Остановились на краю, заглядываем. Оранжевое пятно маячит на глубине метров пятнадцати. Переглядываемся, Бека кричит в расщелину, а я знаю, что это бесполезно. Молча пошел крепить веревку со страховкой к скале. Бека суетится, думает, что парень в расщелине жив. Хлопочет. Не смотрю на него. Карабин щелкнул, и я пошел вниз. Бека остался на подстраховке. Спускаюсь, а погибший так и стоит перед глазами. Что ж ты наделал, желторотый? «Барсом» вот так сразу захотел стать? Злюсь от безысходности и беспомощности. Ведь писал ему, говорил, что вершина очень серьезная и без подготовки сюда не лезут. Посоветовал сходить для тренировки на горы попроще… Так нет же! Такое мерзкое ощущение, будто я его сам с обрыва столкнул.
Упираюсь ногами в стены трещины. Это не лед. Это скальный монолит. Тут все надежно. Парень лежит на остром уступе, в неестественной позе с перегнутой спиной и откинутой назад, странно вывернутой головой. Двойной перелом позвоночника? Я не врач, но, похоже, что именно так.
Странное пятно мелькает слева от меня. Резко поворачиваю голову и замечаю неясную рогатую тень, скользнувшую за край выступа. По спине пробежал морозец. Я не подвержен высокогорным галлюцинациям, и от этой мысли становится совсем не по себе. Ребята тоже что-то такое видели, не иначе. Да и француз про быка говорил. Закрываю глаза, отключаюсь на мгновение от реальности и мысленно зову брата. Его ответ, к моей радости, приходит мгновенно: «Вытаскивай людей, братишка. У меня все в порядке. Жду тебя завтра на вершине».
Сверху падают веревки. Спускаются Сита и Бека. Видят погибшего и, не говоря ни слова, помогают мне накинуть петли на ноги, поперек туловища, аккуратно завести под руки. Все происходит быстро и слажено. Вытащили тело, я отошел в сторону и навалился на стену, прислушиваясь к энергетическому потоку гор. Нехорошее ощущение чего-то странного угнездилось внутри меня, и эту загадку надо решить как можно быстрее.
— Ты знал его? — коротко спросил Сита, я кивнул.
Ребята больше ничего не спрашивали до самого лагеря. Здесь, отправив француза на вертолете в Каракол, я, наконец, смог показать Бороде, где искать поляков. Он недоверчиво выслушал мой рассказ, поглядывая на карту и на поток Иныльчека. Его злость и ревность заметно поутихли за год, но все еще ощущались, как незажившая рана. Похоже, старый друг до конца дней будет считать меня врагом.
Бека, видя недоверие начальства, нервничает, напоминает Женьке то, что совсем напоминать не стоило. Сколько раз «чуйка» помогала найти пропавших людей, когда все другие способы оказывались бессильны. Женька от доводов Беки только больше хмурится. И бурчит что-то в бороду. Затем резко отвечает:
— Понял я уже. Идем все на Звездочку. Но если их там не будет…
— Будут, — бросаю через плечо, — и они не мертвы. Не вздумайте их в мешки упаковать. Всех в больницу отправить надо.
— А ты, так понимаю, не идешь? — вскинулся Женька.
— Иду, только с народом пообщаюсь, — и, не оглядываясь, отправляюсь к палаткам альпинистов.
— Кто у вас тут высокогорный гид? — спрашиваю, поздоровавшись.
Подошли команды спортсменов, вижу нашивки соседнего Казахстана, России, Украины, Америки. Ребята окружили меня. Серьезно так смотрят, пытаются скрыть тревогу. И автономщики тут — это те, кто поднимаются не в команде, в одиночку. Позвали гидов. Я стою злой заранее, готов просто придушить этих ротозеев, какого лешего разрешают выход в такую погоду?
Но когда вижу их, успокаиваюсь. Два опытных бывалых альпиниста: Борис и Алексей. Оба со званием «снежных барсов». Вместо нагоняя — радушно улыбаюсь им, жму руки. Они со смехом восклицают:
— О, маг-экстрасенс восьмидесятого левела пожаловал! Ну всё, пора вещи паковать! Ты где пропадал-то?
— На базе в Караколе.
— О! — Алексей перестает улыбаться. — Что с Евгением-то не поделили?
— С чего взял? Все нормально.
— Конечно, нормально, — сухо возражает Борис, — ты и база в Караколе. Пешие туристы и бабушки? Смеешься?
— Почему? Зимой там экстремалы на горнолыжной базе. Весело было. А летом, да… Пешие туристы и мамы с детишками.
Хотел сказать совсем другое, но правда зачем-то спрыгнула с языка. Оба смотрят на меня так, будто я — осужденный на каторжные работы. Усмехаюсь и добавляю:
— Да не берите в голову. На прошлой неделе парусную регату открывали. Это вам не по горам скакать, архары.
Делают вид, что шутку поняли, натянуто улыбаются. Борис серьезно говорит:
— Всё из-за Хан-Тенгри? Когда ты самовольно закрыл лагерь и отправил всех людей назад в Каркару. Тебе же никто не разрешал этого делать?
— Ну… — на этом мое красноречие заканчивается, так как с удивлением обнаруживаю, что люди заметили наши нетеплые отношения с начальником и строят собственные гипотезы.
— И Евгений тебя уволил из отряда, — подытожил Алексей. — Мы так и подумали, когда не увидели тебя с остальными. И вот ты здесь. Опять лагерь закроешь? Уволят же совсем.
— Забыли, за что Хан-Тенгри Кровавым прозвали? — недовольно хмурюсь и отвожу взгляд в сторону. — И как статистика за последние два года?
— Ни одного несчастного случая. Мы даже спасателей ни разу не вызывали.
— И чем недовольны?
Оба переглядываются. Борис усмехается:
— Всем довольны. Не знаю, как ты это сделал, но оно сработало. Извини, но ты ведь не за этим нас позвал?
Спрашиваю, как вообще такое возможно: девять погибших за сезон? В ответ оба разводят руками:
— За автономщиков не несем ответственности, они сами по себе и никого не слушают. Мы их можем только на выходе зарегистрировать, и если что — попытаться спасти. А команды, как видишь, все здесь. Разрешаем только радиальные выходы. Вверх никого не пускаем.
— Все погибшие — автономщики?
— Нет, — Борис еле сдерживает вздох и вдруг начинает быстро говорить, словно хочет облегчить душу. — Две команды поднимались. Шли очень хорошо. На самом верху погода испортилась, и они уже после покорения потеряли троих.
— Как?
— У одного сердце отказало. Ушел мгновенно. Они ничего не смогли сделать. Хотели вытащить его сами, и двое просто закоченели, схватили кашель, и на обратном пути сорвались с гребня. Видимо, сильно ослабли. А что мы могли сделать, когда они были уже за Пшавелом? Вышли им навстречу и помогли донести погибших.
Слышу фамилии и не верю ушам. Покорители Эвереста, «снежные барсы», за плечами все семитысячники Памира, и полегли тут на Победе. Поворачиваюсь к молчаливо стоящим альпинистам:
— Так ребята, все слышали? Я закрываю пик до конца недели.
— Я ж говорил, — усмехается Борис, — пора вещи паковать.
— Как? — вырывается у нескольких человек. — А что же…
— Ты кто вообще? — выскакивает долговязый парень.
Не обращая внимания на вопросы, продолжаю:
— К концу недели решим, будет сезон продолжен, или поедете на Иссык-Куль купаться вместо восхождения. Всё. Никаких покорений в ближайшие дни.
— Ты мужик, че? — все тот же долговязый, — самый умный, что ль?
Ребята рядом одергивают его, смущенно поглядывают на меня.
Борис отвечает:
— Юрий — старший инструктор МЧС Кыргызстана; один из людей, входящих в совет по безопасности горных маршрутов. В тот самый совет, который решает — разрешить нам доступ к горе или нет.
Друзья долговязого краснеют, он приоткрывает рот, но не извиняется. Смотрю с усмешкой:
— Так, дорогой, я сейчас решу, что тебя надо снять с маршрута и отправить домой, — парень отступает от меня на шаг, все так же с открытым ртом. А я спокойно продолжаю: — А теперь серьезно поговорим. Я вижу тут все новички, — ребята кивают, — тогда поясняю, в чем сложность. Сам по себе маршрут не такой уж тяжелый с точки зрения скалолазания. Но здесь против вас играет несколько факторов. Первый — климат. Это — центр Евразии. До ближайшего океана — три тысячи километров. Вокруг — пустыни. Воздух разрежен уже у самого подножия, а это — нехватка кислорода, сами знаете. Второй фактор — высота. Тянь-Шань коварен тем, что вы не замечаете, как оказались очень высоко без должной акклиматизации. Не забывайте об этом. Помните о режиме дыхания и следите за своим самочувствием. И третье, самое главное, — я посмотрел в их светлые внимательные глаза и на мгновение задумался, говорить ли? Но все-таки скажу. Всем говорил, и этим скажу, — и третье, ребята, запомните: не вы покоряете гору, а она вас. Покоряет навсегда. Она останется в вашем сердце, в ваших воспоминаниях. На ваших фото. Но вы не останетесь в ее памяти. Ей глубоко безразлично ваше тщетное стремление подняться на вершину. Она стояла тут миллионы лет и еще простоит, когда от вас не останется даже воспоминания. Вы покоряете себя, и она — гора — позволяет вам это сделать. Позволяет вам ощутить себя живыми людьми, способными на такой подвиг. Она дарит вам радость победы, дарит возможность познать настоящую жизнь. И будьте благодарны ей за это. Отнеситесь с уважением, поднимайтесь с почтением, не стоит говорить необдуманных слов на ее крутых склонах. И упаси вас Бог, смеяться над ее величием или кричать ей, что вы ее покорите. Она найдет способ отомстить, поверьте мне.
В полной тишине разворачиваюсь и шагаю к вертолету, где, поминая меня нелестными словами, расхаживает Женька.
— Ну что, произнес речь? — усмехается он, — напугал пацанов? Про горного духа сказал им?
— На этот раз нет, — поднимаюсь в вертолет, и рев лопастей глушит Женькины колкости.
Поляков мы находим точно на том месте, где я их «увидел». Правда, копать пришлось долго, лавина засыпала их основательно, и, похоже, за последние сутки тут сошло три лавины, а не одна. Под первым слоем снега — застывшая кровь и ледовая мешанина, на которой не разберешь следов.
— Смотрите! — резко восклицает Сита, распрямляясь и указывая рукой на легкую поземку, что метет прочь от нас, а вслед за поземкой бежит цепочка следов невидимого барса.
Ребята оглядываются, слышу, как Бека восклицает:
— Ак-илбирс!
И тут же за ним другие подхватывают:
— Дух гор!
А затем каждый тихо шепчет древние слова просьбы о помощи и отведении несчастья. Старые слова, полузабытые, истертые временем и людьми.
Нехотя поворачиваюсь и встречаюсь с Женькими глазами. Смотрит на меня внимательно, словно хочет что-то разгадать. Перевожу взгляд на ледник, и вижу, как тают следы барса, исчезают, словно никогда их не было. Женька задумчиво говорит:
— Я уже видел такое. На склоне Хан-Тенгри много лет назад. И следы бежали ко мне, — он продолжает смотреть мне в глаза чуть суеверно, но настойчиво и пытливо, — они пробежали мимо, а потом…
— Я догнал тебя и сказал, что надвигается шторм, — улыбаюсь воспоминанию, и хмуро добавляю, заметив, что ребята стоят вокруг с приоткрытыми ртами. — Глазеть на снег будем или поляков откапывать?
Это подействовало, лопатки замелькали быстрее и вот мы уже докопались до альпинистов. Они лежат как неживые, холодные, бледные. Никакого дыхания и реакции на свет. Внимательно осматриваем их. На телах нет повреждений или ран, откуда же столько крови? Ничего не понятно. Женька и ребята смотрят на меня вопросительно, не верят, что поляки живы. Но я знаю, чувствую, не могу ошибиться. И повторяю, что спасенных надо отправить в больницу.
Уже темнеет. Длинные синие тени накрывают Южный Иныльчек, вершина Победы вспыхивает оранжевым пламенем и горит костром над безмолвием гор. Женька хмуро смотрит на этот пожар и неохотно бросает:
— Ночь уже. Наш пилот сказал, что рискнет отвести поляков до Каракола, но при условии, что они реально живые. Юр, ты извини, но если он привезет трупы в больницу ночью… Я тебя никогда больше не приму назад в отряд, — последние слова он выдохнул со странной смесью сдержанного гнева и сожаления.
Согласно киваю, в конце концов, Женькин отряд не единственный в МЧС.
Идем вдоль морены назад. Дорога относительно хорошая, трещин практически нет. А те, что есть, — легко перепрыгиваем. Впереди горят огни базового лагеря. Там народ готовится к ужину. А сверху над лагерем висят звезды в ощутимой темно-синей пустоте. Млечный Путь рассыпается на отдельные искры, сверкающие как просочившиеся из мешка бисеринки. И кажется, что взгляд уходит так далеко в глубину Вселенной, что можно разглядеть другие планеты, бегущие вокруг звезд.
Останавливаюсь и поднимаю голову. Всегда ощущаю, что я их такими яркими еще не видел. И такими сверкающими. Сита кричит мне, чтоб не отставал, но игнорируя его, стою посреди ледника и смотрю на россыпь Млечного Пути. Слушаю голос неба, голос звезд и облаков, спящих на склонах гор. Спрашиваю их о том, что происходит, но ответы стекают по расщелинам. Уходят, боятся неназванного страха. Разгоняю ураган на вершине, что пришел не по времени. И облака укладываются вокруг пика круглой шапкой, отдыхают. Сита снова кричит мне, чтоб я поторопился, хорошо, звезды никуда не денутся, поговорим после, надо идти в лагерь.
0
0