Через три дня доктор Гриффитс вернулась в их маленький коттедж. На этот раз, когда она положила свой дипломат на стол и подняла крышку, он был полон серых распечаток того, что, по-видимому, было латеральным срезом мозга человека.
Кроули и Азирафель сели рядом по другую сторону стола, и она положила перед ними шесть снимков. На каждом был изображен овал с толстыми светло-серыми завитками, окруженный чернильно-темным фоном. Все шесть слегка различались, и первый и последний были значительно меньше по размеру, чем остальные четыре.
– Это изображения здорового мозга в шести горизонтальных срезах, – объяснила доктор Гриффитс. – Начиная с верха мозга, – здесь она указала на первую фотографию. – До его низа, – она указала на последнюю. – Обратите внимание, что ткань мозга очень плотная и доходит до самой линии вот здесь, прямо внутри черепа, – она провела пальцем по краю одной из фотографий, и посмотрела на них в ожидании понимания.
Кроули, который был не совсем уверен, на что надо смотреть, все равно кивнул.
Она убрала четыре фотографии и отложила две другие в сторону на столе. Затем она достала еще шесть распечаток.
– Эти принадлежат мистеру Зирафелю. Шесть изображений, то же расположение и те же области, что и на шести других, что я вам показывала.
Кроули и Азирафель оба наклонились вперед, изучая фотографии. Кроули осознал, в чем дело, сразу же: он посмотрел на две фотографии – здорового мозга и мозга Азирафеля. Ему показалось, будто тяжкий груз опустился ему на плечи.
– Эта область, вот здесь, – доктор Гриффитс указала на заднюю часть мозга Азирафеля на одной из распечаток. – Здесь и лежит проблема. Видите, как вещество мозга уменьшилось в размере, а эти линии, – она показала на области, где темнота фона пронзала завитки ткани мозга. – Проникают гораздо дальше, чем в здоровом мозге.
Кроули сглотнул, взволнованно переводя взгляд с одной картинки на другую. Рядом с ним Азирафель сидел очень неподвижно.
Демон первым обрел дар речи.
– Так что… что это значит? – спросил он.
Доктор Гриффитс опустила глаза на изображения, а затем посмотрела на Азирафеля.
– По снимкам и симптомам я могу установить, что у мистера Зирафеля болезнь Альцгеймера. Альцгеймер сначала поражает заднюю часть мозга, как мы видим здесь, – сказала она, вновь показывая на проклятые картинки, разложенные на столе. – И это вызывает в первую очередь проблемы с памятью и моторными навыками.
Кроули лишь пристально глядел на фотографии. Затем он поднял взгляд на доктора;она смотрела на них спокойно, но в ее темных глазах была доброта.
– Что… что будет дальше? – спросил, наконец, Кроули, чувствуя, как слова застревают в горле.
– Все немного по-разному у каждого, – сказала она. – Но я могу дать вам общее представление.
Азирафель поднял на нее глаза, и Кроули было видно напряжение в его плечах, как будто он готовился к удару.
– Как вы заметили, – заговорила доктор Гриффитс. – Все начинается с потери памяти. Иногда первой уходит долговременная память, иногда – кратковременная. Для некоторых людей это мышечная память и те вещи, которые вы делаете автоматически, потому что хорошо их заучили. Такие вещи, как завязывание галстука или приготовление чая, но могут подвергаться влиянию и более сложные действия, например, вождение. Обычные, повседневные задачи могут стать трудными. Вещи путаются или теряются, и мозг не совсем понимает, что с этим делать. Следующей портится мелкая моторика. Это может влиять на почерк, или может стать трудно застегивать рубашку. Об уходе за внешностью часто забывают, и пациенты, бывает, теряются и уходят из дома, – доктор Гриффитс помедлила, глядя на них обоих. – Начиная с этого момента, многое может случиться. Некоторые пациенты замыкаются в своем собственном сознании. Другие сохраняют остроту ума до конца. Но с течением времени появится больше физических изменений. Опять же, это широко варьируется от пациента к пациенту, но распространенные симптомы на этой стадии включают частую смену настроения, бессонницу, утрату мотивации и депрессию, – доктор серьезно посмотрела на них.
Кроули, с трудом пытаясь осмыслить все это, нашел искру юмора в своей демонической душе:
– Ну, вы так говорите, что можно подумать, это его убьет.
Лицо доктора Гриффитс осталось бесстрастным.
– Это действительно по-разному в каждом случае, – сказала она. – Но вы должны знать, что Альцгеймер – действительно смертельное заболевание.
Кроули почувствовал, как весь воздух разом покинул его легкие, оставив задыхаться в пустоте. Под столом что-то коснулось его руки, а мгновение спустя пальцы Азирафеля сомкнулись на запястье демона, сжав его крепко, до синяков.
Кроули нашел немного воздуха и, запинаясь, выговорил:
– Сколько… сколько осталось?
– Не надо… – начал Азирафель, это было первое, что он сказал с тех пор, как доктор Гриффитс выложила фотографии на стол.
– Невозможно сказать, – ответила доктор. – Эта болезнь очень плохо изучена, и она поражает разных людей по-разному.
– Но мы говорим о… о трех годах или о тридцати? – спросил Кроули, чувствуя, как к потрясению добавляется вихрь паники. Он привел Азирафеля к Падению, он навлек на него все происходящее…
– Я не могу дать достаточно точную цифру, – сказала доктор Гриффитс. – И мне не хочется вообще называть каких-либо чисел, потому что болезнь правда влияет на разных людей по-разному, – она опустила глаза на снимки. – Но судя по тому, что я видела, и исходя из того, насколько далеко зашла болезнь – и если вы правы в том, что симптомы начались три-четыре года назад – я бы сказала, где-то от трех до десяти лет. Может, меньше. Может, больше. Это действительно невозможно установить, но я очень редко видела, чтобы пациенты прожили больше двенадцати лет после постановки диагноза.
Пальцы Азирафеля на запястье демона сжались так, что перекрыли кровообращение в его руке, но Кроули не замечал боли. От трех до десяти лет.
Первой связной мыслью, которая пронеслась в голове демона, было то, что ему было обещано сорок.
Рядом с ним Азирафелю, казалось, было трудно дышать.
– Можем ли мы… ну, знаете… что-нибудь сделать? – наконец смог выговорить Кроули, с тревогой взглянув на ангела.
Доктор Гриффитс покачала головой.
– Мы пока плохо понимаем механизм этой болезни. Есть экспериментальные лекарства и методы лечения, но ни одно пока не показало настоящей эффективности. Есть надежды, что лекарство появится в следующие десять, может быть, пятнадцать лет… но мы просто не знаем. Я могу прописать арисепт – это препарат, который лечит симптомы – но он не сможет остановить усугубление болезни.
Мозг Кроули ушел в перегрузку, перескакивая на пять, десять лет вперед – к пустующему креслу Азирафеля, его книжным полкам, пустым и унылым, и к самому Кроули, который стоял посреди гостиной, совсем один, и внутри его открывалась зияющая пустота…
Рука Кроули – не та, которую сжимал, будто в тисках, мертвой хваткой Азирафель – потянулась к ангелу и отчаянно ухватилась за его рукав.
– Разница действительно огромная между одним человеком и другим, – снова сказала доктор Гриффитс. – И лекарство может появиться очень скоро, если нам повезет, – она посмотрела на них: теперь они оба были очень бледны. Она достала из своего дипломата пачку скрепленных степлером бумаг в четверть дюйма толщиной и положила их на стол. – Это справочник по Альцгеймеру, – сказала она. – Я советую вам обоим его прочитать: он расписывает ход болезни, как мы ее понимаем. Там также перечислены группы поддержки в вашем регионе, которые вы можете посетить, – она начала сгребать снимки мозга к себе. – Я советую вам продолжать заниматься своими любимыми делами, – сказала она, обращаясь к Азирафелю. – Старайтесь не делать поспешных выводов. Много открытий может быть совершено в области медицины за короткий промежуток времени.
Доктор Гриффитс сложила снимки мозга вместе и положила их в свой дипломат, закрыв его со щелчком и глянув на часы.
– Боюсь, мне надо идти: мне нужно успеть на самолет. Вы сможете связаться со мной в офисе, если вам что-нибудь понадобится, – она встала, взяв свой дипломат со стола. Кроули следил за ее действиями безучастным взглядом. – Мне правда жаль, – сказала она, и ее голос звучал искренне.
Она была на полпути к двери, когда Кроули осознал, что ему следовало бы проводить ее.
Он встал и пошел было к двери, но Азирафель отказывался отпускать его запястье, и демон не смог уйти далеко.
Она вышла, не сказав больше ни слова, а Кроули просто долго стоял там, слушая звенящую тишину. Через пару секунд Азирафель, похоже, осознал, что он сдавливал запястье Кроули, и резко отпустил.
– Прости, – сказал ангел.
Кроули оторвал взгляд от двери и снова посмотрел на Азирафеля. Его ноги вдруг стали ватными, и он опустился на стул. Его запястье болело дико, горело внезапным жаром, но Кроули даже не удостоил его взглядом.
Демон, не отрываясь, глядел на пустое место на столе, где всего лишь мгновения назад была так клинически расписана судьба Азирафеля. Он не понимал, как это могло случиться.
Он почувствовал, как Азирафель коснулся его запястья, на этот раз легонько. Он вздрогнул непроизвольно, боль немного вернула его к действительности. Ангел положил его руку на стол.
– Тебе надо это вылечить, – сказал Азирафель.
Кроули повернулся, чтобы посмотреть на ангела. Он не знал, что он должен был чувствовать – неспособность поверить, удивление, ужас? Глаза Азирафеля были поразительно – до невозможности – спокойными.
– Пожалуйста, – сказал Азирафель.
Кроули моргнул, глядя на него, затем опустил взгляд на свою руку. Вокруг запястья была ярко-красная полоса, уже начинавшая расти, как если бы он был связан. Его кисть была заметно бледнее остальной руки и пульсировала мучительно, посылая волны покалываний вверх по руке. Он едва замечал это.
– Зира, – начал он с дрожью в голосе.
– Пожалуйста, – снова повторил Азирафель, нежно касаясь его плеча. – Вылечи ее. Я не хотел причинить тебе боль.
Кроули мог только смотреть на него. «Я тоже не хотел причинить тебе боль», – подумал он с отчаянием. «Я не хотел привести тебя к Падению. Я не хотел, чтобы все это случилось».
Но Азирафель все еще смотрел на него, и его рука почти невесомо лежала на плече демона, а в его взгляде было столько же боли, сколько чувствовал Кроули.
Кроули снова посмотрел на свою руку и позволил себе достать немного силы из глубины и послать ее в направлении своей кисти. Обжигающая боль мгновенно стихла, и он без интереса наблюдал, как красная отметина посветлела и исчезла с его запястья, а цвет кожи на его руке потеплел на пару тонов.
Азирафель наклонился к Кроули и положил голову на плечо демону.
– Спасибо, – сказал он голосом, прозвучавшим вдруг очень устало.
Они сидели так некоторое время, достаточно долго, чтобы их дыхание стало синхронным, и Кроули не знал, как они вообще когда-нибудь смогут выйти из этого положения, как они когда-нибудь смогут встать и продолжать жить. Это казалось таким нереальным.
А потом Кроули почувствовал, что довольно сильно проголодался. Ему тут же стало стыдно: какое право он имел чувствовать голод, какое право имело его тело требовать, чтобы он шёл дальше, когда тело Азирафеля так окончательно его подвело? – однако вскоре после этого, он услышал, как в животе у ангела громко заурчало. И он осознал, что Азирафель все ещё здесь, легонько опирается на него, очень настоящий и живой– Кроули ещё не потерял его.
Демон неловко откашлялся.
– Ужин? – спросил он.
Азирафель отодвинулся от него и с тоской бросил взгляд в направлении кухни.
– Я должен был поставить курицу готовиться, – ангел глянул на часы. – Час назад.
Кроули медленно встал, чувствуя, как затекшие мышцы на мгновение запротестовали.
– Ничего, – сказал он. – Мы можем поесть курицу завтра, – он пробежался глазами по шкафчикам и открыл один с надеждой. – Как насчёт чего-нибудь готового?
~~***~~
Утром показалось, будто вчерашний день им приснился. Кроули поздно встал, а когда спустился вниз, обнаружил, что Азирафель полет клумбы, насвистывая себе под нос.
Кроули замер у открытой двери, глядя вниз на ангела. День был чудесный.
Азирафель услыхал его приближение и поднял на него глаза.
– Доброе утро, дорогой мой, – сказал он весело. – Полагаю, ты не захочешь помочь? – он указал на безупречно прополотые клумбы.
Кроули почувствовал, как его губы изогнулись в слабой улыбке.
– Ты знаешь, я предпочитаю, чтобы мои растения были зелеными от зависти. Ну и от страха. Качественный приступ страха заставляет любой цветок лучше расти, я считаю.
Азирафель нахмурился на него, но в этом не было настоящей злобы.
– Не терроризируй мои ирисы, – сказал он. – А теперь кыш, иди отсюда подобру-поздорову. Иначе, уверен, я найду какой-нибудь кустик, который нужно подровнять.
Кроули ухмыльнулся на пустую угрозу – Азирафель ни за что не позволил бы ему притронуться к своим идеально подрезанным кустикам, учитывая послужной список Кроули в нарушении прав растений – но все равно вернулся в дом.
Ни один из них не работал в тот день, и ни один из них не заговаривал о событиях вчерашнего дня. Это был один из тех дней, когда Азирафель, казалось, снова стал прежним. Он не забывал ни о чем. Все было как раньше, в том неком совершенном, идеализированном прошлом, до того как они узнали, что ангелу осталось ещё меньше, чем они надеялись. Кроули не мог заставить себя рассеять эти чары – наоборот, ему хотелось остаться здесь навеки, пойманным в этом маленьком пузырьке счастья, которого они достигли среди ужасов мира.
А потом день закончился. Следующий был хуже: Кроули и Азирафель оба пошли на работу, и Азирафель вернулся домой первым. Когда Кроули явился как раз к ужину, то обнаружил, что Азирафель случайно установил на плите неправильную температуру и сжег их ужин. На мгновение показалось, что ангел вот-вот заплачет, затем он как будто просто замкнулся. Он решил вместо этого подогреть вчерашнюю пасту, которая у них оставалась, а когда Кроули попытался помочь, на него накричали и велели сесть на место.
Кроули попытался поднять ему настроение какой-то лёгкой шуткой, что в итоге сработало, но, хотя это успешно иссушило весь гнев в Азирафеле, его заменила тихая меланхолия. Азирафель съел только половину своего ужина и сразу пошёл спать. Кроули не ложился долго, беспокоясь.
Следующий день после этого был ещё хуже.
Работа Кроули в банке вымотала ему все нервы, и ему пришлось задержаться допоздна, а когда он, наконец, добрался домой, немного мокрый от мелкого то стихающего, то начинающегося дождика, его настроение было окончательно испорчено.
Когда он вошёл в коттедж, дрожа и чувствуя, как за воротник стекает капля ледяной дождевой воды, Азирафеля нигде не было видно. Вместо этого на столе лежала записка, написанная немного неровным почерком ангела, в которой говорилось, что Фэй Апхилл пригласила его на чай, и они будут рады, если демон присоединится к ним после работы, если захочет, в противном случае, Азирафель придёт домой попозже, как раз к ужину.
Кроули нахмурился на записку и смял ее, яростно глянув через плечо на унылую морось. Дождь на самом деле был не таким уж сильным, если подумать, но у демона не было желания покидать коттедж как можно дольше.
Он мрачно плюхнулся на диван, стараясь не обращать внимания на холодный сквозняк, сочившийся мимо него. Эта осень скорее напоминала промозглую зиму, чем что-либо ещё.
Часы на стене мягко стучали, маятник лениво качался взад-вперед. Кроули уставился на пепел камина, было неприятно мокро и холодно. Он не удосужился включить свет, когда вошёл.
Он все ещё был взвинчен из-за работы, и, продрогший, сидящий вот так на диване в темноте, уставившись на каминную решетку, он вдруг почувствовал себя очень одиноко.
«Тик-так», – стучали старинные часы, которые Азирафель очень любил.
Кроули подумал об ангеле, сидящем в тепле и уюте в чьей-то чужой гостиной, может быть, уплетающем печенье и прихлебывающем какой-нибудь Эрл-Грей.
Он посмотрел на камин, где белый пепел лежал, неподвижный и мёртвый.
«Тик-так», – стучали часы, глубоко и мягко.
Это звучало, как обратный отсчет.
«От трёх до десяти лет», – подумал Кроули, и при этой мысли его пронзила вспышка ярости. – «От трёх до десяти чертовых лет, а потом что? Какое будущее остается мне?»
«Тик-так».
Кроули сердито глянул на часы, чувствуя жар от гнева, накатывающего на него. Часы отмеряют секунды, оставшиеся от жизни Азирафеля, – вдруг понял он. Отсчитывают удары сердца, оставшиеся до того, как ангел уйдёт навсегда.
От трёх до десяти лет.
– Прекрати! – выкрикнул вдруг Кроули и резко сел прямо, его глаза горели, когда он со злостью смотрел на часы, чьи стрелки продолжали тикать без остановки. – Просто… просто прекрати это!
«Тик-так», – Кроули резко встал, чувствуя в себе гораздо больше демонического, чем во все последние годы, и в этот момент волна ярости прокатилась по нему. Он чувствовал, будто сорвался с какого-то края, но не остановился, чтобы понять, с какого. Единственное, чего он хотел, это чтобы эти чертовы часы остановились, хотел прекратить каким угодно способом течение времени, которое убивало его ангела.
Кроули быстро устремился к часам и ударил кулаком в их переднюю панель так сильно, что разбилось стекло и задрожала стена.
Боль в руке добежала прямо до головы, усиливая его злость.
– Прекрати это, слышишь? – крикнул Кроули часам, голос надломился на середине фразы. – Просссто… Проссссто замолчи!
«Тик-так», – смеялись над ним часы, и их секундная стрелка щелкнула на следующей метке. – «Ты не можешь остановить меня».
– Черта с два не могу, – прорычал Кроули и сорвал часы со стены.
«Тик», – сказали часы и потеряли «так», когда маятник неуверенно качнулся взад-вперед.
Кроули с силой встряхнул часы, охваченный глубокой яростью.
– Этого не будет! – закричал на них демон. – Я не… Я, на хрен, не потеряю его!
Часы не отвечали.
– Я просто… Я не потеряю! – закричал Кроули вновь надломившимся голосом. – Не потеряю.
Он держал часы слишком неподвижно слишком долго: маятник снова начал качаться.
«Тик».
– Нет! – крикнул Кроули, глядя на секундную стрелку так, будто она лично была в ответе за все, что произошло.
«Так».
Кроули разбил часы. Они ударились о стену с оглушительным грохотом, послав по штукатурке паутину трещин. Часы упали и ударились о пол, как мешок с кирпичами, со звуком разлетающегося дерева, металла и стекла. В голове у демона пульсировало, и эта пульсация никак не прекращалась.
Он подошел к сломанным часам, чувствуя, как его рот скривился от злости. Он некоторое время сдерживал себя, глядя на них сверху вниз, дрожа.
Потом он яростно пнул самый большой фрагмент сломанного деревянного корпуса часов так сильно, как только мог, вложив силу всего тела в удар. Он оперся руками о стену и ударил снова, и снова, и снова, и снова, пока не остановился, задыхаясь и крича, его нога пульсировала в такт ударам сердца.
Он пнул останки часов еще раз, а потом еще один, и заставил себя остановиться. Его трясло, ладони, упиравшиеся в свежетреснувшую стену коттеджа, вспотели.
У него перехватило дыхание раз, другой, глаза горели, но слезы не являлись.
Не считая его собственного неровного дыхания, стояла тишина. Часы больше не тикали, но время все равно шло, набегая на него, будто волнами, толкая его неумолимо в том направлении, куда он не хотел идти. Толкая его к концу.
Кроули всхлипнул надломлено, беспомощно, и его ноги подкосились. Он опустился на пол, чувствуя, как злоба в нем иссякает, оставляя ему одну лишь гигантскую зияющую пустоту.
Превращение Азирафеля в смертного никогда не было частью никакого плана, на который Кроули подписывался. Но это случилось, и последствия происходили теперь.
От трех до десяти лет. Каким-то образом все пошло не так.
И, сидя так – с болью в руке и ноге, с обломками часов, которые Азирафель любил так нежно, лежащими рядом с ним грудой дерева, стекла и бронзы – он пожалел впервые за всю свою очень долгую жизнь, что он не может по-настоящему, как следует поплакать.
Кроули просидел так всего минуту или две, сотрясаясь от сухих рыданий и придерживая правую руку, которая была в крови и осколках битого стекла, когда он услышал, что дверь открылась.
Демон тут же икнул и попытался собраться, но он мало что мог сделать в этом отношении.
– Кроули! – это был ангел, конечно же. Кроули ожидал, что его голос будет потрясенным, но был более чем удивлен, услышав, что вместе с этим в нем звучала тревога.
– Просссти, – промямлил Кроули, морщась от шипения в голосе, но он был слишком измучен, чтобы пытаться скрыть его.
Он услышал, что Азирафель сделал пару шагов в его сторону, а затем остановился, вероятно, заметив разбитые часы.
– Кроули, – снова сказал Азирафель, и теперь, казалось, он был на грани слез.
– Прос-сссти меня, – повторил Кроули, икнув и не поднимая глаз, с отчаяньем глядя на обломки одной из наиболее ценимых ангелом вещей.
Услышав, что Азирафель преодолел разделяющее их расстояние, он машинально отпрянул, понимая, что поступил плохо, и ожидая наказания.
Но ангел лишь присел на колени рядом с ним. Кроули почувствовал невесомую ладонь на своем плече.
– Ох, дорогой мой, – сказал Азирафель, и демон не мог понять, как его голос может быть таким добрым. – Используй свою магию, пожалуйста.
Кроули жалко шмыгнул носом и махнул своей здоровой рукой приблизительно в сторону изломанных останков часов. Обломки закружились в воздухе и вновь сложились вместе безупречно. Мгновение спустя часы мягко повисли на вдруг ставшей невредимой стене, как прежде.
Ему показалось, что Азирафель тихо рассмеялся.
– Да не часы, мой дорогой, твою руку.
Кроули моргнул и поднял глаза на ангела, в замешательстве, отразившемся на его лице.
Азирафель даже не смотрел на часы: вместо этого он глядел на демона с таким сочувствием, какого тот не видел с тех пор, как ангел Пал.
– Пожалуйста.
Кроули моргнул и посмотрел вниз на свою руку, понимая, что он даже не задумался о том, чтобы вылечить себя. Он сглотнул и направил и в свою разбитую руку, и в ногу достаточное количество силы, чтобы прекратить боль. Несколько осколков стекла соскользнуло с его ладони и упало на землю, слегка звякнув.
– Вот так, – сказал Азирафель и легонько погладил его по спине.
Кроули судорожно выдохнул и прикрыл глаза, пытаясь совладать с дыханием и сердцебиением, успокаивая себя.
Азирафель оставался подле него, его рука теперь мягко лежала у Кроули на спине для поддержки. Кроули ждал, что ангел спросит его, что случилось, но Азирафель по-прежнему молчал. Он и так знал.
Когда Азирафель не сделал попытки встать и вернуться к их обычным делам, а рука оставалась неподвижной на спине Кроули, демон заговорил.
– Сорок лет, – прошептал он, вспоминая с горечью ту ночь на пирсе, после того как они с Азирафелем поссорились, когда он принял решение остаться с ангелом. Он открыл глаза и уставился вниз на свои руки, теперь целые и невредимые. – Нам обещали сорок лет.
Рядом с ним Азирафель вздохнул, но в этом звуке не было досады.
– Нет, не обещали.
Кроули тоскливо шмыгнул носом.
– Мы знали, что к этому идет, Кроули, – сказал Азирафель ласково. – Просто это пришло рано, а не поздно.
– Что пришло? – спросил демон упрямо, не желая слышать ответ.
Ответ Азирафеля был твердым: спокойным, ровным.
– Смерть.
Кроули понял, что качает головой, а его сердце трепещет от страха.
– Нет.
Рука Азирафеля легла на дальнее плечо Кроули и крепко обняла демона.
– Боюсь, что так, мой дорогой.
Кроули не отрывал взгляда от своих рук, отказываясь поднять голову, отказываясь посмотреть ангелу в глаза.
– Мне жаль, – мягко сказал Азирафель. – Правда жаль. Но, боюсь, мы ничего не можем с этим поделать.
Кроули сердито всхлипнул и, наконец, посмотрел вверх, но не на ангела.
– Нет, – сказал он.
Азирафель вздохнул.
– Кроули…
– Нет, – повторил Кроули, на этот раз тверже. Он сглотнул и поменял положение, готовясь встать. Рука Азирафеля соскользнула со своего места на плечах демона. Кроули с трудом поднялся на ноги, и Азирафель устало последовал за ним.
– Нет, мы Поднимем тебя, – сказал Кроули, хватаясь за этот последний выход, как утопающий хватается за соломинку. – Я найду какой-нибудь способ Поднять тебя, и ты будешь… будешь ангелом снова, и с тобой все будет хорошо, – он почувствовал, что его решимость стала сильнее даже от одних этих слов.
Подле него Азирафель казался неуверенным.
– Мой дорогой…
– Нет, – оборвал его Кроули. Азирафель смотрел на него с выражением, в котором было нечто среднее между печалью и болью. Кроули заметил, что его собственные черты смягчаются. – Послушай, – сказал он, делая шаг вперед и кладя руку на плечо ангела. Азирафель показался ему вдруг одновременно очень старым и очень усталым, хоть он и встретил взгляд Кроули теми же бездонными, кристально-голубыми глазами, которые всегда у него были, на протяжении шести тысяч лет.
– Дай мне хотя бы попытаться, – попросил Кроули мягко. – Дай мне попытаться.
Азирафель опустил голову, но все же кивнул.
Кроули судорожно выдохнул с облегчением от того, что ангел, похоже, пошел ему навстречу. Он закрыл глаза на мгновение, просто ощущая плечо Азирафеля, очень настоящее под его рукой, и сантиметр шерсти, разделяющий их.
Потом Азирафель сказал.
– Как насчет чая?
И Кроули не смог подавить смешок.
– Да, ангел. Чай был бы кстати.