Все ближе пламенные стены. Ближе направляющие группы. Все тесней мятущиеся толпы. Оскаленные серые лица. Расчет правильный — смыкающиеся стены постепенно оттесняют всех на площадь. Ближе. Ближе… Крики, давка, чье-то тело под ногами бегущих… Да что ж вам не сиделось на месте, люди!
Живой щит. Щит, который надо спасти.
— Передайте по цепочке: срочно нужно сонное.
— Милорд?
— Зелье, газ, чары — все равно. Чтобы подействовало на людей.
Надо вывести их из-под удара…
У-онннннн…Все ближе гудение огня. Ближе огненные вихри.
Вот растаяла в пламени церковь… какая-то статуя, вроде ангел, но в этом свете сойдет разве что за карающего… Окуталась дождем искр и пропала группа высоких пальм… Теперь — только площадь. Ад на земле…
— Стоять! — рявкнул он на молоденького Стража, когда тот не выдержал и попытался перенестись туда, на помощь. — Держать барьер!
Нельзя нам туда, нельзя, как ни рвет душу, нельзя.
Запомнился мужчина в длинном одеянии до пят (рясе?), что выбежал из собора и поднял руки к небесам. Он молился, глядя в бушующее пламя, а потом на него из темноты выскочила группка из трех женщин и ребенка, за которыми гнался серый, скорей всего ссои-ша… Священник пропустил женщин в храм и загородил дорогу дай-имону.
Они разные, люди. Очень разные.
Парень, бросивший упавшую подругу, и незнакомый человек, метнувшийся ей на помощь.
Крупная женщина в цветастом платье, выхватывающая из толпы детей и по одному передававшая их куда-то в разбитую витрину с зычным воплем: «Вася, держи-и!»
Пьяный парень, швыряющий в серых убийц какие-то дымные бомбочки. Фейерверки.
Старик, дрожащими руками нащупывающий на земле очки и книги.
Молодая женщина с ребенком на руках в кольце дай-имонов. Она отчаянно озирается, напрасно ища выход. Но выхода нет. И она отчаянно прижимает к себе малыша, закрывает ему глаза рукой… и бросается в огонь.
Качок в татуировках, падающий на колени перед ссои-ша… Безумные глаза женщины в блестящем платье… Перекошенное лицо мужчины в прорезиненном переднике… Невозмутимо застывшая старуха с Библией в руках…
Мужчина в деловом костюме — даже галстук уцелел, — с хладнокровной методичностью расстреливающий головы серых из самого обычного спортивного лука… Или необычного? Ведь те и правда падают.
Люди, люди…
Восемнадцать минут. Виски ломит все сильней. Энергия иссякает. Ничего, продержимся. Еще группа рвется сквозь кольцо! Н-н-на!
Милорд… вот… — Трое запыхавшихся парней держат какие-то баллоны. Хм, знакомая маркировка.
Годится. Запускаем.
А теперь держитесь, ребята.
Газ и правда был убойный. Когда люди стали падать, это было понятно (и знакомо, дьявол, так знакомо — до шевеления волос на затылке), но когда замедлились движения серых!… Впрочем, они быстро пришли в себя.
Это стало понятно, когда они перестали огрызаться файерами и один из серых, невысокий, в изодранной где-то форме, вдруг вышел вперед. Встал почти перед Димом, чуть левее, будто чуял, кто командует. А может, и правда чуял — с чутьем у серых убийц всегда был порядок…
На опустевшей площади они смотрели друг на друга. Когда-то, возможно, соратники, теперь — непримиримые враги. Поредевший отряд Дима (от первоначальных пятисот осталась едва ли половина) и сгрудившиеся, сбившиеся в стаю дай-имоны. Чуть меньше двух сотен…
Затем серый что-то скомандовал своим, отрывисто, не поворачивая головы, и к нему подтащили одного из спящих людей. Того самого мужчину в фартуке. Резкий лающий выкрик на полузнакомом-полузабытом языке — и мужчину уронили обратно. А на руки серому поспешно передали… ребенка. Малыша в легкой пижамке. Ах, вы…
Вот этого даже не думайте. Зря вы так, серые. Совсем напрасно.
Соои-ша медленно, напоказ провел когтем по нежной коже, слизнул проступившую кровь и повелительно махнул рукой. Ясно без слов. Пропустите, или…
Рядом сдавленно простонал мальчишка Страж, а справа прилетело крепкое словцо на дей-бра. Демонам ситуация нравилась ничуть не больше.
— Милорд, мы…
— Спокойно. Разберемся.
Серый начал терять терпение. Угрожающий жест, нетерпеливый рык, умолкший, как только Дим поднял руку.
— Самгар, чои.
Дай-имон замер. Меньше всего серые ожидали услышать слова на своем родном языке.
Самгар, чои… Зря ты это, воин…
Красные глаза изумленно сверкнули: «Откуда…»
Дим ударил. На краткий миг, когда ослабли от удивления руки, когда рассеялось внимание. Ударил. В глазах потемнело, виски отозвались яростной болью, и он пошатнулся, чувствуя, как по губам течет кровь…
— Милорд! Милорд, как вы?..
— В порядке, — чужим голосом отозвался он, изо всех сил пытаясь устоять на ногах.
«Когда ты уже отвыкнешь ломить силой, Дим?» — всплыл голос Лёшки.
Вот теперь и отвыкну. Когда мощи — одна десятая прежней…
Перенапрягся. После всего…
Но дело сделано. Сквозь алую пелену (сосуды в глазах тоже, кажется…) он увидел, что стало с серыми.
Резко сжавшийся купол переместился рывком, оставив позади неподвижный людской «ковер». Энергии у Дима осталось на донышке, иллюзия пламени с купола пропала, и он отчетливо видел, как черно-фиолетовые стены обступили уцелевших серых. Больше они никого не могли схватить — на аккуратной мостовой не было ни одного человека.
Точно попал… Только не закончил.
— Сано! ( Стой… стой…)
Серый в форме еще стоял. Еще н деялся на ссои-шa, на то, что они смогут сконтактировать магией барьера? Или просто пытался тянуть время?
— Сано… Нан симэ-сим брибэ: Нан инэр тар чои! ( Стой… Дай мне… нам… поединок. Дай умереть как воины!)
— Чего они хотят, милорд?
— Хотят умереть с честью, — разомкнул губы Вадим. — Требуют поединка…
По рядам проходит понимающий шепоток. Ну да, воинская честь.
— Так, может, того… подеремся? Милорд?
Последние почести побежденным… Горящие глаза, легенды у костров… юношеская вера в правила чести.
Мы все равно добьем их. Но при этом я положу как минимум треть моего отряда из тех, кто еще на ногах. А ссои-ша обескровят или выпьют из юнцов магию и сломают жизнь не меньше чем десятку человек. А время, которое можно потратить на помощь раненым…