«Самые жаркие уголки в аду оставлены для тех, кто во времена величайших нравственных переломов сохранял нейтралитет».
Данте Алигьери
Первый круг Ада Великой Лестницы Геенны Огненной.
Туфовые пещеры.
1 день.
Ангелус Борн, демон-инкуб из глубокой Преисподней, сидел на берегу огненной реки в одной из пещер холодного Верхнего Ада и смотрел, как ползёт и пузырится раскалённая лава. В глазах его была тоска.
Магическим зрением он видел многие и многие пылающие потоки, что поднимались из Адской толщи, где сияет единое огненное ядро: такое родное, далёкое и недоступное для него теперь.
Над клокочущей огненной рекой висело облако раскалённых газов, но инкуб зябко поводил плечами. Он был гол и бос, и шерсти ему тоже не полагалось, но ведь и крепость тела у сущих соответствующая. И Борну давно пора было свыкнуться холодом Первого адского круга, пограничного Серединным землям людей: ссылка его тянулась без малого полтысячелетия.
Однако горячее естество инкуба всё ещё жило памятью о Преисподней. По праву Договора он мог бы гореть сейчас там, в Нижнем Аду, где тело и сознание пребывают в раскалённой субстанции бытия, и это – желанное благо и наслаждение для демона.
Но Сатана исторг инкуба из глубин, и Борн вынужден был довольствоваться раскалёнными газами, ласкающими его смуглую кожу.
Внешне Ангелус Борн был очень похож на человека, такова была форма его телесного Договора с Адом и Сатаной. Издревле шло, что инкубы – посредники между глубинами Преисподней и Серединными землями людей, и по Договору они принимают вид земных обитателей.
Но уже забылись в Аду времена, когда инкубы свободно посещали землю, а тела их до сих пор были связаны оковами формы. Договоры устаревают, но как их нарушить? Ведь именно Договор есть то, что делает демона демоном.
В Бездне из средоточия огня, заменяющего сущим кровь, пот и слюну, в момент любовных игр частенько зарождается живое и условно разумное. Но именно Договор даёт ему окончательное право стать частью подземного мира.
Безымянные дети Ада поначалу бесформенны. Заводятся они там, где есть свободные от огня пространства – лавовые реки и туфовые пещеры. Резвятся в лаве, питаются испарениями.
Эти малые плохоразумные существа не имеют по-настоящему крепкого тела и не способны перемещаться по плотным слоям Ада силою воли. Откуда у них воля?
Только разменяв первую сотню лет, существо подрастает настолько, что может слышать внутри себя Зов Ада и заключать Договор, становясь одним из его голосов. Тогда же определяется и то, кем станет «дитя» – чёртом, големом, демоном, бесом или ещё кем из многочисленных адских жителей.
Ангелус, полюбив здесь, на границах, сумел полюбить и смешавшуюся «кровь» двоих: маленькую лужицу в складках камня. И родившийся из неё слизистый комок, больше похожий на огненный лишайник, он не отправил пинком к лавовым полям, где резвились его собратья. Инкуб забрал комок в свою пещеру.
К удивлению Борна, через пару-тройку десятилетий «детёныш» стал напоминать меленького инкуба. Его сын выбрал форму сам, задолго до Договора, что было удивительным и необычным.
Может, из-за пищи, гораздо более питательной, чем лавовые испарения, а может, помогло общение, в котором Борн никогда не отказывал малышу, возясь с ним с удовольствием и толком? Так или иначе, но к тридцати годам его сын напоминал пятилетнего человеческого ребёнка. Мало того – он мог говорить! И с каждым годом Ангелус говорил с ним всё больше, рассказывая о науках, которые изучал на досуге, об устройстве Ада и его обитателях.
Единственное, что роднило сына Борна с другими здешними детьми – маленький инкуб не мог один покидать отцовскую пещеру, похожую на пузырь в толще твёрдой породы. Без Договора он не имел возможности перемещаться в Аду силою мысли.
Но, глядя, как растёт и развивается мальчик, Борн всё чаще задумывался о том, что дело-то, может, совсем и не в Договоре, а в заботе и обучении? Может быть, сын и путешествовать по Аду начнёт, когда дорастёт до этого сам?
Мысль была крамольной, но Ангелусу ли привыкать? Он был проклят. Выдворен из Глубинного Ада. Жил на границах почти изгоем. Почти – потому что проклятия не принял, бунта не замышлял и тихо сидел вдали от очей Сатаны в Первом Адском круге. В холоде и безвестности, где сонмы глупцов так и норовят помериться силами с облечёнными волей.
Тем интереснее было ему здесь. Он изучал флору и фауну, которой нет в глубинном Аду, а последние пару десятков лет, мысленно путешествуя по Серединным землям, начал уже изучать и людей, что были забавны и по-своему опасны. Их трудно было не замечать в зябком Первом круге, на границе миров, где постепенно претерпеваешься к холоду так, что и земной не пугает до помутнения рассудка.
К тому же у людей имелись книги. В Верхний Ад они попадали, благодаря корыстолюбию чертей, и Борн находил это забавным. Если бы не тоска по Преисподней, к которой добавлялось волнение за сына, он был бы счастлив и в холоде.
Но беда близилась. Сыну – а он дал ему имя Аро, хоть это опять шло вразрез с традициями, (кто же именует детей раньше времени?) – на днях сравнялось девяносто. Мальчик сильно подрос за последние годы, и внешне его уже было не отличить от юных инкубов, что встречал иногда Борн в Верхнем Аду.
Он понимал, что сто лет – мерка условная. Совершеннолетие могло постучаться к мальчику в любой день. И даже наследнику изгоя положено будет предстать тогда перед Правителем Первого круга Ада и склониться, принимая в его лице власть Сатаны. А великая книга Договоров впишет имя нового сущего и имена тех, кто дал ему возможность появиться на свет.
Правитель будет в бешенстве, узнав, от кого завёлся этот ребёнок. И лучше всего Аро предстать у трона рука об руку с отцом, это вернее прочего сохранит мальчику жизнь при вспышке монаршего гнева. Но как это сделать, если Борна старый козёл, вернее, великий Правитель Первого круга Ада Якубус, с первого дня своего правления и на порог допускать не хочет?
Аро не сможет не явиться пред его кровавые очи, голос самого Сатаны поведёт его туда, где откроется великая книга. Новое имя должно быть вписано в неё, хочет этого рогатый Якубус или нет. Но и Правитель в силах испепелить неугодного сущего до завершения обряда, пока буквы ещё черны и не налились алым, пока Аро слаб и не бессмертен!
До записи в книге мальчик – пыль под ногами. «Стоящие рядом – отвернутся, а Сатана – моргнёт», – так говорят в Аду.
И всё-таки инкуб был уверен, что сын его станет полноправным членом хотя бы этого адского круга, хотя бы оставаясь демоном из семьи проклятых! Пусть даже весь Ад воспротивится этому.
Ангелус Борн никогда не видел пределов своих желаний. Он полагал, что сущий сумеет добиться всего. Если захочет. И сейчас он хотел.
Где-то в дальних пещерах лава подточила свод, и глухо плюхались, обваливаясь, гигантские камни, заставляя гулко вибрировать туф под ногами Борна. Можно было искупаться под этот домашний размеренный гул. Но инкуб явился сюда не для купания. У него была более соблазнительная и нужная цель. И он чуял, что цель эта на подходе.
Сейчас он видел всё разом – всю сеть огромных раскалённых потоков, уходящих в сладкую глубину Ада. Эта сосредоточенность зрения стоила ему большого напряжения, но и добыча не заставила себя ждать. Тёмное пятно мелькнуло в одной из пещер, сместилось чуть дальше…
Она!
Борн встрепенулся и исчез, оставив лишь тающий отсвет своего горячего тела. Тут же от стены отклеилось Адское Покрывало, похожее на кусок мрака, и припало к следам на камне, поедая мельчайшие капли выпота от плоти инкуба. Безмозглые твари Первого круга всеядны.
Борн же объявился в другой пещере, ещё более обширной, и спрятался за валун.
Он успел вовремя. Тень только сгущалась, прямо на его глазах превращаясь в очаровательную демоницу. Чёрную, как смоль, с алыми губами и ладонями, большеглазую, с крохотными ножками, слегка похожими на копытца.
Демоницу звали Тиллит, и имя это было как звон горячих водяных капель, разбивающихся о сталагмиты.
Её нежный запах смешивался с серными парами, и этот ароматный коктейль слегка кружил Борну голову. Но инкуб не торопился. Он был опытным соблазнителем и знал, что всему есть время и место. Место было определено, оставалось дождаться подходящего момента.
Тиллит подошла к лавовому потоку, потрогала ножкой, насколько горяча сегодня «водица»…
О страсти демоницы к купаниям Ангелус Борн узнал давно и случайно. Было время, когда он, тоскуя, годами сидел на камнях, задумчиво отслеживая потоки, и однажды, блуждая умом по соседним пещерам, заметил купающуюся Тиллит. Демоница была молода и соблазнительна – отчего бы не посмотреть? И почему бы потом не отвлекаться иногда от раздумий, разыскивая её гибкое чёрно-красное тело?
Сначала Борна умиляла её тяга к купаниям. В Первом круге их считают детской забавой, но ему ли было судить Тиллит? И он долгие годы просто наблюдал. Не подглядывал, нет. Какой смысл подглядывать в мире, где все и так предельно обнажены? Он сидел и смотрел на неё, а после….
Демоница Тиллит вытащила из лавы ножку, хихикнула и с разбега ухнула с головой! Только пузыри пошли!
Борн улыбнулся за своим каменным укрытием. Он через камень видел легко, Тиллит же была ещё слишком юна для таких умений и совершенно не замечала сидящего в засаде инкуба. Да даже и заметила бы, в чём конфуз? В том, что молодая супруга правителя Первого круга Ада предаётся детским забавам? Из этого мало что можно выторговать.
Борну нужен конфуз поосновательнее. Ему больше не к кому сейчас обратиться. Кто-то должен устроить ему протокольную встречу с Правителем. А уж там инкуб попросит за сына, возьмёт на себя любые обязательства, лишь бы мальчика признали.
В первые сотни лет своего добровольного заключения в Первом Адском круге инкуб имел отношения со здешними Правителями. И не безуспешные. Пока не надоело льстить и носить маску идиота. Но ведь у него тогда и сына не было.
Тиллит вынырнула, тряхнула очаровательной головкой в слипшихся от лавы кудряшках. Всё-таки она была необычайно мила и до сих пор возбуждала Борна.
Он планировал воспользоваться врождённым оружием инкубов – соблазнить Тиллит. А когда она станет расслаблена и благодарна, вытянуть из неё обещание посодействовать встрече с Правителем, где он попросит за Аро. Да, это было своего рода обманом, но что оставалось делать?
Тем временем демоница накупалась и наигралась с пузырями. Она выбралась на берег и стояла, подняв руки, ожидая, пока лава стечёт с неё.
Пора было выходить Борну.
Он привстал неспешно… Но тут же с потолка пещеры прямо на Тиллит обрушилось гигантское Адское Покрывало! Седое от старости. С краями, покрытыми язвами и гнёздами пустотных червей.
Покрывало было такого размера, что легко могло проглотить десяток демониц! Слишком молодых, слишком неосторожных!
Борн с рёвом вылетел из своего укрытия. Проклятья, выдыхаемые им, вспороли податливое тело обитателя подземных пещер. Адское Покрывало задёргалось, вздулось пузырём – Тиллит тоже не хотела умирать – а тут ещё инкуб бил по нему всей мощью своего тренированного естества.
Покрывало зашипело, сдуваясь, пошло алыми трещинами, Тиллит вывернулась из его уже не таких плотных объятий и плюхнулась на камни, а Борн, озверевший от наглости неразумной твари, продолжал терзать её, пока не разорвал на куски.
Однако возраст его скоро дал о себе знать. Не усталостью, нет. В Аду возраст даёт не слабость, но выдержку, и Борн быстро сумел овладеть собой.
Адское Покрывало не было сильным противником. Оно имело шансы поесть, лишь напав исподтишка. И сейчас инкуб не желал тратить энергию на добивание истерзанных лоскутов.
Он остановился, тяжело дыша не от усталости, а от гнева.
Тиллит сидела на камне, обхватив руками колени и вжавшись в них головой. Борн бросился к ней, но замер на полпути. Он не знал, как объяснить демонице своё внезапное появление.
– Я искал тебя, – пробормотал он. – Хотел поговорить.
Тиллит всхлипнула, и инкуб, отбросив условности, уселся рядом. Обнял. Все его замыслы и планы показались вдруг неважными. Демоница едва не погибла. Разве достойно глубинного демона воспользоваться сейчас её слабостью?
Борн ругал себя, но начать разговор не мог. Только гладил по голове судорожно вздрагивающую Тиллит. Супругу Правителя Первого круга Ада Якубуса. Молоденькую сущность, едва разменявшую трёхсотлетие.
Девяносто лет назад её связь с Борном вышла мимолётной, терпкой. По сути, инкуб воспользовался молоденькой дурочкой, соблазнив её… Но ведь это было обычным делом в Аду. И Тиллит не испытала неловкости или гнева, узнав, что такой хороший любовник обладает такой отвратительной репутацией. Она просто сказала ему: «Убирайся». С тех пор они и не виделись.
Борн ласково гладил Тиллит, разбирая кудряшки, и жидкий огонь всё быстрее бежал под его кожей. Демоница всхлипывала, но инкуб не был бы инкубом, если бы не сумел различить в ней пульс встречного желания.
Он отстранился, заглянул в алые глаза, нежно скользнул ладонями по плечам. Ощутил, как ткани Тиллит становятся податливыми, как кожа льнёт к коже в порыве слиться в единое с ним. Такое горячее, томное, необузданное и… ласковое.
Да, он всё ещё был желанен ей, несмотря на предрассудки и адский табель о рангах.
Пальцы демоницы оказались вдруг на его шее, глаза вошли в глаза. Время остановилось, и вечность простёрлась над ними.
Борн не знал, сколько утекло минут, часов или дней, когда «единое два» распалось. Сознание его испуганно заметалось в поисках ориентиров, ведь демоны, сливаясь в блаженстве любви, могут провести так столетия!
Но оказалось, что они с Тиллит были вместе доли секунды. Лишь мир провалился для них в небытие. Сами же они любили быстро и судорожно, понимая, что им совсем не безопасно сливаться всеми своими сутями.
Борн облегчённо выдохнул. И услышал такой же судорожный выдох, в котором были и боль, и радость, и облегчение.
– Зачем ты пришёл сюда? – спросила Тиллит негромко и хрипло.
У демона по спине побежали мурашки: она вся была здесь – её запах, вкус, флюиды её огненного дыхания. Он не посмел юлить:
– Мне нужна встреча в тронном зале. С Ним.
– Зачем это тебе? – спросила она, удивлённо взмахнув ресницами. – Он труслив и никогда не примет даже несостоявшегося изгоя. Радуйся, что он позабыл о тебе.
– У меня есть сын, я хочу добиться для него хоть какого-то положения в Верхнем Аду, – тихо ответил демон и опустил потемневшие от волнения глаза.
– Сын? – нахмурилась Тиллит и отстранилась, разрушая соприкосновение тел. – Я не слышала, чтобы об этом было объявлено.
– Мальчик ещё не вступил в Договор, – повёл плечами Борн. Ему снова стало беспокойно и зябко.
Тиллит пошла было к лавовой реке, но замерла, разглядывая обугленные лоскуты Адского покрывала. Даже самые маленькие кусочки твари продолжали цепляться за жизнь: пытались взлететь, возились, выискивая что-то между камнями.
– Но откуда ты знаешь, что это именно твой сын? – демоница повернулась к инкубу и уставилась широко раскрытыми глазами, пытаясь считать мысли. – Мало ли уродцев плещется в лаве?
Борн не открыл для неё сознание. Тиллит не стоило пока знать всю правду об Аро.
– Я уверен, – только и произнёс он.
Это не было ложью. Хотя он мог бы и обмануть Тиллит, у него хватило бы опыта и знания натуры обитателей Ада.
Демоница задумалась, подцепила пальцами босой ноги камушек… То, что Борн не врал ей, она видела. Не говорил всего, но и не врал. Он искал её по своим делам. И это ей не стоило расслабляться с демоном, имеющим настолько скверную репутацию. Но ведь она была так напугана этим гадким Покрывалом… Если бы не Борн, она… Она могла бы…
Два куска Покрывала столкнулись и стали тереться друг о друга, пытаясь срастись в целое. Хищные твари так гадки, так живучи…
Тиллит встряхнулась. Ей даже думать не хотелось о том, что могло случиться сегодня. И её маленькая услуга будет совсем не потому, что Борн – отличный любовник. Нет. Она просто попробует быть благодарной.
Инкуб прочёл ответ в глазах Тиллит и покорно склонил голову.
– Ты гуляла в пещерах, и Покрывало набросилась на тебя, – сказал он. – И в благодарность ты подумаешь о моей просьбе.
Борн встал, шагнул к супруге Правителя и торжественно опустился перед ней на одно колено. Тиллит нервно улыбнулась, соглашаясь с трактовкой их страшного приключения:
– Да, я… подумаю. И мне уже кажется, что… Он примет тебя. Проявит милость, свойственную Правителям, и поговорит с тобой в тронном зале. Готовься. О решении ты узнаешь сразу же, как только оно прозвучит под сводами.
Тиллит выпрямилась, отряхнулась и… растаяла.
Борн, опустошённый и растерянный, поплёлся к выходу из пещеры. И лишь уткнувшись в глухую стену, вспомнил, что умеет перемещаться иначе. Но не переместился никуда, а упёр лоб в прохладный камень.
Казалось бы, всё нечаянно сложилось лучше, чем он надеялся. Он хотел просить о милости, соблазнять, шантажировать, а судьба даровала ему шанс поступить благородно. Но… что будет с Тиллит, когда она узнает, чей сын Аро?
В день заключения Договора правду будет скрыть невозможно. Она прозвучит в тронном зале, как ей и положено. И будет записана в живую книгу адских Договоров.
А если бы он сказал ей сейчас? Решилась бы Тиллит сама попросить милости для Аро?
Да нет же! Ерунда, блажь! Она мечтала бы скормить мальчика такому же Покрывалу! Пока она замужем за Правителем, чужие дети ей не нужны!
Выходит, он обманул её?
Но оглашение произойдёт, от него не скрыться. И Тиллит рано или поздно всё равно возненавидит Борна. Теперь – сильнее, ведь он сам сказал ей, что знает!
А что, если она догадалась? Потому и исчезла так быстро? Самой ей не под силу будет проникнуть в хитроумно защищённую пещеру Борна, но у неё много сильных и влиятельных родственников…
Демон нахмурился, резко обернулся, озираясь и собирая ориентиры для перемещения… И увидел, как куски недобитого Покрывала возятся там, где они с Тиллит только что предавались любви!
Проклятое племя!
Одним прыжком он очутился у уреза лавы… Поздно! Куски Покрывала уже справилось со всеми биологическими следами встречи инкуба и демоницы!
Взбешенный Борн обрушил на кучу жадных обрывков весь свой гнев: искры так и полетели вперемешку с горелыми ошмётками!
Разделавшись с остатками Покрывала, инкуб тщательно осмотрел камни. Кровь демонов живуча, вдруг она забилась в какую-нибудь щель?
Но нашёл он лишь смешного скального червя. Безобидную тварюшку. Не пустотного, способного пожрать даже демоническую плоть, а мягкотелого гостя из стылых пещер на самой границе с миром людей.
Хотел раздавить… и сжалился. Больно смешно изогнулся червяк, прикрывая плоскую голову толстеньким хвостом. Его эмоционального опыта едва хватило на то, чтобы ощутить угрозу. Вряд ли червяк понимал, что может сделать с ним Борн, но он жил и боялся. Как все.
А ещё червяку было неуютно на голых камнях. Верно, он вывелся в Покрывале и симбиотировал с ним. И без симбионта червяка ждала голодная смерть.
Борн смотрел на тварюшку и ощущал себя таким же, как и она. Что было у него? Ни семьи, ни связей. Только ласка лавовых испарений да сын, ради которого он и жил последние девяносто лет. Черти? Демоны? Он давно устал от них, как червяк, заброшенный в неподходящую для жизни пещеру.
Где Ад, великий и раскалённый?! С его бурными интригами и балами?!
Борн вздохнул и поднял червяка. И обернул вокруг запястья. Червяк тут же слился в одно испуганное пульсирующее кольцо.
Пусть посидит. Борн не побоится настоящего холода и выпустит его в стылой пещере, там, где есть подходящая пища для подобных созданий.
У Клотильды забилось сердце.
— Так перстень не пропал?
— Нет, — торопливо подтвердил лекарь. За дни пребывания в лечебнице он высох, как забытый в паутине комар. – Брат Арман подтвердил, что камень оставался на руке господина Геро. Монах даже принял некоторые меры, как человек крайне благочестивый, давший обет не касаться дьявольских игрушек. Он позаботился о том, чтобы никто не видел перстня, повернул его камнем внутрь и прикрыл больного плащом. Он сказал, что не допустил бы такого греха, как воровство у того, кто умирает в беспамятстве. Пусть бы даже этот камень и отправился бы в безымянную могилу.
— Что же дальше? – поторопила Клотильда.
— А далее явился некий долговязый субъект и забрал его.
— Камень?
— И камень и господина Геро. По словам монаха, тот, последний, то есть, господин Геро, ещё дышал.
— Что за долговязый субъект?
— Тут монах мало что помнит. Он перекинулся с незнакомцем всего десятком слов, ибо торопился к другим недужным, зимой городская лечебница всегда переполнена.
— Так он его не запомнил?
— Монаху показалось, что долговязый тоже врач, во всяком случае, он знал латинское имя оспы. И говорил тот человек с акцентом, с каким точно, монах определить не смог, но акцент был южным, певучим и мягким.
— Что же сделал долговязый?
— Монах сказал, что незнакомец явился не случайно. Ему было известно, кого следует искать. Монах показал ему всех новоприбывших за ближайшую ночь. И незнакомец сразу же узнал господина Геро.
— Следовательно, — протянула Клотильда, откидываясь в кресле, — этот долговязый пришелец знал его в лицо. А на свете не так много иностранцев, кто был с ним знаком. За последние несколько лет Геро не встречался ни с кем, о ком бы я не знала. Может быть, это был кто-то из его прошлого?
Оливье развел руками.
— Более монах ничего не смог сообщить. Только то, что незнакомец нанял тележку у зеленщика и увёз больного.
— У зеленщика? А если найти того зеленщика?
Лекарь взглянул на неё почти с ужасом.
Найти зеленщика в Париже! Проще было бы заходить в каждый дом вдоль набережных и задавать вопросы.
Но Клотильда уже сама отказалась от этой мысли. Зачем искать какого-то торговца зеленью, который может быть задавлен в утренней толчее у ворот Сен-Мартен, если есть камень?
Камень – это путеводная звезда, это сияющий во тьме факел, это указующий перст. Сапфир не потерян, он по-прежнему на руке Геро, на его прекрасной руке. А это значит…
Это значит, что старуха не безумна! Геро жив! Жив!
Он спасён неким долговязым незнакомцем, говорящим с южным акцентом. Гасконцем, пьемонтцем, провансальцем, испанцем, итальянцем?
Это не так уж и важно. Иностранный выговор – примета, и значительная.
Камень Геро хранить не будет, избавится от него при первой возможности. Этот камень ему враг, но, обращённый в деньги, может искупить свою вину.
Геро приходил за дочерью. Ему нужны деньги. Жизнь нуждается в деньгах.
А старуха больше не сможет её мучить! Да и прежде только блажила, блефовала, облекая в одежды призрака смутные страхи. Да и сама старуха с её померанцевым венком — только выдумка, страшная фантазия.
Разум цепляет ещё в детстве дурное искусство облекать фантазии в плоть, ткать из залежалых теней неведомые образы, оживлять их сквозняком из-под двери и окрашивать лунной желтизной. До старости это искусство неискоренимо, только совершенствуется, становится утончённым, напыщенным, добывая пропитание в образовании и муках совести.
Она стала очередной жертвой этого пагубного искусства, пристрастившись к нему с болезненным удовольствием. Ей нравилось терзать себя, будто в этом состоял очистительный обряд, ритуал искупления.
Но всё уже в прошлом. Ей больше не понадобится дурманить себя, вдыхать призрачный дым, подобно курильщикам опиума.
Она увидит Геро живым! Одна из заброшенных удочек уже задёргалась.
Вскоре дёрнулась и вторая.
Иначе и быть не могло. Камень был слишком ярок, слишком могуществен, чтобы оставаться в неподвижности где-то в илистом омуте. Даже брошенный туда, он должен был притянуть любопытного, алчного ныряльщика, ибо такие камни голодают и тускнеют без обожания и поклонения.
А то, что у этого камня есть душа, есть даже зачатки разума, Клотильда не сомневалась. За несколько столетий люди одарили его душой. Все камни такого ранга рано или поздно обретают души. Ибо познают слишком много страстей, разрушают множество жизней, разбивают множество сердец. Капли крови должны впитываться и прорастать, одушевляя мёртвую субстанцию. А сапфиру, в конце концов, станет скучно. И он пожелает вернуться либо к ней, либо к самому Геро.
Казначей робко маячил у двери. Все та же ноша отверженного на согбенной спине. Скорбь богоизбранного народа.
Клотильда вполголоса беседовала с отцом Раймоном из аббатства Клюни. Они стояли в нише окна. Взгляд принцессы был благочестиво опущен.
В нише соседнего окна темнел силуэт Анастази. Ещё одна фрейлина, миловидней и моложе, кормила маленькую собачку в плетёной, шёлковой корзинке — очередной подарок королевы-матери.
Герцогиня заметила вошедшего казначея. В ответ на её взгляд тот раболепно склонил голову. Что-то мелькнуло в тёмных глазах сынов авраамовых.
— Долг наш помогать заблудшим, — медоточиво бубнил священник, перебирая чётки, — прощать, отпускать грехи, принимать их покаянные молитвы и указывать путь, вести к спасению. Кто же укажет путь тем несчастным, кто уже рождён во грехе и грехом вскормлен? Кто избавит их души от посягательств дьявола?
Монах выпрашивал аббатство в Ла Курон под Ангулемом. Клотильда рассчитывала обойтись скромным пожертвованием. Явление казначея произошло своевременно, как на сцене, согласно сюжету.
— Ваше святое рвение несомненно заслуживает награды, отец мой, — смиренно произнесла Клотильда. – Мой христианский долг способствовать вашим устремлениям, ибо руководимы вы духом святым и жертвуете собой ради погибших, ради их избавления от вечных мук и адского пламени. Мой же вклад совершается средствами земными, далёкими от истинной благодати.
С этими словами она покинула монаха и сделала знак казначею приблизиться.
Момент подходящий. И монах, и наблюдавшая за ней Анастази сочтут, что она желает распорядиться относительно пожертвований. К тому же, месье Бенедикт держал в руках свою приходно-расходную книгу, кожаный массивный фолиант, где на железных скрепах держались веленевые листы, аккуратно расчерченные и разграфлённые.
Казначей с поклоном приблизился и раскрыл книгу. Будто цыганка карты раскинула, гадая на суженого.
— Не желает ли ваше высочество взглянуть…
— Нет, не желаю. Вы же здесь не за этим. Говорите. Узнали что-нибудь?
И метнула тревожный взгляд на неподвижную Анастази. Не освоила ли придворная дама искусство читать по губам?
Месье Бенедикт снова поклонился, но книгу не закрыл.
— Как и было велено, я провёл некоторые изыскания, — начал он.
— И что же?
— В квартале Тампль проживает некий господин Эспада, уроженец Андалузии. Его предки процветали ещё при мавританских правителях, граня алмазы и сапфиры. В Париже господин Эспада занят больше скупкой и оценкой. По слухам, он единственный, кто обладает даром с первого взгляда отличить камень от самой искусной подделки, а также установить его происхождение по высверку и чистоте граней. Все известные парижские золотых дел мастера считают необходимым прибегать к его помощи и советам.
— Это очень занимательно, месье Бенедикт. Но что же с нашим делом?
— Я не имею чести состоять в близких друзьях господина Эспады, ибо он человек крайне замкнутый, я бы сказал, чрезмерно подозрительный, но вот его племянник…
По лицу её высочества скользнула тень. Казначей понял, что следует поторопиться.
— Так его племянник дружен с моим кузеном и даже помышляет о женитьбе на его дочери. Он служит у Эспада подмастерьем и третьего дня видел в доме некого банкира, по выговору итальянца, точнее тосканца.
— В Париже их немало. И что с того?
— Этот банкир просил оценить камень. Сапфир, огранённый ещё по древней варварской методе, ступенчатым прямоугольником. Оправа для камня простая, без излишеств, из белого золота.
— Этот… ваш племянник видел камень?
— Увы, нет. Он слышал отрывок разговора. Да и тому особого значения не придал, ибо у знаменитого дядюшки бывает немало состоятельных господ с подобными просьбами. А этот банкир, — с почтением зашептал месье Бенедикт, — был один из самых состоятельных. Поговаривают, кредитор самого герцога Тосканского и… и…
— Говорите.
— И вашей августейшей матушки.
— Вот как. Таких немного. Этот ваш племянник назвал имя?
— Галли. Сеньор Галли из Сиены. Глава банковского дома «Галли и Перуджино». В Париже чуть больше года. Прибыл из Неаполя.
— Галли, — задумчиво протянула Клотильда. – Это имя мне знакомо. Его упоминала моя мать. Кажется, намеревалась занять ещё денег. Впрочем, это неважно. Он не упоминал, откуда у него сапфир? Камень продали? Заложили?
— Дон Эспада никогда не задаёт подобных вопросов своим клиентам. Бывает, что они рассказывают сами, прикладывая к драгоценностям душераздирающие подробности. Но банкир вряд ли был откровенен. Он просил только оценить.
— Пусть так. По крайней мере известно имя нынешнего владельца, известно местонахождение камня, а всё прочее уже не требует чрезмерных трудов.
— Не прикажет ли ваше высочество начать переговоры о выкупе? Ибо по закону камень всё ещё принадлежит вам.
— Нет, рано. Не стоит беспокоить сеньора Галли. Вы прекрасно потрудились, мэтр Бенедикт, и заслуживаете награды. Я подумаю, как вознаградить вас наиболее достойно.
Первая статс-дама по-прежнему не сводила с неё глаз.
Герцогиня чувствовала её взгляд, чувствовала давящее, сверлящее в самом виске.
Анастази может ошибаться в подоплеке, но она не ошибается в предчувствии, в предсказании. Она знает, что происходит нечто для неё запретное, что впервые за много лет она выведена за круг, ей завязали глаза и окружили глумливым молчанием.
У неё нет улик, нет схваченных за руку подельников, но у неё безошибочный звериный нюх. Ей достаточно поглубже вдохнуть, и в нос ударит кислый аромат грязной тайны, зловоние притворства. Вот почему она так смотрит. Она слишком опытна, слишком умна.
Как старый охотник, она умеет распутывать закольцованный след. Не овладела ли она искусством читать мысли?
За своё лицо Клотильда могла быть спокойна. Но за физиономию Дельфины она бы не поручилась. Эта выцветшая моль, отягощённая непомерным самолюбием, не откажет себе в мелком удовольствии бросить в сторону Анастази торжествующий взгляд. И даже сложить припухлости и неровности своего лица в торжествующую гримасу.
Для Анастази этого будет достаточно. Она возьмёт след.
Клотильда повернулась к Анастази спиной. Пусть сверлит затылок. А ей нужно подумать.
Как сапфир мог попасть к банкиру? Не к ростовщику, не к скупщику краденого, не к ювелиру, а именно к банкиру, и не простому, а к одному из самых влиятельных, того, кто кредитует особ королевской крови.
Почему бы нет, собственно? Геро мог предложить сапфир первому встречному ювелиру, и мошенник не преминул его обмануть. Дал ему тысячу ливров за бриллиант стоимостью в пятьдесят.
Геро об истинной цене догадывается, ибо знает кому перстень принадлежал прежде, но настаивать на своём и не подумает. Поспешит избавиться.
Да и деньги нужны. С ним теперь дочь. Они скрываются, вероятно, попытаются уехать из Франции.
Нет сомнений в том, что люди, похитившие его из Отель-Дьё, вряд ли обладают достаточными средствами, иначе ему бы не пришлось продавать сапфир.
Или Геро не желает оставаться в должниках. Он продал камень. А покупатель, оценив добычу, перепродал камень банкиру.
Теперь банкир желает знать настоящую цену. Она могла бы предъявить свои права. Тому, что сапфир её собственность, есть немало свидетельств. Сама королева-мать.
К тому же есть официальная опись имущества казнённого маршала д’Анкра и его супруги Элеоноры Галигай, и так же список того, что из имущества стало собственностью членов королевской фамилии.
Камень был подарком матери по случаю рождения сына. Камень упомянут и в талмуде казначея. Получить сапфир обратно труда не составит.
Законно предположить, что, узнай банкир имя его владелицы, он бы поспешил вернуть перстень, ибо не упустил бы случая заручиться благосклонностью принцессы крови.
Но банкир ничего не знает. Вернуть камень – цель малозначимая. Собственно, камень уже возвращён. Истинная цель — выследить того, кто этот камень продал, выследить Геро.
Анастази всё ещё смотрела.
«Она знает, — в который раз подумала Клотильда, — знает. Следует расспросить Дельфину».
В семь вечера пришла Карина. С ней, кроме Леона, пришли ещё два киборга – классическая шикарная блондинка лет тридцати на вид в длинном красном платье и невысокая чернявая коротко стриженная девочка лет шестнадцати с виду в комбинезоне и в тапочках.
— Поздно прилетела, парней уже продали… — горько сказала Карина, – вот взяла, что осталось. Только что оттуда… Irien и DEX. Куда их девать, ума не приложу… уже не уверена, что она мне нужна. Эта, — показала рукой на блондинку, — Irien. Почти семь лет. Я дала ей имя Лариса. А эта — DEX… полтора года… тебе. Я назвала её Зитой… на индианку чем-то похожа… забирай.
Нина, получив третий уровень на Ларису и первый на Зиту, затребовала и выслушала отчёты о состоянии (43,7% и 27,8% функциональности), затем велела Динаре накормить обеих, помочь вымыться и подобрать одежду, а при необходимости — дать лекарство.
Затем вместе с Кариной прошла на кухню:
— Почему ты так против Irien’ов? В твоём кружке помощи киборгам нужен секретарь… а она может и бухгалтерию вести, и переписку, и учёт… у меня бухгалтер на островах Irien. Справляется. И она сможет работать. И приём посетителей вести сможет… своди к программисту и никаких проблем не будет.
— Будем думать, что ты меня уговорила. Оставила её себе… пока не пристрою куда-нибудь, надо же отчитаться по затраченным деньгам… и, наверно, ты права… секретарём быть она сможет. Вот ты можешь мне сказать, зачем армейским Irien?.. чтобы её, — Карина показала на девочку, — не трогали? Так она в намного худшем состоянии… но у тебя ей будет лучше. Сделать киборга подростком! Кому-то же в голову пришло такое! – и горько усмехнувшись, сменила тему:
— А эти твои острова… когда уже мне можно будет туда попасть?
— Когда? А давай завтра после работы. До ночи успеем… кстати, сейчас ребята будут звонить с островов с отчётами. Хотя бы заранее их с тобой познакомлю, не так неожиданно прилетишь.
Карина согласилась, но сначала вышла из дома и отправила Леона в ближайшую кондитерскую за тортом – и самим к чаю, и киборгов накормить сладким – и засахаренными фруктами. Динара тем временем выдала вымывшимся Ларисе и Зите по толстому банному халату, по банке кормосмеси и аптечку, отвела их в одну из киборгских комнат, потом вернулась на кухню и поставила чайник.
Первым позвонил Змей, и Нина тут же сообщила ему о принятом решении побратать его и Влада на капище. Змей даже обрадовался:
— Я ему ещё тогда обещал, что мы станем братьями… когда его привезли. Буду ждать… а он знает?
— Сейчас позвонит и сообщу… лучше сразу его добавь в звонок… так, и Фрида здесь… Влад, Ворон, добрый вечер! Рик, Азиз… привет, Стефан… ребята, это Карина Ашотовна… запомните её. И архивируйте мой приказ прописать её с третьим уровнем… на всякий случай. Вдруг пригодится когда-нибудь. У Карины Ашотовны теперь три киборга… и мы как-нибудь прилетим познакомиться… Кузя, подключи Ларису и Зиту в беседу, пусть посмотрят.
С десятка вирт-окон смотрели на Карину киборги – а она смотрела на них. Смотрела – и не верила своим глазам. Если бы она не знала, что все эти парни и девушки – просто списанная бракованная техника, не поверила бы. Киборги вели себя не просто неправильно – но и не опасались это показывать! Неужели они настолько уверены в своей безопасности? Неужели не боятся, что кто-то их сдаст? Неужели… именно поэтому Нина так упорно отказывалась показывать ей острова и модуль? Причина действительно очень веская. Но и это преодолимо – завтра будет первая её встреча с живыми киборгами! И надо к этой встрече подготовиться – обдумать, что следует им сказать, а чего говорить не стоит.
Нину перспектива этой встречи не радовала совсем. Но… она сама когда-то предложила Карине создать кружок помощи киборгам – и теперь поворачивать назад поздно. К тому же сама и пообещала на остров свозить… и теперь пришла пора держать слово.
В звонок добавился Квинто:
— Здесь целая конюшня лошадей! Восемнадцать взрослых кобыл, жеребец и пять меринов! И даже жеребята есть! Меня обещали даже научить запрягать и ездить верхом! А вот киборгов здесь нет… потому и Сопку некому было просканировать… – и показал выделенное для сна место на чердаке конюшни (фактически – крошечная комната с кроватью и тумбочкой), саму конюшню, упряжь, пару телег, загоны и молодого тёмно-рыжего жеребца в одном из загонов. — Вот от него Сопка жерёба!.. значит, жеребёночек рыженький будет, как солнышко!
Irien выглядел довольным и сытым, рядом с ним в кадре появился Велимысл с незнакомым бородатым мужиком, представил его, как владельца конефермы, у которого шесть сыновей работают вместе с ним, но нет ни одного DEX’а, а только одна Mary, и та работает только в доме:
— …а вот дала бы ты сюда ещё бы пару киборгов, они бы… и сена бы больше заготовили…
— Нет у меня лишних киборгов! Но… — Нина оглянулась на Динару, подозвала её и спросила: — Хочешь охранять конюшню? Там ты сможешь не скрывать свою разумность и научиться работать с животными, — и снова обратилась к волхву: — Если Динара согласится, завтра привезу её на остров.
Велимысл согласился, сказал, что к ночи прилетит на Жемчужный остров, и на том связь прервалась.
Киборги, скинув отчёты, отключались.
Динара собрала на стол в гостиной, пришедший с тортом и конфетами Леон стоял у стенки, ожидая дальнейших приказов. Нина приказала Кузе привести и новых девочек за стол, посадила за стол Леона и Динару, и сама разрезала торт и раздала по куску всем.
Вернувшись домой, потрясённая увиденным Карина долго не могла уснуть. Пока разместила на диване Ларису, которая совершенно ничего не понимала (купила её женщина, привезла к подруге, там пришлось мыться и переодеваться, потом – чай с тортом. И всё! И никаких игр! Тогда для чего её купили? А потом эта квартира с двумя DEX’ами! – неужели хозяйка так боится, что она захочет сбежать? Тогда — для кого её купили?), пока договорилась с Лёней о встрече (поставить Ларисе программу секретаря), пока подобрала по Инфранету ей одежду попроще и поприличнее… спать легла за полночь.
***
Понедельничная планёрка прошла вяло и быстро – половина фондовиков, часть научников и юрист были в отпуске. Поэтому первым пунктом был вопрос: кого отзывать из отпуска на время проведения научной конференции, кому перенести отпуск, а кого можно без ущерба для музея в отпуск отправить.
Тема конференции была в последний раз уточнена: «Традиции и современность: народный костюм и обереги», была представлена новая сувенирная продукция для гостей музея (новые магнитики и кружевные салфетки с видом музейного замка), было зачитано согласие модельеров на показ мод при условии предоставления принимающей стороной (Вороновским государственным музеем) киборгов для демонстрации коллекций.
— Нина Павловна, Вы предоставите своих киборгов? Или их привезут новых прямо из салона? – поинтересовался директор. — У нас лишних денег на покупку киборгов нет… а у Вас, кажется, есть?
— Киборги будут. Сколько надо? Троих хватит… или больше надо? Сколько запланировано показов? И… надо тогда обеспечить хорошую погоду. Чтобы не было дождя, когда киборги будут в костюмах модельеров проходить по стене… — Нина чуть не сказала, что при проходе на шпильках по мокрой стене и киборг может поскользнуться и упасть, но вовремя спохватилась и сказала другое: — А не то костюмы могут испортиться…
— Решим в рабочем порядке. Ещё вопросы есть? Размещение гостей в ведении научного отдела, фондовики гостей встречают, кто на регистрации выступающих? Сектор учёта в полном составе? Антон, программа готова? Хорошо… так… просветотдел! Программа тоже готова? Очень хорошо. Перед конференцией проведём ещё одно совещание, только с заведующими отделами. Теперь все свободны.
Уже в кабинете Нина вдруг подумала: а в каком состоянии привезут этих Irien’ов? Ведь Борис ни слова не сказал об оплате… значит, в качестве оплаты он их… или почти полностью обескровит в лаборатории… или ещё что-нибудь с ними сделает… или это расчёт на будущее взятие крови? Но в день показа они должны быть в полном порядке.
А если он привезет их из какого-нибудь борделя и их надо будет срочно и долго лечить… или ремонтировать? Где их содержать до показа? В двух киборгских комнатах восемь спальных мест… и на полу можно разместить несколько киборгов… и на чердаке. Надо прикупить пару раскладушек чисто на всякий случай. И пару матрасов тоже надо прикупить. Или – ещё одну двухъярусную кровать? Надо по деньгам посмотреть, на сколько хватит…
Работа из рук валилась и настроения рабочего не было совершенно. Все мысли крутились в одном направлении.
Ведь нужны и DEX’ы для охраны Irien’ов! Пришлет ли их Борис? И в каком состоянии они будут? Или надо своих с островов выдергивать?
Хорошо, что ничего не разбила, думая о показе… Петя успел подхватить выпавшую из руки чашку с кофе, хорошо хоть не обжёгся. Лиза затёрла пол, а Вася с дроном тут же купил новую точно такую же просто на всякий случай.
К концу рабочего дня что только не пришло в голову – и какого пола будут киборги, и чем их кормить во время показа, и где им переодеваться… — и пришлось из-за скачка давления на два часа раньше отпроситься уйти с работы, пообещав главному хранителю отработать эти часы позже. По пути пригласила домой Лёню с просьбой поставить Динаре ветеринарную и зоотехническую программы – и, когда вернулась домой, Лёня уже ждал её на крыльце.
Карина с Леоном пришли в полшестого к Нине домой, готовые лететь на острова – Карина была одета в плотный камуфляжный комбинезон, почти такой же, как на Леоне. Нина про себя удивилась, где та смогла найти и купить комбез расцветки «Осенний лес» такого размера. Но ничего не сказала.
— Ты на своем флайере или со мной?
— С тобой… мы же поместимся… или нет? – насторожилась Карина.
— Хотела девочек отвезти… плюс Василий… тогда Васю придется обратно в музей отправить…
Вася мгновенно отреагировал:
— А как обратно без меня? Я могу и в багажнике лететь… вообще-то. А ещё можно купить мне аэроскутер. Подержанный, например. По объявлению… я уже нашёл подходящее. У меня хватит. Почти полтысячи на карте.
— Сколько? Откуда? – вот чего Нина никак не ожидала, что на данной Василию карточке столько денег! – Ты не ограбил никого, надеюсь?
— Так от продажи вышивки, платьев, Лиза обережные куклы делает, Лида теперь научилась скатерти крючком вязать… а покупаю только нитки, ткани и ленты. Из еды заказываю только самое необходимое. Ну… и тортики… иногда… — начал было перечислять DEX, но, увидев вытянувшееся лицо Карины, замолчал.
— Я так понимаю, скутер ты себе уже выбрал? Ладно, покупай… если сможешь всё оформить прямо сейчас. И с доставкой сюда. Нам пора лететь. Но полчаса подожду.
Скутер доставили через семнадцать минут, Вася вел себя, как самый правильный киборг на свете, и потому Нине пришлось оплатить покупку самой… деньгами Василия, которые тот успел ей перевести. Регистрация в ВАИ заняла всего пару минут, номера остались прежние – прежний владелец (мужчина лет сорока) запросил всего четыреста двадцать галактов, что для такой машинки было даже не слишком дорого.
На место пилота села Динара, рядом с ней – Нина, а Карина с Леоном и Зитой разместились сзади. Совершенно счастливый Василий полетел на только что купленном скутере.
На Жемчужный остров прибыли через полтора часа. На встречу вышли только Велимысл и Фрида – все остальные были или на работах, или охраняли работающих. Нина представила Фриде обеих DEX-девушек, Динара согласилась отправиться в деревню, чтобы охранять Квинто и лошадей – и Велимысл сам предложил отвезти её, а Зиту увёл Саня для дальнейшего лечения, после которого она должна была остаться и охранять медпункт.
Экскурсия для Карины получилась очень короткой, так как день заканчивался и надо было к ночи вернуться. Не то чтобы темноты боялись – в белые ночи светло как днём – но завтра Нине надо было на работу, и Василию надо вернуться в музей вовремя. И потому Нина очень быстро, почти бегом показала мастерские, гаражи, склады готовой продукции, коз и лошадь на пастбище, а Василий тем временем загрузил багажник и заднее сиденье флайера коробками с керамикой, вышитыми полотенцами и скатертями, изделиями из дерева (от гребней и шкатулок до ковшей и кубков из капа и сувели).
Каждая геройская книга, каждый фантастический фильм и сериал развивается по одному витку — от самых простых и нелепых ситуаций к самому главному сражению, ради которого люди рушат города, жизни, семьи и всю вселенную. Есть что-то важное, что висит над героями вместо солнца, занимает все их мысли и сны, что-то настолько важное, что страх за собственную жизнь отступает на второй план. Поколения вырастают и мечтают о том, что однажды наступит день — и случится что-то важное, особенное. Иногда это занимает годы, иногда столетия. Иногда событие откладывается на века, о нем забывают, передают из уст в уста как легенду или бабушкину сказку. А когда, наконец, наступает время Х, оно переворачивает весь мир с ног на голову, именно так, как это и должно было быть. Очень часто этим событием становится — финальное, самое большое и самое тяжелое сражение между силами добра и зла.
Герои сталкиваются с препятствиями: начиная от отсутствия этих самых сил добра или зла, плохого оружия, нехватки знаний и сил, до специально устроенных ловушек и козней, нападений и бед, стремящихся обрушить чужую веру в себя, напугать и прогнать как можно дальше. После определенного времени, за которое герои теряют близких людей, видят смерть и кровь, терпят собственное бессилие и неудачи — это самое последнее сражение хочется поторопить, приблизить, чтобы все, наконец, закончились. Победой, смертью — чем угодно, неважно. Чтобы стало тихо, спокойно. Это накипает постепенно, нужно только вовремя поймать за хвост жажду жизни, перетерпеть отчаяние, вспомнить, ради чего все это происходит.
Сражение сил Добра и Зла, Небес и Ада было вопросом времени. Даже после остановленного Армагеддона, после всего случившегося… Этот бой должен был поставить точку в многолетней вражде, раз и навсегда разрешить все вопросы. Все шесть тысяч лет история медленно двигалась к этому моменту. Вся пролитая кровь, все проклятия и чудеса, все обманы и разоблачения — ради одного этого дня, вернее, вечера. Природа была не в курсе происходящего. Большие снежные хлопья медленно падали с темного неба, цепляясь за ветки деревьев, за высокие равнодушные фонари, расставленные по периметру большой поляны, за оледеневшие скамейки. Тропинки замело давным-давно, то тут, то там были видны одинокие цепочки следов, убегающие вдаль, но совсем скоро и они пропадут. Ветер осторожно шевелил деревья и верхний слой снега, превращая его в мелкую белую пыль. Пурга столбом поднималась в небо, после чего обрушивалась на головы замерших на поляне существ.
Кроули сидел за стволом дерева, вытянув перед собой гудящие ноги. Он тяжело дышал и был абсолютно уверен, что до утра он не доживет. Ни одного шанса. Он или окоченеет в ближайшем сугробе, или все-таки поймает себе снаряд в грудь, как уже несколько раз почти случилось. Демон опустил глаза на свои покрасневшие ладони. Кончики пальцев он уже почти не чувствовал, а ногти приобрели неприятный синеватый оттенок. Что-то подсказывало ему, что губы были такими же. На ресницах налипли снежинки, которые иногда таяли, стекая по щекам холодными дорожками, но уже через несколько секунд ресницы снова были белыми. Джинсы насквозь промокли, и теперь липли к ногам и выбились из сапог. Очки слетели давным-давно и, кажется, печально хрустнули под ботинками кого-то из светлых. Кроули запрокинул голову и тяжело выдохнул, облако пара вырвалось из его рта.
Сбоку мелькнуло что-то, между стволов деревьев, быстро скользнуло и пропало. Кроули дернулся и развернулся всем телом, готовый бежать так быстро, как только сможет на своих оледеневших ногах. Сонливость медленно выпустила свои когти, царапая ему спину. Было огромное желание обернуться змеей и уснуть, зарывшись прямо в этот сугроб рядом — подкопать немного землю и не поднимать головы до весны. Эта идея была абсолютным самоубийством. Нельзя было поддаваться, нужно было бороться до последнего, пока оставались силы. Хоть какие-то… Некстати всплыло в голове недавнее воспоминание: бледный Азирафаэль, сжимающий в руках белые перчатки с небольшими помпонами над запястьями, который смотрел то на Кроули, то на своих небесных собратьев. В его глазах застыл ужас и обреченность, а губы, которые он постоянно кусал, очаровательно припухли. Демон испытал огромное желание подойти и поцеловать их, прямо там, на глазах у всех. Возможно, он бы умер в ту же секунду, но оно бы того стоило.
Совсем рядом хрустнул снег, обозначая присутствие кого-то чужого, неожиданного. Кроули дернулся и опасно зашипел, раздуваясь словно кобра и приподнимаясь на коленях. Он был готов к последнему броску. Все мышцы напряглись.
— Кроули, — выдохнул нападавший тихо, усаживаясь вплотную к его спине, чужое тепло мгновенно обожгло замерзшее тело. — Ох, дорогой мой…
Демон вздрогнул крупно, захлебываясь знакомым голосом. Он обернулся резко, хватая ангела за плечи, впиваясь внимательным взглядом желтых глаз в его лицо. Азирафаэль раскраснелся своими потрясающими щеками, в волосах полно снега. На лбу была воспалившаяся ссадина, прямо над правым глазом. Снег забился ему за воротник и налип на шарф. Кроули протянул руку и провёл подушечками пальцев по отметине, машинально скаля заострённые зубы.
— Кто? — прошипел он тихо, вся сонливость мгновенно исчезла.
— Я не видел, — покачал головой ангел и положил тёплые ладони на загорелые щеки. — Тебе нужно в тепло, как можно скорее.
— Нельзя, — раздраженно бросил демон, стряхивая снег со светлых вьющихся волос.
— Я могу перенести тебя домой, мне хватит сил, — обеспокоенно нахмурился Азирафаэль, касаясь и ледяных ушей, и взмокшей шеи.
— Ты сошёл с ума, если думаешь, что я брошу тебя здесь, — зло огрызнулся Кроули, притягивая возлюбленного к себе ближе, смешивая их дыхания, касаясь, наконец, таких желанных губ.
— Я так и знал, — хрипло сказал кто-то, проходящий мимо. — Мне что, одному все делать?
— Х-х-хастур! — умудрился одновременно и зашипеть, и зарычать Кроули, закрывая собой мгновенно зажавшегося от смущения ангела.
— Если бы ты использовал всю свою силу и энергию в нужном направлении, мы бы уже давно победили, — он указал в сторону поляны, откуда послышался воинственный клич. — Почему мне…
Договорить демон не смог, увесистый большой снежок врезался ему прямо в лицо, опрокидывая на спину в сугроб. Хастур всплеснул руками и захлебнулся своим возмущением. На другой стороне поляны Михаил поднялся из своего укрытия и невозмутимым движением поправил причёску, которую так сильно портила тёплая шапка. Уриэль выглянула из-за соседнего укрытия, прижимая к груди целую обойму идеально ровных белых снежков. Ангелы переглянулись и кивнули друг другу. Михаил медленно двинулся, пригибаясь, к большому снеговику, прямо посередине. Вернее, там их было два. Один выше другого, в белом пальто, другой — чуть ниже с шапкой в виде мухи с красными глазами на снежной голове. Ангел потирал ладони, которые зудели от желания, наконец, утереть нос демонам, со всем их гонором. Но стоило ему приблизиться, как целая очередь из снега, вперемешку со льдом накрыла его сверху. Загрязнение поднялась из сугроба, с которым так прекрасно сливалась, и довольно улыбнулась. Но и ей подойти к желанному трофею не дали, потому что на лодыжке сомкнулись сильные архангельские пальцы. Месть — блюдо, которое подаётся холодным, но и огненно-горячим оно тоже ничего так.
На скамейке, под высоким чёрным фонарём, сидели один архангел и один демон. Габриэль был в теплом чёрном плаще, который пришлось незаметно умыкнуть из соседнего магазина, когда подлые подопечные лишили его самого дорогого — любимого пальто. Рядом сидела Вельзевул, в вязаной красной шапке, из-под которой очень мило торчали в стороны чёрные короткие пряди. Она подтянула к себе ноги и озадаченно смотрела на развернувшееся сражение. Габриэль очень осторожно положил ладонь на ее плечо, притягивая к себе. Больно уж демоны были теплолюбивые, нагрелись в своём Аду, и теперь так сильно дрожат от одного холодного ветерка.
— Почему нельзя было сразу так сделать? — спокойно уточнил архангел, создавая одним движением руки два картонных стаканчика с кофе: один идеально чёрный, а другой с двумя кусками мороженого и молоком. — По крайней мере, все разрушения сосредоточены локально в одном месте, и лишняя энергия, наконец, нашла себе применение.
— Кроули и твой ангел опять лобызаются за деревьями, — обвиняюще сказала демон, указывая пальцем в сторону.
— Ты злишься или тебе завидно? — Габриэль повернул к ней голову.
— Пока не знаю, не решила ещё, — Вельзевул перевела взгляд на Михаила, который сидел на спине у Загрязнения и пытался то ли сделать ей эротический массаж, то ли задушить. — Уриэль! Пожалуйста, откопай в сугробе демона, которого ты так безжалостно нокаутировала.
Уриэль хотела что-то сказать, но сверкнувшие сиреневые глаза рядом отбили все желание. Она поднялась на ноги и, тихо перечисляя себе под нос правила поведения ангелов, направилась на другую сторону. Но дойти не успела, потому что из снега рядом вынырнула ее недавняя жертва и с обиженным воем закидала целой лавиной снега.
Вельзевул одобрительно цокнула языком и взяла протянутый кофе. Её настроение с каждой секундой становилось все лучше и лучше.
До вечера пытаюсь расшифровать на компьютере свой геном. Меняю условия развития вплоть до абсолютно нереальных. Ничего не выходит. Это странно и непонятно. У меня же очень сильно развита регенерация. После переломов на костях даже следов не остаётся.
Обычно это говорит о стабильности фенотипа и простой и однозначной расшифровке генома. Обычно, но только не в моём случае. Такая уж у меня самобытная натура.
Знаю! Надо загнать в этот ящик данные томографического обследования, и посмотреть, что он тогда запоет!
Получилось. На экране — я. Как живой! Научно доказано, что я могу существовать! Теперь попробую узнать, какой я был в детстве. Уменьшаю дракончика на экране вдвое. За три года он набирает прежние габариты и вес. На этом рост прекращается.
Приятно узнать, что я, молодой и красивый, нахожусь в полном расцвете сил. Уменьшаю дракончика в четыре раза. Вырастает в нормального. Уменьшаю в восемь раз. Вырастает. Процесс ломается, когда уменьшаю дракончика до десяти сантиметров.
Значит, когда я родился (или вылупился) то был больше десяти сантиметров. А потом десять лет рос. Последний год хорошо помню. Не вырос ни на сантиметр. Итого — мне не меньше одиннадцати лет. Надо бы себе день рождения выбрать. У всех день рождения есть, у меня нет. Вот, например, возьму и родюсь завтра.
Праздник устроим. Нет, так нельзя. Не в тот день родишься, потом всю жизнь мучайся. Это дело надо обмозговать. Потом.
Пытаюсь подобрать условия для развития зародыша. И в яйце, и в организме матери результаты одинаковые. Дракончик нормально развивается, начиная с трех сантиметров и полуграмма веса. То есть с того момента, когда представляет собой достаточно крупный, полностью сформировавшийся организм.
Вывод: я не родился и не вылупился из яйца. Меня сделали. Забудь, дурачок, о дне рождения. Если приспичило, отмечай день окончания сборки.
Следствие номер один: я не смогу, как Адам, даже с использованием генной инженерии, вырастить себе подругу из ребра.
Следствие номер два: если даже найду подругу своего вида, у нас не будет детей.
Кому-то был нужен очень живучий дракон в единственном экземпляре. Неспособный к размножению, но со всеми атрибутами мужского пола. Кто-то, видимо, очень боялся, что драконы вытеснят с этой планеты людей. На чувства самого дракона ему наплевать. Биоробот ему нужен. Чтоб выполнил поставленную задачу и с почетом сдох под кустом в полном одиночестве. Если когда-нибудь встречу того, кто меня сделал, убью.
Отвожу Лиру на полянку неподалеку от деревни. Сгружаю мешок подарков для Тита Болтуна. Нам нужны картошка, морковка, лук, редиска, салат и всё остальное для плантаций гидропоники. Не представляю, как выращивать на гидропонике картошку, но это не моё дело. Кибер-огородник сказал: «Можно». Пусть сам и мучается.
Лира опять в кожаной куртке. Боже, какой бой пришлось выдержать, чтоб вытряхнуть её из костюма Повелителей. Впрочем, на простую деревенскую девчонку она всё равно не похожа. Леди на лесной прогулке, да и только. Одежда подогнана по фигуре, сапоги новые, на боку — кинжал. В рукоятке кинжала – мощный фонарик. (И аварийный радиомаяк-автоответчик, но она об этом не знает, знаем только мы с Сэмом, так нам спокойней.) К плечу под курткой пристегнута рация. Микрофон рации спрятан в золотом браслете.
Во внутренних карманах ещё много технических игрушек типа инфракрасных очков, направленных микрофонов, простых, инфракрасных и ультрафиолетовых фонариков, ультразвуковых свистков, от которых все собаки воют. Короче, Лира собирается поразить Тита мощью науки.
Договариваемся о встрече, и я лечу в горы, осматривать сверху район месторождения. Кстати, почему бы не разбить вторую базу на той стороне горного хребта? И что это за горы? В Англии, вроде, нет гор выше полутора километров. А эти на три тысячи тянут. Черт, я же забыл, что сейчас не XV, а XX век. Здесь же вся история тысячу лет по другому пути шла. Могли быть войны, границы могли измениться.
Может, это Пиренеи, или Альпы. Вот так живешь, живешь, и не знаешь, где. Стыдно, друг пернатых. Обязательно выясню, когда вернусь. А идея насчет второй базы очень даже неплохая. Вокруг идти — неделю, да ещё по горам. А у нас метро будет проложено. Десять минут – и порядок.
По характерным очертаниям гор нахожу месторождение. Горы, как горы. Ни черта в геологии не разбираюсь. Ну и ладно. Завтра – послезавтра заработает главный компьютер. Узнаю, где живу, и подучу геологию. А сейчас пора лететь за Лирой.
Кстати, у неё скоро день рождения. Что бы такое подарить? Потом надо выяснить, когда день рождения у Сэма.
И у Тита Болтуна.
— Сэр Дракон, Сэр Дракон — вызывает по рации Сэм. – Лира передала: «Мэй дэй»!
Мэй дэй — то же самое, что SOS морзянкой. Сигнал бедствия. Запрашиваю пеленг и лечу на максимальной скорости. Только вчера рассказывал ребятам об условных радиосигналах. Может, розыгрыш?
Какой там розыгрыш, Сэм чуть не плачет! Приказываю ему прокрутить запись. Голос Лиры, стук копыт, какой-то мужской голос, который приказывает ей заткнуться, звуки возни, пощёчин, потом мычание, видимо, ей засунули кляп в рот.
Приказываю Сэму включить телепередатчики, установленные на холмах вокруг деревни. Сэм сообщает, что видит трёх всадников, один из которых везет Лиру, связанную и перекинутую через седло. Всадники огибают болото, чтобы выйти на дорогу в Литмунд. Теперь я и сам их вижу! Не знаю, что с ними сделаю, но это будет что-то страшное. Все трое, завидев меня, сворачивают в маленькую рощу.
Идиот, надо было подождать, пока выедут в открытое поле! Как их оттуда выкурить? Кружу над рощей и продумываю варианты.
Рощица сто на сто метров, за два часа я могу сравнять её с землей. Но они могут убить Лиру. Неожиданно из рощи выскакивают два всадника. Один удирает, второй на ходу целится в первого из арбалета. На первом Лирина куртка, но волосы черные. Ловушка? Неважно, допрошу, всё расскажет. Пикирую, хватаю парня, ухожу вправо и вверх. Второй стреляет, стрела застревает в перепонке крыла.
Мой пленник выхватывает кинжал и тычет мне в брюхо. Щёкотно, не более. Кинжал Лирин, как и куртка. Ну, парень, думать надо головой, теперь летай сам. Так ему и говорю. Потом разжимаю лапы, и он с криком падает в болото. С высоты полусотни метров. Первый человек, которого я убил. Ни жалости, ни сожаления. Набираю высоту и осматриваю рощу. Третьего всадника, того, который с Лирой, не видно.
Начинает неметь перепонка правого крыла. С чего бы это? Стрела маленькая, а в перепонке нет крупных сосудов. Вдруг замечаю, что не чувствую конца крыла. Стрела отравлена! Всё правое крыло немеет, и словно исчезает. Заваливаюсь на бок и вхожу в крутой штопор.
Торопливо кричу в рацию Сэму, что произошло. Хочу взглянуть, куда падаю, но не могу повернуть голову. В болото или рядом?
Рядом. Страшный удар. Слышу, как хрустят кости. Во рту полно выбитых зубов. Пытаюсь поднять голову, но не могу. Поворачиваю правый глаз. Лучше бы этого не делал. Перепонка правого крыла сорвана и как грязная тряпка висит на обломанном дереве. Отчетливо вижу оперение арбалетной стрелы, застрявшей в перепонке. Хочу закрыть глаза и тоже не могу. Все мышцы парализованы. Боль куда-то уходит.
Взгляд Дениса скользнул по голым стенам, единственным украшением которых был герб Российской Федерации над креслом главного судьи. Переместился на заделанные гипсокартоном окна, на вентиляционную трубу с подтёками на стене… на неработающие вентиляторы.
Когда в зал пришел представитель прокуратуры, выяснилось, что его стул сломан.
Денис подумал, что, наверное, это карма. Но стул заменили и заседание началось. В зал пригласили Марию Ремез. Начался допрос.
Судья: Нами рассматривается уголовное дело по обвинению гражданина Дениса Олеговича Моргунова в совершении преступления, предусмотренного частью 1 статьи 282, частью 1 статьи 148 УК РФ. В связи с этим первый вопрос: испытывали ли вы какое-то неприязненное чувство к нему?
Мария Ремез: Нет.
Судья: Пожалуйста, расскажите, что вам известно.
Мария Ремез: Я просматривала социальную сеть «ВКонтакте» и обнаружила страницу Дениса Моргунова. На этой странице были размещены фотографии с различными надписями, текстами, изображениями. Я посчитала, что они носят негативный характер по отношению к верующим, другим нациям. Далее я не помню при каких обстоятельствах сообщила сотрудникам по борьбе с экстремизмом, которые мне сообщили, что данное уголовное дело возбуждено и пригласили поучаствовать в качестве свидетеля, дать показания.
Прокурор: Мария, скажите, вот вы говорите, что зашли на страницу, обнаружили вот эти фото негативные… Вы можете описать, какие запомнили?
Мария Ремез: Какие запомнила… Запомнила то, что был изображен Крестный ход и надпись: «В России две беды: дураки и дороги». Далее было лицо героя сериала «Игры престолов» Джона Сноу с надписью: «Воистину воскрес», изображение негров с соответствующей подписью: «Черная пятница», «Черная бухгалтерия». Вот это то, что я помню.
Прокурор: Скажите, что лично вас задело в этих снимках?
Мария Ремез: Ну, я считаю, что неправильно размещать подобные тексты, подобные фотографии в социальных сетях.
Прокурор: Почему?
Мария Ремез: Потому что они носят негативный характер, оскорбляют другие нации, веру.
Прокурор: Вы верующий человек?
Мария Ремез: Да. В моей семье очень уважают Христоса.
Прокурор: Вы пояснили, что вы верующий человек. Еще вы пояснили, что сами обратились в полицию…
Мария Ремез: Мы с моими одногруппниками часто участвовали в качестве понятых, у нас юридическая специальность. Нас приглашали поучаствовать в качестве понятых на допросах, на обысках. Лично мне было это интересно, потому что касается будущей профессии, которой училась.
Прокурор: У меня нет вопросов.
Судья: Сторона защиты, пожалуйста, ваши вопросы.
Адвокат: Вот вы сейчас сказали, что просматривали страничку, в дальнейшем сообщили в центр по борьбе с экстремизмом, после чего вам сказали, что дело уже возбуждено.
Мария Ремез: Да, нам сказали, что дело уже возбуждено.
Адвокат: Скажите, пожалуйста, вы говорите о том, что вы намеренно сообщили в центр по экстремизму. Все-таки когда и кому вы сообщили о картинках?
Мария Ремез: Ну, сотрудникам.
Адвокат: А в какой момент?
Мария Ремез: Тогда же.
Адвокат: Хорошо. Скажите, вы в центре по борьбе с экстремизмом или в других правоохранительных органах данной направленности проходили стажировки, практики?
Мария Ремез: Нет, стажировок и практик не было.
Адвокат: В вашем свободном рассказе вы поясняли, что вам все это было интересно, и вы участвовали в качестве понятых. Каким образом вы оказывались в качестве понятых?
Мария Ремез: Сотрудники приезжали в институт, просили поучаствовать в качестве понятых, не только меня, много кого из нашего института.
Адвокат: То есть получается без проблем, вы им никогда не отказывали?
Мария Ремез: Ну, не всегда. Когда было свободное время.
Адвокат: Такой вопрос, вы верующий человек?
Мария Ремез: Да.
Адвокат: В таком случае вы нательный крестик носите?
Мария Ремез: Нет. А должна носить?
Адвокат: Вот вы верующий человек. Скажите, где находится ваш приход, куда вы ходите?
Мария Ремез: Я могу не отвечать на этот вопрос?
Судья: Вопрос снимается, как не имеющий прямого отношения к рассматриваемому делу.
Адвокат: Хорошо, другой вопрос. Скажите, пожалуйста, кто ваш батюшка-настоятель?
Мария Ремез: Я не буду отвечать на этот вопрос.
Судья: Вопрос снимается по тому же основанию.
Адвокат: Скажите, пожалуйста, Денис Моргунов у себя на страничке под этими фотографиями к чему-то призывал?
Мария Ремез: Там были просто фотографии.
Адвокат: Тогда в чем вас оскорбили данные фотографии?
Судья: Свидетель отвечал на этот вопрос.
Адвокат: Можно еще вопрос?
Судья: Конечно.
Адвокат: Назовите 10 заповедей.
Мария Ремез: (смеется) Я не буду отвечать на этот вопрос.
Адвокат: Ваша честь, разрешите еще вопрос. Скажите, пожалуйста, какие были изображены темные расы?
Мария Ремез: Негры.
Адвокат: Почему вы называете афроамериканцев неграми?
Судья: Вопрос снимается, как не имеющий прямого отношения к рассматриваемому делу.
Адвокат: Ваша честь, мы не имеем права с вами препираться, но у нас стоит вопрос об оскорблении чувств верующих и оскорблении других наций. А слово «негр» носит отрицательную оценку, оно является оскорбительным.
Судья: На территории Российской Федерации слово «негр» не носит никакой отрицательной оценки. Вопрос снимается.
Адвокат: На фото, где темнокожий мальчик решает ошибочный пример, с неправильным ответом и снизу написано «Черная бухгалтерия»… Скажите, пожалуйста, чем лично вас это оскорбляет?
Мария Ремез: Меня это не оскорбляет. Это оскорбляет негров.
Адвокат: Скажите, чем данная фотография оскорбляет другие нации?
Мария Ремез: Фраза «Черная бухгалтерия»
Адвокат: А что означает для вас и для других наций фраза «Черная бухгалтерия»?
Мария Ремез: Не знаю.
Адвокат: То есть слово «черный» или «темнокожий мальчик»… я просто уточняю…
Судья: Вы задали вопрос, вы получили ответ. Оценку показаниям свидетеля давать не надо…
Судья объявил перерыв на пятнадцать минут.
Денис вышел на воздух. К нему подходили, что-то спрашивали, о чём-то говорили. Но у Дениса в голове крутилась одна и та же мысль. Все вопросы, которые Татьяна Ивановна задавала Марии о религии или афроамериканцах, были отклонены. Судья снова и снова повторял, что это не относится к делу.
«Интересно, а что мы вообще здесь тогда рассматриваем?» – думал Денис.
После перерыва прокурор зачитал позицию обвинения. Зачитал описание картинок со страницы: «Денис Моргунов Killirpokemons», зачитал протокол обыска, в ходе которого были изъяты… о содержании жёсткого диска компьютера. «Также была папка со свадебными фотографиями, которые отношения к делу не имеют», – сказал прокурор.
Потом прокурор перешёл к детализации звонков, зачитал протокол осмотра информации. Там содержались сведения о страницах, IP-адресах и данные о выходе в сеть с конкретных номеров.
Зачитал данные психолингвистической экспертизы. В тексте заключения упоминалось, что для проведения экспертизы использовали лазерный принтер и лупу. Далее описывалось содержание самих изображений: «вербально» было установлено, что тексты на картинках на русском языке…
Завершил свою речь прокурор зачитыванием показаний участкового, который сообщил, что на учете Денис не стоял и к уголовной ответственности не привлекался.
После ещё одного перерыва слово дали адвокату. Потом были прения и, наконец, судья огласил приговор.
Денис услышал его и как будто не услышал. Как будто между словами и осмыслением в одночасье пролегли миллионы километров, а удар судейского молоточка поставил на пути к этому самому осмыслению дополнительное препятствие. А заодно разрушил весь остальной мир.
Осознать происходящее не представлялось возможным. И отсутствие удивления на лице прокурора только подтверждало невозможность. Как и усмешка адвоката: «А я предупреждала!»
Да, Денису снова не хватало воздуха. Не хватало отчаянно! Но удар молоточка лишил его права на свежий воздух.
Но ведь так не должно быть! Ведь Пётр Сильвестров… Топовый блогер Piter Sila обещал…
Денис посмотрел в зал.
Мама сидела с каменным лицом. Она не плакала. Не теребила платочек. Она сидела замороженная. Рядом с ней была Кристина. Она что-то говорила и несмело гладила маму по плечу. С другой стороны от мамы сидел Егор. Он молча держал маму за руку.
Пётр Сильвестров стоял спиной к Денису. А его руках на селфи-палке был смартфон. Блогер уверенно двигал селфи-палкой так, чтобы в кадр попадали кроме него самого – судья, прокурор, клетка с металлической решёткой для опасных преступников, охранники с автоматами у входной двери, Денис… Пётр Сильвестроввёл вёл трансляцию. И с очками на этот раз у него было всё в порядке! В этот раз очки не сломались…
Главное в работе охранника — следовать правилам безопасности. Поэтому ровно в двадцать ноль-ноль я, как положено по инструкции, отправился в обход станции — от главного шлюза к холлу со стойкой для обработки депозитов, затем по виткам спирального коридора внутрь, к центру хранилища.
Пусто и тихо.
Еле слышно гудит вентиляция, мягко светятся панели, уютно горят цветные индикаторы на дверцах ячеек.
Мне нравится моя работа. Не понимаю, почему межгалактическому «Интеллект-банку» вечно не хватает секьюрити. Платят за охрану «летающих сейфов» столько же, сколько промысловикам на астероидах, а условия гораздо лучше. Кухонный модуль оснащён пищевым синтезатором последней модели. Пейзажи в жилом отсеке можно менять хоть по сто раз на дню. Климатические настройки тоже. А страшные истории о влиянии одиночества на психику — это не про меня. Разве можно чувствовать себя одиноким, когда сенсовизор принимает две с половиной тысячи каналов? Дома я обходился базовыми тремя сотнями и до прилёта сюда не смотрел ни «Циркониевой лихорадки», ни «Клыкастых тёлок», ни «Озабоченных зомби». А сейчас «Лихорадка» — мой любимый сериал. Ни одного эпизода не пропускаю.
Очередной виток коридора. Все те же бесконечные ряды закрытых ячеек. Жёлтый огонёк — занята, розовый — пустая. Цвет пола темнеет от витка к витку, чтобы удобнее было ориентироваться. В приемной он бледно-голубой, а в сердцевине хранилища темно-синий. Здесь хранятся самые ценные депозиты. В чём их ценность, я не знаю. Может, внутренний отсек и правда забит гениальными идеями и особо изощренными фантазиями. А может, ничего там нет особенного, просто сами владельцы так оценили и застраховали. С тех пор как изобрели мнемонические циркониевые носители, народ как с цепи сорвался, записывает все подряд. Моя бывшая целый год записывала сны (свои и мои) — хотела продать НИИ Мозга. Hе взяли. Cказали, что интересуются только отклонениями и извращениями, a мы, оказывается, нормальные. Теперь она не знает, куда те записи девать и где их хранить. Дома держать боится — вдруг её теперешний найдет. А на Интеллект-банк у нее, понятное дело, бабок не хватает. В общем, нашла себе проблему. Я-то не парюсь: если чуваку охота смотреть тот сон, где я, типа, космический шаттл и пытаюсь заехать в гараж, но не помещаюсь, пусть смотрит, жалко, что ли. У него же нет визора на две тысячи программ.
А что хранят в ячейках наши клиенты, мне вообще по барабану. На моей зарплате это не отражается.
Впереди, у самого поворота, метнулась небольшая тень. Чёртовы грызуны. То есть я так думаю, что они грызуны, потому что похожи на крупных земных крысаков. Однако ни разу не видел, чтобы они что-то погрызли. И не знаю, откуда они берутся и чем питаются. В кухонном модуле их не встретишь, зато в центральном отсеке ротами шляются. Я зову их хрямзиками. Пытался избавиться от них. Синтезировал ядовитые приманки — не берут. Ловушки тоже обходят. Ну, я и забил на это дело. Оборудование хрямзики не портят, ущерба не причиняют. На фига с ними возиться? Лучше потратить время на что-нибудь полезное, вроде нового вида выпивки. Синтезатор пищи — это ведь, по сути, универсальный самогонный аппарат. Если, конечно, знать, как с ним обращаться.
Обход я всегда стараюсь завершить к началу «Лихорадки». Вот и на этот раз успел как раз вовремя. Прихватил на кухне стакан вискаря, устроился поудобнее в сенсо-кресле, активировал плоский гаджет ручным пультом.
Посреди комнаты возник бытовой отсек старательской станции. 3Д. Полная иллюзия присутствия. Красота! Привет, ребята, я по вам соскучился!
— Я не буду больше с тобой играть! — заявил мексиканец Хуан, сгребая карты со стола. — Ты мухлюешь!
— Кто бы говорил! — хмыкнул Марат. — Если ты опять продул, ещё не значит, что ты самый честный.
Марат классный. У него тяжелое детство было: всю его республику расстреляли и переселили, только не помню, куда и за что. А он виду не подает, вечно прикалывается.
— Да ладно вам, — примирительно сказал Фёдор. — Нашли из-за чего лаяться. Не злись, латино. Не на деньги ведь играли, а на циркон. Завтра новых кристаллов наковыряешь.
— У меня участок тяжёлый. — буркнул Хуан.
— Плохому шахтёру всегда что-то мешает, — заржал Марат. — Федь, ты защиту проверял? С маячкового астероида сегодня вспышки шли — вроде как готовность номер три, «лёгкий пиратский крейсер».
— Я активировал сторожевых роботов, — важно сообщил Фёдор. — Поставил двойное поле. Зарядил пушку. Бронированная муха не проскочит. Так что расслабься. Пиво будете?
Федор — он всегда такой. «Мужик сказал — мужик сделал» — это про него. С виду простой и свойский, но если надо — всех построит. Вот и сейчас как быстро ребят успокоил. Сидят, пивко потягивают…
Глядя на голограммы, я тоже потянулся к стакану. Что ни говори, в работе старателя есть своя прелесть. Дружеские попойки, звёздное небо, набеги пиратов… А потом — домой, на Землю, с драгоценными кристаллами в трюме. Романтика!!! Если не придумаю чудо-дринк, то это мой способ разбогатеть номер два. Отработаю положенный по контракту срок, накоплю кредитов и обязательно куплю патент на разработку участка. Главное — подобрать надёжных напарников. Таких, как в сериале…
— Привет, Колян.
Один Фёдор чокался за столом с приятелями пивными бутылками. А у самого края сенсо-зоны стоял другой Фёдор, точно такой, как первый, и смотрел прямо на меня:
— Поговорим? Или сначала выпьем?
— Выпьем, — машинально ответил я и залпом опрокинул в рот вискарь. Гортань обожгло, на глазах выступили слёзы.
Я сморгнул.
Фёдор номер два никуда не исчез.
«Вот оно, — подумал я, вспомнив страшные рассказы медиков о влиянии одиночества на психику. — Началось».
***
Как агент Четвертой Интеллектуальной Категории по борьбе с внутригалактическим бандитизмом (сокращенно ЧИК-бовба), я должен был заранее почувствовать приближение катастрофы. Во-первых, сенсовизор охранника Николая орал громче обычного (земляне — единственная разумная раса в космосе, которая при засорении слуховых органов не очищает органы, а прибавляет звук). Во-вторых, чего ожидать от сотого эпизода, если в конце девяносто девятого немой одноглазый цыган оказался снайпером-особистом? И тем не менее мой интуитивный канал молчал. Что лишний раз доказывает жалкое нынешнее состояние нашей секретной спецгруппы по борьбе с межгалактическим бандитизмом.
А ведь я весь день, можно сказать, отдыхал. И питался полноценно: дежурил в центральном отсеке рядом с ячейкой, хранившей идеи знаменитого дирижёра Грука, и смог не торопясь прослушать его работу над симфонией Кры-Крыкла с Веги. Изумительно! Настоящее пиршество, полное изысканных деликатесов! Я просто наслаждался излучением кристалла, медленно продвигаясь от сольных партий к полифонии, от фрагментов — к целому произведению… наблюдал за ходом мыслей великого маэстро, упивался его феноменальным чувством ритма и мелодии, смаковал звуки, созвучия, паузы… К концу этой волшебной трапезы мне показалось, что мозг полностью оправился от ущерба, причинённого вчерашним эпизодом «Птеродактилей наперевес».
Увы, домой пришлось возвращаться через жилое помещение землянина, так называемую гостиную. Я принял меры предосторожности — дождался рекламной паузы, чтобы избежать «Лихорадки». Не помогло. Землянин, как всегда во время рекламы, щелкал пультом по всем каналам подряд. Как раз когда я проползал под его креслом, в сенсозоне зависла голограмма толстой девицы, рассказывающей, как опоить чужого семейного партнера отваром из травы болдухай. Думаю, это вынесло мне сразу категории полторы. Добравшись до своего гнезда, я уже не помнил не только дирижера, но и разницу между земной валторной и лернейскими цимбалами.
А утром не услышал биологический сигнал побудки. Разбудил меня прямо через телепатический канал мой шеф, ШИК Суисс, и поинтересовался, собираюсь я спать дальше или все-таки появлюсь на летучке.
Мчась на совещание, я миновал неподвижную фигуру ТИКа Фьюста… бывшего ТИКа Фьюста. Тончайшего ума был агент. А теперь лежит в щели между панелями центрального отсека, сложив мохнатые лапы на пузе. Смотрит в пространство остекленевшими глазами, бормочет что-то несусветное. Конечно, многие наши ребята частично потеряли рассудок и самоконтроль. Но ментальное бормотание Фьюста — это самое жуткое, что мне доводилось слышать в своей жизни. Прямо мурашки по шкуре. Бедняга. Мы спрятали его от Николая и роботов-уборщиков, но спасателей из Центра вызывать не стали. Если спасательная команда увидит, в каком состоянии наша группа — нынешнюю операцию можно считать проваленной. И как объяснить провал начальству? Оно ведь не смотрело «Клыкастых телок».
На летучке присутствовали все годные к службе коллеги — шесть штук, не считая ШИКа Суисса. Он буравил меня своими черными глазками-бусинками. Остальные тоже смотрели напряжённо.
И все молчали. Никогда в жизни мне не доводилось слышать такой оглушительной тишины — ни одного мысленного импульса, ни одной попытки связаться с моим мозгом…
Сейчас-то я понимаю, что никто просто не решался приоткрыть свои мысли первым.
Наконец ШИК послал мне формальное приветствие:
— Как здоровье, ЧИК Лес?
— Вроде ничего… — ответил я. Стоило Суиссу начать общаться, его эмоции перестали быть для меня тайной. За невинным вопросом читалась отчетливая паника. И уж никак не по поводу моего здоровья.
— Отлично! — преувеличенно бодро одобрил ШИК. — Мы тут хотим выйти на связь с Центром. Hабери-ка ты позывные. А я тебе протранслирую, что передать.
Наша тайная связь с Центром Интергалакполиции встроена во все пульты землянина — и в кухонные, и в мусорные, и в сенсовизорный. А также в запасные, которых в техническом отсеке целый ящик. Один из них Суисс и придвинул ко мне. Я послушно занес лапу, чтобы набрать код… и вдруг понял, что ни один из символов ничего для меня больше не значит.
Ничего. Рьен. Нада. Жок Нерсе. Или, как говорят в Альфе Весов, брюмм-брюмм.
Я не мог вспомнить смысл этих закорючек..
Случилось страшное. Мы, представители засекреченной расы «идеальных агентов», мнемопитающие существа с абсолютной памятью, полностью разучились и писать, и читать! Уж не знаю, что нас так накрыло — «Телки», «Лихорадка» или чемпионат Галактики по титановому мячу. Ясно было одно — на связь с Центром мы выйти не в состоянии. И вообще на связь вне станции, если уж на то пошло. Телепатия — вещь хорошая, но радиус ее действия, увы, очень мал.
Мы смотрели друг на друга, медленно теряя надежду и осознавая, что операции крышка.
Своими силами — когтями и лапами — нам не справиться с бандой, которая, как стало известно, планирует налёт на Хранилище. До суда над мафией, двести лет державшей в страхе оба Магеллановых Облака, оставалась всего неделя, и показания основного свидетеля были спрятаны на этой станции. Бандиты вот-вот окажутся здесь, и вооружены будут как следует. А мы оказались неспособны вызвать подкрепление из Центра. Космос всемогущий, мы не могли послать в Центр даже идиотский привет!
По инструкции, в случае серьёзной поломки связи разрешалось выйти из-под прикрытия и установить контакт с охранником.
Только вот как это сделать?
Мы — бессловесные телепаты.
Он — существо, неспособное слышать мысли.
А письменность стала нам недоступна.
Полный бири-бири-бюмм…
***
Я лихорадочно переключал каналы. В сенсозоне послушно возникали и снова пропадали прыгающие со скал демоны, интеллигентного вида тарантулы, чешуйчатые стриптизёрши и бегуны в испанских сапогах. И только Фёдор номер два упорно не хотел повиноваться командам пульта и не исчезал.
— Поговорим? — спросил он опять.
Я не отвечал. Не хватало ещё беседовать с собственными глюками.
— Я такой мужчина, — сообщил Фёдор, — что если меня зимой положить под ёлку с голой бабой, то снег растает и цветы вырастут.
Это была фраза из семьдесят шестого эпизода. Я хорошо помнил этот момент. Кажется, Марат сказал тогда в ответ…
— Эх, Федя, — Марат возник рядом с товарищем. — Где те ёлки, и где те бабы…
Точно. Именно это он в тот раз и произнёс.
— Ближе к делу, пролетарий. Колян ждёт.
Вот этой фразы в эпизоде точно не было. Ёлки-тёлки — это понятно, но при чём тут я?!
— Ближе к делу, — повторил Федор. — Делу время. Внештатная ситуация. Скоро к нам приедет банда из Амура. То есть из Центавра.
— Объявление! — вмешался Марат. — Это ограбление!
— Корабль на подходе! — опять перехватил инициативу Фёдор. — Бандиты! Межпланетный взлом сейфов и отключение сигнализации!
Я обалдело переводил взгляд от одного «лихорадочника» к другому и обратно. А они продолжали выкрикивать по очереди:
— Ячейка!
— Центральный отсек!
— Совершенно секретные мысли лучшего агента галактической безопасности!
— Явки, пароли, адреса!
— Их хотят украсть!
— Обвал в штольне!
— Какая штольня? Федя, ты гонишь…
Что это?! Анонс будущего эпизода? Никаких сейфов, межпланетных банд и агентов в «Лихорадке» сроду не было, уж я-то знал. Неужели всё-таки глюк? И тут меня осенило.
Нацелив пульт в лоб Федору, я изо всех сил вдавил кнопку.
— Не въезжает! — огорченно сказал Федор.
— Лох, — кивнул Марат, и они пропали, а в центре сенсозоны материализовалась Барби из рекламы «Андроид-эскорта».
Я облегчённо вздохнул.
Био-красотка сложила губки бантиком и страстно зашептала:
— Вызови спецподразделение! Набери позывные!
Охренеть! Никогда не слышал, чтобы девчонок вызывали целыми подразделениями! Тут рядом с Барби опять возникли «лихорадочники» и подхватили:
— Набери позывные!
За их спинами появился шатающийся Барон Грымза из «Озабоченных зомби» и заорал:
— Что может быть лучше живой плоти! Я готов на всё ради свежего мяса! Набери позывные!
Нет, что бы ни говорили психологи, для таких глюков одиночества маловато. Если бы мои мозги могли выдавать настолько крутой бред, я был бы одним из постоянных клиентов банка, а не охранником. Что тогда? Пиар-акция? Я задумался. Как отличить пиар-акцию от бреда? А может, это обычная реклама? Нo тогда по окружности бежали бы контактные данные, а их нет. Стоп, они же просят набрать позывные…
— Закрой глаза, беби, — ласково попросила Барби. — Я тебе кое-что скажу…
Как отказать девице с таким голосом и таким декольте? Я послушно зажмурился.
Барби снова заговорила страстным полушёпотом, но теперь голос её звучал так, словно доносился не снаружи, а изнутри моей черепной коробки:
— Семь-семь, первую семерку держишь три секунды, вторую-пять, потом триста шестьдесят четыре коротко, подтверди кнопкой «мини-экран». Запомнил?
Я резко открыл глаза. Значит, всё-таки реклама. До чего достали! Уже не знают, что выдумать. Так и до полного сдвига мозгов можно довести.
А в гостиной появлялись всё новые персонажи, декламировали старые реплики, собачились друг с другом, а потом присоединяли свои голоса к завывающей толпе:
— Набери позывные!
— Зачем?! — не выдержал я.
— С кичмана у Центавра сбежали два кадавра! — заорал Барон. — Ограбление! Они вооружены! Грызи их, Коля! Набери позывные!
Я ожесточённо давил на «Выкл», но чокнутые голограммы не исчезали. Прибор не работал!
Золотая виверна очухалась, отрастила руку совместно с крылом и почему-то осталась у нас. Сваливать прочь из гостеприимного гнезда сталкерша отказалась наотрез, мотивируя тем, что ей крышка. С одной стороны, как бы жалко, а с другой… ну не можем же мы принимать к себе всех встречных и поперечных? Эта дама умеет искать артефакты, ищет хорошо, согласна, но у нас ей что делать? Никаких артефактов нету, и никакой хоть отдаленно похожей работы не наблюдается.
В итоге мы решили разобраться с этой проблемой по своему. Найти ей как можно больше артефактов в заброшенных умерших мирах и пусть она с ними валит себе на все четыре стороны. Решение было принято единогласно — Шеврина порядком вымораживали детские бои. Против самих детей он ничего не имел, но когда приходишь замученный из Академии после целого дня среди шумных студентов всех рас, а дома тебя встречает голосящий многорукий вихрь и сбивает с ног… Короче, я его понимаю от всей души. Без мелкого виверна наши девчонки были поспокойней.
В итоге в экспедицию мы пошли вчетвером. Я, Шэль, Дэвис и Лот. То, что доктор прописал. Связь у нас прочная, а в случае чего я смогу прикрыть драконов и сверха от чужого влияния. Поскольку названный виверной мир был категорически недружелюбный, то экипировались мы на славу. Помня о всякой мерзости в воздухе, я наградила «котиков» респираторами новейшей разработки, запаковала в комбинезоны и заставила взять побольше оружия. Запас карман не тянет, а приходить с оторванными руками мне чет как-то не хочется. Существо, отгрызшее виверне руку, вполне способно отгрызть руку и дракону. Свою руку я и сама отделю, но не хотелось бы наградить плазмой какого-нибудь ушлого монстра. Вот такое счастье мне даром не надо. А ведь кроме рук есть и другие важные конечности, например, голова. Ею едят и порой думают… Иногда, по праздникам.
Экран вывел нас в сухой, пыльный, желтый мир. Ярко-лимонный песок хрустел под ногами. Прозрачное, почти сероватое небо оставалось чистым, без единого облачка, но все равно в воздухе витала какая-то дымка. Вокруг нашего квартета запузырился совместный щит. Каждый добавил от себя капельку силы, я создала форму — гибкий, жидкий щит, образующий вокруг нас шар. Теперь будем, как хомячки в шарике… шароебиться… Зато из-под земли никакая дрянь не выскочит. Клубящаяся в воздухе пыль вяло билась о респираторы. Желтое. Все, блин, желтое, лимонное, светящееся. Гадство, но в принципе, это лучше, чем могло быть.
Мой респиратор чуть съехал на бок. Поправляю и даю отмашку топать вперед, к развалинам. Порталы «по местности» здесь не действуют, с экранами тоже лучше не экспериментировать. А респиратор… неудобная гадость, закрывает обзор, но кто знает, вдруг мне придется в срочном порядке прятать плазму и пытаться дышать? В любом случае можно смотреть и другими местами, кроме лица и глаз.
— Далековато… — протянул Шэль. Его голос казался глухим, лица за стеклянным поблескивающим шлемом респиратора не было видно. Модернизированный противогаз, блин! Но жизнь дороже.
— Вы драконы или где? — я покосилась на братьев. Как розы с чертополохом таскать, так мы можем. А как дотопать до города, так нет?
— Я сверх вообще-то! — возмутился Лоторн, за что был взят за руку на всякий случай. Все мое при мне.
— Тем более! — припечатала я и мы пошли.
Драконы, похоже, обладали каким-то странным шагом, покрывающим довольно большие расстояния в короткие сроки. Наш силовой шар бодро катился вперед, по пути давя всяких разноцветных тварюшек, пытающихся нас попробовать на зуб. Синяя гадость, похожая на гибрид демона и птеродактиля, влетела прямо в силовое поле, ударилась, как ворона о стекло автомобиля, и сползла вниз, оставшись на песке позади нас. Интересно, какая тут флора? Фауна вон вполне божески дышит, бегает и жрет друг друга, хотя пустыня же…
Шар благостно щелкал нападающих монстров, превращая их в фарш, чем пользовались их более мудрые и дальновидные собратья. Мы шли, периодически указывая на те или иные вещи, пытаясь понять, что здесь было. По пути порой попадались брошенные автомобили неизвестных мне марок, какие-то развалины непонятных сооружений и вырытые в песке каналы. Город быстро приближался, вот уже стены древних осыпающихся высоток загораживают оранжевый горизонт… так странно…
Современный город будто из далекого прошлого… Рассыпающиеся здания, обвалившиеся постройки, выбитые окна, песок смешался со стеклом и потому хрустит при каждом шаге. И оглушительная тишина, периодически нарушаемая кричащими тварями.
Я указала на второй дом по дороге — первый был уже в таком состоянии, что заходить туда было страшно. Риск быть заваленными обломками не стоил возможного артефакта. Дэвис кивнул и первым направился ко входу. Щит сплющился, согнулся и прошел за драконом в подъезд. Мы шли гуськом, щит забавно петлял и струился по ветхим ступенькам. Одна из ступенек подломилась и обрушилась, а я осталась стоять на щите. Ну что за дерьмо?
Морщась, смотрю вниз, второй этаж всего лишь… Ладно, попробуем найти что-то полезное здесь. Не могли же все вынести прошлые сталкеры? Дверь ближайшей квартиры ввалилась внутрь от легкого тычка старшего дракона. М-да, совсем все прогнило здесь. Стандартная двушка, покрытая желтой пылью. Грязный коврик-половичок. Вешалка со сгнившей одеждой. Какие-то тряпки на полу.
— Ребята, смотрите внимательно, все, что светится розовой аурой — артефакт. Шкафы, столы и кровати не брать! — улыбаюсь, инструктируя парней. Вроде виверна говорила про розовую ауру? Ай, найдем — разберемся…
Первой мне попадается ложка. Обычная золотистая ложка, светящаяся ровным розовым отблеском. Ну что ж, с почином. Мы обследуем квартиру дальше, вроде ничего интересного нет, а большой светящийся табурет я брать не разрешила. Зачем таскать тяжести?
Интересно, как из обыкновенных вещей получаются артефакты? Напитываются аурой умирающего мира? Меняются свойства самого материала, из которого сделан предмет? Влияет какая-то высшая сущность? Размышления мои прерывает синий птеродактиль, глухо брякнувшийся об стену и впечатавшийся в кусок силового поля, прикрывшего оконный проем. Совсем птички охамели…
Птеродактиля отстрелил чем-то сверх, а потом вдруг он резко стал какой-то вялый и будто выжатый. Его глаза стали желтыми, с едва заметным карим ободком. Я схватила Лота за руку. Что за дрянь? Влияет мир или?.. Или подтвердилось. Над моим «котиком» копошился чужой ментальный щуп, тянущийся куда-то в бесконечность. Ну уж нет, это мое!
Приглушенный рык вырвался из горла. Нельзя трогать мое, хуже будет! Мой собственный ментальный щуп превратился в большую ладонь, закрывающую голову сверха, я крепко обняла мелкого, зарываясь лицом в черные волосы, торчащие из-под респиратора. Не отдам, мое! Это мой сверх!
Мой второй ментальный щуп коснулся чужого, вцепился, слился, я потянула то, что было с той стороны. По ощущениям, я двигала слона. Там был кто-то большой, грузный, массивный и тяжелый, но… он тянулся. Медленно, тяжело, недовольно, но тянулся же! Неужели это тот самый суперсверх нашего противника-либриса? Не похож, скорее что-то вроде нашего деда.
Ощущения, приходящие от сверха, не вызывали отвращения. Сначала было недоумение, потом легкая растерянность, потом вообще полное офигение, когда я перестала тащить «слона» на себя и просто погладила щуп. Никакой мерзости в сверхе не ощущалось. Он не вонял той душевной вонью, которая отходит от всех мразей. Он просто был. Усталый, задерганный, немножко недовольный нашим сопротивлением, но вполне себе нормальный сверх!
Поглаживания пришлось продолжить. Мне почему-то не хотелось отпускать нашего возможного противника вот так, без знакомства. И… ничего. Мне не вывернуло сознание, меня не выпотрошили на запчасти, не вытащили дерьмо воспоминаний. Скорее, мы просто транслировали друг другу взаимный интерес — кто же все-таки прячется с той стороны? Кто является противником? И почему-то возникло это самое «мы». Не я, сверх и камень преткновения — Лоторн, а мы. И это «мы» меня обескуражило больше, чем если бы меня лупили ментально и выворачивали все грязное белье наружу.
Легкий расплывчатый образ — худощавый, зеленоволосый… ну что-то такое я и подозревала. Клан менталистов, чего уж там… Отправляю в ответ свой корявенький портрет. С той стороны приходит что-то вроде поддержки и отчасти понимания. А еще бездна усталости и одиночества. Это… я даже не знаю, на что это похоже. Просто обмен ощущениями, настроениями, какими-то чувствами. Никакой телепатии не было, хотя ничто не мешало говорить словами, но слов почему-то тоже не было.
Я грустно передала сверху огорчение, что он попал по другую сторону баррикад. Это хороший сверх. Просто не понятый изгой, просто чужой среди своих… В ответ пришло сожаление и тоже море грусти. Ему действительно жаль. И я должна его убить? В ответ прилетело такое же возмущение. Он должен меня убить? Но… мы не хотим этого…
Грустно, очень грустно. Если бы он попался нам хоть бы неделю назад, мы бы… что? Ну забрали к себе, ясен пень. Был бы у нас крутой сверх-менталист. Наша беда в том, что мы не знали о его существовании до того, пока не стало слишком поздно. И он не знал о нас вообще ничего, иначе сам бы пришел. Его ментальный щуп тихонько дернулся, подтверждая мою догадку. Вот так всегда.
Прилетевшая картинка ошеломила меня. То ли это моя фантазия взыграла? Зеленоволосый сверх с тонким, почти девичьим лицом, с распахнутой синей рубашкой на груди. И… черная рукоять кинжала, украшенная мелкими бриллиантами, торчащая прямо из сердца. И занесенная над кинжалом тонкая рука, видимо ее владелец не знает, вырвать ли кинжал, или же позволить сверху умереть с кинжалом внутри… Я почему-то знаю, что у него черное, слегка изогнутое лезвие. И в клинке клубится тьма. Гадство!
Сверх согласно передает свое возмущение. Этим зеленоволосым может быть кто угодно — тот самый сверх-противник, наш сверх Ольчик, его дед, какой-либо левый сверх из клана менталистов… Но мне почему-то кажется… нет, не будем об этом. Я не хочу убивать того, кто мне ничего не сделал. Хватит. У меня уже есть один такой воскрешенный. Мучиться кошмарами еще и из-за сверха не охота.
Чтобы его убить, нужно уничтожить еще и все, что он создал — приходит знание. Он… сам подсказывает? Бред… Какой-то чертов бред. И между тем реальность.
Я с трудом открываю глаза, обнаруживая все тот же желтый пыльный мир, полуразрушенную квартиру, затисканного Лота в руках и тихонько выдыхаю, стараясь справиться с шоком. Мой ментальный щуп спокойно отплетается от сверхового. От ответ запоздало приходит сожаление и печаль. А на пол падает красный, почти бордовый, слегка корявый, немного округлый камешек.
Поднимаю неожиданный подарок. И что мы имеем? А всего лишь выпивку. Сверх почему-то решил подарить мне камень, создающий любой желаемый алкоголь, стоит положить его в емкость нужного размера. Ладно, я-то вынужденный трезвенник, а драконам сгодится. И нужно что-то дарить в ответ. Но что?
Терпеть не могу подарки, но надо. Оставить подарок без ответа… вдруг подумает, что я его не уважаю или, что еще хуже, намеренно оскорбляю? Лучше отдариться и забыть. Если он у нас такой любитель выпить, что незнакомым дамам дарит алкогольные камни… то ему не помешает одна хорошая штука.
Создаю в руке голубоватый, полупрозрачный, продолговатый камешек. Кварц? Вполне возможно. А может горный хрусталь… но функция его подобна алкогольному камню — стоит положить его в любую емкость и там появится вода. Прохладная, чистая, свежая и вкусная вода. Самое то с похмелья, когда голова не сообразит не то, что заклинание от похмелья, а даже самое элементарное — как зовут ее владельца. Я представила похмельного сверха, посочувствовала окружающим и нацепила на камешек золотую цепочку. Вот теперь пусть носит на шее и не теряет. Полезный и нужный подарок.
Сверхов ментальный щуп оставался все там же, зависая над головой Лота, но не делая никаких попыток подчинения младшего собрата. Кстати, Лоторн уже вовсю юзал артефактную ложку, создавая себе в ней мед и лопая от пуза. Хорошо бы еще такие кастрюли нам на кухни корабельные… Я задумчиво посмотрела на щуп, поразмыслив, привязала к нему подарок и легонько дернула, как древний звонок с колокольчиком. Щуп понятливо убрался, камешек исчез. Вот и отлично, будем считать, подарок отправлен и доставлен. Главное, чтоб сверх не обиделся за намек. Но он ведь он первый начал с алкогольного камня. Мог и что-то другое кинуть, мог ничего не дарить вообще.
Но это все лирика… осмотревшись, понимаю, что драконы благополучно грабят артефакты в соседней квартире, где их оказалось несколько больше. Вот у соседей нашлась и пресловутая загаданная мной кастрюля (так как же все-таки возникает артефакт?), велосипед, слишком громоздкий, чтобы мы его забрали, картина с какой-то местной Моной Лизой в чепчике и с букетом цветов. Нашелся и скелет владельца квартиры в ванной.
Драконы скелет благоразумно не тронули, удовольствовавшись кастрюлей, картиной и каким-то волшебным ножом, а я отодвинула шторку и печально смотрела на некогда жившего человека, сейчас превратившегося в скелет. Ничего необычного, просто могущий подняться скелет. Забрать его в Академию? Нафиг надо, там лучше есть и из пластика, и из костей… Ладно, пусть мертвые спят спокойно. Задвигаю ширму обратно. Покойся с миром, неизвестный человек. Ты и помыслить не мог, что однажды твой технический мир умрет, а через тысячи лет в него придут драконы, сверхи, виверны и синериане искать артефакты, получающиеся из обычных вещей…
Мы обследовали еще несколько квартир, нагребли всякого разного мелкого добра типа самопишущих ручек, вечной бумаги, несмыливающегося мыла и вернулись домой. На душе было как-то тяжело и грустно. И от атмосферы умершего мира, и от разговора со сверхом, и вообще от всего. Как-то совсем не так я представляла себе новую фигуру нашего либриса. Ожидала какой-то мрази, подонка, мудака, которого можно будет убить с радостью, осознавая свою правоту и исключительность. А тут… такой же подневольный без права выбора. Такой же несчастный, которому не к кому было пойти. Он просто хотел жить, как и все мы. И решил свои проблемы, обратившись к либрису. Или сам либрис обратился к нему и поманил нормальной жизнью и перспективами… В любом случае это случилось.
И мы стали… еще не врагами, нет. Противниками. Врагом он будет, если уничтожит что-то или кого-то, кто дорог мне. Но по нему не чувствуется желания нам вредить. Или все это лишь хитрый ход знающего меня либриса? На тебе, девочка, пожалей облезлого песика без хвоста, авось не обратишь внимания на тянущиеся к твоему горлу клыки… Не знаю. Ничего не знаю. И от этого становится так тошно, будто я уже лично заколола ни в чем не повинного передо мной сверха.