3
У Алены был хороший двор. Обычно в этих серых сталинках дворы пыльные, качели пузырятся облезлой краской, а от мусорных баков невыносимо несет тухлятиной и кошками. А в аленином дворе — в бывшем дворе Андрея, и Митьки, и их отца, и деда — в аленином дворе зелено курчавились каштаны, и от вертушек забористо пахло свежей машинной смазкой. В песочнице ковырялись малыши. Компания детишек постарше столпилась у въездной арки. Оттуда доносились крики и визгливая брань. Андрей пригляделся. Мальчишки плотно окружили пьяницу в грязной рванине. Тот пытался пробиться к выходу, но дети не пускали. Кто-то из компании затянул высоким голоском: «Две бомжихи, два бомжа родили вчера ежа, у бомжихи мертвый глаз, бомж козел и пидорас». Остальные тут же подхватили.
— Хорошие дети.
Андрей оглянулся. Спешившая через двор тетка с авоськами остановилась рядом с Андреем.
— Хорошие дети, говорю. Давеча шла от Студенческой, из продуктового — так там детишки оборотня камнями забили. А наши ничего, посмеются и отпустят.
Андрей снова всмотрелся. Он надеялся, что Димки среди этих не было — да нет, и быть не могло, тут собрались пацаны постарше. Из подъезда показалась дворничиха и шуганула мальчишек метлой.
— Ну! Распелись тут!
Пацаны разбежались. Бомж, приволакивая ногу, поспешил убраться.
— Хороший был двор, — процедил сквозь зубы Андрей и пошел ко второму подъезду вслед за теткой с авоськами.
Дома у Алены было бедно и чисто. Даже занавески на окнах, дешевые тюлевые занавески, были отстираны до почти альпийской белизны. Андрей любил этот дом. Он здесь родился. А еще раньше здесь родился его старший брат Митька. Родился, рос, мужал, привел молодую жену. Аленку. Бледная молодая женщина, встретившая Андрея на пороге, была почти не похожа на ту юную, улыбчивую, яркоглазую — но все так же красива.
— Заходи, Андрюша.
Из комнаты набежал Димка, обнял с разбегу и мгновенно вскарабкался на плечи.
— Дядя Андрей!
— Видишь, как бесится, — вздохнула невестка. — Я его дома держу. Ухитрился простудиться в такую жару, представляешь? Он уже от скуки на ушах ходит.
— Ну вот. А я ему принес по погоде.
Андрей порылся в кармане и вытащил небольшой водяной пистолет. Димка скатился на пол и заныл:
— Ну, дядя Андрей, ну, пожалуйста, ну я чуть-чуть и только горячей водой, честно, да я уже почти здоров.
Алена улыбнулась. Последние пять лет Андрей нечасто видел эту улыбку. Димка, воспользовавшись замешательством, выхватил пистолет и умчался в ванную. Тут же загудел кран.
— Воет он у вас. Надо бы прокладку поменять, — механически заметил Андрей.
— Только не заводись сейчас. Потом поменяешь. Идем на кухню, я чайник поставлю.
— Спасибо, я уже на сегодня напился чаю.
— С кем это ты чаи гонял?
Улыбка Алены стала почти игривой. Андрей хмыкнул:
— Тебе бы там не понравилось.
— Ну просто так посиди. Я из-за Димки отгул взяла, даже и поговорить не с кем. А хочешь, я тебе его художества покажу? Представляешь, всю стену над плитой изрисовал, я даже и глазом моргнуть не успела. Теперь не знаю, чем отмывать.
Андрей шел за Аленой по коридору, и, кажется, в миллионный раз обещал себе не приходить сюда, просто переводить деньги на счет и подарки Димке отправлять по почте. Обещал, но, глядя на узкую полоску загара над воротничком халата, знал, что нарушит это обещание.
От чая все же отвертеться не удалось. Аленка заваривала его по старинке: сначала обдала чайничек крутым кипятком, затем бросила туда ложку крупных коричневых листьев и плотно закрыла крышкой. Засекла ровно пять минут по большим настенным часам. Кукушку из этих часов выковырял Митька, когда Андрея еще на свете не было. Маленький Андрей обижался на брата — так хотелось посмотреть, как выскакивает из дверцы деревянная птица. Ему даже снилась эта кукушка. Над плитой — новенькой, Андрей купил пару месяцев назад вместо старой развалины — кафельную плитку украшал рисунок. Похоже, у Димки под рукой оказались только зеленый и красный фломастеры, но уж ими он постарался вволю. На зеленую танковую колонну пикировал с кафельного неба красный бомбардировщик, и танки задирали все выше и выше кривоватые пушечные стволы. В зеленоватых облачках разрывов второй бомбардировщик зарывался носом и падал за красную гору.
Сквозь занавески било белое солнце. Алена разлила чай. Андрею, как всегда, в его старую кружку с щербинкой на ручке. Выставила на стол сахар, конфеты, из холодильника вытащила остатки кремового торта. Размешала сахар в своей чашке и спросила:
— Ты опять уезжаешь?
— С чего это ты так решила?
— А ты всегда заходишь перед командировками. Куда теперь?
Андрей пожал плечами.
— Куда пошлют.
Он положил на стол несколько стодолларовых купюр.
— Димке на день рождения купи что-нибудь. Ботинки у парня уже на ногах разваливаются.
Алена будто и не слушала. Она поводила ложечкой в чашке и неожиданно сказала:
— Знаешь, а мне сегодня сон такой нехороший снился. Как раз про твою поездку. И про Митьку. Он играл в песочнице с каким-то мальчиком, маленьким, но не Димкой. И со мной заговорил, не помню о чем — но так страшно стало… Ты уж будь там поосторожней.
Андрею вспомнился Печник. Что-то нынче все грозят бедой.
— Буду. Я вообще очень осторожен.
Аленка глянула куда-то поверх его головы, на изрисованную кафельную стену. На секунду глаза ее затуманились. Потом она перевела взгляд на Андрея и чуть улыбнулась.
— Ты… да. Ты осторожный.
Привычно и глухо заныло в груди. Осторожный. Ага.
— Все еще не можешь простить мне Митьку?
Алена удивленно вскинула брови.
— Причем здесь ты?
— Ну как же. Я жив. Он — нет.
Из глубины квартиры донесся грохот и истошный мяв — это Димка открыл военные действия против кота. Алена покачала головой:
— Зачем ты себя мучаешь? Ты же знаешь — я так не думаю, и не думала никогда.
— Думаешь.
Андрею внезапно захотелось встать и уйти, но вместо этого он сунул руку в карман и нащупал письмо.
— Писем давно не получала?
— Каких писем?
— Митькиных.
Глаза у Алены расширились, потемнели, и лицо скрылось за ними. Андрей подумал, что сейчас она похожа на скорбящую богоматерь со старых деревенских икон.
— Испугалась?
— Тебя?
И такое в ее голосе прозвучало презрение, что Андрей понял: он прав. Всегда, за искренними вроде бы улыбками и радостью от его прихода стояло это — ты жив, а Митька — нет. Андрей вытащил из кармана скомканное письмо и швырнул на стол.
— На, читай. Наслаждайся.
А Алена не обращала больше на него внимания, и Андрей закусил губу от горькой зависти — так рванулась вдова-невдова к письму, так впилась глазами в корявые строчки.
— Читай, — он вновь забарабанил по столу, как там, в норе у Печника. — Обманывай себя. Переписывайся с умертвием, или кто он там теперь. Кто угодно, только не Митька.
Аленка оторвалась от письма. Погладила грязную бумагу кончиками пальцев и спокойно ответила:
— Это Митя. Ты же и сам знаешь.
И, помолчав, добавила:
— Ты бы хоть раз сходил к нему. Сходил бы и посмотрел. Я же знаю, вам можно.
И Андрею снова послышалось: «Ты трус».
Новая запарка началась с того, что я решила потренироваться на… женщинах. Не в смысле стрельбы или соблазнения, а в смысле внушения. Дрессура мелкого сверха давала хорошие результаты — Лот вел себя прилично, особо никуда не влипал, но и не таскался за мной, как братцы золотые. Впрочем, он и не считался моим охранником, скорее что-то вроде приемного сыночка-переростка.
В целом, точечное воздействие получалось у меня все лучше и лучше. Сверх не вредничал, не выдавал на гора своих бредовых идей и был вполне нормальным парнем. Разовые акции воздействия на его мозг не приносили ему вреда, просто заставляли сделать что-либо такое, о чем он в данный момент не думал. К примеру, почесать голову, посмотреть на часы, съесть какой-то продукт и тому подобное. В целом, результаты эксперимента были удовлетворительными — мне удавалось не превращать его в своего раба, при этом заставляя его сделать все необходимое, в рамках приличий, естественно.
И вот теперь мне попала вожжа под хвост — захотелось испробовать свои способности на слабом поле. Я немного сомневалась в возможностях этого воздействия на женщин, поскольку сама способность появилась как раз, чтобы «ловить» мужчин. И будучи существом нормальной ориентации, я никогда не задумывалась над подчинением женщины. Но жизнь такая интересная штука, в которой женщина может стать моим врагом. Я прекрасно помню ту самую золоту дракошу, охотящуюся за Шеатом. Обломать ее, подчинив своей воле — чем не прекрасный способ поквитаться за Шеата и прошлую, испорченную жизнь?
Выбор мой пал на одну дракошу из золотого клана. Сидящая в карцере дама была никому не нужна даром. Полукровка, дочь бывшего главы и украденной из клана драконов смерти женщины. Дикая смесь, считай сестра нашей дражайшей королевы золотого клана… Увы, в отличие от пресловутой королевы, ее сводная сестра обладала слишком резким характером, отсутствием гибкости мышления и слишком радикальными взглядами на жизнь. А драконьи методы перевоспитания влияли на ее характер еще хуже.
Пролистав досье на мадам, я удостоверилась, что тут еще играла роль и банальная зависть. Чистокровная принцесса имела все и даже стала королевой. Она сильная, уверенная в себе женщина, четко знающая, чего хочет от жизни. С самого детства королева получала все и еще немножечко больше. А полукровку гнобили, вот уж расисты несчастные. Выросшая в тени сводной сестры дракоша усвоила урок и перешла на другую сторону. Вот только разницы между сторонами не было. Была лишь жажда власти…
В итоге полукровка по имени Летара — даже имени драконьего не заслужила, назвали, как эльфийку, все время лезла на рожон и оказывалась в тюрьме. В последние годы — в карцере. И сидела там ни много, ни мало за покушение на свою венценосную сестру. Ей бы давно отпустили все грехи, если бы не это последнее покушение…
***
В драконью тюрьму меня, как ни странно, пропустили. И даже не доколебались до моих «котиков»-телохранителей. Золотые драконы всего лишь насторожено смотрели друг на друга — мои на охрану, охрана на моих. Ну благо хоть мериться письками не стали, мол, чья охрана круче…
Получить разрешение на изъятие вредоносной сестрицы было довольно легко. Сама королева с облегчением дала добро, видимо, была чертовски рада избавиться от этого ходячего несчастья. Стражи сверили бумагу, королевские печати и благополучно открыли двери. Путь до карцера был неблизкий, пришлось поплутать по темным закоулкам. Вот уж не знаю, почему во всех тюрьмах такое плохое освещение. Как по мне, то наилучшей пыткой был бы яркий свет и днем, и ночью.
Тем временем провожающий нас золотой дракон молчаливо отпер последнюю в узком коридоре дверь и шагнул в сторону, слегка наклонив голову. Я на всякий случай тоже кивнула и прошла внутрь. За что уважаю драконов — никакой сырости. Но кроме мерзко капающей с потолка воды есть еще множество способов свести с ума узника. В этом вот карцере, к примеру, было грязно и дико воняло. Что-то в последнее время мне так и везет на подобные места.
Темноту разогнал магический светильник, а под ногами что-то закопошилось. Куча тряпья разверзлась и из нее выглянуло тощее, замурзанное в грязи лицо. М-да, довести дракона до анорексии еще надо постараться. Ментальный щуп ткнулся в вынырнувшую макушку и меня захлестнула волна ненависти, злости и отчаяния… Жалко… сколько ж мерзости в этой бедной душе?
Коричневые наслоения над ее аурой были поистине авгиевыми конюшнями. Разгребти это практически нереально в условиях карцера… Да и физическое состояние полукровки желало быть лучше. Истощение, блокировка магии, синяки, гематомы по всему телу, какие-то странные раны на волосистой части головы, царапины, ссадины, не заживающие побои, подбитый глаз, куча внутренних проблем… Прямо ходячая мечта для наших студентов. Еще меня забеспокоила странная опухоль в животе дракоши. На печени и рядом с нею вырос какой-то мешок, при сканировании кажущийся ярко-красным на фоне желтоватых и сероватых внутренностей. И этот мешок мог сильно испортить ее жизнь. Хорошо, если просто опухоль. А если неизвестный паразит? Или того хуже, вылившаяся в ткани кровь? Неловкое движение и это все польется в брюшину. И кто знает, удастся ли нашим врачам ее спасти.
Ментальное воздействие я подкрепила легким бульоном и хлебом. Если ее придется резать, то лучше не переедать, но и бросить девчонку голодной тоже нельзя. Ей просто не с чего регенерировать. Топлива нет — машина не едет. Вот и тут так же. А блокираторы магии не дают возможности брать энергию и силу из окружающей среды… Буду подкармливать.
Медленно, очень медленно я стаскивала слои ненависти и недоверия. Работенка эта осложнялась тем, что никаких эмоций, кроме жалости, к Летаре я не испытывала. Будь на ее месте мужик, я бы уже дожала и получила обожающего мою обожествленную особу «котика». Но это женщина. И как с нею быть?
Отсутствующие мозги скрипели плазменными извилинами. Тощая замерзшая дракоша ютилась у меня на руках и, видимо, пыталась согреться. По крайней мере, ненависть я убрала. Рассмотреть новую подопечную получалось плохо даже в магическом свете. Количество грязи на ней превышало все мыслимые нормы, лицо замурзанное, только черные глаза и блестят. Цвет волос из-за грязи тоже не определишь. Лишь темный комок с колтунами на голове. Плохо — придется стричь.
Я вручила подопечной стакан малинового йогурта — самое то для дракона смерти, апельсинов же давать пока нельзя. Тот кошмар в ее животе мне совершенно не нравится. Пора собираться. Я попыталась позвонить нашим докторам в Приют, обрадовать, что их ждет, но Летара вцепилась в мою руку неожиданно крепкой хваткой. Для такого хилого тела удавий захват мог быть последним, что она сделает, но черные острые когти уже сомкнулись замком на моем запястье.
— Не уходи… — прошептала дракоша и вдруг заплакала. Вот тебе и раз… Девчонка, вдруг поняла я. Всего лишь девчонка, оставленная без всякой заботы и участия. Брошенная царственной семейкой на произвол судьбы. Как же, полукровка! Позорище и бесполезный элемент общества. Ну и как не сказать о пользе презервативов? Интересно, драконы хоть знают, что это такое?
Я провела свободной рукой по жестким грязным волосам, едва не запутавшись в них на веки-веков.
— Я не уйду. Мы уйдем вдвоем. И пролечим тебя, и выкупаем. Все будет хорошо, — ментальное внушение вливалось на пару со словами, девчонка затихала, постепенно прекращая шмыгать носом, только размазывала свободной рукой слезы и грязь по лицу. Вместе со слезами из нее выходила портящая все ненависть и злоба. Взамен появлялось спокойствие и внушенная мной уверенность. Я ее не брошу. Мы ее не бросим.
Эта девочка была многим лучше, чем… чем другие золотые драконы. Некоторые из них на ментальном уровне безбожно воняли. Кто-то протухшим мясом, кто-то сырой подгнивающей рыбой, некоторые и вовсе будто в дерьме извалялись. Холеные, чистенькие, красивые блондины и блондинки в душе оказывались мразями… А эта… всего лишь коричневые наслоения мирового дерьма. Похуже, чем у моих братцев-золотых, но ведь и ей досталось немало. А юная психика плохо такое воспринимает. Вот и копится дерьмецо-то…
Я позвала своих «котиков», Шэль и Дэвис помогли подняться дракоше, осторожно придержали и благополучно вывели из карцера. Вот уж не думала, что буду спасать блудных драконих… Стражник получил высшее королевское распоряжение отправить нас нахрен, что и сделал с большой радостью, снял кандалы и попрощался. Прошедший мимо нас его напарник только покосился на бывшую королевскую сестру. Почему бывшую? Сама не знаю, только вот кажется, что теперь она не имеет к королевскому роду ни малейшего отношения. Это наша дракоша, какая уже есть.
Экран открылся в хирургическом отделении на Приюте. Собственно, теперь Медгородок уже был полноценным медгородком, название так и прижилось, зачем переименовывать? Вот и теперь отделение занимало уже почти с десяток зданий под руководством одного заведующего. Я выбрала здание посвободней.
Первым делом мы все переоделись в больничную униформу и потащили подопечную мыться. Я переживала, чтобы тот подозрительный мешок в ее животе не лопнул, потому посоветовала Летаре не делать резких движений, да она и не смогла бы. Но лучше предупредить, чем потом перемывать ей все кишки и брюшную полость от гноя, например.
Санитар-бионик проводил нас в душевой отсек, по пути зарегистрировал больную, наметил операционную и выдал стопку одежду и полотенец. Все белоснежное, пахнущее стиральным порошком с лимоном и от того даже не напоминающее больницу. Но Летара была не в настроении и в расстроенном виде добрела до душевой.
Душевая только так называлась. Расположенная на первом этаже огромного здания, она вмещала в себе ванны, небольшой отсек с бассейном, собственно душевые, биде и всякое такое, чему и я названия не знаю. Я выбрала привычную себе ванную, набрала теплой воды и усадила туда раздетую дракошу. Драные грязные тряпки, бывшие раньше ее одеждой, уничтожила. Товарищей телохранителей оставила за дверью, нечего подглядывать за женщинами.
Раздетой Летара являла собой еще более удручающее зрелище, чем в своих лохмотьях. Вода окрасилась в темный цвет, зато на коже стали видны во всей красе синяки, порезы и какие-то ссадины, больше похожие на не до конца заросшие отрезанные куски плоти. Будто кто-то освежевывал ее как корову. Или свинью. Ассоциация вызвала закономерную тошноту, которую я с трудом подавила. Не стоит передавать свое раздражение подопечной, у нее своего хватает.
Слив первую грязную воду, я набрала новой и намылила большую мягкую мочалку. Следовало вымыть и голову. Летара сжалась в ванне, прикрывая отсутствующую грудь руками. На бедрах багровели не зажившие синяки, будто ее пороли или от души приложили об каменный угол. Гадство полнейшее.
Пахнущая апельсином пена стекала по ее волосам, почти не снимая грязь. Придется стричь, но это потом. Сначала спасение жизни, потом прихорашивание.
Наконец помывка закончилась. Мы извели три ванны воды, кучу мыла и шампуня, вымыли всю грязь из дракоши и таки узнали истинный цвет ее волос — темно-золотой. Волос было много, колтуны разодрать не удалось, но это не ко времени.
После помывки я вывела одетую в больничную пижаму и тапочки девушку и мы отправились в операционную. Лезть в сканер Летара отказывалась наотрез, пришлось уговаривать, показывать на себе и на пришедшем докторе на радость снимающих все интернов. После получаса уговоров, наконец, удалось ее уложить и просканировать. Врач подтвердил худшие опасения — в мешке была старая кровь, вытекшая во внешние оболочки органов после побоев. Малейший пинок в живот и эта тонкая сумочка лопнет, излив во внутрь тела подгнивающую кровь. Человек бы давно уже умер, но у нас дракон, а значит шансы ее высоки.
Летара не хотела внутривенного укола, цеплялась за меня когтистыми пальцами и упрашивала не наливать ей в вены яда. Практиканты, медсестры и хирург печально качали головами, некоторые девушки украдкой вытирали слезы. Новички… Я на пару с анестезиологом уговаривала дракошу, что в шприце не яд, а лекарство, которое поможет ей проспать всю операцию и не чувствовать боли. В конце концов танцы с бубном меня утомили, и я нагло вломилась ей в мозг, заставив лежать спокойно и уговорив, что это для ее же блага. Хирург выдохнул с облегчением, меня выперли за дверь к «котикам», чтобы не мешалась. Кажется, я могу даже пойти домой и спокойно поспать…
За Летару я не переживала. Местные доктора уже натренировались на драконах и вивернах, научились высчитывать правильную дозу лекарств и анестезии, и выучили анатомию таких интересных существ. Так что вылечат, никуда она не денется.
С облегчением выхожу наружу, подставляя лицо теплому осеннему солнышку. Как же я все-таки люблю Приют… Это действительно мой мир.