Там, откуда он был родом, болота встречались редко. Земля, разрезанная заливами, вздымалась вдоль шхер зелеными холмами, плавными, как формы женщины, и круто обрывалась в океан; под высокими обрывами бились пенные волны. Исли долго не мыслил себя без этого ровного гула, без криков чаек, в великом множестве носящихся над Вестфьордом, без протяжного женского пения, летящего от острова к острову, без тепла лошадиной спины, упруго ходящей под ладонями, и без высокого отцовского дома с белыми стенами.
Белый конь на зеленых холмах был у них на королевском гербе. В десять лет, когда отец, ввязавшийся в большую войну, сгинул на враждебной земле материка, Исли унаследовал этот герб вместе с серебряной короной Вестфьорда, но до полнолетия только учился сражаться и управлять под началом отцовских братьев. Он родился в большой и шумной семье: у него были родные и сводные братья и сестры, дяди и тети, внучатые племянники и племянницы – потому что в Вестфьорде считалось, что чем больше в семье детей, тем она крепче, и по островам архипелага ходила шутка: эти земли переполнены настолько, что, когда чихает очередной народившийся младенец, его прадед рискует свалиться в океан с края земли.
Прошло еще десять лет – и шутить стало некому: на южной оконечности архипелага проснулся спящий вулкан. Говорили, когда он извергался, море светилось, а после из туч целый месяц сыпался серый пепел. Поднявшаяся до неба волна просто смыла Вестфьорд в океан. Из двадцати островов шестнадцать в одночасье ушли под воду. Море забрало и мать, и стариков, и младенцев, и воинов, и белых лошадей.
Исли не видел этого, только слышал рассказы – должно быть, поэтому сохранил и часть войска, и рассудок. Боги решили так, что он тогда был в походе. Ушел с кораблями закреплять морские границы – проучить узкоглазых пиратов, нападавших на восточный Вестфьорд.
Вернувшись, его воины не нашли своей земли.
Их тоже тогда пошвыряло по волнам: Великое извержение бурным эхом отдалось по всем морям. А дома их ждала жалкая кучка выживших, укрывающихся в хижинах из всплывших обломков.
На четырех островах жить стало горько и чертовски тяжело. Что-то сместилось в мире – после Великого извержения снег иногда шел даже летом. Косяки рыб обходили отравленную пеплом воду, волны в океане стали выше, а ветра холоднее.
Это был самый черный год за всю жизнь Исли, и он резонно полагал, что хуже не будет никогда. Люди проклинали богов, проклинали море, проклинали Исли, требовали кровавого жертвоприношения или безумного подвига. Известно: благополучие рода во многом зависит от королей. Как они чтут заветы предков, честно ли правят, достойно ли отражают врагов и служат богам. Король, при котором боги допускают такое – моржовый хрен, а не король.
Исли, помогавший уцелевшим пережить зиму, не чураясь никакой работы, как простой вождь древних времен – строил вместе со всеми, рыбачил, охотился, смолил корабли и солил рыбу, – слушал не утихающий стон и роптания и думал, что людям нужна надежда.
И еще земля под ногами, которая не уйдет под воду.
Или кровавая месть.
Или все это вместе.
Тогда пришло время вспомнить о предавшем его отца короле.
*
О короле из болотного края, делавшем предложение принцессе Вестфьорда, Исли слышал с самого детства. В белом замке об этом сватовстве было принято слагать насмешливые и непристойные песни. Пожалуй, единственным человеком, который всегда слушал их без улыбки, был отец.
Однажды, когда они вдвоем бродили по обрыву, куда отец водил его фехтовать среди камней, птичьих гнезд и колючек чертополоха, Исли спросил про болотного короля: как там было по правде? Отец сел на нагретый солнцем камень и похлопал рядом с собой. «Понимаешь, жеребчик, – так он называл Исли, когда они были одни. – Есть такие люди, от которых лучше держаться подальше. Черт их знает, чем они обладают – колдовством, дурной волей или сладким языком – но они подчиняют себе других людей, и это жутко. Говорят, в болотных землях есть черный камень, который притягивает железо. Маленький камень – мелкую ерунду, вроде иголок или гвоздей. А большой, да еще и выточенный в форме подковы, может приморозить к себе меч или топор. Так вот, молодой король Норфлара – как тот камень, но для людей». – «Почему же к нему не притянулась моя тетка Ингрид?» – с замиранием сердца спросил маленький Исли. – «Потому, жеребенок, что мы сделаны из другого теста, – усмехаясь, сказал отец. – Из белого мелового камня Вестфьорда, из лошадиных шкур и дельфиньих костей. И на нас его темная воля не действует».
…жаль, что через полгода отец ушел в затяжной военный поход, да и сгинул там, обманутый королем Черного замка. Исли потом ходил за дядьями как привязанный, дергал за рукава, требовал войны и мести, обижался, что никто не слушает его, десятилетнего короля-сопляка. Дядьки отмахивались: всем известно, что в северном болотном краю бесполезно вести войну. Черный замок в сердце королевства недосягаем. И король с паучьим взглядом просидел на своем престоле безнаказанно еще целых двадцать лет.
В тридцать один год, устав перебиваться морским разбоем, слушать проклятия и мольбы, зваться «королем без королевства», Исли решил, что, пожалуй, настало время протянуть руку за холодными землями Норфлара и их короной. За двадцать лет долг короля-паука перед ним только возрос.
Он долго вел своих озлобленных воинов сквозь болотные земли. Спал на черных скалах, пил разогретый в котелке снег. Выведывал, строил планы, искал дороги, ждал подходящего случая.
Теперь его зеленое знамя плескалось над замком вместо флага с химерой, а в самой высокой башне сидел взаперти кровный наследник поверженного короля – и Исли никак не мог решить, как с ним поступить, по уму или по совести.
*
В тронном зале тихо шуршали полотнища – здесь тоже снимали со стен «химер».
Исли сидел на троне, задумчиво покачивая ногой, и читал доставленные прошения. Прошло уже три дня после того, как он объявил себя властелином Норфлара и хозяином Черного замка. На эти три дня замок и город погрузились в хаос. С людей будто спала пелена многолетнего подчинения владыке, оставив их в страхе и тоске. Слуги бродили, как пьяные, глупо улыбаясь, кто-то на кухне день и ночь выл, оплакивая пропавших детей, а еще внезапно повесился замковый священник, признавшись перед смертью, что виновен в покрывании королевских грехов. В разборках «кто прав, кто виноват» случились несколько драк. Напротив ворот стоял пекарь с забинтованными руками и ныл, что требует королевской милости. Принесли вести о беспорядках на рудниках и пожаре в городской кузнице.
Солдаты Исли нервничали, глядя на обезумевших норфларцев. После резни королевской стражи он запретил убивать кого-либо еще и не разрешил насиловать женщин, а всех, заподозренных в сочувствии прежнему королю, распорядился отправлять в темницу.
Ему, в конце концов, нужно было теперь всеми этими несчастными править.
За Исли в молчании следили Антейн, Финиан и Хебер – воины, соратники и почти побратимы. Все родом с его острова, все «безземельные», потерявшие жен, матерей и сыновей. С проклятого похода в пиратские воды они всегда были рядом. Хмурые, преданные, нелюдимые, всегда готовые подставить плечо, прошедшие с ним пучину, пески и холодные болота Норфлара. Они стояли бок о бок с ним на балконе Черного замка, когда Исли показывал собравшимся под стенами горожанам изуродованные трупы, найденные в подземельях, и громогласно рассказывал, каким чудовищем был прежний король. Крика, плача и ужаса внизу было – не передать.
Теперь они не понимали, что удерживает его от решения.
– Шпионы доносят, что южные лорды собирают своих людей, – озабоченно гудел Финиан. – Хотят отбить замок под видом спасения наследника…
– Плевать им всем на наследника, – сказал Антейн. – Все хотят примерить свои задницы на трон. Теперь, когда короля-кровопийцы нет, каждый болотный говнюк решит, что и он достоин короны…
– А скоро подтянутся и протесты от других королевств, – кивнул Хебер. – Как это так, Вестфьорд захватил Черный замок! Для всех мы еще долго будем пришлыми захватчиками.
– Пока наследник живет и здравствует, так совершенно точно, – Финиан хмурил брови. – Ваше величество… только прикажите.
Исли махнул им, чтобы не мешали думать.
Соратники не ошибались: живой Ригальдо был неудобен. Он мог послужить ядром каких угодно заговоров – как же, наследник, – плевать, что отец был безумным убийцей, давайте-ка возведем истинную кровь на престол. Хебер склонял Исли к тому, чтобы решить вопрос тихо и быстро, Антейн настаивал на публичной казни, особенно если удастся доказать, что сын был замешан в преступлениях отца, ведь у хорошего дознавателя в пыточной доказать можно что угодно.