В подвал Клава отволокли под конвоем двух канов, а следом кан Флоренц тащил за половник буксирующий всеми ручками самовар. На вопли о пощаде никто не реагировал, зато с запихиванием пришлось повозиться. Клав цеплялся за дверь, упирался в стенку и брыкался. Самовар тоже не желал сидеть в темном сыром подполе и отчаянно сопротивлялся. Профессора основательно притомились и взмокли, пока затолкали парня и его самоделку в подвал и облегченно подперли тяжеленную дверь. Клав с упорством приговоренного полоктил кулаков по доскам, возле его колен крутился самовар и также молотил клювом, норовя проклевать дупло. Убедившись, что мореный дуб крепче костяшек, плеч, пяток и железного клюва, Клав с самоваром злобно уставились друг на друга. Ну то есть Клав подул на ладонь, заживая робкий светлячок огня — все что ему без проблем удавалось в огненной стихии, а самовар развернул в сторону екана свою трубу.
— Не побегу больше, — строго предупредил самовар Клав и для убедительности попытался пнуть штуку в бок. — Обратно переколдую. Понял?
Клюв недовольно клацнул.
— И ты того… со мной лучше не дерись, — Клав наставительно помахал указательным перстом. — А то…
Самоварная труба скептически изогнулась.
— Ладно, я понял. Я для тебя хреновый авторитет и угрозы больше не представляю, но я еще много знаю заклинаний и не знаю, как они сработают. Так что лучше не доводи меня до того, чтобы я начал их припоминать.. потому что если ошибусь хоть в одном слове…
Самовар разочарованно и как-то обиженно пыхнул и отбежал подальше. Клав облегченно выдохнул и попробовал найти местечко посуше, но подвал был везде одинаково сырым и промозглым. Через пару лучин — весьма условных, потому что время противно растягивалось, как липучий мох, — парню стало откровенно скучно. Занятий особых не было, а уснуть, чтобы срок заточения закончился побыстрее. не выходило.
— Эй, ты… как там тебя? Самовар? Подгребай сюда. Честное человеческое я тебе ничего больше не сделаю! — позвал Клав в темноту. Его светлячок почти хакончился, теперь магический огоне освещал не сажень вокруг, а лишь ладонь. — Ну, иди сюда! Самовар?
Штука притопала и вяло ткнулась клювом в ногу.
— О! — обрадовался Клав. — Значит, ты на меня реагируешь и слушаешься. А верховный магистр сказал в общим списке моих преступлений, что я тебя не просто преобразовал и оживил, но еще и закупорил в тебе какую-то живую сущность. Правда, какую именно не сказал. А ты сам можешь сказать? Мне же интересно.
Клюв долбанул по колену весьма чувствительно.
— Ну, прости. я не специально. — Клав ойкнул и подтянул ноги, потер место удара. — Да не долбайся ты, а то совсем задолбал. Давай соблюдать целостность и общаться деликатно? Я же тебе не трогаю руками, вот и ты не клюйся. Я… вообще-то не хотел. Думал тебя всего лишь почистить, но у нашего курса не магическая специализация, а оборотничество. И заклинания нам преподают поверхностно — вот я и напутал что-то. Только не знаю сам чего и где. Но не переживай, верховный магистр перестанет гневаться, выпустит меня отседова и тебе заодно поможет. Он справедливый, хотя и паскудный. Долго тебя томить не будет, ты же не его студиозус, надеюсь. Студиозусов не любит совсем.
Самовар, поколебавшись, все-таки приблизилсявплотную к болтливому человеку и положил клюв на колено.
— А? О? Ну, ладно…. — Клав привычно потрепал клюв, как если бы к нему на колени устроил башку какой-нибудь лохматый однокурсник. — В общем… не серчай. Я и не понимаю, зачем тебя в подвал засунули? Может, так для острастки.
Самовар помахал трубой, потом больно ткнул Клава в седалище.
— Зачем клюешься? — подскочил от возмущения екан. — Мы же договорились об этом.. о том… об нейтралитете! Вот! Ты чего клювом мотаешь? Не клевал? Да я же сам почувствовал… в полной мере… Что? Не меня клевал? А кого? Тут больше никого нет. Не здесь клевал? Ну так покажи нормально, что я догадывать должен! А кого клевал? Да не шипи ты! Ну давай я буду называть тех, кто в башню приперся, а ты хотя бы кивни? Понял что ли? Ладушки. Магистр верховный, длинный, вытянутая морда и голос такой злючий…
Самовар бешено завращал трубой.
— Чего ты ветер гоняешь? — удивился Клав. — Что? Он? Его клюнул? Взаправду? — самовар активно кивал. — А куда? У-у-у-у! — парень схватился за пострадавшее место — самовар показал вместо долгих объяснений. — Ну тогда плохо дело. Быстро не выпустит и вряд ли поможет. Наш магистр своим достоинством дорожит.
Самовар вытянул трубу вверх и обреченно загудел.
— О, ты еще и говорящий! — восторженно воскликнул Клав. Если бы у самовара были взаправдашние глаза, то он бы точно поглядел на человека как на придурка, а так всего лишь печально пыхнул. — Скажи, а чайку горяченького ты сейчас никак? Понимаю, конечно, что ты весь как-то перекособочился, но ведь внутренности-то остались… Да не толкайся ты… я же не настаиваю. Просто холодно тут, а так бы чая глоточек малинового. Хотя нет, к малиновому что-то охоту напрочь отбили.
Клав немного помолчал, но мрачное место действовало угнетающе и парень снова принялся болтать, рассказывая своему внимающему собеседнику про учебу, про однокурсников, про преподавателей. Самовар слушал и солидарно пыхтел. Клав умел расписывать красочно и с подробностями, даже некоторые моменты показывал в лицах, за пару лучин бесконечной говорильни даже основательно охрип. Так что когда за ними пришли — неожиданно рано, екан думал, что оставят их тут куковать на сутки, а то и больше, — отозваться на оклик он смог таким хриплым и скрипучим голосом, что его точно приняли за умертвие. В живого человека точно бы не стали молнией засвечивать.
— Ты чего творишь? — уворачиваться от всяких гадостей Клаву было не привыкать, так что куцая молния пролетела мимо и впилилась в стенку. Хорошо, что пожар не устроили — каменная кладка огню не поддавалась. — Поджарить меня захотел?
— Испепелить, — огрызнулся Шерд. Массивный парень озадаченно лежал под худощавым и с виду не особо крепким Клавом. Да и по летам Шерд был года на три, а то и на четыре старше: как закончил Универсариум попросился в помощь преподавателям, стажировался года два, еще год пробегал помощником и теперь уже сам проводил вводные занятия с младшекурсниками. — Да слезь ты с меня!
Клав нехотя поднялся — сидеть на крепком и теплом парне было не в пример удобнее. чем на ледяном и мокром полу.
— Как ты меня сшиб? — Шерд вставал медленнее, приложился к каменному полу основательно.
— Да так вышло… с разгону, — неубедительно пояснил Клав. Рассказывать, что самовар рванул к швыряющемуся молниями парню, как-то не хотелось. Да и по правде говоря один на один он бы этого крепыша не завалил, тем более что Шерд оборачивается в матерого секача. Но Клав точно знал, что ему самовар помог: умудрился промчаться на своих коротких ручках и подбить сзади под коленки. а следом и Клав налетел, толкнул как следует.
— Силен, — усмехнулся Шерд. — Пошли… велено тебя на кухню отвести. Там у бер Грасса будешь наказание отбывать.
У Клава от такой вести в глазах потемнело — это ж еще и за самовар как прилететь может! Но делать нечего, пришлось плестись следом за размашисто шагающим Шердом. Рядом бодренько подпрыгивал самовар — видоизмененная улика его преступления, но, увы, хорошо угадываемая.
Кухня после пронизывающей сырости и ледяного ветра, и мерзкого дождя показалась Клаву раем. Здесь быложарко и ароматно пахло овощным рагу — Клав едва слюной не захлебнулся от запахов. А когда проходил мимо большого котла с мясной похлебкой, еще вдобавок громко начал урчать живот.
Бер Грасс, топтался возле разделочного стола, четко и сильно орудую огромным поварским ножом. Стук железного лезвия о березовую поверхность был угрожающим и Клав обреченно опустил голову.
— А, явился воришка! — обрадовался повар, поворачиваясь на робкий чих студиозуса. — Я на этой кухне уже две дюжины лет кухарю, за эти годы чего у меня только не крали! И мешок опилок, что в корне несъедобные, а куплены были для подстилки домашней свининке. И сожрали ведь! И бадью острого перца — потом пол-Универсариума бродила с красными рожами и рыжающими от горя глазами. Извели запас на десятилетие за седмицу! Про подводу с тушами, что на зимник положить планировал в схрон — я вообще молчу. Ладно тут хищников немеряно, хотя и бдили за припасом пять добровольцев из преподавателей, но все же умыкнули засранцы. А бочку медового пива, что вытащили через крысиный лаз! А мех крупы, что по зернышку уворовывали — сам не понимаю зачем, ведь кашу то сырую тут никто не лопает, только с маслицем норовят. Но вот чтобы самовар! Да полный кипятка! Да прямо из-под носа с самой кухни! Да впервые такое!
Клав повинно кивал. Про спертую крупу — это он и сам мог рассказать побольше возмущенного повара. Только вот какой ерунды на спор не утворишь. Впрочем, варевка из того мешка вышла знатная — правда, долго вываривать да выпаривать пришлось. Зато и хватило надолго, почитай все гульбища под это пшеничное пойло проходили. А в голове оно знатно шумело, да и ноги мгновенно заплетало.
— Ты мне вот чего скажи, зачем тебе самовар понадобился? — бер Грасс склонился к екану. — Слово даю, даже пальцем не трону, только скажи какого рожна ты самовар упер и чего ты с ним сотворил?
Клав пинком пододвинул к повару самовар.
— Я не крал его, — екан отважился поглядеть честными очами в метающие молнии глаза бер Грасса. — Там очередь была зверская за чаем, а горячего так хотелось… Я думал… принесу потом…
— Так а чего ж не вернул?- взревел повар, нависнув над сжавшимся парнем.
— Не успел, — сознался Клав. — Там розыски развели, и…
— И? — басом протянул повар.
— И я испугался, что на меня подумают, будто украл, — Клав медленно пятился от наступающего на него повара, и теперь задницей почувствовал, что дальше отползать некуда — сзади был разделочный стол. — И побежал. Со страху.
— Так, — бер Грасс хлопнул себя по бедрам. — Побежал, значит, а самовар-то где? А ну вертай его взад, тать непуганный!
— Да здесь он, — Клав аж на дыбочки поднялся, чтобы еще дальше отодвинуться от разъяренного повара. — Здесь!
— Неужели, — бер Грасс издевательски поднял бровь и покрутил головой по сторонам. — Отчего же я не вижу его? Вон пятнадцать самоваров стоял на полке, а где же шестнадцатый?
— На полу, — просветил Клав. — Вот…
Бер Грасс, кряхтя и охая, опустился на корточки — так как массивный живот мешал нормально наклониться и оглядел тщательно странную оживленную штуку.
— Вот эти два шарика с клювом на раскорячках? Это мой самовар? Самый лучший? Самый начищенный? В котором быстрее всего заваривался самый ароматный чай? — голос бер Грасса с каждым новым вопросом становился все более вкрадчивым и ласковым. У Клава аж мурашки по плечам подбежали, и колени задрожали. И предчувствия екана не обманули: повар взревел громче неурочно поднятого медведя: — Да ты издеваешься?!
— Никак нет! — икнул, подпрыгнув, Клав.
Бер Грасс изумленно рассматривал подозрительную штуку. По цвету, вроде бы, совпадает, да и на трубе клеймо специальное видно.
— И как же ты его так оттянул да выкрутил? — убедившись, что парень не шутит, поинтересовался повар.
— Заклинание прочел… отчистить хотел… — Клав отвернулся, — а то запылился весь, да облапали его крепко.
— А обратное заклинание прочесть можешь? — повар опасливо протянул руку и потрогал пальцем круглый бок. — Или верховного магистра попросить?
Клав горестно пожал плечами. Оживший самовар задумчиво щелкнул клювом на поварскойпалец.
— Да-а, замордовали бедолагу, — посочувствовал повар, но руку, во избежание, отдернул.
Кофе горчил и, вместо приятного, дразнящего ноздри аромата, пах жженой бумагой. Так что хотелось не просто выплюнуть его обратно, но еще и отплеваться как следует, прополоскать рот прохладной минеральной водой. А саму чашку с гадостью от всей души запустить в стенку или шмякнуть об пол. Или, лучше, вылить на головы этой толпы лебезящих, скалящихся, оправдывающихся и нервно вибрирующих придурков. Проблема была лишь в том, что голов много — штук девять, а чашка одна и маленькая. Пришлось привычно взять себя в руки, а чашечку аккуратно пристроить на краешек терминала.
— Господин креативный директор, — начальник отдела ИСК — испытательной части, блеял, видно, на нервной почве, очень противным голосом, — виновные уже наказаны. И рабочий процесс пошел…
— То, что пошел — это замечательно, — Стив изобразил фирменную улыбку, которую обожали массмедиа. Губы послушно растянулись, демонстрируя блестящий оскал. — А куда вы должны пойти? Не знаете? Жаль. А куда пойдет компания? Может, догадываетесь? И какая разница вот теперь нам с вами от трупа того идиота, который на кнопочки нажимал? Сомневаетесь? Ну, сомнения — это чудесно. Они могут стать стимулом к внутреннему развитию личности. А нам с вами есть ведь куда развиваться? Верно?
От спокойных вопросов и ласковых, почти приятельских интонаций все присутствующие вздрагивали, словно от разрядов электрошокера. И единодушно сходились во мнении, что лучше бы начальник орал, брызгал слюнями и грозился всеми мыслимыми и немыслимыми карами. Только вот Стив никогда не ругался, а действовал более страшно и жестко, чем Федри Саншли — генеральный директор.
— Я, вообще-то, вас слушаю, господа. И внимательно. — Стив изобразил подобающее выражение на лице и сложил руки на груди. Ему было скучно, когда подчиненные изображали стадо, тупое и исполнительное. Проколы в работе — от них никто не застрахован, они случаются, портят нервы и репутацию. Но вот это даже не прокол, а локальная катастрофа, которая могла стать катализатором уничтожения компании. — Может быть, у кого-нибудь есть идеи или версии, как нам улучшить положение, решить проблему? Нету? Очень жаль. Впрочем, иного я от вас и не ожидал. Можете быть свободны на полчаса. Потом жду всех в полном составе в комнате комьюнити.
Подчиненные расходились с похоронным видом, только раньше надо было так скорбно головы опускать и глаза делать несчастными. Сейчас уже поздно. У них остался месяц. Один только месяц на то, чтобы выполнить специальный заказ. Заказ, к которому они готовились три года, соблюдая политику строгой конфиденциальности. И даже умудрились сохранить в тайне и идею проекта, и суть разработки. Пусть все было не совсем идеально, и случались накладки и сбои как в исследовательской работе, так и в плане практической реализации, но вот так, одним нажатием кнопки уничтожить все…
Стив сжал комм так сильно, что едва не сломал дорогую противоударную модель. От боли в пальцах немного опомнился, постарался успокоиться. Смерть сотрудника — это ерунда, мало ли кто от стресса может повеситься прямо на рабочем месте. А вот последний экземпляр из экспериментальной линейки, про которую знали всего полтора десятка человек — это действительно серьезно. Может, и правда надо было самому подойти на тестирование? Или… теперь даже сложно понять, что именно там произошло. По записям камер — обычный рабочий процесс. По опросам коллег Шанри — рутина, ничего необычного. По критериям мозговой активности — все отправленные на утилизацию образцы новой линейки имели высокие показатели активности органического мозга. Значит, эксперимент все-таки удался. Они смогли разработать почти живые биомашины. То есть частично оправдали финансирование проекта. Но только заказчик, который и спонсировал всю разработку, хотел один экземпляр себе. Самый лучший. А у них остался всего один… и на него надо бы поглядеть. Стив открыл журнал — надо узнать, куда эту куклу дели, а то в той творящейся суматохе даже забыл поинтересоваться.
***
Модуль отключился сам — сработал таймер предохранителя, но крышку никто не поднимал и крепления не деактивировал. И это было даже к лучшему — можно было полежать и немного восстановиться. Всей процедуры тестирования он не знал, и в имеющихся файлах ничего похожего на описание производимых над ним действий не было. Зато появлялись новые вопросы, а презентационные ролики, которые лежали отдельным архивом, почти ничего не прояснили. Он уже понял, что есть люди, есть производители, есть кибернетические организмы. Судя по датчикам и информации на внутреннем экране — он киборг. Тот, кто на него орал и бил, человек.
Информация смешивалась и путалась. А еще мешали сообщения системы о повреждениях — они сбивали с толку, и было сложно анализировать все данные. Единственное, что намертво вклинилось в память, что в процессе тестирования нельзя показывать результаты, которые находятся выше приемлемой, отмеченной зеленым уровнем, границы, потому что те, кто сработал на максимум, получили приказ на смерть. Как обмануть сверхчувствительную технику и людей? От одной этой мысли стало страшно — в заложенной информации люди преподносились как высшие существа, которым надо подчиняться и выполнять все команды. При этом люди делятся на хозяев, тех, кто может отдавать приказы разного уровня, и других людей, которым нельзя причинять вред, только если на данное действие нет специального распоряжения людей-хозяев. А можно ли причинять повреждения киборгам? Ответа на данный вопрос в файлах не было.
В модуле он пролежал несколько часов, сообщение о низком уровне энергии уже не мигало, а кодовым знаком опасности застыло на внутреннем экране. Порвать крепления, выбить крышку? Просканировав плотность и оценив прочность материала, он подумал, что справился бы с таким заданием, но на эти действия ушел бы даже резерв энергии и примерно пятьдесят минут времени. Вопрос: можно ли ему совершать подобные действия? Или это продолжается тестирование? Тогда надо придерживаться только тех положений и указаний, которые варьируются в пределах зеленого уровня. Снова открыл информационную базу — да, там был пункт про причинение вреда имуществу. Наверное, этот модуль — имущество того человека, который кричал. Тогда ломать модуль нельзя. Значит надо просто ждать и изучать файлы — если так подумать, то все логично: ему дали время на ознакомление с информацией… Только почему надо просматривать файлы, может быть есть какой-то другой способ ознакомиться со всей базой?
Вроде бы он не отключался, а, кажется, уснул. Потому что проснулся от того, что в руку впилась игла и в вену стало поступать лекарство. Анализ вещества… глюкоза… Это хорошо, потому что энергии почти нет. И люди стоят вокруг модуля и кричат. Фразы воспринимались как-то отрывочно и плохо составлялись в целостную картинку: внутреннее расследование, закрытая на сутки зона, халатность, камеры работали на внешнюю активность, восстановить и продать, эксперимент. Тело дернулось от прозвучавшего приказа, он четко машинными движениями поднялся и выскочил из модуля.
— И это вы собираетесь сдавать заказчику? — издевательски уточнил мужчина среднего роста. Он был в базе: креативный директор, главный специалист по проекту.
— Киборг, включи имитацию личности, — приказал человек с хриплым голосом и злым взглядом.
— Приказ принят… — прежде, чем он осознал что именно и где надо включить, нужный раздел программы сработал автоматически. — Дяденьки, сорри конечно, но мне совсем хреново.
— И откуда такой словарный запас? — скептически осведомился черноволосый, по базе идентифицированный как первый зам директора.
— Словарь современных подростков, — развел руками менеджер по работе с клиентами. — Анализ субкультур.
— И что же тебе, парень, хреново? — креативный директор внимательно смотрел на киборга.
— Да все тело ломит, словно катком протянули.
— А нормально он разговаривать может? — Стив опытным взглядом уже успел оценить повреждения кибер-мальчика. Переломы и гематомы — это не страшно, регенерирует полностью за десять-двенадцать дней. Высокая прочность органики, новейшая система имплантинга — модель действительно делали идеально.
— Конечно, — нервно растянул губы в жалком подобии улыбки техник, курирующий разработку. — Это его первый контакт с людьми. Возможно, не выработан четкий поведенческий алгоритм…
— Не грузи мне мозг, — Стив раздраженно отмахнулся. — Мне надо, чтобы он вел себя как человек и реагировал как человек. Мальчик-подросток, а не пародия на ребенка-дебила из тупого сериала. Киборг… — Стив может впервые в жизни почувствовал себя неловко под мертвым взглядом беловолосого кибер-мальчика, — у тебя задание… стать человеком.
***
Странное задание, непонятное. Процессор заработал с бешеной скоростью, анализируя имеющуюся информацию и сличая данные. Предлагаемые поведенческие алгоритмы отвергались один за другим. За минуту он прошерстил всю имеющуюся базу файлов, проводя поиск по ключевым и кодовым словам.
Информации о людях было много и она была разной. Биологические и анатомические особенности, психологические модули, социальные фаринги. Но из всего глобального объема данных четкого ответа или инструкции к выполнению поставленной задачи не было.
Тело машинально вздрогнуло. Он хорошо помнил, как умирали от поступившего в процессор приказа похожие на него киборги. Но теперь страха не было, осталось равнодушие — эти люди, которые хозяева, они все равно могут с ним сотворить что угодно. И не имеет значения, насколько хорошо он будет выполнять задания и подчиняться приказам. Он старался… но, возможно, надо просто делать как говорят? Все же он еще жив, прошел тестирование и того злого человека… Значит, остается одно — он выполнит.
— Я… постараюсь, — слова «приказ принят» пришлось проглотить. Почему он так ответил, не знал и сам, но ведь сказал. И дело даже не в том, что «жить хочется» — как всплыла подсказка из рандомного выбора словосочетаний, а всего лишь потому, что отключаться по команде страшно. Угасающая активность процессора, считывание таймера — они ведь все были на линии канала, отключение, после которого расплавляется чип…
***
— Я так понимаю, что ни нового, ни хорошего вы ничего не придумали? — Стив даже не стал утруждать себя вопросительными интонациями. Констатация факта. — Мне стоит назначить ответственных? Сотрудник А отвечает за предложения, а сотрудник Б берет на себя ответственность за идеи?
Подчиненные методично буравили взглядом общий терминал. На экранах многих в автоматическом режиме открывались файлы проекта. Надо же, с таким азартным интересом изучают документы и визуальный журнал, словно там появилось что-то новое. Стив растянул губы в презрительной улыбке.
— Последний файл… Повреждения кибер-мальчика, результаты сканирования и прогноз восстановления… Его изучили восемнадцать человек. И отписались о выполнении. Новых данных нет… Господа, хватит тянуть время. У нас месяц и заказчик. Включите свои мозги, если они у вас еще могут работать.
— А если не могут, то утилизация? — криво пошутил заместитель директора по работе с вип-клиентами.
Стив пристально глянул на шутника и демонстративно рассмеялся. Холодный равнодушный смех оказался отличным мотиватором. Сотрудники стали озвучивать идеи, неуверенно, с какой-то отчетливо звучащей безысходностью в голосе, и с видом приговоренных к казни преступников. Стиву даже припомнился нашумевший голофильм — хит прошлого года. Там главный герой разработал чип, который можно внедрять в головы обычным людям, и они, словно по волшебству, сразу становятся честными и порядочными, перестают врать и убивать, начинают говорить только правду и творить повсеместно одно лишь добро. Только вот у этого гениального разработчика финал был печальный — люди приговорили его к смерти, основываясь на том, что «никто не вправе решать за человека, каким ему быть, хорошим или плохим». Типа даже у самого закоренелого преступника должна быть свобода самоопределения. Так у того парня-разработчика, когда ему застегивали наручники и надевали обруч на голову, лицо было счастливее, чем у собравшихся в комьюнити комнате. Да и на оставшиеся минуты жизни он смотрел с куда большим оптимизмом.
— Сделать из киборга человека… невозможно по определению, — примерно через час от начала совещания отозвался управляющий отделением разработок. Гестав говорил всегда мало, но исключительно по делу. — Потому что человек — это комплекс личных, врожденных и выработанных черт характера, совокупность моральных установок и жизненного опыта. А у нас чистый лист бумаги, параметры и технические характеристики. И еще закачанная информационная база.
— Господа, сделать человека может любой лабораторный комплекс, специализирующийся на экстракорпоральном оплодотворении и генетизированном выращивании эмбриона… — тихо добавил главный техник. — Или любая разнополая пара людей, способных по биологическим показателям к оплодотворению и размножению. Мы делаем биомашины, которые во многом лучше и совершеннее биологического или, говоря другим языком, органического человека. Давайте сразу эти моменты и разграничим. Не будем лезть именно в процесс естественного создания особей, а попробуем поработать именно с машиной. В экспериментальной модели улучшенная аналикарционная система. То есть все моменты, связанные с самообучающейся программой и имитацией личности, прокачаны по высшей планке. И можно не переделывать киборга в человека, а просто поместить наш образец в естественную среду человеческого обитания и функционирования и предоставить возможность самообучаться и саморазвиваться.
— Это уже более-менее логичное предложение, — медленно кивнул Стив. — В идеале… может и сработает. Но только у нас, увы, нет других образцов для сравнения эффекта.
— Так была же негласная информация, что эксперимент продолжим… — осторожно уточнил начальник отдела программных разработок. — Мне подтвердили приказ о генерировании возможных кодов и сочетаний для таких кибер-моделей.
— Да, информация правильная, — согласился Стив. — И завтра придет официальное распоряжение. Это направление может быть достаточно перспективным. Тем более, что на данный момент вся подготовительная работа у нас завершена, осталась только практическая реализация проекта. Так что, господа, через два года и семь месяцев у нас будет вторая партия. К сожалению, ускорить процесс создания органично развитой в плане мозговой активности модели еще больше невозможно. Иначе будет нарушен естественный ход развития мозга. Более подробно все данные можно посмотреть в отчете… три-девять-семь— четыре-шесть-девять-два.
— Мы продолжаем работать в этом направлении, — начальник отдела программных разработок открыл на большом вирт-окне анимированные схемы и результаты отчетов. — Но только по всем имеющимся данным именно к трем годам развивается органический мозг… и лучше регулировать данный процесс, чем потом…
— Чем потом столкнуться со срывами, — резко закончил главный техник. — Мы, разумеется, усилили опции контроля, но гарантировать полное отсутствие срывов… не можем.
— Тогда сделаем проще, — Стив выбрал в меню терминала кофе со сливочной пастой и сделал заказ. — Меры безопасности по классу А-1. Круглосуточное дежурство одной бригады, чтобы, в случае непредвиденных обстоятельств, обеспечить оперативное реагирование, а дальше по ситуации: либо безопасное извлечение модели из социального окружения, либо… нейтрализация и зачистка следов.
— Так точно, — кивнул заместитель директора по защите информации, попутно отвечающий и за «несчастные случаи на производстве».
— А кибермальчика… — Стив подождал пока киборг бытовой линейки поставит перед ним чашку и бесшумно удалится, — помещаем к людям. Инструкции по его поведению расписать подробно и прислать мне на личную почту до четверга. Мальчика… да, господа, именно мальчика! — креативный директор специально сделал акцент. — И называть его будем именно так. Значит, мальчика, пока он регенерирует, будем поочередно забирать к себе на сутки. Я сейчас подпишу на выделение двух боевых киборгов в сопровождение. По параметрам должны, если что, справиться. А дома рассказываем и показываем мальчику как обустроен быт, водим его… куда там положено подростков выгуливать? У кого есть дети? Так вот, позволяем общаться с ними… Да, я понимаю, что это определенный риск. И большой, но я пока не вижу других вариантов.
— Может быть, лучше его для начала поместить в больницу? — робко предложила заместитель директора по клиент-сервису. У нее был ребенок, дочка тринадцати лет, и брать в дом экспериментальный образец, да еще и на таких условиях, ей совершенно не хотелось. А ведь отдавать этого кибер-мальчика будут только тем, кто в курсе проекта. Теперь, после случая с Шанри, усиление мер секретности пошло по всем фронтам. — В обычную городскую, по стандартной страховке. Там много разных людей, будут и подростки и кибер… простите, оговорилась, у мальчика будет возможность практиковаться в общении, лучше анализировать линии и структуру коммуникации. Да и в случае срыва… можно будет объявить произошедшее терактом. А боевые модели на время… так называемой социализации, включить в штат охраны. Пусть контролируют, зато и меньше подозрений будет. В больницах киборги часто используются и как охранные единицы, и в качестве обслуживающего медицинского персонала.
— Пожалуй, мы так и сделаем, — Стив быстро прикинул эффективность предложения. — Тогда мальчика в больницу. Все вопросы решить в течение двух дней. Тем более, что у нас даже повод есть поместить подростка на лечение — его травмы и повреждения. Инструкции мне на согласование. Мальчика под постоянное круглосуточное наблюдение. Вопросы есть? Если нет, то можете быть свободны… господа… — последнюю фразу он произнес нарочно едко, с неприкрытой издевкой.
***
Блок капельницы закончился. Киборг постоял пару минут, но лекарства больше не поступало. Пришлось снова лезть в базу в поисках ответов. Нашел алгоритм действий — определил модификацию капельницы, перекрыл канал подачи лекарства, отсоединил крепления. В этот раз на поиск информации ушло намного меньше времени — пара секунд. Кажется, он уже освоился с файлами. Киборг мысленно повторил алгоритм действий с капельницей, чтобы механика отложилась не только в процессоре, но еще и в другой… памяти. Так будет проще, чем каждый раз перебирать данные. Теперь остается только ждать, пока кто-то к нему придет.
В этом помещении было не так страшно, как в тестировочном центре. От комнаты с модулем его отделяло восемь этажей и четыреста метров коридоров. Впрочем, здесь даже не было никакого оборудования, кроме обычного контейнера с аптечкой, который принес человек. Да и человек был спокойный, поставил капельницу, не стал орать и бить, и, кивнув на белый диванчик, ушел.
Этот приказ был хорошим, а диванчик удобным. Кибермальчик сел, приняв предписанную программой позу ожидания. У него ведь не было другой команды, кроме задания вести себя как человек. Но люди не сидят с неестественно прямой спиной. У людей не бывает застывшего неподвижно лица. Приказ перестал быть легким. Киборг снова с бешеной скоростью просматривал архивы и сверял данные.
***
Через четыре секунды, с того момента как мальчик присел на диван, наблюдающий искин зафиксировал смену положения тела киборга. Объект с кодовым обозначением «мальчик» расслабленно облокотился на спинку диванчика, запрокинул голову на подушку и потер пальцами обивку мебели.
Учебный день тянулся на редкость долго и скучно, словно не соковит на дворе, а листопад, да и сумерки были ранние и безрадостные. Студиозусы вяло внимали, преподаватели и профессора с тем же энтузиазмом начитывали лекции и проводили практикумы. Единственной светлой вестью за весь день стало то, что в трапезной повар распорядился выставить в свободный доступ самовары с малиновым и липовым чаем, обосновав сию добродетель тем. что от простуды и хандры лечить всю братию дороже выйдет. Ивсе обитатели Универсариума при каждом удобном случае бегали с кружками и гладышами за горячим ароматным чаем.
Клав тоже спустился в трапезную и разочарованно присвистнул: очередь была зверская. Стоять даже смысла не имело: или кипяток закончится раньше, или следующая лекция начнется. Парень стал протискиваться к неприметной дверке, что вела в святая святых — печке и кухонной горнице.
— Я только спросить, — отбивался Клав от обвинений насчет «вас тут не стояло и даже не лежало». Кое-как протиснулся, вежливо постучал. — Досточтимый бер Грасс, кана Церка прислала осведомиться о вашем самочувствии и велела проявить прочие любезности.
Вечно хмурая морда повара расплылась в медовой улыбке. Бер Грасс засуетился, потрепал екана по плечу, затем вытер обмасленные руки о собственную рубаху и трепетно напевая весьма похабную песенку про бедную цыпочку поскакал к учебному корпусу. Клав прошмыгнул в кухню, огляделся. подхватил большой самовар и тут же с воплем уронил его обратно на стол — горячий зараза. Хорошо на полу валялась какая-то тряпка — разорвал пополам и обмотал ручки. Самовар недовольно пыхал жаром и подло оттягивал руки, благо, что прочие студиозусы почтительно отступали в стороны, чтобы бегущий вприсядку на подгивабющихся ногах парень их не ошпарил.
— О, какой сервис! — восхитился кан Альрет, когда обнаружил в аудитории довольных студиозусов и свежий чай. — Такая концепция мирового благоденствия настраивает на определенный лад, и кажется, что от одного приятного события начинается цепочка, которая с научной точки зрения именуется рейским отсчетом…
Впервые на памяти Клава кана дятла было интересно слушать. Оказывается, чтобы понять весь тот бред что нес почтенный профессор, надо было дополнить его стучащий голос кружкой чая. Тогда и воспринималось все как-то четче, и подпрыгивания ана профессора не так сильно напрягали.
Клав стал героем дня. За право подставить ему спину, бок или живот однокурсники едва не передрались. И парень теперь ощущал себя почти царем зверей, развалившись на живом бархатном ковре из шкур. Жизнь определенно стала налаживаться. К вечеру чай допили — заклинание на поддерживаемую температуру самодезактивировалось. Самовар следовало бы вернуть на родину, но от одной мысли, что придется тащиться через весь двор по холодрыге и под промозглым дождем, хотелось сдохнуть или свалиться в берлогу к шатуну. Однокурсники как-то подло тишком по звериному рассосались по своим комнаткам, оставив замешкавшегося Клава вместе с самоваром в пуской аудитории.
Парень примерился к самовару — странное дело с кипятком он, вроде бы казался полегче, а сейчас прямо какой-то неподъемный. С тоской поставил обратно на стол. Попробовал еще раз — такое ощущение, что этот пузатый горшок с трубой потолстел на пару пудов.
— Были бы у тебя ножки, сам бы побежал по дорожке, — взвыл Клав после четвертой безуспешной попытки. И подошел к окну.
По двору с грозными воплями бегала целая толпа, возглавляемая бер Грассом. Его тучную фигуру и матерый рев можно было распознать даже ночью. О причине переполоха долго гадать не приходилось — очевидно достопочтимый повар лишь недавно воротился от любезной каны Церки и обнаружил пропажу.
Откуда только силы взялись, Клав одной рукой подхватил самовар прямо за трубу и выскочил из аудитории. Попасться с такой уликой — значит подвергнуть себя не только выговору и долговременному аресту, но и подставиться под более серьезные неприятности. А бросить пузана вообще глупо: даже самый паршивый тхор мгновенно унюхает, кто хватался за бока самовара.
Клав перехватил самовар поудобнее и теперь держал его перед собой, страстно обнимая и галопом летел по длинному коридору. Хорошо, что сегодня они почти весь день провели в самом дальнем учебном корпусе, где обычно было малолюдно, да и преподаватели не любли ходить с лекциями на отшиб — этот ж переться в такую даль, да еще и через всеобщую выгребную яму переходить, чтобы сократить дорогу или в обход долго и нудно. Ладно, когда погода солнечная, а в такую пору — проще уж по бревнышку проскочить, чем версту отмахать.
Когда уважаемый канФлорец объяснял зеленым после марш-броска на десяток верст, что «в жизни всегда есть место подвигу, надо только держаться от этих самых мест подальше, а если уж приперло, то собраться и совершить его», — то Клав, как и прочие студиозусы, ему не верил. А теперь умудрился взлететь по вертикальной лесенке на смотровую башенку и даже втащить за собой самовар. По одной из легенд Универсариума, здесь не брали поисковые заклятия. Так что осталась только верить, что легенда, вернее тот, кто ее придумал, не соврал. Клав горестно обнял самовар и затаился.
Какая-то мерзкая тенденция сложилась за последние дни: приходится регулярно сидеть в башнях и мерзнуть. Еще и самовар остыл — обниматься с теплым было бы приятнее. Спуститься было нельзя — по двору Универсариума скакал повар с тремя кухарками, причем объемные барышни были вооружены скалкой. ухватом и кочергой. Если нагонят, да пока разберутся, лишь мокрое место останется, что и раскатать нечего будет. Клав осторожно в щелочку полюбовался на бегающие фигурки. Можно попробовать оттереть с самовара следы рук и тогда просто потихоньку слинять с башни, но как это сделать? Вещи то все на нем с его запахом… вроде бы было заклинание… Клав наморщил лоб, припоминая…
— Eta uraren… uvaren… ularen… ularen… gainazala… arlia…. argia izango da, eta… как там дальше? munduak? etengabe? ага! alde egingo du, eta horda или lesda…. lesda ausart… hauk… нет hauek xurgatu egingo dira… уф… ой… мля…
Когда от произносимых слов самовар раздулся, еще можно было поверить что эта работает очистительное заклинание, которое убирает все: отпечатки рук, энергетическую ауру и даже запах. Но потом самовар вдруг лопнул в боках. вернее его стенки с громким и зловещим хрустом распались, точно заклепки у замшелой бочки и эти натертые до блеска лепестки завернулись часть вверх, а часть закрутилась вниз. Труба скособочилась, пыхнула остатками жара и сплющилась на конце, превратившись в грозный клюв на длинной шее. Ручки треснули аккурат посередине и угрожающе растопырились в стороны. Поломанных самоваров Клав не видывал, а тем более так исковерканных, что обратно хрен выгнешь и слепишь. Но хуже всего было то, что эта штука полежав немного, поднялась на поломанные ручки, встряхнулась и недовольно клекотнула.
Ругаться Клав умел да и слова знал разные, даже на заморских языках, впрочем и на память не жаловался — перечислил он их все, покуда улепетывал по кругу и частично по стенкам от семенящего следом бывшего самовара. Горько сожалея лишь о том, что в башне площадка всего саженей пять размером, и повыше тут залезть некуда. А преобразившийся самовар, хоть и медленно перебирал короткими ручками. но длинным трубой-клювом клевался пребольно. И на слова-уговоры, и на слова-проклятья не поддавался, сколько Клав его не пытался урезонить.
— Это здесь! Гадом буду, — заорали снизу. И выразительно громыхнули чем-то в пол. Клав по голосу опознал, кто вопил — кан Зимус, который и принимал облик огромного ужа, перманентно то впадая в спячку, то разваливаясь даже в человечьем облике на солнцепеке, и противно шипел на всех, кто заявлялся неурочно неважно по какому поводу. И, пользуясь тем, что он был единственным пресмыкающимся гадом в Универсариуме, умудрился выторговать себе немало преимуществ. Например, чтобы студиозусы приходили на пересдачу в его спаленку, а не самому бегать и вылавливать их по всем сокровенным уголкам учебного заведения. Зато при любом переположе кан Зимус болтался в первых рядах и проявлял такую необузданную активность, что все остальные предпочитали держаться от него подальше, а то в запале так вломит тем, чем размахивает, что не обрадуешь. Потому что с пустыми руками на тревогу кан Зимус никогда не бежал. — Здесь точно! Зуб даю!
Клав понял, что все равно погибать. каким-то чудом умудрился увернуться от самобегающего самовара, отодрал заклинившую, как вбежал в башню — так дверка сама и захлопнулась, крышку и метким пинком сбил самовар вниз. Волна возмущения едва не сшибла екана с ног, а следом донесся топот, пыхтение и клацание железа по железу. Клав не удержался и чуть приподнял крышку: навсякий случай вякнул Клав. А то, упаси Сила, заставят еще компенсировать…
— Это не ты что? — подозрительно сощурился ан магистр.
— Ну… самовар я, — честно покаялся Клав. — Но на кана ужа я ничего не натравливал. Эта штука сама на него кинулась, может… он ей понравился…
— Придушу, — многообещающе выдохнул кан Зимус, но пояснять кого именно не стал.
Клав поглядел на профессора и покорно кивнул: это милосерднее.
— Досточтимый кан Ликус, а вы уверены, что это стоит отправлять в Академию? — испуганно, однако чрезвычайно громко зашептал на ухо верховному кан дятел. — Не приведи разум, если его выпускники потом к нам припрутся!
— Да сбудется воля разума, — преувеличенно спокойно пожал плечами ан магистр и с надеждой добавил: — авось его там и сожрут…
— Вашими устами… — тоскливо простонали остальные профессора.
Хамелеон не случайно падал на Джизбелл. Он оставил на ее одежде наномаячок — крошечную крупинку не больше песчинки. Еще по пути в космопорт он скинул Альту данные, чтобы тот запеленговал сигнал и отследил перемещения подручной Райнерта. Искин сделал все в лучшем виде, и теперь Алек, стоя в тени огромного фашихасского шайесса, рассматривал «Ястреб» ученого. Пока воинственные ксеносы не обратили на подозрительного чужака более пристального внимания, он вытащил из кармана видеофон, извлек из специального гнезда стилус, отвернул у него колпачок, навел на катер Райнерта и нажал на одну из боковых кнопок. В стилусе было вмонтировано миниатюрное пневматическое устройство, оно выстрелило маячком, который прицепился к обшивке маневрового двигателя. Если его не обнаружат раньше, что маловероятно, то они смогут какое-то время получать сведения о перелетах объекта.
Везение иногда имеет свойство заканчиваться. В днище шайесса открылся люк, и оттуда буквально вылетели двое вооруженных до зубов шихассов. Одновременно с этим разъехались створки шлюза «Ястреба», на пороге появился гард Райнерта.
«Какое внимание к моей скромной персоне», — пробормотал Алек, шатаясь побрел к посадочной опоре шайесса и нежно с ней обнялся.
Киборг ученого оставался на месте, а вот змеелюды с предупреждающим шипением двинулись к Хамелеону.
— Кто вы такой и чш-што делаете у наш-ш-его с-судна? — требовательно спросил один из них.
Алек промычал что-то невразумительное, резко согнулся пополам и выплеснул содержимое своего желудка едва ли не на змеиные хвосты. Шихассы стремительно отодвинулись от подозрительного человека, наставив на него активированные лазерные мечи. Хамелеон утерся ладонью, выпрямился и витиевато взмахнув рукой, с идиотской улыбкой сообщил оторопевшим воинам:
— Блюю!
Шихассы переглянулись, и тот, который говорил, ткнул мечом в сторону:
— Убирайс-ся блевать в другое мес-сто! Иначш-ше мы тебе быс-стро пятки подш-шарим!
— Без проблем, начальник! — шутовски поднял руки вверх спай и, заплетаясь ногами, посеменил к главному корпусу космопорта.
Шихассы вызвали пневмолифт и поднялись к себе в шайесс. Райнеровский киборг развернулся и скрылся в шлюзе. Алек, который крутанулся в каком-то пьяном па и видел, как ретировались все наблюдатели, усмехнулся про себя. Разумеется, гард заснял видео и продемонстрирует его хозяину, вот только никого знакомого они там не обнаружат. Хамелеон благополучно сменил внешность по дороге в космопорт и выкинул куртку, в которой он был в «Голубом персике». Покружив между кораблями, он наконец вернулся на «Милку».
На катере его уже ждали. Арина и Хельга приготовили для Алека плотный калорийный ужин, чтобы тот восстановил уровень энергии, который весьма существенно снизился после очередной трансформации. Пока Хамелеон уничтожал картофельную запеканку с мясом и сыром и пирожные, которые он запивал крепким чаем с десятком кубиков сахара — какое счастье, что больше не надо ни от кого таиться! — остававшиеся на «Милке» Арина, Альт и Хельга прослушали, а местами и просмотрели рассказ о приключениях в стрип-баре, о взломе Дика и о том, что Серафим нашел таки девушек и даже не одну, и даже не всех человеческих.
Арина, которая изрядно поволновалась за этот вечер, отправилась к себе в каюту. Хельга убрала со стола и ушла в душ. Алек обсудил с Альтом дополнительные меры безопасности и тоже ушел из рубки.
***
Искин материализовался на стуле у терминала в капитанской каюте. Арина уже разобрала постель и переоделась в любимую пижаму. Сейчас она сидела по-турецки на кровати и заплетала косы.
— Как ты думаешь, с Серафимом и Диком ничего плохого не случится у этих… эйхарейцев?
— Вряд ли, — пожал плечами лемисс, — эйхарейцы одна из самых миролюбивых рас. Так что им там ничего не угрожает. Разве что твой Ардыч наконец-то получит то, что желал: эйхарейянки весьма любвеобильны. Могут и Дика соблазнить. — Кто ж его знает, чего на самом деле самому Дику хочется, — подмигнул он.
— Да ну! — недоверчиво протянула девушка, недоверчиво глядя на ухмыляющегося Альта. — Дик же дите дитем.
— Ага, деточка двухметровая, — с готовностью закивал искин.
— Да ну тебя, — смеясь отмахнулась Арина.
Они замолчали. Девушка доплетала косу и разглядывала руку искина, которой тот небрежно облокотился о столик терминала. Он поймал ее взгляд и вопросительно выгнул бровь. Арина смутилась, потом выдавила:
— Альт, а можно я… спрошу тебя? А как ты… — она запнулась.
Лемисс тяжело вздохнул и потер лицо ладонями.
— Все-таки вы, женщины, везде одинаковые. Вам обязательно нужно знать абсолютно точно, как мужчина к вам относится.
Он смахнул вирт окна и одарил совершенно растерявшуюся девушку таким взглядом, что та окончательно стушевалась. А искин опять склонил голову к плечу и выдал:
— Любопытство.
— Прости, что? — Арина, недоумевая, уставилась на него.
— Любопытство, — повторил лемисс, — вот ключевое слово, определяющее всю мою жизнь. Когда-то зеленому юнцу было очень интересно заняться психологией и технологией цифрового моделирования личности. Оно же тормошило: А что если попытаться внести изменения в эту самую модель? Вдруг получится вносить корректировки в психику преступников и сделать из них нормальных членов общества? А дай-ка я попробую сделать свою копию и заложить в нее какие-то черты, которых мне самому не хватает. Говорят, что я сухарь, помешанный на своей работе, мне трудно общаться с обычными людьми, далекими от науки? Пожалуйста! Усилим эмоциональный отклик, кое-что добавим, кое-что убавим, подправим и, пожалуйста, получаем… — он усмехнулся, — то, что сейчас имеем.
Арина тоже улыбнулась: похоже, он на нее не сердится.
— ГСБ пригласила поработать в закрытом филиале КЭЙС, занимающейся разработкой киборгов линейки спай? Так ведь это же безумно интересно! Разумные киборги уже появляются, но это неконтролируемый процесс, хотя есть наработки и по сознанию изначально разумных спаев для особо сложных миссий. Почему бы не попробовать? Разумный киборг, способный работать в связке с более мощным искином, мог бы стать незаменимым в некоторых областях, где требуется и развитый разум, и продвинутый искусственный интеллект, и возможности кибермодифицированного тела. Да что я тебе рассказываю, у нас живой пример есть в виде Алека и Хельги.
Альт замолчал. Девушка поняла, о чем он сейчас думал. Она просто сидела и ждала, когда он сможет снова говорить.
Наконец, искин поднял голову, взгляд его был грустным.
— Знаешь, это и правда очень страшно — видеть, как жизнь твоих друзей угасает с каждой минутой. Понимать, что весь твой интеллект абсолютно ничего не стоит, потому что у тебя нет самых обычных рук, чтобы оказать им помощь. Я не мог сразу уйти в гибернацию. Я все надеялся, что наши или ГСБ найдут скейр… — Он вздохнул. — Нашли”шакалы», охотящиеся за разбитыми кораблями. Понятное дело, им я даже показываться не стал. Включили искин, стандартная программа, вроде, фурычит. Они и не стали дальше ковыряться, сбагрили Мурмелю, и дело с концом. Я боялся, что катер просто разберут, а бортовой компьютер либо вместе с ним, либо вообще выкинут. Но тут вместо мужиков в мое последнее пристанище влезла девчонка с длинными косичками и перемазанным чем-то черным носом и заявила, что катер не надо разбирать. А потом, вечером, она ходила по нему, трогала стены, поглаживала корпус двигателя и рассказывала, что постарается все тут починить. — Губы лемисса тронула мягкая улыбка.
— Знаешь, несмотря на повреждения и бурые пятна на внутренней обшивке, мне этот кораблик показался очень уютным, и ужасно захотелось, чтобы он снова летал, — Арина обвела взглядом стены каюты, — а потом и больше: чтобы стал моим. А уж когда объявился крыс, тем более, — она рассмеялась.
— Крысу было очень любопытно, — мужчина поднял вверх указательный палец, — опять это слово, — узнать, что же это за девчонка такая, что собралась восстановить эту развалину. Я был немало удивлен, когда понял, что ты, и правда, здорово разбираешься в космических кораблях, да еще и остальные мастера тебя слушаются. Особенно, если учесть, что всему ты научилась сама.
— А потом ты взялся меня учить.
— Знала бы ты, как трудно было поначалу не проявлять себя чересчур разумным для искина, — он покрутил головой, — а то мало ли, как прореагировала бы. А потом смотрю — нормально все.
— Вот ты и оторвался! — девушка хихикнула. — Как только ты надо мной не измывался! Подкалывал, подсмеивался. Уууу! — он шутливо погрозила голограмме кулаком.
— Но ведь здорово же было, не отрицай. Вместе разрабатывать это твое покрытие. И это при том, что я сам в космической технике разбираюсь… — он пощелкал пальцами, — ну, примерно, как баран в балете.
Они ударились в воспоминания, то подсказывая, то перебивая друг друга.
***
В одни из выходных школьные подруги всеми правдами и неправдами вытащили домоседку и трудоголика Арину в недавно открывшийся океанариум. Вначале девушке, которую оторвали от любимых железяк, было откровенно скучно. Любоваться разноцветными рыбешками и огромными рыбищами, прозрачными медузами и пульсирующими всеми цветами радуги каракатицами и другими головоногими, поражающими разнообразием форм, размеров и окрасок кораллами и прочими обитателями морей с дальних и ближних планет ей быстро надоело. Экскурсия затянулась, и Арина томилась от безделья, не особо бодро вторя восхищенным охам и ахам подружек. А потом она увидела их! Точнее не увидела. Аквариум показался пустым. Но стоило смотрителю бросить в воду щепотку корма, как устилавшие дно серые камешки мгновенно всплыли и превратились в красных рыбешек с черными ромбовидными пятнами. Это были рыбы-арлекины с Нового Эдема 15 — мастера маскировки, похлеще осьминогов и камбалы.
Девушка загорелась очередной идеей. В основе обычных красок-хамелеонов заложен искусственный пигмент, который, в сочетании с прозрачными и полупрозрачными слоями эмали, заставляет преломляться лучи света в различных сочетаниях. Окрашенные такими эмалями и переливающиеся всеми цветами спектра флайеры и электромобили всевозможных моделей не были новинкой. Но Арине стало интересно создать такое покрытие, которое позволило бы флаеру или катеру мимикрировать под окружающую обстановку.
Приятным бонусом к разбитому лемисскому скейру, который ей для экспериментов отдал дядюшка, оказался мощный бортовой компьютер с высочайшим уровнем логики искина, необычной программой субличности и потрясающей визуализацией — серо-белым крысом размером с овчарку. Альт оказался настоящей язвой, засыпавшей девушку кучей ехидных замечаний, но, тем не менее, прекрасно помогал ей в поисках необходимой информации. Арина и не заметила, как искин стал для нее самым близким другом, с которым можно было поделиться буквально всем: даже если он порой и поднимал ее на смех, границ никогда не переходил и старался не обижать девчонку.
Буквально два месяца назад Арина раздобыла банку пигмента арлекина, и теперь они уже неделю исследовали его. Девушка смешивала его с различными химикатами, выпаривала и перегоняла. В итоге ей удалось разложить его на составляющие, а потом они с Альтом долго спорили, орали друг на друга до хрипоты и снова мирились, но все-таки вплотную подошли к промежуточной цели — искусственному синтезу пигмента.
Девушка сидела за столом и внимательно следила за процессом, протекавшим в колбе. Голографический крыс сидел рядом с ней, сложив передние лапы на пушистой груди.
— Слушай, Альт, а что если добавить катализатор? — спросила она.
Искин скептически хмыкнул, но не сказал ни слова.
— Рискну, — решилась Арина и добавила несколько капель в раствор.
В первые секунды не изменилось ничего. Девушка привстала и с подозрением заглянула в колбу. Хорошо, что она всегда надевала защитные очки — из колбы рванул целый фейерверк брызг. До санузла пришлось добираться на ощупь. Когда же она оттуда вернулась, крыс сначала застыл столбиком с вытаращенными глазами, потом схватил хвост засунул его себе в рот да еще и обхватил морду обеими лапами. Арине стало даже страшно: что же такое с ней случилось, ведь ожогов она не получила. Крыс затрясся, замахал лапками, замычал:
— М-м-муа-ха-ха-ха! — заржал он и рухнул с голоплатформы.
— Альт! Корх тебя побери! — возопила девушка. — Что случилось-то? Что ты так ржешь, зараза хвостатая?
— А-а-ариш-ша-а! — простонал тот с пола. — Звездочка моя гениальная-а! Ты на себя в зеркало смотрела?
— С-смотрела. Все н-нормально было, — запинаясь выдавила она, чувствуя, что по спине стройными порядками марширует целая армия мурашек.
— Значит, не сразу сработало, — глубокомысленно изрек вернувшийся на свое место крыс. — Но ведь сработало! И как! — Он не смог сохранить серьезное выражение морды и снова расхохотался, держась за пушистое белое пузо лапами.
Когда Арина поздно вечером пробралась в дом чтобы прихватить чего-нибудь поесть, тетка шарахнулась от нее, как от привидения. Оказалось, что злополучный пигмент очень плохо отмывался. Одежда-то и так была рабочая, а пятна, щедро разукрасившие щеки, лоб и руки девушки на редкость качественно воспроизводили цвет и фактуру свитера, которым она пыталась замаскировать следы своей научной деятельности.
Целый месяц потом Арина практически не снимала респиратор, потому что пигмент, даже не доведенный до ума, оказался на редкость стойким. Сначала она обижалась на подкалывавшего ее при любом удобном случае крыса, но быстро отходила.Потому что долго злиться на надутый пушистый шар было просто невозможно!
***
— Мне было безумно интересно. — сказал, когда они отсмеялись, Альт. Дай Звезды, чтобы Миру с его супругой было хотя бы на одну десятую так же интересно!
— Миру? — переспросила Арина.
— У нас принято образовывать уменьшительную форму имени от его второй части. Ученого близкие звали и зовут Мир, а меня, чтобы не путаться, назвали Альтом, — пояснил он.
Они еще что-то вспоминали, смеялись. Арина перебралась на постель, натянув на себя плед, а Альт уселся рядом с ней и периодически даже показывал записи особенно забавных моментов.
Внезапно почувствовав на себе его хитрый взгляд, девушка повернулась к косившемуся на нее лемиссу.
— Колись, что ты там такое вспомнил? У тебя сейчас вид как у кота, натрескавшегося сметаны.
Альт попытался придать лицу серьезное выражение, но не смог. Губы сами собой расплывались в неудержимую никакими силами улыбку. Она деланно нахмурилась, сложив руки на груди и пристально глядя на смешливого искина, который в итоге не выдержал и сдался:
— Помнишь, как ты разучивала танец ко дню рождения своей одноклассницы? Тот, в сапогах на двенадцатисантиметровых каблуках?
Арина прыснула, а он запустил очередной кусок видео, на котором она в коротеньком топике, узких брючках и в вышеупомянутой обуви разучивала посреди кубрика шедевр хореографии, изобиловавший активными движениями попой. В итоге, сделав какое-то головокружительное па, девушка не удержала равновесия на каблучищах и грохнулась на пол.
— У тебя ведь сохранились эти сапожки? — вкрадчиво прошептал ей на ухо цифровой провокатор. — Может быть, как-нибудь станцуешь? Для меня.
— Ах, ты! — девушка развернулась и хотела пихнуть довольного лемисса в бок, но забыла о его виртуальности, не рассчитала силу, пролетела сквозь голограмму и шлепнулась на ковер.
Она уже собиралась выдать какую-нибудь гневную отповедь паразиту, когда встретилась с удивленным и одновременно озабоченным взглядом.
— Ты не ушиблась?
Арина помотала головой, потом представила себе, как сейчас навернулась и расхохоталась.
— Вот сколько я тебя просила сделать визуализацию в человеческом виде, — выпутываясь из пледа и поднимаясь, попеняла девушка, — так и не допросилась. Ты мне вечно отвечал одно и тоже: «Перебьешься!»
— Так перебилась же, — развел руками искин.
— А почему же теперь перевоплотился? — Она поправила подушку и снова уселась в угол на постели.
Лемисс, наоборот, встал и прошелся по каюте, остановился, посмотрел на Арину и неожиданно сел на пол рядом с кроватью, спиной к ней, подтянул колени к груди и обхватил их руками.
— Альт? — девушка попыталась заглянуть ему в лицо. — Ты чего?
Он вздохнул и откинул голову назад, опираясь затылком на матрас.
— Я испугался.
— Испугался? — не поняла она. — Чего?
— Что потеряю тебя. — Он повернулся и взглянул ей в глаза. — Я ведь и живу все еще только благодаря тебе. Если бы не ты… Это для тебя я хоть что-то да значу, а так — кучка байтов и больше ничего.
Арина изумленно смотрела на него и не знала, что и сказать. А он, чуть дернув уголком губ, продолжил:
— Когда вокруг тебя стал крутиться этот мерзкий тип, Хассер, я бесился и не знал, что сделать, чтобы защитить тебя от него.
— Ну, что-то ты все-таки делал, — с облегчением вздохнула девушка. — Иначе, как твоими происками внезапно сдвинувшиеся створки шлюза или поднявшийся на пару сантиметров трап, из-за которых он обзаводился шишками и синяками, объяснить просто невозможно.
— Ну, это не особо помогало, — хмыкнул искин, — хотя на катер он ходить перестал. Зато появился его помощник, Айк, оказавшийся киборгом-шпионом. Этот такой неприязни не вызывал, я даже готов был принять то, что он пытался ухаживать за тобой. Но его подстрекательства, вытребовать у дядюшки какой-нибудь корабль в уплату за твою работу, настораживали. А вдруг ты выбрала бы другой катер?
— Другой? — возмутилась Арина. — Ты что?! Я столько сил в него вложила и выбрала бы другой? Да ты с ума сошел! И потом, здесь же был ты. Как же я без тебя? — она обезоруживающе улыбнулась.
Ей вдруг очень захотелось запустить руку в его шевелюру и растрепать белые пряди, но она только вздохнула, понимая, что это нереально.
Альт, сидел опустив голову, и вдруг тихо сказал:
— Наверно, если бы я был человеком, я мог бы сказать, что люблю тебя.
Арина ахнула, и он вскинул на нее виноватый взгляд:
— Извини, я не имел права говорить такое. Это уже за гранью разума.
— Дурак ты, Альт, — резко выдохнула девушка. — Тогда уж я сама, в первую очередь, чокнулась на всю голову. Ну, или это только я так могу — влюбиться в своего искина.
Они какое-то время молча смотрели друг на друга, потом он повернулся, оперся подбородком на сложенные на краю ее постели руки и спросил:
— Ну, вот теперь ты знаешь, как я к тебе отношусь. И я тоже знаю. Что с этим всем делать будем?
Арина пожала плечами:
— Жить. Для начала покончим с этим делом, в которое нас Алек втянул, а потом уже видно будет.
Искин вдруг фыркнул и на невысказанный вопрос девушки заметил:
— Зато ты можешь быть на сто процентов уверена в чистоте моих чувств! Ведь и правда же не скажешь, что мне гормоны в голову ударили. У меня ни головы, ни гормонов попросту нету.
Оба рассмеялись, а Арина, невольно взглянув на кисти рук лемисса, вдруг натянула плед по самые глаза и посматривала теперь на него с видом нашкодившего котенка. Теперь уже насторожился Альт:
— Так, а это еще что за жалобные глазки?
Девушка помотала головой.
— Ты меня убьешь.
— Лично не могу, а как-нибудь еще программа не позволит, — возразил он и безапелляционно заявил. — Выкладывай!
Она помялась, потом сделав еще более несчастную мордашку, выдала:
— Вообще-то я хотела спросить тебя… У меня просто не получается… А как ты… выпускаешь и втягиваешь ногти?
Альт с минуту смотрел на нее, и глаза его приобретали все более округлую форму. Затем он взвился в воздух с яростным воплем:
— Я убью тебя!
***
Пока Алек ждал, когда напарница вернется из душа, пришло сообщение с незнакомого номера. Как оказалось, это Дик сообщал, что с ними все в порядке, опасности нет, жучка он нейтрализовал. Кроме того, младший киборг поделился своими подозрениями о том, что ему могла быть загружена какая-нибудь шпионская программа, особенно в свете полученного задания от Райнерта. Алек подумал минуту и сбросил Дику подробные инструкции, как действовать по возвращении на катер.
Ультима вошла в каюту, завернутая до подмышек в большое полотенце, с мокрыми волосами и капельками воды на светлой коже. Хамелеон рассказал ей последние новости от Дика и сам отправился искупаться: обычно киборги не отличаются брезгливостью, но после одежды, позаимствованной у пьянчужек в занюханной забегаловке, очень хотелось смыть с себя ощущение налипшей грязи. Когда он уже усердно намыливался, датчики оповестили его о том, что в санузел кто-то вошел. Хельга, определил он.
«Чего бы это она?» — подумал он, через плечо глядя на силуэт кибер-девушки за створками душа.
Словно в ответ на невысказанный вопрос, дверцы скользнули в стороны, и она спросила:
— Тебе спинку потереть?
Хель смотрела на него чуть наклонив голову в сторону. На ней все еще не было ничего, кроме полотенца.
— С этим я и сам справлюсь, — немного недовольно ответил мужчина.
— А с чем не справляешься? — Она позволила полотенцу соскользнуть на пол и шагнула в кабинку, взяла у него из рук мочалку и принялась тереть ему спину.
— Зачем ты это делаешь? — с легкой укоризной спросил Хамелеон.
Она отложила мочалку и теперь с легким нажимом гладила ладонями его плечи и шею.
— Мне доставляет удовольствие процесс, — мурлыкнула Ультима.
— Мыть мужчину? — иронично вскинул бровь Алек, снова через плечо поглядывая на Хельгу.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я, — усмехнулась девушка и мазнула его мыльной пеной по носу. — На одном из заданий мне довелось заниматься сексом с моим напарником. Все было абсолютно добровольно. Мне было любопытно. Я смогла свести влияние процессора на этот процесс к минимуму. И, знаешь, мне понравилось. Да и тебе, наверняка, тоже нравилось. Почему бы не попробовать сделать приятное друг другу?
Ладони Хель путешествовали по его груди и животу, постепенно спускаясь все ниже. Ее грудь уперлась в спину, а бедра прижались сзади к ягодицам.
— Нас создали изначально разумными, — горячий шепот обжигает ухо. — Мы научились получать удовольствие от сна, вкусной пищи, удобной одежды. Ты так долго жил среди людей, как человек. У тебя ведь были интимные отношения с женщинами, я права? — она коснулась губами его плеча, шеи, вернулась к уху. — Ручаюсь, ты занимался сексом, не только выполняя требования программы. Ты научился получать от этого удовольствие.
Внезапно она прихватила зубами кожу у него на загривке. Алек с трудом сдержал прокатившуюся вдоль позвоночника дрожь, вздохнул и развернулся к девушке:
— Тебе так хочется почувствовать себя человеком в этом плане?
— Я думаю, у нас это должно получиться даже лучше. — Она смотрела на него из-под полуопущенных ресниц, запустив пальцы в густые волосы Хамелеона.
Он хищно улыбнулся:
— Тогда я тебя саму хорошенечко намылю.
Ультима откинула голову назад и расхохоталась.
Алек взял с полочки гель для душа, выдавил в ладонь щедрую порцию, вернул бутылку на место и, взбив пену, скользнул руками по бокам, а затем по спине и ягодицам Хельги. Жмурящаяся, как довольная кошка, кибер-девушка прильнула к мужчине всем телом. Он накрыл ее губы своими и, подхватив под бедра, вскинул вверх и прижал к стенке кабинки. Длинные ноги обхватили его талию, руки обвили шею. А потом оба послали к черту рекомендации системы о необходимости выровнять уровень гормонов, наоборот, где-то даже усилили выработку. И больше не было ничего, только двое, только жаркое прерывистое дыхание, влажные шлепки двух тел и строчки проигнорированных тревожных сообщений процессоров. Мир вокруг практически перестал существовать. Настолько, насколько это возможно для кибермодифицированных мужчины и женщины.
Внезапный всплеск чужого испуга и вопль: «Я убью тебя!» вырвал их из чувственного эксперимента. Несколько секунд на то, чтобы отпрянуть друг от друга, хлопнуть ладонью по сенсору, выключая воду, вылететь из кабинки, а потом и из санузла и в два прыжка оказаться у капитанской каюты.
— Рина, у тебя все в порядке? — громко спросила Хель.
Оба киборга уже просканировали маленькое помещение и обнаружили девушку сидящей на кровати с подтянутыми к груди ногами. Судя по позе, она еще и плед чуть не на голову себе натянула.
— В порядке, — сообщил появившийся перед ними, как джин из бутылки, злющий искин.
— Что случилось, Альт? — теперь уже полицейский задал вопрос.
Лемисс сердито засопел, потом возмущенно выпалил:
— Она… она… она меня, как лоха… Она заставила меня признаться ей в любви! А сама!
Киборги переглянулись, и Алек с ехидцей поинтересовался:
— Так ты же ей тоже нравишься. Чего ж так орал-то?
— Признаваться не хотел, — хохотнула Ультима.
Альт испепеляюще зыркнул на них и исчез.
Киборги синхронно пожали плечами.
— Я думаю, Рине ничего не грозит, — философски заметил полицейский, мазнул рукой по сенсору своей каюты и сделал приглашающий жест Хельге. Та с деланным удивлением выгнула бровь и шагнула в открывшийся проем, попутно вильнув бедрами, уходя от нацелившегося шлепнуть ее по упругим ягодицам копа.
***
Арина посидела с минуту, крепко зажмурившись и сжавшись в комочек, потом все-таки решилась открыть один глаз, и тут же, вздрогнув, распахнула уже оба. Альт стоял на коленях на ее постели, упираясь руками по обе стороны от ее головы, наклонившись к ней так, что касался бы ее лба своим, не будь он голограммой. Аметистовые глазищи сверлили ее недобрым взглядом. Девушке захотелось спрятаться под одеялом, а он вдруг отстранился и с укоризненно сказал:
— Вот за что ты так со мной? Я ей тут о чувствах своих говорю, а она… Как ногти выпускать.
Он махнул рукой. Арина резко подалась вперед:
— Альт! Но я ведь, и правда, тебя люблю, — воскликнула она. — Просто я собиралась спросить тебя про ногти, а ты… — ее голос дрогнул, — ты просто меня не понял. Альт!
Искин вскинул руку:
— Шшшшш!
Девушка понуро опустила плечи, а он тяжело вздохнул и проворчал:
— Подвинься, чудовище любопытное. Расскажу тебе, как ногти выпускать.
Арина с облегчением шмыгнула носом и устроилась в уголке, он уселся рядом с ней и скомандовал:
— Согни ноги в коленях и положи на них кисти рук ладонями кверху. Так. Смотри. — Он протянул к ней руку и согнул пальцы. — Ногти у нас на самом деле двухслойные. Верхняя ногтевая пластинка служит защитным чехлом для основной, — он медленно выпустил ногти, — почти, как у кошек. Чтобы не тупились. Длина основного ногтя не превышает длины верхней пластинки. Попробуй, согни пальцы и дай посыл.
Арина попыталась и удивленно ойкнула:
— Получилось! А я с прямыми пальцами мучилась.
— Осторожно, сама не поранься. Они очень острые.
Девушка увлеклась новым умением, а лемисс сокрушенно покачал головой: вот ведь в чем-то одарена до гениальности, а в чем-то сущий ребенок. Котенок.
Арина повернулась к нему, скорчила страшную по ее мнению рожицу и скрючив пальцы с острыми ноготками зарычала:
— Р р р-р-р! — и вдруг: — Мяу!
Глядя на эту мордашку с огромными зеленющими, как у кошки, глазами, Альт не выдержал и расхохотался. Посмеявшись вместе с ним, девушка поинтересовалась:
— А что Алек с Хельгой делают? Кажется, они прибегали на твой крик.
Лемисс вспомнил голых мокрых киборгов, усмехнулся и протянул:
— Ну-у-у, плохого точно не делают.
Арина натянула на себя плед, угнездилась на боку и неожиданно обхватила рукой вторую подушку, на которую он «опирался» спиной. Повозилась немного, пробормотала:
— Спокойной ночи, Альт. Спасибо тебе за все, — и закрыла глаза.
Искин растерянно наблюдал через свои глаза-голокамеры открывшуюся ему картину: черноволосая девушка с растрепавшимися косами обнимала откинувшегося на изголовье кровати беловолосого мужчину за талию, а ее головка устроилась у него на плече.
— И как все это понимать? — спросил он сам себя.
Голограмма дернула свободным плечом и уткнулась носом в темную макушку, закрыв глаза и обвив рукой девичьи плечики.
— Совсем оборзели, — пробурчал искин и погасил в каюте свет и собственную проекцию.
Дэну не снились кошмары. Наверное, просто потому, что ему вообще не снились сны. Ни разу, сколько он себя помнил.
Случайно подслушанная информация о том, что люди ночью, с закрытыми глазами и с работающим в спящем режиме мозгом (спящем! ха. Удачная шутка) иногда что-то видят, его в свое время просто заворожила. Впрочем, люди всегда казались ему странными, одной странностью больше, просто запомнить. Такая вот особенность, киборги обладают имплантатами и процессором, а люди видят сны. Обычное дело. Да и потом он довольно долго считал сны исключительно человеческой особенностью, еще одним отличием людей от киборгов — до тех самых пор, пока на борту «Космического Мозгоеда» не появился Ланс. Уверенный, что ночные кошмары, доводящие его каждый раз до перезагрузки, — это нормально для бракованного киборга. Да и как же может быть иначе? Он же бракованный. Тоже обычное дело.
И вот тогда-то бракованным себя впервые почувствовал именно Дэн. Которому не снилось ничего и никогда. И который тоже не представлял, как может быть иначе. Но, понаблюдав за Лансом некоторое время, пришел к твердому убеждению, что отсутствие снов вообще — не такая уж большая плата за отсутствие кошмаров в частности. Не такое уж это интересное дело — видеть сны самому. Не о чем и жалеть.
Куда интереснее наблюдать за тем, как сны снятся кому-то другому…
***
Внешний коридор на любой станции — самый длинный. И самый прямой, изгибается почти незаметно. А значит, когда ты бежишь, тебя отжимает инерцией к внешней стене. Особенно, если бежишь быстро.
Элли бежала быстро. Очень быстро. Только вот катящийся за ней огненный вал был быстрее. Совсем на чуть, но быстрее, и с каждой секундой на ту самую «чуть» сокращал расстояние, припекая спину все сильнее. По прямой от него не удрать. Безнадежно. Нужна развилка. И, желательно, с дверью, которую можно за собой захлопнуть, преграждая путь огню.
Двери были. Слева, довольно часто. А вот времени останавливаться и проверять, а не открыта ли случайно хотя бы одна из них, — не было. Да и вряд ли. Во время пожара на станции все двери блокируются автоматически.
А в спину дышало близким жаром все горячее, все ближе, обжигало горло при каждом вдохе, и было понятно, что не убежать, что скоро все кончится, и когда из-за поворота клубящийся огненный шквал рванулся ей еще и навстречу, зажимая в обжигающие клещи, Элли даже не удивилась…
Кошмары командора Куинн, при всем их разнообразии, объединяло одно: в них всегда был огонь. Чаще всего этот огонь был неотъемлемой частью боя — разрыв плазменного зеркала, прямое попадание торпеды в рубку флагмана, взрыв реактора или просто короткий плевок плазмы в лицо, после которого свет нарастает до нестерпимого и превращается в тьму. Реже огонь был другим, бытовым и поначалу вроде бы мирным — как, например, в первом послеоперационном сне, в котором Элли, еще совсем зеленый стажер, пыталась заварить пробоину в станционной переборке, а обычная безопасная вакуумная горелка вдруг выстрелила длинной режущей струей и перерубила трубу подачи сжатого кислорода. Пламя тогда встало стеной, обхватив Элли жгучим коконом, волосы затрещали, скручиваясь, и… она проснулась за секунду до того, как жидкий огонь хлынул в легкие.
Кошмары были редкие и короткие, и, как правило, Элли успевала проснуться вовремя. Ее научили еще в реабилитационном центре, да и прием был нехитрый: когда тебя накрывает пламенем, просто задержи дыханье, зажмурься, а потом резко открой глаза. Ничего сложного.
Элли резко открыла глаза и села на койке. Бок обожгло болью, сердце ударило в ребра раза два и вернулось к нормальному ритму — задержка дыхания одинаково хорошо выравнивает пульс как наяву, так и во сне. Хозяин каюты, на койке которого она расположилась, устроился на полу в углу и теперь сидел, опираясь спиной о стену и подтянув к груди правое колено. Когда Элли села, он чуть шевельнулся, обозначая в полумраке свое присутствие и то, что не спит. Но ничего не сказал. Лишь смотрел выжидательно, чуть приподняв левую бровь, и Элли показалось, что в глазах его медленно гаснет алое пламя из ее сна.
Элли тряхнула головой.
Показалось, конечно же. Наверняка это из-за той дряни, которую он ей вчера вколол, стандартной аптечки на борту, конечно же, не нашлось (да и откуда бы?), а ее собственная осталась в брошенной в гостинице сумке, так что пришлось воспользоваться их медотсеком. Устаревший, как и все оборудование тут, с огромной регенерационной камерой и сомнительными лекарствами. Но выбирать не приходилось, бок как раз начало припекать всерьез. Кто его знает, что за отравы было понамешано в тех ампулах. Хорошо что только красные глазки мерещатся, а не что похуже.
Вообще-то Элли никогда не путала явь со сном. Просыпалась резко, словно выключателем щелкали, и всегда с самого момента пробуждения отлично помнила, где находится и что происходило вчера.
Вот и сейчас она отлично помнила и вчерашнюю глупую перестрелку, чуть не закончившуюся весьма неприятным образом, и этого рыжего флегматичного парня с его флайером, так вовремя подвернувшегося в самый нужный миг (случайность? ха! мы же договорились, что случайностей не бывает). И то, как они тихо крались по темному коридору из грузового отсека сначала в медицинский, а потом в каюту рыжего — он сказал, что будить капитана сейчас не стоит, завтра утром вылет, перед ним обо всем и можно будет переговорить. Элли не возражала, размышляя о том, что лучше бы обойтись вообще без капитана. Этому рыжему она доверяла, а капитан… кто его еще знает, что у них там за капитан?
Звали рыжего Дэксом. И сам себя он самокритично именовал здешней шестеркой.
Забавный парень.
***
Женщина была странной.
Начать с того, что она заставила Дэна несколько раз подвиснуть при попытке анализа ею сказанного, а такого с ним не случалось уже довольно давно. Да и говорила она вроде бы не так уж и много. К тому же не врала (не более 15,4%, а это чуть ли не ниже минимального содержания лжи в обычном человеческом разговоре), но при этом Дэн чувствовал себя, словно в первый свой месяц на «Мозгоеде», когда он понимал не более трети сказанного, и это в самом лучшем случае. А ведь ему казалось, что он за прошедшие годы научился неплохо понимать людей. Но, как выяснилось, есть люди и… люди.
Снова пришлось молчать и загадочно улыбаться. И записывать странности, чтобы потом попытаться проанализировать и понять. Новая головоломка. Интересная. Давно такого не было.
Загнать флайер на его обычное место в углу грузового отсека, активировать крепления (заодно отсигналив Маше не высовываться и не будить Станислава Федотовича) было легко. Провести гостью незамеченной по спящему кораблю до медотсека тоже удалось без проблем: ночные вахты на «Космическом Мозгоеде» и в космосе-то несли лишь на самых опасных участках, а уж во время стоянок на космодромах даже капитану в голову не приходило требовать от команды чего-то подобного. Диагностику Дэн провел и сам, еще по пути (ничего серьезного: трещина двух ребер справа, незначительный ожог второй и третьей степени, поражение плеча и грудной клетки в области спины и боковой поверхности торса), оставалось только обработать регенератором наиболее поврежденные области, наложить пласт-повязку и ввести общеукрепляющий и обезболивающий комплекс. Все это Дэн тоже вполне мог сделать и сам — почему-то сделать именно самому, а не разбудить Вениамина Игнатьевича, препоручив ему заботы о пострадавшей гостье, казалось более правильным. В конце концов, это же Дэн ее вытащил из-под огня, значит, включил в свою сферу ответственности. В стандартную прошивку любого DEX’а входит блок оказания первой помощи при несложных ранениях, тут именно что несложное. И не надо никого беспокоить. Все логично. Никаких сложностей.
Сложности начались потом.
Для начала она не стала надевать предложенную Дэном чистую футболку, мотивируя это тем, что все равно хочет сперва умыться, что вся провоняла потом и копотью, а теперь еще и дезинфектантами. Запах действительно имел место быть, Дэн подтвердил его наличие, когда она задала прямой вопрос. Не потому, что не смог бы соврать или уклониться от ответа, просто не счел вопрос настолько значимым, ведь и уровень запаха был далеко не критическим, он это тоже отметил. Только вот она почему-то не обратила на это уточнение ни малейшего внимания.
На совершенно резонное замечание Дэна, что при совершении помывочного мероприятия она может намочить или повредить пласт-повязку, она почему-то предложила ему не учить отца заниматься любовью. И Дэн несколько секунд перегревал процессор, пытаясь проследить логические взаимосвязи между этими двумя высказываниями и ситуациями. Но так и не сумел, отложил на будущее за недостаточностью данных для точного анализа.
— Общий душ?! — переспросила она с недоверием и нехорошим восторгом в голосе (нет, не ошибка, Дэн трижды перепроверил показания датчиков, это был именно восторг, хотя и какой-то странный). — С ума сойти!..
Пришлось дать ей свою футболку и штаны, старые, но чистые («Это что? Джинсы? Настоящие?! А-фи-геть!!!»), а потом стоять у двери и караулить на тот случай, если кто-то из экипажа все-таки проснется не вовремя. И ежесекундно перерассчитывать линию собственного поведения в таком хотя и маловероятном, но, однако, вовсе не совершенно невозможном случае. Дэн никак не мог с достоверной точностью определить, как именно он тогда поступит. Предупредит о гостье? Попытается скрыть факт ее появления на борту еще хотя бы на какое-то время? Формула расчета сильно зависела от переменной личности проснувшегося и еще от нескольких менее значимых переменных, а потому результат оказывался неоднозначным и не мог считаться окончательно верным без проверки эмпирическим путем. Это тоже был интересный опыт.
Интересным оказался и тот факт, что отсутствие реализации этой проверки на практике (никто так и не проснулся и не вышел в коридор с резонным вопросом: «Что тут, собственно, происходит?») доставило Дэну не меньше положительно окрашенной информации от рецепторов, чем предполагаемая реализация и получение однозначного ответа. Пожалуй, даже и больше. Дэн еще некоторое время поанализировал общую ситуацию и собственный гормональный фон, а потом вдруг понял, что с самого момента возвращения на борт «Мозгоеда» старательно пытается думать на давно отброшенном программном языке. И что это с довольно большой вероятностью… стоп. Никаких вероятностей, есть отличное человеческое выражение «скорее всего». Так вот, скорее всего это — проявление защитной реакции. Попытка отстраниться и спрятаться за машинным канцеляритом. Попытка не полезная и лишняя, он ведь не для того заблокировал процессорный контроль над гормонами, чтобы заменить его каким-нибудь другим контролем, например — терминологическим.
Удовольствие, вот как это называется. То, что никто не проснулся и ночная гостья по крайней мере до утра осталась его персональной гостьей, доставляло ему удовольствие. Странное, тревожное, но — приятное. Интересное наблюдение.
А наиболее интересной, пожалуй, была ее реакция на самого Дэна.
— Кстати, а ты кто? — спросила она уже в душевой (Дэн решил усложнить эксперимент и сунулся со стопкой чистой одежды как раз после того, как она разобралась со стиральной машинкой и запихнула туда свою). — Ну, как тебя зовут и вообще. А то даже неудобно как-то.
Это, наверное, была ирония — она ведь стояла на кафельном полу голышом (ну если не считать пласт-повязки), и неудобно ей должно было быть совсем от другого. Однако анализаторы не улавливали ни смущения, ни недовольства, скорее даже наоборот, насмешливое удовлетворение. Наверное, именно поэтому Дэн и ответил так, как ответил:
— Дэн, здешний навигатор. — И добавил почти без паузы (и самую чуточку с вызовом): — Но вообще-то я DEX. «Шестерка».
Он сам толком не мог бы сказать, чего хотел больше — то ли стереть с ее лица эту снисходительно удовлетворенную улыбочку, то ли просто сразу расставить все точки на свои места.
— Самокритичненько. — Ее улыбка стала лишь шире, в глазах прибавилось насмешливого сочувствия. — А я королева. Впрочем, можно и просто Элли. А душ у вас тоже только водный, да? С ума сойти! А управляется рукояткой, без голоса? А-фи-геть!
*
— Девушка, — сказал Ланс. И замолчал, словно сказал достаточно и Дэну сразу все должно быть понятным. Его глаза вспыхнули алым и теперь медленно гасли.
Дэн бросил быстрый взгляд вниз, тоже активировав ночное зрение, и заложил широкий вираж, чтобы рассмотреть происходящее поподробнее. Заодно и скорость снизил до предельной. Но ничего не сказал, только улыбнулся уголком губ поощрительно.
Ланс забеспокоился, несколько раз перевел взгляд с вялой перестрелки внизу на Дэна и обратно. Наконец уточнил:
— Надо помочь? Или… Игра?
Дэн опять ничего не ответил. Флайер пошел на второй круг над рабочей окраиной Зарянки, где занявшая оборону на крыше фигурка… (да, похоже, что Ланс прав, фигурка женская, вот что значит прошивка телохранителя, боевым моделям пол посторонних объектов без разницы) лениво отстреливалась от полутора десятков точно так же лениво атакующих ее противников. И от мнимой жертвы, и от ее гонителей одинаково мощно разило агрессивным азартом и удовлетворением, Дэн просчитал ситуацию еще при первом же круге, но хотел, чтобы Ланс сделал вывод самостоятельно. На это понадобился еще круг.
Наконец Ланс расслабился, выходя из боевого режима, и разочарованно подытожил:
— Игра…
— Молодец. — Дэн вывел флайер обратно на трассу, но автопилот включать не стал: до лагеря оставалось меньше пяти километров. — Но ты все равно молодец, что хотел помочь. С людьми иногда очень сложно понять, где проходит граница игры и нужна ли им помощь. И просят они о ней не всегда. скорее даже наоборот, помощь нужна тем сильнее, чем меньше они о ней просят.
Ланс кивнул, сосредоточенно и хмуро: наверняка укладывал полученную информацию в базу и прописывал новые алгоритмы поведения на ее основе, Дэн и сам так когда-то делал. Пока не убедился, что в девяти случаях из десяти это не срабатывает и строить алгоритмы каждый раз приходится на ходу. Но Лансу он ничего говорить не стал — пусть старается.
Когда-нибудь тоже поймет.
Сам.
***
— Отдай бластер!
— Отдай штурвал.
— Ха! Хрен… А-а, с-суки! Чтоб вас…
Элли рванула рычаг на себя, вздергивая флайер на почти вертикальную горку, и струя плазмы прошелестела мимо кормы, расплескалась по металлической стене ангара багровым цветком. Черт. А ведь это уже не ручные пистолетики, это они тяжелую артиллерию, походу, притащили. Винтовка, как минимум. Вовремя.
На всякий случай Элли вильнула еще пару раз, набирая скорость и высоту и матерясь сквозь зубы: рычаг упирался ей в солнечное сплетение, обожженный бок как раз начинал болеть (впрочем, это еще не боль, по-настоящему болеть начнет завтра), да и вообще не так-то просто вертеть фигуры высшего пилотажа, когда не сидишь в пилотском кресле, а нависаешь над ним на полусогнутых, стараясь не слишком давить на того, кто застрял между тобой и этим самым креслом.
— Брысь из-под меня, кому сказано! — Элли слегка подала свой вес вперед и вильнула задницей вкруговую, недвусмысленно намекая бывшему водителю, куда ему надлежит быть выпихнутым. Как ни странно, он не стал больше возражать и сопротивляться, да и вывернулся из-под Элли так быстро и ловко, словно был гуттаперчевым или всю жизнь отрабатывал подобные трюки. Даже саднящего ожога умудрился не задеть. Ловкач.
Элли с удовольствием плюхнулась на отвоеванное кресло, но ремень безопасности защелкивать не стала: рискованно, но куда рискованнее потерять сознание на вираже, когда этим ремнем прижмет по свежей ране. Наконец-то нашла переключатель фар и габаритных огней и вырубила и те, и другие. Убрала внутреннее освещение кабины, после чего снова резко сменила направление и выжала скорость на максимум. Теперь пусть ищут.
— А ты ничего держишься, — скосила она глаза на сидящего рядом парня и убедилась: действительно, ничего так. Хотя и бледный. Но не от страха, рыжие часто бывают белокожими. Спокойно так сидит, рассматривает ее чуть ли не в открытую и напуганным совсем не выглядит. Да и не лезут напуганные в чужую перестрелку, не паркуют флайер впритирку к краю крыши, не открывают блистер на высоте и не кричат, перекрывая шипение близкой плазмы и рев движков странных летательных аппаратов со светящимися огнедышащими зверями на фюзеляжах:
— Прыгай! Быстро!
Нечего сказать, умеет этот рыжий уговаривать девушек! Такому не откажешь.
Вот и сейчас комплимент принял так, словно каждый день вытворяет подобное по пять раз до завтрака, в качестве разминки. Только неопределенно шевельнул плечом и спросил после небольшой паузы:
— Может, все-таки включим свет? Хотя бы снаружи.
Элли всмотрелась в темноту в зеркале заднего вида — и, разумеется, ничего там не разглядела. Спросила неуверенно:
— Думаешь, оторвались?
Рыжий снова шевельнул плечом. Но на этот раз это было вполне себе утвердительное шевеление.
— Кобайкеры не станут тебя преследовать. Ты же в них не стреляла. — Голос его звучал с легким недоумением, словно он говорил о чем-то само собой разумеющемся и не понимал, как она сама может не понимать таких простых вещей. — Они просто боялись за свой гараж.
Не стреляла. Ага. Так вот, значит, зачем он ударил ее по руке, сбивая прицел, а потом и вовсе отобрал оружие. И ловко ведь так отобрал…
Элли взглянула на соседа новыми глазами. Не худой — жилистый. Тренированный. Не теряющийся под огнем и умеющий обращаться с оружием. Имеющий какие-то свои понятия о чести. Комбинезон на нем сидит привычной шкуркой, и пусть это не форма, но…
— Десант?
Рыжий опять слегка шевельнул плечами, на этот раз неопределенно, и отвел взгляд.
— Доводилось.
Голос был нейтральным, понимай, мол, как знаешь. И этот подчеркнуто нейтральный голос и нежелание говорить были красноречивее тысячи слов.
— Ясно. А куда мы летим?
— Туда.
Рыжий ткнул указательным пальцем вперед. И снова посмотрел на Элли, странно так посмотрел, чуть приподняв левую бровь. И она могла поклясться, что в светлых глазах сверкнуло ехидство. Ну и ладно, спасителю можно позволить, если ему так уж хочется.
— А что там?
— Не знаю.
— А зачем ты туда летел, если не знаешь, что там?
— А я не туда летел.
Элли хмыкнула. Разговор начинал ей нравиться.
— А куда?
Рыжий помедлил пару секунд и решительно показал направо.
— А там что?
— Столица.
— Ясно. А космопорт там есть?
— Да.
— Ты там живешь?
— Нет.
Вот и поговорили. Элли заложила пологий вираж. Уточнила:
— А теперь правильно?
— Еще чуть правее. Совсем чуть.
Элли кивнула и скорректировала курс. Почему-то она была уверена, что сейчас рыжий вовсе не издевается, а действительно точно знает, куда надо лететь. Ну мало ли, есть люди с врожденным чувством направления, а есть и способные заблудиться в трех фонарных столбах.
— Теперь правильно?
— Да.
— Далеко еще?
Рыжий моргнул. Словно прислушиваясь.
— Тридцать две минуты.
А вот теперь он точно издевался, и даже почти не скрывал этого. Смотрел с интересом: как отреагирует? Элли подавила ухмылку — не дождешься, салага! Командор Куинн и не таких ершистых новобранцев без подливки хавала, еще когда сержантом была.
— Вот и отлично. Подкинешь меня до космопорта?
— Без проблем.
Он по-прежнему рассматривал ее с каким-то странным интересом. А может быть, не ее? Может, ему просто нравиться водить флайер, а тут приходят разные, отбирают штурвал… В Элли внезапно проснулась то ли совесть, то ли лень, и она спросила:
— Пустить тебя обратно?
Вот теперь его улыбка длилась достаточно долгое время, чтобы быть замеченной.
— Нет, спасибо. Если устала — включи автопилот.
— О! Отличная мысль. А я, с твоего позволения, посплю пока…
*
И она действительно уснула.
Дэн сначала не поверил своим датчикам. Потом сделанному выводу. Потом снова датчикам. Но тройная проверка показала — действительно спит. Пульс глубокого наполнения, пятьдесят два удара в минуту, дыхание разреженное, активность мозга снижена. Так мгновенно проваливаться в сон — и точно так же мгновенно выныривать из него в полной боевой готовности — из людей умели лишь опытные десантники, да и то не все. Дэн помнил это еще по Шебе. Может быть, она тоже бывший десантник? Но кем бы она ни была, она странная. А все странное интересно. Новая информация.
Дэн был уверен, что оба раза поступил правильно: и по пути в лагерь, когда заставил Ланса самого убедиться, что в их вмешательстве нет необходимости. И по пути обратно, когда вмешался сам, не раздумывая ни секунды. Потому что ситуация изменилась: теперь жертва выглядела вполне себе жертвой и ощущала себя таковой же. Она была одна против тридцати шести человек и трех кобайков. С почти разряженным бластером, раненная и испытывающая что угодно, кроме удовольствия. Нет, в том, что поступил правильно, Дэн не сомневался. Он знал, что был прав. Просто знал, и все.
А вот чего он не знал, так это того, что ему следует делать дальше.
Она проснулась точно так же мгновенно, как и заснула. Просто вздохнула чуть глубже и открыла глаза. И взгляд ее был каким угодно, только не сонным.
— Сколько времени?
Он понял правильно:
— Осталось восемь минут.
— Отлично… — Что-то изменилось в ней после пробуждения, в голосе, в лице, в глазах, и дело было даже не в том, что она теперь слегка растягивала слова, словно одновременно думала о чем-то своем. — Знаешь, иногда поспать даже десять минут бывает очень полезно. Начинаешь совсем иначе многое понимать. И чувствуешь себя при этом полной дурой… Ты ведь с корабля, верно?
— Да.
— Отлично! — Взгляд ее стал острым, улыбка хищной. — И корабль, конечно, гражданский. Так?
— Так.
— Ну кто бы сомневался… — Дэну показалось, что она говорит не с ним, и что ее сияющая радостной злостью улыбка предназначена тоже вовсе не ему. — А вашему капитану случайно не нужен… ну, кто-нибудь?
И так как Дэн, слегка подзависший в попытках вычислить, кто может понадобиться Станиславу Федотовичу, ничего не ответил, она продолжила уже куда более напористо и уверенно, и улыбка ее с каждым словом разъезжалась все шире:
— Ну, охранник там, суперкарго, медсестра, спортивный инструктор? Я много чего умею! Уборщица, в конце концов, или дрессировщица хомячков! Знаешь, мне почему-то кажется, что кто-то такой ему необходим. Ну просто вот до зарезу!
Пока Элли шла до Зарянки, у нее как раз хватило времени не только успокоиться, но и подумать. Словно в голове что-то щелкнуло, переключая режимы, провернулся калейдоскоп, и из привычных стекляшек сложился совсем иной узор, позволяя взглянуть на тот же самый мир немножко по-новому, с иного ракурса. И кое-что понять не только о мире, но и о себе, — например, то, что вчера засыпала она почти счастливой. Впервые за последние шесть лет.
Быть адмиралом свободного флота — что может быть почетнее? Лучше. Достойнее. Свобода, сила, власть. Звезды. И все это подчиняется тебе. По одному твоему слову срываются в бой корабли, гибнут люди, блокируются ПВ-туннели или рвутся чужие блокады, словно гирлянда из бумажных цветов. Раз — и нету. В клочья. Вспыхивают революции, свергаются казавшиеся незыблемыми правительства почти незнакомых тебе планет, правительства, о которых ты знаешь только то, что они оказались неугодны твоему нанимателю.
Да, твой основной наниматель — не людоед с Архипелага Джексона, он не торгует телами вразнос, не выращивает детей для продления жизни толстосумов, и шесть лет назад ты, не раздумывая, шагнула бы под плазму, если бы это ему понадобилось (как несколькими годами ранее, в общем-то, уже и шагнула). Потому что ты знала его тогда как саму себя, знала и верила. Но… То было шесть лет назад.
Шесть лет во власти. И в какой власти! Имперский аудитор, один из девяти, неподвластный и неподсудный никому, кроме священной персоны Барраярского императора, Грегора Форбарры. Можно сказать — третий после бога и императора. Почти абсолютная власть, которая и развращает точно так же, то есть почти абсолютно. Но даже если маленький человечек устоит и никогда не начнет путать свои интересы с государственными — кто возьмется утверждать, что интересы Барраярской империи и интересы флота дендарийских наемников совпадают?
Или что они совпадают с интересами Элли Куинн?
Шесть лет назад ей казалось, что в этом нет и не может быть ни малейших сомнений. Но то было шесть лет назад. Шесть лет, заполненных изучением файлов, просмотром досье, анализом обстановки, выстраиванием стратегий и составлением планов — о да, конечно же, чрезвычайно важных файлов, досье, стратегий и планов! Но выполняли их другие.
Другие прыгали в десантные боты и штурмовали чужие укрепления, другие рисковали собой и могли погибнуть каждую секунду, разлетевшись в пыль от точного попадания — адмирал Куинн не могла позволить себе подобной роскоши. Она лишь планировала и руководила. Да и то, если разобраться, уже почти год все делается практически помимо нее, слишком хорошо она подготовила и натаскала всех четырех заместителей. Делают все они, она даже не во все их решения успевает вникнуть, только одобряет, позволяя им верить, что она все еще ими руководит.
Казалось бы, радуйся! Адмиральский пост — отличная синекура, достойное завершение карьеры. Плох тот десантник, который не хочет стать адмиралом, и все такое. И она хотела, о, как же она хотела! Она долго шла к этому посту и многим пожертвовала, и была уверена, что это и есть высшее счастье.
А через шесть лет сорвалась очертя голову в первый же рейд, при первой же подвернувшейся возможности всерьез рискнуть этой самой головой…
Не потому ли она так легко рванулась лично исполнить этот заказ, что он оправдывал ее бегство? Позволял удрать туда, где по венам хлещет взбесившийся адреналин, где рискуешь не только чужими жизнями, где смерть — не просто далекая искорка во мраке, где есть возможность что-то делать самой, а не просто планировать и руководить. Она ведь могла послать с афонцем кого угодно, необходимость ее личного присутствия с самого начала была притянута за уши — ею же самою и притянута, если разобраться.
Ее ведь и на Ньюризани этой больше всего бесило-то не отсутствие привычных бытовых удобств, а то, что основные приключения и опасности опять проходят мимо, бросив ее на этой мирной тухлой планетке. Что ей опять не удается ничего сделать самой. Что даже сложись все благополучно с «Маленькой лошадкой», на ней она снова была бы ничем иным, как просто пассажиром, по сути, грузом. Вот, значит, что стояло за ее сегодняшней выходкой в баре, а выигрыш нескольких дней — полная чушь. Сразу надо было понять. Вот, значит, чего ей не хватало, как не хватает воздуха…
Все эти годы она была уверена, что все хорошо, что лучше просто не бывает и быть не может. Что воспоминания — это, конечно, прекрасно, но они всегда приукрашивают действительность, и прошлое всегда кажется лучше, чем оно было на самом деле. Ей наверняка не понравилось бы снова бегать в тяжелой броне и уворачиваться от выстрелов, в прошлое нет возврата, и это к лучшему. И хорошо, что возврата нет. Потому что если бы и была такая возможность, и если бы она оказалась такой дурой, что ею воспользовалась — ее ожидало бы горькое разочарование.
Однако вот она — дикая, невероятная случайность, позволившая вернуть прошлое хотя бы частично. Опасность, риск, борьба, адреналин. Драка вот эта вчерашняя. И острое понимание, что адмирал Куинн, в общем-то, вовсе не так уж и нужна своему далекому флоту. И что? Сильно ли ее это все разочаровало?
Ха!
Может быть, это и есть шанс? Тот самый, единственный. Снова почувствовать себя живой. Начать все с начала. С нуля. Может быть, случайностей в этом мире просто не бывает?
Что ж, есть один надежный способ проверить.
Она остановилась так резко, что шедший рядом и что-то бубнивший Николас споткнулся и замолчал. И спросила, словно о дороге в библиотеку:
— Где у вас тут играют на деньги? Только на очень большие деньги. И не говори мне, что ты этого не знаешь!
***
Садясь на пассажирское место во флайере, Ланс выглядел донельзя несчастным. Почти таким же несчастным чувствовал себя и Дэн, занимая кресло пилота. Но Станислав Федотович был неумолим и наказания не отменил, несмотря на укоризненные вздохи Полины, что «котику» теперь ведь целый месяц не удастся порулить, так может быть, хотя бы напоследок, хотя бы разок… Станислав Федотович только еще больше насупился, обронил веское и многозначительно-угрожающее: «Хм-м!» и ушел к себе. Его затянутая в белый парадный капитанский китель спина выражала еще большую непреклонность, чем насупленные брови или многозначительное хмыканье.
Дэн понимал правоту капитана, и от этого чувствовал себя еще более несчастным. Чувство вины, негативная информация. И самое паршивое, что сам же решил не блокировать спонтанные выбросы и не подправлять биохимию. Значит, придется ощущать всю эту гадость по полной, нельзя же в первый же день отступить от намеченного только потому, что выделяться начали не слишком приятные гормоны? Люди не могут выбирать. Значит, и он должен так же. Тем более что действительно мог бы немножечко подумать вчера и предугадать наиболее вероятную реакцию Станислава Федотовича, не такой уж сложный расчет.
Они с Тедом вчера действительно заигрались, да еще и Ланса втянули, хотя поначалу все вышло совершенно случайно и не казалось чем-то серьезным. Ну подумаешь, натянул Тед, дурачась, на Ланса капитанскую фуражку! Если бы в этот момент не вошел прибывший раньше времени заказчик, ничего страшного бы не случилось. А так… Заказчик был выгодный, короткий быстрый рейс, некрупный скоропортящийся груз, хорошие деньги. Только вот прибыл заказчик вместе со своим грузом на два часа раньше, чем было договорено, и капитан не успел вернуться на борт. Но заказчик-то этого не знал. Увидел капитанскую фуражку на Лансе, ну и…
Дальнейшее произошло как-то само собой и одновременно — Тед с Дэном переглянулись, вспомнив тот случай, когда подобную путаницу устроил сам Станислав Федотович, представив заказчику членов экипажа не теми, кем они являлись. Тед ухмыльнулся, а Дэн чуть изогнул левую бровь и по киберсвязи попросил Ланса подыграть. Ну Ланс и подыграл, молчал многозначительно, брови хмурил так убедительно, что заказчик даже слегка надбавил сверх обговоренной суммы. А уж скопировать подпись Станислава Федотовича на договоре для киборга вообще дело ерундовое. Хорошо получилось, и пошутили вроде, и на пользу.
Только вот капитан шутки почему-то не оценил. Настолько не оценил, что сегодня отвезти Ланса к его новому месту работы поручил навигатору, который флайер, конечно, водить умел, но в отличие от обоих пилотов не получал от этого занятия ни малейшего удовольствия. Хорошо еще, что отменять перенесенный на завтра старт (чтобы тем самым наказать Теда еще сильнее, промурыжив лишние сутки на уже порядком поднадоевшей всем планете) Станислав Федотович все-таки не стал. Хотя сделал это наверняка не из заботы о чувствах пилота и прочих провинившихся, а для сохранности собственного реноме: что ж это за капитан такой, который меняет по несколько раз дату вылета? И одного достаточно. Тем более что завтра действительно удобнее, если вылететь пораньше, то можно успеть проскочить первую станцию гашения до основных пробок и не потратить полдня в очереди.
— Пристегнись.
Ланс повиновался безропотно, ему и в голову не пришло попросить Дэна пустить его за штурвал, когда отлетят подальше. Хорошо. Уже понимает. А полгода назад только моргал недоуменно в ответ на дэновское «Но это же будет нечестно». Растет потихоньку, социализируется. Говорит вот только мало и плохо.
— Типичная проблем близнецов, — сказал Вениамин Игнатьевич, забыв про свой чай и размахивая ложечкой, как указкой. — Потребность в общении с себе подобными — одна из основных потребностей человека, маленьким детям приходиться очень быстро осваивать язык взрослых, если хотят они быть понятыми как взрослыми, так и другими детьми. Поэтому с детьми нельзя сюсюкать. У близнецов проблема вербального одиночества стоит не так остро, они с самого рождения растут и развиваются вместе, и вырабатывают свой собственный упрощенный язык, понятный им двоим, на котором и общаются, вынуждая уже взрослых пользоваться им, если взрослые хотят быть понятыми. Именно из-за этого близнецы на ранних этапах часто отстают от сверстников в речевом развитии.
— Но у Ланса же нет близнеца! — удивилась Полина, оборачиваясь за поддержкой к остальной команде, задержавшейся после ужина за чаем (двуногий котик, разумеется, удрал сразу же, как только на столе появились угрожающие вазочки с конфетами и печеньем, хватит с него и котлеты, и так сегодня уже дважды кормили, только от завтрака увернуться и удалось!). Но посмотрела на невозмутимого Дэна (а так же на то, как все остальные члены команды старательно стараются на него не смотреть) и, кажется, все сама поняла, потому что виновато ойкнула и больше ничего не спрашивала.
— Это отставание обычно быстро нивелируется, — поспешил добавить оптимизма доктор. — Как только близнецов разделяют или они попадают в коллектив и у них появляются интересы помимо друг друга…
Вот и хорошо, что на ближайший месяц у Ланса будет этот самый коллектив и никакой киберсвязи.
Официально Станислав Федотович именовал это «временным контрактом по внутренней охране», то есть вполне себе работой. И даже оплачиваемой, а как же иначе, любая работа должна быть оплачена. А вот какими правдами (или неправдами?) капитану удалось убедить руководство детского летнего лагеря, что им обязательно нужен кибер-охранник, причем не куда-нибудь, а именно в младшую логопедическую группу, причем для охраны как бы изнутри зачисленный в эту группу, причем с разрешением держать при себе животное (кот, один, кличка Сеня, сертификат о родословной и прививках прилагается) и тратить на рисование не менее трех часов в день — это уже совсем другой вопрос. Но удалось.
В младшей группе проходили речевую коррекцию дети от шести до восьми лет. Лансу не удастся отмолчаться в таком окружении — или Дэн ничего не знает о человеческих детенышах. Хорошо, что Сеня – не Котька. Он даже Полинину гиперактивную любовь выдерживает со стоической миной на толстой физиономии, обвисая в руках зоолога черно-белой тряпочкой и лишь в самые тяжелые моменты позволяя себе полузадушенный хрип. Если он выдержал Полину, то и детей выдержит.
Дэн вывел флайер на прямую трассу и включил автопилот.
***
Элли подвели рефлексы.
Те самые благоприобретенные рефлексы хорошего бойца, которые не раз спасали жизни как ей самой, так и ее подопечным в бытность работы телохранителем. А еще то, что, выскакивая сегодня утром из гостиницы (боже, неужели прошел только один день?! Да и не прошел еще даже, только темнеть начинает), она забыла вытряхнуть из кармана куртки бластер, который положила туда вчера. Помнится, собиралась поискать тир или стрельбище, вот и сунула, ибо всегда предпочитала стрелять из своего оружия, проверенного. А человек вооруженный и ощущает, и ведет себя совершенно иначе, чем человек безоружный, это на подсознанке. Случайность. Подсознание. И рефлексы.
Вот тебе и стрельбище.
Элли перекатилась к вентиляционному грибку, осторожно высунулась из-за него и выстрелила так, чтобы короткий плевок плазмы прошелся как минимум в полуметре над залегшими за жалким прикрытием бортика детской песочницы. Ха! Тоже мне, нашли прикрытие. Дилетанты.
Ответка прилетела незамедлительно, срезав шляпку грибка и обдав Элли жаром. Пришлось отпрянуть. Стреляли дилетанты на удивление неплохо, и где только научились? Вроде же штатские все были в том казино. Или это уже какие-то другие подключились? Вроде как действительно больше их стало, поначалу-то всего шесть стволов и было, если и секьюрити у входа считать…
С проверкой удачливости Элли не повезло. Или как раз таки повезло — это смотря с какой точки зрения рассматривать.
Сначала пришлось долго ждать в баре при казино (игорный зал открывался только после пяти часов, а возвращаться в гостиницу не хотелось), смотреть на маленькую площадь с фонтаном посерединке и большими часами на здании здешней мэрии. И терпеть компанию надиравшегося пивом Николаса (сама Элли предпочла имбирный лимонад). Сидела, не вслушиваясь в бормотание соседа, становящееся все более бессвязным, гоняла соломинкой кубики льда в лимонно-мятной терпкости, смотрела, как цифры на больших квадратных часах сменяют друг друга, и ни о чем не думала. Действительно ни о чем.
Она решила быть честной, и если уж начинать с нуля — то именно что с нуля, а трудно назвать нулем ситуацию, когда ты можешь купить половину этого городишки, да еще и останутся деньги на карманные расходы. Это не честная игра, а голимое читерство. С судьбою так играть себе дороже. Нет уж. Сказано с нуля — значит, с нуля. И трудно выбрать лучшее место для подобных начинаний, чем казино — если ты, конечно, хочешь именно что избавиться от денег, а не наоборот.
Одна игра. Никаких карт, только кости или рулетка, где все целиком и полностью зависит от случайности.
Время словно остановилось, таял лед в бокале, ей приносили новый, опять с лимонадом. Ощущение нереальности происходящего усиливалось с каждой минутой, но более не раздражало. Если даже это сон — почему бы и нет? Поиграем всерьез и во сне. Какая нам разница.
Куда-то делся Николас, она даже не заметила, когда это произошло. В баре потихоньку прибывало народу. На черном квадрате по ту сторону площади мигнули цифры: 17:17 (странно, вроде бы совсем недавно отбивало полдень), и Элли восприняла этот дубль в качестве сигнала отставить бокал и подняться-таки на уже открытый второй этаж.
Пусть будет рулетка.
Элли поставила все, что оставил ей Питер, даже последнюю мелочь из карманов выгребла. На зеро.
И сорвала джек-пот.
Сгоряча, нарушая самой себе же данное слово, повторила ставку. И снова выиграла.
Третий раз повторять не стала, судьба ясно высказала свое мнение, и даже если сейчас она проиграет — это уже ничего не изменит: она уже проиграла. С первым же выигрышем.
Побег не удался. Чего, собственно, и следовало ожидать.
Элли растянула губы в резиновую улыбку, заказала всем выпивку, поулыбалась в ответ на завистливые поздравления и, не дожидаясь, пока крупье соберет ее выигрыш, удрала во внутренний дворик подышать. Она действительно собиралась просто подышать, и все эти мысли о побеге были, конечно же, безответственным бредом, недостойным не то что адмирала, но и просто взрослого человека. Судьба дала это ясно понять. Подростковое соплежуйство, вот что это было такое, и кому, как не Элли это понимать. Она и понимает. И дождется «Маленькой лошадки», и купит себе проезд, и вернется к адмиральской рутине досье, стратегий, разборов и…
Додумать Элли не успела — ну кто же мог знать, что именно в это время какие-то местные то ли бандиты, то ли бизнесмены сочтут внутренний дворик казино подходящим местом для своих деловых разборок?
Дверь громко щелкнула за спиной собачкой захлопнувшегося замка, и Элли оказалась под прицелом пяти бластеров. Вообще-то людей в маленьком дворике было девять, но вооружены оказались далеко не все из них. Трое слева, двое справа. Раньше они, похоже, держали на мушке друг друга, но теперь дружно целились в новую мишень. Вернее — в то место, где она была секунду назад, ибо Элли профессионально и неосознанно сразу же ушла с линии огня, игнорируя ажурную лесенку (нулевая оборонительная ценность) и сиганув прямиком через перила открытого балкончика в укрытие за мусорным баком. В тот же миг в него ударили сгустки плазмы.
*
Позже, вспоминая этот чуть было не поставивший жирный крест на ее карьере эпизод, Элли поняла, что подвели ее именно рефлексы бойца. Поведи она себя как женщина (ну, во всяком случае, как себе представляют местные олухи правильное поведение женщин), и все бы обошлось. Эти зверские морды расплылись бы в улыбках, пистолеты опустились, ей бы позволили уйти, как позволили до этого выносившей мусор уборщице. И никто не усмотрел бы в такой ситуации ничего особенного: женщина существо слабое и глупое, его надо беречь и охранять, холить и лелеять. Но только до тех пор, пока оно ведет себя как женщина и не лезет в мужские игры.
И то, что она посчитала по умолчанию безопасным и для себя дворик, куда только что выходила уборщица, тоже было ошибкой. Уборщица была местной и наверняка повела себя правильно, взвизгнула, ойкнула и все такое, эти бандюганы, вполне возможно, даже ведро ей вытряхнуть помогли. Провинциальные нравы, чтоб их!
Элли же отреагировала не как женщина, а как боец, причем боец, притворявшийся женщиной. То есть, показала себя не просто влезшей в чужие игры курицей (такую могли бы отшлепать, обезоружить и выгнать, чтобы неповадно было), а коварным и сильным обманщиком. По сути, шулером.
А шулеров бьют насмерть.
Второй ее ошибкой было то, что она не сразу это поняла. Ее пытались взять живой, и это было отчетливо видно: в потихоньку сгущавшихся сумерках плазменные разряды чертили затейливое ришелье вокруг нее, не задевая саму Элли даже и близко, и такую точность непопадания было бы трудно объяснить перманентными промахами. С ней вели игру, и это она поняла.
Не поняла только, что правила у этой игры изменились.
***
Утро оказалось на редкость поганым: серое небо непроницаемым покрывалом светилось до самой земли, рваные клочья облаков периодически рыдали о своей незавидной участи. А от мокрых капель в сочетании с ледяным ветром было не скрыться даже в учебных аудиториях — сквозь щели в рассохшихся рамах мерзкая погода прокрадывался и в классы в виде сквозняков.
Магистр Ликус мрачно поглядывал на окна. Престиж престижем, но в такие огромные дырки задувало как-то слишком мощно. И почему бы не сделать на диаметр бревна, как в селянских домиках? И заткнуть удобно, да и дует поменьше. А тут сажень почти между углами рамы — где ж тут укрыться, даже плащ с меховым подбоем не спасал. Чихнув, как на кровного врага, уже в третий раз на самое большое окно, располагавшееся возле учительской кафедры, магистр Ликус прочитал заклинание купала. Сквозить стало немного меньше, но окно подозрительно скособочилось.
И четверти урока не прошло, как в аудитории хрустнула первая парта. Магистр озадаченно пригляделся — мгновение назад там сидела милая девочка с длинными рыжими кудрями — а сейчас с обломков дубового стола на него грозно лязгнула челюстями рыжая волчица с черными пятнами на шкуре.
— Холодно — провыла девочка, — так теплее.
— Да, конечно, — согласился магистр Ликус.
Дальше оборачиваться студиозусы стали один за другим. Дикий кабан, два зайца, плотоядно облизывающающийся на пушистов лис, порыкивающая медведица, зло скалящаяся рысь, сонно ухающая сова… К середине урока в классе остались только два человека.
— А вы, молодой человек, чего шкурку не накинули? — вежливо поинтересовался магистр Ликус, гадая отчего же стало так зябко и в купале.
— Закаляюсь, — раскашлялся Клав.
Магистр Ликус солидарно высморкался в кружевной полосатый платок. В академии сплошь были оборотни, истинных людей было мало — и Клава знали все преподаватели, но это не мешало им подшучивать над студентом. Ладно еще в груди группах по 4-5 человек приходилось, а этот один-единственный в классе прирожденных оборотней да еще и на специализации оборотничество. Но самое любопытное, что все дисциплины сдает на высокий балл, кроме практики.
— Так вы бы поменьше закалялись, друг мой, а сопли как дождь текут. Может, вы бы шкурку накинули… во избежание…
Клав сердито засопел. Истории уже два года, и, как говорят студиозусы, — события основательно протухли, а до сих пор вспоминают, как он приперся на зачет по ориентированию в волчьей шкуре, зашитой на животе. Как он добывал эту штуку — история отдельная, но в итоге шкурку с него содрали едва ли не по кусочкам, и охотнику за взятую под честное слово добычу он полгода притаскивал самую жирную дичь. С назначенными на роль дичи приходилось рассчитываться домашними заданиями и тремя курсовыми работами — когда охотник наловчился стрелять и не промахиваться по слишком увертливой дичи. Увы, но легенда не сработала — хотя, может все дело в том, что он тогда не седмицу проходил в волчьей шкуре, а всего лишь полчаса, — но оборачиваться он так и не научился. Зато шуточка про шкурку и возможность ее поносить оказалась живучей и неубиваемой никакими иными похождениями.
Лекция продолжалась, только магистр предусмотрительно окопался за кафедрой и больше не рисковал приближаться к поредевшим рядам столов. Многие студиозусы при оборачивании еще были довольно-таки неуклюжи, и портими имущество. При мысли о том, что придется объясняться в очередной раз с завхозом, магистр Ликус помрачнел. Аринида Ксалишна была жабой не только по приклеенной студиозусами кличке — она действительно оборачивалась в огромное земноводное, и могла задушить за ржавый гвоздик, а тут… — магистр быстро сосчитал проплешины в стройных рядах столов — убыток на двенадцать парт. За такое не просто придушат, а сделают это многократно и с особым садистским наслаждением. Магистр Ликус плюнул на запрет и занялся реставрационным заклинанием. Главное не забывать потом поддерживать чары хотя бы пару часов, чтобы не сразу эти остатки рухнули.
— А сейчас рассаживаемся обратно, достаем свитки — у вас одна лучина на повторение двадцать шестой лекции ипроведем проверку знаний.
Магистр был хорошим магом, и эмоциональные волны он умел считывать прекрасно, да и преподавал уже не первый десяток лет, поэтому заранее поставил мощнейшую защиту. И все равно его попытались проклясть четырнадцать раз, навести три порчи. всучит в карму какую неведомую херню — по крайней мере раньше он таких странных заклятий не видывала. И сбить с ног ужасно сильной волной ненависти.
— Отлично, — магистр потер руки, попутно пытаясь отловить странное заклятие — оно еще оказалось и самосъебывающимся, и схватить себя не позволяло, но магистр был упорным. — Результаты минизачета по теме прошлого семестра: Артик четверка, Элирс три — нестабильная структура проклятия, Селеция — отлично, Грест — неудовлетворительно. Волна силы должна иметь точку опоры, а не болтаться как хвост в проруби. Та-ак, а кто автор этой фигни? — Ликус наконец-то отловил убегающее заклятие и бережно заколпачил его в сферу сохранения.
Студиозусы хранили героическое молчание. Тон да и выражение лица у верховного магистра были… многообещающими. Пауза затягивалась, тишина ощутимо давила на присутствующих. Когда давление стало почти невыносимым, Клав медленно поднялся.
— Это я создал, — обреченно сознался екан.
— А-а-а-га, — удовлетворенно протянул магистр Ликус. — Значит так, уважаемый екан, за такую оригинальную конструкцию я вам по своему предмету ставлю зачет и высокий балл за выпускное испытание, но за то, что для проклятия вы использовали суирогрициус, который явно добыли незаконно, а, говоря попросту, каким-то чудом сперли из директорского кабинета, я наказываю вас неделей в башне размышлений.
Клав покорно кивал. Зачет — это, конечно, хорошо, но башня как-то не равнозначна. И неделя ареста всего лишь за полфунта порошка, правда, драгоценного: за золотник давали три золотые монеты и то если зло поторговаться, а без торга и все пять золотых могли слупить А в том золотнике меньше щепотки порошочка. Но спорить с магистром себе дороже: влепит еще и за возражения недельку, и в довесок за неуважение к старшим. Был у магистра такой пунктик — когда Клав только поступил в Универсариум старшекурсники рассказывали страшную байку, как один незадачливый парень. наглотавшись по случаю пшеничной наливки попытался панибратски обнять и расцеловать любимого верховного магистра. Ликус порыв не оценил — и бедолага целый год каждые выходные драил все помещения жилого корпуса, внутри и снаружи.
Клав послушно склонил голову, хотя и скрипел зубами от возмущения. Магистр Ликус величественно кивнул, отправляя ану директору распоряжение. Через щепк свиток материализовался обратно, перечеркнутый красными чернилами — ан Сальсур отменил наказание, причем зачеркивал явно в сердцах: перо в нескольких местах даже поцарапало пергамент. А красные, специальные директорские чернила, расплескались по всему свитку, словно пятна крови свежей жертвы.
Верховный магистр оглядел свиток, даже в дырки глянул. Обычно ан Сальсур писал резолюцию словами: «одобряю» или «отменяю». А тут смачно так начеркал крест на крест.
— Похоже, башня раздумий для вас, уважаемый екан, неблагоприятное наказание, — сокрушенно вздохнул верховный магистр. И с упорством, достойным лучшего применения, подал новый свиток на утверждение ану Сальсуру.
У великому разочарованию Клава, недельное пребывание в подвале в качестве наказания директор одобрил, и даже собственноручно подписал, чтобы никакие преподаватели, а тем более профессора, лично вести занятия во время наказания екана не совались, а ограничились, в случае необходимости, лишь дисциплинарным контролем.
Клав, услышав новый приговор, в сердцах хрястнул кулаком по столу, но склеенная магией парта, лишь спружинила. Зато магистр покосился на бунтующего студиозуса весьма укоризненно: заклятье-то выдержит, его примитивным физическим воздействием не сломать, но вот громыхать-то зачем? Особенно если голова гудит, как растревоженный улей. Клав скривился, изображая виноватую гримасу, и верховный магистр продолжил лекцию.
Молодые оборотни вели себя почти смирно, в меру шумели, почесывались, позевывали, покусывались.На студиозусов в звериных обличьях правила дисциплины вообще-то распространялись, но в более лояльной форме. А малейшее нарушение порядка ана магистра изрядно напрягало. Может поэтому он зверей-оборотней и недолюбливал. Людей, впрочем, он не любил еще злее.
— Конструкция заклятия несет в себе три важнейших элемента: силу природного источника, ключ заклинателя или мага, где основу составляет отпечаток образа, слово, которое является активатором спускового механизма… — несмотря на благозвучный голос лектора и важность излагаемых аном верховным магистром знаний для выживания, в аудитории обычно царила полусонная атмосфера. Вот и сейчас студиозусы стали друг за другом сворачиваться в компактные клубки, кто на партах, кто прямо на полу. Мелкие укладывались на лавках.
Клав грустно огляделся — в такие моменты он как никогда остро переживал, что не умеет оборачиваться. Пока все лежали и мирно подремывали, ему приходилось сидеть ровно на жесткой дубовой лавке и конспектировать в свиток скучные длинные фразы. А оборотни, ссылались на то, что у них лапки, а коготками плохо держать и угли, и перья выпадают. Клав подышал на замерзшие пальцы — надо бы плащ потеплее присмотреть или телогрейку пошить. А покамест… парень потихоньку стал продвигаться к Арксе. В человеческом облике она была настоящей красавицей, а в зверином — большой рысью с лохматыми кисточками на ушах и золотыми глазами. А еще даже на вид казалась очень теплой, и это было существенно.
— Мы с тобой поссорились, — приглушенно рыкнула рысь. — На прошлой седмице.
— Помню, — согласился Клав, и пододвинулся еще немного, — а что нам мешает сейчас помириться?
— То, что ты после астрономии остался на крыше главной башни и стал целоваться с той выдрой! — рявкнула шепотом Аркса.
— Я ей показывал как выглядит ковш, — неубедительно стал оправдываться Клав.
— Губами? — Аркса оскалилась. — Можно было пальцем в нужную сторону потыкать.
— Я форму ковша показывал, а она прижалась, чтобы повторить контур, — Клав осторожно протянул руку и погладил мягкий пятнистый бок. Ну не порвет же оно его при преподавателе? Верне, Аркса-то может, но верховный магистр точно не позволит — это же ему потом придется кровь от стола отмывать, а с дубовой столешницы она плохо оттирается, даже заклинанием не берет.
— Вот и вали… контуры повторять, — Аркса напряглась, словно перед броском. Под шелковистой шкурой играли мускулы, лапы чуть подрагивали.
— Я помириться к тебе, а ты ругаешься, — Клав все-таки не зря ходил на все занятия по риторике: приемы магических речей он запомнил преотлично. — Обижаешь меня почем зря. Когда человек приходит к тебе с миром…
— Лучше бы он приходит с мясной ногой, — проворчала Аркса.
— Отгрызай, — великодушно предложил Клав, протягивая обе ноги рыси. Та только фыркнула и Клав, пользуясь безнаказанностью, засунул ступни под живот большой кошки — стало чуть теплее. — И ты намного лучше выдры… у тебя такая приятная шубка, такие милые ушки, ты такая милая…
Клав умело заговаривал зубы, почесывал шею, щекотал подушечки лап рыси, даже повернул большую лесную кошку, чтобы погладить живот. Когда Аркса опомнилась, оказалось, что человек уже удобно устроился головой на черной волчице, а ее саму растянул поверх себя наподобие рысеобразного одеяла. Да и выражение лица у Клава стала настолько умиротворенным, что захотелось и правда отгрызть парню все лишние и выступающие части тела.
— Козел!
— Чего тебе, Аркса? — откликнулся Бракс, который в козлином облике задумчиво дожевывал кусок конспекта.
— Ничего, — огрызнулась рысь. — Учи давай свои заклинания.
— Полли, а ты заметила, что Дэн умеет краснеть? — спросил пилот у подруги, когда в душе, куда только что вошел навигатор, зашумела вода и стало понятно, что никакой самый зловредный и обладающий тонким слухом киборг не сумеет теперь подслушать оттуда то, о чем говорят в пультогостиной.
— А чего замечать-то? — рассеянно отозвалась девушка, пытаясь сложить пасьянс альфианскими картами. Пасьянс никак не сходился, а она на него такое хорошее желание загадала! — Он всегда это умел. Только вы внимания не обращали.
Тед насупился было, покрутил в руках банку нефильтрованного, разглядывая ее с таким подозрением, словно не сам покупал. Вскрыл и сделал длинный глоток, все еще хмурясь. Но долго обижаться он не умел, а увлеченная картами Полина была все же более доступной собеседницей, чем увлеченный нарезанием перекусочного бутербродика Вениамин Игнатьевич, и потому пилот снова попытался привлечь ее внимание.
— Нет, ну не до такой же степени! Раньше точно не было, я бы запомнил. Он даже в «Матушке Крольчихе» не смущался. Ну тогда, когда первый раз… Ха! Да это я там себя вконец смущенным чувствовал, особенно после того, как ему за тот наш визит еще и скидочную карту дали! Розовую, с золотым обрезом! И сертификат на два бесплатных посещения! У меня такого нет, а у него… После первого же визита! И смотрел при этом спокойно так, словно мы туда мороженое съесть заходили! Смущался он, как же. А теперь при нем и анекдота какого не расскажи, сразу обрывает, что, мол, типа гнилой базар. И краснеет. Точно краснеет, сам видел!
— А ты бы поменьше всякую пакость рассказывал, вот бы тебя меньше и обрывали.
— А ты заметила, что он теперь и в санузел не заходит, если ты в душе? Раньше заходил, а последнее время как отрезало!
— И правильно делает, — буркнула Полина, решительно сгребая и перемешивая так и не сложившиеся правильным узором карты (все они врут!). — И кое-кому не грех бы у него поучиться вежливости!
— Да что же мне, лопнуть, что ли, если ты там по часу сидишь?! — резонно возмутился пилот.
Возможно, у Полины тоже нашлось бы что ему возразить, но тут в разговор молодежи вмешался Вениамин Игнатьевич, который уже соорудил себе трехэтажный бутерброд и налил пол-литровую чашку почти бесцветного чая, но уходить в медотсек не спешил, с интересом прислушиваясь к разговору.
— Растет мальчик, — сказал доктор с умилением. — Это у него начинается так называемый кризис девятилетки, один из возрастных кризисов, связанных с осознанием своего пола. И в связи с этим я бы очень вас попросил быть с ним помягче, поделикатнее, что ли. Особенно это тебя, Теодор, касается, ты вечно как скажешь что-нибудь… Нет, я понимаю, что ничего плохого ты не хотел, но человек во время возрастного кризиса очень уязвим и может болезненно реагировать на то, что еще совсем недавно воспринимал вполне нормально.
— И что теперь делать? — охнула проникшаяся серьезностью ситуации Полина, в ответ на что Теодор только фыркнул и закатил глаза.
— Да ничего особенного, — пожал плечами Вениамин Игнатьевич с безмятежной улыбкой. — Просто ведите себя как обычно, словно ничего не происходит и вы ничего не знаете. Только чуточку осторожнее. И старайтесь его не задевать лишний раз. Без этих ваших вечных подначек и шуточек.
Тед прикинул, как он будет делать вид, что ничего не происходит, но при этом стараться вести себя осторожно и совсем без шуточек — и затосковал.
— А это надолго? Ну, кризис этот, — поинтересовался он, с опаской поглядывая в сторону коридора, хотя из тех полутора часов, которые обычно навигатор проводил в душе, прошло не более двадцати минут.
— Ненадолго, — благожелательно успокоил его доктор, улыбаясь чему-то своему и аккуратно размешивая сахар в огромной чашке. И, прежде чем пилот успел высказать свою радость чем-то помимо молчаливого салюта банкой и длинного глотка из нее же, добавил с мечтательным предвкушением: — А потом нас ожидает интереснейший кризис переходного возраста…
***
— Ты уверен, что она киборг? — негромко спросил Плешивый Сэм чернявого парня, когда того подтащили к нему Тони и Макс, уже освобожденные от пут, жутко смущенные недавним конфузом и рвущиеся загладить свою вину.
Чернявый вьюн закивал головой с такой неуемной энергией, словно хотел, чтобы она оторвалась. Но, очевидно, и такое активное подтверждение показалось ему недостаточным, ибо он еще и зашипел громким свистящим шепотом:
— Точно вам говорю, кибер она! Ну вы же видели, как она! Такая скорость, глазом не уследить! И силища… Виданное ли дело?! Нас вчера в «Рыле» вообще пятеро было, никого не трогали, а она дверь выбила и как пошла пластать, все в щепки! Еле ноги унесли, не знаю уж, как и живы-то остались. Парни до сих пор отлеживаются, а ведь не слабаки, что Грюн, что Перо, а там же еще и сам Жирдяй был, уж его-то и доской с одного удара не уложишь, а она… Виданное ли дело, чтобы человек так мог?
Сэм заметил, как при этих словах быстро переглянулись его охранники, буквально на глазах возвращая себе уверенность и хорошее настроение. Ну да, если эта залетная птичка не человек — их позорный проигрыш перестает быть таким уж позорным. Против боевого DEX’а врукопашную не попрешь, каким бы крутым воякой ты не был, это все знают. Все равно что с голой пяткой против тяжелого танка на воздушной подушке.
Сэм нахмурился и слегка придавил подчиненных тяжелым взглядом — рано расслабились и успокоились, голубчики, могли бы и сразу сообразить, кто перед вами, без подсказок от посторонних. Какие из вас охранники, если вы человека от боевого кибера отличить не можете? И не слишком ли много капитан вам в таком случае платит?
Чернявый принял мрачный взгляд на свой счет, как выражение недоверия, и поспешил выкинуть свой основной козырь:
— А главное ведь в чем? Вы ее рожу видели? Гладкая! Ни царапинки! А ведь ей Жирдяй вчера хорошо по харе своим говнодавом засветил, от души, полмордени снес, вот провалиться мне на месте, ежели вру! Хоть Жирдяя спросите! И однако же — ни царапинки. Ни шрама даже! Не заживает на людях так быстро, чтобы и не следочка! Только у этих ублюдков.
— Интересно, чья она? — спросил Сэм. Скорее риторически спросил, в пространство, но чернявый поспешил ответить, угодливо улыбаясь:
— Да в том-то и дело, что вроде как ничья! Жирдяй говорил…
— Свободен, — бросил Сэм не этому чернявому ничтожеству (много чести!), а своим ребятам, чтобы отпустили и придали нужного ускорения. Что они и сделали тут же, хорошим пинком пониже спины. Понятливые.
— Проследить? — спросил Тони. Он всегда был самым понятливым. И тоже имел в виду вовсе не чернявого.
Сэм кивнул.
Киборг — это удачно. Киборги нынче в цене. Если она сорванная — местные мешать не станут, могут даже помочь, чтобы бравый капитан оградил их от ужасных последствий срыва, о которых тут все наверняка отлично осведомлены. Глухомань глухоманью, но кровавых подробностей в сети инфранета навалом, только копни. А вот филиала ОЗК на Новой Юрюзани нет, и это тоже удачно. Защитить эту дрянь будет некому. А если она несорванная…
Сэм ухмыльнулся. Да какая, в сущности, разница программерам с Джек-Пота, кого перепрошивать под нового владельца? Несорванных так даже и проще.
Это они удачно сюда залетели.
***
— Хаим, мальчик мой, не надо с таким усердием упражняться в молчании по межпланетной связи, есть и более приятные способы довести до излишнего вида стройности мою кредитную карточку. Скажи своему старому бедному дяде только одно слово: когда? Когда старый бедный дядя сможет поиметь счастье тебя снова увидеть, чтобы сердце его не разорвалось от тоски и горя в длительности ожиданий. И, конечно же, твой старый бедный дядя будет вдвойне счастлив увидеть тебя налично не в единоличии, а в компании нашего нового драгоценного друга и будущего почти что родственника. Так когда же ты сделаешь счастливым своего бедного дядю, а, Хаим? Бедного старого дядю, который, между прочим, пока еще не услышал от тебя ни единого слова за свои деньги?
— Послезавтра. Ближе к вечеру. — Хаим поднапрягся и все-таки сумел выдавить: — Таки нет, и чего же мине было бы не порадовать за ради хорошей новости любимого родственника?!
Уффф-р. Кажется, дядюшку Ицхака такой лаконичный ответ вполне удовлетворил: кивнув, старый авшур прервал сеанс. Да и то сказать, межпланетка нынче действительно удовольствие дорогое, центавриане пользуются последними возможностями додавить соки из бедных клиентов, пока их окончательно не вытеснили из этого сегмента бизнеса великолепные фрисские технологии, почти дармовые, но, ой-вей, до чего же медленно внедряемые! Эти слизни никогда и никуда не торопятся, да и куда им торопиться, с их-то наследственной памятью? Им что сейчас, что через сто лет — все едино. Только о себе и думают, нет чтобы о других, которым приходится платить за связь втридорога, а куда деваться?
Впрочем, сегодняшний сеанс был простой формальностью, своеобразным напоминанием главы клана о себе, не более. И оба абонента это знали отлично. Не обо всем можно трепаться по связи, которую контролируют зеленые человечки, излишне падкие до чужих секретов. Все было обговорено заранее: и место, и способ, и даже время. И вызнано. Любой авшур (мы подразумеваем умных авшуров, конечно, ибо глупый авшур и не авшур вовсе, так, недоразумение) отлично знает, что самая большая ценность в этой жизни вовсе не кредитки и даже не их количество. Самое ценное в жизни любого авшура — родственники. Ибо если ты поимел сотню кредиток, то ты поимел всего лишь сотню кредиток и не более того, а если ты поимел сотню родственников, и поимел их с умом — ты поимеешь с каждого из них по сотне кредиток, причем вся прелесть в том, что им самим это не будет стоить ни шекеля.
Что такого ужасного в том, что один авшур позволит другому авшуру по-родственному взглянуть на график разрешений на вылет с одного маленького никому не интересного космодромчика на одной маленькой и никому не интересной планетки? Ничего в этом ужасного, просто маленькая никому не интересная услуга за ради крохотного любопытства, они же не в чужую кредитную карточку заглядывают, в конце-то концов! И затрат никаких, кроме оплаты этой ужасной межпланетки, но тут уж ничего не поделаешь,
Брать объект под кодовым наименованием «Белый Дракон» на планете Ицхак запретил категорически, и даже разозлился до такой степени, что куснул Хаима в плечо, не сдержавшись, когда глупый племянник только заикнулся о подобной возможности. Новая Юрюзань — одна из так называемых «новых», нелепых планет, жители которых почему-то более озабочены созданием мощного военно-космического флота, а не тем, как и где лучше со вкусом и пользою не только для себя потратить честно заработанные денежки. Нет и нет. Перехватывать старый грузовичок надобно вне юрисдикции этой негостеприимной планеты, обладающей чрезмерно большим и негостеприимным военно-космическим флотом.
Впрочем, лучше перехватывать даже и не грузовик, кому она сдалась не за пару кредиток, эта старая рухлядь! Важен лишь сам Белый Дракон, его и надо перехватывать. А где это можно сделать лучше, как не на первой же станции гашения? С ее магазинчиками и барами, в которых есть места, куда предпочитают ходить поодиночке и пешком не только короли, но и киборги, даже если они и являются Белыми Драконами. Вот там его и надо ловить, тепленького. И глушить.
Хаим не собирался договариваться с потенциальным драгоценным будущим родственником, ибо был умным авшуром и отлично понимал свои сильные и слабые стороны. В разговорах он не силен, пусть дядюшка сам договаривается, если уж ему это так надо. А Хаим просто предоставит ему такую возможность, на блюдечке с голубой каемочкой предоставит, подкараулив удобный момент и вырубив будущего родича со всей деликатностью и уважением. Да и Ицхак, похоже, тоже именно на такой вариант развития событий и рассчитывает, иначе не выдал бы дорогому племяннику глушилку. Настоящее сокровище, между прочим, не шоаррское производство, а самое что ни на есть фирменное, еще «DEX-компани». Вот этой-то глушилкой Хаим при первом же удобном случае и воспользуется.
Так надежнее.
Трудно объяснить что-то тому, кто ничего не понимает. Ну вот совсем ничего. Но насколько же труднее это становится, если объяснять приходится то, что ты и сам не очень-то понимаешь.
Особенно если тебя считают старшим и опытным, доверчиво заглядывают в глаза и ждут немедленного ответа на все вопросы. И очень хочется… нет, не соврать даже, а просто чуть исказить информацию, сделать вид, что ты на самом деле такой, каким тебя считают, умный и опытный, что понимаешь все и обо всем. Это ведь даже по сути враньем не будет, ты ведь и на самом деле опытнее… и знаешь больше… Но если Дэн чему и научился от команды «Космического Мозгоеда», так это тому, что так делать нельзя. Даже с чужими, даже с теми, кто тебе неприятен. А уж с теми, кто тебе доверяет — тем более. Просто нельзя, и все. Как бы ни хотелось.
— Я не знаю, Ланс. Я правда не знаю. Могу только предполагать.
— ???
И как прикажете выполнять докторское предписание и заставлять самого крупного из корабельных «котиков» больше разговаривать, если у него такая выразительная мимика, что всем всё и без слов понятно?
— Защита своих самок и своего потомства характерна для любых высокоорганизованных живых существ. В том числе и для высших приматов. Основной инстинкт. Корневая биологическая прошивка, обеспечивающая конкурентоспособность и выживание вида. Мужчина не может рожать, он расходный материал эволюции. Самки и детеныши более ценны, базовый инстинкт продолжения рода. Логично?
— …
— Ланс, не надо так многозначительно молчать. Я все равно это делаю лучше. Если не согласен — аргументируй. И, пожалуйста, вслух, будь так любезен.
— Репликаторы.
— Хм… Твоя убедительность уступает разве что твоей лаконичности. Это была шутка, если ты не понял.
— Я понял.
Очень хотелось сказать: «А я вот нет!» — и не уточнять, что это тоже шутка. Потому что, наверное, шутки в этом было бы менее пятидесяти одного процента. Вместо этого Дэн повторил:
— Я не знаю. Правда не знаю, Ланс.
— А когда узнаешь — объяснишь?
Дэн невесело усмехнулся:
— Куда я денусь!
Успокоенный Ланс вернулся к своему рисунку. Все-таки он действительно мелкий, ему и в голову не приходит, что Дэн может чего-то так и не узнать. Просто потому, что люди слишком сложные.
Каждый раз, когда Дэну начинало казаться, что он их понимает и теперь уже может точно предсказать поведение того или иного человека в той или иной ситуации, случалось что-то новое, и вся предыдущая логика летела в черную дыру. И накатывало ощущение полной беспомощности, гоня в кровь волны мелатонина. И даже в том не разобраться, что срабатывало чьим спусковым крючком: то ли понимание, что опять ничего не понимаешь, запускало выработку гормона депрессии, то ли наоборот.
Радовало во всем этом только одно: когда ты киборг, нет никакой необходимости маяться биохимической дурью, какого бы рода эта дурь ни была. Процессор легко нормализует гормональный баланс, блокируя выделение всего ненужного. А в категорию ненужного попадает все, что вызывает слишком сильные реакции рецепторов, тем самым снижая функциональность системы, и не так уж и важно, положительные или отрицательные эти реакции. Или, если выражаться терминами, которыми оперируют люди, приятные они или не так чтобы очень. Вот как сейчас, к примеру. Что там у нас? Страх, злость, подавленность из-за боязни не понять, не справиться, подвести? Значит, блокируем выбросы адреналина, вазопрессина, мелатонина и усиливаем работу почек и печени, чтобы побыстрее вычистить уже поступившее в кровь. И все снова в норме и под контролем. Система готова к продуктивной работе.
Стоп.
А что, если проблема именно в этом? В стремлении все и всегда держать под жестким контролем, и в первую очередь самого себя?
Дэн моргнул — совсем как Ланс недавно. Не глядя протянул левую руку за банкой сгущенки (полупустой уже, и когда успел?). Глюкоза помогает думать. Удовлетворение сосательного рефлекса расслабляет и успокаивает… ну и просто вкусно. Позитивная информация…
Дэн повертел ложку в пальцах, не давая густой белой массе сформировать каплю и разглядывая ее с новым и несколько даже хищным интересом. Вкусно. Просто вкусно. Позитивная информация от рецепторов, слишком незначительная для того, чтобы процессор счел вызванные ею небольшие нарушения работы желез внутренней секреции требующими коррекции и возврата к оптимальным значениям. И достаточно приятная для того, чтобы навигатору не пришло в голову нивелировать эти минимальные нарушения сознательно. Маленькое доступное удовольствие. Маленькое, поэтому и доступное. Так? Были ведь и другие, с другим результатом.
Например, когда Полина, дурачась, расчесывала ему волосы или заплетала их в косички-ушки «под корабельную белочку», поступающая от рецепторов информация тоже была позитивной. Хотя немного иного характера и куда более сильной. Было… приятно. Хотелось жмуриться, мурлыкать и улыбаться. Хотелось замереть в кресле, закрыть глаза и ни о чем не думать, вообще ни о чем, просто наслаждаться происходящим, впитывать и запоминать, может быть, даже записывать, чтобы когда-нибудь потом прокрутить еще раз. Хотелось отключить все остальные внешние рецепторы и сосредоточиться только на этих ощущениях.
Неуместное и даже опасное желание, вызванное избытком серотонина в крови. Рекомендовано: устранить. Приступить к устранению? Да/Нет. Да.
И Дэн устранял. С небольшим запаздыванием — серотонин в малых дозах очень даже полезен, облегчает двигательную активность, снижает чувствительность к боли, способствует лучшей свертываемости крови благодаря повышению функциональной активности тромбоцитов и их склонности к агрегации. Ну и та самая позитивная информация от рецепторов, хотя она, конечно же, не главное. Так что небольшое запаздывание с блокировкой выработки как самого серотонина, так и производного-триптофана вполне допустима.
Рыжие брови чуть дрогнули — Дэн с огромной скоростью прокручивал и анализировал сохраненную информации. Всегда и все под контролем, и собственный гормональный баланс в первую очередь. А как же иначе? Ведь в этом его основная функция: быть в ежесекундной боевой готовности; а о какой готовности может идти речь, если он перестанет себя контролировать?
Но ведь люди же как-то справляются.
Нельзя играть в шахматы по правилам покера. Невозможно понять человека, если ведешь себя как киборг.
Дэн нахмурился. Побарабанил пальцами по краю терминала, краем процессора отслеживая, как улучшается настроение по мере выгорания и фильтрации гормонов депрессии и стресса. Научиться понимать людей необходимо, а значит, иного выхода просто нет. Что ж, тогда и переживать об этом нерационально, надо — будет сделано. Какие проблемы. Но не сейчас. И не сейчас… и… а нет, вот как раз сейчас уже вполне можно. Кровь чистая, как до выброса.
Дэн сунул в рот полную ложку сгущенки, покатал ее на языке, жмурясь и смакуя. Хрустнул чипсом. И на этот раз не стал ничего блокировать, даже когда показатели превысили границу оптимума.
***
— Не расстраивайся! — Николас догнал Элли на полпути к Зарянке и сперва хотел утешительно приобнять за плечи, но благоразумно не рискнул. Пошел рядом. — Просто Плешивый считает, что женщина в экипаже к беде, суеверие такое, старое, сейчас мало кто придерживается. Но Плешивый верит. У тебя ни при каком раскладе не было бы шансов, не любит он вашу сестру, вот и все.
— Заметно. И взаимно. — Элли замедлила шаг до прогулочного, длинно выдохнула, выгоняя из груди не столько воздух, сколько клокотавшую там ярость. Николас не виноват, он даже и не видел ничего, вернулся, когда все уже кончилось. Да и Плешивый тоже, по сути, не очень-то и виноват, просто еще одна жертва махровых провинциальных суеверий. Женщина в экипаже — к беде. Ну да. Вдали от цивилизации и не такой бред становится вполне себе нормой жизни.
А казалось — так удачно все складывается!
Сегодня утром в Зарянке приземлился корабль — Элли его посадку услышала из города и сорвалась немедленно, звонок Николаса застал ее уже в таксофлайере на полпути к космопорту. Правда, новости охранник сообщил скорее огорчительные: корабль был вовсе не «Маленькой лошадкой», а довольно крупным и побитым жизнью рудовозом с пафосным названием «Стартрек». И хотя направлялся он вроде бы как раз в нужную сторону (и даже с заходом на Землю, куда должен был доставить часть груза), Николас сразу предупредил, что это не вариант: капитан «Стартрека», Сэм Бакстон по прозванию Плешивый Сэм, пассажиров на свое корыто не берет принципиально. Были, мол, у него уже неприятности.
Элли, конечно, огорчилась, но не так чтобы очень — в конце концов, прилет «Маленькой лошадки» ожидался со дня на день, диспетчерша сделала завивку и выщипала брови, что, как утверждал Николас, было вернейшей приметой. А пока можно было просто посидеть в «Отдохни!», раз уж все равно сюда выбралась.
Как оказалось, Плешивый Сэм тоже засел в баре. И не просто так засел, а за угловым столиком, обычно пустовавшим, даже когда бар был переполнен — как еще в первый приход сюда объяснил Николас, за этот столик садились лишь капитаны. И лишь тогда, когда собирались кого-то нанять.
Сэму требовался охранник.
Не на Ньюризани и не самому ему, конечно — зачем мирному капитану мирного грузовоза охрана в этой мирной провинции? А вот в дальнем космосе, говорят, до сих пор пошаливают кое-какие недобитые пташки, так что полудюжина крепких парней любому мирному торговцу очень даже пригодится. И если двое из них в пьяной драке вывели друг друга из строя как минимум на пару недель (крепко повздорили ребята, да и сами не водой разведенные), то это их проблемы. Капитан не собирается ждать их выздоровления, он новых охранников наймет.
Элли восприняла это как данный судьбою шанс. В конце концов, она несколько лет была личным телохранителем адмирала Нейсмита, и если кто-то считал, что попала она туда исключительно за иные таланты, то он не знал ни Элли, ни маленького адмирала. А уж с охраной грузовика точно справится, нет вопросов.
Николас был против, и Элли не стала ему перечить. Дождалась, когда он выйдет отлить, подошла к угловому столику и заказала сидящему за ним плюгавому мужичонке две кружки пива: именно таковым был здешний ритуал найма на работу. Что ж, в каждой подсобке свои тараканы, на чужой корабль со своим движком не лезут.
Она была готова, что за место придется побороться, что возьмут ее не сразу, что для начала ей в лицо, скорее всего, вообще рассмеются (что, собственно, и произошло, как только она объяснила выпучившему глаза плюгашу, что это не ошибка, и наниматься она намерена не в медотсоски и не в секретутки, нет, это вовсе не так, да, именно в охранники, нет, она не сумасшедшая и не больная, и не издевается, и луны с неба тоже не хочет). Она была готова и к волне ярости потом (тоже было, с воплями и брызганьем слюной, да и от кружки пришлось уворачиваться, старательно сохраняя на лице милую улыбку). Она была готова, что ее будут проверять — а как же без этого? Да она первая бы не стала уважать капитана, который нанимает охранника, не проверив его в деле. Она была готова и к тому, что проверка окажется нечестной — тоже логично, она здесь чужая, к таким всегда придираются больше. Так что четверо на одного (то есть на одну) — это нормально и логично. И даже почти привычно, после вчерашнего-то.
А вот к чему она не была готова — так это к тому, что ее все равно не возьмут. Даже после того, как она показательно по шесть или семь раз шмякнет о деревянный пол всех четверых оставшихся у Сэма охранников, сначала в розницу, а потом и оптом, а под конец так и вовсе уложит их красивым штабелем у стеночки, сковав по рукам и ногам их собственными же ремнями попарно. Когда Элли, торжествующая и улыбающаяся, обернулась к капитану «Стартрека», она сразу все поняла по его закаменевшему лицу и глазам, ставшим вдруг мутно-белыми, словно у вареного тритона. Поняла сразу, а вот поверила лишь через секунду-другую, слишком уж это было… неправильно, что ли.
— Уходи, — сказал Плешивый Сэм очень тихо, Элли пришлось напрячься, чтобы расслышать. — Уходи. Я тебя все равно не возьму. Даже если у меня перебьют всех охранников. Даже если ты будешь последнем человеком в этом городе. Все равно. Уходи.
И ей не осталось ничего, кроме как уйти. Потому что альтернативой могла оказаться (да что там — обязательно бы оказалась, к аналитикам не ходи!) драка со всеми посетителями, а их в баре было на редкость много, чуть ли не два десятка. И все не прочь поразмяться. Протяни она еще минуту-другую, и к двери точно пришлось бы пробиваться с боем. И так чуть было не пришлось, когда сидевший на высоком барном стуле (вернее, подпиравший им собственную задницу посерединке) рыжий верзила сполз со своего насеста и пошел было на перехват, предвкушающе скалясь щербатым ртом. Элли оскалилась ответно, но верзилу остановил его сосед, вертлявый и темноволосый, вчерашний пятый спарринг-партнер. Элли узнала его сразу, как только вошла в бар, и даже кивнула, но он то ли предпочел сделать вид, что не заметил, и проигнорировать, то ли действительно не увидел. Теперь же он схватил здоровяка за рукав и резко дернул назад, яростно прошипев:
— Не смей! Ты что, не видишь, она же…
Последнего слова транслятор не перевел, толерантно пискнув. Но было оно, похоже, не очень цензурным, ибо здоровяк вмиг поскучнел, потерял интерес к Элли и взгромоздился обратно на высокий табурет, сделав вид, что слезал просто размять ноги. Больше никто остановить Элли не пытался, ни в баре, ни на улице — хотя там и стояли несколько человек, увлеченные процессом курения по самое не могу. Настолько, что даже и совсем не заметили Элли, когда та прошла мимо них, чуть ли не задев плечом крайнего. Ну да, конечно, ведь пялиться в землю намного интереснее.
Интересно все-таки, что это было за ругательство, которым обозвал ее дружок рыжего верзилы? Короткое такое, похожее на ТЕКС…