Четверо из пяти действительно оказались живы, но сильно одурманены и мало чем отличались от мертвых. Всё мной затребованное было доставлено даже быстрее, чем я окончательно убедился, что они не нуждаются в услугах патологоанатома, во всяком случае – пока. И следующие два часа мы занимались довольно неприятными медицинскими процедурами, о сути которых я не вижу смысла распространяться. Скажу только, что бывшая великая княжна проявила себя идеальной медицинской сестрой, о каковой любой врач может только мечтать. Деятельная, собранная, хладнокровная, понимающая с полуслова. И – сильная. Чудо что за женщина! Право, будь я помоложе лет хотя бы на тридцать…
Когда девушки оказались вне опасности, я оставил заботу о них, переложив ее на плечи институтского врача, сам же перешел к осмотру и вскрытию той, что была безусловно мертва.
Алиса Розенбаум. Множественные ножевые ранения области живота, груди и шеи. Проникающие повреждения печени, селезенки, желудка, легких и сердца.
И губы, пахнущие реланиумом…
— Что скажете, доктор?
Казалось, за прошедшие двое суток майор Пронин постарел на двадцать лет. Обострились носогубные, залегли темные круги вокруг глаз, и даже светло-русый ежик словно бы потускнел и присыпался пеплом.
— Четыре из тринадцати ран абсолютно смертельны. Еще три могли бы привести к летальному исходу с довольно большой степенью вероятности. Остальные поверхностны и не задевают жизненно важных органов. Может создаться впечатление, что убийца был в ярости и бил куда попало. Возможно даже, убийца и хотел, чтобы у нас создалось такое впечатление. Потому что как минимум вот эти две раны нанесены точно после наступления смерти, причем не сразу, а как минимум через два, а то и три часа. Больше похоже на ритуал, тем более что ран тринадцать, чертова дюжина… но мы не нашли в комнате ни креста, ни перевернутого распятия, ни пентаграмм, ни других предметов, которые…
— Ну, кое-что мы все же, допустим, нашли… — мягко возразил Холмс и положил на стол портсигар из органического стекла с выгравированным на крышке Кремлем, нам обоим подарили такие в первый же день приезда в Москву. Даже не вставая с места, я видел, что сейчас внутри прозрачной плоской коробочки вместо сигарет находится странное женское украшение – то ли брошка, то ли заколка в виде серебряной литеры М из перекрещенных шпаг.
Оставайся у меня на голове волосы, они бы зашевелились при виде этой брошки и осознании того, что означало ее присутствие здесь, в далеком от Лондона Петрограде. На майора же находка моего друга, похоже, не произвела ни малейшего впечатления.
— Ваш дедуктивный метод не сработал, — сказал он довольно жестко. — И на старуху бывает непруха. Жаль. Возможно, он годится лишь для англичан, а здесь вам не тут. Загадочную душу русских преступников не измерить вашим штангенциркулем!
Мне показалось, что в последних словах майора прозвучала даже определенная гордость. Хотя, возможно, только показалось.
— Ну почему же… — голос Холмса был по-прежнему мягок и тих. – Я хоть сейчас могу назвать вам имя убийцы несчастной Кати. А так же и имена виновных в смерти Алисы и отравлении ее соседок. Однако прежде я хотел бы задать вам один вопрос – кто более достоин наказания? Кого больше вы хотели бы покарать? Исполнителя или организатора? Того, чья рука нанесла роковой удар – или того, кто все продумал и подстроил?
Несколько секунд два сыщика сверлили друг друга взглядами. Майор сдался первым.
— Рыба гниет с мозжечка, это всякий знает. Конечно же, главарь важнее!
— Тогда карайте меня, майор, – Холмс развел руками и откинулся в кресле. – Потому что Алису Розенбаум убили только из-за того, что убийство Кати было объявлено несчастным случаем. А объявлено таковым оно было по моей просьбе. Я предполагал этим спровоцировать убийцу или убийц и вынудить их к активным действиям. Провокация сработала, хотя и куда более жестко, чем я рассчитывал. Но это меня не оправдывает, я должен был предусмотреть возможность и такого исхода. Я должен был понять, что ваши студентки слишком честные и слишком гордые, чтобы перекладывать ответственность на других. И слишком решительны для того, чтобы оставить безнаказанной убийцу своей подруги. Я ожидал… чего-то более женского, что ли? Более цивилизованного. Признаний, истерик, подметных писем. Они же просто взяли правосудие в свои руки. Тринадцать рук – тринадцать колотых ран. Разделенная ответственность, «рука по кругу» — так, кажется, это у вас называется?
Несколько долгих секунд майор с закаменевшим лицом рассматривал Холмса сквозь узкий прицел сощуренных глаз. Потом из него словно выпустили воздух, он растер лицо ладонями, и я только сейчас понял, что майор вовсе не перестал скрывать свой истинный возраст и не сделался вдруг высокомерным, а просто смертельно устал. Похоже, что за последние трое суток он если и спал, то не более получаса. Глаза у него были красные и совсем больные.
— Рассказывайте, — буркнул он негромко и почти просительно.
— Обязательно, но сначала, если не возражаете, я хотел бы сам поговорить с девушками. Не допросить, нет – просто поговорить. С каждой по отдельности. Это нужно не мне. И не вам. Но уверяю вас, это крайне необходимо. Нет, не здесь. В штабе.
В том самом штабе, где в углу дивана куталась в плед наша секретарша, непривычно подавленная и несчастная. Настал мой черед сверлить Холмса взглядом. Впрочем, у меня это получилось ничуть не с лучшим результатом, чем ранее у майора.
***
Алиса была дрянью. Изворотливой, услужливой, легко предающей и способной устроить любую пакость – если полагала, что оная сойдет ей с рук. Шла по головам, подставляя вчерашних подруг. Пыталась создать на курсе тайное общество «разумных эгоисток» — маленькую сплоченную компанию тех, кто бы всеми доступными средствами проталкивал наверх своих, топя и подставляя всех прочих. Называла это «духом здоровой конкуренции».
Девушек было тринадцать. Рассказ – один, с небольшими вариациями и примерами из личного опыта каждой.
— Они все врут! Они сговорились! Сначала убили, а теперь…
Девушек было тринадцать, мисс Хадсон сломалась на шестой. Вскочила, швыряясь пледом и обвинениями, и убежала рыдать к себе в спальню. Что ж, бурная истерика – это тоже прогресс. А я бы и рад был согласиться с нею и счесть девушек бессовестными лгуньями, но у окна, скрестив на груди руки, стояла Анастасияниколаевна. И каждый раз чуть заметно кивала, когда я бросал на нее вопросительный взгляд.
Она знала.
— Вы знали? – наконец спросил ее напрямую мой друг. Она в ответ зябко поежилась и неопределенно повела головой:
— Не то чтобы точно. Подозревала, так будет вернее. Когда случалось что-нибудь скверное, я всегда первым делом вспоминала Алису. И почти никогда не ошибалась, – ее улыбка была грустной. — Но нельзя же выгнать человека лишь за то, что он думает только о себе? У нас почти нет отсева по профнепригодности, слишком много разноплановых кафедр, всегда найдется что-нибудь подходящее… почти всегда. Но Алисе не подходила ни одна. Вернее, сама-то она как раз много куда хотела, да вот только никто из профессоров не желал брать на себя личную ответственность за нее, и после третьего курса мы бы с нею все равно расстались. Я надеялась, что она все поймет и уйдет сама. Не знаю, что могло послужить последней каплей… Может быть, то, что Алисе снова отказали в кураторстве? Или то, что она хотела стать звеньевой, думала, это поможет закрепиться, а выбрали Катю? Глупость, конечно, так сильно злиться из-за подобной ерунды, но у Алисы всегда были странные мотивы…
На улице светило солнце, не по-осеннему яркое. В помещении же было сумрачно и зябко. Или мне так казалось?
— Что теперь их ждет? Суд? Тюрьма?
— Зачем? — Анастасияниколаевна посмотрела на меня с недоумением. – Разве мы чего-то не выяснили? Вот и товарищ майор подтвердит, если вдруг понадобится. Суд – лишняя трата времени, тюрьма – лишняя трата времени и денег, мы все обсудили, и решение принято. Их отправят туда, где своим интенсивным трудом они смогут принести наибольшую пользу. И девочки это знают, и наверняка уже пакуют вещи. Только не знают еще, куда именно их сошлют.
— Колымские прииски? – протянул майор Пронин с сомнением и зевнул. – Или лесозаготовки?
— Нет, пожалуй, — Анастасияниколаевна снова качнула головой, — Туда последнее время и так слишком много понаехало, скоро на всех деревьев не хватит. Думаю, стройка Комсомольска-на-Амуре будет самым подходящим вариантом. Условия жизни там сейчас даже тяжелее, чем на Колыме, землянки, грязь, гнус и никакой инфраструктуры. И острая нехватка женских рук. Да, пожалуй, Комсомольск-на-Амуре – то, что нужно. Они хотели ответственности – они ее получат.
А я содрогнулся, представив несчастных студенток в толпе озверевших без женщин работяг-строителей. Бедные девочки! Может быть, тюрьма была бы для них не худшим выходом? Ведь это была бы женская тюрьма.
0
0