Шумоизоляция дома Энжи была гораздо лучше, чем в моем. Я спал мертвецким сном, и ночь прошла отлично — мы не скандалили. Утро тоже задалось: когда я встал, она уже уснула. Вот — идеальная совместная жизнь. Главное, не давать повода или времени на ссору, и все будет отлично. Я быстренько собрался и вышел. Сегодня воскресная служба в церкви, такое пропускать нельзя.
Дома у меня уже были близнецы. Жилище в городе никто не запирает — вдруг кому понадобится переждать ненастье?
— Да ты переехал что ли? — сказал Сэм, и близнецы принялись ржать.
Мои отношения с Энжи — что-то вроде местного анекдота. Старая кошелка Перекати Поле посвящает нам целую страницу в своей газетенке.
— Да ты никак шутить научился? — говорю я, всплеснув руками. — Может, в циркачи подашься, Сэм?
— Я не Сэм, — брешет Сэм.
Фишер кивает, брехло молчаливое.
Таки да, этих близнецов друг от друга хрен отличишь. Только один говорливый, а другой — молчун. И никто в городе не знает, кто из них кто, кроме меня. Если пролежал в гробу несколько дней, то уж точно запомнишь лицо и имя человека, откопавшего тебя. Эффект утенка, не иначе.
Желания перекидываться шуточками не было, поэтому я просто махнул рукой.
— Стареешь, — заключил Сэм.
— Я уже давно постарел, сопляк.
— А Энжи в курсе?
— Сам у нее спроси. Лучше скажи, как вчера посидели?
Посидели они отлично. Мэр был настолько ошарашен случившимся, что играл из рук вон. Священник снова пасовал при каждом удобном, а журналистка была чертовски плоха в блефе. В итоге мои парни остались в выигрыше. Мы отпраздновали их победу глотком настойки и отправились на службу. Не стоит опаздывать на единственное в городе развлечение. Надо только в рабочей тетради, которую до меня вел еще отец, сделать приятную пометку: «такое-то число такого-то года. Гроб Мэру. Не пригодился.»
Мы пришли вовремя, но у церкви вытянулась длинная очередь. Она гудела, разговаривала, перемывала косточки — все как обычно на воскресной службе. У двери стоял Мэр и с любезной улыбкой протягивал каждому входящему в церковь пожелтевшую от времени книгу и ручку. То, что я вижу живого Мэра, меня обрадовало, все-таки я переживал. А вот книжка в его руках — не очень.
— Прошу, — улыбнулся он, наконец, и мне.
— Что это? — спросил я осторожно.
— Книга посещений служб, — ответил он.
— Такая есть?
— Старая традиция. Несправедливо забытая.
— И?
— Распишись.
Я поперхнулся и мрачно взглянул на Мэра. Вот ведь дурацкая шуточка для человека, которому ты вчера спас жизнь! Мэр был одним из тех, кто знал о моем досадном недуге. В глазах потемнело, заломило в висках. К горлу подкатила тошнота, и я обрадовался, что не завтракал.
— Не могу, — выдавил я из себя.
— Подпиши, — велел Мэр. — Ты можешь.
— Нет!
Мэр посмотрел на меня очень внимательно. Голос его был спокоен и сух.
— Значит, ты отказываешься выполнить законное требование официального главы города?
— Мэр, да что с тобой?
Близнецы позади меня зашушукались.
— Повторяю вопрос: значит, ты отказываешься выполнить…
— Да, да! Отказываюсь! Да что с тобой вообще?!
Глаза Мэра сузились, хотя лицо по-прежнему оставалось каменным.
— Тогда умри.
Это прозвучало так неожиданно, что я даже не успел среагировать. А мой старый друг уже дернул из кобуры импульсный револьвер. Разум завопил от страха, а тело продолжало, застыв, стоять. В следующий миг вокруг начался кромешный ад. Меня толкнули, я грохнулся на землю. Раздался короткий вой — выстрелил револьвер Мэра, на том месте, где я только что стоял, брызнула в стороны красноватая земля. А затем взвыли еще два ионника — почти синхронно — и, Мэр, всхлипнув, отлетел к стене.
Кто-то закричал пронзительно и тонко.
— Мэра убили!
Церковь разом будто вспучилась от воплей, внутри принялись вопить и спорить. В дверях возникла давка. Очередь за мной, потеряв стройность, рассыпалась. Сэм рухнул на колени и зажал глаза руками. Казалось, он и сам при смерти: первая кровь на руках.
— Сэм, глянь! — пробился сквозь гам голос Фишера, и столько было в нем ужаса, что все разом затихли. А потом заголосили с новой силой.
У них был повод.
Выстрелы парней угодили в Мэра дважды — один в грудь, другой в голову. Но из ран не лилась кровь. Оттуда будто сыпалась мелкая латунная стружка. Внутренние органы уже наполовину состояли из сложного набора маятников и шестеренок всех мастей. Предсказание было верным. Мэр умер часов двенадцать назад, и вовсе не от ионных разрядов. А от механо-оспы. Она вернулась.
***
Механо-оспа. Проклятие нашего и так не слишком дружелюбного мира. Человек превращается в механическую куклу — автоматон. Микроскопические механо-боты копируют повадки носителя и доводят их до абсолюта. Но им не под силу воссоздать сложность человеческой натуры. При жизни Мэр бывал чуть педантичен. Проклятые боты сделали из него абсолютного педанта. Вот откуда взялась эта «несправедливо забытая» книга. Автоматон, получившийся из моего отца, положил, следуя сценарию, меня в гроб и закопал. Долбаные жестянки способны на ужасные вещи. В прошлый раз наш город едва не стерла с лица земли механо-оспа вкупе с отрядом конфедерацци, которые повсюду ее искореняют.
Я смотрел на хромированные останки своего друга, а вокруг царила истерика. Служба была сорвана. На улицу выбежал отец Весло и постарался успокоить народ. Народ успокоился тем, что разбежался по домам. Все ясно понимали: если эпидемия вернулась в город, то скоро придут и конфедерацци.
Я сидел на земле и не мог пошевелиться. На моих глазах погиб старый товарищ, пытавшийся меня застрелить. Нет, я понимал, что сам Мэр уже был мертв, а целился в меня ходячий труп, нашпигованный шестернями. Но легче от этого не становилось.
Близнецы же восприняли происходящее спокойно, будто не они только что убили человека, который их вырастил. Ладно, одного из таких людей. И будто бы не Сэм стоял на коленях в ужасе.
Члены отказывались двигаться. Наверное, что-то похожее чувствует автоматон, если в его шестерни попал песок? А они вообще способны что-то чувствовать? Тот же Мэр даже глазом не моргнул, когда вытащил револьвер. Я зажмурился, и меня начало трясти.
— Але! Ты слышишь меня? Эй!
Ага, меня не трясет, это меня трясут. Я открыл глаза и увидел озабоченное лицо священника.
— Я в порядке, отец.
— Знаю, что ты в порядке, — сказал Весло. — Я о другом хотел спросить. Есть в чем похоронить Мэра?
Вопрос не праздный. Так уж случилось, что теперь хоронить умерших можно только в гробах. Иначе земля быстро переработает и превратит в какую-нибудь дрянь. Вроде механо-оспы. Такая уж она стала, матушка-земля.
— Так что? Гроб есть?
Я с усилием кивнул.
— Хорошо, — выпрямился Весло. — Возьмите мою тачку, и гоните гроб сюда. Похороним быстро, пока не началось.
— И еще, — добавил он. — Перекати видел?
Я подавил в себе желание оглядеться по сторонам. Понятное дело, что нет, раз Весло спрашивает. Припомнил очередь: толпа фермеров, шахтеров… А журналистки нет.
Мотнул головой.
— Я тоже не видел, — кивнул священник. — Зайди к ней, позови. Думаю, нам нужен новый мэр. А, значит, нужно созвать совет… или выборы устроить… Пресса должна присутствовать.
Тень усталости набежала на морщинистое лицо Весла.
— В общем, зайди к ней.
***
До моего дома мы шли втроем. Сэм — катил тачку, Фишер поддерживал меня. Братья часто помогали, поэтому знали, что делать. Оставив мои кости ныть дома, они забрали гроб и увезли его в церковь. Я же собрался с силами, взятыми большей частью из настойки, и отправился к журналистке. Как бы мы друг к другу ни относились, дело есть дело.
Дверь в ее дом почему-то была распахнута настежь. Порог замело песком, шлюз и прихожая покрылись мини-барханами. Перекати решила проветрить жилище?
На самом деле, я понимал, что ничего хорошего меня внутри не ждет. Двери всех домов в городе закрываются автоматически. С опаской я заглянул в прихожую и обомлел. У Перекати стоял замок на двери, старомодный магнитный засов. Он блокировал пневматику и позволял запирать дом. Вот так чудеса. Неужели журналистка кого-то боялась?
Пахло паленым.
С самыми дурными предчувствиями я зашел в гостиную, но там не оказалось ничего. То есть совсем ничего. Пол был весь в пыли и песке, обои пошли лоскутами, пластиковые вставки причудливо оплавились. Будто взорвалась плазменная граната. Но гранаты не крадут книги и не обыскивают дом. Книжные полки пустовали, ящики были вырваны из обугленного стола. То, что я принял за песок, оказалось толстым слоем пепла. Дом был пуст, похоже, все, что составляло жизнь журналистки, сгорело в этом странном пожаре.
— Поле? — позвал я. — Перекати?
Никто мне не ответил. Без всякой надежды я обошел соседей, но никто ничего не слышал. Ветер на улице смог бы скрыть даже звуки приближающейся армии.
И не зная, что делать, я просто ушел.
Домой вернулся поздно вечером. Мэра мы похоронили быстро. Большую часть времени обсуждали, что делать дальше. Избрать нового главу было жизненно необходимо, хотя бы для координации действий. Так уж вышло, что из городского совета остались только я да Весло. После долгих препирательств решили провести голосование. Не самый быстрый способ, зато самый безопасный. Почтальон Джером разнесет по домам бланки, а потом соберет их. Когда мы закончили готовить бланки, солнце уже и забыло, что вообще находилось на небе. Я устало хрустел суставами, и Весло смилостивился — отпустил меня домой, пообещав, что сам отдаст бланки Джерому. Я не стал предлагать помощь.
Дома сил хватило лишь на то, чтобы-таки включить котел. Энергия накопленного за долгое лето тепла рванулась по проводам, уютно зашумели нагреватели. Воздух быстро потеплел. Ну вот, настоящие тропики. Вот бы еще и шумоизоляцию, как у Анжелы… Да, по идее, надо было идти к ней, ведь я переехал, так? Но мне не хотелось очередного поединка умов, не хотелось ждать скандала и следить за ее взглядом — упадет на часы или нет? Мне хотелось просто отдохнуть и понадеяться, что Энжи меня поймет. Я упал на подушку, пообещав себе подумать обо всем этом завтра, и уснул.
Подумать, само собой, не вышло, потому что, проснувшись, я обнаружил перед кроватью свежий гроб.
«Весло Мэри Кожаное».
Поначалу я даже растерялся. Понятия не имел про второе имя Весла, но, черт побери, я совершенно не удивлен, что он его скрывал. Мэри Кожаное Весло звучит гораздо хуже, чем просто Кожаное Весло.
А потом пришел тихий ужас. Да, однажды человек стареет настолько, что понимает: бегать и кричать уже не солидно. Отыне он будет только цепенеть и разевать в ужасе полный стальных зубов рот. В другое время я бы пошел к братьям и попросил их об очередной услуге. Они привыкли. Но теперь… Если Весло заболел механо-оспой, мы ему не поможем. Более того, можем заболеть сами и… Так, стоп. Предыдущие разы, когда я шел спасать кого-то — это тоже был риск. Так ли отличался мимикот от механо-оспы? Отличался. Мимикот не способен убить весь город. А оспа — способна. Вопрос в масштабах. Непонятно откуда взявшаяся ответственность за целый город тяжким бременем свалилась мне на плечи. Хотелось сесть и больше не вставать.
В дело пошла травяная настойка. Какое-то время я безобразно пил из горла, и, когда меня чуть не стошнило, посмотрел на ситуацию немного помутневшим, но более спокойным взглядом.
Итак, Весло не сегодня-завтра умрет, и я, скорее всего, ничего не смогу с этим поделать. Хорошо. Точнее, ничего хорошего. Я должен к нему сходить и сказать правду. Так или иначе. Это мой долг.
И я пошел. Мы встретились, я все ему рассказал про гробы и его имя на крышке. Не утаил почти ничего. По мере рассказа лицо Весла темнело. Когда я закончил, он долго сидел молча. Сцепил руки на коленях и взглядом бурил пол.
— Что ж, — наконец сказал он. — Многое становится понятным.
Цвет лица его вернулся к норме.
— Ну, — сказал он. — Мне тоже есть, что тебе поведать.
Вообще, мы были с ним почти ровесниками. Лет на десять он меня опередил, но сейчас я чувствовал себя мальчишкой перед старцем. Может быть, религия и правда дает какую-то мудрость или рассудительность.
— Ты знаешь, как действует механо-оспа? — спросил Весло.
— Убивает. Превращает в автоматоны.
— Да. Но как именно?
— Понятия не имею.
— А я тебе расскажу. Я тогда исповедовал одного конфедерацци. Парень не жилец был — автоматон его крепко зацепил.
— И?
— Не перебивай. Я тут, если ты не заметил, святость исповеди нарушаю. Так вот. Как думаешь, почему мир до сих пор не превратился в одно большое такое царство автоматонов?
А может и превратился. Что там за этой пустыней — черт его знает. Я там не был.
От таких мыслей я поежился, Весло это заметил.
— Боишься? Правильно делаешь. Но шанс спастись есть.
Он встал, хлебнул из фляги и кинул мне.
— Взбодрись.
Я отказался. Во мне еще плескалась травяная бодрость.
— Так вот, — сказал он. — Механо-оспа действует не как обычная, например, оспа. Она не заражает всех подряд, иначе мы бы все уже были мертвы. Понимаешь? Обычно есть кто-то, кто заболел раньше всех, конфедерацци его называли заразителем. И уже от него заболевают все остальные. Только от него. Даже если я сейчас рассыплюсь на шестерни, а ты наешься их до отвала, далеко не факт, что заболеешь. Для этого нужен контакт с заразителем.
Надежда вспыхнула во мне сверхновой, но затем притухла на несколько миллионов порядков.
— Да, — сказал Весло. — Если я заразился, то умру. Вычислить, кто именно меня заразил, нельзя — вчера в церкви было полгорода. Но выход есть. Найдите заразителя, убейте и похороните его.
— А что же с теми, кто заразился?
— Они умрут, — тихо сказал Весло. — Но у всех остальных будет шанс.
Мы помолчали.
— А этот твой конфедерацци не упоминал, как найти заразителя? Как отличить его от других автоматонов?
Священник покачал головой, и лицо его снова омрачилось.
— Извини, друг, пожалуй, больше я ничем тебе помочь не смогу.
— Но Весло! Ты еще не умер!
Он поднялся.
— Иди. Спасибо, что заглянул. Верю, наша встреча была необходима нам обоим.
— Но…
— Иди! — рявкнул он.
Лоб священника в испарине, руки подрагивают. Ему страшно, очень страшно.
— Ступай, — уже спокойнее сказал Весло. — Мне еще нужно подготовиться ко встрече с Господом.
Я развернулся и пошел прочь.
— Захвати тачку, — сказал он мне в спину. — Привози вечером мой гроб.
— Хорошо, — шепотом ответил я. — Хорошо.
«Такое-то число такого-то года. Гроб Кожаному Веслу. Доставлен.»