11. Интерьер. Комната Золотова
Золотов, попугай
Попугай сидит в клетке и с удовольствием клюёт зернышки.
Золотов высыпает последний совок с мусором в ведро, разгибается.
Золотов:
— Ну всё, теперь — полчаса полного покоя… (Слышит телефонный звонок, раздраженно): Ну, кто ещё там? (Берёт трубку) Золотов слушает!
Голос сестрёнки Риты:
— Привет, Золотов!
Золотов:
— Ну, здорово. Чего надо?
Голос Риты:
— А чего так грубо?
Золотов:
— Устал, извини. Давай по-быстрому.
Голос Риты:
— Ну, если по-быстрому, то надо две тыщи.
Золотов:
— Однако, два двадцать пять за котлеты! Надеюсь, не долларов?
Голос Риты:
— Не отказалась бы, но возьму рублями. Очень срочно.
Золотов:
— А зачем, позволь узнать?
Голос Риты:
— На вино и на баб! Ладно, шучу, со стоматологом расплатиться.
Золотов:
— Ладно, если не врешь, заскакивай, выручу. Я дома ещё часа три, потом — работа.
Голос Риты:
— Нет, сейчас не получится. Давай завтра, с утреца.
Золотов:
— Ладно, созвонимся. Предки как?
Голос Риты:
— Норм. Ну всё, аста ля виста, бэби.
Кладёт трубку.
Золотов:
— Завтра — так завтра… А теперь — в койку.
Падает на диван.
12. Интерьер. Кабинет директора кладбища.
Директор кладбища Землица, отец Иннокентий, отец Борис. Сыч и Бамбула
Землица и отец Борис устраивают старенького отца Иннокентия на диванчике.
Землица:
— Вот так, батюшка, вот так. Так вам удобно будет, полежите, отдохните… (Борису): Надо бы такси вызвать…
Отец Борис (тихо, Землице):
— Рано. Наш отец Иннокентий — боец закалённый, отлежится полчасика — потом ещё нас с тобой перепьёт.
Отец Иннокентий:
— Ибо чадолюбие, дети мои…
Мгновенно засыпает. Отец Борис и Землица возвращаются к столу, накрытому дорого, но из покупного: всякие нарезки, салаты в коробках, икра в банках. Доминирует спиртное: водка, коньяк, виски. Землица наливает себе и священнику.
Землица:
— Так, ножки обмыли, ручки обмыли, головку…
Борис:
— За сердце давай, оно есть средоточие…
Его прерывает скрип двери и появление на пороге Сыча и Бамбулы.
Сыч:
— Здоров, Землица. О, святой отец, и вам здрасьте. По какому поводу гуляем?
Землица:
— У отца Иннокентия (показывает на спящего) внучок народился, третий. Утром из Саратова телеграмму получили.
Сыч:
— Внучок — это хорошо… А тебе, Землица, Валерий Владимирович привет передает и интересуется — как живётся, как работается, какие проблемы?
Землица:
— Спасибо, живётся-работается хорошо, проблем никаких… Может, к столу?
Сыч оглядывает стол, остается увиденным доволен.
Сыч:
— Что ж, можно и к столу… Только сначала скажи мне, Землица, Валерию Владимировичу что передать?
Землица:
— Ну это… горячий привет, пожелания крепкого здоровья и успехов в труде, а также искреннюю благодарность за заботу…
Сыч (угрожающе):
— И все, что ли? Не понял!
Землица (стучит себя по лбу):
— А да, конечно, извините, выпил, не сразу сообразил… (Суетливо лезет в тумбочку, достает толстый конверт, вручает Сычу). Вот, тут как договаривались…
Сыч:
— Угу. (Отвернувшись от отца Бориса, пересчитывает деньги, передает конверт Бамбуле) Вот теперь можешь наливать. Мне вискаря.
Землица (Бамбуле):
— А вам?
Сыч:
— А он за рулем. (Бамбуле) Значит, бабло отвезешь Бубну, за мной заедешь… (окидывает взглядом стол) заедешь часика через два… Да и вот…
Кидает в коробку с салатом несколько кусков колбасы, протягивает Бамбуле, потом вручает нераспечатанную бутылку коньяка.
Сыч:
— Поешь там где-нибудь, а бухнешь дома. Понял? Иди. (Бамбула выходит). Ну чо, ребята, за внучка!
13. Интерьер. Проходная общежития имени Веры Засулич
Климент Ефремович, Жанна-Жанетта, прочие обитательницы общежития.
За стеклянной перегородкой, в каморке вахтёра, тихо дремлет Климент Ефремович. Перед ним на столе — недопитый чай в стакане с подстаканником, раскрытая книга обложкой вверх. Перед каморкой на цыпочках появляется Жанна. Она облачена в чёрный балахон и чёрный колпак, с шеи свисают несколько ниток крупных бус, лицо размалевано чёрным и красным, в руке — метла.
Жанна (шепотом):
— Климент Ефремович…
Климент в ответ лишь похрапывает.
Жанна (чуть громче):
— Климент Ефремович!
Климент (бормочет во сне):
— Не положено… Согласно инструкции Совета народных комиссаров от ноль второго ноль пятого…
Жанна (поворачивается к лестнице):
— Девки, дрыхнет! Вперёд!
Мимо вахтерской будки почти беззвучно проносятся чёрные женские фигуры в колпаках и при мётлах.
14. Натура. Улица возле кладбища. Ночь
Фонарь, Лимон
Фонарь (в мобильный):
— Ну, супер! Поцелуки-поцелуки! Уже летим (Лимону). Ну всё! Верунчик ждёт, и подружаха при ней, прикинь!
Лимон:
— Ну и чо стоим? Кого ждём? Я тачку ловлю!
Выходит на проезжую часть пустынной улицы.
Фонарь:
— Фигли тачку? Тут напрямую — пятьсот метров, не больше.
Лимон:
— Через кладбище, что ли?
Фонарь:
— А чо, стрёмно?
Лимон:
— Не, ну… нам же ещё бухлом затариться надо, и закусью. К девушкам пустыми являться — некруто!
Фонарь:
— Так у Верунчика и затаримся, у неё внизу круглосуточный.
Лимон:
— А если там «Клинского» не завезли?
Фонарь:
— Ха, очкуешь, Жёлтый?
Лимон:
— Кто, я?! Да сам ты, блин, трусохвост позорный!.. Ладно, погнали!
Рысью мчатся к кладбищу.
15. Натура. Кладбище. Полянка. Ночь
Заполошная, двенадцать «ведьм» из общаги. Кот
На пространстве, относительно свободном от могил, горит костёр. Вокруг костра стоят двенадцать «ведьм», облачённых в чёрные тряпки всех мыслимых фасонов. На головах — чёрные колпаки, мешки, шляпки. У каждой в руке — метла. На размалёванных лицах сверкают шалые глаза. На небольшом возвышении стоит Маргарита Заполошная. Её ведьминский наряд исполнен куда более профессионально — и вполне тянет на карнавальный костюм. Голову украшает немыслимый тройной колпак, фосфоресцирующий в сумраке летней ночи. Перед ней — поставленный «на попа» чёрный ящик, на нём — корзина, прикрытая чёрной тканью. «Ведьмы» пускают по кругу (против солнца) плетёную бутыль, каждая делает по три глотка. Последняя с поклоном передает бутыль Заполошной. Та окидывает свой «шабаш» властным взором.
Заполошная:
— Все пили?
Первая ведьма:
— Все, матушка…
Заполошная:
— Теперь возжигайте факела!
Одна из ведьм обходит круг, раздавая собравшимся палки, обмотанные паклей. По отмашке Заполошной «ведьмы» дружно опускают палки в костёр, поднимают. В этой позе они кажутся копиями статуи Свободы.
Заполошная:
— Теперь гимн! Слова выучили?
Ведьмы дружно кивают.
Заполошная (поет гнусаво и немузыкально):
— Кумара них-них запалам,
— Бада эшхоно, лаваса, шиббода кумара.
Взмахивает рукой, как капельмейстер. Ведьмы подхватывают.
Ведьмы (хором):
— А-а-а!
— О-о-о!
— И-и-и!
Заполошная:
— Ла-ла, соб, ли-ли.
— Соб, лу-лу, соб, жун-жан…
Ведьмы (хором):
— Э-э-э!
— У-у–у!
— Ы-ы-ы!
Заполошная резко опускает руки. Ведьмы замолкают.
Заполошная:
— Теперь, сёстры, воззовём к возлюбленному отцу нашему и повелителю!… Приди, мессир!
Ведьмы (хором):
— Приди, мессир!
Заполошная:
— Приди, мессир!
Ведьмы (хором):
— Приди, мессир!
Заполошная:
— Приди, мессир!!!
Ведьмы (хором):
— Приди, мессир!!!
Заполошная сдергивает тряпку с корзины и извлекает оттуда того самого кота, что так досаждал Золотову. Кот с ленивым любопытством оглядывает собрание.
Первая ведьма:
— Ой, киса…
Вторая:
— Лапушка… Кис-кис-кис…
Третья:
— А обещали, что козёл будет. Чёрный.
Четвёртая:
— Ага! Где козёл?
Заполошная (властно):
— Тихо, бабы!.. Где ж я вам козла найду… в хорошем смысле слова… Так, замолчали все! Построились!
Ведьмы замолкают, выравнивают круг.
Заполошная:
— Значит, так! Теперь все по очереди подходят к мессиру и целуют… в морду!
Первая ведьма:
— Вот ещё! А вдруг блохастый?
Вторая:
— Заглохни, Тонька, делай, что матушка велит…
Третья:
— Хорошо ещё, что не в зад…
Начинают медленно подходить к коту.
Заполошная:
— О, мессир, в эту великую ночь дозволь нам, служанкам и рабыням твоим…
Первая ведьма склоняется над котом. Раздается шипение, визг. Кот соскакивает с рук Заполошной и удирает во тьму.
Первая ведьма:
— Ох, гад! Как цапнул!
Вторая:
— Утёк, сволочь!
Третья, за ней остальные:
— Держи мессира! Лови мессира! Киса, киса…
Заполошная:
— Спокойно, сёстры! Трое налево, трое направо, остальные — за ним!… И без мессира не вовращайтесь!
Ведьмы с мётлами и факелами разбегаются в разные стороны.
0
0