один на заводе, в цеху, работал — привык уж, наверное, лет с восьми.
на вырост рубашка, штаны и боты, да рваная кепка, да горький жмых.
по виду тринадцать, а может, меньше — кто их разберёт, босоту и голь,
он сам-то не помнит свой день рожденья, и жизни не знает совсем другой.
другой жил в пристройке, почти на крыше — каморка три-на-три, кровать и стол,
был лётчик когда-то, весь был да вышел, на хлипкую пенсию, вишь, ушёл.
в груди шестерёнки, хребет из стали, как лопасти выгнуты позвонки —
врачи починили, но не летает. и хлещет вишнёвку с глухой тоски.
они познакомились так, случайно, нетрезвым был Карл, а Малыш скучал,
и был разговор с бледно-жёлтым чаем, о небе, о солнце и о лучах,
о лётчиках, крыльях, о красной краске (чтоб на фюзеляже была — звезда)…
и тронулась с места слепая сказка, но двинулась вовсе уж не туда.
Малыш на заводе заклёпки тырил, а Карл экономил на сухарях,
скрываясь от всех контрразведок мира, соседям ни слова не говоря,
они собирали его три года — в заброшенном складе, брезентом скрыв,
и вот, наконец-то — рассвет, погода практически лётная, старт игры.
вот катится с горки шальная сказка, грохочет колёсами, пар плюёт,
кому-то тропа — скоростная трасса, кому-то ореховый прут — копьё.
летит самолётик, летит все выше, крылом распахав чудеса и быль,
за смог и туман, за иные крыши, на поиск нездешней, чужой судьбы.
кому-то и небо — трава под ноги, кому-то — дорога за облака,
и пусть их хранят молодые боги — в кожанках и в лётных глухих очках.
…и, рот распахнув, изумлённым взглядом за этим полетом следит с земли
бродяга по прозвищу Принц. а рядом лежит механический тёплый Лис.