Приехал личный врач Жанет. С ним имела дело Анастази, а затем Оливье.
Клотильда его не видела. Она была слишком занята с гостями, но её тревожила болезнь Геро, так как Оливье был бессилен ему помочь. От кровопусканий Геро сильно ослабел, а боль не стихала.
И тогда явилась Анастази с известием об этом чудо-целителе, который пользует Жанет. Якобы тот учился едва ли не в Китае. Так почему бы этому чудотворцу не осмотреть Геро? Консилиум двух знатоков медицины будет только на пользу.
Клотильда и не думала возражать. Напротив, она обрадовалась. Таким образом, редкой уступкой, ей удастся загладить свою вину.
Допущение чужака оказалось оправданным. Уже к вечеру Геро почувствовал себя лучше, смог немного поесть, не опасаясь приступа тошноты, затем спокойно уснул. На следующий день он уже спустился в парк.
Клотильда испытывала к Жанет неосознанную благодарность.
Клотильда вспомнила, как Оливье презрительно цедил сквозь зубы, скрипуче вяло:
— Если вашему высочеству будет угодно допустить этого шарлатана к больному, то я готов повиноваться и всячески способствовать. Воля вашего высочества превыше всего для преданного слуги, кем я несомненно являюсь.
Оливье интриган и завистник. Он не мог простить успеха своему коллеге, он бы предпочел, чтобы Геро умер после этого визита, даже невзирая на возможные репрессии.
Но Геро выздоровел. Что повергло алхимика в ещё большее уныние. Вот почему он постарался забыть итальянца, убедить себя в том, что того не было вовсе, вот почему ему и в голову не пришло сопоставить приметы двух худых, нескладных, всклокоченных итальянцев, обладающих познаниями в медицине.
Зависть, все это зависть.
Завить – это и ветер, надувающий паруса, как это происходит с Дельфиной, но зависть — и тяжеленный якорь, волочащийся по дну.
Забвение, безразличие – самая действенная месть, которая изобрела посредственность, препятствуя таланту.
Но в данном случае месть ударила по самому Оливье. Он мог бы опередить Дельфину в своем рвении, мог стать тем, кем мечтал — советником, приближенным, двойником отца Жозефа, серым кардиналом. Но забыл, что зависть — это не только якорь, но и камень, тянущий на дно.
Теперь самое удивительное и необъяснимое. Пусть лекарь Жанет и тот незнакомец из Отель-Дьё — одно и то же лицо. Что это доказывает?
Анастази с ним сговорилась? Вполне вероятно.
Но участвует ли во всем этом сама Жанет? Или они играют в заговор за её спиной? Как тогда сапфир попал к банкиру?
Сапфир был на руке Геро. Он мог расплатиться этим камнем с лекарем за лечение и убежище. Но лекарь не сможет запросто прийти к такому банкиру, как Галли. Тогда кто же пришёл? Жанет?
Опять Жанет! Жанет, её странное пренебрежение, её тайные поездки, это поместье, принадлежащее кормилице, тайный любовник — и этот любовник… Геро?
Да нет же! Нет! Вздор!
Они незнакомы. Геро не покидал своих апартаментов, пока в замке гостила Жанет. Ему всегда это воспрещалось, да он и сам не стремился попадаться кому бы то ни было на глаза. Запрет был ему не в тягость. К тому же, он был болен. Жанет не могла его видеть. А если могла?
Пока гости спали, Геро по утрам, почти на рассвете, спускался в парк. Ему нужны были эти прогулки. Ни у кого это не вызывало ни малейших опасений, ибо благородные дамы и кавалеры не встают с постели раньше полудня. Нарушить эту традицию означает — запятнать свою сословную репутацию.
А если Жанет нарушила? По складу характеру она принадлежит к тем, кто подобные нарушения воспринимают, как подвиг. Они бросают эти нарушения, как дерзкий вызов, они любуются собственной непредсказуемостью, как непослушные дети.
Жанет могла бы встать рано утром и отправиться на поиски приключений. Этот её лекарь мог распалить её любопытство. До Жанет и прежде могли дойти слухи, что её сестра Клотильда прячет в своем замке красивого любовника. А тут такой случай!
Клотильда вспомнила горящие безрассудным азартом глаза незаконнорожденной принцессы. Зелёные, кошачьи. Вспомнила, как угрожающе сжимался зрачок, а в изумрудной радужке вспыхивали искры.
Вспомнила, как Жанет удерживала грызущего поводья огненного бербера, а затем с той же самоубийственной легкостью бросила его в галоп, отвечая на вызов простака Монтрезора.
Рыжие волосы горели на солнце, как факел, и плащ из алого бархата, подбитый лисьим мехом, стелился, как прирученный лесной всполох. Жанет обожает рядиться в красное! Хотя многие находят этот цвет почти непристойным.
Но для Жанет это — ещё один вызов, ещё один радостный повод взмахнуть красной тряпкой перед быком приличий и ханжества. Для такой, как она, ничего не стоит пренебречь одним из светских правил. Она могла отправиться на поиски. И кто бы посмел ей помешать?
Клотильда не давала распоряжений следить за каждым её шагом. Повышенным вниманием пользовались другие гости, те, кого Клотильда оценивала трезво. А Жанет представлялась ей глуповатой и безобидной. Вся эта её бравада со скачками была знаком её тайных страданий.
Жанет всегда сознавала свою ущербность, а тут ещё неудача со вторым замужеством, и это осознание толкало её на подростковые подвиги.
Она готова была бросить вызов не одному Монтрезору, а целому миру.
Допустим, что её план удался и она встретила Геро в парке. Встретила чужую тайну, чужого любовника. Первое, что сделал бы Геро — попытался бы уклониться от встречи.
Его тревожила не репутация, а судьба дочери. Даже если предположить невероятное — и поверить в то, что они встретились и даже обменялись несколькими фразами.
Геро, после едва окончившегося приступа мигрени, после изнуряющих болей, после двух бессонных ночей, измученный, осунувшийся — и она, эта любительница гонок на колесницах.
Вообразив эту встречу, Клотильда едва не фыркнула. Да она ничего не видит, кроме блеска собственных перьев.
Клотильда вновь вспомнила одно из поразивших её платьев — ярко-изумрудное, шитое золотом — и непомерное количество драгоценностей. Грозди изумрудов различной величины и формы в ушах, в волосах, на шее, на пальцах.
Вероятно, Жанет не пренебрегает и браслетами, которыми дикари из Нового света украшают свои щиколотки.
Герцогиня нисколько не удивилась бы, если бы Жанет в таком облачении отправилась выслеживать таинственного пациента, о котором ей поведал лекарь. А Геро, завидев это сияющее пугало, метнулся бы в кусты, как испуганный заяц.
Хорошо, пусть бы не метнулся. Пусть бы даже она с ним заговорила. Кого бы она увидела? Застенчивый, неловкий, бледный, обделённый придворным изяществом. Красивые глаза обведены тенью.
Для такой, как Жанет — этого мало. Ей нужна буря, шквал, потрясение. Она будет разочарована. А ещё недостаток происхождения, отсутствие средств.
Клотильда беспокойно легла на бок. Как умело она себя утешает!
Бледность, синяки, отсутствие средств. А каким он был, когда она сама впервые его увидела? В той библиотеке, в доме епископа? В чем отличается нарисованный ею портрет от того, первозданного?
Да ничем. Полное совпадение.
Геро в поношенной полотняной сорочке, в камзоле с протёртыми локтями, который был наброшен ему на плечи, усталый после бессонной ночи, с запавшими глазами, подстриженный небрежно.
Он сидел за огромным столом, заваленным бумагами, перьями и фолиантами. За этим столом он проработал всю ночь и, возможно, только что дремал, уронив голову на сложенные руки.
Это был безродный секретарь епископа, чьи пальцы были заляпаны чернилами, нищий студент, живший на скудное жалованье и случайные заработки, ради которых он и корпел ночи напролёт в холодной библиотеке над латинскими текстами.
Но это её не остановило и не спасло. Она всего лишь заглянула в его синие, усталые глаз и… погибла. Почему же схожее бедствие не могло постигнуть Жанет?
Если уж такая твердыня, как Анастази, дрогнула…
Спорить о привлекательности Геро бессмысленно, Жанет могла им увлечься. Её подстегивали тайна, азарт, даже неосознанное соперничество. Чужой любовник привлекателен вдвойне. Это аксиома.
Жанет только что потерпела поражение, как женщина. Её самолюбие требует немедленного воздаяния. А тут такая возможность!
Пусть так, пусть так. Она поджидает его в парке — его излюбленное место у развалин беседки мог подсказать ей кто-то из слуг. Она видит его глаза, его загадочную отстранённость, его матовую бледность — и этого хватает, чтобы Жанет почувствовала себя влюблённой.
Она ещё ничего не знает о нём. А Геро вряд ли стал бы с ней откровенничать. Тогда она восполняет недостаток сведений о предмете собственной фантазией. И за помощью обращается…
К кому же ещё! К Анастази.
Они уже обсудили достоинства итальянского лекаря, его визит оказался полезен, и Анастази чувствует себя обязанной, ибо её возлюбленный, её тайный господин, её земное божество вне опасности.
Анастази могла подыграть Жанет, даже усилить её интерес, усмотрев в легкомысленной и безрассудной княгине возможную союзницу.
Жанет богата, у неё огромные возможности и связи. С её помощью устроить побег прекрасного пленника гораздо проще. А в будущем Жанет сыграет роль «ширмы».
Известный приём. Затеять ложную интригу, чтобы скрыть истинную.
Тогда что же получается? Анастази уступает Геро другой женщине? Или они договорились пользоваться им по очереди?
Или Анастази настолько прозорлива, что со дня на день ждет окончания этой связи? Или связи не было вовсе?
После своего визита в Конфлан Жанет мало походила на безнадежно влюблённую. А когда Геро был болен, и болен чем-то весьма схожим с оспой?
Сомнительно, чтобы эта блестящая кокетка осталась бы верна своей влюблённости. Не стоит забывать, что со временем ей стало известно и его происхождение, и его бедность. И тайны уже нет. Он больше не фаворит сводной сестры.
Зачем он ей?
Он не умеет быть остроумным и забавным, не умеет ухаживать и обольщать. Не умеет говорить цветистые комплименты и рассыпать звёздные обещания.
Геро — как тихая нежная музыка, звучащая в ночи, доступная лишь тем, кто имеет талант укрощать свой алчущий громогласный разум.
Он — скрипка, а не грохочущий барабан.
Он — как редкий чёрный бриллиант, который далеко не каждый оценит и оправит в серебро.
Он — как цветущий в полях диких ирис, застенчивый и ослепительный.
Весь его свет, его блеск, его сияние глубоко внутри, они — в его глазах, в его бархатистом голосе, в его сердце. И он вовсе не стремится этим сиянием кого-то ослепить или увлечь.
Внешний блеск ему чужд.
А Жанет из тех, кто ценит именно внешний атрибут. Клотильда вспомнила сопровождавших княгиню молодых дворян, высоких, статных, элегантных. Именно такие должны привлекать Жанет.
Неустрашимые дуэлянты, искатели приключений, неутомимые любовники. Те, кто, не раздумывая, принимает вызов, кто мчится галопом на встречу с очередной возлюбленной, кто сражается с десятком разбойников и на ходу сочиняет мадригал.
Готовый персонаж из «Неукротимого Роланда». Поклонник неприступной Розы, спорящий с Дамой Разум и приносящий присягу господину своему Амуру.
Геро, несмотря на свою привлекательность, совершенно теряется на фоне этих блестящих рыцарей. Он и верхом-то толком ездить не умеет.
Он — любовник Жанет? Нет! Нет!
Но её поместье? Сапфир?
Сапфир пошёл в качестве оплаты, а поместье – убежище. Геро прячется там, пока Анастази окончательно не решится на побег.
Звучит неплохо. Но зачем это нужно Жанет? Зачем ей заниматься этой благотворительностью?
Что Анастази ей пообещала? — самые сокровенные тайны герцогини Ангулемской, королевы-матери и самого короля?
Ещё больший вздор!
Клотильда села в постели и обхватила голову руками.
А если всё же… если всё же Жанет — его любовница?
Она часто бывает в Лизиньи. Видит его. После его болезни прошло достаточно времени.
Геро уже окончательно пришёл в себя, похорошел, рядом с ним его дочь.
Клотильда помнила, каким он становился, когда рядом с ним была эта девчонка. Все эти элегантные господа рядом с ним в подобные минуты обращались в чёрно-белые призраки.
Какая женщина устоит, если увидит его, счастливого, умиротворённого, с сияющими глазами?
Перед мысленным взором вновь возникла Жанет, но уже другая, без бравады и дерзости, восхищённая и влюблённая. Она осторожно касается щеки Геро, гладит его по плечу, а он, кажется, вполне доволен, не отстраняется и не смущается.
Клотильда в ярости тряхнула головой. Привидится же такое! Ещё немного — и она начнёт воображать их в постели! — как это делают ревнивые жёны, когда их мужья имеют обыкновение возвращаться под утро.
Не имеет смысла преждевременно терзаться. Следует довести расследование до конца.
А затем принять решение, как вернуть — силой или соблазном — похищенную собственность.
0
0