Тиор Рандир медленно приходил в себя. Первым ощущением была жажда. Дикая, мучительная. Язык пересох и, казалось, не помещался во рту. Горло ссохлось и, наверное, так же потрескалось, как и губы. Он попытался сглотнуть, но не получилось. Кожу головы как-то странно стягивало и покалывало, а правое ухо и вовсе горело. И правая рука тоже. Левую руку он совсем не чувствовал, и ногу. Что вообще происходит? Тиор открыл глаза…
И ничего не увидел. Темнота. Сплошная. Густая. Непроницаемая. Он поднял правую руку и потер отчего-то задрожавшими пальцами веки. Снова открыл глаза и… Ничего! Он опять не увидел ничего! Кроме все той же темноты. Что происходит?! Не ужели он ослеп?! Внутри все оборвалось. Тиор хотел позвать кого-нибудь, но пересохший язык не повиновался ему, и он только застонал.
Чей-то нежный голосок негромко произнес: “Бабушка Шаидэ, он очнулся!” Имя старой шаманки было ему знакомо. Он услышал ее чуть шаркающую походку, а потом ее шершавые пальцы осторожно коснулись его щеки, лба.
— Тише, тише, милый! — сказала она. — Ты у друзей. На-ка, попей.
Под затылок скользнула чья-то ладонь, голову Тиора приподняли, к губам прижался край какой-то посудины, наполненной водой. Водой! Тиор стал жадно пить, едва ли не захлебываясь, роняя капли, стекавшие по подбородку.
— Вот и славно! — Старушка отняла кубок от его губ.
— Что со мной, Шаидэ? — хриплым, каркающим голосом спросил Рандир.
— Марида, правнучка моя, нашла тебя в пустыне в паре лиг от оазиса, — ответила та, поправляя подушку у него под головой. — У тебя сломана левая рука и вывихнуто колено.
— А что с глазами, Шаидэ? Я ничего не вижу.
— На тебя наложили заклятие, Рандир, — вздохнула шаманка. — Из-за него ты ослеп. И твою магию оно же заблокировало. Мы с Орханом попытались снять его, но не смогли. Слишком много всего перепуталось.
Тиор поднял руку, провел пальцами по голове.
— Волосы…
— Похоже, их сбрили, — с сожалением сказала Шаидэ. — А на темени нанесен рисунок. В его линии и вплетено заклинание. Его мы тоже не смогли убрать полностью.
— И что же мне теперь делать? — Голос его прозвучал растерянно.
— Лежать, отдыхать, выздоравливать. Я послала магического вестника к Сарналосу. Может, они с Элениель лучше знают, как помочь твоей беде.
— Отец! — простонал Тиор. — Да он же мне яй… голову оторвет за мои приключения!
— Даже так? — с недоверием протянула старушка. — Не помочь дитятку неразумному поспешит, а карать да казнить?
— Дитятко неразумное само виновато, — угрюмо проворчал Рандир. — Заварил кашу, теперь расхлебывать. Проклятие! Как же хреново-то!
— А ты поешь. Марида вон бульончику тебе принесла.
Тиор повернул голову в сторону легких, практически бесшумных шагов. Зашуршала ткань — девушка присела на край ложа, на котором он лежал. Шаидэ помогла ему приподняться, подсунула под плечи и голову пару подушек и отошла в сторону. Марида зачерпнула ложкой бульон с накрошенными туда маленькими кусочками лепешки и поднесла к губам Рандира.
— Открой рот, дитятко, — ласково сказала старушка.
Тиор недовольно застонал, но рот открыл. Марида сунула туда ложку. Слишком поспешно — эльф чуть не поперхнулся.
— Осторожно, ты мне зубы повыбиваешь, — буркнул он. — Для полного счастья.
— А ты не мешкай, ешь, — покраснев до корней волос пробормотала Марида.
Шаидэ, пряча улыбку, наблюдала, как Марида кормит Тиора. Тот кривился, но ел.
Девушка украдкой рассматривала эльфа, благо он не мог этого видеть. Красивый, даже очень. Даже несмотря на лысую голову с черной татуировкой. Черты лица изящные. Губы тонкие. Прямой нос с нервно подрагивающими ноздрями. Резко очерченные скулы. Черные брови, крыльями расходящиеся от переносицы. Глаза — большие, миндалевидные, с длинными черными ресницами. И абсолютно белые. Без намека на зрачок и радужку. Пугающие.
— Все рассмотрела? — ехидно спросил Рандир.
— У тебя ухо правое обгорело и макушка. Облазить будут, — в тон ему ответила Марида.
— Мать твою ящерицу! Еще и это! — выругался Тиор.
— Моя мать не ящерица! — вспылила девушка. — Я чистокровная рэйса!
— Кошка? — насмешливо вздернул левую бровь эльф. — Значит у тебя такие большие острые уши с черными кисточками?
— Чем тебя мои уши не устраивают? — вздернула нос Марида.
Вместо ответ Тиор вскинул руку и ухватил ее за обсуждаемую часть тела и притянул к себе:
— Зубки показываешь?
— Могу и коготки показать, — не заржавело у нее.
— И не стыдно тебе так с раненым разговаривать? — вкрадчиво спросил эльф.
— Ухо отпусти, — спокойно сказала Марида, — а то ведь у тебя тоже есть за что схватиться.
Рандир разжал пальцы и с хохотом откинулся на подушки. Девушка озадаченно смотрела на веселящегося эльфа, потом сообразила. что ляпнула, побагровела и рыкнула:
— Наелся? А то некогда мне тут ждать, когда ты отсмеешься.
— Наелся, — фыркнул он. — Благодарствую!
Марида вскочила и выбежала из шатра. Шаидэ налила в чашу отвар трав, подошла к Тьеору:
— Вот, выпей!
Эльф придержал чашу рукой, спросил:
— Давно я у вас?
— Да уж полдня. Дело к вечеру.
— А вестника давно отправила?
Ответить старушка не успела. Эльф приподнялся, прислушиваясь. Снаружи послышался свист воздуха, рассекаемого огромными крыльями. Порывы ветра взметнули занавеску, закрывающую вход в шатер, заставили задрожать его стены. Ощутимо дрогнула земля.
— Прилетел, — обреченно произнес Тьеор и поежился.
Снова взметнулась занавеска, и в шатер вбежала красивая эльфийка с длинными золотисто-русыми волосами, заплетенными в тугую косу, в зеленом замшевом мужском костюме.
— Сынок! — воскликнула она, бросаясь к нему, порывисто обняла его, прижала к своей груди. Чуть отстранившись, Элениель посмотрела на Тьеора, и ее прекрасные голубые глаза наполнились слезами. — Мальчик мой! Что с тобой сделали?
— Матушка! — Он взял ее руки в свои, почтительно поцеловал и повернулся на звук твердых стремительных шагов.
В шатер вошел высокий широкоплечий мужчина в черном кожаном костюме. Густые волосы цвета черненого серебра словно стекали на плечи. Резкие черты лица были не лишены привлекательности. Вся фигура, казалось, излучала невероятную силу и власть.
Тиор приподнялся, опираясь на локоть здоровой руки.
— Отец!
Сарналос молча рассматривал сына, и его густые черные брови все сильнее хмурились. У углов твердых, плотно сжатых губ обозначились горькие складки. Крупные кисти рук сжались в кулаки так, что побелели костяшки. Наконец, он подошел ближе и вымолвил:
— Ну, здравствуй, сын.