Кряхтя и спотыкаясь, о накатывающие и стучащие в борта валы, кораблик целенаправленно шёл к своей цели. Утром, капитан, обведя мутными глазами бескрайнюю водную тяжесть, сообщил:
— Ветер нам в помощь! Если не сменится, то завтра к полудню зайдём в порт.
Рандар, утром выглянувший на палубу, и, пребывавший все в том же раздражённом состоянии, хмуро огляделся и, не обретя никаких новых данных, спустился в каюту и принялся, отталкиваясь ногой о стенку, раскачивать себя в подвешенном на крюках узком гамаке, служившем ему ложем.
Несмотря на отдохнувшее за время пути тело — его мозг испытывал отчаянную нагрузку. Наследник не верил своим спутникам, бесился и уничтожал все попытки компании наладить отношения с ним. Он до конца не понимал предпринятого им похода, потому что был твёрдо уверен в гибели команды и в своём бесславном конце. С сумрачным удовлетворением, не раз и не два, он видел ночные кошмары, как сгорает заживо от собственного огня.
Но ко всем метаниям, в последнее время, в груди разросся непонятный плотный ком страха. С непередаваемым ужасом он понял, что совсем по-человечески боится. Боится, за маленькую хрупкую девушку-вспышку, всем своим видом и словами страшно раздражавшую его.
Рандар стукнул кулаком в стенку каюты: несмотря на ранний час, девчонки невероятно расшумелись. Сказывался возраст. В то время, когда старшие эль-ты становились всё суровей и задумчивей, Альрис и Воста, лишённые бремени ответственности, превратились в сущих бесенят.
— Смотри, какой красивый! — огненная распахнула дверь настежь, не озаботившись придержать ручку. Драконар поневоле прислушался. Альрис вскрикнула и расхохоталась.
— Только не подходи близко! Нет! Стой там! — да что они рассматривают?! Наследник злобно перевернулся на другой бок, но уже не мог отвлечься и слушал дальше.
— Потрогай. Видишь, какой тёплый? — Воста искренне разливалась хохотом, от смущённой реакции подруги. Воображение наследника рисовало предполагаемые картины одна хлеще другой…
— Дрожит. Ой! А что он твердеет под пальцами?! — Альрис вскрикнула. Рандар, решивший, что застанет на месте переполоха, как минимум, голого Шеффарна, вскочил и ринулся к дверям. Тем временем, в каюте грохнулся стул, раздался звук падения человека и хохот Восты.
На столе, в полный рост, вышагивал виновник переполоха. Воздушный, вбежавший вслед за наследником, прыснул в кулак и прижался плечом к стене, заходясь от хохота. Вайри, суровой статуей возникшая в дверях, не удержалась и скривила губы в ухмылке. И только наследник, возвышавшийся над хохотушками каменным големом, скрестив руки на груди, багровел от ярости. Воста продолжала улыбаться, с трудом сдерживая смешки, Альрис, сидящая на полу у стола, осматривала вошедших круглыми от удивления глазами, но уже была готова сморозить какую-нибудь гадость.
Клешня снова клацнула, пытаясь зацепить рыжую прядь, танцующую от сквозняка рядом со столом. Трамирани дёрнулась, подскочила, как ошпаренная, и юркнула под рукой у наследника. Рандар почувствовал, как острые ногти впились в его рубашку сзади, а мордашка прислонилась к плечу, следя за «страшным чудовищем».
— Уберите это отсюда-а-а! — голос достиг высоких нот.
Крабункул, широко расставив клешни вверх, будто боец после выигранного боя, стучал шестью сегменчатыми лапками по столешнице, вышагивая круг почета. Неразумное, по человеческим меркам, существо, размером с детскую ладонь, смесь панцирной рыбки и краба, между тем, отличалось особой хитростью и редко попадало в сети рыбаков. Жители островов Урегри часто видели этих морских животных, а вот в столицу их почти не привозили. Крабункулы успешно резали сети и уходили на волю, выпуская с собой за компанию и обычных рыбок. Мягкий серебристый хвост, плашмя бьющий по поверхности, стал темнеть: существо почувствовало опасность, затем чешуя развернулась, превращаясь в практически каменную пластину, продолжение панцирной брони, покрывавшей голову и корпус животного.
Последним в каюту, с виноватым выражением лица, протиснулся Раф, он сграбастал питомца и пояснил, что хотел девочкам природу показать.
Наследник горел от ярости, чувствуя, как волна силы и гнева захлёстывает его, заставляя тело и шею пылать, полоса вздыбленной чешуи прошлась по пояснице вверх. Так некстати! Столько людей пострадают… Драконар чувствовал, что он вот-вот по-настоящему загорится, уничтожив маленькую каютку, странных спутников, собравшихся здесь некстати и дрянное животное. Его гнев пылал, готовый высвободить неподвластную разрушительную стихию.
Вдруг лёгкая маленькая ручка скользнула от плеча к поясу, будто прохладным молоком заливая этот страшный пожар внутри. Рандар повернулся к девушке и увидел горящие голубым светом глаза. Кажется, Альрис сама не понимала, что происходит.
— С тобой всё хорошо? Мы разбудили тебя? — спросила Трамирани без доли фальши или злости. Кажется, в эту секунду, она не помнила тот неловкий момент, когда он напугал ее здесь в каюте на столе, желая обладать. Она не поняла. Не поняла тех черных замыслов, что лелеял обреченный на смерть, и тянулась к нему искренне и взволнованно.
— С тобой все хорошо? — повторила она, ещё раз проведя рукой от лопатки до поясного ремня, гладя, как угрюмого котенка. Рандар снова вспомнил, как дышать и начал приходить в себя.
— Д-да, всё хорошо. — Произнёс он первые за утро слова. Сделал пару шагов, слегка пошатываясь, как пьяный и снова остановился. Альрис поймала на себе взгляд вертикальных чёрных зрачков на фоне золотых глаз наследника, и обернувшийся, было, Рандар прорычал, уходя:
— Меня бесит твой голос!
***
Несмотря на уверения капитана, ночью ветер резко усилился. Океан начал перекидывать кораблик от волны к волне, а лежащие и до этого спящие в гамаках фигуры зашевелились.
Халлен злобно оторвал голову, и попытался достать рукой Рафа:
— Вместо того, чтобы спать лещом, лучше успокоил бы свою воду вокруг!
— Да, — согласился последний, не отнимая головы. — Я ее сейчас заморожу! А ты, дорогой друг, мановением руки заткни ветру его завывающую пасть!
Рандар поднялся и вышел на палубу. Его взбесило бурчание соседей и бешенство, горячей кровью снова прилившее к голове, душа требовала ветра и бури.
В соседней каюте Вайри, судорожно вцепившаяся в края раскачивающейся парусины, попыталась выбраться из гамака, но запуталась, и грохот падающего ложа, оторвавшегося от стены крюка услышали все. В этот же момент Альрис, судорожно зажав рот рукой, выскочила навстречу буре.
У девушки начался приступ морской болезни, и она бездумно устремилась к краю. Корабль сломанной веткой мотало из стороны в сторону. В какой-то момент её затопила ледяная серо-чёрная пелена налетевшей на палубу волны. Визжа, и, глотая солёную воду, Трамирани попыталась зацепиться за ванты, но руки почувствовали только пустоту, её смывало с палубы в пропасть океана.
В последнее мгновение резкая боль затормозила полёт. Из широко смотрящих в темноту глаз брызнули слёзы, и девчонка почувствовала, как кто-то с силой тянет за волосы, скрученные в косу, от борта. Тело, подчиняясь инстинкту самосохранения, само сделало резкий прыжок, и через секунду она схватилась за чью-то одежду. Потом, Альрис грубо втолкнули в каюту, и она полетела кубарем в спасительную темноту. В узком коридорчике стоял Шеффарн, он поймал её и, медленно проводя по волосам, прижал мокрое тело к своей груди, успокаивая.
— Треклятая идиотка! — услышала она злое шипение дракона, едва не вырвавшего ей косу. — Отведи в храм и дохни, где хочешь! Но, ты даже на это не способна!
Нервы не выдержали, и Альрис, после минутной паузы, громко разрыдалась.
— Я отведу! — злобно крикнула она навстречу стихии, не находя взглядом ушедшего на корму наследника. — Отведу, слышишь?! — Халлен глубоко вздохнул, проклиная языкастого соперника, и увел её в женскую каюту. Вайри, сидевшая, казалось бы, безучастно смотря в одну точку, резко встала и хлестнула подругу по щеке. Затем, сунула Шеффарну пузырёк с бирюзовой жидкостью и буркнула: «Пусть выпьет!». А Восты на месте не было.
«Конечно, с водяным ей сейчас спокойнее, — подумал Халлен и сел на гамак, укладывая настрадавшуюся рыжую голову себе на колени. — Вы, казалось бы, такие слабые и эмоциональные, но именно вы и даёте нам сил».
С четверть часа из соседней каюты, сквозь шум ветра, доносились негромкие разговоры, затем вскрикнула Воста. Сквозь дрёму Шеффарн ухмыльнулся, но тут же девчонка начала звать Вайри.
«Ну, просто олухи небесные! — выругался воздушный, хватаясь за виски, — всё-таки начудили на пару!».
***
К утру море притихло, и измученные путешественники то ли крепко уснули, то ли провалились в забытьё. Наконец, отключившееся сознание Рандара устремилось ввысь. Тело упиралось, но древняя кровь сама по себе обладала желанием и волей. Во сне он развернул свои крылья. Яркие пучки огненного светила обожгли чёрную душу.
«Я лучше сгорю, чем подчинюсь», — сказал дракон. И тут чьи-то маленькие прохладные руки коснулись его горящего тела, он схватился за них и услышал: «Мы полетим вместе, моя любовь…». Всё вокруг перед глазами пошло рябью, картинка потускнела и… он проснулся. Впервые жуткий кошмар увенчался спокойным финалом. Рандар сглотнул ком слюны, будто его долго душили, и теперь, он впервые за долгое время, наконец-то, вздохнул. И окончательно провалился в глубокий черный сон без сновидений.
Утром охающую и страдающую головокружением компанию разбудили резкие звуки доносившиеся снаружи. Кораблик не шевелился, а громкий лязг спускаемых цепей возвестил о прибытии в порт. Раф кое-как приоткрыл воспалённые красные глаза. Работать со стихией в паре, компенсируя трудности друг друга — было рискованным экспериментом, потому, что он мог быть не только обожжённым во всех местах, но и сожжённым дотла. Заметно исхудавший после ночи, он жердью от пугала смотрелся в своей просторной рубашке. Осунувшаяся и кашляющая Воста протянула ему ещё одну куриную ногу, выкупленную, в числе прочих, у сонного ошарашенного кока средь штормовой ночи.
— А мы ведь смогли! — улыбнулся сухими потрескавшимися губами Раф. — А Шеффарн смеялся. И, кстати, где он?
В соседней каюте нашёлся пропавший. Он сидел без сознания за столом, протягивая руки к круглому окошку. Рядом стояла проснувшаяся Альрис, в миг лишившаяся голоса, она трогала его лоб и ледяные ладони и пыталась беззвучно кричать вошедшим:
— Он умер?! Неужели, он умер? Сделайте что-нибудь!
Денис Моргунов Killirpokemons:
Егор Камбышев balabol: что, опять?
Денис Моргунов Killirpokemons: У Алёны теперь другие интересы.
Егор Камбышев balabol: в смысле?
Денис Моргунов Killirpokemons: Собираем пати. Алёна пишет, что больше не будет нас хилить. Типа, это наши проблемы и, мол, выкручивайтесь, как хотите. Клан-лидер к ней с вопросами. Она: Сижу играю. Заходит мама. Смотрит. Спрашивает. За хила играешь? Ну да. Типа лечишь? Ага. А хочешь так делать по-настоящему? Ну. В общем Алёна теперь начала ин риал лайф прокачиваться. А у нас больше нет хила.
Егор Камбышев balabol: а френдзона причём?
Денис Моргунов Killirpokemons: Бро! Нет хила! Только короля френдзоны никто не будет травить!
Егор Камбышев balabol: я с тебя ору! зато король!
Денис Моргунов Killirpokemons: И то верно.
Денис Моргунов Killirpokemons: Я б себе память потёр, чтобы снова посмотреть Игру престолов!!!
Егор Камбышев balabol: зачётный сериальчик, чего уж.
Егор Камбышев balabol: ты к экзамену подготовился?
Денис Моргунов Killirpokemons: Разве можно к ЭТОМУ подготовиться? «То что вы принесли мне курсовик это просто повод для начала разговора» Я ещё курсовик ему не сдал. Завалю культурологию и прощай моя мечта…
Егор Камбышев balabol: у меня есть план, как сделать маркова… есть верный хак
Денис Моргунов Killirpokemons: И?
Егор Камбышев balabol: нужно организовать рояль в кустах…
Денис Моргунов Killirpokemons: Не томи уже!
Егор Камбышев balabol: поместить на видное место явную локальную нелепицу и пару нарушений правил оформления. он это заметит, раскатает тебя в блин… ты посидишь с сокрушённым видом, пойдёшь домой, достанешь заранее напечатанные листы с правильным вариантом, вставишь в курсовик и через пару дней придёшь на пересдачу. посмотрит – ну вот, давно бы так – давай зачётку.
Денис Моргунов Killirpokemons: Главное чтоб он не забыл что тебя уже вытрепал, а то начнётся по новой)
Денис Моргунов Killirpokemons: Обрабатывал фотки с последнего фотосета… И такой:
Егор Камбышев balabol: кстати, ольга спрашивала когда фотки будут
Денис Моргунов Killirpokemons: боль… Я ещё клиентам, которые уже заплатили, не обработал. А там дедлайн на носу. Так что, Ольга потерпит.
Егор Камбышев balabol: обрадую
Денис Моргунов Killirpokemons: Погоди, там звонят, пойду гляну кто
Звонок дребезжал настойчиво, как будто тот, кто находился за дверью очень спешил в туалет, и промедление грозило крупными неприятностями. И тем не менее, Денис, прежде чем повернуть ключ, спросил:
– Кто?
– Откройте, полиция! – требовательно прозвучало за дверью.
Денис растерялся и открыл замок.
Дверь распахнулась, и мужик в штатском сунул Денису в лицо удостоверение.
– Следователь Петров, – сказал он и шагнул в коридор.
Денис попытался заступить дорогу следователю, спросить в чём дело, но в коридор тут же проник оперативник. Он без лишних разговоров выкрутил Денису руку, прижал его к стене надел наручники.
Следователь тем временем спокойно зачитывал постановление на обыск.
– Понятые, проходите! – закончив читать, пригласил следователь.
Вошли две девушки, явно студентки и встали у стенки. За ними ввалились ещё двое оперативников.
Денис растерянно смотрел то на следователя, то на девушек, то на оперативников, и ничего не понимал. Из всех чужеродных слов он выловил только «терроризм, разжигание межнациональной розни и оскорбление чувств верующих». Но это всё к нему не имело никакого отношения. Разве что ID страницы «ВКонтакте» был его, Дениса.
– Где ваша комната? – спросил следователь.
Денис показал головой.
Его провели в комнату и посадили на диван, где ещё лежали неубранные одеяло, простынь, подушки – Денис недавно встал и ещё не успел сложить их в специальную диванную нишу.
Мама всегда повторяла, что проснулся, первым делом убери постель, но сегодня Денис зацепился за разговор с другом Егором, и теперь распахнутая постель являла чужим людям нечто интимное, касающееся только Дениса.
Воспоминания о маме сразу же направили движение мысли в другую сторону.
– Я должен позвонить маме, – сказал он следователю.
– Потом позвонишь, – ответил следователь и, обратившись к оперативнику, который надел наручники и привёл Дениса в комнату, добавил: – поставь его телефон на авиарежим.
Оперативник натянул резиновую перчатку, взял со стола смартфон Дениса и, наклонив экран под углом к свету, по следу на экране быстро разобрался с графическим паролем. Включив режим «Полёт», он отложил смартфон в сторону и склонился к монитору.
Второй оперативник, глянул на турник и усмехнулся, мол, ну-ну, здоровый образ жизни ведём, значит?! Открыл шкаф и начал небрежно приподнимать и двигать сложенную аккуратными стопками одежду. Потом потянулся к книжной полке и так же небрежно пробежался пальцами по корешкам книг. Выдвинул ящик стола… Оперативник тоже был в резиновых перчатках. Когда он их надел, Денис не заметил.
Первый между тем читал переписку Дениса с Егором, время от времени фыркая над шутками и мемчиками, не стараясь как-то спрятать или замаскировать смех.
Денис был возмущён – переписка это личное. Они не имеют права! Но промолчал – нутром почувствовал, что возмущаться сейчас не стоит.
В комнату вошёл человек с допотопным, ещё плёночным фотоаппаратом. Денис подавил усмешку – такая организация и не могут позволить себе нормальную цифровую камеру. Canon Дениса давал разрешение до 20 мегапиксилей и снимал 14 кадров в секунду! Отличная модель для репортажной съёмки!
Взгляд Дениса скользнул к Canon-у, который лежал на полке над компьютером, и зацепился за оперативника. Тот, выключив компьютер, начал отсоединять системный блок.
– А это зачем? – спросил Денис.
– Собираем следственные материалы, – словно отмахнувшись, ответил оперативник.
– У меня там курсовая работа и фотографии заказчика ещё не обработанные!
– Вот и посмотрим, что за фотографии, – ответил оперативник, опуская системник в большой полиэтиленовый пакет, который для него развернул следователь.
И Денис с ужасом осознал, что может завалить дедлайн и не сдать вовремя фотографии. Они, как и курсовая только на компьютере… И что было сохранить ещё и на флешку? Но, может, быстро отдадут?.. Он же ни в чём не виноват.
Девушки понятые спокойно стояли у входа в комнату. На их лицах читалась некоторая скука, как будто они уже давным-давно всё знают. Когда их просили подойти, посмотреть, они подходили и смотрели. Типа, да, всё видели, так и есть, флешка, телефон, системник… Без суеты, без лишних движений… Так же спокойно потом подписали протокол обыска.
Когда следователь снял наручники и предложил Денису подписать протокол, Денис хотел отказаться. В кино те, кто подписывали бумаги, потом оказывались в очень неприятной ситуации.
Но следователь, усмехнувшись, спросил:
– Насмотрелся кино? – и добавил деловито: – Это протокол об изъятии материалов следствия. Подписывай.
Денис посмотрел на флешки, сложенные в полиэтиленовые пакетики и завязанные бечёвкой, на системник, упакованный так же, на телефон – тоже в плёнке. Точнее, телефоны: новый и старый, которым уже давно не пользовался и даже успел забыть про него… Он теперь тоже был в полиэтилене и сфотографирован. Денис глядел на аккуратно упакованные и сложенные на диване вещи, на фотографа, который прикладывал специальную линейку и фотографировал, и до него медленно доходило, что вот это и есть материалы следствия. То, что составляет неотъемлемую часть его жизни. То, чем он постоянно пользовался. Но как это может быть?
– Бред какой-то, – не удержался Денис от комментария.
– Если бред, то разберёмся и всё вернём. Подписывай, – сказал следователь.
И Денис подписал протокол. Прочитал, мало что понимая, пропуская мимо сознания чужеродные слова и подписал. И на него сразу же снова надели наручники.
Следователь, складывая бумаги в папку, кивнул оперативникам на Дениса.
– Пакуйте.
Но тут в комнату зашёл первый оперативник. Когда он выходил, Денис не заметил. Теперь же в его руках был ноутбук мамы.
– Вот ещё… – сказал оперативник и показал ноутбук следователю.
– Это мамин ноутбук! – возмутился Денис.
Одно дело его вещи. Может он где-то и накосячил по незнанию. Но мама тут точно не причём!
Следователь думал минуту, а потом махнув рукой:
– Забираем тоже, эксперты разберутся, – и написал дополнение к протоколу.
Ноутбук сунули в пакетик, завязали бечёвкой и, сфотографировав, положили к остальным упакованным вещам.
– Всё, допрыгался, парень! Ты по уши в дерьме. Пусть мать ищет хорошего адвоката если хочет еще тебя увидеть. – складывая бумаги в папку, говорил между тем следователь.
– Как же мама будет искать адвоката, если вы даже позвонить не дали! – возмутился Денис.
– Ей сообщат, не переживай, – отмахнулся следователь. – Так… Всё? Можно выдвигаться.
Переодеться Денису не дали. Как был в домашней футболке и шортах, так и повели в машину. Кроссовки только обул. Хорошо хоть дверь замкнули и ключи в карман Денису положили.
Когда спускались по лестнице, встретилась соседка по лестничной площадке. Валентина Сергеевна, пенсионерка, бывшая учительница математики в Денисовой школе. Она посторонилась, пропуская оперативников с запакованными вещами, а потом, когда увидела, что у Дениса руки за спиной в наручниках, чуть не уронила пакет с продуктами.
Денис хотел ей сказать, что всё это ошибка, пусть она не думает, но оперативник легонько подтолкнул, мол, не задерживайся.
Денис боялся, что, когда выйдет на улицу, там будет толпа зевак и журналистов, но народу оказалось не больше, чем обычно. Но лучше б никого не было, потому что Денис испытывал стыд. Сам не понимал почему, но ему было стыдно перед людьми – город-то их небольшой совсем. А ещё ему было страшно.
Прежде чем расстаться, мы уточняем время и место нашей будущей встречи. Так как квартира Липпо наиболее приемлемый выбор, я обещаю уговорить Геро пожить в загородном доме моей кормилицы Мишель Бенуа.
Более года назад мой банкир сеньор Галли купил за долги поместье Лизиньи, бывшее когда-то собственностью семейства Роган, а именно, герцогини де Шеврез. Эта новость позабавила придворную даму.
— Следовательно, в поместье нашей великосветской интриганки теперь живет простая крестьянка?
— Да, банк приобрел поместье на имя госпожи Бенуа, когда герцогиня была вынуждена продать его, перед тем, как отправиться в изгнание, ее муж вовсе не препятствовал продаже, ибо винил это злосчастное поместье во всех своих бедах.
Анастази усмехается.
— Он не так уж и неправ, этот рогоносец. В этом поместье его женушка совращала маршала д’Орнано.
— Теперь там совращают разве что кур, прежде чем запечь их в виноградных листьях. И ещё у моей кормилицы особый рецепт яблочного сидра, она привезла его из Нормандии. Там, в Лизиньи огромный яблоневый сад. И яблони как раз цветут.
Я умолкаю и повторяю свое обещание:
— Я уговорю Геро поехать туда. Там много солнца, а он прячется в темноте, будто скрывает что-то, стыдится.
Мы спускаемся из башенки влюбленных. Анастази, уже скрыв лицо под серым неброским капором, а я – под густой вуалью. Хозяин низко раскланивается. Ему заплатили более, чем щедро, и он не позволяет себе даже удивленного взгляда.
Не оборачиваясь, Анастази пересекает украшенный цветами дворик, выходит за арку ворот. Там она исчезает, повернув в сторону переулка Горшечников.
Как и в прежний свой визит, я открываю дверь своим ключом и вхожу. В доме тихо. Только постояв и прислушавшись, я узнаю кухонный грохот и лязг.
Кухня в доме находится чуть ниже первого этажа, и в неё ведет узкая крутая лестница. Дверь ведущая в этот храм чревоугодия, основательная, из корабельного дуба, с железными уголками, будто кто-то готовился пережить осаду за этой дверью. Или надеялся уберечь съестные припасы от неумеренно жадных ртов.
Звуки, которые доносятся из-за этой двери, приобретают оттенок священнодействия, они окрашены таинственностью и предсказывают явление чудесного, сочного и пряного. Лючия – мастерица стряпать.
Я прислушиваюсь и сразу же ощущаю под ложечкой голодную тоску. С утра ничего не ела. На цыпочках взбираюсь по лестнице. Я отсутствовала целых два дня и, переступив порог, по непонятной причине чувствую себя виноватой.
Как бы я хотела прийти сюда с добрыми вестями. Тогда бы я не кралась по лестнице. Я бы прыгала со ступеньки на ступеньку, растревожила бы их старые скрипучие кости и радостно смеялась бы над их старческим брюзжанием.
Я бы взлетела по ступеням вверх, будто меня несут крылья, с радостным возгласом, с торжествующим приветствием, чтобы вся эта томительная тишина зашаталась бы и рухнула, а Геро смотрел бы на меня с настороженным изумлением, еще не ведая, что по этой скрипучей лестнице катятся в небытие последние минуты печали. Но сегодня у меня нет радостных вестей.
Я вынуждена красться, как вор. Липпо в своем рабочем кабинете, у стола, заставленного колбами, склянками, бутылочками и еще множеством не совсем понятных мелких приспособлений для взвешивания и смешивания.
Посреди стола маленькая горелка, в синеватом пламени которой томится неизвестное бурое вещество. Липпо в фартуке, с засученными рукавами. На правой кисти прожженная кислотой кожаная перчатка.
Итальянец внимательно наблюдает за происходящим в нагреваемой колбе. Вещество начинает медленно закипать, тогда он металлическими щипцами вытягивает колбу из держателя и задувает огонь.
— Никак философский камень остывает? – спрашиваю осторожно – Завтра же закуплю пару фунтов свинца. И начнем варить золото.
Неужели я смогу, наконец, избавится от своих акций Ост-Индской компании и забыть навсегда эти постные, рыхлые физиономии голландских бюргеров.
— С возвращением, ваше высочество — не оборачиваясь, отвечает лекарь. Он слегка покачивает колбу, остужая – Нет, это не золото. Хотя может таковым и оказаться. Это Succus folii Digitalis ferrugineae. Я нашел упоминание о нем в травнике Иеронимуса Бока. Он приписывает этому растению множество достоинств, которые другие врачи напрочь отвергают. В частности, этот немец настаивает на том, что это растение дигиталис служит и болеутоляющим, и жаропонижающим, и так же эффективно действует при водянке и болезнях сердца. Но, к сожалению, рецепты, данные этим знахарем, настолько невразумительны, что я вынужден проводить исследования сам. Не знаю, как это растение воздействует на сердце, но парочку крыс я уже отравил. Если ничего другого не обнаружится, то как крысиный яд, оно вполне сгодится.
— Липпо, неужели вы будете травить этой бурой гадостью бедных зверушек?
— Только, если они не оставят в покое мой провансальский окорок.
Лекарь помещает остывающую колбу обратно в держатель и снимает перчатку.
— Итак — начинает он тоном солидного многоопытного врача — я вынужден обратиться к вашему высочеству с жалобой и просить немедленного содействия.
— С какой жалобой? Перл шалит? Вот мерзавец!
Липпо нетерпеливо морщится.
— Да Господь с вами, ваше высочество. Стал бы я беспокоить вас подобными пустяками. У меня жалоба другого рода.
И лицо его становится серьезным.
— Меня беспокоит наш пациент.
— Что с ним? Что, Липпо?
— Крайняя угнетенность и подавленность. Плохой аппетит, я бы даже сказал, полное отсутствие последнего. Плохой сон, опять же, скорее полное его отсутствие. Апатия, безразличие, уныние. Стойкое нежелание покидать комнату и неприятие солнечного света. Я несколько раз на дню пытаюсь заставить его спуститься в наш садик, но успеха я добиваюсь с десятой попытки и после долгих уговоров. Одним словом, taedium vitae. Или скорбное бесчувствие. Как назвал эту болезнь Сенека.
— Что же делать?
Липпо беспомощно разводит руками.
— Тут я бессилен. Потому что лекарства от этой болезни нет. Человек либо побеждает недуг, либо недуг берет верх. Но следует отдать должное нашему молодому другу. Он продолжает попытки его одолеть, попытки его слабы и кратковременны, видимо, препятствует отсутствие смысла для дальнейшего существования, но он окончательно не отступает.
— Где он, Липпо?
— На чердаке.
— Почему на чердаке? Что он там делает?
— Да все то же. Ищет.
— Что ищет?
— Да его же, смысл. Для него нагромождение рухляди на чердаке есть некий аллегорический символ, в котором он усматривает чертеж вселенной. Вселенная эта некоторое время назад претерпела бедствие и обратилась в груду несовместимых разнородных элементов. Вселенная утратила гармонию и все присущие ей качества. Но где-то там, под грудой этих обломков, остался тайный ключ, волшебная формула, имя самого Господа, с помощью которого эту вселенную возможно возродить и запустить вращение сфер. А если проще, он ищет смысл, смысл, которые скрепляет его вселенную невидимой скобой. Каждый из нас проживает в собственной вселенной, вы, я, Лючия, и в каждой вселенной есть такая скоба, магический цемент, который удерживает все сооружение в равновесии, в священном балансе. У каждого этот цемент замешан по собственному рецепту. У кого-то главный ингредиент — это власть, у кого-то слава, кто-то ограничивается желудком, а кто-то иллюзорным бессмертием в виде многочисленного потомства. Есть еще вера, честолюбие, алчность. Но есть такие, кто строит свою вселенную из одной только любви. Этим трудней всего, ибо любовь, как материал для строительства, субстанция хрупкая и нестойкая. Это все равно, что построить посреди пустыни дом изо льда. Спасительное пристанище для путника, сжигаемого солнцем, но может быть разрушено одним неосторожным всплеском огня. Вот наш друг и утратил свое прибежище. Чтобы жить дальше, ему необходимо построить новое. Создать вселенную. А для начала сделать чертеж. Но прежде разгрести дымящиеся обломки, и там же, на пепелище, заново начертить и отстроить. Он пытается, ибо строительный материал у него есть, даже в избытке, но пока всё, что он строит, разрушается.
— Тогда мы должны помочь ему, — говорю я с улыбкой.
Липпо согласно кивает.
— Помочь необходимо, но… Может возникнуть соблазн сделать всю работу за него, расчистить место, заложить фундамент, возвести стены, а ему оставить только внутреннее убранство, да и то с советами и рекомендациями. Делать этого нельзя. Потому что дом уже будет не его, и даже не дом и не вселенная. Это будет уже тюрьма. Тюрьма, тюрьма…
Это слово всё ещё эхом звенит в ушах. Я беспрестанно повторяю его, пока поднимаюсь по лестнице на чердак. Лесенка совсем узкая и очень крутая.
Я судорожно цепляюсь за шаткие, нестроганые перила, рискуя занозить ладонь. Угораздило же Липпо выбрать именно этот дом! Эту скрипучую, рассохшуюся изнутри лачугу.
Он мог выбрать новый, каменный, более просторный, светлый, где-нибудь в квартале Маре или милый особнячок в Сен-Клу, с садом и виноградником.
Так нет же, ему понадобился дом с историей! Чтобы в нем прежде жили люди, чтобы стены были пропитаны эманациями их душ, их радостью и печалью. Ему, видите ли, так лучше думается. Алхимик.
Подозреваю, что он рассчитывал поймать здесь привидение, какой-нибудь несчастный одичалый призрак, страдающий в пыльном углу от тоски. Призраков здесь нет, а вот крыс обнаружилось множество…
И на что похож этот дом? Настоящая тюрьма. Да, тюрьма.
Жизнь Геро ничем не отличается от той, что он вел прежде. Он все еще в заточении и судьба его все так же зависит от чужой воли. Пусть это воля любящей его женщины, но это все равно моя воля, а не его.
Может случится так, что произойдет окончательное замещение его воли моей, ибо он не сможет противостоять вкрадчивому и нежному направляющему воздействию. Ибо его собственная воля, его изначальная личность слишком долго подвергалась насилию. Этим насилием она изъедена будто ржавчиной.
Чтобы обрести самого себя, Геро придётся отстроить не только собственный мир с небесной сферой и земной твердью, но и возродить эфирный остов души.
Сделать это ему придется самому, вырастить из райских зерен, которые Господь обронил в первозданный прах. А мне следует соблюдать осторожность и не пытаться подменить участие готовым решением.
Вот первое испытание. Я хотела уже толкнуть дверь, но вместо хозяйского шага ограничиваюсь вежливым стуком.
— Я не голоден, Лючия. Вам не стоит беспокоиться, — отвечает его мягкий, приглушенный голос.
— Это не Лючия, это я.
За дверью что-то падает, сдвигается. Какие-то мелкие предметы дробно подскакивают и катятся. Несколько торопливых шагов, и дверь распахивается.
На чердак свет проникает через единственное, мутное окошко, будто по недоразумению пробитое в крыше. Его вырезали напоследок, второпях, и получилось оно узким, подслеповатым, похожим на подбитый глаз бродяги.
Солнце протискивается с трудом, обращаясь в пыльный желтоватый столб, упертый в чердачные доски под углом. Временами по нему движутся тени.
Это голуби. Они довольно шумно перебирают лапками по черепице и хлопают крыльями. Их утробное, сладострастное бормотанье почти оглушает.
Геро стоит к свету спиной, поэтому я не вижу его лица, только смутно угадываю, дорисовываю по памяти, но знаю, что он рад. Я не смогла бы дать точного определения признакам этой радости, глаза его от меня скрыты и на губах нет улыбки. Но я знаю.
Это скрытая, почти запретная радость. Она сродни той, что он испытал в зимнем парке, когда различил мой силуэт за снежной пеленой. И то же чистое, почти детское изумление.
Откуда это изумление, я тоже знаю. Он каждый раз изумляется тому, что я возвращаюсь, что я не выдумка и не утешительная греза. Он сомневается или боится поверить.
Жизнь слишком часто лишала его всякой надежды. Когда-то он верил, что обрел любовь, но жена его умерла, верил, что у него есть отец, но старик его покинул.
Он ждал встречи с дочерью, но смерть вновь его опередила. Теперь есть я. Но кто я? Очередная приманка судьбы? Утрата? Жестокая насмешка?
Он позволит себе поверить, привязаться, а я исчезну, как исчезли все, кого он любил. Каждый раз, когда нам приходится расстаться, он прощается со мной навсегда, замыкает свое сердце цепью вечной разлуки и принимает удар сразу, безропотно, чтобы впоследствии не испытывать лишней боли.
Вместо надежды остается воспоминание. Судьба слишком скупой даритель, чтобы безоглядно верить в её щедрость.
Когда-то, очень давно, язычники верили в смертность самого солнца. С каждым закатом они провожали его в мир мертвых и молились о скором воскрешении. Каждый рассвет они принимали как чудо, как милость богов и встречали первый рассветный луч с радостным изумлением.
Ещё один день, ещё один дар.
неловко топтался на пороге под внимательным взглядом целителя. Серые глаза уже просверлили в слуге дыру, но тот стоически держался, стискивая кулаки. Уходить без ответа ему не хотелось, еще живы мысли о наказании предыдущего слуги, которого живьем сварили в кипятке и за меньшие прегрешения. Ему еще повезло целый год продержаться возле Повелителя живым.
— Как самочувствие… Повелительницы? — наконец решился он и опустил глаза. В том, что именно эта девочка попала к Аркалу, был отчасти виноват и слуга. Может мел был неподходящий? Или кровь?
Раз Повелительница в лазарете, значит жива, логично решил слуга. Другое дело, в каком она состоянии? Вдруг при смерти, а целитель молчит специально, чтобы не приказали добить. Ведь могут… Есть такой закон — тех, кто находится на грани жизни и смерти с необратимыми увечьями, не спасать…
— Спит, — холодно буркнул целитель. — Повелитель постарался на славу и ей пришлось сделать операцию. Поздравляю, теперь наследников она уже никогда не родит.
Серый халат, серые свободные штаны, сухие тонкие руки, сложенные на груди. И серый взгляд, от которого хочется сложить крылья и спрыгнуть с башни. Целитель смотрел так, будто Крезет лично изнасиловал девчонку и сам над нею поизмывался…
— Простите… — шатен низко склонился и охнул от боли.
— А с тобой что? — внешняя холодность Зэриана слетела и наружу вышла профессиональная готовность схватить пациента и лечить до последнего.
— Да Повелитель же… за девчонку… — слуга задрал рубашку и показал расплывающийся по боку багровый синяк.
— Ну-ка, — целитель подхватил еще одного страдальца под руку и вывел в процедурную. — Ложись, посмотрю.
Крезет вытянулся на кушетке и закусил губу, не желая признаваться в слабости. Под тонкими, но сильными пальцами целителя боль пульсировала еще больше.
— Кажись, трещина в ребре. Вот же… — Зэриан подавил ругательство, не желая высказывать свое истинное отношению к Повелителю при его личном слуге.
— Эй, Марта, проснись! Тащи сюда бинты! — целитель повернулся к пострадавшему демону и спокойно сказал. — Сейчас умотаем, наложу фиксирующее заклинание и обезболивающее и до послезавтра покой. Само заживет, только вот настоечки попьешь одной. Сейчас сделаю. Чем твой… занимается?
Крезет и так понял, что речь о Повелителе, а потому согласно заблеял:
— Оргия у него, господин целитель. Готовьте койки для девочек… Повелитель очень злой, раны… будут…
— Обрадовал, нечего сказать… — Зэриан принялся заваривать свои травы и капать в настой капли, вытащенные из шкафчика.
Слуга поморщился — вечно у целителя воняет незнамо чем! А вкус у зелий еще противнее, чем запах. Но зато действует. Ему по воле службы частенько приходится здесь бывать. То пинки, то раны залечивать, но он так и не мог привыкнуть к Зэриану, как к демону. Слишком уж тот… ратует за жизнь. Хотя всем известно — жизнь дерьмо. И нужно взять из нее все, выжать до последней капельки…
После всех процедур целитель невежливо спихнул Крезета с кушетки.
— Свободен, — махнул рукой демон, будто выгоняя слугу из процедурной.
— А Повелительница? — тихо вякнул парень, опасаясь нагоняя от стражи и от собственного господина.
— Ну поди посмотри, — недовольно буркнул целитель, пряча свои травки и настойку обратно по полочкам шкафов. — Только нос торчит из одеяла. Я отчет твоему посылал… А что толку, им, как обычно, подтерлись.
— Он не просыхает. Требует настоящих женщин… — всхлипнул слуга. — Никак не отделается от впечатлений о Повелительнице.
— На, выпей, страдалец, — стакан с коричневым напитком ткнулся в руку слуги. — Такое на трезвую голову не посмотришь.
Крезет кивнул и судорожно стиснул стакан. Что может быть хуже оргий с демоницами? Или демонами…
Зэриан провел личного слугу Повелителя к нынешним покоям Повелительницы. Крезет удивленно смотрел на маленькое тельце, действительно укутанное легким одеялом по самый нос. Девушка лежала неподвижно, только веки подрагивали, а тонкие коричневые прядки рассыпались по подушке.
— Вот так уже неделю, — подал голос стоящий за спиной слуги целитель. — Спит, пьет лекарства и бульон, пользуется судном. Никаких особых подвижек. Твердую пищу давать боюсь, оставлять в сознании тоже боюсь…
Зэриан развел руками, показывая свою полную беспомощность.
— Магия на нее не действует или сбоит. Приходится лечить топорными методами, просканировать и то не получается. Служанка вон ее обмывает и переворачивает слегка, чтоб пролежней не было.
Целитель подошел и ловко откинул одеяло, хмыкнул при виде слегка пропитавшихся кровью бинтов.
— Сейчас перевяжем, заодно и посмотришь. Весь живот — сплошной шрам, промежность зашивал ей сам, наша акушерка взяла тогда выходной, внутренности — вырезал. Теперь будет без матки вовсе… Ребра вправил, ей повезло — легкие и сердце целые.
Крезет побледнел и отшатнулся. Внутренности в кашу… как все знакомо… неужели Повелитель додумался обращаться? И при ком? При человечке? Он дрожащей рукой вцепился в свою рубашку, стараясь не задевать болящий бок и пытался смотреть на девушку. Ту, которая должна была стать спасительницей. И ей вот такая награда!
Две демоницы и служанка споро захлопотали над больной, приподняли тело, убрали старые бинты, обмыли огромный страшный шов внизу живота, стерли выступившую кровь… Багровый шов никак не желал заживать. Это точно не демон, на том бы уже был обыкновенный шрам…
— Вот такие пироги, — невесело хмыкнул целитель и сунул целую бутылку посеревшему демону. — Пей и иди отдыхай, маякнешь, когда этот… закончит. Заберем девчонок, подлечим.
— Спасибо, — хрипло выдохнул Крезет и вернул ополовиненную тару. Горьковатый алкоголь совершил согревающее путешествие к желудку. — Пожалуй, тут не только напьешься, тут еще и укуришься…
— Я тебе укурюсь! — на удивление мощный кулак сунулся под нос слуге. — Еще откачивать потом. От похмелья сам заклинания знаешь.
— Внимание, командующий на борту! — звонкий голос вахтенного офицера заставил встречающих вытянуться во фрунт.
Пронзительно засвистели дудки боцманов, почетный караул вскинул табельные плазмеры в приветственном салюте. Десантники вытянулись по стойке смирно и отдали честь. Створки шлюзового отсека разъехались в стороны, и в ангар ступил сухопарый среднего роста человек лет шестидесяти в безукоризненно сидевшей на нем форме с погонами контр-адмирала Объединенного Флота. В одном глазу поблескивал древнего вида монокль. Он окинул ангар требовательным холодным взглядом и не спеша двинулся вдоль строя. Следом шел с небольшим кейсом в руках личный адъютант, молодой белокурый лейтенант. Худое лицо нового командующего космической станцией «Роберт Хайнлайн» было совершенно невозмутимым, однако все знали, что контр-адмирал Карл фон Бок подмечает всё и всегда, любой, даже малейший недостаток — он слыл на флоте невообразимым педантом даже среди своих соплеменников, немцев, и больше всего на свете ценил порядок.
Многие удивлялись назначению фон Бока, особенно на эту базу, где порядка не могло быть по определению — ведь на ней базировались истребительные подразделения «безумцев». Кое-кто, правда, подозревал, что творящееся на «Роберте Хайнлайне» окончательно вывело командование из себя, особенно если вспомнить последние, совсем уж дикие инциденты. И оно решило хоть как-то компенсировать этим назначением творящийся здесь бардак, надеясь, что «Старый сухарь», как за глаза называли контр-адмирала, сможет хоть как-то обуздать «безумцев».
— Господин контр-адмирал! — сделал шаг вперед подтянутый, даже щеголеватый полковник. — Вспомогательный личный состав базы построен и ждет ваших приказаний! Докладывал заместитель командующего, полковник Хмелин.
— Вспомогательный? — с недоумением посмотрел на него фон Бок через старомодный монокль. — Что это значит?..
— Истребительные подразделения заняты отработкой новых методов ведения боя! Согласно приказу № 345/18 их запрещено отвлекать.
— Ясно, — кивнул контр-адмирал. — Когда они завершат тренировки?
— Не могу знать! — вытянулся полковник. — Время тренировок не нормировано.
— Тогда вызовите ко мне капитана Суровцева, а также лейтенантов Шнитке и Шнеерзона, я уполномочен вручить им награды за бой у Вестальта-IV.
— Будет исполнено.
Контр-адмирал величественно наклонил голову и, заложив руки за спину, неспешно направился к выходу из ангара, держа спину столь прямо, словно, как говорят русские, проглотил аршин. Люк мягко скользнул в сторону, и фон Бок ошарашенно замер, услышав рев нескольких луженых глоток:
— Мы красные кавалеристы!..
Из-за поворота коридора рысью вылетел полуголый длинноволосый субъект на палочке с лошадиной головой и резво проскакал мимо замершего соляным столбом в ошеломлении контр-адмирала. За ним, строго соблюдая строй древней немецкой «свиньи» и тоже верхом на палках следовали четверо очень разномастных личностей, одетых кто во что горазд, но отнюдь не в военную форму. Последний справа заметил фон Бока и браво отдал ему честь вилкой, которую сжимал в руке.
— Что это?!. — с трудом выдавил из себя новый командующий, проводив кавалькаду круглыми глазами. Из левого глаза выпал монокль.
— Лейтенант Хряченко проводит психологический тренинг своей эскадрильи! — четко доложил вытянувшийся полковник.
— Психологический тренинг?.. — тупо переспросил фон Бок и потряс головой.
— Так точно, господин контр-адмирал!
— Вы что, издеваетесь?.. — сорвался голос командующего.
— Никак нет! — Хмелин вытянулся с видом придурковатого служаки. — Тренинг проводится согласно расписанию. Каждый тренинг протоколируется, и протокол отправляется в штаб для изучения опыта.
Фон Бок потряс головой, а затем вспомнил, какой именно базой командует. Все недомолвки адмирала флота Новицкого, старого друга еще по училищу, во время последнего разговора сразу стали понятны, как и вскользь брошенная им просьба хоть немного призвать разгильдяев к порядку. Ясно теперь, каких разгильдяев. Также он понял причину сочувствующих взглядов прежних сослуживцев после того, как они узнали о новом назначении контр-адмирала.
«Безумцы»! Не было на флоте лучших пилотов-истребителей, одна их эскадрилья могла легко разнести в пух и прах четыре, а то и пять эскадрилий противника, поэтому им прощалось практически все. Но нужны же хоть какие-то рамки! О дисциплине речи уже не шло, хотя бы перестали устраивать клоунады, от которых любому военному сводило зубы.
Карл фон Бок до сих пор лично с «безумцами» дела не имел, разве что изредка на командных учениях смотрел записи их боев — и каждым восхищался. Эти пилоты летали, как боги, и дрались, как черти. Они вытворяли в космосе на своих вертких машинах такое, что в голове не укладывалось. «Безумцы» каждый раз ухитрялись удивить противника, выдумав что-то новое. Лучшие пилоты «котов» буквально охотились за ними, а остальные, увидев аляповато раскрашенные истребители класса «Берсерк» с их характерными обводами, старались побыстрее унести ноги, что удавалось далеко не всегда.
Взять хотя бы ставший уже знаменитым бой у Вестальта-IV, в котором пять истребителей смогли не только уничтожить больше двадцати вражеских, но и взорвать сперва авианосец, где те базировались, а затем и спешащий ему на помощь крейсер первого класса. Последнее до сих пор считалось физически невозможным для истребителей, но капитан Суровцев со своей эскадрильей все же сделал это, подобравшись к самим дюзам крейсера и запустив прямо в них несколько ракет. Причем трое из пяти отчаянных парней ухитрились уцелеть, уйдя в пояс астероидов на такой скорости, которой машины этого класса никогда еще не развивали. Как можно было маневрировать между каменными глыбами при подобных перегрузках, никто не понимал. Однако Суровцев со товарищи выжили и вернулись на базу, хотя после вынуждены были почти три недели отлеживаться в госпитале.
Тяжело вздохнув, фон Бок двинулся к командному центру базы. Похоже, ему придется значительно труднее, чем он себе представлял. Как призвать к порядку таких вот «красных кавалеристов»? И не повредит ли это делу? Ведь главная задача — уничтожать вражеские корабли, а это «безумцы» умели делать, как никто другой. Но командование устало от их художеств, именно поэтому Новицкий и попросил фон Бока взяться за командование «Робертом Хайнлайном». К сожалению, контр-адмирал не представлял себе уровня сложности этой задачи. До сих пор не представлял — теперь до него начало доходить, какую свинью ему подсунули и почему друзья так сочувствовали, узнав об этом «повышении». Фон Бок тогда только пожимал плечами, удивляясь их реакции, считая себя в состоянии навести порядок на любом военном объекте, опыта хватало. Даже в штрафных батальонах, которыми контр-адмиралу когда-то довелось командовать около года, до сих пор царила железная дисциплина — штрафники боялись своего командира больше, чем врага, и готовы были на все, лишь бы не привлечь к себе его внимания.
Что-то в небольшой кают-компании слева привлекло внимание командующего, и он остановился. Полковник, идущий позади него, застонал, как от зубной боли. Картина, представшая глазам контр-адмирала, была достойна кисти Сальвадора Дали. Встрепанный субъект с двумя огромными красными бантами в черных немытых волосах, голый по пояс, рисовал что-то стене широкими мазками. Взгляд фон Бока опустился ниже, на его штаны, и контр-адмирал схватился за сердце — веселенькие розовые штанишки с оборками, длиной по колено, были украшены аляповатыми ромашками. Затем командующий присмотрелся к тому, что рисовал этот безумец, и ему стало еще хуже — сидящая в похабной позе голая женщина со всеми анатомическими подробностями.
— Эт-то к-кт-то?.. — с трудом просипел фон Бок, ощущая, как в нем поднимается раскаленная волна ярости.
— Капитан Суровцев… — с явной неохотой сообщил полковник.
— Тот самый?! — изумился контр-адмирал.
— Так точно, — подтвердил Хмелин, выглядя так, словно съел сразу килограмм лимонов.
— Значит, это называется «отработка новых методов ведения боя?.. — язвительно поинтересовался фон Бок.
— А что я еще мог сказать?.. — попытался оправдаться полковник. — Что герой Вестальта-IV рисует голую бабу на стене кают-компании?!.
— Именно так! — отрезал контр-адмирал. — Запомните, я не терплю лжи от подчиненных! Хочу знать, как обстоят дела в действительности, иначе невозможно владеть ситуацией. Приказываю всегда докладывать правду, какой бы она ни была.
— Есть докладывать правду! — вытянулся Хмелин.
— А теперь мне нужно исполнить порученное, — едва слышно сказал фон Бок и вошел в кают-компанию. — Капитан Суровцев!
— Ну?.. — нехотя протянул тот, оборачиваясь. — Ты кто, мужик?
— Ваш новый командующий, контр-адмирал фон Бок, — губы контр-адмирала дернулись, он едва сдержался, чтобы не взорваться, но все же пересилил себя.
— Здорово! — расплылся в идиотской улыбке Суровцев. — Это вы командовали обороной базы «Эльвания» в 2343-м?
— Я, — удивился его осведомленности фон Бок.
— Хочу выразить свое восхищение, — поклонился капитан. — Если бы у вас было хотя бы еще пять истребителей, вы бы удержали двенадцатый сектор. Но вы и так сделали невозможное.
— Благодарю, — немного оттаял командующий, довольный признанием его заслуг даже «безумцами», и перешел на официальный тон. — Капитан Суровцев, за бой у Вестальта-IV командование Объединенного Флота награждает вас орденом Доблести первой степени!
С этими словами он достал из своего планшета и открыл коробочку с высшей наградой Объединенного Флота, затем протянул Суровцев. Тот слегка растерянно посмотрел на усыпанный бриллиантами орден, затем вытер испачканную краской руку об собственный голый бок и взял его. Покрутил в руках и, ничтоже сумняшеся, прикрепил орден на свои цветастые штаны, от чего фон Боку в который раз за этот сумасшедший день стало плохо.
— Служу Земле! — по-уставному рявкнул Суровцев.
После чего, явно потеряв к командующему всякий интерес, повернулся к стене, обмакнул кисть в краску и принялся тщательно вырисовывать орден на высокой груди «портрета». Контр-адмирал задохнулся от возмущения, но не найдя что сказать, четко развернулся и двинулся дальше. Он пребывал вне себя от гнева, по его понятиям, каждая армия была сильна исключительно дисциплиной. Но на этих дисциплина не распространялась, более того, строжайше запрещено было применять к «безумцам» дисциплинарные меры, а уговорам, они, похоже, не поддаются.
По дороге к командному центру фон Боку пришлось стать свидетелем еще нескольких диких эпизодов из жизни «безумцев». Один катался колесом по коридору и что-то гнусно орал. Второй бегал на четвереньках и лаял по-собачьи. Еще двое с увлечением играли в классики, нарисовав квадраты на полу коридора несмывающейся люминисцентной краской.
Контр-адмирал старался абстрагироваться от этого кошмара, но получалось плохо, так что, войдя в командный пункт, он был готов уже ко всему. Однако там его встретил столь милый сердцу кадрового военного идеальный порядок. Все находившиеся в центре вскочили и застыли по стойке смирно. Дежурный по смене строевым шагом подошел к фон Боку и четко отдал рапорт, обрисовав текущую ситуацию в секторе, который контролировала космическая станция «Роберт Хайнлайн».
— Когда крэнхи последний раз атаковали? — поинтересовался контр-адмирал.
— Неделю назад! — доложил полковник Хмелин. — По данным разведки, следующего нападения следует ждать в ближайшее время. Насколько нам известно из расшифрованных переговоров командования противника, они надеются выжать нас из восемнадцатого сектора, особенно из окрестностей планетной системы Ен-24.
— Чем их так заинтересовала эта система? Удалось это выяснить?
— Аналитики предполагают, что разведчики крэнхи обнаружили на одной из планет системы артефакты Лонхайт.
— Тогда нечему удивляться, — кивнул фон Бок. — А наши разведчики нашли что-нибудь? Артефакты мы отдавать врагу не имеем права, сами знаете их ценность.
— Поиск ведется двумя звеньями, остальные задействованы в прикрытии, — Хмелин что-то прочел в своем паде. — Нам не хватает ресурсов.
— А когда ждать подкреплений?
— Не могу знать! Запрос командованию отправлен, ответа пока нет.
— Значит, будем обходиться наличными силами, — спокойно сказал контр-адмирал.
Однако на самом деле на душе у него было тревожно. Крэнхи являлись серьезным противником, недооценивать их не стоило, не раз били землян. Эта странная то ли война, то ли не война продолжалась уже около двухсот лет и заканчиваться не собиралась. Глобальных столкновений не происходило, однако мелкие стычки случались постоянно. В общем-то, наличие внешнего врага стало для народов Земли спасением — по крайней мере фон Бок считал именно так. Ведь до встречи с крэнхи, которых в просторечии звали «котами», Российская Империя и Соединенные Штаты готовы были вцепиться друг другу в глотки и лихорадочно готовились к большой войне. А такая война, скорее всего, стала бы концом для человечества. Наличие в космосе агрессивной чужой расы заставило разные страны объединить усилия, отбросив разногласия и вражду. Иначе было просто не выжить — и все это понимали. Одной стране не потянуть военный флот, только вместе можно это сделать, да и то ресурсов катастрофически не хватает. Некоторые аналитики считали, что у крэнхи была подобная ситуация, и для них столкновение с землянами тоже стало спасением.
В первое время стычки были яростными, флоты врага рвались к Земле, не стоя за ценой, а затем крэнхи вдруг отошли, причем отошли, когда победа, казалось, уже лежала у них в кармане. Состоялись переговоры, причем на высшем уровне. Со стороны «котов» в них участвовали вожди старших кланов, а со стороны людей — российский император, американский президент, халифатский султан, европейский премьер и южно-американский диктатор. К каким именно договоренностям они пришли, никто не знал до сих пор — это было строжайше засекречено, как и сама встреча. Однако слухи ходили самые разные. Именно после этой встречи война и пошла так, как шла сейчас — ни шатко, ни валко. Фон Бок подозревал, что об этом лидеры противников и договорились, но смысл подобных договоренностей уловить никак не мог. Возможно, конечно, и те, и другие решили, что внешний враг необходим для выживания обеих цивилизаций, подошедших к грани самоуничтожения. Однако это не объясняло всех несуразностей происходящего. Особенно если учесть, что жертв на этой «войне» хватало. Ни люди, ни крэнхи никогда не бомбардировали населенные планеты, хотя в космосе грызлись отчаянно. Дальние сектора с завидным постоянством переходили из одних рук в другие. Но наиболее ожесточенные сражения велись за планеты, на которых находили артефакты Лонхайт.
Впервые артефакты обнаружили немногим больше ста пятидесяти лет назад в системе Бетельгейзе. Изучив находки, земные ученые пришли буквально в неистовство — казалось, эти артефакты специально предназначались для недавно вышедшей в большой космос цивилизации. Расшифровать язык удалось без особого труда, тем более, что ключ к нему нашелся в том же хранилище. И чего в нем только не было! Улучшенные схемы гипердвигателей, которые земные инженеры успешно адаптировали к имевшимся на тот момент производственным мощностям. Артефакты сократили путь развития Земли в несколько раз. Помимо того хватало данных по медицине, органической химии и многому другому. Не имелось только никаких данных о самих Лонхайт, никто даже не догадывался, как они выглядели, чего хотели, где жили, как и почему исчезли. И исчезли ли.
Также не обнаружили даже намеков на оружие — ни одной технологии, которую можно было бы использовать для убийства себе подобных. Поэтому приходилось обходиться изобретенными самостоятельно. До сих пор самыми смертоносными являлись термоядерные боеголовки. Правда, в войне с крэнхи они уже сто девяносто лет как не применялись, использовали более слабое оружие — видимо, опять по договоренности.
— Проводите меня до моей каюты, — приказал фон Бок адъютанту, тот открыл свой пад, подключился к сети станции и скачал нужную информацию.
— Прошу следовать за мной, господин контр-адмирал, — негромко сказал он.
Каюта оказалась недалеко от командного центра, всего метрах в двухстах. К своему немалому облегчению, по пути командующий не встретил больше ни одного безумца. Войдя внутрь и кивнув лейтенанту, чтобы следовал за ним, фон Бок окинул взглядом обстановку. Все обычно для космических станций проекта 78-z, никаких излишеств, все сугубо функционально. Вещи еще не доставили, поэтому контр-адмирал опустился в кресло, жестом предложив адъютанту сесть напротив.
Марья благодарно улыбнулась. Не то чтобы она была любительницей выпить, просто своеобразный подарок давал понять — несмотря на случившиеся изменения, Фаригор на ее стороне. Это радовало. По крайней мере, один из хрен знает скольки мужиков не будет к ней цепляться. Впрочем, в полуэльфе она не сомневалась.
— Что, наконец, добрались первые соискатели удачи? — иронично улыбнулся он, кивая в сторону выхода, где виднелась калитка.
— Ага, я выпроводила первых рыцарей, — хохотнула воительница, уступая ведуну пирожок.
— Ну, все пока не так плохо, девочки… Если вы не найдёте кого подостойнее, через месяц здесь будет палаточный городок.
— Трындец! — Марья припечатала себе ладонь ко лбу. — А без этого совсем никак нельзя? Может, скрыть это добро как-нибудь? Тут Велена про какой-то амулет говорила, а у меня точно таких нет…
Женщина в сердцах плеснула в готовящуюся подливу чуть больше воды, чем нужно, отчего сковородка звучно зашкварчала.
— Да амулет есть. Сам таким пользовался. Но он действует всего неделю и использовать такие можно только два раза в год, — объяснил полуэльф, извлекая из-за ворота туники простой деревянный круг с длинным игольчатым клыком. — Уже давно не рабочий, ношу на память.
Велена хмыкнула, отлично понимая такую сентиментальность.
— Однако, — Марья покачала головой и извлекла из печи первую порцию хорошо прожаренных отбивных. Сложив их на тарелку, отставила на стол и выложила на сковороду сырые. — Перспективы совсем не радужные… Никогда бы не подумала, что у меня такое может быть. — Она грустно вздохнула и взялась за чистку картошки — раз гости в доме, значит, нужно кормить. И никого не волнует, что жара и хочется лежать лежа, положив мокрую тряпку на лицо и на грудь.
— Ну, в общем, можно тайком выбираться в лес и деактивировать уже в глуши, — вздохнул он и невесело улыбнулся. — Знаешь, это нормально. Вот у меня вторая инициация случилась в восемнадцать лет. И через месяц, бродя по лесу, я чувствовал, что под каждым кустом прячется по бабе! — голос ведуна сел от ужаса, а уши дрогнули.
Марья представила себе аналогичную картину, только с мужиками, и схватилась за сердце.
— Какой кошмар! Да ты кушай, кушай, я завтра свежих испеку, передам, — она подложила Фаригору пирожков и подвинула миску с отбивными. А потом взялась проталкивать казанок с картошкой в печку, пытаясь при этом уместить и сковороду с отбивными. И кое-как оно уместилось, только ведьма упрела от жара. — Это у всех такой ужас происходит? — спросила она уже с паническими нотками в голосе. Перспектива собирать ягоды, травы, заготавливать на зиму всякое добро и при этом постоянно натыкаться на не шибко добрых товарищей ведьму никак не прельщала. А учитывая, что согласие с ее стороны требовалось обязательное… Ведь так могут и угрожать же. И с ножом у горла на что угодно согласишься…
— Вообще да, так оно со всеми, — кивнул Фаригор, по примеру Велены захомячивая пышную и сочную отбивную. — Ну, не совсем. Смотри, ведьмы, что живут анклавами, закрыты от свободного посещения и на инициацию их вывозят в принудительном порядке. Как козу на вязку, — на этих словах Велена искренне скривилась.
Марья припомнила, как она в прошлый раз тащила Машку на сию процедуру и болезненно скривилась. А потом еще вспомнила, как пыталась продать парочку беленьких козлят, искренне уверяя деревенских, что у них-то характер, в отличие от мамочки, просто золотой. И не преуспела. Пришлось везти продавать в город, что тоже было проблематично… Ну и для полноты счастья скоро ей придется искать козла и для Люськи. А потом доказывать, что козлята нормальные, только расцветка дикая. Гадство…
— Знаете, если у ведьмы характер будет как у Машки… ковену придется попотеть… Я, когда эту сволочь на вязку тащу, вся потом в синяках, — пожаловалась она.
— Ага, но дурной нрав козу от вязки, тьфу! ведьму от инициации, не спасает, — горько хмыкнул Фаригор и спокойно притянул к себе водяную сферу, и когда та опустилась струйками в три чашки, там захрустели крохотные льдинки.
Велена благодарно схватилась за угощение.
— Так что в ковене это закон и это порядок. А ведьма без ковена — беззащитное и подвластное любому произволу судьбы создание, — он почти зло пригладил волосы назад.
Велена согласно вздохнула.
— Да, в городе одиноким ведьмам плохо. Они изначально как клейменные.
— Угу, — полуэльф хохотнул, и, повинуясь его воле, чашка подлетела к Марье, задорно позвякивая льдинками.
— Спасибо, — Марья подхватила чашку, но пить пока остереглась. Разгоряченной от печки сразу глотнуть ледяную воду… потом лечиться придется долго. — Короче, везде все плохо. Я тут уже обдумываю самые перспективные варианты — то ли по дружескому совету в бордель пойти и молча кого-то осчастливить, то ли инкуба вызвать… Один фиг все равно кого-то терпеть придется… так хоть точно буду знать, что они не ради удачи напрягаются…
— Себя не предлагаю! — с усмешкой поднял вверх руки ведун. А потом опять поморщился. — Я почти год продержался. Честно, лучше монахом ходить, чем видеть эти рожи и понимать, что им нужна только удача. И да, не бойся пить — я в воду магию вложил, ты пока не умеешь, но заболеть не бойся…
— Да я как бы и обычной водой обхожусь, — чуть смутилась ведьма. Она знала, что слаба, и никогда не скрывала этого. Но теперь своих слабостей было действительно стыдно. — И тебя как бы не прошу, я… не слишком вообще все это жалую.
Марья поморщилась и занялась отбивными. Как-то она вообще не думала о Фаригоре в таком ключе, воспринимая его как друга или хорошего товарища мужского пола. И высказанная им мысль по поводу ее возможной просьбы показалась ей чуть ли не оскорблением. Но возмущаться женщина не стала, понимая, что все ее проблемы в голове. Ей ничего не стоило сейчас выйти за забор, выбрать самого чистого пришедшего, ну или отмыть его, если все так плохо, и покончить с этим бредом раз и навсегда. Но на душе было мерзко и как-то так паршиво, что поступить так казалось чуть ли не извращением.
Вздохнув, Марья чуть пригубила холодную воду, но все-таки быстро пить не стала. Обижаться на свою природу — это все равно, что обижаться на свою рожу в зеркале. Какая бы мерзкая эта рожа ни была, с ней все равно придется жить всю жизнь или мастерски скрывать иллюзией, все равно зная горькую правду. Так и с ведьмовством. От него никуда не денешься. Какая уже родилась с даром, такая и живи. Не зря ведь ее родители боялись. А потом однажды отвели к наставнице и больше не приходили.
— Не нужно тебе бояться своей магии, — внезапно тихо проговорил ведун, резко становясь серьезным. — Если ты родилась с даром, значит, так нужно. И сила у тебя теперь есть, — говорил он тихо и уверенно… — А раз природа решила одарить тебя, значит, так тебе правда нужно.
— Ты чего это? — изумилась Валена, не понимая, с чего так атмосфера сгустилась.
— Все нормально, солнце, это просто… мысли у меня странные, — слабо улыбнулась Марья и достала из печки новую порцию отбивных. Пожалуй, налопаться от пуза хватит всем троим. Да и котелок с картошкой уверенно булькал, уверяя, что ужин будет сытным и вкусным. Добавив в него немного пряных трав для запаха, ведьма присела на лавку и пояснила: — Я просто сильно сожалею, что ведьма. Впрочем… иногда мне кажется, что это лучший выход, чем всю жизнь просидеть в таком же доме и так же куховарить, только еще и быть обвешанной мужем и детьми. А у меня была только эта дорога без дара. Я ведь не воительница, — женщина слабо улыбнулась, показывая, что все в порядке, просто ее накрыло. Иногда такое бывало. Надо бы посчитать лунные деньки…
— Охо-х… — Велена со вздохом покачнула головой. А потом внезапно опустилась лицом на ладони. — Марь, сейчас у тебя есть мы. Не будь ты ведьмой, был бы муж и уже куча детворы, — тихо и почти зло заявила она.
— Это просто два разных типа жизни. Мне дар тоже счастья особого не принес, — уверенно заявил Фаригор. — Но подумай о том, что все не так ужасно.
— Так о том и речь, — ведьма улыбнулась. — Все, не киснем! Переживем и эту гадость, не впервой.
И внезапно она поморщилась от неприятного ощущения, будто кто-то прошелся кусочком льда по спине. Нагло, неприятно и без предупреждения. Марья вскинулась и выглянула в окно — так и есть, какая-то сволочь пыталась вырубить ее вьюнок. Кажется, та самая сволочь, которую обоссал Вовчик. Видимо, пакостил сей индивид только из любви к приключениям. Вьюнок не остался в долгу и крепко обвился вокруг человеческого тела. Марья раздраженно зашипела, и древко топора начало стремительно обрастать свежими побегами. Мужик завопил и выпустил его из рук.
— Ну не сволота, а? — возмутилась она. — Взял и чуть забор не испортил, свинья эдакая!
Тем временем вьюнок отпустил полузадавленного мужика, и тот, матюгнувшись, на четвереньках пополз прочь. А через несколько мгновений раздался здоровый молодецкий гогот и бряцанье оружия. Не прошло и трех часов…
Фаригор же внезапно ехидно осклабился и, поднявшись из-за стола, двинулся к выходу, приложив ко рту палец, давая знак молчать. А затем, взвившись в воздух на пороге, оказался прямо за калиткой, встряхивая руками и широко ухмыляясь. Подоспевшая к калитке Велена почуяла четверых человек.
Полуэльф же широко улыбнулся, легко переводя магией свечение Марьи на себя.
— Ну вот, я ваша ведьма! Оно вам надо?! — оскалился он, созерцая несколько хорошо одетых наемников.
Наемники запереглядывались. Вот как-то не ожидали они встретить в домике мужика.
— Это чегой-та?.. — выдал самый смекалистый, подбирая челюсть. — Ты, что ль, ведьма? Не бывает такого, чтоб мужик ведьмой был! — авторитетно заявил он и почесал макушку, сдвинув шлем набок. Остальные согласно закивали, подтверждая мысль старшего.
— Бывает-бывает! — с усмешкой убедил их Фаригор, хищно улыбаясь. — Так, кому удачи? Учтите, чтоб сработало, кому-то из вас придётся быть за бабу! И помыться! — он с уморительной серьёзностью поднял вверх палец.
Велена за оградой тихо осела на землю, держась за живот. Марья пристроилась рядом, кусая кулак, чтобы не заржать в голос и не испортить полуэльфу всю игру. Лица наемников надо было видеть. Первоначальное удивление сменилось шоком и отвращением.
— Нет, я на это не подписывался, — самый молодой из парней решительно попятился назад. — Чтоб с мужиком еще! Мерзость какая!
— Та нет, тут что-то не то, — старший все еще кумекал, как оно так вышло. Вроде бы ведьмы все бабы или все бабы — ведьмы, а тут вот такой сюрприз. — А у тебя нет часом сестры или подруги ведьмы? — предположил он, рассматривая Фаригора. Для бабы парень, может, и был симпатичный, но вольному наемнику как-то не улыбалось этой бабой побыть. А для воинского дела не годился — больно был щуплый и худой, от щита завалится, в доспехах помрет… Заостренные кончики ушей мужик как-то не приметил, будучи больше озабоченным проблемой пола «ведьмы».
Фаригор с усмешкой покачал головой.
— Не, девка есть, но ведьма она только по характеру! — оскалился ведун, похрустывая плечами. — Так что изволите, ребятки? — и подмигнул откровенно пошлым образом.
Велена прикусила собственный палец. Фаригор, конечно, вычудил!
— Ребят, я точно ведьма, ведун то есть, нас, конечно, мало, но вам повезло, я очень большая редкость! — продолжил он, невзначай скрывая уши растрепанными волосами.
— Да ну тебя к чертовой теще! — в сердцах сплюнул наемник и скомандовал: — Ребята, пошли отсюда, найдем еще нашу удачу! — и зло пробормотал под зубы: — Одни заднеприводные шляются… дерьмо!
Марья чуть не поперхнулась смешком, и, давясь слюной и пырхая, вбежала в дом прокашляться. Вот уж веселуха так веселуха!
— Спасибо тебе, Фаригорушка! — откашлявшись, проговорила ведьма, утирая слезы из глаз. — Давненько я так не смеялась!
— Это ещё самые беспринципные сюда не добрались, тех бы этим было не отпугнуть, — фыркнул полуэльф, лёгким жестом убирая с лица волосы. Окинул веселым взглядом отчаянно ржущих женщин и хмыкнул в свою очередь: — Но мне понравилось, как они от меня убежали, — в ответ на это Велена уже в открытую заржала, хватаясь за живот.
— Мне тоже, — рассмеялась Марья, прекрасно представляя себе лица охотников за удачей. Вот уж кому было неловко! — Ой! У меня ж отбивные! — ведьма подскочила к печке и вовремя извлекла всего лишь хорошо так прожарившиеся отбивные. Ну благо хоть не сгорели… — Думаю, хватит. Из оставшейся тушки вытоплю жир, а там видно будет…
– Я свое слово сказал, мне идти некуда и незачем, – произнес Микель. – И Арндт это лучше других это знает.
– Ну да. Вы ж с ним только и общались.
– Мы не общались, – почему-то проговорил Айгер. – Мы молчали.
– В смысле? – не понял Чавито.
– Вот именно так. Нам приятней было не говорить, а наслаждаться обществом друг друга. Молча сидеть и размышлять. Каждый о своем, но в то же время вместе.
– Айгнер, я думал, хоть ты нормальный, но…. Ладно, я ничего не понял, остальные боюсь, тоже, – произнес студент. – Слушаем тебя, все остальные высказались, – он оглядел товарищей и выразительно повернулся к Арндту. – Тем более, тебе есть чего сказать, ведь мы ничего толком от тебя не услышали.
Немец кивнул.
– Прежде всего отвечу: я не расстреливал. Кажется, это самое важное, что от меня хотели бы услышать. То есть мне, как это говорилось, доверили ответственное задание, еще когда мы уходили из Таррагоны. Нужно было найти виноватых в очередном проигрыше, подстрекателей, паникеров, отщепенцев. Нашли, как всегда. Доверили мне, как самому опытному, проверенному товарищу. Но я отказался. Дезертировал, как многие, кому пришлось не по душе все, что происходило в республике после подавления мятежа в Барселоне.
– А почему вернулся? – удивленно вскинув брови, спросил Нандо.
– Я дезертировал из батальона, а не из страны. Некоторое время да, решал, перебираться ли через границу, но…. Потом понял, что деваться мне некуда. Вернулся в Барселону, а потом, когда бои пришли в город, встретил вас. Вот так мы и встретились.
– Погоди, Арндт, может, про то, как было, расскажешь подробнее? А то я перестаю успевать за тобой.
– Как скажешь, Нандо. В самом деле, я мало чего о себе рассказывал, вы, не особо спрашивая, некоторое время и вовсе считали меня чуть ли не предателем.
– Было дело, – кивнул Лулу. – Нандо больно строго к тебе отнесся, поначалу устроил форменный допрос, очень ему не понравилось, что ты непонятно откуда взялся, да так хорошо на испанском говоришь.
– Я сам виноват, что не стал рассказывать всего. Но тогда вы бы мне точно не поверили. Или мне так казалось… не знаю. Исправлюсь. Я приехал в Испанию в тридцать третьем. До этого…
– Постой, после поджога берлинского рейхстага, я правильно вспоминаю? – спросил уже Пистолеро.
– Именно, друг. Сразу после. Я не говорил, но в Германии человеку с моими убеждениями стало трудно жить еще в конце двадцатых. После провалов наших переворотов в Баварии, в Руре… да много где, компартию посчитали заразой, которую надо выкорчевывать. А когда рейхсканцлером стал Гитлер, он решил проблему кардинальным образом. Поджог рейхстага, не знаю, кто его совершил, оказался ему очень кстати: сразу же начались аресты и расстрелы. Народу понравилось, как канцлер расправляется с коммунистической заразой, он потребовал еще. Я поспешил перебраться туда, где, мне казалось, все сложится иначе.
Ошалевший синеволосый практикант вывалился из экрана прямиком в Великий эльфийский лес на Шаале. Справедливости ради стоит сказать, что на данном жизненном этапе почти вся Шаала представляла собой Великий лес. Парень немного поплутал по густой зеленой чаще, радостно заливая в резервы энергию и ману из просто-таки оглушающе мощных магических и энергетических потоков. А после набрел на небольшую полянку, перекусил кисловатыми синими ягодами из ближайших кустов и устроился посреди поляны для длительной медитации. Следовало как можно скорее пополнить резерв маны и привести себя в порядок.
Через десять минут поглощенного медитацией демиурга отыскал эльфийский патруль, усиленный демоницей – магом огня. Парня аккуратно растолкали, узнали, что за беда с ним приключилась и проводили в ближайший поселок. Старший поселка накормил найденыша и попутно связался с Магической Школой, узнавая, могут ли они помочь. Ректор Школы согласился переправить найденного парня к коллегам в Академию демиургов и таким образом Сэйзэр (а это был именно он) попал в святая святых тех, кого их правительство называло отступниками…
Ворон, высокий черноволосый мужчина с ужасно изуродованным лицом выслушал историю практиканта с непроницаемым выражением и осведомился на счет его дальнейших планов. Сэйзэр честно ответил, что без понятия. Практика в хорошем мире накрылась, практика на задворках вселенной – тоже, сбежавшего приравняют к отступникам и объявят вне закона, родителям выставят ультиматум…
Глава клана Воронов* вздохнул и протянул парню амулет связи.
— Свяжись сначала с родителями, расскажи, где ты находишься и уговори их прийти сюда с остальными детьми. В противном случае мы ничем не сможем им помочь… А потом расскажешь все подробно и обстоятельно для видеоотчета. Постараемся понять, что можно сделать.
***
Я просмотрела присланный видеоотчет и выматерилась. Отправлять собственных практикантов абы куда с глаз долой было либо абсолютной тупостью, которой раньше у главы Совета и совместного ректора Академии не наблюдалось, либо хорошо спланированной акцией. И вот тут следовало все хорошенько разузнать прежде, чем лезть на рожон.
Брать с собой в «поход» я никого не стала. Не стоило так рисковать. Если это хоть примерно то, о чем я думаю, значит справлюсь сама. Если нет – буду выкручиваться, как обычно.
Описанный пареньком мир больше напоминал какой-то огрызок после апокалипсиса, а не место проживания демиургов. Да и какие творцы позволят, чтобы их кушали среди бела дня хаосные твари? Нормальные демиурги уже замочили б тварюшку только при попытке выбраться из полигона, не позволяя ей устраивать бесчинства в родном городе. Нет, здесь определенно что-то не так.
С трудом нашедшийся на задворках вселенной мирок был будто неживым. Такое чувство, словно я ступила на сцену старого, полуразваленного театра, чьи декорации еще кое-как держатся, но уже не в состоянии показать, для чего же они были установлены. Мир был пустым. В нем не было ни потоков силы, ни магических источников, ни живых существ. Мое чутье говорило об этом так же ясно, как глаза показывали пыльные улицы заброшенного города, а слуховые сенсоры ловили отзвуки слабого ворчания.
Что-то тут несомненно было, но это что-то явно не живое. И не зомби, поскольку нет трупной вони, следов паники и разорванных тел. И даже не монстры, потому что они бы уже устроили грызню между собой, ведь есть тут нечего от слова совсем.
Я прошлась по маршруту практиканта, заглянула в пару пустых, полугнилых хибар, которые язык не поворачивался назвать домами. А вот и обещанная гостиница. Вся такая же пыльная, обветшалая и абсолютно безликая. Внутри тихо, грязно, сумрачно. Странно, включить хоть какой-нибудь светильник никто не догадался.
Черноволосая женщина с фирменным лицом загнанной лошади стояла за стойкой. Она была и в то же время ее не было. Глазами в привычном многим спектре я ее видела, по энергетике – нет. У нее не было ни ауры, ни магических потоков, на запаса маны, ни банального теплового свечения, как у большинства теплокровных существ. Долго гадать я не стала, а попросту снесла ей башку.
Крови не было. Щуп, отрубивший женщине голову заостренным лезвием, словно прошелся через глину или пластилин. Голова с кусочком торчащего хребта закатилась под высокий прилавок. Тело грузно осело на пол, как будто лишилось опоры. Зомби не зомби, но и не живое, бескровное… Чертовщина какая-то…
На всякий случай я накинула на гостиницу купол силового поля и прошла в хозяйственные помещения. Пыльно, сумрачно, грязно. Посреди каморки, больше похожей на чей-то захламленный чердак, обнаружился сейф. Разгадывать коды было некогда, поэтому я просто выдрала кусок металла. Стоило поспешить – вокруг купола уже собирались подобные существа. Куклы – так было проще всего их назвать. Действительно, не люди, не зомби, не демиурги. Просто куклы… Когда знаешь, что искать, ищется легче. И сейчас чутье подсказывало – за куполом несколько десятков этих существ с непонятными намерениями. И я без понятия, какие у них способности и оружие, может статься и очень крутые.
В проломе сейфа сквозь покореженный металл было видно груду кристаллов и какие-то бумажки. Я выгребла все, дома в спокойной обстановке разберемся, что это за хрень. Разноцветные кристаллы тихо зазвенели. Чертовщинка разрасталась. Ссыпав кристаллы в тонкий тряпичный мешочек (мне показалось, так будет правильнее), я сложила разлетающиеся бумажки и открыла экран в черную пустоту. Чем черт не шутит, вдруг отследят экран. Не нравятся мне эти куклы, хоть убей. А через пустоту кого-то отслеживать гиблое дело. Там все потоки и следы стираются.
***
Кристаллы оказались душами демиургов. Тех самых пропавших практикантов. И, судя по их количеству, практиканты и прочие мимопроходящие гибли здесь пачками. С помощью пришедших к нам демиургов удалось разобраться, где чьи дети и родственники. К сожалению, много кристаллов осталось не в удел, вероятно, это были сироты или те, чьих родителей у нас не оказалось.
А теперь я расскажу, как добывают эти кристаллы. Кристалл из демиурга добывают очень нехорошим способом – доводят беднягу до полного истощения, как физического, так и энергетического, а после пытают всеми известными способами. Поскольку демиурги – живучие существа, то и плане пыток приходится изощряться. Наиболее годные кристаллы получаются как раз из суматошных подростков и юношей. У детей еще слишком слабая энергетика, а взрослого попробуй поймай, он тебя сам нагнет и сделает с тебя кристалл.
Любопытных же юношей и девушек, ищущих приключений на свои пятые точки, во вселенной множество. И если какой-нибудь сирота пропадет, этого никто не заметит… Печально, но факт. После смерти душа демиурга превращается в кристалл, а тело исчезает. Вот так относительно просто можно заработать неплохое состояние.
Эти кристаллы используют в магических ритуалах, для восполнения собственной энергии при истощении, в качестве эквивалента денег – за такой кристалл, к примеру, можно купить что-нибудь полезное, редкий ингредиент, замусоленный мир или еще что-то в этом духе.
Бумаги же оказались списками студентов с точными датами их прихода и способами выжимки энергии. Пересказывать, что там было конкретно, я не стану, слишком это мерзко даже для меня.
Что ж, кажется, уже есть с чем идти в Совет. Возможно, если их натыкать носом в это говно, то получится избавиться от поддельного главы? Тем более и способ есть, жаль только нужен подходящий момент…
Примечания:
* — клан Воронов был образован с целью организовать свою Академию с блек джеком и шлюхами. По законам демиургов, учебные заведения можно создавать только в кланах или извольте обучаться в общей Академии. Чтобы создать свой клан и пришлось поженить двух демиургов – Ворона и высокородную даму-отступницу. Благодаря ее влиянию было выбито разрешение на создание клана.
Герб и амулеты клана имеют одно изображение – раскинувший крылья ворон с красным глазом-рубином. Амулет получает каждый, вступивший в клан, демиург и каждый ученик, обучающийся в Академии. В случае серьезной опасности, нажав на рубин, можно связаться прямиком с главой клана.
Утро для Соловьевых — так уж получилось в этот раз — началось вечером. Отоспались после своих похождений младшие, более-менее пришли в себя старшие. Но для того чтобы это все обеспечить. Людмила встала стеной у дверей, выпроваживая всех визитеров подряд.
Маргарита, ты чего не спишь? Оставь ты их в покое, потом пристанешь с расспросами. Своих спрашивай. Ага, пока.
Да, добрый день, Стефания. И вам тоже хорошего… Лину нельзя. Дали бы вы своей главе хоть немного отдохнуть, а? Да, передам. Утром… то есть вечером, когда все проснутся.
Привет еще раз, Дензил. Вы вовремя. Нет, Вадим не проснулся, зато испеклась курица. Что такое курица? Садитесь, узнаете.
Координатор Даихи, при всем уважении, они трое суток провели на ногах и должны выспаться. Нет, и Дима нельзя. И Вадима. И… а, Дензил, вы не против? Тогда Дензила можно. Только после курицы.
Александр, удивительно, ты дома раньше полуночи! Спорим, я знаю почему? Только не знаю, кто тебя подослал: Даихи или Савел? Оба? Все равно Димов оставьте в покое!
Так что неудивительно, что завтрак состоялся вечером.
— Мам, я ненадолго от…
— Стоять! — Многоопытная Людмила перекрыла выход. — Лина, ты куда смотришь? Твой муж опять собирается удрать не евши.
Наверху что-то упало.
— Я сейчас! — пообещал девичий голос с весьма отчетливой угрожающей интонацией.
Злостный беглец сверкнул глазами, но сдался и со смешком присел за стол, втихую примериваясь, какую плюшку отлевитировать поближе. Может, и утащил бы, но тут прямо у него на коленях «проявилась» феникс, и Лёшу временно стало не до плюшек.
— Мам, ты почему не разбудила? — Маринка влетела на кухню как метеорит. — Я…
— А ты сегодня выходная. И завтра.
— Но, мам!
За аркой послышалось отчетливое «а-а-а-ах», и рыбки тут же стихли…
Появился Вадим.
— Доброе утро.
— Привет-привет.
Владыка Уровней, слегка улыбнувшись, положил в раковину какую-то тарелку и спокойно присел к столу, будто чутьем угадав, какой табурет добавила для него Людмила. И тут же, будто сговорившись, появились Дим с Иринкой. Глаза девушки слегка припухли, но ее улыбка… честное слово, в холодное время ею одной можно обогреть полдома!
— Привет. Мы вот… ой! — Иринка с удивлением всмотрелась в две спикировавшие на стол чашки — она все еще не привыкла к обыкновенным чудесам в этой семье. Следом жизнерадостно приземлились тарелки, это уже «поозорничал» Дим. На бледных губах чуть протаяла улыбка, ставшая полноценным солнцем, когда Вадимстарший, прищурившись, десантировал на стол блюдо с плюшками.
— А суп?! — возмутилась Людмила, но махнула рукой и только подсунула варенье. Мальчишки есть мальчишки. И если Димки отошли от своих приключений, то кто будет этим недоволен? Только не она.
А на лестнице уже слышался топот — к завтрако-ужину торопились опоздавшие Игорек и Ян.
Семья собиралась вместе