Терна
Дни полетели, безмятежные и легкие, как пух. Терна вставала рано, домашняя работа давалась ей просто и быстро, и остаток дня она могла делать все, что ей хотелось. Это ощущение было удивительным, с ним еще предстояло свыкнуться.
Сперва она занимала всю себя по хозяйству. Дом старика был ветхий и пыльный. Девушка почти самозабвенно отмывала кухню – ей нравилось перебирать старые вещи, мыть их в большой бадье, нравился запах травяного мыльца, которое ей удалось раздобыть. Это была непривычная, хоть и работа, и девушка проводила это время с потоком собственных мыслей, не замечая, как пролетает время.
Она отмыла почерневший пол, перебрала тарелки, расставила завалявшиеся в углу расписные стаканы и резные фигурки, и другую утварь, о существовании которой даже сам Радмир не подозревал. Очень скоро кухня стала уютным местечком. Терна сообразила из нее себе уголок – перетащила скамьи и перестелила постель. Собственная комната – это было здорово. Здесь она спала, готовила, ела, и радовалась каждой удивительной минуте.
После девушка взялась за основную комнату, где была печь и лежанка ее нынешнего хозяина-покровителя. Несколько дней ушло, чтобы выгнать из старого дома всю пыль и грязь, но спустя несколько дней даже Радмир оживился – сказал, что воздух стал словно другой. В чистом жилище дышалось легче, и девушка работала под рассказы счастливого старика. Тот стал спать теперь поменьше, и больше ходил по деревне.
Скоро Радмир заметил, что деревенские немного меньше его сторониться. В том не было магии, зато было немного стараний Терны – та постирала, зашила, перешила и залатала всю стариковью одежу. Сама Терна наблюдала за плодами своих стараний издалека – ей не хотелось вливаться в это общество, и она оставалась в стороне, так же, как старик. В общем-то, всем было все равно. Так было спокойнее – можно было не бояться, что люди поймут, что она беглая.
Когда все дела, занимавшие у нее целые сутки, были сделаны, у девушки стало еще больше времени. Ее день начинался с похода к колодцу за водой и завтрака, после она сразу, впрок, готовила на обед большую кастрюлю каши и к ней – жарила корешки, рыбу, или лепешки. На этом, в сущности, все ее дела заканчивались.
Оставаться дома в своих, но все же четырех стенах ей было скучно – и Терна искала другие занятия.
Терна быстро привлекла внимание местных мальчишек. Они были любопытные и подвижные, девушка казалась им путешественницей и таинственной гостьей. Она сразу сориентировалась и сгустила краски таинственности, рассказывая им о разных своих приключениях. Часто это была правда, например, о скачках или путешествии в Фатрахон, но оказалось, и придумывать она местерица. Эти рассказы она обменяла на новые знания – мальчишки учили ее разбираться в местных травах и ягодах, плести узлы, разводить костер в поле. Компания Терны была довольна странной для них, поэтому это был их общий секрет – чтобы взрослые не догадались. В прочем, взрослым жителям деревни всегда было чем заняться.
Когда на улице было солнечно, Терна ускользала в лес, а после в поля, к Лилосу. Тот уже наел бока на сладкой траве, поздоровел, и даже стертая на пузе от лежания на полу конюшни шерсть –и та залоснилась и отросла. Терна старалась проводить с ним хотя бы несколько часов, чтобы поупражняться – раньше они тренировались, чтобы выигрывать в скачках, но даже сейчас, без острой необходимости, девушка боялась быстро потерять навыки. Они резвились в полях, далеко от чужих глаз.
Иногда Лилос уносил ее далеко, к пасущимся стадам других коптархов. По началу она действительно боялась этих диких скакунов, но под защитой своего друга стала пытаться общаться с другими животными. Это всегда было чем-то новым и странным – поболтать с едва начавшим бегать коптаршим жеребенком, или попытаться привлечь внимание взрослой рогатой кобылы. Каждое животное показывало свой характер — были тут и любопытные особи, которые обнюхивали и облизывали Терну с головы до пят, были те, кто чуть что показывали агрессивный нрав и предупреждающе качали острыми рогами.
Терна иногда оставалась до самого заката, когда могучие скакуны начинали укладываться спать – в алом свете солнца их шерсть лоснилась золотым, и девушка иногда брала деревянный гребень, чтобы расчесать кому-нибудь спутавшуюся гриву.
Общаться с дикими коптархами было труднее, чем с Лилосом. Тот откликался на малейшие колебания ее человеческой души – другие к ней были глухи. Но не было ничего увлекательнее, чем пытаться заговорить с кем-то чужим на одном языке. С теми коптархами, которые были пообщительнее, чаще всего, молодые особи, Терна проводила часы, пытаясь научиться понимать их настроение и научить их самих понимать ее элементарные просьбы. Когда у нее получалось, то это было похоже на ликование обоих.
Девушка смотрела на них и понимала лучше природу своего собственного питомца. Раньше она общалась с ним только голосом, но с каждым днем, проводимым с диким стадом, она все больше понимала ихнее разнообразное фырчание и ржание. Очень скоро в ее собственный список добавились звуки, издавая которые, она говорила с Лилосом на его собственном языке. Коптарха это приводило в восторг.
Первое время девушка все еще чувствовала небольшую ревность. Но глядя, с какой преданностью он откликается на ее зов, когда она убегает из деревни – Терна успокаивала себя. Это время было сейчас для них для обоих – узнать себя, узнать друг друга. Немного узнать мир.
Тем временем, уже почти месяц прошел с тех пор, как они с принцем завершили свой магический ритуал. И чужая кровь потихоньку начала просыпаться в ней.
Первую неделю Терне было совсем не до того, чтобы задумываться о действии ритуала. Она почти забыла о существовании принца – казалось, что его и не было никогда. Он не лез к ней в мысли, она знала, что с ним все в порядке как всегда, и этого достаточно.
Странные вещи стали случаться гораздо позже.
Однажды Терне удалось раздобыть книгу. Пухлую, старую, покрытую плесенью, пахнущую как ботинок, но восхитительно красивую, с буквами и картинками, со сказками и историями. Когда-то давно, родители учили ее читать, но годы жизни прислугой смысли все подчистую. Когда она принесла книгу домой, встрепенулся Радмир – он умел читать и писать. Конечно, его глаза уже давно не видели букв, но он воодушевленно, на память, начал учить девушку чтению.
— Видишь букву, похожа на висельницу без петли? Или указатель дорожный?
— Это такая словно две палки друг к другу приставили? – уточняла Терна, скользя пальцем по страничке.
— Да. Г. Буква «Г» — гыкал довольный старик. – Какие там еще есть? На что похожи?
— Вот эта на Овода, пузатая.
— «Б» значит, с круглым животом и палкой- головой.
— Точно!
Скоро ей дались все буквы, а позже и слоги. Сперва она находила просто знакомые слова, значение которых знала, и с восторгом проговаривала их. В книге были написаны какие-то интересные истории, и ей не терпелось прочесть их. Благодаря тому, что времени у нее хватало, уже через неделю она начала читать первую историю.
Теперь оторвать ее от книги было невозможно. Просыпаясь, Терна быстрее готовила кашу и тушила грибы, кормила старика и убегала читать, к окну, на кухню. Там она устраивалась на стуле и сидела в одной позе, пока задница не начинала неметь и ныть, потом перемещалась на кровать.
В этот день история в книжке окончательно ее захватила. Принц пошел совершать подвиги ради принцессы, и сюжет накалялся, как стальная кочерга, а отойти от книги в такой момент – было настоящим преступлением.
Терна сидела, поджав ногу, из окна на нее нещадно палило солнце и вскоре девушке захотелось попить. Она несколько раз поднимала взгляд от книжной странички на стакан с колодезной водой, стоящий в паре шагов от нее, но повествование не отпускало.
Терна облизывала губы в очередной раз и обещала себе встать после этой странички. Или следующий. Или главы?
Когда в очередной раз она почувствовала, что жажда уже замучала ее, она протянула к стакану руку, словно пытаясь дотянуться, и одновременно дочитывала предложение. То, что произошло позже, заставило ее выронить книгу – ей в ладонь ткнулся холодный бок расплескавшегося стакана.
Терна подскочила, сжимая стаканчик и таращась на расстояние до стола, по спине у нее пробежали мурашки и на голове зашевелились заплетенные в косу волосы. Она подняла упавшую книгу и отложила ее на кровать, потом быстро вернула стакан на место и села обратно, напротив.
У нее были мокрые от воды пальцы, и пить захотелось еще сильнее, но больше того – узнать, каким образом безумный стакан запрыгнул в ее руку? Терна вытянула ладонь на встречу стакану и сглотнула. Жажда в каком-то смысле снова сделала свое дело – вжух! – и стакан, дрожа, метнулся к ней снова.
Терна нервно хихикнула, глоток за глотком опустошив стакан.
Аргон
Первую неделю принц не мог надышаться свободой. Ритуал связал их еще сильнее, но в то же время оба, в первые в жизни, были свободны друг от друга. Терна жила теперь просто сказочной жизнью по сравнению с тем, как ей приходилось жить прежде, и пару раз, вторгнувшись в ее сознание, Аргон удостоверился в том, что она в порядке и успокоился.
Никаких ломящих от боли ребер, никакого холодного пола, никакой вони грязной конюшни – принц засыпал в своей уютной постели и просыпался отдохнувший и посвежевший. С его лица, наконец, сошли серные синяки под глазами, ушла головная боль и все то, чем знаменовалась его общая жизнь с Терной. Наконец он выполз из своих покоев и первое время не мог не наслаждаться жизнью. Удивительно, но сейчас его беззаботная жизнь ценилась им втрое больше. Он посетил соседнее поместье, несколько раз устраивал охоту в окрестностях, снова бесстыдно флиртовал со служанками и просыпался в постели с двумя сразу, празднуя вернувшуюся свободу.
Это было странно, но привязавшись друг к другу ритуалом окончательно, они отдалились настолько, насколько это было возможно. Терна не нуждалась в помощи принца больше, а тот и рад был забыть о ней, желательно, надолго.
Недели, прожитые в постоянном напряжении между ним и пастушкой, казались кошмаром, и несмотря на то, что они изменили его – вернуться к себе прежнему было приятнее. Аргон нырнул с головой в прежнюю светскую жизнь, посещал собрания с отцом, вникал в его планы с грядущей войной.
Если бы кто-то спросил, как на него повлияла связь с Терной, она бы не смог внятно ответить. Разве что, слуг он порой отпускал пораньше, провожая их задумчивым взглядом.