К вечеру, когда спала жара и бабка закончила причитать и плакать над ней, сжав плотно губы, Васька собралась к отцу Пантелеймону. Она хотела застать его дома, а не в церкви. Не дай бог, кто увидит ее, в храм входящую! Васька невесело усмехнулась, поминая бога. Она переодела вонючую блузку на простую ситцевую кофту. По дороге на отшиб села, который в народе назывался «Горло», так как здесь улица сужалась и вела к пустырю и к старому еще барскому пруду, она никого не встретила, кроме тощей козы Березиных. Коза проводила ее мутным взглядом, подергивая тощими боками, улепленными мухами. У Васьки снова подкатила рвота к горлу, но она сглотнула, вздохнула глубже и зашагала дальше.
Отец Пантелеймон был дома, он уже скинул плотную рясу и подрясник и, засунув жидкую бороденку за кушак, колол дрова. Увидев Ваську, он нахмурился. Батюшка еще помнил, как три года назад Васька ходила с бабкой в церковь. Стояла в уголке, скромница. Глазами не шныряла. Белый платок, юбка в пол. А теперь, дрянная девка, разъезжает с такими же срамницами по округе, в руках плакаты: «Долой, совесть! Прощай, стыд!»
Васька поздоровалась и остановилась у плетня.
— Чего нужно? — неласково спросил отец Пантелеймон, не прерывая своего занятия.
— Пришла я по секретному делу, — вполголоса сказала Васька и кивнула зачем-то вбок головой, словно показывая, откуда у секрета дорожка.
— В избу тогда пошли, — позвал священник, воткнув топор в колоду.
В избе было чисто, белено, выскоблено. Отец Пантелеймон жил один, схоронив лет пять назад жену. Священнику второй брак был не по чину, да и не стремился он ни к чему. Двое его сыновей подались в город, отца стыдились и на глаза не казались. Жил он один, суровый и немногословный. Всю жизнь его точила мысль, что когда-нибудь придет его время. И жалел он, что прошляпил самый важный момент, когда все как тараканы бежали из страны, кто куда. Нет же, проклятая дура Марья Трофимовна, брюхатая третьим ребенком, которого вскоре и выкинула, вцепилась в него клешнями и голосила. Пришлось отъезд отложить, да и не случилось потом. Живя, как сказочный Кащей, чахнущий над златом, отец Пантелеймон ни на секунду не забывал о кладе, думая о том, как он мог бы пристроить свои деньжищи. Тысяча разных вариантов посещали его вечерами, роились в его мозгу, едва не сведя с ума. Потом, уже году к 1920-му, священник осознал, что упустил время безвозвратно. И жив был теперь одной злорадной мыслью, что является владетелем сокровища, никому не известного и от всех спрятанного. И если обижал кто священника неуважением или презрительно говорил о нем, как о служителе культа, что стало модно и почетно, отец Пантелеймон гордо выпрямлял свою старческую спину и сверкал очами. Никто не знал, что в этот момент проносилось в его голове одна и та же мысль: «Захочу я — всю вашу братию с потрохами куплю и в рабство обращу». А вид его гордый и своенравный наводил всех на мысль о том, как крепок в своей вере Пантелеймон, не сгибают его невзгоды.
Помнили еще люди и пожар, в котором получил он страшные ожоги, спасая иконы и другую утварь, вытаскивая очумевших служек из горящего храма. Помнили его подвиг и гордились батюшкой, не зная о том, что у каждой монеты есть аверс и реверс, а за спиной любого из нас стоит и ангел и бес.
Васька, вошедшая в скромную и чистую избу священника, благоговейно застыла у входа, пока он не пригласил ее сесть на лавку. Простые темные образа повсюду, тканые половички и застиранная скатерть — вот и все богатство отца Пантелеймона, которое он являл миру.
Путаясь и стесняясь своей миссии, боясь быть неправильно понятой, Васька рассказала о том, что на завтра планируется обыск и изъятие церковных ценностей. Отец хмуро слушал ее, не перебивая. В голове его бешено крутилась другая мысль.
— Кто прислал тебя? — спросил он неожиданно грозно и даже схватил ее за плечо сильными костлявыми пальцами, крученными артритом.
— Никто, батюшка, — испуганно сказала Васька. — Председатель просил тебя добровольно все выдать. Я вот подумала, что не выдашь же… И не хочу я, чтоб ты … вы пострадали.
— Иди домой, — махнул рукой на нее отец Пантелеймон, — жди вечером. Понадобишься.
Васька попятилась, едва не задев головой притолоку, выскочила из избы священника и направилась прямиком к себе домой, напуганная, но довольная уж тем, что справилась с поручением.
0
0