Айвен.
Сегодня с самого утра Байерли вел себя просто отвратительно. Айвен и хотел бы сказать, что «совсем как маленький капризный ребенок», но не мог, не погрешив против истины: у детей не бывает такой буйной непристойной фантазии и настолько грязного и ловкого языка. Хотя если говорить о языке… малышки бы наверняка пришли в восторг оттого, как ловко увеличивал Байерли количество грязи, прицельно плюясь витаминным драже. Не подействовала даже угроза ввести витамины через многострадальную форратьеровскую задницу, и без того всю исколотую до синяков: Байерли просто знал, что Айвен никак не успеет этого провернуть, если не хочет опаздывать. А опаздывать в штаб Айвен не хотел — и вообще, и сегодня особенно: он и так отпросился уйти пораньше, чтобы завезти чертова Форратьера в госпиталь, поскольку хирург просил до шести.
Вечером показательные выступления продолжились — Байерли оказался совершенно не готов, когда Айвен за ним заехал после работы. Нет, ну понятно, что одеться он сам бы не смог, во всяком случае не до конца, но уж сходить в туалет и почистить свои чертовы зубы мог бы вполне успеть, ведь Айвен несколько раз утром повторил, что заедет в половине пятого и чтобы Бай к этому времени был готов! Так нет же! Вообще, похоже, из кровати не вылезал. словно и не ему вовсе все это говорили.
Впрочем, к очередным баевским выходкам Айвен отнесся с философским смирением: ну выеживается, ну что поделаешь? Это же Бай, он всегда такой. А тут еще и болеет, вернее выздоравливает, что только ухудшает ситуацию. Заживающие раны доставляют не меньше неприятных ощущений, чем свежие, с той лишь разницей, что не болят, а зудят, что, однако, вряд ли менее мучительно. И если шрамы на ладони и боку еще можно хоть как-то почесать, то как почешешь плечо, которое заживает изнутри? Поневоле станешь несносным. Ну или, в случае Байерли, — еще более несносным, чем обычно.
Поэтому Айвен скорчил удрученную мину и спокойно расположился в кресле и в ожидании, пока Баю надоест куражиться, а мысленно сам себе удовлетворенно пожал руку за предусмотрительность: предвидя нечто подобное, он специально назначил отбытие на час ранее требуемого времени, резонно предположив, что вряд ли Байерли при всем желании сумеет проваландаться дольше.
Так и вышло. Ровно в половине шестого они уже сидели во флаере, хотя Байерли и дулся: в последний момент, уже обутый и одетый по-уличному, он вдруг решил, что умирает с голоду и должен немедленно что-нибудь съесть. На что Айвен, готовый к такому повороту событий, еще раз мысленно пожал сам себе руку за предусмотрительность и вынул из кармана плитку армейского рациона.
Разумеется, жевать жесткий, как подошва (и мало отличающийся от нее по вкусу), брикет Байерли не стал, да Айвен и не был настолько наивен, чтобы на такое рассчитывать. Зато у него появилась обоснованная возможность философски пожать плечами и заявить Баю, что, значит, тот не так уж и голоден и может потерпеть до возвращения из госпиталя. Бай надулся и замолчал, буркнув напоследок, что сердце у Айвена такое же жесткое, как и армейский брикет. И молчал всю дорогу, только сопел. И это можно было считать если не полной его капитуляцией, то хотя бы победой по очкам, поскольку в госпиталь они все же не опоздали.
***
К тому, что в госпитале пришлось прождать больше часа, Айвен тоже отнесся философски. Он с самого начала не особо поверил в слова врача, что снятие швов — это, мол, не операция, минутное дело. Приятно снова оказаться правым, даже если твоя правота и оборачивается полутора часами сидения на жесткой кушетке. Хотя доктор тоже нельзя сказать что соврал — швы действительно сняли быстро, но потом были обязательные тесты, сканирования и прочие анализы. Ладно, Айвен не гордый, Айвен подождет. Он специально с собой планшет захватил. Какая разница — дома работать или тут на кушетке? Пожалуй, тут даже и лучше, поскольку никакие Форратьеры не лезут под руку, не пытаются заглянуть через плечо, не задают дурацких вопросов и не просят чайку каждые пять минут.
Байерли отпустили через час сорок. Врач не сказал ничего неожиданного, только про штатное заживление и повторил рекомендацию наблюдаться у травматолога и продолжить курс витаминов. По тому, что непривычно тихий Бай не стал спорить или ругаться, а лишь молча кивнул и поморщился, Айвен понял, что процедуры были не такими безболезненными и легкими, как их жизнерадостно описывал врач. Пальцы работали. По просьбе сияющего врача Бай ими пошевелил и даже сжал в кулак, хотя и снова поморщился. Придется сегодня, похоже, таки кольнуть анальгетик, даже если он будет возражать. Лучше перед сном.
Во флаере Байерли тоже молчал и вообще выглядел каким-то пришибленным. И Айвен не удивился, когда на предложение поужинать в кафе (ты же вроде голодный был?) он лишь вяло покачал головой и втянул ее еще глубже в плечи.
А потом вдруг сказал с какой-то странной интонацией, то ли наглой, то ли совсем наоборот:
— У меня ключа нет.
— Какого ключа? — не сразу понял Айвен.
— От дома. — Бай поднял голову и теперь смотрел на Айвена твердо и решительно. Выглядел он при этом совсем больным.
— А зачем он тебе?
Байерли пожал здоровым плечом:
— Ну не ломать же дверь…
Айвен вздохнул. Делать крюк до квартиры Бая не хотелось, но если тот что вбил себе в дурную башку, ведь не отступится, проще самому уступить. Если, конечно, речь не идет о попытке сделать какую-нибудь самоубийственную глупость. Тут Айвен уступать не собирался. Выламывать дверь, а потом еще и бросать вскрытую квартиру — не самоубийственная, конечно, но все ж таки глупость определенно. К тому же не слишком вежливо вечером, люди с работы пришли и хотят отдохнуть, Проще сделать новую ключ-карту, хотя это и займет больше времени, да и вечер, опять же, вряд ли хоть одна нужная контора еще работает…
Интересно, что такого ценного Баю вдруг понадобилось забрать из дома? Ну такого вот просто до смерти необходимого, и именно сегодня, и до завтра никак не подождет? Какую-нибудь супермягкую пижамку, без которой он плохо спит? Свой личный персональный диктофон, а то у айвеновского неправильно расположены кнопки и вечно все путается? Гель для волос? Модные туфли взамен тех, лоск и стильность которых окончательно и бесповоротно уничтожила айвеновская сушилка (ну во всяком случае если верить громогласным стенаниям Байерли над их высушенными трупиками)? И стоит ли оно того, чтобы делать крюк и тратить еще лишний час как минимум…
— Слушай… — протянул Айвен неуверенно: все ж таки кто его знает, как к этому отнесется Бай с его чертовой щепетильностью, он ведь халявит-то больше с малознакомыми и напоказ. — А может, это проще купить? Ну или у меня найти?
— Что «это»? — подозрительно нахмурился Бай.
— Ну откуда я знаю что! То, что ты у себя забрать хотел.
— Забрать?..
— Ну… да, — на автомате подтвердил Айвен, уже начиная догадываться, что они, кажется, друг друга не понимают и говорят о разном. Байерли моргнул. Потом открыл рот, словно хотел что-то сказать, но тут же снова его закрыл. Куснул верхнюю губу, глянул остро. И попросил — странно так попросил, напряженно и с непонятной то ли решимостью, то ли вызовом:
— Давай лучше домой, а? Устал.
— Как скажешь, — пожал плечами Айвен, закладывая крутой вираж и выводя флаер на ведущую к дому траекторию. Надо же, а он как-то и сам не заметил, что во время разговора уже начал разворот в сторону района, где проживал Байерли, ведь не хотел, а все равно начал, по умолчанию.
И услышал, как на соседнем сиденье выдохнул Бай — медленно так выдохнул, осторожно, чтобы это не было похоже на облегченный вздох.
Айвен захлопнул рот так быстро, что лязгнули зубы. Невидящими глазами уставился в лобовое стекло. Он понял, что имел в виду Бай, когда говорил о ключе. И о доме тоже. А главное — зачем он это сказал и сказал именно так. Кажется, понял.
А еще он понял, что может гордиться своей выдержкой: он не уронил флаер, не завалил его в пике и даже горку не сделал, не заорал: «Какого черта, Бай?!» Даже не выматерился. Так и продолжал сидеть, пялясь в ночь и стиснув зубы, чтобы не заорать.
Вот же засранец! Интересно, он что, на самом деле так думал? Потому и вел себя как последний урод, что уверен был, что и день сегодня последний и надо успеть оторваться по полной. Зараза наглая! Как он себе это представлял? Что Айвен его просто подкинет до его жалкой меблирашки, где даже толком кухни нет, и бросит перед запертой дверью? Или таки взломает дверь и все равно бросит, но уже с дверью выломанной в неохраняемом доме? Он так себе это представлял, что ли? И это после всего, что между ними было?!
Вот же зараза форратьеровская! Ни стыда и ни совести! Так и надо было с ним поступить, чтобы неповадно возводить напраслину и думать такие глупости ни за что ни про что про хороших людей. Например, про него, Айвена.
Вообще-то Айвена разозлить трудно, прививка Майлзом дорогого стоит. Но этому форратьеровскому паразиту, кажется, удалось. Всерьез. И на этот раз Айвен молчать не будет. Статус больного, конечно, многое извиняет, но есть же какие-то пределы! Некоторые вещи нельзя прощать. Айвен сейчас все как следует обдумает и выскажет. Потому что ну это же просто обидно даже, когда про тебя вот так… Выскажет. Да. Обязательно.
Но лучше после ужина. И после укола. А то с этой заразы станется, психанет и упрется, уламывай его. Так что лучше сначала все обязательное сделать, и уж потом…
Да, и не забыть заскочить по пути в ту пекарню, что на углу, за мясным пирогом и рулетом с корицей, они этому заразе вроде в прошлый раз больше всего понравились…