В кабинете психолога повисло напряженное трехсекундное молчание.
— Мигель… – осторожно поинтересовался Сэм, — Ты в порядке?
— Что? – голос Кондора тоже изменился, стал тоньше, выше, — А… да, со мной все хорошо. А где папа? Мы же ехали в машине?…
— Послушай… ты помнишь как тебя зовут?
— Мигель Родригес, — чуть растерянно проговорил юноша. – Мигель Родригес, улица Платанов 148… А где папа? Мы попали в аварию?
— А сколько тебе лет?
— Восемь. У меня позавчера был день рождения. Где папа? Он ведь не умер? – в темных глазах Мигеля заметался страх.
— Нет-нет, с твоим папой все хорошо! – профессионально мягким и убедительным голосом проговорил мистер Робинсон. Сэм поймал взгляд Дина, тот еле заметно кивнул. Правда… Хорошо. – Твой папа скоро приедет вместе с мамой. Когда ты совсем поправишься.
— А, так я больной? – сделал вывод подросток и завертел головой, пытаясь увидеть свои ноги, — Да?
— Да, Мигель. Ты долго болел, но уже все хорошо, ты выздоравливаешь.
— Да?
— Обещаю. А ты Сэма помнишь?
Черные глаза с интересом осмотрели Сэма, и бывший воин Прайда совершенно по-детски прижал к губам пальцы…
— Он немножко похож на Люка из фильма «Звездные войны». Нет… больше не помню. А что?
— Ладно… — у мистера Робинсона дрожали руки, и он спрятал их в карманы брюк., — Ты сейчас отдохнешь, а потом мы поговорим… Все хорошо, Мигель… Все будет хорошо…
— А мне можно мультики посмотреть? Про черепашек-ниндзя? А?
— Что это значит? – каким-то не своим голосом спросил Дин, когда они оказались в коридоре, в Мигелем занялся врач, проверяя реакции… – Док, какого черта, что все это значит?
— Дин, я не могу сейчас ничего сказать. Точно – не могу! – Робинсон принялся набирать на мобильнике какой-то номер… У Дина телефон зазвонил сам, и тут же замолчал – сердитые пальцы не глядя ткнули в красную кнопку. А Сэм неожиданно почувствовал на себе взгляд отца. Такой, что щеку точно горячим воздухом опалило. Обернулся…
Джон ничего не сказал – только смотрел.
Ну что?
Сэм подавил неизвестно откуда всплывшее желание встать по стойке смирно. Под пристальным взглядом было не по себе.
— Что?
— Жаль парня.
— Как сказать… Это не самое плохое. Подожди… Ты про что?
— Я про то, что ты сказал. Про «выжил».
Жаль? Что ж… Хорошо, что ты… словом, хорошо, что ты хоть кого-то из нас не считаешь нечистью. Пожалел Кондора… Сэм кивнул, не зная, как расценивать высказывание. Сцена, конечно, оставила впечатление (про то, что Кондор пытался договориться с Коброй, Сэм, например, не знал. Если это то, что он думает, то Кобра все равно настучал.) И взгляд отца – новый, какой-то взгляд, чуть растерянный, — понятно, почему такой. Но странно как-то. Словно этот разговор – только «туман». Маскировка… Прикрытие. Сэм вообще-то умел вести такие разговоры, где слова – лишь дымовая завеса, за которой спрятано настоящее. Но это умение, выработанное в Прайде, — неужели оно пригодится здесь? С Дином этот навык не всплывал ни разу, тот говорит прямо…
Что ты хочешь знать, папа? На самом деле хочешь?
Спроси прямо.
Мне не по силам сейчас играть.
— Выживает сильнейший, — пожал плечами Сэм, — Нам еще повезло.
А больше всех – ему, Сэму. Потому что у него был Дин. Ненормальный охотник, отпустивший пленного. Ненормальный пленник, с чего-то подлечивший своего мучителя… То ехидством, то помощью, то разговорами пробивший наконец ту броню злобы, которой прикрылся воспитанник Прайда. Ненормальный брат, не бросавший поиски, носивший на шее рядом с амулетом маленькую машинку, подарок для пропавшего братика…. Дразнись сколько хочешь, Люк, Дин все равно самый лучший. И ты это знаешь – поэтому и приходишь к нам так часто…
«Самый лучший» поймал его взгляд и похоже, хотел что-то сказать, но из кабинета Робинсона выглянул один из врачей и позвал психолога. Робинсон подозвал Дина и о чем-то с ним зашептался. Мимо торопливо пробежал рассыльный, потом прошел один из монахов. Отец снова нарушил молчание.
— Сэм… Что такое «горькое»?
Опять завеса… Зачем? Сэм незаметно сжал-расслабил пальцы в кармане – помогает успокоиться.
Ну хорошо.
Раз ты так хочешь.
— Наркотик. Наставник говорил, что это кровь нашего Повелителя. Врал, наверно.
Даже если и врал. Это работало. Сэм дернул плечом, не желая вспоминать. Вернувшийся Дин с тревогой посмотрел на него:
— Сэм… у тебя кровь на повязке.
— Где? – Сэм ощутил, как жесткие руки легли на его плечи и бесцеремонно развернули лицом к свету. Папа? Но… — Шов пополз… Черт. Парень, нам влетит… Пошли в медблок.
— Я должен узнать про Мигеля!
— Потом узнаешь, — вмешался Дин. С другой стороны.
— Но…
— Потом, Сэмми, — но тут мобильник снова зазвонил, и брат отвлекся, с досадой поднес телефон к уху…- Вот черт… Пап, бери его.
— Что? Нет… – но юноше предстояло лишиться иллюзий, что к нему будут прислушиваться в этой необычной семье. По крайней мере, в вопросах его здоровья и Дж… отец и брат проявили удивительное единодушие в комплексе с абсолютным нахальством – Джон бесцеремонно сгреб его и взвалил на руки… Сэм замер. Привитые в Прайде рефлексы взвыли в голос. Никто не смеет его трогать! Прикосновение – это боль! Никого нельзя подпускать…. Нельзя!
Рывок, блок, удар в…
Каким-то чудом он сумел сдержаться… Точно, чудом… Похлопавшим его по руке. Чудо шагало рядом, то и дело отпускало в телефон «Ага… Угу… Понял.» и еще успевало подмигнуть брату.
И Сэм сумел. Сдержаться….
Нагоняй от миссис Хиггинс он как-то пропустил мимо ушей. Тело и сознание еще приходили в себя после встряски, вызванной неожиданным поведением Джо…. отца. Да и нагоняй выдался короткий. Суровая врач даже не стала выставлять из палаты Джона. Быстро продезинфицировала и зашила шов, заставила что-то выпить и…. и погладила по голове? Бред, что ли? Нет, не бред.
— Отдыхай, мальчик… Все будет хорошо.
И ушла, провожаемая тремя парами о-о-о-очень удивленных глаз…
А Джон остался.
— Сэм… ты как?
— Нормально, — осторожно ответил юноша.
— Расскажи ему, — вдруг предложил Дин, снимая куртку.
— Что?
— Да все. Что можешь.
Все? Все даже ты не знаешь, Дин… Все – лучше язык себе откусить. Но… но… да к черту. Скрывать от демонов одно, а от семьи? Ладно. Пусть.
— Спрашивай.
— Сэм… В восемь лет? Наркотик? Как же…?
— Как всем. Нам не давали пить… Не помню сколько… Дня три. Держали в жарком доме… морилке…
Сэм замолк, заново переживая горячую боль в запястьях, израненные губы… жар, в котором он плавился… плавился-плавился… рядом кто-то плакал… кажется, девочка… а потом плач затих и запахло смертью. Темно. Здесь не было света. Только несколько лучей, тонких, острых…. лучиков… из тоненьких щелок…. Все время темно и жарко. Очень… Разговаривать было нельзя, но голоса все равно слышались — тихие дрожащие голоса. Просили пить, звали родителей… кто-то пытался молиться – его сразу заставили замолчать.
Язык сухой, совсем сухой, шершавый… почти как терка. Сколько он уже не пил? Он не помнит. Наверное, это называется «терять сознание». Это как падаешь. В темноту. Там не больно… Сколько они уже здесь? Где – здесь?
Его не найдут. Не успеют…
— Пить… — губы шевелятся сами, сами, потому что он уже знает, что воды никто не даст, разве что снова ударят… Ну и пусть. Не могу так… Лучше снова упасть в темноту…
Но на этот раз не бьют.
Черные, очень-очень черные глаза, от которых становится холодно даже здесь, в этой печке. Морилке…
— Хочешь пить?
Он молчит…
Не верит.
— Пей же, — черные глаза такие жуткие. Сэм невольно прижимается к стенке, к которой прикован…
Нет. Пить нельзя…
Это – что оно? – это нельзя…. пить…
— Пей. Или умрешь.
— Нет… — голоса почти не слышно, в горле сухо-сухо, даже кашлять нет сил… И он качает головой. Нет.
Несколько секунд он ждет удара – перед глазами плавают круги, зеленые и фиолетовые, в ушах что-то гремит, и он не сразу слышит голос….
— Ты пожалеешь, — и человек идет дальше…
Три шага…. Пять… Остановка. Еще три шага… остановка. И тихий стон… И знакомый звук.
Кто-то пьет…
Пьет, потом хрипит и бьется… потом с него снимают цепь… он стонет и дрожит, скорчившись на песке… Кто-то приносит ведро… и обливает его водой. Водой! С ног до головы. И дают пить, сколько хочется. Он пьет, жадно, почти захлебываясь, а они… они смотрят. И от запаха воды кружится голова…. Сэм облизывает губы (хотя толку…разве что кровь слизнуть).
Потом мальчика уводят. Он идет как слепой – куда подтолкнут, шатается… На нем майка и шорты. Новые. Черные…
И Сэм закрывает глаза.
Он слышит, как рядом пьет черное кто-то еще. И еще… А кто-то тоже отказывается… Он не смотрит… По щекам что-то ползет, горячее, быстрое… Слезы. Плакать нельзя, он же Винчестер, он должен быть сильным, как Дин, как папа. Где же ты, папа…
Он не смотрит, ни на что не смотрит…. Только слизывает соленую капельку. Губы жжет.
Папа…
Он попробует продержаться еще.
Сэм замолк.
— Я… я не хочу больше. Я не хочу больше вспоминать. Это кончилось. Кончилось! Все.
— Ш-ш-ш… — рука Дина снова легко легла на его плечо. Обняла. Легонько взъерошила волосы, — Тихо-тихо, все, все, Сэмми. Все правда кончилось.
— Кончилось. Ты меня спас… Дин…
— Кто кого еще! – хмыкнул Дин, знакомо пряча под веселыми нотками дрогнувший голос, — Сэмми, ты первый начал!
— Что?
— «Кричи, придурок!» — процитировал тот негромко, — Помнишь?
Что? Это… Это… Он помнил, конечно помнил – дрожь, которую они поделили на двоих, дикую путаницу чувств и мыслей…голод, ревущий внутри, почти подмявший… свой шепот… и огромную благодарность в глазах Дина. Он помнил. Помнил, хоть рад был бы забыть. Это было слишком. Нет, он понимал, что Дин хотел успокоить, но… Предыдущее воспоминание было сильным ударом по контролю. И Джон. И Мигель… И вот сейчас…. Сэм всхлипнул, беспомощно и задушено… и уткнулся лицом в первое попавшееся – в плечо Дина.
Как ребенок, как мальчишка, как… как… господи!
Джон молчал. Молчал и тронуть не пытался.
И за это Сэм был ему почти благодарен. Он не мог сейчас говорить, не мог отвечать и оправдываться, все силы уходили только на то, чтобы не разрыдаться. Не сейчас, не сейчас, ну продержись же! Закусить бы что-то – ремень, угол подушки, собственные пальцы, что-нибудь… Но Дин не подушка…
Тот как понял. Руки сжались крепче.
— Ну-ну… Что ты, мелкий… все-все, сеанс воспоминаний окончен.
Окончен.
На сколько? На полчаса? На сегодня?
А дальше? Дальше?
Он прижался плотней, лбом, всем лицом, глуша мысль о том, что воспоминания никуда не денутся. Никуда. Всегда будут с ним, всегда будут поджидать момент, чтобы всплыть и вцепиться тупыми когтями, чтобы швырнуть в лицо его прошлое, его беспомощность, его боль. Его слабость. Слабый… Он уступил боли, он сдался перед чудовищной машиной.
Позволил себя сломать.
Мигель – счастливый…
Было тихо. Дин больше ничего не говорил, только держал его, держал, как тогда в детстве, во время той страшной грозы, совсем недавно… Совсем недавно – восемь лет назад. Было тихо, только кровь шумела в ушах… Тихо…
И в этой тишине прозвучал хрипловатый, точно надтреснутый голос. Голос Джона.
— Сэм… Мне жаль.
Мне тоже…
Джон ушел довольно быстро. Расспрашивать он больше не пробовал, а без этого разговор шел как-то…. напряженно. Не получался. Даже когда Сэм успокоился и прилег. О прошлом говорить не хотелось, будущее представлялось очень уж смутным. Неясным. Дин попробовал рассказать какой-то случай из охотничьей жизни, про то, как они с отцом пытались уничтожить одного наглого призрака, который уничтожал пекинесов и их хозяев (им пришлось покупать одну из этих черномордых тварей, а та сгрызла папины ботинки, штанину джинсов и ремень охотничьей сумки, да еще описала все вокруг), но Сэм спросил, что такое пекинес. И Дин запнулся…
Потом Джон попытался спросить о здоровье и похвалил мускулы – но отчего-то похвала не обрадовала. Может быть, потому что все понимали, как эти мускулы ему достались? Отец тоже помрачнел… И снова прозвучало это «мне жаль». Словно он по-своему пытался извиниться…
После того, как Сэм вполне разумно объяснил, что ничего страшного, и с точки зрения логики выбор Джона абсолютно оправдан и рационален, отец замолк вообще. Сэм попробовал еще раз – и привел варианты, которые применяют при отсутствии реакции объекта на ломку. Перечислил дополнительные средства воздействия, включая физическое устранение лиц, близких заложнику и объекту… Так что все правильно. Рационально.
Но рациональность Джона не успокоила – сдавленно пожелав сыновьям спокойной ночи, отец ушел.
Они вздохнули. Потом не сговариваясь, тряхнули головами – день выдался… выматывающим. Сэму хотелось сказать что-нибудь шутливое, легкое – разрядить обстановку, но старший брат, как всегда, успел первым.
— Старик, ты будешь адвокатом! – торжественно изрек Дин, — Каким-нибудь мистером Флинном. Джейком Тайлером Бригансом. Это ж надо!
И он зашуршал конфетными фантиками, выискивая что-то вкусное.
— О чем ты?
— Ну, ты так говорил сейчас – юрист и только! Супер. Я и то поверил…
— Да? А… он?
— Слушай… – Дин неожиданно посерьезнел, улыбка растаяла точно капля воды в песке, — Сэмми… Все будет хорошо. Просто… просто дайте немного времени друг другу, а?
Сегодня лекарство от кошмаров сработало не очень – Сэм не запомнил, что ему снилось, и был благодарен судьбе хоть за это, но ощущение липкого ужаса и отвращения буквально вывернуло наизнанку, еле успел до ванной добраться. Охххх…Ничего себе…
Тихо-тихо…
Не разбудить Дина…
Он осторожно поднялся с колен. Сполоснул лицо… Посмотрел в зеркало – оно отразило бледное лицо с темными, очень темными глазами. Почти черными. Черными? Нет… Нет-нет, это только из-за расширенных зрачков… Нет, все нормально. Все нормально.Спокойней. С ним все будет нормально. Ведь было же, было – почти неделю он жил спокойно. Счастливо даже…
Держись, Сэм.
И вернувшись в комнату, понял, почему лекарство не сработало. Стиснув кулаки и сжав губы, Дин метался по постели. Он задыхался, рвался из невидимых рук, молча, зло, отчаянно, словно дрался – но руки не двигались… И глаза… они оставались закрытыми.
Это – сон? Кошмар? У Дина?…
Сэм застыл, не зная, что делать.
Ведь ни разу не было. Дин! Он торопливо шагнул к постели, готовясь разбудить, но Дин вдруг заговорил. Одно слово, одно мучительное, короткое «Нет!» — и вскрик, мгновенно заглушенный…. и стон, от которого рука сама толкнула с тумбочки блюдо с яблоками.
Звон и грохот. Крошево осколков…
Раскатившиеся яблоки…
Взметнувшееся на постели тело – точно его током подбросило.
Удивленные глаза Дина.
— Сэмми? Что такое, старик?
И собственная виноватая улыбка:
— Прости. Наткнулся… Я сейчас соберу…
Я не стану спрашивать. Сейчас не стану… Но завтра я спрошу. Или попрошу… Не только мне пора к психологу, Дин…