Примечания:
В бонусах нет сэра Шерлока и доктора Ватсона. Но есть другие знакомые персонажи))
…тем временем в далекой-далекой Советской Соборно Социалистической России…
Если завел зверя – его надо выгуливать, тут уж ничего не попишешь. И если зверь серьезный — то желательно делать это ночью и там, где он никому не причинит вреда. Мой Мистер Х – серьезнее некуда, служебные пинчеры разбегаются с визгом. У него, конечно, есть собственное мнение на тот счет, кто из нас кого завел и кто кого выгуливает, но раз уж между нами существует нечто вроде негласного договора, то каждую ночь мы с ним идем гулять на Уйтчепел-роуд. Он любит гулять, и любит этот жутковатый район, я же считаю наши еженощные рейды продолжением работы, ну словно как бы дополнительный обход чужого участка во внеслужебное время. Впрочем, у хорошего полицейского не бывает чужих участков и внеслужебного времени. А я – хороший. Очень. Может быть – лучший в Лондоне. И потому мой Мистер Х никогда не потревожит покоя законопослушных обывателей.
Ночью тут безлюдно, приличные лондонцы и днем-то избегают окрестностей печально знаменитого Пекла. Но мне и не нужны приличные. Пусть себе спят в своих постелях и видят девятый сон. А я буду хранить их покой, давя подошвами тяжелых ботинок брусчатку околопекельного Ист-Энда. Здесь нет фонарей, но темноты тоже нет, мрачные узкие улочки залиты неверными алыми отсветами, из-за которых привычный лондонский смог наших дней трудно сравнивать с гороховой похлебкой – скорее он напоминает томатный суп. Мистеру Х очень нравится и этот дерганый алый свет, и здешние трущобы, в темных закоулках которых таятся разнообразные приятные ему сюрпризы. Может быть, нам повезет повстречать злодея, желающего отобрать чей-то кошелек или жизнь. Я бы не возражал и против спокойной прогулки, но знаю, что Мистер Х очень надеется на подобную встречу. Он не любит протоколов, показания свидетелей и прочую бюрократию, для него все просто – злодей должен быть растерзан на месте. Мне же остается уповать лишь на крепость поводка — если, конечно, я хочу представить бедолагу суду в не слишком разобранном виде.
Мистер Х скалится, жадно принюхиваясь. Я знаю, кого он ищет– ужас Уайтчепеля, чудовище, из-за которого матери боятся спускать младенцев с рук даже на миг и гонят домой детей постарше, чуть день перевалит за середину. Волки говорили о нем, и даже имя называли, но кто же верит волкам? Разве что мы с Мистером Х – он отлично чувствует запах лжи и запах крови на чужих руках, даже если они отмыты карболкой. Но Мистера Х бесполезно тащить в суд и представлять пред высоким жюри – присяжные не поверят ему точно так же, как и обитателям волчьих трущоб.
Мне они бы поверили – но только в том случае, если я поймаю эту тварь на месте преступления. Остается лишь гулять каждую ночь по окрестностям Пекла и надеяться на удачу – и понимать всю подлость этой надежды. Надежды Мистера Х проще, но пока столь же эфемерны.
Отчаянный крик разрывает ночную тишину, Мистер Х рвется с поводка и буквально тащит меня за собой – туда, где шум драки, рычанье и вопли. Бежим – и кто-то бежит нам навстречу. Кто-то, не умеющий бегать бесшумно. Натянув поводок до звона, останавливаюсь и прижимаюсь к стене – вот сейчас…
Тень вываливается из-за угла, стеная и заламывая руки. Черная сутана, белый воротничок. Вот и не верь в совпадения! Делаю шаг на свет:
— Отец Маккензи? Какая встреча!
— Кто здесь?! — Он шарахается, подслеповато щурясь, потом облегченно выдыхает. – Инспектор! Слава Богу, это вы! Эти чудовища! Эти монстры в обличии человека! Они не имеют души и защищают отродья дьявола, они нападают на служителей Господа нашего, я еле вырвался… Как же я рад, инспектор!
Рук по локоть в крови не будет. Кому-то сегодня повезло куда больше, чем мне. Безумному пастору, уверенному, что печать дьявола стоит на каждом втором младенце и очистить его бессмертную душу может лишь мученическая смерть, помешали. Снова. И я снова ничего не смогу доказать. Зато у волков будет новый приемыш.
Живой.
А пастор… Что ж. Ваш выход, мистер Хайд!
Отпускаю ментальный поводок – и чувствую, как чужая кривая ухмылка дергает мои губы, обнажая клыки:
— А уж я-то как рад, пастор…