Первая ночь на борту «Космического Мозгоеда», который к общей радости команды наконец-то вернули с профилактики, обернулась для Дэна двумя неожиданностями. Для начала он проснулся в три часа шестнадцать минут, чувствуя себя совершенно выспавшимся, несмотря на то, что вчера команда, возбужденная возвращением из пусть и комфортабельной, но все же чужой гостиницы в родные каюты, разошлась только около полуночи.
Сна не было ни в одном глазу. Похоже, молодой здоровый организм, измученный почти двухнедельным вынужденным отдыхом, воспринял обратное переселение как возвращение и к любимой работе. И поспешил принять меры, чтобы Дэн мог приступить к этой работе незамедлительно. Чувствовал себя навигатор бодрым. Никакой сонной одури, сопровождавшей вынужденный переход к трехчасовому сну (вполне достаточному для киборга, но не слишком приятному для человеческой составляющей) не наблюдалось. И, поворочавшись без всякого толку восемь с половиной минут, Дэн философски рассудил, что точно так же может прободрствовать остаток ночи и в навигаторском кресле за внесением правок в маршрут, который трещал по швам из-за вынужденной задержки на этой Новой Юрюзани. Не зря она так не нравилась навигатору с самого начала! Интересно, и что в двигателе «Мозгоеда» могло сломаться так серьезно, что Михалычу потребовалась посторонняя помощь? Впрочем, справились, и хорошо, скорей бы местные дали окончательное разрешение на отлет — и можно будет совсем успокоиться.
Вторая неожиданность подстерегала Дэна в коридоре, где он чуть было не споткнулся о Ланса, который спал на полу у двери каюты Теда. Ланс, конечно же, сразу проснулся и принял сидячее положение, прижимая к груди подушку. На навигатора уставились четыре сонных глаза — Сеня, пристроившийся у Ланса под боком, тоже проснулся и заурчал, сонно щурясь, словно включился маленький моторчик.
— Опять кошмары? — спросил Дэн тихо и обеспокоенно. Жуткие сны-воспоминания из прошлого мучили корабельного «котика» довольно долго, и тогда он выбирался из своей каюты и устраивался спать в коридоре, под дверью каюты Теда, откуда лучше всего мог слышать дыхание спящих людей (тонкие переборки киборгу особо не мешали) и ощущать, что держит под контролем ситуацию, если вдруг что-то случится. Это его успокаивало. Но постепенно кошмары сошли на нет и за последние полгода вроде бы не повторялись ни разу.
Вот и сейчас Ланс отрицательно мотнул головой. Но спокойным он вовсе не выглядел, и Дэн решил разобраться — все равно делать особо нечего.
— Тогда в чем дело?
Вместо ответа Ланс быстро вздохнул, пошарил рукой у плинтуса и протянул навигатору небольшой продолговатый цилиндр. «Гонивопль» — прочел Дэн, активировав ночное зрение, «Смертная тишь, услади своя слух изоляция до край, печаль конечность». Для своего размера цилиндр оказался неожиданно легким. Пустым.
Оно и понятно — пилот, которому надоели вечные подшучивания друзей над его храпом (ну и не только), еще днем нанес слой звукоизолирующей пенки на стены и дверь своей каюты. Дэн осмотрел баллончик со всех сторон. Словно надеялся обнаружить на нем разгадку. Перевел вопросительный взгляд на Ланса.
— Девушка, — сказал Ланс так, словно одно это слово должно было объяснить навигатору все от начала и до конца. И замолчал.
Дэн вздохнул, виновато вспомнил про Вениамина Игнатьевича. И все-таки бросил Лансу по киберсвязи запрос коннекта.
«Что случилось?»
«Девушка. Тед привел. Тед правильный человек? Не бракованный?»
«Конечно, правильный. Не переживай».
«Хорошо. Значит, она не умрет?»
Дэн поперхнулся. Спросил осторожно:
«А… должна?»
«Надеюсь, что нет. Тед правильный человек. Хороший».
Общаясь по киберсвязи, невозможно искажать информацию, но у Дэна все больше складывалось странноватое впечатление, что они с Лансом говорят на разных языках. И тут Ланс как раз добавил, улыбнувшись кривовато, но удовлетворенно:
«Я подготовил регенерационную камеру. Я умею. Успеем откачать».
«Ты это о чем?»
Неприятное ощущение усиливалось. Показалось — или улыбка Ланса действительно стала жесткой?
«Я работал в клубе. В особом клубе. Два года. Я знаю, что мужчины делают с девушками там, где их никто не услышит. Тед хороший. Не бракованный. Он не будет доводить до необратимых разрушений. Мы успеем. Наверное…»
Дэн со свистом выпустил воздух сквозь стиснутые зубы.
«Ланс, послушай… не все люди приводят девушек затем, чтобы убить».
«Да. Я знаю. Только те, которые делают звукоизоляцию. В клубе была особая комната…»
Дэн запрокинул голову, уставившись в потолок. Сказал негромко, ни к кому не обращаясь:
— Бедный Тед. Бедный, бедный, бедный Тед… Я ведь, наверное, был таким же… ну, почти.
Вздыхать он не стал — зачем? Гипервентиляция легких вряд ли поможет в данном случае, кровь кислородом и так насыщена. Буркнул, теперь уже адресуясь к Лансу:
— Пошли-ка в пультогостиную. Там вроде бы еще оставалось пиво.
«Зачем?» — спросил Ланс по-прежнему по киберсвязи. Дэн подумал. Еще раз вспомнил Теда. И все-таки вздохнул.
— Затем, что на трезвую голову лекцию о половом воспитании киборгов я точно не потяну.
***
Переступая босыми ногами на холодном кафеле ванной комнаты, Элли придирчиво рассматривала свое отражение в зеркале над раковиной и улыбалась. Раковина тоже была холодной, а на нее пришлось чуть ли не лечь голым животом, чтобы рассмотреть поближе нанесенный стриженым красавчиком урон — самый сильный и надо же как неудачно, налицо, можно сказать! Вернее, на лице. А с другой стороны, оно и хорошо, что именно на лице, здесь никто и слыхом не слыхивал о голопроекциях, обходились по старинке зеркалами и только зеркалами. Дикость, конечно — а как в зеркале, допустим, рассмотреть свой затылок? Или спину? Выворачиваться, что ли? Неудобно же! Хорошо, что стриженый бугай зацепил Элли не по затылку, а то бы только на ощупь пришлось. Нет, что ни говори, а отсутствие голопроекций — дикость махровая. Но сегодня Элли была готова простить местной глуши и куда более неприятные проявления дикости.
Сегодня Элли была почти счастлива. Ну, насколько вообще можно быть счастливой, когда ты командир. Но при этом находишься черт знает где и вдалеке от своих ребят, совсем одна. Причем не на задании даже — задание другие выполняют, и ты из своего далека никак не можешь повлиять на это выполнение. То самое задание, между прочим, которое ты вообще-то собиралась довести до благополучного завершения своими собственными руками. И за которое вообще-то отвечаешь головой.
Ладно. Забыли пока об этом. Нет ничего глупее, чем переживать о вещах, и событиях, которые ты не можешь изменить. Лучше порадоваться мелким приятностям, а ссадина на полскулы и пара-другая синяков — не такая уж и большая плата за полученное удовольствие.
Сегодня Элли удалось найти очень хороший спортзал и приличных спарринг-партнеров, это ли не повод для радости? Действительно вполне себе тренажерка, а не те танцевальные классы и гламурные фитнес-центры, что рекомендовали ей все подряд, словно сговорившись! Ага, те самые, в которых скучающие домохозяйки воображали, что занимаются йогой, а тетки поперек себя шире безуспешно пытались влезть в обруч. Полноценных симуляторов с автоматическим расчетом оптимальной нагрузки здесь, конечно же, не было, Элли и не рассчитывала, уж настолько-то наивной она не была. Но чтобы в городе, полном здоровых деятельных людей, которым по полгода некуда спускать избыточную энергию, и не было бы места, где можно постучать кулаками не только по столу? Нет, в такую чушь Элли поверить не могла.
Она обошла не меньше дюжины разных курятников, прикидывающихся гимнастическими залами, прежде чем поняла, что тут как с поисковой системой — главный секрет в правильной формулировке запроса. Местным просто и в голову не приходит, что ей нужно нечто, отличное от дамского клуба, куда жены и дочери местных работяг приходят поперемывать кости приятельницам и выгулять свою новую спортивную сумочку. Понятия «женщина» и «хорошенько постучать кулаками» в этой вселенной не состыковываются. Значит что? Значит, надо спрашивать иначе. Искать хороший спортивный клуб не для себя, а для, допустим, брата.
Элли оказалась абсолютно права — по такому запросу в местный аналог глобалсети (веснушчатый, курносый, лопоухий и с дыркой на месте переднего верхнего резца) клуб отыскался сразу же. Назывался он «Свиное рыло» и снаружи выглядел непрезентабельно. Да что там! Снаружи он вообще никак не выглядел, ибо располагался в подвале обычного жилого дома и ничем себя не рекламировал; если бы не точные указания малолетнего шкета, под какой настенной похабщиной куда сворачивать, Элли бы в жизни не нашла эту затерянную в глубине какого-то дворика прелесть. Вместо вывески над дверью подъезда красовался деревянный кружок с двумя дырками. Точно такой же стилизованный пятачок, только нарисованный, украшал и стенку внутри перед ведущей вниз лестницей, рядом с ним была намалевана стрелка. Тоже вниз, как раз параллельно ступенькам. Доходчиво, что тут скажешь.
Спускаясь по лестнице, Элли втянула носом знакомые запахи старой кожи, влажного железа, старого дерева, резины, пота, поролона и чего-то неуловимого, присущего только настоящим тренажеркам, — и улыбнулась, понимая, что попала по адресу. Да, здесь не было симулятора и даже киберспарринга не было, и агрегаты оказались, конечно же, устаревшими, но все нормальные тренажеры в основе своей похожи друг на друга, разница только в дизайне. А кому он нужен, этот дизайн?!
На входе приятности продолжились: вместо живого администратора с их вечной назойливой и забирающей кучу времени предупредительностью стоял турникет с монетоприемником. Закинуть монетку в щель — трехсекундное дело, а цена за час такая, что Элли оплатила сутки, только чтобы не возиться со сдачей. Взамен монетки автомат выдал пакет с одноразовыми мылом-шампунем-полотенцем и ключ-карту от шкафчика.
Раздевалка при зальчике была одна, и в данный момент она пустовала, хотя из зала доносились многообещающие ритмичные удары. Улыбка Элли стала чуть шире и злорадней при мысли о том, как чопорные местные представители сильного пола будут негодовать по поводу столь грубого вторжения женщины на их территорию. А сами виноваты, сексистов надо наказывать, пусть смущаются и переживают неловкие моменты из-за своих драных семейных трусов, самой Элли в этом плане стыдиться нечего.
Их было пятеро. Четверо — той самой русоволосой, мощноплечей и несколько тяжеловесной породы, что и большинство местных; пятый — темненький, помельче и пошустрее. Когда Элли независимым быстрым шагом вошла в зал, они перестали пинать макивару и тягать блины, сгрудились в углу и уставились на нее во все глаза. Ну и как тут было слегка не повыделываться? Хотя бы самую малость…
…Элли осторожно прощупала пальцами края глубокой ссадины от виска до подбородка. Нет, пожалуй, ничего особо серьезного, повреждение поверхностное, ушиб несильный. Вот и бинт пригодится, а то ребята вечно подтрунивали, что она забивает аптечку всем нужным и ненужным. Кто бы мог подумать, что тот стриженый увалень умудрится так высоко выбросить ногу, да еще с такой силой! Хорошая растяжка у мужика, все-таки жаль, что пришлось так быстро свернуть перспективное знакомство. И с дверью неудобно получилось…
Выдавив из тюбика длинную колбаску жидкого бинта, Элли аккуратно втерла его в ссадину, стараясь не морщиться и только дышать поглубже. Первые минуты — самые паршивые, больно так, словно на рану плеснули серной кислотой или уголечками присыпали, даже слезы из глаз. Но морщиться нельзя, иначе бинт застынет складками и регенерация под ним пойдет неравномерно. Ничего. Это ненадолго. Сейчас отпустит… уже отпускает.
Элли осторожно вытерла тыльной стороной ладони глаза и смыла струей прохладной воды остатки уже подзастывшего бинта с пальцев. Вертя головой перед зеркалом и скашивая глаза, придирчиво рассмотрела со всех сторон мордашку своего отражения, словно чужую. А ничего так! Симпотная. Бинт был качественный, косметический, мимикрирующий под оттенок кожи. И сразу же начал регенерацию и устранение отека, резь и жжение под ним прекратились. Сменившись прохладным зудом. И выглядит отлично. Если не присматриваться вплотную, чуть ли не носом утыкаясь, то разницы между левой и правой половинами лица вообще не видно. Вот и хорошо, нечего адмиралу свободного флота дендарийских наемников разгуливать по чужому городу с побитой мордой.
А хороши все же были ребята. Излишне деликатные и осторожные, конечно, как и все они в этой клятой Зарянке, но тут, похоже, ничего не поделаешь, местный менталитет. Домостроевское отношение к женщине как к изначально существу увечному и не способному самой о себе позаботиться. Глупость, конечно, но провинция, чтоб ее! Эти ребята для местных еще ничего, продвинутые, можно сказать. Николас вон вообще счел ее слова удачной шуткой и долго ржал, а они сами предложили. Приятно вспомнить. И командой работать умеют, штатно подключились, когда поняли, что один на один скучновато выходит. И работали слаженно, видно, что не впервой: сразу всем скопом в бой не бросались, «крутили мельницу» — один постоянно атакует, отвлекая на себя внимание и вынуждая раскрываться, двое караулят удобный момент на подхвате, двое отдыхают, готовясь сменить атакующего, когда тот устанет. Ну да, могли бы, конечно, двигаться пошустрее и не бить в четверть силы, черт бы побрал эту их деликатность… А с другой стороны, лучшее — враг хорошего, и так неплохо развлеклась, давно не получала такого удовольствия от спарринга. Особенно когда тот, что с перебитым носом, взялся за нож, резко повысив уровень сложности, это он молодец, здорово придумал.
Интересно, и чего это они под конец словно взбесились? Все же так хорошо шло. Наверное, бетанский транслятор опять с переводом что-то напутал — самой Элли вон тоже перевел поначалу совсем не то, что эти ребята в виду имели. Наверное, на местном диалекте слова «спарринг» и «секс» звучат похоже, вот он и сбился. И, если судить по интонации и мрачным рожам славной пятерки, это должен был быть жесткий БДСМ. Правда, когда заинтригованная Элли попыталась уточнить, с кем именно из них и что ей предстоит проделать, реакция оказалась такой бурной и негодующей, что все стало понятно и без дальнейших объяснений, тем более что девять десятых из них транслятор переводить отказался. Пришлось объясняться вручную.
Самым доходчивым оказался тот стриженый бугай, который не стал пытаться что-либо донести до Элли словами, а решил показать на пальцах. Вернее — на кулаках. И деликатно наметил в отношении адмиральской челюсти хук слева. Именно что наметил, очень медленно и осторожно, от такого показательно неспешного удара увернулся бы и ребенок. Элли восхитилась его понятливости и галантности, и сама не стала тратить более времени на беседы. А потом подключились и остальные. Под конец, правда, немножечко увлеклись. Тоже, очевидно, соскучились по хорошему спаррингу.
…Элли вытерла руки, бросила полотенце в корзину с грязным бельем и как была, в одних трусах, протопала к разобранной кровати. И пусть сегодня «Маленькая лошадка» так и не прилетела, но денек все равно удался на славу. Надо будет на днях снова сходить в тот зал. Заодно за дверь и зеркало заплатить.
И найти наконец место, где можно пострелять…
Элли бесилась, пиная подворачивающиеся под ботинки камушки и смятые жестянки из-под пива (надо же, тут даже пиво пьют! И, наверное, есть урны, мимо которых все промахиваются! А вместо киберуборщиков, наверное, люди, как в исторических лентах, в белых фартуках и с большими медными бейджами, и еще с такими штуками в руках, которые почему-то сразу напоминают о сказках). Бесилась, бродя по улочкам (сколько их тут? Неужели больше десятка? Подумать только!). Бесилась, глядя на светофоры (целых два? Ну надо же! Прям таки центр цивилизованного мира!). Бесилась, разглядывая аляповатые витрины, тусклые пыльные стекла, обшарпанные стены с отваливающейся штукатуркой (ну надо же какой провинциальный пафос и верность традициям в ущерб здравому смыслу! Ведь даже ребенку понятно, что вспененный пластик намного дешевле, гигиеничнее и тепло лучше держит, да и на вид куда привлекательнее, но все-таки главное — намного дешевле, так зачем же вот так выделываться?).
Бесило Элли и то, что совершенно незнакомые мужчины (иногда очень даже и симпатичные) относятся к ней так, словно она фарфоровая или стеклянная — торопятся открыть перед ней дверь, поддержать за локоток, помочь перейти совершенно пустую улицу, подвинуть или наоборот отодвинуть стул в чертовой безалкогольной кафешке, куда она зашла уже просто от отчаянья — чтобы ей, не дай бог, не пришлось самой напрягаться. А когда Элли таки от нечего делать дождалась рейсового автобуса (и полутора часов не прошло!), то обнаружила, что в нем ей еще и место уступают. И то, что точно так же местные самцы реагировали и на вошедшую вместе с Элли престарелую матрону с двумя кошелками, Элли почему-то совсем не утешило.
Складывалось странное впечатление, что ее здесь не считают за полноценного человека.
Но больше всего Элли бесила она сама. Ну ведь обещала же себе, еще вчера обещала, что ни за что не пойдет в тот припортовый бар, пока не прилетит «Маленькая лошадка» или хотя бы какой-нибудь другой корабль. А побежала, теряя тапки, стоило только Николасу позвонить. Хотя он сразу сказал, что кораблей пока еще не было, но просто сегодня у него укороченная смена, так, может?.. Ну вот, собственно, и может. Хоть пива выпить нормально, без этих идиотских укоризненных взглядов и горестных вздохов со стороны совершенно незнакомых людей.
Потому что по неписаным правилам местного этикета приличная девушка, оказывается, в баре пива не пьет. Приличная девушка, оказывается, вообще не может заходить в бар, во всяком случае — одна. А если заходит, то, значит, она неприличная. Ну или ее за таковую могут принять.
— Я вижу, вы нездешняя, — по-отечески доверительно пробасил Элли хозяин «Рака и щуки», плечистый здоровяк с пивным брюхом и детскими голубыми глазками на кирпичеобразном лице с неоднократно перебитым носом. — Обычаев наших не знаете, у вас-то, наверное, все по-другому. А у нас-то нравы простые, могут и не понять. Ну, вы меня понимаете? Могут подумать чего не того, пристать там или еще чего ненароком. Не со зла, вы не подумайте, ребята у нас добрые, просто от непонимания.
Элли, которая вообще-то и зашла в «Рака и щуку» (единственный бар, на дверях которого не висела таблица «закрыто», одуреть можно!) только в надежде, что к ней наконец-то кто-то пристанет (хоть какое-то, да развлечение), подавила рвущийся из груди вопль ярости, вежливо поблагодарила и вышла. Глупо даже пытаться объявлять кровавый джихад местным суевериям, тем более что она не собирается здесь укореняться. Но теперь ей хотя бы стало понятно, почему подсевший к ней было парень моментально растерял весь изначальный интерес и свалил, перебросившись с толстым барменом буквально парой слов. Еще и извинился, гаденыш!
Провинция.
Глухая махровая провинция со всеми ее провинциальными заморочками типа «тритон не рыба, женщина не человек». Хорошо хоть Николас позвонил, а то она чувствовала себя так, словно у нее вот-вот дым начнет валить из ушей.
Николас, так его звали, того охранника из космопорта. Вчера Элли не запомнила, сразу же выбросив из головы, но нельзя же называть просто «Эй!» того, с кем пьешь пиво уже второй день подряд? Неудобно как-то. Хорошо, его окликнули знакомые, курившие перед входом в «Отдохни!». Плохо, что пришлось остановиться и старательно растягивать губы в вежливой улыбочке, знакомясь с ними со всеми и тут же забывая называемые Николасом имена точно так же, как вчера она забыла его собственное.
— А это Мике, — сказал Николас, представляя ей последнего курильщика, худосочного парня лет двадцати пяти с кислой физиономией вечного неудачника. — Он пилот. Не в смысле там флайеров, а настоящий, на большом лайнере летал. Сейчас без работы, но это временно, он хороший пилот, просто не повезло, с каждым может…
Это было последней каплей. Если она не здешняя, то можно, значит, вдоволь поиздеваться, выставляя доверчивой дурочкой и втирая заведомую чушь?! Мике не мог быть пилотом — его мышиного цвета волосенки были стянуты на затылке в куцый жиденький хвостик, оставляя открытыми оба виска. И никаких следов пилотских имплантатов, без которых соединение с кораблем и управление им невозможно, на этих висках не наблюдалось.
— Вы пошутили — я посмеялась, — сказала Элли Николасу.
Вежливо так сказала, даже улыбаться не прекратила. И еще много чего собиралась добавить, по-прежнему улыбаясь, но уже вовсе не так вежливо. Но тут обиделся Мике, причем обиделся всерьез и чуть ли не до истерики, начал совать в лицо Элли какое-то удостоверение в синих корочках со звездой и кричать, что никому не позволит так себя оскорблять. Прочесть, что там написано, Элли не смогла бы при всем желании, бетанский транслятор-переводчик работал только в аудио-режиме, но голографическая печать выглядела чересчур солидно для обычного дурацкого розыгрыша. А тут как раз и один из курильщиков загудел примирительно в том смысле, что зачем, мол, так? Ну да, учился Мике на одни только тройки, но академию все ж таки закончил и диплом получил, и даже действительно какое-то время работал третьим пилотом на «Ласточке». А значит, пилотом считаться вполне может, зачем его обижать? Парню и так несладко.
Он еще что-то гудел в том же смысле, а Николас счел своим долгом вступиться за Элли, что, мол, если разобраться, никакой Мике не пилот, раз сейчас не летает, вот устроится снова на какой-нибудь корабль — тогда и будет об чем говорить. А Мике снова тряс своими корочками и кричал срывающимся фальцетиком, что он пилот и этого у него никто не отнимет.
Элли могла только моргать и беззвучно хватать ртом воздух, словно после удара под дых. До нее вдруг дошло, что два последних дня она думала совсем не о том, и отсутствие ионного душа и прочие мелкие бытовые неудобства — далеко не самое страшное.
Здесь глушь. Да. Дикая махровая провинциальная глушь. Здесь нет своей Иллирики. И Колонии Бета тоже нет. И нейрохирургических центров при этих их смешных космических типа академиях. Нет их и быть не может. Неоткуда им взяться, не те технологии. И отсюда логично и закономерно следовал вывод, до которого она и сама могла бы додуматься еще вчера, если бы хотя бы на минутку перестала злиться…
Здесь пилотов не прошивали!
Здесь их учили по старинке, на словах и примерах. Может быть, даже заставляя считывать информацию с бумажных носителей (дикость, да, но что здесь, скажите, не дикость?!). Здесь не могло быть и речи ни о каком единении пилота и корабля, ни о каком превращении их в единое целое, что только и позволяло совершать прыжки через ПВ-туннели со всей их пятимерной математикой, человеческий мозг просто не способен так быстро обрабатывать такое количество информации. Невозможно, да. Ну так они здесь и не прыгают через туннели, ограничиваясь крохотными скачочками через собственнокорабельно проковырянные микро-туннельчики (они их называли червоточинами). Пилотировать вручную — это все равно что бежать кросс со связанными ногами, а они тут именно так и пилотируют. Не видя и не слыша ничего за пределами жалких человеческих возможностей, не будучи способными заметить опасность и отреагировать вовремя. Как в древности. Наудачу, повезет — не повезет.
И одному такому полуслепому и полуглухому тормознутому калеке за штурвалом она вчера доверила жизни своих ребят и треклятого афонского посла…
Элли зажмурилась. Потом открыла глаза и дернула Николаса за рукав.
— Идем, — сказала она хрипло (голос слушался плохо), мотнув головой в сторону темного входа в бар. — Мне надо выпить. Только не пива. Виски у вас найдется?
***
— Хаим, ну что ты таки мнешься на пороге перезрелым яблоком, словно вот-вот пустишь из себя соки? Проходи и садись, не изображай сыновнюю почтительность, побереги кредит моего доверия. Только дверь затвори поплотнее, не хватало мине для полного удовольствия еще и этих жутких сквозняков посреди моего и без того не слишком крепкого здоровья.
У старого Ицхака, да будут его кредиторы вечно щедры и забывчивы, здоровье было кевларовое, но Хаим дверь за собой задвинул так старательно, словно от этого зависела его жизнь или даже — не приведи господи дожить до такого ужаса! — кошелек: плотно, до третьего щелчка. Закрытая до третьего щелчка дверь в рабочий кабинет скромного владельца полудюжины жалких лавчонок (да шоб ви знали за такой бизнес, это не бизнес, а слезы, шоб ни вам самому, ни вашим драгоценным внукам не иметь касательства до таких огорчений!) ребе Ицхака автоматически включала полное экранирование помещения и защиту от любых видов прослушивания. И младший племянник ребе Ицхака Хаим был из узкого круга тех, кто об этом знал.
Соблюдая этикет, по пути к креслу Хаим поджал куцый хвостик, поклонился дядюшке еще дважды, получил притворно-раздраженную отмашку когтями (ах, оставь эти глупости для напоказ, какие церемонии за между родственниками!), осторожно умостил свой тощий (ну, во всяком случае, по сравнению с дядюшкиным) мохнатый зад в кресле для посетителей и приготовился почтительно слушать. Что разговор предстоит серьезный, он уже понял, а памятуя о тайном поручении, коим старый Ицхак осчастливил племянника пять дней назад, таил скромную, но весьма обоснованную надежду, что догадывается и о сути предстоящей беседы. И он был уверен, что не ударит мордой в грязь — ну, во всяком случае, почти уверен. Настолько, насколько вообще можно быть в чем-то уверенным, когда имеешь дело со старым, прожженным, отнюдь не шоаррским лисом по имени ребе Ицхак.
Легкая тень опасений оказалась не напрасной — старый авшур не был бы самим собой, если бы не заговорил совсем о другом.
— Что ты знаешь о Белом Драконе, Хаим? — спросил дядюшка почти ласково, расчесывая длинными когтями полуседую шерсть на груди. Морду почтенного старца кривила благодушная острозубая улыбка, маленькие черные глазки прятались под морщинистыми полуопущенными веками, словно хищные зверьки в дуплах столетнего дерева. — Ну же, порадуй бедного ребе Ицхака, достойный сын моей достойной младшей сестры и ее со всех сторон куда менее достойного третьего мужа, расскажи нам о Белом Драконе, чтобы твоему старому дядюшке самому не приходилось-таки утруждать свой бедный язык.
Хаим икнул, мигом теряя всю самоуверенность. Пять дней он тщательно и скрупулезно отслеживал все перемещения одного мелкого частного грузовика за последние два года, собирал слухи, факты, упоминания в средствах массовой информации и сети инфранета, изворачивался, правдами и неправдами вызнавая подробности сделок — и все это время не позволял даже мельчайшей крошке недоумения запутаться в складках атласного покрывала родственной почтительности. Раз дядя сказал, что это надо — значит, надо. Хаим центаврианской молью вгрызся в информационную глыбу, выколупывая из нее вкусные полезные крохи, и теперь если бы дядюшка разбудил его посреди ночи и спросил; «А вот скажи мне, Хаим, золотце и радость очей моих, где был этот разнесчастный «Космический Мозгоед», допустим, двадцать восьмого октября прошлого года?» — Хаим порадовал бы старого ребе Ицхака точным и подробным ответом, не задержавшись с оным ни на единую лишнюю секунду.
Но Белый Дракон…
— Хаим, золотце, не выворачивай мне свое лицо наизнанку, оно изнутри вовсе не такое красивое, как ты думаешь. — Ицхак тяжело вздохнул, правильно оценив молчание племянника, хотя тот и пытался всеми силами выдать оное за почтительный трепет. — Это же надо таки уметь себе представить, чем ты был так исключительно занят последние дни, что не нашел пары крохотных минуток, чтобы сложить два и два и посмотреть немножечко в сторону увеличения получаемого результата хотя бы до пяти?
На самом деле Ицхак вовсе не гневался, ибо не смог бы стать патриархом одного из двух самых могущественных авшурских тайных синдикатов, если бы не умел правильно оценивать сильные и слабые стороны своих подчиненных, пусть даже и родственников (а что ви мине говорите за родственников? Такие же авшуры, как и все прочие, только проблем от них таки на порядок больше для бедного старого ребе Ицхака). И своего младшего племянника он знал отлично — ну таки да, красиво говорить и быстро делать неожиданные, но верные выводы Хаиму не дано, ну и не надо требовать от мальчика лишнего, он не этим ценен. Зато лапки у мальчика цепкие, и это таки бывает временами куда важнее.
И потому Ицхак продолжил, для привлечения внимания наставительно подвигав длинным острым когтем перед самым носом почтительного племянника:
— Белый Дракон — это легенда, Хаим, легенда о самом важном для любого достойного представителя нашей расы, и не надо смотреть на меня так, словно ты налоговый инспектор, а я — неверно оформленная и не вовремя поданная декларация с отрицательным балансом. Может быть, ты мне хотя бы ответишь, что таки самое важное в бизнесе, Хаим?
— Выгода, — буркнул Хаим и затосковал. Говорить цветисто он никогда не умел, не то что его старший брат и любимчик Ицхака Ейна, вот тот мог и говорить, и уговаривать, он бы сумел продать даже шоаррцам песок их собственной пустыни. Потому и ходил в любимчиках уже который год. А говоривших мало и без ритуального акцента старый Ицхак не уважал, это все знают, ибо чтил традиции и не жаловал их нарушителей даже в домашних условиях, даже когда не слышит никто.
— Выгода — это цель, мой мальчик, а средства для ее достижения таки хороши любые. В том числе и Белый Дракон. Это легенда хумансов, Хаим, древняя и не такая уж глупая, как могло бы на подслеповатый глаз показаться такому бедному старому авшуру, как твой дядя. Хумансы верят, что Белый Дракон приносит удачу, всегда лишь удачу, мой мальчик, но не себе, а тем, кто с ним рядом, но какая нам посторонняя разница, в конце концов спросишь ты меня, до того, во что верят эти несчастные хумансы? Давай таки лучше обратим мысленный взор до предмета, куда более приятного на посозерцать. Ты старательный мальчик, Хаим, ты хорошо старался последние дни, так ответь мине за ради простого понимания: тебя таки совсем не удивило, как эти шлимазлы на ржавом драндулете, на коем даже твоя бабушка Софочка постыдилась бы летать до ближайшего магазина, умудряются каждый раз выныривать из выгребной ямы с платиновой ложкой в их смешных и совсем лишенных когтей лапах? Почему даже свои вроде бы неудачи им каждый раз удается обернуть исключительно к собственным выгоде и доходу? Не показалось ли тебе это подозрительным, Хаим? Не подумал ли ты: «И не в том ли тут зарыта собака, что у этих недостойных поцев есть на борту свой Белый Дракон? А если так — то почему этот со всех сторон достойный представитель приносящего удачу племени до сих пор не принадлежит клану моего дяди?».
Хаим судорожно прогнал перед мысленным взором декларации всех прошедших через трюм «Космического Мозгоеда» грузов, накладные на оборудование и на всякий случай состав команды (вплоть до двух неразумных домашних симбионтов, кои внушали наибольшее подозрение, но все же были отвергнуты по причине отсутствия крыльев), после чего счел нужным осторожно возразить:
— Но, дядя, у них на борту нет и никогда не было никакого дракона!
— И это сын моей драгоценной сестры, которая еще в юные годы отличалась умом и сообразительностью?! Хаим, позор моих седин, Белый Дракон — это красивая сказка, и я упомянул его только потому, что сотрудники одной весьма серьезной компании (и вот только не будем упоминать всуе, какой именно компании, ведь ты же, Хаим, уже и сам догадался) тоже слушали сказки, которые им в детстве читали их драгоценные матушки. Генетика, Хаим, великое дело, и если имеется кластер преданности — то почему бы не быть и кластеру удачливости? Так рассуждали те со всех сторон достойные сотрудники со всех сторон достойной компании, и кто мы такие, шобы оспаривать их мнительные компетенции? «Рыжие крылья Белого Дракона» — так те достойные люди назвали свой сверхсекретный проект, и только не спрашивай, Хаим, сколько мне стоило нервов и денег получить возможность глянуть на него хотя бы одним глазком. Рыжие крылья, Хаим, ты меня понимаешь? Рыжие.
Хаим понимал. Но всегда предпочитал уточнить:
— Рыжий у них на борту только один — навигатор, киборг, DEX-6, боевая модификация, имеет алькуявское гражданство, вроде бы подлинное. Его надо украсть?
Ицхак вздохнул.
— Твоя прямолинейность меня убивает, Хаим, но таки не будем без толку ходить близкими кругами мимо сути, словно стая пекинесов вокруг сенбернарихи. Да, Хаим. Его таки надо украсть. Если, конечно, не удастся просто уговорить.
— Но, дядя, — попытался воззвать Хаим если не к родственным чувствам, то хотя бы к голосу разума, — я не силен в переговорах с хумансами. И тем более в уговорах. Может быть, лучше все же послать Ейне?
— Хаим, мальчик мой, неужели ты считаешь себя умнее и прозорливее старого Ицхака? Не считаешь? И это таки похвальная мудрость в столь юные годы. Если бы можно было добиться нужного результата уговорами, я послал бы туда Ейну и был бы спокоен за успех нашего маленького семейного предприятия. Но я почти стопроцентно уверен, что там не будет работы для языка, там будет работа для рук и совсем немножечко для мозга. И потому для того, чтобы сохранить свое спокойствие, я посылаю тебя.
Проводив племянника, старый Ицхак еще некоторое время позанимался бумагами, а потом со спокойной душой покинул кабинет и отправился в спальню, где его давно уже ждала молодая жена. За успех рискованного чуточку незаконного (ну да, а шо прикажете делать?) предприятия он не волновался: Хаим не хватает звезд с неба, но только потому, что до них нельзя дотянуться ни одной из его цепких и умелых лап. Хаим справится, Ицхак был спокоен.
Его спокойствие сильно бы поколебалось, знай он, что приблизительно в это же время на совсем другой планете патриарх совсем другого семейного клана авшуров, уважаемый ребе Давид, вел беседу подобного свойства с пятеркой лучших боевиков своего клана. В отличие от Ицхака уважаемый Давид не считал зазорным в узком кругу говорить без использования цветистых ритуальных оборотов, а потому его речь была намного короче. Но ключевые слова «удача», «Космический Мозгоед», «похищение» и «киборг» в ней тоже присутствовали.
Трудно отказать, когда у тебя что-то просит тот, кто обычно никогда ничего не просит. Станислав вздохнул.
— Ну… бери. Если тебе это так нужно.
Добавлять: «Только будь осторожен с ним, это же все-таки не игрушка!» он не стал, чтобы уж совсем не уподобляться ворчливому старику. Дэн очень серьезно кивнул, словно соглашаясь не только с высказанным вслух, но и с подуманным.
— Нужно, Станислав Федотович. Очень. Спасибо.
Станислав проводил бесшумно скользнувших в заросли густого кустарника киборгов долгим взглядом. Нахмурился. Вздохнул еще раз. Интересно, играют ли боевые DEX’ы в войнушку? Не в войну, а именно в войнушку, как играл маленький Стасик с компанией сверстников, как играли все мальчишки и часть девчонок на Новом Бобруйске. Или участие в реальных боевых действиях напрочь отбивает тягу играть в подобное? Может быть, Дэн с Лансом сейчас играют в охрану, играют практически всерьез, с дотошным соблюдением малейших деталей — как умеют играть только киборги? В конце концов, они же оба еще совсем мальчишки…
Станислав еще минут пять думал о том, во что и как могут играть киборги, хватаясь за эту мысль, как за спасательный круг, чтобы не начать опять думать о другом — о том, о чем думать очень не хотелось. Чувствовал себя капитан паршиво: дожили! Врать собственной команде! Он никогда раньше не обманывал своих ребят, последнее это дело — врать своим. Но контракт в этом отношении однозначен и недвусмыслен — полнейшая секретность прописана в нем как основное и непреложное условие, и Станислав сам подписал, так что чего уж теперь. Отстоял единственное исключение для Михалыча, но тут уж даже заказчикам пришлось согласиться: невозможно втайне от механика установить довольно сложное оборудование в машинном отделении — и надеяться, что он не заметит.
Так что Михалыч сейчас единственный, кто занят хоть каким-то делом: следит, как альфиане это оборудование монтируют. А перед остальными капитану приходится притворяться, что это-де обычная профилактика, а мы пока отдохнем, давно в отпуске не были. А тут планета почти курортная, грех не воспользоваться. Даже купаться можно, если аккуратно, или вот на шашлычки выбраться.
— Станислав Федотович, а хотите печенья?
— Спасибо, Полина, не… Не откажусь.
— Вот, я вам уже на тарелочку положила, и чаю налила, как вы любите! — просияла девушка, и Станислав порадовался, что вовремя превратил в согласие первоначальную мысль отказаться. Печенья он не хотел, чаю тоже. Он вообще ничего не хотел — только побыстрее убраться с этой чертовой Новой Юрюзани и никогда больше о ней не вспоминать. Но этого счастья капитану никто предоставлять не собирался. Так пусть хоть девочка порадуется, она все утро эти печенья пекла, по какому-то фирменному рецепту тедовой мамы. А теперь вьется вокруг уже сервированного в тени огромного кряжистого дерева стола, красиво раскладывая выпечку по одноразовым тарелкам. Понятно, почему Ланс удрал — сразу догадался, что здесь будут кормить, и теперь собирается пересидеть этот ужас в кустах.
Станислав куснул печенье и запил его чаем, не почувствовав вкуса. Бдительно следящая за его реакцией Полина слегка приуныла. Теда накормить она и не пыталась — пилот стоял над мангалом насмерть, словно лернийский змей над кладкой, и рычал, что на этот раз никаким летающим блюдцам не позволит испортить намечающийся гастрономический праздник. И судя по мрачным подозрительным взглядам, которые он бросал на любого, пытавшегося подойти к мангалу ближе чем на три метра, к пособникам злокозненных центавриан он готов был причислить любого члена команды. Вениамин мирно посапывал в раскладном кресле, надвинув панамку на лицо, оба киборга подло сбежали (ну ладно бы еще только Ланс, но от Дэна такого коварства Полина не ожидала никак), больше кормить на опушке было некого.
Полина совсем было уж расстроилась, но тут заметила между корней гнездо мразянки болотной. Да не пустое, а с обитательницей, которая угрюмо сидела в нем (может быть, даже на кладке? Какая удача!), мрачно втянув маленькую лысую голову в чешуйчатые плечи и изо всех сил пытаясь притвориться камнем. Печенье и капитан были забыты, Полина начала медленно подкрадываться к мразянке, делая вид, что она интересуется чем угодно, кроме какого-то там гнезда, и что она вообще в упор этого гнезда не видит, а уж тем более не видит того, кто в нем сидит. Мразянка наблюдала за псевдо-хаотичными перемещениями зоолога со все возрастающим подозрением.
Станислав поставил тарелку с печеньями на колено, да так и забыл о ней. Снял фуражку (посторонних тут все равно нет), расстегнул верхнюю пуговицу кителя: для осени денек выдался довольно жарким. Прихваченный с корабля тент натянуть не удалось — потерялся один из штырей-держателей, и потому древесный исполин с густой и раскидистой кроной оказался весьма кстати. Хотя поиски штыря, ради которых перевернули весь багажник флайера, тоже на какое-то время отвлекли капитана от невеселых мыслей.
Мутный контракт, если уж на то пошло. Даже заказом и то не назвать — именно что контракт на испытание нового оборудования. Да и оборудование какое-то… мутное. Будь заказчиком кто другой — Станислав отказался бы не раздумывая. Но как отказать Аайде, перед которой он до сих пор чувствовал себя виноватым за ту взрывчатку, испорченную (в буквальном смысле растворившуюся) во время доблестной обороны командой «Космического Мозгоеда» пиратского склада от его бывших владельцев? Что бы там ни говорили другие, а Станислав твердо знал, что его репутация тогда была подмочена точно так же, как и принадлежащий Аайде груз, который он так и не смог довезти до пункта назначения.
К тому же альфиане (в отличие от своих зеленокожих соседей по системе) не относятся к любителям загребать жар (а также и шашлыки) чужими руками, лишь бы не запачкать собственные. Они щепетильно честны в делах, лучших партнеров, пожалуй, что и не найти во всей галактике. И если Аайда говорит, что именно команда «КМ» более всех прочих подходит в испытатели нового оборудования — значит, так оно и есть.
Вот только само это оборудование…
Нет, ну ведь полный же бред, — ловить торсионной воронкой удачу! Расскажи Станиславу кто нечто подобное еще месяц назад — пальцем бы у виска покрутил и выкинул из головы, как мусор. Ну ведь бред же, любому ясно. И однако… Альфиане не врут и не подставляют партнеров. Да и в технологиях ненамного отстали от зеленокожих любителей чужого шашлыка, хотя и идут иным путем. И если Аайда говорит…
Может, не такая уж и эфемерная штука эта самая удача? Может, ее действительно можно как-то измерить или даже к делу припахать не только при помощи уважения старых космофлотских суеверий? Да вот хотя бы того же Дэна взять — кто из знающих рыжего навигатора хотя бы понаслышке посмеет сказать, что нет у него этой самой удачи?
Кстати, о Дэне. Что-то давно ребят не видно, вон и шашлык уже почти готов. Даже Венька зашевелился, принюхиваясь, а эти все еще где-то по кустам в прятки играют.
Станислав подавил порыв сходить и проверить, что там да как — не стоит портить парням игру только потому, что у капитана плохое настроение и жажда если не деятельности, то хотя бы ее симуляции. Нет, если бы им действительно грозила опасность, Дэн вел бы себя не так, честно бы все рассказал и предупредил, не стал бы скрывать от команды… Не стал бы, да. Дэн не такой.
Настроение у капитана испортилось окончательно.
***
Элли рухнула на кровать, не зная, чего ей хочется больше — биться головой о металлическую спинку или ругаться грязно и матерно? Так и не решив, ограничилась нервным хихиканьем. Утешало одно — посла она все-таки отправила, и ребята сделают все от них зависящее, чтобы он вернулся на свой драгоценный Афон вовремя.
Больше ничего особо утешительного не было. И вроде как не предвиделось.
После отлета круизника Элли еще немножко пошаталась по крохотному зданию, лишь по какому-то недоразумению носившему гордое имя местного космопорта. Он и на вокзальчик-то не тянул — так, на будку станционного смотрителя с единственным шлюзом, у которого приличные пассажирские транспорты даже не притормаживают. Обошла крохотный зал ожидания, полюбовалась на сонных продавцов в двух жалких киосках и таких же сонных охранников. Продуктовый автомат не работал, и Элли прождала больше двадцати минут, пока спящая на ходу девица из припортовой кафешки принесет ей заказ. Не приготовит, не разогреет даже — просто достанет с нижней полки прозрачной витрины те две коробочки саморазогревающейся еды, в которые Элли нетерпеливо ткнула пальцем, и сунет их в бумажный пакет. Ах, да — еще и протянет этот пакет Элли. Конечно же, дико трудоемкое дело, никак не справиться менее чем за двадцать минут.
А еще Элли полюбовалась на два припаркованных на взлетной платформе корабля — и поняла, что один припаркован здесь, похоже, навечно. Да и второй оптимизма не внушал — мелкий челнок, пригодный лишь для внутрисистемных рейсов. Питер его видел и сказал, что дохлый номер, такие создавать червоточины не умеют и предназначены для ближних полетов.
Питер был абсолютно прав, когда говорил про разность скоростей, здесь даже флиртовали медленно: у Элли чуть лицевые мышцы не свело от длительного напряжения, прежде чем до одного из охранников дошло, что с ним, кажется, пытаются заигрывать.
Но это было бы еще полбеды. Худшее начиналось, стоило Элли завести разговор о деле. Вроде бы что в этом такого сложного — ответить, когда будет ближайший корабль к той же Веге. Допустим. Ладно, ладно, не к Веге, к ней только что был, а вряд ли в такой глуши регулярные транспорты ходят часто…
— Ну почему же? — возмутилась диспетчерша, заставив Элли скрипнуть зубами. — Этот вот, который только что улетел, он постоянно заходит, каждый год. Хотите приобрести билетик? Многие уже закупают, чтобы с гарантией.
И год торчать в этой дыре?! Элли благоразумно не стала вопить этого вслух: не факт, что толерантность бетанского транслятора распространялась на местные языки. Просто уточнила: а, допустим, к Гамме Центавра отсюда когда что-нибудь будет? Или к Цете Кита? Ну ладно, ладно, хотя бы к Сигме…
Рейсовых нет, сообщила диспетчерша, улыбаясь, но что-нибудь обязательно будет, вы подождите. Что-нибудь обязательно будет.
— Когда? — спросила Элли.
Нет, ну вот вроде бы такой простой вопрос! Почему бы на него просто не ответить?
— Будет, — подтвердила диспетчерша, продолжая радостно улыбаться и до мурашек напоминая Питера. — Обязательно! Вы не волнуйтесь так.
— Хотите чаю? — спросил наконец-то осмелившийся подойти охранник. Ну надо же! И десяти минут не прошло, просто спринтер какой-то!
А потом тоже сказал, что какая-нибудь оказия в нужном ей направлении обязательно будет. Скоро. Наверное. Конечно же, будет. Если и не совсем пассажирская, то многие грузовички тоже берут путешественников за дополнительную плату. Значит, наверняка прилетят, куда они денутся? Не один, так другой. Подождите. Куда вам спешить?
Приходилось все время повторять себе, что никто из этих милых улыбчивых аборигенов вовсе и не думает над ней издеваться. Просто Питер прав — здесь действительно другие скорости. Другое восприятие времени. Они покупают билеты на корабль, который прибудет только через год, они планируют свою скучную сонную размеренную жизнь на год вперед и не видят в этом ничего необычного. Они уверены, что их завтра ничем не будет отличаться от их же вчера. Или сегодня. Здесь никто никуда не торопится.
И о туннелях их можно было не спрашивать. Они действительно о них не знали и знать не хотели. И, наверное, это было вполне естественно, хотя и не слишком удачно. Но куда хуже было то, что и сама Элли знала всего шесть точек входа-выхода, которые могла с уверенностью привязать к системам координат, принятым в этом диком (диком? Ха, если бы только диком, сонном — так будет вернее!) космосе. И два из них были на территории Цетагандийской империи, куда адмиралу дендарийских наемников очень не хотелось бы соваться в гордом одиночестве, у цетов долгая память.
Пришлось-таки выпить пива с осмелевшим охранником — он всячески расхваливал ей достоинства бара с незатейливым названием «Отдохни!», где собираются капитаны и пилоты, а не сидеть же в подобном заведении просто так, изображая пай-девочку? Бар как бар, такой же сонный и почти пустой, как и всё прочее в этом занюханном городишке. Единственное исключение, выбивавшееся из повсеместной летаргии, — стайка громогласных юнцов, оккупировавших барную стойку. Однако они мало походили как на пилотов, так и на капитанов, и Элли добавила скептицизма во взгляд, устремленный на охранника. Тот с извиняющейся улыбкой пожал плечами — ну да, мол, сейчас транзитных кораблей в Зарянке нет, вот и пилотов с капитанами в баре тоже не наблюдается, но как только какой-нибудь прилетит, пусть даже на пару часов, они обязательно сюда зайдут. Это традиция. А сейчас, может быть, повторим еще по бокалу, почтив другую славную традицию: не останавливаться на одном?
Элли задумчиво покачала головой и сползла с высокого барного стула. После чего продиктовала разочарованному было (но тут же снова воспрянувшему) охраннику номер своего коммуникатора и попросила звонить. Но только в том случае, если кто-нибудь прилетит.
До гостиницы Элли добиралась пешком, это оказалось проще, чем ждать автобус, который ходил раз в час. Но мог и подзадержаться на два, а то и три. Можно было взять таксофлайер — на стоянке перед космопортом их дежурило целых два! По местным меркам, наверное, целое столпотворение. Но на флайере было бы слишком быстро, а ей хотелось подумать.
Зарянка была крохотным городишком, скорее даже поселком при космическом полустанке. Этакая перевалочная база для сезонных работников, занимающихся то ли сбором, то ли добычей чухеллы, в горячую пору тут грузовые челноки так и снуют, загрузиться торопятся, ибо платформа не резиновая, а на подлете уже следующие. И гостиницы забиты по самые крыши, это для тех, кто поприличней, для простых работяг времянки и бараки за городом, на двадцать пятом километре. Там удобств никаких, зато и проживание стоит всего ничего, да и к шахтам ближе, бараки почитай в самую крайнюю и упираются. А сейчас межсезонье, работники кто разъехался, кто отдыхает, силы к новому сезону копит, вот и пусто в городе, до следующего-то сезона чего тут колготиться?
Что такое чухелла, охранник так толком и не объяснил, пытаясь перевести разговор на куда более интересную ему тему: чем такая красивая барышня намерена заниматься сегодняшним вечером? Впрочем, Элли местный бизнес интересовал постольку-поскольку. Какая, в сущности, разница, аналогом чего служит эта самая чухелла — полезных ископаемых или хлопка, а то и вообще местных наркотиков? За первую версию говорило упоминание шахт, за вторую — сезонность работ, вряд ли местные полезные ископаемые в шахтах именно что вызревают. Хотя… если это что-то вроде грибов — почему бы и нет? Но опять же — ей, Элли, какая разница?
Главное, что Зарянка является рабочим поселком, в котором и порт-то возник только потому, что проще оказалось сразу отправлять эту самую чухеллу к месту переработки. И в межсезонье здесь нет ничего интересного, в том числе и интересного для Элли. И, наверное, стоило бы попытать счастья в двух других городах, имеющих космопорты, Питер же говорил, что на этой Ньюризани таковых целых три. Наверняка хотя бы один из пары оставшихся будет крупнее и с более оживленным трафиком — ну хотя бы потому, что просто трудно себе представить что-то менее оживленное, чем здешний. И, возможно, среди тамошних транзитных кораблей будет проще отыскать летящий в более или менее нужном направлении.
Охранник сказал, что даже в межсезонье корабли в Зарянку прилетают чуть ли не каждый день, он это с такой гордостью сказал, надо было слышать. И делить поэтому как минимум на три. Два или три корабля в неделю, вряд ли больше. Около дюжины в месяц. И сколько шансов на то, что из этой дюжины хотя бы один идет в одном из шести направлений, более или менее подходящих Элли? Нет, что ни говори, но если ждать погоды, то лучше все же у моря, а не у заболоченного технического прудика. И, наверное, Элли бы так и сделала.
Если бы в бойком перечислении гордым охранником совершенно незнакомых Элли названий (да-да, и оттуда к нам тоже регулярно прилетают, вы не думайте!) не промелькнула бы вдруг Земля.
Именно между Землей и Ньюризанью ходил регулярными челночными рейсами небольшой каботажник под странным названием «Маленькая лошадка», при одном только упоминании которого диспетчерша мило краснела и переставала выглядеть сонной мухой.
— Да вот и Зинка не даст соврать, — сказал охранник. Они тогда еще стояли у будки диспетчера, Зинка возлежала пышной грудью на стойке, полузакрыв глаза, а охранник как раз собирался ненавязчиво подвести симпатичную инопланетницу к мысли о том, как же ей повезло попасть в столь восхитительный городишко именно сейчас, когда тут почти пусто и такой бравый парень не загружен по уши служебными обязанностями. А заодно повышал и статус поселения, перечисляя регулярно посещающие его корабли. — Не дашь ведь соврать, да, Зинка? Твой-то как раз на днях ожидается, он мимо Земли уже неделю как прошел, отписывался, что, мол, ждите.
И Зинка мигом проснулась, заколыхала объемистой грудью, замахала ручками:
— Ой, ну ты прям скажешь! Ну почему сразу мой? Ой, ну ни стыда, прям, ни совести у человека, лишь бы порядочную девушку незнамо кем выставить! А он, может, вовсе и не ко мне даже, а он, может, просто по Агатиным коржикам соскучился!
В ответ охранник только довольно хохотнул и сказал, что парочку кое-чьих коржиков он тоже не против был бы отведать, за что получил по стриженому затылку свернутым в трубочку журналом (судя по обложке — галактических мод).
Земель с разными добавками, от Старых и Новых под номерами до фамильных указаний, чья именно эта Земля, по космосу было разбросано с полсотни, Элли и сама на многих успела побывать. Но вот так, без дополнительных пояснений, называли только одну. Ту самую. Первую. И рядом с маленьким желтым карликом, вокруг которого вращалась родина человечества, выходило несколько очень удачных ПВ-туннелей, это Элли отлично помнила по прошлому визиту.
Вольный каботажник тоже внушал определенный оптимизм — его проще уговорить сделать небольшой крюк за дополнительное вознаграждение, чем просто наемного капитана, который себе не принадлежит. И тут как раз заброшенность Зарянки тоже могла сыграть на руку потенциальной нанимательнице — вряд ли здесь может оказаться еще один претендент на единственную пассажирскую каюту «Маленькой лошадки» (что каюта была, и была в единственном количестве, Элли выяснила первым же делом). Нет, определенно стоило подождать удачи именно в этой дыре. Да и гостиница оплачена до конца недели, им сразу при вселении заявили, что тут такие правила (хотя Элли и подозревала, что правила эти возникли в тот момент, когда ушлая хозяйка гостиницы отправила мальчишек оттащить багаж богатеньких инопланетников в их апартаменты, тем самым убедившись, что они уже не сумеют развернуться на пороге и удалиться в поисках более сговорчивых хозяек с менее навязчивым сервисом).
Раздражало Элли только одно: принятое решение, вроде бы логичное со всех сторон, почему-то не принесло ни радости, ни облегчения. Даже наоборот, странная ничем не обоснованная тревожность словно бы усилилась.
— Девушка, — сказал Ланс. И добавил, подумав: — Почему?
Вообще-то он уже несколько секунд пытался кинуть Дэну запрос по киберсвязи, но навигатор его игнорировал. Вениамин Игнатьевич просил, чтобы только вслух, — значит, и будем только вслух и никаких мгновенных обменов данными вне боевой обстановки. Дэн чуть шевельнул плечами, прислушиваясь: нет. Пока еще тихо и далеко. Волноваться не о чем. Можно ответить.
— У людей так принято. У нас есть три минуты сорок две секунды. Хочешь поговорить о странных привычках людей?
— Да.
— У людей тоже есть что-то вроде базовых прошивок — по умолчанию. Ну как изначальные программные запреты, только у людей их много. И они вроде как необязательные. То есть при их нарушении не включится никакая программа самоуничтожения, но люди их все равно не нарушают. Если, конечно, это правильные люди, а не бракованные. Понимаешь?
— Нет.
— Молодец. Честный. Тогда просто запомни. Подумай, когда будет время, поанализируй. Может быть, когда-нибудь и поймешь. А потом и мне объяснишь.
— Это…. шутка?
— Это шутка.
— Я понял! Смешная шутка.
— Молодец.
— А про девушку не понял. Она чужая. Тед свой. Почему надо было волноваться не за Теда?
Дэн подавил вздох — Ланс упрямо гнул свою линию, попробуй не ответь! Или попробуй ответь… Две минуты девять секунд, можно попробовать уложиться…
— У тебя же не снесены программные установки телохранителя, там четко прописано: ребенок и женщина являются приоритетными объектами охраны в отсутствии иных указаний. У боевых моделей в приоритетных, как правило, закрепляют командира или наименее защищенного бойца. Дети. Женщины. Старики, раненые. Аналогию видишь?
В разговорах с Лансом Дэн часто и сам переходил на упрощенный язык. Не специально или с какой-то там целью, само собой получалось. Вроде бы два года всего разницы в возрасте-то, но это два года, проведенных на Шебе, а в боевой обстановке учишься быстро. Телохранителям сложнее.
— Аналогия ложна. — Ланс почти не задумался над ответом. — Противоречит базовой установке на «свой-чужой».
Ну да. Последний в списке приоритетности из «своих» по умолчанию стоит выше любого самого ценного чужака. Если бы на том мосту бандиты одновременно напали не только на тогда еще совсем не знакомую Дэну Киру, но и на Теда, — кого бы бросился защищать рыжий киборг? И было бы это правильным с точки зрения человека?
Дэн поежился. Хорошо, что ему тогда не пришлось выбирать. Ответил быстро, почти скороговоркой (время поджимало):
— У людей маркировка «свой-чужой» плавающая, с тенденцией смещения в ту или иную сторону в зависимости от характеристик самого человека. У нормальных преобладают «свои», у бракованных — «чужие»…
«Боевая готовность ноль. Вторая линия».
«Принято».
Время кончилось.
Два киборга, только что сидевшие в расслабленных позах (Дэн на поваленном стволе, обросшем вместо веток чем-то вроде длинной серо-розовой шерсти, Ланс — прямо на кочковатой земле, травы или ее аналогов в здешнем лесу не водилось) разом вскочили, переходя в боевой режим. Дэн остался на месте, а Лансу пришлось отпрыгнуть на противоположный конец поляны: хотя приближение подземных тварей в основном отслеживал именно он, для того и сидел на земле, для того обе ладони к ней и прижимал. Но опыт Шебы позволил Дэну более точно спрогнозировать точку выхода на поверхность и заранее занять более удобную позицию. Ну или это могла быть интуиция, которая, как оказалось, успешно инсталлируется и киборгам. Или удача. Или помощь маленьких зелененьких гремлинов, из каких-то своих гремлинских соображений покровительствующих рыжим навигаторам — какая разница, если это работает? Работает? Пользуйся!
Земля на поляне вспучилась огромной кротовой норой, потом так же стремительно рухнула вниз, образовав воронку диаметром метра в полтора (краем процессора Дэн удовлетворенно отметил, что от уходящего вниз провала до его ботинок как раз три ладони, как он и планировал), и на поляну неторопливо начало выбираться нечто многосуставчатое и сегментированное, напоминающее помесь краба с сороконожкой — только очень крупного краба с просто-таки гигантской сороконожкой. Местные называли эту тварь чухеллой.
Тварь лезла молча, только постукивали друг о друга при сокращении тела многочисленные панцирные пластинки да щелкали с резким почти металлическим звуком топорщащиеся во все стороны и жадно хватающие воздух клешни. Попавшее под одну такую клешню деревце в руку толщиной хрустнуло и переломилось словно спичка — и тут же было утащено более мелкими вспомогательными клешнями вниз, под брюхо, где у твари располагались рты — столь же многочисленные. Тварь была всеядна.
Но предпочитала мясо.
Зашипела плазма, черная дымная полоса вспорола сегментированное брюхо, отрезав по пути несколько крупных клешней и не меньше десятка мелких, вспомогательных. Запахло паленой костью и еще чем-то, на сложный анализ чего не было времени. Тварь заверещала тонко и пронзительно, на ультразвуке, визг вбуравливался в виски и щекотал в ушах, Дэн автоматом откалибровал фильтрацию именно этого звука, чтобы не мешал. Но щекотка осталась. На боеспособности не отражается, можно игнорировать. Верхние сегменты твари осыпались бесформенными ошметками и жирным пеплом, но из дыры лезли новые, захлестываясь упругими витками, пульсируя, подергиваясь. Ланс с топориком на длинной ручке наперевес застыл в боевом режиме на противоположном конце полянки. И был до чертиков похож на статую индейца, вышедшего на тропу войны — как раз буквально позавчера на общий просмотр был выбран фильм о том, как индеец по имени Большой Змей спас американского президента Тедди во время то ли Первой, то ли Второй Мировой. Но Ланс сейчас не играл в индейца.
Ланс ждал.
Согласно скачанной Дэном информации по животному и растительному миру Новой Юрюзани, вдобавок к остро заточенным спинным пластинкам и клешням, больше напоминавшим ножницы по металлу, вылезающая из подземной норы тварь обладала еще одной неприятной особенностью. Дэн успел сделать еще четыре выстрела, когда дошла очередь и до Ланса вступать в игру.
«Семьдесят шесть целей».
«Поправка: восемьдесят одна».
«Поправка: семьдесят четыре».
«Принято. Минус пять».
«Принято».
В моменты крайней опасности чухелла рассыпалась на десятки смертельно опасных тварей размером с крупную собаку (по одному рту, четыре больших клешни, десятку маленьких и шесть острых спинных пластин на каждого), поскольку представляла собой не единый неделимый организм, а своеобразную колонию, доходящую иногда до нескольких сотен особей. Слившись в единого бронированного червя, им было проще обороняться от местных врагов и прокладывать подземные тоннели, спинные пластины работали при этом лопатками эскаватора. Но когда враг оказывался слишком крупным или опасность невозможно было расчленить-подмять-сожрать-переварить — чухелла предпочитала рассыпаться и предоставить возможность своим фрагментам спасаться поодиночке. Обычно такой метод позволял уцелеть большей части «крабиков» и соединиться потом снова в пусть и несколько более короткую, но все же живую особь.
Все ксенозоологи в один голос утверждали, что чухеллы опасны только осенью и весной, в периоды активной миграции и размножения, на зиму же и лето они впадают в спячку, пережидая неблагоприятные для себя температуры, к перепадам которых тварь оказалась очень чувствительна. Шатуны встречались редко и, как правило, были сильно дезориентированы и медлительны. Местные старались их не убивать — зачем? До прилета ближайшего сборщика почти три месяца, а брюшные железы твари теряют свои ценные для фармацевтики качества уже на двадцатый или двадцать первый день заморозки. Действительно, нет смысла.
Ну разве что тебе просто не хочется объяснять все это капитану, который будет пытаться спасти всех. Или Теду, который будет пытаться спасти не только всех, но еще и свой шашлык. Потому что чухеллы обожали жареное мясо и чуяли его запах за несколько километров, как акулы — растворенную в воде кровь. Хорошо еще, что не сезон и шатун в округе оказался один, а то тут проходу бы не было от этих тварей.
Дэн подпрыгнул, и клешня напрасно щелкнула там, где только что была его нога. Промахнулась. А вот Дэн не промахнулся — не стал даже заряда тратить, на приземлении влепил каблуками с обеих сторон бритвенно-острого спинного гребня. Под подошвами мерзко чавкнуло.
«Четыре цели на 2:15».
«Принято. Нейтрализовано».
Эти твари обычно селились вдоль Огненного Хребта — длинного горного кряжа, изобилующего гейзерами и горячими источниками. Холод переносили куда хуже летнего недостатка влаги, хотя и его не очень любили. Для того чтобы прогнать чухеллу прочь, бластер вовсе не был нужен — местным хватало брандспойта с очень холодной водой. Но брандспойта у Дэна под рукой не было. А бластер был. И пусть был он не у Дэна, а у Станислава Федотовича, но ведь того всегда можно попросить.
Помня о том, что бластер придется возвращать и капитан может поинтересоваться резко упавшим уровнем заряда, Дэн старался работать аккуратно, точечными ударами. Ланс метался и размахивал смертоносным топориком на своей стороне полянки и сейчас еще больше напоминал индейца — только теперь уже индейского шамана, исполняющего какой-то сложный ритуальный танец, со множеством прыжков и увертываний. Острое стальное лезвие легко рассекало костяную броню, а зубчатый обух, которым Ланс орудовал чуть ли не чаще, проламывал и сминал панцирь, словно ореховую скорлупку. И не подумаешь, что это грозное оружие еще вчера лежало среди прочей посуды в кухонном шкафчике, а длинная рукоятка – всего лишь шест от тента.
— Отбой.
Ланс крутанулся на пятке, сканируя периметр, и согласился:
— Отбой принят.
Потом они еще несколько минут потратили на то, чтобы скинуть останки чухеллы в проделанный ею же лаз и придавить его сверху тем самым стволом, на котором Дэн сидел, пока все не началось. Битва заняла две минуты и тридцать восемь секунд и проходила в почти полной тишине — во всяком случае, для человеческого уха, — и последнее обстоятельство Дэна особенно радовало.
Он давно отчаялся понять, с какого такого перепугу и по какой такой извращенной человеческой логике вся команда «Космического Мозгоеда», похоже, записала в наиболее приоритетные объекты охраны именно их с Лансом, боевых, на минуточку, киборгов, куда более прочных и боеспособных, к тому же как раз и предназначенных изначально для охраны хрупких человеческих особей во всевозможных экстремальных ситуациях. И однако же просто некуда было деваться от постоянных: «Надень шапку, простудишься!», «Ты куда опять без скафандра?!», «А вот мы тебе сейчас еще один укольчик для профилактики!», «Нсуй рки в рктор, тм ж рдция!», и даже коронное «М-р-м-я-я-яу!» звучало с явным осуждением и намеком на то, что сама Котька наверняка справилась бы куда лучше. На своем горьком опыте Дэн давно уже убедился, что если он хочет без помех сделать что-то для защиты этих странных, но давно уже ставших для него очень важными людей, сделать это следует тихо.
Все-таки это очень удачно, что люди не слышат ультразвука, а то ведь наверняка примчались бы в самый неподходящий момент и начали бы путаться под ногами, в разы усложняя задачу собственной охраны.
Местное время 16:34. Поставленная задача: функционирование системы в охранном режиме удаленного доступа и проведение автономного анализа ситуации. Цель: наработка самостоятельных наиболее адекватных способов и приемов реагирования в нестандартной ситуации. Приступить к исполнению? Да/Нет. Да.
Автоматическое сканирование местности завершено. Основной объект в норме. Дополнительный объект в норме. Обнаружено сближение объектов. Уровень опасности: низкий, с устойчивой тенденцией к возрастанию. Принять данные предварительного анализа? Да/Нет/Напомнить позже. Да.
Киборг чуть повернул голову, подключая к процессору теперь и зрение, а не только сенсорные датчики. Несмотря на жаркий солнечный день (температура воздуха 32,4, температура воды в прибрежной зоне 21,3, ветер юго-восточный, 0,3 м/сек, солнечная радиация в верхних границах нормы для неадаптированного человеческого организма, не рекомендуется пребывание на открытом солнце более полутора часов без нанесения на кожу защитного покрытия) маленький каменистый пляжик был почти пуст. Одна пляжная сумка, один небрежно брошенный на валун сарафан, одна одноразовая туристическая пенка (пустой баллончик из-под нее рядом, один), одно полотенце, на нем один баллончик с защитным кремом и одна сумочка категории «косметичка». Рядом босоножки. Две.
Два объекта-человека. ХХ и ХУ хромосомного типа.
Один до недавнего времени лежал на пенке, а сейчас сидит, пшикая на тело кремом из баллончика — очевидно, тоже помнит о необходимости защитного покрытия. Особь ХХ, среднего репродуктивного возраста. Волосяное покрытие головы с минимальным содержанием меланина, физические параметры стандартные (тут киборг чуть дернул бровью и дотошно уточнил – местами крупнее стандартных. На два с половиной размера, почему-то для людей это очень важно, лучше отметить). Анализ завершен. Девушка. Блондинка.
ХУ стоял у самого края пляжа, прячась за камнем. Наблюдая за первой особью и оставаясь при этом невидимым для нее. Но не для киборга. Охранная программа выбрала лучшую из возможных позиций — сверху, над самым обрывом, отсюда просматривался не только сам пляжик, но и все подходы к нему, да и воду вглубь сканировать куда проще. И куда меньше вероятность того, что охраняемый объект или предполагаемая угроза обнаружат охранника на фоне ослепительного неба (киборг на собственном опыте знал, что люди непредсказуемы и иногда наличие охраны страшно возмущает даже сами охраняемые объекты). А шесть метров по вертикальной скале — ерунда для оснащенного имплантатами тела, если вдруг что.
ХУ стоял за камнем 18 минут 42 секунды. В обычном спектре он казался почти черным на фоне белых камней, в инфракрасном — сиял куда ярче принимающей солнечные ванны блондинки. Разгорячен. Напряжен. За время наблюдения успел раздеться до трусов и кроссовок, но все равно потеет, уровень адреналина и тестостерона в крови неуклонно растет по экспоненте, но критического значения пока не достиг, а значит — нет и повода для вмешательства.
Пока человек оставался за камнем, киборг наблюдал за ним лишь самым краем процессора, затрачивая на это менее трех процентов оперативной памяти. Но теперь ситуация изменилась.
Местное время 16:35. Объект ХY покинул укрытие и двинулся к объекту ХХ. Медленно и осторожно, стремясь как можно дольше оставаться незамеченным. Объект ХY приближается к объекту ХХ со спины, оставаясь вне зоны его сканирования. Объекты сближаются, вероятное время столкновения 16:39. Ситуация изменилась и требует комплексного анализа. Задействовать дополнительные мощности? Да/Нет? Да.
Покрытие зоны — камни. Размер. Состав. Плотность. Фактура поверхности. Спектральный анализ. Уровень возможной обоюдной деформации при столкновении с разными частями человеческого тела — 1/47 не в пользу последнего. Возможность использования в качестве оружия — 89%. Степень опасности для жизни — 62%. В защитном креме, которым натерлась блондинка — высокое содержание жира. Возможная вероятность случайной травмы — 27 %. Кроссовки. Босые ноги. Соотношение мышечных масс — один к трем. Но — алые накладные ногти, керамопласт повышенной прочности. Уровень опасности — 38%. Уровень агрессии — верхняя граница нормы. Уровень опасности ситуации в целом…
Киборг скосил глаза на ухмыляющегося напарника. Старшего. Опытного. Имеющего право отдавать приказы и принимать решения. Сегодня киборг не был старшим в паре, а значит — не мог и начать действовать без приказа. Старший все видел. Но молчал. Лишь ухмылялся и скептически заламывал рассеченную белой ниткой шрама левую бровь, посматривая то на пляж, то на киборга. А значит — и поводов для вмешательства нет.
Нет?
Да/Нет?
Напомнить позже?
С пляжа раздался пронзительный женский визг — объект ХХ обнаружил присутствие в опасной близости от своего месторасположения объекта ХY и счел его намерения однозначно недружелюбными. Объект ХY взревел, подтверждая высокую достоверность подобной оценки, и одним гигантским прыжком преодолел разделяющее их расстояние. Навалился на блондинку, пытаясь придавить ее собственным весом к пенке (соотношение 1/1,9, вероятность успеха 44%… поправка — с учетом крема вероятность успеха менее 14%). Блондинка вывернулась и бросилась бежать вдоль линии прибоя, продолжая издавать вибрирующие прерывистые звуки высокого регистра.
Киборг напрягся: уровень агрессии вышел за верхние границы нормы, а значит…
— Поправка: уровень агрессии для заданной ситуации в пределах нормы. Не отвлекайся, Ланс! Твой ход.
Ланс моргнул. Блондинка успела отбежать уже довольно далеко, черноволосый смуглый преследователь не отставал, расстояние между ними сокращалось медленно, но неуклонно. Если что-то случится — даже вошедшему в боевой режим киборгу потребуется не менее десяти секунд, чтобы догнать и вмешаться, а десять секунд — это иногда слишком много… уже двенадцать… пятнадцать…
Боевой режим? Да/Нет? Нет.
Старший в паре Дэн. Дэн опытный. Ему виднее.
— Разрешение на безлимитные по качеству и количеству вопросы остается функциональным?
— Да.
Странно. Ответ короткий и положительный. Тогда почему Дэн смотрит так, словно Ланс сделал что-то неверно? Отменить запрос? Да/Нет?
Нет. Проанализировать позже.
— Тогда… я прошу уточнить параметры заданной ситуации, при которых подобный уровень агрессии считается допустимым и не требующим немедленного вмешательства.
Смотреть глаза в глаза очень трудно. Но старший настаивал. Не старший, Дэн, на этом он тоже настаивал. Вот Ланс и смотрел, мониторя охраняемый объект периферийным зрением.
Мужчина догнал блондинку на дальнем краю пляжа (восемнадцать секунд в боевом режиме, можно уложиться в тринадцать, но потом потребуется регенерация порванных мышц). Попытался схватить. Жертва снова взвизгнула, вывернулась (хороший крем, долго не впитывается) и бросилась бежать в обратную сторону. Мужчина выждал полторы секунды и возобновил преследование. Отсчет пошел в обратную сторону. Пятнадцать секунд… двенадцать… десять…
— Ролевая игра. — Дэн ухмыльнулся. — Предкоитальная. Наш Тэдди развлекается со своей новой подружкой. Ланс, ты уровень чего отслеживаешь? Адреналиновую группу? Проверь их спектры на серотонин, дофамин и эндорфины. А также просчитай скорости перемещения обоих объектов и сравни с их оптимальными параметрами. Может, это тебя успокоит.
— А должно? — Ланс моргнул снова.
— Ну да. Скорость убегания жертвы более чем в два раза ниже предельных возможностей для ее фенотипа. Частичное снижение можно было бы объяснить парализующим действием страха или усталостью, но не в два же раза. К тому же они люди, а у людей гормоны не врут. Им это нравится.
Ланс отнюдь не выглядел успокоенным, хотя не мог не видеть, что парочке на пляже игра действительно доставляет удовольствие. Мужчина опять догнал женщину, бросился на нее с преувеличенно грозным рычанием, фальшивым на 98%. Женщина снова взвизгнула — и на сей раз ее возмущение было почти неподдельным — 66% искренности, даже Дэн заинтересовался и бросил быстрый взгляд. Хмыкнул, тут же успокаиваясь и отворачиваясь. Мужчина с победным воплем отпрыгнул от жертвы и бросился бежать, размахивая над головой, словно флагом, сорванным трофеем — верхней частью ее купальника. Женщина с возмущенными криками припустила за ним.
Ланс следил за людьми на пляже пристально и напряженно. И не видел, что за ним самим точно так же следит его напарник. Поведение Ланса Дэна слегка тревожило – вот, например, сейчас он, вместо того чтобы успокоиться, напрягся еще больше. Это было странным и требовало анализа. Если минуту назад он выглядел почти несчастным и растерянным, то сейчас скорее отстраненным. И, похоже, вошел в режим охраны хозяина куда глубже, усилив ситуацию до экстремальной. У Дэна аж лоб зачесался, как захотелось использовать прямой ментальный поводок, — не только чтобы понять, в чем же мелкий видит проблему, но и одернуть вовремя, если потребуется. Удержался, хотя и с трудом. Вениамин Игнатьевич настоятельно просил как можно больше разговаривать с Лансом вслух, без этого-де развитие его коммуникативно-социальных навыков может затянуться на долгие годы. Всех просил — но многозначительнее всего поглядывал при этом на Дэна, намекая, что киборг киборгу друг, товарищ и… ну да, киборг.
Впрочем, просьба корабельного доктора была не единственной причиной — просто Дэн отлично помнил, сколько сам он в возрасте Ланса тратил сил и энергии на уклонение от поводков, и с какой маниакальной настойчивостью это делал. Нет, порвать не удавалось, в «DEX-компани» работали специалисты высокого класса и прошивали намертво, но измочалить, растянуть, обойти…
Ланс был другим. Если не удавалось сразу отказаться и настоять на своем отказе, более он не сопротивлялся, даже и не пытаясь обмануть, уклониться или обойти. Но каждый раз при взятии на поводок выглядел словно вздернутый за шкирку котенок — то есть донельзя беспомощным и несчастным. И как ему только выжить удалось, с таким-то характером?! Он же вообще не умеет притворяться! Не лицо, а незапароленный файл в общедоступной кодировке.
— Дэн! — Вот и сейчас вовсе не надо было быть киборгом, чтобы уловить в голосе Ланса нарастающую панику. — Дэн, ты уверен, что мы точно не должны вмешаться?
Дэн скептически глянул в сторону пляжа, хотя и так знал, что там происходит — блондинка догнала мужчину и теперь прыгала вокруг. Молотя маленькими кулачками по его мускулистому торсу и пытаясь дотянуться до похищенной детали одежды, которой он победно размахивал над головой. Тэд, если судить по гормональному фону и кое-каким физиологическим реакциям, сложившейся во время игры ситуацией был более чем доволен — и своей однозначной победой, и ответными действиями блондинки. С особенным одобрением наблюдал он за ритмичным подпрыгиванием ее крупноразмерных верхних параметров, лишенных сдерживающего фактора лифчика. По его самодовольному лицу было видно, что ради такого зрелища он готов вытерпеть куда более неприятные штуки, чем легкий массаж от кулачков частично разоблаченной подружки. Шанса отвоевать трофей обратно у блондинки не было ни малейшего, и не только из-за разницы в росте, но и из-за неравноценности мотиваций.
— Нет. В смысле — уверен, что не должны. Ланс, в чем дело?
— Она может его повредить! Вероятность ненулевая.
— Тебя так беспокоят эти три с половиной процента? — успел хмыкнуть Дэн, прежде чем до него дошел истинный смысл фразы. — Ланс! Ты что, все это время переживал из-за Тэда?!
Ланс моргнул третий раз. Реакция штатная, но что-то зачастил он с обновлениями интерфейсной странички.
— Ну да. А за кого же еще? Остальные же на корабле остались.
— Я думал — ты боишься за девушку.
— Зачем? — Теперь удивленным выглядел Ланс. — Она ведь не с нашего корабля.
***
Сегодня Валлиот встретил дьявола во плоти.
Валлиот Райс, первый и пока еще секретный, но уже вполне официальный и наделенный всеми необходимыми полномочиями посол благословенного Отцами-Основателями Афона во внешнем мире, лидер «Партии Заботы о Будущем», во время последних выборов наконец-то получившей большинство в Демографическом Совете, пока еще бездетный, но только потому, что перечисляет все свои социальные накопления в фонд развития репликаторных центров, никогда не считал себя особо набожным человеком и «…безжалостно высмеивал замшелых и устремленных лишь в прошлое ортодоксов при каждом удобном случае со всей убийственной силой присущего ему юмора, острого, тонкого и беспощадного». Во всяком случае, так писали о нем в «Афонском вестнике». Ну действительно, кто же в наше просвещенное время может всерьез поверить в подобную чушь, которой разве что маленьких детишек пугать…
— …Зубы разожми! Да, всунь между ними вот это… Давай его на скамейку… Черт! У тебя аптечка далеко? Тогда лучше мою, она сверху в сумке…
«…И ужасна Дьявол во плоти своей, и многолика, и вездесуща, и нет от нее спасения тому, кто духом не тверд; ибо только притворяется она слабой, чтобы войти в доверие к человеку и погубить его силой дьявольской, потому как нет и не может быть для нее большей радости, чем подчинить себе человека и погубить его…»
— …Там должен быть инъектор… Голову держи! Держи, твою мать!..
«…И раздвоенными копытами кончаются ноги ее, а руки — когтями острыми и окровавленными, и обведены синим глаза ее, коими рыщет она в поисках жертв своих, и окровавлен рот ее, коим она жертвы те пожирает без жалости…»
— …Да, давай сюда! Держи его за плечи… да, так… Крепче! Надеюсь, у него нет аллергии на релиум…
«…и все тело ее — один большой сачок, коим уловляет она неокрепшие души, неспособные защитить себя силою собственной веры…»
— …Расстегни ему воротник… я не могу, у меня руки заняты!..
А еще говорили, что если Дьявол навалится на тебя, то ты не сможешь дышать. И Валлиот считал это еще одним иносказанием, понятым неверно и слишком буквально недалекими предками. И, похоже, в этом он ошибался точно так же, как и во всем прочем…
— …Дыши, зараза! Дыши!..
Толчок в грудь. Еще раз. И снова. Про Дьявола, конечно, говорили, что она наваливается на грудь поддавшегося ей человека и закрывает ему рот своим окровавленным ртом, не давая дышать. Но никто никогда не говорил, что она у жертвы на груди еще и прыгает. Валлиот закашлялся и со всхлипом втянул в себя воздух. И еще раз. И снова.
— Вот и молодец…
Голос был знакомым. И… дьявольским.
Валлиот судорожно забарахтался, молотя руками воздух, сумел оттолкнуться от чего-то и сел, вжавшись спиной в твердое и ребристое (позже оказавшееся спинкой парковой скамейки, набранной из деревянных жердочек), в ужасе распахнул глаза и уставился на… адмирала Куинн. Пугающую, агрессивную, с перекошенным злобным лицом настоящей женщины. К тому же близко — так страшно близко! Почти вплотную, почти нависая, почти касаясь. Огромная, словно стена. Закрывая собою солнце и отгораживая от Валлиота весь мир. А за ней маячили оба встревоженных охранника-человека. Далеко — слишком далеко, за ее плечами, словно в другой галактике.
Валлиот всхлипнул и обмяк, зажмурившись от облегчения — не Дьявол. Всего лишь адмирал Куинн. Женщина. Всего лишь женщина.
*
— Ладно, ребята, — Элли попятилась, бочком просачиваясь между Питером и Киу. — Вы его тут успокойте, а я отойду, чтобы не мешать. Только вы побыстрее, ладно? Нам нельзя опаздывать.
Она отошла по усыпанной разноцветным гравием дорожке метров на пять и остановилась у клумбы, нетерпеливо постукивая носком ботинка по каменному бордюру. Она не видела, с каким ужасом и отчаяньем смотрел ей вслед Валлиот. А если бы и видела — поняла бы неправильно. И, наверное, отошла бы еще дальше.
*
Валлиот смотрел, как уходит адмирал Куинн, его единственная надежная защита. Та, которая смогла прогнать Дьявола. И пусть она не была человеком, но она прогнала Дьявола! Двое охранников, что сейчас помогали ему встать и привести в порядок одежду, были людьми, да, но они ничего не смогли сделать. Просто стояли и смотрели. Как истуканы. И улыбались. И глаза у них были стеклянными. Они были всего лишь людьми, эти охранники. И значит, были они бессильны перед ликом Дьявола и кознями ее. А вот адмирал Куинн человеком не была — она была женщиной.
И она прогнала Дьявола.
Может ли орудие Дьявола выступить против своей создательницы? И не просто выступить — победить? Или тут дело в другом, и те женщины, что слишком похожи на мужчин, перестают восприниматься Дьяволом как ее орудия, но при этом сохраняют часть той самой изначально заложенной в них силы? Дьявольской силы, да, но… может быть, употребленная на благое дело, даже дьявольская сила становится не такой уж и… дьявольской? Крамольные мысли… цензоры бы наверняка не одобрили. С другой стороны, а что они знают о жизни вне Афона, эти цензоры? Никто из них никогда не видел Дьявола вживую, лицом к лицу, а он, Валлиот, видел… Или видеть тут вовсе не главное?
Валлиот, всегда считавший себя далеким от теософских проблем человеком, понял, что окончательно запутался. Но одно он теперь знал твердо: он знал, кого на самом деле стоит бояться. И это была вовсе не адмирал Куинн.
*
— Похоже, с дозой мы слегка переборщили. — Элли поморщилась, снова замедляя шаг, чтобы не столкнуться с идущими чуть впереди Валлиотом и Киу. — Плетется как сонная муха, ногой за ногу цепляет. Того и гляди опоздаем.
— Да с чего бы нам опоздать? Тут десять минут ходу, даже такого. А до отлета более часа. — Питер своей вечной сияющей улыбкой еще больше портил Элли и без того поганое настроение. — Да успеем, не переживай.
Успеем.
Ну да. Они-то, может, и успеют — хотя чертов посол словно специально изо всех сил старается, чтобы как раз и не успели! Цепляется за Киу и постоянно оборачивается на приотставших (специально, между прочим, приотставших! чтобы не пугать лишний раз!) Элли с Питером. И взгляды бросает каждый раз выразительные — дальше некуда, панические такие взгляды, полные ужаса, возмущения и укоризны. Только вот шагу не прибавляет, скорее даже наоборот, словно у него при виде Элли ноги в коленках подкашиваются (вот же зараза афонская, даже релиум его не берет)! А на самом-то деле все это лишь для того, чтобы это она, адмирал и представительница ненавистного женского племени, место свое знала и подчинилась, дистанцию бы соблюдала. Сама.
А что поделать? Приходится подчиняться. Хотя и хочется подхватить придурка под другой локоток и протащить уже до космопорта и в люк запихнуть от греха, тут уже недалеко, не успел бы от страха окочуриться. Ну, наверное. Но мог бы опять припадок словить, и это на глазах у таможенного и медицинского контроля, а ну как в карантин бы загремел до выяснения? Нет уж. Уступает тот, кто умнее. Вот и приходится снова шаг замедлять, хотя куда же медленнее-то?! И так уже чуть ли не на месте топчется!
Посол в этот момент как раз опять обернулся, страдальчески охнул и вцепился в рукав Киу обеими руками, упираясь, словно кот, которого волокут на кастрацию. Ну теперь-то что ему не так?! Элли аж на восемь шагов отстала, чтобы не волновать! Нервов никаких на него не хватает, право слово. Ну ничего, недолго уже мучиться. Обоим.
Элли пнула подвернувшийся под ботинок камешек с такой злостью, что тот отрикошетил от бордюра со свистом, чуть искры не выбил. В сложившейся ситуации понятно было любому, кого необходимо оставить на этой чертовой Ньюрязани или как там ее, если на пятерых имеется только четыре билета. Вернее, три на четверых, ведь про посла же и речи быть не может. Это ему успеть надо, а остальным уже как получится.
Как и про Лаудерса — он не оставит свой обожаемый «Вортекс», который Питеру вчера удалось оформить как багаж и даже оплатить заранее существенное превышение положенного путешественникам веса. Лишний раз порадоваться бы, что здесь все такое дешевое, но как тут радоваться?! Телохранитель из Лаудерса как бронежилет из марли, но он будет нужен в конце путешествия, когда катер отстыкуется от круизника и пойдет собственным ходом. Значит, остаются два билета на троих? Так? Нет, не так! Без пилота отстыкованный «Вортекс» будет висеть мертвой жестянкой в мертвом космосе. Так что Питер тоже отпадает.
Значит, один билет на двоих. И выбор между Киу и самой Элли.
Только хрен это, а не выбор! Стоит только взглянуть разок на то, как шарахается посол от Элли и цепляется за Киу, чтобы понять, кто из них двоих будет ему лучшим телохранителем. Невозможно качественно охранять того, кто именно тебя считает своим первейшим врагом. Так что выбора по сути нет никакого. И самой Элли это понятно не хуже других.
Это-то и бесило.
— И чего он так шарахнулся от той милой торговки? — вздохнул Питер, тоже заметивший нервное поведение Валлиота. — Что он, женщин в платьях, что ли, не видел?
— Не видел, — буркнула Элли, у которой было время подумать, прийти к кое-каким выводам и мысленно высечь себя за непредусмотрительность.
— Да ну! — не поверил Питер. — Ну ладно, на твоей станции кринолины, может, и не носят, да и вообще я такое вживую тоже впервые видел, да. Но он же на Барраяре почти месяц жил! А я смотрел «Грег и его секреты», очень забавный сериальчик про тайную жизнь тамошней знати, там дамы как раз очень даже в таком рассекали. И это наше время, там про мальчишник перед императорской свадьбой очень веселая серия была. Нет, ну понятное дело, что в приличный космос они в таком не лезут, но у себя-то дома вполне. А он там больше месяца жил… Должен был видеть… Нет, ну правда… И чего он тогда такой?.. Ну совсем непонятно. А сериальчик забавный, да, если не смотрела, очень… советую…
По мере приближения к входному терминалу космопорта Питер говорил все незатыкабельнее, хотя и начинал повторяться. И улыбался все шире. Но как-то более дергано, что ли, и вообще все сильнее начинал напоминать Элли посла. Киу как раз подвел того к посту таможенного контроля (единственная будочка, с ума сойти!). Посол прошел первым и, обернувшись, бросил на Элли странный взгляд. Ей на секунду показалось, что словно бы жалобный или даже умоляющий. Какой только ерунды не примерещится от напряженных нервов!
Пора.
— Он жил там на территории базы Военно-Космической Академии, — оборвала она наконец этот полубессвязный лепет, становящийся все более жалким. — А много ли на территории ВКА женщин, особенно в кринолинах?
— А, ну да, ну да… — тут же с готовностью подхватил Питер, но Элли прервала его снова:
— Кончай мне пудрить мозги своим сериалом. Питер… или как там тебя? — Голос Элли стал тихим и почти равнодушным, и от этого голоса пилот выпучил глаза и вытянулся в струнку. Все наемники отлично знали, что в гневе Элли никогда не повышает голоса, наоборот. И уж если она перешла на шепот… — Кто ты такой, Питер? Откуда ты знаешь здешние языки, которых не смог распознать даже бетанский транслятор? Как ты все это устроил с туннелем, а? Какое у тебя задание? Просто сорвать переговоры или убить афонца? Стоять! — прошипела она еле слышно, когда он дернулся, и чуть шевельнула правой рукой в кармане, заставив направленное в живот пилоту дуло отчетливо натянуть тонкую ткань. Пилот тут же замер. — Вот так. Дергаться будешь, когда я разрешу. И можешь не искать свой билет, я его вытащила, когда ты умывался. Ты ведь понимаешь, Питер, что я не могу отпустить с нашим клиентом в качестве охранника человека, который врет в глаза своему адмиралу?! Отвечай, когда я спрашиваю.
Быстрые взгляды вправо-влево убедили Элли, что на них никто не обращает внимания. Ну мало ли зачем может остановиться посреди зала ожидания парочка? Девушка одной рукой придерживает парня за талию, другая в кармане — опять-таки ничего криминального. Может, прощаются, чего им мешать, в том числе и лишними взглядами?
— Да ничего я не врал! Ну… почти… — Питер все еще пытался улыбаться, несмотря на отчаянно расширенные глаза, и от этого его лицо выглядело плачущим.
— Чей ты шпион? Джексон? Цеты? Ну?!
— Да ничей я не шпион! — Вот теперь он действительно почти плакал. — Я просто жил здесь! Вот и наблатыкался… Совсем пацаном еще, по глупости! Нравилось… Романтика и все такое… Пока не опомнился и обратно не сбежал. Не шпион я, правда! Элли… адмирал… ну правда, не шпион!
— Вольно, боец, — сказала Элли уже нормальным своим тоном, вынимая руку из кармана. Поправила Питеру воротничок (пилот вздрогнул), похлопала по плечу. Улыбнулась (пилот дернулся). — Вольно, я сказала. А чего вернулся-то, если нравилось?
Питер сглотнул. Пожал плечами. Ужас его отпускал потихоньку, и на лицо уже выползала привычная улыбка, хотя пока еще и робкая.
— Здесь все не то. И не так. Скорости другие. Люди… Сонное царство. Болото. — Пилот поежился. — Еще бы немного, и я бы тут навсегда остался, засосало бы. Когда понял, так сразу и дернул, ближайшим же транзитником. Я не шпион, Элли!
— Верю. — Элли опять улыбнулась и слегка подтолкнула Питера в плечо в нужном направлении. — Иди. Таможенник на нас уже косится.
— А как же билет…
— Да в кармане он у тебя, ничего я не забирала! — Элли поморщилась. — Что я тебя, первый день знаю, что ли? Просто любопытно было, а ты молчал, как мороженый тритон. Вот и пришлось… Не злись, ладно?
Она действительно знала Питера не первый день и вполне могла предсказать его реакцию, потому и рискнула: он не то что не обиделся или не разозлился, — он восхитился.
— Элли… О-ох! Ну ты даешь… — Питер восторженно повертел головой, не в силах подобрать слова для достойного выражения переполнявших его эмоций. — А я ведь поверил, ага!
— Ступай! Доверчивый ты наш, — фыркнула Элли, снова пихая его кулачком в плечо. — Тебя там афонец заждался. Охраняй его хорошо, ладно? А я вас догоню, на следующем же. И спрошу по всей строгости, если вдруг чего! Ты понял? Так что не прощаюсь.
— Понял! До встречи, значит.
— Ну да. До скорой.
Питер шагнул было в сторону таможни, но вдруг обернулся. Элли нахмурилась — она терпеть не могла затянутых прощаний. Питер же выглядел непривычно серьезным, даже улыбаться почти перестал. Помялся и выдавил:
— Только ты это… будь осторожна.
И смотрел при этом с такой тревогой, чуть ли не пафосом, что Элли не выдержала и расхохоталась.
— Да что может со мной случиться в этом сонном грязеедском захолустье?!
Питер ее смеха почему-то не поддержал.
Следить за капитаном оказалось вовсе не сложно.
Вопреки опасениям Дэна, Станислав Федотович за всю дорогу от космопорта ни разу не оглянулся. Впрочем, даже если бы и оглянулся, ничего подозрительного бы не увидел, навигатор не стал рисковать и лезть с ним в одну капсулу — там кроме капитана было всего два человека и три шоаррца с клетчатыми котомками. Котомок было по паре на каждого мелкого ксеноса, были они, разумеется, фиолетовыми — и огромными (по крайней мере, по меркам шоаррцев!). Но как и сами их обладатели — пятиглазые, вечно щебечущие и находящиеся в непрерывном движении комья сиреневого меха — чуть выше колена среднего человека. Затеряться среди них оказалось бы сложновато.
Дэн сел в следующую капсулу, на заднее сиденье, да и там предпочел пригнуться. Теперь от возможного взгляда случайно (или не случайно) обернувшегося капитана его надежно отгораживали не только полупрозрачный колпак самой капсулы, но и мощные спины и широкие мохнатые плечи двух наемников-фреан, рассевшихся на переднем сиденье. Гордые своей мощью фреане не снизошли до того, чтобы заметить присутствие ничтожного хуманса. Вот и славно. Вот и пусть Станислав Федотович, если вдруг обернется, тоже подумает, что в этой капсуле нет никого, кроме фреан.
Предосторожность оказалась излишней, но лучше так, чем наоборот.
Дэн не был уверен, что поступает правильно. Но посоветоваться было не с кем, и он решил, что… ну да, лучше так, чем наоборот. Лучше пусть он сделает глупость, над которой вся команда потом дружно посмеется. Если узнает, конечно. Чем если вдруг на этой почему-то крайне подозрительной и неприятной навигатору планете со Станиславом Федотовичем что-то случится, а Дэн не сможет помочь. Потому что окажется далеко.
Капитан что-то скрывал. И при этом был смущен, раздражен и зол настолько, что даже почти не отреагировал на посадочную выходку Теда. Даже свое коронное и ставшее уже привычным ругательство «М-м-мозгоеды!» — и то не рявкнул. И штраф пошел платить безропотно. И вообще словно бы даже обрадовался возникшей задержке, что было вдвойне подозрительно. Нет, тут что-то было явно не так, и Дэн ничуть не жалел, что решил на всякий случай проследить и обеспечить силовое прикрытие, если таковое понадобится.
На «Площади Первопоселенцев» Станислав Федотович не стал останавливаться и любоваться красотами, решительным шагом пересек ее по диаметру, не задержавшись ни у одного ларька с сувенирами или пирожками и даже не взглянув на громоздящуюся по центру скульптуру местного новатора: сложное переплетение выгнутых арками и закрученных восьмерками пластобетонных балок, долженствующих обозначать тяжкую борьбу первопоселенцев с местной флорой и фауной (Дэн не был силен в искусстве, но тоже успел пролистать пару буклетиков, и не только шоаррских).
На площади народу было много, встречались и ксеносы – часть пути Дэн проделал так, чтобы между ним и Станиславом Федотовичем находился медленно поспешающий по каким-то своим делам фрисс. Если судить по расцветке и рисунку профессиональных отметин на грудном сегменте — то ли медик, то ли техник. Впрочем, у фриссов трудно отличить одно от другого. К сожалению, дела вели огромного синего слизня не совсем в нужном направлении, и когда расхождение стало критическим, Дэн сменил дислокацию, перейдя под прикрытие череды ларьков фаст-фуда для разных рас. И успел заметить, что как раз достигший края площади капитан сворачивает в небольшую боковую улочку. Потерять капитана Дэн не боялся, но и выпускать из вида не хотел — вдруг помощь понадобится тому именно сейчас?
Теперь можно было не скрываться, и Дэн одним рывком преодолел остававшиеся до углового здания тридцать девять метров. Хорошо еще, что догадался притормозить и не вылетел за угол на всей скорости, а лишь осторожно высунулся на разведку — ну мало ли? Вдруг именно в этот момент Станиславу Федотовичу зачем-то приспичит обернуться?
Высунулся — и тут же отдернул голову обратно.
Нет, капитан вовсе не оглядывался. Он был всецело поглощен совершенно другим занятием, хотя и не отошел от угла далеко — в каких-то двенадцати метрах, под зонтиком уличного кафе, у крайнего столика, за которым уже сидел единственный посетитель. Не человек, альфианин. Вернее — альфианка. Особь среднерепродуктивного возраста, относящаяся к категории знакомых, подкатегория клиенты, пометка — дружественные. Личностный идентификатор — Аайда. И именно общением с нею Станислав Федотович и был увлечен так, что не замечал ничего вокруг — отодвигал стул, стараясь при этом еще и покаянно разводить руками, улыбался, пожимал плечами и что-то говорил. Несмотря на царивший на площади гвалт и довольно громкую музыку, Дэну удалось расслышать:
— … можно сказать, почти… вы же знаете Теодора… да, конечно, никаких особых…
Выглядывать за угол снова или даже просто пытаться подслушать дальше Дэн не стал. Не счел рациональным — ведь загадка смущения и скрытности капитана благополучно разрешилась. Никакой опасности. Никаких намечающихся неприятностей — просто странные человеческие (и не очень человеческие) ритуалы, принятые между разнополыми особями. Станислав Федотович, конечно, не Тед, но что-то подсказывало навигатору, что он точно так же не обрадовался бы предложенной в такой ситуации помощи. Лучше уйти. Пока не заметили. А странное неприятное ощущение и избыточный прилив крови к верхним слоям эпидермиса шейно-лицевой зоны можно игнорировать как не несущие угрозы жизнедеятельности. Впрочем, поверхностные капилляры все равно лучше пережать. Все ведь в полном порядке. Никакой опасности. Просто странности взаимодействия обладателей разного набора хромосом — и, наверное, для этих странностей не обязательно, чтобы оба взаимодействующих были людьми. Эту мысль следовало проанализировать — пожалуй, самая важная из полученной сегодня информации.
Дэн наверняка изменил бы свое мнение, если бы задержался и послушал еще хотя бы пять минут. Но он уже быстрым скользящим шагом пересекал площадь в обратном направлении, стремясь вернуться на борт «Космического Мозгоеда» раньше, чем там обнаружится его отсутствие.
***
Люди здесь действительно жили. И даже летали. Мимо.
И не только люди…
Нет, ну можно было, конечно, продолжать пытаться списывать все на чей-то дешевый розыгрыш… Ладно, ладно! Дорогой розыгрыш. Показания радаров подделать не так уж трудно (понять бы еще зачем?! Но — ладно). Но если четыре разных мимо пролетевших корабля — тоже подделка, то их надо было все-таки худо-бедно отрисовать-спроецировать. Как и беседу с одним скучающим то ли пилотом, то ли капитаном — остальные ограничились стандартным обменом пакетами данных, что-то вроде формального приветствия, если нет ни времени, ни желания общаться ближе. Но бритва Оккама безжалостно отшинковывала от подобных попыток один ломтик за другим. Ломтики были тоненькие, но двигалась бритва быстро, и от первоначальной уверенности давно уже осталась жалкая кочерыжка.
Когда утром третьего дня, уже почти на подлете к орбите, появился пятый корабль и целенаправленно притормозил рядом с «Вортексом», чтобы его пилот (капитан?) мог спокойно пообщаться с коллегой, Элли решила, что розыгрыш, если бы он имел место быть, можно было бы с уверенностью отнести к категории дьявольски дорогих.
Существо на экране выглядело до чертиков реалистичным. И жутким. Кошмарная морда, вся заросшая неровной и похожей на полупрозрачную сиреневую плесень шерстью. Огромная хищно оскаленная пасть, полная острых треугольных зубов. Находящиеся в непрестанном движении уши, больше всего напоминающие крылья летучих мышей. Жуткий то ли рев, то ли скрежет из динамика — транслятор почему-то завис и отказывался переводить это, даже если оно и было осмысленной речью. И глаза — круглые, черные, непрестанно и несинхронно помаргивающие. Эти глаза поразили Элли более всего. Их было пять.
С этой тварью Питер сам не захотел разговаривать — замахал руками перед экраном, заскрежетал в ответ. Похоже, это все-таки было чем-то сродни вразумительной речи — ибо обладатель пасти Питера отлично понял. Обиженно тявкнул, перестал скрежетать и оборвал связь. Крохотный кораблик — а теперь Элли видела, что он действительно кроха, мог бы целиком поместиться в двигательном отсеке «Вортекса» — мигнул габаритами, заложил крутой вираж и унесся прочь.
Питер хихикнул, сдвигая пилотский шлем еще дальше на затылок (он сидел в полуготовности, без полного подключения к корабельным системам, но частично сканируя окружающее пространство и через них), и обернулся. И сразу же оборвал хихиканье, только сейчас заметив стоящую у входа в рубку Элли. Передернул плечами, словно бы извиняясь. Поспешил объяснить, хотя Элли его ни о чем не спрашивала:
— Не обращай внимания, местные коммивояжеры. — Выглядел он при этом как-то странно. Словно бы смущенным. — Если их сразу не шугануть — потом проходу не будет. А тебе лучше пристегнуться, у нас через полчаса посадка, диспетчер только что прислал подтверждение.
Элли неторопливо прошла к своему креслу, рассматривая подчиненного вдумчиво и с интересом, от которого тот занервничал еще сильнее.
— Интересно… — протянула она, усаживаясь, но не спуская взгляда с пилота. — И откуда ты так хорошо знаешь диалекты диких тварей из дикого космоса? А, Пит? Ты уверен, что ничего не хочешь рассказать своему адмиралу? — И тут до нее дошла вторая часть услышанного. — Постой… Ты сказал посадка? Какая посадка?! У них что — нет орбитальных гостиниц?!
— Не-а! — выдохнул Питер с явным облегчением и все еще некоторой опаской. Но Элли уже забыла, о чем только что хотела спросить, переключившись на более насущную проблему.
— Дикость какая! Как же тут люди-то живут?!
— А чего бы им не жить?
Нет, пожалуй, версию с розыгрышем стоит признать несостоятельной. И не только из-за высокой себестоимости, но и из-за невозможности придумать достойной причины для такой многоплановой и затратной мистификации. Мысль о собственном сумасшествии (или даже смерти) казалась более здравой и достоверной, но непродуктивной. Если она умерла или пускает слюнные пузыри в палате с мягкими стенами, что-либо предпринимать нет ни малейшего смысла. А сложить лапки и булькнуть тритоном на дно кастрюльки — нет, такой выход не для Элли!
Оставалось признать этот перевернувшийся мир как данность и хвататься обеими руками за предоставленный шанс. Как только он появится. А размышлять о его достоверности или недостоверности (а также и благодарить за него судьбу) можно будет как-нибудь и потом, когда выдастся свободная минутка.
Продолжая фыркать (ну не опускаться же до бурчания!), Элли устроилась в кресле: свежевправленной спиной лучше действительно не рисковать. Два оставшихся кресла были пусты. Интересно, преданность Киу интересам опекаемого объекта дошла до ночевок в одной каюте (читай — в одной постели) — или пока он охраняет посла из своей? Впрочем, нет.
Неинтересно.
— Ну и чего ты тянешь?
— А чего бы мне торопиться? В очереди торопиться глупо.
— Какай очереди? Ты сейчас о чем?!
— Об очереди. Обыкновенной, на посадку, ну и таможенный сканер, он тут автоматический. Вон видишь, грузовичок мигает? Сейчас его очередь. Да ты не волнуйся, перед нами только двое… О! Уже один.
— Как они здесь вообще живут?!
— А чего бы им не жить? Нормальная очередь, небольшая совсем… О! Уже наша.
И Питер надвинул шлем, отключаясь полностью. Вернее — подключаясь.
Элли привела кресло в горизонтальное положение и закрыла глаза. Помочь она ничем не могла, оставалось хотя бы не мешать. Впрочем, помешать вошедшему в полный контакт с кораблем пилоту можно было единственным способом — содрать с него шлем, разрывая соединения. Конечно, простая посадка — не пятимерная математика прыжка через червоточину, ее можно осуществить и вручную, но зачем, если Питеру больше нравится так?
***
Жуткая какофония из десятка самых разных мелодий, на площади просто оглушительная, здесь воспринималась отдаленным и даже приятным фоном. Да и кофе со льдом в этом кафе тоже был неплох — во всяком случае, он действительно был со льдом, что по такой жаре искупало металлический привкус и зеленоватый цвет.
Станислав вынул ложечкой со дна последний прозрачный кубик, кинул в рот, покатал на языке, наслаждаясь холодом. Разгрыз. Мисочка перед Аайдой была пуста, и капитана это радовало: видеть, как питается альфианский симбионт (а главное — как альфианка его отрыгивает или заглатывает обратно) не хотелось совершенно. Вообще ничего не хотелось. Остро. До дрожи.
Молчание затягивалось.
— Но почему именно мы? — наконец спросил Станислав тоскливо, понимая уже, что отказаться не получится, да и просто как-то невежливо.
— Ну, Ста-ас! — мурлыкнула Аайда, поводя плечами, отчего все четыре ее груди слегка качнулись, наводя Станислава на не совсем подходящие ситуации мысли. — Ну вы сами подумайте, Ста-ас: кто еще, кроме вас, сможет с этим справиться?
***
Мир, которого нет.
Ну да, ну да. Попробуй в него не поверь, когда вот он, перед глазами…
Мир, которого просто не может существовать. По определению. По законам исторического развития. По законам природы, в конце концов! Да просто потому, что не может такого быть, не может — и все.
Человеческая цивилизация способна нормально развиваться и сохранять себя именно как цивилизация лишь вблизи от путей перемещения. Тропки в лесу или сельве, караванные тракты, скоростные трассы и сабвеи, паутина орбитальных лифтов, ПВ-туннели — это все дороги, и вдали от них жизнь невозможна. Это аксиома.
Да и как может быть иначе? В одиночку не выжить ни одной самой развитой планете. А без туннелей нет связи, нет торговли, нет обмена информацией. По сути — нет жизни в ее нормальном понимании. Вспомнить хотя бы жуткую судьбу затерянных колоний, ведущие к которым туннели по тем или иным причинам вдруг схлопывались! Такое с туннелями случалось. Иногда навсегда, иногда на время. И планета оставалась в изоляции. А когда через несколько сотен лет туннель начинал работать в нормальном режиме и колонию заново обнаруживали, ее население оказывалось сильно деградировавшим и одичавшим. Всегда. Это аксиома. На маленьких разрозненных комочках грязи могут выжить лишь дикари, и неважно, где именно разбросаны эти комочки, — в мокром и соленом океане, только кажущемся бескрайним и безграничном, или в действительно бескрайнем и безграничном космосе.
Планеты — те же комочки грязи, они не для нормальных людей. Тем более планеты, находящиеся в изоляции. А что может быть большей изоляцией, чем вот такая глушь? Человек рожден для космоса, а на планетах обитают лишь тупые неудачники, не сумевшие или не додумавшиеся оттуда выбраться. Ну… ладно, ладно — за редким исключением. Но редкие исключения лишь подтверждают общее правило! К тому же Барраяру все-таки повезло — он был в изоляции не так уж и долго. Впрочем, если вспомнить жутенькие рассказы Майлза о его собственном детстве — все эти средневековые суеверия и чуть ли не ритуальные убийства мутантов или тех, кто хотя бы чуть-чуть на них похож… Бр-р-р! Одно слово — планетники.
Человек далеко не случайно с самого начала времен всегда мечтал оторваться от земли и улететь: понимал, как это вредно для психики — жить на дне гравитационного колодца. Может быть, не мог объяснить даже самому себе при помощи доводов логики и разума, но чувствовал, вот и рвался. Сначала в небо, потом в космос. Подальше от грязи.
А в диком космосе, если верить Питеру, орбитальных поселений нет вообще. Только крохотные станции гашения, словно заправки на Старой Земле, или шахтерские поселки на астероидах. Кошмар какой…
Элли смотрела в окно, по которому бежали юркие капли, догоняя друг друга. В любое другое время падающая с неба пресная вода (вот просто так падающая, безлимитно!) ее бы зачаровала или даже восхитила, но сейчас это было лишь очередным доказательством убогости и дикости этой глуши. где нет даже примитивных климатических установок или хотя бы силового купола над приличной гостиницей. А «Неизвестная звезда» была самой приличной в этом занюханном городишке, Питер это выяснил сам, не поверив на слово сонному диспетчеру космопорта — Элли не хотела рисковать дипломатическим скандалом. Если вдруг чертову послу придет в его чертову голову, что на его удобствах пытаются сэкономить… Нет уж! Номер класса ультра-комфорт, все как положено. Не ее беда, что в этой убогой глуши представления о комфорте тоже весьма убогие — радуйтесь, что в сортир не надо бегать на улицу и из крана временами течет относительно горячая вода.
Номер люкс. Шесть комнат на четверых — Лаудерс, как истинный механик, отказался покидать «Вортекс» без капитального техосмотра. Посол забился в самую дальнюю угловую комнату и, если судить по звукам, забаррикадировался изнутри, Киу придвинул кресло к единственной ведущей туда двери и занял пост, а Элли осталась в гостиной, куда вела входная дверь с центральной лестницы — ждать отправленного на разведку Питера.
Люкс занимал всю левую половину третьего этажа. Всего этажей в гостинице четыре (четыре!!! всего!), и таких домов в этой Зарянке двенадцать на дюжину. Лифта нет, ультразвукового и ионного душа нет, только водяной. Зато безлимитный, и есть даже такая роскошь, как нечто вроде маленького бассейна, хотя и без гидромассажа. Ну или Элли просто так и не сумела найти, как и где он включается. И вместо сушилок — полотенца, дикость махровая!
Связи с цивилизованным космосом тоже нет, это Элли проверила первым делом — только убогая местная локалка. Хорошо хоть стоит она сущие гроши, болтай хоть целыми днями, было бы с кем. Впрочем, дешевизной тут поражало буквально все, вот этот номер, к примеру, стоил дешевле, чем аренда будочки для хомячка на станции Клайн, и это при том, что родина Элли не отличалась особой дороговизной. Но местный аналог банкомата-обменника…
Элли содрогнулась, вспоминая огромную мохнатую тушу — на этот раз хотя бы не сиреневую, но обладающую не меньшим количеством зубов. Глаз, кажется, было все-таки два, хотя рассматривать слишком пристально она не стала — Питер сказал ни в коем случае не заговаривать при этой твари только про уши, но мало ли? Может, к другим частям тела у этого монстра тоже излишне трепетное отношение, не позволяющее упоминания их существами иной расы?
Иной расы… Над этим тоже стоило подумать.
— Да все всё знают. — Питер пожал плечами, пряча глаза.
И Элли снова подумала, что надо бы уточнить, а откуда все это знает сам пилот? Но потом, когда будет более удобное время.
— Ну в смысле, — торопливо продолжил Питер, словно стремясь не дать своему адмиралу этого времени, — кому надо, те знают, а остальных-то зачем пугать? Ты еще не всех видела, есть вообще жуткие монстры. Не дай бог приснится такое — можно и не проснуться! Но есть и симпатичные, — голос его стал мечтательным, — такие, знаешь… Только лысые, и словно бы татуированные от пяток до макушки. Но во всем остальном очень даже. — Питер обрисовал волнистой линией вполне соблазнительный с точки зрения мужчины силуэт, а потом сделал растопыренными пальцами хватательные движения. Но почему-то дважды и на разном уровне. Словно у ощупываемой им невидимой женщины было две пары грудей.
— Просто это никому не интересно, понимаешь? Они стараются держаться подальше от цивилизованных мест, а мы не лезем своими эскадрами в дикий космос. Да и зачем?
Действительно — зачем?
Элли стояла у окна, но залитой дождем улицы за ним не видела — перед ее глазами была чернота, усеянная редкими искрами. Каждая искорка — целый мир, звезды, планеты, станции, корабли, запутанный клубок сложнейшей инфраструктуры, постепенно разросшейся вокруг того или иного выхода ПВ-туннеля. Один прыжок — и ты на другом конце галактики, и там вокруг тебя снова звезды, планеты, станции, корабли.
И неважно, сколько световых лет отделяет один конец туннеля от другого — для путешественника важен лишь сам прыжок (а он мгновенен для любого, кроме пилота) и недолгий путь от одного туннеля до другого. И не важно, каково на самом деле расстояние до цели — важно лишь сколько прыжков тебе предстоит совершить и через сколько туннелей пройти. Ну и полеты от одного выхода до другого, конечно же — но они редко занимают более нескольких дней. Пространство между близкими туннелями только кажется пустым, на самом деле оно тоже освоено и облетано вдоль и поперек, поскольку это та самая обжитая территория вокруг точек входа и выхода. Весь огромный цивилизованный мир на самом деле — всего лишь крохотные островки вокруг узловых станций. Крохотные искорки.
А между ними — пустота.
Огромная, черная, холодная, неизведанная и никому не интересная. По умолчанию считаемая всеми цивилизованными людьми безжизненной и необитаемой. Она не вызывает интереса ни у кого из обитателей цивилизованного мира, она им попросту не нужна, эта пустота, ее просто не берут в расчет. Забывая, насколько она огромна. Забывая, что она существует. Вообще — забывая.
Элли поежилась.
В общем-то совершенно логично и естественно — к хорошему быстро привыкаешь. Так и живущие около точек входа-выхода люди быстро привыкли к большим скоростям и обусловленными ими удобствами. И к тому, что между этими точками только черная пустота, дикий космос и полное отсутствие жизни. Во всяком случае — более или менее разумной. Да и къакая там может быть жизнь, вдали от цивилизации?..
Над улицей пролетел флайер — низко, почти на пределе разрешенной высоты, мазанув носовыми прожекторами по гостинице. Элли сощурилась — она и не заметила, что уже вечер и за окнами почти стемнело. Где же шляется Питер, давно уже должен был вернуться. Простейшее задание — прогуляться до космопорта и узнать о ближайшем рейсе в направлении любого из шести ближайших туннелей. Любого, не важно. Ну или договориться с каким-нибудь частником, если не будет рейсов. Неужели такое сложное дело? Надо было самой с ним пойти. Самой, да? И оставить драгоценную тушку посла на одного Киу? Хоть разорвись… И как, спрашивается, Майлзу удавалось сделать так, чтобы все его поручения выполнялись точно и в срок? Наверняка тут не обошлось без какой-то средневековой барраярской магии… Что же могло случиться у Питера? Или, наоборот, не случиться…
Элли сгрызла ногти на левой руке до основания, когда наконец по лестнице простучали знакомые торопливые шаги и в номер ввалился пилот, на ходу освобождаясь от мокрого плаща, с которого текло чуть ли не ручьем. Сразу включил потолочную панель (здесь не работало голосовое управление и надо было вручную нажимать на маленький рычажок), заулыбался, кивая еще и порога и всем своим видом спеша сообщить, что миссия завершилась удачно.
— Отличная новость, Элли! — Питер бухнул на стол сумку и начал выгружать из нее странно пахнущие коробочки, некоторые даже вроде бы горячие. — Нам жутко повезло! Рейсовые тут довольно редко, но как раз завтра будет один, почти до Веги, представь, как удачно получилось! И я как раз купил на него последние билеты.
Вега. Это действительно удачно. Там оживленный перекресток и до Афона всего два прыжка. Слишком удачно, чтобы тут не оказалось подвоха. Элли скептически хмыкнула и уточнила осторожно:
— И сколько твой лайнер будет чапать на своих маневровых до этой Веги?
Очень хотелось надеяться. Очень. Уцелевшие ногти правой руки впились в ладонь, но голос не подвел, остался спокойным. И лицо. Удача не любит излишне торопливых и радующихся раньше времени, ее легко спугнуть.
— Полгода. — Питер пожал плечами. Вздохнул: — Конечно, дольше, чем было бы напрямую, но ненамного, крюк он делает небольшой и имеет собственную гасилку, что тоже плюс, не надо ждать в очередях у станций. Так что если бы на каком частнике и сэкономили — то не больше месяца. Зато риску на порядок больше — пираты как раз частников и караулят.
— Полгода… — Элли осторожно выдохнула и позволила себе скупо улыбнуться, хотя внутри у нее все вопило от восторга и бегало кругами по стенам и потолку. — Полгода — это хорошо. Мы, похоже, имеем неслабый шанс уложиться в отведенные сроки.
Питер виновато вздохнул и отвел взгляд. Переступил с ноги на ногу, вздохнул еще раз и наконец выдавил:
— Тут такое дело… Элли, понимаешь, это была хорошая новость. Но есть еще и плохая. И она в том, что билетов было только четыре.
Новая Юрюзань Станиславу не понравилась сразу, еще до того, как Теодор умудрился так посадить «Космический Мозгоед» в центральном (и единственном) столичном космопорту, что на штрафы и ремонт поврежденной стыковочной консоли пришлось отдать чуть ли не половину прибыли от последнего рейса. Вернее, чего уж там (Станислав поморщился), будем называть вещи своими именами, корабль пилот умудрился вовсе не посадить, а грохнуть!
Заскучавшему на спокойной трассе пилоту опять показалось, будто идущий параллельным курсом на посадку старенький орбитальный челнок собирается его подрезать, нацелившись на ту же площадку у диспетчерского терминала, которая чем-то приглянулась и самому Теодору. Бедный челнок еле успел увернуться от метнувшегося ему наперерез грузовика, и экипаж «Мозгоеда» наверняка узнал бы о себе много нового — от его пилота, — если бы Теодор предусмотрительно не отключил громкую связь.
А вот разделительным маячкам и пульту диспетчерской уворачиваться было некуда. Взбесившийся грузовик пер на них, словно носорог в период гона, и передумал буквально в последний момент, вместо бурного и разрушительного для всех окружающих секса решив ограничиться легким и почти целомудренным поцелуем. Всего лишь три смятых в тонкие блинчики маячка и поврежденная с левого края консоль, было бы о чем говорить!
*
Станислав вздохнул и виновато поморщился, вспомнив вытаращенные глаза дежурного диспетчера. Надо отдать мужику должное, в экстремальной ситуации он повел себя как настоящий мужчина. Не заорал, не сиганул из-за пульта, спасая собственную шкуру – врубил на полный защитное поле как самого диспетчерского терминала, так и основного здания космопорта, да еще и успел нажать обе форс-мажорные кнопки — сирены метеоритной опасности и вызова МЧС. Хороший мужик. Дельный. Правильный. Понимающий. Тем стыднее было перед ним извиняться…
Нет, что ни говори, а мерзкое место! Солнце слишком яркое, небо слишком синее, погода слишком безоблачная. И вообще…
Вообще-то Новая Юрюзань относилась к планетам условно земного типа и в здешнем секторе считалась чуть ли не курортом: местную воду вполне можно было пить даже без троекратной фильтрации и перегонки, всего лишь прокипятив, часть местной флоры и фауны вполне годилась в пищу людям, да и земные культуры приживались неплохо, давая по два стабильных урожая в год. Станислав перед посадкой от скуки пролистал не только рекламные буклетики вездесущих шоаррских торговцев (честно предупреждавших, что «облюбознатных мимоходов» на этой гостеприимной планетке ожидает «дикая роскошь и утюг пейзажа больше мяса! Опытный ребенок свежего урожая — пушистое тельце для всех! Ясно. Прочно. Хорошо ничего не ждать!»), но и вполне себе официальный информационный сайт.
И потому, поймав себя на том, что вот уже минут десять разглядывает один из валявшихся на стойке администратора проспектов и даже умудрился перелистнуть несколько страниц, невидящим взглядам скользя по голографиям местных достопримечательностей, Станислав рассердился. На самого себя, разумеется. На кого же еще! Штраф уплачен, извинения принесены аж по два раза всем пострадавшим физически или морально, и если он не собирается пойти с этими самыми извинениями по третьему кругу, делать ему здесь больше нечего. А значит, он попросту тянет время, отодвигая еще менее приятный разговор. Вернее, разговор, который, как ему кажется, может оказаться не очень приятным и привести к еще менее приятным последствиям.
А это уж и совсем никуда не годилось! Стыдно даже сказать кому, из-за чего весь сыр-бор — из-за глупого суеверия! Причем суеверия даже не космодесантного (ну или космоторгового, пусть так, у них тоже есть годные), к которым Станислав относился с осторожностью и уважением. А самого что ни на есть замшелого планетарного! Магия чисел, пришедшая из древних сказок, третий раз, мол, самый опасный и сложный, глупости какие! Нет, однозначно не тянет такое на приличное суеверие. Да и первые два раза, если уж на то пошло, все закончилось не так уж и плохо как для самого Станислава, так и для команды в целом. Кое для кого куда хуже оно закончилось. Вот об этом и стоит думать, а не о бабкиных суевериях!
Скафандра для выхода на поверхность Новой Юрюзани не требовалось, и потому Станислав, решительно нахлобучив фуражку по самые брови, не менее решительно шагнул к стеклянным дверям диспетчерского терминала, за которыми располагались капсулы скоростного монорельса. Пять минут — и ты уже в центре столицы… черт, как же ее название? В буклете вроде было, но Станислав не запомнил. Ну и не важно, координаты места встречи сброшены в комм давно, маячок-навигатор включен, заблудиться в чужой столице бравому капитану не грозит.
Выходя через семь минут на центральной площади (вот ведь, и ее названия не запомнил!) новоюрюзаньской столицы, Станислав уже почти окончательно восстановил душевное равновесие. Действительно, нельзя же допустить, чтобы на него влияли какие-то глупые суеверия и какая-то не менее глупая неприязнь? Мало ли, что кому не нравится! Шаг его был тверд, плечи расправлены, на лице – то самое выражение, которое впавший в лирическое настроение Сакаи как-то назвал «непоколебимым безветрием цунаминосного ока тайфуна», а киборги (если бы их кто спросил) поименовали бы проще — типовым выражением за номером два (в обиходе известным как «морда кирпичом»).
И хорошо, что слежки за собой капитан так и не заметил, иначе его душевному равновесию пришлось бы в срочном порядке повторить восстанавливающие процедуры. Да и то не факт бы, что помогло.
***
— Так. Стоп. — Элли с силой потерла лицо руками. Хотелось орать. Но это было бы не по-адмиральски. Хотелось кофе, но для этого пришлось бы вставать с удобного кресла и идти к кофеварке, целых четыре шага, а вот этого как раз не хотелось. — Если ты не врешь… ладно, ладно. Не врешь, верю. Для вранья это звучит слишком бредово. Тогда давай все то же самое, только на унилингве. Безо всех этих твоих цыпочек, чаек, альбатросов и прочего непонятного… курятника.
— А без них не получится. — Любой другой на месте Питера наверняка бы обиделся в ответ на проявленное командиром недоверие. Или хотя бы продемонстрировал, что обиделся. Питер же продолжал улыбаться как ни в чем не бывало. — Чайками местные называют мелких пиратов, таких, не то чтобы очень опасных, а просто любителей поживиться тем, что плохо летит. Наффцы — вовсе не цыпочки, просто их боевой крейсер действительно напоминает цыпленка, пушистенького такого, с двумя черными глазками огромных бортовых пушек в раздвижных полусферах. И пушок — это шипы, очень опасны при таране. Да, наффцы — те еще цыплятки, от них лучше держаться подальше. Но в этот сектор они практически не залетают, не их зона интересов. А альбатросы — это вообще легенда, я действительно зря о них заговорил, ну кто их видел, тех альбатросов?
— Альбатросы, стало быть, легенда. Ага. — Элли запустила пальцы в свои короткие волосы, подергала. — А люди, стало быть, нет? Здесь? Живущие?
— А с чего бы им быть легендой? — пожал плечами Питер. — Живут себе и живут.
Если бы это сказал Киу Те — Элли бы могла не поверить. Киу Те не то чтобы любил приврать, но вполне мог счесть определенную дозу утешительной лжи необходимой временной мерой для восстановления душевного равновесия адмирала. Все-таки Киу был бетанцем. Питер — совсем другое дело. Он не просто не умел врать — он искренне не понимал, зачем это необходимо.
— И у них есть скачковые корабли?
— А с чего бы у них не быть скачковым кораблям? Что ж они, не люди, что ли?
Не врет. Точно, не врет. Впрочем, какая разница? У них у самих тоже есть вполне себе скачковый «Вортекс», только вот вне ПВ-туннеля двигатель Неклина не более чем груз, пусть и крайне ценный. Но — бесполезный. А до ближайшего туннеля восемь лет на обычном движке. И вряд ли корабли местных дикарей умеют летать быстрее.
— А самый большой прикол, — продолжил Питер, и улыбка его стала шире, — что эти скачковые корабли летают без привязки к туннелям. Представляешь?
— Пит, тебя обманули. — Элли вздохнула.
Зародившаяся было надежда умерла быстрее, чем успела первый раз чирикнуть. И правильно. Так и должно быть с глупыми неуместными надеждами. И не надо надеяться на всякую ненаучную ерунду. Надеяться можно только на себя. Ну и своих дендарийцев, конечно же. Но ни в коем случае не на то, что все обойдется само собой и будет хорошо. Не будет. Майлз никогда не надеялся на чудо, он это чудо делал сам. Собственными руками. Но теперь Майлза тут нет, и чудо придется делать Элли. Придется, да… вот только пусть хотя бы чуть отпустит спина, а то она что-то совсем в разнос пошла, словно старый двигатель. Теперь боль отдавалась в груди при каждом вдохе, и даже дышать стало проблематично. И тем более — говорить, но Питера необходимо убедить трезво взглянуть в глаза реальности. Элли поморщилась, но все же продолжила:
— Да, я понимаю, что тебе хочется в это поверить, но это чушь.
— Да с чего бы ей быть чушью? – искренне удивился Питер. — Туннелей тут нет, а жить-то как-то надо, вот местные и навострились сами червоточины ковырять. Мелкие, правда, коротенькие и одноразовые, схлопываются сразу после того, как по ним кораблик пройдет. Да и движки тут паршивые, сами после такого прыжка остывают полгода, прежде чем снова прыгнуть смогут. Ну вот аборигены и понатыкали повсюду этих гасилок, чтобы не ждать каждый раз. В чем-то даже удобно. Только мелко.
Элли вздохнула.
— Я не знаю, кто тебе наплел этой чуши, но так не бывает, поверь.
— Бывает. — Питер улыбался. Он не настаивал, просто уточнял, как о чем-то не очень важном. — Ты сама убедишься. Через три дня. Даже меньше уже.
— Почему именно через три дня?
— До ближайшей обитаемой планеты осталось шестьдесят восемь часов лету. Я связался с ними, когда уточнял координаты — у них три космодрома. Два из них в человеческих поселениях, ну или смешанных, я точно не понял, но диспетчером точно был человек. К тому же три космодрома — это очень хороший показатель, не совсем уж глушь какая-нибудь. И кораблей много наверняка, и транзитных, и собственных. Можно будет выбрать подходящий. Может, даже рейс какой удачный подвернется. Так что чего я тебя убеждать буду? Прилетим — сама убедишься. Давай я тебе спину вправлю? А то больно смотреть, как ты мучаешься.
— Постой… — сказала Элли, хмурясь. Она вдруг осознала, что, наверное, умерла. Или сходит с ума. Или уже давно сошла. — Постой… Ты сказал — человеческих поселениях. Человеческих… Это планета, и значит, ты точно имел в виду не квадди. Ведь так, да?
— Ну так.
— А еще ты сказал, что диспетчер там — человек…
— Ну? — Питер выглядел слегка удивленным. — Сказал. И что?
— А что — есть… эм-м-м… альтернатива?
Если тебя будят решительным стуком в дверь в ту самую минуту, когда ты только-только заснул после двухчасовых безуспешных попыток пристроить спину так, чтобы она поменьше болела, – в первые несколько секунд тебе может показаться, что хуже такой побудки ничего нет и быть не может. Ровно до того мига, когда до твоего заторможенного полусонного сознания достучится воспоминание о том, чем закончился вчерашний вечер.
Элли слетела с койки, как пружиной подброшенная — вряд ли после экстремального прохода по нестабильному раздвоенному ПВ-туннелю и безобразнейшей сцены потом (угадайте с трех раз, кем закаченной? да нет, зачем с трех, и одного достаточно…) ребята рискнули бы разбудить своего адмирала посреди ночи лишь для того, чтобы пожелать ей приятных снов. Должно было случиться что-то действительно важное и требующее немедленных активных действий. Что-то такое, с чем опытный наемник-телохранитель и боевой пилот не могут справиться сами. А такая постановка вопроса резко сужает рамки спектра возможных проблем, при этом повышая уровень их паскудности.
Так что о своей спине Элли вспомнила только на полу — пока еще стоя, но уже согнувшись в три погибели, захрипев и схватившись обеими руками за поясницу: на излишне активные действия Элли та, травмированная вчерашним происшествием, отреагировала крайне неодобрительно и в высшей степени доходчиво.
Натягивать штаны пришлось одной рукой, шипя сквозь зубы разнообразные ругательства на разнообразных языках, и просто так шипя, неинформативно, а второй прижимая спину как можно сильнее — если сильно прижать, боль становилась почти терпимой. Или так только казалось.
Конечно, можно было не терять времени и выскочить (ну ладно, ладно — проковылять!) в коридор и в одних трусах — вряд ли она могла бы этим шокировать своих ребят, с которыми не один год летала и сражалась бок о бок. В боевую броню или защитный скафандр ныряют вообще чуть ли не голышом, и происходит это все в общем тамбуре с кучей персональных шкафчиков, парни и девушки вперемешку, почти что толкаясь локтями. В такой обстановке стеснительность как-то довольно быстро сходит на нет сама собой, даже если была у кого. Да и нормы приличия на разных планетах разные. Киу Те, например, вообще бетанец, на его родине чуть ли не полная нагота считается вполне пристойным дресс-кодом. Да и Питер мальчик взрослый, голых женщин наверняка видел во всех ракурсах и не только на картинках. В конце концов, даже барраярцы привыкали, и довольно быстро. И еще как привыкали, особенно некоторые. Хм… Барраярцы — да.
А вот Валлиот — вряд ли.
И если он не слинял в свою каюту, а остался зачем-то в рубке (ну мало ли, кто его тонкую афонскую дипломатическую натуру знает? может, ему одному в каюте страшно, без мужской защиты и рядом со страшной женщиной, от которой там его всего-то две каюты и отделяют!) — у голых женских ног есть таки нехилый шанс спровоцировать межпланетный скандал. А нам сейчас только межпланетного политического скандала для полного счастья и не достает, это вдобавок к уже почти что окончательно проваленной дико важной миссии, вот оно самое то и будет как раз, да…
Голые женские ноги чертов афонский параноик наверняка воспримет как персональную провокацию, тут и сомневаться не приходится. Он же нервный, как курсор лидара в метеоритоопасном секторе. Это у себя на родине он считался радикалом, еретиком и чуть ли не фемофилом, а в любом нормальном обществе такого пуританина и женоненавистника еще поискать, днем с огнем. Его бы воля — он бы на Элли вообще паранджу натянул или скафандр повышенной защиты. Есть такие, на гроб похожие, у которых нижняя часть монолитная, только руками и можно шевелить. Зато окружающие в полной безопасности и никаких соблазнов. Аф-ф-фонец, этим все сказано!
Стук в дверь повторился — деликатный, но настойчивый. Похоже, работу внутренней связи так и не восстановили. Значит, и открывать придется вручную.
— Сейчас! — постаралась прошипеть Элли погромче, затягивая ремень, и как была, скрюченная и босиком, прошлепала к двери. Черт с ними, с ботинками, тут разогнуться бы…
Дверь с шелестом скользнула в сторону. И попытавшаяся хотя бы вывернуть голову в сторону полуночного визитера Элли чуть ли не уткнулась носом в ту деталь мужских брюк, которую принято деликатно именовать ширинкой — независимо от того, имеется ли эта самая ширинка на них в наличии или же не предусмотрена фасоном.
Все-таки шесть лет адмиральства — солидный срок. Элли стала намного сдержанней и отработала быстроту реакции. А потому успела захлопнуть рот прежде, чем выпалила: «И какой придурок приперся тереться своим членом о мою дверь?!» — и тем самым избежала-таки межпланетного политического скандала, которого так опасалась. Хотя бы на эту ночь.
Потому что понятно ведь — какой придурок. Один такой есть. Другого не найти.
У посла реакция тоже оказалась на высоте — он отскочил к противоположной стене коридора чуть ли не раньше, чем Элли успела захлопнуть рот. Правда, при этом зачем-то выпучил глаза и начал беззвучно хватать воздух широко открытым ртом. Больше всего он сейчас напоминал выброшенную на берег рыбу, даже белесые локоны висели вдоль щек двумя безвольными плавниками. Обеими руками он прикрывал пах и живот, словно Элли действительно собиралась на него наброситься и если не выгрызть внутренности, то как минимум откусить самое дорогое.
— Вы… что-то хотели? — постаралась выдавить Элли как можно более вежливо и не очень сильно морщась. Обеими руками при этом уперлась в края дверного проема в безуспешной попытке разогнуться хотя бы частично.
Посол вздрогнул и вжался в стенку еще сильнее. Наверное, вопрос прозвучал все-таки недостаточно вежливо, к тому же сквозь зубы и со страшно перекошенной рожей — спину, заразу, опять прострелило не вовремя. Да и с разгибанием тоже возникли определенные проблемы. Элли плюнула на попытку принять достойную адмирала позу, вывернула голову набок и попыталась улыбнуться. Посол посерел лицом и слегка присел, явственно ослабнув в коленках. А, черт! Все ему не так, паразиту. Не угодишь. Ну и пошло оно тогда, незачем и стараться…
— Не обращайте внимания. — Элли провисла на руках, с облегчением вернувшись к согнутости почти под прямым углом. — Мне трудно стоять прямо. Спина болит. Что-то случилось?
Вопрос был формальностью: она уже поняла, что никаких новых неприятностей не произошло, иначе за дверью ее ждал бы не этот афонский придурок. Просто он наверняка придумал какие-то новые претензии к ней лично и ко всему женскому роду в целом и хочет их огласить, не дожидаясь утра. Ну и ладно, пес с ним, пусть оглашает, лишь бы в обморок не грохнулся. Поощрить придурка, а то ведь до утра мяться будет.
— Я слушаю.
Как ни странно, но стоило Элли снова согнуться — и посол словно обрел утерянный было внутренний стержень, распрямился и вроде как даже приосанился, расправив узкие плечики и выпятив цыплячью грудь если не колесом, то как минимум гусеницей. Дернул кадыком и заговорил тоном крайней официальности:
— Я позволил себе вчера некорректное и не соответствующее истине высказывание по вашему поводу. Я вел себя непозволительно и приношу свои извинения. Будучи существом разумным и облеченным дипломатическими полномочиями, я не должен был поддаваться эмоциям и идти на поводу у дремучих инстинктов. — Тон подразумевал совершенно иное. Нечто вроде: «Я, конечно же, был абсолютно прав, и мы все это знаем, но дипломатия…» — Надеюсь, вы согласитесь принять официальные извинения и счесть инцидент исчерпанным?
Последнюю фразу он произнес после небольшой, но заметной паузы и с такой высокомерной уверенностью в отрицательном ответе, что Элли согласилась бы, даже и не желая того вовсе, только из чувства противоречия. Вот же засранец, а!
— Да. Конечно! — выдавила она сквозь зубы, выворачивая голову чуть ли не до хруста в шее, чтобы слова не оказались обращенными в пол.
Смотреть из согнутого положения в лицо довольно высокому мужчине — шесть с половиной футов как-никак! — было достаточно сложно. И потому Элли не смогла бы поклясться, что мелькнувшее на лице посла злорадное удовлетворение ей не почудилось. Посол отвесил чопорный дипломатический кивок и проследовал (иначе не скажешь!) в отведенную ему каюту. Элли проводила его хмурым взглядом, закрыла дверь и вернулась на койку.
Лежа вытянуться вполне удалось. Спина ныла, но более активных протестов не выражала. Когда ты лежишь, похоже, не имеет значения не только рост. Жаль только, что сон вместе с Элли вернуться в койку не пожелал. Возможно, вообще сбежал в коридор. Поминай как звали. Или предпочел общество треклятого посла, вот же не мог до утра подождать со своими треклятыми извинениями! Дипломат, мать его! Вернее — отца. Или лучше даже — обоих отцов, у них же там, на Афоне, матерей нет, одни только маточные репликаторы…
Валлиот Райс. Первый — и пока еще негласный! — посол моно-польной и моно-гендерной планеты Афон во внешнем космосе, организатор и лидер партии ультралевых реформаторов. Представители этой партии не склонны считать полную изоляцию Афона от прочей вселенной единственным способом избежать тлетворного и пагубного влияния женщин на подрастающее поколение. Не фанатик, религиозен умеренно (по меркам Афона так и вообще почти агностик). К тому же Валлиот (как и подавляющее большинство членов его партии) исповедует так называемую «орудийную ересь», не во всем согласующуюся с общепринятыми на Афоне догмами и утверждающую, что женщины не есть сам дьявол во плоти, а лишь его орудия, разлагающему воздействию которых тренированный и набожный мужчина, твердо верующий в Отцов-Основателей, способен не поддаться даже при близком взаимодействии. Умеренный фемофоб, по афонским меркам так и вообще скорее фемофил. Искренне полагает, к примеру, что женщины не виноваты в том, что являются орудием дьявола, а потому и убивать их при первой же встрече вовсе не обязательно, Элли сама слышала, как он втирал это Киу. И с таким пафосно снисходительным видом, что аж тошно делалось.
В сущности, Валлиот тоже был не особо-то и виноват, что вырос таким идиотом. Трудно ожидать другого от человека, рожденного и выросшего на крохотном комочке грязи и долгое время пребывавшего в уверенности, что этот комочек и есть вся Вселенная. Подобным все планетники грешат, в той или иной степени. У афонцев просто ярче проступает, вот и все. Грязееды! Все они одинаковы — и одинаково ограничены. Хотя, конечно, даже среди них встречаются исключения. Иногда.
Элли вздохнула. Перевернулась набок. Исключения, да. В одном из таковых исключений и состояла проблема, не дающая ей сейчас спокойно заснуть. Мелком таком исключении и исключительно доставучем, даже на расстоянии. Даже по прошествии шести лет.
Майлз Нейсмит. Он же лорд Форкосиган. Тот, кого шесть лет назад она сменила на посту адмирала свободного флота дендарийских наемников — кто сам отдал ей это адмиральство, по сути, пусть и заслуженно, пусть она трижды достойна была, но все-таки, все-таки, все-таки… И пусть трижды глупо думать, что это была своеобразная компенсация, попытка подсластить пилюлю и откупиться.
Ты ведь не прогадала, детка! Неравноценный размен — целый флот высококлассных профессиональных космических наемников, опытные офицеры, корабли плюс дополнительный бонус, которого обычно лишены подобные полукорсарские организации — постоянная дотация от тайного нанимателя, все того же Барраяра. По сути — единственный наемный флот галактики, которому нет необходимости непрерывно искать хоть какие-нибудь контракты и способы заработать, флот на зарплате, как любил шутить сам Майлз. И все это – в обмен на одного человечка полутора метров росту. Взамен. Одного-единственного. Вредного ехидного засранца. Урода. Мутанта… Ладно, ладно — не мутанта и очень даже симпатичного засранца, для тех, кто умеет смотреть, конечно. И умного, как тысяча чертей. Но все-таки — одного.
Шесть лет назад он отдал ей весь флот, отобрав себя.
Ныне он — императорский аудитор Барраяра, променявший всю вселенную на маленький шарик грязи. Ладно, ладно, три шарика, пусть — это ведь все равно несоизмеримо! Три какие-то жалкие планетки, одна из которых к тому же постоянно на грани бунта, а вторая на самом раннем этапе терраформации, — и целая вселенная! С кучей планет, станций, далеких звезд, ПВ-тунеллей, обожающими его дендарийцами и… ну да, и ею, тогда еще просто капитаном Элли Куинн. Ей казалось, что тут и сравнивать глупо. И слишком поздно дошло, что он тоже считает точно так же — только с точностью до наоборот.
Ну ладно, ладно, не стоит опять-таки врать самой себе — он любил ее. Действительно любил. И улыбался тогда с такими несчастными глазами, что оставалось только улыбаться в ответ, чтобы не разреветься самой. Да, он любил ее. Но свой проклятый Барраяр он любил больше.
Элли не знала — да и знать не хотела, если честно! — какая из сторон была инициатором сепаратного договора о сотрудничестве (пока еще ограниченном и с кучей оговорок, но все-таки сотрудничестве) между Барраяром и Афоном. По ее мнению, любое сотрудничество между двумя планетами, к тому же настолько разными, несло больше проблем, чем выгод, причем обеим сторонам. Одно слово — грязееды!
Но наемнику платят не за то, что он критикует работодателя и высказывает свое мнение о его планах и намерениях. Ему платят за успешную реализацию этих планов. В частности — за успешную доставку корзины тухлых яиц под маркировкой «Валлиот Райс» со станции Клайн на Барраяр, а потом обратно, в кратчайшие сроки, без лишней огласки и — желательно! — без приключений.
Если во главу угла ставится скорость и незаметность, то выбор между «Вортексом» и «Харрикейном» (двумя адмиральскими катерами, принадлежащими лично Элли, а не входящими в общее имущество флота) был очевиден. Мощный «Харрикейн» хотя и не так сильно уступал маленькому юркому «Вортексу» в скорости и маневренности, как большинство тяжелых кораблей, но все же уступал. К тому же был слишком хорошо защищен, слишком мощно вооружен, слишком громоздок и слишком заметен. Специфические очертания шести его орудийных башен и свободно вращающихся плазменных зеркал были слишком характерной приметой, оповещающей весь окрестный космос о прибытии адмирала дендарийских наемников. И любой желающий мог при наличии стремления и свободного времени сложить два и два. «Вортекс» же на первый взгляд казался катерком стандартным, каких двенадцать на дюжину. А что двигатель Неклина у него последней модели, да и обычный прокачан по максимуму — этого стороннему наблюдателю не увидать. Так что с катером выбор был очевиден.
С людьми оказалось сложнее.
Впрочем, пилота на перегоне не станет менять ни один более или менее умный капитан, а уж адмирал тем более. Питер, по сути, был еще одним дополнительным плюсом «Вортекса», который Элли изначально учитывала. Стрелка-механика тоже менять себе дороже — все равно никто лучше Лаудерса его хозяйство не знает. И, конечно же, двое охранников для самого посла, поопытнее да понезаметнее. Двое, не больше. Конечно же, Киу Те, он один из лучших телохранителей, и внешность подходящая — совсем не похож на крутого мордоворота, скорее расхлябанный пижончик со светящимися временными татушками на самых неожиданных частях тела и разноцветными прядками на макушке. Самое то для секретности, никто не заподозрит в таком охранника. Роль второго телохранителя Элли решила взять на себя.
Возможно, это было не лучшим вариантом — подсовывать параноику объект его страхов в качестве охраны. Но Элли перебрала все более или менее подходящие кандидатуры и поняла, что сгрызет себе ногти до локтей, если выберет кого-нибудь из них, а сама останется на флагмане. Нет уж. В конце концов, она давно не была в отпуске, почему бы не совместить приятное с полезным? И дело тут вовсе не в том, что в самом конце переговоров, уже после обсуждения деталей и перевода аванса, этот мелкий засранец-аудитор сказал: «Я очень на тебя рассчитываю, Элли!» С той самой нейсмитовской интонацией и улыбкой от уха до уха, перед сдвоенным ударом которых никто не мог устоять.
Элли хмыкнула, поворочалась еще, вздохнула. И поняла, что сон свалил насовсем. Интересно, кто сегодня остался на ночное дежурство? Скорее всего, Пит, если окончательно не разболелся, конечно. Он ответственный. Может быть, даже вычислил уже их координаты. И, может быть, они не такие уж и печальные — просто не хочет будить начальство даже ради приятной новости. Ну мало ли? Чудеса случаются.
Элли села на койке, нашаривая ногой ботинок.
Она не ошиблась — Питер действительно был на вахте. И он действительно вычислил их местоположение. И даже возможные трассы возврата.
— Плохая новость состоит в том, что нас закинуло в дикую глушь. — Пилот не выглядел особо огорченным. Но делать из этого оптимистичные выводы не стоило: Питер по натуре был фаталистом и с одинаковой радостью встречал как хорошие, так и самые скверные новости. — До твоей родной станции отсюда на нашем движке пришлось бы чапать более ста пятидесяти лет. И нет, — добавил он быстро, предупреждая уже почти сорвавшийся у Элли с губ вопрос, — вернуться тем же туннелем, каким сюда попали, мы не сможем: он односторонний. Я проверил — при попытке войти в него с этой стороны он становится нестабильным и временно схлопывается. В среднем на полчаса, максимум сорок минут. И — да, у нас остался только один разведывательный зонд.
Питер развел руками, демонстрируя смущение. Но лицо у него при этом оставалось скорее довольным. Можно даже сказать — очень довольным. Наверняка хорошо провел время, разглядывая во всех подробностях передаваемые зондами картинки. Хорошо, что вовремя опомнился и хотя бы один сохранил про запас.
— А поближе Клайна туннели имеются? — Элли легла грудью на спинку пустого кресла Киу. Пока осторожно обувалась и медленно шла в рубку, спина вела себя паинькой. Но стоило немножко постоять…
— Конечно. Вон видишь голубенький шарик? — Питер ткнул пальцем куда-то в левый верхний угол экрана. — Это Вега. До нее, можно сказать, вообще рукой подать!
— Рукой — это сколько? — подозрительно уточнила Элли, поскольку голубая звездочка не выглядела такой уж близкой.
— Лет восемь, не больше. Может, даже и семь с половиной, если поторопиться.
Элли выдохнула. Опустилась в кресло Киу и тупо уставилась в пространство перед собой. Восемь лет. Это конец. Даже если не загнется система жизнеобеспечения, даже если они сами не загнутся и не сойдут с ума от тоски, даже если хватит топлива и пайков. Обстановка на Афоне нестабильная, особенно в отсутствии главы партии реформаторов. Валлиот говорил, что может уверенно гарантировать семь-восемь месяцев сохранения влияния. Максимум — одиннадцать. Месяцев, не лет. За год ручаться уже не стал — и аналитики барраярской Службы Безопасности подтверждали его выводы. Три месяца из этих семи-восьми (максимум — одиннадцати) заняли дорога на Барраяр и сами переговоры. Они могли бы и не спешить, времени оставалось достаточно, но Валлиот торопился вернуться, мало ли, мол, какие случайности могут задержать в дороге?
Накаркал…
Элли поежилась, внезапно ощутив себя очень маленькой и жалкой в таком огромном и пустом космосе, где вся цивилизованная жизнь сосредоточена не далее полугода полета до ближайшего туннеля. А тут даже не год. Не два. Восемь лет. Дикая глушь, задница мира. Восемь лет до ближайшего туннеля. Вряд ли сюда залетит хоть кто-то, пусть даже случайно. Только такие же неудачники, как они сами. Чтобы точно так же влипнуть. Восемь лет…
— Тут поблизости есть планетка, 4-прим, уж не знаю, как ее местные называют, — продолжил Питер все тем же жизнерадостным голосом, за который сейчас его хотелось придушить на месте. — Я проверил по маячкам, вроде как входит в официальную трассу. Но если даже и нет, может, кто из аборигенов подтаксует до ближайшего перекрестка или станции…
Элли медленно подняла голову и в упор уставилась на Пита, еще не совсем понимая:
— Станции?
— Ну да, станции гашения. — Питер улыбался светло и безмятежно. — Они их тут всюду понатыкали.
— Кто они?
— Ну… местные же, кто же еще-то?
Элли моргнула.
— Ты хочешь сказать… — она запнулась, моргнула еще раз, потрясла головой, приводя в порядок брызнувшие в разные стороны мысли. Начала заново: — Нет, ты что, на самом деле хочешь сказать, что здесь тоже живут люди?!
— Ну а чего бы им тут не жить-то?
— Что случилось? — спросила Элли, с трудом выдираясь из-под пилотского кресла. Вообще-то фраза была куда длиннее. И цветистее. И содержала как минимум три загиба. Но ретранслятор в ее комбезе был бетанский, с лицензионной прошивкой, а потому при переводе на интерлингву автоматически отфильтровывал все, содержащее хотя бы малейший намек на дискриминацию по половым, расовым, религиозным, финансовым, валидным, возрастным, гендерным или интеллектуальным признакам. От второй фразы транслятор оставил лишь: «Какого?!» и «Куда!?», хотя по поводу «Ты нас…» и выразил определенные сомнения кратеньким попискиванием, прежде чем Элли догадалась ткнуть в него подбородком, вырубая. С Питером и Киу Те они и так друг друга понимают отлично, а послу такое слушать, пожалуй, что и вообще не надо, во избежание межпланетного скандала. Он и так, бедолага, на нервах весь.
— Дык это… — пожал плечами Пит, морщась и потирая височный имплант. — Вилка, походу, — и добавил с некоторым сомнением в голосе: — Стабильная…
Про «повезло» он добавлять не стал, хотя и мог бы: стабильные ответвления от основных ПВ-туннелей попадались так же часто, как и девственницы в портовых кабаках, набитых пьяными наемниками, — и столь же долго сохраняли свое изначальное состояние. А корабль, вышедший из нестабильного туннеля, как правило, напоминал оплавленный и сжатый под чудовищным давлением мячик для пинг-понга и был приблизительно такого же размера. Только тяжелый очень.
Питер сидел с закрытыми глазами — проводил экстренную диагностику корабельных систем изнутри, и Элли не стала ему мешать. Выпрямилась, опираясь о спинку кресла и стараясь не шипеть даже на вдохе — спиной приложило знатно, но ребра целы, а значит, и ныть нечего. Сама виновата, надо было пристегиваться. Или хотя бы подождать с кофе до конца прыжка. Хорошо еще, что крутануло раньше, чем успела набрать в кружку кипятка, а то к ушибу добавился бы еще и ожог.
Питер снова потер виски, словно у него раскалывалась голова — впрочем, вполне возможно, что так оно и было: мозг пилота во время прыжка един с корабельным, и мигрень — самое естественное следствие любого нарушения штатной работы. А более внештатную ситуацию, чем спонтанный проход (а точнее сказать — продирание) по незнакомой и неотлаженной траектории, пожалуй, придумать было бы трудновато. Бросив быстрый взгляд в сторону левого кресла и убедившись, что с послом все в порядке (пристегнут, конечности на месте, несовместимых с жизнью травм не наблюдается, совместимых — увы! — тоже), Элли похромала направо, к креслу Киу.
Киу пилотом не был и потому глаз не закрывал, с любопытством разглядывая выведенную на обзорный экран звездную панораму. Вообще-то по документам (бетанским, на минуточку!) этот рослый молчаливый блондин проходил как Кьюберт Тедди, но с самого начала просил всех называть его именно Киу Те. Так, мол, ему привычнее. Ну, привычнее так привычнее, остальные тоже быстро привыкли — мало ли у кого какие тараканы? Нового сержанта желтого отряда десантников вон вообще зовут Конфеткой, но зубоскалить по этому поводу охота отпадает у всех, кто хоть раз того сержанта видел вблизи. Киу был отличным бойцом — и с точки зрения любого умного командира (а адмирал дендарийских наемников не без оснований была склонна причислять себя к таковым) это с лихвой искупало все его мелкие странности.
Элли навалилась грудью на спинку кресла Киу (так спина меньше ныла) и тоже уставилась на экран, пытаясь обнаружить реперные точки. Напрасно. Рисунки созвездий были совершенно не знакомы.
— Ну и куда нас выкинуло?
В сторону полномочного и всего из себя такого важного афонского посла Элли старалась лишний раз не смотреть, но и так чувствовала затылком его взгляд, полный одновременно паники и торжества. Посол подозревал ее с самой первой встречи, подозревал во всем и всегда, не прерывая этого занятия ни на секунду; вот и сейчас наверняка пребывал в полной уверенности, что туннельная развилка — дело рук Элли, наконец-то сбросившей маску и приступившей к реализации своих злодейских замыслов. То, что Элли оказалась единственной пострадавшей, он наверняка приписал типично женскому коварству, а также наивной попытке отвести от себя подозрения. Посол был с Афона, и это многое объясняло. Хотя и не оправдывало — во всяком случае, с точки зрения Элли, которой за последние две недели до смерти надоело оберегать трепетную и ранимую душевную организацию дипломата-женоненавистника.
***
Новая Юрюзань Дэну не понравилась сразу. Еще до того, как он попытался проложить к ней маршрут — и понял, что из-за этой одной точки придется не только добавлять три новых прыжка, но и полностью ломать всю ранее построенную трассу. Еще даже до того, как название услышал и вообще узнал, что существует такая планетка. Вот как только Станислав Федотович в пультогостиную вошел (вразвалочку так вошел, засунув руки в карманы и беспечно насвистывая фривольный мотивчик), вот как только бросил преувеличенно жизнерадостным тоном:
— О! Вот вы где! Добрый вечер, ребята!
Вот так сразу Дэну все резко нравиться и перестало.
Потому что капитан врал.
Потому что вечер для капитана, похоже, вовсе не был таким уж добрым. Да и сам Станислав Федотович тоже вовсе не был ни беспечен, ни весел — он был собран и напряжен, как перетянутая струна. Немного смущен, куда больше раздражен и очень-очень сердит — Дэн даже чуть не перешел на автомате в боевой режим, когда просканировал и понял, насколько. Но удержался. Если бы Станиславу Федотовичу нужна была немедленная помощь боевого киборга — он бы так и сообщил. А раз притворяется спокойным и беззаботным — значит, дело не срочное и не стоит пугать остальных.
— Добрый вечер, Станислав Федотович. — Дэн не стал вскакивать с диванчика, выдержал тон нейтральным-флегматичным и поздоровался за всех, потому что ни Теодор, ни Ланс так и не соизволили оторваться от симулятора. Дуэль их истребителей перешла в заключительную фазу, астероидный поток густел по мере приближения к базе, которую один защищал, а второй пытался взять на абордаж, боезапас у обоих был израсходован на три четверти и счет шел на секунды. Тут не до вежливости с капитаном, зачем-то решившим посетить пультогостиную в столь напряженный момент.
— А я вот чайку решил попить! — продолжил капитан все тем же преувеличенно жизнерадостным тоном, фальшивым настолько, что на этот раз проняло даже Теодора. Пилот дернулся и на секунду отвлекся от экрана, чтобы глянуть — все ли с капитаном в порядке и капитан ли это вообще замер у чайника с кружкой наперевес?
— Станислав Федотович, а с вами все… Твою ж мать!!! Так нечестно!
Последние высказывания были обращены к Лансу, не упустившему удобного случая и влепившему полную обойму инерционных торпед зазевавшемуся кораблику противника прямо под удобно подставленные сопла. Ланс относился к играм куда серьезнее, особенно к таким играм, где можно летать.
Дэн смотрел на капитана в упор. Капитан смотрел в обзорный иллюминатор, словно надеялся разглядеть там что-то помимо черноты, утыканной острыми иглами звезд. Местная станция гашения располагалась на границе системы, а «Космический Мозгоед» вынырнул из червоточины аккурат с противоположной стороны и теперь огибал желтый карлик. Больше суток полета, разглядеть пока невозможно не только саму станцию, но и планету, на орбите которой она пришвартована. Но капитан упорно таращился в темноту, напряженно сжимая в руке чашку. И улыбался.
Дэн почувствовал, как мурашками стягивает кожу на затылке, а в кровь безо всякой команды со стороны процессора выбрасывается изрядная доза норадреналина — точно такую же улыбку, больше похожую на оскал, Дэн видел на лице капитана только один раз. Еще на Степнянке. И страшно ему тогда стало точно так же…
Переход в боевой режим. Тотальное сканирование корабля. «Опасность? Нужна помощь?» — «Ланс, сидеть!» Маша, скан по параметрам! Ну?!
Результат отрицательный.
Ф-фух… Выход из боевого режима. «Ланс, все в порядке. Ошибочка вышла. Извини». Мощности собственного сканера Дэна могло и не хватить на самые дальние закоулки двигательного отсека, но от внимания корабельного искина может спрятаться разве что щурек, да и то только дохлый. И если Маша утверждает, что никаких лишних сорванных боевых киборгов на борту корабля нет, значит, их там действительно нет, и капитан так улыбается не по этому поводу.
Переход в боевой режим и обратно вместе со сканированием длились долю секунды, никто, кроме Ланса, и заметить не успел. Дэн по-прежнему сидел в углу диванчика и надеялся, что изображать спокойствие и беззаботность у него получается лучше, чем у Станислава Федотовича.
Капитан меж тем вышел из ступора, зачем-то потыкал кружкой в кофеварку, заметил рассеянно и невпопад:
— Да-да, все в порядке… Вы играйте, ребята, играйте, я только чайку…
Два кресла (пилотское и навигаторское, временно оккупированное Лансом) скрипнули в унисон — и на капитана в упор уставились уже три пары глаз. Хотя Ланс чуть приотстал, предварительно стрельнув короткими вопросительными взглядами сначала в Теодора, потом в Дэна, и только потом повернув голову в сторону Станислава Федотовича с типично лансовой недоуменной покорностью: ну раз все смотрят, то, наверное, мне тоже надо?
— Станислав Федотович, — осторожно поинтересовался Теодор, — а с вами точно все в порядке?
Капитан наконец отвлекся от сосредоточенного созерцания пустоты, занервничал, еще крепче вцепился в кружку и рявкнул:
— Да что же мне теперь, даже чая попить нельзя, что ли?! Совсем распустились, м-мозгоеды!
После чего демонстративно прошагал к столу, аккуратно водрузил на него кружку и плюхнулся на первый попавшийся стул. И снова замер. Теперь уставившись уже на кружку.
— Да можно, можно, нам-то чего… — пожал плечами успокоившийся Теодор, разворачиваясь обратно к экрану, на котором светилось обидное «гейм овер, лузер!»: рявкающий ни с того ни с сего и вообще ведущий себя нелогично капитан выглядел куда более нормальным и привычным, чем капитан извиняющийся, причем так бодренько и жизнерадостно. — Да мы вообще тут с Лансом не доиграли… Эй, а где Ланс?
Ланса в пультогостиной уже не было, а значит, не было и возможности отыграться. Теодор честно попереживал по этому поводу некоторое время, секунд пятнадцать, а потом нацепил наушники и вернулся к игре, уже в одиночку.
Дэн смотрел на капитана. Капитан смотрел на кружку. Пустую — кипятка он в нее так и не налил, хотя и бросил шарик заварки.
Капитан колебался. Хотел поговорить о чем-то важном — и одновременно не хотел. И никак не мог принять решение — не по поводу разговора, о чем-то другом, но не менее важном. Капитан не мог не понимать, что Дэн сразу же считает его состояние, — но при этом пришел в пультогостиную. Значит, именно с Дэном он и хотел поговорить. Но так, чтобы не слышал Теодор…
О чем?
Дэн зябко передернул плечами и пожалел, что свитер остался в каюте. Нет, в пультогостиной вовсе не было холодно, климат-контроль работал на славу, поддерживая внутри корабля оптимальную рабочую температуру в двадцать пять градусов, и кутаться в клетчатый плед, которым застилали вызывающе розовый диванчик, было как-то совсем уж глупо. Но хотелось. Очень. Вот при одном только взгляде на мрачно уставившегося в пустую кружку капитана — так сразу и хотелось завернуться в этот плед по самые уши.
Потому что причин, по которым капитан хотел бы поговорить именно с Дэном, но так, чтобы остальные не слышали, было не так уж много. И ни одна из них Дэну не нравилась.
А еще больше ему не нравилось то, что капитан не пришел к нему в каюту или не позвал к себе. Если разговор предстоял трудный и касался бы лично навигатора и никого более, то последнее было бы самым логичным вариантом. Но капитан, похоже, хотел, чтобы остальные не только не слышали того, о чем пойдет речь, но и вообще не знали, что подобная беседа состоялась.
Раз такое дело, то понятно, что при всех Станислав Федотович говорить не станет. Скоро ужин, а потом долгие споры между Теодором и Полиной по поводу выбора фильма с последующим совместным его просмотром, в пультогостиной все время будет народ. Поговорить незаметно не получится точно. До самого позднего вечера, пока все не разойдутся по каютам.
Капитан, словно подслушав навигаторские мысли, решительно отодвинул стул и бодрым шагом покинул пультогостиную. Кружка так и осталась стоять на столе. Чуть помедлив, Дэн убрал ее обратно в шкафчик, вынув шарик заварки, конечно. Споласкивать не стал — кружка была чистой.
В тот вечер Дэн просидел в своем кресле до двух часов ночи, делая вид, что просматривает и сравнивает новые варианты маршрута, еще вчера выстроенного и одобренного и пилотом, и капитаном. Фильм давно кончился, все разошлись. Даже Тед, охотно махнувшийся с навигатором дежурством — все давно привыкли, что тот предпочитает ночные смены. Дэн сидел в пультогостиной один. Долго.
Но капитан так и не вышел. Хотя и не спал — если верить любезно предоставленной Машей биометрии.
Можно было постучаться самому; тем более что сейчас вероятность обнаружения этого остальными членами команды стремилась к нулю — в состоянии бодрствования, кроме капитана, пребывали только Михалыч и Ланс, но первый обретался в своем обожаемом машинном отделении, а от второго Дэн и так не собирался ничего скрывать. Можно было бы. Но…
Но ни одна из причин, по которой капитан мог бы возжелать поговорить именно с Дэном и именно тайно, Дэну не нравилась. Категорически. И он предпочел решить, что капитану виднее. Не хочет говорить? И хорошо. Наверное, просто причина не такая уж и важная. Наверное, оно и к лучшему, что поговорить днем не получилось.
О необходимости «незначительного изменения маршрута» с тем, чтобы заскочить на Новую Юрюзань, капитан сообщил уже утром, за завтраком. Причем сообщил мимоходом, как о чем-то незначительном и пустячном. И Дэну снова не понравился капитанский тон. Ну и сама эта Юрюзань в придачу не понравилась тоже. Еще до того, как он начал прокладывать к ней маршрут и убедился, что и на этот раз интуиция его не подвела.
Аксинья Петровна хотела остановить Марьяну, но, когда она уже выбежала на крылечко, то увидела племянницу, едва ли не бегом удаляющуюся по дорожке. Та уже была не одна: за руку Марьяна держала того самого киборга, о котором они только что разговаривали.
— И когда только успела! — проворчала женщина и вдруг замерла, осененная внезапной догадкой: он все слышал.
Она тяжело опустилась на ступеньки. Что же эта девчонка нашла в этом киборге? Будто нормальных парней нету. Да и он тоже хорош, ходит за ней, как приклеенный. Аксинья Петровна потерла виски: голова заболела просто нестерпимо. Она поднялась, хотела было уйти к себе, но решила проверить, взяла ли непутевая племянница чип-ключ от домика. Ну вот, так и есть. Вот он, ключик-то, на столе лежит вместе с коммом. И позвонить-то нельзя.
Женщина прошла в ванную, нашла в аптечке анальгетик, взяла одну капсулу, запила водой и посмотрела на себя в зеркало: «Вот что я скажу ее матери?» Младшая сестра уже шестой год находилась в экспедиции в дальнем секторе Галактики и только изредка связывалась с ней и с дочерью по инфонету. С семнадцатилетнего возраста Марьяна находилась под присмотром Аксиньи Петровны. Нет, она, конечно, не контролировала каждый шаг племянницы, но ответственность за нее чувствовала. И вот… недосмотрела.
Марьяна никогда не доставляла семье лишних хлопот, училась замечательно, обожала историю, поэтому по окончании школы поступила на исторический факультет в престижный университет. Ей прочили блестящую карьеру. На горизонте уже ясно обозначилась аспирантура. Все было прекрасно, пока однажды утром во время пробежки в парке к ней не пристали трое подонков. Время было такое, когда бегунов уже было совсем мало, а мамочки или няньки с детьми еще не вышли на прогулку. Самое паршивое заключалось в том, что люди, которые в парке все-таки были, проходили мимо троих глумливо ржущих парней, зажавших в кольцо напуганную девчонку. Никто даже не подумал вмешаться и тогда, когда ее потащили в кусты. Понятно, чем все закончилось бы, если бы мимо не пробегала женщина в сопровождении киборга-телохранителя. Пока она вызывала полицию, гард точными ударами вырубил мерзавцев одного за другим.
Марьяна долго приходила в себя после этого инцидента и старалась никуда не ходить одна. Об аспирантуре пришлось забыть, так как сама мысль жизни в городе стала невыносима. Потом в прошлом году случился похожий инцидент уже у них на турбазе. Вовремя подоспел их собственный гард Матвей. Марьяна тогда просто не знала, куда деваться от преследовавших ее страхов, но все же осталась. И вот на этой неделе к ней снова пытался пристать подпивший мужик, а когда его обломали, едва не наехал гидроскутером. Если бы не этот парень, Неждан, Марьяна могла погибнуть.
Аксинья Петровна мерила шагами комнатку племянницы. Что-то было во всем этом общее. Что-то или кто-то? Конечно же! Во всех трех случаях Марьяну спасали киборги. Вот в чем суть. Она начала сторониться мужчин еще после первого нападения, а после второго инцидента тем более, зато гораздо охотнее возилась с киберами. А Федька, оказавшийся «проснувшимся», вообще был ее любимчиком. Но их гард был сущим ребенком по сравнению с Нежданом.
Если бы Аксинья Петровна своими глазами не видела документов, подтверждающих, что он киборг, никогда бы не подумала, что этот парень не человек. Тимофей
Иваныч вообще в восторге от Неждана после того, как он всех выручил на охоте. Да она и сама просмотрела видео, на котором лайфгард продемонстрировал просто какие-то цирковые чудеса. Заметив симпатию Марьяны к чужому киборгу, Аксинья Петровна наблюдала за ним. Живая мимика, сдержанное, но свободное общение с другими отдыхающими. Даже, кажется, подружился с Данисом и Вики. Хозяева вели себя с ним так, словно он был младшим братом или племянником, но никак не имуществом. А когда женщина видела его рядом с Марьяной, то приходилось напоминать себе, что вот этот парень, не сводящий глаз с ее девочки, — киборг. И он очень нравился самой Марьяне. И, видимо, не только внешностью, а именно тем, что одним своим присутствием, спокойной и сдержанной манерой держаться внушал доверие и уверенность, что все будет хорошо.
Аксинья Петровна замерла посреди комнаты. С ее глаз словно упала пелена. Марьяне, ее девочке, которая была ей как дочь, было спокойно с этим парнем. Ей было не важно, что у него в голове процессор. Для нее он был человеком. Живым, сильным, надежным. Она чувствовала себя с ним защищенной, уверенной в том, что он оградит ее ото всех невзгод.
— Маришка, что же я наделала! — Женщина прижала ладонь ко рту. — Не поняла-а! И парень все слышал, что я тебе тут наговорила. Стыду головушке! Хорошо еще не понесло, дуру старую, выяснять отношения с полковником Торном. Хороша бы я была: приструните своего киборга, а то у него шуры-муры с моей племянницей. Охохонюшки! Надо будет извиниться перед девочкой. И перед парнем, похоже, тоже.
Аксинья Петровна обзвонила работников турбазы, но никто даже не видел Марьяну этим вечером. Только Матвей доложил, что лицо с правом управления, идентифицируемое как Марьяна Зимина, в сопровождении киборга модели лайфгард проследовало мимо пляжа. Идти разыскивать племянницу женщина не решилась. И так наворотила дел. Ничего плохого с ней случится не должно, раз уж она с Нежданом.
Аксинья Петровна написала записку, что забрала чип-ключ от домика с собой, и воткнула ее между дверью и косяком. Когда она через пару часов снова пришла к племяннице, бумажка так и торчала там, где она ее оставила. Женщина вошла в домик, раздвинула диван и застелила его, рассудив, что Марьяна, когда вернется, захочет поскорее лечь спать. Потом присела в кресло, какое-то время была погружена в раздумья, затем вытянула из своего видеофона вирт-окошко с какой-то книгой и углубилась в чтение. Она надеялась дождаться племянницу и сразу уладить недопонимание между ними, потому что на душе было ох как нехорошо. Прошло больше часа, и Аксинья Петровна незаметно для себя самой задремала. Умная автоматика зафиксировала, что человек заснул, и погасила свет.
***
Неждан и Марьяна вернулись к себе уже на рассвете. Они купались в протоке и снова любили друг друга, а потом парень помогал девушке отжимать мокрые волосы и кутал ее в свою рубашку, чтобы не озябла. Короткая летняя ночь пролетела незаметно. Ночь безбрежного счастья от разделенного чувства и полынной горечи от предстоящей разлуки.
Они шли по узкой дорожке. Марьяна обвила рукой талию Неждана, а он обнимал ее за плечи. Девушка не хотела сейчас думать ни о чем. Правильно ли она поступила, нет ли — ее уже не заботило. Да она и не считала, что совершила что-то дурное, потому что-то, что соединило их этой ночью, было гораздо больше, чем просто физическое влечение. Это было желание полностью раствориться в любимом, принадлежать ему целиком и обладать им, как высшая точка их чувства. Марьяна ни капельки не жалела о том, что случилось между ними. Целый калейдоскоп эмоций, сменявших друг друга на лице Неждана, были ей достойной наградой: от смятения, испуга, желания и нерешительности до незамутненной радости от того, что не оттолкнула, невыразимого счастья и тихой грусти.
— Если бы можно было еще теснее прижаться к тебе, — вздохнула девушка, — но так идти будет неудобно.
— Почему неудобно? — спросил он и вдруг подхватил ее на руки. — Удобно.
— А тебе не тяжело будет?
— Тяжело? — Неждан скептически изогнул бровь. — Да в тебе всего-то пятьдесят шесть килограммов четыреста двадцать граммов. Что тут нести? Ты, кстати, похудела. В чем дело? Кушаешь плохо?
— Нет, дорогой доктор, — рассмеялась Марьяна, — влюбилась. — Она обняла его за шею, поцеловала в щеку и положила голову ему на плечо.
Неждан шел легко и непринужденно, тяжести девичьего тела он почти не ощущал. Еще бы, лайфгардов создали лишь немногим уступающими в силе сервам-грузчикам, так что во время устранения последствий крупных катастроф они могли обходиться и без спецтехники, разбирая многотонные завалы вручную. Понятно же, что киборгу легче пройти там, где спасует тяжелый подъемник или бульдозер. Да и для пострадавших это зачастую оказывается куда безопаснее.
У крыльца Неждан аккуратно поставил Марьяну на дорожку. Несколько минут они целовались, потом он напомнил, что ей все-таки нужно поспать.
— Ну, вот ты какой, — притворно возмутилась девушка, — чуть что, медика включаешь.
— Между прочим, у тебя там твоя тетя.
— Что?! — воскликнула она. — Что она там делает?
— Спит. В кресле.
— Нет, я имела в виду вообще. Почему она там?
— Я не знаю, — пожал плечами киборг. — Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
— Пожалуй, пойдем. Может, хоть в твоем присутствии она не станет опять поднимать эту тему.
Они вошли в домик, Неждан остановился в дверях и с любопытством осматривался, а Марьяна подошла к Аксинье Петровне и тронула за плечо.
— Тёть Ксень! Тёть Ксе-ень!
Женщина вздрогнула, открыла глаза и хриплым спросонья голосом спросила:
— Мариша? Ты уже пришла?
— Ну, не совсем «уже», — хмыкнула девушка, — скорее «только что». А вы что здесь делаете?
Аксинья Петровна глянула на посветлевшее окно, потом заметила стоящего в дверном проеме Неждана, выпрямилась в кресле:
— Ты убежала, а дверь не заперла, — начала, было, она, но прервала сама себя: — Что-то я не о том говорю. — Женщина виновато посмотрела на племянницу, потом на киборга. — Хорошо, что ты тоже пришел. Я извиниться хотела. Перед вами обоими. За то, что наговорила тут вечером. Ты же все слышал, наверняка. У вашего брата слух не чета нашему. Так вот простите меня, ребятки. Неправа я была. Весь вечер думала и все поняла. Не стану вмешиваться в ваши дела, пусть будет, как будет.
Марьяна присела на подлокотник кресла, обняла Аксинью Петровну.
— Спасибо, теть Ксень!
Женщина прижала к себе племянницу, поцеловала в висок, подняла тревожный взгляд на Неждана. Парень кивнул, показывая, что принимает извинения. Аксинья Петровна
сморгнула нечаянно выступившие слезы и озабоченно спросила:
— Как же вы теперь? Неждан, вы же улетаете сегодня.
— Мы можем общаться по инфонету, — сказал он, — уверен, Весна не будет против. Она собирается оформить мне документы, чтобы я мог стать полноправным гражданином Лемиссы в частности и Федерации в целом. Через полгода она выходит в отставку, и я смогу уехать куда захочу. Сам. Хотя они со Стэном мечтают переселиться на Землю.
— Долго ждать, конечно, — вздохнула женщина.
— Ничего, мы справимся, — улыбнулась Марьяна.
— Ну, ладно, пойду я, — поднялась Аксинья Петровна и направилась к выходу.
Когда за ней закрылась дверь, девушка подошла к Неждану, прижалась щекой к
груди. Он обнял ее, коснулся губами виска.
— Останься, — попросила она, чуть отстранившись, заглянула в глаза. — Только пять утра. До завтрака еще есть время. Я просто хочу заснуть в твоих объятиях.
— Останусь, — мягко улыбнулся он.
Марьяна скомандовала системе дома закрыть жалюзи. Неждан разделся, аккуратно сложил одежду на стуле и вытянулся на постели. Марьяна скинула платьице и скользнула к нему под простыню, прильнула всем телом, пристроила голову на плече у парня, закрыла глаза. Он обнял ее, уткнувшись лицом в ее макушку.
— Как бы я хотела, чтобы так было всегда, — вздохнула она.
— Я тоже, — прошептал он, касаясь губами ее волос.
Через полминуты девушка уже спала, и ее ровное дыхание щекотало его шею. Неждан скинул сообщение на комм Весны, что придет в столовую на завтрак, и тоже заснул.
***
Утром Весна первым делом потянулась к комму. Она выключала на ночь звук, но всегда проверяла, не написал ли кто чего. На дисплее вертелся значок полученного сообщения от Неждана. Прочитав его, женщина улыбнулась: парень, даже проводя время наедине с девушкой, не забыл предупредить, что задержится. Получилось, что он задержался на всю ночь.
— Что там такое, раз ты так загадочно улыбаешься? — поинтересовался Торн. Вместо слов Весна показала ему сообщение Неждана. — Хм-м-м, — протянул мужчина, — мальчик точно стал совсем взрослым.
В столовой они сразу же увидели Неждана. Он уже сидел за их столиком и сосредоточенно намазывал абрикосовое варенье на булочку. Выглядел он бодрым и свежим — киборгу вполне хватило трех часов сна, — но немного грустным.
Стэн задержался у двери с Пал Палычем и Иннокентием Симанским, а Весна подошла к Неждану, взъерошила русый чуб парня.
— Доброе утро, гулена! Все хорошо?
Неждан взглянул на нее, кивнул:
— Даже более, чем хорошо.
— Тогда что ж ты такой невеселый?
— Грустно, что, когда все стало так хорошо, уже приходится улетать.
Весна задумчиво посмотрела в его глаза, вздохнула:
— Такова жизнь. Но вы ведь не расстаетесь навсегда. Никто не мешает вам поддерживать связь по инфонету и видеться во время отпуска.
— Значит, можно?
— Разумеется! — подтвердила женщина. — А еще мы со Стэном решили просить разрешения на перевод в центр СЧС здесь, на Земле. Тогда вам с Марьяной и вовсе было бы проще встречаться. — Радость, вспыхнувшая на лице Неждана, была лучшей наградой Весне за принятое решение. — Но мы все равно должны вначале слетать на свою базу, дождаться решения руководства и, в случае положительного ответа, передать дела.
— Ну, что, ты рад, дружище? — спросил подошедший Стэн.
— Я даже мечтать не мог об этом, — Неждан расцвел в улыбке. — Надо будет рассказать Марьяне, пусть тоже порадуется.
— А она не пришла на завтрак? — Весна повертела головой и не нашла девушку.
— Нет, она спит, — смущенно ответил парень.
— Ну, ничего, пусть спит, — Стэн незаметно подмигнул Весне, и они приступили к еде.
Через два часа прилетел таксофлаер, который должен был отвезти их в космопорт. Аксинья Петровна подошла на площадку проводить гостей и была очень удивлена, когда туда почти бегом примчалась Марьяна. Девушка была одета в джинсы и футболку, за плечами болтался маленький рюкзачок.
— Можно мне проводить Неждана? — обратилась девушка к Торну.
— Конечно, можно, — улыбнулся тот, — давайте, занимайте места. Пора.
— Тёть Ксень, я скоро вернусь! — помахала рукой Марьяна и вслед за
Нежданом нырнула во флаер.
Весна со Стэном уселись впереди, парень и девушка — на заднем сиденье. Марьяна полезла было в карман за картой, чтобы заплатить за проезд, но Торн только отмахнулся: он уже не только расплатился за таксофлаер, но и купил для нее билеты туда и обратно до орбитального космопорта, чтобы она могла проводить Неждана буквально до их экспресса. Мужчина и женщина с улыбкой переглянулись: уж очень идиллическую картину представляли собой Марьяна и Неждан, которые прижались друг к другу, взявшись за руки. Вот только в глазах у обоих притаилась грусть.
***
В секторе ожидания космопорта они все четверо сидели за столиком в кафе. Весна что-то обсуждала со Стэном, Неждан и Марьяна тихо говорили о чем-то своем.
Весна почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд и повернулась. В кафе в сопровождении высокой красивой мулатки и киборга, нагруженного багажом, вошел
Рихард фон Ризенштайн. Физиономия мужчины ошеломленно вытянулась, затем белесые брови нахмурились, тонкие губы плотно сжались, а бледно-голубые глаза неприятно сузились. Весна почувствовала, как по спине предательски скользнул холодок. Она проследила за взглядом Ризенштайна и поняла, на что он так вытаращился: Неждан усадил Марьяну к себе на колени, девушка нежно перебирала его волосы, но самое главное — они целовались. Весна ахнула, но Неждан, прервав поцелуй, совершенно спокойно посмотрел на майора. Ризенштайн выдержал этот прямой пристальный взгляд и направился к сослуживцам, раз уж они его заметили — не подойти и не поздороваться теперь было бы невежливо.
— Черт возьми, Весна! Я так и знал, что этот твой паразит — «проснувшийся», — не сдержавшись, ехидно сказал он. — Всегда это подозревал. Уж больно морда у него хитрая. И вы оба, как я погляжу, в курсе.
— Здравствуй, Рихард! — Весна удивилась, что он неожиданно перешел на «ты», но, видимо, это от возмущения по поводу ее киборга, на глазах у всех целовавшегося с девушкой.
Тонкие темные пальцы, лежащие на предплечье мужчины слегка сжались, Ванесса вполголоса произнесла:
—Рихард.
Этого оказалось достаточно, чтобы Ризенштайн опомнился и оставил разбирательства не потом. Он поприветствовал Торна и представил свою спутницу:
— Разрешите познакомить вас с моей невестой. Ванесса Даллес, мы с ней когда-то учились вместе в университете.
А между тем, неслышимый никому, состоялся еще один диалог.
«Привет, Локи!»
«Ну, здравствуй, Восьмой!»
«У меня теперь есть имя. Меня зовут Неждан».
«Я смотрю, у тебя не только имя есть».
«Это моя девушка».
«И она в курсе, что ты киборг? Киборг, который умеет думать сам?»
«Она знает. Хозяйка тем более. А вот твой хозяин не знал, и я не очень уверен, хорошо ли, что он узнал».
«Мне он показался неплохим. А ты давно его знаешь?»
«Уже год. Козел редкостный. Хотя в нем что-то явно переменилось. Ему раньше нравилась Весна, моя хозяйка. А теперь у него невеста и он, похоже, искренен по отношению к ней. Да и на мой счет сейчас было бы столько злобы, а он сдержался. Я просто не узнаю твоего хозяина. Хотя, возможно, все еще впереди».
«Ты боишься, что он выдаст тебя
кэйсерам?»
«Надеюсь, что теперь нет. Но он меня не любит. И это очень мягко сказано. По крайней мере, не любил раньше».
«Мы можем устроить ему сюрприз и таким образом либо обезопасить тебя, либо узнаем окончательно, насколько он мерзкая скотина».
«Как?»
«Сказать ему правду про меня. Что я тоже проснувшийся. Сейчас, при своей невесте он точно не станет вызывать кэйсеров, чтобы сдать нас обоих, А дальше будет видно».
«Может быть, не стоит тебе так рисковать?»
«Я еще не забыл, как ты подставился, спасая мою шкуру».
Киборг Ризенштайна неожиданно шагнул к Неждану и протянул ладонь:
— Ну, здравствуй, Восьмой!
Неждан осторожно ссадил с колен удивленную Марьяну, поднялся, пожал протянутую руку и решительно сгреб гарда в охапку:
— Здравствуй, Локи!
Надо было видеть лицо Ризенштайна! Такого он точно не ожидал и сейчас попытался сесть мимо стула, но был подхвачен бдительным Локи.
— Твою же мать! — всегда вежливый до зубовного скрежета майор был окончательно выбит из колеи. — И этот «проснувшийся»!
— Так они еще и знакомы! — воскликнула Весна, удивленная не менее
Ризенштайна. — И, похоже, давно.
— Мы были приписаны к одной базе, — с улыбкой объяснил Неждан, — еще до того, как я попал в лабораторию КЭЙС.
— И попал он туда из-за того, что оттолкнул меня с линии огня, когда на базу напали пираты, — внес свою лепту Локи.
— Что за день такой?! — глухо пробормотал Ризенштайн, который закрыл лицо ладонями. — И что мне теперь делать с этим дурдомом? Я и киборга-то не горел желанием заводить, а такого — тем более!
Ванесса рассмеялась и обняла его:
— Придется потерпеть и научиться уживаться с ним. Весна же ладит о своим парнем. Зато я могу быть спокойна, что ты не заскучаешь у себя на базе.
Рихард нервно хохотнул, потом махнул рукой:
— Черт с вами. Живите пока. Потом разберемся.
Час до посадки на межпланетный экспресс «Ориноко-2» пролетел незаметно.
Локи стоял и ждал, когда его хозяин, Неждан и Весна попрощаются с Ванессой, Марьяной и Торном. У турникета улетающие обернулись и помахали на прощанье. Марьяна, Ванесса и Стэн взмахнули руками в ответ, и стеклопластиковые двери сомкнулись за спинами пассажиров.
Неожиданно Марьяна всхлипнула и дрожащими руками полезла в рюкзак за платочками.
— Что случилось? — озабоченно спросила Ванесса. — Почему ты плачешь?
— Не знаю, — шмыгнула носом девушка, — мне просто стало так тоскливо.
— Ничего, девочка, — приобнял ее за плечи Стэн, — все будет хорошо. Уже через два дня они будут на месте и свяжутся с нами. А пойдемте-ка в кафе, девушки. Выпьем по чашечке кофе и съедим пирожных, в успокоительных целях.
— Поддерживаю, — улыбнулась Ванесса, хотя у нее тоже на душе скребли кошки.
Стэн подхватил дам под локотки и повел в кафе, в котором они сидели перед этим. Через полчаса прозвучал сигнал об отправлении экспресса, Ванесса и Марьяна бросились к иллюминатору, к ним подошел Стэн, и они втроём смотрели, как от космопорта отделился огромный скоростной лайнер и вскоре превратился в крошечную светящуюся точку среди миллиардов звезд.
Эрик открыл глаза. Женька дремала, очень уютно прижавшись поверх одеяла. Киборг сидел у окна, его темный силуэт был четко виден в светлом проеме.
— Привет, старик! Надо же, выкарабкался… — горло пересохло и саднило. Понятливая биомашина встала, подала воды. Эрик кивнул благодаря. Проанализировал собственное состояние: слабость — это понятно. Постель аж мокрая, так вспотел — тоже объяснимо, бывает при отравлениях. Рожа опухла, причем так что челюсть еле двигается. А вот это странно, что-то он за собой драки не помнит. Вроде гуляли мирно?
— Декс, что произошло? Откуда вот это все взялось?
— Требуется уточнить параметр все. — закосил под идиота Рон. — Имеются данные, что объект «голова» появился в ходе эволюции…
— Заткнись! Я не спрашиваю, как оно появилось, я спрашиваю, кто мне морду набил!
— В ходе выполнения приказа капитана Веста «что хочешь, хоть минет, но чтобы он смотрел на тебя. Бей, пляши, только не отпускай его, жестянка!» было применено физическое воздействие средней тяжести для привлечения внимания.
— Мда… знаешь, альтернатива была по приятнее. И рука у тебя тяжелая! Чтоб ему, этому Весту яснее выражаться!
— Какие будут приказы? — осторожно спросил киборг. Раз хозяин болтает, значит уже в норме. А раз в норме, то можно ожидать любой гадости.
— Вытащить меня отсюда не разбудив — Эрик пальцем указал на спящую девушку. — И доставить в сортир.
— Имеются гигиенические паке… — киборг заметил, как злобно сверкнули глаза человека, осекся и уточнил: — Приступать?
— Вот так-то лучше! Дожил, со мной спорит собственная техника! Хотя, чему я удивляюсь, техника со мной спорит любая, а эта еще и рожу набила… — ворчал Ларсен пока киборг извлекал его из-под тонкого одеяла и ставил на ноги.
Как ни странно, идти получилось почти не опираясь на подставленную руку Рона.
— Знаешь, жестянка, это уже считай знак судьбы. Нефиг гулять, когда надо сваливать.
— Состояние человека не предполагает…
— Заткнись. Собирай шмотки, а я к Весту. Ой? — комната пошатнулась и Эрик обнаружил себя сидящим на стуле, который заботливо подставил под задницу падающему владельцу декс. — Все равно к Весту. Охраняй нашу красотку, а я поползу потихоньку.
Улица противно шаталась и в ботинки явно налили свинца. Но доползти сперва до сержанта, а потом и до безопасника получилось.
Сержант устроил разнос за неосторожность и еще за что-то, подарив ему напоследок фразу «а если уж подох, то лежи и воняй себе в удовольствие, а не шляйся пугая экологию». После чего посмотрел на бледно-зеленую рожу подчиненного, и напихав свежий запас «совершенно необходимых документов» отправил дальше.
Вест нашелся в кабинете. Эрику он даже обрадовался и сообщил, что охотно выпишет ему премию и не менее охотно даст пинка под зад вместе с его кибером. Почему на этой фразе безопасник подмигнул, Эрик так и не понял. Зато понял, что есть шанс улететь уже завтра и даже не с пустыми руками. Вест куда-то позвонил, что-то утряс и ему к киберу выдали кучу «всякого материального снабжения».
— Рисковый ты парень, — сидя на краю стола болтал Вест. — Коль надумаешь обратно, так ты давай к нам! Нам такие бойцы нужны. И кибера тоже примем. Как говорится «люди всякие нужны». Уловил?
— Уловил. — Эрик кивнул, хотя не уловил совсем. Особенно, с чего такое внимание к его устаревшей морально и физически технике. Но раз уж Рону даже кормосмесь выписали три упаковки, то отказываться он не будет. Хотя деньгами, конечно, было бы лучше. Его киборг почему-то смесь употреблял неохотно, впрочем, он ее пробовал, так что понимает в чем-то Рона. Действительно гадость.
На получение выволочки и документов ушли все силы. К счастью проснувшаяся Женька осознала размеры ходячей катастрофы и на полдороге его перехватил посланный за беглецом Рон. Бдительный киборг не слушая протестующего хрипа хозяина перекинул его через плечо и доставил в медблок. Пока его раздевали, Эрик успел донести до своей подруги мысль «выскажи все ему под запись, я потом прослушаю» и отрубился не успев получить то, что за эту мысль полагалось. Так что проспал и мстительно выписанную порцию уколов и капельницу «на всякий случай, а то завтра не встанет».
Утром киборг ждал. Хоть какой-то команды, какого-то сигнала, что будет дальше. И главное, что будет с ним самим. Но про него словно забыли. Оба его человека собирались очень тихо, бросая друг на друга задумчивые взгляды. А потом молча сидели, поглядывая на часы. Наконец Эрик поднялся.
— Все, Рон, бери сумки. Идем.
Декс поднял груз: рюкзак и сумку. Не так много у хозяина вещей. Эрик выглядел слегка зеленым, но совершенно спокойным и декс тоже успокоился. Не обязательно увозить его, чтоб убить, это проще сделать в части. Благо и знакомый уже, почти родной утилизатор под боком. Эрик тоже подхватил вещи теперь уже бывшего лейтенанта медицинской службы. И понес их сам, хотя мог и отдать — Рон прикинул вес, ничего тяжелого, утащит не напрягаясь. Но хозяин пер сам. Впрочем, логику у людей киборг давно перестал искать, все равно нет.
Он просто шел за хозяином до вертолета, поднялся за ним на борт. Женька и Эрик пристегнулись, а он убрал сумки и замер в ожидании: хозяин так и не сказал, как намерен его везти, если конечно не передумает. Транспортного модуля не было. Конечно, можно и как обычно, но вроде бы не боевая операция. И хозяин… киборг перевел на человека стеклянный взгляд.
— Чего завис, падай, пристегивайся. — Эрик хлопнул по сиденью рядом с собой. — Или особое приглашение надо.
Рон кивнул. Надо. Потому что одно дело на задании, другое — вот так, когда ты резко перестаешь быть военной техникой и становишься чем-то другим, чем ты еще никогда не был. И не ясно, что будет дальше. Нет этого ни в командах, ни в прошлой жизни.
— Садись, пристегивайся. Хрен нас знает, что мы дальше будем делать, но немного поживем, как люди. — Эрик улыбнулся, но как-то странно, перекошено. Словно ему все еще было плохо. Женька сжала ему руку. Рон сидел и не понимал. Эти двое явно о чем-то договорились, а он не подслушал и теперь не мог просчитать ситуацию. Жаль люди никогда не посвящают киборгов в свои планы и им остается только гадать…
Их высадили у космопорта. И снова Эрик задумчиво нес сумки, пока Женя бегала с билетами, в буфет и еще куда-то. А потом два часа сидели и или молчали или принимались болтать о какой-то отвлеченной ерунде. Наконец объявили посадку. Эрик молча обнял подругу и долго смотрел ей вслед, пока она не скрылась в толпе таких же путешественников.
— Ну вот мы и осиротели, Рон, — тихо сказал он оборачиваясь к застывшей за спиной машине. — У нас с тобой двадцать четыре часа на переживание, потом надо жить дальше. Предлагаю нажраться.
— Данное действие категорически запрещено в связи с наличием остатков яда в организме. — с удовольствием заявил киборг. Он не любил, когда хозяин напивался, а тут возможность запретить почти легальная. Только подправить время запрета на еще трое суток.
— Оп-па… женское коварство. Не подумал. Ну тогда знаешь что… поехали в парк! Тут вроде есть аттракционы и оранжерея с кактусами. Пошли сдадим багаж в камеру хранения и гулять.
«Тебе кактусов мало?» — хотел спросить киборг, но тут же себя одернул, за лишние вопросы можно и самому в камере хранения оказаться. Он ведь тоже в чем-то багаж.
— И вот что, Рон, имитацию личности включи, такую, почеловечнее. Пусть видят, что мы отдыхаем. Надо же нам с тобой еще восемь часов убить…
Через час киборг задумчиво брел за хозяином среди ростовых кактусов и ел шарик мороженого в вафельном стаканчике. Начиналась новая, непонятная жизнь.