Трактирщик оказался прав. После Бри-Комт Анастази ехала через виноградники и поля. Пересекла речушку и рощицу. Расстояние неумолимо сокращалось.
И придворная дама, в конце концов, озадачилась самым важным вопросом. А как ей проникнуть в поместье?
Бывшее владение герцогов де Шеврез — обитель обширная, с ручьями, озерком, фруктовым садом и парком, переходящим в лес, но это вовсе не означает, что незваный гость сможет без труда в этом поместье затеряться. Она, конечно, могла направиться прямиком по аллее к дому и попросить кратковременного приюта, как сделала бы при любых других обстоятельствах, но в Лизиньи её мог узнать Геро.
Она дала себе слово с ним не встречаться.
Кое-кто в свите Жанет тоже знает её в лицо. Это прежде всего Перл, этот шут гороховый, болтливый толстяк. Затем фрейлина Жанет, Катерина, в противоположность шуту особа неразговорчивая, но излишне памятливая.
А кто ещё, кроме самой Жанет?
Как ни забавно это звучит, главный свидетель против нее — это Мария! Девочка очень хорошо её знает. Если шуту и фрейлине хватит благоразумия принять её за незнакомку, то ожидать подобной сдержанности от маленькой девочки не приходится.
Есть ещё нянька, Наннет. Тоже схватится за голову и застынет, как соляной столб.
Нет, прямиком в поместье отправляться нельзя. Эх, если бы у неё был предварительный план, договорённость с Жанет, всё было бы по-другому.
Эта поездка совершается вопреки здравому смыслу. Она нарушила все свои принципы. Поступила, как сумасшедшая, как потерявшая разум от любви. Её сорвал с места порыв безрассудства, несбывшаяся мечта. Она гналась за этой мечтой с той же безумной целеустремленностью, с какой гналась бы за радугой.
Существует поверье, что счастливец, догнавший радугу, пробежавший под ней, в награду за свою веру и проворство обретет желаемое. Только Анастази ещё не встречала того, кто пробежал бы под радугой.
Это обещание под стать посулам падающей звезды, сверкнувшей в августовском небе. Поймай эту звезду, укрой в ладони — и счастье твоё.
Она пустилась в погоню за радугой, за многоцветным видением, водяным призраком. Радуга — символ прощения, знамение положенного меж Господом и сотворенной Им землей вечного завета.
Ей эту радугу не догнать. Её удел — любоваться этим солнечным даром издалека.
Анастази приближалась. Она уже видела блестевшую на солнце черепицу. Она видела, как лучи бьются и ломаются в окнах.
Стены до самой крыши увиты плющом. Фруктовые деревья, уже отяжелевшие, обременённые плодами, подступали к самому дому. С южной стороны виднелся виноградник, оплетавший деревянный каркас и создающий нечто похожее на свод.
Вероятно, под этим сводом — открытая терраса.
Анастази спрыгнула на дорогу и повела лошадь в поводу. Она всё ещё не приняла окончательного решения.
Если она сделает полукруг, то увидит подъездную аллею. И сразу окажется видимой и, возможно, узнаваемой. Пока она с другой стороны дома, со стороны разбитого под стенами огромного огорода. И что же ей делать?
Она даже не знает, там ли Жанет или отправилась в Париж. Анастази отошла к обочине, в тень растущего у дороги вяза.
Обочина, во избежание дождевых оползней, была укреплена выложенными в три ряда аккуратно обтёсанными камнями.
Анастази взобралась на тёплые камни, села, подстелив дорожный плащ, и задумалась. Вот она здесь, что же дальше? Оставаться на этой дороге или пройти через сад? Она может дождаться темноты. И в темноте будет красться как вор. А в чём польза?
В темноте она подавно ничего не увидит. Геро уже уйдёт к себе. Останется только угадывать его шаги.
Неожиданно рядом зашуршали, посыпались камешки. Кто-то шёл через поля к дороге. Шёл, не таясь, мурлыкая не то песенку, не то языческую молитву. Шаг размашистый. Анастази встала и оглянулась.
Приближался высокий мужчина. Худой, нескладный. Солнце светило ему в спину, и Анастази не сразу его узнала. Она заслонилась от солнца рукой. В облике незнакомца не было ничего угрожающего. Напротив, он казался ей знакомым.
Эти растрёпанные волосы, сбитая на затылок мятая шляпа, ноги, длинные и тонкие, как у цапли, и холщовая сумка на плече, набитая всякой всячиной. Она не верила своим глазам. Не верила своей удаче.
Липпо! Что же это? Она догнала радугу!
Итальянец спрыгнул с насыпи на дорогу. И заметил её. Перечисляя тех, кто знал её в лицо, Анастази совершенно упустила из виду, что был ещё и лекарь.
Лекарь, пожалуй, знал её получше других. Ибо это она встречала его в замке Конфлан и сопровождала в тайные покои фаворита. Это у неё он выспрашивал необходимые ему как врачу сведения, и это ему Анастази подробно всё рассказывала. Она беседовала с итальянцем больше часа, прежде чем тот увидел самого Геро.
Анастази стремилась рассказать всё, что знала, жалея о своем медицинском невежестве, чтобы многословностью своей избавить Геро от лишних усилий. Ибо, изнурённый мигрениальной болью, он вряд ли был в силах связно говорить.
Итальянец слушал её внимательно, задавал меткие вопросы и ни разу не позволил снисходительной усмешки, на какие так щедры и скоры ученые мужи. Единственное, что время от времени позволял себе придворный лекарь незаконнорожденной принцессы, так это приглушенные ругательства в адрес своего собрата по ремеслу.
И ругательства справедливые. Анастази мысленно его поддерживала и добавляла собственные нелицеприятные эпитеты.
Одним словом, Липпо оставил добрую память. Впоследствии он подтвердил произведенное впечатление, отправившись в Отель-Дьё.
Его появление здесь, на проселочной дороге, не могло быть дурным знаком. Скорее это дружеское участие небес.
— Мой почтение, signora, — поклонился итальянец. – Не нуждается ли сеньора…
И замолк. Узнал её.
— Позволю себе заметить, сеньора, что вы… что ваше лицо… Смею ли я предположить, что мы…
— Да, мы знакомы, — спокойно подтвердила Анастази. – Наше знакомство состоялось в загородном замке моей госпожи, герцогини Ангулемской, при обстоятельствах, прямо скажем, невесёлых. Однако, благодаря вам эти обстоятельства очень скоро изменились к лучшему.
— Я отлично всё помню, — радостно воскликнул лекарь. – Вы придворная дама герцогини Ангулемской и зовут вас Анастази де Санталь.
Анастази кивнула в ответ.
— Я слышал, что вы и впоследствии оказывали содействие, — понизив голос, с видом заговорщика, проговорил Липпо. – Ведь это же… это же вы прислали ту записку, ту самую, которую принес мальчик.
Анастази вновь кивнула. Отрицать не имело смысла. Больше Липпо могла знать только Жанет.
— Да, я. И наблюдала за вами, в то время, как вы принимали решение и нанимали повозку.
Лицо итальянца, худое, подвижное, обрело серьёзность. Вероятно, он вспомнил те печальные и, одновременно с тем, счастливые события.
— В тот день я едва успел. Ещё час или два…
Он не продолжал. Оба знали, какой трагический исход стоял за этим «час или два…».
Внезапно Липпо встрепенулся. Бросил взгляд на пустынную дорогу.
— А сюда вы прибыли, сеньора, для того, чтобы…
Он не договорил, предоставляя ей самой закончить. Анастази кивнула в третий раз. Но он сделал не тот вывод, какой она предполагала.
— Но её высочества сегодня здесь нет, — доверительно, но все же с предостережением, сообщил он. – Она вернётся завтра. Вы же понимаете, ей приходится время от времени бывать при дворе. Я мог бы провести вас к нашей чудесной хозяйке, сеньоре Бенуа.
На этот раз Анастази качнула головой отрицательно. Она понимала, что Липпо колеблется. Тогда в Конфлане у них были вполне доверительные переговоры, и далее она выступала в качестве союзника.
Но при всём этом эта сеньора состояла при особе герцогини Ангулемской, при особе врага.
— Нет, сеньор Липпо, мне не стоит здесь долго задерживаться и злоупотреблять гостеприимством вашей хозяйки. О ней я наслышана. Моя цель остаться незамеченной и неузнаваемой, и отбыть как можно раньше. Я оказалась здесь совершенно случайно, поддавшись порыву, встреча с вами для меня неожиданность. Вы один из немногих, кто знает меня в лицо и осведомлен о моей причастности. В особенности, мне бы не хотелось попасться на глаза некой особе. Вы понимаете, о какой особе идет речь.
— Si, signora, comprendo, — очень серьёзно ответил Липпо.
— Я хотела… я хотела. – Анастази вдруг ощутила смущение.
Она испытывала смущение. И на щеках, кажется, румянец.
— Если бы вы были так любезны, друг мой, и позволили мне только… только… – она не могла подобрать слово. И вдруг нашлась. – Я слышала, что её высочеству удалось найти того мальчика, того беспризорника… как его звали… ах, да, Максимилиан! Я бы хотела удостовериться, что никакой ошибки не было, что мальчик именно тот, а не самозванец.
Липпо понимающе кивнул.
— Конечно, signora, я помогу вам. Вы увидите его.
Липпо сделал несколько шагов по дороге к изгороди на противоположной стороне.
Анастази потянула за повод кобылки. Она не хотела оставлять лошадь без присмотра.
— Здесь уже начинается прилегающий к дому сад, — быстро сказал он, помогая Анастази протиснуться сквозь узкую, символическую калитку. Кобылка, потоптавшись, переступила низкие, аккуратно подстриженные кусты.
— Здесь вашу лошадь лучше не оставлять, — сделал предостерегающий знак Липпо. – Если сеньора Бенуа не досчитается своих яблок или обнаружит сломанную ветку, грозы не миновать. О, эта сеньора весьма трепетно относится к своему саду. Из яблок она делает совершенно восхитительный мармелад. Я уже не говорю о пирогах, компотах и варенье. А какой яблочный сидр! А вы знаете, что из сидра готовится ещё более восхитительный напиток? Кальвадос! Этот напиток получается путем дистилляции. Я даже помог соорудить особый аппарат для ускорения этого процесса. Это такой огромный цилиндр.
— Так как быть с лошадью? – прервала его Анастази.
Липпо в растерянности заморгал.
— Ах да, scusi, signora, я отведу её в конюшню.
— Как в конюшню? Разве никто не задаст вам неудобных вопросов?
— Во-первых, я могу сказать, что позаимствовал лошадь на ближайшем постоялом дворе и должен вернуть её к вечеру. А во-вторых, ко мне иногда приходят… дамы.
Анастази оглядела его с явным сомнением. Длинный, нескладный, с торчащими во все стороны волосами, со своим засаленным шейным платком, в войлочном колпаке набекрень, Липпо был последним, кого Анастази заподозрила бы в романтических приключениях. Может быть, он подпаивает их приворотным зельем?
Липпо правильно истолковал её взгляд.
— Ах, сеньора, ваши подозрения мне, разумеется, льстят, но вывод, извлечённый вами из моего утверждения, в корне не верен. Увы, эти дамы видят во мне только… врача, — вздохнул он. – Они приходят ко мне в тайне от своих мужей. Кое-то из них уверовал, что изобретённое мною снадобье помогло им обзавестись наследником. Одним словом, сеньора, надвиньте ваш капюшон, и никто на вас даже не взглянет.
Липпо поручил кобылку заботам одного из подростков, работавших на конюшне, и вернулся к Анастази.
На неё действительно не обращали внимания. Липпо оставил её за пристроенным к дому павильоном с огромными окнами и раздвижной крышей.
Заглянув внутрь, она увидела сотни аккуратно расставленных горшков с незнакомыми растениями. Некоторые из этих растений уже солидно кустились, а некоторые только отращивали первый листочек.
— Это моя оранжерея, — пояснил вернувшийся Липпо. – Я здесь развожу растения, произрастающие в Индии или в Китае. Эти язычники, должен вам сказать, намного искусней в ремесле врачевания. Пожалуйте сюда.
Он повел её за павильон, где начиналась узкая лесенка, ведущая на второй этаж флигеля.
Мимо них рысцой пробежали две хорошенькие девушки, по виду работницы, заметили Анастази и Липпо, но ограничились беглым взглядом. Липпо не погрешил против истины. У него бывали знатные пациентки, скрывающие имена и лица. А почему бы лекарю не практиковать и здесь?
Анастази поднялась вслед за ним по лестнице.
— Вот мой рабочий кабинет, — сказал итальянец, обводя рукой живописный, наукообразный беспорядок.
Огромное, неясной формы помещение под крышей. Анастази не смогла определить количество углов и стен из-за расставленных шкафов, развешанных полок и рабочих верстаков.
Посередине, подобно алтарю, возвышался огромных размеров стол, сплошь уставленный склянками, колбами, держателями с трубками, пузатыми бутылками тёмного стекла и прочими малоизвестными атрибутами. На полках так же были расставлены бутыли с жидкостями и порошками. Под потолком висели пучки трав. В углу были свалены книги.
Анастази слегка подивилась такому небрежению. Геро никогда не позволил бы себе такого обращения со старыми фолиантами.
Пахло в помещении остро и пряно. Вероятно, восточными пряностями. Она слышала, что на востоке знахари часто используют пряности, как лекарства. Имбирь улучшает пищеварение, корица помогает при кашле.
Анастази могла бы распознать её сладкий аромат, но на чердаке Липпо царствовали более редкие пряности, которых она не знала.
0
0