Был мизерный шанс, что наше положение засекут дроны и шрыг отбросят с воздуха, но… слишком много нюансов. Необстрелянные новички, большое количество атакующего зверья — хотя обычно челленджеры ходили пятёрками: четыре поводыря и одна кошка, отсутствие защитного кольца… Самое паршивое, что эти твари легко могли перекусить человеческое тело вместе с боевым костюмом, но нас просто похватали. И реально хреново болтаться в клыкастой пасти без шанса что-нибудь сделать — умные звери сбивали с ног, прижимали к земле и подхватывали так, чтобы обездвижить руки.
Я стрелял… даже когда надо мной нависла чёрно-серая громадина. Последняя порция плазмы слегка нагрела прочную броню нагрудника, не причинив никакого вреда — слишком мало оставалось заряда. А потом — мерзкое ощущение беспомощности, когда болтаешься вниз головой, а кошка бежит достаточно быстро и тебя мотает как тряпку из стороны в сторону. Да, я пробовал трепыхаться и выдираться даже не ради призрачной возможности побега, а ради того, чтобы заставить тварь посильнее сомкнуть челюсти. Но чуда не произошло — меня дотащили без повреждений, только верхний слой костюма процарапан острыми клыками, на базу челленджеров.
Судя по страшилкам, которыми нас пугали старожилы поста, эти челленджеры были хуже живодёров с Четырнадцатого пояса, у которых человек мог умирать целый месяц. Насколько правдивы были рассказы о мастерах пыток Пояса, что способны каждый день наносить с десяток глубоких и болезненных порезов, при этом не позволяя жертве потерять сознание и умереть, никто не знал — не было выживших. Впрочем, лучшим свидетельством их мастерства было то, что войну с ними мы проиграли — а по официальным данным заключили взаимовыгодный мирный договор, согласно которому должны выплатить сумасшедшую сумму за ненужный нам хлам. Но если челленджеры ещё хуже и страшнее, то какого рожна с ними было вообще связываться — живут себе в своём закрытом мирке, на мировую политическую арену не лезут, особо ничего ценного не прячут… Ёпс-та… это же как надо было перетрухнуть в пасти шрыги, чтобы размышлять о мировой политике в целом и о смысле войны в частности?
Опасения, не знаю — к счастью или к сожалению, не оправдались. Да, может и глупо было ожидать, что пленников сразу развесят по каким-нибудь дыбам или рассадят по кольям, но именно это я себе и напридумывал. На самом деле всё оказалось намного проще и прозаичнее — меня шрыга дотащила до приёмной площадки базы и выплюнула прямо в какую-то трубу. Диаметр был настолько широким, что по ней можно было спокойно пройти как по коридору, если бы не слишком крутой угол — а так пришлось прокатиться на заднице, боку и животе поочередно, когда на резких разворотах меня на инерции разворачивало. Падение тоже было не слишком жёстким: да, бесцеремонным, но не травматичным, словно кто-то заботливо устелил бетонные плиты тренировочными матами. Правда, всего лишь в один слой.
Освещения в подвале не было, но создавалось волшебное ощущение, словно чистый вкусный воздух и слабый, приятный для глаз свет, просачивается прямо сквозь стеновые блоки. Я как раз успел сделать вдох-выдох и бегло оглядеться, как сверху предупредительно рыкнули. Только успел откатиться в сторону, как в трубу закинули следующего пленника. Разумеется, вторым на маты свалился мой враг. И точно также проворно кувыркнулся в сторону, старательно прижимая одной рукой к груди нож, вторая висела плетью. Мы, не сговариваясь, заняли удобные позиции по обе стороны от трубы, но больше ничего не происходило: людей не скидывали, звуки снаружи не долетали.
— Ранен?
— Ерунда, всё равно тянуть недолго.
Через пару часов мы сидели возле одной стенки, привалившись плечами друг к другу. Выбраться по трубе наверх было невозможно — слишком скользкое покрытие работало круче спасательного трапа — так что мы вволю накатались и поодиночке, и парно, когда пытались по очереди друг друга подсадить повыше. Оружия никакого — разряженный бластер да обычный солдатский нож. У моего врага ещё и рука прокушена: «…зверюга слегка обиделась, когда я её язык пёрышком пощекотал». Впрочем, стенки он и одной левой рьяно ощупывал и простукивал, так что обследовал такую же площадь, как и я, хотя у меня работали обе руки. Дырок или подозрительных щелей не нашлось. Зато мы могли ночь напролет гадать, как отсюда достают пленников и как тут убирают помещение для новых постояльцев.
Традиционного завтрака, положенного всем пленникам, согласно конвенции сорокового года, не подавали. Зато мы получили холодный живительный душ — вода хлынула прямо с потолка, причем не из какого-то отверстия, а отовсюду. Вымокли мы за несколько секунд, а вода лилась минут десять — так что у нас зубы стало сводить от холода. Да и сидеть по колено в ледяной жидкости — удовольствие сомнительное, но как только душ закончился, вся вода схлынула вниз, прямо через пол.
— Да это же яйца, — мой враг плюхнулся на колени и принялся пальцами ковырять пол.
Дальше он мог не продолжать. Про дышащую «скорлупу» из необычайно прочного материала мы слышали на ознакомительной «лекции» — как раз пока летели, было в запасе шесть часов, и нам запустили фильм про челленджеров и их обычаи. Потом на более детальное знакомство не оставалось ни времени, ни сил. Зато теперь в голове прочно сидели весьма полезные факты о том, что человек может запросто прожить в «скорлупе» месяц без питания и воды — за счёт каких-то веществ, которые излучает оболочка. Но после того, как достанут, у пленника остается примерно час или немного меньше на то, чтобы вдоволь напиться и поесть — иначе падаешь от бессилия, и достаточно быстро умираешь от обезвоживания. Но в течении сорока-пятидесяти минут организм ещё держится на той дозе, что получил в «скорлупе». Я несколько раз сглотнул — есть действительно не хотелось, да и в глотке не сушило. А вот сколько протянет в «яйце» раненый — я не знал, но у нас с моим врагом были неплохие шансы получить эту информацию на собственном опыте. Хотя вряд ли нас будут мариновать тут месяц.
Экраны на рукавах костюмов отсчитывали время, но как-то странно: то казалось, что прошло несколько часов, а на деле сменились только минутные значения. Я несколько раз даже считал до шестидесяти, до ста двадцати, до трехсот — действительно, механизмы сбоили. То ли от воздействия «скорлупы», то ли от челюстей шрыг. В любом случае заняться было всё равно нечем — оставалось только считать. Но разницу, насколько тормозили часы, я так и не определил — каждый раз выходили разные значения.
По моим прикидкам нас продержали в «яйце» четыре дня и пять ночей, но это не точно. Сложно было подсчитать, сколько мы спали, валялись в каком-то странном полузабытьи, когда перед глазами только плавает сероватая муть, бодрствовали, обмениваясь ничего не значащими фразами. Просто точно знаю, что время шло, выхода не было, а ожидание непонятно чего выматывало так сильно, что мы оба уже были готовы на любые пытки, только бы произошло хоть что-нибудь. И наши мольбы услышали: достали нас весьма оригинальным способом — просто высосали воздух через скользкую кишку. И мы, как влетели в скорлупу, так с таким же свистом и вылетели из неё прямо в радостно распахнутую пасть шрыги. Оказывается, эти твари могут работать вакуумным пылесосом.
Я думал, что меня сразу и выплюнут, и можно будет попробовать оглядеться, возможно, найти способ как сбежать. Но нет — меня снова потащили в зубах, помахивая мной из стороны в сторону, словно шрыга была щенком, забавляющимся с пожёванной игрушкой. Осмотреться я толком не успел: только успел заметить круглые сырые сооружения, подсвеченные синеватым мёртвым светом — про нелюбовь челленджеров к прямоугольным формам нам ничего не говорили, но за сотню шагов и три поворота я не увидел ни одного строения с углами.
Ёще одним открытием для меня стало то, что шрыги могут быть молодыми и игривыми. Меня тащила как раз такая — да, пасть у неё тоже была поменьше, поэтому она меня прикусывала чуть сильнее, чем та тварь, которая захватила на поле боя. И даже несколько раз эта шрыга-ребёнок меня даже подбросила, перехватывая, видимо, чтобы ей было удобнее меня нести. А потом, когда ей каким-то рыкающим звуком приказали меня отпустить, не выплюнула, а вполне бережно уложила на серый песчанник и сама же припала рядом на передние лапы и выжидательно потянулась ко мне мордой. Странно, но у меня даже не возникло желания засветить кулаком под нижнюю челюсть — твари бы это вряд ли повредило, скорее я бы себе кости расшиб, — разве что от беспомощности и выброса эмоций. Но на клыкастую ухмылку надо было как-то реагировать, а отползать или закрываться мне показалось трусостью — и я протянул руку и сильно пошкрябал пальцами нос, незакрытый пластинами брони, хотя остальное тело было в «доспехе». То ли челленджеры каждую тварь наряжают по размеру, то ли броня у шрыг с рождения — хотя вот до этого момента я вообще думал, что эти твари роботизированные и детёнышей у них не бывает.
Пока я тянулся и шевелил пальцами, щекоча и поглаживая тёплый подвижный нос, что по размеру был как два моих кулака, повисла напряжённая, до звона в голове, тишина, которая сорвалась в оживлённую рычащую перепалку — челленджеры активно обсуждали меня, и оживлённо похлопывали ладонями по своим плечам и груди.
— Она прочла твои мысли, — надо мной склонился один из челленджеров. Его голос звучал так, словно ему зажимали горло, но слова он выговаривал почти правильно. — Ты первый, кто шарииг прикоснулся — даже недельный ша может откусить руку.
— Сэмюэль!
Луиза находилась где-то на грани между обмороком и истерикой, глаза женщины пытались метать молнии. Получалось не то чтобы очень, поскольку молнии тут же гасли в слезах, готовых выплеснуться наружу фонтаном. В дом заходить эта в высшей степени благочестивая леди не захотела наотрез, хотя Генри сделал ровно две попытки сподвигнуть супругу к выполнению минимальных правил этикета. В конце концов, выразительно глянув на родственника и пожав плечами, Генри сдался и помог Луизе опуститься на скамейку справа от входной двери. Из-под скамейки тут же с писком прыснул в разные стороны давешний котёночий выводок, живые вперемешку с механическими, толком и не разобрать, где какие.
Оддбэлл, неловко постояв в прихожей, вышел к гостям, огляделся в поисках посадочного места, но не нашёл ничего более подходящего, чем взять пустую цветочную кадку, перевернуть её кверху дном и утвердиться на этом «пиратском троне» напротив скамейки с утешающим свою половину Генри.
Давно? — коротко спросил мистер Блэст. Зачем ждать, пока прозвучат никому не нужные формальные объяснения…
Генри поднял голову.
— Вчера. С утра сказала, что едет на прогулку к дальним озёрам. А к вечеру Луиза нашла вот это, — мужчина протянул сложенный вчетверо помявшийся бумажный листок. — Во имя Великого, Сэмюэль! Зачем Вы запудрили нашей девочке мозги своими безумными сказками? Давайте думать теперь, где искать Эмилию, а заодно скажите мне, каким способом сделать это быстро!
Голос Генри по-прежнему не утратил решительности, хотя и выдавал крайнее волнение и недовольство.
— Сэм!
Луиза порывисто вскочила со скамьи и сделала шаг к восседающему на бочке Оддбэллу. Чудак встал во весь свой несуразный рост и сделал неуклюжую попытку, наклонившись, протянуть женщине руку, но поскользнулся, на долю секунды изобразив «ласточку», и лягнул бочку дёрнувшейся назад ногой. Бочка повалилась на бок и, описав полукруг, с грохотом врезалась в большой медный отражатель, прислоненный к стене в десяти футах от скамейки. Тот рухнул, накрыв бочку собой, оставив жалобный, расплывающийся волнами звон, подобный звуку среднего звонничного колокола. Оддбэлл от неловкости ситуации перекинулся в сыча и моментально запутался в собственной одежде. Слёзы Луизы высохли, а Генри, не смотря на неожиданно постигшее семью горе, криво улыбнулся. Конечно, секундное наваждение стремительно улетучилось, но вместе с ним исчезла куда-то и злость на нелепого родственника. Долго злиться на этого безнадёжного клоуна оказалось просто невозможно.
— Что делать будем? — дождавшись, пока сыч выпутается из одежды, уже мягче сказал он.
Сыч встряхнулся, превратив оперение в подобие свежевзбитой подушки, склонил голову на бок на девяносто градусов, внимательно посмотрел на супругов, затем ухватил клювом край одёжки и предпринял безуспешную попытку утащить её в ближайшие кусты. Задача оказалась ему явно не под силу. Генри усмехнулся ещё раз, подобрал кипу вещей и перенёс их внутрь дома, в прихожую, куда с благодарным мурлыканьем немедленно уковылял и сыч. Через пару минут вся троица снова была в сборе. Изначальная напряженная атмосфера разрядилась, да и Луиза чувствовала себя уже значительно легче.
— Я не мог поступить иначе, сестра, — Оддбэлл сложился вдвое, присев на корточки, и рискнул дотронуться до руки вновь опустившейся на скамейку Луизы. — Пророчество всё равно взяло бы своё, сколько ни пытайся забыть или не замечать его.
Едва Луиза набрала в грудь воздуха для возмущённой тирады, Блэст поднял ладонь в примирительно-предостерегающем жесте, и продолжал:
— Но никто не говорит, что мы станем сидеть, сложа руки, и пассивно ждать. Я всё подготовил заранее. Отправляйтесь домой и готовьтесь. Мы вылетаем завтра на рассвете.
— Вылетаем?! Вы в своём уме? — глаза Генри недоумённо расширились. — Сыч, галка и тетерев, летящие через бурный океан?!
Чудак спокойно выдержал взгляд мужчины.
— Нет, Генри. Я, Вы, возможно — Сэймур Шер-Тхакур и Оберон. Не перекидываясь. Мы полетим на дирижабле. Я построил его специально для этого. Поскольку знал, что Эмилия рано или поздно отправится в этот путь, и ей понадобится наша помощь.
Во взгляде Генри промелькнуло недоверие. Но в глазах матери виновницы переполоха заплескалась надежда, и слёзы вновь закипели и наконец нашли выход, вырвавшись с громким рыданием, в котором более не было беспомощности и безвыходности.
Оддбэлл Блэст понял, что они с Эмилией выиграли и этот раунд.
***
Еще из глубины обморока Эмилия почувствовала, как у нее все болит. В голове, долгое время висевшей вниз, поселилась кузница со всеми ее молотками и тяжелыми железяками, лапы, связанные веревкой, наливались синяками, болело заломленное крыло. Окончательно Эмилия пришла в себя от того, что огромный, размером с одеяло, язык вылизывал ее, заливая липкой слюной, встопорщивая перья. Язык скрывался в не менее огромной пасти, размером с локомобиль дядюшки Оддбэлла. Пасть принадлежала давешнему животному-горе, от которого девушка пряталась под корнями.
Чудовище потыкало в нее саблей. Нет, когтем, острым, огромным, размером в руку. Эмилия, издав тихий писк, в страхе зажмурилась, и, когда, отпихнув морду чудовища, над ней склонился человек, поняла, что это шанс спастись, подскочила и кинулась бежать. Ну, как бежать… Травмированная звероформа напрочь отказывалась переставлять лапы в нужном направлении, так что Эмилия, пометавшись по поляне, влетела в камыши, надеясь, что найдет там хоть какое-то убежище. Надежда не оправдалась – человек стремительным броском придавил птицу к земле. Эмилия охнула и перекинулась исключительно ради того, чтобы не быть моментально раздавленной навалившейся массой.
Человек еще некоторое время лежал на ней, крепко стискивая, потом зашарил по телу руками. Эмилия отпихнула наглые руки от себя, и человек отпрянул, уставился недоуменно, чуть только не скребя в затылке. Эмилия прикрыла стратегические места ладонями – отношение к наготе у оборотней не паническое, чтоб прям паника-паника, но правила приличий никто не отменял. Человек, оказавшийся молодым парнем, продолжал растерянно пялиться, пришлось насуплено буркнуть ему:
— Отвернись!
Тот с обескураженным возгласом «Пообедали!» наконец-то отвернулся, и тут Эмилию накрыло осознание – он же ее хотел съесть. Сразу навалилось все – страх, боль, обида, усталость, и Эмилия хлюпнула носом, а потом зарыдала, спрятав лицо в коленках. Особенно обидно было, что придется возвращаться из неудавшегося похода. Она самозабвенно плакала, и едва заметила, как парень укрыл ее какой-то тряпкой и неловко погладил по голове со словами:
— Не реви, малявка, дело житейское…
Эмилия отревелась и сердито вытерла слезы попоной… Попоной? Тряпка, которой накрыл ее парень, оказалась попоной ездового ящера, язык которого снова прошелся по лицу девушки, оставив на нем толстый слой липкой слюны.
— Ворон, фу! – парень отпихнул морду, на которой явственно читалось сочувствие, в сторону.
— Так ты тоже того, оборотень?
— Да, — Эмилия безуспешно пыталась стереть следы приветственного облизывания с лица.
— Тут река есть, умыться можно. Я смотреть не буду, — парень действительно отвернулся. Ворон продолжал беззастенчиво разглядывать. Эмилия поднялась, придерживая попону на груди:
— Ты тоже человек?
На морде ящера отразилось бесконечное презрение к глупым двуногим. Мелким глупым двуногим, сам-то он был большим умным двуногим. Сумел ведь он рассмотреть в курице разумную самку, а хозяин как это у них? А, лопухнулся!
Эмилия спустилась по невысокому глинистому берегу к реке, умылась, зачерпывая по осеннему темную холодную воду ладонями. Полезла наверх. Почти на самом верху из-под ноги выкрошился ком глины, и Эмилия с испуганным вскриком полетела в воду. Плюхнулась она, подняв тучу брызг, на отмель, утонуть ей не грозило, но вымочилась вся, включая попону и волосы. Еще и в донной глине вывозилась.
Над кустами возникла обеспокоенная морда Ворона. Совсем по-человечески вздохнув, он развернулся и протянул девушке кончик хвоста.
— Подожди минутку, снова мыться надо, — попросила его Эмилия, торопливо смывая с себя грязь. Ворон подергал хвостом, то ли нетерпеливо, то ли желая сказать «подожду, что уж с тобой делать».
Обмывшись, Эмилия прополоскала попону и закуталась в нее, как в большое банное полотенце. Прикосновение мокрой холодной ткани было неприятным и грозило простудой, но иной, с позволения сказать, одежды, не было.
Эмилия уцепилась за хвост ящера, и Ворон выдернул ее из реки как морковку из грядки и аккуратно повернувшись, перенес на берег. Там опустил на землю и, подталкивая мордой, настойчиво сопроводил к костру. В заключение Эмилия почувствовала легкий напутственный шлепок самым кончиком хвоста чуть пониже спины. Возмущенно обернулась, но наглая хитрая морда выражала такую на голубом глазу невинность, что девушка погладила эту самую зубастую морду со словами:
— Ты хороший, зря я тебя боялась!
Ворон отчетливо улыбнулся. А вот его хозяин, сидящий у костра, улыбаться не спешил. Он кивнул на уложенное на землю седло:
— Садись и грейся. И рассказывай, кто ты такая, откуда ты здесь взялась. И желательно, что мне с тобой делать.
Эмилия села, пододвинувшись поближе к пламени.
— Я Эмилия Эддлкайнд, из клана Эддлкайнд, оборотни-птицы. Направлялась на север, на остров Олаора, там мне надо встретиться с Великим Орлом. Но мою лошадь, кажется, съели, и теперь я не знаю, что делать. Идти дальше невозможно, возвращаться очень неприятно.
Эмилия подумала, уткнулась в коленки и уже оттуда добавила:
— Возвращаться – стыдно. Как будто я маленькая девочка – на остров доехать не сумела.
Парень, разглядывая щиколотки Эмилии, щедро украшенные синяками, все-таки почесал в затылке.
— Я Костя. Константин из клана волков. Еду в столицу. Давай сейчас все-таки чего-нибудь поедим, а потом подумаем, что же с тобой делать.
Девушки невольно прижались друг к другу плечами, видя, как длинное тело, рассекая воду, вытягивается к небу. Чешуя сверкала на брюхе змея, слепила взгляд, словно из озера бил огромный серебряный фонтан. Змейки восхищенно гудели, таращась в сторону своего предводителя, короля и прародителя.
Наконец Змей вытянулся, распрямившись, из воды примерно на половину, и его голова, которая уже возвышалась над деревьями, наклонилась обратно, к виновницам его пробуждения.
Морда зверя была такая же огроменная, как он сам. Змей легко бы проглотил обеих девушек, не задумываясь, и даже не заметил бы их. Морду венчали два глаза, похожих на изумруды, с вертикальным темным зрачком, а из клыкастой пасти доносилось громкое дыхание.
Дух прищурился, разглядывая двух девушек внизу, оскалился.
Правду говорили детишки, Змей спал на дне озера, свернувшись кольцами и покрывая его все, словно гора серебра. Присутствие Лиэль разбудило его, он чувствовал своим змеиным нюхом, что его посетили не просто люди в этот раз.
Он был слишком велик, чтобы его голос не оглушил девушек. Поэтому, поежившись, и выпустив в воздух облако блестящей пыли, он уменьшился впятеро. Так его морда оказалась на уровне голов Лиэль и Тиль, и блестящие глаза змея воззрились на гостий.
Княжна замешкалась, замечая, что наемницу вовсе охватил ступор, и встряхнувшись, присела в нелепом реверансе. Ноги утопали в траве, сапоги выпали из рук, и жест получился скорее смешной, чем уважительный.
— Просим прощения, что разбудили Вас, — Лиэль прокашлялась, — Надеюсь, мы не сильно помешали?
— Зачем явились, — без приветствий спросил змей, переводя глаз с одной девушки на другую.
По его хитрому прищуру было понятно, что он сам проснулся не просто так, иначе бы детишки знали, что играть на озере небезопасно, если на каждый шаг – вот такое вот будет из воды вылезать. Уж змей точно знал, кто к нему пришел и зачем – его взгляд то и дело скользил по оголенным ногам княжны, на которых вместо человеческой кожи переливались чешуйки. Но ответ на свой вопрос он все равно хотел услышать из уст девушек.
Лиэль и Тиль переглянулись между собой, и южанка кивнула. В этом деле все бразды она уступала княжне, в том числе и переговоры.
— Великий Дух, я, княжна Драхган, Лиэль, наследница соседних людских земель, а это – моя телохранительница, Тиль с Юга.
Лиэль взяла недолгую паузу, выравнивая дыхание, и вскинула взгляд на змея, чтобы убедиться, что он внимательно слушает. Смотреть непрерывно на такого странного собеседника было непривычно, уж слишком тяжело выдерживать взгляд огромных глаз. В такой ситуации обе девушки понимали, что все дело за тем, насколько они понравятся Духу, потому что тот как миловать мог, так и сожрать в один присест, и бороться с этим было бессмысленно.
— Мы путешествуем, держим путь в Небесные земли, — Лиэль понимала, что смысла обманывать Змея нет, и решила, что честность поможет ей в разговоре – Вчера, на ночь, мы остановились в деревушке неподалеку, и вечером хозяина с хозяйкой, что нас приютили, очень сильно напугала… Одна из ваших змеек. – девушка улыбнулась, чтобы это не было похоже на претензию. – Жители рассказали нам, что поселились в этом лесу вдали от озера после видения о духе этих мест, и всегда были счастливы и довольны.
— А сейчас нет? – Зверюга сощурилась, словно выжидая, насколько правильно и вежливо ответит собеседница.
Лиэль уловила эту хитрую нотку и не растерялась.
— Сейчас жители обеспокоены появлением в деревне частых гостий. Насколько я знаю, никто никогда не обижал ваших подданных специально, но маленькие дети пугаются змей, а плач дитя для каждого человека является самой большим несчастием.
Змей выдохнул и зыркнул на покачивающихся в траве змеюшек. Те пискнули и пригнули головы. Взгляд змея был укоризненным, хотя было видно, что он в курсе того, что происходило.
— Жители поделились с нами своим беспокойством и попросили сходить, узнать… Возможно, что-то случилось, и змейки пытаются что-то сказать.
— Почему же они сами не пришли?
— Я думаю, они боятся. – честно ответила Лиэль
— Их дети – никогда не боялись.
— Дети всегда чуточку смелее, чем взрослые. – Княжна улыбнулась – Но когда ответов нет, то любая загадка пугает.
— Почему ты согласилась пойти?
— Я… — Лиэль бросила взгляд на свои ноги, на пальцы в чешуйках, которые зарывались в сочную траву. – Я думаю, вы сами это уже понимаете.
— Я понимаю, но хочу услышать от тебя, Княжна, — змей подтянул свои кольца ближе к берегу и улегся.
— Потому что я одна из вас? – робко произнесла Лиэль, а в ответ на эту фразу змейки снова запищали и оживились, а дух удовлетворенно сощурился.
Тиль выдохнула, чувствуя, что экзамен на общение с чудовищем был пройден.
Змей взглядом указал на бревно рядом с берегом, и девушки сели, без слов понимая приглашение, которому лучше не отказывать. Змейки засуетились, зашуршали вокруг, и начали плотным кольцом обступать гостий, и уже было полезли на корягу, но под взглядом Духа оползли обратно, в траву, и смотрели на Лиэль с некоторой долей обожания, если такую эмоцию вообще можно различить в змеиных глазах.
— Ты на змеюшек моих не обижайся, — почти ласково заговорил Дух – Они у меня маленькие, глупые, но зла никому не желают. Сам я не могу показываться вне озера, вот и отправил их. Знал, что ступишь на наши земли, чешуей своей чувствовал. Да и кто не знал, весь наш внеземной народец давно наслышан о змеиной княжне. Пора бы уже и лично увидеться.
Лиэль слушала, нервно теребя себя за запястье. Неужели и впрямь быть ей змеей скоро?
— Змейки тебя неделю как ищут, по лесу носятся. Одни по лесам, другие в деревне поглядывали. Говорил я им не лезть в людские дома, но любопытные, нос суют. Деревенские, они впечатлительные – им одной змеи в неделю хватает, чтобы весь лес на уши поставить. Вот и привели тебя ко мне. – Змей развернулся мордой в сторону Лиэль. – Поговорить я с тобой хотел, Змеиная Княжна.
Действующие лица:
Корделия Трастамара, миллиардерша, глава медиа-холдинга, женщина неопределенного возраста и жестких принципов.
Мартин, ее киборг DEX-6 со сложной судьбой, разумный.
Кеша, он же Иннокентий, он же Irien-69, приблудный и предположительно разумный.
И прочие участники этой трагикомедии.
Сцена первая
Квартира Корделии Трастамара на Новой Москве.
Ночь. Корделия спит. Одна. Гудит поставленный на вибрацию видеофон. Корделия спит крепко. Слышит видеофон не сразу. В соседней комнате на гудение реагирует Мартин. Открывает глаза и ждет.
Корделия(просыпаясь): Да чтоб вам всем… Да чтоб вы все… Да чтоб у вас… Да кому же это неймется? Да мать вашу за ногу… Алло… Кто? А, это ты, мама… Чего? Имущество описывают? Приставы пришли? Нет? Пропал? Кто пропал? Кеша пропал? (Корделия издает стон) Давно? Неделю? Ну не год же… Я не издеваюсь! Погуляет и вернется. Что? Он такое не любит? А что он любит? Ах, дома сидит. Только сидит? Я не издеваюсь! Да я не понимаю, что ты там… ах, ты рыдаешь. Да, понимаю, большое горе. Очень очень большое горе. В полицию заявляла? И что сказали? Ржали? А ты в заяве как написала? Как? Внучок? Irien? Внучок Irien… Нормально. Интересно, а кто у него мама. Про папу я вообще молчу. Я не издеваюсь! Не издеваюсь, говорю! От меня ты чего хочешь? Лететь, спасать? Мама, я в другой звездной системе. Да рукой подать, всего-то пара сотен парсеков. Чего? Президенту позвонить? Вот он обрадуется! Всегалактический розыск? Тогда ржать будут уже не только в полиции. К соседке сходи. Ну к той самой. Как там ее? Лореляй? Может, она его в подвале держит. А, ты уже была в подвале… в первую очередь проверила? Правильно, соседкам, особенно таким, лапающим, доверять нельзя. А другая соседка? Ну и что, что в гравикресле. А она симулирует. Чтоб подозрение отвести. Ах, тоже проверила… всех проверила, понятно… На космовокзал сходи. Сходила уже? И никто не видел? Видели? Где? В ночном клубе? Ах, так он еще и клубится… Чего? Жаловался, что ему скучно? Вот и ответ. Отправился на поиски приключений. Ага, на то самое место. Что? У тебя предчувствие? Мальчика могут обидеть? Да он сам кого хочешь обидит! Так, мама, хватит. Пропал и пропал. И этот… с ним. Я не бессердечная! Я спать хочу. Да, я такая, да, именно. Эгоистка, расистка, шовинистка, ксенофобка… Кто еще? И это тоже. Пока.
Выключает видеофон и пытается спать дальше. Проходит около четверти часа. Корделия вздыхает, вертится. Отбрасывает одеяло, садится.
Корделия: Да чтоб вам всем… Да чтоб вы все… Свет!
В спальне загорается красивый настенный светильник. Корделия, продолжая вполголоса материться, выбирается из постели, натягивает халат и идет к двери. За дверью стоит Мартин. Уже полностью одетый. С кружкой кофе в руке.
Корделия: Подслушивал?
Мартин пожимает плечами.
Корделия: Ну подслушивал и подслушивал. Время сэкономим. Что будем делать?
Мартин: Мне соврать или сказать правду?
Корделия (забирая у него кружку): И то и другое.
Мартин: Искать. Плюнуть и растереть.
Корделия: И где тут правда?
Мартин снова пожимает плечами.
Корделия: Ууу, киборг. Никакой от тебя пользы. Даже психотерапевтической. И за что я тебе тортики покупаю?
Мартин: Я предлагал помощь. Ты сама отказалась.
Корделия пытается вспомнить. Отпивает кофе.
Корделия: Это когда?
Мартин: Еще тогда, на Геральдике. Ну помнишь, ты еще спросила, не жарко ли мне. Я сказал, что мне не жарко, а у тебя гормональный фон повышен.
Корделия едва не давится кофе.
Корделия: Ну ты и… Охренел совсем? Еще одно слово и огребешь этой кружкой.
Мартин: Вот так всегда. Хочешь помочь, а тебя кружкой. Нет, я все-таки никогда не пойму людей. Особенно женщин.
Корделия: Понимать будешь потом. Я тебе объясню. В картинках. Ты скажи, что делать будем. Будем искать поганца или пусть того… по ветерку? Мама как-нибудь переживет. В крайнем случае, подарим ей другого. Нормального, без закидонов.
Мартин целый десять секунд думает. Или делает вид, что думает. Потом тяжело вздыхает. Обращает на Корделию взгляд обреченного.
Мартин: Надо искать. Не хочется, но…
Корделия: Мне тоже не хочется.
Мартин: Но надо.
Корделия: И подготовиться тоже.
Корделия уходит в ванную. Возвращается уже умытая, с влажными волосами. Одетая в изящный домашний костюм. Садится за рабочий стол и берется за служебный видеофон. Мартин устраивается от нее поблизости на диванчике. Корделия звонит своему новому шефу службы безопасности Вадиму Ковалеву, бывшему спецагенту.
Корделия: Алло, Вадим? Ну извини, что разбудила. Как там Алик? С няней? А с кем? С этим рыжим уб…? Извини, не хотела. Понимаю, мозоль, травма. Меня тоже разбудили. Нет, не террористы. И не антидексисты. И не воры. И не домогались… Да, жаль. Да кому я нужна… Что? Нужна? Ух ты, а кто? Приличные? Смотреть не на что? Тогда не надо. Слушай, тут такое дело… Да никто меня не шантажирует! Мама мне звонила. Да не Мама Роза! Мама, моя мама. Да, Катрин Эскотт, с Аркадии. Нет, не выкуп. Знают, что не дам. Но искать надо. Да не ее! (Корделия делает несколько глубоких вдохов, прежде чем произнести). Киборга… Нет, ты не ослышался. Ее киборга. Да, у нее есть киборг. Да, да, чокнутые бабы. И я тоже. Да ладно, не извиняйся. Не ты первый. У нее Irien. Нет, не покупала. Приблудился. Вадим, я их тоже терпеть не могу. Не выношу просто. Да проблемы одни. И пользы никакой. Даже психотерапевтической. Ну да, по крайней мере, не рыжий. Irien тоже не рыжий. Блондинчик. Лет восемнадцати. Иннокентий. Кеша. Разумный. Вот представь себе. И такое бывает. Вот ужас-то! В ОЗК подтвердили. А его на заказ делали. Irien-69. Вот тебе и ого. Элитный. Ага, от большого ума. И зачем таким мозг… Что там по киберворам? Пробьешь по своим каналам? Да, да, в этом мире за все надо платить. Никакой пользы от этих киберов. Точно, одни расходы.
Отключает видеофон.
Мартин (с трагическим пафосом): Значит, ты меня терпеть не можешь?
Корделия: Конечно. Со страшной силой.
Мартин делает обиженное лицо. Корделия подходит и целует его в макушку. Он вздыхает.
Корделия: Ты мое сокровище. Ты мой мотивирующий фактор. Ну кто еще мне так изобретательно будет нервы мотать? Кто еще наполнит мою жизнь стрессами, покушениями и погонями? Мама не в счет!
Мартин (блаженно жмурясь): Так как насчет психотерапевтической помощи?
Корделия (отвешивая ему символический подзатыльник): Вот Мей Ким установит твой реальный возраст, тогда поговорим.
Сцена вторая.
Квартира Корделии Трастамара. Несколько дней спустя. Звонит рабочий видеофон. Корделия берет трубку.
Корделия: Да, Вадим, слушаю. Уже? Нашли поганца? Быстро! Где? На Новом Амстердаме? Ну да, где ему еще быть… В том самом квартале? Нет? В отеле дядюшки Георга? Нда, это тебе не «Матушка Крольчиха», где царит демократия. Да знаю я! Закрытый клуб для богатых извращенцев. Да я понимаю, что только по рекомендации… Могу дать! Рекомендацию дать! А ты что подумал? А я про взятку. Я всегда про них думаю. Да, да, пусть все будут честные, но пусть кто-нибудь берет взятки. Не хочешь? А чего? Тряхнул бы стариной. А, ты лучше к пиратам. Ну да, пираты поприличней будут. И обычно правильно ориентированные. А туда кого? Никаких денег не хватит? Кажется, я сейчас буду цитировать свою маму. Да ты издеваешься! И как ты это представляешь? Хорош начальник службы безопасности! Посылает свою работодательницу поработать агентом под прикрытием. Ах, без прикрытия? Ладно, я подумаю.
Отключается. Задумчиво барабанит пальцами по терминалу. В ответ выскакивают вирт-окна со всевозможными аксессуарами садо-мазо. В кабинет заглядывает Мартин.
Корделия: Ну ты слышал? Он предлагает мне самой отправиться в это логово извращенцев! Говорит, что я там за свою сойду.
Мартин: За извращенку?
Корделия: Ну да. Потому что в Галактике уже давно все об этом знают.
Мартин: Что ты извращенка? А почему?
Корделия: Потому что вместе с гардеробом мужей не меняю, а держу у себя дома бракованного DEX’ а. Ясное дело – извращенка! Богатенькая нимфоманка. Интересно, как бы они меня назвали, если б стало известно, что я держу этого DEX’а в чисто декоративных целях.
Мартин: А ты не держи в декоративных. Можно и в утилитарных.
Корделия: Вот оно разлагающее влияние Irien’a! Я теперь из принципа найду этого поганца. Найду и прибью. Или в ОЗК сдам. Пожизненно. Пусть их разлагает!
Сцена третья.
Новый Амстердам. Квартал Красных фонарей. Вернее, Город Красных Фонарей. Элитный бордель «У дядюшки Георга Пятого». Роскошный вестибюль. Бархатные портьеры, зеркала, антикварная мебель. Элегантный портье, напоминающий дворецкого с Кассандры, приветствует посетителей. Их двое. Черноволосая женщина с ярким вызывающим макияжем и стройный русоволосый парень в черной форме, напоминающей военную.
Портье: Добро пожаловать, дорогие гости! У вас, конечно, есть приглашение. О, я не сомневаюсь в вашем праве посетить наше благородное заведение, но в наше время находится такое множество…
Женщина, а это Корделия в парике, небрежно вручает портье приглашение – золотую карточку с тиснением из краям. Портье с благоговением вглядывается в голографическую надпись.
Портье: О, мы так счастливы, что вы почтили нас своим визитом. Да, да, никаких имен! Полная конфиденциальность. Мы свято чтим приватность и личные пристрастия наших высокопоставленных клиентов.
Раболепно семеня, портье провожает Корделию и Мартина в роскошную гостиную. Там навстречу выходит сам дядюшка Георг Пятый. Корделия садится в кресло, закидывает ногу на ногу. На ней черные ботфорты на высоченном каблуке. Из-под короткой черной кожаной юбки виден краешек кружевного, опять же черного, чулка. К юбке прилагается кожаный топ на ремешках. На плечи наброшен длинный, до пола, кожаный плащ. Глаза подведены до висков, на губах – кроваво красная помада. Одним словом, госпожа. Мартин становится за ее креслом. В руке у него внушительный хлыст. Он небрежно похлопывает им по ладони. Дядюшка Георг, разумеется, знает, что за гости к нему пожаловали, но по давно установившейся традиции делает вид, что понятия не имеет. Клиенты борделя принадлежат к таким высоким сферам, что за одно неосторожно произнесенное имя могут и голову открутить.
Дядюшка Георг: Какая честь! Какая честь! Наконец-то вы почтили нас своим вниманием! Мы сделаем все, чтобы ваши визиты превратились в добрую традицию. Мы учитываем все пожелания наших клиентов, все их желания и все капризы. У нас они не встретят никаких препятствий и запретов. Мы предоставляем услуги самого высокого качества.
Корделия: Да, я давно о вас слышала. Хвалят. Вот решила проверить. Сами понимаете. Я личность известная, медийная, так просто о своих пристрастиях заявить не могу. Приходится прятаться и лицемерить.
Дядюшка Георг: У нас вы можете чувствовать себя совершенно свободно. Никаких запретов, никаких границ. Будут удовлетворены ваши самые причудливые пожелания. Хотите денебца? Будет вам денебец? Хотите фреанца? Будет вам фреанец. А может хотите заолтанцу голову оторвать? Некоторых возбуждает. А вот у альфиан…
Корделия: Нет, у нас все по преданьям старины глубокой. Нам бы… Irien’a в компанию… Найдется такой? А то мы все вдвоем да вдвоем. Скучно стало. Разнообразия хочется. Правда, малыш?
Корделия выразительно смотрит на Мартина. Тот отвечает ей таким же взглядом. И похлопывает хлыстом по ладони.
Мартин: Очень хочется. Особенно всыпать кое-кому.
Дядюшка Георг: У нас огромный выбор. Я вам сейчас покажу. Есть свежие поступления.
На голоплатформе начинают возникать изображения Irien’ов всех мастей и модификаций. Блондины, брюнеты, рыжие, лысые, толстые, худые, высокие, низкие, мужчины, женщины, подростки. Эльфы и гоблины. В самом конце галереи мелькает изображение Кеши, но быстро исчезает.
Корделия: Стоп! Стоп! Почему так быстро? Вон тот, третий с конца. Смазливенький такой.
Дядюшка Георг: О, я восхищен вашей зоркостью и вашим вкусом. Этот самый свеженький. Всего три дня как доставили и уже пользуется неслыханным успехом.
Корделия: Его хотим.
Дядюшка Георг кажется смущенным.
Корделия: В чем дело? Уже вышел из строя?
Дядюшка Георг: Нет, ну что вы. Наши клиенты все очень приличные и деликатные люди, они ничего себе такого не возволяют. А мы очень бережно относимся к нашему персоналу. Тем более к такому, редкому. Этот экзепляр… понимаете ли, он такой единственный. Он Irien, но он… из этих.
Корделия: Из каких?
Дядюшка Георг с опаской косится на Мартина.
Дядюшка Георг: Из разумных. Но вы же… в курсе. У вас же…
И снова косится на Мартина. У того глаза на долю секунды вспыхивают красным. Дядюшка Георг отшатывается. Корделия изображет удивление.
Корделия: Разумный Irien? Да быть того не может. Разумными бывают только DEX’ы. Или Bond’ы. А фаллоимитатору на хрена мозг? У него предназначение другое. Разумный Irien… Ну вы, дядюшка, загнули.
Дядюшка Георг: Вот в том-то и дело, что таких, как он больше нет. Потому и спрос большой. И цена. И очередь. С разумным с ним как-то… поинтересней.
Корделия: Обалдеть как интересно. Так что? Он занят что ли? Даю двойную цену.
Дядюшка Георг (переминаясь и смущаясь): Не совсем так. Еще не занят. Дело в том, что нам пришлось устроить… аукцион. Ну заявок много, желающих много. И мы вот… решили дать возможность клиентам решить это затруднение самим.
Корделия: Ага, возможность помериться кошельками. Что ж, меня это устраивает. Где этот ваш аукцион?
Дядюшка Георг: Ну раз это вам подходит. Тогда я вас провожу.
Сцена четвертая.
Зал, предназначенный для стриптиза. Около шеста уставлена трибуна аукциониста. На мягких пуфах, в креслах, на подушках расположилось два десятка клиентов, судя по нарядам, обоего пола. Хотя под нарядом может обнаружится прямо противоположное. Ближе всего к помосту сидит бесформенный волосатый дядька в розовой пачке с блестками. На голове у него такая же розовая кокетливая шляпка. Корделия узнает в нем известного писателя – выразителя протестных настроений и властителя дум. Дядюшка Георг проводит Корделию с Мартином к свободным местам в глубине зала. Раскланивается и уходит.
На помосте появляется аукционист – худой подвижный экземпляр с зеленой мордой и в белых обтягивающих штанах.
Аукционит: Вижу, друзья, вы в нетерпении. Горите желанием, исходите потом и прочими телесными соками. Сейчас, сейчас начнем. Итак, сегодня у нас единственный лот. Зато какой! Потрясающий. Единственный и неповторимый! Достижение современной генетики и кибернетики. Разумный киборг линейки Irien. Последняя элитная модель. Irien-69! Может все. Умеет самое невероятное. Исполнит все ваши желание. И даже… с вами поговорит. И ответы не программные, а самые что ни на есть человеческие. Платите, господа, не пожалете. Платите и делайте с ним что хотите. На эту ночь он ваш!
Вспыхивает прожектор. В его луче на помосте появляется Кеша. Голый. Почти. На нем символическая набедренная повязка. Видимо, для сохранения интриги. Вид у Кеши понуро-обреченный. Хотя при попадании на него луча он старательно улыбается. И даже принимает кокетливую позу. Сложен Кеша, разумеется, безупречно. Выглядит невинно и сексуально одновременно. А глазки грустные-грустные. Когда он поворачивается к зрителям спиной, демонстрируя все свои достоинства, под лопаткой видны поджившие рубцы.
Мартин: По моему, он уже огреб.
Корделия: Его здесь еще на недельку оставить надо. Для закрепления урока.
Аукционист: Стартовая цена – 5 тысяч. Кто больше?
Выкрик слева: 5500.
Выкрик справа: 6000.
Выкрик из середины: 7500.
Дядька в розовой пачке: Десять!
Тишина. Дядька, приподнявшись, оглядывает аудиторию. Зрители пожимают плечами. Наконец кто-то решается. Какая-то пожилая дама в костюме Белоснежки.
Дама: Одинадцать.
Дядька: Одинадцать пятьсот.
Скрипучий старческий голос: Двенадцать.
Дядька: Двенадцать пятьсот.
Мартин: По моему, они его разводят, этого, в розовой пачке.
Корделия: Типа того.
Тринадцать никто не предлагает.
Аукционист: 12500 – раз, 12500 – два.
Кеша на помосте боязливо втягивает голову в плечи. Дядька в пачке явно ему знаком.
Корделия (негромко и небрежно): Пятнадцать.
Дядька в розовой пачке подпрыгивает и оглядывается, ища того, кто это произнес. Угрожающе сжимает кулаки. Корделия мило улыбается ярко накрашенными губами.
Дядька в пачке: Шестнадцать!
Корделия (не повышая голоса): Двадцать.
В зале царит тишина. Все наблюдают за поединком. Дядька мечется по залу. Его пачка с блестками шуршит. Он останавливается напротив Корделии.
Дядька: Двадцать… двадцать… двадцать сто!
Корделия (презрительно хмыкая): Двадцать пять.
Дядька падает в обморок. Корделия пожимает плечами.
Корделия: Какой-то жалкий четвертак за киборга… Смешная сумма для того, кто когда-то заплатил полмиллиона.
Аукционист ударяет молотком три раза. Торги окончены.
Аукционист: Уважаемая дама в черном. Лот – ваш.
Корделия кивает Мартину. Тот отстегивает от пояса длинную цепь с ошейником и идет к помосту. Кеша, вытянув шею, пытается разглядеть, кому он достался. По мере того, как Мартин подходит ближе, глаза Кеши становятся все больше и больше. Приблившись, Мартин показывает Кеше ошейник. Кеша сползает с помоста и понуро бредет к своему «хозяину». Мартин защелкивает у него на шее ошейник и наматывает цепь на руку. Кеша боязливо ежится. Весь зал наблюдает за происходящим с огромным интересом. Неожиданно дядька в розовой пачке приходит в себя.
Дядька: Нет, не отдам! Он мой!
Пытается кинутся с кулаками на Мартина. Мартин вытягивает руку и дядька упирается ему в ладонь лбом. Забавно буксует ногами и бодается. Корделия покидает свое место в углу и встает рядом с Мартином.
Мартин (обращаясь к Кеше): Хочешь к нему?
Кеша в ужасе мотает головой.
Корделия (ласково-издевательски): Быкуся, угомонись. Тебе с твоим весом вредны такие нагрузки.
Дядька в пачке: Ты… ты не понимаешь! Это… это мое вдохновение.
Корделия: Ну поищи его в другом месте. Водочки попей, на рыбалку съезди. Попробуй для разнообразия с женщиной. Некоторым помогает.
Дядька в пачке: Я… я всем про тебя расскажу. Про твои извращенные вкусы.
Корделия: Давай. Расскажи, что я сплю с киборгом. Нет, уже с двумя.
Сцена пятая
Комната для свиданий в отеле «У дядюшки Георга Пятого». Корделия со вздохом облегчения стягивает черный парик и снимает ботфорты. Кеша все еще в ошейнике. Мартин изучает намотанную на руку цепь как бы к чему-то примериваясь.
Мартин: Может все-таки всыпать ему для профилактики?
Корделия (устало): Да ладно, Мартин, он свое получил. Даже с избытком.
Мартин: А по моему, мало.
Кеша всхлипывает. На глазах выступают слезы.
Кеша: Я больше не буду.
Корделия: Не будет он… Что, приключений захотелось?
Кеша опускает голову и размазывает слезы по щекам.
Корделия : Один такой у меня уже добегался. Сначала всю ночь под дождем в лесу шарахался, потом под медвежьи станнеры попал.
Мартин: Зато поумнел. И этот тоже… поумнеет, может быть.
Дергает за цепь. Кеша еще громче всхлипывает.
Корделия: Отпусти этого поганца. Смотреть противно. Еще немного, и мне станет его жалко. За мои же деньги. И дай ему что-нибудь одеть. Подойдет мешок с прорезями для глаз.
Мартин снимает с Кеши ошейник, потом достает из сумки футболку и джинсы.
Корделия: Так, ладно, сейчас еще с Георгом надо договориться.
Берет трубку старинного по земной моде телефонного аппарата. Поворачивает золотой диск. Из трубки слышен голос дядюшки Георга.
Дядюшка Георг: Что прикажет моя уважаемая гостья? Прикажете подать шампанского?
Корделия: Яду мне! Яду! Топай сюда, дядюшка. И главбуха захвати.
Минуту спустя появляется Дядюшка Георг. С ним типичный бухгалтер, чем-то напоминает Сергея Петровича. Кеша уже оделся, а Мартин – переоделся, избавившись от военной формы. Оба в футболках и джинсах сидят рядышком на кровати. Дядюшка Георг не удивлен. И такие у клиентов бывают фантазии.
Корделия: Вот что, дядяшка, вот этого я забираю. Ты 25 штук получил? Могу накинуть еще пятерку.
Дядюшка Георг (видимо ожидавшись чего-то подобного): Но это как-то… неожиданно. Мы все-таки заплатили на него немалую сумму.
Корделия: Не гони. Он тебе по дешевке достался. Потому что краденый. А знаешь у кого его украли?
Дядюшка Георг (осторожно): У кого?
Корделия: А у моей мамы. С Аркадии. Она и зявление в полицию написала. Со справкой из ОЗК. Хочешь скандал за покупку разумного краденого киборга?
Дядюшка Георг: Я же не знал! Не знал, что он краденый! Нет, я не хочу скандал. И суда не хочу. И полиции.
Корделия: Вот и молодец. Умный. 25 штук хватит?
Дядюшка Георг: Хватит. Конечно, хватит. Это… очень щедро.
Корделия: Вот и замечательно. А теперь вызови нам аэротакси.
Сцена шестая.
Все трое на заднем сидении аэротакси. Настрадавшийся и нарыдавшийся Кеша спит, уткнувшись Корделии в плечо. Мартин, поглядывая на это безобразие, ревниво сопит.
Корделия: Да ладно, Мартин, он же не виноват что он Irien. К тому же, маленький и глупый.
Мартин: Я тоже маленький. Сама говорила.
Корделия: И глупый.
Мартин сердито отворачивается. Корделия обнимает его другой рукой и привлекает к себе как Кешу.
Корделия: Ну все, не злись. Ты у меня самый лучший. А Кешу я завтра с первым рейсом к маме отправлю.
Мартин: Обещаешь?
Корделия: Честное слово.