«Серая пустынная равнина. Мокрый серый пепел под ногами. И дождь, льющийся потоками за шиворот комбеза. Да, почему-то я здесь в комбезе, хотя обычно предпочитаю тряпичную одежду. Или предпочитала…
Не помню. Ничего не помню. Мотаю головой, отгоняя дурные мысли. Мой взгляд пытается зацепиться хоть за что-то, но здесь ничего нет, кроме пепла и дождя. Под ногами чвакает серая каша, с неба льется серая вода, серые тучи плотно закрыли солнце и сливают все, накопившееся в их недрах. Порывы ветра треплют короткие волосы, серая жижа затекает в ботинки, переливаясь через верх.
Внезапно появляется светлое пятнышко, оно медленно и как-то траурно приближается, неотвратимо, как финал всего, как судьба. Я моргаю, изгоняя из-под век затекшую влагу. Плазма уже напилась по самое не хочу, больше не лезет. Но сил все равно нет, как будто вся вода и еда ушла в песок…
Светлое пятнышко обретает контуры, видно, что это человек. Или не человек, но в любом смысле гуманоид. Я неосознанно делаю несколько шагов вперед, подстраиваю зрение, чтобы рассмотреть его. Белый плащ на плечах, белые штаны, светлые волосы в косе. Шеат? Что он здесь делает?
Дракон приближается, медленно, как-то печально торжественно, как при ритуале похорон в одном из миров. Его сапоги равномерно ныряют в серую грязь, но остаются все такими же чистыми и светлыми. Мокрая серебристая коса тяжело свисает, не двигаясь от ветра. В руках он держит какой-то сверток из тряпья.
— Все, это конец, — наконец он видит меня, отрываясь от свертка. – Это последняя жительница умирающего мира.
Подхожу и рассматриваю сверток. Ребенок. Мелкий совсем, может грудной. На крепких руках Шеата он кажется игрушкой или куклой.
— Зачем она? – мой голос хриплый. Кажется, я уже давно не разговаривала словами…
— Последнее доказательство сволочизма этих уродов.
Дракон раздражен, но держится. Сверток завозился, запищал тонким жалобным писком.
— Ты можешь сделать молоко? Мне сейчас не вытянуть нужное, — он качает ребенка под дождем, но тот пищит все громче.
— Могу, — банка с молоком появляется в моих руках.
— Не так, — шипит дракон на грани обращения. – Нужна бутылочка, смотри.
Принятый мыслеобраз прояснил проблему. Ребенок не мог пить из банки, его рот нуждался в другой посуде. Странные они существа, эти гуманоиды, право слово…
С трудом и матом мы отрегулировали температуру молока, пытаясь не залить в банку и в бутылку дождевой воды. С небес за компанию посыпался пепел.
— Ты пей, — он ткнул девчушке в рот бутылочку со странной насадкой, — а ты собирайся, мы уходим отсюда. Быстро.
— Всегда готова, — смеюсь я. Обстановка нагнетает новый приступ безумия. Мелкий сверток в руках кажется помехой к буре силы. Хочется впитать весь этот дождь, переработать весь пепел и стать самой сильной, самой-самой…
— Дай сюда, — он вырывает ребенка из моих рук, видя, что я на грани. Девчонка в свертке пищит, что раздражает меня и камень неимоверно. Я знаю, что мне достаточно щелчка пальцем по ее горлу, чтобы писк прекратился навсегда. Но Шеат вряд ли позволит мне это сделать. И терплю, изо всех стараясь побороть приступ безумия.
— Здесь так прекраааасно… — тяну я, раскидывая руки в стороны.
Вокруг моего тела обвивается магический жгут, меня сдавливает, безумие бурлит в теле, требуя выхода и чтоб меня оставили в покое. Но дракон неумолим, он тащит и тащит меня сквозь мглу, сквозь дождь, поближе к ему одному известной горе. Его крылья из частичной трансформации хлопают над моей головой. А я с открытым ртом ловлю дождь и пепельные куски. В его руках там, высоко, трепыхается слабый огонек чужой жизни, до которого мне не достать…
Мы поднимаемся над горой и перед нами раскрывается портал. А позади рушится мир, еще один из тысяч и тысяч миров. Но что мне мир?..»