Каменистая тропа была шириной в шесть локтей и вела из тайного прохода вниз к причалу. Дивэйн утверждал, что там стоит только дядькин старый дромон, с днищем, плоским, как горб кухарки, в девять пар весел и без припасов. Но храмовник имел другие сведения от Лэнриха, поэтому, молча и уверенно, вел отряд, не возражая, но и не принимая всерьез слов увязавшегося за ним королевского родственника.
Рыжий пес, отчаянно хромал слева от Гвэн, отплачивая за случайную еду полной преданностью своего большого сердца. Девушка украдкой погладила животное, отговаривая пускаться в сложный путь. Но дверь на противовесах давно захлопнулась за ними, отрезая обратную дорогу. Кузен подмигнул, намекая, что вход работает иначе и не здесь. Но девушке в замке делать было абсолютно нечего, поэтому, она рывком повернулась и зашагала вперед. А кривое ухо пса рядом подпрыгивало в такт быстрой поступи, добавляя упрямому зверю теплого очарования, а ей уверенности.
Справа шел храмовник. Пару раз ее пребольно задело ножнами меча. Рыцарь шел, не обращая внимания, и не высказывая извинений. Гвинелан украдкой оглядела его: спутанные волнистые давно не мытые и не чесанные черные волосы с легким древесным оттенком, выжженные многодневными походами под палящим солнцем, пара серебряных волосков на висках, говорили не о возрасте, а скорее о трудном и опасном образе жизни. Храмовник казался девушке высоким и жилистым, когда хмурым взглядом осматривал тропу с каменистого обрыва и с серьезным лицом, сжав губы, поглядел на ее обувь. Хотя, по сравнению с другими воинами, его рост был средним. Просто гордая стать и спрятанная в теле сила воина давали о себе знать. Он был похож на лесного кота – воины замка казались на его фоне неуклюжими вытесанными из дерева прямоугольными куклами. Но что-то неуловимое усталое было во всей его природе, будто за свой срок он измотался в разы больше остальных. Несмотря на силу и выносливость, воин казался измученным и изможденным.
– Ай! – В очередной раз, задев меч ногой на узкой тропе, Гвэн попыталась обойти храмовника и пойти справа. В ответ ей твердая шершавая ладонь преградила путь. – Да что ты де…
– Ты идешь только слева. – Ладонь опустилась, оставив теплый след. Девушка кивнула, больше отвлекаясь на свои впечатления и эмоции. Рыцарь продолжил, – Мой меч слева, как и ты. Но, если придет угроза, то я выхвачу меч правой рукой и буду биться, закрывая тебя. Если справа будешь ты, то я не успею защитить. Понятно?
Гвинелан, уже проклявшая свою неловкость и глупую идею самой выбрать свой путь, слушала, еще больше убеждаясь, что все мужчины любят ее учить и занудны от природы. Росланг вздохнул, видя, что девушка мало воспринимает его слова и повернулся к псу. Одна рука потянулась ко второй и сдернула кожаную перчатку с металлическими черными пластинами на землю. Пес, сначала доверчиво пошедший навстречу, взвизгнул, пойманный за переднюю лапу. Раздался щелчок и приглушенный коленом вой. Девушка метнулась к питомцу, закрывая рот руками, чтобы не кричать и не привлечь внимание всего замка. Слезы горячей волной хлынули на лицо, мешая разглядеть то, что в сумраке было так плохо видно у самой земли.
– Получай зверя. – Алан поднял пса, вытаскивая из мутной желтоватой жижи. – Вырвало. Может, испугался. Теперь он может ходить.
– Ты бы лучше о своей шкуре думал! – подлетевший к ним Дивэйн попытался схватить сестру за локоть и вклиниться между ними, но получил от храмовника грязную собаку прямо в руки. Брезгливо выкинув животное на землю, он пару раз зло отряхнул черный бархатный камзол. Эти двое уже продолжили путь, не желая уступить место. Тогда Дивэйн ускорил шаг и снова попытался схватить девушку.
– Миледи под моей персональной защитой. И я иду справа. – Снова спокойно и занудно прокомментировал Алан, Гвэн улыбнулась, порадовавшись его занудности, и, проникшись дружеской симпатией к этому человеку, который помог ей и ее питомцу.
– Я ее кузен и могу о ней позаботиться! – мужчина явно не стремился вести себя тихо.
– В таком случае, вам представится такая возможность, если мы сейчас наткнемся на Шелерта с его людьми.
Дальнейший спуск продолжался без особых проблем. Девушка осматривала серо-рыжие стены дядиного замка, служившего местом ее пленения столько долгих лет, и благодарила судьбу за то, что ей не пришлось умереть здесь от руки жестокого властного дядьки или его не менее опасного племянничка.
Дивэйн пустился с ними, но это сильно беспокоило ее. Слишком довольным и самоуверенным был вид мужчины. Два, внешне похожих, они с Рослангом были принципиально различны. Иссиня-черные волосы брата были чисто вымыты, уложены в небрежной прическе и смазаны маслом. Бородка, стриженная замковым парикмахером, соперничала в совершенстве форм с арками двора, не имея ни одного лишнего волоса. Кираса сияла червонным золотом, отполированная, как для парада. Меч, на два пальца шире, чем у остальных воинов, казался слишком тяжелым. Но кузен точно мог его поднять без усилий. Потому, что всем его дневным занятием была тренировка. Он приказывал туго набивать чучела из шкур и за десять минут умудрялся нашинковать творение слуг в щепку и лоскуты. Сила без доброй цели пугала девушку. Мужчина лоснился от заботы о себе, но не считал остальных вокруг за людей. Гвэн вздрогнула, наткнувшись на заинтересованный самодовольный взгляд, и отвернулась, вызвав ухмылку.
Есть хотелось невыразимо. Она украдкой приложила ладонь к солнечному сплетению, грея пустой желудок, обиженно бурчащий и отвлекающий от дороги. Плеча коснулся сверток. Она подняла взгляд. Это Алан ткнул ее и украдкой сунул в руку. В пергаменте оказалось вяленое мясо, приготовленное тонкими полосками и хлебная лепешка из смеси грубого зерна.
– А как же пост? – шепотом спросила Гвэн.
– Пост предписывает есть только ту еду, в безопасности которой уверен. – Храмовник потянулся пальцами к мясу и сунул в рот один из кусков, убеждая в съедобности. Девушка благодарно кивнула, поворачиваясь к кузену, нагоняющему их на чуть расширившейся пологой дорожке. Еда отправилась в рукав, пока не стала новой жертвой заботы Дивэйна о ее фигуре.
– Предлагаю кратковременную стоянку! – взгляд мужчины был обеспокоенным. – Я напишу записку с паролем для дядиных людей, и кто-то один отнесет. Если увидят весь отряд, то подадут знак на сушу!
– Одобряю. – Серьезно кивнул Росланг, доводя Дивэйна до зубовного скрежета, но вместо выяснения, кто здесь главный, кузен достал заранее подготовленный свиток с печатью. Гвэн удивилась этой несостыковке, но Алан спокойно взял в руки и передал ближайшему воину.
– Но, разве не вы сами отнесете?! – Дивэйн был явно недоволен.
– Я должен быть с миледи, не вижу ничего сложного в этом задании, тем более Шаэрти знает команду и лучше меня справится.
– Но… но если там уже люди Шелерта! – вскрикнул кузен, нагнетая панику. Люди из замка переглянулись, согласно кивая, и, предоставив право геройствовать опытному воину. Алан принял в руки свиток. Чуть покрутил и вскрыл, без всяких колебаний.
– Вы умеете читать? – поинтересовался Дивэйн.
– Ни черта. – Ответило духовное лицо и послюнявило одно из слов на желтовато-белой дорогой бумаге. Чернила были менее качественными. Довольно хмыкнув, Рослар начал осторожно спускаться.
Стоянка затянулась. Тьма черной пеленой сгустилась вокруг небольшого отряда. Из плоских слоистых блинчиков – осколков скалы – сложили подобие домика, чтобы из замка не было видно огня, и согрели воды. Воины, расслабившиеся после спешного, но тихого побега, и, долго ждавшие лая собак и погони, стали клевать носом. Гвэн сидела тихо, как мышка, и, поджав ноги под суконный плащ, всматривалась вдаль.
– Вставай, нам пора домой. – Дивэйн подошел к огню, и его лицо озарилось неприятным багровым оттенком.
– Но нам нужно на корабль.
– Нужно. – Ухмыльнулся кузен. – Только сначала нам надо заглянуть дяде за пояс. Необходимы припасы на корабль, и приятно иметь кое-что, в случае стычки с Шелертом, чтобы откупиться. А лучше запросить помощи в северном королевстве, тогда, имея союзную армию, мы посадим тебя на законный трон. А я буду рядом с тобой, правда, родная?
– Что это значит?! – Гвинелан тронула спящего по соседству воина, но он не отреагировал. Дивэйн сделал еще шаг к ней. Девушка стала тормошить спящего, но он просто упал головой на камни.
– Они не очнутся, Гвэн. Ты же поняла про вкусный хлеб.
– Но так нельзя!
– Так действительно нельзя. – Росланг появился неожиданно. Видимо, он слушал разговор некоторое время, поскольку стоял, спокойно дыша, и, скрестив руки на груди.
– Тебе не жить! – Дивэйн потянулся к мечу, но услышал лишь спокойное:
– Вы все слышали? – и ответ, где-то сзади…
– Да. – Дальше послышался звук удара тупым предметом, и все погрузилось во тьму.
Решил параллельно рассказу бросать отдельными главками лайфхаки для писателей. Это чтобы меня потом не убили, когда я всё-таки начну рассказывать про синтагма-парадигматические отношения… Или не начну?:))
Итак.
Потребуется зеркало, будильник и 15 минут времени.
Берём стул и садимся к зеркалу. Или ставим большое зеркало рядом.
Большое зеркало нужно для того, чтобы труднее было от него отвернуться.
Рядом кладём, ставим и т.п. часы. Засекаем 15 минут, можно поставить таймер.
Итак. Вдох-выдох. Поехали!
Смотрим в зеркало 15 минут и улыбаемся сами себе.
Какой там хороший человек в зеркале сидит, да?
Чё, нееет? Не нравится?
Всё равно улыбаемся!
Можно параллельно петь:
От улыбки хмурый день светлей,
От улыбки в небе радуга очнётся…
Или проснётся?
Ой, чё-то будет с радугой от улыбки.
Как говорила моя бабушка: От улыбки лошади шарахаются.
Но всё равно смотрим и улыбаемся.
Искренности вливать можно, но не обязательно. Обязательно мышечно воспроизводить улыбку.
Вот растянуть мышцу и улыбаться.
Качаем мышцу, да?
Одна из самых древних моих наработок. Способ я где-то свистнул, а наработки – мои.
Пробовал на себе сначала.
Потом пробовал зацепить кого-то на слабо и заставить смотреться в зеркало.
Вот попробуйте учинить над друзьями. Познавательно. Но….
Техника безопасности!
В результате эксперимента друг может перейти в категорию более близких друзей. Потому не делайте этого с противоположным полом, потом минимум полгода придётся отношения выяснять!
Почему полгода? Ну, это – индивидуально, конечно, но примерно столько.
Отравление гормонами. Человек не поймёт, что улыбкой испортил себе гормональный баланс и подумает, что это вы у него вызываете бодрость духа и желание жить дальше. Если друг хороший – придётся перетерпеть у него этот период.
В чём фишка – поняли?
Ну, да, гормоны же. Мы обманываем организм, подавая сигналы, что происходит что-то хорошее. 15 минут – достаточно много, чтобы мозг подёргался-подёргался, и дал команду телу отсыпать вам ништяков. Серотонина хотя бы. Или окситоцина.
Окситоцин – вообще прикольный гормон. Очень быстро действует, опыты легко ставить.
Говорят, что если обнять кого-то – в кровь выбросится окситоцин.
И настроение поднимется на 4 минуты. Потому что период полураспада окситоцина как раз 4 минуты.
Проверяем?
А, рано, мы ещё 15 минут не досидели.
Оксиморон, окситоцин…
Прямо, репчик такой:
Ты думаешь, ты сам хозяин своему настроению?
Что это ты сам спёр у жизни варения?
Враньё! Это в тебе гормоны рулят.
Они тебе пипеткой капают в кровь свой яд!
*звонит будильник*
Всё, братва.
Это конец. Теперь это с вами на всю жизнь. Тело помнит.
Больше не смотрите на себя в зеркало! Улыбопознавательный механизм запущен. Вы ещё мно-оого нового о себе узнаете…
*так, мне-то теперь куда бежать? Оуу*
Двое суток не отхожу от учебного компьютера. Даже ем, не отрываясь от экрана. Киберы приносят еду, уносят пустую посуду. Изучаю компьютерную технику Повелителей.
Странно, но очень мало общего с тем, что я помню. Другая терминология, другая элементная база. Более продуманная, что ли. Без исторически сложившихся пережитков. В математике и физике такого не было. С электроникой, вроде, всё просто. Сделано надёжно и технически красиво.
Разъёмы снабжены механическими фиксаторами и пьезовибраторами для притирки контактов и устранения плёнки окислов. Долговременная память — в твердотельных блоках. Что-то там насчёт перестройки стереополимеров. Ёмкость поразительная, тысячи гигабайт. Хватит на хорошую библиотеку. В моё время таких не было.
Зато операционная система — это что-то жуткое. Сетевая, многопроцессорная, динамически перестраиваемая. Файловая система древовидная, с трёхэтажными наворотами защиты от параллельного и несанкционированного доступа к файлам. В этом болоте надо выловить пароль главного администратора и заменить на другой, известный мне.
Метод шифровки такой, что работает в одну сторону. Позволяет завести пароль и сравнить один пароль с другим. Но расшифровать невозможно.
Гоню кибера на склад за новеньким компьютером и кучей пустых блоков памяти. Открываю корпус. Ага, один блок памяти вставлен, и семь гнёзд пустуют. В свободные гнезда вставляю два пустых блока. На всякий случай выгоняю кибера за дверь. Подумав, отключаю учебный компьютер от компьютерной сети. Кибер уходит, зато приходит Тит.
— Тит, в Бога веришь? Помолись за меня.
— Опять смеёшься над старым человеком?
— Посмотри на меня, на мой хвост. Видишь, серьёзен, как никогда. Взгляни на этот раскрытый сундук с микросхемами. Представь, что это крепость. Я сейчас рою под неё подкоп.
Включаю компьютер. Устанавливаю пароль главному администратору системы, копирую первый блок памяти во второй. Целиком, бит в бит. Меняю пароль и снова копирую. Теперь в третий блок.
По идее, второй блок от третьего должен отличаться только паролем. На практике всё намного хуже. Операционная система — как живой организм. С виду бездельничает, но думает о чём-то своём. Регистрирует статистику, ведёт протокол действий оператора. Короче, сравнение второго и третьего блоков выявило несколько сотен различий. Методично изучаю каждое. Слишком короткие исключаю сразу.
— Ну как? — интересуется Тит, — подкопался?
— Ага. Прямо в кладовку, где хранилась жемчужина и десять мешков сушеного гороха. И всё просыпал. Теперь ищу жемчужину.
Наконец выявил четыре подозрительных места. Меняю пароль ещё раз и повторяю процесс. Смотрю только на подозрительные места. Осталось два. Ага, пароль записывается не в один, а в два файла. Причем, шифруется по-разному. У-у-у, параноики! Верить же надо людям, доверять! Развели тут шпиономанию… Тоже мне — Джеймсы Бонды!
С помощью программы-отладчика лезу по-наглому прямо в память и меняю пароль. В третьем блоке. Тот, который стоит сейчас на самый первый. Кажется, все. Проверяю. Выключаю компьютер и снова включаю.
Компьютер жалобно пищит и выводит на экран сообщение:
ВНИМАНИЕ! НАРУШЕНА СТРУКТУРА ФАЙЛОВОЙ СИСТЕМЫ!
ВОССТАНОВИТЬ? [ Да / Нет ] =-> (Да)
Вот те раз! Я так старался… Конечно же восстановить! Компьютер задумывается минут на десять.
— Ну как, получилось? — интересуется Тит.
— Как у того доктора: «Больной перед смертью потел? Эт-то хорошо!»
Наконец, компьютер выходит из транса и сообщает, что достоверность двух файлов не гарантирует. Тех самых, с паролями, в которые я лазил. Спрашивает, удалить их, или оставить, как есть. Оставить!
Меня всего трясёт. Хвост выбивает по полу апериодическую дробь. Теперь – самое главное — проверить пароль. Меняю местами блоки. Третий с первым. Включаю.
— Тит, — говорю я осипшим голосом, — набери на клавиатуре: «Мёбиус». Нет, с большой буквы.
Тит неуверенно набирает. Получилось!
— Получилось! — кричу я и подбрасываю его до потолка. — Съела, жестянка бестолковая! Ты понимаешь, получилось! Теперь вся база наша. Теперь нам никакие церкачи не страшны!
— Теперь твои гномики меня слушать будут? Пусть из погреба лучшего вина принесут! Я тост скажу!
— Подожди, Тит, не торопись с тостом. Это была генеральная репетиция. Надо настоящий пароль заменить.
Беру инструменты, пустой блок памяти и иду в зал главного компьютера. Тит за мной. Как вор, осматриваюсь, нет ли поблизости киберов, открываю корпус компьютера N 76 и заменяю блок памяти на пустой. Рысью несёмся назад. Вставляю блок вторым номером в свой комп, редактирую отладчиком файлы с паролями. Потом, подпрыгивая от нетерпения, запускаю проверку файловой системы. Всё! Вот он, блок с паролем «Мёбиус»! Возвращаю его в компьютер N 76, закрываю корпус, включаю.
— Тит, хочешь нажать на главную кнопку?
— Вместе.
Нажимаем и прислушиваемся. Всё, как и раньше. Высовываю голову в коридор и кричу:
— Киберы, двое ко мне!
Прибегают. Что бы такое приказать для проверки? Им запрещено выходить наружу.
— Сбегайте на улицу, принесите букет ромашек, поставьте сюда, на пульт в стакан воды.
Убежали. На улицу. Слушаются! А ромашки здесь растут?
— Тит, здесь ромашки растут?
Создаю видимость трудовой деятельности по настройке главного компьютера. Снял кожухи, вынул пару модулей. Поручил киберам продублировать мониторы на панорамные экраны на стенке. Все клавиатуры теперь спаренные: драконья и рядом маленькая, человечья.
Старательно уничтожаю из памяти компьютеров следы своей деятельности по взлому паролей. Завтра включу главный компьютер, выберу место для второй базы, если вертолёт успеют сделать, и займусь Лириными проблемами. Будет время, залягу перепонку отращивать. Сколько спокойных дней в запасе у Лиры? Неделя, максимум две. Нет, про перепонку придётся забыть. Если церкачи нас раскрыли, если знают, что Лира с Сэмом живы, бесполезно прятать голову под крыло.
Надо менять тактику. Кто бы подсказал, на какую? Совсем разучился думать.
Что мне надо от церкачей? Надо, чтоб считали меня непреодолимой силой. Такой же могучей, как землетрясение. От которой нет защиты, можно только убраться подальше. Форс-мажор. Умница. И как ты этого добьёшься? Взорвёшь монастырь? Все монастыри? И в стране начнется хаос.
А церкачи расползутся по щелям, и вместо явного противника появится скрытый. Партизаны. Вот и вся польза от метода грубой силы. Отпадает.
Вариант два. Построить Великую Китайскую Стену. Сначала наплодить роботов, а потом отгрохать стенку. Месяца за три-четыре справлюсь. Церкачи, конечно, захотят узнать, что делается за стенкой. Начнутся подкопы, подныривания, развитие скалолазания. Точнее — стенколазания. А то и осадные башни. Короче — опять военные действия. Отпадает.
Что же в моих планах не так? То, что вступаем в открытую борьбу. Рано нам в открытую. Нас по пальцам пересчитать можно. А драконоборцев разведётся как бродячих собак. Церкачей не любят, но им верят. Стоит им сказать, что я исчадие ада, и пустить в меня стрелу будет почётным, благородным занятием. А прислужников адовых — на костер.
Не вступать в борьбу? Легко сказать… Это только у фантастов – накрыл базу непробиваемым защитным полем — и спи, отдыхай. Что у меня получилось? Надо бороться с церкачами, но так, чтоб церкачи не знали, что с ними кто-то борется. Как шторм в океане. Молодец, пучеглазик, пришел к тому, с чего начал.
О чём это говорит? О том, что задача не логическая, а изобретательская. Нужен какой-то новый, нестандартный подход к проблеме. Что будет делать здоровенный мужик, которому надо работать, если к нему пристанут трёхлетние дети?
Вынесет их в соседнюю комнату и закроет дверь. Что-то в этом есть! Нужно только додумать детали. Или наоборот — что будут делать трёхлетние дети, если встретят лилипутиков? Будут играть с ними! В дочки-матери! Понравится церкачам изображать из себя игрушки?
Ха! Ай, да Коша, ай да змей пернатый! Кетцалькоатль!
Ещё три дня, и вертолёт будет готов. Странная, приземистая, пузатая машина на шестиногом шагающем шасси. В комплекте с вертолётом изготовлен тренажёр. Тренируемся на нем вместе с Титом по шестнадцать часов в сутки. Оказывается, махать крыльями — совсем не то, что управлять вертолётом.
Ну кто бы мог подумать, что есть такая опасность, как вихревое кольцо вокруг несущего винта. Возникает при моём любимом маневре — быстром вертикальном снижении и резком торможении в последний момент. Винт как будто теряет опору о воздух, и получается «БУМ» — жёсткая посадка.
Если б не тренажёр, я в первом же полете угробил бы машину. Титу легче. У него нет вредных привычек, которые нужно забыть. Летает медленно, обдуманно, осторожно. Но вылезает из кабины мокрый и выжатый как лимон.
Главный компьютер работает с полной нагрузкой. Решает задачи прикладной химии. Разрабатывает усыпляющие газы, галлюциногены — причем, обязательно с положительной эмоциональной окраской бредовых видений, средства, вызывающие кратковременную амнезию, и, разумеется, противоядия от всего перечисленного. Инженерная база проектирует новый вид мобильного телепередатчика, замаскированного под ёжика.
По техническим параметрам, правда, новый передатчик будет существенно уступать модели типа «Булыжник». Нет солнечных элементов, нет кругового обзора, но зато какая мобильность! До тридцати километров в час по пересечённой местности.
— Сэр Дракон, просыпайся! Ну просыпайся же, мать твою… Беда! Лира в поход собралась.
Вскакиваю, бегу в экранный зал. В замке Деттервилей шесть телепередатчиков. Один Лира использует как пресс-папье в своем рабочем кабинете. Другой приказала установить вместо флюгера на главной башне.
На что надеялась, непонятно, но спасибо ей за это. Отлично видим, как отряд в полсотни человек выходит из замка.
Любое, даже самое горячее и непостоянное сердце в какой-то момент хочет покоя. Чтобы не было никаких волнений, паники, беготни, чтобы вокруг Мир двигался медленно, лениво, омывал своими тёплыми волнами и укачивал, напевая тихую старинную колыбельную шумом морских волн, криком перелетных птиц или шелестом свежей зелени. И чтобы прохладный ветер едва ощутимым прикосновением по обнаженной коже спины, когда рассвет только-только начинает выкрашивать темные облака в невероятные цвета. И сон, который всю ночь бродил где-то по городу, танцевал на дискотеках и бежал бегом до последнего в районе открытого магазина, потому что так сильно хочется груш именно сейчас, усталый и замученный возвращается и опрокидывает на чистые простыни, чтобы сжать в душном объятии до полудня. Такие небольшие рекламные паузы нужны, обязательно нужны, особенно если долгое время несчастное сердце заходилось в бешеном ритме, пытаясь пробить рёбра и выбраться из тесной грудной клетки. И эта удивительная минута покоя настолько хрупкая, что появляется ощущение полёта головой вниз с огромной высоты и ты наконец дышишь, живешь и существуешь.
У Мироздания потрясающее чувство юмора, не замечали? Особое, странное, но без сомнений — неповторимое. Никто больше не может с таким удовольствием творить вещи, подобные ему. Когда жизнь ни с того ни с сего сначала делает кульбит, от которого к горлу подкатывает тошнота, потом — две минуты лежит не двигаясь, а после — протягивает самый сладкий кусок пирога, ну, потому что ты заинька. А ты стоишь — зелёный, измученный и пытаешься снова научиться глотать, потому что потом это лакомство будет приходить во сны и преследовать до конца жизни. Мироздание всегда хочет только хорошего для нас: странными путями, в непонятное время, какими-то варварскими способами, но оно пытается привести нас к счастью. Что я могу сказать… Удачи нам.
Июль сменился августом. Солнце уже порядком выбилось из своих сил, но спокойно пока могло оставить неприятный ожог на беззащитной спине или сжечь подставленное в наслаждении лицо. Воздух заполнили запахи созревших ягод, плодов, цветов. Едва заметно, если только тронуть воздух кончиком языка, можно было уловить привкус осени. Эта грустная дама с большими янтарными глазами ненавязчиво встала где-то за спиной лета, поправляя разноцветное платье и большой венок из сухих листьев. Ее не было видно, но где-то в затылке сидела мысль, что она рядом, совсем рядом. Природа пыталась надышаться теплом и светом вдоволь за оставшийся месяц. Трава росла старательнее, речка журчала звонче, даже дожди были сильнее. Начались самые вкусные и одновременно с этим — самые грустные дни лета.
Кроули все больше времени проводил на улице. Он пытался накопить в себе все тепло, что сможет, перед долгой зимой. Поэтому с самого утра он брёл плавать, иногда в компании зевающего, но от этого ещё более очаровательного ангела. Пока змей разрезал воду гладким длинными телом, вычищая из-под чешуек пыль и крошки, которые стали в постели любовников практически третьим действующим лицом, Азирафаэль сидел на помосте, опустив в воду только голые ноги. Закатанные до колен штанины конечно тоже намокали, но на солнце очень быстро высыхали. Кроули не мог отказать себе в удовольствии проплыть мимо него, задевая ступни и чувствительные пятки холодным хвостом. Азирафаэль тут же поджимал ноги наверх и цокал языком, но через пару секунд возвращался в изначальное положение. Охота начиналась сначала.
Когда с водными процедурами было покончено, они возвращались в свой чудесный небольшой дом. Дикий виноград овил весь ближний к лесу фасад, скрытый от глаз соседей. Демон всячески шипел на своенравное растение, дергал нижние листья, один раз даже попытался отодрать, но все же — дикий виноград. Ему был не знаком страх, даже перед желтоглазым разъяренным змеем. И виноград рос, Кроули шипел, а Азирафаэль только радовался, что кто-то смог дать его домашнему тирану отпор. После завтрака Азирафаэль отправлялся лелеять сначала свои многочисленные клумбы, щебеча с ними ласковым голосом, а потом — проверять самые любимые и важные книги, протирать их от пыли и листать тонкие страницы. Разминка для книг и все такое. Кто их благословенных разберёт. Кроули старался не спорить и не попадаться под руку. Поэтому уходил в гамак. Он был натянут между двумя яблонями на заднем дворе около заборчика. От настырного солнца змей был скрыт кронами деревьев, от взглядов людей — невероятно искусным чудом ангела. Иногда, правда, на него падали яблоки — почему-то они очень не любили демона — или соседские кошки, которые отчаивались слезть нормально и пытались совершить самоубийство. То, что это практически превращалось в убийство демона с особой жестокостью — никто не знал.
Гамак покачивался из стороны в сторону, изредка Кроули шевелил пальцами, чтобы возобновить это движение. Он дремал, закрыв глаза самыми чёрными очками из возможных, и вслушивался в журчание воды из шланга, когда Азирафаэль поливал клумбы, в его воркование, медом оседающее на чёрном сердце, в легкие шаги по дому. Кроули провалился в более глубокий сон, когда услышал осторожное шуршание куста где-то сбоку от себя. Скорее всего, Азирафаэль хотел подойти, но боялся разбудить. Трепетное пернатое, которое даже проявлять свои эмоции старается максимально вежливо. И самые пошлые порывы, кстати, тоже. Оформленная по всем законам этикета просьба перестать страдать ерундой и, наконец, войти в него — хуже святой воды. У Кроули зубы сводит от неё каждый раз. Верхний левый клык начал уже крошиться.
Именно из-за чужой воспитанности он не проснулся, а только чуть повернул голову на звук.
— Ты проголодался, ангел? — голос со сна был хриплым. — Кажется, у нас осталась ещё та рыба, что тебе понравилась.
Вместо ответа рядом судорожно засопели. Кроули нахмурился, пытаясь припомнить, давно ли у его возлюбленного гайморит. Или это был приступ внезапной астмы? У ангелов вообще может быть астма? Ну мало ли, привыкшие к свежему воздуху там у себя наверху, тут их нежные чувствительные тела могли портиться. Ужас какой… Демон уже открыл рот, чтобы спросить об этом, но его опередило очень громкое, отдавшееся эхом в голове и звоном в ушах, прочувствованное:
— ГАВ!
Змей подлетел на гамаке, словно ему всемогущий пинок дала сама преисподняя. Он распахнул глаза, практически доставая кончиками пальцев веток деревьев, приземлился обратно на своё ложе. Гамаку такая игра понравилась, очевидно, и он вытолкнул хозяина ещё раз — сильнее и выше — и на этот раз правее, прямо в колючие кусты ежевики. Кроули взвыл не своим голосом, когда острые шипы впились ему в самые неподготовленные для этого места. Волосы тут же запутались, цепляясь за кусты. Единственным спасением были очки, которые защитили глаза от участи нижней части спины. Демон выругался так грязно, что растущие через тропинку белоснежные розы в секунду покраснели, до самых корней. Возмутительное «ГАВ!» повторилось снова, удвоенное на этот раз и практически рядом.
На шум из дома поспешно выбежал Азирафаэль, вооружённый тяпкой. Страшное оружие, между прочим. Если головы не лишит, то сорняки из неё выкорчует точно. Кроули услышал, как его зовут по имени и немного успокоился, стараясь дергаться как можно меньше.
— Ох, мой дорогой! Что случилось? Кто тебя обидел? — ласковый голос Азирафаэля, кажется, мог лечить даже на расстоянии, потому что и ссадины уже не болели так сильно, и уязвленная гордость и з… спина тоже. — Иди скорее ко мне, вот так…
Воркование продолжилось, но доставать Кроули из кустов никто не спешил. Даже не попытался. Послышался треск любимой футболки демона, из-за чего из горла вырвался раздражённый рык. Он сожжет весь этот адский сад — простите за сравнение — и на его месте сделает себе бассейн, с маленькими фонариками на самом дне и плавучим баром.
— Кроули, не рычи пожалуйста, ты его пугаешь, — осуждающе и возмутительно раздалось из-за спины.
— Я сейчас не только напугаю! — наплевав на все, демон резко поднялся на ноги во весь рост, игнорируя содранную кожу и печальные дырки на ткани.
От открывшейся картины захотелось одновременно взвыть и умиленно застонать. Ну, кому-нибудь захотелось бы, да. Но не ему. Азирафаэль стоял перед кустами в свой очаровательно дурацкой соломенной шляпе, на которой Кроули тайком сделал маленькие рожки из выбивающихся кусочков, и прижимал к груди толстого, пузатого и пушистого щенка. Это была какая-то сумасшедшая помесь лабрадора и пуделя, с трогательно висящими ушками и большими голубыми глазами. Ангел держал страшного врага обеими руками, и они оба смотрели на воплощение мести и адской ярости.
— Что ты делаешь в кустах? — озадаченно спросил Азирафаэль, наклоняя голову к плечу. — Ты же подавишь все.
— Я? Он? Что?! — демон дернулся, отдирая ещё один кусок футболки, и стал выбираться из зарослей, перешагивая их. — Ну-ка дай его сюда!
— Нет, — ангел сделал шаг назад и для надежности развернулся к любовнику спиной, защищая щенка. — Ты его съешь.
— Ангел, — Кроули все ещё пытался держать себя в руках. — Я не ем подобное, слишком много калорий, я потолстею.
— Все равно не дам, — упёрся Азирафаэль. — У тебя какая-то нездоровая привычка терять детей.
— У нас! — взвился демон и в несколько шагов оказался рядом. — А это… чудовище пыталось меня съесть. Вдруг это адская гончая? Дай его сюда, я отнесу за забор. Пусть местные забирают.
— Но его хотя бы нужно покормить… — Азирафаэль обернулся и глянул своим этим взглядом, против которого у Кроули не было никаких средств защиты, лучше бы он святой воды залпом выпил, и то сопротивлялся бы дольше.
— О, да ладно! — скривился демон, когда на него до кучи таким же взглядом посмотрел и пушистый террорист, ещё и хвостом завилял для увеличения урона. — Меня ты тоже сначала хотел просто накормить, и посмотри, где мы сейчас?!
— Дорогой мой, — в голос ангела на этот раз вплелась ещё и ледяная твердость, которая мгновенно бы заморозила Ад, если бы тот захотел.
— Хорошо, ладно! Ты доволен?! Дай! — демон схватил заверещавший от счастья комок и потащил в дом. — Он съест сейчас что-нибудь, а потом пусть убирается из моего дома!
— Твоего дома? — выразительная бровь изогнулась, а у Кроули где-то под рёбрами противно заныло, почти паучье чутьё — как в фильме, который они смотрели недавно.
— Не лови меня на словах! — огрызнулся полностью проигравший этот раунд демон, толкая ногой дверь в дом.
— * А что стало с моими розами?! — донёсся до него спустя несколько секунд возмущенный крик, и Кроули едва сдержал порыв забиться куда-нибудь под стол и не вылезать оттуда до Рождества.
~~
— Как все это привело нас сюда? — больше риторически, чем серьезно спросил Кроули, сидя посреди маленькой ванной и натирая шампунем поскуливающего щенка.
— У него в шерсти репей, и вообще он грязный, — с улыбкой отозвался Азирафаэль, сидя на бортике ванны и поливая найденыша из ковша.
— Я могу просто подуть, — предложил демон и звучно чихнул, когда кусок пены попал на чувствительный нос. — Не вздумай! — он указал щеткой на открывшего было рот ангела. — Ты доиграешься, и я сгорю в адском пламени от твоих благословений!
— Не стоит пробовать этот метод на живых существах, — обеспокоено отозвался Азирафаэль, мысленно отвечая на чих змея.
— Ангел! — зашипел тот, когда на загривке мелкие волоски встали дыбом.
Щенок решил, что странные люди обращают на него слишком мало внимания, поэтому расставил шире лапы и отряхнулся, обрызгивая их водой вперемешку с пеной. Азирафаэль коротко вскрикнул и зажмурился, а Кроули застыл как был, только губы поджал от едва сдерживаемого желания все-таки съесть этого тощего и дрожащего провокатора. Пена медленно стекала с головы демона, оставляя длинный мокрый след на щеке. И казалось бы, вот сейчас, сию минуту, сию секунду, в маленьком уютном доме на холме прольётся кровь и произойдёт страшное, беспрецедентное в этой деревне убийство, но… Азирафаэль засмеялся. Он сначала широко и счастливо улыбнулся, а потом рассмеялся, утирая тыльной стороной ладони глаза. И вся злость Кроули утекла вместе с грязной водой в сток. Демон выдохнул медленно и зашипел, щипая любовника за голую лодыжку.
— Смешно тебе?
— Да, — честно признался Азирафаэль, который раскраснелся скулами, а глаза его сияли будто самые яркие звёзды на небосводе.
Он протянул руку и стёр рукавом рубашки пену с лица Кроули. Тот не упустил возможности схватить ангела и потянуть на себя, ловя в объятия. Азирафаэль оказался сидящим между его ног, чуть боком, прижимаясь плечом к груди. Демон коротко поцеловал под ухом, сдвигая носом мягкие короткие пряди. На губах осел чуть горьковатый привкус мыла, но даже он не заглушал той сладости, что оставляла после себя молочного цвета кожа ангела. Влажные проворные руки скользнули под футболку, на которую была надета рубашка, поглаживая ямочки на пояснице и бока. Азирафаэль мелко задрожал и попытался перехватить за запястья, пресекая нападение.
— Перестань… Здесь же ребёнок! — он умудрился покраснеть даже шеей.
— Нет, — раздвоенный язык прошёлся по виску. — Здесь мокрый бездомный пес и возбужденный демон, терпение которого закончилось пару тысяч лет назад.
— Но, мой дорогой!.. Ох!
Плитки были холодными, пока их не согрело тепло тела ангела. Поцелуи были горькими из-за мыла, и какие-то капли все же попали в незащищенные очками желтые глаза, неловким движением они опрокинули корзину с грязным бельём. Но это были мелочи, которые ничего не значили на фоне их любви, желания друг друга и счастья, которое сочилось буквально через ткань мироздания. Первый стон, который сорвался с покрасневших губ ангела, задрожал в пространстве, резонируя со всей вселенной.
В самый сладкий, острый и прекрасный момент щенок, который не мог выпрыгнуть из ванны, все же справился со своими трудностями и, решив не рисковать, прыгнул на обнаженную загорелую спину, которая была так близко.
Остаток ночи полуголый ангел спасал от взбешенного обнаженного демона пса. И Азирафаэлю пришлось очень тщательно и старательно уговаривать возлюбленного оставить потеряшку, хотя бы на денёк. Ну или на два.
Всего-то неделя, мой дорогой.
Как уже месяц? Надо же…
А потом Кроули смирился. Потому что его сердце впервые за столько тысяч лет было спокойно.
Что такое осень это осень это мы идем рассыпая под ногами вихрь желтых листьев и в лужах разлетаются в дребезги все наши надежды и мечты и серп и молот тонут как груз на шее гришки распутина или кукурузника хрущева в плетеном кресле погружающимся в прорубь туда же куда спустили стеньку разина или колчака хуйчака или крейсера варяг или подлодки курск уходящего ко дну там за туманами вечно молодым вечном пьяным где в море тонет печаль и ели мясо мужики там уходят круизы в страну зонтиков в коктейлях и красивых пальм баунти райское наслаждение спросите у завятского спросите как ему это нравится осень вновь напомнила нам и себе и главное себе самой чтобы разбежавшись прыгнуть со скалы о самом главном напоминает нам всегда что это академики чешут плеши и погоны свистят в свисток и это песни осеннего рода это нам бы прочь от земли туда где утонуло все утонула наша страна знаете это как цепь действительно громеев сука все правильно придумал мы цепь мы оцепление цепь она огораживает не пропускает но еще на нее мы звенья звено первое отдать честь флагу так точно звено второе отдать честь флагу трубит горн шею стягивает красная тряпица флаг медленно ползет вверх в голубому крымскому небу на губах пузырится теплая пепсикола это цепь на первый второй рассчитайся мы звенья цепи и можно посадить нас самих на эту цепь особенно вспоминаешь об этом ночью особенно ночью когда шуршит над головой как вампира черный плащ цепь порвалась звенья остались и ветер вновь играет рваными нашими мечтами а ответ на вопрос что же будет с родиной знает вероятно только товарищ ворсотеев старый дурак звенящий своими медалями или товарищ урманяк который придумал весь этот бред твои холодные пальцы пухлые груди сильные губы видно дьявол тебя целовал ведь я умираю когда меня кто-то лечит галоперидолом вся задница исколота шотами и эти рукава смирительного пеньюара длинные как у пьеро давай вечером с тобой встретимся на китайском говорить но в очереди к дежурной медсестре я успеваю посмотреть в окно и то что я вижу МКАД и все в нем говорит мне о том что ничего не изменилось что никогда ничего не меняется громеев был прав да только поздно поздно дети мои все дело в том что наша страна живет музыкой которая пишется кровью для того чтобы понравится нашей стране надо пролить эту кровь это знали пушкин гумилев и цой и хой и летов и хуермонтов и хуяковский и хуерький ты можешь скакать клоуном на проволоке или рычать медведем на цыганской цепи все будут хлопать и смеяться но запомнят тебя только тогда когда ты ляжешь поперек площадной брусчатки с простреленной головой или уйдешь в вечность под горной лавиной поправляя свитер крупной вязки и насмешливо адресуя потомкам так в чем сила брат и между прочим вчера ночью я летал в рай и все что я смог вынести оттуда что знаете там красивые облака
5. Эрнест «Акциз» Громеев
я следовал инструкции зпт я попробовал все зпт попробовал рояля зпт попробовал распутина зпт и он даже подмигивал мне вскл я попробовал все коньяки зпт текилы зпт текели-ли зпт водки зпт спирты зпт наливки зпт пастисы зпт пастиши зпт гиннесы зпт хуйгардены зпт но тут ничего не изменить тчк делайте с этим зпт что хотите тчк счастливо оставаться зпт дорогие товарищи псы вша и блоха тчк вы справились с заданием тчк мы нет тчк я наслушался и насмотрелся тчк теперь я видел все тчк я видел кубу и дальний восток зпт я мыл сапоги в индийском океане и метал решетом золотой бисер на лене зпт и на свете зпт и на марине тчк и что достигнуто впрсзн что удалось использовать впрсзн ничего тчк я бухал со всей страной зпт с каждым зпт я знаю что вам надо тчк мечтали в космосе зпт а полетели в хургаду тчк мечтали о счастье для всех разом зпт а лучше колбасу без очередей тчк у меня еще полбутылки буржуазного джони уокера и ждет старина макаров в ящике стола тчк успехов в труде вскл соня пламенный комсомольский привет вскл
6. Федор «Сникерс» Завятский
Ну так-то конечно, гребу даться. Если вспоминать…
У меня высшее юридическое образование, отец — замминистра… Какой-то другой человек вообще был. Но чего делать-то, была такая постанова. Раз я самый малой там в отделе. Только что с академии, уе-мое. Поэтому ставку делали что типа буду по-молодежной линии. Ну хэзэ, на самом деле, как получилось.
Что-то получилось. У меня своих три магазина. Ночной клуб. Бани.
Смекните сами, когда типа по триста раз за ночь кусают и жуют… Это не может не повлиять на это… как сказать… на социальное, сука, восприятие жизни. Хочется взять, на самом деле, и угребать. Каждому. Лично. С разворота с ноги по щщам. За страну, за поколение и чисто так… для разрядки.
Вот каждый раз то есть, приколи, он хомячит меня жвалами своими, урчит аж, как сытно, а я читаю что у него в голове.
А там че? Там пусто, епт. Там ничего нет. Взрыв вкуса нахрен… Съел и порядок.
Подувлекся марочками. Не-не, я не про лизергиновое барокко наше лядское отечественное. Я про, натурально, марки. Знаете, какие ценятся? Типа вот ей сто лет в обед, там какой-нибудь кайзер или император на лицевой морде. А у нее зубцы обломанные если, и клеевой слой с обратной стороны поврежден — то че тогда? То стоимость приравнивается к стоимости пересылки. Типа дешевка. Я вот думаю мы все такие… В том смысле, что нибуя не дешевка, за это готов ответить строго. Но зубцы пообломали нам конкретно. И клеевой слой… Что типа держало, да? Типа связывало нас с чем-то нашим исконно-сука-посконным. Это все потеряли. Через это и страдаем.
Так-то пох… Че мне? Бывал на терках, разборках, бывал на сходах и расходах. Многажды, братка. Кожанки, треники, балаклавы, акашки сорок седьмые, тэтэшки, после уже хеклеркохии всякие ингремы, импорт наладился… Моя стихия, бля. Знаю все это изнутри типа. Ну че, покуролесили нормалец. Никто даже и не заметил какбы. Снова живем и дышим. Страна наша непобедима, оттого что стойка. Не знаю, что еще сказать вам. Наверно, у Урманюка нашего был какой-то свой план. Типа как знаете у индейцев этих гребучих в штатах, или там, бля, у пигмеев в Африке. Такие тотемы… Вот мы эти тотемы стали потипу. Он думал мы ухватим суть, поможем типа…снизить ущерб. Не знаю… Хотя бы на время.
Каждую ночь жуют и пережевывают. Что помогает? Белый, спиды, шмаль… Ладно… Люди, бля… Хуль с них взять?
«Цепочка»… Выдающийся, ептваю, проект был. Сблизил меня с моим народом. Если увидите Урманяка — нассыте на него. Впрочем… Ему это наверное понравится. Все. Валите отсюда.
====7. С. И. Урманяк («Фикус»)====
Убили меня под Ханкалой, в 95-м. Вертолет уже пошел на снижение… И тут прямо в топливный бак прилетело. Полыхнуло, как на масленицу… Работали зрк «Игла».
Ничего не почувствовал. В Бурденко в реанимации неделю пролежал, как потом рассказали. Когда стало понятно — что все, писец, загрузили — куда подвернулось. В Знаменске-четвертом оставался еще прототип. Подвезли его в Москву.
Надо было выбрать предмет для загрузки субагента. Подвернулся фикус в кабинете зама. До сих пор кажется, что это чья-то злая шутка. Но я их не виню. Я многим стал поперек горла.
Слишком много мечтал.
С кем общаюсь? Не с кем. Жена, Зина — покойница. Дочка Настя, у самой скоро внуки будут. Эмигрировала по месту жительства мужа. Черногория… Русское средиземноморье. Скучаю? Конечно. Но что поделаешь…
Как общаемся с сотрудниками? Ну, я им веточками машу. Как моряк флажками.
Иногда смеюсь про себя: вот мол, кассетные видаки ушли в прошлое, сникерсы не выдерживают конкуренции на рынке, вместо барби какие-то фарби-хуярби, всякие энгри бердс на планшете. Смартфоны… Предметный мир подменяет себя цифровым. Вместо бумажных книжек какая-то электронная херня. Все с монитора. Жизнь с монитора. Можно скачать приложение на смартфон чтобы ты когда нажимаешь на клавиши, набирая текст, он звучал, как работающая пишущая машинка. Разве не кабздец, товарищи? Не туда нас загрузили…
Что-то мы не докрутили… Что-то мы самое важное про себя не успели понять.
Федька пошел по кривой тропинке. Моя вина. Сонька витает в своих мечтах, говорят стала успешная писательница детской литературы. Эрнест… Арсен… на моей совести. Про Валерку ничего не скажу. Не могу осуждать. Ворсотеев заходил недавно проведать. Постоял-помолчал, лысину промокнул платком… Старенький совсем, с палочкой… Ничего не сказал. Вышел.
Даже он… Даже он…
Фикусы у нас в каждом госучреждении. По-прежнему. Разлапистые, пыльные и молчаливые. Что со мной сделается при такой расстановке? Неважно. Не пропаду.
Ребят жалко. Надеюсь, у них все будет хорошо. Надеюсь, у них все наладится. Мне-то самому что. Я-то справлюсь. Единственный в стране фикус в звании генерал-майора госбезопасности. Главное, чтобы секретарша не забывала поливать.
В целом, мы нашли способ разобраться с нашим вражеским либрисом, но… это должен сделать лично студент. Никто из нас не потянет, да и рожей не вышли. Ему всего лишь нужно собрать все данные о нарушениях в игре его противника, отправить куда-то в их совет или еще куда, а потом вызвать сего товарища на поединок и побить. Победит — игра закончится и все проблемы решены. Проиграет — мы останемся как были — ни туда и ни сюда.
В идеале вариант годный. В жизни… как всегда. Тяжело требовать от студента невозможного, отказываясь играть по правилам, но… игра по правилам означает всеобщий геноцид хоть с нашей стороны, хоть со стороны Лимарена. Вот уж кому не хочется воевать и он тоже буксует. Шутка ли — жил себе кое-как, где-то скрывался, никому не мешал и тут на тебе — приходит либрис и говорит: «Такие дела, чувак, ты теперь моя фигура. Я могу делать с тобой все, что пожелаю. И ты должен выиграть для меня игру». Кому это понравится? Никому. Мне бы не понравилось и хорошо, что мной не играет этот макаронный монстр… иначе, запороли бы мы все уже давным давно.
Вот сверх как мог, так и буксовал. Со своей стороны мы его поддерживали и тоже как-то буксовали, впрочем, от своих прямых обязанностей никто не отказывался.
Особенно меня удивляло отношение сверха к нашему семейству. Лимарен банально… завидовал. Впрочем, завидовал он вполне белой завистью, перемежаемой с тихой безнадежной грустью. Он наблюдал за нами с нашего разрешения, смотрел за семейными вечерами, дружескими потасовками, тренировками, иногда общался через меня или что-то передавал. Мы тоже передавали ему всякие вкусняхи — чего давиться слюной, когда другие едят?
С одной стороны, оттаивание сверха происходило у нас на глазах. С другой стороны, данная тенденция меня иногда пугала до дрожи — ведь сверх видел все своими глазами. Он знал всю нашу подноготную, трезво оценивал наши силы и возможности, и захоти он нас уничтожить, он всегда сможет выбрать самый подходящий момент… Тогда, кода мы ничего не ждем.
Но Лимарен стойко терпел нас и издевательства своего либриса, не делая никаких гадостей, и я постепенно привыкала к простому ненавязчивому общению посредством связанного щупа. Даже показала ему наши сеансы массажа и семейный ужин, правда там все пошло не по плану. Зеленому мы передали тортик — надо же заесть грусть-тоску, жаль только, что лопать этот тортик помог либрис. И еще дрочил на наши сеансы массажа. Не, ну я понимаю, если бы мы там оргию устроили или еще какое непотребство, но возбудиться от массажа?
Эмоции Лимарена в этот момент светились брезгливостью и еще проскакивала мысль: «Что я здесь вообще делаю?» Действительно… Уж чего-чего, а такого я точно не ожидала. Потому как-то опрометчиво ляпнула:
— Мы тебя заберем из этого кошмара…
В ответ пришла быстро угасшая надежда и застарелая душевная боль, а потом сверх надолго отключился. Я уже думала, что реально сильно обиделся или оскорбился моим нескромным предложением. Да и не каждый мужик сможет жить в вот таком семействе — наблюдать конкурентов и понимать, что он последний в очереди где-то там на задворках…
Потом он объявился как ни в чем не бывало, сцепившись с моим щупом и транслируя что-то вроде понимания, утешения и просьбы не обижаться. Понятно, у него тоже вагон и тележка тараканов. Но с тех пор общение пошло веселей. Лимарен не упускал возможности что-то сказать или откомментировать происходящее, иногда с долей юмора, иногда серьезно. А я заметила, что с каждым разом связь на такие дальние расстояния дается мне все легче и легче — качает он меня, что ли? Очень похоже, что сверх меня тренирует для чего-то, но для чего?
Мы снова обменялись подарочками, при чем драконы тоже подкинули что-то свое, что считали нужным и полезным. Я подбросила брелок — крохотного мягкого мишку на цепочке. Сгодится в качестве слабенького для сверха амулета и на память, если что случится и кого-то из нас уже не будет… В этот раз обошлось без побоев.
Побит был сверх за что-то другое. Я так и не поняла, что там конкретно произошло, просто в какой-то момент связь прервалась по инициативе сверха, а потом он подключился уже фонящий болью и обидой. И ведь действительно ничего плохого он не делал… Может в том и проблема? В этот раз обошлось разбитым носом и раздавленным мишкой, при чем Лимарен жалел как раз именно об этом жалком амулетике. И эта душевная боль давила и меня.
Было реально больно. От того что мы не можем спасти всех. Только тех, о ком знаем или хотя бы догадываемся. Только некоторых счастливчиков, которым повезло. Этому зеленому сверху не повезло конкретно… и мне его чертовски жаль. Он — наш и этим все сказано. Мы заберем его к себе, даже если придется смять этого либриса своими руками. Мы выдерем его из этого кошмара. Это действительно неплохой парень… хотя какой там парень? Суровый дядя, оттаивающий от искренности и признательности. Брутальный мужик, иногда пускающий скупую слезу, сжимая в руках камешки и подаренный нож-артефакт…
Я воссоздала ему мишку-брелок и вскоре получила картинку с его воспоминанием, как он засыпает, сжимая эту дурацкую игрушку. Как большой и беззащитный ребенок. И от этого стало так… щемяще в душе. Я не знаю, как это выразить, какими словами описать вот это дебильное чувство безнадежности и желания помочь. Черт побери, я была готова забрать его хоть сейчас, но если я это сделаю, проклятый вражеский либрис объявит нарушение правил и уничтожит нас всех сразу. И своего сверха, и чужие фигуры, и всех прочих обитателей… Вот так и приходится разрываться между долгом и признательностью, между желанием сохранить наши жизни и помочь выжить кому-то еще, кто не безразличен. Не в любовном плане, а в душевном. Хотя… это еще как посмотреть.
Порой эдакое ненавязчивое общение было намного более интимным, чем совместное купание. Далекий сверх спокойно разбирался в моей башке и, наверное, понимал меня лучше, чем я сама себя. Он иногда задавал странные вопросы, постепенно наталкивающие меня на какие-то идеи, порой достаточно стоящие, порой ужасные… Однажды он спросил меня, люблю ли я своих мужей…
— Не знаю, — отвечаю, мучительно прислушиваясь к себе. И не нахожу ответа, не могу понять, что же такое забытое, древнее и болючее начинает ворочаться в груди, вызывая желание разрыдаться и выдрать нахрен эту мучительную дрянь…
Мой коготь скользит по груди, останавливаясь в районе солнечного сплетения у человека. Больно… давно позабытая боль мучила и терзала душу. Зачем? Зачем я прислушивалась к себе? Зачем взбеленила память? Зачем пытаюсь восстановить то, что лучше было уничтожить уже давно. Я ведь… не должна ничего чувствовать, ничего не должно болеть… А оно болит…
— Любишь, — грустно, сочувствующе и понимающе вспыхнуло в мыслях, принимая часть моей боли, забирая частичку себе и возвращая еще большим пониманием. Как же это… странно… — Не дери, — он намекает на замерший у кожи острый коричневый коготь. — Береги это чувство, не смей уничтожать. Это то, что тебе когда-то поможет.
— Мне очень больно… Я знаю, так не должно быть. А у меня… — всхлипываю… — второй раз уже…
Я бесчувственная скотина и не должна никого любить. Не должна. Но, кажется, люблю. Или только кажется? Привыкла, приросла к своим драконам, сроднилась с ними, вжилась в их шкуры, прощупала их души… Так что же здесь на самом деле? Чувства или привычка? То и другое? Или это просто отголосок того, давнишнего чувства, которое я вытравила из себя и похоронила в пепле своей души…
Я не хочу превращаться в ту тупую глупую размазню, которой была целых восемь лет назад. Так давно и недавно. Кажется, будто прошла вечность. Или один миг. Чужие мысли укутывают в саван надежды и понимания.
— Не бойся и не спеши. Позволь себе просто быть и чувствовать. Не мучайся. Просто живи и все утрясется, — убаюкивающие слова золотятся на периферии сознания, кутая меня будто в теплую шаль. И становится так легко и спокойно… Менталисты чертовски полезны, знать бы еще, что это все не вражеские происки, что забота искренняя, что я могу… рассчитывать на него, если что-то пойдет не так… Хотя, что у нас может пойти так? Все через жопу.
Враг не враг, друг не друг, вершители судеб воняют тухлыми макаронами, а фигурки рвутся совершать свои собственные ходы и забивают болты на игроков. С той стороны пришел понимающий смешок и попытка задумать какую-то каверзу. Я выдохнула, собрала мысли в кучку и выдала:
— Ты будешь жить с нами. Когда все закончится, разумеется. Будешь нашим общим дядюшкой, дед у нас уже есть.
— Спасибо, хоть не бабушкой, — рассмеялся сверх. Голубые колокольчики веселья рассыпались по сознанию. Ну вот и кто кого ловит и кто кем командует? Странные мы все.