Весь остаток ночи Эмилия просидела на дереве, боясь шелохнуться, чтобы страшный зверь, напугавший Дэвгри, не вернулся. Больше всего огорчала потеря не столько одежды, столько ИКо. Без него совсем никак. А сколько раз родители предупреждали – носи идентификатор на себе. Всегда. Так нет же…
Эмилия бы заплакала, если бы курицы умели плакать. Но она только сокрушенно нахохливалась и крепче уцеплялась лапами за отсыревшую к утру ветку.
Когда рассвело, Эмилия осторожно спустилась с дерева, размяла затекшие лапы и крылья. И, не перекидываясь, пошла в сторону замеченной накануне деревни, может быть, удастся отыскать либо одежду, либо кого-нибудь, кто сможет оказать помощь. Непритязательный километр, незаметный для длинных человеческих ног, для коротеньких лапок курицы оказался весьма утомительным препятствием, так что до домов Эмилия добралась только к обеду.
Ну, как до домов. Дом был один. Хлипенький с покосившейся калиткой забор, потемневшая и наверняка протекающая крыша, подслеповатые окошки, затянутые пеленой сажи и пыли. Эмилия озадаченно покрутила головой, раздумывая, стоит ли просить помощи у обитателя этого жилья, и не требуется ли оказывать помощь ему самому. Раздумья ее прервало старческое покашливание и дребезжащий голос:
— Ух ты, какая курочка ладная!
Эмилия обернулась – хозяин дома неслышно подошел сзади. Пегие от седины волосы, ветхая замурзанная куртка – у него явно не было в закромах сундука с женскими платьями. Пока Эмилия рассматривала хозяина, тот продолжал успокаивающе ласково приговаривать:
— Иди, иди, моя хорошая, я тебе зернышек насыплю, будешь у меня жить и яички нести, Клаудия моя стара уже совсем стала. А ты будешь Матильдой, вон какая пестренькая, ровно с веснушками.
Эмилия, подчиняясь голосу, прошла в калитку, потом еще в одну дверь, и опомнилась, только когда эта вторая дверь захлопнулась за ее спиной. Испуганно огляделась – сумрачно, пахнет неприятно, в углу кто-то возится. Курятник!
Эмилия рванулась назад, но дверь была прочно закрыта, а сзади новенькую с ленивым интересом уже рассматривал старый петух. Отчаянно закудахтав, Эмилия кинулась в угол, в другой, заметалась, потом взлетела на самый верх, на тоненькую цыплячью жердочку под стрехой, да там и засела, дрожа и не смея пошевелиться. Петух оценивающе посмотрел снизу, решил, что овчинка выделки не стоит, проголодается – сама слезет, и занялся второй обитательницей курятника. Старая курица, Клаудия, как догадалась Эмилия, на поползновения отреагировала абсолютно равнодушно, лишь после встряхнула перья, поправляя. И принялась ковыряться в подстилке, разыскивая набросанные зерна.
Так тянулся день: Эмилия сидела, петух важно расхаживал, Клаудия дремала, иногда вяло ковыряя подстилку. Желудок у голодной Эмилии бурчал, требуя еды, голова тихонько кружилась, то ли от голода, то ли от пропитавшего все запаха застарелого перегнивающего помета. Но мысль спуститься и тоже поискать еды вызывала живейшее отвращение, так что Эмилия предпочла сидеть, помалкивать и ждать подходящего момента.
Момент выдался перед закатом, когда хозяин пришел покормить свое хозяйство. Эмилия коршуном слетела с жердочки, плюхнулась на голову старичку, напугав его и заставив отмахиваться руками, и с воплем помчалась по двору. Расшатанная калитка возникла перед клювом совершенно неожиданно, и Эмилия, протиснувшись в щель, ломанулась по тропинке, куда глаза глядят, кудахча и теряя перья.
Успокоилась она только в глухом лесу, остановилась, огляделась. Окружали ее кусты бересклета и дубы, лишь на верхушках освещенные садящимся солнцем. Эмилия понимала, что ей надо сейчас найти ночлег, переночевать, а утром отправляться домой. Из ее безрассудного похода ничего не получилось. А дома заслуженная трепка от родителей, вероятно, домашний арест, потом брак. Всхлипнув, Эмилия машинально склюнула ягоду боярышника, висящую на низко склонившейся ветке. Тут до нее дошло – еда!
В ход пошло все – боярышник, терновник, падаличное яблоко, подвернувшаяся сыроежка… Наклевавшись до осоловения, Эмилия раскопала в листве уютную ямку между корней могучего дуба и уснула. Во сне она вздрагивала и пищала, измученная дневными переживаниями.
***
Когда Эмилия не вернулась к обеду, Луиза не придала этому значения – все-таки дальнее озеро действительно далеко, пусть девочка погуляет, в браке ей будет не до дальних прогулок, тем более, в одиночку. Забеспокоилась она ближе к вечеру, а когда стало садиться солнце, беспокойство стало перерастать в панику. Так что когда во двор въехал Генри, Луиза кинулась к нему:
— Эми пропала, уехала кататься, и нету.
Генри потемнел лицом:
— Куда?
— К дальнему озеру, еще утром.
Генри на несколько секунд замер, потом встрепенулся и закричал, отдавая приказания:
— Джон, седлай Милорда и Феникса, Том, поедешь со мной, возьми на седло Астру, Луиза, принеси какую-нибудь вещь Эми, все быстро!
Вспугнутыми белками разлетелись слуги, метнулась Луиза, началась суета, которая, впрочем, быстро перешла в сосредоточенное деловитое действо – конюх подвел двух мощных охотничьих жеребцов, на одного пересел сам Генри, на другого запрыгнул егерь, к нему, взяв короткий разбег, вскочила гончая Астра… Запихнув за пазуху палантин Эмилии, Генри галопом направил коня к створ ворот. За ним сорвался с места и Том.
Луиза облегченно посмотрела им вслед – найдут, вернут, спасут. Но что-то неправильное царапало изнутри, мешало успокоиться. Что-то, мельком увиденное. Но где увиденное? Вероятнее всего, в комнате дочери, больше негде. Луиза медленно, осматривая все по дороге, пошла туда, и на пороге замерла. Не замеченная в спешке, на кровати лежала записка. Дрожащими пальцами Луиза развернула ее: «Мама, папа, не волнуйтесь, я уехала к Великому Орлу, скоро вернусь. Люблю вас. Эмилия». Луиза растерянно опустилась на кровать, но через несколько секунд подскочила снова – надо было вернуть Генри с напрасных поисков. Она могла бы перекинуться и слетать, но мелкая галка в одиночестве, без человеческой защиты подверглась бы слишком большой опасности от неразумных.
В этот раз под седло пошла упряжная лошадь, и конюх сам уехал на ней в надежде если не догнать седоков на быстрых конях, то хотя бы не дать им проблуждать всю ночь у озера.
Вернулись мужчины под утро. Луиза пережила чрезвычайно беспокойную ночь, волнуясь одновременно за дочь и за мужа. Генри приехал злой, как носорог и бросил Луизе:
— Одевайся, мы едем к этому… Ч-чудаку, — сквозь зубы выплюнул он имя.
***
Благополучно добравшись до Блэстхолла, Одбэлл загнал повозку в ангар, оставил ворота открытыми, чтобы скорее остыли котёл и топка, и отправился подкрепиться с дороги, а заодно почитать некоторые любопытные исторические документы из Хранилища. Туда же он приказал подать ужин, и расположился за рабочим столом, притащив на него целый ворох книг, рукописей и даже несколько свитков. Пока разбирался в них, подоспел разносчик и шустро составил с тележки блюда, разложил столовые приборы, наполнил тарелку аппетитно благоухающим дымящимся супом. За него Оддбэлл принялся, глядя в придерживаемый левой рукой на подставке большой, изрядно потрёпанный фолиант. Периодически учёный откладывал ложку и быстро перебирал другой рукой свитки на правой стороне стола, вытягивал из кучи нужный, роняя ещё два-три на пол, разворачивал, находил нужное место и отправлял тут же свернувшийся обратно свиток на прежнее место. Временами вместо свитков под правой рукой чудака оказывалась рукопись, в которой он тоже что-то находил, внимательно прочитывал, сверял с книгой, закрывал и отправлял к кипе других таких же.
К окончанию обеда, когда все тарелки были пусты и все блюда были отведаны, Оддбэлл лишний раз подтвердил свою уверенность в том, что перекинуться в орла невозможно, если ты изначально генетически не орёл. В других птиц — бывало, описываются в истории такие случаи, раньше они даже были не такой уж редкостью. Вот многократная метаморфоза встречалась значительно реже, это уже было из разряда выдающихся исключений. Однако отрицания такого феномена тоже не было. Видимо, именно он и имел место в случае с магом и факиром Сэймуром. Довольный, Оддбэлл вызвал посыльного, чтобы убрал посуду, а сам пошёл расставлять набранную литературу по местам. Покончив с этим делом, учёный отправился в ангары ещё раз проверить свой цеппелин. Испытание он решил назначить на ночь с пятницы на субботу, о чём и сообщил друзьям. Сэймур передаст Оберону, они тесно общаются. Обещали быть, хотя Оливия и побухтела немножко. Ну да она всегда бухтит, это нормально. Сперва побухтит, а как доходит до дела — первая тут как тут. Всегда так было, и теперь так же будет.
Мурлыкая задорную песенку, Оддбэлл преодолел все особенности перехода и оказался в ангаре. Дирижабль сонно плавал под потолком, удерживаемый канатами четырёх стационарных лебёдок. Вокруг аппарата тускло поблёскивали нити защитной энергетической «паутины» Сэймура. Молодец он всё-таки. Основательно к любому делу подходит.
Довольный, Оддбэлл вытянул лесенку и полез внутрь гондолы. Тесновато, но ничего, не бал же с танцами тут устраивать. Прошёлся, поправил чехол на пилотском кресле, пощёлкал клавишами навигатора, добавив к заданным заранее координатам точки прибытия ещё по одному знаку после запятой. Учёный знал их наизусть с ещё более юного возраста, чем у Эмилии.
Всё было в идеальном порядке, придраться больше не к чему. Оддбэлл выключил штурманскую машину и вернулся к люку, из которого опускалась лесенка. Однако в проёме внезапно остановился. Возникло странное ощущение — не то дежавю, не то предчувствие… Так иногда почему-то бывает при перекидывании, если собираешься обернуться в очень не подходящем месте — людном, шумном, не уютном. Странно…
Впрочем, ощущение исчезло так же внезапно, как и появилась. Списав его на побочный эффект привыкающей к хозяину защиты и решив не придавать этому особого значения, чудак в два шага спустился на недалёкую пока что землю, убрал лестницу и покинул ангар, оставшись вполне довольным. Подумал было навестить самую ближайшую соседку, сороку Маргарет: помимо ароматнейшего чая у неё всегда можно было гарантировано узнать все самые свежие новости и сплетни со всей округи. Способы, которыми она умудрялась их собирать, оставались для Оддбэлла загадкой, однако нужно было отдать должное: большая часть информации оказывалась достоверной, правда, всегда с той или иной степенью преувеличения. Чудак распорядился доставить из погребов банку жимолостного мёда — его фирменного лакомства, от которого соседка была совершенно без ума, и собрался переодеться для пешей прогулки: сорока жила всего в получасе ходьбы к востоку от Блэстхолла. Мелодичный звук органчика внешней сигнализации застал чудака на пути к костюмерной.
Гости? Хм. Странно. Оддбэлл никого не ждал, а сами по себе гости появлялись в загадочном лесном доме крайне редко. Разве что опять курьер чей-нибудь. Так поздновато уже для курьера. Разве только случилось что-то такое, из ряда вон… Странное предчувствие охватило на миг учёного — чего-то неотвратимого, тревожного и вместе с тем интересного, аж до мурашек, целым табуном метнувшихся по спине. Забыв про задуманный визит, Оддбэлл поспешил к входной двери и поскорее распахнул её. У порога, мрачный, как снеговая туча, стоял Генри. На его руке буквально повисла Луиза. Лицо её было серее горного мела, глаза ввалились, губы дрожали, а ноги явно если и слушались, то не хозяйку. Оддбэлл никогда не видел строгую и целеустремлённую родственницу в таком виде.
— Что случилось? Проходите же в дом и рассказывайте, во имя Великого!
Учёный старался придерживаться этикета, хотя уже наверняка знал ответ на свой вопрос, как и то, что последует за ответом, пока родственники не выплеснут переполняющие родительские эмоции и не окажутся готовы к действительно конструктивному диалогу.
***
Разбудил Эмилию тяжелый топот массивного тела. По лесной тропинке двигался кто-то большой. Прямо огромный. В еле брезжащем свете утренней зари оробевшая девушка увидела неторопливо топающую гору. Гора приближалась, фыркая и отдуваясь. Эмилия вжалась в землю, втянула голову, закрыла глаза.
Под лапами, тоже разбуженная сотрясением земли, живым шнуром зашевелилась змея, и это оказалось куда страшнее живой горы. В панике Эмилия выскочила на дорогу и налетела на парня, который шел рядом с чудовищным животным. Тот ловко сцапал ее в охапку и перевернул вниз головой, держа за лапы. Нехорошо обрадовался:
— О, вот и еда!
Деревеньку накрыло тенью, луна спряталась за облака и тоже уснула. Лес, окружающий домишки, едва шелестел, и казалось, что мир погрузился в абсолютную тишину.
В доме старосты иногда звучало грузное мужское дыхание, и дети ворочались на кроватках в своей спальне. Не спала только Тиль – она устроилась на широком подоконнике, спать совсем не хотелось.
Она рассматривала ночной узор крон, едва заметных на фоне темного неба, иногда замечала поблескивающие сквозь тучи звезды и слышала хруст веток под ногами очередного зверя, слишком близко подкравшегося к деревне.
В постели заворочалась Лиэль, Тиль обернулась на звук. Княжна обернулась одеялом, как рулет, и сопела в белоснежную подушку. Южанка хмыкнула, улыбнувшись – даже самая прекрасная и женственная особа, когда спит, выглядит более, чем забавно.
На самом деле наемница все больше переживала за подругу.
Лиэль путешествие давалось трудно, Тиль замечала, как она незаметно перевязывает натертые мозоли, грустит, когда считает, что ее никто не видит. Новые чешуйки появлялись на ее теле ежедневно, и медлить в дороге было нельзя.
Однако история со змейками была занимательная. Лиэль искренне хотела разгадать ее, и Тиль не отговаривала подругу. Она надеялась, что все это займет еще максимум день, зато, если им удастся узнать, что нужно Озерному Змею, то девушки заполучат в друзья целую деревеньку. И припасами их снабдят от души, в этом расчетливая южанка была уверена.
Единственное, о чем Тиль переживала, так это о змее. С одной стороны, все это казалось простой байкой, легендой, которую раздули, но, если вдруг озеро проклято или что-то вроде того? Южанка проверила оружие, наточила кинжал на всякий случай. Перед предстоящим днем ей не спалось.
Лиэль же на этот счет была поразительно спокойна, ей казалось, что она точно сможет поговорить с духом по-доброму. Ее влекло к таинственным змейкам, словно они могли подсказать ей разгадку ее собственной шкурки. Уснула она легко и крепко.
Когда утром княжна распахнула глаза, ее телохранительница уже была готова к походу на озеро. Деревенские провожали их всей толпой, кто-то даже глаза платочком вытирал и славил храбрых девушек, но с ними, однако, никто не осмелился пойти. Мол, нечего мешаться под ногами у специалистов. Тиль только хмыкала, покачивая головой.
Путь к озеру лежал так же, через лес. Виднелась едва заметная тропа, но южанка сразу поняла, что раньше тропка была более вытоптанной. Когда-то люди из деревни чаще посещали берега озера, а теперь старались довольствоваться протекающей рядом речушкой, и часть тропки заросло травой. Только редкие смелые и непоседливые ребятишки регулярно бегали к воде играть.
Девушки шли по тропинке, внимательно разглядывая окружающий лес. Тиль прислушивалась, нет ли вблизи диких зверей, отмечая зорким взглядом то тут, то там появляющихся в траве змеек.
Лес шумел и урчал, ветер гонял листву и тряс ветки. Тропинка вихлялась, то и дело спотыкаясь о корни. Лиэль разглядывала узоры мха на стволах деревьев и растения под ногами. Чем ближе они подходили к озеру, тем причудливее казались цветы и трава.
В свое время от скуки Лиэль пересмотрела все ботанические книги из отцовской библиотеки. Она плоховато запоминала, какие цветы садовые, какие дикие, какие съедобные, какие – можно есть только отварными, а какие лучше вообще не трогать – по этой части была Тиль. Однако те растения, которые встречались им сейчас на пути, Лиэль вовсе не узнавала.
Среди елей и папоротника из земли извивались юркие стебли с резными листьями, цветы, словно сошедшие со страниц книг со сказками, маленькие кусты с незнакомыми ягодами. Лиэль даже остановилась, чтобы сорвать стебель, усеянный маленькими желтыми цветами, как звездами, и спрятала его за пазуху. Рядом что-то зашелестело – и в траву юркнула маленькая рогатая змейка.
Тропка вильнула вбок вокруг ствола огромной широкой ели – и лес внезапно кончился, словно его темный массив разрубили топором. Девушки вышли к гладкому, безмятежному озеру.
Деревья окружали водоем идеально ровным кругом, и само озеро казалось гигантским круглым зеркалом, брошенным в высокую траву. Причудливые растения тоже оставались в тени елей, поэтому все пространство перед озером было открыто. Не смотря на солнечную погоду, в воздухе висело туманное марево, словно солнечный свет избегал этого места.
Если бы деревенские решили поселиться здесь, им бы пришлось срубить значительную часть леса, и даже хорошо, что суеверия отпугнули их – сохранилась мистическая идеальная красота опушки.
Тиль настороженно и внимательно оглядывалась по сторонам в поисках опасностей, а Лиэль побрела ближе к воде. Трава мягко проглатывала ее ступни и обволакивала за щиколотки, но земля была твердой – вокруг озера не было топей. Оно начиналось резко и сразу глубоко – княжна подошла к самому берегу и заглянула в воду.
Зеркальная гладь отливала серебром. Вода была непрозрачной и словно тягучей, плотной. Лиэль подумала о том, что если зачерпнуть ладонью, то наверняка в руке останется осадок серебра, или вся вода застынет желеобразным янтарем.
Детишек не просто так влекло это место – оно было окутано магией. Здесь наверняка даже время тянулось медленнее, а суета окружающего мира не могла пробиться сквозь нежную дымку.
Пока Тиль кружила по берегу, трогая траву, пытаясь понять, что могло испугать здесь ребятишек, Лиэль стояла над водой, вдыхала воздух и чувствовала, как сладко тянет в груди от запаха воды и свежести.
Влажный густой воздух обнимал ее за плечи, и кожа, покрытая чешуйками, вдруг перестала уже привычно зудеть (до этого Лиэль постоянно смазывала себя маслом, чтобы чешуйки не натирали). Здесь везде было прохладно и влажно, можно было бы спать днем под корягами, свернувшись в клубок, а ночью танцевать змеиный танец при свете луны.
Озеро манило Лиэль своим серебристым светом, излучая таинственное спокойствие.
И если Тиль полагалась только на свою осторожность и здравый смысл, то княжна больше доверяла сердцу. Она нагнулась, быстро развязала обувку, скидывая ее на траву, из которой тут и там уже выглядывали белые змеиные головки, и опустившись на траву, погрузила ноги в холодную воду.
Зеркало озера вздрогнуло, круги пробежали от ее ног и скользнули дальше, к середине озера, но не затихая, а увеличиваясь. В воздухе повисла тишина, даже змейки перестали шелестеть в траве. Тиль обернулась на подругу. Не успела она спросить, не боится ли княжна, что ей откусят ноги, как земля загудела.
В воде, глубоко на дне, словно завелось, закрутилось огромное колесо, и в центре озера появилась воронка. Лиэль испугалась и поспешила отойти от воды. Тиль тут же встала рядом, приготовившись пустить в ход кинжалы.
Из травы в одночасье выглянуло около нескольких сотен змеек, они поднялись насколько могли высоко, возбужденно шипели и покачивались, глядя на воду.
— Похоже, я разбудила их Короля, — Лиэль прижала сапоги к груди.
Как только она произнесла это, из центра воронки с ревом выскользнул огромный белоснежный змей.
Мы дрались постоянно: от первой крови до последнего вздоха. До отключки, когда земля вылетает из-под ног, а мир дробится на кровавые осколки и погружается в черноту. Дрались, пока нас не разнимали взрослые, потому, что ровесники, пусть их и было четверо-пятеро, не могли нас растащить. Не знаю, насколько должна была быть сильной ненависть, но мы даже специально сговаривались и убегали потихоньку в закрытые «крылья» базы, чтобы там разобраться раз и до конца. Но, кажется, сама судьба была против того, чтобы мы поубивали друг друга — иначе никак не объяснить то, что мы оба дожили до совершеннолетия. И даже на традиционный призыв пришли с уже залеченными переломами и заживающими синяками.
О том, что мы оба попали в одну и ту же часть — я узнал только в шаттле, когда летел, пристёгнутый ремнями к вертикальному сидению, а рядом в той же позе болтался мой враг. Сервис безопасных перевозок оказался на высоте и за те шесть часов полёта мы так и не смогли добраться друг до друга, хотя и очень старались. А на базе капитан, принимавший новобранцев, каким-то мудрёным отработанным жестом втряхнул нас обоих в строй и посмотрел таким взглядом, что словно приморозил к чёрным плитам посадочного ангара. Двинуться с места мы не могли, стояли навытяжку и слушали первичный инструктаж, но слова как будто пролетали мимо. Зато мы успевали украдкой переглянуться, мысленно обещая друг другу, что обязательно поговорим, но немного позже.
Говорят, что время лечит, но он хреновый лекарь, не способный вернуть к жизни дорогого человека. Может быть раны и затягиваются, но под верхней корочкой всё равно остаётся боль, и от этого страшного ощущения вряд ли получится спрятаться, убежать, залиться алкоголем или депрессантами. Да, нас обоих водили к мозгоправам, мы оба пережили как очные беседы с психологами, так и целые консилиумы. Нас обоих признали нормальными, и мы оба получили обычные серые гражданские жетоны. Просто ни он, ни я никогда ни одному человеку не рассказывали подробности того, что случилось. Ни следователю тогда, когда велась проверка, ни оперативникам, что разбирались с нашими драками. И я, и он — мы хотели решить всё своими силами и молчали даже под слабым психотропом, а более сильные «допросники» к подросткам применять запрещено законом.
И как ни парадоксально, но до той идиотской прогулки мы были лучшими друзьями. Наши матери попали в одну программу, обе прошли на отлично все виды тестов и даже в один день получили разрешение на рождение детей. Потом они вместе посещали курсы для будущих матерей, и даже получили дополнительную специальность мед-стажера. Это была идея его мамы, а моя поддержала. Наши мамы много времени проводили вместе, и даже работали в одном блоке — его мама попросила перевод. Неудивительно, что и рожать они пошли в один день. Да, даже день рождения у нас совпадает. Вся разница только в том, что он появился на два часа раньше — ведь у его матери это был второй ребёнок. Да и вообще его мать была слишком активной, успешной и везде показывала наилучший результат. А моя мама была как второй пилот — всегда рядом и готовая поддержать.
В детстве мы с моим врагом тоже проводили много времени вместе, нас отдавали на одни и те же обучающие программы, мы вместе играли то в его модуле, то у нас. Но даже в детском центре больше времени проводили друг с другом, чем в групповых играх. Иногда нас принимали за братьев — и мне эта идея очень нравилась, а мой враг немного обижался — ведь у него и так был родной брат. А это дорого стоило, и не каждой женщине и мужчине давали разрешение на одного ребенка, а его мама получила два с разницей в три года. Да, все праздники мы отмечали тоже вместе. А тогда даже совпало — наш день рождения и день, когда наши мамы получили белый жетон за новую разработку и социальный вклад в развитие общества. Помимо жетона и определённой доли почёта их ещё и наградили поездкой в исторический парк. Небольшой курорт, где до мельчайших подробностей воспроизводились густые леса, настоящие водоёмы с прозрачной чистой водой. Там было настолько красиво, что даже воздух казался живым и удивительно вкусным. У меня почему-то не сохранилось в памяти других характеристик, хотя к шести годам я был довольно развитым ребенком и даже пересмотрел все четыре блока курса начальной истории.
У нас было только три дня, и мы хотели успеть всё: подняться в горы, полежать в тёплой воде, побыть на пляже, прогуляться по лесу. Мы пили энергетики, чтобы не спать — три дня на «джайре» не причинят вреда даже ребёнку, просто потом надо будет отдохнуть день, чтобы организм восполнил резерв. Но это ерунда, ведь когда ещё появится шанс погулять в настоящей живой природе. И мы гуляли целые сутки. А на второй день поднялись к Белому озеру — там можно было покататься на лодках и спуститься по водопаду в специальной капсуле.
Кто из нас начал баловаться — я не помню, вроде бы одновременно попытались раскачать лодку, а его брат зачем-то отключил автоматическое управление. Моя мама попыталась его включить, но на её биометрию сенсор не сработал потому, что лодку напрокат брала его мама, а она не смогла перебраться на нос лодки, где было управление — так как в этот момент его брату стало плохо и он зачем-то вскочил на ноги, одновременно перегибаясь через борт. Лодка закачалась ещё больше, и пацан вывалился за борт. Если бы включилось управление или кто-то из мам умел плавать, то проблемы бы не было — можно было нырнуть за пацаном, подхватить и вместе зацепиться за край борта, а потом осторожно заползти внутрь. Но этого мы тогда не знали.
Его мать запаниковала, видя, как её ребёнок тонет. А моя не смогла активировать лодку. От нескольких неверных попыток в лодке сработал механизм защиты от кражи, и она сложилась в компактный рулон, размером с большой чемодан. Мы все оказались в воде. И я как раз умудрился вынырнуть возле его брата. И это оказалось страшно — потому что он стал хвататься за меня, пытался на меня залезть и топил своим весом. А ещё он был в десять раз сильнее — при этом в жизни он был не настолько крут, но тут я просто задыхался от его хватки. И погружался под воду, и вода лилась мне в рот и уши, и от этого было ещё страшнее. И я барахтался из последних сил, потому что легкие стало жечь, и мне не хватало воздуха. И я стал бить — руками и ногами, прицельно, как только мог, чтобы освободиться из смертельного захвата. И, знаете, мне это удалось, но вот картинка с красной расползающейся по воде дорожкой и ускользающего куда-то вниз тела — я очень долго просыпался, когда мне снилась пережитая хрень. Просыпался в холодном поту, и долго не мог отдышаться. И мне казалось, что у меня в легких вода и ни капли кислорода, и что я больше никогда не смогу сделать даже один-единственный вдох.
В тот раз я успел вдохнуть, и меня тут же с силой втолкнули в воду. Его мать как-то смогла добраться ко мне и, вместо того чтобы спасать, попыталась утопить за то, что я бил её сына. Наверное, она была в состоянии шока — иначе никак нельзя объяснить её действия. И я бы точно погиб, но мне помогла моя мать, которая стала отрывать свою подругу от меня. Они терзали и рвали друг друга, погружаясь в воду и всплывая, а нас всех тащило к водопаду — там всё-таки было нехилое течение. Мы барахтались, хватались друг за друга, мамы с каким-то сумасшедшим безумием боролись, не понимая, что надо успокоиться, и попытаться спастись самим и спасти детей.
Моя мама успела меня оттолкнуть к огромному камню прежде, чем её утащило вниз. А мой враг спасся тем, что вцепился в мою куртку. Наверное, если бы мы сообразили включить жилеты, то никто бы не утонул и не разбился на камнях. Но спассредства были не автоматические, а в небольшой лодке сидеть постоянно в толстых неудобных жилетах было некомфортно, поэтому да — мы были в спущеннных. И в воде никто не потянул за клапан — мы впервые очутились в ситуации, к которой не были подготовлены.
О том, что наши мамы погибли, мы узнали только через сутки — нас стали искать, когда прошло три часа, а мы так и не вернулись в пункт проката. Сто восемьдесят минут — это максимальное время для загулявших туристов, которые забыли обо всём на свете и наслаждаются истинной природой. Но лодку мы брали на целый день, и наступил вечер, а ночью искать людей очень неудобно, тем более, что никаких особых поисковых штук в парке и не было. Даже наблюдение было только на парковке — мол, пусть люди познают не испорченную человеком природу. Да и к тому же по словам администрации — маршруты все безопасны, все рассчитано до миллиметра — лодка должна была причалить к площадке, откуда идёт на спуск капсула, а затем лодка сама возвращается на причал. а внизу водопада нас забирает другая лодка. Только никто не предусмотрел панический страх, беспомощность в новой непонятной ситуации и материнский инстинкт. Нас обнаружили утром, тут же забрали к медблок ближайшего города-купола. Продержали там до следующего утра, и только потом отвели к инспектору по кризисным ситуациям. Да, мы уже пришли в себя и могли сами ходить, мы всю ночь успокаивали друг друга, говорили, что мамы придут через час, заберут нас утром, что, может, их тоже лечат, что пацана вытащили и сделали ему лёгкие как у кибера и теперь он сможет жить под водой. А потом в кабинете с нежными белыми стенками мы услышали правду. И всё сразу стало понятно.
— Это ты убил моего брата!
— Это твоя мать убила мою маму!
Мы кинулись друг на друга молча, и впервые в жизни дрались так, чтобы убить. Насмерть. Чтобы тело противника стало неподвижным, а глаза стали сухими и мутными. Потом у нас было много драк, но больше всего запомнилась первая и последняя…
Новобранцев учили быстро — или это нам так казалось, но световой день походил как-то мимо нас. О том, что проходили сутки, понимали только по сигналам подъёма и отбоя. Конечно, объяснение капитана, что нас тренировал, звучало логично и убедительно: «Мне не нужны тушки для убоя, а бойцы для выполнения задания» — но все наши парни мечтали убить его самого в первую очередь именно за изнурительные тренировки. Кроме меня и моего врага. Как ни странно, но мы с первых дней показывали лучшие результаты именно из-за того, что у каждого из нас была чёткая цель. Выйти из следующей драки окончательным победителем и отомстить за смерть родных. И плевать, что в официальном заключении всё произошедшее называлось «несчастным случаем». Мы тренировались на износ, за пределом даже собственных сил. Но на территории учебной базы был жёсткий контроль, так что единственным шансом для нас было — попасть на задание и там закончить со своей враждой и местью раз и навсегда. И мы оба были уверены, что сделаем это — за полтора года тренировок нас научили убивать так, что теперь к ненависти добавился ещё и профессионализм.
Мы ждали дня выпуска — ведь честно прошли службу и обучение, и могли получить привилегии, что полагаются каждому отслужившему — звездная полоска через жетон. Впрочем, зачем она нам, мы не знали, да — мы выросли и получили образование по программе, но при этом у нас остались наши права на жилые модули и интересную работу. Просто все сироты обычно попадают в призыв, хотя и для домашних детей исключения бывают редко — ведь каждый гражданин должен уметь держать оружие. Таковы правила.
Выпуска у нас не было. Была индивидуальная беседа с вербовкой в боевую команду. Про рекрутёров ходили разные слухи и что обещают они кучу лафы, но на самом деле ничего подобного. Просто скучный и собранный мужик с ледяным взглядом, как у полковника по безопасности, строго посмотрел на меня и категорически заявил, что у меня перспективы нулевые. Что после того, как я реализую свою цель, другой у меня не будет и закончу я свои дни в какой-нибудь поселенческой колонии. И я ему зачем-то поверил. То ли он так убедительно говорил, то ли я сам для себя не видел никаких перспектив. И — да, на шаттле, что тащил наши тушки к новому месту службы, мы снова оказались вместе с моим заклятым врагом. И даже в одной десятке.
А потом как-то совсем не осталось времени на выяснение отношений: вылет следовал за вылетом, каждая следующая задача была сложнее предыдущей. И, оказывается, совсем не круто отправляться в рейды, особенно — когда есть территориальные задания. Потому, что приходится ходить по свежей крови, а потом отмывать её с боевого комбеза. Да, она легко смывается водой или очищается паром, но вот при мысли о том, что когда-то эта кровь была в венах и артериях живого существа, начинают дрожать пальцы. Зато я раз и навсегда разучился паниковать и терять голову, и научился плавать, даже в полном комплекте вооружения. И понял, что человеческая жизнь — дешёвка, несмотря на высокие лозунги политиков и громкие слова социальной пропаганды. Потому, что, когда подорвали десантный бот восьмой группы на подлёте, то второй командир операции сразу переключил управление на себя и приказал киберам выбираться из горящей машины и захватить с собой… нет, не ребят из экипажа, которых можно было спасти, а плазмаганы, лучевики и статичные огнемёты. Да, киберы выполнили приказ, и подбежали к забиравшему их боту, увешанные оружием заживо сгорающих десантников. Из людей, следом за киборгами, выбраться никто самостоятельно не сумел.
В тот вечер мы с моим врагом впервые не сцепились, как озверевшие шрыги — так аборигены называют огромных чёрных кошек. Когда-то давно эти монстры считались симпатичными, прирученными и миролюбивыми, да и вообще числились в разделе мировой энциклопедии как «домашние питомцы». Но из-за затянувшегося военного конфликта местные учёные взялись усовершенствовать котиков и в итоге получились твари, способные запросто откусить голову не только человеку, но и киберу. То ли воздействие генной инженерии, то из-за искусства имплантирования, но шрыги стали незаменимы как при атаках, так и на зачистках. Слишком быстрые, яростные, практически нечувствительные к боли, одетые в лёгкую, но надежную броню и чересчур ловкие, что делает их почти неуязвимыми для лучей плазмы. Наша команда после знакомства с ними недосчиталась половины личного состава, но в дальнейшем мы стали умнее. И если дроны сигнализировали, что «котики на охоте», предпочитали сниматься с точки и расстреливать зверьё с воздуха. За схожую ярость и безумие моего врага и меня парни из группы стали называть шрыгами, иногда — бешеными шрыгами. Поначалу старательно разнимали, позже привыкли и просто делали ставки: на то, кто первым окажется на земле, или кто кому пустит кровь раньше. Убить друг друга нам бы не позволили, а так — почему бы и не поразвлечься. Но в тот вечер мы не дрались, а впервые сидели на расстоянии вытянутой руки друг от друга и молчали.
Да, мы все знали, что ждет каждого их нас. Да, на войне солдатам положено умирать. Да, контрактники за чужую смерть получают деньги. Но ведь хотя бы нескольких ребят можно было вытащить. Но командир приказал взять оружие. И его за это даже обещали наградить. И как-то после того боя и я, и мой враг стали немного по-другому смотреть на смерть, в том числе и свою собственную. Нет, мы продолжали ненавидеть друг друга, и всё также мечтали разобраться раз и навсегда… но после того, как уйдём на гражданку. Если выживем и уйдём, тогда и сочтёмся. Мы об этом не договаривались, просто как-то стало очевидно, что самоубиться на войне можно и другим способом, а не сдохнуть одному, подставив другого под трибунал и разбирательства.
За четыре месяца из нашей десятки осталось только двое — и к нам всё крепче стала прилипать кличка «емайкади» — парочка неуязвимых. И мы даже сами как-то смеялись, что нам суждено подохнуть только от руки другого. Шутка оказалась пророческой — как там говорится: в каждой тупой мысли есть процент истины. Если разобраться, то нашей вины в том, что нас взяли челленджеры, нет — сложно противостоять отряду, в котором поводыри и шрыги, а у тебя из всей десятки только два опытных бойца, а остальные — биомасса, которую закинули в ад на прошлой неделе. Да, когда-то и мы сами орали от страха и жали беспорядочно на гашетки плазмагонов, промахиваясь мимо быстро приближающейся цели. А шрыги двигаются действительно страшно: скачками, вытягиваясь всем телом, как будто взвиваясь в воздух. Со стороны это, возможно, и завораживающе выглядит, но, когда на тебя налетает бронированная машина в полтонны весом, как-то не до любований их грацией и мощью. Шрыг было то ли шесть, то ли семь. И наш аванпост для них был лёгкой разминкой, тем более, что несколько придурков ещё и бежать бросились, вместо того, чтобы держаться до последнего заряда.
Первого августа Борис, как и обещал ранее, прислал Нине киборгов – шестерых Irien’ов (четырёх девушек и двоих парней) и двоих DEX’ов (парня и девушку). Киборгов привезла Вера вместе с Лёней, поздно вечером, когда Нина уже собиралась спать. Это было ожидаемо – она уже извелась от мыслей, будут ли киборги вообще. И в то же время – очень неожиданно. Без предупреждения.
В состоянии лёгкого шока Нина смотрела, как выходят из чёрно-белого флайера полускелеты в мешковатых комбинезонах и становятся в стойку «смирно» перед Верой, и как Вера сообщает им о прибытии в дом новой хозяйки, которая отвезёт их на остров счастливых киборгов, где их никто не будет бить… но сначала надо немного поработать и походить в костюмах по стене музея. Вряд ли они хоть что-то поняли, но Вера приказала всем войти в дом, и следом вошла сама.
Вера передала Нине права управления на всех и документы, Лёня подал файлом список с программами по серийным номерам – на кого какая поставлена, кроме базовых.
Лёня внёс упаковку кормосмеси, но не распечатал:
— Это запас. Перед вылетом их кормили.
— Кормили? – переспросила Нина и сразу затребовала у первого же киборга отчёт о состоянии. Выслушала («Функциональность 12,7%, заживающие переломы рёбер… ожоги… разрывы…»), спросила у следующего, затем приказала всем скинуть отчёты о состоянии Кузе и на её планшет, просмотрела (функциональность от 6,1 до 21,8%) — и молча разрезала упаковку.
Выдавая каждому киборгу по банке, приказала Кузе вызвать Алию и Эку. Лёня молча ушёл за следующей упаковкой.
— Их привезли когда, они ещё хуже были! – заявила Вера. – Мы проверяли технику в пунктах проката… в Янтарном… и провели изъятие бракованной техники… а ещё Борис Арсенович приказал некоторых прооперировать… если кормить и дать время на регенерацию, дня за три-четыре восстановятся.
— Спасибо, конечно… — ответила Нина, сильно сомневаясь в словах Веры. Но деваться было некуда. Борис киборгов пообещал – и слово сдержал. Прислал. И кормосмеси DEX-optima шесть упаковок по сорок восемь банок в каждой – очень дорого… но… приняла – потому, что надо. Странное чувство благодарности бывшему мужу мелькнуло и исчезло – вроде и есть киборги, а вроде и нет их… в таком состоянии их нельзя даже из дома вывести! А первый показ уже через два дня!
Прибежал Фома со своим DEX’ом, поздоровался с уже севшими в флайер Лёней и Верой – и тут же попрощался с ними. Лёня пообещал прийти утром, попрощался — и флайер с логотипом DEX-company взлетел.
Минутой позже пришла Эка, и Нина молча показала им на привезённых киборгов – от Кузи информацию ей получить намного проще. Фома понял всё без объяснений:
— Это обещанные киборги на показ? Я думал, они крепче будут.
— Я тоже так думала… так, DEX’ы и Irien’ы… пропишите Фому с третьим уровнем. Кузя, ограниченный доступ для всех… и покажи им музей и острова. Эка, раздай всем кормосмесь, пожалуйста… и помоги вымыться, если это необходимо… и… подбери всем бельё и одежду. И обувь. Закажи доставку дроном, если здесь не хватит, оплачу. Так, девушки в эту комнату, парни — в эту. Приказ один для всех: включить регенерацию на полную мощность, пить кормосмесь по норме, пить воду на кухне разрешаю, по дому ходить можно только в санузел и на кухню, выходить из дома запрещаю, душем пользоваться разрешаю, но по десять минут каждому, в туалет ходить можно… можно лечь на кровати и укрыться одеялами. Но сначала снять одежду.
Все ответили: «Приказ принят», все выпили данные им банки кормосмеси, Фёдор помогал раздеться и лечь на кровати парням, Эка – девушкам. И с согласия Прохора Петровича Эка осталась спать на диване – просто для охраны. Фома, пару минут подумав, оставил до утра Фёдора.
Нина спать легла уже под утро – и только засыпая, вспомнила, что не сообщила о привезённых киборгах Фриде и Змею. Пришлось вставать и звонить – ответил Фрол и пообещал прилететь лично для охраны дома и привезти Саню в помощь. Змей прибыл через час.
***
Из-за предстоящей конференции Нине пришлось сдвинуть на месяц очередной отпуск – а затем и вовсе взять вместо него компенсацию. Но не за весь отпуск – неделю она всё же оставила, чтобы в конце августа слетать к сестре после всех мероприятий. Надо и с Ирой повидаться, и по магазинам пройтись.
Как и в позапрошлый год, отдел фондов отвечал за встречу гостей в космопорте и за размещением их в гостиницах и у частников на домах. Нине было поручено встретить очередных гостей в космопорте в Янтарном и сопроводить их в Воронов в арендованный по такому поводу гостевой дом на тихой окраине города.
Ожидалось прибытие части гостей одновременное – на одном лайнере, но без накладок, как всегда, не обошлось, и потому в группе, которую на следующий день встречала Нина, было всего девять человек (двое мужчин пенсионного возраста, мужчина лет сорока, представившийся коротко: «Я архитектор!», две весьма пожилых дамы, дама лет сорока и три девушки-студентки) и два киборга – парень-DEX и девушка-Mary. И почти два десятка огромных чемоданов, которые этот самый DEX с трудом, но всё же запихал в арендованный музеем флайеробус.
Встреча прошла обычно – и уже через четверть часа после выхода из космопорта флайеробус взлетел.
Нина сидела на переднем сиденье, думая о чем-то своём, гости тихо переговаривались между собой – бдительный Василий наблюдал за приехавшими и вёл запись. Просто на всякий случай – вдруг кто из гостей шарф потеряет или сумочку, чтобы по записи найти. Одеты гости были по-разному — кто в толстую куртку и шапку, кто в камуфляж, кто в футболку и шорты… где-то лето, где-то осень или даже зима… кто-то с пересадками летел, кто-то – без пересадок.
Нина уставилась в окно, думая о том, как там в доме киборги… Фрол утром всё-таки прилетел, и привёз не только Саню, но и Аглаю («Так будет лучше для безопасности» — заявил Фрол), и они остались в доме ждать её возвращения и охранять – бус летел достаточно ровно и низко, и был виден лес и река… но неожиданно слух резанули слова: «…мы полетим в Орлово. Там такая прикольная бабка! Это ведь её слова про монашек…»
Она вскочила и развернулась в сторону говорящей:
— Прикольная? Вам это кажется… прикольным? После того, как её так опозорили, она умерла!
— Я сама там не была, но если в книге так написано… — возмутилась дама лет сорока, одетая в широкое длинное платье камуфляжной расцветки, — значит, так и было!
— Она не говорила ничего про бегущих монашек! Кто-то приписал ей эти слова! Вероятно, именно ради прикола, как Вы изволили выразиться. В семье остались копии записей, которые делали гости… в них нет ни слова о монашках! – и Нина высказала гостям всё, что ей когда-то высказала Голуба. В салоне повисло молчание. И продолжалось до самого гостевого дома.
И лишь тогда, когда выгрузили все чемоданы, говорившая учёная дама спросила о возможности приехать в Орлово до начала конференции:
— …хотелось бы убедиться в этом лично. И посмотреть процесс сева льна… так, как это принято у истинно верующих… нам кто-то из ваших говорил, что в деревнях лён сеют по обычаям… и нам необходимо всё это заснять…
Подошли остальные с вопросами о том, что в городе есть интересного, и Нине пришлось объяснять, что сначала им надо зайти в музей и договариваться о полёте в деревню:
— Но… если уж вам настолько хочется в Орлово… то могу свозить. Сегодня после обеда, и не всех… двоих или троих. На моём флайере… на пару часов, не более. Но… мне надо сообщить главному хранителю, что с обеда меня не будет в музее. И позвонить в деревню.
***
Деревня встретила учёных не слишком приветливо. Хлеб-соль никто не вынес – но в дом Голуба, предупреждённая Ниной, гостей всё же впустила. И даже выслушала. И даже ответила так вежливо, как смогла:
— Заснять посев льна? Обряд? По традиции? Вы в своих городах на голых женщин не насмотрелись?
Нина взглянула на Василия – он еле заметно улыбнулся и включил запись. Гостьи удивлённо переглянулись, и старшая спросила:
— А при чем тут… голые женщины?
— То есть… — предельно вежливо и предельно холодно, стараясь не сорваться, отвечала Голуба, — вы не в курсе? Сейчас не время для сева льна, опоздали вы… немного. Но даже если бы явились вовремя, то вам никто и ничего не стал бы показывать… из традиционных обрядов. Это запрещено. Лён сеют только взрослые рожавшие женщины, нагими… чтобы лён увидел, что им нечего надеть и уродился длинным. Оно, конечно, на трактор садятся в рубахах… но первые семена бросают так, как принято в традиции. Обряд проводится не всегда и не везде… там, где обряд проводят, снимать его запрещено даже киборгам. Мужчинам присутствовать запрещено… считается, что увидевший обряд сева льна мужчина ослепнет. Процесс охраняют DEX’ы… да, только женской модификации… если они есть… — и Голуба не удержалась от язвительности:
— Вы действительно не знаете этого? Когда вы в последний раз в деревне были? Не с той ли группой?
Старшая (та самая дама лет сорока) переглянулась с двумя другими (явно студентками) и только нервно помотала головой.
Нина и Голуба переглянулись – и далее стала объяснять Нина:
— Зерновые сеют только взрослые мужчины, уже имеющие детей. Сев зерна подобен акту оплодотворения, когда Отец-Небо дает семя Матери-Сырой Земле. И потому мужчины выходят на сев без штанов, только в длинных рубахах и босые. Но… в большинстве деревень и пашут, и сеют тракторами… и вряд ли для вас кто-то будет проводить обряд. Из женщин может присутствовать мать сеятеля… если она ещё жива. Огородом занимаются только замужние рожавшие женщины… чтобы земля, глядя на них, смогла родить новый урожай. Или вы не знаете этого? Не все и не везде соблюдают обычаи так, как принято… но стараются основные обряды проводить. Хотите поучаствовать? Прямо завтра на рассвете. Принесём требы идолам… и пойдём в поле. Сами проведёте обряд, сами снимете… и сами потом покажете… всем.
— Чтобы нас все увидели… голыми? Никогда!
— Тогда… до флайера сами дойдете, надеюсь. Мира, подай гостям пироги… с собой.
Мира поставила на стол тарелку с тонкими пирогами-«погонялками». Учёная дама непонимающе перевела взгляд с пирогов на Голубу, затем на Нину и снова – на хозяйку дома. И после минутной паузы удивлённо и медленно спросила:
— Вы нас что… выгоняете? Нас? Я… доктор наук и профессор! И меня выгоняют! И откуда? Из деревни!
— А вы что-то имеете против? Если вылетите сейчас, успеете город посмотреть и по музею пройтись. Дверь там. Агния, проводи гостей.
DEX включила боевой режим – и студентки стали вскакивать из-за стола и двигаться к двери.
Старшая группы попыталась сгладить ситуацию:
— Хорошо, съёмки не будет… но посмотреть-то можно… мы учёные… а наш руководитель…
— Учёные? Тогда вы должны знать местные обычаи, – продолжила Нина, – и должны уважать традиции…
— Так вы же сами… и не даёте ничего изучить! – возмутились студентки.
— И не дадим… — подтвердила Голуба, — всё равно всё переврёте… как бабушкины слова. Теперь мы учёные тоже, запись ведём… аж на двух… — взглянув на вошедшего Лютого, Голуба поправилась, — уже на трёх киборгов. Нет вам веры в нашей деревне. Поезжайте в Заручевье… это рядом, минут десять лететь… километров сорок всего вдоль ручья… ручей Безводный, на карте должен быть… скажете там: «Мы такие же студенты, как и группа восемь лет назад!». И вас там встретят, хлебом-солью угостят и всё-всё покажут… Лютый, слетай с ними, отсними встречу, возьми… Нина, не против, если на твоём флайере слетают?..
— Не против. Я и Васю отправлю за компанию… на скутере. Вася, Лютый, только недолго. Час на всё.
Через четверть часа пришло сообщение на видеофон Нины, и она выдернула вирт-окно, через минуту добавился в сообщение и Василий – парни начали прямую трансляцию из деревни с двух точек съёмки.
Нина с Голубой со всё возрастающим удивлением наблюдали, как дама совершенно серьёзно сказала местным кодовую фразу, и как одна из местных старух вынесла на покрытой полотенцем доске половину ржаного каравая, и как студентки, даже не глядя на вышивку на полотенце, стали хлеб обламывать вперёд преподавателя, и как их руководительница подошла к самому большому дому, не дожидаясь приглашения… и как местные старухи уже не пытались скрывать насмешки над приезжими горожанками.
И вовсю хохотали.