конечно, сложно не знать витрувианского человека, но…
А еще на руке у инопланетного гения обнаружился такой же браслет-компьютер, как и у Джека. И он открыл джип раньше, чем успел Клайд, сел за руль и завел мотор — с помощью этого прибора.
Клайд забрался на пассажирское сиденье.
— Ты ведь даже не представился. Как мне тебя называть? Агент… какая буква?
Парень посмотрел на Клайда через зеркало заднего вида и ничего не ответил. Он тронулся с места и поехал вперед, медленно, но совершенно неотвратимо набирая скорость. Вырулив с парковки, тяжелый внедорожник взревел и понесся по узкой дороге вдоль залива.
На комм, звякнув, упало сообщение. Писал Джек.
«Не давай ему садиться за руль!»
— Поздно, — пробормотал Клайд, цепляясь за ручку двери. — Что, раньше нельзя было предупредить?
— Каан. Так меня зовут. Пристегнись, — ответил наконец парень.
Им вслед кто-то истошно засигналил.
***
— Я — доктор Дженкинс, это мой ассистент, мистер Лэнгер, — с потрясающим апломбом заявил Каан. Клайд сдержал улыбку. Кого-то, наверное, этот до чертиков высокомерный и плохо социализированный тип раздражал, но ему было только забавно следить за ним.
Человек, который жил сейчас в доме Сары Джейн, мнения Клайда явно не разделял. Он разглядывал Каана с неприкрытым подозрением.
— На чердаке вашего дома могла находиться лаборатория, в которой, по нашим предполагаемым данным, проводились исследования изотопов радиоактивных веществ. Мы представляем Комиссию по борьбе за здоровье нации и собираемся провести ряд замеров, чтобы удостовериться…
— Это все, без сомнения, очень интересно, — не выдержал новый жилец, скривив длинное, лошадиное лицо в гримасе, — но, кажется, вы мне лапшу на уши вешаете!
Он хлопнул дверью. Каан неопределенно пошевелил светлыми бровями.
— Ты хочешь удивиться или нахмуриться? — спросил его Клайд, и Каан сразу нацепил безразличную маску. Тогда Клайд громко, так, чтобы слышал тот тип за дверью, заявил: — Пойдемте, профессор! Думаю, если бы в его доме и была лаборатория с полонием, он уже давным-давно бы сдох, совсем как тот русский.
Каан, может, и не умел показывать, что именно чувствует, но пас поймал моментально.
— Это не доказано, мистер Лэнгер! Этот человек мог подвергнуться радиации в малых дозах и недостаточно долго. Тогда симптомы будут развиваться постепенно: выпадение волос, снижение общего иммунитета, в перспективе — патологический рост клеток…
На клетках жилец не выдержал. Дверь скрипнула, открываясь.
— У меня выпадают волосы, — мрачно сообщил он. — За последний год куча повылезала. Вот, видите? А раньше я был кудрявым… — Он смерил их еще одним подозрительным взглядом, но, смягчившись, шагнул назад, придерживая дверь. — Заходите. Если это недолго, и…
— Недолго. — Каан что-то набрал на своем браслете, из него вырвался золотистый луч, который над его головой вдруг распахнулся, как открытый зонт, и окутал их обоих сиянием. — Защитное поле рассчитано только на двоих! Оставайтесь внизу.
В доме, конечно, все давно выглядело по-другому. Клайд думал, что ощутит ностальгию по этому месту, и действительно почувствовал ее — там, снаружи, — но здесь она незаметно прошла, словно боль, когда ударишься пальцем ноги о что-то твердое. Другие обои, другая мебель, картины, цвета… Каан пошагал по лестнице наверх, и пришлось поторопиться, чтобы не вылететь из светового кокона.
Хозяин смотрел на них снизу вверх перепуганными глазами.
— Что это такое? — шепотом спросил Клайд. На верхней площадке Каан остановился, и ему пришлось вести его дальше, к лестнице на чердак. — Ну, этот луч и остальное.
— Осветительный прибор, — коротко ответил Каан.
Межпланетный фонарик, как он сразу не догадался.
Чердак новый хозяин тоже переделал. Там теперь была музыкальная студия с кучей виниловых пластинок и старым проигрывателем — классная, наверное, но Клайд, мучительно пытаясь вспомнить, как все выглядело здесь прежде, почти не впечатлился.
— Где находится вход во внутреннее пространство с черной дырой? — спросил Каан, выводя Клайда из задумчивости. Где же была та панель? Она напоминала встроенный шкафчик, но теперь на ее месте…
Висела замазанная краской картина! Она не слишком вписывалась в интерьер — наверное, хозяин отчаялся ее снять и попросту закрасил, тоже хороший вариант, — так что, скорее всего, вход находился именно за ней. Но как его открыть?
— Вон там, — сказал Клайд, указывая на картину.
— Открой его!
— А сам почему не откроешь? Боишься? — больше желая подколоть, чем реально опасаясь трогать рамку, спросил Клайд, но Каан, как и стоило догадаться, юмора не понял.
— Страх — естественное чувство, и не стоит его осуждать, — надменно ответил он, — но я не боюсь. Вероятнее всего, ты сможешь разблокировать этот вход, а я нет.
Клайд, хмыкнув, подошел к тому месту, где висела «картина», и, протянув руку, дернул за рамку. Он был совсем не так уверен, что ему это удастся.
Но рамка коротко загудела и, отделившись от стены, открылась.
— А, так я был нужен тебе, только чтобы поработать швейцаром? — спросил Клайд, заглядывая внутрь. Там, купаясь в красноватых лучах окружающего дыру вещества, плавал К-9.
Черт, К-9! Совсем как раньше!
Клайд широко улыбнулся и помахал ему.
— Приветствую, хозяин! — послышался механический голос, К-9 завертел ушами-антеннами и завилял тонким металлическим хвостом.
— Прикажи ему покинуть пространство, — произнес за спиной Каан.
— Окей, К-9, вылезай оттуда, — сказал Клайд.
— Черная дыра снова нестабильна. Хозяйка приказала удерживать равновесие системы…
— Я стабилизирую. Я подготовлен, — вмешался Каан.
Интересно, как он это сделает? Клайд позвал бы сейчас К-9 даже из чистого любопытства.
— Бросай это дело и иди сюда.
— Повинуюсь, хозяин! — ответил К-9 и, снявшись с места, понесся к Клайду, и тот едва успел отпрыгнуть с его пути. К-9 опустился на пол, снова повращал ушами и сказал: — Пространство покинуто. Подтверждаю.
Каан подошел к открытому люку, заглянул внутрь, потом отпрянул и захлопнул его. Клайд даже понять не успел, что он там сделал.
— Все. Дыра теперь стабильна. — Каан уставился на К-9 с нечитаемым выражением. Кажется, это был интерес. — Можно, я взгляну на его схемы?
В Клайде неожиданно проснулась подозрительность.
— Зачем?
— Эту кибернетическую собаку модифицировал Доктор. Это… любопытно. Я не причиню ей вреда. Она разумна.
— Он.
— Пол не имеет значения, — изобразив улыбку, ответил Каан, и только спустя пару секунд Клайд понял, что тот шутит.
— Ха! Окей. К-9, разреши ему посмотреть твои схемы.
— Подтверждаю, — не слишком уверенно ответил тот.
Каан тут же сел, скрестив ноги, рядом с ним, протянул обе руки и быстро нажал что-то на спине. С негромким жужжанием выдвинулись две емкости, заполненные проводами и платами, и Каан с жадностью, словно Скрудж в сундук с деньгами, запустил в них пальцы. Клайд открыл рот, чтобы возмутиться, но тут хлопнула чердачная дверь.
— Так и знал, что это туфта! — возмущенно выкрикнул хозяин дома. — Про радиацию и полоний! Что вы тут делаете? Где это ваше защитное поле?
Фонарик, оказывается, давно погас.
— Сканируем, — строго ответил Каан, поднялся с пола и хлопнул К-9 по спине, уже целой и невредимой. — Но пока не обнаружили никаких остаточных следов радиации. Если вам что-либо покажется странным, сообщайте, но нам кажется, что лаборатория была не здесь. Следуй за мной, К-9. И ты, Лэнгер.
— Слушаюсь, хозяин! — ответил К-9. Клайд, уже не сдерживаясь, рассмеялся и повторил тоненьким голосом:
— Слушаюсь, хозяин!
— Выметайтесь из моего дома! — взревел жилец. — Не хватало еще ворюг в довесок к дурацкому мозаичному армагеддону! Если что-нибудь пропадет, я заявлю…
Но Клайд уже сбегал по лестнице за Кааном.
— Знаешь, а это было весело! — заявил он уже на улице, когда разъяренный хозяин запер за ними дверь и, кажется, начал набирать полицию. — Жаль, что ты больше не работаешь в Торчвуде. Энди унылый трус, а Джек попросту опасен.
Каан, не глядя на него и не сбавляя шага, покачал головой. К-9 плелся за ним как привязанный.
— Твой интеллектуальный уровень слишком низок для того, чтобы поддерживать общение. Моя работа в Торчвуде ничего бы для тебя не изменила.
— Сам дурак, — моментально ответил Клайд. — Зачем ты перепрограммировал К-9? Мог бы просто попросить.
— Ты бы не разрешил. Я просчитал ситуацию.
— К-9! Ты будешь исполнять мои команды?
— Подтверждаю!
Клайд выдохнул. Уже лучше. Он открыл заднюю дверь внедорожника.
— Залезай тогда.
Пока К-9 поднимался на магнитной подушке, Клайд еще раз взглянул на своего неожиданного спутника. Тот стоял неровно, скособочившись, как подросток, у водительской двери.
— Мы еще поглядим, у кого какой уровень, — сказал ему Клайд. — И я от тебя не отлипну теперь. Зачем ты присылал профессору кости? И чьи они вообще?
— Тише едешь… нет, — ответил Каан, — много будешь знать — скоро состаришься. Это правильная поговорка.
Жара стояла просто несусветная. Тропический остров, конечно — Алекс недолюбливал тропики еще со времен Туниса, — но дело было не только в климате. Туристы, разодетые в шорты с пальмами и гавайки кричащих цветов, тяжело отдувались и утирали вспотевшие лбы, а бриз, который, по идее, должен бы успокаивать это адское пекло, не приносил никакого облегчения.
И это напрягало еще сильнее. Алекс стянул превратившуюся в орудие пыток кожанку, перекинул через плечо и пошагал ко входу в больницу. Дорожка виляла между цветущих кустов. Если и там ничего не обнаружится, Джеку Харкнессу и всей его дурацкой тусовке придется подождать.
В конце концов, Багамы — это курорт, искать какого-то парня здесь лучше всего на пляже. Тем более, что в Торчвуде отпусков отродясь не водилось. Так же, как и нормированного рабочего дня, медицинской страховки и личной жизни.
Оглядевшись на всякий случай, Алекс вытащил сканер. Нажал на кнопку и скривился: все то же самое. Никакого отклика. Стрелка, которая должна была указывать направление, металась из стороны в сторону, а сам прибор надсадно пищал, так что Алекс выключил его от греха подальше. Сложная инопланетная игрушка, настроенная на временные аномалии, упорно отказывалась работать с того самого момента, как Алекс высадился на остров Кэт, поэтому пришлось по старинке — ловить рацией волну местной полиции и отслеживать смертельные случаи.
Потому что Терри Донлан, неудачник, прошедший через Разлом год назад, прежде чем покинуть Кардифф, прожег стену, вскипятил кровь случайной медсестре и исчез в неизвестном направлении.
Теперь уже, правда, известном. Вот в этой самой больнице, в морге, лежало тело еще одного неудачника, правда, сгоревшего до угольков. Тотальное, можно сказать, невезение. Местные копы нервничали и искали маньяка-пиромана, но тщательно скрывали всю подноготную. Курорт! Массовые смерти? Ерунда! Эти местные паскуды больше всего на свете боялись потерять туристов, и потому о Донлане молчали — и будут молчать до последнего.
В прежние времена идеально было бы подкинуть пару зацепок Малдеру, предоставив ему искать остальное самостоятельно, понаблюдать за ним со стороны, а потом стереть лишние следы и воспоминания. При подобном раскладе оставалось лишь следить, чтобы тот, несмотря на все свое рвение, все-таки не помер или не покалечился. Жаль, что сейчас такого сделать было категорически невозможно. Все-таки нормального доступа к информации из источников ФБР очень не хватало. Торчвуд, конечно, предоставлял кучу технологических новинок, но сейчас Алексу больше всего хотелось выяснить, почему Джек не поехал сюда сам.
Только он мог позволить себе сгореть дотла несколько раз подряд. Остальным подобная роскошь и не снилась. Самому Алексу тем более.
Наверное, работа в Торчвуде — на самом деле тихая гавань, если сравнивать с прошлым, — ослабила его бдительность, потому что когда из-за угла появился человек в черном траурном костюме и темных очках, Алекс не отошел сразу назад, немедленно, сделав вид, что больница интересует его меньше всего, а на пару секунд замер на месте. Физиономия человека казалась смутно и до ужаса знакомой. Нет, он точно видел этого типа впервые, но…
Может, у Курильщика было больше двух сыновей?
Этот был темноволосый — темнее, чем Малдер и Джеффри Спендер, — но характерный изгиб губ, овал лица… Алекс задержал дыхание и шагнул назад, и тогда человек выкрикнул:
— Стой! — и замолчал, как будто до него дошло, что это худший способ кого-то задержать.
Пара секунд задержки сыграла с Алексом очень злую шутку. Бежать? Он сделал еще один шаг, и тогда человек сунул руку во внутренний карман пиджака. Вот черт. Черный костюм, галстук, как у гробовщика, и очки означали только одну организацию. Даже в ФБР носили цветные галстуки, а этот был одет, как хозяин похоронного бюро. Они все так одевались.
Алекс улыбнулся, скаля зубы, и поднял руки.
— Ты мне сканер сломал, — сказал он. В больнице теперь ловить было нечего: агент сто процентов стер память всему персоналу и забрал документы. Про сканер Алекс, конечно, сказал наугад, но, видимо, попал в точку, потому что знакомо-незнакомый агент крепче сжал губы и конвульсивно дернул подбородком.
Его лоб был совершенно сухим. Вот ведь повезло мерзавцу с терморегуляцией.
— Проблема с горячими сердцами и кровью, кипящей в жилах? — добавил Алекс, на этот раз не пытаясь угадать. Наверняка ЛвЧ прислали агента сюда за тем же, что и Торчвуд — самого Алекса.
— Что ты об этом знаешь? — хмуро спросил агент и осторожно вытащил руку из-за лацкана. Пустую, к счастью. Не стал доставать оружие или сверкающую штучку для стирания памяти: и то хлеб.
— Мы меняемся, — Алекс опустил руки: нелепо стоять вот так. — Информация на информацию. Я не обязан отчитываться и даже останавливаться не был обязан. Но ты же все там подчистил, верно?
Голос агента, хрипловатый, с немного странной артикуляцией, тоже казался смутно знакомым. Хотя это как раз ничего не значило.
— Разумеется, — ответил агент. — У них была история болезни. Совсем не связанные случаи, но это интересно. Там теперь ничего нет и никто ничего не помнит, конечно, — он кивнул в сторону больницы, — но ты, наверное, знаешь, кого именно надо искать?
Отличный ответ без ответа. Интересно, их специально так тренируют? Даже политик не справился бы лучше. Алекс внутренне усмехнулся и решил, что ему придется очень постараться, чтобы сказать что-то столь же общеизвестное и бесполезное для дела. Он развернулся и пошагал прочь от больницы, кивком пригласив агента пойти за ним. В крайнем случае, по дороге можно будет убежать через кусты.
Почему-то вспомнился Курильщик с его неторопливыми прогулками и разговорами — правда, с Алексом он так не прогуливался и не говорил, с тех пор, как…
Учиться, так у лучших, правда?
— Белый мужчина от двадцати до сорока лет. Европеоид, с незалеченными детскими психологическими травмами, — сказал Алекс, внимательно следя за лицом агента. — Возможно, опасен.
Агент и бровью не повел. И не только бровью: его лицо казалось до странного безразличным, почти неживым, и Алекс внутренне похолодел. Может, это вовсе не агент, а клон пришельцев? Или суперсолдат? Нет, они вполне нормально моргали и шевелили губами.
— Это я и сам знаю, — отрезал агент. — Детские травмы меня не интересуют. Его зовут Джордан Фостер, двадцать три года, госпитализирован с бредом и температурой пятьдесят три градуса по Цельсию. Он должен был умереть, в больнице решили, что сбоит техника. Он сбежал из больницы неделю назад. Мне нужно знать, что именно он из себя представляет.
Алекс покосился на агента. Дорожка вынырнула из рододендронов, вливаясь в серый, потрескавшийся тротуар. Агент остановился, и Алекс последовал его примеру.
— Ему двадцать, температура тела обычная и зовут его Тедди Донлан. Обследования не выявили никаких аномалий, — сказал он, на секунду замолчал. Стоит, не стоит спрашивать? А, пускай. — Откуда ты меня знаешь?
Очки на невозмутимом, как у истукана, лице агента отразили солнечный луч, неприятно блеснули.
— Торчвуд, — утвердительно произнес он. — Кардифф. Я был независимым консультантом при инвентаризации после реконструкции Хаба. Меня приглашал Дж… мистер Харкнесс. Ты мне ассистировал.
«Дж», надо же. Алекс выдохнул, сдерживая улыбку. Напряжение, сводившее плечи, ухнуло вниз, к коленям, потом утекло в землю.
Во-первых, консультант был напыщенным, надменным индюком-всезнайкой, но абсолютно безопасным — иначе никто бы его не пустил в Хаб, даже Джек. Во-вторых, такой ответ объяснял непривычную мимику агента: маскировка, голографическая или другая, не важно. На самом деле консультант, мистер Гаутама — так представил его Джек, — был каким-то причудливым одноглазым мутантом с щупальцами, растущими на голове; вряд ли он смог бы в своем обычном виде вести расследование. Алекс подозревал, что Гаутама — конструкт Консорциума, подозревал до сих пор, но, видимо, придется с ним сотрудничать. Или, вернее сказать, использовать его для расследования. Нет Малдера — заменим другим, проблем-то.
— Люди со временем меняются, — сказал Алекс невпопад, правда, Гаутаму это совершенно не сбило. Он достал из кармана что-то, похожее на обычный смартфон, ткнул пальцем в экран. Сканер в кармане джинсов болезненно дернулся и завибрировал. Ага, вот и причина, почему он не работает. Пижоны, пользующиеся слишком плохо экранированной техникой с чрезмерно высоким импульсом. Пижоны, не скрывающие знаний о Торчвуде.
— А, так он человек? — уточнил Гаутама с заметным облегчением; Алекс на его месте не стал бы так радоваться. — Значит, найти его будет нетрудно.
Пижоны, уверенные в собственной непобедимости. Главная причина высокой смертности в Торчвуде. Наверняка и не только там.
— Вообще-то я не уверен, человек ли он, — сказал Алекс.
— Он не рутанец. Я опасался именно этого.
Гаутама внимательно вглядывался в свой наладонник, и Алексу на мгновение стало любопытно: а как на самом деле выглядит сейчас его лицо? Таким же сосредоточенным? А может, он просто насмехается сейчас, прячась под маской? Подавив очень глупое и почти детское желание протянуть руку и проверить, голограмма ли это или настоящая маска, Алекс вдруг догадался, в чем дело.
— Так это ваш там в морге лежит? — спросил он. — Бедняга. Сгорел на работе.
Гаутама быстро поднял голову и уставился на Алекса немигающим взглядом, очень неприятным, пробирающим, но в этот момент его наладонник тоненько и тихо пискнул.
— Вспышка активности, — напряженным голосом произнес Гаутама и скомандовал: — За мной! Окажешь мне поддержку.
Алекс, конечно, мог сейчас броситься в цветущие рододендроны и скрыться, но это ничем не поможет ни в выполнении задания, за которое, кстати, неплохо платят, ни в… ну, скажем, удовлетворении любопытства. А еще Гаутама вел себя так уверенно, словно ни на миг не сомневался, что Алекс подчинится ему. Это одновременно забавляло и завораживало, и такой признак вовсю сигнализировал об опасности. Алекс много раз жалел о том, что ввязывался в подобные авантюры, ведомый подобными людьми. Пора бы и повзрослеть.
Он вздохнул и пошагал следом за Гаутамой.
Машина у него оказалась соответствующей: желтый «корвет С6», отвратительно выпендрежная тачка. Гаутама сел за руль и рванул с места, едва Алекс успел пристегнуться.
— Мне нужна информация о субъекте. Торчвуд ею владеет, — распорядился Гаутама, не отрывая взгляда от дороги. Справа, на обочине, промелькнул велосипедист и тут же исчез позади: Гаутама гнал как бешеный.
— Девятилетний Тедди пропал в мае прошлого года, — Алекс повысил голос, стараясь перекричать шум ветра и мотора. — Вернулся в июле. Физиологически и психологически двадцать лет. О том, где был, не помнит, на вопросы из жизни на Земле отвечает верно, но без подробностей, что логично для того, кто за десять лет подзабыл прошлое. Тесты не выявили отклонений в развитии — ни земные, ни те инопланетные, что были в распоряжении. Дружелюбен, добродушен, любит животных. А еще умеет мгновенно раскалять и даже испарять любой предмет, до которого дотронется.
— Он прошел через Разлом, — сказал Гаутама утвердительно. Куда он так несется? Остров маленький, большая трасса всего одна, и они по ней сейчас ехали.
— Прошел, — согласился Алекс, но в этот момент прямо перед ними на дорогу вышел человек, пошатываясь, как пьяный, и Гаутама, бросив кабриолет влево, резко затормозил.
Человек был одет в полицейскую форму и на вид вроде бы не пострадал. Донлан сжег бы его целиком, если бы хотел.
Гаутама хлопнул дверью.
— Я — агент Саксон, это, — он указал на Алекса, — агент Блэк. Что здесь произошло?
Черное лицо констебля посерело, и его стошнило прямо на асфальт. К чести Гаутамы, он даже не дернулся. Ну, допустим, если Гаутама действительно работает в ЛвЧ, а не использует это как прикрытие, он навидался реакций и похуже.
— Агент Блэк, — пробормотал под нос Алекс и выбрался из машины. Констебль утер рот рукавом когда-то белой гимнастерки и махнул рукой, указывая на обочину.
— Он его сжег, — с трудом, прерывисто произнося слова, сказал констебль. — Я вызвал… Нью-Провиденс. Быстрое реагирование.
Алекс огляделся. В тупичке на обочине приткнулась полицейская машина — патрульные наверняка стояли на посту, и одному из них что-то не понравилось… вернее, кто-то. Теперь его почерневшее от сильного жара тело сжалось в позе эмбриона где-то позади машины: Алексу даже не нужно было подходить ближе, чтобы сказать, что случилось. Достаточно было увидеть ноги в обугленных кроссовках и учуять этот отвратительный запах, который с порывом ветра донесся до них.
— Он просто поднял руку! Поднял руку! — бормотал патрульный. Гаутама осторожно полез в карман. Алекс поправил темные очки: кажется, они от этого защищали.
— Что он еще сделал? Сказал? — спросил Гаутама. — Говори!
Прирожденный руководитель. Патрульный наверняка расколется, не устояв перед его начальственным тоном.
Констебль действительно подтянулся, встал ровнее.
— Он… он что-то говорил. Про…
— Про что? — резко спросил Гаутама.
— Про… песочного человека. Мы думали, он под кайфом… Я… вызвал спецназ, они его возьмут, они…
— Смотри сюда, — скомандовал Гаутама и поднял свою сверкалку. Вспышка обожгла глаза даже через очки, и Алекс прищурился, смаргивая слезы.
— …самовозгорание. Спонтанная аномальная реакция. Ты не знал, что делать, вызвал подкрепление. Должен его отозвать. Понял?
Патрульный медленно моргнул.
— Самовозгорание, — без выражения повторил он.
Гаутама сунул сверкалку обратно в карман и, развернувшись, пошагал к машине. Алекс забрался на сидение.
— Отзови подкрепление! — выкрикнул напоследок Гаутама, завел мотор и, развернув «корвет», помчался по трассе. Алекс едва успел пристегнуться — снова. Понтярщик этот Гаутама.
— Ты всегда таскаешь за собой крутые тачки?
— Этот автомобиль я взял напрокат, — процедил сквозь зубы Гаутама. — Он был самым быстрым из предложенных.
— А, ну конечно, — не пытаясь даже скрыть насмешку, ответил Алекс.
Гаутама повернул голову и бросил на него обжигающий взгляд.
— Твое предубеждение против разумных существ с других планет сейчас неуместно, — отчеканил он.
Надо же, какие странные выводы он сделал. Догадливость уровня «бог». Алекс хмыкнул, а Гаутама продолжил:
— Информация! Алекс Крайчек, я запрашиваю всю информацию, которая имеется у Торчвуда по этому делу.
Можно было бы, конечно, сказать этому напыщенному индюку, что Багамские острова входят в Содружество и потому Люди в черном не имеют здесь никакой официальной юрисдикции, но так сделал бы Джек — или любой другой, кому Торчвуд небезразличен. Патриот. Алексу же было плевать. Обычная работа, как и везде — и лояльность от него не требовалась.
— У меня в гостинице есть ультрабук с данными. Тебя это устроит? — спросил Алекс.
— Да. Более чем.
— Тогда разверни машину. Мы едем в другую сторону.
***
В номере работал кондиционер, создавая внутри холодный, влажный микроклимат — вроде аквариума для экзотических рыб. От смены температур тут же закружилась голова. Алекс достал из холодильника бутылку минералки.
— Отключи свою маскировку, — бросил он Гаутаме через плечо, на всякий случай не снимая очков. — Я хочу знать, с кем имею дело.
Гаутама, не говоря ни слова, поправил браслет наручных часов. Юношеское пухлощекое лицо, похожее на лицо Джеффри Спендера, растаяло, сменившись инопланетной, причудливой и вызывающей любопытство внешностью. Вместо очков он носил темно-синий монокуляр. Большинству людей, наверное, Гаутама показался бы настоящим уродом, но Алекс повидал куда более отвратительных субъектов. С нормальными, вполне человеческими лицами.
— Лови. — Алекс бросил Гаутаме бутылку, и тот поймал ее легко, словно тренировался ловить брошенное. На руках у него были когти, впрочем, аккуратно подпиленные. А вот с ботинками у него точно проблема. И носки наверняка постоянно рвутся.
Гаутама мигом свернул бутылке шею и припал к горлышку.
— Информация, — напомнил он, выдохнув, и снова поднес бутылку к губам.
Алекс взял с тумбочки ультрабук, раскрыл его и ввел пароль. Конечно, взломать его не составило бы труда для ЛвЧ, и можно было бы заставить Гаутаму помучиться хоть немного, сбить с него спесь, но это только помешает делу.
Гаутама, отставив бутылку, схватился за ультрабук, словно тот был спасительной соломинкой. И, устроившись с ним в кресле, достал свой наладонник. Щупальца его безостановочно шевелились, и это было даже красиво.
— У вас на него ничего нет, — сказал он, ожесточенно тыкая в наладонник когтистым пальцем. — Мы в таких случаях стараемся или изолировать объект… вы попытались. Или уничтожить. Мне жаль это говорить, но такая аномалия подразумевает последнее.
Алекс подавил мимолетное желание подойти и дотронуться до лица Гаутамы, чтобы убедиться, что это уже не маска, а настоящий человек. Получеловек, если быть точным. Убедиться, что его не пытаются надуть этим экзотическим обликом — ни сейчас, ни при первой встрече. Но это могло сойти за агрессию и вообще чертовски невежливо. Хотя о какой вежливости в их общении может идти речь?
— Судя по отчетам из больницы, он может сделать это и сам. — Алекс нажал кнопку на пульте, уменьшая мощность кондиционера: холод после тропической жары мешал и ощущался излишне дискомфортно. — Когда он попал к нам, температура его тела была на пару градусов ниже нормы, да и выглядел он младше.
— Предлагаешь дождаться, пока он умрет самостоятельно? Рациональное решение… — пробормотал Гаутама. — Да, у субъекта, судя по истории болезни, начались странные приступы. Но чем они могут закончиться?
Он уткнулся в свой наладонник, вводя в него какие-то данные.
— Нет, я не предлагаю дожидаться. — Алекс скривил губы в усмешке. — Это не стиль работы Торчвуда. И сколько у нас времени? Ах да, и что мы будем делать?
Гаутама замер, глядя на экран. Кажется, расчеты показали что-то не слишком обнадеживающее.
— Если принимать во внимание ваши исследования, в конце концов Донлан взорвется. Дефлаграционный взрыв высокой мощности. Около восемнадцати килотонн по вашим меркам, — сказал он опасно спокойным голосом.
Черт возьми, «Толстый малыш» весил двадцать килотонн, чуть больше, но несущественно. От острова Кэт останутся одни развалины, и от соседних тоже.
— Сколько у нас времени? — повторил Алекс.
— Около шести часов, вероятно, даже меньше, — ответил Гаутама, встал и подошел к холодильнику за новой бутылкой. — Не думаю, что можно что-то сделать. В земных условиях он не сможет выжить. Теоретически субъекта можно… перевезти туда, где ему будет комфортно, но мы опоздали, это надо было делать сразу же, пока не запустилась реакция.
И что теперь? Алекс замер. Курильщик отправил бы его на смерть, а сам сбежал бы. Малдер помчался бы спасать островитян и вряд ли бы преуспел, если ему не помочь. Джек… Джек не захотел марать руки об убийство ребенка. После «4-5-6» это не удивительно, но… Алекс напрягся. А может, Джеку нужно было его убрать без шума? По чьей-нибудь просьбе. Крыса, перебежавшая к противнику, отработала свое, теперь можно и вычистить крысоловку.
Интересно, а что сделает Гаутама?
— Я должен буду сам убить его, — мрачно сообщил тот.
Надо же, почти как Малдер. С одним выгодным преимуществом.
— Значит, я могу быть свободен? — растянув губы в притворной улыбке, спросил Алекс. — Сканер у тебя — мой ты сжег и, кажется, невосстановимо. Убивать его тоже собрался ты. Очевидно, чем-то высокотехнологичным?
— Да, высокотехнологичным, — огрызнулся Гаутама, — и запрещенным. Если хочешь, можешь уходить. Я справлюсь и сам.
Отличный шанс сделать ноги и остаться в живых. Уйти прямо сейчас. Можно даже за гостиницу не заплатить, свалить все на Гаутаму — ЛвЧ оплатят этот номер, а Джек ему даже спасибо скажет за экономию средств… Хотя наверняка надеется, что Алекс не вернется. Может, оправдать его ожидания на этот раз?
Гаутама снова активировал свою адскую машинку: ультрабук, пискнув, отключился, темный экран телевизора мигнул и погас, телефон на тумбочке жалобно загудел, рация неприятно взвизгнула в кармане.
— Он в северной части острова. Плохо. Там много людей, — пробормотал Гаутама.
Если бы он начал настаивать, уговаривать, то Алекс немедленно сбежал бы, но этот напыщенный индюк стал разыгрывать рыцаря и героя — в лучших традициях. Нет уж. Не стоит это так бросать.
— Это даже в чем-то оскорбительно. — Рация включаться отказалась, и Алекс вытащил старый, заслуженный мобильник. На него, к счастью, эта убойная машина не подействовала. — Настолько внаглую отжимать чужое дело.
Гаутама пошевелил щупальцами и примирительно улыбнулся: по крайней мере, кажется, он надеялся на нужный эффект.
— Я не собираюсь тебя прогонять. — Он развернул к Алексу экран наладонника… нет, это все-таки был пеленгатор, инопланетной сборки. Неудивительно, что вся техника рядом с ним вырубалась к чертям. — Нам нужно сюда. Что здесь находится, кроме пляжей и отелей?
— А ты, конечно, гениальный стратег. Я же так часто и долго здесь бываю, наверняка знаю все местные достопримечательности. — Алекс ядовито усмехнулся и подобрал ультрабук, лежащий на полу рядом с креслом. Включился нормально: хоть с этим повезло. — Там рядом порт, правда, он чуть западнее. Где-то возле озера Блю холл. Знаешь, нам повезло, что это не самый популярный из островов. Хоть и набит народом под завязку.
Гаутама пожал плечами.
— Ты здесь дольше, чем я. Логично спросить о местности. Нам нужно отвести Донлана в безлюдное место. Случайным свидетелям можно стереть память, но так мы избежим ненужных человеческих жертв или хотя бы их минимизируем.
Отвести. И убить. Несмотря на то, что Алексу приходилось это делать, и чаще, чем хотелось бы, любви к подобному времяпровождению он не испытывал. Мрачная решимость Гаутамы тоже не напоминала радостную готовность. Прекрасно. Тогда они, наверное, справятся — если ничто не помешает.
Алекс притянул к себе сумку, бросил в нее ультрабук и встал. Все свое ношу с собой: омниа меа… как-то там.
— Я здесь со вчерашнего утра, а ты даже до больницы добрался быстрее меня. Ладно, идем. Будем ориентироваться по твоему пеленгатору.
Гаутама с готовностью поднялся из кресла.
— И не забудь свою маскировку, — добавил с издевкой Алекс. — А то вдруг на острове все ксенофобы. Прямо как я.
Гаутама раздраженно дернул щупальцами, стукнул по браслету часов, и его лицо снова превратилось в добродушную темноволосую копию Джеффри Спендера. Только мимика совсем неправильная. Чужая. И это лицо теперь казалось менее привычным, чем его настоящее. Никакой он не инопланетянин. Обычный мутант, генетический конструкт, сбежавший из лаборатории.
Гаутама вышел из номера, и Алекс поспешил за ним.
***
Кабриолет, конечно, выпендрежная тачка, но простой седан с кондиционером сейчас был бы куда более к месту. Алекс сильно пожалел, что не взял из номера воду. Контраст между кондиционированной прохладой и одуряющей жарой снаружи потрясал воображение.
Он напросился за руль, чтобы Гаутама мог направлять, сверяясь с пеленгатором, но на самом деле Алексу просто хотелось порулить мощной спортивной машиной. Раз уж других развлечений точно не предвидится, если не считать убийства и преследования — а это очень спорные развлечения. Никакого от них удовольствия.
Дорога, по которой они ехали уже в третий раз, текла из-под колес назад. Солнце палило в макушку. Все больше растительности, все меньше курортных, благоустроенных мест. Гаутама следил за экраном пеленгатора, периодически касался его, то ли считая, то ли уточняя.
— Да, — наконец сказал он, и в его голосе скользнуло облегчение. — Убивать его придется мне, но в таком случае взрыва удастся избежать.
— Ты так в этом уверен? — Алекс мог бы с готовностью выдать несколько вариантов развития событий, при которых все идет не так, как запланировано, и они взлетают на воздух вместе с остальным островом. Но Гаутаме, конечно, виднее.
— Законы физики везде одинаковы, — огрызнулся тот и снова потыкал пеленгатор пальцем. — Он перемещается! Движется на юг, навстречу нам.
— По трассе? — спросил Алекс.
— Нет. Он с нее свернул. Идет по восточному побережью. Что здесь находится? — Гаутама сунул Алексу пеленгатор с картой; тоже нашел эксперта по топографии острова. Алекс, стараясь не слишком отвлекаться от дороги, пожал плечами.
— Понятия не имею. Посмотри в путеводителе.
Наверняка путеводитель у Гаутамы есть, хоть он и привык делегировать полномочия. Интересно, кто он в ЛвЧ? Вряд ли рядовой агент. Слишком по-генеральски он себя ведет. Что ж, Алексу не привыкать выступать в роли адъютанта. В чем-то это даже забавно. Гаутама снова искал что-то в пеленгаторе — наверное, загруженный в него путеводитель, — и Алексу вдруг стало до чертиков любопытно, как он выглядит сейчас на самом деле, если отбросить человеческую маску. И какой на ощупь.
— Если я сейчас протяну руку и дотронусь до тебя — это будешь ты или маска? — Ему уже давно хотелось это сделать, несмотря на вопиющую и очевидную тупость потенциального действия. Гаутама сидел слишком близко, и искушение было велико. Благо, особо наблюдать за дорогой не требовалось. Странный случай ксенофобии, надо сказать.
— Голообраз нельзя пощупать, — ответил Гаутама после короткой и удивленной паузы. — Очевидно, ты дотронешься до меня.
Алекс обогнал еле ползущий по дороге раздолбанный (и откуда такие на этом райском островке) фиат, а потом не глядя протянул руку и коснулся щеки Гаутамы. Действительно, почти человеческая кожа, не маска. Он отдернул руку. Сейчас можно ожидать любой реакции, но он был пока что нужен господину «гражданскому эксперту». Вряд ли убивать водителя несущейся на полной скорости машины имеет смысл.
Гаутама вздрогнул, но не отшатнулся. И даже не схватился за оружие.
— Мог бы спросить разрешения, — сквозь зубы произнес он, — хотя я догадался, что ты так сделаешь. Зачем?
— Если бы ты запретил, я бы все равно это сделал. — Алекс рассмеялся и сбросил скорость: впереди маячил перекресток и дорога в порт, которая, судя по всему, им была не нужна. Ветер будто разом стал горячее. — Какой смысл тогда спрашивать?
— Стой! — выкрикнул вдруг Гаутама, и Алекс послушно вжал тормоз в пол. «Корвет» клюнул носом, но остановился как вкопанный. Сразу за перекрестком трасса поворачивала, и теперь, с этого места, уже был виден блок-пост и люди в форме спецназа, снующие вокруг него. Навстречу выехала пижонская новенькая «тойота», на лице водителя застыло непередаваемое раздражение.
— Даже если он отозвал подкрепление, они его не послушали. Из-за других жертв. Они были? Включи полицейскую волну!
— Ты сломал мою рацию, — напомнил Алекс. Гаутама крепче сжал губы. Его щупальца наверняка метались туда-сюда. Он всмотрелся в экран пеленгатора.
— За блок-постом есть выезд на восточную часть острова, — пробормотал Гаутама. — Мы можем не успеть, если будем вести переговоры. Если бросим машину, не успеем наверняка. Реакция ускоряется.
А вот и один из тех случаев, при которых все идет псу под хвост. Спецназ, который сдуру пытается обезвредить Донлана. Гаутама сунул руку под пиджак и вытащил пистолет… нет, не пистолет. Огромную, примерно с обрез размером пушку со стволом, похожим на кухонный миксер. Это и есть грозное запрещенное оружие? Гаутама подкрутил какой-то регулятор на рукоятке.
— Ты собираешься их убить? — спросил Алекс. — Прорываться с боем?
— Я не успею уговорить их снять шлемы, а нейрализатор не сработает при опущенных забралах, — раздраженно ответил Гаутама. — Но убивать не собираюсь. На низкой мощности их ждет кратковременный паралич, и только. Ты обеспечишь прикрытие.
Вот смех-то. Гаутама собирается расстрелять блок-пост спецназовцев чем-то вроде парализатора и хочет, чтобы Алекс его прикрывал. Нет, конечно, оружие у него было — «глок», которым только детей пугать, и кое-какая инопланетная энергетическая штука, — но наверняка Гаутама и сам понимает, насколько…
— Нет, это нерационально, — заявил тот, словно прочитал мысли Алекса, и спрятал свое грозное оружие. — Если мы погибнем, остров обречен.
— Дай мне сверкалку, — сказал Алекс неожиданно для себя. Гаутама недоверчиво покосился на него, и Алекс повторил: — Дай! На тебе очки, я ничего не смогу тебе стереть, даже если бы хотел.
Гаутама кивнул.
— Сколько времени тебе понадобится удалить?
— Минуты две, не больше.
Быстро покрутив настройки, он протянул Алексу серебристый цилиндрик.
— Вот, нейрализатор. Сюда жмешь. Это направляешь на объект. Не снимай очки…
— Не считай меня идиотом, «гражданский эксперт», — фыркнул Алекс и тронул машину с места. На этот раз он не гнал, и «корвет» вальяжно плыл мимо пальм, растущих по берегам длинного озера, и обочин, засыпанных белым песком. Воздух застревал в горле раскаленным оловом. Стало еще жарче, хотя казалось, это невозможно.
Увидев их, спецназовцы засуетились. Алекс медленно притормозил и, сжав в руке нейрализатор, вышел из машины. Гаутама дернулся следом, но Алекс жестом остановил его. Хоть бы эти идиоты не заметили.
— Проезд закрыт! — агрессивно сообщил один из спецназовцев.
Алекс широко улыбнулся и развел руками.
— А на пляж никак попасть, да?
— Поворачивай! Это полицейская операция отдела быстрого реагирования!
— Окей, окей, понял, начальник, — примирительно отозвался Алекс. — Что стряслось-то? Разборки наркобаронов, что ли?
Он стоял спиной к Гаутаме, но прямо чувствовал его нетерпение. Наверняка он сейчас прикидывает, не будет ли быстрее расстрелять этих дуболомов и Алекса вместе с ними. Подумаешь, паралич. Только вот кого-то из них застрелят в процессе спецназовцы, и Алекс мог гарантировать, что Гаутаме повезет больше.
— Не твое дело.
— Серьезно, друг, чего там? Террористы? Может, лучше нам слинять с острова подобру-поздорову? — Алекс достал из кармана купюру и зажал между пальцами так, чтобы тот ее заметил.
Спецназовец внимательно посмотрел на него и поднял забрало. Уф, наконец-то!
— Журналист? — с подозрением спросил он.
— Нет, я турист, из Кардиффа.
Хоть бы акцент за правильный сошел. Настоящие валлийцы опознавали в Алексе приезжего с полпинка.
— Там какой-то псих с огнеметом, — ответил наконец спецназовец, смягчившись, и величественно принял взятку. — Езжайте отсюда подальше, ребята. Он уже с десяток человек пожег.
— Ох, ни черта себе! — выдохнул Алекс. Кажется, он немного переигрывал, но плевать. — Серьезно?
— Еще бы.
— Ну тогда ладно. Удачно вам поймать его, — сказал Алекс и остановился, будто что-то вспомнил. — О! Слушай, можно с тобой сфотографироваться? Селфи! Где еще такое заснимешь?
— Ладно, давай, — снизошел спецназовец. Алекс встал рядом с ним, широко улыбнулся и крепко-крепко зажмурился.
Гаутаму, наверное, удар хватит.
— Смотри сюда, — сказал он, поднял нейрализатор и нажал ощупью кнопку. Спецназовец одеревенел и напрягся, и тогда Алекс быстро забормотал: — Тебе только что позвонили из центра и сказали пропустить гражданских экспертов на желтом «корвете». Они будут вести переговоры с пироманом.
Глаза нещадно болели. По внутренней стороне век плыли разноцветные пятна. Открывать их было страшно, и Алекс быстро заморгал. Так стало только хуже. Хорошо еще, очки скрывали выступившие слезы.
Спецназовец выдохнул и зашевелился.
— Проезжайте! — скомандовал он и махнул своим. Те стали отодвигать заграждение, и Алекс, все еще моргая, побежал к машине. Хоть бы не въехать сейчас ни в кого.
Гаутама тут же забрал у него нейрализатор. Алекс завел мотор и поехал вперед, сквозь брешь, помахав напоследок своему собеседнику.
— Изобретательно. И рискованно, — сказал Гаутама, когда они отъехали от блок-поста подальше. — Останови машину! Я сяду за руль.
Алекс, все еще пытаясь вернуть глазам нормальное состояние, послушался и перебрался на пассажирское сиденье. Гаутама сел рядом, бросил пеленгатор на колени и отправил автомобиль вперед.
— У нас очень мало времени, — напряженным голосом сказал он. Огонек на экране пеленгатора мигал, кажется, в другом месте. Гаутама свернул направо, на узкую дорогу, ведущую сквозь заросли, и сбавил скорость. Ощущение было как перед грозой, и Алекс не сразу понял, что именно его так беспокоит, если не считать жары: стояла мертвая тишина, а еще полчаса назад тут вовсю заливались птицы. Теперь же было слышно только, как гудит мотор «корвета».
Алекс щелкнул кнопкой магнитолы. Заиграла музыка; она казалась такой неуместной сейчас, что он прокрутил настройки, ища какую-нибудь волну с новостями. Может, передают что-то про Донлана? Нет. Весь эфир занимали мелодии и веселые диджеи, рекламирующие местные отели и бары.
Алекс выключил магнитолу.
— Он уходит в незаселенные места, — сказал Гаутама.
Потом на Алекса нахлынула паника, и он сжался на сидении. Гаутама притормозил, потом вовсе остановил машину. Борясь с удушьем и дрожащим, как заячий хвост, сердцем, Алекс схватился за дверную ручку.
— Чувствуешь? Он не хочет, чтобы кто-то пострадал! — закричал Гаутама где-то далеко, за гранью слышимого. Потом чья-то рука схватила Алекса за локоть и вытащила из машины. — Крайчек! Ты можешь идти? Мне оставить тебя здесь?
Волна паники схлынула, и Алекс схватил ртом воздух. Говорить получалось с трудом.
— Нет. Да. Все в порядке.
Так вот почему молчали птицы. Донлан разогнал их так же, как пытался прогнать и их! Он теперь умеет и такое? Не только пирокинез?
Алекс наконец отдышался. Гаутама стоял рядом и придерживал его за локоть. Высвободив руку, Алекс вытащил «глок»: энергетическая ловушка будет ни к чему. Пистолет, впрочем, тоже, но его вес немного успокаивал.
— Идем! — скомандовал Гаутама и вытащил свой огромный плазмоган. — Донлан уходит туда.
Он пошагал сквозь заросли, и Алекс направился за ним, стараясь держаться подальше. Все-таки Донлан был слишком опасен, а оружие Гаутамы, несмотря на внушительный вид, полного доверия не внушало. Для таких дел нужен был кто-то типа Джека — ему бы все равно ничего не сделалось. Или кто-то типа Малдера — он был настолько везуч, что вышел бы невредимым даже с ядерного полигона во время испытаний.
Гаутама вряд ли часто ходил по неурбанизированным местам — шел он довольно шумно, хоть и не без старания. Алекс, правда, и сам не был большим фанатом прогулок по лесу. Любому. В свое время он вволю нагулялся, на всю жизнь хватило. Сердце снова заколотилось, накатил страх, но на этот раз Алекс справился с ним довольно легко. Но тревога не унималась. Казалось, что Донлан сейчас выскочит им навстречу, и Гаутама не успеет среагировать. Или не выскочит, потому что уже умирает, и буквально через десяток секунд все взлетит на воздух. Воображение, будто насмехаясь, не подкидывало ни одного хорошего варианта.
Вот бы Донлан превратился в прекрасную бабочку и порхал в лесу с цветка на цветок! Алекс сдавленно хихикнул. Нет, такого подарка жизнь им точно не преподнесет.
Гаутама целенаправленно шел вперед, держа оружие наизготовку. Под каблуком вдруг стукнуло что-то твердое. Камень. Заросшая мощеная дорожка.
Жара сгустилась вокруг них, как будто пыталась задушить в объятиях. Рукоятка пистолета нагрелась, и теперь его было трудно удержать в руке. Словно железную кружку с кипятком одной рукой. Можно сколько угодно презирать Торчвуд, но Алекс до сих пор не мог поверить, что они смогли вернуть ему левую руку. Из жалости, ради выгоды — неважно.
И Джек Харкнесс отправил его сюда на верную погибель. Если бы не Гаутама… нет, нельзя загадывать.
Невидимая дорожка вильнула и вывела их на небольшую, со всех сторон охваченную деревьями площадку. Среди зарослей виднелись развалины белого, когда-то очень красивого дома, но Алекс не стал рассматривать его. Посреди площадки лежал навзничь человек, прижав руки и колени к груди — словно обгоревший на пожаре. Камни рядом с ним дымились.
Гаутама пошел к нему.
Человек что-то прокричал, и на Алекса нахлынула новая волна паники. Сквозь страх он мог разобрать только какие-то обрывки.
— Нет.
— Уходите.
— …сосредоточиться.
Голос Донлана раздавался как будто в голове, а не в ушах. Отрывисто, глухо. Голос, а вместе с ним и боль. Страх. Непонимание. Обида. Желание… защитить.
— Не хочу…
— Песочный человек… пока не придет… песочный человек…
Гаутама остановился и издевательски неторопливо завертел настройкой своей супер-пушки.
— Просто стреляй! — Алекс едва не закричал, но воздуха не хватало, к счастью, и вместо крика получился хриплый шепот. — Ему так хреново, что сдохнуть будет легче! — Сам бы он давно уже так и сделал, но сейчас отчетливо понимал, что обычные пули тут не помогут, а, возможно, сделают даже хуже. Жар опалял. Уж лучше бы Донлан пытался спрятаться в Арктике.
Гаутама выстрелил. Мир на мгновение превратился в собственный негатив. Тело, высветившееся в момент выстрела до последней косточки, дернулось и загорелось — обычным, безобидным огнем. Неожиданно стало холодно. Очень холодно. Алекс обхватил руками плечи и понял, что сидит на дорожке, сжавшись в комок.
— Мы редко имеем дело с людьми из Разлома, — сказал Гаутама, отключил маску и с заметным наслаждением потер лицо рукавом. — Наверное, с каждым новым убийством реакция ускорялась. Того, из больницы, я считал первым. Моего… коллегу. Какая дурацкая смерть.
Он подошел к Алексу и наклонился над ним, до отвращения участливо заглядывая в лицо. Какой он… гуманный. Аж противно.
Алекс фыркнул и, взявшись за протянутую руку — зачем отказываться? — встал на ноги. Кожа Гаутамы была на ощупь очень тонкой, как пергамент. Наверное, ему здорово досталось от этой жары, хоть он и не подавал виду. Самоуверенный тип.
— Надо будет взять немного пепла на анализ для нашего доктора. Хотя вряд ли он там найдет что-то стоящее. Он по костям, не по пеплу.
Не удержавшись, Алекс протянул руку, чтобы тронуть его за щупальце, но Гаутама на этот раз сильно ударил его по пальцам и включил маску обратно.
— Не делай так больше! — сердито потребовал он, и Алекс широко улыбнулся. Вот теперь Гаутама больше похож на себя прежнего и ведет себя так, как и должен. Без дурацкого, непрошеного сочувствия.
— Подожди пять минут, — сказал Алекс. Пробирка нашлась в кармане, и он осторожно, палочкой засыпал в нее пепел из догорающего костра. Сейчас бы как-то обставить место преступления — нарисовать кровью пентаграмму, например, принести в жертву петуха или хотя бы попугая. Пускай полиция немного развлечется.
Он обернулся: Гаутама стоял, скрестив руки, на прежнем месте.
— Сюда бы парочку мертвых попугаев, тебе не кажется? — спросил Алекс.
Тот вдруг рассмеялся. Смех звучал довольно нервно и непривычно.
— Здесь нет попугаев. Ты еще не понял? Он специально ушел сюда умирать. Он знал. Я не понимаю, как у него вышло, но и остальную живность он разогнал отсюда. Ты говорил, он любил животных… — Гаутама помотал головой. — Любил животных. Идиот. Думаешь, сойдет для полиции? Я бы не поверил.
— Поехали отсюда, — сказал Алекс, прерывая его монолог, развернулся и пошагал обратно к машине.
Дорога обратно показалась куда короче. «Корвет» сиротливо примостился на обочине, рядом остановился какой-то изрядно потрепанный седан, но, когда водитель увидел Алекса, машина тут же с ревом умчалась. Алекс забрался на пассажирское сиденье. Его начала бить запоздалая дрожь. Адреналин.
Подошел Гаутама, сел за руль и зажмурился. Кажется, ему тоже было не ахти, но он тут же встряхнулся и завел мотор.
— Больше всего сейчас я хотел бы на пляж. Или в душ. Или чего-нибудь поесть. Ты точно собрался вести самостоятельно? — спросил Алекс.
— Поесть. Лучше всего чего-то сладкого. Особенности организма, — сказал Гаутама отрывисто. — Я могу вести машину, это не требует слишком сильной концентрации.
— Позер! — Алекс усмехнулся, вышел из машины и подошел с другой стороны. — Я вообще не понял, зачем этот твой героизм и категоричность. Мне не надо доказывать, что ты умеешь водить.
Кажется, Гаутама хотел поспорить, но не стал. Он перебрался на пассажирское и откинул спинку назад. Алекс сел за руль, развернул машину и поехал по уже знакомой дороге обратно. Интересно, блок-пост все еще там? Они их пропустят? Должны.
Блок-пост выпустил их без лишних разговоров, и Алекс погнал обратно к гостинице. Гаутама молчал. Так было даже лучше. Удобнее — не нужно ни поддерживать светскую беседу, ни выбирать, где остановиться, чтобы поесть. Да и ехалось вроде быстрее. Возможно, просто потому, что нервное напряжение не заставляло отсчитывать каждую секунду ожидания.
— Поедим в гостинице, — сказал Алекс. — Ты не возражаешь?
Гаутама покачал головой, потом сказал совершенно невпопад:
— Эмпатия — это нормально. Сочувствие — нормально. Выигрышный эволюционный ход. Ненависть — это тупик.
— Ненависть меня устраивает, — сказал Алекс и включил магнитолу. — Она мотивирует. Ненависть и хорошая память.
— Свет, прочь! — заорал из динамиков хриплый голос. — Здравствуй, ночь! За руку меня бери! В никуда со мной иди!
Нет уж, как-нибудь обойдемся без прогулок в никуда. Алекс выключил радио.
Гаутама вдруг улыбнулся — зло, зубасто и устало.
— Если ты когда-нибудь увидишь у кого-то такое же оружие, как у меня, — выдал он очередную не связанную с предыдущей фразу, — беги, пока цел, и побыстрее. И никогда им не верь, никогда.
— У меня всегда были проблемы с доверием, — ответил Алекс и выжал педаль акселератора.